ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Бен не солгал. Ему очень нравилось наблюдать за тем, как Эмили ухаживает за цветами. В эти моменты ее лицо светилось каким-то особым светом и было так же красиво, как самая прекрасная и нежная роза в ее саду. Неужели когда-то она казалось ему самой заурядной, обыкновенной девушкой? Он видел накануне вечером глаза Эмили, когда сказал, что она очень красива. Ему хотелось снова и снова видеть этот свет и надежду в ее глазах, но…

Это больше не повторится.

Гуляя в саду Дженни Бутчарт, Бен и Эмили узнали, что она вырастила его на месте известнякового карьера, принадлежавшего ее мужу-бизнесмену. Дженни завезла и засыпала в выработанный карьер тонны плодородной земли, купив ее у фермеров, и разбила сад. На месте огорода теперь розарий, у дома, со стороны моря, она разбила японский садик, на бывшем теннисном корте поражал точностью геометрии итальянский сад.

Эмили и Бен пообедали на веранде небольшого старомодного ресторанчика. Когда подали чай, Эмили продолжала вслух читать рассказ о том, как муж Дженни всячески поощрял ее и помогал ей. Он очень гордился ее достижениями и сам полюбил цветы. Мистер Бутчарт стал разводить декоративных птиц, которые заселили сад Дженни. По большой лужайке перед домом вскоре горделиво расхаживали павлины; в домике, заросшем бегониями, обитали голуби; в главном доме жил большой говорящий попугай. Бен с интересом наблюдал за Эмили, а она, отложив в сторону брошюру, устремила восхищенный взгляд на живописный пейзаж.

— Завидуешь? — спросил Бен.

— Есть немного, — призналась она.

— Я, конечно, не могу соперничать с мистером Бутчартом, но у меня есть терраса. Она большая и абсолютно пустая.

— Но…

— Да, я помню. Ты когда-то предложила разбить там садик, я не захотел. Я не могу ухаживать за ним, но ведь теперь это и твой дом…

— Временный, — напомнила Эмили.

— Ты можешь сажать растения в горшки и ящики. А потом заберешь их с собой.

Он был уверен, что Эмили обрадуется. В конце концов, это была ее идея — превратить его террасу в сад. Она предложила это еще полтора года назад, когда Бен купил многоквартирный дом и обустраивал свой пентхаус. Он увидел, что у Эмили задрожали губы, а на глаза навернулись слезы.

— Что случилось? Что я сказал не так? — стал допытываться Бен. — Я был уверен, что ты обрадуешься.

— Я обрадовалась. Это от радости. Я с удовольствием разобью сад на твоей террасе. Может, ты полюбишь его и не захочешь, чтобы я забрала его с собой.

Бен покачал головой.

— Я не смогу ухаживать за ним. Меня подолгу не бывает дома. Да и домом-то это нельзя назвать, просто место, где я могу повесить плащ. Бесконечные командировки… Да ты сама знаешь! А когда я в городе…

— …тебя все равно не бывает дома.

— Да, так было. Но теперь я женатый человек, и все будет по-другому. Я не собираюсь вести двойную жизнь, Эмили. Я намереваюсь быть верным мужем. Во всяком случае, пока мы вместе. — Бен накрыл ее руку своей.

Эмили молча кивнула. Бен не мог понять ее реакции. Казалось, все ее внимание сосредоточено на ячменной лепешке с заварным кремом, лежащей на тарелке. Или ей было все равно, или она не поверила ему. Бен не знал, что еще сказать, поэтому вернулся к более безопасной теме цветов. Они обсудили, какие цветы лучше посадить на террасе и какие из них наиболее приспособлены к туманному климату Сан-Франциско.

В отель вернулись тем же путем — сначала на пароме, затем катером до отеля. В главном корпусе Бен отошел, чтобы договориться о прогулке, во время которой можно понаблюдать за китами, а Эмили поспешила справиться у портье о корреспонденции. Ответив, что на их имя ничего не поступало, портье осведомился, всем ли они довольны.

— Я точно помню, что зарезервировала коттедж с двумя спальнями, — сказала Эмили. — Не знаю, как так получилось, но…

— Но ведь это ваш муж изменил заказ, — ответил портье, сверившись с регистрационной книгой.

— Что?

— Он позвонил и попросил изменить заказ. Мы пошли ему навстречу, поскольку он сказал, что вы молодожены.

Эмили не верила своим ушам.

— Он так и сказал?

— Да. Кстати, примите поздравления.

— Спасибо. — Эмили была в полном смятении. Зачем Бен это сделал? Как он мог так поступить?

Пока они шли к своему коттеджу по дорожке, освещаемой старинными газовыми фонарями, Бен рассказывал о предстоящей им завтра морской прогулке, но Эмили едва ли слышала его.

Она сразу же направилась в спальню, чтобы взять свои вещи, одеяло и подушку, поскольку была очередь Бена спать в кровати. Ей бросилось в глаза, что горничная разобрала на ночь постель, а на тумбочку поставила вазочку с шоколадными конфетами. Эмили, несмотря на всю свою решительность, не смогла подавить тоскливого вздоха. Если бы они с Беном были женаты по-настоящему, они бы сейчас предавались любви на этой кровати, кормили друг друга конфетами, а потом слизывали шоколад с губ и тел друг друга…

Она вернулась в гостиную в обнимку с одеялом и подушкой. И на пороге натолкнулась на Бена.

— Хватит всей этой ерунды! — Бен крепко сжал ее плечи.

— Бен, мы же решили…

— Это ты решила, — оборвал он ее.

— У нас не возникло бы этой проблемы, если бы…

— Эмили, будь благоразумна. В этой огромной кровати нам обоим хватит места.

— Ты так думаешь? Думаешь, нам стоит спать вместе? — скептически спросила Эмили. — Ты поэтому изменил мой заказ? Поэтому попросил одну спальню вместо двух? — Она была ужасно сердита и чувствовала, что из ее глаз вот-вот посыплются искры.

Вместо отрицания или раскаяния Бен усмехнулся.

— Ну и что? Мы женаты? Женаты. Мы молодожены? Молодожены. Так в чем же дело?

— Не по-настоящему!

— Так давай сделаем наш брак настоящим.

Его глаза подернулись страстью, в них читался призыв. Эмили не могла ни говорить, ни дышать. Одеяло, подушка и ночная рубашка вывалились из ее безвольных рук и упали на пол.

— Бен, я не думаю…

— Эмили, скажи, глядя мне прямо в глаза, что не хочешь заняться со мной любовью. — Бен взял ее за подбородок, приподнял голову, заставив смотреть в его полыхающие страстью глаза. — Скажи, что не хочешь разделить со мной эту постель. Не хочешь, чтобы я целовал тебя здесь… — тыльной стороной ладони он ласкающим жестом прошелся по ее подбородку, шее и ложбинке между грудями, — и здесь… — большими пальцами он стал рисовать на ее груди концентрические круги, которые наконец сошлись на ее напрягшихся сосках.

У Эмили перехватило дыхание. Если бы она могла говорить, она бы взмолилась, чтобы он прекратил эту сладостную пытку. Если бы она могла говорить, она бы ответила «нет» на все его вопросы. Нет, нет и нет! Но она не могла говорить, дрожа в его руках как осиновый лист. Еще никогда и ничего ей не хотелось с такой силой, как заняться с Беном любовью, позволить ему целовать ее во всех тех местах, о которых он говорил.

Но ясно, что случится потом. Он окончательно разочаруется в ней, узнав, что она девственница. Вряд ли ей удастся скрыть свою неопытность от столь искушенного в любовных делах мужчины, как Бен. Но даже если бы и удалось, куда приведут их такие отношения? Через несколько дней они вернутся в Сан-Франциско и, хотя будут жить под одной крышей, снова станут боссом и наемной работницей.

Но другого шанса у нее не будет. Так пусть останутся хотя бы воспоминания. Больше всего Эмили хотелось сказать «да». Да! Сбросить на пол одежду, увидеть Бена во всем великолепии наготы, позволить ему показать физическую сторону любви… Если бы только…

— Нет.

Это было самое трудное решение в жизни Эмили. Самое трудное слово, которое ей когда-либо приходилось произносить. Она отпрянула от Бена и бросилась в ванную. Оставаться в спальне, где воздух сгустился и источал аромат желания и страсти, похожий на благоухание тысячи нарциссов, было выше ее сил.

Приняв душ, Эмили вернулась в гостиную. Она старалась не прислушиваться к звукам, доносившимся из ванной, но не могла. Вот Бен включил душ… Вода текла долго, очень долго. Вот он вышел из ванной. Эмили увидела, как погас свет и коттедж погрузился в темноту. Сиротливо скорчившись под своим одеялом у холодного камина, она представляла обнаженного Бена на белоснежных простынях.

Ей некого винить, кроме себя. Не надо было выходить на Бена замуж. Она была вполне счастлива рядом с ним в качестве его личного помощника. А теперь? Каждый день — это борьба с собой, со своими чувствами и желаниями.

Эмили перебралась с пола на сдвинутые стулья. Бесполезно. Все тело ныло то ли от неудобной позы, то ли от неудовлетворенного желания, зажженного прикосновениями Бена. Она перебралась в кресло, включила настольную лампу и схватила иллюстрированный альбом «Птицы штата Вашингтон». Он оказался эффективным снотворным — Эмили уснула на второй странице.

Такой ее и обнаружил Бен наутро — свернувшейся калачиком в кресле, с волосами, подсвеченными лампой, и книгой, прижатой к груди. У него защемило сердце. Она такая упрямая, такая… черт возьми, такая желанная!

Тяжело вздохнув, Бен поднял ее на руки и понес в спальню. Эмили что-то пробормотала во сне и уютно устроилась у него в руках. Она была такая теплая, такая податливая во сне, что ему стоило немалых усилий, чтобы не лечь в кровать рядом с ней. Он бережно уложил ее на свое место, затем решительно переоделся в шорты и футболку и выскочил из коттеджа на утреннюю пробежку. Наверное, он единственный новобрачный, утоляющий свою страсть с помощью бега и холодного душа. Все остальные занимаются в постелях любовью со своими женами до полного изнеможения. Но он пытался. Видит Бог, он сделал все, что мог. Или почти все.

Когда Бен вернулся с пробежки, Эмили была уже полностью одета. Для прогулки она выбрала облегающие брюки и футболку, а рукава свитера завязала на талии. Бен снова удивился, как же за эти три года он не удосужился заметить, сколь совершенна ее маленькая фигурка.

Интересно, как бы она повела себя, если бы посреди заседания совета директоров он подошел к ней, поцеловал и пригласил на свидание? Но он опоздал. Эмили не хочет иметь с ним ничего общего, просто, как всегда, добросовестно выполняет условия их сделки.

Они не произнесли ни слова. Бен стоял в дверном проеме и пристально смотрел на нее.

Когда их взгляды встретились, у Эмили перехватило дыхание. Молчание стало осязаемым, как натянутая струна.

— Как я очутилась в постели?

— Я отнес тебя туда.

— А я даже не почувствовала. Почему ты не разбудил меня?

— Ты так безмятежно спала, что я не смог. Кроме того…

— Разве мы не едем смотреть на китов? — Эмили поспешно перевела разговор на более безопасную тему.

— Едем. Я попросил подготовить все для пикника, поскольку мы будем отсутствовать весь день. А еще хотелось бы взобраться на пик Конституции. Составишь компанию?

— Конечно. Все что пожелаешь, — любезно ответила Эмили. — Ведь это твой медовый месяц.

— Между прочим, твой тоже, — заметил Бен.

И он скоро закончится, так и не начавшись. Осталось всего пять дней. Хватит ли у нее сил не потерять голову, сберечь свое сердце и свою невинность? А стоит ли?


Эмили пережила этот день без потерь. И следующий, и еще один день тоже. Самыми тяжелыми были ночи. Ночь за ночью ее выдержка подвергалась мучительным испытаниям. Бен настоял на том, чтобы она спала в кровати, и Эмили уступила ему. Но что касается всего остального, она была тверда в своей решимости. И неважно, что она часто чувствовала на себе его тяжелый взгляд. Бену явно что-то было нужно от нее, только она не могла понять что. Секс? Но она никогда не была сексапильной.

Настала их последняя ночь на острове. Завтра они вернутся в Сан-Франциско, и все встанет на свои места. Эмили горько поздравила себя с тем, что вышла из недельного испытания победительницей, не выставив себя дурой перед Беном. Он даже не представляет, что она испытывает к нему. Если бы узнал, то наверняка пожалел бы ее, может, даже предложил бы заняться любовью из благотворительности.


Эмили шла из кухни со стаканом сока в руках и налетела на Бена, выходящего из ванной. Он был лишь в полотенце, обернутом вокруг бедер, а в руках держал бритвенный набор. От него восхитительно пахло шампунем и чистотой.

От неожиданности Эмили выронила стакан, и сок расплескался по ковру, а с Бена упало полотенце. Эмили наклонилась за стаканом, Бен — за полотенцем. Встретившись с ним взглядом, она увидела, что в его глазах пляшут черти. Видимо, вся эта ситуация доставляла ему большое удовольствие. Жаркая волна окатила Эмили, когда ее взгляд упал на очень убедительный символ его мужественности. Сгорая от неловкости, она пыталась отвести глаза… и не могла.

— Извини, Эмили, — спокойно произнес Бен, оборачивая полотенце вокруг бедер.

Эмили пожала плечами, стараясь, чтобы это выглядело как можно непринужденнее, и ответила ему его же словами, которые он бросил ей в первый день медового месяца:

— Не волнуйся. Я не увидела ничего такого, чего бы не видела раньше. — Но пылающее лицо и дрожащий голос опровергали ее слова.

— Неужели? — Бен уперся руками о косяк, не давая Эмили улизнуть в спальню. — И какое место я занимаю в твоем рейтинге?

Эмили закусила губу. Бен дразнит ее, она чувствовала это по его голосу, видела по насмешливому изгибу чувственных губ. И вдруг на ее глазах вскипели слезы. Она и сама не поняла отчего.

— Что случилось? Что такого я сказал, что ты расплакалась? — Бен встревоженно нахмурился.

— Н-ничего. Просто я не в настроении. С ужасом думаю о работе, накопившейся за время нашего отсутствия. — Эмили похвалила себя за находчивость.

— Ну хорошо, не хочешь говорить, какое место я занимаю в рейтинге твоих мужчин, скажи тогда, какое место занимает наша поездка в рейтинге твоих отпусков?

— Это был чудесный отпуск. Природа, еда, развлечения — все-все было просто великолепно.

— А компания? — спросил Бен, выжидательно наклонив голову и глядя Эмили прямо в глаза.

— Компания тоже была неплохой.

— Тебе не жалко уезжать? — настойчиво продолжал Бен расспрашивать.

Жалко? Жалко ли ей вернуться в реальную жизнь, где в его огромном пентхаусе у нее будут отдельная спальня и отдельная ванная и где вероятность наткнуться на почти обнаженного Бена равна практически нулю? Где ему не придется укладывать ее в кровать и случайно касаться при каждом движении? Или врываться в ванную под каким-нибудь малоубедительным предлогом? Жалко ли ей возвращаться в офис, где они снова будут боссом и служащей? Да! Да! Да!

— Нет, не жалко, — небрежно ответила Эмили. — А тебе?

— А мне — да. Жаль уезжать, не сделав всего, что наметил.

— Бен, ты взобрался на пик Конституции, наблюдал за брачными поединками китов и тюленями, греющимися на скалах, вдоволь наелся лобстеров и устриц, ходил под парусом… Чего же тебе еще хотелось? — Как только этот вопрос сорвался с ее губ, она поняла, что задавать его не следовало.

— А как ты думаешь, Эмили, чего мне хотелось больше всего на протяжении этой недели?

Даже если бы ей не был понятен подтекст вопроса, тяжелый, жаркий взгляд его темных глаз не оставлял сомнений. В их глубине плескалась раскаленная добела лава. Ей стоило попридержать язык и не задавать столь провокационный вопрос, особенно если все пути к отступлению отрезаны. Бен наклонил голову и замер в сантиметре от ее губ. Она почувствовала теплое дыхание с едва уловимым запахом кофе, представила, как его язык вторгается в ее рот, сплетается с ее языком в призыве разделить любовную игру.

Эмили не могла говорить, не могла дышать. Она томительно ожидала его поцелуя. Но к такому поцелую она оказалась не готова. Не готова к его неистовой страстности и глубине. Эмили никогда не думала, что в поцелуе можно испытать чувство полной принадлежности другому человеку. Его губы творили чудеса, они дарили и порабощали… Эмили смутно заметила, что Бен бросил на пол свой бритвенный набор, чтобы освободить руки, а полотенце снова развязалось и упало на пол. Его руки гладили ее спину, затем спустились и легли на ягодицы. Резким движением он прижал Эмили еще крепче, и она почувствовала, как его восставшая, пульсирующая плоть упирается ей в живот.

Сейчас их разделял только крохотный лоскут тонкого шелка. Коротенькая ночная рубашка была ее последним оборонительным рубежом. Стоит ему пасть, и она погибнет. Если это случится между ними, обратного пути не будет. Ни гордость, ни здравый смысл не заставят Эмили в конце года спокойно уйти из жизни Бена. Значит, она должна бежать с поля боя, пока не стало слишком поздно.

Она высвободилась из его объятий и отступила назад. Шаг, еще шаг… Наконец Бен сообразил, что все закончилось. Его лицо превратилось в непроницаемую маску.

— Спокойной ночи, Эмили, — произнес он. Она уловила нотку горечи в его голосе. А может, это было просто разочарование? Или уязвленное мужское самолюбие?

Не в силах вымолвить даже ответное пожелание, Эмили закрыла дверь спальни.


Когда на следующий день они вернулись в Сан-Франциско, то обнаружили, что семья Бена все еще гостит в его апартаментах. Бен с трудом смог скрыть огорчение и разочарование. Он мечтал разделить возвращение домой с Эмили, и только с ней. Ему было очень важно, чтобы она почувствовала себя здесь дома. Но его квартира была полна людей, музыки и смеха, пропитана ароматом экзотических восточных специй. Бен даже не успел достать из кармана ключи, как дверь распахнулась и старый шейх крепко обнял и расцеловал их прямо на пороге.

Он объяснил им, что семья намеревалась улететь домой еще накануне, но их самолет задержался, поэтому они улетят завтра. Дяди, тети, племянники и племянницы приносили свои извинения и выражали надежду, что не очень помешают новобрачным.

Бен видел на лице Эмили улыбку и слышал ее заверения в том, что они очень рады застать всю семью в сборе, но понимал, что улыбка эта вынужденная. Она погасла окончательно, когда Эмили увидела, что ее спальня оккупирована тремя кузинами Бена. А главное, Бен ничего не мог поделать — это был тот редкий случай, когда ситуация вышла из-под его контроля. Не мог же он настаивать, чтобы освободили спальню его жены, поскольку они не спят вместе.

Он решил успокоить Эмили и сказать, что ей ничего не грозит. Она многократно давала ему понять, что не хочет спать с ним, и он не будет настаивать. Бен наблюдал, как отец заносит чемодан Эмили в его спальню и ставит рядом с чемоданом Бена.

Эмили не сердилась, у нее на это просто не было сил. Ей хотелось уединиться в спальне, упасть на кровать и беспробудно проспать неделю. Но этого нельзя себе позволить, особенно когда семья Бена так неподдельно рада их видеть, так заботлива и приветлива с ней, Эмили. Мать Бена на кухне собственноручно готовила для молодоженов ягненка в виноградных листьях и настоящую халву. Эмили бесцельно побродила по квартире, но спрятаться было негде. Наконец она забрела на кухню и предложила свою помощь, но мать Бена отправила ее отдыхать.

Обед был шумным и веселым. В другой ситуации Эмили получила бы удовольствие оттого, что двенадцать человек, любящих друг друга, собрались за семейным столом. Слышалась арабская и английская речь, каждый старался вовлечь Эмили в разговор, чтобы она почувствовала себя членом семьи. От этого ей становилось только хуже. Что скажут все эти чудесные люди, когда Бен объявит им о разводе?

В конце концов Эмили не выдержала и, извинившись, улизнула в спальню. Она стояла у окна, наблюдая, как сумерки окутывают Сан-Франциско, когда в спальню вошел Бен и запер дверь.

— Извини, Эмили, — тихо попросил он. — Я даже подумать не мог, что они все еще здесь. Если бы мог, я бы лег на кушетке, но…

— Но ты не можешь, я понимаю. Твои родители сразу заподозрят неладное. Я вижу, твоя женитьба очень много значит для них. И мне жаль, что… — Ей было жаль, что их брак ненастоящий; что Бен не нашел женщину, которую полюбил бы, захотел иметь от нее детей и вместе состариться.

— Чего тебе жаль?

— Неважно. В любом случае это всего лишь на одну ночь.

— Да, завтра они улетят домой.

— Все нормально, Бен, — заверила его Эмили, садясь на край огромной кровати и сбрасывая туфли. — Твоя кровать очень большая, и места хватит нам обоим.

Бен никак не отреагировал на ее слова — то ли был слишком удивлен, то ли ему было абсолютно все равно. Эмили вспомнила их перелет в Сан-Франциско. Они промолчали всю дорогу, погруженные каждый в свои мысли. Эмили казалось, что Бен сердится на нее за прошлую ночь и жалеет, что вообще с ней связался. Ему не понять, почему в их взаимоотношениях она делает шаг ему навстречу, а потом поспешно отступает на два. Она и сама себя с трудом понимала.

Выйдя из прекрасно оборудованной ванной комнаты, пропитанной запахами Бена — его мылом, его кремом для бритья, его лосьоном, Эмили увидела, что он уже лег. Простыня прикрывала его до пояса, и Эмили с замиранием сердца уставилась на его обнаженную грудь. Все благие намерения разбились вдребезги.

Эмили вспомнила, как восхитительно было прикасаться к темным завиткам волос на его груди, какие они шелковистые на ощупь…

Она быстро потушила свет, легла на краешек кровати и зажмурила глаза. За дверью слышались шаги и приглушенные голоса. Эмили догадывалась, о чем они шепчутся, пусть даже на непонятном ей языке:

— Тебе не кажется, что она выглядит уставшей? Как ты думаешь, она уже беременна?

— Тсс, они могут услышать.

— Она так не похожа на всех его женщин…

— Ахмед, а что, если он не полюбит ее?

— Полюбит, Фарида, обязательно полюбит.

Никогда он меня не полюбит! По щеке Эмили скатилась непрошеная слеза. Потом еще одна. И еще.

— Эмили? — раздался в темноте глубокий, чуть хрипловатый голос Бена. — Ты плачешь?

Загрузка...