Занимательная медицина. Развитие российского врачевания

Глава II. Очень необходимые правительственные указы и разного рода распоряжения

1761 год ознаменовался тем, что в нем, аккурат точно весною, почти уже на самом излете всего царствования императрицы Елизаветы Петровны, были обнародованы указы, в силу которых всем учащимся, окончившим когда-либо лекарские школы, – разрешалось продолжать свое дальнейшее образование за рубежами российской родины, то есть, – уже за ее государственными границами.

Лучшие среди выпускников отправлялись туда на казенный счет, но, при желании и более или менее подходящей материальной возможности, этим правом могли воспользоваться также и так называемые своекоштные, то есть, те у кого имелось достаточно своих, собственных средств.

Обнародованные указы оказались последними добрыми делами, воплощенными в жизнь энергией Президента всей Медицинской канцелярии Павла Захаровича Кондоиди, который очень заботился о развитии всей отечественной медицины.

К сожалению, сам Павел Захарович так и не дожил даже до всенародного опубликования этих важнейших правительственных документов…

Он умер 30 августа 1760 года, будучи всего лишь пятидесятилетним.

Зато мы располагаем теперь самой широкой возможностью назвать имена первых девяти молодых людей, которые получили свои дипломы в петербургских лекарских школах и в том же, 1761 году, были отправлены для продолжения своей дальнейшей учебы в зарубежном Лейдене.

Вот их имена и фамилии:

Петр Погорецкий,

Иосиф Тимковский,

Фома Тихорский,

Касьян Ягельский,

Митрофанов Сила,

Матвей Крутель,

Алексей Сидорович,

Иван Ласкевич,

Иван Пешковский.

Еще трое, таких же новоиспеченных петербургских лекарей, отправились в том же году, однако – в еще более отдаленный от Санкт-Петербурга город Страсбург.

Это были —

Григорий Соболевский,

Савва Леонтович

и Кузьма Рожалин.

Уже один беглый взгляд на все перечисленные здесь фамилии убеждает нас, что они могли принадлежать уроженцам самых крайних, южных пределов Российской империи, и, стало быть, – тоже каким-нибудь образом непосредственно связаны были со старинной Киевской академией.

Это было действительно так, и число подобного рода молодых людей, которые отправлялись далеко за границу, с каждым годом нисколько не уменьшалось, а только лишь возрастало, причем – постоянно.

Почти все, направляемые за границу русские лекари, добивались там великолепных успехов, успевали получить столь желанную им докторскую степень, и нам небезынтересно будет теперь проследить судьбу хотя бы кого-нибудь из этих посланцев русской науки, которые не ударили в грязь лицом и за рубежами нашей родины. Наоборот, они и там прославляли ее всемерно…

Упомянутый нами Погорецкий Петр Иванович, был сыном священника из села Чернорудки Хвостовского повета, расположенного где-то, почти что на самой тогдашней польской границе.

Он родился еще в 1734 году, а умер – тоже довольно рано, в самом начале 1780. Сначала учился в Киевской академии, куда пришел поступать всего лишь неполным пятнадцатилетним, то есть, – неполным от роду подростком, попросту приписавшим себе несколько недостающих лет.

Затем, после восьмилетнего обучения в Киеве, появился он и в столичном городе Санкт-Петербурге.

30 сентября 1757 года он был произведен в подлекари, а через год – и в настоящие полковые лекари.

Свой лекарский диплом, полученный им в Генеральном сухопутном госпитале, подтвердил он в далеком зарубежном городе Лейдене, но уже – в виде полноценной докторской диссертации. Получал он в это время двойной оклад, однако с тем непременным условием, что обязательно вынужден был доносить о своих успехах. До нас дошли даже глухие сведения, что он выслушивал курсы у тамошних учителей, а именно – курс физиологии – у Альбина старшего, курс химии – у Габия, курс патологии – у фон Роэна. Называются также прочие преподаватели, перечислять которых мы здесь не станем.

Диссертация же его называлась De semimetallo Nickel (О полуметалле никеле), в которой он показывал, каким именно способом этот полуметалл влияет уже на весь человеческий организм…

А, по возвращении из-за границы, он с тем же успехом, подтвердил свою квалификацию в петербургской Медицинской канцелярии. После всего, уже сказанного нами, на протяжении многих лет преподавал фармакологию в Московском госпитале, пока не был переведен обратно в Санкт-Петербург, где преподавал ту же самую дисциплину в обоих главных петербургских госпиталях, точнее – в лекарских школах при них.

Curriculum vitae[14] доктора Погорецкого почти полностью повторил и казацкий сын Фома Трофимович Тихорский, которому выпал какой-то подлинный мафусаилов век: он прожил на свете целых сто лет, также ведя при этом занятия попеременно в обоих главных госпиталях города Санкт-Петербурга. При этом стоит заметить, что диссертация его называлась De vera sive proxima causapodagrae (О причинах истинной подагры).

Весьма схожей получилась биография и у Саввы Алексеевича Леонтовича, который, правда, происходил из старинного мещанского рода.

Окрыленный своим неожиданным успехом в далеком Страсбурге, он и в дальнейшем читал свои лекции в Петербургском Генеральном адмиралтейском госпитале…

Григорий Федорович Соболевский, наоборот, был уроженцем города Глухова. После окончания петербургской госпитальной школы продолжил обучение уже во французской столице – в городе Париже, а диссертацию свою защитил тоже в университетском городе Лейдене.

Впоследствии он стал известным русским ботаником, и эту науку с успехом преподавал в столичных госпитальных школах.

В 1764 году грянули давно уже ожидаемые перемены. Только что созданной Медицинской коллегии, совсем лишь недавно, где-то в 1763 году заменившей собою Медицинскую канцелярию, разрешено было присваивать докторские степени уже непосредственно в самом Петербурге.

Правда, сама эта комиссия, на протяжении довольно длительного времени, тоже состояла из одних чужестранцев, главным образом, – из весьма дотошных посланцев Прусского королевства.

А они не желали видеть рядом с собою серьезных российских конкурентов, – потому-то и всячески препятствовали русским диссертантам при подготовке ими необходимых материалов, а также – соответствующих документов.

Они, пруссаки-немцы, устраивали настоящую волокиту с процессом защиты русскими докторами своих подлинных диссертаций.

Первым, кто одолел это могучее административное сопротивление, не выезжая за пределы русской столицы, оказался Густав Ореус, российский подданный, а по национальности – природный финн.

Правда, и он свой докторский экзамен сдал еще в 1765 году, защитил и свою докторскую диссертацию, а соответствующий диплом на практическое лечение в пределах России – получил только в 1768…

Но это – лишь к слову.

Реформы – продолжались и дальше.

Уже в 1786 году лекарские школы были полностью отделены от госпиталей. Они радикально преобразовывались в медико-хирургические учебные заведения (сказалось, по всей вероятности, также влияние и в этом процессе всей Западной Европы, где, как помним, хирурги тоже нередко устраивали даже настоящие, притом – слишком погромные «бунты»).

Внешне, правда, при этом, вроде бы, нисколько ничего не переменилось. Учебные заведения оставались в своих прежних стенах, однако обретали уже более или менее какую-то независимость, становились вроде бы совершенно самоуправляемыми, какими-то более автономными…

В санкт-петербургских медико-хирургических училищах работало много выпускников прежних лекарских школ, ставших теперь солидными, даже довольно важными господами профессорами.

Среди них можно назвать Никона Карпинского, Мартина Тереховского, уже упомянутого нами Ивана Соболевского, а еще – Якова Саполовича и Петра Загорского.