Заниматься любовью, как порнозвезда

Глава первая

— Хрю.

Совсем тихо, так, между делом. Даже не особенно громко и не слишком похоже на хрюканье настоящей свиньи. Но когда я проходила по отелю «Рио», этот звук отдался в моем затуманенном викодином сознании, как пуля, ударившая в пустую цистерну. Я уловила его краем уха, проходя мимо этого дальнего родственника свиньи, репортеришки. И я прекрасно поняла, что это значит.

Я так толком и не похудела с тех пор, как оставила Джордана. И я настолько комплексовала из-за своей внешности, что после этой казарменной выходки села на интенсивную диету. Все, что я ела каждый день, — это обычный салат и диетический батончик. До чего же мужчины бывают жестокими.

Я приехала в «Рио» на съезд видеоиндустрии; на следующий день планировалась ежегодная вечеринка «Плейбоя» в аквапарке поблизости. Вместе со мной в фестивале-бикини участвовали Никки и Джилл Келли. Вдали, в мешанине народу, мелькнуло знакомое лицо. Хорошо сложенный парень с мощной челюстью и белокурыми волосами до самой задницы. Тот самый засранец, который заправлял Стерлинг Студио. И выглядел он прекрасно.

Дженна

В первый раз я увидела Джея, когда начала сниматься для «Уикэд» на Стерлинг Студио. Я тотчас подумала: «Это же надо, какой милый парень. Но до чего индюк». Такой начальственный, противный, высокомерный и плевать хотел на всех, кроме собственной персоны. Расхаживал повсюду, будто был здесь хозяином, — ну, собственно, он им и был.

Никаких других впечатлений Джей по себе не оставил. Помню, как он ущипнул меня за задницу и подмигнул, когда мне делали массаж в гримерной. Я сочла эту выходку весьма оскорбительной. Этим наше общение и ограничилось. Выйдя на съемочную площадку, я пыталась руководить всем шоу, и этот тип смотрел на меня с презрением. Думаю, ему были не по вкусу одержимые властью маньячки, но это не имело значения: нам-то вместе не работать.

У него и своих забот хватало: он как раз встречался с Чейзи Лейн, первой девушкой «Уикэд», а она была тем еще подарочком. Однажды я увидела, как она орет на Джея во всю мощь своей глотки в машине возле студии. Джей выскочил, а Чейзи принялась колотиться головой об руль. Ее лицо заливала кровь. А Джей твердил: «Сладенькая, что с тобой такое? Ты должна расслабиться. Я же на работе».

Джей

В первый раз я увидел Дженну, когда она начала сниматься для «Уикэд» на Стерлинг Студио. Я подумал: «Это же надо, какая милая девушка. Но до чего дрянь». Она расхаживала так, как будто она пуп земли, самомнения — хоть отбавляй. Как раз из тех девиц, которых так и хочется поставить на место.

Вообще-то в детстве я подумывал стать священником. Но когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, что-то пошло не так.

Я пришел в индустрию в 1982 году как инвестор: мой друг снимал порнофильм. Я хотел изучить производство, вот и начал работать у него с видеотехникой. Вскоре Расс Хэмпшир поручил мне управление студией, которую как раз тогда приобрел. Когда Расс оставил бизнес, студия досталась мне.

Каждый мужчина, увидев Дженну, терял голову. Была в ней такая искорка. Но она жила с режиссером по имени Род. В нашей компании это был парень как парень. Но с ней на площадке он превращался в форменного евнуха. Только и слышно было: «Да, как тебе угодно». Я еще думал — яйцу тебя, что ли, нету… Вот каково было мое первое впечатление от Дженны.

Мы друг другу не понравились.

Дженна

Помню, тогда мне стало его искренне жаль.

Когда я заметила Джея на вечеринке «Плейбоя», впечатление было такое, словно я увидела его впервые. Я спросила Джилл, одинок ли Джей в настоящее время, и она — бесстрашная же девчонка! — взяла на себя труд уведомить его о проявленном мной интересе.

Издалека я увидела, как на лице Джея промелькнуло выражение, похожее на злость. Затем он двинулся прямиком ко мне, сгреб в охапку и потащил к воротам аквапарка. Я думала, он меня похитит.

Я вывернулась и сказала Джею, чтобы он позвонил мне в гостиничный номер, который я делила с Никки. Тем же вечером он позвонил и пригласил меня к себе. Я согласилась, но, повесив трубку, призадумалась. Джей слыл человеком, который очень груб с женщинами в плане секса. И я его продинамила.

Повстречав Джея на следующий день, я приблизилась к нему со словами:

— Извини за вчерашний вечер. Я заснула.

Вранье, конечно, безбожное. Джей разозлился, и тогда я пригласила его в качестве своего партнера на пирушку, затевавшуюся тем вечером. Он меня прокатил.

Джей

Когда я заметил Дженну на вечеринке «Плейбоя», впечатление было такое, будто я увидел ее впервые. Выглядела она изумительно. Мы оба изрядно повзрослели со времени нашей первой встречи; я ушел из бизнеса и перебрался обратно в Аризону, к своей семье.

Я торчал на вечеринке с Т. Т. Боем и еще несколькими друзьями из «Вивид». Джилл Келли я знал с тех пор, как она только появилась в индустрии; и вот подходит она ко мне и говорит:

— Дженна считает, что ты милашка.

И, проходя мимо Дженны в следующий раз, я спросил:

— Ну что, ты готова?

Она тупо уставилась на меня, и тогда я схватил ее и забросил себе на плечо. Просто чтобы попугать ее в шутку. Потом я поставил Дженну на землю и дал ей номер своего телефона.

Она позвонила в половине четвертого утра, когда я лежал в постели. Я пригласил ее, но она так и не явилась. Продинамила.

Повстречав Дженну на следующий день, я сказал:

— Ну, ты зажралась.

Она ответила какой-то колкостью. Я уже готов был повернуться и уйти, но тут она пригласила меня на вечеринку «Уикэд», которую ей предстояло вести. Я заверил ее, что приду, но сам прекрасно знал, что и носа туда не суну.

Дженна

После вечеринки, часа в три утра, он подошел ко мне у стойки бара и сказал, что я получила то, чего заслуживала. Счет сравнялся. Мы позавтракали с утра пораньше вдвоем и пошли в его номер смотреть телевизор.

Я достаточно долго пожила на свете, чтобы понимать: никакого телевизора мы смотреть не будем; я до смерти боялась Джея из-за его репутации. Вся зажатая, сидела я в уголке его кровати, и мы включили «Особей» — забавно, если учесть, что я как раз прошла пробы на «Особей 2».

Тут Джей схватил меня, опрокинул на спину и поцеловал.

Джей знал, как целоваться: секрет в том, чтобы губы оставались мягкими, а нажим осуществлялся за счет мышц возле рта. Это было превосходно. И с этого мига его было не остановить. Джей терзал каждый сантиметр моего тела. Точь-в-точь как и при нашей первой встрече, он держался как властелин. Он кусал меня повсюду, от шеи до внутренней стороны бедер, и велел мне повернуться, чего я обычно не люблю. Однако сработало — поскольку он сделал это ради моего удовольствия, а не своего. Джей раздразнивал меня и отступал, заставляя упрашивать его. Когда наконец мы начали трахаться, он сделал три или четыре толчка и вынул член обратно. Он боролся и дразнил меня часа четыре, пока нас обоих не сморил сон. Что удивительно, он ни разу не кончил. Потрясающий самоконтроль у парня.

На следующий день состоялось мое постыдное возвращение в свой отель в сопровождении Джея. Никто, похоже, не поверил, что мы были на собрании. От нас шли флюиды, как от животных, протрахавшихся всю ночь напролет.

В тот день Джей возвращался обратно в Феникс. Я не хотела, чтобы он уезжал? — реакция для меня довольно нетипичная. Обычно я не дождусь, когда отделаюсь наконец от парня, с которым переспала.

Джей

Я увидел Дженну на другой день в венецианском казино; она старалась выглядеть как ни в чем не бывало. Я сидел с компанией, а мы с Дженной не хотели, чтобы кто-нибудь знал об искре, проскочившей между нами; вот мы и договорились встретиться через пять минут у слотс-автомата и позавтракать вместе. Она вышла первой, а потом и я слинял — якобы за выпивкой.

Наконец мы очутились наедине, но не сделали и десяти шагов, как наткнулись на японского репортера. Он, конечно, поинтересовался, что у нас за дуэт такой, но я наплел ему, будто я режиссер нового фильма Дженны.

Ресторан был пуст, но ради вящей безопасности мы устроились в дальней кабинке. В общении Дженна оказалась совсем не такой, как я ожидал: она была классной девчонкой, умной, рассудительной и веселой.

Внезапно, подняв глаза, я обнаружил, что прямо перед нами расположилась вся съемочная бригада «Уикэд» во главе с Джой Кинг. Мы сникли и решили удрать в мой номер.

Обычно в такой ранний час утра в казино околачиваются лишь самые припозднившиеся посетители. Но все представители порноиндустрии почему-то еще оставались на ногах. До лифта мы добирались зигзагообразными перебежками и то без конца на кого-нибудь натыкались. Дэвид Шлезингер из «Вивид» ханжеским тоном поинтересовался, чем это мы занимаемся. Я заявил, что провожаю Дженну в ее номер.

— Я думал, она остановилась в «Рио», — заметил Дэвид.

— А она… э-э… переехала, — брякнул я.

К тому времени, как мы добрались до моего номера, о нашем романе знала вся индустрия — кроме нас самих.

На следующее утро я запрыгнул в свою машину — надо было ехать на вечеринку по случаю дня рождения.

Помнится, прямо перед отъездом я смотрел на татуровку Дженны — «разбивательница сердец» — и смеялся. А теперь сказал себе:

— А ведь, похоже, так оно и есть.

С Джеем.

Глава вторая

После съезда я остановилась в Вегасе, чтобы потанцевать в «Безумных девчонках». О Джее не было никаких известий с тех пор, как он уехал в Аризону, и это меня очень расстраивало. В то же время исчезла Никки. Отправилась на вечеринку «Уикэд», а домой так и не явилась.

Джей, внезапно свалившиеся на голову проблемы с питанием, исчезновение Никки, викодин — понятно, что я была разбита. Я начинала с половины одной таблетки, но привыкание к болеутоляющему возрастает вместе с потребностью в нем. Я знала девушек, которые глушили едва ли не по сотне таблеток за день. Мы с Никки называли это зелье «магнум 357» — потому что на таблетках был оттиснут номер 357, а ощущения возникали, как от ружейного выстрела в брюхо.

В последний вечер выступлений в «Безумных девчонках» я проглотила две таблетки викодина и переодевалась в сценический костюм. Прямо перед моим выходом на сцену какая-то из девушек обмолвилась, что в зале Томми Ли из «Мотли Крю». Он прилетел из Лос-Анджелеса специально, чтобы увидеть меня.

После шоу я смолотила еще три таблетки. В лифте, по пути на традиционную вечеринку, голова у меня пошла кругом. Я чувствовала себя так, будто стала прозрачной и могла проходить через двери и окна. Краткие промежутки времени начали выпадать из памяти. Мысленно я сделала себе заметку: не жрать больше столько викодина.

Добравшись до номера люкс, я обнаружила, что на кушетке сидит Томми и ухмыляется, как татуированная обезьяна. Я была под таким кайфом, что попросту бухнулась ему на колени. Томми что-то говорил мне, но я ни во что не врубалась. Просто смотрела, как двигаются его губы. Томми был довольно сексуальный — на обезьяний лад, хотя я по-прежнему предпочитала Никки Сиккса.

Неожиданно откуда ни возьмись выскочил фотограф и предложил нас заснять.

— Нет-нет-нет, — запротестовала я.

— Ага-ага-ага, — перевел Томми.

От вспышек у меня помутилось в голове. Я встала, побрела в спальню и там рухнула на кровать.

Через несколько мгновений вошел Томми и закрыл за собой дверь. Через десять минут мы занимались сексом. Я, должно быть, перебрала очень крепко, потому что член у Томми был огромный, а я так ничего и не почувствовала. Будь я в ясном уме, меня бы к потолку пришпилило.

К тому же я как раз обзавелась пирсингом на клиторе и потеряла маленькую голубую заклепку, которая его удерживала; теперь пирсинг все время вываливался. Воспоминания остались туманные и обрывочные, только помню, что мне трудно было держать рот закрытым. И помню, что отрубилась. Когда в голове немного прояснилось, Томми все еще трахал меня. Похоже, он крепко увлекся. Я колебалась на грани сознания, а он все долбил меня и долбил.

Проснувшись окончательно, я, к ужасу своему, обнаружила, что Томми обвил меня руками. Ненавижу обниматься. Я сняла его руку с моего бока и тихонько соскользнула с кровати. Мне надо было сваливать, и последнее, чего я хотела, — это чтобы Томми проснулся и мне бы пришлось с ним любезничать.

Я бросилась в свой номер, распахнула дверь и обнаружила в постели Никки — с Лайлом Дэнджером.

Я не знала, как на это реагировать. Меня переполняли всевозможные гормоны и эмоции. Я только-только приходила в себя от таблеток, понятия не имела, что вытворяла прошлой ночью, это чудовище Лайл дрых нагишом в моей постели, а динь-динь терзала неописуемая боль. Я опустилась перед Никки на колени, зарылась головой в простыню и заплакала.

Никки увела меня в ванную, и там мы исследовали нанесенный ущерб. Моя киска выглядела так, будто по ней сотню раз наподдали кулаком: губы раздулись так, что размером и цветом больше напоминали недозрелую сливу. Презервативом мы пользовались, я это точно помнила — значит, хотя бы предохранились. Но я беспокоилась, не занесла ли какую-нибудь инфекцию. Я не могла припомнить, как выглядел Томми в голом виде, и мне тогда в голову не приходило, что меня просто поимел парень с чудовищным пенисом.

Через пару минут затрезвонил телефон.

— Эй, ты где?

Я узнала по-щенячьи бодрый голос Томми.

— У себя в номере, — уведомила я его.

— Топай обратно, — сказал он. — Я проголодался, братан. Пошли похаваем.

Братан? Похаваем?

— Гм… Я тебе перезвоню, — сказала я и повесила трубку.

Я так и не перезвонила. В тот же день я села на самолет и улетела в Лос-Анджелес. Никки и Лайл сидели рядом со мной. В голове не укладывалось, что они снова вместе, — и это после всех наших стараний от него избавиться. Надо отдать Лайлу должное: он утверждал, что завязал, и выглядел вполне трезвым. Они с Никки даже договорились о встрече с адвокатом.

В Лос-Анджелесе Томми названивал по десять раз в день. Он буквально преследовал меня. Если я говорила ему, что еду в аэропорт, Томми вызывался меня туда подбросить. Объявляла, что собираюсь в клуб, — и он предлагал включить меня в гостевой список. Если я мыла голову — рвался намылить мне волосы. Вымышленные предлоги, чтобы уклониться от встречи, с каждым разом становились все длиннее и запутанней, и наконец я сломалась и согласилась увидеться с ним еще раз. На трезвую голову я сочла Томми на диво крутым и сексуальным: эдакий жизнерадостный маньяк, к тому же пылкий до назойливости. И мы начали встречаться. Фразу «Томми, слезь с меня» я произносила, кажется, раз двадцать за день, даже во сне.

Когда Томми отбыл с «Мотли Крю» на гастроли, я присоединялась к ним на разных остановках. Надо же, какие круги порой описывает жизнь. Всего несколько лет назад я сидела на плечах у брата на концерте в Лас-Вегасе и надеялась — а вдруг меня заметят и пригласят за сцену. Теперь же я практически вписалась в их компанию.

В автобусе я часами просиживала с Томми. Он разглагольствовал о том, что никогда не хотел прикоснуться ни к одной женщине, кроме своей супруги, Донны д’Эррико, а я думала: «Ну и дела. Вот это новость». Я так и не спросила его: «Помнишь меня на фотосессии в «Easy Rider»? Я не хотела вновь предстать в его глазах той наивной малявкой — я давно уже ею не была.

Жизнь с Томми была сплошным приключением, он смотрел на все, как ребенок в зоопарке. Когда во время тура мы сидели у него в гостиничном номере, в окно вдруг залетел пеликан, и Томми принялся его кормить. Бывало, стоит мне отвернуться в кафетерии в аэропорту — Томми тотчас же сцепится с каким-нибудь бизнесменом из-за приправы к салату.

Повидав Томми на гастролях, я улетела в Майами. Следовало уладить там кое-какие незавершенные дела. Во-первых, Джордан. Хотя мы оба понимали, что все кончено, надо было прямо сказать ему об этом. Джордан воспринял это как мужчина и разозлился до крайности. Я просто ушла; я ничего не была ему должна. Это был всего лишь флирт, затянувшийся слишком надолго, и главным образом по моей вине, потому что я ценила страсть превыше чистого секса.

Другая проблема заключалась в моем отце. Я отстранилась от дядюшкиного клуба, и то ли он его продал, то ли его прикрыли городские власти — смотря кому верить; возможно, впрочем, и то и другое. В результате папа остался и без дома, и без работы, и я пустила их с Тони и Селеной в мое жилище в Майами. Все равно сама я там больше жить не собиралась.

Когда я паковала вещи для переезда в Лос-Анджелес, зазвонил телефон.

Я схватила трубку.

— Приветик, — зажурчал томный голос. — Это Майкл Дрейк из журнала «Космополитен», мы просто умираем от желания сделать о вас сногсшибательный материал. Не скажу, на обложку ли это или как, но мы все в та-аком отпаде и хотели бы, чтобы Энни Лейбовиц вас пофотографировала.

— Вы что, серьезно?

— Так вы о ней наслышаны? Супер. Я выделю вам своего лучшего автора. А со снимками я придумал вот что: сделаем такой большой пылающий обруч, и вы будете через него прыгать.

— Идет.

— И мы загримируем вас под пуделя, с поводком и ошейником и с маленьким бантиком в волосах.

— Звучит интригующе, — пробормоталая. — Странновато, но интригующе.

Внезапно голос изменился, став куда более мужественным.

— Ты чего, Дженна? Это я.

— Урод! Убью тебя.

Это Джей — позвонил три недели спустя. Мое сердце возбужденно забилось, лишь слегка грызла досада: почему же он добирался до меня так долго.

С Джеем.

Глава третья

Спустя неделю Джей подхватил меня в Лос-Анджелесе и увез в Феникс, где жил со своим братом. Наш приезд совпал с Днем благодарения, так что первым делом мы отправились на ужин к его родителям. В окружении больших счастливых семейств я всегда испытываю неловкость, а тут набилось человек сорок, которых я совершенно не знала, — братья, сестры, кузены, кузины, племянники, племянницы, тети, дяди, родные и сводные. Полная противоположность моей практически несуществующей семейке. Родители Джея прожили вместе сорок пять лет, и он общался с ними каждый день.

На празднике Джей представил меня своей сестре, или кто она там была, и, покинув меня, отправился болтать с остальной родней. Мало мне было счастья, так тут еще эта сестрица заявила:

— Ты не самая красивая девушка из всех, с кем Джей встречался, но как личность явно занятней остальных.

К тому времени, как мы отправились домой, у меня сложились новые представления о Джее.

Наконец мы пришли в холостяцкое жилище его брата, заперлись в спальне, в убранстве которой преобладала леопардовая расцветка, и включили компакт-диск «Джой». Затем Джей продемонстрировал лучший секс в моей жизни — и вовсе не потому, что был так груб, имел член совершенной формы или знал Тантру. Просто здесь проявились подлинные чувства. Мне действительно нравился этот говнюк с большим счастливым семейством. Он был уверен в себе и властен, но вовсе не так, как это бывает при попытке скрыть какие-то тайные комплексы. Когда он обнял меня, вокруг нас словно образовалась оболочка и весь прочий мир исчез. Мне не хватало этого всю жизнь.

Тот компакт-диск «Джой» мы, наверное, прокрутили раз десять. Передыхали после каждого захода минут по пятнадцать и делали это снова. Я заставляла прежних приятелей ждать по полгода, прежде чем соглашалась на анальный секс. Но когда мы были в ванной, Джей прижал меня к зеркалу и коленями раздвинул мне ноги. Когда я почувствовала, что его причиндал околачивается возле моей задницы, решение было принято мгновенно: да, сдавайся.

На следующий день у меня болело повсюду. Когда мы отправились на озеро кататься на водных лыжах с его братом, я то и дело падала и уже опасалась, что больше никогда не смогу ходить нормально. К концу выходных Джей предложил мне жить с ним вместе. Проблема заключалась в том, что я еще не была готова к другому мужчине. После катастрофического романа с Джорданом в Майами я не хотела, чтобы кто-нибудь еще держал меня в кулаке. Улетая домой из Феникса, я чувствовала, что с трудом отрываюсь от Джея.

На следующей неделе я вновь присоединилась к Томми на гастролях. Группа выступала с дюжиной танцовщиц, одна из которых оказалась дикой красавицей с волосами цвета воронова крыла по имени Джен; у нее как раз был роман с Джоан Бетт. За спиной у Томми я принялась трахать и ее. Я вытворяла что могла, лишь бы снова не привязаться к кому-то.

Сидя в гостиничном номере Джен, я просматривала обычные порносплетни в Интернете и вдруг обнаружила, что Стив Оренш-тайн заключил с тремя новыми девушками контракты для «Уикэд». Я взвилась. Да я же для того и подписывала с «Уикэд» контракт, чтобы не приходилось бороться с толпами девчонок, отнимающих у меня и время, и внимание. Там даже был такой пункт: Стив не должен заключать договоров с другими девушками без моего одобрения. Но мало того — Стив даже не взял на себя труд позвонить и предупредить меня об этом. К тому времени, как я дозвонилась до Джой, у меня уже начиналась истерика.

— Как он мог поступить так со мной? — спросила я. — Как он мог подписать контракты с этими девчонками, даже не посоветовавшись?

Джой молчала. Конечно, ситуация сложилась неловкая. Но я знала, о чем она думает. В своей ярости я даже не учитывала, что Стив подписал эти контракты по очень простой причине: он занимался бизнесом. С тех пор как я присоединилась к «Уикэд», штат компании увеличился вдвое. А то, что за весь прошедший год на меня не приходилось рассчитывать и вообще со мной невозможно было связаться, конечно, не способствовало продвижению дел. Не могли же они сидеть сложа руки и дожидаться моего возвращения. Я-то уверовала, что все это ради меня, что «Уикэд» — это я. Но «Уикэд» — это Стив, и так было всегда.

Лишь много позже я узнала, что голос у Джой был такой дерганый и нервный, потому что она как раз стояла посреди студии, где руководила фотосессией как раз с двумя из этих новеньких девушек.

Когда я вернулась в Лос-Анджелес, Никки в парадной комнате нашего дома разбирала мои вещи со свойственной ей очаровательно-старательной хлопотливостью. Глаза у нее покраснели и опухли от слез. Ясен текст, прежний Лайл вернулся.

Я пребывала в растерянности и отчаянии — как и сама Никки. Наш уговор обойтись без мужчин продержался всего несколько месяцев. Той ночью впервые за много недель мы вновь спали вместе в одной кровати, а наутро поклялись с этим покончить. Мы отправляемся на гастроли, вместе. Я позвонила своему агенту и мальчику-администратору, и за неделю все было готово. Мне было нечего терять — во всяком случае, я так полагала.

Этот тур, как оказалось, стал одной из худших ошибок в моей жизни. Я просто не была готова к новой встрече с широкой публикой.

Глава четвертая

Люди, в общем, существа не слишком оригинальные. Кем бы ты ни была и чем бы ты ни занималась, все незнакомцы неизбежно будут задавать тебе одни и те же вопросы. Как правило, они проявляют при этом определенную тактичность. В конце концов, они не хотят тебя оскорбить. Но если ты принадлежишь к той маленькой частичке рабочей силы, которая зарабатывает себе на жизнь сексом на экране, всю деликатность как ветром сдувает. Раз ты так много показываешь перед камерой, то большинство людей решает, что никакие вопросы — неважно, насколько личные — за рамки уже не выйдут.

Речь идет не только о парнях. Женщины как раз наседают на меня куда более агрессивно, чем мужчины — те-то обычно выдавят несколько слов, таращась на мои груди, а потом отбегают на безопасное расстояние — и глазеют снова…

Итак, представляю перечень ответов на наиболее распространенные вопросы, которые мне задают. Так что, когда увидимся, придется вам выдумать что-нибудь поновее.

Вопрос: А они настоящие?

Ответ (хорошее настроение): Да, по-настоящему дорогие.

Ответ (плохое настроение): Ага, конечно. Пятьдесят кило и двойной размер Д — что может быть естественнее.

Вопрос: Что мне надо сделать, чтобы с вами встречаться?

Ответ (хорошее настроение): Это вопрос уверенности. Неважно, как вы выглядите и сколько у вас денег. Если вы уверены в себе и держитесь так, будто получите меня, стоит вам захотеть — тогда я ваша.

Ответ (плохое настроение): Реинкарнироваться.

Вопрос: Эй, а вы меня помните? Мы встречались (на съезде/в стрип-клубе) десять лет назад. Я (проставьте имя) из (проставьте город).

Ответ (хорошее настроение): Да, конечно. Я встречалась со многими людьми, но ваше лицо мне знакомо.

Ответ (плохое настроение): О боже, (проставьте имя)! Где тебя черти носили? Я все о тебе вспоминала. Как раз собиралась позвонить. Ну и как эта твоя работенка продвигается?

Вопрос: А вы вообще едите?

Ответ (хорошее настроение): У меня не хватает самодисциплины, чтобы морить себя голодом. Это просто хорошая наследственность. Ответ (плохое настроение): Да, я ем гораздо больше, чем вы. Но я к тому же и работаю. Я-то не просиживаю задницу, пялясь на то, как какая-нибудь девушка сжигает калории в стрип-клубе.

Вопрос: Вы кончаете, когда занимаетесь сексом перед камерой?

Ответ (хорошее настроение): В ста случаях из ста.

Ответ (плохое настроение): В ста случаях из ста, когда я говорю «да», это вранье.

Вопрос: А больно бывает?

Ответ (хорошее настроение): Наверное, я занимаюсь сексом меньше, чем вы. Я делаю всего около трех фильмов за год, так что болеть особо не от чего.

Ответ (плохое настроение): Да, вообще я так часто закатываю оргии, что моей вагине каждую неделю требуется хирургическое вмешательство.

Вопрос: Ваша сексуальная жизнь в доме отличается от той, что в кино?

Ответ (хорошее настроение): Дома держишься как-то эгоистичней. Я меньше занимаюсь оральным сексом и ненавижу быть сверху. Я ленивая. Последнее, чего мне хочется дома, — это вести себя как порнозвезда.

Ответ (плохое настроение): Нет. Я всегда говорю моему парню: «Давай повозимся часика три на печке».

Вопрос: Сколько вы зарабатываете за год?

Ответ (хорошее настроение): Миллионы.

Ответ (плохое настроение): Едва концы с концами свожу, чтобы поддерживать дом и растить троих детей. Как насчет того, чтобы дать мне сотню долларов за то, что я тут с вами треплюсь?

Вопрос: Со сколькими людьми вы спали?

Ответ (хорошее настроение): От шестидесяти до восьмидесяти, включая и мужчин, и женщин, и на экране, и вне его.

Ответ (плохое настроение): С большим количеством, чем вы, с меньшим, чем мой телохранитель Клэй.

Вопрос: У вас сейчас есть кто-то существенный?

Ответ (если спрашивает горячая цыпочка): Нет.

Ответ (если спрашивает не горячая цыпочка): Да.

Вопрос: Как я могу попасть в бизнес?

Ответ (хорошее настроение): См. Книгу IV, главу 11.

Ответ (плохое настроение): Вытащите причиндал и заставьте его стоять на глазах у всех этих людей.

Вопрос: Вас когда-нибудь мучили / насиловали / били / обижали?

Ответ (хорошее настроение): Я не люблю об этом говорить. Я не из тех девушек, которые в деталях распинаются на подобные темы у Говарда Стерна. Я не открытая книга, которую запросто может читать весь мир, — нет, мне нужно по меньшей мере 27,95 долларов и твердый переплет.

Ответ (плохое настроение): Нет.

Вопрос: Размер имеет значение?

Ответ (хорошее настроение): О нет. Я люблю все размеры. Все зависит от того, как вы ими пользуетесь.

Ответ (плохое настроение): Конечно. Любая женщина, которая утверждает обратное, лжет. С тем же успехом можно спросить, имеет ли значение размер женской киски. Если она слишком мала или велика, с ней просто нельзя будет работать.

Вопрос: Вы навестите меня в тюрьме?[1]

Ответ (хорошее настроение): Спасибо за письмо. Вот глянцевое фото с автографом, на которое вы можете онанировать.

Ответ (плохое настроение): Спасибо за письмо. Вот глянцевое фото с автографом, на которое вы можете онанировать.

Вопрос: Моя подружка вас обожает. Вы могли бы повозиться вместе, пока я за вами наблюдаю?

Ответ (хорошее настроение): Покажите мне вашу подружку. Ответ (плохое настроение): Покажите мне вашу подружку, и если она мне понравится, сами можете уходить.

Вопрос: Сколько денег должен был бы я заплатить, чтобы заниматься с вами сексом?

Ответ (хорошее настроение): Что ж, муж купил мне дом за 2,5 миллиона долларов. Беретесь переплюнуть?

Ответ (плохое настроение): Если разразится ядерная война, мы с вами останемся последними, кто уцелеет, и выживание человеческой расы будет зависеть от нашего потомства, и вы, приставив мне пистолет к голове, пригрозите, что убьете, если я не займусь с вами сексом, — я все равно сначала захочу дом за 2,5 миллиона долларов.

С Аил Ким.

Глава пятая

Его имя было Стив, но его называли Мистер 187. Прозвище произошло от полицейского кода убийства. Мы с Никки повстречали его на одной из первых же остановок в нашем туре: «Розовый пудель» в Сан-Хосе, Калифорния. Как раз в нем и воплотилось то дурное влияние, которое мы искали.

«Розовый пудель» был диким местечком: стрип-театр с полной «обнаженкой», который вечно оказывался в эпицентре какого-нибудь скандала. Девицы были одними из самых неумелых танцовщиц, каких я только видела на сценах всей страны. Нам с Никки не хотелось во время шоу делать что-либо большее, нежели просто возбуждать друг друга, и наши чаевые страдали соответственно.

Единственным, что скрасило вечер, стало знакомство с Мистером 187 — бывшим моряком, боксером среднего веса, «ангелом ада» с Западного побережья. Мистер 187 был полным отморозком, озлобленным на весь мир, который больше всего на свете любил отрывать руки парням, которые как-то не так на него посмотрели. Понятно, мы захватили его в наш тур.

Мы с Никки по-своему тоже были злы на весь мир, и в обязанности Мистера 187 входило претворять в жизнь эту злобу. Он раздул пламя нашей подогретой викодином и водкой ярости до такой степени, что вскоре и сам не мог нас обуздать. Я била зеркала в раздевалках, Никки душила парней ногами, пока их физиономии не становились багровыми; мы выплескивали выпивку мужчинам в лицо и валились друг на друга прямо посреди сцены.

Мы несли разрушение — и саморазрушение — словно какая-нибудь рок-группа. Обе мы были на вершине своей порнокарьеры, и тур получился одним из самых ударных. Многие парни смотрели любимый порноклип чаще, чем «Звездные войны» или «Zoolander», и, завидев нас в каких-нибудь десяти сантиметрах от себя, просто съезжали с катушек. Сотни глоток скандировали наши имена перед каждым шоу, и люди дрались за места поближе к сцене.

Мы возвели танцы на новый уровень: там, где другие девушки получали 250 долларов за выступление, мы отхватывали 5000 — просто потому, что у нас хватало пороху столько запросить. Прибавьте сюда «Поляроиды», чаевые и продажу сувениров — ангажемент на три ночи приносил нам больше 100 000 долларов. Мы настаивали на пятизвездочных отелях с обслуживанием в номере, на доставке в клуб и обратно на лимузинах и как минимум на двух охранниках, сопровождающих нас повсюду.

Так мы и добрались до Торонто, где для стриптизеров действует закон: не прикасаться. Я допилась до того, что забыла: в Канаде же есть монеты (а не купюры) достоинством в один-два доллара. И если какой-нибудь парень кидал нам такую монету, я швыряла его обратно в него, думая, что это нас хотели оскорбить. Во время второго выступления мы с Никки как раз изображали секс друг с другом у шеста, когда полицейские буквально сдернули нас со сцены и заковали в наручники.

Ради сохранения собственной жизни и спокойствия мы отослали Мистера 187 домой, где он снискал скромную местную славу, до смерти избив патрона «Розового пуделя». Однако дух его сопутствовал нам до конца тура. Если мы не получали за выступление достаточно денег, то посылали парней куда подальше и уходили со сцены. Однажды вечером в клубе «Дежавю» я крутнулась вокруг шеста и заехала Никки каблуком в глаз. Она продолжала танцевать, хотя ее лицо заливала кровь — возможно, просто ничего не почувствовала. Мои платформы обернулись для нее шестью швами. Не представляю, кому приспичило платить деньги за то, чтобы посмотреть на меня: от сокрушительной диеты я отощала так, что кости у меня выпирали отовсюду, откуда только возможно.

В отличие от большинства людей, для нас свободная, дикая, вздрюченная жизнь вовсе не была связана с сексом. Мы просто использовали нашу сексуальность, чтобы получать как можно больше. Наша жизнь превратилась в нескончаемую пирушку холостячек. Я открыла в себе тусовщицу, чего не замечала прежде.

Вообще это был один из лучших периодов в моей жизни: ведь с тех пор, как я ушла от Джека, все мое существование вращалось вокруг работы.

Во время, свободное от танцев, мы отправлялись в город и ставили все с ног на голову в местных стрип-клубах. Изрядно набравшись «Сапфира», я отплясывала на стойке бара, а Никки срывала с меня одежду. Потом я, полуголая, укладывалась на стойке, а Никки хватала свечу и обрызгивала всю меня воском. Мы не упускали случая собрать возле себя целую толпу.

Помню, как-то вечером я озиралась по сторонам, пока горячий воск капал мне на грудь, и думала: «Во что я, на хрен, превратилась?» Я находилась на нижнем витке спирали, но мне это слишком нравилось, чтобы остановиться. Пьяницей я никогда не была, но однажды во время этого тура, уговорив бутылку «Grey Goose», я поняла, почему так случилось: питух из меня тот еще. Алкоголь выгонял на поверхность всю злость, которая была — и всегда будет — во мне. Я с удовольствием злоупотребляла той малой властью, которую дал мне успех, обретенный в «Уикэд».

Однако реальность то и дело вторгалась в это развеселое житье. Уйдя со сцены, я обнаружила в раздевалке огромный букет роз с запиской от Джея. Этот ублюдок не давал забыть о себе.

А потом настал день, когда остатки утреннего сна прогнал телефонный звонок от папы. Едва услышав его голос, я поняла, что ему что-то нужно. В последнее время он только за этим и звонил. С тех пор как я начала зарабатывать, я постоянно заботилась о нем.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал папа.

Я попыталась не обращать внимания на тяжкое похмелье и сосредоточиться на его словах.

— Тут снаружи шесть — нет, семь — охотников за наградой, — продолжал отец. — Нас окружили.

Я бы решила, что он шутит, но ведь папа никогда не шутил прежде. Похмелье мигом как рукой сняло, мозг заработал как по сигналу тревоги — впервые за все эти месяцы. Я не психовала, не переживала, не терялась, даже не проявляла любопытства. Точь-в-точь как и сам папа, когда я позвонила ему, будучи на волоске от смерти после ухода Джека, я моментально собралась с мыслями. Надо было спасать мою семью.

— Ты где? — спросила я.

— В Майами, у тебя дома, — ответил отец.

Я услышала доносящийся издалека голос Тони:

— Пап! — кричал он. — Они в дверь лезут!

Раздался топот ног. Папа бежал по дому. Я не могла поверить, что все это происходит на самом деле.

— Еще один шаг, и я тебе башку твою гребаную разнесу, — хладнокровно произнес папин голос. — Я хорошо вооружен, и ты у меня на прицеле.

— Что за чертовщина у вас творится? — спросила я.

— Дженна, объясню позже. Мне нужен адвокат.

— Может, в полицию позвонить?

Снова отдаленный шум возни. Тони орал что-то про окна.

— Адвоката, — повторил отец.

Я позвонила Джею, и он связал меня со своим знакомым адвокатом. У меня никогда не возникало ни малейшего желания выяснять, в какую такую передрягу вляпались много лет тому назад мои отец и брат в Лас-Вегасе, но вот я внезапно очутилась в самой гуще этой заварушки. Теперь, при помощи адвоката, из кусочков начала складываться целая картина: Тони и папа управляли дядиной конструкторской компанией в Лас-Вегасе и строили многомиллионные дома для богатых и влиятельных клиентов. Однако один из офисных менеджеров смухлевал с фондами, захапав сотни тысяч долларов из средств клиентов, и тратил эти деньги, как свои собственные. В конце концов один из клиентов до этого докопался и выдвинул обвинения против моих отца и брата (я-то знаю, что они ни в чем не виноваты — и денег у них не было, и никаких крупных покупок они не совершали). Клиента ничуть не интересовало, были они непосредственно вовлечены в аферу или нет; компания их — значит, они и в ответе. Папа выплатил клиенту сколько мог, но его деньги быстро иссякли. Он и опомниться не успел, как ему уже пришлось бегать по всей стране, скрываясь от охотников за наградой.

Наконец отца выследили в моем флоридском доме по номеру социальной страховки Тони. По совету адвоката я созвонилась с охотниками за наградой. Они потребовали, чтобы я выплатила 25 000 долларов, которые все еще был должен отец, — иначе они доставят его обратно в Вегас, где ему придется ответить за все. Я кинулась в отделение своего банка, сняла деньги со счета и перевела их телеграфом одному из этих наемников во Флориде. Я бы заплатила и миллион долларов, если бы потребовалось: несмотря ни на что, это был мой отец. Случись с ним что-нибудь, это меня бы убило.

Один из охотников за наградой отправился в банк, чтобы получить деньги; остальные по-прежнему держали дом оцепленным. Наконец посланный вернулся с деньгами, и после этого они ушли.

Не думала, что мне доведется спасать жизнь отцу. После этого отношения между нами стали развиваться в обратном направлении. Папа чаще тянулся ко мне, а я отстранялась. Мне казалось, что он использует меня. Словно звонит только потому, что у меня есть деньги, чтобы его вытащить, и полумиллионный дом во Флориде, куда его можно приткнуть.

Вскоре папа поселился с одной богатой дамой в Нью-Джерси и оказался, по сути, у нее на содержании. Когда он сообщил, что ездит на новеньком «Харлее» и носит золотой «Ролекс», купленные этой дамой, и даже из вежливости не предложил вернуть мне деньги, перечисленные охотникам за наградой, мое разочарование в нем только окрепло. Он будто докатился до низшей точки. И на несколько месяцев я просто перестала с ним разговаривать. По счастью, я была на гастролях — а здесь, чтобы спастись от любых забот, хватало всего лишь бутылки и таблеток.

Глава шестая

Воспоминания об охотниках за наградой начинали казаться далеким сном по мере того, как мы с Никки все больше отпускали тормоза во время тура. Мы стали так близки, что секс уже казался необязательным. Мы получали свое на сцене. Уйди одна из нас из клуба с кем-нибудь еще или притащи кого-то в гостиничный номер, другая бы озверела. Я усвоила это нелегким путем.

В Нью-Йорке Мальчик-администратор сдобрил мою выпивку «экстази»; эксперимент был ужасный. Я не люблю этот наркотики ни за что не приняла бы его намеренно. Когда это зелье сработало, мы сидели в «Чайна-клубе» и нас с Никки клеил Дерек Джетер. Он мне изрядно наскучил, и я разговорилась с Джо Монтаной, который выглядел как столетний дед. Он с трудом двигался после всех колотушек, полученных в его лучшие дни. Когда он положил руку мне на ногу, я постигла две вещи: первая — что никогда больше не покажусь на людях, набравшись «экстази»; вторая — что лучше бы я осталась с Дереком Джетером.

На следующий день таблоиды растрезвонили, что у нас с Джо Монтаной роман. В действительности же я, вернувшись в отель, занималась сексом с женщиной (Пейдж Саммерс, фаворитка «Пентхауса», чье сердце вскоре таинственным образом остановилось посреди ночи после самой простой операции). А Никки в конце концов оттянулась с парнем из «Миннесота твинз». На следующее утро разразилась ссора платонических любовниц, и мы несколько дней не обменивались ни единым словом.

После этого мы заключили соглашение: если приводим кого-нибудь в номер, то исключительно для секса а’труа, что вряд ли реально, поскольку друг с другом мы больше не спали. Всего один раз, еще давно, в Лос-Анджелесе, мы попробовали заниматься сексом втроем, и вышло черт знает что. Весьма продвинутая девица набросилась на нас в баре и принялась разглагольствовать о сексе и о том, как она любит женщин. Она была красива, с черными как смоль волосами и с такими титьками, что хоть орехи ими коли — ну, мы и привели ее домой и взялись за дело. Мы с Никки в постели вели себя друг с другом довольно агрессивно, и наша новенькая подружка внезапно запаниковала, подхватила свои шмотки, и — ни здрасьте, ни до свидания — выскочила за дверь. До сих пор не знаем, как она добралась до дома, ведь до квартиры Никки мы сами же ее и подвезли. Задним числом я сообразила, что промашка была наша — мы поверили ее бахвальству и позабыли главное правило: начинать медленно.

Помнится, после того как было заключено это соглашение, единственным человеком, которого я пыталась затащить домой, стал Дэймон Уэйанс. Мы были на съезде Magic в Лас-Вегасе и, решив опрокинуть литровочку «Grey Goose», отправились в хип-хоп-клуб. Мы оказались там единственными белыми и наклюкались до того, что нам это было по барабану. А поскольку нам самим было на это плевать, то и все окружающие тоже ничего не имели против.

Вскоре я заметила Дэймона Уэйанса, сидевшего на кушетке с забалдевшим видом. Мы приблизились, уселись по обе стороны от него и завели пьяную болтовню обо всяких пустяках. Когда мы начали танцевать перед Дэймоном, ему нетрудно было смекнуть, до какой степени мы съехали с катушек.

— Черт побери, — сказал он мне. — Вот это тело.

— Да у меня задницы толком нет, — запротестовала я.

— Для меня — в самый раз, — заверил он.

В конце концов мы запрыгнули в лимузин Дэймона и отправились в отель «Белладжо» к нему в номер. Никки и я повалились на его постель и принялись целоваться, а сам он преспокойно сидел и наблюдал. Я редко проявляла такой напор, но тогда, смешав алкоголь с таблетками, пребывала в ударе. Я уставилась на Дэймона и потребовала:

— Поцелуй меня.

— Не могу, — отозвался он. — Это просто не мое.

— Тебе же хочется, сам знаешь, — настаивала я.

— Ты даже не представляешь, как многого мне хочется.

— Ну так поцелуй меня.

Я поползла к краю кровати, и на полдороге наши лица сблизились. Все, что мы сделали, — это поцеловались. Тотчас после этого мы с Никки вскочили, вышли из комнаты и вообще убрались из этого отеля. Мы перебрались в маленький мотель «Том О’Шэнтер», еще пятидесятых годов; это была моя идея, потому что именно туда я ходила на вечеринки, будучи подростком. Мы обосновались в номере и заказали пиццу; но к тому времени как явился разносчик, обе мы уже отрубились на испещренном пятнами полу.

Как только мы продолжили запланированный тур, я снова перебрала. Сделала глупость, приняв от какого-то парня бокал шампанского — уж не знаю, что там оказалось подмешано: GHB, рофинол или кетамин. Когда я уходила со сцены, меня стало ломать и скручивать. Добравшись до раздевалки, я посмотрела в зеркало: зрачки увеличились втрое и дергались, как при эпилептическом припадке. Я прилегла под туалетным столиком и вырубилась. Никки растормошила меня к следующему выступлению, но я уже ни на что не годилась.

— Я не выйду, — дрожащим голосом пролепетала я. — Я идти не могу.

— Не волнуйся ни о чем, сладенькая. Просто держись возле меня.

— Не, ты не поняла. Я не могу идти.

— Ну хорошо. — Никки наклонилась ко мне. — Обхвати меня руками за шею.

Она потащила меня за собой; мои ноги бессильно волочились по цементному полу. Мы уже были возле сцены, когда загремела одна из версий «Do Ya Think I’m Sexy» Revolting Cocks; в Никки забурлил адреналин, и она слишком резво припустила по ступенькам. Мои руки разжались, и я загремела вниз. Я шмякнулась на сцену, да так и осталась лежать, распластавшись, словно морская звезда. Музыка замедленно тянулась у меня в голове, огни включались и гасли — впрочем, скорее это включалось и гасло мое сознание. Никки ухватила меня за ногу и таскала за собой до конца песни. Что бы ни произошло, выступления мы не пропускали.

Я все время раздумываю, не Мальчик-администратор ли был в ответе за все мои передозняки на гастролях. Его поведение с каждым днем становилось все более странным. Он прикрывался моим именем, чтобы получить на халяву все, что только можно: вход в клуб, наркотики, татуировки, авиабилеты первого класса. А если имени не хватало, то он добавлял по бартеру — восемь к десяти — мой автограф. Он постоянно таскал при себе ламинированный пропуск, сделанный для тура, вместе с другими такими же пропусками для «Tool» и «Мотли Крю», хотя для входа в клуб они ему вовсе не требовались. Единственное, где эти пропуска Мальчику-администратору помогали, — это у стриптизерш между ног. Он пудрил восемнадцатилетним дурехам мозги, что он-де администратор у «Мотли Крю», и обещал при следующем визите в этот город отвести девушек за кулисы и познакомить с группой; в итоге он трахал этих стриптизерш в ванной комнате клуба и фотографировал происходящее на «Поляроид». У него скопилась уже целая галерея подобных завоеваний.

Если какая-нибудь группа хотела увидеться со мной, не миновать им было Мальчика-администратора. Он никогда не упускал возможности нажиться. Сулил им футболки и сувениры со скидкой, а потом смывался с их деньгами. Он устраивал так, что парни из «Tool» оставляли мне сообщения на телефоне. Поначалу это казалось круто, но вскоре я заподозрила, что авторы сообщений вовсе не те, за кого себя выдают. Вообще сомневаюсь, чтобы Мальчик-администратор хоть когда-нибудь на эту группу работал.

Когда гастролируешь с кем-нибудь вместе, то близко сходишься с этим человеком. Вы становитесь как бы одной семьей. И хотя растущие горы неоплаченных счетов за выпивку и телефонные разговоры из отеля (доходящие до восьми сотен за ночь), а заодно и выходки с «экстази» должны были меня насторожить, прозрела я слишком поздно. Я закрывала глаза на многие пакости этого щенка, потому что работал он почти даром — я только оплачивала его расходы. К тому же не хотелось мириться с мыслью, что меня предал кто-то из близкого окружения.

Последним ударом стало то, что Мальчик-администратор пообещал достать изготовленные по специальному заказу дорожные чемоданы за две тысячи долларов. Мой бухгалтер отправил ему деньги, и взамен мы получили шиш с маслом. Вдобавок мальчишка пообещал бухгалтеру места на концерте «Роллинг стоунз», и бедняга в результате вообще остался без билетов.

И вот однажды перед выступлением Никки и я решили подсчитать, сколько сделаем «поляроидных» снимков — а деньги за них собирал Мальчик-администратор. Под занавес набралось уже полторы сотни снимков по двадцать долларов каждый. Но когда пришло время расплачиваться, вместо трех тысяч долларов гаденыш вручил нам пятнадцать сотен. Неудивительно, что парень не просил жалованья: под столом он загребал куда больше.

Во время недельного перерыва я вызвала Мальчика-администратора и сообщила, что более мы в его услугах не нуждаемся. Он впал в бешенство. Я изложила этому проходимцу все причины, по которым впредь не хочу иметь с ним дело, и на каждый мой довод он нашел отговорку, а кражу денег вообще отрицал напрочь. Увертки не подействовали, и тогда подонок пригрозил, что меня уничтожит.

— Проваливай, недоносок, — прервала я его наконец. — Скажи спасибо, что тебе тут задницу не надрали.

В течение нескольких следующих недель этот гад названивал Никки, Джой Кинг и вообще всем моим знакомым и угрожал чем только возможно. Потом он связался с сайтами, специализирующимися на порносплетнях, и там наплел, какая я сука, наркоманка и вообще сижу на таблетках. И не в том дело, прав был мальчишка или нет — или, в данном случае, прав отчасти, — плохо то, что делал он это назло, просто чтобы нагадить мне. Спустя несколько месяцев со мной связалась некая рок-группа. Мальчик-администратор, якобы для организации встречи со мной, выманил у них деньги.

— Мы кое-что собираемся предпринять по этому поводу, — сказали эти ребята. — И сделаем это своими методами. Вас это заботит?

Я дала им свое благословение.

Глава седьмая

Моя мать родилась 24 апреля. Каждый год в этот день я сижу дома и думаю о ней. Мне всегда казалось странным, что после маминой смерти ее родня стала избегать нас с братом. Они не явились на похороны, не помогли отцу оплатить больничные счета, даже не вызвались приглядывать за нами, пока он на работе. Я могла простить такое, но отец с братом — нет. Может, причина в том, что я была тогда слишком мала и происходящее не задело меня так сильно.

Когда бы я ни спросила о родителях матери, папа и Тони отвечали, что это люди плохие и разговаривать с ними не о чем. В конце концов между нами выросла стена, и со временем я уже относилась к ним как к посторонним.

Но в тот день, когда маме должно было исполниться пятьдесят шесть, мои мысли вновь обратились к родным. Папа звонил всего несколько недель назад. Мы разговаривали впервые с тех пор, как я спасла его от охотников за наградой. Он сообщил, что его мать, моя бабушка, выходившая меня, когда я отходила от метедрина, — умерла. После долгой борьбы с раком болезнь перекинулась на лимфатические узлы и распространилась по организму. Она больше, чем кто-либо другой, заменяла мне мать, пускай даже подворовывала кокаин у Тони. То, что теперь рак унес и ее, стало тяжелым ударом.

Папа все еще строил из себя мальчика-игрушку в Нью-Джерси. Брат находился во Флориде с женой и сыном, Гейджем. У Тони выдалась тяжелая полоса. Он добился немалых успехов, но боли в спине вынудили его бросить работу, и Тони больше не мог поддерживать семью. Тогда он решил заделаться тату-художником, хотя в жизни ничем подобным не занимался.

Теперь, когда брат и отец находились далеко, поглощенные своими проблемами, я вновь подумала о маминой родне, особенно о бабушке, которую, помнится, очень любила в детстве. Я рассказала обо всем Никки.

— Так возьми и позвони своей бабушке, — сказала она.

— Не знаю, смогу ли. Столько времени прошло, и мне как-то не по себе.

— Не дрейфь, — заявила Никки. — Это надо сделать, иначе всю жизнь будешь себя корить.

Бабушка с дедушкой жили все в том же маленьком домике в Лас-Вегасе, телефон у них тоже не изменился. Я набрала номер.

— Алло? — послышался мужской голос на другом конце провода. Это был мой дядя, Деннис.

— Привет, Деннис, это Дженна. Бабушка дома?

В трубке повисло молчание.

— Алло? Деннис?

Я прислушалась — дядя плакал.

— Дженна, — вымолвил он наконец. — Бабушки больше нет. Она умерла две недели назад.

— О нет. Что случилось?

— У нее был рак яичников.

Едва дядя произнес слово «рак», во мне точно что-то разорвалось, я просто завыла. С трудом выдавив «спасибо, пока», я быстро положила трубку. Я больше не могла говорить с дядей. И с тех пор так никогда и не говорила.

Спустя несколько месяцев я попробовала позвонить снова, но телефон оказался отключен. Нового номера не было.

Я мало о чем сожалею в жизни, но корю себя за то, что не была рядом с бабушкой во время ее смертельной болезни — ведь она страдала так же страшно, как и моя мать. И по сей день я казню себя — почему я не позвонила ни разу за все эти годы, не сказала, что люблю и прощаю ее. Может, она умерла, думая, что я отреклась от нее с ненавистью в сердце.

После этого разговора меня охватила паника. Я была уверена, что умру от рака в раннем возрасте, точь-в-точь как моя мама. А это означало, что у меня остались считаные годы, чтобы завести собственную семью. Нельзя же вечно уходить от ответственности и всего, к чему обязывает взрослая жизнь, под тем предлогом, что я, видите ли, гастролирую — не ровен час, кончу так же, как и мой отец. К тому же Никки и я уже потихоньку действовали друг другу на нервы. Я была близка к тому, чтобы сорваться и врезать ей, если она еще раз свалится на меня на сцене. Это меня бесило, да и потом, больно же — она ведь чуть ли не вдвое крупнее меня.

Итак, я смягчилась и стала чаще разговаривать с Джеем. Я избегала его именно потому, что понимала: в него я могу влюбиться. Но если он был нужен, то всегда оказывался рядом, как в тот раз, когда охотники за наградой преследовали моего отца. Между нами все чаще завязывались дружеские разговоры, меня вновь тянуло повидать его. Я хотела веселиться вместе с ним. Хотела удержать его. Хотела дружбы. Секса. Пора прекратить эти прятки и угомониться.

Томми все еще гастролировал с «Мотли Крю»; по совпадению я завершала свой тур в Ванкувере, как раз когда он выступал там. Я пришла на концерт, и Томми устроил меня подальше от чужих глаз, за ударной установкой. Посреди песни «Ноте Sweet Ноте» он обернулся и указал на меня барабанной палочкой. Это не вызвало во мне никаких чувств. Именно тогда я и осознала, что не люблю его.

С Томми я просто отвлеклась забавы ради. Связь с ним мне нравилась, но Томми любил Памелу Андерсон и всегда будет любить ее, сколько бы он ни твердил, как ненавидит ее за то, что она упекла его в тюрьму и пыталась отнять его ненаглядных детишек. (Странное дело: когда год спустя я повстречала Памелу на вручении призов МТБ, она кинулась ко мне, как давняя подруга; когда я сказала, что рада с ней познакомиться, она удивилась: «Как, а разве мы раньше не встречались?»)

Тем же вечером, только позднее, Томми пришел на мое выступление. Во время «Поляроидов» он все время целовался и вис на мне. Я не люблю, когда парни ведут себя так даже вне клуба, а уж во время моей работы и подавно. Я чувствую себя неуютно. К тому же Томми заявил, выступая у Говарда Стерна, что я его новая подружка. Трогательно, конечно: в отличие от других моих знакомых знаменитостей, он не проводил с девушкой тайком одну-единственную ночь, а потом громогласно отрицал это. Но все-таки я разозлилась (как и кое-кто в Фениксе).

Конечно, это было так круто: Томми, липнущий ко мне. В подростковом возрасте я была его ярой фанаткой, но его навязчивость развеяла весь ореол таинственности. Когда на тебя западают твои же кумиры, дальнейшее обожание уже невозможно: теперь вы оказываетесь в одной упряжке.

Меня всегда восхищало, например, то, что Сильвестр Сталлоне не лез ко мне в «Планете «Голливуд» в Бангкоке. Но в следующий раз я повстречала его, когда ужинала с Джой в лос-анджелесском клубе «Барфлай». Сталлоне прислал на наш столик бутылку вина и пригласил нас присоединиться к нему. А когда мы приняли приглашение, повел себя так напористо, что мне стало неловко. Он глаз не мог оторвать от моей груди. На следующий день мы с Джой столкнулись с ним в «Серк дю Солейль», когда он был то ли с женой, то ли с подружкой; взгляд, брошенный Сталлоне в нашу сторону, красноречиво умолял нас пройти мимо так, будто мы незнакомы.

После этого я осознала, что превращаюсь в такого человека, которым бы мне отнюдь не хотелось становиться. Я вела себя совсем как отец, кочевавший после смерти жены от одной партнерши к другой, пытаясь как-то скрасить жизнь и в то же время не обременяя себя никакими излишними эмоциями. Я не желала становиться еще одной девушкой в списке Томми или очередной белокурой вертихвосткой в длинном перечне какой-нибудь другой звезды. Я хотела осуществить то, о чем в действительности всегда мечтала, — завести семью.

С тех самых пор, когда я вела дневник, еще будучи подростком, я хотела стать женой и матерью. Я даже не могла бы объяснить это — просто где-то на животном уровне существовала такая потребность, сродни стремлению забеременеть, когда я потеряла невинность. Возможно, я просто хотела узнать, какова она, та безоглядная любовь; каково заглянуть в глаза своего родного ребенка и сделать его или ее жизнь такой счастливой, какой моя собственная жизнь никогда не была.

Когда наш с Никки тур завершился, мы почти не разговаривали друг с другом. На последнем выступлении наши нервы были уже на пределе от усталости, алкоголя и наркотиков; мы просто сцепились. Никки обвинила меня в том, что я краду у нее деньги, и потребовалось все мое самообладание, чтобы снова не разнести ей физиономию каблуком. И когда мы вернулись домой, я впервые спала на чердаке, а не в ее постели.

Лежа в одиночестве той ночью, я поняла, что превратилась в наркоманку. Порой я принимала столько викодина, что даже не помнила, ни где была накануне, ни как попала домой. Желудок постоянно болел, у меня случались резкие перепады настроения, наркотик больше не приносил эйфории. Я превратилась просто в комок нервов.

Я узнала эту дорожку, ведущую под откос: ведь я уже побывала на ней прежде. Наркотик не стоил тех бед, которые в итоге приносил. Настала пора выкинуть его из своей жизни — как и все эти тусовки, которыми я восполняла нехватку подобных ощущений в ранней юности. И я сказала: «Все, больше никаких». Потом проглотила три таблетки и отправилась на гулянку. На следующий день я опять сказала: «Все, больше никаких», и назавтра, и на другой день тоже. В конце концов я схватила всю огромную бутыль белых таблеток викодина и спустила их в унитаз с той же решимостью, с какой отправляла по тому же адресу всех мужчин в своей жизни, начиная с Джека.

Несколько дней после этого у меня случались судороги, все тело болело. Меня как будто измолотили дубинкой по спине, по коленям, по голове. Хотя отвыкание может длиться месяцами, я справилась за неделю. Распрощалась я и с жесткой диетой. Викодин, по идее, замедляет обмен веществ, но на меня он, похоже, подействовал обратным образом. Я стала такой костлявой, что рядом со мной Кейт Мосс сошла бы за Карни Уилсон до операции. Конец салату и диетическим батончикам.

Когда в голове у меня окончательно прояснилось, я посмотрела на Никки и поняла, что поезд ушел. Ее всю раздуло от пьяных гулянок, и непохоже было, что она скоро выйдет из этого состояния. Главной причиной тому стал ее роман с очередным неудачником. Он вселился в нашу квартиру, а я от этого уже устала. Никки не могла вырваться из этого болота — ну а я не позволю еще раз затянуть туда и меня.

Глава восьмая

Я упаковала вещи, оставила дом Никки и поселилась в Западном Голливуде со своим другом по имени Холт, кинопродюсером, с которым мы познакомились во Флориде. Опять я оказалась без собственного дома. Моя карьера, жизнь, окружение — все словно покрылось плесенью. Пытаясь сбежать от самой себя, я все загубила. Старовата я была для подобной жизни.

Все это в один прекрасный день я выложила по телефону Джею; едва я заикнулась о том, что мне нужно сменить обстановку, он сказал:

— Еду. Я забираю тебя отсюда.

В тот же день Джей запихнул своего пса Цезаря на заднее сиденье «Рейнджровера» и выехал из Феникса. Как же это было романтично: ведь он мчался мне на выручку. Я собрала один маленький чемоданчик «Луи Вуиттон», забросила его в машину Джея — и ни разу не оглянулась назад. Спустя два месяца мы вернулись в Лос-Анджелес и забрали из дома Никки мои оставшиеся пожитки.

Мне всегда говорили, что когда встретишь того, кто тебе предназначен, то сразу почувствуешь это. А Джей изо дня в день доказывал мне, что он и есть Тот Самый. Нас с ним объединяло очень многое, особенно чувство юмора. Со строны Джей казался очень высокомерным типусом, но в душе это был маленький проказник, эдакий своеобразный Багз Банни. Он устраивал всевозможные проделки; мог, например, отвалить нашему другу Дуэйну сотню долларов за то, чтобы он позволил девушке запихнуть ему в задницу Altoid и продержать его там всю ночь (как ни странно, Дуэйну, похоже, понравилось). Джей заставлял меня смеяться и вновь чувствовать себя прежней Дженной Массоли, и понемногу я ослабила свою настороженность и рассказывала ему то, чего еще никому не открывала прежде.

До Джея мне еще не встречались мужчины, с которыми я бы чувствовала себя в безопасности. Во время краткого танцевального тура какой-то мужчина лет за тридцать вздумал бомбардировать меня после каждого выступления письмами с угрозами. Однажды ночью в Сиэтле меня разбудил стук в дверь: этот мерзавец ломился ко мне. Я позвонила Джею и сказала ему, что мне страшно, и я не знаю, как быть. Не прошло и получаса, как он уже был на борту самолета, летящего в Сиэтл.

Я постепенно осваивалась с Джеем; мне нравились разные мелочи, вроде того, как утром он ходит по дому на цыпочках, чтобы не разбудить меня, или, ворча, позволяет проделывать с ним всякие нежности — выщипывать ему брови или накладывать косметические маски.

Вот только с самим этим ощущением покоя освоиться я не могла. Это чувство было неведомо мне в прошлом. После пережитого с Джеком я ни с кем не сходилась достаточно близко, не ослабляла бдительность — это дало бы партнеру преимущество надо мной. И все же и мечты, и надежды мои сводились к тому, чтобы наконец осесть и обзавестись семьей. И то, что все вдруг пошло на лад с Джеком, нарушало распорядок, ставший для меня привычным. Это далось куда тяжелей, чем отвыкание от викодина, — ведь стремление сбежать от себя самой укреплялось во мне годами.

Так начались раздумья и сомнения, способные отравить отношения между людьми. Джей — человек властный. Он не может вести себя иначе. И каждый раз, когда он пытался командовать мной, во мне это вызывало инстинктивное отторжение. Кое в чем наше сходство было на беду: характер у нас обоих оказался взрывной, Джей — агрессивный немец, я — пылкая итальянка, и вот мало-помалу в нашу идиллию начали вкрапляться ссоры. И после каждого скандала я от Джея уходила. Такую тактику я унаследовала от отца: чуть что не так — собирай вещички и сваливай.

Но Джей, в отличие от остальных мужчин, никогда не звонил и не умолял меня вернуться. Он действовал иначе. Если мое отсутствие затягивалось на несколько недель, он подсылал кого-нибудь на мои поиски, и уже этот гонец меня урезонивал. И такие знакомые у Джея находились в каждом штате. Мы любили друг друга, но были напрочь лишены тех навыков в общении, которые разрешили бы наши проблемы.

Наконец вмешался наш друг по имени Гэри. Он затолкал нас обоих в отель по соседству с домом Джея и консультировал три дня без передышки. Чтобы отношения складывались удачно, втолковывал он мне, я не должна больше заставлять каждого встречного парня компенсировать ту любовь, которую отец и Джек мне так и не дали. Надо быть менее требовательной. Я должна признать главенствующую роль Джея в доме — или хотя бы притвориться, что признаю. И, что более важно, мне следует понять: сбегать каждый раз, когда мы сцепимся из-за какого-нибудь пустяка, — не лучший способ привлечь к себе внимание.

В то же время Гэри велел Джею больше прислушиваться ко мне, извиняться, когда он не прав, создавать атмосферу эмоциональной стабильности, искать компромисс, если наши мнения не совпадают — не теряя при этом того, что сам Джей считал своей властью. Думаю, почти все проблемы в отношениях — романтических ли, политических или творческих — сводятся к власти, к вопросу, у кого она есть и кто к ней стремится. После этого разговора я уходила, осознав, что мне нужен некто властолюбивый, но от всего сердца заботящийся о моих интересах. И этим «некто» был Джей. Он обладал всем, что я желала видеть в мужчине, — ну, может, кроме чувствительности.

После этой беседы между нами на краткое время воцарился мир. Мы буквально не выпускали друг друга из рук. Любимым занятием нашим стало дурачиться на публике. Мы занимались сексом средь бела дня в полном людей бассейне в отеле «Делано» в Майами, в раздевалках «Виктория’з Секрет» в Беверли-Хиллз и в дюжине ресторанов — от «Бед» в Майами до нью-йоркского «Балтазара».

По мере того как углублялись наши отношения с Джеем, «Уи-кэд» все больше отодвигалась на дальний план. Если не считать дружбы с Джой, союзничества между компанией и мной больше не ощущалось. Стив, женившийся на сестре Джой, так завозился со своими девушками по контракту, что с трудом находил время отвечать на мои звонки или спрашивать разрешения на все, что он делал, используя мое имя.

Решающий момент настал, когда Стив нанял парня, который занимался бы всеми принадлежащими ему веб-сайтами, включая и мой. И этот парень то и дело названивал, допытываясь о номере моей социальной страховки, о конверсии, об удержании — словом, подавай ему прорву финансовой информации, до которой ему, вообще-то, не должно быть никакого дела. Я постоянно твердила Стиву, что не доверяю этому типу, но он и ухом не вел. Мы подсчитали кое-что вместе с Джеем — цифры никак не сходились. Тут нам стало ясно, что Интернет — это не только реклама, но и существенный источник доходов; как дело доходит до всяких хитростей, порноиндустрия первой подхватывает новейшие технологии. И я предприняла последнюю попытку достучаться до Стива.

— Этот жулик обдирает как липку и тебя, и меня, — сказала я ему. — Я своим горбом помогала возводить эту компанию. Я, пожалуй, стерпела бы, если бы деньги шли тебе — в конце концов, ты в лепешку расшибался, чтобы сделать меня тем, кем я стала. Но я не намерена сидеть сложа руки и смотреть, как на мне наживается этот дешевый недоносок.

Стив не встал на мою сторону. Он просто оставил все как есть. Он вообще ни с кем не вступал в конфронтацию. Эта история с вебсайтами, новые девицы, так и прущие в компанию, — в «Уикэд» становилось неуютно. Теперь там работали по контракту восемь девушек — всего на две меньше, чем в «Вивид».

И, как и в большинстве случаев, я решила уйти при первых же признаках тревоги, не дожидаясь, пока произойдет что-нибудь похуже. С годами я стала замечать, что женщины не слишком-то ценятся в порноиндустрии. Звезды — легкозаменимый товар со сроком годности всего в несколько лет. Если женщины хотят какого-то уважения — особенно в индустрии, базирующейся на их использовании, — они должны являть собой нечто более существенное, нежели просто смазливое личико на обложке. Каждой крупной компанией в этой сфере заправляют мужчины. Я поговорила об этом с Джеем, и мы пришли к выводу, что если я оставляю «Уикэд», то мне нет никакого смысла пахать на кого-нибудь другого. Я могла выбрать путь, по которому еще не шла ни одна женщина, и создать свою собственную преуспевающую компанию. Открыть собственный вебсайт, производить то, что считаю нужным, самой организовывать съемки. Я буду не просто порнозвездой, но порнодельцом.

Однако прежде чем самой браться за организацию собственного бизнеса, что вполне могло обернуться полным кошмаром, я хотела достойно уйти из «Уикэд» — ведь они столько сделали для меня и, до недавнего времени, ни в чем меня не предавали.

И мы встретились со Стивом. Он сидел за своим столом, как и пять лет назад, почти невидимый за беспорядочным нагромождением бумаг. Время будто совсем не коснулось его. Глаза блестели все так же ярко и веки по-прежнему нервно подрагивали.

Я сказала Стиву, что люблю его и благодарю за все, что он для меня сделал. Но настала пора мне покинуть гнездо и попробовать свои собственные силы.

Последнее, что я сказала, было:

— Я хотела бы получить твое благословение.

И Стив ответил:

— Дженна, я хочу, чтобы ты была счастлива. Я никогда не желал, чтобы тебе казалось, будто тебя к чему-то принуждают. Так ступай и делай то, что сама считаешь нужным.

Я обняла его, смахнув при этом половину бумаг со стола, и уже повернулась было, чтобы уходить.

— Но помни, — произнес Стив, прежде чем я дошла до двери, — ты должна мне еще один фильм.

Я не просто покидала компанию — я теряла своих лучших друзей. С Джой мы сумели сохранить близкие отношения, но со Стивом больше не обменялись ни словом. Это разбивает мне сердце — и ему, я знаю, тоже.

Глава девятая

Раз уж это был последний шанс «Уикэд» сделать на мне кассу, мой завершающий фильм они решили превратить в самую крупнобюджетную постановку всех времен. Назывался проект «Поиск мечты» — насыщенная спецэффектами приключенческая сказка в стиле «Хроник Нарнии» (только без библейских аллегорий): о женщине, пускающейся в странствия, чтобы спасти мужскую фантазию. Возглавлять проект, разумеется, выпало моему бывшему супругу, Роду.

Люди всегда интересуются, а не трудно ли мне спать на экране с мужчинами, которых я недолюбливаю в жизни. На самом-то деле гораздо хуже приходится парням, с которыми у меня роман. Я могу рационально подходить к сексу: как-никак это работа, и все личное просто отключается. Но немногие парни сумеют представить — да еще зная, что это видят окружающие, — будто это совсем другой человек, а вовсе не любимая девушка трахается и кричит так, как она кричала бы с ними в спальне. Поэтому сложность в сексе перед камерой для меня заключается в опасениях, как бы это не причинило страдания кому-то, кого я люблю.

Так краткому периода моего домашнего покоя настал конец. Все пошло кувырком. Джей словно с цепи сорвался из-за того, что я могу с кем-то переспать на экране — куда там Джордану. Таким я его еще не видела. Он даже вынул мою фотографию из рамки на своей тумбочке и взамен поставил портрет Чейзи Лейн.

Однажды, когда мы отправились на ужин на его «Рейнджровере», Джей достал меня по-крупному; сгоряча я так наподдала ногой по ветровому стеклу, что оно разлетелось. Лягаться я мастер — однажды из-за того же Джея разнесла каблуком экран телевизора.

Я вечно что-нибудь разбивала. Проблема в том, что, как правило, это были мои же вещи.

После очередного скандала из-за фильма я в ярости ушла из дома, а когда вернулась, то обнаружила, что Джей сменил код на воротах. Я сняла туфли на каблуках, перелезла через ограду и пробежала полмили до двери — но ключ не входил в замок. Джей залил его цементом. Я позвонила ему по сотовому и потребовала, чтобы он меня впустил: заберу свои шмотки и оставлю его к чертовой бабушке.

Джей отказался, да еще пригрозил, что убьет моих собак и сожжет мою одежду. Затем он побросал все мои пожитки в ящики, загубив при этом большую часть платьев, и оставил все на подъездной дорожке. Я забрала вещи и улетела в Лос-Анджелес.

Как же я жалела, что так затянула с последним фильмом — отснять бы его, пока мы еще тусовались с Никки. Но я влипла. За столько лет и после стольких картин все, по идее, должно было стать только легче, а не сложнее. Пока я готовилась к съемкам в гостиничном номере, позвонил Джей.

— Ну, чего тебе еще? — рявкнула я в трубку.

— Послушай, — произнес он. — На этот раз крупного скандала не будет.

— Вот и славно.

— Я просто приеду и до тебя доберусь. И тогда ты за все расплатишься. Больше я ничего подобного не допущу.

— Что на тебя накатило на хрен?

— Все кончено, лапушка ты моя. Лучше, малышка, пускайся наутек.

Мы провисели на телефоне несколько часов. Разговор был такой, что заснула я в слезах. У Джея от боли дрожал голос. И то была боль, от которой не плачут, а звереют. Я сомневалась, что после такого наши отношения можно будет продолжать.

На следующий день Джой была необычайно любезна со мной. Считала, что, если съемки получатся по высшему разряду, я таки останусь в «Уикэд». Джой так и не смирилась с тем, что я ухожу, и впервые за столько лет я ей не доверилась. Она даже не представляла, каково мне сейчас. Род между тем был на взлете как режиссер, зато как человек опустился — дальше некуда. Он уже крутил роман с новейшим приобретением «Уикэд», Стефани Свифт, и единственным моим утешением на площадке было любоваться, как она затыкает Роду пасть — совсем как я в прежние времена.

Для Рода, как и для любого режиссера, существовала одна цель: снять шедевр. А поскольку переживания из-за Джея мешали мне работать, Род из кожи вон лез, чтобы саботировать наши отношения.

— Дай передохнуть, — твердил он. — Ты с этим парнем и полгода не продержишься. А фильм — это навсегда. Так давай сделаем его как можно лучше.

То, что прежде сошло бы за случайность, теперь приобретало на съемочной площадке особое значение — и в лесбийскую сцену Род меня с Азией Каррерой запихнул, и лицо мне по ошибке лаком покрыли вместо грима с блеском… Перед своей единственной сценой «мальчик-девочка» я распсиховалась настолько, что непрерывно блевала в своем трейлере. Я не хотела этого делать. Я перепробовала все мыслимые отговорки, даже предложила дублершу — думаю, вполне бы сошло, если бы кто-нибудь взял труд об этом позаботиться.

Потом каждая клеточка моего тела взывала: «Сматывай!» Я не хотела ехать домой. Я же знала: вернусь в Феникс — окажусь в дерьме. Но я уже провела в бегах весь минувший год. Больше я такого себе не позволю. Не попадусь в эту ловушку «пакуйся-и-даже-не-оглядывайся», уготованную мне, казалось бы, самой судьбой. И, собрав последние остатки своей храбрости, я самолетом отправилась в Феникс. Джей велел мне самой добираться до дома, так что пришлось брать такси.

Когда я отперла входную дверь, он молча сидел на кушетке, точь-в-точь как отец, когда я вернулась после прогулки на яхте с Джеком. Я села на стул в сторонке от него, и мы просто смотрели друг на друга в тишине. Я ощущала, какярость в нем закипает с каждой секундой, совсем как готовая забурлить вода в чайнике.

Час спустя он наконец произнес — тихо, но в голосе его вибрировала накапливавшаяся все это время ярость:

— Как… ты… могла… быть… такой… шлюхой?

Стоит парню произнести это слово, как от здравого смысла у меня не остается и следа. Секунды не прошло, как мы уже орали, посылая друг друга куда то лько можно.

Поскольку перекричать Джея мне не удалось, я впала в бешенство. Я принялась крушить все вокруг. Я лягала, опрокидывала, ломала и швыряла все, до чего удавалось дотянуться без лестницы. Подсознательно я уповала на то, что, выйдя из себя, сумею отвлечь Джея. Поведу себя как буйнопомешанная или сломаю руку об стенку — может, начнет меня успокаивать и утешать, вместо того чтобы пилить за этот несчастный фильм.

Когда Джей вылетел из дома, я схватила телефон и заказала танцевальный тур на три недели. По крайней мере, я попыталась встретиться с ним лицом к лицу и все уладить. Но теперь настало время того самого «пакуй-вещички». Возможно, я оказалась в Лос-Анджелесе еще до того, как Джей возвратился домой.

Во время тура я останавливалась в самых дорогостоящих отелях, в каждом городе арендовала «Феррари» и добавила 40 000 долларов на своих кредитных карточках. Но впервые заработки не радовали меня. Я не знала, что делать. А решение проблемы представлялось столь очевидным, что я предпочитала его не замечать. С тем же успехом можно было искать шляпу, нахлобученную на голову: единственное, что снова сделало бы мою жизнь счастливой и полноценной, — это Джей. Он не выходил у меня из головы. Без него я была печальна и сломлена. По идее, после его незрелой реакции на фильм делать мне с ним было нечего. Но любовь — это не логически принятое решение. Ее не найдешь, за нее не ухватишься, от нее не сбежишь. Она приходит и уходит, повинуясь лишь диким своим прихотям, и мы ничуть над ней не властны. Все, что мы можем сделать, — это узнать ее, ощутив, и наслаждаться ею, пока она длится, будь то один день или целая жизнь. Я же пыталась бороться с любовью, потому что, как и большинство людей, приучила себя бояться ее, ибо она делает меня уязвимой.

Однажды вечером я набралась мужества и, взяв телефонную трубку, набрала его номер.

— Знаешь что, малыш? — начала я. — Мне уже надоела эта беготня. Я хочу вернуться домой.

А он сказал:

— Да уж, пора домой.

Я плюнула на последнее выступление и заказала билет на самолет тем же вечером. Увидев Джея, я кинулась в его объятия, ион крепко обхватил меня. Как же в его руках было спокойно. Злость в нем уступила место смирению, а затем пониманию и, наконец, любви. Как будто все, случившееся с нами шесть недель назад, в действительности произошло совсем с другими людьми.

О чем только мы не говорили, вернувшись домой. За время моего отсутствия Джей тоже осознал, насколько сильно меня любит, а то, как я сама страдала, помогло исцелить его раненую гордость. Мы обсуждали не только фильм, но и все наши игры и побеги и даже грязную посуду — и его длинные волосы, с которыми Джею пришлось расстаться.

Никогда прежде у меня не получалось с приятелем такого дельного, результативного разговора. К концу его мы поняли, какие границы существуют для каждого из нас. Той ночью я ложилась в постель не окрыленная, но смирившаяся с судьбой. Потому что, как бы я ни боролась все минувшие месяцы, разлюбить этого парня я не могла.

Глава десятая

Во всех мифах, от Геркулеса до Будды, награда не дается без борьбы. Нужно прилагать силы, проходить испытания, преодолевать препятствия. Счастливый конец — это итог трагичного начала. Джей выдержал (хоть и не слишком геройски) свою проверку, когда я уехала на съемки «Поиска мечты». Вот и мне не следовало удивляться, когда однажды утром, в разгар новообретенного благоденствия, Джей разрушил мой мир всего тремя словами.

— Мне надо уехать, — сказал он.

— Куда? — спросила я. — И надолго? На день? На месяц?

— Еще не знаю.

— Но ведь все было просто чудесно. Нам так хорошо вместе.

— Дженна, у меня была безумная жизнь, — сказал Джей. — И в этой жизни я совершил кое-какие ошибки и обзавелся врагами. Я полюбил тебя и хочу сохранить это чувство. И единственный способ это сделать — это покончить с призраками из прошлого, потому что иначе они не дадут покоя нам обоим.

— И что это значит?

— Я же сказал, — произнес Джей. — Мне надо уехать, и я не могу сказать куда. Все, что я тебе обещаю, — это что я вернусь.

— Это другая женщина?

— Нет, бизнес.

— Зачем тебе уходить? — спросила я сквозь слезы. — Все же прекрасно.

— Потому что, если я не разберусь с этим сейчас, потом это может обернуться нам во вред. Я никогда не буду счастлив с тобой и никогда не создам семью, если каждый день буду остерегаться, как бы тени из прошлого не настигли меня. Я не хочу больше причинять тебе боль.

— Тогда не уезжай. Плюнь на это.

— Не могу, — сказал Джей. — С этим надо покончить. И все будет хорошо. Это всего лишь колдобина на дороге.

Я была раздавлена. Все это слишком ярко напомнило мне об отце и его секретах, обо всем, что я пережила, когда он был в бегах. Перенести такое еще раз с человеком, которого я любила, после всего, через что мы прошли… Но выхода у меня не оставалось.

Как и на похоронах Ванессы, я не стала плакать. Я хотела быть сильной — ради Джея. И, подавив свои чувства, я отпустила его. Я назначила множество фотосессий — просто чтобы чем-то занять себя и не думать о нем. Но, конечно же, мои мысли устремлялись к нему день за днем. Я жила одна, в нашем заново обставленном доме, в незнакомом городе. Здесь все напоминало о Джее. Когда я засыпала, рядом, непримятая, лежала его подушка. Смотрела телевизор — и вспоминала Джея, натыкаясь на спортивные каналы. Я вынесла это лишь потому, что непоколебимо верила: он любит меня. И я любила его.

Через неделю брат Джея заскочил с письмом для меня. Он передал его без конверта, и я понятия не имела, откуда оно была послано. Той ночью я развернула его и заплакала, прочитав первые же два слова: «Дорогая Дженна».

Джей раскрыл в этом письме всю душу так, как никогда еще не делал прежде. «Я думаю о тебе каждое мгновение, — писал он. — Думаю о том, как ты прекрасна во сне — совсем как маленький ангел. Думаю о светлом персиковом пушке на изгибе твоей спины. Не дождусь, когда же снова буду дома и расцелую все твое личико».

Страница за страницей, исполненные нежности и обожания, пронизанные болью от разлуки. Меня охватила дрожь. Никогда еще я не слышала ничего подобного из уст Джея. Потом я целыми днями не вставала с постели. Я была больна от любви. Вскоре пришло второе письмо, через пару дней — еще одно. Через три недели у меня уже лежало шесть нераспечатанных писем. Я не могла заставить себя прочитать их. Я знала, что мне снова станет худо и я покачусь вниз. Внезапно я постигла разницу между истинным влечением сердца и помешанностью — а это было все, что я на самом деле познала с Джеком. А основное различие заключалось в доверии: ведь Джеку я не доверяла никогда. Но я всегда могла положиться на Джея. Какие бы ни возникали проблемы — он неизменно оказывался рядом. И сам его отъезд призван был упрочить наши отношения, а не подорвать их.

Спустя месяц Джей вернулся так же внезапно, как и уехал. Едва я увидела его, меня буквально затрясло от избытка чувств. И дело не в той прописной истине, что отсутствие укрепляет привязанность, нет: просто я поступила правильно, когда ждала его. Это было совсем на меня не похоже — не допытываться о чувствах и о намерениях кого-то, кто мне близок; и все же, вопреки обыкновению, я просто встала на сторону своего мужчины. Джей и сам изменился за время отъезда. Он оставался все тем же до очаровательного несносным ублюдком, но стал более чутким и уже не так сдержанно выражал свою любовь. Наконец настало время начинать нашу совместную жизнь.

И вот мы с Джеем стали не только любовниками, но и деловыми партнерами. Оставив «Уикэд», я не собиралась продавать себя новому хозяину — я уже обрела достаточную известность, чтобы взяться за осуществление новой мечты и создать собственную компанию. Я знала, что у Джея особое деловое чутье — недаром они с братом ушли на покой, когда обоим было всего за тридцать. Среди их способов разбогатеть побыстрее числился и такой: скупить все телефонные номера, близкие к 1—800—…—… Если кто-нибудь ошибался номером, звонок переадресовывали, а деньги оставляли себе. Компания называлась «Жирные пальчики».

Понадобился год на то, чтобы открыть «Клуб Дженна», арендовать помещение, нанять персонал и отследить всех засранцев, которые использовали мое имя. К моему изумлению, кое-кого из этих засранцев, пользовавшихся одним из самых популярных закрепленных за мной имен, я, оказывается, знала: дядюшка, напакостивший мне при сделке со стрип-клубом в Анахайме.

Я ожидала, что начинать придется едва ли не с нуля: ведь в последнее время я снималась очень мало. Однако я все еще считалась самой востребованной особой. И хотя мы с Джеем мало что смыслили в Интернете, «Клуб Дженна» в первый же месяц оказался весьма доходным предприятием. И бизнес, начинавшийся просто как попытка самоутвердиться, превратился в женскую историю успеха, по мере того как я добавила к «Клубу Дженна» веб-сайты других девушек (двадцать пять, и это еще не предел).

Когда я оглянулась на свою жизнь — на все возрастающую привязанность к Джею, на компанию, организованную вдвоем, — это ошеломило меня. Это казалось настолько чуждым мне — ведь для того, чтобы все задуманное успешно осуществилось, нужны были спокойствие и стабильность. И это пугало меня. Ведь не так давно мы с Никки пропадали в своих странствиях, шарахаясь от любой ответственности. Новые обязанности обрушились на меня совершенно внезапно, и мне требовалась поддержка, чтобы защититься от главного врага — от себя самой. Друзей в Фениксе у меня еще не завелось, и первый, о ком я подумала, был мой отец. Мне хотелось, чтобы и он был причастен к той новой жизни, которую я созидала для себя.

Мы с отцом почти не разговаривали уже месяцев восемь — после той истории с охотниками за наградой; а отлучать его от своей жизни казалось просто несправедливым. В детстве ты считаешь, что твои родители совершенны, в юности выясняешь, что это не так, а повзрослев, принимаешь их наконец такими, какие они есть, — столь же покалеченными жизнью людьми, как и мы сами. И я убрала подальше свою гордость и позвонила папе в его золоченую клетку в Нью-Джерси.

— Зря мы так долго не разговаривали, — сказала я ему.

— Ты мне снилась прошлой ночью, — ответил отец. — А проснувшись, я понял, что ты позвонишь. Я все время вижу тебя во сне.

В голосе его звучала не только любовь, но и легкая тень печали. Как непривычно было слышать такое от него. Но главный сюрприз еще был впереди.

— И я хочу поблагодарить тебя за помощь в Майами, — продолжал папа. — Я ведь, кажется, так толком и не сказал тебе спасибо. А все потому, что мне было так неловко обращаться к тебе за помощью. Мало что так унизительно для отца, как просить деньги у родной дочери.

— Мне тебя не хватает, — произнесла я, когда наконец смогла говорить. — В этом отчасти и моя вина — ты извини, что я тебе не перезванивала.

Во время всего разговора из папиного голоса не исчезали печальные нотки. Он говорил как побежденный. Я думала, причина в том, что он живет за счет нелюбимой, зато состоятельной женщины, но все оказалось гораздо хуже.

— У меня операция наследующей неделе, — сказал папа, когда я стала расспрашивать о его делах.

Он рассказал, что с самого переезда в Нью-Джерси, сколько бы он ни спал и ни пил, его все время донимали жажда и усталость. Вскоре начали неметь руки и ноги. А однажды он проснулся, и все вокруг было точно в тумане. Как ни старался папа сфокусировать зрение, оно так и не прояснилось.

Наконец папа сдался и отправился ко врачу. Тогда и выяснилось, что у него диабет. Папе грозила слепота, и в ближайшие дни необходимо было произвести операцию.

Снедаемый тоской, живущий на содержании, без медицинской страховки, он осознал, как ему нужна была семья. Мы не признаемся себе ни в чем подобном, пока не станет почти совсем поздно, пока все ошибки уже не будут совершены.

Теперь я гораздо чаще звонила отцу, совсем как хлопотливая матушка. Сначала мы разговаривали каждую неделю, а там и каждый день.

И — вот чудно — это совсем не казалось странным или неестественным. Это просто было правильно.

Глава одиннадцатая

После ухода из «Уикэд» я думала, что закончила со «взрослыми» фильмами. В мои планы входило только снимать клипы с танцами и мастурбацией для веб-сайта. Но поскольку успех «Клуба Дженна» рос, а Джей как режиссер ставил все больше порнухи, мы решили основать производящую компанию. А это означало, что пора мне вновь предстать перед камерой.

Я заявила Джею, что буду сниматься только в сценах с девочками, но мы быстро поняли: если хотим, чтобы наши фильмы становились бестселлерами, без сцен «мальчик-девочка» не обойтись. Поскольку о работе с другим мужчиной и речи быть не могло, оставался только один выход: придется Джею самому впрягаться в оглобли. К моему изумлению, оказалось, что он уже давно об этом подумывал — в конце концов, всегда можно скрыть лицо под маской. Я предостерегала Джея, что когда его занятия сексом разойдутся по магазинам в 200 000 копий, это непременно отразится и на его жизни, и на его семье, но он и слышать ни о чем не хотел.

На съемках фильма с исключительно женским составом я повстречала Брайану Бэнкс и тотчас разглядела ее звездный потенциал. По жизни Брайана оказалась дурашливой, горластой оторвой. Но она обладала даром при необходимости превращаться в высокую длинноногую богиню, будь то в кадре или вне его. Мне хотелось взять ее под крылышко, точь-в-точь как Никки взяла под свое покровительство меня после съемок у Сьюз, и я сделала Брайану своей партнершей.

Джей был режиссером фильма, получившего название «Брайана любит Дженну»; нервничал не только он, но и моя напарница тоже. Брайана так боялась работать со мной, что ей буквально делалось плохо. Но стоило нам начать целоваться, она преобразилась из нервной девочки в сексуальную хищницу, напомнив мне о моей собственной первой сцене с Рэнди Уэстом (хотя надеюсь, что я потела не так сильно, как он). Поцелуи ее были такими мягкими и чувственными, и никогда еще мой язык не проникал в более прекрасный ротик — теплый, со смутно знакомым с детства ароматом.

Слева: С Брайаной.

Справа: С моей ассистенткой и подругой Линдой Джонсон.

Когда подошел черед нашей с Джеем секс-сцены, мы вручили камеру Джиму Энрайту, помощнику режиссера, который по совпадению ставил мои первые фильмы в «Уикэд». Время было уже позднее, Джей подзаправился несколькими коктейлями и теперь был слегка навеселе. Я, как и обещала, замалевала Джею лицо черной маской, и мы приготовились к сцене. В жизни не видела, чтобы парень так прихорашивался. Джей оказался еще большей примадонной, чем я, и он очень боялся, что если у него не встанет, то я приму это на свой счет.

Все это было так странно и неудобно, отчасти потому, что Джей по-прежнему руководил съемкой и распоряжался углами камер и освещением вплоть до команды «Мотор!». Невероятное дело для дебютанта: у Джея встало без проблем. Но с сексом не ладилось: ведь мы не привыкли заниматься любовью в такой холодной, стерильной, бесчувственной обстановке. И Джей вел себя агрессивно — в постели это прекрасно, но здесь приходилось сдерживать его, чтобы и у меня оставалась возможность работать.

Потом мы с Джеем примчались к монитору, чтобы просмотреть сцену, и ужаснулись. Мало того что камера в руках у Джима ходила ходуном, так он еще и забыл нажать на кнопку записи в момент семяизвержения у Джея. Все пошло псу под хвост.

Мы дождались, когда у Джея встанет снова, и отсняли еще один дубль оргазма. Впервые мы увидели сцену спустя два месяца при монтаже. Все шло прекрасно, и вдруг, когда Джей готов был кончить, камера внезапно наплыла на мое лицо. Джим снял только крупный план моей щеки и краешек губ, на которые что-то брызгает из невидимого источника. Джей был в бешенстве.

Все, что нам требовалось, — это сцена оргазма, и мы с Джеем решили снять ее дома сами. Я загримировалась без посторонней помощи, а это оказалось нелегко — ведь мой облик должен был совпадать с тем, который создал наш гример Ли. Надо было скрыть и то, как отросли за два месяца мои волосы. Чтобы съемка велась под нужным углом, Джей взобрался на ящик: так его пах находился на одном уровне с моим лицом. И вот он слез с этих подмостков, помчался к камере, включил запись, сиганул обратно к ящику, взобрался на него, принялся дрочить, и в тот миг, когда он уже готов был кончить, штатив рухнул.

Джей с покачивающимся в воздухе шпинделем кинулся к штативу и попытался его поднять. Не получалось. Тогда Джей умчался на кухню, принес изоленту и кое-как примотал эту злополучную бандуру. Потом бросился обратно, между мной и камерой, чтобы скорей очутиться в кадре; шпиндель все еще бушевал. Наконец Джей взгромоздился на ящик, принялся яростно теребить причиндал — и в последний момент свалился со своего пьедестала прямо на меня. Я отпихнула его, и, пока моя рука его поддерживала, мы наконец-то заполучили вожделенные кадры. Заруби мы и эту сцену, думаю, Джей бы сдался.

В результате наши труды оправдались: «Брайана любит Дженну» стал следующим бестселлером всех времен после классического фильма Мэрилин Чемберс «За зеленой дверью» 1972 года.

По иронии судьбы договор о распространении наших фильмов мы заключили с «Вивид», так что, как бы ни злила меня прежде мысль, что можно оказаться лишь одной из многих, я все-таки в эту лавочку попала — только картины у меня были свои собственные.

Съемки нашего следующего фильма, «Я мечтаю о Дженне», прошли гораздо лучше. Наконец мы расслабились достаточно, чтобы наслаждаться сексом точно так же, как в спальне. Джей оказался прирожденным актером. Практиковался, наверное, пока я сплю. Он трахал меня в дюжине всевозможных поз два с половиной часа — и даже без маски. Можно заметить, как содрогается мой живот от оргазмов, полученных, пока он меня гложет. Перед самым оргазмом Джей вытащил член, кончил мне на задницу и слизал все. Потом поднялся, обхватил мое лицо руками, поцеловал — и сплюнул на меня все это. И что на него накатило, не представляю — в постели он ничего подобного не проделывал. По меркам порно это был признак здоровых отношений.

С Джеем и Эммой.

Глава двенадцатая

Я думала, что теперь, когда я защищена и влюблена, мои кошмары отступят, но они продолжались. Они настигали меня, стоило закрыть глаза, и вечно мной овладевал один и тот же страх: остаться в одиночестве. Если сны повторяются, то зачастую это происходит потому, что подсознание пытается что-то внушить тебе. Однажды, проснувшись поутру, я поняла, что это было: я боялась потерять отца. Он все еще болел: теперь возникли проблемы с простатой. Меня охватил страх, что он умрет где-то вдали, а нам так и не удастся возместить все те годы, что мы провели в бегах друг от друга.

Ежедневные разговоры с отцом не могли заполнить ту пустоту, которую я ощущала. Как ни хорошо было слышать папин голос, но это с каждым разом лишь усиливало мою тоску по нему. Брат с семьей перебрался в Нью-Джерси, чтобы быть к отцу поближе, но печаль и напряженность из его голоса так и не исчезли. По ночам я засыпала в слезах — так мне его не хватало. Как будто я вновь превратилась в ту маленькую девочку, которая не засыпала всю ночь, дожидаясь, когда папа вернется домой.

И откуда только взялась эта тоска — ведь папы никогда не оказывалось рядом. Но я все время ощущала пустоту там, где место в сердце занимает семья. С Тони мы тоже стали разговаривать чаще. Теперь я поняла, что сама была виновата в той неловкости, возникшей между нами: ведь я все еще ревновала к Тони из-за его близости с отцом.

Каждый раз, встречаясь с этой до тошноты счастливой семейкой Джея, я думала об отце, находящемся за тысячи километров от меня. Я была в таком раздрае, что мой терапевт объяснил это посттравматическим стрессом. Я истолковала это как запоздалую реакцию на разлуку с отцом. Настала ему пора прекратить беготню и жить соответственно своему возрасту. И, как обычно, я сама сделала первый шаг. Позвонила ему и спросила:

— А что ты скажешь насчет переезда?

— Ты серьезно? — спросил папа.

— Я уже давно об этом подумываю. Так что серьезней некуда. Мы должны снова стать семьей — ты, я и Тони.

— Вот что я тебе скажу. Я не хочу, чтобы ты что-нибудь для меня делала. Но мне надо собрать как можно больше денег, чтобы уехать отсюда и перебраться к тебе.

У Тони уже скопилось достаточно средств, чтобы открыть собственный тату-салон. Поскольку неподалеку, в Темпе, в Аризоне, располагался колледж, он решил, что дело будет прибыльное. Спустя месяц он приехал вместе с Селеной и сынишкой Гейджем. Мы с Тони так отдалились друг от друга, что прошли недели, прежде чем из отношений между нами исчезла натянутость. Как хорошо было сблизиться снова — ведь в действительности я так и не подпускала Тони к себе с тех пор, как он украл у меня метедрин. Опять это пропадала частица меня самой — а я и не замечала этого, пока не обрела ее снова.

По большому счету, я никогда не тревожилась за Тони: ведь куда бы он ни шел, чем бы ни занимался, ему непременно сопутствовал успех. В глубине души я знала, что, пройдя полный круг, мы вновь сделаемся настоящими братом и сестрой. Но с отцом я ни в чем не была уверена. Его жизнь была полна неопределенности. Он не должен больше зависеть от своей великовозрастной сожительницы. Если ему надо, чтобы кто-то его содержал, то уж лучше это буду я. Мне это было по карману — так пускай будет и по сердцу. И так я отправила отцу чек и велела паковаться и убираться оттуда. Я уже достаточно жила без него. Не следовало возвращаться к тому, на чем мы расстались, когда мне было пятнадцать, — ведь ничего и не было. Настало время просто все начать.

Увидев наконец отца, я заметила, как сильно он изменился. Он стал мягче и как будто в кои-то веки повзрослел. Я и сама не понимала этого раньше, но ведь все это время он оставался ребенком, на которого обрушилась двойная ответственность — я и Тони, и он не в силах был с этой ответственностью справиться. Не покидая нас, он в то же время искал спасения, как телом — с головой уйдя в работу, — так и душой. А приехав в Аризону, папа тотчас заметил перемену во мне: его маленькая подсевшая на наркотики дочурка-подросток благополучно выбралась из всех передряг.

Порой я думаю, что это несправедливо: я устраиваю отцу счастливый конец, тогда как сам он не дал мне счастливого начала. Но несмотря ни на что, я не могу не заботиться о нем. Даже если папа вновь причинит мне боль — ради него я пущусь хоть на край света. А все потому, что каким бы папа ни был раздолбаем, другого у меня нет, и мне самой спокойней, когда он рядом. Может, между нами и нет полного согласия. Я простила, но не забыла. Шрам останется навсегда, но, хоть он никогда не затянется полностью, больно уже не будет. Потому что с тех пор, как я оплачиваю папины телефонные счета, я знаю, что на этот раз его номер не изменится.

Глава тринадцатая

Для раскрутки первых фильмов «Клуба Дженна» мы устроили вечеринку в «Консамер Электронике Шоу» в Вегасе. Хотя после пережитого с Джеком я уже не раз бывала в этом городе, мне там все еще становилось не по себе. Но теперь, неожиданно для себя самой, я почувствовала себя совсем другим человеком. Я больше не была ни потерянной стриптизершей-подростком с драчливым приятелем, ни неуверенной в себе девушкой, пробующей себя в качестве порнозвезды, ни разгульной танцовщицей, переживающей второе детство со своей подружкой. Впервые на моей памяти я чувствовала себя уверенно в Лас-Вегасе.

Праздник «Клуба Дженна» обернулся целым столпотворением. Здесь были все, кого я знала в бизнесе. Появилась даже Никки — хотя к тому времени она уже бросила индустрию, жила вместе с мужем и дочерью в городке, где никто не знал о ее прошлом, и осваивала профессию сиделки. Хотя она была для меня всем — любовницей, лучшей подругой, спасителем и антихристом, — мы поговорили не больше пяти минут, но отнюдь не потому, что между нами какие-то недобрые чувства, — просто так было лучше. Стоило нам оказаться вместе — и какая-то злокозненная искорка проскакивала между нами. Нам чудом удалось устроить нормальную жизнь по отдельности, но произойди между нами хоть что-то — танец, викодин, выпивка, слово, — и мы снова сорвемся с цепи. Однако ни одна из нас не хотела катиться вниз — слишком многое теперь стояло на кону.

И все же мне стало спокойней, когда я увидела ее снова. Зато когда я услышала, как другая женщина выкрикивает мое имя, сердце у меня замерло. Я сразу узнала этот голос. Это была Дженнифер — моя Дженнифер. Я обернулась — и увидела все ту же прекрасную девушку, в которую давным-давно влюбилась в «Бешеной лошади».

Хотя рядом стоял Джей, былые чувства нахлынули на меня так, как будто никогда и не исчезали (а может, так оно и было). Я встала и крепко стиснула ее в объятиях. Дженнифер рассказала, что оставила и стриптиз, и модельный бизнес. Она родила сынишку от Лестера, а тот вскоре бросил ее, и теперь она работает официанткой — подает коктейли в казино.

Четверть часа мы с Дженнифер говорили о минувших днях, и я вновь перенеслась на ту тропу, которая многим показалась бы темной, но для меня в конце концов обернулась источником света. Джек, сообщила мне Дженнифер, перебрался в Мексику. Волосы у него стали совсем белыми от наркотиков, а руки тряслись так, что он больше не мог выполнять татуировки. Наверное, локти кусает, что не сумел меня удержать — ведь теперь у него были бы деньги на все наркотики мира.

Мы разговаривали, и по глазам Дженнифер я видела, что она по-прежнему влюблена. Она хотела, чтобы вернулась ее маленькая Дженна. Но маленькой Дженны больше не существовало. И прежде чем мы успели обменяться телефонными номерами, поток людей разъединил нас. С тех пор я не видела ее, хотя порой встречаюсь с Мелиссой из «Эл’з Даймонд Кабаре». Ее звезда вспыхнула в «Плейбое» и «Пентхаусе», и я праздновала вместе с ней ее избрание Фавориткой года. У нее родилось четверо детей, и она постоянно обещает перебраться с ними в Скоттсдейл, чтобы мы были поближе друг к другу. Тогда, обнимая ее в гостиничном номере в Пенсильвании, я и не подозревала, что это выльется не в забаву на одну ночь, а в дружбу на всю жизнь.

После праздника тоска овладела мною настолько сильно, что я вновь отправилась в «Бешеную лошадь». Давно я не переступала порог этого места. Я изменилась, но клуб остался прежним. Эдакий топлесс-гадюшник вне времени. Все та же старая дама, продающая сувениры, и тот же Винни — не изменившийся ничуть, если не считать того, что впервые в жизни он поприветствовал меня с улыбкой.

Опал уже не было, но некоторые из стриптизерш напоминали ее. Опал уехала из города вместе с Проповедником после того, как кое-кто из байкеров подрядился его убить.

Одна из местных девушек рассказала, что бывала у них дома в Мэриленде.

— Он собирает все, что ты делаешь, — сообщила она мне.

— Ты о чем? — вырвалось у меня. Я не верила своим ушам.

— У него вся комната забита твоими снимками, кассетами и вообще всем, что ты делала, — продолжала она. — Он вроде как твой самый крутой фан.

У меня скрутило желудок. Тот, кого я ненавижу больше всего на свете, — мой самый крутой фан? Абсурд. Наверное, никто не считает, что совершаемые им поступки неправильны или злы. Оценки приходят уже после, но я так и не могу понять, что означает эта странная комната трофеев — подсознательное покаяние или же гордость?

Я обдумывала цепочку событий, определивших ход моей жизни.

Не отправься я в тату-салон Джека, не попала бы я оттуда в «Бешеную лошадь», не встретила бы там Дженнифер, она не познакомила бы меня с Джулией Партон — и Дженны Джеймсон никогда бы не существовало. Все неверные шаги в итоге привели меня на правильное место.

Не обладай я, впрочем, крепким стерженьком, судьба, возможно, была бы отнюдь не так добра ко мне. Хотя порой мне кажется, что это лишь сон, привидевшийся, пока я лежала, обессилев, на полу моей старой вегасской квартиры в тот день, когда меня оставил Джек. Я должна была умереть. И почему мне сохранили жизнь, я не знаю.

Глава четырнадцатая

На Рождество, пообедав у брата, снохи и племянника, я подкатила к нашему с Джеем дому в Скоттсдейле, штат Аризона. В тот день скосили траву, и этот запах, как всегда, напомнил мне о метедрине.

Я отперла дверь и обнаружила Джея, стоявшего в гостиной среди сорока огромных свертков с подарками. Я открывала их медленно, с замиранием сердца любуясь каждым: кошелек от «Луи Вуиттон», браслет от «Тиффани», пара туфель «Прада». К тридцать девятому подарку я выбилась из сил. Джей, как водится, перестарался.

Я осторожно развернула обертку и извлекла дешевенькую черную футболку, расписанную краской. Как-то этот подарок не вписывался в вереницу того, что я уже получила. Но, поскольку Джей явно сделал его сам, я сочла, что это очень мило.

— Мне это надеть или как? — спросила я его.

— Дженна, ты посмотри на футболку.

Спереди было выведено: «Рождественское предложение».

— Какая прелесть, — произнесла я.

— Дженна, тебе по слогам прочитать?

Я снова посмотрела на футболку — и вдруг поняла, о каком предложении идет речь.

Когда я подняла взгляд и увидела лицо Джея, такое нервное и напряженное, из глаз у меня хлынули слезы.

— Это означает «да»? — спросил Джей.

Я комкала футболку в руке. Потом вытерла ею нос, уронила ее на пол и с трудом выдавила: «Да».

Джей ничего не отвечал. Он смотрел на футболку так, словно я уронила что-то драгоценное. Я подняла футболку и осмотрела ее снова. Обычно бриллианты я нюхом чую, но тут мои чувства меня каким-то образом подвели — вот же он, шесть каратов, спрятан в кармашек.

В последней коробке была бутылка «Perrier Jouet» с двумя бокалами для шампанского. И тем вечером мы вместе отпраздновали нашу помолвку.

Прошло три с половиной года; я проснулась поутру. Джей обнимал меня. Странно — у меня почему-то не возникло желания его отпихнуть. Никогда раньше я не позволяла мужчинам обниматься.

Джей поднялся, и начался обычный день. Он принес мне кофе, и мы вдвоем засели за компьютер, редактируя сцену для моего следующего фильма, «Белла любит Дженну». Потом я в шлепанцах отправилась в гостиную и включила телевизор. Мы жили как стереотипная супружеская чета. Одна проблема: мы так и не нашли времени пожениться. Мы так зациклились на своей компании, на постоянных полетах в Лос-Анджелес на встречи для всевозможных мейнстримовских фильмов и телевизионных проектов — девять десятых которых так и не реализовались, — что все тянули и тянули с бракосочетанием.

Больше всего на свете я хотела наконец завести ребенка. С каждым месяцем я все чаще и чаще задумывалась об этом. Любая прочитанная мной статья о вливании порно в поток мейнстрима провозглашала, что именно мне предстоит сделать эту индустрию легальной (скорее всего — бесплодные фантазии, учитывая консервативную политическую обстановку), но бизнес меньше всего занимал мои мысли. Единственной моей целью было материнство, которого я так еще и не изведала.

Бывало, что я думала: «Плевать, с тем я парнем или не с тем. Я просто хочу иметь ребенка». Но, к счастью, я поняла, что это эгоистичный подход. Я не хочу, чтобы мои дети становились свидетелями развода или родительских драк. Их жизнь должна быть как можно более благополучной, ведь они еще наглотаются дерьма из-за того, что их мамочка — порнозвезда.

И вот я вошла в кабинет Джея и плюхнулась в кожаное кресло. Он тотчас догадался, что у меня на уме.

— Какого числа? — справился он.

Тогда я призвала свою помощницу Линду, которая к тому же стала моей лучшей подругой, душой и сердцем «Клуба Дженна», и организовала свадьбу за две недели. Я не хотела слишком уж возиться с повторным браком.

Делать что-либо спустя рукава я не люблю, так что на подготовку торжества у нас уходило двадцать четыре часа в сутки. С Родом я все время нервничала, меня то и дело одолевали сомнения. Но на этот раз не было никаких бабочек и никаких тревог.

Мы поженились у нас в саду, в окружении восьми ближайших друзей и родственников. Я обещала себе не плакать во время обмена клятвами. Даже до алтаря дошла с сухими глазами. Но, начав произносить слова обета, я сломалась. Я вытерла глаза и обвела взглядом гостей: папа, брат, Никки, Мелисса, Джой — все они всхлипывали вместе со мной. Потом я взглянула в глаза Джею и увидела в них такую нежность и любовь, что просто поняла: я буду с этим человеком вечно. Я увидела не только мужа, но и будущего отца моих детей. Не думаю, что испытывала нечто подобное — или хотя бы заслуживала такого чувства — за всю свою жизнь. Звучит пошло, но до этого мгновения я так и не знала, что такое любовь.

Мы были слишком заняты делами, чтобы путешествовать, и решили провести свой медовый месяц в отеле «Ритц-Карлтон» в Фениксе, где и забронировали номер до конца недели. Той ночью у нас был фантастический секс — особенно если сравнить с моим первым браком, когда мы вообще не занимались любовью, — и мы заснули друг у друга в объятиях.

Когда мы проснулись в десять утра, я посмотрела на Джея. А он на меня. И мы произнесли одно и то же:

— Пойдем домой.