Заново, с новыми силами (СИ)

3

К тому времени, как стемнело, Злой понял, что окончательно замучился.

Бытовые заботы съели весь остаток дня.

Сперва Злой съездил в магазин, откуда увёз полную машину всякой всячины: еда, топливо, чистящие средства. Долго стоял перед нетронутыми ящиками алкоголя, но сдержался и не взял ничего. На выходе неожиданно наткнулся на местных мужиков-мародеров, которые сперва его испугались, а потом, после того, как Злой рассказал о ящиках, обрадовались, и посоветовали съездить в Московский микрорайон за газовым баллоном, чтоб запитать дома плиту. Удивленный Злой направился по указанному адресу, и действительно — полный баллон пропана выдали безо всяких проблем и бюрократии, сказав только, чтоб Злой не ставил его в доме, так как баллон, как его не изолируй, будет понемногу травить.

К вечеру дом уже приобрел жилой вид. «Тигр» занял свое место в гараже, который был для него несколько узковат, хозяйские вещи Злой запаковал в коробки и отнес на чердак. На кухне в сковородке тихонько скворчали макароны с тушенкой — самое постапокалиптическое блюдо. Света, разумеется, не было, поэтому Злой зажег свечу, поставил ее на чайное блюдце, и ходил с ним по дому в кромешной темноте. От этого маленького огонька на душе потеплело, дом сразу стал выглядеть загадочно и уютно.

Больше планов на вечер у Злого не было — разве что поесть, да улечься спать, но ему помешал нежданный гость.

По комнате плавно проскользнул свет фар, тихое фырканье двигателя в глухой тишине было слышно на большом расстоянии. Как оказалось, пожаловал Умник.

— Напугал, однако…

— Да я вижу. — гость кивнул на стоящий в углу и грозно поблескивающий в пламени свечи автомат, — Чего так далеко забрался? Дебилов и собак не боишься?

— Неа. Как-то не пугают они меня. С чем пожаловал?

Умник из-за пазухи вытащил бутылку виски. Злой скривился.

— Что такое?… — забеспокоился гость, — Вискарь не любишь? Так я сейчас, до машины…

— Нет-нет, все нормально. В принципе, можно и выпить.

— А чего кривился тогда?

Злой пожал плечами:

— Ну… так. Что-то вроде привета из прошлой жизни. Ощущение, что с алкоголем у меня связана какая-то нехорошая история.

— Ну, может, и вспомнишь после пары рюмок. Ты извини, что я так… Я напиваться не заставляю, просто не знал, с чем ходят в гости, вот и попробовал беспроигрышный вариант. — Умник глубоко вдохнул идущий с кухни аромат, — Судя по запаху, с закуской проблем нет.

— Закуска есть. Колы нет. Я с колой люблю.

— Из прошлой жизни запомнил, или так?… Опытным путем? — прищурился умник

— Опытным.

Прошли на кухню, зажгли еще одну свечу. Отыскали в шкафу парочку стопок с какими-то полустёршимися логотипами, придвинули к столу еще один табурет, на разделочную доску поставили сковородку, от которой пахло так, что слюнки текли.

— Вообще, — читал Злой лекцию, — Вискарь так не пьют. То, что мы с тобой сейчас будем проделывать — чистой воды перевод продукта.

— Ну извините, бананив нема. — Умник пожал плечами, — За колой ехать надо, минералки тоже нет, а лёд… Холодильники питать нечем. Электроснабжения в Вязьме ни в каком виде нет.

— Как? А генераторы? — удивился Злой, у которого на армейские дизеля были большие планы.

— Не ты один про них думал. — довольно кивнул Умник, — Мы обшарили воинские части, нет там ничего. Вообще, никакого имущества, только безнадежно испорченное.

— Интересное кино получается. — Злой поскреб затылок, — Это получается, их по тревоге поднимали.

— Вот и я о чем. Сдается мне, что вся наша часть гниет в той колонне, что преграждает путь на Холм-Жирки.

— Давай сперва выпьем. — не сдержался сам Злой, — В таких вещах без поллитры не разобраться.

Выпили. Виски обжег горло, но по телу прокатилось приятное тепло.

— Классно готовишь. — сказал Умник, поедая макароны, — Вот что интересно получается, вроде как и готовим все одно и то же, а у тебя — вкуснее.

— Продолжай. — ухмыльнулся Злой, — Я люблю мелкий подхалимаж.

Посмеялись.

— Как ты меня нашел-то? Я же, вроде как, не палился, специально подальше забрался.

— Ну, Вязьма, хоть и большая, но все-таки деревня. О тебе уже говорят. Засветился ты. Особенно перед Гариком и его командой.

— Это те, которые возле памятника квасили?

— Они, родимые. У них что ни день — то праздник. Да как и у большинства, в принципе… Только пить умеют, да ныть, что ничего не помнят.

Злой лишь пожал плечами:

— Зима все по местам расставит.

Умник бросил на собеседника укоряющий взгляд:

— А ты и правда Злой. Не жалко тебе их?

— Неа. — он уверенно мотнул головой, — Видишь ли, у нас тут произошел немножечко конец света. И уж если он не всех дураков побил, то я не вижу смысла сохранять и приумножать их популяцию. Будем хвататься за всех — не сохраним никого. Если человек не хочет быть полезным, туда ему и дорога.

Умник молчал, а затем выдал:

— Между первой и второй…

Выпили еще раз, Злой провозгласил тост «за все хорошее».

— Вроде ты и прав, ну, насчет бухающих, а все-таки… Не по-людски это как-то.

— Слушай, я не буду спорить. У тебя своё мнение на этот счет — у меня своё. Я не собираюсь никому его навязывать. Живи и дай жить другим — вот мой девиз.

— А если тебе самому жить не дают? То что?

— А в таких случаях, — жутко оскалился в полутьме Злой, — получается Гагарин.

Молчали, жевали, насыщались. Виски уже ударил в голову, но мягко, приятно. Первая свечка догорела и погасла, Злой сходил за еще одной и воткнул ее в лужицу воска на блюдце.

Пропустили по еще одной, и прозвучал вопрос, заставивший Злого отшатнуться:

— Слушай, а как там… В Москве? — Умник точь-в-точь повторил слова Христа, даже интонация и взгляд были такие же — умоляющие, полные надежды на чудо.

— Это долгая история… — попробовал, было, он отмазаться от неудобного вопроса, но собеседник не дал ему этого сделать.

— Всё равно расскажи. Мне важно знать.

— Ну, как хочешь. Только учти, я тебя предупреждаю — история получится не из приятных.

Москве повезло меньше, чем провинции. Процент выживших там был намного больше, чем за МКАД-ом, и это вылилось в кромешный ужас.

Острый недостаток еды, транспортные пробки, запершие все выезды из города, колоссальное количество трупов, одичавшие животные.

Как следствие — бандитизм, голод, войны, эпидемии.

По городу носились целые стаи озлобленных псов, подъедавших трупы и медленно бегающих живых людей, группировки выживших грызлись между собой за остатки консервов, патронов и женщин, как-то незаметно низведенных до положения прислуги и секс-рабынь. И, разумеется, за Кремль, который хотели захватить исключительно для того, чтобы потешить собственное самолюбие. Больных тут же расстреливали, независимо от того, простуда это была, или какая-то новоявленная чума — рисковать было нельзя. С увечными и ранеными та же история — никто не смог бы их выходить, да и тратить еду и бесценные лекарства никто не считал нужным.

И почти никто не хотел уходить из города. Даже когда у бандитов-генералов откуда-то появились танки и артиллерия, которыми они принялись утюжить друг друга, стирая в пыль и пепел целые кварталы. Даже когда больных людей и диких собак стало так много, а еды так мало, что цепляться за обугленные руины Москвы стало просто бессмысленно.

Вот именно в такой момент Злой и пришел в себя. Очнулся на Проспекте Мира, в пустой квартире с выбитой дверью и разбитыми стеклами, замерзший до полусмерти, голодный и обгадившийся. Он не знал сколько пролежал, не знал, как оказался здесь, не знал вообще ничего, вплоть до имени.

Где-то далеко работала артиллерия, и разрывы — громкие, ощущаемые уже не ушами, а всей кожей, влетали в окно вместе с запахом гари и пепла. Первую неделю своей новой жизни Злой очень не хотел вспоминать. Он очнулся на территории одной из банд, которая на данный момент теснила своих противников. У них была артиллерия, еда, медикаменты и женщины. Злой сразу же влился в коллектив, у него это получилось как-то очень уж естественно. Он и сам не знал, как получилось найти общий язык с бандитами. Видимо, какие-то навыки из прошлой жизни. Его сразу же сочли своим, выдали автомат, и вместе с парой десятков бойцов при поддержке танка отправили выбивать банду-конкурента из здания театра Российской Армии. Там он отличился и приобрел своё прозвище, которое, в отличие от остальных воспоминаний о Москве, почему-то берег.

Командира группы убили, танк уничтожили, и Злой, так уж вышло, взял Театр едва ли не в одиночку, остановив убегающих своим примером. Неизвестно, что им двигало, Злой помнил лишь то, что озверел до крайности, и хотел перегрызть защитникам Театра глотки. Он полз по каким-то залитым водой канавам и карабкался по кучам битого кирпича, слыша, как отстреливаются, прячась за подбитым танком, его «коллеги» из числа тех, что не сбежали. Матерился как сапожник, тащил тяжелый и неудобный автомат, и мечтал о крови. Наверное, ему нужна была хоть какая-нибудь психологическая разрядка после случившегося. Наконец, Злой ворвался в театр. Его соратников накрыло одной меткой миной, но это было уже неважно. Он метался по коридорам и залам, то рыча, как зверь и стреляя во все, что шевелится, то прячась в темных углах и нападая исподтишка, но всегда — смертельно. Устроил в театре настоящий дом Павлова, и обратил противника в бегство.

Лидер его банды, называвший себя бригадным генералом, тогда был очень доволен. Повысил Злого до своего личного охранника и выдал, как он выразился, «абонемент» на пользование личным гаремом. Варварство чистой воды, только вместо шкур и трона, покоящегося на холме из черепов — камуфляж и руины. Кости погибшего великого города.

Злой мог бы остаться в Москве. По-крайней мере, к этому были все предпосылки. Он был бы сыт, пьян и сексуально удовлетворен. Возможно, он даже какое-то время был бы жив. Однако, остаться не дало внезапно возникшее воспоминание, короткое, мимолетное, почти не содержащее никакой информации. Какие-то обрывки эмоций, полупрозрачные видения, из которых было ясно только то, что в Смоленске Злого ждала та, у которой были самые прекрасные в мире светлые волосы и самые огромные голубые глаза.

Тем же вечером, пока «бригада» пьянствовала и развлекалась в гареме, Злой собрал кое-какие вещи, автомат, и ушел. Пробираться по разрушенному городу было непросто, почти неделя ушла лишь на то, чтобы добраться до поворота на старую Смоленскую Дорогу, где кончались мертвые транспортные заторы, проехать по которым можно было только на танке. Было много крови, и его и чужой, были перестрелки и голод, были собаки и крысы, объедающие трупы. Был отвратительный запах дыма и гнили, разрушенные дома, было множество тел, как давно умерших загадочной смертью, так и застреленных/разорванных/повешенных/задушенных, и прочая — человеческая фантазия, не скованная законами цивилизации, поистине не знала границ.

Из Москвы Злой вышел уже другим человеком.

Умник слушал рассказ Злого с открытым ртом:

— Ну ни хрена себе! — только и смог он выдавить. Бутылка виски была уже более чем наполовину пуста, и язык Умника уже заметно заплетался, — Так а чего они из города не уходили, если там так хреново?…

— Уходили, почему же. Только немногие. И то, большинство возвращались — пограбив область. Я сам не знаю. Может, их держало желание восстановить память, может, подсознательное московское понимание того, что они живут в центре всего, и за МКАД-ом будет только хуже. А может, и еще что-то. Не могу сказать точно. Знаю, лишь, что у меня мысль о том, что нужно уходить из Москвы и не появилась бы, не вспомни я про… — тут Злой запнулся, подбирая слово, — Неё. Ну, ты понимаешь…

— Понимаю… — кивнул Умник, — Я и сам был женат… Вот, видишь, — он показал кольцо на безымянном пальце. Широкое, массивное, добротное, — Вот только на ком — не помню. Ни цвета глаз, ни волос, как ты… — Умник вздохнул и поспешил сменить тему разговора, — Слушай, а машину ты где нашел?

— Под Москвой. Там полно техники на обочинах. Но на организованную колонну непохоже, как будто кто-то угонял. Я сперва подумал, что все эти машины бросили потому, что неисправны, но оказалось, что все с ними в порядке. Я их даже дозиметром проверял. Слушай-ка… По поводу вашей части воинской. Мы уже поняли, что их по тревоге подняли, так?

— Ага. Погранцы и стройбат ушли со всем имуществом, на аэродроме тоже ничего нет.

— Странная картина получается. — Злой рассматривал стакан на свет, — В Москве — военная техника, хотя танков и артиллерии в городе быть не должно по определению. Техника на обочине, исправная, нормальная. Ваша часть, поднятая по тревоге и отправленная хрен знает куда хрен знает зачем. Американцы эти ваши в Сафоново, — Злой усмехнулся, так как в голове эта ситуация все еще не укладывалась и была до смешного сюрреалистична, — Если бы ваших отправляли отвоевывать Сафоново, то почему не по трассе, а через Холм-Жирковский? Хитрый фланговый маневр? Да и вообще, что американцы забыли в Сафоново? Ты их сам, кстати, видел?

— Нет. — мотнул головой Умник, — Но ребята, которые к ним ездили, говорили, что и правда они какие-то не наши. Оружие НАТОвское, говорят, вроде по-английски, стреляют. Хрен поймешь, что происходит.

— Вот и я говорю, что хрен поймешь… — Злой замолчал, раздумывая, — Что ж такое с миром приключилось, а, Умник?… — он сейчас чувствовал себя ребенком, потерявшимся в огромном столичном торговом центре, ничего не понимающим, маленьким и слабым, — Куда ни кинь — сплошные вопросы. А ответов нет…

— Война, скорее всего, приключилась. — уверенно сказал Умник, — Это и к бабке не ходи. Такие вещи просто так не происходят, я сам как-то не верю в случайности типа разбившейся пробирки с вирусом. «Если звезды зажигают — значит, это кому-то нужно».

— Найти бы этого «кого-то», да голову открутить. — прошипел Злой.

— Прекрасный тост. — поспешил Умник разрядить обстановку, и добавил, после того, как виски оказался внутри него, — Мне вообще все это сильно напоминает какой-то сон. Сюрреализм полный. Как будто уснул и видишь очень реалистичное сновидение, прямо вот неотличимое от реальности. У тебя такого нет?

Злой помотал головой:

— Нет. Наверное, слишком многое сделал и почувствовал, чтобы понять, что все вокруг реально, и старый мир уже не вернется.

— Как-то пессимистично сказано. — посмотрел исподлобья Умник.

— Уж как есть. Мир поменялся, и смертельно глупо этого не видеть. Вон, как ваши, на Красноармейском шоссе. В апартаментах живут. Жрут-пьют-трахаются. Воду им возят, газ у них в баллонах… Красота, понимаешь. Вот только, похоже, как-то не учли они, что электричества нет, и централизованного газо- и водоснабжения тоже. Что апартаменты эти в красивых домиках — антисанитария и смерть, особенно зимой. Им бы по таким домикам, как у меня разойтись, дрова заготовить, да не лениться бегать срать на улицу, да за водой на колодец ходить.

— Разберемся. Со временем. У Христа знаешь, сколько планов на Вязьму? Просто громадье! Вот наведем порядок, укрепимся, с Сафоновскими либо замиримся, либо к ногтю прижмем, а там и к центру можно присоединяться будет. — Умник резко замолчал, сделав большие глаза.

— К какому центру? — не сообразил спьяну Злой.

— Да это теория пока. Тебе об этом Христос лучше расскажет. — Умник соскочил с темы и посмотрел на часы, предварительно поднеся их к свечке.

— Ладно, поехал я…

— Приходи завтра, я баню растоплю.

— Пригласительные билеты брать?

— Какие билеты? — сперва не понял Злой, но Умник щелкнул пальцем по опустевшей бутылке, сказав: — Вот такие.

— А-а. Ну, в принципе… — Злой задумался, поскольку пить два дня подряд не хотел, — Бери. Лишним не будет.

Попрощавшись, Злой закрыл дверь, проследил в окно за тем, как Умник нетвердой походкой дошел до машины, завел двигатель, и, бибикнув, мол, все нормально, я жив, развернулся и уехал восвояси.

День закончился тем, что Злой, не снимая грязной и пропотевшей одежды, задул свечу, и улегся спать на диване в зале. Сморило его быстро и качественно, даже несмотря на то, что он отвык спать на мягком.

Впервые в новой жизни у Злого появилось место, которое он мог назвать домом.