Глава XIII ПОЛИШИНЕЛЬ

— В чем дело, Нед? — сурово спросил он. — Что случилось?

— Это Самовал, — тихо произнес Тремейн, — он мертв. — При этих словах капитан поднялся, и О'Мой с внутренним удовлетворением, даже с какой-то радостью отметил, что голос Неда звучит по-прежнему непринужденно, а выражение лица остается честным, что прежде всегда казалось ему неопровержимым доказательством чистой совести. Да, его секретарь был хладнокровным негодяем.

— Самовал? — переспросил сэр Теренс и опустился на колено рядом с телом.

Бегло осмотрев его, он взглянул на капитана.

— И как это случилось?

— Случилось? — переспросил Тремейн, вдруг осознавая, что вопрос адресован лично ему. — Я бы сам хотел это знать. Я нашел его здесь в таком состоянии.

— Ты нашел его здесь? Ах, ты нашел его здесь в таком состоянии? — снова переспросил О'Мой. — Удивительно. Маллинз, — бросил он через плечо дворецкому, — позовите-ка караул.

Наклонившись, сэр Теренс поднял лежавшее рядом с Самовалом оружие:

— Дуэльная шпага! — И стал оглядываться вокруг, пока не заметил блеск другого клинка у стены, где сам же его и уронил. — Да-да! — сказал О'Мой и пошел, чтобы подобрать шпагу. — Очень странно!

Он посмотрел на свою жену, прильнувшую к ограждению балкона.

— Ты видела что-нибудь, дорогая?

Ни она, ни Тремейн не уловили скрытого в вопросе подвоха.

— Н-нет, — чуть помедлив, запинаясь, ответила леди О'Мой, — я ничего не видела.

Напряженный слух сэра Теренса не смог уловить ни малейшего оттенка того беспокойства, которое слышалось в голосе, раздавшемся ночью из-за плотных штор на окне.

— Ты давно здесь? — спросил он.

— Э-э, только что, — вновь запнувшись, ответила леди О'Мой. — Мне… мне показалось, что я слышу крик и… и я вышла посмотреть, что случилось. — Ее голос дрожал от испуга, но, учитывая то, что она видела, это было неудивительно.

Из двери служебного крыла вышел сержант с алебардой в одной руке и фонарем в другой, за ним четверо солдат и Маллинз. Они подошли к сэру Теренсу и стали перед ним по стойке «смирно». В этот миг в дверцу ворот, через которую зашел Самовал, раздался резкий стук. Удивившись, но не подав виду, сэр Теренс велел Маллинзу пойти и открыть. Все застыли на месте.

Пригнувшись под низкой притолокой узкого проема, во двор вошел высокий человек в шляпе-двууголке и сером кавалерийском плаще, из-под которого в желтых лучах сержантского фонаря тускло блеснули галуны и пуговицы британского мундира. Когда он приблизился, собравшиеся узнали полковника Кохуна Гранта.

— Добрый вечер, генерал. Добрый вечер, Тремейн! — Он взглянул на лежащее между ними тело. — Самовал? Значит, я не ошибся, придя за ним сюда. Последние день-два я держал его под бдительным наблюдением, и, когда сегодня ночью один из моих людей сообщил, что он вышел из своего дома в Бишпу и отправился по дороге в сторону Алькантары, я двинулся следом, решив, что он, должно быть, направляется сюда. Но такого я не ожидал. Как это произошло?

— Как раз об этом я и спрашиваю Тремейна, — ответил сэр Теренс. — Маллинз совершенно случайно натолкнулся на него около трупа.

— O! — Грант повернулся к капитану. — Так это вы?..

— Я? — прервал его Тремейн с внезапным ожесточением. Казалось, он только сейчас сознал серьезность своего положения. — Конечно, нет, полковник Грант. Я услышал крик и вышел посмотреть, в чем дело. Я нашел Самовала здесь уже мертвым.

— Понимаю, — сказал Грант, — значит, вы находились вместе с сэром Теренсом, когда…

— Нет, — вмешался О'Мой. — С обеда я оставался один, занимаясь накопившейся работой, и находился в своем кабинете, когда Маллинз позвал меня, чтобы сообщить о том, что увидел. Похоже, здесь произошла дуэль — взгляните на эти шпаги.

Он повернулся к своему секретарю.

— Я полагаю, капитан Тремейн, вам лучше отправиться к своему полковнику и доложить, что вы арестованы.

Тремейн оцепенел.

— Доложить, что я арестован?! — воскликнул он. — Бог мой, сэр Теренс, неужели вы думаете, что я…

— Что вы здесь делали? — прервал его О'Мой, чувствуя себя подобно шахматисту, объявляющему шах своему противнику.

Его голос звучал сурово, а в глазах светился дьявольский огонь мстительности. Ведь он сейчас был Полишинелем — шутом, который убивает издеваясь.

Тремейн стоял подавленный и молчаливый. Он бросил отчаянный взгляд на балкон — ответ был таким легким, но он неизбежно обрек бы на смерть Ричарда Батлера. Полковник Грант, проследив его взгляд, впервые увидел леди О'Мой и, сняв шляпу, поклонился.

— Может быть, леди что-нибудь видела? — сказал он сэру Теренсу.

— Я уже спрашивал ее, — ответил тот.

Тут она сама взволнованно повторила полковнику Гранту, что ничего не видела, а только вышла на балкон посмотреть, что случилось, услышав крик.

— А капитан Тремейн уже был здесь, когда ты вышла? — спросил беспощадный шутник.

— Д-да, — с трудом произнесла леди О'Мой. — Я вышла как раз перед тем, как ты появился.

— Вы видите? — вздохнув, сказал сэр Теренс Гранту, который, сжав губы, покивал, переводя взгляд с О'Моя на Тремейна.

— Но, сэр Теренс! — воскликнул капитан. — Я даю вам слово — я клянусь, что совершенно не знаю, как умер Самовал!

— Что вы здесь делали? — снова спросил О'Мой, и теперь в его голосе отчетливо слышалось злорадство.

Прямому и честному Тремейну впервые в жизни предстояло выбирать между правдой и ложью. Сказав правду, он назовет свидетелей, которые смогут описать все его действия. Но тогда он предал бы Дика Батлера и его сестру, и Тремейну пришлось солгать.

— Я шел к вам, — сказал он.

— Ночью? — воскликнул О'Мой. — Зачем?

— Но, сэр Теренс, если моего слова недостаточно, я отказываюсь отвечать, иначе это будет уже допрос.

О'Мой повернулся к сержанту:

— Когда прибыл капитан Тремейн?

Тот вытянул руки по швам.

— Капитан Тремейн, сэр, прибыл более получаса назад. Приехал в двухколесном экипаже, который еще стоит за воротами.

— Получаса назад? — переспросил сэр Теренс, и было слышно, как Кохун Грант задержал дыхание, выдавая свои догадки, или удивление, или то и другое вместе.

О'Мой снова взглянул на Тремейна.

— Поскольку мои вопросы, похоже, еще больше запутывают вас, я думаю, вам лучше без дальнейших протестов сделать так, как я предложил: сообщите утром полковнику Флетчеру, что вы арестованы, сэр.

Секунду помедлив, капитан вытянулся и коротко ответил, отдав честь:

— Слушаюсь, сэр.

— Но, Теренс!.. — послышалось сверху.

— Что? — О'Мой поднял голову. — Ты хочешь сказать?..

— Не мог бы ты… не мог бы ты подождать? — собрав остатки самообладания, выговорила леди О'Мой.

— Несомненно. Но для чего? — с нотками сарказма в голосе ответил сэр Теренс.

— Подождать, пока… ты… не получишь объяснений, — наконец договорила она.

— Этим займется трибунал. Мой долг вполне ясен и прост, я полагаю. Вам не стоит ждать, капитан Тремейн.

Не произнеся больше ни слова, Тремейн повернулся и ушел. Солдаты, выполняя отданное сэром Теренсом распоряжение, подняли труп и отнесли его в одну из служебных комнат. Следом за ними, простившись с сэром Теренсом, удалился полковник Грант, леди О'Мой ушла с балкона и закрыла окна, и, наконец, сам О'Мой, сопровождаемый Маллинзом, медленно, опустив голову, вернулся в дом. Во дворике, залитом холодным лунным светом, вновь воцарилось спокойствие. Войдя в свой кабинет, сэр Теренс опустился в кресло у стола и несколько секунд, не моргая, смотрел в пространство. На его губах появилась дьявольская усмешка, лицо исказила гримаса отвращения, а потом, подавшись вперед, он уронил голову на руки.

За дверью послышались голоса, потом быстрые шаги, и О'Мой, встряхнувшись и выпрямившись, увидел, как, распахнув дверь, в наспех наброшенном синем стеганом ночном халате и шлепанцах на босу ногу, с заплетенными в две тяжелые косы волосами, в кабинет стремительно вошла мисс Армитидж.

— Теренс! Что будет с капитаном Тремейном?

Он молча смотрел на нее из-под сдвинутых бровей. Приблизившись и положив руку ему на плечо, Сильвия взглянула в измученное, с отсутствующим выражением лицо О'Моя — было похоже, что он внезапно превратился в старика.

— Маллинз только что сказал мне, что капитану Тремейну приказали отправиться под арест за убийство графа Самовала. Это правда? Правда или нет? — настойчиво повторила она.

— Это правда, — ответил О'Мой.

— Но… — Девушка запнулась и прижала ладонь к горлу, будто не в силах дышать.

Опустившись рядом с ним на колени, она взяла его кисть в свои дрожащие руки.

— Но как ты можешь в это поверить? Капитан Тремейн не способен на убийство.

— Все говорит о том, что состоялась дуэль.

— Дуэль? — Сильвия посмотрела на него и вспомнила то, что произошло утром между Тремейном и Самовалом, а после этого — приказ лорда Веллингтона. — О Господи! Почему ты позволил забрать его?

— Его не забирали. Я приказал ему самому пойти под арест, о чем он доложит утром полковнику Флетчеру.

— Ты приказал ему? Ты?! Ты, его друг?! — Гнев, презрение, укор и печаль перемешались в ее голосе.

Несколько секунд О'Мой смотрел на нее, потом легонько обнял за плечи.

— Ты беспокоишься о нем, Сильвия? — спросил он удивленно. — Господи, да мы оба с тобой глупцы, дитя мое. Этот человек — подлец и негодяй, Иуда, которому следует отплатить предательством за предательство. Забудь о нем, девочка. Поверь мне, он не стоит того, чтобы о нем думать.

— Теренс! Ты сошел с ума?

— Почти, — ответил О'Мой со смехом, ужаснувшим ее.

Потрясенная и сбитая с толку, она медленно поднялась, с трудом сдерживая свои чувства.

— Скажи мне, — с явным усилием произнесла наконец мисс Армитидж, — что грозит капитану Тремейну?

— Что грозит? — О'Мой посмотрел на нее и улыбнулся. — Расстрел, конечно.

— И ты как будто хочешь этого?!

— Больше всего остального, — ответил он. — Каждый мерзавец должен получить по заслугам.

— О чем ты говоришь? Почему ты его так называешь?

— Я скажу это тебе — но потом, после того, как его расстреляют. Иначе правда выплывет наружу раньше.

— Какую правду ты имеешь в виду? Правду о том, как был убит Самовал?

— Нет. Здесь все ясно, налицо все улики. Я имею в виду — нет, я позже скажу, что имею в виду. Это поможет тебе пережить твою беду.

Сильвия снова подошла к нему.

— А ты мне сейчас не хочешь об этом сказать?

— Нет, — ответил О'Мой, поднимаясь. — Потом, потом, если будет необходимость. А сейчас иди спать, детка, и забудь о нем. Уверяю тебя, он не стоит твоего внимания. Надеюсь, очень скоро я докажу тебе это.

— Не верю!

О'Мой засмеялся, и опять его резкий смех прозвучал зловеще.

— Еще одна доверчивая глупышка, — воскликнул он. — Мир состоит из глупцов с вкраплениями из подлецов, питающихся их глупостью. Ступай спать, Сильвия, и молись о том, чтобы научиться разбираться в людях — эта способность превыше любого богатства.

— Я думаю, — сказала мисс Армитидж, стоя у двери, — что ты нуждаешься в ней больше, чем я.

— Конечно. Ты уверена в этом, и именно поэтому ты глупышка. Вера, — с ироничной назидательностью произнес О'Мой, — выражаясь языком Полишинеля, — наряд для дураков.

Не ответив, Сильвия вышла, медленно побрела по коридору и с трудом поднялась по лестнице. У двери Юны она задержалась и решила войти — ей было крайне необходимо с кем-то поговорить, — но, подумав о пустых словах и банальных фразах, которые тогда придется выслушивать, сдержалась и отправилась в свою комнату, где провела бессонную ночь, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации и разгадать загадку неожиданного приступа безумия, охватившего сэра Теренса.

В итоге она смогла заключить лишь то, что, по-видимому, со смертью Самовала переплелись какие-то другие обстоятельства, которые вызвали в генерале ненависть к своему другу и превратили его в злейшего врага Тремейна, жаждущего — как он сам подтвердил, — чтобы капитана расстреляли. Но мисс Армитидж знала их обоих прежде всего как людей чести и ничего не могла понять.

Если бы Сильвия поддалась своему кратковременному побуждению увидеть леди О'Мой, ей сразу бы открылась вся правда. Поскольку она застала бы свою кузину в столь же смятенном состоянии духа, в котором пребывала сама, и если бы прошла сейчас в ее будуар, то встретила бы там Ричарда Батлера.

Теперь, после всего, что случилось, его сестра еще неудержимее, чем прежде, захотела пойти к мужу и все ему рассказать, совершенно не думая об иных последствиях, кроме тех, что теперь грозили Неду Тремейну. Как вы уже знаете, она была не способна оценивать один и тот же факт одновременно с двух точек зрения, что не удавалось также и ее брату, в данный момент думавшему только о собственной безопасности.

— Одно слово Теренсу, — сказал он, вставая спиной к двери, — и ты поймешь, что трибунал и расстрел станут для меня неизбежными.

Такое предупреждение сразу остановило ее. Однако шевельнувшаяся совесть не давала ей забыть о человеке, который подвергался опасности ради нее и ее брата, и Юна воскликнула:

— Но, Дик, а что станет с Недом?

— О, с Недом все будет в порядке. Какие вообще против него имеются улики? Людей не расстреливают за поступки, которые они не совершали, это незаконно, ты же знаешь. Оставь пока Неда выпутываться самому. Ведь ему не угрожает столь непосредственная и серьезная опасность, как мне.

В полной растерянности, чувствуя себя совершенно беспомощной, она опустилась на диван. Эта ночь выдалась для Юны О'Мой очень тяжелой.

— Во всем виноват ты, Дик, — с трудом выговорила она, дав волю слезам.

— Конечно, теперь ты будешь винить меня… — выдохнул он.

— Если бы ты был готов вовремя, как тебе сказал Нед, не случилось бы задержки и ты давно бы находился уже далеко отсюда.

— Разве я виноват, что моя рана открылась — черт бы ее побрал! — когда я попытался спуститься по этой проклятой лестнице? Разве моя вина, что я не обезьяна и не акробат? Тремейну нужно было просто помочь мне, и не следовало возвращаться и ждать, пока он поднимется и перевяжет меня. Из-за этого мы потеряли время и, очень похоже, мою жизнь, — мрачно заключил Ричард Батлер.

— Твою жизнь? Что ты хочешь этим сказать, Дик?

— Именно то, что сказал. Какие у меня теперь шансы выбраться отсюда? Предоставится ли еще когда-нибудь такой необыкновенный случай? «Телемак» уйдет без меня, а единственный человек, который мог мне помочь в этой проклятой стране, угодил под арест. Опять придется спасаться самому, а я еще пару дней не смогу ходить из-за боли в ноге и вынужден буду снова вернуться в твой душный чулан, — описал он свою перспективу и, не в силах сдержаться, принялся проклинать судьбу.

Юна попыталась утешить его, но это было нелегко.

— А теперь ты, — сетовал он, — оказываешься столь бесчувственной, что хочешь пойти прямо к Теренсу и объяснить ему, что здесь делал Тремейн. Ты могла бы, по крайней мере, соблюсти приличия, дождавшись моего ухода, и иметь милосердие, чтобы дать мне возможность отправиться в путь прежде, чем ты пустишь ищеек по моему следу.

— О, Дик, Дик, как ты жесток! — воскликнула Юна. — Как ты можешь говорить мне такие безжалостные веши, когда я только и думаю о том, как тебя спасти.

— Тогда больше не убеждай меня в том, что надо все рассказать Теренсу.

— Не буду, Дик, не буду. — Она усадила брата на диван рядом с собой и, гладя его по взъерошенным рыжим волосам, постаралась успокоить:

— Знаешь, я не сообразила, точнее, я даже не думала об этом. В тот момент я так беспокоилась за Неда.

— Я же сказал тебе — он в этом не нуждается, — повторил Дик. — Неду ничто не грозит. Тебе следует повторять то, что ты сказала им с балкона, — что ты слышала крик и, выглянув посмотреть, что там случилось, увидела Тремейна, склонившегося над телом. Ни слова больше и ни слова меньше, не то все обернется против меня.

Загрузка...