Мы отправились в путь около полуночи. Обе луны были всего лишь тоненькими светящимися ломтиками, но, к счастью, ярко светило созвездие, которое мы называем Армадой Питарда. При свете звезд мы устроили Тора в одной лодке, где вместе с ним должен был плыть и я, а Блейз, Дек и Следопыт расположились в другой – той плоскодонке, которую они купили в Гилси. За оба суденышка взялись гхемфы, пообещавшие доставить нас, куда мы захотим, – то есть в порт Раттиспи. Когда я из вежливости попытался возражать, самый старый из гхемфов ответил мне, что, поскольку они пообещали экс-силвам покинуть остров, то нет причин, почему бы им заодно не помочь нам. По правде сказать, я был этому очень рад: никогда еще я не чувствовал себя таким усталым, как в тот день… и таким расстроенным.
Старый гхемф минуту плыл рядом, держась за борт, пока другие за веревку тянули лодку вперед.
– Ты совершил нечто постыдное, – мягко сказал он. – И мы тоже.
– Тогда почему вы согласились? – устало спросил я. Меня удивили его слова: на протяжении этого дня я неоднократно заговаривал с гхемфами, и каждый раз это оказывался монолог с моей стороны. Они выслушивали меня и или делали то, что я предлагал, или не делали. Никогда не бывало обсуждения, чего-то, похожего на обычную болтовню. Единственной, с кем гхемфы желали разговаривать, была Блейз. Они обращались с ней с каким-то почти печальным почтением, словно в ее обществе возвращали себе безвозвратно утраченную сестру. И вот теперь один из гхемфов обнаружил желание вступить со мной в философскую дискуссию…
Гхемф выглядел почти таким же усталым, как я. Я предложил ему влезть в лодку, но он отказался, объяснив, что предпочитает оставаться в воде.
– Мы любим воду, – сказал он, – это наш мир. – Потом он ответил на заданный мной вопрос: – Иногда приходится рисковать. Мы, гхемфы, смотрим на жизнь не так, как вы. Мы видим тенденции и строим проекции. Мы предвидим беды для нашего вида и стараемся смягчить их. Если этот человек останется в живых, – он кивнул в сторону Тора, – это может нам помочь, потому что он обладает щедрым духом и огромным потенциалом. Поэтому мы, как и ты, сделали выбор. Точно так же, как приняли решение прийти на помощь Блейз.
– Мной двигали личные мотивы, – признался я, не желая отрицать свою вину, – гораздо менее альтруистические. Люди будут умирать из-за того, что эту жизнь мы сохранили.
Гхемф задумчиво кивнул.
– Да, боюсь, что ты прав. И дело не только в том, что мы отпустили на свободу дун-магов. У меня такое чувство, что мы сегодня совершили большее зло, чем думали, Гилфитер. Тебе придется научиться жить с сознанием этого, точно так же, как ты научился жить с памятью о том, что ты убил свою жену.
Я вытаращил на него глаза.
– Вы знали об этом? – Ни Блейз, ни Флейм наверняка не рассказывали гхемфам об истинной причине, заставившей меня бежать из Мекатехевена.
– О том, что ты убил свою жену? Знание – наша… страсть, горец. Нет человека, к которому мы не прикасались бы когтями, делая татуировку, говорящую о гражданстве. А то, что известно одному гхемфу, становится известно и нам всем. Мы соприкоснулись с твоей кровью и слышали, как тебе дали имя, Кел Гилфитер из Вина. И мы ничего не забываем.
На самом деле его объяснение не было ответом на мой вопрос… Я ощутил озноб.
– Люди недооценивают вас, верно?
– Безусловно, – ответил гхемф. – Однако мы не являемся угрозой человечеству. Без очень веской причины мы не вмешиваемся в дела людей и уж тем более не убиваем. – Он посмотрел на меня своими грустными серыми глазами. – Грядут тяжелые времена. Боюсь, некоторые люди захватили слишком большую власть, а другие, те, что живут на далеких берегах, все более беспокойны. Произойдут перемены… Я сочувствую тебе, Келвин, потому что ты хороший человек, а во времена перемен первыми страдают хорошие люди.
С этими вдохновляющими словами старый гхемф оттолкнулся от лодки и исчез в черной воде.
Я откинулся на сиденье и обнаружил, что Тор пристально смотрит на меня.
– Ты все слышал? – спросил я его. Тор кивнул.
Мы оба долго молчали. Я так и не был уверен, как много он узнал из нашего разговора с гхемфом. Наконец Тор спросил:
– Ты убил свою жену? – Судя по тону, ему было трудно в такое поверить.
– Да. Если хочешь узнать все в подробностях, расспроси Блейз. Она при этом более или менее присутствовала.
– Ах… – Тор неловко пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее. – Мы отправились следом за Флейм? А где Блейз?
– Да, отправились. Блейз в другой лодке, позади нас.
Ответ его, по-видимому, удовлетворил. Он закрыл глаза и задремал.
Я перегнулся через борт и посмотрел вперед. Четыре гхемфа плыли по протоке, без всяких усилий увлекая за собой лодку. В темноте благодаря перепончатым ногам и обнаженным обтекаемым телам они казались жителями вод, а не обитающими на суше мастерами татуировки. На мгновение я снова изумился человеческому невежеству. Как могли мы так долго жить бок о бок с представителями другой расы и узнать о них так мало? Мы считали гхемфов кроткими, покорными и довольно глупыми существами, а ведь они были совсем другими. И они так много знали – каким-то образом даже знали о вашем появлении. Вот ты говоришь, что вам о них ничего не известно; вы вообще думаете, что они не существуют, что они просто часть нашей мифологии. Что ж, они-то про вас знали. Тот старый гхемф предостерег меня. «Те, что живут на далеких берегах, все более беспокойны», – сказал он.
Может быть, теперь гхемфов на Райских островах ты больше и не встретишь, но когда-нибудь придет день, и они снова появятся. Я полагаю, они не исчезли, просто наблюдают за нами. Может быть, в следующий раз мы проявим больше мудрости и тогда многому сможем у них научиться.
Той ночью, сидя в лодке, я размышлял о том, как Блейз Удалось добиться полного доверия Эйлсы – я ведь такой человек: не успокоюсь, пока не докопаюсь до причины, – и наконец решил, что дело в полном отсутствии у Блейз предубеждений. Испытав так много страданий из-за предрассудков других, так часто обвиняемая в глупости или нечестности только потому, что была полукровкой, Блейз научилась никого не судить по внешнему виду.
Пока гхемфы уверенно направляли обе лодки сквозь лабиринт плавучих островов к истокам Лентяйки, Блейз тихо беседовала с теми, кто плыл у борта ее суденышка. Дек, несмотря на сломанные ребра, свернулся калачиком на корме и спал, как сытый детеныш селвера. Он показал, чего стоит, и знал это. Мальчишка буквально лопался от гордости, когда сражение закончилось; однако усталость взяла свое, и теперь он отключился, чему помогало и снадобье, которое я добавил в его питье.
В течение первого часа путешествия я сидел рядом с Тором, следя, не изменится ли его состояние. Он вскоре заснул: на него все еще действовали лекарства, которые я ему дал. Когда плазма крови селвера в первом пузыре закончилась, я заменил его на второй – последний из захваченных мной из Вина, – и медленное вливание продолжилось. Закончив с этим делом, я тоже задремал и не просыпался до самого утра.
К рассвету мы достигли истоков реки. Когда я проснулся и сел, мимо бортов лодки скользили близкие берега. Деревья, перевитые лианами, смыкались над потоком, так что неба почти не было видно. У меня, горца, привыкшего к открытым просторам Небесной равнины, это зрелище, хоть и привлекательное, вызывало некоторую клаустрофобию.
Райдер уже не спал. Я пощупал у него пульс; сердце билось ровно и сильно. Осмотревшись, я увидел, что вторая лодка по-прежнему следует за нами.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я Тора.
– Лучше, но… странно.
Он попытался сесть, но я ему не позволил.
– Подожди, пока я не осмотрю твои раны. – Я осторожно снял повязку с неглубокого пореза на груди, стер мазь, которую наложил накануне, и едва не охнул от изумления: если не считать багрового шрама, который говорил о недавнем ранении, рана выглядела зажившей. Я сначала ощупал ее, потом нажал сильнее.
– Тут болит? – спросил я.
Тор покачал головой.
– Только чешется. – Он приподнялся и оглядел себя. – Меня ударили в грудь, я это помню. Удар клинком… Как случилось, что все так быстро зажило? Я долго был без сознания?
Я уклонился от точного ответа:
– Не особенно долго.
Я осмотрел все раны, включая ту, что в животе, и обнаружил одинаково высокую степень заживления.
– Я чувствую ужасную слабость, – пожаловался Тор. – И что это торчит у меня в руке?
– Ты ведь потерял очень много крови. Вот я и вливаю тебе плазму – жидкость, извлеченную из крови селверов и подвергшуюся дистилляции. Мы на Небесной равнине считаем это полезным при большой потере крови.
На лице Райдера отразилась странная смесь чувств: любопытство и отвращение одновременно.
– Пытаешься доказать мне, что ты не деревенский лекарь и знаешь много умных слов? – протянул он.
– Что-то в этом роде.
– Вторая лодка все еще следует за нами?
Я кивнул.
Неожиданно до Райдера дошло, что мы движемся быстрее, чем если бы просто плыли по течению. Он перегнулся через борт и оказался лицом к лицу с гхемфом, который как раз вынырнул на поверхность, чтобы вдохнуть воздуха. Тор снова сел и растерянно посмотрел на меня.
– Все-таки очень много всего случилось с тех пор, как меня ранили… Но ведь это было только вчера, верно? Не объяснишь ли ты мне, как случилось, что мои раны так хорошо зажили? Может быть, это заслуга гхемфов?
– Более или менее… – Лгать мне было непривычно, и выдавить из себя эти слова и посмотреть в глаза Тору оказалось удивительно трудно. Я почувствовал, что краснею, и поспешил переменить тему. – Думаю, будет лучше, если ты сегодня не станешь есть твердую пищу. Я приготовлю для тебя разведенный водой мед.
Тор бросил на меня проницательный взгляд, но промолчал. Слабость заставила его снова лечь.
– Тебе придется все-таки вскоре рассказать мне, почему ты испытываешь ко мне неприязнь, горец.
– Тебе мерещится. Я тебя почти не знаю и уж подавно не знаю настолько хорошо, чтобы можно было говорить о неприязни. На самом деле твоя отвага вчера вызвала мое восхищение.
– Уж не поэтому ли ты разговариваешь со мной так, словно тебе в глотку запихали ученый трактат? – насмешливо протянул Тор.
Я вспыхнул еще жарче.
– Ох, заткнись, Райдер.
– Так-то лучше, – пробормотал он, закрывая глаза. Не прошло и минуты, как он снова уснул.
Раттиспи, порт на побережье, как нам говорили, был обычно оживленным городом, полным купцов и ремесленников. В нем располагалось не меньше дюжины складов, где проходили торги; процветание города зависело от морской торговли. Спрос на свои услуги находили торговцы свечами и парусиной, канатчики и бондари, плотники и конопатчики, смолокуры и крысоловы, не говоря уже о содержателях притонов и пивных. Главными товарами в Раттиспи были доставляемые с Плавучей Заросли листья панданы и тростник; за ними приезжали торговцы со всех Райских островов. Из панданы изготовляли паруса и местных судов, и кораблей Ксолкаса, поскольку на этих островах не выращивались лен и конопля для парусины. Однако гораздо большим спросом листья панданы пользовались для изготовления циновок и плетеной мебели, которая в последнее время вошла в моду в Ступице. Тростник закупали в основном жители Ксолкаса, потому что деревья там не росли, и тростник шел на производство корзин и бумаги, и Брета, где он считался лучшим материалом для крыш.
Все это я узнал, из рассказов старожилов, потому что, когда мы прибыли в Раттиспи, город был едва ли не покинут жителями: создавалось впечатление, что всякая торговля в нем прекратилась. Причину этого упадка горожане объясняли тем, что за последние восемь месяцев доставка листьев панданы и тростника по реке почти полностью прекратилась. Эти безмозглые жители берегов Плавучей Заросли, говорили жители Раттиспи, вдруг стали бояться водяных чудовищ и осмеливались резать пандану и тростник только рядом со своими деревнями, а такие растения нужным качеством не обладали. Посылать корабль с архипелага Ксолкас в Раттиспи за подобным барахлом смысла не имело. Горожане были ужасно злы на жителей берегов Плавучей Заросли, и несколько особенно отчаянных молодых людей даже отправились вверх по Лентяйке, чтобы самим запасать пандану. Они вот-вот должны были уже вернуться. Разве нам они не повстречались? Нет? Странно, вообще-то им полагалось бы появиться уже давно…
Но я опережаю события. Когда мы добрались до устья Лентяйки, гхемфы направили лодки к маленькому причалу на окраине города. Не успели мы привязать наши суденышки к сваям, как гхемфы исчезли, словно их никогда и не было.
– Куда они отправились? – спросил я Блейз, завязывая веревку. Она пожала плечами, не спуская глаз с Райдера, который осторожно вылезал на причал.
– Кто знает? Мы не увидим их снова до тех пор, пока я опять не попаду в беду. Впрочем, влипать в неприятности я не намерена, уверяю тебя. Разве тебе уже можно ходить? – Последний вопрос был обращен к Райдеру.
Оставив вопрос без ответа, тот недоверчиво хмыкнул.
– Ты от природы не способна не влипать в неприятности.
– Чепуха. Если предоставить меня самой себе, я делаюсь образцом разумности и осторожности. Только когда я связываюсь с хранителями или цирказеанками, не говоря уже о менодианах, беды сваливаются на меня, хочу я того или нет. – Райдер в ответ только фыркнул, что заставило Блейз добавить: – А как насчет осторожности с твоей стороны? Уж кто бы говорил!
Райдер не обратил внимания на колкость и спросил:
– Так что же, гхемфы теперь чудесным образом будут появляться всякий раз, как ты попадешь в беду?
– Ну, они сказали мне, как дать им знать с помощью той штуки, что у меня на руке. Мне нужно потереть ее, опустив руку в воду моря или реки, и через некоторое время они явятся. Как скоро – будет зависеть от того, далеко ли я окажусь от членов выводка.
– Что это еще за выводок? – спросил Дек.
– Точно я не знаю, – призналась Блейз. – Что-то вроде большой семьи, мне кажется. Братья и сестры по выводку как-то связаны друг с другом. Дек, я хочу, чтобы ты остался тут и присмотрел за лодками и нашими вещами. Я оставлю с тобой Следопыта. Справишься?
– Я бы лучше справился, будь у меня меч, – вздохнул мальчишка.
– Ничего подобного, у тебя же сломаны ребра, – охладил я его пыл. – Ножа тебе вполне достаточно.
– И постарайся никого им не пырнуть. Неприятности нам ни к чему, – добавила Блейз, критически оглядывая Дека: кровоподтеки под глазами, нос размером с дыню… – У тебя такая физиономия, что любому злоумышленнику хватит одного взгляда, чтобы тут же обратиться в бегство. – Ее болтовня была, конечно, всего лишь прикрытием: я чуял ее тревогу, Блейз просто воняла ею, и это было необычно для нашей воительницы. Она обычно гораздо лучше держала себя в руках. – Тор, ты лучше останься здесь тоже…
– Я прекрасно себя чувствую, – возразил Райдер. – Небольшая слабость, вот и все, – ходить я могу. – Ответ его прозвучал довольно резко, как будто предложение Блейз было ему неприятно.
Я ожидал, что она станет протестовать, но Блейз только искоса взглянула на меня и тихо спросила:
– Тебе удалось уловить запах Флейм?
– Я не уверен. Думаю, она здесь была, а может быть, еще и остается поблизости. Дело в том, что Флейм пахнет теперь не так, как раньше. – Мне было трудно говорить об этом, трудно признаваться даже самому себе: Флейм все больше и больше пахла как злая колдунья; перемены происходили гораздо быстрее, чем я ожидал.
– А Руарт?
Я покачал головой.
– Не могу сказать. Я не улавливаю ничего, кроме еле заметных следов. Все-таки скорее всего его здесь нет.
Когда мы покидали Плавучую Заросль, я думал, что мы скорее всего найдем Флейм без особых затруднений. Мы не слишком отставали от Мортреда и его спутников, и нам была обеспечена помощь гхемфов. Мортред, в чьем обществе путешествовала цирказеанская красавица, был личностью очень заметной. Правда, нам было известно, что Мортреда ждал корабль, возможно, готовый сразу выйти в море. Шанс найти Флейм мог зависеть от такой мелочи, как время начала отлива…
Мы направились в город. Первым, кого мы повстречали, оказался бондарь, с мрачным видом сидевший на пороге своей мастерской. Прежде чем ответить на вопрос, он принялся изливать нам свои горести из-за упадка торговли в Раттиспи… Однако нужные сведения мы от него все-таки получили.
– Ясное дело, – сказал он, показывая на море, – я видел парочку, о которой вы говорите. Они отплыли часа три назад. Вон их корабль, его еще видно.
Мы начали вглядываться в даль, но разглядели только белый парус на горизонте.
– А что у них за корабль? – спросила Блейз. Я едва узнал ее голос: так много в нем было чувств…
– Корабль принадлежит этому парню – Гетелреду Скодартскому, как он себя называет. Он прибыл недели две назад и отправился вверх по Лентяйке, а корабль с командой остался его дожидаться. Команда была в основном из хранителей, только, скажу я вам, таких я никогда раньше не видел. Люди боялись их как огня. А уж местные шлюхи – так тем изрядно досталось, говорят. Дерьмовые каракатицы!
– А как называется корабль? – спросил Райдер.
– «Любезный». Просто красавчик кеч, скажу я вам. И быстрый, уж это точно.
– Это не тот корабль, что он украл в Гортанской Пристани, – сказала Блейз Тору.
– Как я слышал, тот корабль сожгли на пляже рядом с Амкабрейгом, – сказал я.
– Должно быть, после того как захватили этот, – предположил Тор.
– Скорее всего. – Блейз посмотрела на меня. – Ну, пастух, что нам теперь делать? Мы упустили Флейм и дун-мага тоже.
На глазах Блейз стояли слезы, воздух вокруг нее был насыщен смесью горя и ярости. Мне ничего не оставалось, как ответить:
– Отправляемся вдогонку. Что еще нам остается?