Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых

1

Выход из бомбового отсека самолета имелся только один — через башню пулеметчика. Фюзеляж лежал на брюхе, все нижние люки оказались блокированными, противник проник в самолет через разбитые окна кабины. Команда Лизы попала в ловушку, в которую сама себя загнала по доброй воле. Обидно. Столько усилий, и глупый конец. Никто не хотел верить в бездарный исход, а потому и не стали стрелять, когда в луче фонаря появился силуэт мужчины. Луч скользнул вверх, и все ахнули. Среди ночи в кабину забрался призрак, мало того, этот призрак улыбался.

— Улдис! — вскрикнула Рина.

— Я, я, не паникуйте. И убери свой маузер, капитан. Второй раз подыхать неохота, на том свете ничего интересного нет.

— Ты же утонул… — растерянно проговорила Лиза.

— Я оказался невкусным, и река меня выплюнула. Шел по зарубкам Дейкина, и вот я здесь. Хорошо устроились, ребята, одной гранаты хватит, чтобы вас превратить в дым.

— Мы убрали все канаты, как ты перешел каньон? — спросил Шабанов.

Варя зажгла свечи.

— Там есть подземный ход. Его выстроили солдаты. Некий купец Горохов побывал в этих краях в начале века и нашел залежи золота.

Улдис устроился рядом с Риной и достал из вещмешка сухари.

— Горохову помогли удрать в Стамбул во время гражданской, за это он нарисовал схему и отдал ее белякам. Почему они поверили ему? А потому, что он отдал им образцы — пару булыжников золота. В лесу я нашел скелет солдата, в его мешке лежали золотые булыжники, иначе не назовешь. Так вот. В эти места был направлен отряд. Численность его не известна, думаю, человек триста. Отряд потерпел поражение от какого-то противника. Некий генерал Ковров Е.В. пишет письмо с просьбой о подкреплении. Ему высылают в помощь батальон атамана Абалкина. Но Абалкин решил прибрать добычу к рукам. Чем кончилась история, я не знаю, но у меня есть дневник одного из офицеров и письма. Я не все еще прочитал, но кое-какие выводы сделал. Белые нарвались на племя воинственных дикарей. Если бы Абалкин с казаками выполнил свой долг, то общими усилиями они одолели бы туземцев. Я их видел, подходил к лагерю на близкое расстояние. Они не выставляют постов и не ходят с оружием. Мне показалось, что я попал в сказку «Тысячи и одной ночи». Люди с темной кожей ходят в белых одеяниях. Глаза у них не раскосые, а как у нас, но черные, как у Лизы. Мужчины носят волосы до плеч, заплетенные в косы, женщины очень красивые… Почти как Лиза, но смуглые. Украшений из золота очень много, но мужики их не надевают. Я наблюдал с дерева, в бинокль всего, конечно, не разглядишь. Селение построено в форме круга, похоже на раскручивающуюся спираль. В центре стоит невероятной красоты золотой павлин. Не берусь определять его точные размеры, но он не ниже двухэтажного дома. Жилища похожи на куриные яйца, острым концом воткнутые в песок до половины. Окошки круглые. И все домишки белые, как скорлупа. Похоже, их строили из глиняных кирпичей, а потом выравнивали и красили. И это при том, что кругом тайга, с деревом нет проблем. Похоже, племя соблюдает какие-то свои традиции. Домов не меньше сотни, а то и больше. Есть загоны для скота, там лошади, овцы, коровы. Где они их взяли? Нет ни одного оленя, а ведь лучше оленя в этих местах ничего нет. Он и еда, он и транспорт. Теперь главное. Оттуда очень хорошо виден склон этой горы. Фюзеляж блестит на солнце, как зеркало. Если племя примет нас за врагов, нам не уцелеть. Из дневника понятно, что они имеют свою тактику ведения боя: делятся на две группы и нападают с флангов. Его превосходительство генерал Ковров считал, что у них нет задачи уничтожать врага, они оставляют ему тыл открытым для отступления. Мол, проваливайте восвояси. Огнестрельное оружие у них не в почете. Только копья, арбалеты и сабли. Кривые, как у турков. Собирая раненых после боя, они не забирают оружие противника. Стреляют очень метко. Одна стрела — одна жизнь, удар саблей — голова с плеч. Налетают вихрем, на лошадях. Проносятся сквозь ряды противника и исчезают, в боях не вязнут. Левый фланг нападения перемещается на правый, правый — на левый. Одна такая вылазка уменьшает численность противника наполовину. И еще. Ночью они не воюют. Рассвет и закат у них — священные часы. Это все, что я успел прочесть в докладе генерала и дневнике штабс-капитана Островерхова.

Лиза посмотрела на Князя.

— Что скажешь, Афанасий Антоныч?

— Это езиды, люди гонимые. У них никогда не было своей земли, их все притесняли — турки, персы, курды. Своей землей они считают север Ирана у границ Турции. Живут бок о бок с курдами. Езид происходит от слова «ездан», что по-курдски означает «бог». Несчастный гонимый и малочисленный народ. Что касается павлина, то зовут его Мелек-Тавус. Павлин — верховный ангел. «Тав» — солнце, «у» — и, «с» — тень. Ангел солнца и тени. Об их религии мало что известно, она носит очень скрытный характер. Там есть элементы иудаизма, ислама, христианства. Принять езидизм невозможно. Езиды делятся на касты. Главенствует каста шейхов. Каста пиров самая приближенная к шейхам. Пир — это священнослужитель или факир, предсказатель. Кавалы — сборщики податей, кучаки — астрологи, мюрды — миряне. Впервые мы услышали о езидах от Пушкина. В знаменитом «Путешествии в Арзрум» он описывает общение с езидским шейхом. В 1915 году турки напали на езидов и вырезали более ста тысяч человек. Тогда многие племена ушли с насиженных мест. Очень многие осели в Армении и Грузии, другие дошли до Сибири и дальше. Я видел езидов в Новосибирске. У них свои школы, они не учат русский язык и живут по своим обычаям. Встреча с езидами здесь меня не удивляет, так же как с чукчами. Просто мы о них ничего не знаем. Таких племен в Сибири много, и у каждого есть свой Моисей, ведущий их к земле обетованной. Они искусные воины, потому и выжили. Если они здесь обосновались, то своего не отдадут. Что касается генерала Коврова, то я его знал. В далеком детстве. Он был другом моего отца. Евграф Валерьянович Ковров погиб. Он был начальником штаба адмирала Колчака, которого, как всем известно, тоже расстреляли. Возможно, письма писались Колчаку, который в то время стоял с армией в Тобольске, и Колчак послал в помощь Коврову атамана Абалкина. Экспедиция по картам купца Горохова и породила легенды о колчаковском золоте. Мне так кажется. Возможно, что купец Горохов нашел здесь золото, но он вовремя понял, что ему его не взять, нужна армия, а потому с легкостью расстался со своей тайной. Как видите, эти места имеют свою историю, свои тайны, трагедии и могилы. Я бы не хотел, чтобы и наши могилы затерялись в здешних лесах. Езиды не отдадут золото, они на него молятся и считают подарком Всевышнего за их мучения и притеснения. Мы замахнулись на их святыню. Такой умный и опытный полководец, как генерал Ковров, сложил голову, куда нам тягаться с огненным драконом.

— Огненным? — спросил Важняк. — Мне кажется, я знаю, как можно найти подход к езидам и показать им свою силу. Вряд ли кто из ныне живущих в белом городе видел настоящие взрывы.

— Взрывы? — удивилась Лиза.

— Именно. У нас динамита с избытком. Взрывы должны быть эффектными, но не пожароопасными. Спалить тайгу не в наших интересах. Хорошо бы знать, по каким принципам делаются заряды и запускается салют. Вы можете себе представить салют в тайге, как на Красной площади в День Победы?

Князь заинтересовался.

— Можно сделать такие заряды, но как и из чего их запускать?

— В самолете полно алюминиевых и дюралевых трубок, — сказал пилот Шабанов. — Из них получатся стволы. На один выстрел их хватит, второго они не выдержат. А теперь представьте. Все население белого города собралось в центре у золотого павлина, и вдруг по всему кругу из тайги взлетают ракеты и разрываются разными огнями на высоте в сто метров. Лучше это будет смотреться ночью.

— Бред сивой кобылы, — махнул рукой Кистень.

— Помолчи, Петро, ты человек без фантазии, — гаркнул Трюкач. — Почему бы не помечтать?

— Я думаю, ни один мечтатель в своем воображении не добирался до этих мест, — заметила Варя. — Мы из тех, кто все может. Даже то, что не под силу царским генералам. Подумаешь, фейерверк! Запросто! Да такой устроим, что езиды головы в песок зароют, как куриные яйца… свои дома.

— Классная идея! — воскликнул Огонек. — Кого мы боимся? Дикарей? Глупости. Мы же Робинзоны, цивилизованные люди, а они наши Пятницы, Четверги и Вторники. Ведь Робинзон спас Пятницу хитростью, а не пошел грудью на амбразуру. Нам здесь Александры Матросовы не нужны.

— Идея понятна, — сказал Улдис, — но на все нужно время. Сначала надо выбраться из ловушки, в фюзеляже жить нельзя. Будем рыть землянки, наподобие тех, что делали лесные братья. Можно починить рацию и наладить связь между землянками. Выкопаем шесть штук. Пять — под жилье, шестую — под склад и арсенал. Работать придется по ночам, когда нас не видят. Трудно, но надо. За одну ночь одна землянка — и чистота вокруг, никаких следов. Так выживали лесные братья. Чекисты сотни раз прочесывали леса с собаками, но ни одного бункера так и не нашли.

— Все правильно, — кивнул Дейкин. — И зимовать будет удобней. Если мы застрянем здесь до весны, надо подготовиться к зимовке и обезопасить себя от врага.

— Зимовке? — удивился Улдис. — Что вы здесь забыли? Генерал нас обманул? В самолете нет паспортов?

— Нет, Леший, паспорта мы нашли, — усмехнулся Трюкач. — Мы не нашли золота. Генерал оставил его себе. Кому оно здесь нужно? Но мы решили исправить ошибку Белограя и доложить в Москву о найденном спецрейсе.

— Вам что, ребята, больше всех надо? — спросил Леший. — Я мечтаю унести отсюда ноги, а о зимовке думал только потому, что невозможно пройти прежним путем сквозь заснеженную тайгу. Нас даже лыжи не спасут, слишком много крутых подъемов и спусков. Олени тоже не помогут.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — строго сказала Лиза. — Только зима тебе не покажется праздником, в забое даже жарко станет. А теперь берем кирки, лопаты, пилы, топоры — и за дело.

Через час работа шла полным ходом. Работами руководил Улдис.

Лиза отложила топор, закурила и подошла к склону. Вдали виднелся огромный костер. Зачем жгут огонь ночью? Она села на пенек и затянулась. В папиросном дыму начали вырисовываться знакомые образы. Красивые губы женщины тронула слабая улыбка.

Они столкнулись случайно в метро на станции «Красные ворота». Старые подружки давно не виделись.

— Лизонька, солнышко, как я тебе рада!

— Клавка! Куда ты пропала, бессовестная. Почему не звонишь?

— И не спрашивай, Лизок! Голова идет кругом.

— Значит, восстанавливаться в институте не хочешь?

— Уже не получится. Скоро уеду. А ты на третий курс перешла?

— С блеском. Ни одной четверки. Куда едешь? Чем тебя Москва не устраивает?

— Слышала о призыве Валентины Хетагуровой? Жена красного командира призывает девушек осваивать Дальний Восток. Сама уехала туда в семнадцать лет. Там простор, природа, новые города создавать будем. Чем мы, женщины, хуже мужчин? А что Москва? Четыре миллиона жителей, плюнуть некуда. Сейчас агитируем девчат, нужен свой отряд от столицы.

— Темнишь, Клавдия. Тебя родители не отпустят.

— Тогда сбегу. Не могу я больше в Москве оставаться, поперек горла встала.

— Ты же замуж собиралась!

— Собиралась, да не собралась. Спутала любовь с легким увлечением.

— Может, и Дальний Восток окажется легким увлечением.

— Нет. Обратного пути не будет. А ты замуж не собираешься?

— Еще как собираюсь.

— Молодец! Ты уж любовь ни с чем не перепутаешь. Жена, студентка, активистка. Тебя на все хватит. У тебя характер! А как родители?

— Мама знает, отец не догадывается. Сегодня вечером скажем. Наверняка будет против. Алеша тоже студент, четвертый курс заканчивает. Офицером будет, а пока живет в общежитии.

Клава наморщила лоб.

— Ты чокнутая, Лизка? У тебя отец — дипломат, мать — редактор газеты, ты — красавица из сказки. Статус твоего жениха — сын министра, не ниже.

— А при чем тут сын? Тогда уж сам министр. Из моего жениха может маршал получиться, а из сына министра никто. Талант и мозги не наследуются.

— Тогда не торопись. Кончите учебу, видно будет. Куда торопиться в восемнадцать лет? Дети — не куклы, все планы поломают! Читала новое постановление? Теперь за аборт в тюрьму сажают.

— Фу, какая мерзость. Не волнуйся, моей энергии и на детей хватит.

— Подумай, Лиза. Твой отец не хлебный мякиш, так просто дочь свою не отдаст.

— Я тоже не отступлюсь. Пора мне, Клава, Алексей ждет. В ювелирный собрались, за обручальными кольцами.

— Точно, влюбилась. Слушай меня. Я сейчас живу в общежитии Бауманского училища у подруг. Приходи ко мне, поболтаем. Третий корпус, второй этаж, комната двести семнадцать.

— Пока! Готовься. Скоро на свадьбе моей гулять будем. Алексей ждал Лизу не один, с братом, о котором она уже

слышала и по некоторому сходству догадалась, с кем пришел жених. Брат был повыше ростом, плечистей, а еще старше. И богаче. Это можно было понять по костюму Алеши — великоват, у брата позаимствовал. Лиза впервые видела Алексея в штатском.

— Ну, наконец-то! — воскликнул приятный парень с открытым русским лицом, ямочками на щеках. Ему очень шла гражданская одежда.

— Подружка задержала. Больше года не виделись, в метро встретились.

— Ничего страшного, Лиза, — улыбнулся старший. — Меня зовут Викентий. Много о вас слышал.

— Вы пойдете с нами кольца покупать?

— Кольцо только тебе, Лизок, — поправил жених, — я же все равно носить не смогу, зачем деньги на ветер пускать ради одного дня в ЗАГСе. Кеша одолжит свое на один день.

Лиза нахмурилась.

— Может, и свадьбу играть не будем?

— Обязательно будем. На это дело деньги уже скоплены и на белое платье тоже. В ателье сошьем. Лучшее. Там специализируются на белых платьях для выпускниц.

— Такое и у меня есть.

— Ты его носишь?

— Куда? В институт?

— Вот видишь. А надо такое, чтобы везде ходить можно, но очень нарядное.

— Хорошо, подумаем. Ну, где же магазин?

— На «Кировской». Кеша с нами не пойдет, у него работа. Просто хотел с тобой познакомиться.

— Мне было очень приятно. Это правда, Лиза. Надо бежать на работу, — смутился Викентий.

— В четыре часа дня?

— И такое случается.

— Надеюсь вас скоро увидеть.

Викентий козырнул и едва не задел поля шляпы.

— Вы тоже военный? — спросила Лиза.

— Вроде того. Про шляпу забыл.

Старший брат направился к Садовому кольцу.

— Ну а нам в обратную сторону, — указал Алексей на проход между домами.

Скромное колечко было куплено после долгого ритуала выбора и примерок. Пришлось пойти на компромисс. То, которое Лизе очень понравилось, оказалось великоватым, но решили, что ничего страшного, зато красивое. Его и купили. Приятная часть сегодняшнего путешествия закончилась, дальше следовало главное испытание — знакомство с родителями.

Когда Лиза подвела жениха к своему дому, Алексей растерялся.

— Ты здесь живешь?

— И что?

— Я не пойду.

— Это еще почему?

— Меня же на порог не пустят! Почему не предупредила раньше?

— О чем? Мой отец — дипломат, старый большевик. Квартиру ему предоставил нарком иностранных дел Литвинов, по статусу положено. Я тут ни при чем. Ты на ком жениться собрался?

— Родители не одобрят твоего выбора.

— Зануда! Значит, если бы я жила в лачуге в Марьиной Роще, то все было бы в порядке, а если я живу в красивом доме, то в жены не гожусь? Решай, будущий генерал — или идешь, или прощай. Хотя из трусов генералы не получаются.

— Может быть, потом, я не готов.

— Мой отец уезжает на международную выставку в Париж. Она открывается двадцать пятого мая, через месяц. Знаешь, я видела макет скульптора Мухиной. Рабочий и колхозница. Даже трудно себе представить, как это изваяние будет выглядеть в полный рост. Первыми увидят скульптуру парижане и участники выставки. Ну что ты стоишь? Идем!

— Я насчитал одиннадцать этажей, — растерянно произнес Алексей.

— Ты все о том же! В нашем крыле — десять. А еще в доме двадцать четыре подъезда, пятьсот пять квартир и много дворов с фонтанами. Его называют «Дом на набережной». У нас будет свой дом, я не хочу жить с родителями.

— Будет. Когда стану генералом. А пока придется жить там, где я должен служить.

— Я это понимаю. Закончу институт и приеду.

— Ты мечтала заниматься наукой, историей. О какой науке может идти речь на границе?

— Опять занудствуешь? В нашей семье будет матриархат. Тебе нужна жесткая рука. Ты мямля, слишком добренький, а сегодня нужна жесткость и решимость. Так вот и решайся! Идешь или нет?

Лиза протянула Алексею коробочку с кольцом.

— Иду, — сказал он.

Мать встретила их приветливо.

— Давайте знакомиться. Анна Емельяновна Мазарук.

— Алексей Рубеко Курсант пограничного училища.

— Без пяти минут офицер, — добавила Лиза.

— Проходите в столовую, будем чай пить. Я схожу за папой. Таких хором Алексей еще не видел. Они прошли одну

комнату, которую Лиза назвала гостиной, потом еще одну, пришли в столовую. «Где же они спят? — подумал Алексей. — Нигде нет кроватей».

— Папа в кабинете, готовит речь к открытию выставки, — сказала Лиза.

— А где вы спите? — растерянно спросил Алеша.

— Родители в спальне. Я — на диване в гостиной. У меня своей комнаты нет, да она мне и не нужна, мы с подругами занимаемся в общежитии или в библиотеке.

На круглом столе, покрытом белой скатертью, стоял красивый чайный сервиз, пироги, торт, конфеты. В центре — ваза с цветами.

Тут Алексей вспомнил наказ брата: «Не забудь невесте купить цветы и ее матери тоже. Ты идешь просить руки девушки и должен вести себя должным образом».

Вылетело из головы! Лиза права — он мямля. Его встретили, как высокого гостя, а он пришел с пустыми руками.

— Здравствуйте, молодой человек.

Алексей обернулся. На пороге комнаты рядом с хозяйкой стоял статный мужчина лет сорока пяти в строгом темно-синем костюме. Красивый брюнет, правильные черты лица, карие, жгучие глаза, как у дочери, легкая снисходительная улыбка. Хозяина портили узкие губы, а у хозяйки они имели форму бантика. Кроме губ Лиза ничего не унаследовала от нее, взяла только лучшее от отца и матери.

— Здравия желаю. Алексей Рубеко. Жених. То есть я хотел сказать, что пришел просить руки вашей дочери.

— Присаживайтесь за стол, попытаемся обсудить ваше предложение.

Алексей заметил, что отец Лизы прихрамывает на правую ногу, будто она немного короче левой. Все уселись за большой круглый стол.

— Ах да! Надо же чай заварить, — вспомнила хозяйка. — Лизонька, помоги мне.

Женщины вышли из комнаты.

— Нуте-с, милостивый государь? Чем жить думаете? Вы — курсант, невеста — студентка.

— Главное то, что мы любим друг друга.

— Плохой ответ. Женский. Моя дочь может так считать, но не вы, мужчина. Сколько вам лет?

— Двадцать один… скоро.

— Военный и гуманитарий. Очень плохое сочетание, нет общих интересов. Любовь — призрак, мираж, он растворяется в воздухе, когда хочется кушать, да нечего, когда хочется спать, да нет крыши над головой. Но еще хуже, когда нет взаимопонимания.

— Мы встречаемся восемь месяцев и научились понимать друг друга.

— Легко друг друга понимать на расстоянии. Вы неприхотливы, живете в общежитии, а Лиза очень капризная девушка и живет, как видите, в других условиях. Вы встречаетесь на нейтральной полосе. Как будущий пограничник вы знаете, что это такое. Полосой является Москва. Красивый гостеприимный город. Парки, кино, приветливые лица, мороженое. Вас все устраивает. Представьте себе, как вы будете себя чувствовать, если вас поселить в моей квартире? Плохо! А если Лизу поселить в вашем общежитии? Еще хуже. Когда она чем-то недовольна, бьет дорогую посуду…

— Мою не разобьет, она алюминиевая.

Отец Лизы начал раздражать жениха и, прежде всего, своим спокойствием.

— А красивая Москва тоже не сразу строилась.

— Смело. У вас есть характер, Алексей. Что касается меня, то я категорически против вашего брака. Я думаю о дочери и ее будущем. С вами оно не состоится, вы эгоист.

— А я все равно выйду за него замуж! — раздался резкий голос Лизы от дверей. Поднос с заварным чайником дрожал в ее руках.

— Да… — многозначительно протянул отец. — Современная молодежь вольна поступать согласно сегодняшнему времени.

Он встал из-за стола и, прихрамывая, вышел из комнаты. Лиза глянула на мать, но не нашла в ее глазах одобрения.

— Ах, дочка, дочка!

Анна Емельяновна ринулась за мужем.

— Идем отсюда, Алексей! — решительно сказала Лиза. — Идем в твое общежитие. Сюда я больше не вернусь.

— Так нельзя, Лиза! — остановил ее Алексей.

— Мямля, тюфяк! — крикнула девушка и выскочила из квартиры, хлопнув дверью. Жениху так и не удалось ее нагнать, ему казалось, что он потерял свою невесту навсегда.

Лиза вернулась домой глубокой ночью. Отец уже спал, а мать сидела на кухне и плакала. На столе стояла недопитая бутылка массандровского портвейна.

— Замерзла? — спросила Анна Емельяновна, стараясь скрыть слезы.

— Замерзла.

— Посиди со мной, я хочу тебе кое-что рассказать.

Вспыльчивая Лиза быстро остывала, а прогулка по ночному городу в апреле в одном свитерочке очень помогла этому. Вот только извиняться за свои выходки строптивая девчонка не умела.

— Грядут большие перемены, дочка, и я хочу, чтобы ты это понимала. Отцу сейчас очень трудно. Его посылают в Париж для переговоров с немцами. Предварительных переговоров. Павильон Германии построен напротив нашего.

— Какие могут быть переговоры с фашистами?

— Германия теперь самая мощная держава в Европе. Гитлер готовится к войне, а мы к ней не готовы. И тише, Лиза, нас не должны слышать.

— Кто нас может слышать?

— В нашем доме всех подслушивают. Тех, кто громко говорит, увозят ночью семьями, и они больше не возвращаются. Сама знаешь. Врагов вокруг нас очень много. Чтобы подготовиться к войне, мы в первую очередь должны избавиться от сорняков в своей стране. Война неизбежна. Наша задача — оттянуть ее. Это возможно только в одном случае — если мы станем союзниками Германии. И здесь нужна настоящая дипломатия, на самом высоком уровне.

— Почему же Литвинов не поедет к Гитлеру и не подпишет договор?

— Официально мы осуждаем фашизм, как и вся Европа. Мы не можем вести легальные переговоры. Что касается Литвинова, то он даже в Париж не едет. Немцы с ним разговаривать не станут, он еврей. Настоящая его фамилия Финкельштейн, и зовут его Моисей Моисеевич, а не Максим Максимович. Гитлера раздражает тот факт, что во главе Наркомата иностранных дел СССР стоит еврей. Помяни мое слово, его скоро сменит русский. Предварительные переговоры в Париже будет вести твой отец. Ты понимаешь, какая на нем лежит ответственность? За ним и его семьей строго наблюдают. У нас не должно быть резких перемен. Ты студентка, отличница, активистка. Твое замужество могут неправильно расценить.

— Алешка порядочный парень. Самый порядочный. Он честный и тоже отличник. А его брат — майор милиции, работает в отделе по борьбе с бандитизмом в московском УГРО.

— Ты не понимаешь. Став нашим родственником, он автоматически попадет во все анкеты.

— И что? Ты меня не убедила. Ради карьеры отца я не буду ломать свою личную жизнь.

Лиза ушла в гостиную, легла на свой диван, но так и не смогла заснуть. В отличие от матери, дочь никогда не плакала.

На следующее утро Лиза пошла к Алексею в общежитие, чего никогда не делала за все время их знакомства. Алеша тоже не спал ночь. Оба переживали, но сейчас говорила Лиза, жених кивал головой, со всем соглашался.

— Свадьбу сыграем в мае, когда отец уедет в командировку. Двадцатого числа. Я так решила. И это должна быть настоящая свадьба. Объяви о ней всем своим друзьям, а я позову подруг.

— У нас в общежитии есть актовый зал, там все поместятся, если вынести стулья.

— Отлично! Наконец-то мы нашли общий язык.

— Твой отец в этом сомневался.

— Он отстал от жизни. Когда они с мамой поженились, шел 19-й год, а сейчас на дворе тридцать седьмой. Мы живем в другое время в другой стране.

В этом Лиза не ошиблась.

День свадьбы выпал на воскресенье. Возле Куйбышевского ЗАГСа собралось много невест, женихов и гостей. Регистрировали в порядке общей очереди, пришлось ждать. Когда новобрачные после регистрации вышли на улицу, Лиза вскрикнула — на пальце не было кольца.

— Кошмарная примета! Не успела надеть, как потеряла.

— Не паникуй, Лиза, сейчас найдем!

— Какая же я дура! Купили на два размера больше, и оно соскользнуло. Что мы теперь найдем в такой толпе?

— Ребята! — крикнул Алеша. — Ищите кольцо! Чужое никто не возьмет. Мы прошли каких-то тридцать метров от зала регистрации, оно где-то под ногами.

Все бросились на поиски. Образовалась куча-мала. Вдруг в толпе крикнули: «Леша!» Все оглянулись. Жених лежал на ступенях без признаков жизни. Какой-то человек растолкал зевак с криком: «Пропустите, я врач!» — Потом Лиза услышала: «Он мертв!» и бросилась к бездыханному телу. Она трясла Алексея, била по щекам и кричала.

— Не смей! Так нечестно! Не имеешь права! Дезертир! Лешенька, очнись, не уходи, мямля! Ну как же с тобой жить, если ты такой ненадежный! Алеша!

Дальше она ничего не помнила, потеряла сознание.

2

Машина начала чихать и дергаться. Топливная стрелка лежала на нуле. Муратов успел свернуть на проселочную дорогу, идущую через лес, проехал еще сотню метров, и мотор заглох. Вокруг непроглядная темень. Что дальше? Не так уж далеко он отъехал от Красноярска, максимум километров на пятьдесят. Оставаться возле машины нельзя, к утру ее найдут. Они наверняка пустятся за ним в погоню. При выезде из города его видел военный патруль, пронесло. Ребята отдали честь, им и в голову не пришло, что за рулем сидит преступник. Но они видели, в каком направлении уехала машина с пропуском комендатуры.

Выйдя, Василий понял, что едва держится на ногах. Если упадет, то уже не встанет, сил не хватит. Спать на земле нельзя — холодно, в машине оставаться тоже нельзя. Идти по шоссе опасно, местности он не знает. Муратов вернулся к дороге и пошел вдоль опушки.

Итак. Надо занять себя делом и разложить ситуацию на эпизоды. Ему удалось каким-то чудом спрятаться в самолете и улететь из Магадана. Геройский поступок. Впрочем, здесь все складывалось одно к одному. Обстоятельства. Самолет он захватил. Убил штурмана и взял его мундир, убил второго пилота, а подполковника Голованова, летевшего в Хабаровск с секретными документами, вынудил сесть на заброшенный военный аэродром в Тынде. Здесь он отпустил пилота. Зря. Тот попал в Хабаровск раньше, чем Муратов на перекладных добрался до Красноярска. Значит, о его побеге все известно. Сведения о нем отправили во все населенные пункты, города и железнодорожные станции. Теперь им стало еще больше известно о его местонахождении. Первое. У приличной семьи на вокзале в Красноярске украли вещи. Описание вещей запротоколировано. Трупы носильщиков найдены. Что кроме трупов? Китель штурмана, в котором он уехал из Тынды, оставлен в кустах. Значит, убийца носильщиков установлен. Там же в кустах найдут или уже нашли краденые чемоданы. Жертвы опознали свои вещи и знают, что пропало. Муж Нели сбежал с дежурства, воспользовавшись служебной машиной, решил проверить жену. Соседи слышали выстрелы и вызвали милицию. Тут же подключилась военная прокуратура и конечно же органы госбезопасности. Труп Нели, труп капитана — оба убиты из нагана мужа Нели, брошенный костюм из украденного чемодана, золотые побрякушки в кармане. Оружие пропало, машина исчезла. Соседи описали парня, ушедшего из дома в кителе хозяина. Все звенья соединились в одну цепочку. Патруль видел, куда эта цепочка потянулась. Охотники взялись за ружья. Военные, уголовка, чекисты объединили силы в один кулак. К рассвету они найдут брошенную машину и рассчитают, на какое расстояние человек может уйти за определенное время. А могут найти «виллис» не утром, а раньше. Ему перекроют все лазейки, которых не так много. Любое его действие предсказуемо. В тайге человек долго не протянет. Ему нужна теплая одежда, еда и сон. Ближайшие крупные города далеко, а только в них можно как-то затеряться. В населенных пунктах каждую собаку знают в лицо.

Муратов понял — все, что он делал до сих пор, было грубейшей ошибкой, он сам себя загнал в тупик. Да. Дуракам может сопутствовать удача на определенном этапе. Он радовался везению, а на деле лишь затягивал удавку на своей шее. Затянул. Осталось выбить табурет из-под ног.

В конце концов он вышел на дорогу прямо у перекрестка с указателем. Муратов подошел ближе. Прямо по ходу был обозначен Новосибирск, слева — Кемерово, справа — Ачинск. Сыщики наверняка решат, что он пойдет к Новосибирску, на запад. Надо ломать схему. Расстояние на указателе не обозначено. Плевать на расстояния. Он должен выбрать дорогу, по которой не должен идти. До Новосибирска слишком далеко. Кемерово ближе и там железная дорога. Соблазнительный путь. Значит, он ему не подходит. Надо идти в Ачинск, который ему вовсе не нужен, там делать нечего. Точно так же будут рассуждать преследователи. Они не станут формировать три группы, разобьются максимум на две. Основная пойдет по прямой, самой рациональной, а кого-то пошлют в сторону Кемерово. Ачинск — бесперспективное направление. Он не сомневался, телеграммы с описанием преступника получат все и везде выставят посты. Но это его не пугало, главное, чтобы не наступали на пятки.

Муратов свернул направо и пошел на север, к Ачинску. Он уже не чувствовал ног, когда услышал за спиной шум, спрыгнул в кювет и застыл. В предрассветной тишине из стелящегося по земле тумана выплыла первая повозка, потом вторая, третья. Четверки лошадей тащили за собой цветастые телеги, расписанные фургоны с изображением клоунов и канатоходцев. Василий собрал последние силы и вскарабкался на дорогу. Его никто не увидел. Лошади шли сами, ямщики дремали на козлах. Василий не в силах был догнать телегу, идущую черепашьим шагом и взобраться на нее, все что он смог, это подойти к лошади и повиснуть на удилах. Фургон остановился. Кучер очнулся и спрыгнул с козел на землю. Перед повозкой стоял на коленях капитан с золотыми погонами и пытался что-то сказать, но не мог. Бородатый цыган посмотрел на него и пошел за хозяином. Появился барон. Капитан лежал без сознания. Его подняли и затащили в фургон.

— Парень здесь не случайно оказался, — сказал барон, — бежит от кого-то. Форма не с его плеча, да и сапоги не по размеру. Поди все ноги в кровь стер. Завалим его за клетки, туда не полезут.

Потревоженный медведь зарычал, выказывая недовольство неожиданным соседством.

— Неприятностей наживем, Роман, — покачал головой кучер.

— У нас весь табор состоит из подкидышей. Людей на дороге не бросаем.

Сквозь щель в заколоченном досками окне проскользнул солнечный луч и упал на лицо Муратова. Он проснулся, но сознание возвращалось к нему медленно. Вася лежал на спине на чем-то мягком, как выяснилось, на соломе. Низкая крыша, стенка, заколоченное окошко, а рядом клетка из толстых прутьев и огромная мохнатая медвежья морда. Зверюга смотрел на него добрыми влажными черными глазами, словно спрашивал: «Ну как дела, приятель?»

Придя в себя, Муратов приподнялся, прополз на четвереньках вокруг клетки и увидел очертание двери. Она оказалась запертой. Он несколько раз толкнул ее плечом, но она не поддавалась. Снаружи послышался звон ключей. Навесной замок сняли, и дверца распахнулась. Яркий свет ослепил его. Вскоре появились первые очертания: лесная поляна, повозки кругом, в середине костер, на вертеле что-то жарили. «Цыгане», — понял Василий. Кто-то таскал хворост, женщины в цветастых одеяниях стряпали, звеня бесчисленными украшениями, мужчины поили лошадей и кололи дрова.

— Оклемался, капитан? — спросил цыган с серебряной проседью в окладистой черной бороде.

— Спасибо, что не оставили воронам на съедение.

Ему помогли выбраться из фургона. Подошел другой-цыган, молодой, с серьгой в ухе.

— Куда путь держишь, капитан? — спросил старший.

— Подальше от Красноярска. Ищут меня.

— Беды натворил?

— Есть такой грех. Жену застрелил. Застал ее в постели с другим. Не выдержал позора и хлопнул обоих.

— Мужская честь — штука дорогая, осуждать тебя не смеем. Мы в Ачинск идем, но тебя не возьмем. Я посылал разведчиков, подходы к городу блокированы. Но выход есть.

— Это какой же?

— Через Ачинск идет узкоколейка на Томск. Поезда ходят редко, один в три дня до Томска-товарного. Если обойти город с запада лесом, можно выйти к узкоколейке. Там у будки обходчика стоит дрезина, мои ребята помогут тебе поставить ее на рельсы. Сил-то хватит качать рычаг?

— Убегая от верной смерти, о силах не думаешь. Далеко ли до Томска?

— Верст сто. Может, меньше. Выдохнешься, скинь дрезину с путей и дождись поезда. Харчей мы тебе дадим и теплый армячишко найдем. Идем, подкрепись, а как солнце зайдет, так и пойдете. Ночью безопасней.

Муратов достал из кармана смятый комок денег и протянул цыгану. Тот покачал головой.

— Деньги платят за работу или товар. Я тебе ни того ни другого не предлагаю. А помощь — дело совести, за нее денег не берут.

Странный народ ему встретился. Вася смотрел на жизнь иначе. Пусть живут как хотят. У него свои заботы, у них свои.

К вечеру он в сопровождении трех молодых цыган тронулся в путь. Его снабдили едой, спичками и табаком. Шли лесом долго, соблюдая осторожность. К одноколейке выбрались, когда луна уже взошла и рельсы сверкали узкими змейками, отражая белый яркий свет. Обходчик крепко спал в своей будке. Дрезину унесли у него из-под носа без лишнего шума, поставили на рельсы и простились.

Муратову в очередной раз повезло. Шансов на спасение не оставалось, но свершилось чудо.

Муратов взобрался на дрезину и качнул рычаг. Тележка покатилась по рельсам. Самоходка была рассчитана на двоих, но напарника взять негде, пришлось работать за двоих.

Поначалу он не чувствовал усталости, но вскоре мышцы налились свинцом, в глазах поплыли красные круги. Тогда Вася запел. Он был полон энтузиазма и надежды. Пронесет!

3

Поезд опять остановился. Профессор взглянул в окно. Ночь. Ничего не видно, кроме травы, освещенной огнями вагона.

Дверь купе отворилась, и вошел молодой моряк с пустыми стаканами.

— Нам не повезло, Иннокентий Ильич. Проводник сетует на отсутствие воды, и мы остались без чая.

— Форменное безобразие! — возмутился покрытый сединами профессор. — Как можно отправлять поезд, не обеспечив его водой!

— Вы же помните, в какой спешке отправляли составы. И кто мог предполагать, что мы будем сутки добираться до следующей станции. Хуже того, сутки уже прошли, а мы все еще не доехали до Транссиба. Всего-то сто восемьдесят километров.

— Надо поговорить с начальником поезда. Тут много рек и чистых источников воды. Раз уж мы ползем, как черепаха, можно остановиться у реки и набрать воды.

Моряк встал у окна и закурил: профессор не возражал, чтобы молодой человек курил, но просил дымить в форточку.

— Хотите водочки, Иннокентий Ильич? Какая-никакая, а жидкость. Или вы не пьете?

— За время войны не меньше цистерны спирта опустошил. По три десятка операций за сутки, нужен допинг. Каши и хлеба не хватало, пили горькую.

— Что такое допинг? — спросил Яков.

— То, что поддерживает в организме силы и помогает бороться с усталостью.

— Вот, вот. У меня в запасе две бутылки водки. Везу от Владивостока, теперь уже обратно. Прокиснет.

— Не откажусь. Настроение паршивое.

Капитан третьего ранга обрадовался и стал открывать чемодан.

— Как вы теперь до Москвы доберетесь, Иннокентий Ильич?

— Доберусь, Яша. Обращусь к военным, они меня самолетом отправят, а военного коменданта Камска накажут за мою задержку. Обязан был содействовать моему возвращению. Но здесь, как видно, законы ни для кого не писаны. Я же возглавляю в Москве военный госпиталь, у меня лечится весь генералитет. Два крупных военачальника нуждаются в операции, а я три месяца с лопатой в руках проработал вместо скальпеля. Завалы разгребал. Будет им теперь на орехи. Даже возраст мой их не смутил.

Яков разлил водку по стаканам. Профессор выпил, будто ему дали воду, а морячок громко крякнул от удовольствия.

— Так у вас же должно быть воинское звание, коли вы руководите госпиталем.

— Правильно. Генерал-лейтенант медицинской службы. Но мундир я не ношу. На симпозиум взял его и даже надевал.

— Надели бы в поезде, и вас на работы бы не отправили.

— Они же документы видели, негодяи. Я не против работы, дело-то нужное. Но должна быть рациональность.

— Документ — бумажка, а погоны людей пугают, тем более генеральские.

Дверь купе открылась, и появился проводник.

— Прощеньице просим. Викентий Ильич…

— Иннокентий, а не Викентий.

— Прощеньице просим. Вы же доктор. В пятом купе женщина заболела. Совсем плохо бедняжке. Может, глянете.

— О чем говорить, конечно, гляну.

Профессор последовал за проводником.

Немолодая женщина лежала укутавшись одеялом, ее сильно трясло, лицо покрывали капельки пота. Рядом сидела взволнованная девушка.

— Здравствуйте. Я доктор Прянишников. Какие жалобы?

— Вот, доктор, простудилась. Наверное, в окно надуло, — начала докладывать девушка скороговоркой. — Хотя надуть должно было мне, я сидела по ходу поезда.

Профессор пощупал лоб, пульс.

— Температуры нет. Что у вас болит, уважаемая?

— Горло. И дышать тяжело.

— Какие есть лекарства в поезде? — спросил он у проводника.

— В аптечке стандартный набор. Иод, бинты, аспирин, стрептоцид, анальгин, марганцовка. Больше ничего.

— Не густо.

Доктор приоткрыл одеяло и вздрогнул. На шее и груди женщины были видны язвы, некоторые кровоточили, кожа сильно шелушилась.

— У вас тело не чешется? Зуда не чувствуете?

— Нет.

— Не болит?

— Нет. Я задыхаюсь.

Профессор подошел к окну и открыл его.

— Здесь должен быть свежий воздух. Это не простуда. Возможно отравление или фурункулез. Сколько ехать до станции?

— Километров шестьдесят, — сказал проводник. — Но когда мы до нее доедем, не знаю, уже больше часа стоим. Можем еще пять часов простоять.

— Большая станция?

— Нет. Вряд ли найдем там медикаменты. Воду они нам дадут.

— Где же мы сможем найти лекарства?

— Только в Белом Яре. Это ближайшая крупная станция. А дальше Томск.

— В поезде есть связь?

— У начальника поезда рация.

— Значит, идем к начальнику поезда. Дайте больной воды, сколько есть. А девушке — бинт.

Профессор повернулся к растерянной молодой особе.

— Из бинта сделаете маску в четыре слоя. Сумеете? Болезнь может быть заразной. Вам нельзя болеть, вы должны помогать матери. И не закрывайте окно.

Проводник принес бутылку нарзана из заначки и бинт.

— Мама поправится, доктор?

— Конечно. Но надо отправить ее в больницу. Если это фурункулез, то нужно делать переливание крови. Сейчас я ничего сделать не могу. Аспирином мы ее не вылечим.

Девушка заплакала. Успокаивать родственников профессор не умел, он привык иметь дело с солдатами и немного огрубел на работе.

Прошли по вагонам от восьмого до первого. В каждом профессор разговаривал с проводниками и всем говорил одно и то же:

— Найдите любой повод и пройдитесь по купе. Обратите внимание на больных. Кто-то с насморком, потливый, покраснение глаз, озноб. Составьте списки, на обратном пути я у вас их заберу, а лучше принесите к начальнику поезда. Соберите все. бинты, что есть. Нам нужны маски для здоровых людей.

Начальник поезда спал. Пришлось его разбудить. Это был скуластый, здоровый мужик лет пятидесяти в военном мундире без погон с орденскими планками и без руки.

— Вот так встреча! — воскликнул безрукий. — Не помните меня, доктор? Это вы мне руку оттяпали в 43-м. По живому пилили, без наркоза. Стакан спирта — и поехали. Мне тогда кисть раздробило шрапнелью. Я Лука Лыков.

— Имени не помню, через меня таких тысячи прошло, Лука. Кисть твою помню. Затянули с доставкой, гангрена вверх поползла.

— Так я же под перекрестным огнем сутки в грязи провалялся, пока меня вытащили с поля. Девчонка-санитарка Варюха на своем горбу волокла. Геройская девка!

— Варю Горскую вызвали в особый отдел, и никто ее больше не видел с тех пор. Врачом она была, а не санитаркой. Но собирать раненых с полей я запретить ей не мог.

— Впереди фрицы, за спиной СМЕРШ, от чьей пули больше солдат полегло, сейчас никто не скажет.

— Ладно, Лука, забудем фронт. У нас тут свой фронт начинается. От Томска можно доехать до ближайшей станции на машинах, или только по «железке»?

— Должны быть дороги.

— Вот и я так думаю. Надо радировать в Оренбург, я дам список медикаментов, их должны отправить нам навстречу. В поезд занесли страшную заразу. Если мой диагноз подтвердится, то я бессилен. Нужны сыворотки, а такие есть только в Москве. Не дождемся, болезнь протекает очень быстро, от одного дня до трех — и смерть.

— Так что же делать?

— Отделить здоровых от больных.

— Вы считаете, что у нас много больных?

— Эта дрянь передается воздушно-капельным путем. На тебя чихнули, и ты заболел. Болезнь маскируется под простуду. Мы выехали со станции Судженск пять суток назад и топчемся на месте. Никто с поезда не сходил и не заходил. Новых пассажиров нет. Значит, заразу мы везем со стройки. Сколько человек успели пообщаться между собой за пять суток? Кто-то заразился, а кто-то нет. Все зависит от иммунитета.

— У нас занято три четверти мест, — сказал проводник. — Можно освободить один вагон и устроить там лазарет для зараженных.

— Хорошая мысль, — кивнул профессор, — только одним вагоном мы не обойдемся.

— Освободим два хвостовых, — предложил Лыков. — По прибытии в Томск сможем их отцепить от эшелона и двинуться дальше. А больных перевезут в больницы.

— Отлично. Решение принято. Начнем работу ночью и тихо, чтобы не поднимать панику.

— Нет ничего хуже паники, — согласился Лыков. — Как мне доложить обстановку начальству, чтобы они нормально отнеслись к нашему требованию выделить транспорт, лекарства и пригнать сюда машины? До такой наглости никто еще не доходил. Вы думаете, там не запаникуют?

— Грипп! Скажете — вирусный грипп. Запрос пошлете за моей подписью. Никто не усомнится в моем диагнозе.

— А что это, если не грипп? — осторожно спросил проводник.

— Эта болезнь пока плохо изучена. Вряд ли вы о ней слышали.

— Не чума, надеюсь? — спросил начальник поезда.

— Нет, не чума. Откуда ей здесь взяться. Я вот еще о чем подумал. Ресторан надо закрыть. Там всегда толчея, думаю, оттуда и началось распространение заразы. Проводники помогут разносить пищу по купе.

— А может, вы преувеличиваете, доктор? — спросил проводник.

Отвечать не пришлось: один за другим начали приходить другие проводники. Пятеро из девяти подтвердили наличие больных со сходными признаками болезни.

— Всем надеть маски, — командовал профессор. — Начинайте расселять задние вагоны, к полуночи они должны быть свободными. Нам нужны носилки. Во время транспортировки больных в коридоре никого быть не должно. Все надо проделать очень быстро, не давая людям опомниться.

— А что делать с родственниками?

— Выделить им бинты для повязок. Медсестер нам взять негде, поедут с больными. Хорошо бы опросить пассажиров. Наверняка среди пятисот человек есть медработники. Пришлите их в мое купе, я их проинструктирую. Мне нужны помощники.

— Черт! Похоже на блокаду, — сказал Лыков.

— Пойми главное, Лука! Всех мы не спасем, кто-то умрет, но уберечь от гибели многих в наших силах. Спорить бессмысленно, надо действовать. Приступайте. И главное — нам нужна вода. Ищите емкости. Остановите поезд у первого же источника.

Профессор ушел к себе.

— Куда вы пропали, Иннокентий Ильич? — удивленно встретил его капитан.

— У нас крупные неприятности, Яков.

Профессор сел, налил себе полный стакан водки и выпил. Морячок последовал его примеру.

— Дезинфицирует. Правильно. Беру вас, Яша, в свои помощники. Этой ночью нам спать не придется.

— Так в чем проблема-то?

— Говоря вашим флотским языком, у нас на борту легочная сибирская язва. Ума не приложу, как она попала в центр Сибири. «Сибирская» лишь ее название, а не место рождения.

— Слыхал. Япошек-отравителей я конвоировал в 45-м из Китая во Владивосток. Служил тогда в Амурской флотилии.

— С тех пор пять лет прошло.

— Один косоглазый фанат кричал: «Мы вас и через сто лет убьем!»

— Правильно кричал. Штаммы язвы могут жить сто лет, если создать им соответствующие условия. Но мы же работали в Камске три месяца и не было ни одного случая.

— Подбросили. Зачем себя травить? Поезд уехал, пусть травятся в пути. Эксперимент. А мы подопытные кролики.

— Разумная мысль, Яша. Только я плохо представляю, как можно подбросить заразу. Это же не камень, который легко кинуть в окно.

— Пузырек или другой какой сосуд. Хабаровский процесс помните? Там много говорили о керамических бомбах.

Оба посмотрели на дверь. На пороге купе стоял приятной внешности молодой человек с хмурым лицом.

— А вы, простите, кто? — спросил профессор.

— Старший научный сотрудник Института востоковедения Семен Рыжих.

— Впечатляет, — усмехнулся Яков.

— Женщина из соседнего купе умерла.

Семен вошел, закрыл за собой дверь и сел.

— Разрешите?

— Так вы уже сидите.

— Ну да. Так вот, я пошел к начальнику поезда, а он меня направил к вам. Постараюсь быть кратким. В Китае найдены военные архивы и их передали нам. Я ездил в командировку и переводил документы. Часть их относится к лабораторным журналам некоего отряда 731. Японцы на территории Китая выращивали штаммы чумы, сибирской язвы и желтой лихорадки. Начитался, могу диплом защищать. Штаммы высушивали и хранили их в личинках блох. Одна девочка с поезда нашла керамическую колбочку в лесу и принесла ее в поезд. Она была закупорена сургучом. В этой колбочке хранилась пыль, похожая на тычинки цветов, в ресторане эту пыль раздуло. Из этого можно сделать выводы.

— Когда это случилось?

— Три дня назад.

— Однако больных не так много.

— Нужна влага. А у нас, к счастью, проблема с водой. Я думаю, что личинки блох могли ожить только во влажной среде. Попали в нос при дыхании или в чай, который потом выпили. Заражение проходит медленно. И не в каждом случае приведет к смерти. Смертельная опасность грозит человеку, если зараза попадет в кровь. Из личинки должна вылупиться блоха, а потом она должна вас укусить. Если вы проглотили личинку, то, как понимаете, она окажется в унитазе раньше, чем из нее что-то вылупится. У умершей женщины порезана рука, дрянь попала ей в кровь.

— За три дня ресторан превратился в блошиный базар, — категорично заявил профессор. — Его необходимо опечатать.

— В поезде должна быть хлорная известь, — предположил Яша. — Человек не отравится, но микробы погибнут.

— Отлично. Это уже кое-что. А где та девочка?

В каюту постучали, вошла интересная женщина лет сорока.

— Здравствуйте. Я врач. Ирина Николаевна Тарасова. Проводник мне сказал, что кому-то требуется медицинская помощь. Но здесь все здоровы. — Заметив Семена, женщина улыбнулась. — Это ваша шутка, Семен?

— Это мать той девочки, — сказал Семен.

— Я профессор Прянишников, присаживайтесь, Ирина Николаевна.

— Правда? Настоящий Прянишников? Чудеса!

— Я не верю в чудеса, Ирина Николаевна, я верю в науку и человека. Но многие пассажиры будут ждать от нас чудес.

Лицо профессора стало хмурым.

4

Подполковник Малоземов решил поговорить с Малашкиным на свежем воздухе.

— Боеприпасов хватит на один бой, капитан.

— А с кем воевать, товарищ подполковник? Банду Зеленого мы разбили.

— Однако атамана упустили. При взрыве плотины погиб Рябой, его люди перешли под командование Зеленого. Пока он не получит изумруды, не успокоится. Добычу с рудника год не вывозили, сейчас ты самый богатый человек в мире. Правда, отрезан от мира, но тем соблазнительнее твои сокровища для нечистых рук.

— Я не понимаю, о чем думают в центре. Я посылал людей, они не вернулись. Пробиться через бандитские заслоны невозможно. Одноколейка разбита. Меня удивляет, как вам удалось пройти от магистрали до рудника. Триста пятьдесят верст.

— Враги помогли. Твой рудник приписан к Угольсибстрою. Кто-то в свое время его засекретил. Перестарались. Там за год переменилось все начальство, а теперь после диверсии на плотине опять полетели головы. По документам твой рудник значится как лесоповал. Ты никому не нужен.

— А заключенные? Они состоят на учете Сиблага.

— В том-то все и дело. В центре окопался враг. Умный, опытный, хитрый, хорошо законспирированный. Такого метлой не сметешь, мне он не по зубам. Придется идти от обратного, воспользоваться его помощью. У нас есть две-три недели в запасе.

— Как?

— Отдать изумруды и не препятствовать вывозу камней с рудника. Мы перехватим их на Транссибе в районе Челябинска, куда не доходит власть законспирированного шпиона. Другого варианта у нас нет.

— Я обязан вам подчиняться как представителю управления, но вы рассуждаете, как враг. За рудник отвечаю я.

— Хорошо. Своим приказом я отстраняю тебя от управления рудником. Приказ составлю в письменной форме, можешь хранить его при себе. Ответственность за операцию беру на себя, но это не значит, что ты, Леша, должен отойти в сторону. От службы тебя никто не отстранял. Сколько у тебя одежды для солдат?

— Сто сорок комплектов.

— Оставим двадцать пять, остальные спрячем в шахтах. Нам нужна группа из четырех надежных офицеров и лошади. Их надо переправить на другой берег Оби. За две недели они дойдут до Кургана, а далее на поезде доберутся до Челябинска. Уральское управление МГБ уже не связано с нашими районами, все обойдется без утечки. Хотелось бы на это надеяться. Только там мы сможем перехватить поезд.

— Руками бандитов вывезем минералы из рудника?

— Именно так. И избежим потерь. Мы должны покинуть лагерь на три часа и устроить облаву в лесу, у перевала. Вот тут нам и пригодится весь твой боезапас.

— Где банда? Почему же они не нападают?

— Восстанавливают узкоколейку, поэтому проход через лес сейчас свободен.

— Не слишком ли вы много знаете?

— Много, Леша. Атаман Зеленый подчиняется моим приказам, и ты будешь подчиняться. На сегодняшний день мои отношения с врагом выглядят гораздо лучше, чем со своими. Хорошо это или плохо, я не знаю, время все расставит на свои места.

— Раздвоение личности?

— Мне не привыкать, о деле надо думать. Заключенных загоним в шахты, пропустим эшелон на территорию, своих людей выведем. Основную часть банды Зеленого уничтожим в засаде, остальных выпустим с добычей.

— За вашу стратегию нас поставят к стенке. И правильно сделают.

— Хочешь по-другому? Один налет Зеленого ты выдержишь. Еще натиск — и погубишь всех людей. Такой вариант тебя больше устраивает?

— Вынужден с вами согласиться.

— Отлично. Нам надо составить донесение, и готовь ребят. Этой ночью они должны покинуть лагерь.

Капитан Малашкин, человек далекий от интриг и неспособный на подобные комбинации, чувствовал себя виноватым, еще ничего не сделав. Его терзали сомнения.