В начале апреля корабли Дунайской флотилии совместно с нашими наступающими частями участвовали в освобождении столицы Словакии — Братиславы. Первыми в город ворвались наши бронекатера. На головном, том, которым командовал гвардии лейтенант Борис Балев, находился и мой югославский друг лоцман Будемир Петрович.
Этот бронекатер был построен во время войны на средства жителей города Ейска. Поэтому он, кроме обычного номера, носил название «Ейский патриот». Катер успешно вел бои с фашистами.
(После войны отличившийся боевой корабль установили на морской стрелке Ейска как корабль-памятник. Его бывший командир капитан 1-го ранга Борис Федорович Балев стал почетным гражданином города. Ныне кандидат военно-морских наук Б. Ф. Балев работает в Москве в одном из научно-исследовательских институтов Академии наук СССР.)
Братислава — чистый, уютный и благоустроенный город. В нем много зелени, фруктовых деревьев.
Жители Словакии очень тепло встретили нас. Это была настоящая братская встреча. Подошел вечер. Бронекатера стояли в затоне у причала. К ним прижался и наш маленький полуглиссер. Все трое — Василий Глоба, Любиша Жоржевич и я находились на нем. Я осматривал мотор, а мои товарищи заправляли бензином бак. В это время прибыл рассыльный из штаба флотилии и сообщил, что меня вызывают в штаб.
Я еще днем узнал, где размещается наш штаб, и увидел у этого дома высокого широкоплечего старшего лейтенанта во флотской форме. Что-то в его фигуре мне показалось очень знакомым. Конечно, мы где-то уже встречались. Офицер повернулся, и я тут же его узнал: Симон Гагчечиладзе. В нашей второй железнодорожной тбилисской школе он был организатором всех спортивных соревнований. Я слышал, что во время войны он стал флотским офицером, а о том, как воевал Гагчечиладзе, за него говорил орден Отечественной войны на его кителе.
Увидев меня, он очень удивился:
— Мотогонщик, а ты как тут оказался?
— Служу в отряде разведчиков.
Нечасто на фронтовых дорогах встречаются школьные товарищи. Так захотелось поговорить с Симоном. Но меня вызвал командир. Пришлось быстро распрощаться.
В кабинете у начальника штаба нас уже ждали командир второй бригады речных кораблей капитан 2-го ранга А. Ф. Аржавкин и новый командир Берегового отряда сопровождения майор Яков Пасмуров. Капитан 1-го ранга Свердлов поставил перед нами новую задачу: подняться вверх по Дунаю и произвести разведку занятого противником берега на территории Австрии.
Наш полуглиссер скоро вышел на выполнение задания. Впереди темнел взорванный Братиславский мост. Сбавив ход, с осторожностью мы прошли его, прибавили скорость. Скоро погруженная в ночную мглу Братислава осталась позади.
Дунай у Австрии неширок. Он быстр и мелок, чем-то напоминал мне нашу Куру. Пожалуй, и цвет воды у него тот же. Прижимаясь к левому берегу, мы на малом ходу двигались вверх по Дунаю. У борта стояли мои товарищи с автоматами в руках.
Определив по карте, что мы уже в Австрии, стали приближаться ближе к берегу. На левом берегу тянулся к небу густой лес. Глаза, привыкшие к темноте, замечали прибрежные кусты, различали отдельные высокие деревья. Глоба принял решение высаживаться. Я направил наш полуглиссер прямо к берегу.
Вскоре мои товарищи исчезли за деревьями. Они вернулись минут через пятнадцать. Не удалось обнаружить не только немцев, но даже кого-либо из местных жителей. Вокруг нас был лес. Глоба и Жоржевич прыгнули на катер. Наш полуглиссер снова направился вверх по реке.
Впереди на берегу показался небольшой дом. Решили подойти к нему и получить сведения, где же находятся фашисты.
Полуглиссер ткнулся прямо в берег метрах в пятнадцати от дома. Это был небольшой домик, огороженный невысоким забором. Света в его окнах не было видно. Да и понятно: война.
— Может быть, в доме вражеские солдаты? — высказал предположение опытный Жоржевич.
— Да, надо быть осторожными, — согласился с ним Глоба.
На берег сошли все трое. Меня оставили близ полуглиссера, а оба моих товарища направились к дому. Мне было видно, как Глоба, направив автомат на дверь, остался у калитки, а Жоржевич смело вошел во двор. Громкий лай, казалось, разбудил всех вокруг. Тут я увидел, что справа от дома был сарай, а около него на цепи бегала большая овчарка. Жоржевич, не обращая на собаку внимания, постучал в дверь.
Скоро в доме блеснул слабый огонек. Кто-то зажег керосиновую лампу. Дверь открылась, и на пороге показался немолодой австриец в кожаной куртке и высоких резиновых сапогах. Увидя человека с автоматом, австрийский рыбак испугался, но Жоржевич по-немецки сказал ему:
— Не бойтесь. Мы советские воины. С вами хочет поговорить наш командир.
Глоба быстро выяснил, где проходит передовая. Оказалось, что мы находились на территории знаменитого австрийского заповедника. Рыбак охотно рассказал нам все, что знал о расположении фашистских войск.
— Есть ли на Дунае в этом районе мины?
— Мин нет, но два дня назад немецкие солдаты недалеко отсюда затопили несколько барж, груженных камнями.
Пожалуй, последнее известие для нас было наиболее важным. Кораблям флотилии предстояло подниматься вверх по реке, а тут новое препятствие. Вот если б рыбак согласился показать это заграждение!
— Мы просим вас показать, где затоплены баржи.
— Я готов это сделать.
Из дома вышла пожилая женщина.
— Клара, не волнуйся, я скоро вернусь, — сказал ей наш новый знакомый. Его звали Франц.
Мы вчетвером разместились на полуглиссере. Ритмично заработал мотор. Франц сидел рядом со мной. Я спросил его по-немецки:
— Откуда начнем поиск?
— Надо спуститься ниже.
Мы пошли вниз по реке. Франц внимательно приглядывался к берегу. Лес редел, деревья шли уже не такие крупные, и тут мой сосед коротко произнес:
— Стоп!
Франц еще раз осмотрелся и указал рукой место, где была затоплена первая баржа. Оно было буквально в шести метрах от берега. Видимо, австрийский рыбак почувствовал, что мы засомневались.
— У правого берега Дунай очень мелок. И только у левого пароходы могут проходить. Вот тут и затопили фашисты баржи.
Глеба и Жоржевич заранее прихваченными жердями пощупали под водой баржу. Быстрое течение мешало работать, но мои товарищи действовали очень энергично. Баржа перекрывала фарватер. Ее палуба была всего в 20 сантиметрах от поверхности. Мы измерили глубины около баржи, нашли место, где могли бы пройти наши корабли.
Направились опять вверх по реке. Но не прошли и ста метров, как Франц указал новое препятствие. Осмотрели, промерили вторую баржу. Глоба, больше не доверяя памяти, стал делать какие-то записи. Так на протяжении километра австрийский рыбак указал на восемь затопленных барж.
Первую часть задачи мы выполнили. Решили выяснить обстановку вблизи правого берега. Как нас и предупреждал Франц, у этого берега Дунай оказался мелководным. Подошли к открытому полю. Впереди показалась группа людей. Мы приготовили автоматы, но вскоре стала слышна русская речь.
— Здесь уже наши, — определил Глоба. Он сошел на берег, и вскоре послышалось:
— Стой, кто идет?
— Свои, моряки.
Мы видели, как к нему подошли трое солдат, они дружно закурили, и скоро наш командир вернулся. Правый берег был в наших руках, но в километре отсюда находились еще вражеские солдаты.
Полуглиссер вновь направился к левому берегу. Франц рукой коснулся моего плеча. Я понял: враг близко. Тут же успел различить большую группу солдат, которые строили оборонительные сооружения. Вскоре фашисты заметили нас, раздались автоматные очереди. Я тотчас развернул полуглиссер и включил максимальную скорость. Пули врага свистели над головой, но нас спас поворот реки. Франц во время обстрела сполз на дно. Видно, это было его первое крещение. Вскоре показался его дом. И мы высадили австрийского рыбака в целости и сохранности, поблагодарив его за помощь.
В Братиславу добрались благополучно. Результаты разведки Глоба доложил начальнику штаба.
5 апреля 1945 года советские военные корабли с десантом отошли от причалов Братиславы и направились вверх по Дунаю. Начались бои за освобождение Австрии.
На следующий день и наш Береговой отряд сопровождения включился в бои за Вену. Через несколько дней советские войска вышли к правому берегу Дуная и заняли северо-западную часть столицы.
Помню, стоял теплый весенний день. С набережной Дуная я в бинокль внимательно рассматривал мосты — Венский и Имперский. Тяжелые фермы первого купались в воде. Через них перекатывалась дунайская вода. Гитлеровские генералы превратили Вену в мощный узел сопротивления. Улицы города противник перекрыл многочисленными баррикадами, создал завалы. Во многих каменных зданиях были оборудованы огневые точки. Вена была последним бастионом на подступах к южным районам Германии.
Из пяти венских мостов четыре были взорваны, и только пятый — Имперский был заминирован, но еще не взорван. Немецко-фашистское командование делало все возможное, чтобы удержать в своих руках всю правобережную часть Вены. Предпринятые 9 и 10 апреля попытки наших войск захватить мост были отбиты противником.
Командир 2-й бригады речных кораблей капитан 2-го ранга Аржавкин, ознакомившись с обстановкой, предложил захватить мост, высадив одновременно на правый и левый берега Дуная у подступов к мосту десант. Перед десантом ставилась задача удержать мост в своих руках до подхода наших частей.
Этот план был утвержден командующим флотилией.
В ночь на 11 апреля был взят Северный вокзал Вены. Фашисты отошли к Дунаю. Бои стали особенно ожесточенными.
Учитывая сложность навигационно-гидрографической обстановки (нужно было прорываться под разрушенным первым мостом, а на фарватере были затоплены различные суда), капитан 2-го ранга Аржавкин предложил высадку десанта произвести одновременно на оба берега реки днем 11 апреля. Прикрывать десантников должна была артиллерия нашего Берегового отряда сопровождения, выделенные бронекатера, а также армейская артиллерия.
Для этого были сформированы десантный отряд и отряд прикрытия под командованием старшего лейтенанта С. И. Клоповского. В него вошли пять бронекатеров. Отряд кораблей артиллерийской поддержки состоял из восьми минометных катеров. Им командовал старший лейтенант Г. И. Бобков. В десант выделялась усиленная стрелковая рота от 80-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием старшего лейтенанта Э. А. Пилосяна.
Бронекатера наши стояли близ того места, где я дежурил и вел наблюдение за противником. Наконец появилась рота автоматчиков. Их было более ста человек. Десантники привезли с собой 45-миллиметровую пушку и четыре станковых пулемета.
Перед посадкой морской офицер объяснил автоматчикам, как лучше всего действовать во время перехода на катере. Вся рота погрузилась на два бронекатера.
Ровно в 11 часов пять бронекатеров отошли от правого берега и взяли курс на Имперский мост. Они благополучно миновали разрушенный Венский мост и оказались в расположении противника.
Появление днем в центре города советских кораблей оказалось для гитлеровцев неожиданностью. Воспользовавшись этим, старший лейтенант Клоповский поставил дымовую завесу. А сам открыл огонь из орудий и пулеметов по вражеским батареям, расположенным по обе стороны Дуная. Противник ответил сильным огнем. Особенно точно рвались снаряды вражеской батареи, установленной на элеваторе.
Тут же наша авиация совершила налет на фашистов. Корабли с боем, ведя огонь, приближались к Имперскому мосту. Пока три катера, маневрируя, уничтожали вражеские огневые точки на берегу, два других катера с десантом отделились. Бронекатер под командованием старшего лейтенанта А. П. Синявского направился к левому берегу, а бронекатер под командованием старшего лейтенанта А. П. Третьяченко — к правому берегу. Катер Клоповского прикрыл их дымовой завесой.
Я хорошо видел, как наши десантники быстро высаживались с катеров, как они стремительно погнали автоматчиков, охранявших Имперский мост. Вскоре он оказался в наших руках, а провода, идущие к взрывчатке, были перерезаны минерами.
Отходить бронекатерам оказалось еще труднее, чем прорваться к мосту. Фашисты подтянули к обоим берегам артиллерию, танки, самоходные пушки, минометы, стали вести по нашим кораблям интенсивный огонь. От прямых попаданий снарядов бронекатера получили серьезные повреждения. Кое-где возникли пожары. Появились раненые, в том числе был ранен югославский лоцман Будемир Петрович. Не прекращая ответного огня, наши бронекатера вышли из зоны обстрела, прошли разрушенный Венский железнодорожный мост и возвратились в расположение своих войск.
Как только десантники захватили Имперский мост, фашисты сразу же начали яростные атаки. Они хорошо понимали, чем грозит потеря этого единственного моста. Группировка фашистов на правом берегу сразу, оказывалась отрезанной от своих основных сил. Обороной моста руководил отважный командир старший лейтенант Пилосян. В ночь с 12 на 13 апреля фашисты усилили атаки по мосту. Упорные бои развернулись с двух сторон моста. И хотя держались гвардейцы стойко, силы были неравными. Понимая, что необходима помощь десантникам, командование флотилии выделило для этой задачи штурмовой отряд флотилии под командованием старшего лейтенанта И. Кочкина. В него включили и нашу группу разведчиков.
Утром 13 апреля этот отряд прорвал оборону фашистов в районе Венского моста. Вслед за моряками в прорыв устремились воины 80-й гвардейской дивизии. Они быстро продвигались вдоль набережной Дуная, а мы всеми силами рвались к мосту, к нашим товарищам. Фашисты вели огонь с крыш, из окон домов, дотов.
Рядом со мною с автоматами в руках бежали Василий Глоба, Алексей Гура, Григорий Григорович, Шота Мжаванадзе, Любиша Жоржевич и Катя Михайлова. С ней мне не раз приходилось бывать в разведке в десантах. И каждый раз эта девушка из Ленинграда поражала меня своим мужеством.
Казалось, вражеские пули неслись к нам со всех сторон. Группа наша редела. Я как мог старался прикрыть Катю. Имперский мост весь в клубах разрывов все ближе и ближе. Как раз в это время по фашистам открыли огонь наши самоходные пушки.
— Ура! Полундра пришла! — заорал какой-то здоровенный солдат, выскочив нам навстречу. Я увидел, как поспешно отходили от моста вражеские автоматчики. Теперь они были заняты одним: как уйти и спасти свою жизнь.
Подоспели мы вовремя. У гвардейцев кончились боеприпасы, в их рядах было много раненых. Помню, возбужденные, измученные лица, воспаленные глаза, россыпь гильз на избитом асфальте. С удивлением и уважением поглядывали десантники на нашу Катю — худенькую, невысокого роста девушку, которая вместе с матросами прорвалась к мосту. Вслед за нами подошли к мосту и танки гвардейской дивизии. А за ними двинулась и пехота.
Днем 13 апреля 1945 года Вена была полностью освобождена.
На следующий день нас, разведчиков, отпустили осмотреть город. Улицы и площади австрийской столицы были запружены народом. Жители тепло относились к советским воинам. Понравилась нам архитектура Вены и ее доброжелательные элегантные жители. Здесь много архитектурных памятников. Мне особенно запомнился величественный собор святого Стефана.
Австрийцы — народ очень музыкальный. Поэтому из открытого окна часто доносились звуки скрипки или аккордеона.
Навестили мы и могилу Штрауса. От моряков-дунайцев возложили венок талантливому композитору. Долго стояли у его могилы, вспоминая прочитанное о жизни Штрауса, а особенно эпизоды его жизни, известные нам по кинофильму «Большой вальс».
Познакомились мы и с другой «достопримечательностью» Вены. Близ столицы находился большой концентрационный лагерь. В то время название Маутхаузен еще ничего не говорило нам. Но австрийцы рассказали, сколько советских военнопленных здесь погибло. Особенно потрясло сообщение, что в феврале 1945 года, чувствуя скорую расплату за свои преступления, фашисты вывели на мороз в одном белье группу узников и из пожарных шлангов начали поливать их. Среди военнопленных был и генерал-лейтенант Карбышев, принявший вместе с товарищами страшную смерть.
После освобождения Вены по приказу командования 16 апреля 1945 года меня и главного старшину Григория Григоровича вернули в Будапешт. Война приближалась к концу. Теперь больше, чем разведчики, флотилии требовались лоцманы для проводки судов по Дунаю. У нас с Григоровичем такой опыт уже был. Поэтому нам передали быстроходный катер. Григорович стал командиром этого катера, меня назначили рулевым, дали еще двух мотористов — молодых матросов.
В тот же день получили первое боевое задание — провести отряд боевых кораблей и военных транспортов с войсками и грузами через разрушенные будапештские мосты, а потом через минное поле до Братиславы.
Этот район был для нас хорошо знаком, и задание большого труда не представляло, и так пошел день за днем.
Однажды наш катер после очередной проводки кораблей возвращался в Будапешт. Мы шли вдоль правого венгерского берега. Нам попадались навстречу тральщики нашего первого дивизиона под командованием капитан-лейтенанта Ю. Гриценко. Поравнялись с тральщиком «Майкан». Команда у него была интернациональная. Обслуживали механизмы румынские моряки, а минерами, которые непосредственно занимались тралением, были наши дунайцы. Командовал тральщиком советский офицер.
Поставив тралы, «Майкан» проходил у правого берега, где были выставлены мины. Мы быстро пронеслись мимо, приветственно помахав товарищам. Скоро корабль исчез за поворотом. Ничто не предвещало беды, пока сзади не раздался сильный взрыв. Можно было догадаться, что произошло на минном поле, поэтому Григорович приказал мне:
— Поворачивай обратно!
Описав полуокружность, наш катер лег на обратный курс. Вот и поворот. За мысом показался «Майкан». Как же за эти минуты изменился вид корабля! Носовая часть у него была оторвана взрывом. Он быстро погружался. Когда мы приблизились, палуба корабля уже ушла под воду. Успели снять лишь троих моряков: двух советских и румынского. Они получили тяжелые ранения и были без сознания. Их доставили в госпиталь в Пеште.
Раненых приняла молодая медицинская сестра Мари Каис. Девушка хотела помогать Советской Армии. И когда Будапешт был освобожден, она пошла работать в советский госпиталь. Забегая вперед, скажу, что ее труд был отмечен нашим правительством. Она награждена орденом Красной Звезды.
Сдав раненых, наш катер продолжал проводить суда по Дунаю, пока не произошел тот взрыв, который перевернул всю мою жизнь.