Записки империалиста

ГЛАВА 6 СЕВАСТОПОЛЬ СИМФЕРОПОЛЬ БАХЧИСАРАЙ

Генерал Эмабль Жан-Жак Пелисье с 19-го мая 1855 года главнокомандующий французскими войсками в Крыму был к вечеру 25-го мая зол и раздражён. Причина была всё та же… русские. «Чёрт бы их побрал!!! Дьявол их разбери!!! Их и их упорство!!!» Так, и ещё хуже, он про себя и вслух крыл своего противника, после того как получил сообщение, что третья атака на Федюхины высоты отбита вновь с серьёзными потерями. А новые союзники, сардинцы вообще отказались идти в третью атаку, на Гасфортову гору. Генералу Пелисье стало понятно, что без тяжелой артиллерии засевших русских с высот не выбьешь. А её надо ещё доставить к ним с позиций у Севастополя, оборудовать позиции. А это не так быстро, как хотелось. А без занятия Федюхиных высот, горы Гасфорта и вытеснения русских за Чёрную речку, начинать штурм Волынского, Селенгинского редутов и главное Камчатского люнета, укреплений, которые стоят на пути к Малахову кургану, ключевой точке в обороне Севастополя… бессмысленно и опасно. Балаклавское сражение тому в пример. Британцы пока не обезопасят свою Балаклаву от русских на штурм не согласятся. «Значит, придётся доставлять мортиры сюда, и ещё здесь выбивать русских с этих позиций. И как быстро это получится, одному Всевышнему известно. Да, этим русским! Fils de pute!!! Pour qu» ils meurent!!!», — не стесняясь в выражениях, думал про себя главнокомандующий французскими войсками в Крыму генерал Пелисье.

Главнокомандующий русскими войсками в Крыму, генерал-адъютант, князь Алекса́ндр Ива́нович Баря́тинский, в противовес своему визави, был доволен. 12-я дивизия генерал-лейтенанта Па́вела Петро́вича Липра́нди, гвардейский и гренадерские полк 1-й сводной гвардейской-гренадерской бригады выполнили поставленную перед ними боевую задачу. Они удержали за собой Федюхины высоты и Гасфортову гору. Нанеся при этом противнику ощутимые потери в живой силе.

Доведенная до штата 12-я дивизия, закалённая Венгерским походом, Дунайской кампанией, и уже здесь, Балаклавским и Инкерманским сражениями. Закопанная в землю, перевооружённая 50 на 50 на русские винтовки и Энфилды, с захваченного «Таманью» английского транспорта, и пули Фостера. Дивизия в первой же атаке, казалось на не серьёзные укрепления в сравнении с севастопольскими, хладнокровно подпустив на дистанцию уверенного поражения, ружейным огнём и картечью, дивизия умыла союзников их же кровью. Они ошалевшие от такой встречи, оставляя сотни убитых и раненых в раздрае чувств откатились обратно. Гвардейский полк со своими люттихскими штуцерами учинил, такой же кровавый конфуз противнику на своём участке обороны. Ещё две более мощные атаки после артобстрелов русских позиций, дали такой же результат. Потери и отход. Русские же остались на своих позициях в роли победителей. Свыше 33-х тысяч создаваемого «Обсервационного корпуса» союзников, не смогли взять вверх на 23-мя тысячами русских. Без могучих мортир их с этих высот было не выбить.

Генерал Альфонсо Ла Ма́рмора, который оставил пост военного министра Сардинско-Пьемонского королевства, чтоб стать командующим Сардинским экспедиционном корпусом в составе армии союзников, был не из паркетных. Герой войны с Австрией 1848–1849 годов. Командуя двумя артиллерийскими батареями, отличился в нескольких сражениях. 6 августа во время народного восстания в Милане спас короля Карла Альберта. Был произведён в генерал-майоры. В конце 1848 — начале 1849 года дважды назначался на пост военного министра. С 14 февраля 1849 года назначен командующим 6-й дивизии. В апреле того же года заставил капитулировать восставших республиканцев в Генуе. В том же году, после окончания войны с Австрией, новый король Виктор Эммануил II произвёл Ла Мармора в генерал-лейтенанты и в… третий раз назначил военным министром. В течение шести лет управления министерством Ла Мармора проводил реорганизацию армии: произвёл радикальную чистку Генерального штаба, ввёл новую систему комплектования и порядок чинопроизводства, улучшил положение нижних чинов. И кому как не ему возглавить войска Сардинии в далекой России и добиться для неё и будущей Италии успехов на этой войне.

Он не считал русских слабым противником, историю последних войн он знал хорошо. Да и французы с англичанами даже после поражений русских на Альме, Инкермане, и имея превосходство, так и не смогли взять Севастополь. И все же в победе союзников он не сомневался. Россия пусть и огромная, но, одна, против двух самых сильных стран мира, Оттоманской империи, и теперь ещё и Сардинии. Так почему его королевству и ему самому не стать победителем России? Пусть и на вторых ролях.

Поэтому сардинская 1-я пехотная дивизия генерала Дурандо, в составе двух бригад генералов Ансальди и Фанти, трёх кавалерийских эскадронов и двух батарей, всего семь тысяч человек возглавляемая командующим Сардинским экспедиционном корпусом (СЭК), генералом Альфонсо Ла Ма́рмора. Снявшись с временных позиций у Корани, отогнав кавалерией и огнём берсальеров, разъезды русских, вероятно знаменитых казаков, заняли селение Камары, небольшие возвышенности около него, и двинулись к молчавшей на всё это движение горе Гасфорта, чтоб занять её, и далее Телеграфную гору на правом берегу реки Чёрной. Сардинцы должны были их занять согласно общему плану действий. Для взятия под контроль района Чёрной речки, и не допущения, повторения Инкермана и тем более Балаклавского сражения. Сопротивления русских на этом направлении не предвиделось, по крайней мере, серьёзного. В этом Ла Ма́рмора уверяли французы и особенно англичане. И судя по вялой перестрелки, которая шла между русскими на горе и опять таки берсальерами, которые шли впереди основных сил, так оно и будет. Надежда на легкий успех уже начала было закрадываться в душу сардинского генерала. Была надежда на такой исход первого дела для сардинцев. Была. Но, сплыла, когда их силы в две роты берсальеров, усиливающий их батальон и два эскадрона не подошли к подножью горы примерно на триста метров, и местами уперлись в рогатки прикрытые кустами. Через несколько минут после этого с горы вверх ушла ракета, и меньше чем через минуту вслед за ней гора полыхнула залпом наверно сразу в батальон, и после этого русские перешли на ведение огня, как залпами, так и бегло. Среди этого ружейного огня, выделялся не частный пушечный огонь. Били, конечно, картечью. 25 мая 1855 года на подходе к Гасфортовой горе, на землю Крыма, упали убитыми и ранеными первые десятки солдат ещё пока не Италии. Берсальеры и конница, идущие впереди всех, сделали это первыми.

Всё это генерал Ла Мармора и его окружение видели своими глазами. К его чести в состояние шока и ступора от начавшегося в таком ракурсе боя он пробыл не долго. Несколько минут. Сработал накопленный и оплаченный солдатской кровью боевой опыт. Был отдан приказ отходить как можно быстрее из под огня, разворачивать свою артиллерию, чтоб прикрыть отход. «Батальон, скорее полный. Четыре орудия. Очень даже нам по силам. Справимся», — подумал сардинский генерал, оценивая выявленные первой атакой силы противника.

Немногим более двух часов понадобилось Ла Мармору, чтоб подготовить и начать новую атаку всеми силами. И уже по всем канонам военного дела. Рекогносцировка, определение направлений и сил для атаки, построение боевых порядков, раздались команды и прошли по цепочке. И вот два пехотных полка с батареями двинулись в атаку, и сразу с двух направлений на эту не приветливую гору. Батареи сардинцев встали на позиции, и открыли огонь по русским, они им почти сразу ответили, началась артиллерийская дуэль.

Солнце грело, прям как на родине. И сардинская пехота ещё не потерявшая от первых потерь боевой дух уверено шла вперёд. Им и командующему Сардинским экспедиционным корпусом генералу Альфонсо Ла Ма́рмора, нужен был успех. Его, и лучших солдат королевства отправили на войну с Россией именно для этого. Чтоб они своим участием, успехами, жизнями, помогли Сардинскому королевству объединить Италию, сделать её единой и сильной. Это понимали офицеры, сержанты, капралы, да, и многие солдаты имели понимание вопроса. И на пути к этому в данный момент истории стояла эта гора и русские, которые её обороняли.

Полку гренадеров, который оборонял Гасфортову гору было глубоко по хрену на Италию и её будущее, у них была своя боевая задача, удержать гору и при этом нанести как можно больше урона противнику. Для этого последние недели они закапывались в её весьма твердую поверхность, опоясав и изрезав её сотнями саженей траншей, брустверов, переходов, десятками блиндажей, командными и наблюдательными пунктами. Поэтому учения по ведению ружейного огня и меткой стрельбы они воспринимали как отдых. И с удовольствием тратили порох, всаживая пули из своих люттихских штуцеров в мишени, которые на разных дистанция изображали построение взвода, роты, и отдельные фигуры будущего противника. Пули, из-за экономии, правда, потом приходилось собирать и, выковыривать, чтоб из них сделать вновь пули, и бить ими уже по настоящему противнику.

Это гренадеры и сделали, когда противник стал выходить на заранее отмеченные на местности дистанции. Сначала в бой вступила артиллерия, только уже вся, четыре батареи, а не одна как было в первой атаке. Далее открыли огонь лучшие стрелки, потом хорошие, следом средние, и после приближения противника на четыреста шагов уже вся пехота начала расходовать свой боезапас.

Генерал Альфонсо Ла Мармора видел, что его войска несут уже немалые потери от неожиданного сильного огня русских, как артиллерийского, так и ружейного. Но, пока они ещё терпели урон, и шли вперёд. Но, вот вновь примерно за триста метров до позиций резко усилился огонь пехоты, часть артиллерии перешла явно на картечь. И этот смертоносный шквал из свинца, ударил по его сардинцам так, что они остановились, как будто на их пути встала невидимая преграда. Остановились… и всё же пошли вперёд.

Неся кратно растущие потери от усилившегося русского огня, сардинцы, сумели немного пройти за метку «триста шагов». Неослабевающий огонь русских и потери от него заставили их остановиться, и начать быстро отходить, оставляя на крымской земле и под ласковым крымским солнцем после себя светло-серые пятна, из новых, только уже сотен убитых и раненых сардинцев. Их артиллерия, помятая в дуэли с русской, всё же оживилась, и перенесла свой огонь на позиции русской пехоты, чтоб хоть как-то прикрыть и помочь своей пехоте.

Двумя часами позже, генерал Альфонсо Ла Мармора сам объехал части 1-й дивизии, и выслушал доклад её командира генерала Дурандо о потерях. После этого бывший военный министр Сардинского королевства, несмотря на военную и жизненную закалку, про себя ужаснулся, и даже неожиданно для себя обратился с молитвой к Пресвятой Деве Марии. Он понял, что эту гору ему сегодня не взять, а, за неудачу и такие потери в первом же бою, ему придётся отвечать. Причём до конца своей жизни.

«Ура-а!!! Ура-а!!!», когда было уже за полночь услышали со стороны русских позиций караулы союзников, которые заступили на посты в самое не любимое время для несения службы… глубокую ночь. Именно в это время выходили на охоту, именно так на охоту, русские охотники.

И шли они за жизнями, и если кому повезёт из солдат и офицеров коалиции за их телами. Чтоб это тело доставить живым к себе, и оно могло ответить на заданные ему вопросы. Если тело со сведениями было не нужно, у него забирали жизнь, бесшумной пулей, ударом ножа, удавкой, и даже арбалетным болтом. Их находили в телах убитых, точнее в груди в области сердца и головах солдат. Русские убийцы приходили каждую ночь, и действовали они по всей линии позиций. Против них были вынужденные выставлять усиленные караулы, но, и они не всегда помогали. Среди солдат коалиции ходили слухи, что русские вырезают их собратьев по оружию целыми взводами. И за каждого убитого русским платят серебром. Как, когда-то французы и англичане платили за убитых индейцев! Так говорили между собой офицеры. За них точно платили больше. Только командование скрывает это. Даже начались случаи отказа заступать в ночные караулы, но, вынуждено шли под угрозой петли и расстрела на месте. Заступали в караул, прося у Бога помощи, чтоб он их сберег от русских охотников в эту ночь. Ну, и сами старались из-за всех сил сберечь свои жизни до смены караула.

И вот несущие службу в ночь с 25-го на 26-е мая солдаты союзников услышали со стороны русских позиций всё больше нарастающий звук, это было, «Ура-а!!!» Причём по всей их линии укреплений. «Ночная атака!? Бить тревогу!?» Но, опыт говорил, что ночью в атаку ходя при полной тишине или прикрытием артиллерийского огня. А тут просто звучит, «Ура-а!!!», и никаких атак. Они даже песни начали петь. И казалось, как — то с особым задором и весельём. Ни так как обычно. Через некоторое время у русских всё затихло. Атак не было, и охотники не пришли в эту ночь. И только утром и днём те, кто был в ночном карауле узнали, почему ночью так оживились русские. Пели свои песни со свистом, и кричали своё, столь нелюбимое солдатами коалиции, «Ура!!!» Потому-что вместе с «ура» начиналась атака русских. А её надо было отразить, и выжить при этом.

Было без двенадцати минут полдень, когда генерал Пелисье услышал какой-то шум в комнате, которая была вроде приёмной, и там располагались его адъютанты. К нему в кабинет вошёл один из них, и с очень хмурым видом доложил:

— Ваше превосходительство! К вам со срочным докладом, офицеры, с нашего десанта в Керчь!»

— С десанта? А почему они не в Керчи!? — спросил Пелисье.

— Зовите, — потребовал он.

В комнату вошли офицеры, он их узнал, это были командиры батальонов из 1-й дивизии, генерала Д, Отмара. Внешний вид у них был такой, который сразу насторожил генерала. Мятые, неопрятные, рваные в нескольких местах мундиры, явно с пятнами крови. У одного была перевязана голова, у другого рука на какой-то верёвке. Лица у них были в ссадинах и синяках. В глаза генералу они не смотрели.

— Что с десантом? Где генерал Д'Отмар? Докладывайте!!!-с тревогой в голосе, но, всё же привычно рыкнул Пелисье.

Тот, у кого была перевязана рука, через несколько секунд после заданного вопроса, шагнул вперёд, поднял глаза, и сказал:

— Ваше превосходительство! Десант разбит на подходах к Керчи. Генерал Д'Отмар убит или взят в плен. Точно сказать о нём нет возможности.

— Что!!!??? — крикнул Пелисье, через паузу в секунд десять.

— Как, чёрт возьми, разбит!!!??? — ещё не до конца понимая услышанное, спросил генерал. И тут вдруг ему стало больно в груди с левой стороны, в глазах потемнело, ему стало не хватать воздуха. И он был вынужден опираясь на стол почти упасть на плетеное кресло, чтоб не рухнуть на пол. Сквозь шум в ушах, и муть в глазах, он видел и слышал, как забегали вокруг него офицеры. Кто-то расстегивал ему мундир, адъютант закричал: «Срочно врача!!! Быстро!!!»

Вести он разгроме десанта союзников у Керчи, шли волнами от Балаклавы и Маленького Парижа, который располагался в бухте Камышовая. Причём со скоростью штуцерной пули. «Десант разбит!!! Тысячи убитых и пленных!», катился новостной вал о поражении союзников, по их лагерю, позициям, домам, палаткам, траншеям, кораблям и транспортам. Многие солдаты, услышав это поблагодарили Бога, что не попали в состав десанта. Здесь под Севастополем оказалось больше шансов уцелеть.

Один из лучших генералов Сардинии, Алессандро Ла Мармора, после того как его брат и командующий сардинскими войсками в Крыму Альфонсе Ла Мармора, сказал ему: «Я уже знаю. Садись». Налил ему в бокал прохладного вина, наконец-то услышал вопрос на который у него был ответ.

— Что ты думаешь, теперь об этом, Алессандро? — спросил Альфонсе.

— После вчерашнего боя за высоту, нашего и французов.,-начал отвечать Алессандро.

— Я, думал, что это случилось из-за неверных сведений о русских, которые нам сообщили. И нашей уверенности в легком успехе, — сказал он.

— Да. Сведений, что у них мало штуцеров. А они били по нам скорее всего только из их, — поддержал его брат. — Убитыми и ранеными мы потеряли около двух батальонов. Пропустив мимо момент про легкий успех. Ведь это он был командующим и принимал решения.

— Теперь же. После новости о разгроме их десанта русскими у Керчи. Я думаю, Альфонсо, что мы крепко вляпались в merda, — говорил Алессандро Ла Мармора, в свою очередь не обратив внимание на взгляд командующего на крепко слово.

— Русские терпели поражения от союзников, но, Севастополь не взят. В 1849 году они разбили в одну кампанию венгров, с которыми не справились австрияки. Теперь они разбили здесь французов и англичан, — рассуждал Алессандро Ла Мармора.

— Ты, этим хочешь сказать, что, русские лучше всех воюют? — спросил его Альфонсо.

— Выходит, так, — был ему ответ.

— Но, войну они почему-то не выигрывают, — парировал Альфонсо.

— Но, теперь, после своей победы у Керчи, и на высотах, и не проигрывают. Они вернули долг за Альму и Инкерман, — сделал вновь выпад Алессандро.

— Ты, хочешь сказать, что нас обманули. И впереди серьёзные испытания, — вслух рассуждал командующий сардинским корпусом.

— Да, Альфонсо. Но, мы уже здесь, и с этим всем нам придётся иметь дело, — ответил ему его брат и соратник.

— В том числе и с холерой. Надо принять меры, что не подхватить заразу не нам, не солдатам. Я прошу тебя Алессандро будь осторожней, — озвучил свою просьбу командующий.

Тот в ответ молча кивнул, и сделал несколько глотков вина. Хоть оно могло в данный момент доставить ему удовольствие.

Князь Барятинский, командующий Крымской армией, несмотря на позднее время и накопившуюся за день усталость был в отличном настроении. Ещё бы. Федюхины высоты и Гасфортова гора удержаны, противник при этом понёс большие потери. Свои в сравнении с прошлыми боями очень незначительны. Их совместный план с императором сработал. Государь в письмах указывал ему, что там должны быть размещены лучшие части армии, перевооруженные на штуцера, и обученные из них прицельно стрелять, что должно было стать неожиданностью для противника. Пехота усиленная артиллерией и основательно закопанная в землю. При этом всячески показывать союзникам, что за эти высоты драться они, русские, особо не намерены. Император предложил, он подправил и реализовал в деле. Итог этого, победа!!! Первый его большой успех как командующего Крымской армией. Теперь надо дождаться вестей из Керчи. Как там у императора идут дела? Десант ушёл ещё 23 мая. Пора бы.

Было уже начало двенадцатого часа ночи, и князь уже был не в мундире, умылся, и работал с бумагами, и после этого собирался лечь спать. Как к нему в кабинет, одновременно входя и спрашивая разрешение на это, почти ворвался дежурный генерал по армии, а за ним видно, что очень уставший, ещё в пыли, со следами пролитой воды на мундир гонец.

— Что? Говори? — спросил Барятинский, понимая, что перед стоит вестник из Керчи. С добрыми или недобрыми новостями.

— Победа! -выдохнул он в ответ, радостно улыбаясь во весь рот.

— Вот записка от императора для вас, Ваше Высокопревосходительство, — сказал он передав пакет, вынув его из футляра.

Князь быстро разорвал пакет, и вынул бумагу. Там было написано рукой царя: «Десант разбит и пленён. Победа на суше и море. Керчь и Азовское море наши. Начало положено. Сообщите войскам о победе. Александр».

— Победа под Керчью! Государь одержал победу! -радостно и громко сказал князь, уже тем, кто был в его приемной в это время, войдя в неё.

— Немедленно сообщите это по армии и Севастополю пусть все об этом узнают, — отдал он распоряжение.

— И пусть принесут вина. Такие дела нельзя не отметит, господа. Армии, гарнизону, в госпиталях завтра по чарке, — сказал он.

Князь Барятинский обещал в одном из писем императору, по его настойчивой просьбе, воздерживаться от употребления крепких напитков, вытерпел осмотр врачей и старался соблюдать их рекомендации. Но, тут такое! Две победы, в один день!!! И это на фоне постоянных неудач. Такое нельзя не отметить. А, государь, поймёт и простит.

Примерно через час над русскими позициями в Севастополе, Крымской армии в ночи стало раздаваться: «Ура-а!!!» Это весть о победе под Керчью дошла до солдат и матросов. Будили тех, кто спал, и те не сразу понимали, что происходит, тревога или что ещё. Немногочисленные жители Севастополя, выбегали на улицу узнать, что случилось, что за такой необычный для их ушей шум, вместо взрывов и выстрелов. Разбуженные раненые и больные тоже выходили с растерянными и заспанными лицами. И когда им всем сообщали новость о победе, новые сотни, тысячи голосов вливались в общее русское: «Ура!!!» «Ура!!!», и звучало оно как-то по новому, не только по боевому, с радостью, с надеждой.

«Десант разбит!!!», звучало над Севастополем и его окрестностях. Везде, где стояли русские войска и их противники. «Десант разбит!!!», это радостная новость днём 26 мая, выплеснулась из Крыма. И помчалась быстрее цунами начав накрывать волной радости и восторга, Россию. Вскоре весть о русских победах должен был узнать и остальной мир.

В Симферополь прибыли утром 28 мая. Часть пути я проделал в карете, часть в дормезе, а так же верхом. В фильмах показывали как классно верхом, да, по степи. Вот я решил попробовать. Рысью, галопом, карьером, иноходью. Оказалось и в правду… мощно. Степь, солнце, ветер, пыль из копыт, и ты несёшься, как говориться во весь опор, и всю лошадиную силу. За тобой охрана, в пару эскадронов. Устроили конное ралли. Степь гудит! И-я-я-ха-а-а!!! Ух, опять кровь заиграла! Так и захотелось, кого-нибудь рубануть. Изыди, как говориться.

Вот эти тучи пыли от коней, ног, повозок, толкнули меня к мысли, что надо войскам на переходах повязки а-ля ковбой. Да, и под фуражки-бескозырки белую ткань от солнца. Оно в Крыму уже жаркое.

Симферополь, предстал передо мной как большой госпиталь и транспортный хаб. В него шёл поток раненых из Севастополя, грузы со стороны Перекопа и Керчи. Из него выписанные и выздоравливающие солдаты, опять же обозы в Севастополь и Крымскую армию. Светится там я не стал. Краткий доклад от властей военных, штатских, отдельно медиков. В ответ я потребовал от них ясно, чётко, сжато изложить свои вопросы, проблемы, нужды. Обещав их рассмотреть и решить своей властью. А вот обобщённый доклад различных комиссий, целью которых была борьба с коррупцией и наведение порядка по линии снабжения военной и штатской части, погрузил меня в состояние тихого бешенства. Сук-а-а, какой же был беспредел!!! Воровали целыми обозами, пароходами, причём даже не в Крыму, а уже в России. Ущерб в сотни и сотни тысяч рублей… серебром!!! И только по одному большому делу. В итоге у солдат ни нормального питания, ни амуниции, ни медикаментов, корпии, бинтов, ни пуль. Ни хера нет того, что положено, и за что уже уплачено. Зато по бумагам всё в ажуре. И звания и чины у воров, были не малые, генералы, полковники, действительные статские советники, а мелочи типа всех асессоров, коммерции советника так вообще валом. Имя ему легион! В нём хватало много лиц неправославного вероисповедания, то есть евреев, армян. Греки, они же везде есть, где деньги.

Подозреваемых старались брать по тихому, вечером, ночью, но, были случаи, когда во время облав в ресторанах, кабаках, публичных домах, где спускались ворованные деньги самыми разными способами, от карт до оргий, случались даже перестрелки, рубка на саблях, погони. К тем к кому можно было использовать так, сказать, спецметоды и средства, их применяли. Специальным циркуляром, планку для неприкасаемых даже понизили. Время военное, чрезвычайное. «Антикоррупционный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!» Поэтому всякие упрямые личные дворяне, почётные граждане, разночинцы и те, кто имел до этого неприкосновенность своих тел, при практическом воздействии спецсредств к их телам кололись на раз. Некоторые только при их виде или даже перспективе их использования, выкладывали всё как на духу. И даже больше. В варианте, гражданина, Горбушкина, из фильма Гайдая «Не может быть».

Масштаб коррупции меня просто вырубал, вгонял в ступор, и вызывал просто дикую злобу. И это только Крым и соседние губернии. А, что будет с столицах!!! А туда ниточки в особо крупных размерах, само собой уводили. Каковы размеры воровства, таковы и их крыши.

Как и должно было быть в такой ситуации, пошёл поток доносов и сигналов доброхотов со знаком минус. Сдавали друг друга в раз. Общество сначала присматривалось к процессу, и, увидев кого, арестовывают, в каких чинах и званиях, с какими связями, активно включилось в дело по борьбе с коррупцией, начало тоже подкидывать работы чистильщикам. Поэтому комиссии и суды работали, как говориться от зари до зари. Кстати, они тоже друг на друга стучали, указывая на недочёты коллег. На это был отчасти расчёт. Пусть присматривают друг за другом, для дела это лучше будет. Всё в общий котёл идёт. Перед отъездом, я вызвал к себе глав комиссий для беседы сглазу на глаз.

— Я благодарю вас, господа, за проделанную вами огромную и крайне важную работу, — сказал я им, и их вид, лихой и придурковатый, немного очеловечился. В глазах засветилось «спасибо».

— От моего имени, объявите благодарность своим людям. Отечество и я, ваши усилия не забудут, — пообещал, я им награды и повышения. И в тоже время поставил новые задачи.

— Но, это только начало пути, — отключил я доброго начальника, и включил требовательного.

— Вы, должны продолжить свою работу. И делать её ещё как можно лучше. Помните каждое раскрытое вами злоупотребление это спасённые жизни людей, и вклад в успешное окончание войны, — давал я установку.

— Вы должны стать воплощением моей карающей руки, для внутренних врагов империи, а значит и моих, — говорил я им, видя как в их глазах зажигаются огоньки хищника, который уверен, что будет сегодня сыт.

— Находите, выявляйте, доказывайте вину, распутывайте клубки связей и отношений. Вновь доказывайте вину. И делайте это не взирая на звания, чины, связи, угрозы. Вы, действуете от моего имени, вы мои помощники в борьбе за наше Отечество с врагами внутренними и внешними. Каждый, кто вредит стране злоупотребления, есть изменник и её враг! И он должен быть выявлен и наказан! -говоря это я видел как в их глазах, из огоньков начинает разгораться праведный огонь возмездия. Ведь эти честные, верные служаки, а здесь были только таковые, наверно, всю свою жизнь ждали этого. Воздаяния!!! И по закону! Тем, кто уходил от того и другого, благодаря титулам, происхождению, родственникам, связям, чинам, звания, деньгам. Благодаря системе, которая любит прикрывать преступления внутри себя красивыми словами о чести мундира, мусора из избы, уроне престижа власти, и прочей красноречивой ерундой для скрытия преступления, и избежания заслуженного наказания.

Я сам несколько лет проработал в одной из самой коррумпированной сфере деятельности… высшем образовании. Чуть не скурвился. Чуть. Хотя мог за счёт «благодарностей» от студентов, и ипотеку раньше закрыть, и на моря чаще ездить. Да, раза три решил проблемы за деньги. Но, потом сказал себе: «Ну, его нафиг!» И деньги больше не брал, как и их эквивалент в разных вариантах. Хотя и зарплата была так себе. Зато и сейчас бывшие студенты здороваются, и добрым словом меня поминают. От коньяка, конфет от заочников не отказывался. Да, не праведник. Как-то раз даже прикололся. Студенка — заочница, весьма приятной наружности и форм, вручает мне пакет с содержимым. «Мол, от группы, с благодарностью за данные знания, и просто потому-что вы хороший человек и симпатичный мужчина». И надо же как раз перед зачётом! А ей говорю: «Если вы, это, не возьмёте себе. То зачёт будет для группы проходить в очень изысканных формах, и наверно, даже не два раза!» Надо было видеть её лицо! Типа: «Ты, ипанутый???!!!» Потом заслали старосту. Я ему тот же вариант. Он понял, что, я угараю. Он парится, не стал, забрал пакет. Не стал я их конечно сильно мурыжить. Взрослые люди, уже на должностях многие, корочки стали нужны вот и пошли учиться. На хрена им энергетикам, механикам, философия или политология? И ладно, когда люди реально от бедности берут взятки. Но, когда, уже все есть, и даже больше, чем всё, дальше воруют миллионами, десятками, сотнями миллионами. Миллиардами!!! И плять не могут остановиться! Ей, Богу, мне это не понять. Точнее могу понять, но, простить нет. Особенно после того как увидел в Керчи глаза, лица простых солдат, которые были готовы умереть, и умирали, «За Веру, Царя и Отечество!» Они за меня умирали! За царя!!! Который здесь в 1855 году, был для них воплощение веры и отечества. И после этого я должен явить милость к ворам!? Тем более, которые воровали умышленно, и давали это делать другим. И знали при этом, как это отзовётся на снабжении армии. Да, насрать им на армию, солдат. Новых нарожают. На страну. Она большая. Сам отчасти такое на себе испытал. А царь далеко, и он вроде как либерал. Папаня его не смог справится с нами, гидрой, а уж он тем более. Но, я здесь, близко. И для таких, ублюдков, ни разу, ни либерал. Так, что, будет мокруха!

— Но, помните господа! Если, вы, получив такие возможности для действий во благо отечества, сами преступите закон ради своих интересов или кого-либо. Быть вам на месте тех, кого вы сейчас должны выжигать огнём закона. И вас изобличат, и покарают, даже строже тех. Поскольку, вы, были на страже закона, справедливости, и сами стали изменниками и преступниками. Я, вам, это обещаю! -говорил я, глядя в глаза этих уравнителей. Человек слаб. Даже отец Сергий, чтоб стать истинным праведником, подался искушению. А им будут предлагать, реально горы золота и серебра, угрожать семьям. Может в этот момент страх перед неотвратимым наказанием удержит их от неверного решения. Но, лучше конечно, чтоб это были — долг, совесть, честь. Верность данной присяги.

Они должны были начать вносить понимания момента в головы тех, кто возомнил себя выше других. В том числе и закона. А ведь закон в России сейчас это, — Я. Как бы это громко не звучало. А перед законом, значит, мною, должны быть все равны. Вот такой вариант правового государства в девятнадцатом веке. И реализовывать его придётся жёстко. Покруче, чем начал своё правление, Николай I-й. Иначе ни как. Другого варианта пока нет, а, может для России, и вообще не другого.

Приняв доклады, отдав распоряжения, пообедав, и устроив себе два адмиральских часа, я, и те, кто был со мной двинулись в Бахчисарай. Туда должны были прибыть 29 мая, Барятинский, Нахимов и Пирогов. Нам следовало озвучить проблемы, пути их решения, оценить силы и ресурсы, выработать план действий, чтоб с прибытием в Севастополь и армию начать его реализовывать. А также принять участие в одном важнейшем мероприятии, которое должно по моей задумке задать так, сказать тон как минимум на среднесрочную перспективу для будущих дел.

Бахчисарай встречал зеленью, кипарисами, пирамидальными тополями, деревьями, которые ещё цвели. М-м, какой аромат от них стоял!!! Сладкий, нежный, пьянящий! Сказка, просто! Да, и сам город был как из фильма про Алладина и царевну Будур. После Симферополя, который был европейским южнорусским городом, здесь будто попал на восток. Минареты, мечеть, надписи на арабском на стенах, расписные дома, узкие улочки с оградами из камня. Крымские татары в своей одежде, и на повозках с ишаками, которых охрана прижала к домам и оградам по пути моего следования. Под взглядами конвоя они быстро снимали свои каракулевые шапки, тюбетейки, фески и низко кланялись, принимая меня за очередного генерала. Только наверно очень важного, раз было столько охраны. Помню, помню как вы, крымцы, повели себя во время Крымской войны.

Это вы здесь в Бахчисарае тихие и смирные. Тут войск пруд пруди. А в горах, дальних аулах, Евпаторийском уезде и его округе уже тысячами идёте служить к союзникам. Нападения на имения, русские поселения, обозы, грабёж, насилие. Всё это вы уже совершили, и продолжаете делать. Делайте это… пока. Ближе к концу войны будет с вас спрос по полной, за всё.

Поскольку царям положено жить в дворцах, въехал я в Бахчисарайский дворец. Ну, после Зимнего, не сказал бы я, что дворец. Так сарайчик. Сарай по-тюрски дворец. Русские в издёвку наверно стали именовать свои хозяйственные постройки сараями. Мол, в сараях, дворцах, по-вашему, басурмане, скотину держим. В отместку за иго, ха-ха! Посмотрел я и знаменитый, бахчисарайский «фонтан слёз». М-м. Это точно не фонтан.

В 14–00 часов, 29 мая в прохладе Бахчисарайского пусть дворца был начат военный совет в составе: я, верховный главком, князь Барятинский, командующий Крымской армией, Нахимов, командующий Севастопольским гарнизоном в составе Крымской армии, и значит зам Барятинского, и ещё один его зам, Николай Иванович Пирогов, по медчасти. Так же штабные офицеры с трёх сторон, армия, начштаба армии Милютин, Севастополь, начштаба князь Васильчиков, и мои штабисты, которые уже потеряли столичный лоск и тон, и в Керчи нюхнули пороха. И стали превращаться в настоящих штабистов, а не академических. Некоторых, как не оправдавшие надежд, отправили в войска набираться опыта. Флот представлял… Нахимов. Истомина в Крыму уже не было. Он убыл на Балтику, подтягивать там боеспособность флота для будущих дел. Моё письмо успело спасти ему жизнь. Он уцелел, но, всё же частично. Вместо головы ему ядром оторвало кисть левой руки. Но, он уже был в строю. Братья Николай и Михаил, мои глаза и уши в Крыму и Севастополе тоже были здесь.

Когда, я вышел в зал, в ходе и после приветствий и поздравлений с победой у Керчи, все стали меня, не особо скрывая это, рассматривать, а я их в свою очередь. Вот, они, живые, Нахимов, Тотлебен, Пирогов, Барятинский, Милютин, Васильчиков. Я о них в книжках, читал, а, сейчас они стоят передо мной. Живая история и гордость России! А я их император. Да, выверт так выверт.

Красивые в своей мужественности, волевые лица, спокойные, уверенные взгляды, людей, которые знаю, что делают, и ради чего. И, что надо делать дальше, во, чтобы то не стало. Богатыри! Не то, что мы.

Они смотрели на меня. Загоревшего, поджарого, с причёской а-ля максимально короткий «бокс», усами вариант подкова. «Так, вот ты, какой…», читал я в их глазах. Особенно внимательно меня рассматривали братья и Барятинский. Они то Александра знали давно, и хорошо. По их взглядам, я понял, что не такого Александра, они думали увидеть. И ладно, война всё спишет.

— Что ж, господа! Сразу возьмём быка за рога. Ваши доклады я приму позже, — начал я.

— Первое, Севастополь должен устоять!

— Второе, что нужно сделать, чтоб Севастополь не был взят или оставлен.

— Третье, мы должны заставить противника обороняться, будучи сами в обороне. Для того, что Севастополь устоял, — изложил я цель и план нашей встречи.

— И вот, что для этого предлагается сделать, — и начал излагать наработки, мои и моих штабистов.

— Наполеон хочет успеха в войне, он ему нужен для дел политических, а новый командующий французской армии генерал Пелисье, очень хочет получить маршальский жезл. Виктории и Пальмерстону тоже нужно показать положительный результат войны. И для всего этого им нужно взять Севастополь. Поэтому будет штурм, и не один. Тут руку поднял Барятинский, я посмотрел на него разрешив говорить.

— Ваше императорское величество, по последним данным, полученным от пленных. У союзников ходят упорные слухи, что у Пелисье, после сведений о поражении в Керчи случился удар. Он уже несколько дней не появлялся в войсках, — сообщил он. Это новость вызывало радостное оживление у всех.

— Спасибо, Александр Иванович. Если, это так, то это нам на руку, — сказал я. И продолжил:

— Пока он придёт в себя или назначат нового командующего у французов, пройдёт время. А оно пока работает на нас.

— Ключевая точка, обороны Севастополя, Малахов курган. Что его взять противнику необходимо занять, столь успешно созданные Камчатский люнет, Волынский и Селенгинский редуты. Если они не будут заняты, шансы взять Малахов курган, и Южную часть Севастополя, резко уменьшаются, — говорил я.

— Люнет, редуты, курган надо всемерно укрепить. Всем что уже наработано здесь, так же новинками. Сил и ресурсов для этого жалеть нельзя, — и выразительно посмотрел на присутствующих.

— Я надеюсь, господа, что армия и флот в деле защиты Севастополя нашли общий язык, и окончательно стали соратниками, в общем, для всех нас деле, — произнёс я установку, надавив голосом и взглядом.

Далее мною было озвучена идея от том, что по опыту Керчи надо сделать артиллерийские буксируемые плоты, установить на них мортиры, корабельные, армейские, чтоб обстреливать левый фланг позиций союзников, и прикрывать огнём Волынский и Селенгинский редуты. На северном берегу у Инкермана установить батареи 18-ти, 24-х фунтовые орудия или 1 пудовые единороги. Дальность у них три с половиной или три версты, достанут до редутов и вглубь позиций противника. Для лучшей корректировки огня установить на батареях вышки.

Для прикрытия Камчатского люнета на высотах Южной бухты установить батарею… из 3-х пудовых береговых батарей и довести их дальность свыше трёх верст. Или хотя бы 1-пудовые единороги. Таких единорогов в береговой обороне Севастополе было 166 единиц, полупудовых, 34-е. 3-х пудовых пушек, 28-мь, 5-ти и 3-пудовых мортир столько же. Я не предлагал оголить береговую оборону, но, то, что флот противника вновь не полезет в бой с береговыми батареями, я знал точно. Эти орудия, корабельные 3-х пудовые мортиры, пушки, карронады переделанные в мортиры, доставленные из крепостей и армии осадные 5-ти и 2-х пудовые мортиры, пудовые и полупудовые единороги должны помочь достичь относительного паритета по тяжёлой артиллерии с союзниками, по крайней мере, в наиболее важных точках обороны. Мортиры и единороги ставить на закрытых позициях. Линию обороны, город и окрестности севастопольцы и так знали на зубок.

Бог войны в Севастополе с русской стороны должен стать воистину Перуном, чтоб громить противника ещё лучше. А в помощницы ему будут приданы… ракеты. Чтоб не скучно было ему, и супостатам. Так кстати, Тотлебен, и сделал, не очень сильные укрепления Севастополя, а других бы и не успели сделать, насытил артиллерией. А теперь надо просто напичкать.

Гарнизон Севастополя должен был и дальше зарываться в землю. Как можно глубже, и больше.

— Чем глубже зароется солдат в землю, тем больше шансов у него туда не попасть раньше срока самому, а отправив туда противника, — пошутил я в мягком варианте солдатского юмора. Шутка прошла, серьёзные лица членов совета смягчились, некоторые слегка улыбнулись.

Для солдатосбережения путём зарывания в землю, огромным подспорьем стал Керченский железноделательный завод. Да, железо как мне объяснили было не очень хорошее, из-за фосфора, влажности руды. Но, оно было, здесь в Крыму рядом. А сотни мобилизованных кузнецов, мастеровых, инженеры, мастера и бригады рабочих с Луганского завода, заводов Мальцева и Баташева, Питера, Урала, с марта месяца раскручивали маховик производства, превращая Керченский завод в крупное предприятие. Павел Обухов, Василий Пятов были тоже в Керчи. Нечего им в такое время сидеть на Урале и в столицах. Вот они то точно из Керченского завода, если не конфетку сделают, то, точно леденец. Особенно с возможностью привлекать любые силы и ресурсы для этого. Я их знал как металлургов, но, молодой, да ранний Пятов, оказался ещё и знатным механиком. Уехав с Урала учиться в Питер, Пятов не смог попасть в учебные заведения, кому там нужен, бывший углежог. И поступил в услужение к опытному часовому мастеру. Там быстро проявил свои таланты, и стал конструировать новые модели часов. Способности Пятова стали известны профессору Б. С. Якоби, он взял парня к себе в лабораторию на должность «первого рабочего при опытах». И тот проработал у него несколько лет, получив огромный опыт, заряд на будущее и прикоснулся к академической науке.

И корни у Обухова и Пятова были одни, они оба знали и работали с великим Аносовым, в Златоусте, и были друг с другом знакомы. Хотя статус у Обухова был, конечно, на то время был выше.

Во время посещения завода, я не раз с ними говорил, обсуждая проблемы и задачи завода. Во время третьего визита, глядя на них я спросил:

— Война закончится. И после неё готовы ли вы, господа металлурги, инженеры, утереть нос, англичанам, Сименсу, Круппу?

Обухов и Пятов само собой посмотрели на меня вполне выразительно, чем обычно.

— Тем более, вы, Павел Матвеевич, это уже раз сделали. Ваши кирасы лучше крупповских, — смазал я пряник сгущенкой.

— Благодарю вас, Ваше императорское величество, за высокую оценку моих усилий, — ответил Обухов.

— России после войны нужны будут десятки, сотни, металлургических, машиностроительных заводов, фабрик. Тысячи верст железных дорог, мосты, паровозы, вагоны. Винтовки, пушки, корабли. А это всё металл, чугун, железо и прежде всего сталь!-продолжил я, рисую себе и им будущее.

— Вот я вас и спрашиваю, господа, технари и организаторы производства. Сможете ли, вы, каждый из вас, создать и запустит хотя бы по паре заводов, которые будут в раза два, три, больше, чем самый большой завод на Урале или Александровский? — спросил я, с хитрой улыбкой. Она была честная. Без притворства. Это был не сложный, но, проверенный, дающий результат, педагогический приём, — «на слабо!»

Среди, учеников, конечно, он не всегда работал, особенно с современными детьми. Я им так и говорил, прежде всего студентам и старшеклассникам: «Вы поколение соплежуев!» «Это как!?», — был в ответ вопрос. «Сначала вы сопли распускаете, а потом их жуете», — отвечал я им. Кто молча занимал позицию «сам дурак», кому был по фигу, лишь бы быстрее звонок. Но, были и те, кого цепляло, по хорошему. Увы, их, как и положено было немного, но, были.

В этом плане Обухов, Пятов, Путилов, Мальцев, Нобели, Баташевы, Бенардаки, Сибиряков, и другие им подобные люди, были из одного теста, одного поля ягода. Они были для меня беспроигрышным вариантом в плане «на слабо». Они пробьют не только кирпичные стены, а, железобетон, состояния, жизнь положат, но, докажут, что им «не слабо». И, что важно многие из таких людей делали это часто не ради денег, хотя и от них не отказывались, и не ради своих амбиций, а ради… Отечества!!! Ну, разве я могу это не поддержать? Да, всем чем только возможно, раз я здесь. Ещё и с возможностями демиурга. Но, сначала я должен был услышать их ответ. Хотя и я так знал, какой он будет. Обухов как старший ответил первый:

— Я готов это сделать.

— И я смогу, — с волнением в голосе ответил Пятов. Что мне ещё в ответ могли сказать суровые, настоящие люди дела с Урала.

— Что ж, господа. На слове я вас ловить не будут. Верю, что раз вами сказано, значит, вами будет сделано. Со своей стороны обещаю вам свою всестороннюю помощь. Но, знайте, вы, будете не одни такие. Россия огромна, и нужды её соответствующие, — был им мой ответ.

Теперь после удержание Керчи, вскоре обещали запустить паровые машины, прессы, тигельную плавку, чтоб дать хорошее железо и сталь, и изделия из них. Заложили новые домны. И уголь Донбасса был рядом.

Поэтому завод по нарастающей давал шанцевый инструмент, гвозди, скобы, крепёжные изделия, немного проволоки, прутья, полосы и листы из железа, корпуса ручных гранат, противопехоток, заготовки для броников. Пусть они из железа, но, пулю на излетё, по касательной, осколки, камни, штык они выдержат. Солдат будет цел или относительно цел, сохранит или быстро восстановит боеспособность.

— Флот отдал старые корабли и лес для блиндажей, перекрытий окопов, переходов и других укреплений, дров? — спросил я Тотлебена и Нахимова.

— Так, точно, Ваше императорское величество, — дал Нахимов ответить Тотлебену.

— Бетон начали использовать?

— Провели испытания, сделали заливки на ряде позиций, — был ответ.

— Если есть возможности, ещё шире используйте бетон, — дал я указание.

Далее пошла речь о минных полях, инженерных заграждения нового типа, управляемых фугасах. Все эти ещё неблагородные варианты ведения войны, у присутствующих не вызывало отторжения. Война, она быстро меняет отношение к способам её ведения. Она такая. Только, когда речь пошла об огнемётах и напалмовых фугасах, на меня посмотрели более внимательно. «Ничего себе! Мы станет это применять!?», можно было бы услышать восклицания и вопросы в молчании военных.

— Да, господа, я, считаю, что использование такого оружия допустимо, — не дожидаясь вопросов вслух, ответил я.

— Не все тут наверно знают, что англичане применили против Одессы бомбы с ядовитым веществом. И, продолжают разрабатывать планы с отравляющими веществами против Севастополя, для Балтики, — просветил я, тех кто не знал этого.

— И европейский Копенгаген, англичане спокойно обстреливали зажигательными ракетами Конгрива.

— И они это делали в обоих случая против мирного города. И вряд ли при этом испытывали душевные терзания, — уточнил я.

— Здесь же идут масштабные боевые действия между армиями. И огненные смеси в войне испокон веков использовались всеми кто их имел. Византия греческим огнём жгла и арабов и русов. Так, что пусть и европейцы вкусят, эту забытую новинку. Мы же, отчасти, наследники Византии. Работы по созданию огнемётов уже идут. И оставьте разрешение дилеммы «можно или нельзя», воинам слова и пера. Нашим славным бумагомаракам и щелкопёрам. Они не менее талантливо, чем их европейские противники докажут, что «можно», в ответ на их «нельзя», — дав историческую справку, и показав, что война идёт и на страницах прессы, закрыл я огнемётную тему.

После этого вновь вернулся на землю, в окопы. Я потребовал, что на ключевых укреплениях их гарнизоны были полностью укрыты в блиндажах, ячейках, перекрытых окопах. Как и проходы, ведущие к ним. Роты и батальоны гарнизонов, люнета, редутов, других ключевых позиций, должны быть полного штата, а не урезанные. Как и резервы для их усиления. Все офицеры, солдаты гарнизонов важнейших укреплений должны иметь полный комплект защитного снаряжения. Железные щиты для стрелков и расчётов орудий дадут им защиту, и возможность дольше и уверенней вести стрельбу.

Для того, чтобы приучить к каскам и броникам я пошёл на хитрость. По моему распоряжению были изготовлены комплекты для Нахимова, Барятинского, Тотлебена, других руководителей обороны Севастополя и армии с генеральскими эполетами. Каска, броник с рукавами и юбкой из кольчуги. Штурмовой вариант. Всё из стали. И весило это всё немало, больше пуда точно. В этом и только в этом они теперь могли появляться на передовой. Пример для остальных, раз, и, два, может таскать на себе кучу металла заставит их лишний раз не бывать на передке. И ловить там пули и ядра. Тем более, что далеко не всегда в этом есть необходимость.

Помимо защиты офицеров и солдат гарнизонов укреплений, будет в разы усилена их огневая мощь. То есть каждый боец должен успеть сделать в идущего в атаку противника несколько выстрелов. Для этого их арсенал должен был быть увеличен кратно. Винтовка и два — три ружья, источник для этого старые, но, исправные ружья, трофеи которые вскоре доставят из Керчи, пистолет, может два у каждого бойца, у офицеров револьверы. Мушкетон, лучше два на взвод, ручные гранаты и мортирки, с ружейной картечью и гранатами а-ля лимонка. Плюс к этому легкие орудия, уж разок, другой, бабахнуть в супостата успеют. Заряд дальней картечи шестифунтовки имел пуль, 41 шт., ближней 99 — ть. Обязательно в кого-нибудь угодит.

Комбинированные заграждения, то есть минно-взрывные и невзрывные заграждения, огневое воздействие, в идеале должны были останавливать, или как минимум сбивать темп и ударную силу первой атаки, которая, как правило, бывает самой мощной. Это снизить собственные потери, и даст время для подхода подкреплений. А если дело все-же дойдёт до рукопашной, то броник, каска, наручни, перчатки, тесак, могут помочь выстоять, если противника будет больше. И к моменту штурма люнета и редутов там должно появиться, несколько забытых вундерваффе.

Первое, в лице детей степей. Башкиры, казахи, калмыки. Они будут выполнять роль автоматчиков. Умелый лучник за минуту может прицельно выпустить до двух-трёх десятков стрел! Пусть даже треть из них попадут в цель, и целый взвод выпадает из атаки и боя. Если придётся в рукопашную, то пика, сабля, ножи, ими степняки владеют хорошо.

Второе, так же протоавтоматчиками станут бойцы с улучшенным воздушками Жирардони. Они могли делать до двадцати выстрелов в минуту. Для 1855 году очень не слабо.

Третье, сделали, что-то типа шметилловского пулемёта времён русско-японской в обороне Порт-Артура или многоствольной картечницы. Шесть кавалерийских ружей скрепленные между собой на поворотном станке, и устройством спуска, чтоб бить залпом. При испытаниях такая штука, пулями и особенно картечью, показывала неплохую эффективность по живой силе противника. Но, перезаряжать не быстро, хоть и ружья брались специально с короткими стволами.

Для того, что это всё сработало близко к максимуму, гарнизоны ключевых укреплений и резервы для них, необходимо формировать из самых опытных бойцов полка и дивизии. Увы, но, там нужны лучшие. Принцип римского легиона, к сожалению здесь нельзя было реализовать. Это можно было считать четвертым.

— Теперь, господа, о том, как обороняясь, мы будем наступать, и заставлять обороняться противника, — перешёл я ко второй части совета. И начал свой монолог:

— Федюхины высоты и Гасфортову гору мы удержали. Значит, угроза нашего удара на Балаклаву вновь сохраняется. Французам на это в целом плевать. Они снабжаются с Камышовой бухты, а Сапун-гора прикрывает их с тыла. А вот англичане, сардинцы и турки с Балаклавы. И пока мы стоим на высотах и горе, им оттуда угроза. И её они будут конечно ликвидировать. Без этого штурм Севастополя невозможен, плюс фактор Балаклавы.

— Без больших потерь нас оттуда не выбить, это союзники уже уяснили на примере Севастополя. Его защитники им это объяснили доходчиво. Поэтому я уверен, что против высот и горы они применят тяжёлую артиллерию. С Сапун-горы, которая выше Федюхиных высот, и Семякиных, противник будет давить нашим позиции огнём. Я подошёл к карте и показал высоты и направления.

— Поэтому, как только мы увидим, что в ход пущена тяжёлая артиллерия. С Федюхиных высот войска уйдут, — сказал я.

— Да, господа, уйдём, — повторил я, ловя на себе взгляды — вопросы.

— Нам не нужны бесцельные потери.

— Да, подкреплений стало больше. И будет ещё больше. Пришли две дивизии с Южной армии. Идёт из России гвардия и гренадеры, полк морской пехоты с Балтийского флота, батальоны с крепостей и ополчения. Через несколько дней из Керчи подойдут гвардия, гренадёры, Азовский полк, Православная дружина, — обрисовал я картину собравшимся. Она явно им была по душе.

У России были резервы для Крыма, но, в той истории их держали на Балтике, Польше. Паскевич и столичные стратеги сидели на них как собака на сене. Плохо стратегическая разведка работала до войны и во время неё. Не знали военный потенциал Франции и Англии. А он то не очень и велик был у них. Нет, народу для армий они могут набрать много, но, это будут ещё не солдаты, а просто армия. Из новобранцев надо ещё сделать солдат. Обучить, вооружить, экипировать, заставить погибать в бою, но, выполнить боевую задачу, доставить и снабжать. Это же время и, что более важно деньги.

А у России есть именно солдаты, причём многие с боевым опытом. И по 1854 году можно было уже думать, что бриты, будут действовать и дальше как пираты. Пришли, ударили с моря, ушли. Вглубь они и не собирались лезть. Французы тоже. Имели уже опыт. Нет, надо держать сотни тысяч штыков там, где десанта не будет, а только разговоры о нём. Для того, чтоб там и стояли без дела дивизии и корпуса. С болтунами на такие темы, и находками для шпионов вообще, уже начали разбираться жандармы, и КГБ, СВР, ГРУ, разведка флота. Правда, все эти грозные аббревиатуры для моего времени, ещё пребывали в состоянии зачатия. Но, лиха беда начало. Война для них отличный зачинатель и учитель. И у них всё впереди, чтоб стать тем, кем они стали там в будущем.

С Польшей понятно, надо было её армией во главе со светлейший князь Варшавским, графом Иваном Фёдоровичем Паскевичем-Эриванским придавить. Уж кто, кто, а он то умел усмирять и подавлять. Поляки это на себе ощутили во время последнего мятежа. Поэтому в Польше нужен был именно Паскевич и русские корпуса. Чтоб поляки даже пукали шепотом. И, австрияк сдерживать. Паскевич разгромил венгров в 1849 году, а они в свою очередь люлей отвешивали австрийцам. Вполне доходчивая логическая цепочка.

Но, я то знал на 100500, что десанта не будет на Петербург, и Австрия не вступит в войну. Поэтому и пришлось Паскевичу в письмах объяснять свой вариант маневра резервами, и в приказами заставлять его, отправлять в Южную армию и Крым войска, запасы, тяжёлую артиллерию с крепостей. Обиделся на меня старый вояка, перестал мне письма писать. Но, то, что я от него требовал, уже выполнял, без изложения своих мыслей по поводу моих приказов. Понимал момент, что не время дуться, в отставку не стал проситься. За, что ему большое спасибо. Для воздействия на Польшу и Австрию он бы просто незаменим. Горчаков, командующий Южной армией, просто брал под козырёк, и выполнял. Молодец. Кстати, это школа Паскевича. Так, что и за это ему поклон.

Командующий Северной Армией генерал Ридигер, уже мною лично был на нескольких встречах отшлифован, причём в первый раз, так, что даже побледнел. Но, стерпел мою резкость. И стал во мне сначала видеть Верховного главнокомандующего, а уже потом начинающего императора. В итоге, генерал Ридигер, оказался очень дельным мужиком. Уже на третьем докладе, он просил у меня разрешения предоставить мне записку о войне, проблемах, недостатках в армии, и главное меры как с этим разгребаться. Наверно увидев, что многие моменты по войне, армии, я вижу и делаю не так как принято здесь в 1855 году, и сделал свой ход. Я только «за», поддержка таких людей дорогого стоит. Ведь новшества надо не только пинками заставлять вводить, но, и через таких людей как генерал Фёдор Васильевич Ридигер.

Брат, великий князь Константин, идею по формированию на Балтике усиленного полка морской пехоты, и отправки его в Крым воспринял спокойно. Морпехи, тренд то ой как перспективный. Имей в Петропавловске гарнизон в своём составе роту морской пехоты, и поражение союзников там было бы ещё существенней. И иметь на борту капиталшипа взвод или два морпехов тоже неплохо. Отряд кораблей и тем более эскадра, с морпехами плюс десант с кораблей, может ставить раком не только порты, но, и отдельно взятые страны. История показывала это, и здесь уже не раз. Так, разве может быть мореман, великий князь Константин, быть против морпехов?

В общем мытьём, катаньем, приказами, морально-волевым фактором с моей стороны, снятием с должностей, понижением в звании, отправкой под арест и следствие за несвоевременное выполнение приказа и халатность, ряда лиц, причём и генералов, я заставил военную машину России проводить операцию «Рокировка». Поэтому дивизии, полки, батареи двигались в Крым и на Кавказ. Вооружение, боеприпасы, порох, амуниция, запасы, медикаменты и многое ещё чего двигалось в сторону главного театра военных действий Крымской войны, в Крым. Чтоб воевать там, а не лежать в арсеналах и складах.

— Уйдём с Федюхиных высот, как только противник начнёт по ним бить тяжёлой артиллерией, — повторил я.

— Пусть потаскает её туда сюда. Это дело не одного дня. А Севастополю от этого только легче будет, — сказал я глядя на Нахимова.

— А вот Гасфортову гору, надо удержать, во, что бы ни стало. С неё, Телеграфной горы и Инкермана будет угроза Федюхиным высотам и Балаклаве. И горы выше высот, с них можно будет и двенадцатифунтовками доставать противника, и вести за ним наблюдение. — Кроме этого, будет необходимо занять высоту южнее Гасфорта и восточней самой Балаклавы. Она высокая, больше двухсот саженей. И с ней, господа, открывается вполне приличный вид на… Балаклаву! -с подъёмом в голосе сказал я, показал это на карте. Среди офицеров началось оживление. Я же продолжил:

— Артиллерию туда затащить трудно. Но, это и не нужно. Даже восемнадцатифунтовка с её дальностью в три с половиной версты не достанет до Балаклавы. Но, ракеты, до неё достанут. У четырёх дюймовой ракеты, с 10-фунтовой гранатой дальность, четыре версты и сто саженей, у зажигательной столько же. После этого у многих в глазах возникло удивление. Народ был явно не в курсе ТТХ фейерверков, наверняка, так в армии называли ракеты, и считали их так, баловством.

— Установить на этой горе ракетные установки, и доставить ракеты не так трудно, как артиллерию. Станки для них весят около четырёх пудов, и их можно перевозить на лошадях.,-вводил я дальше в курс дела собравшихся.

— Представите себе залп с двадцати станков сразу. Севастопольцы уже видели это у себя. Сотни, 10-ти фунтовых, зажигательных ракет ударят по тесной Балаклавской бухте. А, там стоят на выгрузке — погрузке десятки судов англичан, — сказал я, и взял паузу, чтоб военные каждый в силу своего воображения мог представить себе картину. И сам тоже предался этому действу. Залп за залпом, десятки ракет, раз за разом уходят в сторону противника. И вот уже начинает подниматься в небо дым от разгорающегося пожара, слышаться взрывы. Стемнело, и в темноте полыхающий пожар в порту, освещающий сколы сопок, отражающийся в воде бухты особенно красив. Лепота!!!

Да, такую картину я себе рисовал не раз. Надо Айвазовского сюда вызывать пусть запечатлеет это, помимо фотографии и своей кистью. Типа «Уничтожение английского флота в Балаклаве», «Гибель флота Англии в Балаклаве». Осталось дело за малым, воплотить планы в жизнь.

Наверно, проще всего было Павлу Степановичу Нахимову. Он в Наварине и Синопе видел, как горит и взрывается флот, пылает город. Ему и воображать не надо, он это видел сам, и дважды был участником и организатором локального Апокалипсиса для турков. В третий раз может и не увидеть, но, организовать точно не откажется, тем более для англичан. Знаю точно, с душой подойдёт Павел Степанович к этому процессу.

— Ваше императорское величество, предлагает окружить армии союзников от Севастополя до Балаклавы, — начал возвращать на землю военных Барятинский.

— Тем самым заставив их создавать против нас линию обороны и для этого отвлекать силы от Севастополя. Ведь не обязательно наступать, можно только угрожать, и держать противника в напряжении, — говорил теперь он. В переписке мы с ним обсуждали мои идеи.

— Да, для этого мы должны будет увеличить протяжённость и своих позиций. От горы Гасфорта до моря около шести вёрст. Но, прибывшие и идущие подкрепления позволяют это сделать. Условия для обороны с нашей стороны неплохие, дикая местность, преобладающие высоты, крутые склоны с кустарником, со стороны же противника равнинный ландшафт. Атаковать и тем более сбить оттуда хорошо укрепившиеся войска будет крайне трудно. Для действий в гористой местности с Кавказа уже идут два батальона отборных солдат, здесь на месте уже формируются ещё шесть горных батальонов, батареи горной артиллерии. Чтоб на их основе создать горные стрелковые полки. К укреплениям на высотах проложить хорошие дороги, устроить склады, лагеря для войск и резервов. После этого я вновь взял слово.

— Этим займется в основном ополчение. В массе своей оно как боевая сила во многом уступают регулярным войскам, но, пользу могут принести в плане устройства укреплений, дорог, мостов, и прочего. Это позволит нам поберечь силы солдат, чтоб они их накопили для боёв.

— Но, перед нашим наступлением, Крымской армии и Севастополю предстоит выдержать и отразить штурмы Гасфортовой горы, Камчатского люнета, Волынского и Селенгинского редута, на других участках обороны. Для этого её, оборону надо укрепить. Поэтому сейчас опираясь на опыт Керчи, поговорим как именно. Так, что, Эдуард Иванович, — обратился я к Тотлебену, — будьте внимательны.

— Мы, попробуем даже, вас, и ваших инженеров немного удивить и подучить, — говорил я в немного шутливом тоне.

— Я, весь внимания, Ваше императорское величество, — ответил Тотлебен, в принципе другого он и не мог сказать.

— Перед ключевыми укреплениями вам следует создать минно-взрывные и невзрывные заграждения в несколько эшелонов. И взяв лист бумаги начал рисовать схему.

— Первый, в дальнем предполье. Ставить сигнальные ракеты, и вот такие, противопехотные мины.

И подойдя к соседнему столу, откинув ткань, я указал на нажимную мину в деревянном корпусе, осколочную а-ля Ф-1, чугунную и стеклянную. Они были в нескольких экземплярах. Все подошли к столу и начали их рассматривать, брать в руки. Я в двух словах объяснил принцип установки, и в этот момент я наблюдал за Тотлебеном, он держал мины в руках, и через несколько секунд в глазах загорелся огонёк, и он слегка улыбнулся. Понравилось. Ещё бы не понравилось. Петру Петровичу Гарднеру однокашнику Тотлебена, который стоял рядом с ним, и уже испытал их в деле, мины были более чем по вкусу.

— Второй эшелон, — продолжил я, и нарисовал его на листе. Все вновь повернулись ко мне.

— Это известные всем чеснок, рогатки, ямы, фугасы, а вот и новинка, колючая верёвка, потом будет проволока, и паутина. И предложил всем выйти во дворик. Там стоял подготовленный фрагмент колючки и паутины в реальном масштабе.

— Смелее, господа, подходите, смотрите, примеряйтесь, — пригласил я к действию, дав несколько минут на это.

— В заграждениях так же можно установить противопехотные мины. А вот перед колючкой и паутиной со стороны наших укреплений будем устанавливать другие мины. Прошу вернуться в зал, — громко сказал я, и офицеры как примерные ученики, быстро вновь окружили меня полукругом. Когда им ещё сам император, будет экскурсии с разъяснениями проводить.

И, откинув очередную ткань, показал их… МОНку. В корпусе и разрезе с поражающими элементами, проводами. Точнее нечто похожее на МОН, изготовленную на заводе в Керчи. Подошли. Смотрят. Тишина.

— Они, управляемые, господа, — прервал я паузу.

— Их можно подрывать в нужный момент с помощью гальванической батареи. В сражении у Керчи такие фугасы внесли немалый вклад в достижение победы. Эти мины более эффективные за счёт своей формы. Проведённые полевые испытания это показали. Пришла пора проверить на противнике, — объяснил я. И продолжил:

— Третий эшелон, перед позициями вновь из рогаток, ям, противопехотных мин, колючки, паутины. Второй и третий эшелоны должны быть в зоне нашего артиллерийского огня, бомбами, картечью и ружейным огнём. И нарисовал это на схеме. — Четвёртый, уже перед самыми позициями, это не взрывные заграждения, в зоне досягаемости ручных гранат.

— Всё это должно притормозить движение противника, что даёт время для подготовки отражения атаки, подхода резервов. Нанесёт ему потери, и может остановить его. Даже французов, с их avec leur célèbre fureur française! И если всё же противника, всё предложенное не остановит, он дойдёт, и сможет ворваться на наши позиции, то это будет уже без кратного превосходства в живой силе. И вот здесь и должна сработать отлаженная система отражения атак и штурма. Его уже должен ждать пятый эшелон… штык, приклад, и главное подошедшие подкрепления. Но, я думаю, мины, колючка, насыщение гарнизонов укреплений огневыми средствами, поддержка тяжёлой артиллерии, должны сработать. Керчь это показала. У вас, севастопольцев, опыта в подготовке противоштурмовых укреплений ещё больше. Но, век живи, век учись! Поэтому саперы керченцы, обучат новинкам, поделятся опытом. И вы, сообща, сможете ещё с большей пользой применить проверенные средства, приёмы, добавив к ним новинки. Я, уверен в этом. Обозы с сапёрами, минами, порохом, оборудованием уже скоро прибудут в армию и Севастополь. В его гарнизоне и армии необходимо дополнительно отобрать офицеров, унтеров, солдат, матросов, подходящих для минного дела, обучить азам. Сапёров, минёров теперь понадобиться ещё больше.

А о напалмовых фугасах я умолчал. Всё равно их ещё нет. Появятся, в приказном порядке будут использовать.

— Кстати о резервах, — вспомнил я свою мысль. И обратился к Барятинскому.

— Александр Иванович, часть драгун следует перевести в пехоту. Сформировать из них два батальона с резервной ротой. Довольствие и жалование оставить своё. Он молча кивнул в ответ.

На этом я закончил свой очередной монолог. Объявил перерыв в совещании, и пригласил всех на обед. Что само собой вызывало оживление в рядах участников совещания. Во-первых, обед с императором за одним столом, это оценивалась как своего рода награда, во-вторых, всё реально проголодались. У самого в животе уже урчало, у Нахимова с Тотлебеном кстати тоже. Всё равно и там будем, и будут говорить о делах. Перед тем как сесть за стол, всех заставили тщательно вымыть руки. Этот процессом контролировал, Николай Иванович Пирогов, в силу свой должности и специальности. Правда, в шутливой форме.

За столом как и было положено прозвучал тост за императора, его поднял и озвучил по статусу князь Барятинский, генералы, адмиралы, полковники, офицеры не хуже солдат, грянули троекратное «Ура!» После того как я сам и остальные немного подкрепились, в ответ озвучил свой тост. Встав и держа в руке бокал с вином, громко в полной тишине сказал:

— За русскую армию и флот! За русских офицеров, солдат и матросов! Мы, русские, с нами, Бог! За Россию! За победу! Ура!!!

«Ура!!!», ударило троекратно в ответ, так, что задрожала, зазвенела сервировка стола, с потолка, что-то посыпалось. А Бахчисарайский дворец окончательно проснулся, и начал вспоминать, что это «Ура!!!» он уже когда-то слышал.

После обеда был объявлен получасовой перекур. После него, пока было хорошее освещение сделали общую фотографию участников совещания. Про фотовспышку я вспомнил ещё в Керчи, видя как фотографы гоняются за светом. Магний там вроде использовали, потом и ламповую сделают.

После фотографирования совещание разделилось на две площадки сухопутную и флотскую. Первой занялся Барятинский, там должны сделать свои доклады Н.И. Пирогов, по вразумлению отцов-командиров по медицинской части, затем в дело вступят керченцы. Полковник Карташевский доложит про огонь по квадратам, улитке, управлением огнём артиллерии по опыту сражения у Керчи. Уже вполне матерые минёры, штабс-капитан Боресков, поручик фон Крут, офицеры саперов лейб-гвардии и гренадёров, об управляемых фугасах, противопехотных минах, опыте их установки, так же о колючке, паутине и другом. Они это сделают лучше, чем я. А потом их ждал штурм…, но, пока мозговой. Раз все собрались вместе и заряжены на результат. Он будет точно. Здесь же собрались лучшие офицеры русской армии. Оставив Барятинского во главе этой рабочей группы, я взял на себя моряков. Были у меня мысли, идеи для них.

— Господа, «Тамань», «Эльборус» добились успеха, — начал я разговор с Нахимовым, Истоминым, Бутаковым, минёрами с Балтики, флотскими офицерами из Севастополя, после того как мы перешли в другой зал.

— Они нанесли противнику немалый урон, и показали, что русских флот способен это делать, несмотря на их подавляющие превосходство на море. В сражении за Керчь флот, представленный воссозданной Азовской флотилией, сыграл важную роль. Была одержана чистая победа над союзниками, и прежде всего британцами. Если я не ошибаюсь, то в этом веке именно на море они не терпели поражений. Так, что с почином нас, господа! Курс взят верно, его надо «так держать» и дальше! И вот какие действия флота видятся мне, — закончил я увертюру, и перешёл к основной части, при этом шагая по комнате, и смотря все ли меня внимательно слушают. Смешно, конечно, чтоб тут императора не слушали внимательно. Но, профессиональная привычка, однако.

— Несмотря на малочисленность и слабость сил. Флот может атаковать. Кстати надо узнать у адмирала Метлина, что из себя представляют захваченные пароходы. Про скорость в первую очередь.

— Владимир Иванович, составьте запрос в Николаев. Я подпишу, — обратился я к Истомину.

— Так же подберите кандидата на должность начальника штаба флота, — посмотрев на Истомина и Нахимова, поставив им ещё одну задачу.

— Из Николаева эту должность трудно исполнять. Адмиралу Метлину и без этой должности забот хватит. И как можно быстрее.

— И, так. Атаковать, господа моряки, мы будем… Балаклаву и Камышовую бухту. Да!!! Не удивляйтесь. Именно так. Бить в самое больное место, и там где не ждут удара. Удивить — значит победить! -говорил я с подъёмом, глядя на их всё же удивленные лица.

— Наносить удары одновременно, но, из разных мест. Из Керчи по Балаклаве, из Севастополя и Очакова по Камышовой, — говорил я, показывая их на карте, и направления ударов из них. И после это изложил свой план. Он в набросках был таким.

Корабли Азовской флотилии, Керченский отряд, должен заминировать вход в Балаклавскую бухту. Это программа минимум. Если будет возможность, атаковать суда противника в самой бухте. Артиллерией, ракетами, шестовыми минами, может греческим огнём. Это максимум. Для этого из состава флотилии подходили следующие пароходы: троица тип «Могучий», винтовые, 415 тонн, 14 узлов;

«Колхида», колесный, 450 тонн, 10,5 узлов; «Анапа», 677 т, около 10 узлов;

Аргонавт, винтовая шхуна, 300 тонн, около 10 узлов;

«Бердянск», «Таганрог», колёсные, 263 т, 10–11 узлов.

Из Николаева, соответственно Очаковский отряд, в Камышовую должен прийти в составе «Тамань», «Эльборус», и желательно ещё два — три парохода из трофеев. И отработать программу максимум против уже французского флота.

Из Севастополя, одноименным отрядом, по французам тоже должен быть нанесён визит. Для это отобрать и подготовить подходящие для это пароходы из имеющихся там.

И, чётко озвучил, что, флот должен одновременно нанести удары с армией. По Балаклаве это точно. Чтоб достичь максимально эффекта от совместной операции армии и флота. Особенно если брать во внимание возможный удар армии по Балаклаве, с целью её занятия и уничтожения там сил и запасов, британцев, сардинцев и турок. Это уже стратегическая операция, которая может реально переломить ход войны в пользу России. Но, о таких планах я пока морякам не сообщил. Об это знал пока только я, Барятинский и Милюков. В силу своих должностей.

— Скажите, мне Павел Степанович, возможно, организовать и провести такую операцию имеющимися в нашем распоряжении силами? — спросил я самого опытного моряка русского флота в плане подготовки и воплощению в жизнь морских операций.

— Трудно, Ваше императорское величество. Но, думаю, возможно. Тем более как я понимаю, вы рассчитываете на фактор неожиданности, — ответил мне Нахимов.

— И, Ваше императорское величество, в составе Дунайской флотилии и в Николаеве есть пароходы вполне способные действовать на море. В частности «Дунай», «Дарго» в Николаеве. Они могут усилить, Очаковский отряд. Порадовал меня появившимися подкреплениями адмирал.

— Это очень хорошо, Павел Степанович, спасибо вам, за вашу память, — радостно сказал, и похлопал по столу рукой от удовольствия. — И да. Вы правы, насчёт неожиданности. Успеха «Тамани», «Эльборуса», поражения под Керчью, думаю мало, для того, что союзники начали всерьёз опасаться действий русского флота в Чёрном море. Надеюсь, они воспримут это как эпизодические неудачи на общем фоне своего господства. Этим мы и должны воспользоваться. Второго такого случая союзники нам уже не дадут. За одного битого уже двух не битых дают, — сказал я в ответ. Моряки со мной в этом моменте согласились.

— Что ж, раз такая операция возможна, то ваша задача, господа, моряки всестороннее её продумать и подготовить. Синхронизация действий отрядов, глубины, течения, приливы — отливы, ориентиры на берегу, опознание «свой — чужой», подготовка кораблей и экипажей, отработка действий, и многое другое. Тем более это можно сделать и в Керчи, лимане и бухте Севастополя. — От успеха этой операции, как вы, понимаете, будет зависеть судьба Севастополя, флота. И, несомненно, она положительно скажется на ходе войны, в общем. А значит и на судьбе России, сейчас и в будущем, — нагрузил я моряков ответственностью, и надеюсь ещё больше замотивировал.

— Теперь, господа, я раскрою карты, и выложу наши козыря, которые должны будут бить тузы союзников… морскую и шестовую мину, — сказал я, и начал показывать эскизы самих мин, и в связке с их носителями.

Так же были готовы наброски по установки мин с кораблей с теми дополнениями, которые я внёс. Тележки — якоря, дорожки или рельсы для них, минрепы на заранее выставленную глубину. Везут уже в обозах это и готовые мины в Севастополь и Николаев. Лучше один раз увидеть и пощупать, чем сто раз услышать. Под конец разговора я ещё раз вернулся к артиллерийским плотам.

— Павел Степанович, Владимир Иванович, плоты для мортир нужно сделать и испытать в кратчайшие сроки. Чтоб в нужный час были готовы к действиям. Они в Керчи себя хорошо показали против флота, надо их использовать и против берега. Будут выполнять роль подвижных батарей. Сил и средств на них, как впрочем и на всё остальное не жалеть. Орудия должны быть на поворотной платформе, что не ворочать плот. Это, касается и тяжёлых орудий на сухопутном фронте, которые стоят или будут стоять на закрытых постоянных позициях. А ещё лучше, чтоб орудия можно было выкатывать на позиции и закатывать в укрытие в случае обстрела вместе с расчётами, — отошёл я в сторону от морской темы, хотя и не совсем. Севастополь главная база флота на Чёрном море. Так, что тут всё про флот или около него.

После этого я оставил моряков, которые сразу же устроили мозговой штурм после моего ухода. Модератором это рабочей группы выступал адмирал Нахимов, который, как и все моряки за время обороны Севастополя, конечно, очень сильно соскучился по действиям на море. И если в них не удастся лично принять участие, то, хоть в разработке и подготовке им только в радость.

Оставив моряков заниматься делом, после небольшой паузы, у меня была встреча с глазу на глаз с Николаем Ивановичем Пироговым. Много он чего интересного рассказал приятного и очень неприятного.

Из приятного, что дело по медицинской части сдвинулось и пошло в сторону улучшения. Новые госпиталя, их обустройство, рост числа медперсонала в разы, поток медикаментов, материалов, инструментов, медобозы. Для госпиталей, медпунктов на пути следования санитарных обозов с ранеными, строили здания, по моей подсказке стали активно использовать юрты крымцев-ногаев. Башкиры, казахи, калмыки ещё своих подвезут.

Для питания раненых стали активно использовать кумыс, айран, пошла в ход баранина, степная конина. Баранов и коней на съедение и для кумыса, ещё гонят калмыки, башкиры, казахи. Надо кстати между ними устроить не только соревнования по стрельбе из лука, но, и кулинарный поединок. Посмотрим, кто их них приготовит лучший бешбармак, кумыс сделает. Пошла на столы раненых и в армию, рыба с Азовского моря Дона, Днепра. Рыба не мясо конечно, но, всё равно с неё и навар, и мясо. Всё это далеко не пустая похлёбка. И сил добавит, и на поправку быстрее пойдёшь. Так, что иногда солдатушек баловали и ухой из осетрины. И даже чёрной икрой. Это уже я сам приказал, один хрен эти деликатесы лежат без дела. Их кормили ими от моего имени. Им конечно под такую закусь, чарочку. Чарочку не чарочку, а вино выздоравливающим наливали. В основном красное, гемоглобин раз, и вроде против холеры два, и солдатам приятно три. Добрым словом помянут царя, другим расскажут, как государь их осетриной, икрой кормил и вином поил. Хоть жажда и всё, имидж это тоже важно. Хотя конечно на первом месте стояло солдатосбережение, но, одно другому в этом случае не мешает.

Вино поставляли компании «Золотая Балка», «Инкерман», другие крупные местные виноделы. Но, виноградники война очень многие сгубила. Придётся помогать их после войны восстанавливать. Надо, чтоб вина и шампанское свои вкушали. Не фиг виноделов Франции, Италии поддерживать. Тем более в Крыму после войны будут развивать курорты, игровую зону сделают. Так, что вина надо будет много.

Фрукты тоже давали, но, как заверил меня Пирогов, только после тщательной помывки, и без фанатизма в плане количества. А вот в плане соблюдения гигиены и санитарии Николай Иванович выступал роли великого Инквизитора, его и называли остряки «наш Парацельс Торквемадович», и карал всех и вся за не соблюдения чистоты. Так, что хлорки и более приятного для солдатского нюха спиртового раствора не жалели. Ни для операционных, палат, пищеблоков, коридоров, полов, стен, отхожих мест. А 5-ти процентный раствор йода на воде и спирту, в военно-полевую хирургию вошёл конечно как триумфатор!

Протобанно-прачечные комплекс в Севастополе, Бахчисарае, Симферополе и других местах, мыли солдат, раненых, больных, стирали, прожигали их форму, больничное бельё. Да, да, в медсанбатах и госпиталях стало появляться постельное бельё, одеяла, пижама, подушки и кровати, а не шинели, грязная форма, солома, лежанки и пропитанные кровью, потом, гноем и вшами форма раненых. Хлопка пока нет своего, но, льна, бязи, поскони, дофига и больше. Поэтому легкая промышленность империи и тысячи и тысячи надомников были загружены заказами на постельное бельё, одеяла, пижаму, шлепанцы и лапти. Ткали, шли, плели.

Из неприятного был обычный набор, воровство, гешефты, халатность, нерасторопность, нежелание делать то, что обязан делать хотя бы нормально, нехватка подготовленных кадров. Для борьбы с набором я сделал себе памятки, и подписал ряд поданных Пироговых бумаг, со своими визами в духе «Исполнить немедленно!», «Провести расследование», по кадрам сказал, что скоро прибудет подмога из Керчи, где новички опыт уже приобрели. И ещё из России и заграницы. Звали работать врачей со всей Европы, платить им будут немало, но, это окупиться спасёнными жизнями, неутраченными конечностями и здоровьём, и участь сами, иностранцы и наших врачей, медиков разного уровня научат. После войны будут предлагать по контракту работать, с упором на обучение.

Ещё перед поездкой в Керчь, я вспомнил, как в первую весну в блокадном Ленинграде стали сеять и выращивать всё, что можно будет съесть летом и запасти на зиму. Вот пусть вместо табака садят овощи, зерновые. Под них даже можно и целину вспахать. Лето долгое здесь успеет вызреть. Всё легче будет к осени со жратвой. И про лечебную грязь из Евпатории, тоже вспомнил. Саки. Трудно не запомнить. Брат оттуда привёз грязь, перед попаданием в девятнадцатый век дома её бутыль был. Думаю и она для лечения раненых пригодиться. Заодно и исследуют её свойства для будущих дел.

В общем, Пирогов со свойственной ему энергией и напору, имея теперь звание генерала и должность замкомандарма Крымской армии, мой «вездеход», вполне успешно пробивал и крушил ранее непробиваемые и несокрушимые бюрократические и коррупционные засеки и форты снабженцев. Нанося им существенные потери и в личном составе, по его рапортам и раскрытой цепочке уже целый взвод тыловиков в эполетах был арестован и находился под следствием. Здесь он как истинный хирург, резал и убирал всё лишнее, что мешало ему двигаться к цели. Наладить медпомощь раненым и больным на всех уровнях от поля боя до доставки в госпиталь, и спасти как можно больше человеческих жизней. Вот эта цель. Это он делал по моей просьбе, и конечно в первую очередь как врач и православный христианин.

После Пирогова я пообщался с братьями, Николаем и Михаилом. Моими глазами и ушами в Крыму. Я их просил писать обо всём и всех. Что не нравиться, кто, что, как делает. Так же они были моим лобби на месте, пока «до царя было далеко». Они если надо продавливали мои решения или помогали это делать, оказывали поддержку Барятинскому, Пирогову.

Меньшиков из Крыма уехал, но, но, его дух и люди то остались, поэтому началась чистка армии. А там, особенно в штабах, интендантствах возвели такие фортификационные сооружения, что, даже калибра Барятинского не всегда хватало, чтоб с первого раза выбить оттуда засевших вояк. Поэтому ему на подмогу шли великие князья, и бывало через ор и чуть ли не за шиворот выкидывали из кабинетов наследие Меньшикова и Николая Первого.

Стали братья, великие князья с моей подачи «чистильщиками», утилизаторами уже выступали комиссии по борьбе со злоупотреблениями. Они вкусившие кровь и имеющие высочайшую поддержку в моем лице пока через братьев, начали с марта как всеядные, свирепые вепри пожирать всех и вся, в смысле званий, чинов, родства.

И вот эти двое из ларца, похожие на лица, после приветствий, объятий, сидели со мной за столом и рассказывали о себе, делах в Крыму, Севастополе, отвечали на мои вопросы, я отвечал на их. О смерти их отца Николая, о матери, семье, делах семейных и вообще. Выпили, перекрестились на иконы, помянули ушедшего императора и отца. И за разговором, одновременно уже вблизи рассматривали друг друга. И я, чтоб не отвечать на не очень удобные для меня вопросы спросил их сам:

— Что, братья, изменился я?

— Да, — кратко ответил Николай.

— Ты, Александр, вроде и ты, но, другой, — сказал Михаил.

— Так и вы стали другими. Возмужали, поумнели. Видно, что из юношей превращаетесь в молодых людей, из столичных, в настоящих боевых офицеров. Так, и я, из наследника в императора, — сказал я. Моя похвала им понравилась. Я продолжил:

— Война и власть требует изменений. Прежде всего, себя. Мы, Романовы, уже не можем быть, кем были до войны. Не я сам, не вы, мои братья. Сейчас во время войны и после неё России нужны будут новые Романовы. Которые, вновь поведут её вперед, и сделают, так, чтоб, подобного как в данный момент более не повторялось в истории России. Я, и вы, должны исправить положение дел, и заложить основу для будущего. Иначе династия имеет все шансы потерять Россию и себя уже через два-три поколения. И, я, уверен, что вы станете для меня в этом деле, первой и верной опорой. И для вверенной нам Богом и историей, России. Об этом и отец говорил со мной в свои последние минуты. И просил передать вам.

— Я, Константин, вы, все Романовы, должны стать единым целым, — говорил я, и одновременно сжимал в кулак поднятую руку, на которую стали смотреть братья.

— Созидать, строить, привлекать, когда надо приласкать, пожурить, во благо России, — продолжал я говорить, и делать соответствующие движения рукой.

— И, когда надо должны отталкивать, карать и сокрушать, — и резко и сильно ударил кулаком по столу, в ответ подпрыгнула и звякнула посуда, приборы, а Николай и Михаил от неожиданности вздрогнули.

— Это мы должны делать сейчас, потом, всегда. Это наш долг. Наша судьба, предназначение. И я хочу, чтоб мы с вами это делали вместе, — закончил я монолог. И спросил их: «А вы?»

— Несомненно! Конечно! — был ответ братьев.

Далее я разговор с высоких нот перевёл на дела земные, вновь про дела в Крыму сейчас и потом. Вскоре мне доложили, что Барятинский, Тотлебен, Нахимов уже освободились и ожидают приглашения. Мы уже встали, чтоб прощаться. И тут Николай, посмотрев на Михаила, спросил меня: «Скажи, как оно было, в настоящем бою?» Что ж, тоже ожидаемый вопрос от молодых парней, которые на войне, и им нет и двадцати пяти лет.

— Сложно сказать. Страшно и захватывающе одновременно, — ответил я.

— Хотите сами испытать?

— Да!!! -разом ответили они.

— Что ж, можно. А может даже и нужно, — сказал я. Братья радостно вдохнули, улыбнулись, переглянулись, глаза заиграли блеском.

— Но, на моих условиях. И только так, — вернул я их, из первого ряда в атаке, где они себя уже наверняка увидели, в реальность. Мне и за себя, и за них перед вдовствующей императрицей Алекса́ндрой Фёдоровной ещё ответ держать. А с другой стороны участие в бою императора, его братьев, присутствие сыновей императора на войне, даёт козыри против неминуемой оппозиции среди дворян, армии, госаппарата и прежде всего аристократии в будущем.

Кто посмеет после этого упрекнуть императорскую семью в том, что она сидела в столице, и не делала всё для успехов и победы? Только сверхдурень. Ведь могут задать вопрос: «А где ты был в 1854-55 годах?» И будут задавать. Да, и у тех, у кого душа пожиже или ума побольше, чем у других, такая мысля может в голове появиться: «Если император сам в штыковую ходил, и братьев в бой посылал. То царь конечно дурак, и, дело это его. Но, и жалеть тех, кто против него пойдет, тоже наверняка не будет. Раз своих не жалко, и чужой крови уже не боится». Может и так быть. Точнее будет так. Чтоб мне не говорили, а дворянство со времён декабристов помельчало. И это хорошо.

— И ещё вопрос, если позволишь, — сказал Николай, смотря на меня.

— Да, конечно.

— Скажи, ты, уже принял решение по Затлеру и другим? — спросил меня он. «Опа! Братья сами или кто подтолкнул, решили поиграть в серьёзные игры», — подумал я, глядя на них.

— Почти. Они стали врагами нам и России. И опасней, чем англичане, французы. Они были своими, мы им верили, а они предали, став врагами, причём сами, по своей воле. Они предатели, а мы на войне, — ответил я.

— А теперь назовите мне тех, кто вёл с вами об этом разговоры. Своему императору и старшему брату, — нажав интонацией и взглядом спросил я. Они назвали. Что ж норм. Ожидаемо. После этого я братья вручил подарки. Полный защитный комплект и по паре револьверов в кобурах. Обрадовались как пацаны. На этом мы и распрощались. Длинный совещательный день продолжался, но, уже подходил к финалу.

Выслушав от Барятинского, Нахимова, то, что успели наработать в группах, и, что намечается уже делать, я решить подвести итог работы. Хотя он был и так думая для них понятен. Но, всё же.

— Господа, вот, что я хочу вам сказать, — начал я, когда они закончили.

— Армия, гарнизон, флот, гвардия, гренадеры, штабы, должны стать единым организмом, — говорил я, вновь указывая на пальцы на руке. На организме, сжал кулак. Не такой уж и маленький.

— Цель у всех должна быть одна. Добиться успехов в войне. О победе пока говорить не будем. В Севастополе и Керчи начало положено. Надо закреплять успехи, и иди дальше, — говорил я, обводя взглядом присутствующих, и заметил, что Тотлебен внимательно рассматривает мою руку, на, которой были хорошо заметны мозоли.

— Для это повторю ещё раз, надеюсь в последний. Надо оставить все предрассудки, традиции, порой не нужные, глупые и вредные, рознь, предвзятое отношение. Между армией и флотом, армией и гвардией, между родами войск, штабами, командирами. Хватит меряться статусом, родовитостью, хотя бы здесь, на войне. Доведите это до всех офицеров. Всех кто будет, мается такой дурью, и мешать общему делу, нещадно наказывать своей властью. Вплоть до разжалования в солдаты. Несмотря на звания, титулы, родство, связи. У нас война идёт! И мы её не выигрываем!!! -немного разгорячился я на это больной теме.

— Если будет необходимо в деле наведения порядка, прежде всего в гвардии, я вам первый помощник, — под конец сказал я.

После этого простясь со мной, Нахимов и Тотлебен ушли. А вот Барятинский судя по его виду не спешил это сделать.

— Ваше императорское величество, необходимо мне с вами обсудить ещё один вопрос, — ответил он на мой взгляд.

— Хорошо. И, Александр Иванович, сейчас давай без титулов, — ответил я, и вновь пригласил его сесть. Но, это не сделал, а подошёл к столу, достал из папки карту, и развернул её на столе. Как бы приглашая меня к ней.

Выслушав предложение Барятинского, данный им расклад сил и средств для его реализации, я сказал ему:

— Ты, прав, Александр Иванович, это нужно сделать. И как можно быстрее, пока эта синица не упорхнула в общую стаю. Даю, добро. Бери, что для этого необходимо, и готовь операцию. И надо сделать всё скрытно и тайно, а не как в первый раз.

— Командовать опять его? — спросил я.

— Думаю, да.

— Конечно, поступил он тогда, я бы сказал не очень правильно. Но, лучше его вряд ли кто есть, для этого дела. И пусть зря солдат не кладёт, решив исправиться. Умением пусть берёт, а не солдатской кровью. В этот раз снисхождения не будет, — сказал я.

— Согласен, Александр Николаевич. Я и Милютин, будем рядом.

— Какие сроки для подготовки, — спросил я.

— Думаю через две недели будет всё готово, — ответил Барятинский.

— Отлично! Сам там буду, с братьями, — сказал я. И после этого выслушал мягко-дружеское назидание от Барятинского, и как я понял от местного генералитета в целом. Мол, что я, храбрец, не хуже Александра Невского и Петра Великого. Доказал это. Но, больше так намерено лучше не делать. Для таких дел есть генералы, я на крайний случай. Генералов много, их не жалко, себя тоже, а ты, ГОСУДАРЬ, и ты один у нас! Не приведи, Господь, что случиться. Что дальше будет!? Что я мог сказать в ответ на это? Что во многом он прав, и то, чтоб такого не было, генералы должны лучше воевать. И он как командующий этого должен добиваться. Мне, тоже палец в рот не клади. Кусну ещё как! После этой обоюдки, ушёл от меня и Барятинский. Время было уже почти полночь, и я стал готовиться спать. День был активный, насыщенный, и надеюсь, в скором времени он даст положительные результаты. Особенно, если получиться, с тем, что предложил Барятинский. Молодцы они с Милютиным! Уделали меня по стратегии на раз. Что сказать профи! Надо слушать и советоваться чаще со знающими и опытными людьми. Я, конечно, попаданец. Ещё можно сказать и с бонусом. Но, объять, необъятное невозможно. С этими мыслями я стал погружаться в долгожданный сон, прокручивая в голове события этого дня и отслеживая на втором плане другие мысли.

И вот, когда уже предпоследняя мысль перетекала в последнюю, которая под напором Морфея должна была исчезнуть. Я, вскочил, будто очко мне прижгли раскалённым прутом, и впал в состояние немалого окуения. «Млять!!! Раззвиздяй!!! Ушлепок!!!» И ещё масса мощных слов и выражений, конечно матерных, и всё в свой адрес. И всю потому-что, предпоследней мыслью, была мысль… о Бессемере!!! Твою ж мать!!! Ведь сегодня уже 30 мая!!! Упущено два месяца! Про пращи, луки, арбалеты, вспомнил! А про бессемеровский способ получения… стали! Нет!!!

Выйдя через пару минут из окуения, со зла открыв пинком дверь в приёмную, и стоя в ночнушке, я взревёл: «Свет!!! Быстро!!!» Дежурные адъютанты с встревоженными лицами быстрее быстро зажгли лампы Дэви с отражателями и понесли их по моему знаку рукой в кабинет. «О керосиновой лампе не забыл. А о… стали! Забыл! У-у-у!!!», продолжал я себя крыть. Сел, и начал писать и рисовать всё, что знал о бессемеровском способе, дутье воздухом, кислородом, горячем дутье, нарисовал конвертер. Причем двух экземплярах один оставил себе, другой запечатал в пакет и распорядился, что с рассветом фельдъегеря мчались в Керчь, и вручили пакет собственноручно Обухову и Пятову, под их роспись о получении и не разглашении. Утром после копирования, такие же пакеты уйдут в Луганск на завод, на Урал, Питер, Мальцеву, на наиболее продвинутые металлургические заводы. Будем реализовывать вариант развития, «Пусть расцветают сто цветов». После этого успокоившись, и в конец уставший пошёл спать, на часах было двадцать минут второго. Лёг наконец спать, и с мыслью: «Лучше поздно, чем ещё позднее», уснул.

Каждый день у меня крутилась мысль, «Делать это или не делать?» И по мере поступление мне сведений о делах, которые прокручивали эти люди и те, кто были с ними в теме, всё чаще на свой вопрос, я давал себе ответ… делать. Даже решил, что надо увеличить количество объектов в этом важнейшем мероприятии.

Из окружающих, кроме братьев только Барятинский решился со мной говорить на эту тему. Мысль его была о том, что наказать надо, но, что не стоит так жёстко и много. Я вспыхнул, но, сдержался. Учитель же. И провёл с ним работу над ошибками. Достал из бюро несколько папок по делу о злоупотреблениях генерал Затлера, и посадив за стол дал ему посмотреть. Там были уже мои пометки, прежде всего там, где были примерные суммы ущерба. Я уже успел посчитать сколько в совокупности было в рублях серебром, пусть теперь и Барятинский увидит. А то ишь, чистюля. Сам за другим столом занялся другими бумагами.

Минут через десять, князь начал сопеть, потом постанывать, урчать, и вроде как порыкивать. Минут через тридцать он закончил, и сообщил мне об этом. Я посмотрел на него. Вид у него был примерно такой, «Дайте мне финку, я этих сук, прям сейчас порешу!!! На хрен финку, я их, гнид, голыми руками удавлю!!!»

— И это, Александр Иванович, только по Южной и Крымской армии. А сколько по России в целом! Ты, представляешь масштаб!!! -воскликнул я.

— Вот это всё!-и ткнул пальцем в сумму, — должно быть здесь, в Крыму! В виде провианта, снаряжения, пороха, медикаментов! Будь хотя бы половина этого, война бы шла по другому.

— А этого, у Севастополя и армии, ни… черта нет!!! Ни черта!!! -сказал я, но, от мата всё же удержался.

— Сколько из-за этого погибло офицеров и солдат! России теперь веками жить с горечью и позором от поражений, которых может быть и не было, если б, не эти и другие, иуды!!!

— И ты, мне предлагаешь проявит к ним милость!? После вот этого?!-сказал я, и указал на бумаги.

— Взять на себя грех, за погубленные ими жизни, поражения и позор. И отказаться от справедливого воздаяния за содеянное ими? Против Отечества, меня, тебя, — продолжал я.

— Кто это должен сделать если не я? Скажи мне, Александр Иванович, кто? — задал я ему вопрос.

Он, пристально смотря на меня, сказал: «Вы, Ваше императорское величество, это ваш долг. И я вас поддержу».

— Спасибо, Александр Иванович. За верность и понимание, — ответил я, и пожал ему руку.

После этого разговора Барятинский, стал ко мне относиться по-другому, не как к человеку, с которым когда-то весело проводил время, а, как к тому кто может принимать трудные решения.

Утро, 31 мая, я начал обычно подъём, зарядка, завтрак. Доклад, дежурного генерала, что всё готово. «Готово. Что ж и я готов», — сказал я, и мы выдвинулись к месту казни. Туда где будет осуществлена справедливость, уже, получается по моей воле. Повесят десять человек, которые своими действиями обрекли на гибель тысячи людей. Они воровали для себя и других, а из-за этого погибали от нехватки пороха, свинца, снарядов, отсутствия нормального питания, солдаты, матросы, офицеры, да и генералы. Раненые и больные умирали, по причине недостатка, медикаментов, материалов, из-за отвратных условий для оказания помощи и лечения. Тысячами!!! Так, с какого, х…, я должен быть к осужденным проявить милость!!!???

Я отчасти сам такое прошёл в ранней путинской армии. Где ушлые отцы-командиры и прапоры-снабженцы тырили многое из того немногого, что должно было достаться солдатам. И, я, сам по себе, простой человек, не понимал, такого момента. Вот ты намутил, наворовал. Всё, ты богат до конца жизни, дети, внуки обеспечены выше крыши. Зачем дальше воровать!? Понятно, что ты, в системе. И выйти из неё непросто. Но, если, ты не мелкая сошка, а маститый коррупционер, и можешь уйти уже в сторону. Но, всё равно продолжаешь мутить и воровать. Зачем!? Ей, Богу, точно, что сытый голодного не разумеет.

Поэтому, когда убрали помост из под ног приговоренных, и они начали хрипеть и биться в конвульсиях, я спокойно смотрел на это. Потому-что это было СПРАВЕДЛИВО.

Те кто с холодным расчётом забирают жизни людей, для получения от этого выгоды для себя, поправ все человеческие и божьи законы и нормы, заслуживает наказания, в данном случае… смерти. Забрал чужую жизнь, отдай свою. По крайней мере сейчас смотря на казнь, я был уверен в этом. И так же я знал, что сейчас начинал внушать, страх!!! Мощнейшее природное чувство человека. И это не было плохо. Страх, необходимый элемент для управления.

Я распорядился найти «Государя», но, без афиширования этого действа. Перечитать, освежить, найти ответы. Пусть лучше бояться, чем любят. Хотя те, кто стоял у меня за спиной, и подобные им, за исключением немногих, вряд ли меня будут любить, даже если я буду стелиться перед ними. Бисер перед свиньями. Поэтому пусть лучше боятся. С Макиавелли не сильно поспоришь по таким вопросам.

После казни, я вновь вернулся во дворец к другими делам. После обеда было итоговое совещание, от том, что успели наработать в эти дни рабочие группы. И вот, что они наработали.

Вероятней всего противник отложит общий штурм Севастополя, и вновь ударит по Керчи. Цель, ухудшить снабжение города-героя и армии, разгромить побережье Азовского моря, ну, и взять реванш за поражение. Может пройти по Дону вглубь земель. В связи с этим было решено усилить Керченский отряд генерала Хомутова. К нему должна уйти одна из дивизий из Южной армии, полк морпехов с Балтики, плюс казаки. В сумме это получалось более тридцати тысяч штыков и сабель, более сотни полевых орудий. Задача отряда вновь не пустить противника к Керчи. Находясь в обороне или полевом сражении. Для это было решено половину винтовок, часть ружей, пули, порох взятых трофеями у Керчи отдать Хомутову. И всю трофейную артиллерию.

Решение об усилении береговой артиллерии тяжелыми орудия даже не обсуждалось, тем более, что было сообщено, о том, что приведут к Керчи союзники… броненосцы. Это же касалось и Азовской флотилии, которая должна была в кратчайшие сроки перевооружена на артиллерию способную противостоять бронеутюгам противника. Это были 60-фунтовые пушки конструкции Н. А. Баумгарта образца 1855 года, с длиной канала 17,6 калибра, которые в режиме форс-мажора испытывали с марта по май. И уже лили на Александровском Олонецком и Луганском заводах. Так же выбор пал на пудовые бронзовые единороги. Для этих орудий, чтоб они могли бороться с броней делали стальные ядра, с юбками из меди, для лучшей обтюрации, с целью увеличения скорости. Так же создали особой состав пороха, тоже для роста скорости. Всё это давало шансы на пробитие брони. Обстрел фрагмента воссозданного борта броненосца с деревянной обшивкой и броневыми листами из железа толщиной 4 дюйма (102 мм), 8-мь дюймов (203 мм) подкладкой из дерева показал, что с полторы сотни саженей (320 метров) стальными ядрами с юбками при усиленном заряде, борт уверенно пробивается. Готовили союзничкам и неожиданности по артиллерийской и морской части. Керчь должна быть вновь удержана с суши и моря. Любой ценой.

Планировалось пополнить флотилию паровыми судами, которые строились на Аксайских верфях на Дону. Эти работы возглавил опытный кораблестроитель, Óкунев Михаи́л Миха́йлович, ещё в марте прибывший для этого из Астрахани. В его активе были научные работы «Опыт сочинения чертежей военным судам» (СПб. 1836 г.), «Краткое руководство теории кораблестроения» (1841).

С 1849 года работал старшим корабельным инженером в Николаевском порту по постройке транспортов «Прут», «Килия», «Арагва», «Ренни», парохода «Ординарец» и лоцмейстерского судна «Буг». В порту организовал железное кораблестроение, построил железный бот и собрал присланные из Англии баржу и землечерпательную машину.

В 1851–1853 годах работал на Сормовском заводе Волжского пароходства, где организовал железное и паровое судостроение. Построил восемь железных и четыре деревянных парохода для плавания по Волге. 27 марта 1853 года, по возвращении из командировки, зачислен в корпус корабельных инженеров Балтийского флота. 27 марта 1855 года произведён за отличие в подполковники.

И теперь подполковник Окунёв свои способности кораблестроителя и организатора работ проявлял на Дону. Его усилили инженерами и рабочими с Николаевского адмиралтейства, Сормова. Так, что Азовская флотилия должна была к часу «Х» получить паровые канлодки, и как мне очень хотелось прообраз миноносцев пока с шестовыми минами. В качестве двигателя для тех и других выступала «палочка выручалочка», паровая машина путиловских канлодок. На Сормово их выпуск уже освоили. По Волге, железной дороге, Дону они и доставлялись Окунёву. Ж\д Волга — Дон приобрела стратегическое значение для Крымской войны. И почему её нельзя было использовать в той войне? Мне это было не понятно. Сейчас это железная дорога набирала пропускную способность, кроме неё от Каховки строили на Перекоп конную ж\д, и от Арабатской крепости в Крыму тоже. Деревянные рельсы с полосами железа на них, ничего сложно. Тем более там сейчас рабочих рук добавилось. Пленные из под Керчи. И ландшафт для таких ж\д близок к идеалу, степь причем местами ровная как стол. Для перевозок в ход пошли местные верблюды. Эти зверюги могут в одно лицо тянуть до тонны груза, а в паре и все две. Это много больше, чем призванные на войну крестьянские лошадки. Пара верблюдов в Великую Отечественную войну ЗиС-3 от Волги до Германии дотянули. Памятник им даже есть.

От действий из Николаева на море было решено пока отказаться. Чтоб не провоцировать союзников на ответные действия. А то решат в ответ пройти в Днепровский лиман и Николаев, а там береговая оборона и флотилия ещё не готовы полностью к встречи. От атаки с моря по Балаклаве тоже можно было уже не думать, все силы и ресурсы были брошены на предстающую Керчь 2.0 на море. Зато армейцы загорелись идей устроить союзникам Балаклавское сражение 2.0 на суше.

Выслушав расклад, я посмотрел на Барятинского, и сказал:

— Если мы снова удержим Керчь, добьёмся успеха по Балаклаве, так же на Балтике, у Карса, то может наступить перелом в войне в нашу пользу. Вряд ли союзникам захочется зимовать в полуосадном положении.

— Дай, Бог, Ваше императорское величество, дай, Бог, — ответил Барятинский.

— На, Бога, надейся, да сам не плошай, — ответил я.

После этого уточнив ряд моментов утвердили следующий план действий на июнь-июль:

Взятие Евпатории, ликвидация главных сил турецкой армии в Крыму. Подготовка Керчи, Очакова, Кинбурна к обороне на суше и море. Удержания за собой Гасфортовой горы и занятие высот к востоку от Балаклавы. Разработка и подготовка Балаклавской операции. Максимум занять и удержать Балаклаву, минимум занять, всё там уничтожить и отойти. Активизация гарнизона против осадной армии. Вылазки, обстрел позиций, батарей противника. Подготовка к отражению штурма и содействию Крымской армии во время Балаклавской операции. Улучшение снабжения армии и гарнизона, и оказания медицинской помощи на всех уровнях.

На этом совещательные дни закончились, все занялись делами, которых было огромное количество. Я же решил, что не будут ждать приезда сыновей, Николая и Александра в Бахчисарай. Меня ждал Севастополь. И я очень хотел встретится с ним и с его защитниками.