Записки комбата

СТАНОВЛЕНИЕ

«Тудук-тудук, тудук-тудук» – мерно отстукивали колеса вагонов. Сергей Сибирцев лежал на верхней полке и смотрел в окно. Мимо проплывали леса и луга, перечеркнутые ручьями и речушками. Вытегра – Лодейное Поле – Москва – Горький – такой маршрут следования был у него и Вовки Субботина.

С Вовкой Субботиным они вместе росли. Ходили в детский сад, в котором работали их мамы, затем десять лет в школе и вот сейчас ехали поступать в военное училище.

Получилось так, что пока Серега определялся, чем заняться после школы, в райвоенкомат пришла разнарядка на двух человек для поступления в Горьковское высшее военное командное училище связи. Первому предложили Вовке, а тот уже прибежал к Сереге и стал его звать с собой, расписывая все прелести армейской жизни по воспоминаниям своего отца, Михаила Васильевича, офицера-фронтовика.

Мама Сергея поддержала Вовку, уж очень ей хотелось дать сыну высшее образование, да и профессия военного на то время была, пожалуй, самой престижной. Много что значило и полное государственное обеспечение. В семье еще была младшая дочь Танюшка, которую надо было поднимать, а на зарплату воспитательницы да мужа, шофера, много не выдюжишь.

Особого желания стать военным у Сереги не было, но, учитывая то, что экзамены в вузы начнутся только через месяц и из солидарности с другом, решил съездить, поддержать его, да и самому силы свои проверить.

Возможно, на выбор будущей профессии и желание поступать в военное училище повлияло и то, что в восьмом и девятом классах, Сергей с Вовой занимались в кружке радиолюбителей. Вел кружок солдат срочной службы из расположенного на окраине города радиотехнического батальона.

Два раза в неделю их собирали в комитете комсомола школы, и солдат учил их азбуке Морзе, работе на ключе. Они собирали первые простейшие детекторные радиоприемники в корпусе обыкновенной мыльницы. Знания физики и математики укреплялись на практике, и им это нравилось.

Провожали их как на войну. Родители, братья и сестры, знакомые, соседи, товарищи и друзья, человек тридцать на автостанции собралось. Было много слез, пожеланий, объятий, доверительных постукиваний по плечу, даже «Прощание славянки», исполненное на гармошке подпитым незнакомым мужичком. Одно омрачало – не было Любаши. Она как-то тайком уехала в Ярославль, поступать в медицинский институт.

До Лодейного Поля добирались шесть часов на автобусе по бездорожью и лежневке, там сели на поезд и рано утром были в столице. Москва оглушила их суетой и шумом несметных толп людских потоков. Первое впечатление было не из приятных. Воспитанные на догме, что «Человек – это звучит гордо!» и воспринимающие каждого человека, как личность, увидев эту огромную серую массу, этот муравейник, ребята просто растерялись.

Первым делом поехали на Красную площадь. Гуляя по ней, ощущали причастность к чему-то великому и вечному. Два часа простояли в очереди в мавзолей. Сам процесс медленного движения по мрачным комнатам его, навевал у проходящих здесь людей потусторонность и невозвратимую потерю чего-то главного. А вот Ленин был неузнаваем. Не имел ничего общего с тем, изображенным на картинах и портретах, увековеченным в граните, и казался чужой восковой фигурой.

После мавзолея зашли в ГУМ, удивляясь его размерами и красотой. Хотели съездить на ВДНХ, но уже устали от новых впечатлений и отправились на вокзал.

По прибытии в Горький, расспросив дорогу у местных жителей, поехали в училище. На КПП дежурили курсанты. Узнав, что прибыли новые абитуриенты, они стали нагонять страхи. Говорили, что здесь настоящая тюрьма и если они зайдут на территорию, то обратного пути не будет, а так как время прибытия только завтра, то надо использовать каждую минуту на свободе.

– Да, вот это влипли! – сказал Вовка, – может, рванем обратно домой?

– И как же в глаза нашим будем смотреть, после таких проводов и надежд на нас? Нет, проведем последний день на воле и за забор, – уперся Сергей.

Не зная, куда податься в незнакомом городе, решили обойти училище вокруг. Увидели реку Оку. Спустились к набережной. Вдали виднелась Волга. Это была стрелка. Как говорится: «Под городом Горьким, на стрелке далекой…». Бродили они, бродили, уже смеркалось и кушать хотелось и казалось, что бог с ней со свободой, пойдем в училище, но неудобно было перед курсантами на КПП. Подошли к административному зданию, дверь в которое оказалась открытой. Зашли. Внутри была комната со столом и двумя стульями. Там, ворочаясь на стульях, провели ночь, а утром, чуть свет, побежали в училище, не хотелось им больше такой свободы.

Конкурс в училище был большой – семнадцать человек на место. Абитуру расселили в двух старых казармах. Спали в три яруса. Кормили, в основном, «небритым» вареным свиным салом и кашами: перловая, ячневая или овсяная. Учитывая, что наши герои в пищу по традиции употребляли рыбные блюда, то от одного только вида такой «еды» их тошнило.

Экзамены шли через каждые три дня. Абитуру разбили на группы. Привлекали лишь на уборку территории, да некоторые физические работы, а остальное время отводилось для подготовки к экзаменам. Правда, уже присутствовали элементы дисциплины: по утрам организованный подъем, физзарядка, все передвижения по территории только строем, в 22.00 – отбой, за ворота училища не пускали – казарменное положение.

Писем домой не писали, ждали результатов. Экзамены сдавались сравнительно легко. Несмотря на то, что вопросы билетов значительно отличались от школьной программы, развитое логическое мышление и учеба на курсах МФТИ помогли Сергею, экзамены он сдавал на «хорошо» и «отлично». А вот у Володи дела шли хуже, а на последнем экзамене по математике получился вообще казус. Посредине экзамена ему вдруг сильно захотелось в туалет. Он крепился, крепился и, наконец, спросив разрешения у преподавателя, вышел. Тот отпустил его, но только навсегда, забрав ответ на билет. В общем, Вовка бросил листы и пулей вылетел в туалет. В результате, мочевой пузырь остался цел, но за экзамен получил «пару». А, получив двойку, абитуриенты, как правило, уезжали домой.

– Да, дела! – Сказал Сергей, – смотря, как Володя собирает чемодан. – Ехал поступать ты, а поступил я. Так получается?

Володя был потрясен до глубины души. Если бы не ребята вокруг, то он, наверное, расплакался.

Видя состояние друга, Сергей не выдержал:

– Я сейчас. Сиди и жди, без меня ни куда.

Он вышел из казармы и направился в штаб. В приемной начальника училища сидели офицеры. Сергей обратился к адъютанту:

– Товарищ прапорщик, я к начальнику училища по личному вопросу.

– Тебя вызывали?

– Нет, но мне срочно надо.

– Сегодня не приемный день, придешь послезавтра.

– Это долго, мне надо сейчас.

– Товарищ абитуриент, вы что, плохо слышите? Кругом, шагом марш.

– Нет, я никуда не пойду.

– Что там за шум? – послышался голос из приоткрытой двери.

– Товарищ генерал, здесь абитуриент по личному вопросу прорывается, сейчас я его выпровожу.

– Не надо, пусть зайдет.

Серега зашел в кабинет. За массивным дубовым столом сидел генерал. Ноги стали ватными, в горле комок встал, – ведь живого генерала он видел впервые.

– Проходи, садись, бунтовщик. Что за вопрос?

– Тут такое дело, товарищ генерал. Серега, волнуясь, рассказал историю происшедшую с Владимиром.

– Я не очень хотел поступать, а баллы набрал. Друг же, всю жизнь мечтал стать офицером, а на последнем экзамене из-за туалета срезался. Можно нас поменять местами. Вова пусть учится, а я поеду домой, буду поступать в институт?

– Так. Значит, сам погибай, а товарища выручай? Молодца-а! Фамилия как?

– Моя?

– Твоя, и друга?

Генерал поднял трубку телефона.

– Олег Андреевич? А скажи-ка дорогой, что за абитуриенты Сибирцев и Субботин?

– Так.., так…. Понятно. В общем, пометь себе, что с сегодняшнего дня они курсанты училища.

– Ну что, товарищ курсант, поздравляю! Иди, поздравь и успокой свого друга.

– Товарищ генерал, спасибо! А как?… А что?… Ну, я не знаю…

– Вам все понятно, товарищ курсант?

– Так точно, товарищ генерал!

– Идите и не мешайте работать.

– Есть, товарищ генерал! – радостно вскрикнул Серега и пулей вылетел из штаба.

Прибежав в казарму, он увидел Володю, сидящего на чемодане.

– Отставить сопли, товарищ курсант, вы приняты!.. Но Вова так и не поверил, даже тогда, когда на следующий день увидел себя в списках поступивших в училище.

2

Курсантская жизнь началась с курса молодого бойца. Целый месяц на тридцати градусной жаре они вбивали кирзовыми сапогами пыль в асфальт строевого плаца, натирая кровавые мозоли на ногах неумело накрученными портянками и обливаясь потом в белых выгоревших гимнастерках. По утрам были обязательные кроссы на три километра, затем занятия на гимнастических снарядах и полосе препятствий. Короткий отдых на общевоинских уставах и политзанятиях, и все это заканчивалось десяти километровым марш-броском.

После месяца таких нагрузок, учебные роты на треть поредели. Никто не ожидал, что стать офицером, так сложно. Часть молодых бойцов решили вернуться в гражданскую жизнь.

Вечерами и в выходные дни их привлекали к физическому труду и уборке территории. Без них не обходилось ни одно строительство, погрузочно-разгрузочные и земляные работы. В общем – бери больше, кидай дальше, от обеда до забора.

Но, конец приходит всему. Закончился курс молодого бойца и вот он день принятия воинской присяги.

За две недели до присяги подготовили и подогнали парадную форму. Все пальцы исколоты иголкой от многократных перешиваний погон, петлиц и шевронов. Неделя строевых приемов с оружием и училище, под медь духового оркестра и строевую песню, выдвинулось пешим порядком к Нижегородскому кремлю для принятия присяги. Все было очень торжественно. Собралось много гостей, представителей власти, родных и близких. Ворота училища распахнуты настежь для всех желающих. Впервые за два месяца можно вздохнуть свободно.

К сожалению, родные Сереги и Володи на присягу не приехали. Далеко и дорого. Сердца ребят разрывались от тоски, когда наблюдали, как родные и девчата поздравляли пацанов с вхождением их в ряды защитников Родины.

– Как же там мама, папа и сестренка? Как Любаша? – Думал Сергей. Казалось бы, все отдал за то, чтобы в эти минуты они были здесь.

В день принятия присяги всем выдали увольнительные записки до вечера. Местные ребята и те, что жили рядом с городом, сразу же разъехались по заранее разработанным планам. Остальные же кучковались возле КПП, одуревшие от внезапно свалившейся на них свободе и не знали, что с ней делать. Володя вообще вдруг решил вернуться в казарму, написать письмо домой и поиграть на гитаре. Серега со своими сослуживцами по взводу, Славиком Уриным и Мишкой Стрелковым, решили прогуляться по городу. Только вышли на центральную улицу, тут же к ним подошел патруль. Увидев курсантов-первогодков, патрульные откровенно издеваясь, задавали дурные вопросы и придирались к форме одежды. А мимо, поглядывая и посмеиваясь, проходили девчата. Ребята прямо сгорали от стыда. Как это они, здоровые взрослые парни, стоят, опустив головы, как нашкодившие подростки и выслушивают нравоучения начальника патруля? Увы, таков удел всех военных.

Стемнело. Из парка доносились звуки музыки. Но в таком состоянии, когда кажется, что за тобой постоянно следят, и боишься сделать что-то не так: расстегнуть пуговицу, ослабить ремень или галстук, снять фуражку, – веселиться почему-то не хочется, какие уж тут танцы? Покрутившись по парку, ребята направились ближе к училищу. Возвращаться из увольнения раньше указанного времени не принято, «шиком» было проскочить КПП на последней минуте и потом азартно рассказывать, как ты «круто» провел свободное время. Протолкавшись еще битых два часа по подворотням, ребята, наконец, решили зайти в училище. Так прошло первое увольнение.

3

Однообразно тянулись армейские будни. После присяги весь первый курс отправили в запасной район на полевые занятия. Курсантов набрали с большим запасом и, казалось, создавались специально такие условия, чтобы отсеять лишних. Жили в палатках, еду готовили на походной кухне. Пошли осенние дожди, дороги развезло – мряка и слякоть. Просушить одежду и обувь практически негде, сушили на теле во время кроссов и марш-бросков. И все же умудрялись ночью бегать в самоволку в соседнюю деревню за пять километров. Подходили к клубу, разговаривали с местными пацанами, поглядывали на девчат, слушали музыку и к утру бежали назад в лагерь. Зайти на танцы или, тем более, выпить вина, боялись, так как знали, что если попадешься, разговор будет коротким – солдатом в армию. Рисковали, но в самоволки бегали.

К первому октября вернулись в училище, начался самый трудный первый семестр. Шли, в основном, общеобразовательные предметы: математика, физика, черчение, немецкий язык, физическая и автомобильная подготовки. Продолжались уставы и строевая подготовка. Постоянные кроссы и марш-броски. Учеба шла вперемешку с караулами и внутренними нарядами. Получить пару-тройку внеочередных нарядов было как «два пальца об асфальт». Создавалось впечатление, что сержантов специально натаскивали, чтобы они нас заживо сжирали.

Сибирцев не мог пройти мимо несправедливости, часто спорил с младшими командирами и как результат, через день – на ремень, из нарядов не вылезал, что плохо влияло на успеваемость. Только благодаря хорошему багажу школьных знаний и отличной зрительной памяти он держался на плаву. А тут еще письма с Родины от пацанов, в которых они расписывали свои похождения с подружками. Порою, так душа заноет, что кажется, а зачем все это, зачем училище, годы, проведенные за забором? Зачем? Ответа пока не было и лишь ответственность и чувство гордости родителей за тебя удерживало на выбранном пути.

Зимнюю сессию из сорока человек взвода сдали только десять, среди них и Сергей. У остальных были долги, которые надо ликвидировать за две недели зимних каникул. Володя тоже завалил математику, а это значит, что выезд на Родину накрывался «медным тазом».

Спросите любого курсанта или офицера, что значит не поехать домой в первый курсантский отпуск? Это крах, самоубийство… Казалось, земля должна разверзнуться. На счастливчиков, сдавших сессию, смотрели, как на людей выигравших машину. Вдумайтесь! Пол года пота и крови, лишений моральных и физических, пришедших на пацана, только что оторвавшегося от мамкиной юбки и, наконец, ставшим настоящим мужчиной, да к тому же красавцу в военной форме, и не приехать порадовать родителей, не пофорсить перед девчатами. Да за что боролись, в конце концов!? Да, это катастрофа!..

Сергей стоял возле штаба училища вместе с Юркой Киселло, сыном начальника училища и соседом по койке. Сергей просил его замолвить словцо перед отцом за Володю, чтобы тому раньше назначили пересдачу по математике. Намечалась она только через неделю, а там уже не было смысла ехать в отпуск, так как зимние каникулы всего две недели. Однако Юра отказался, предложив это сделать Сергею самому, а отца они подождут вместе.

Наконец из штаба вышел начальник училища.

– Ты меня ждешь? – спросил он, увидев Юрку.

– Да, пап, тут Серега хотел обратиться к тебе.

– А, старый знакомый, еще держишься?

– Товарищ генерал, тут дело в том, что друг мой, о котором я с Вами говорил, математику завалил, а без него мне домой никак нельзя. Разрешите ему экзамен быстрее пересдать?

– А что, опять мочевой подвел? – усмехнулся генерал.

– Нет, трудный билет достался.

– Ты, значит, к нему адвокатом устроился?

– Просто он стеснительный.

– Прямо, красная девица какая-то, а не будущий офицер. Ну, хорошо, завтра разберемся, иди.

И взяв сына под руку, направился в сторону КПП.

Переэкзаменовку Володе назначили на понедельник. Два дня ждать его было просто невыносимо. Всеми мыслями Сергей был уже дома, среди друзей и родных. Поэтому, получив отпускной билет, он сразу же рванул на вокзал. Февраль месяц, на железной дороге затишье. Новогодние праздники закончились, а до лета еще далеко. Билеты в кассе продавали свободно. Купив его, с пятидесяти процентной скидкой, как курсант, Серега через час уже ехал на Москву. Затем три часа из Домодедово на Як-40, и он дома! Летя в самолете, Сергей с ностальгией вслушивался в родной окающий говорок пассажиров, Да и сам рейс Москва – Вытегра – Ленинград, возносил небольшой провинциальный городок на уровень мегаполисов. Как говорится: «Мы тоже не лыком шиты!». А дома – «И дым отечества нам сладок и приятен…». Как прав поэт. Дома кажется и воздух чище, хоть ножом нарезай и на хлеб намазывай, и сосны выше и стройнее, и неба такого голубого нигде нет, и холодная синева озер. Как часто все это видел Серега в казарменных снах и вот, эта сказка сбылась, он снова здесь и никаких тревог и подъемов, никаких сержантов. Да, это здорово!

До города добрался на рейсовом автобусе. В дом зашел с черного входа. Постучал в дверь квартиры.

– Сейчас открою, – послышался голос мамы.

Дверь открылась. Перед ним стояла мама, все такая же родная и милая, только чуть прибавилось седины. Она взмахнула руками, сложила их к груди и запричитала;

– Серушенька, милый ты мой, наконец-то, дождалась! Уткнулась лицом в широкую грудь сына и заплакала.

Серега обнял маму, погладил по волосам и попытался успокоить:

– Ну, все, хватит, хватит, я дома и это самое главное.

Выскочила Танюшка, младшая сестра, бросилась на шею, расцеловала, тут же рассказывая все последние новости.

Вечером, отдохнув от дороги и приведя в порядок парадную форму, Серега вышел в город, прогуляться и навестить друзей. Он знал, что Юрку Самутичева перевели киномехаником в далекую деревню Ундозеро. Андрюха Шевчук, после кадетки, стал курсантом ЛВОКУ. Валера Филичев уехал к брату в Новокузнецк. Из близких друзей остались в городе Вовка Старков, который учился в Ленинградском речном училище, но должен быть здесь на каникулах и Сашка Гринягин, учащийся местного лесотехнического техникума. К ним он и направился.

Поверх формы накинул гражданскую курточку отца, так как, раздавшись в плечах за последние полгода, уже не смог влезть ни в одну свою.

Вовка был дома. Обнялись по-братски, тут же сгоняли в магазин за водкой. Родители его накрыли стол и все сели выпить и закусить за встречу. После застолья пошли на танцы в клуб Речников. Возле клуба встретили Сашку Гринягина с компанией ребят.

Сзади Серегу сильно ударили по спине.

– А что тут у нас вояки забыли!? – послышался грозный окрик.

Серега обернулся. Перед ним стояли братья-близнецы Репины, извечные соперники и драчуны с другого края города. Они были уверены в том, что ни Серега, ни остальные пацаны на конфликт с ними не пойдут, так как на сегодня они с компанией считались «королями» города. Но они не учли того, что прошло полгода. Для них, это как две недели, а для Сереги – значительный отрезок уже взрослой военной жизни. Проведя это время в мужском коллективе, он знал, что прав тот, кто сильней и стоит дать слабину, как тебя превратят в лоха. Первый удар был младшему Репину правой в лоб, от которого тот отлетел метра на два, сломал забор и упал в сугроб. Второй – старшему, головой в нос. Брызнула кровь, и он медленно осел на снег. Такого начала никто не ожидал. На мгновение все замерли. Шурик первым оценил ситуацию и закричал: «Бей, леспромхозовских!». Пошла стенка на стенку. Штакетины от забора мгновенно оказались в руках драчунов. Все перемешалось, только мелькали руки и ноги, слышалось пыхтение и крики соперников. Раздался звук сирены, кто-то вызвал ментов. Пацаны бросились врассыпную, осталась только толпа зевак…

Собрались у Сашки дома. На танцы уже не пошли, все с уважением смотрели на Серегу.

– Ну, ты даешь! Ты где так драться научился?

А Серега вдруг понял – вот он авторитет. До этого же, он был равный среди равных. Просто надо в нужный момент не смалодушничать, пересилить себя, пусть даже будет очень больно, и принять правильное решение.

Володя приехал через два дня, пересдав успешно экзамен по математике. Вечером забежал за Серегой, и они пошли прогуляться по городу. После долгой, как им казалось, разлуки с малой Родиной, все вокруг воспринималось как-то глубже и милее. Вспоминались детство и юность, прошедшие в этих дворах и улицах.

Вот с этой горки гоняли пацанами на финских санках.

А по этому замерзшему ручью катались на коньках, подцепив их веревками и палками к валенкам. По весне с ручья вытягивали копьями бревна-топляки, попадавшие сюда от сплава леса по реке. Бревна сушились и шли на дрова.

А здесь, на центральной площади, скоро будет веселый праздник – проводы русской зимы.

– Может, в баню рванем? – прервал приятные воспоминания Володя.

Городская баня является одной из достопримечательностей Вытегры. Построенная в незапамятные времена, топилась исключительно березовыми дровами, вода и камни в печи были с Онежского озера.

– Баня – это святое дело, – ответил Сергей, и друзья пошли домой за бельем и березовыми вениками.

Очереди не было, поэтому сразу же зашли в раздевалку.

– Ну, что отец, пар есть? – спросили они у банщика.

– Есть. Пар хороший, сегодня рано затопили, – ответил дед.

Первый заход пробный – для разогрева. Веники замочены в кипятке, ребята млеют на средней полке. В парной пахнет березой от сохнущих над печкой дров. Дровяной жар, влажный в меру, пробирает до костей, не то, что сухой пар сауны, который только обжигает кожу.

– Ну что, поддать? – слышится голос парильщика сверху.

– Можно, помаленьку. – И первый ковш кипятка летит в жерло духовки на вулканические булыжники. Выхлоп жара вырывается из печи и этого хватает, чтобы парильщики один за другим слетели с полка вниз, остались только самые крепкие деды.

Второй и последующие заходы идут уже с вениками. Кто сам хлопается, а кто – друг друга. Слышны только удары по телу, стоны и вопли: «А ну, поддай еще…, еще…». Все уже поднялись на сам полок. От жара, кажется, кости тают, в голове памороки начинаются, уши трещат и в трубки закручиваются. Руки жжет, а горячий воздух обволакивает все внутренности. Чем себя сильнее хлещешь веником, тем тело просит еще нажать. Самоистязание.

Теперь главное – во время вырваться из этого пекла и бегом под ледяной душ. Затем – в раздевалку на топчан. Именно здесь, с чашкой горячего, крепкого чая в руках, наступает тот момент истины, когда душа и тело отдыхают и находятся в полном согласии.

На утро, решили сходить в лес на лыжах. С городского стадиона идут три круговых лыжни на три, пять и десять километров. Первые две хорошо накатаны, на них проходят уроки физкультуры у школьников, а вот десятка, чуть проваливалась, так как по ней ходят меньше, в основном спортсмены и редкие отдыхающие. Намазанные специальной мазью, лыжи бегут ходко. С кочки на кочку, с горки на горку, сквозь ельник и березняк, укутанные снежным покрывалом и вот мы у цели. Медвежья гора – любимое место зимнего отдыха горожан. Залезть на высокую гору непросто. Где «лесенкой», где «елочкой», где, помогая друг другу палками, в конце концов, достигаешь вершины и с криком: «Лыжню!.. Поберегись!..» – стрелой срываешься вниз. Дух захватывает, поджилки трясутся. Колени чуть согнул, палками притормаживаешь, закусил губу, главное, удержаться на лыжах. А внизу еще трамплин и вот взлет…, а приземление бывает по-разному. Руку, ногу можно подвернуть, лыжу сломать, но обычно, все заканчивалось хорошо, надо только вовремя свернуть и затормозить, чтобы не врезаться в сосны, растущие в конце спуска.

Накатавшись вдоволь с горы, ребята направились в обратный путь. Солнце в зените, белый с синевой снег ярко сверкает тысячами звездочек, легкий морозец приятно щекочет щеки, нос и уши. Пахнет хвоей. Впереди показались две фигуры. Нагнав их, Серега крикнул: «Лыжню!» и пошел на обгон, но, поравнявшись с лыжниками, притормозил. Это были две девчонки, с трудом перебирающие ногами.

– Что случилось, горемыки? – спросил он.

– Да вот, крепление сломалось, замерзли все и, вообще, не знаем – куда идти.

– Отставить слезы, красавицы, сейчас все будет «тип-топ»!

Подбежал Володя. Ребята помогли девчатам освободиться от лыж, растерли им руки и носы, заставили их двигаться, а сами занялись ремонтом лыж.

Девчата оказались местными, Ольга и Лариса. Учились в Ленинградском полиграфическом техникуме. Сейчас были на каникулах. Ребята их не знали, так как они учились в другой школе и младше классами. Дальше шли вчетвером. Перед их домом договорились, что вечером встретятся возле клуба.

Так, день за днем, пролетели зимние каникулы. Надо было возвращаться в училище. С девчатами ребята подружились, ходили с ними в кино, встречались на танцах. Гуляли и провожали их вечерами домой. Договорились, что поедут вместе с ними через Ленинград.

Проводы были, как всегда, как на войну. До Ленинграда ехали двенадцать часов автобусом. Там проводили девчат в общежитие на Васильевском острове, а сами на троллейбусе поехали к Серегиным родственникам на Петроградскую сторону.

До прибытия в училище еще оставалось два дня. Решили провести их в Ленинграде. Днем, пока девчата учились, посещали музеи, смотрели достопримечательности, а после обеда, уже вчетвером, ходили в кино, театры, гуляли по городу. Более близкими отношения так и не стали, может потому, что все мысли у Сергея были о Любаше, с которой он так и не встретился.

4

Начался второй семестр, поползли серые армейские будни, скрашенные редкими увольнениями. Люба писала часто, вернее, старалась отвечать на каждое Серегино письмо, а он писал ежедневно, и эти письма, стали, чуть ли не основной частью его жизни. В них они рассказывали друг другу о том, как прожили очередной день, вспоминали родину и мечтали о возможной скорой встрече. Вообще-то, письма солдату – это очень важная тема и достойна отдельного повествования. Но, то ли звезды не так расположились, то ли судьбой так было уготовлено, но встретиться с Любой не было суждено еще долгие годы.

Первые два года – самые трудные в курсантской жизни, время, когда единственное, что тебе разрешается, – это стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Даже те редкие увольнения, которые выпадали, не приносили облегчения, так как вынужденное шатание по городу в военной форме без наличия вблизи друзей и родных еще больше навевало тоску по дому и вольному житью.

В середине второго курса училище понесло невосполнимую утрату – умер начальник училища, генерал-майор Киселло Юрий Эдуардович. В похоронах принимало участие все училище. Взвод, где учился Юра, сын начальника училища, участвовал непосредственно в погребении. Жалко было Юрку. Все ребята старались его поддержать.

Вспоминается еще несколько вечеров встреч в институтах и техникумах города, но все они были в присутствии, а точнее, под надзором офицеров и проходили скованно, не интересно, по заранее спланированному сценарию. Наверно, все эти ограничения, ущемления, запреты и приводили в дальнейшем к эмоциональным срывам молодых офицеров, выражавшимся в беспробудном пьянстве и гулянках. Однако именно в это время воспитывались стойкость, выносливость, терпимость, коллективизм, сила духа, закалялся характер. Это время получения основных знаний высшей школы, время формирования интеллекта, культуры, физического становления. Вот только форма достижения этих результатов была не самой гуманной.

Что сильно «доставало», так это ранние зимние подъемы, когда на улице минус двадцать, а надо бежать по «третьей форме одежды» на зарядку. Тогда плюешь на все и, полагаясь на «авось», в момент выхода роты из казармы на улицу, улучшив момент, ныряешь в подвал или сушилку, где забиваешься подальше среди труб отопления и не беда, что там пыльно и грязно, а последствия проступка не предсказуемы, зато сейчас так тепло и комфортно, а на улице так мерзопакостно… На душе становится хорошо и уютно и ты проваливаешься в прерванный сон. Похожее было и с баней. Своей бани у училища не было, мыться водили строем поротно раз в неделю в другой конец города. Поднимали в два часа ночи и сонные «коробки» курсантов мрачно брели по спящему городу. Летом, еще, куда ни шло, а зимой – это настоящая пытка, да и какое удовольствие от бани в пять утра? Поэтому, отлынивали от нее, кто как мог.

Свободное время в училище с двадцати до двадцати двух часов, остальное – расписано распорядком дня до минуты. Подъем, зарядка, туалет, утренний осмотр, завтрак, занятия до пятнадцати часов. Обед, самоподготовка до девятнадцати, политико-воспитательная и спортивно-массовая работа, чистка оружия, уборка территории. Ужин в двадцать, в двадцать два тридцать – вечерние прогулка, поверка и отбой, – таков официальный день жизни курсанта. В воскресенье до обеда спортивный праздник, после – свободное время. Данный образ жизни воспитывал в человеке то, что он чувствовал себя маленьким, но необходимым винтиком в огромном механизме под названием Советские Вооруженные Силы. Ты сам себе уже не принадлежал, а являлся частицей коллектива объединенного одной целью – построение счастливого завтра.

5

Курсантскую службу необходимо разделять по годам, точнее по курсам, вот тогда вырисовывается более правдоподобная картина. Когда Сибирцев учился на втором курсе, командир роты, капитан Свитловский Георгий Васильевич (Жора), сказал ему, что пройдет много лет, и он будет вспоминать это время, как лучшие годы жизни, время настоящей мужской армейской дружбы. Серега же, с юношеским максимализмом, сердито отвечал, что если это лучшие годы, то зачем такая жизнь вообще нужна? И только спустя многие десятилетия, с высоты прожитых лет, он с улыбкой вспоминал эти нелепые, с горяча брошенные слова. Как прав был Георгий Васильевич!

Мысли вновь и вновь возвращаются к началу армейской службы, к тому Рубикону, происшедшему в жизни каждого пацана, посвятившему себя армии. Месяц карантина дается неоперившемуся птенцу для того, чтобы он последний раз смог оценить и принять решение, а нужно ли ему все это? В течение месяца ты еще можешь остаться на гражданке, но после принятия присяги, пути обратно отрезаны. В лучшем случае попадешь в прежнюю жизнь, отслужив два года солдатом в войсках. Ломаются жизненные уклады и ценности. Впервые у тебя есть только обязанности и никаких прав, ты становишься на первую ступеньку огромной военной иерархической лестницы, имя тебе – рядовой солдат. Целыми днями ты печатаешь шаги, в раздолбанных кирзовых сапогах по раскаленному асфальту строевого плаца до соли на гимнастерке. Бег в противогазах, марш-бросок на десять километров с полной выкладкой, вдалбливание уставов Вооруженных Сил и снова строевая подготовка и так изо дня в день целый месяц. В течение всего этого времени за тобой следит бдительное око сержантов и старшины. Чувствуешь себя буквально под микроскопом.

Сначала это все ошарашивало, хотелось бежать куда – угодно и только обида и злость на то, что ты окажешься слабаком, заставляли сжимать зубы и постепенно, шаг за шагом, пожинать азы военной службы.

Спасала долгожданная ночь, когда полностью без сил падал на армейскую кровать и, не успевая понежиться, проваливался в глубокий сон.

Команда: «Рота, подъем!» – пружиной подбрасывала тебя с постели.

– Сорок пять секунд! – грозно орал сержант. – Время пошло… Раз, два… – И ты, впрыгивая на ходу в брюки и сапоги, несешься в строй.

– Стой! – все замерли. Как правило, в строй кто-то опаздывал.

– Рота, отбой! – Быстро раздеваешься и в кровать.

– Рота, подъем! – И так до десятка раз. Все зависело от настроения старшины.

Быстро умыться, быстро заправить постель, на завтрак десять минут, команда: «Встать, выходи строиться!» – и не дай Бог, если ты задержишься за обеденным столом или будешь жевать на ходу.

Кормили в карантине, да и на начальных курсах так, что у многих с того времени появились проблемы с желудком. Суп – вода с картошкой, второе – каша перловая, ячневая или пшеничная с куском вареного небритого свиного сала и компот. Постепенно курсанты отсеивались. Никто их не осуждал, каждый на данном этапе был волен поступать так, как считал нужным.

Первый курс – это время становления мужчины – защитника Родины, это основополагающий курс. От его результатов зависит вся дальнейшая служба офицера. Развивается ум, доводятся до совершенства математические, аналитические, общеобразовательные способности, знание иностранного языка. Идет теоретическое изучение общевоинских предметов с практической их отработкой в караулах, нарядах и повседневной жизни.

Основные наряды: внутренний и гарнизонный караулы, наряд по роте, по столовой. Реже попадаешь в штаб, на КПП, в гарнизонный патруль. Большей частью «тянешь лямку» по роте, в карауле и в столовой. В столовой приходилось пахать и за старшие курсы. Исполняли обязанности картофелечистки и посудомоечной машины. Это значит, втроем вручную начистить за ночь две ванны картошки или перемыть посуду и бачки за полутора тысячами курсантов, убрать столы, помыть полы на двух этажах здания, возможно и почистить рыбу. Учитывая трех разовый прием пищи, работы было «мама не горюй!»

Караулы, отдельный вопрос. Это единственное место, где находишься с оружием, в магазинах которого боевые патроны. Первое время, заинструктированный до одурения, стоишь на посту, как будто вышел на тропу войны и уверен в том, что вот за тем углом спрятался враг и ждет момента, когда ты отвлечешься, чтобы совершить диверсию. Тихонько, пригнувшись, крадешься по посту. Надо первым обнаружить его. Автомат в положении на грудь. Бывает, если от ветра где-то что-то загремит, испуганно загоняешь патрон в патронник и прячешься возле «тревожной» кнопки, чтобы успеть сообщить в караульное помещение. Десятки раз прокручиваешь в голове кадры, как ты геройски захватываешь банду нарушителей, и тебя награждают боевым орденом. Из нас действительно растили идейно убежденных защитников Отечества.

Первый курс можно сравнить с зоной общего режима. Жили так же за колючей проволокой. Выхода в город практически не было. Это время жесткой, даже жестокой дисциплины. «Я начальник, – ты дурак, ты начальник, – я дурак», – это про нас. Командир отделения, младший сержант, не говоря о вышестоящем командовании, был для тебя царь и бог, от него зависело твое существование. Захочет, неделями не будешь вылезать из нарядов, запустишь учебу и в результате – прощай училище, здравствуй армия.

Итоги прошедшего дня подводят на вечерней поверке. После переклички, проведенной по книге вечерней поверки, старшина командует: «Замкомвзвода, сделать объявления». Вдоль строя роты слышится: «Курсант Кушаков… курсант Чаплыгин… курсант Какалашвили…». Это сержанты раздают нам «подарки»…

– Курсант Сибирцев! – командует сержант.

– Я!

– Выйти из строя!

– Есть!

Два строевых шага вперед и разворот кругом к строю. Чтобы в глаза смотрел своим товарищам и сгорал от стыда и срама за содеянное!

– За неудовлетворительную подготовку к утреннему осмотру объявляю три наряда на службу! – с чувством выполненного долга, торжественно произносит сержант.

– Есть, три наряда на службу!

– Встать в строй!

– Есть!

Четким строевым шагом возвращаешься в строй.

На душе кошки скребут, взгляд потуплен ниц. На полном серьезе думаешь: «Сегодня ты не подшил свежий подворотничок, а завтра возможно Родину предашь?!»

И не важно, что сержант не имел права на такое взыскание. Все идет от лица старшины, а то и ротного.

Уместно вспомнить и утренний осмотр. На первом курсе он превращается в какую-то экзекуцию.

В семь двадцать дневальный командует: «Рота строится на утренний осмотр!»

Все бегут в строй.

– Равняйсь! Смирно! Первая шеренга шаг вперед, шагом марш! Кру-гом! – командует «комод». – Подворотнички к осмотру.

Качество белизны «подшивки» зависит от настроения сержанта. А если он увидит «вшивник» под расстегнутой пуговицей, считай выговор, как минимум, ты уже заработал.

– Правую ногу на носок ставь! – от зоркого ока начальника не ускользнет сбитая подкова и стоптанный скос каблука.

– Выложить все из карманов!

В пилотку складываешь наличность карманов. Их шесть с пистоном, а должно в них быть: военный и комсомольский билеты, расческа и свежий носовой платок. Все! Остальное – конфискат.

Не переживай, что не успел переложить «трояк» в тумбочку, сейчас и их проверят и все изымут. Личные вещи должны храниться в каптерке у старшины! А лучше, когда их вообще нет.

Бляхи к осмотру… Надписи хлоркой на обмундировании… (Излишний наклон букв может подпортить бравый настрой сержанта и тогда…)

Сзади чувствуешь щипок головы. Пальцы отца-командира скользнули по «ежику» и сорвались… Сегодня пронесло, – вздохнул с облегчением, – стричься еще рано.

Блеск сапог… острие стрелок на брюках… длина нитки в иголке, (черной и белой) … Утренний осмотр продолжается…

Многие будут со мной спорить, но на тот момент был только один выход – смириться и ждать, когда-то это должно закончиться.

Запомнились и интересные моменты. Несколько раз водили в оперу и на балет, в училищном клубе так же давали концерты музыканты и певцы. Девчата из балетных школ учили нас классическим танцам.

Основное время уходило на занятия: лекции, самоподготовки и семинары сменяли друг друга. По напряженности обучения, первый курс перекрывал любой следующий. Каждый день в двадцать один час рассаживались в ленинской комнате для просмотра программы «Время». Это войдет в привычку на всю жизнь.

Выживать помогали письма с родины, особенно письма от девчат. Письма Любаши Сергей зачитывал до дыр, помнил их наизусть. Это была единственная тайная часть его жизни. Любимый почерк, родные обороты речи уносили Серегу в уже далекие времена детства и юности, где он был так безмерно счастлив. Сразу же становилось легче и казалось, что пройдет и это.

Запомнилось одно событие, характеризующее, на сколько мы были запуганы и зажаты в тисках военной дисциплины. Как-то летним теплым вечером после отбоя к Сереге подошел Граф (Славка Урин).

– Серый, пойдем, прогуляемся вдоль забора. Так хочется на волю.

Серега уже спал, куда-то идти было просто лень, да он и не понял со сна, куда его зовут. Он отказался.

Тогда Славик, Олег Тыренков (Сын) и еще двое курсантов, предупредив дневального, выскочили из казармы, перелезли через забор и прогулялись по автовокзалу, расположенному возле училища, подышали воздухом свободы и незаметно вернулись в расположение.

Каким то образом об этом узнал комсорг роты, курсант Саня Новиков. Утром он доложил об этом командиру роты. Капитан Свитловский, однозначно, спустил бы это на тормозах, пожурив ребят, но очевидно сам побаивался этого новоявленного Павлика Морозова. Он был вынужден доложить по команде. Что тут началось! Отложили занятия, комсомольские бюро и собрания шли одно за другим. В роли прокурора Вышинского выступал Саня Новиков. Он предложил исключить ребят из училища. Своих братьев, с которыми еще вчера ел из одного котелка и делил поровну все невзгоды. Ребят, у которых до этого не было ни одного замечания. Благодаря ротному их все же удалось отстоять, ограничились выговором.

А Новиков так до конца обучения и считал себя правым.

6

Второй курс характерен тем, что начинаешь оглядываться по сторонам и замечать, что кроме службы и учебы есть еще другая жизнь. Чуть-чуть спала напряженность в учебной программе. Немного успокоились командиры и начальники, так как случайные люди в армии уже отсеялись, а с остальными придется жить и общаться оставшиеся три года. Да и сама армейская жизнь стала проще и понятней. Уже не так колется иголка при подшивании подворотничка и ремонте обмундирования. Брюки можно погладить не только утюгом, но и расческой или положить на ночь под матрац. Портянки, оказывается, намного удобнее носков, а бляха лучше блестит, если ее смахнуть бархоткой с асидолом. Кровать заправляешь уже на автомате: загиб первой простыни в голове, второй – в ногах, одеяло конвертом по третьей полосе в ногах натянул, загнул, опустил, сверху прошелся табуреткой, и все готово. Минута, вместо положенных десяти. В результате подобных мелочей появилось свободное время, да и как-то плечи расправились, дышать стало легче. Выдали новое полушерстяное обмундирование. Смотрелось оно красивее, качественнее и богаче чем х/б, да и гладить надо реже, стрелки сами держатся. Получили так же новое зимнее нижнее белье с начесом.

Наконец-то они были не самыми младшими, есть уже первый курс. И вот тут у некоторых недалеких второкурсников начался выплескиваться негатив. Они почувствовали себя «дедами». До рукоприкладства, конечно, не доходило, но захотелось покомандовать младшим курсом. Забыли о том, что пару месяцев назад, сами были в их положении. Таких быстро ставили на место курсанты старших курсов.

Заметно возросла интенсивность физической нагрузки. Кросс на три километра бегали в качестве разминки, основное – марш-бросок на десять километров с полной выкладкой: шинель в скатку, вещмешок, автомат, подсумок с четырьмя магазинами, штык-нож, противогаз, ОЗК, саперная лопатка.

На перекладине, наряду с подтягиванием, выходом силой и подносом ног, выполняли подъем переворотом и склепку. На брусьях – стойку на руках и соскок боком. Много внимания уделялось полосе препятствий. Готовились к командному пятиборью.

Сергею с трудом давались силовые упражнения. При росте метр девяносто и весе под центнер, управлять телом непросто. Тем радостней и удовлетворительней себя чувствовал, когда после длительных и изнурительных тренировок, наконец, первый раз самостоятельно сделал подъем переворотом и склепку. Главное, понять и прочувствовать на себе технику выполнения упражнения, а дальше уже дело времени и тренировок. Он с сочувствием смотрел на Цепу (Вовка Цепков), которого при росте в два метра шестнадцать сантиметров, на перекладину поначалу забрасывали два-три человека, зато это был лучший баскетболист училища. Со временем и у него все наладилось. Другого выхода, как выполнять упражнения, хотя бы на тройку, не было. Не сдашь зачет, не поедешь в отпуск. То же самое касалось бега на сто метров, километр, три километра и лыжных гонок, но здесь у Сибирцева все было в норме.

Внеочередные наряды преследовали Серегу, как рок. Стоило заступить дневальным по роте, и можно было неделю не смениться. То ли старшина на него зуб имел, то ли с чьей-то другой подачи, но к концу несения службы, обязательно ловили его на какой-то мелочи. То туалет плохо помыт, то краники в умывальнике не отдраены, то «Машку» (приспособление для натирки полов) не так тягаешь, то подворотничок заметят расстегнутый. Да мало ли возможностей докопаться до бесправного курсанта младшего курса. Снимал старшина с наряда, давал два часа на подготовку и вновь «на ремень».

Первые годы курсанта постоянно преследует желание спать. Спали урывками, где придется: на утренней зарядке, во время бега; в строю, опасаясь выпасть из него; на лекциях и самоподготовках прямо на полу под партами и столами; даже в карауле, на первом посту, охраняя знамя училища. Особенно тяжелыми были предутренние часы с четырех до шести, когда казалось, что если не посплю пять-десять минут, то просто умру. В это время и ловили спящих курсантов на посту и в наряде дежурные службы и ответственные офицеры.

Чаще стали увольнения. Если нет хвостов по учебе и дисциплинарных взысканий, мог раз в неделю, в выходные после обеда, выйти в город.

За время учебы появились близкие товарищи и друзья. Увольнения, как правило, проводили вместе. Несколько раз ездили в гости к Олегу Тыренкову (Сыну) в Дзержинск. Половина свободного времени уходила на дорогу, зато там ждала настоящая домашняя пища. Развлекательных заведений еще не посещали, может быть стеснялись, а может просто не знали, где таковые есть. Ходили в кино, да изредка на танцы. Постоянно смотрели на часы, так как опоздание из увольнения приравнивалось к тягчайшему преступлению.

В городе старались держаться вместе, как стайка пугливых мальков. По наивности казалось, что их немодные короткие стрижки, прямые брюки и неуклюжие длинные шинели ничего, кроме смеха, у девчат вызвать не могут. Мы были уверены, что проигрываем во всем разбитным и модным гражданским парням. Нам и в голову не приходило, что умные и знающие себе цену дальновидные девчата, были совершенно другого мнения. На танцах обычно под быструю музыку становились в круг, посредине его клали фуражки, а дальше уже двигались, кто во что горазд. Девчат на медленные танцы приглашать еще стеснялись, не знали о чем с ними говорить, да и с середины танцев надо было уходить в училище, заканчивалось увольнение. Проблема общения с женской половиной общества становилась все острей, в восемнадцать лет природа требовала своего. Появились слухи, что в компот добавляют бром, успокаивающий мужские гормоны.

Каждой роте наделен участок территории для уборки. Четвертой, как самой большой (пять взводов, сто сорок человек), достался строевой плац. Хуже участка не придумаешь. Каждый день, утром и вечером, его скребли и мели. Особенно доставалось в снежные зимы. Сначала сгребали снег большими металлическими скребками и щитами, затем долбили лед до асфальта ломами. Вокруг плаца возвышались горы снега высотой с двухэтажный дом, а если учесть, что плац в длину сто метров и в ширину пятьдесят, то понятно, что «пахать» приходилось неслабо.

Были у нас два брата-близнеца – Биргеры. Запомнилось их странное поведение ночью. Где-то, в час ночи, один из них начинал завывать. Сначала тихо, потом все громче и громче, что-то похожее на сирену. На самой верхней точке он вдруг замолкал и тут же, сменяя его, вступал второй брат. Так, по очереди, могло длиться до самого утра. Что только с ними не делали: будили, обливали водой, на нос прищепки ставили, даже «велосипеды» (бумагу в пальцах ног поджигали) – ничего не помогало.

Потом плюнули, привыкли и даже, как чего не хватало, если по какой-то причине их не было ночью в казарме. Что это за особенность их организма, так и осталось не известным.

Запомнился такой случай. Однажды Валера Кеслер предложил Сереге Суслову, Саше Крицуку, Мише и Васе Хехневым покрасить слегка волосы в цвет красного дерева, тогда это было модным. Они согласились. Завел их в комнату, где хранились парадки и, намазав головы краской, сказал, чтобы через минут 15—20 смыли эту гадость… Кто-то подбросил идею не смывать до утра, чтобы было покруче. На следующий день, рано утром, мы уходили в баню, которая находилась на площади Ленина. Утром по команде подъем, вся рота увидела ярко-рыжий квартет приятелей. Хохотали до упада. Это даже как-то скрасило такой нелюбимый ранний подъем. В бане, под общий хохот, они пытались отмыть волосы, но ничего не получалось. Самое хреновое то, что все они, четыре дурака, сидели в столовой за одним столом и когда полковник Бахмаров, наш комбат, который частенько присутствовал на завтраке, увидел этот костер из четырех огненно рыжих голов, на мгновение изумился, затем подошел к их столу и просто спокойно сказал, что пока не высветите и полиняете, в увольнение не пойдете! Это растянулось на полтора месяца, пока не отрасли новые волосы. Вот такая история была… вспоминаю с улыбкой на лице!

Одно из распространенных занятий в вечернее время, это чистка и смазка стрелкового оружия. Причем результат подводился не по качеству обслуживания автомата, а по времени отведенному для этого распорядком дня. Ты мог представлять оружие к осмотру хоть каждые пять минут, все равно сержант грязь найдет, и будешь тереть его хоть до дыр. Так что лучше не спеша волынить положенные сорок минут. В конце, для разминки, устраивали соревнования по разборке – сборке автомата на время. За два года это так приелось, что перекрывали все нормативы. То же самое относилось и к тренажам по защите от оружия массового поражения, которые проводились по средам и пятницам. Отработка нормативов по надеванию и раздеванию общевойскового защитного комплекта (ОЗК) была уже надоевшей рутиной.

К утренним осмотрам готовились с вечера. Каждый день надо пришить подворотничок из нового материала, что ощутимо било по очень скромной курсантской стипендии в восемь рублей шестьдесят копеек в месяц. Если прибавить сюда мыло, зубную пасту, асидол, щетки, зубную и сапожную, конверты, стрижку, то и оставалось денег на раз сходить в «чепок». Как-то, пошло воровство хлястиков от шинелей. Куда пропал первый – не известно. Надевая шинель и видя, что на ней нет хлястика, не задумываясь, заимствуешь его у соседа и… пошла цепная реакция. Хлястики начали прятать, делали самодельные. Дошло до того, что пол роты были без хлястиков. Перекинулось на другие подразделения. Лишь вмешательство командования училища и привлечение швейной мастерской помогло решить проблему. Вот тебе и хлястик!

Так незаметно, день за днем, зачуханные воробышки превращались в ясных соколов.

7

Третий год обучения значительно отличается от первых двух. Перешли Рубикон. На курсанта уже были потрачены большие государственные средства, и отчислить его из училища стало не выгодно. Разве что за совершение резонансного дисциплинарного проступка. Последнего, за неуспеваемость, отчислили Саню Шинкарука. Хороший, безобидный, дисциплинированный, деревенский парень. Пришел из войск, долго тянулся, постоянно пересдавая свои «хвосты», висел на ниточке и все же завалил последнюю сессию.

Сверху пришло распоряжение о создании экспериментальных рот. Образовалось подразделение, в состав которого вошли четыре взвода, причем первый взвод – первый курс, второй взвод – второй курс и так далее. Командиром назначили майора Соболя. Расположили роту на первом этаже казармы. Пятый взвод четвертой роты, в котором обучался Сергей Сибирцев, стал третьим взводом шестой экспериментальной.

Так не хотелось переводиться, тем более с четвертого на первый этаж, ведь все проверяющие и комиссии обычно выше второго этажа не поднимаются.

Единственный плюс в том, что всю черновую и тяжелую работу выполняли два первых взвода.

С какой целью создавались эти роты не понятно. Возможно, чтобы разбить крупные коллективы на более мелкие разных призывов, по принципу разделяй и властвуй, так как к третьему курсу в ротах окончательно образовались сплоченные коллективы со своими лидерами, к мнению которых прислушивалось большинство курсантов. Возможно, это делалось для преемственности, то есть, стиралась грань между годами обучения. В любом случае – эксперимент не удался. Через год роту разгонят, и все вернется на свои места.

Они встретились на танцах в парке им. Ленинского комсомола («Швейцария»). Был сентябрь месяц, но танцы еще шли на летних площадках. В училище пробовали ввести свободный выход в город для старших курсов. Кроме выходных дней, предусматривались увольнения и в будни с семнадцати до девятнадцати. Это давало огромное облегчение в нелегком ратном труде.

На лавке в парке сидели три товарища: Цепа, Хома и Маршал. Присматривались к мимо проходящим девчатам. С кем бы закадрить на танцах?

Мимо продефилировали три высокие блондинки. Ноги от ушей, в коротких юбках и высоких белых сапогах на шпильках. Вид сзади был умопомрачительный.

– Вот то, что надо. И рост наш, – сказал Цепа.

На танцах они встали возле девчат и с первыми звуками музыки пошли их приглашать. Получилось так, что Сергею досталась самая красивая из них – Валентина. Худенькая, длинноволосая блондинка с карими глазами и греческим профилем. Разговор, как-то не клеился. Серега робел и, после танца, вернув Валентину на место, отошел к ребятам.

Цепа, самый раскованный из них, подвел итоги:

– Симпатичные девчата и, главное, подруги, все время будем вместе, надо «клеить».

Оставшееся время танцевали компанией и от девчат не отходили. Редкие попытки других пацанов пригласить их на танец, натыкались на суровые взгляды троих «Гулливеров» и готовность их к решительному отпору. Судьбу свою испытать так никто и не решился.

Девчатам ребята, по всей видимости, понравились, и они согласились на предложение проводить их домой. Уходили с танцев задолго до их окончания, так как срок увольнения у курсантов ограничен. Положительную роль сыграло и то, что жили они в двадцати минутах ходьбы от училища.

Остановились возле трамвайной остановки.

– Дальше провожать не надо, мы сами. А вам – две остановки на трамвае, и вы возле училища. Встретимся через неделю на танцах, пока, – и девчата юркнули в арку пятиэтажки.

Одухотворенные и в приподнятом настроении, не став ждать трамвая, друзья быстрым шагом возвратились в училище.

– Ну, как девчата? А? – спросил Цепа. – Кровь с молоком, да?

– Мне Валентина очень понравилась, – ответил Серега.

– Еще бы, она из всех, самая красивая. Может, поменяемся?

– Ну, уж нет. Как получилось, так пусть и будет.

– Впрочем, Тоня тоже симпатичная, веселая девчонка.

– А ты, что молчишь? – повернулись к Хоме.

– Да, так. Ну, в общем, нормальные девчата, – сказал он как-то неуверенно.

Видно было, что Наташа ему не очень понравилась.

– Ты смотри, не вздумай разбить нашу компанию. Нормальная Наташка девчонка и нечего тут нос воротить, – предупредил его Серега.

Последующую учебную неделю все старались провести без замечаний. Грызли гранит науки, чтобы не получить «пару». Это означало бы неделю неувольнений.

Вот наконец-то долгожданная суббота и ребята вновь втроем пошли на танцы. Так как гражданкой еще не разжились, да и переодеваться было негде, пришлось идти в форме.

Девчата были уже там. Встретили их, как старых друзей. Весь вечер танцевали вместе, шутили, «подкалывали» друг друга, смеялись. В середине танцев они уже сами обратили внимание на время, чтобы ребята не опоздали из увольнения.

Домой девчат провожали по парам, в прямой видимости друг друга. Валентина рассказала, что они три подруги, живут рядом и, после окончания школы, работают лаборантками на заводе «Орбита».

Остановились возле двухэтажного дома старой постройки.

– Вот здесь я живу.

– А в какое время ты приходишь с работы? – спросил Сергей.

– В шесть обычно.

– Завтра, в половину восьмого, я буду здесь. Выйдешь?

– Хорошо, выйду.

– Ну, все, пока, я побежал. – И Сергей пустился догонять ушедших вперед ребят.

В эти дни свободный выход был временно прикрыт, пришлось идти в самоволку. Этот вопрос был так же отработан. Пошли втроем после ужина. На КПП дежурил второй курс и, естественно, вопросов к старшекурсникам у них не возникло. Другое дело – проходящие офицеры. В тридцати метрах от КПП стояла телефонная будка. Звонить из нее запрещалось, так как это уже за территорией училища, но в исключительных случаях, можно было договориться. Дальше следовал бросок через дорогу, и ребята скрывались во дворах. Через десять минут выходили с трамвая возле Тониного дома.

Сегодня Цепа предупредил, что родителей у Тони не будет и можно расслабиться. В дом он зашел один, но тут же вернулся и позвал ребят. Это была обыкновенная коммуналка, в одной из комнат которой, за неплохо сервированным столом, сидели девчата.

– Что за праздник? – спросил Цепа.

– Подведение итогов официального знакомства, – ответила Тоня.

Выключили верхний свет, включили музыку. Обстановка была довольно интимная и Серега в танце все ближе прижимал Валю, трогая головой ее волосы. Затем взял за руку и утащил в коридор. Там сели на подоконник, и он неумело ткнулся губами сначала в щеку, затем в ухо. И вдруг Валентина сама накрыла его губы жарким поцелуем. В голове все поплыло, хотелось только одного, чтобы это блаженство никогда не кончалось.

Время неумолимо бежало.

– Где вы там потерялись? – донеслось из комнаты. Давайте к нам, будем играть в бутылочку.

Пришлось вернуться. Весь вечер они смотрели друг на друга сияющими от счастья глазами, улыбались. Казалось, что между ними зародилось что-то тайное, касающееся только их. Весь мир разделился в этот момент на до, и после встречи.

Они виделись почти каждый вечер. Валюша пригласила Сергея домой, где он познакомился с ее мамой и старшим братом, только что вернувшимся из армии.

Однако, компания их все чаще стала распадаться. Хома с Наташей так и не нашли общего языка, и она вдруг быстро засобиралась замуж за парня с которым раньше встречалась. Цепа с Тоней, можно сказать, жили вместе. Шли разговоры о скорой свадьбе, но, в конце концов, и у них, что-то не срослось. Сергей и Валюша продолжали встречаться, им было хорошо вместе. Ходили на танцы, в кино, просто гуляли.

Подошло время новогодних праздников. В этот год командование решило дать большой костюмированный бал в спортзале училища. Вход на территорию училища в этот день был для всех свободным.

Серегу выбрали Дедом Морозом, так как в то время он был одним из неформальных лидеров училища. К нему обращались курсанты со всеми спорными вопросами, он организовывал представления созданного им драмкружка. Собрал команду КВН, участвовал в хоре и был впереди всех задуманных дел. Была даже организация, в которой Сергей являлся куратором, а у него были замы, командиры десяток и сотен. Проходили собрания, конференции и сборы. Все это протоколировалось. Очевидно, это были первые ростки самоуправления и демократии, основанной на централизме. Командование знало об этом и относилось, как к очередным шалостям великовозрастных юнцов. Но были и такие офицеры, которые сердито уверяли, что при Сталине их давно бы разогнали и арестовали. Однако, время действительно было уже другое и организация существовала.

Дедом Морозом Сергей бывал не раз и в школе. Однажды произошел даже анекдотичный случай. Валентина Егоровна Оленичева, их классный руководитель, вчерашняя студентка, попросила Серегу провести утренники в младших классах в роли Деда Мороза вместо нее. Серега согласился, переоделся в необходимый костюм и шел по коридору школы в зал, где стояла елка и веселилась детвора. На встречу шла завуч школы Татьяна Федоровна. То ли она решила подшутить, то ли молодость вспомнила, но уверенная в том, что перед ней переодетая Валентина Егоровна, с возгласом:

– А что у нас там есть? – засунула руку под кафтан между ног Сергею!

А там было…!

От неожиданности у завуча раскрылся рот, глаза на лоб полезли, она схватилась за сердце и с криком бросилась прочь.

Серега на минуту тоже стушевался, но, собравшись, прошел в зал и отыграл представление. Завуч на елку так и не зашла.

Перед праздниками всю роту собрали на инструктаж. Командир роты предупредил, что в новогоднюю ночь он будет ответственным и под утро всех посчитает в кроватях по ногам и, не дай бог, кто окажется в этот момент не в постели.

На праздники многие ждали приезда родственников и друзей. В этом случае отпускали в увольнение до двух суток. Остальные же ходили на общих основаниях по графику свободного выхода. Серега сидел в казарме, он получил месяц неувольнений. А дело было так.

За неделю до этого, в воскресенье, его друг, Мишка Стрелков, возвратился из города весь побитый. Избили его пьяные гражданские на танцах в Доме офицеров, а находившиеся там же курсанты зенитного училища, даже не вмешались в драку.

Серега стоял дежурным по роте, решение принял молниеносно. По десяткам и сотням разошлась команда «Тревога» и оставшиеся в училище курсанты, перепрыгнув через забор, рванули к гарнизонному Дому офицеров. Часть курсантов выстроились в две шеренги возле входа, а часть ворвались внутрь здания. Девчат не трогали, а всех пацанов выкидывали на улицу, где их прогоняли через строй ударами курсантских ремней. Пока администрация сообразила, в чем дело, пока вызвали милицию и комендатуру, курсанты так же быстро растворились. Через час все были в училище, как будто ничего не произошло. Три дня шло расследование данного инцидента, но то ли следователи не проявили должного усердия, то ли руководству надо было замять этот случай, но вскоре все завершилось, а возможные участники этой драки получили дисциплинарные взыскания, среди них был и Сибирцев.

Тридцать первого, после праздничного ужина в курсантской столовой, все пошли на бал. В спортзале яблоку негде было упасть. Девчат пригласили со всего города. Сергей был задействован во многих представлениях, поэтому крутился, как волчок. После концерта переоделся в Деда Мороза, зашел за снегурочкой, Людой, двадцати семи летней лаборанткой с кафедры Линейных сооружений связи, и направились в зал веселить народ.

В разгар праздника подошла Валюша.

– Дед Мороз, а можно с вами потанцевать? – И не слушая ответа, закружилась с ним в вальсе. Кругом горели бенгальские огни, сверкала гирляндами елка, разлеталось конфетти из хлопушек.

– Дед Мороз, а можно вас похитить? – шептала жарко в ухо Валюша и начала постепенно продвигаться к выходу. Там их ждали Цепа, Хома, Тоня и Наташа.

– Ребята, поехали к нам, встретим Новый год? – предложила Наташа.

Предложение было принято, но если ребята были в свободном выходе, то Сергей уйти не мог, да и как пропасть Деду Морозу в разгар праздника? Но, положившись на «авось» и уступая пожеланиям девчат, компания через забор полезла в город.

Ехали на трамвае. Редкие пассажиры с удовольствием общались с Дедом Морозом. Кондуктор даже пропустила остановку, чтобы подвезти компанию ближе к дому.

Гуляли в частном доме, где жила бабушка Наташи. Девчата заранее накрыли стол. Время подходило к двенадцати. Открыли шампанское, выпили за старый год, год их встречи. Пожелали друг другу всего хорошего в наступающем новом 1974 году. Пробили куранты, начались танцы. Девчата так раскрепостились, что стали оголяться в быстрых танцах. Сергей утянул Валю на улицу, где она обвила руками его шею и они забылись в страстном поцелуе.

– Сереж, пойдем ко мне домой, я сегодня одна. Пусть эта ночь будет наша, – страстно шептала Валя.

После этих слов Серега был готов на все, но здравый смысл все-таки останавливал его.

– Дорогая моя, я сегодня не могу. Ночью в казарме будет проверка личного состава и, если я попадусь, меня просто выгонят из училища.

– Сереж, ты что, не понимаешь, как мне трудно было тебе это сказать? Почему ребята остаются с девчатами, а ты должен уйти?

– Так сложились обстоятельства. Ты же знаешь, что у меня месяц неувольнений и за мной постоянный контроль. Не могу я, мне надо идти.

Валюша фыркнула, хлопнула дверью и забежала в дом.

Вышел Хома:

– Ну, ты чего, Маршал? Валя чего-то плачет.

– А, ладно, разберемся. Ты остаешься?

– Нет, у меня увольнение на сутки. Пойду домой, поздравлю родителей (Саня единственный из троих был местным).

– Пошли вместе, мне пора в училище.

В училище праздник уже закончился, расходились последние гости, а в два часа ночи вдруг объявили общую поверку. Вовремя Серега вернулся, иначе быть бы большим неприятностям.

На следующий день после завтрака Серега опять пошел в самоволку к Вале, предупредив друзей, чтобы прикрыли его. Валентина была одна, но встретила Сергея как-то не очень радостно. Она еще спала, сославшись на головную боль. Сергей сел на кровать, взял ее руку, наклонился к уху и зашептал о том, какая она красивая, умная и хорошая. Затем прилег рядом, обнял ее. Что делать дальше Серега не знал, вернее, знал, природа подсказывала, но была какая-то черта, которую он просто так переступить не мог. Ну не было у него еще опыта интимных отношений с женщиной. Валя вдруг быстро встала и убежала одеваться в другую комнату. В дверь постучали, это пришли Володя с Тоней.

– Ты что, не уходил? – спросил Цепа Серегу.

– Нет, я только что из училища, там ночью была проверка, но все прошло нормально.

Вышли на улицу.

– У вас скоро каникулы, ты домой поедешь? – спросила Валя.

– Да, конечно домой, но сначала надо сессию сдать.

– А ты обо мне родителям говорил?

– Нет, пока как-то не получалось, а в письме не хотел.

– Думаю, что в этом отпуске, ты все-таки им расскажешь о наших отношениях.

Серега понял, что пора принимать решение.

Шло время. Приближался День Победы. Серегу вызвал командир роты:

– Сибирцев, ты у нас отвечаешь за культурно-массовый сектор?

– Так точно, товарищ капитан!

– В училище намечается большой конкурсный концерт. Что мы можем показать?

Сергей задумался.

– Можем КВН организовать. Можем выступить с литературно-музыкальной композицией, уже есть наработки. ВИА наш выступит.

– Ну, с КВНом подождем. А вот композиция – это хорошо. Успеешь?

– Если надо, успеем.

– Какая помощь нужна?

– Освободить участников от хозяйственных работ и нарядов. Неплохо бы пригласить девчат из музыкального училища. Надо договориться с аппаратурой в университете, с костюмами в театре.

– Понятно. Набросай предложения в письменном виде. Увольнительные возьмешь у старшины, и… дерзай. Срок – неделя!

Закипела работа. Желающих «шлангануть» от службы и лишний раз побывать в городе нашлось немало.

Сибирцев отобрал ребят, распределил обязанности. После обеда собирались в клубе училища и усиленно готовились к конкурсной программе.

Накануне концерта произошел случай, который чуть его не сорвал.

В очередной раз училище вели в оперный театр. Давали «Летучую мышь». Курсантов интересовало не столько само представление, сколько театральный буфет. Там всегда были вкусные заварные пирожные и лимонад. Втихаря, можно расслабиться коньячком.

Первое отделение прошло спокойно. В антракте толпы курсантов кинулись в буфет.

– Может, выйдем в парк? Там есть кафе. Спокойно посидим. – Предложил Мишка Стрелков. Его поддержали Славка Урин и Серега Петухов.

В кафе было свободно, лишь за двумя столиками сидели мужики и пили пиво. Взяв пельменей, салатов, пива и бутылку «Волжского» ребята принялись за трапезу.

На второе отделение решили не идти. Взяли еще вина. Когда засобирались на выход, в кафе вдруг зашел патруль. Обстановка обострилась.

– Выходим на улицу и разбегаемся, – скомандовал Серега.

В парке они бросились врассыпную. Сибирцев рванул в ближайший проходной двор. Сзади слышался топот патрульных. То ли так темно было, то ли с перепугу, но Сергей не заметил впереди целой девятиэтажки и «со всей дури» врезался головой в ее угол. Упал. Над ним прогрохотали «кирзачи» патрульных. Поднялся. Голова гудела. По лицу расплывалось что-то липкое. В таком состоянии возвращаться в театр бессмысленно. Опасаясь патруля, на остановку не пошел. Отряхнув форму и утершись носовым платком, направился в училище пешком. В казарму зашел в тот момент, когда рота строилась на вечернюю поверку. Заскочил в умывальник, привел себя в относительный порядок, глянул в зеркало – все лицо было в ссадинах. Но, что делать? Встал в строй, во вторую шеренгу, спрятался. Ребята все были на месте, добрались без приключений.

После отбоя обсудили итоги вылазки в кафе. Спасло их то, что патруль куда-то пропал, а на выходе из театра не проверили наличие личного состава.

Правда, утром Сергея остановил ротный:

– Сибирцев, а что у тебя с лицом? На кулак упал или «асфальтовая болезнь»?

– Никак нет, товарищ капитан. Это имидж такой. Готовимся к постановке композиции.

– Ну, готовься, готовься… Посмотрим на результаты…

А результаты были отличными. Курсанты читали стихи о войне. Затем шла композиция. На фоне идущих по экрану документальных кадров и музыкальной фонограммы, курсанты и приглашенные девчата из музыкального училища, переодетые в арендованные у театра костюмы, играли сценки из боевого прошлого наших отцов и дедов, в постановке несостоявшегося режиссера Сереги Сибирцева. В заключении выступил ВИА. Было здорово! Рота заняла первое место! Участников наградили грамотами и подарками, а Сибирцева, Георгий Васильевич, «забыл» наказать.

Кстати, были случаи, когда Сибирцев тоже помогал командиру роты. Однажды ночью его поднял дневальный:

– Серега, звонил ротный и сказал, что ждет тебя на площади Горького в телефонной будке…!?

– А, сколько время?

– Два часа.

– Понятно. Иди.

Сибирцев поднял Юрку Киселло, Цепу и, перепрыгнув через забор, они побежали в город. Обошли всю площадь и лишь в третьей будке нашли на полу мирно спящего Георгия Васильевича. Подхватили его на руки и понесли домой.

Жена еще не спала.

– Где вы его нашли? – строго спросила она.

– Сидел на скамейке, на площади Горького.

– Ясно. Ему позавчера «майора» дали. Вот третий день и празднует. Спасибо, ребята, что помогли.

В дальнейшем, естественно, об этом случае никто даже не заикался, как будто ничего и не было.

Начало третьего курса для Сергея Сибирцева было омрачено тем, что при следовании домой на летние каникулы, у него в Москве на Казанском вокзале украли сумку с вещами, деньгами и документами.

В поезде перед Москвой он переоделся в гражданку, чтобы в городе не цеплялся военный патруль. До следующего поезда еще было часа три и он, взяв билет, стоял возле входа в вокзал. К нему подошел какой-то грязный похмельный мужик и стал жаловаться на жизнь. Узнав, что Серега курсант и едет домой в отпуск, попросил у него рубль, а затем пригласил в магазин. Серега, по простоте своей и молодости, согласился. Там взяли вина и сели на детской площадке, подошли друзья мужика.

В общем, все получилось до банальности просто – обыкновенный развод. Выпили, пошли к кому-то. Один из них зашел в дом, затем высунулся из какой-то форточки и крикнул, чтобы кто-нибудь поднялся к нему. Пошел, почему-то Сергей, отдав подержать сумку другому мужику. Лишь на лестнице он понял, что не знает в какую квартиру заходить. Спустился вниз, но уже ни мужика, ни сумки там не было. Глупее не придумаешь, обидно было до слез. Пошел на вокзал в дорожную милицию, но там чуть самого не забрали, так как был выпивши. Хорошо, что железнодорожный и военный билеты были в кармане, а вот форма, подарки родным, все деньги – пятьдесят рублей и комсомольский билет, остались в сумке.

Поездом проехал до Петрозаводска и в самых расстроенных чувствах, без копейки денег, наведался к тетке. Уже и отпуск не отпуск, все мысли о том, что будет в училище? Ну, форму он с помощью друзей восстановит, деньги и все остальное – бог с ним, а вот потеря комсомольского билета, это очень серьезно. И вдруг придет сообщение из милиции?

Заняв у тетки десять рублей на билет, Серега на «Комете» через Онежское озеро добрался до Вытегры. Маме сказал, что сумку оставил в Москве в камере хранения, так как забыл код. Заберет ее на обратном пути.

По приезде в училище, после отпуска, некоторое время пропажу комсомольского билета скрывал. Однако, надо было ставить в нем штампы об уплате членских взносов и комсорг Саня Новиков добил его. Узнав о пропаже, раздул такое дело, что Серегу чуть из комсомола не выгнали, а соответственно и из училища. Помог, как обычно, любимый ротный, Жора Свитловский. Ограничились строгим выговором. Трудно понять таких людей, как Саня.

Общеобразовательные предметы закончились, шли специальные и военные дисциплины. Большое внимание уделялось практической работе на средствах связи. Заметно улучшилось питание в курсантской столовой. Больше стала пайка масла и сахара, появились вареные яйца. Серега из-за роста получал полторы пайки. Подняли стипендию – десять восемьдесят. Стали чаще ходить в чайную, да и младшие курсы добровольно – принудительно делились в «чепке».

Начались курсантские свадьбы. Первым женился Юрка Шикалов. На свадьбе был весь взвод. Перед торжеством всех так заинструктировали, что на свадьбу и с нее шли строем под командой сержанта Чемоданова Вити, а в кафе вели себя очень скромно, ограничившись поздравлением и одним бокалом шампанского. Доверие и добро командования получены и, как говорится, лиха беда начало, на следующих свадьбах уже гуляли «на всю ивановскую», однако эксцессов и происшествий не было, так как все знали характеры и возможное поведение друг друга и при необходимости во время приходили на помощь.

Третий год обучения запомнился разгулом стихии. Сначала произошел оползень земли со склона, на вершине которого стояло училище, высотой более ста метров, а затем, пронесся смерч над центральной частью города. Сергей видел последствия оползня. Огромная многометровая масса земли наглухо перекрыла важнейшую магистраль города через реку Оку, перевернув при этом несколько легковых машин и трамвай. Жертв, к счастью не было. В это время со стороны Сормово по мосту неслась «Волга», а за ней две машины ГАИ. Не заметив из-за поворота обвала, она на скорости врезалась в стену земли и остановилась. Водитель выскочил и побежал в гору, но его быстро настигли менты и задержали. Вот так стихия остановила угонщика.

Завалы разбирали месяца два, в ликвидации стихии принимало участие все училище.

Через некоторое время над городом пронесся смерч. Сергей в этот день был в гостях у товарища и подумал, что у него глюки начались, когда увидел в окно второго этажа пролетающую на дереве женщину. Смерч принес значительный ущерб, были жертвы. Много снесло крыш домов. Разнесло вещевой склад училища и долго еще на электрических проводах вокруг него висели портянки и кальсоны. У одного из офицеров подняло металлический гараж, выкинуло из него и буквально размазало об угол дома новый «Жигуль», а гараж поставило на место, да так, что утром хозяин ничего не заметил, пока не открыл его. Машины не было. Все, что от нее осталось, груда металла, лежало неподалеку.

К концу шестого семестра выровнялись отношения между курсантами и сержантами, в общении перешли на «ты». Курсанты старших курсов ходили дежурными, дневальные были от младших курсов. В караулы заступали часто, но они как-то уже были не в тягость, за исключением первого поста. Все стремились на самый дальний четвертый пост в автопарк, где можно расслабиться, посидеть в затишке, предавшись мечтам о будущей жизни. Спать тоже меньше хотелось, не смотря на то, что после отбоя, за разговорами, засиживались до утра.

Однажды в карауле произошел довольно серьезный случай, заставивший задуматься о том, что они имеют дело с боевым оружием. Как-то под утро, сменившись с постов, смена разряжала оружие у пулеулавливателя. Сергей отомкнул магазин, тот упал. Нагнулся, чтобы его поднять и в это время над ним, на уровне груди, прогрохотала очередь из автомата. Ну, как тут не поверишь в судьбу? Если бы не упал магазин, если бы он не нагнулся, наверное, на этом бы для него все и закончилось. Получилось это из-за того, что рядом разряжавший оружие Вовка Микрюков в полудреме перепутал последовательность действий и вместо того, чтобы сначала отстегнуть магазин, передернул затвор и нажал на спусковой крючок, непроизвольно развернув ствол в сторону Сергея. Первое мгновение был шок, затем прибежал начальник караула и, увидев, что все живы – здоровы, успокоился и дело замяли.

На старших курсах, одним из лучших считался наряд по столовой. Для мытья полов, посуды и чистки картошки привлекали по вечерам младшие курсы, а сами жарили картошку, иногда с мясом, болтали с поварами и официантками. Если видели, что молодежь не справляется, отправляли ее спать и брались за дело сами. Никакого принуждения, а тем более зуботычин, не было. Просто каждый знал свое дело и возможности, да и молодежь сама довольно часто обращалась к старшим за помощью.

Как-то, заступив дежурным по штабу училища и принимая вечером под охрану кабинеты, Сергей заглянул на коммутатор. Там работала молодая симпатичная телефонистка. Сделав ей пару рядовых комплиментов, он получил приглашение на чай. Так завязались их дружеские отношения. На лице Лены было написано, что она хочет замуж. Всячески обхаживая Серегу, она постоянно приглашала его заходить в гости. Сибирцев же, несмотря на свою внешнюю разухабистость, внутри все еще оставался мальчиком и Лену воспринимал только как интересную собеседницу, с которой можно было убить время.

Иногда он рисковал. Коммутатор располагался на втором этаже, а на первом был первый пост по охране знамени части. Парадокс – несмотря на то, что командование считало курсанта Сибирцева ярым нарушителем воинской дисциплины, знамя училища доверяло только ему. Серега правдами и неправдами пытался улизнуть от такого «доверия», но ничего не получалось. Он вновь и вновь был вынужден долбить службу, вытянувшись в парадной форме возле знамени, под круглосуточным ослепляющим светом мощных ламп. И вот, с появлением Лены, он решил разнообразить службу. Поздно вечером, когда в штабе наступала тишина, Сергей вызывал дежурного по штабу, вешал на него свой автомат, а сам шел к Ленке чай пить. Бывало, в это время, в штаб заходили проверяющие. Но, видя в конце длинного коридора часового у Знамени части бдительно несущего службу, удовлетворившись и не заметив подвоха, удалялись.

В будни, время свободного выхода в город по вечерам было всего часа два – три, поэтому обычно направлялись в кино, городскую библиотеку или баню. А вот в выходные, шли к кому-то из местных курсантов домой. Там переодевались в гражданку и сидели в кафе или пельменной. Пили пиво, с расчетом, чтобы к концу увольнения не было запаха. Затем, шли на танцы в Дом учителя, Дом медика или Дом офицеров. Летом, как правило, отдыхали в парке Кулибина или им. Ленинского комсомола («Швейцария»).

8

Обучение в училище медленно, но верно, шло к завершению. Время на учебу уделялось значительно меньше, так как дисциплины шли в основном специальные, не очень сложные.

Научились сдавать экзамены и зачеты без подготовки.

Накануне испытаний ребята приходили на кафедру и готовили аудиторию: под столами вбивали гвозди в пол, от которых протягивали провода в соседние классы. Экзамен проходил примерно так. Курсант заходил в класс, брал билет, садился за стол и ставил ногу в сапоге так, чтобы металлическая подкова на каблуке соединилась с гвоздем и замкнулась цепь. От подковы шел провод на наушник, спрятанный в погоне. Второй конец провода шел в соседний класс через тестер и усилитель на микрофон. Опуская пятку, замыкалась цепь, отклоняя стрелку на приборе и было видно, что сдающий экзамен готов к работе. Его, например, спрашивали в микрофон:

– У тебя билет в первом десятке? – стрелка оставалась на месте.

– У тебя билет во втором десятке? – курсант поднимал пятку, стрелка падала.

– Понятно!

Таким образом, находился номер билета и затем, оставалось только прослушать в наушник ответы. Своеобразная односторонняя связь.

Такая сдача экзаменов ни разу не подводила, хотя пользовались ею Сергей с друзьями крайне редко. Подготовку аудитории вели скорее для самоуспокоения, чтобы подтянуть отстающих курсантов и поднять средний балл взвода и роты.

Хитрили и по физической подготовке. Каждое воскресенье, несмотря на время года и погоду, проводились кроссы на три километра в расположенном вблизи парке «Швейцария». Если не уложишься в норматив, – на ближайшие выходные об увольнении можешь забыть. Выполнить же его можно было лишь полностью выложившись, на пределе человеческих возможностей. С каждым годом нормативы становились все жестче.

Как же их выполнить с наименьшим напряжением? Придумали. Беговой маршрут проходил по лесной зоне. Через метров триста после старта, в кустах, прятали второкурсников. Команда: «На старт! Внимание! Марш!» И мы рвали «…на три тысячи, как на пятьсот». Главное – добежать до кустов. Там накидывали свои номера на «молодых» и падали в траву. Те бежали дальше, отмечались на контрольных точках и возвращались обратно. В кустах вновь менялись нагрудными номерами и, с улыбками победителей, лихо заканчивали дистанцию. Особо не наглели, укладывались в средние нормативы. Подобное практиковали и зимой на лыжных десяти километровых гонках. Правда, перед «госами», эту хитрость командование разгадало и трассу сделали прямой, без разворота. Разделили «старт» и «финиш». Пришлось «умирать» самим.

После возвращения с очередных каникул Сергей встретился с Валей. Не ответив на поцелуй, она спросила:

– Ты разговаривал обо мне с родителями?

– Нет.

– Почему?

– Валюша, ну подожди еще немного, дай мне закончить училище. А то, что за жизнь у нас будет – ты дома, я в казарме?

С этого дня их отношения разладились. Валя начала избегать встреч, а вскоре ему сказали, что видели ее неоднократно с молодым человеком. Для Сергея это был удар. Он очень переживал и искал встреч. Ведь он ее любил!

Однажды, Сергей вернулся из самоволки после безрезультатных поисков Валентины. Дневальный предупредил, что его уже давно ищет командир взвода.

– Товарищ курсант, где вы были? – спросил он.

– На КПП, товарищ старший лейтенант.

– Не были вы на КПП, как и в другом месте на территории училища, вас уже три часа ищут.

– Я был на КПП, ко мне девчонка приходила.

– Кто вас видел?

– Никто.

– Понятно. А где вы выпили?

Это уже было слишком и Серега «завелся». Закончилось тем, что Голиков объявил ему трое суток ареста и приказал дежурному по роте сопроводить Сибирцева в камеру при караульном помещении.

В карауле стоял второй курс, начальником – сержант с четвертого курса. Сергея все они знали, и закрывать в камеру, конечно, не стали. Перед вечерней поверкой в караулку прибежали Цепа, Лысый (Лешка Рубанов) и Чапа (Колька Чаплыгин). Они только что вернулись из увольнения. Узнав, в чем дело, решили поднять роту и бастовать, пока Серегу не выпустят.

Четвертую роту поддержали девятая и первая, три роты не вышли на вечернюю поверку, выдвинув требование – свободу Сергею Сибирцеву! Для семидесятых годов, это довольно серьезный поступок.

Дежурный по училищу принял решение переместить Сибирцева из училища в город на гарнизонную гауптвахту. И вот уже караульные с оружием сопровождают Сергея в Нижегородский кремль, бывшую тюрьму, где в свое время сидели видные большевики. Потянулись дни ареста. В гарнизонном карауле стояли в основном солдаты внутренних войск, которые, мягко говоря, недолюбливали курсантов, как будущих офицеров. Сергею приходилось выполнять самую грязную и тяжелую работу. Шесть часов в день строевой подготовки, шесть часов сна при электрическом свете на деревянных нарах, кормили кашей с хлебом и кипятком. Скрипя зубами, Серега терпел. За надуманные провинности ему постоянно добавляли срок. В общей сложности он получил максимальные пятнадцать суток.

На второй неделе отсидки в караул заступило родное училище. Серегу встретили, как героя. Выпустили из камеры, вкусно накормили. Он принял душ, и целые сутки общался с товарищами. Приехали друзья, рассказали о дальнейших событиях в училище. После того, как Серегу увезли на гарнизонную гауптвахту, дежурный по училищу прибежал в казарму и начал выгонять курсантов на плац для проведения общей вечерней поверки. Однако три роты отказались выходить. Тогда он вызвал командиров рот и комбата, но и после этого на плац вышли лишь сержанты и комсомольские активисты. Наконец, прибыл начальник училища, дал слово, что лично разберется в данном инциденте и виновных накажет. Лишь тогда роты вышли на плац.

Серега до глубины души был польщен такой поддержкой друзей, аж слеза накатилась. Но он знал, что случись подобное с любым из них, он поступил бы точно так же.

– Маршал, так что у вас там все-таки получилось? А то, Голиков такое несет! Будто бы ты бросил в него табуретку. Кричал: «Убью!» – поинтересовался Юрка Киселло.

– Да не было ничего такого. Ну, послал я его на х…и все. Он уже задолбал меня своей слежкой. Явно хочет, чтобы меня выгнали из училища.

– Серый, тебе сейчас надо успокоится и временно затихнуть. И не возмущайся, я тебе, как другу советую. Голикова и так хотят в войска выкинуть, а тут еще ты. Он пойдет ва-банк.

После «губы» Серегу пригласили на партийное бюро училища, хоть и был он только комсомольцем. Там его пожурили, объявили выговор, а вот командир взвода получил строгое партийное взыскание, за что затаил на Сибирцева злобу и, в конце концов, отыгрался при получении Сергеем назначения к первому офицерскому месту службы.

Наступило время войсковой стажировки. Так как специализация училища – крупные стационарные узлы связи (от армейского и выше), то курсантов разбросали по всему Союзу. Сибирцев в составе своего отделения попал на узел связи штаба Средне-Азиатского военного округа в город Алма-Ата.

Получив сухие пайки на неделю и стипендии, убыли поездом на Свердловск. Ночь гуляли по столице Урала, было сыро и холодно, город показался темным и мрачным с большими, старыми коробками домов. К утру выехали на юг. Сначала шли невысокие уральские горы, леса, затем равнины и степи, за окном значительно потеплело. Долго стояли на станции Ош. Вокруг пыль, песок, казахи в национальных одеждах, да юрты с привязанными возле них ишаками.

Штаб округа располагался на окраине города у подножия красивейших высоких гор Ала-Тау, вершины которых были покрыты снегом. В ясную солнечную погоду не возможно глаз оторвать от такой красоты. Жили в казарме. Курсовые работы составляли большей частью теоретически, так как на действующий узел связи практикантов старались не допускать во избежание непредвиденных эксцессов. Эти две недели запомнились неспешными утренними подъемами под пластинку Анны Герман «Один раз в год сады цветут», экскурсией на высокогорный каток «Медео», да подъемом по канатной дороге на гору Кок-Тюбе с посещением ресторана.

По возвращению со стажировки пошли массовые курсантские свадьбы. К окончанию училища до трети курсантов связали себя узами Гименея. Женился Цепа (не на Тоне), Лысый и другие ребята. Комсомольские свадьбы проходили весело, гуляла в основном одна молодежь. Свидетели и гости торжества, через некоторое время, женились между собой. Свадьбы шли по нарастающей, как снежный ком. Гуляли почти каждый день. Серега был на многих, несмотря на то, что официально должен был сидеть в училище, периодически получая от взводного две недели неувольнения.

По вечерам и в выходные дни в казарме было шаром покати. Все уходили в свободный выход, оставались пять-шесть человек имеющих взыскания или задолженности по учебе. Зачастую, среди них, из-за дисциплины, был и Сибирцев. Такие дни были праздниками для желудка. Столы в столовой накрывались как на полную роту и можно объедаться котлетами, маслом и сахаром, сколько организм примет. Но, как говорится: «Видит око, да зуб неймет», ничего уже не хотелось, это бы изобилие да на первый курс!

Как-то в один из таких дней к Сереге подошел Юрка Киселло:

– Маршал, а ты чего не в городе?

– Как будто ты не знаешь? Как обычно – две недели неувольнений.

– Я тоже никуда не пошел, но что-то скучно. Может, прошвырнемся?

– Не проблема. Пойдем.

Друзья перепрыгнули через забор за учебным корпусом.

– Забежим к матушке. Я денег возьму, и поедем ко мне, а там посмотрим.

Юрина мама работала напротив училища, в стоматологической поликлинике.

Домой к нему, в целях безопасности, добирались на перекладных трамваях, а затем пешком. Жил он в центре города, на набережной.

– Полистай пока журналы, а я позвоню подруге. – Предложил он Сереге, когда зашли в квартиру.

Журналы оказались, конечно, порнографическими. Серега впервые открывал издание такого содержания. Да это и неудивительно, за них в то время была статья. Видел, конечно, десять раз перепечатанные игральные карты, но это же совсем другое.

– Ну, как? Слюни не текут? Расслабься. Это сестра из Польши привезла. Сейчас идем в кафе на Чкалова, там нас будут девчата ждать, а пока давай примем по грамульке коньячка.

Включили музыку и под коньяк обсуждали снимки журнала.

В кафе пришли уже навеселе. Подсели к девчатам. Заказали шампанского. Закурили. Юрка, почему-то, пепел начал стряхивать в бокал подруги. Все на него с интересом посмотрели.

– Это от изжоги, – чуть заплетающимся языком промолвил он, – пей.

Девчонка, нерешительно выпив глоток, поставила бокал на стол.

Тогда Юрка, плюнув на «бычок», бросил его в остатки вина!

Это уже был перебор. Серега понял, что надо уходить.

Только они поднялись, как в кафе зашел Голиков. «Это …здец!» – подумал Серега.

Голиков, пройдя по ним безразличным взглядом, направился к стойке бара.

– Бежим! – Крикнул Серега, – и выскочил из кафе.

В училище возвращались трусцой.

– Да не узнал он нас, чего ты переживаешь? – успокаивал его Юрка.

– Как не узнал, когда он смотрел мне в глаза и тем более мы были в форме?

Самое интересное, что никто об это случае так и не вспомнил. Взводный проходил мимо, как будто ничего не случилось. Лишь на выпускном вечере он признается, что видел нас. Серегу бы он с удовольствием заложил и, скорее всего, на этом бы его учеба закончилась, но тягаться с сыном начальника училища, была кишка тонка.

9

Курсанты четвертого выпускного курса – это без пяти минут офицеры. К этому времени коллективы настолько сплотились, что кроме, как братскими, отношения не назовешь. К тому же, как упоминалось выше, была своя организация, которая при необходимости могла выступить в защиту любого курсанта. Командование старалось не задевать выпускников без необходимости. Как говорится, «не буди лихо, пока тихо». Женатые, почти все вечера и выходные проводили дома, холостяки бегали по девчатам и кафешкам. Часто ходили на примерки, ведь шились целых три формы одежды.

На последнем курсе училище начали переводить в Ленинград и, так получилось, что учиться начинали в Горьковском командном, а заканчивали в Ленинградском инженерном училище связи.

Не напрягаясь, сдали государственные экзамены. Настроение было отличное. Весна полностью вступила в свои права, природа буйствовала свежей зеленью. Ярко светило и пригревало солнышко. Впереди грезились безумные армейские перспективы, молодость рвалась в бой. Это были дни и недели настоящего счастья!

Подошло время «золотого карантина», время, когда обучение уже закончено, а офицерские звания еще не присвоены. Ждали приказ Министра Обороны. Увольнения закрыли, целый месяц ходили в караулы. В караульном помещении играли в карты, бегали через забор за пивом, стояли на посту по четыре часа, вместо положенных двух, чтобы быстрее время проходило и больше на сон оставалось. Естественно, грубых залетов не допускалось.

На утреннем подъеме уже не вскакиваешь, как «угорелый», а позволяешь себе понежиться в постели. На зарядку бегали по желанию, в основном те, кто на обратном пути любил заскакивать в буфет, где к этому времени всегда были свежие булочки и молоко.

Наконец пришел день торжественного вручения первых офицерских званий и выпускных вечеров.

Эту дату по своей значимости очевидно можно сравнить с днем принятия присяги. Только, если четыре года назад в строю шли еще не оперившиеся, растерянные юнцы, то теперь вбивали асфальт в землю и бросали через плечо горсти медных пятаков стройные ряды красавцев лейтенантов. Под марш «Прощание славянки» они ступили к вечному огню на святую землю Нижегородского кремля. Церемония вручения дипломов и прощание со знаменем училища прошли очень торжественно. Затем, под медь оркестра, с песней, училище двинулось по улицам города.

Под вечер повзводно разъехались по ранее заказанным ресторанам. Серегин взвод гулял на набережной Волги, в «Нижегородском». Планировали, что каждый курсант придет с девушкой.

Сергей хотел бы в этот день видеть рядом с собой Любашу, но это было невозможно, так как последние два года их переписка как-то сошла на нет, а недавно он узнал, что Люба вышла замуж за сокурсника по институту. С Валей как-то тоже все расстроилось. Конечно, были еще девчата-приятельницы, с которыми он поддерживал отношения, но это все было не то, не было «полета души».

Накануне выпускного всех удивил Чекист, Серега Петухов. Он вдруг решил жениться. Дело в том, что за все время учебы у него не было серьезных отношений ни с одной девчонкой. А тут вдруг в последний момент и такой серьезный шаг!? Его можно было понять еще полгода назад, когда шел обвал свадеб. Тогда ребята узаконивали длительные отношения. Случалось, что женились и просто так, за компанию. Его избранницу, Валентину, никто толком не знал. Но, почему именно она!? Чекист поставил друзей перед фактом, ничего не объяснив:

– Свадьба послезавтра. Роспись в девять. Тебя, Маршал, прошу быть свидетелем.

Серега Сибирцев был в смятении. Да, Чекист ближайший из друзей и Серега очень переживал за его судьбу. Тем более, напрашивался вопрос, почему он узнает об этом последним? Попытался объясниться, выяснить необходимость такого шага, но тот уперся, как бык. Сощурил, как всегда, глаза, играя постоянным алым румянцем на щеках, и ничего не хотел объяснять. Ясно. Он уже все решил, и советы не нужны. Ну, Чекист и есть чекист.

В последнее время Сергей близко сошелся с Володей Микрюковым и Славой Уриным, Черный и Граф, как их звали друзья. Вовку за то, что был похож на цыгана, а Славика – за светские манеры.

Черный дружил с местной девчонкой и каждый раз после встречи с ней рассказывал, какая она хорошая, красивая, и что он влюблен в нее. Однако, взаимного чувства, похоже, там не было. Однажды вечером Сергей зашел в сквер возле КПП и увидел на лавочке Володю с ней. Подошел. Владимир их познакомил. Наташа оказалась красивой, стройной блондинкой с голубыми глазами. И вот, накануне выпускного, Черный ходил сам не свой. Поссорился с Наташей, и та отказалась идти с ним на вечер. По просьбе Владимира Сергей выступил в роли мирового судьи, позвонил ей и попросил придти в ресторан. Наташа согласилась, но при условии, что пойдет с Сергеем. Тот не долго думая, согласился, чтобы помочь другу. Он размышлял так, что все равно он там долго не будет, так как был приглашен во все пять заказанных ресторанов и, может быть последний раз в таком составе, пообщается со всеми ребятами, а Владимир останется с Наташей.

Присутствующие в зале ресторана были в приподнято – торжественном настроении. Кругом все сияло от зеркал, хрусталя и золота офицерских погон. За столами, расставленными большой буквой «П», сидели родственники, друзья и подруги новоиспеченных лейтенантов. Ребята же по привычке общались между собой. Из командования никого не было, очевидно оно осуществляло объезд всех мест празднования. Наташа разговаривала в основном с Сергеем, на что Черный реагировал довольно негативно. Начались торжественные речи и поздравления, слово дали Сибирцеву. Какими словами можно сказать о том, что закончился самый короткий, но наиболее трудный и яркий жизненный этап каждого из них? В горле перехватило от избытка чувств. Как можно передать всю теплоту и душевность сурового армейского братства? Впрочем, каждый понимал состояние друга. Сергей предложил тост за офицерскую дружбу.

Заиграл ансамбль, начались танцы. Наташа пригласила Сергея, но потанцевать им не удалось, в ресторане появился Цепа:

– Давай быстрее, все тебя ждут, машины на улице, надо же все кабаки объехать и есть сюрприз – в «Оку» пришли Валя и Тоня! – обратился он к Сергею.

Валентину Сергей не видел уже два месяца, но чувства к ней остались прежними. После Любаши она была единственной девушкой, которая затронула его сердце.

Колонна машин двинулась на «последнюю гастроль» по ресторанам Нижнего. Там уже дым стоял коромыслом. Молодые лейтенанты, в хорошем подпитии, обнимались, целовались, вспоминали прошедшие армейские годы. В «Оке» встретили командира взвода, Голикова, Он стал, очевидно по пьяни, поливать Сергея грязью. Сибирцев попросил Цепу и Хому вывести старлея из ресторана, чтобы не разбираться на людях, а руки так и чесались. Долго Сергей ждал этой минуты, когда они уже в равных званиях поговорят по-мужски.

Сергея задержала Валя. Она была как никогда веселой и увлекла его к стойке бара. Такое состояние для Вали было не характерно, но разбираться нет времени и вскоре вояж по ресторанам, уже с девчатами, продолжился. О взводном, как-то в суете все забыли. Это его и спасло. Гуляли до утра…

Проснулся Сергей в казарме заваленный матрацами. Голова соображала с трудом, во рту сушняк. Как он сюда попал, соображал с трудом. На соседних кроватях лежали Граф и Черный, которые были тоже не в лучшей форме.

– Черный, который час? – спросил он Вовку.

– Двенадцать.

– Елы-палы! В девять же роспись у Чекиста, а я свидетель!

– Ну, что сделаешь, поезд ушел. Да и какой дурак устраивает свадьбу на следующее утро после такого торжества? С нами не посоветовался. Да, Бог ему судья. Не переживай, это его личное дело. – Успокаивал Черный.

Расслабляться дальше не было время, да и впереди манил прекрасными перспективами первый летний лейтенантский отпуск. Сегодня ехали в гости к Черному в Зуевку Кировской области, а затем через Ленинград, с заездом к Славику Урину, домой в Вытегру.

Вот так и закончилась славная курсантская юность!

В детстве время кажется бесконечным, дни тянутся, тянутся, конца им нет.

В детстве время зеленое и голубое, и как бы ни трудна была жизнь, как бы не было холодно и голодно, будущее всегда больше и богаче прошлого.

Детство, а затем и юность, откладываются в душе острыми чувствами и ощущениями и человек до последнего вдоха черпает в них уверенность и оправдание своего «я», часто уже исчезнувшего под ударами жизни.

Детство и юность это неиссякающий колодец с прохладной целительной водой, из него ты пьешь всю жизнь, в радости – не замечая, в горе – с благодарной грустью…

Книга вторая

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ В САПОГАХ