Записки «Русского Азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России

Меня, ныне живущего в России, давно мучают вопросы: какой след мы оставили в Центральной Азии за более чем 100 – летний период времени? Был ли в нашем присутствии какой либо исторический смысл? В чем состоял этот смысл для меня, прожившего в Киргизии лучшую часть своей жизни? Чтобы ответить на это, необходимо проследить судьбу русских переселенцев начиная с истоков «загогулины», которая привела в XIX веке первых русских переселенцев в Туркестан, а затем, бесславно, в конце XX века вытолкнула обратно.

1

Туркестан - исторический регион, населенный народами тюркского происхождения. Восточный Туркестан — историческая область на западе Китая, официальное название Синьцзян - Уйгурский автономный район. Западный Туркестан — территория Узбекистана, Туркмении, Таджикистана, Киргизии и Казахстана. Центральная Азия, в современной интерпретации - это Средняя Азия с Казахстаном. Средняя Азия – это четыре вышеуказанных республики Западного Туркестана без Казахстана.

После распада в XIV веке крупнейшей в истории человечества империи Чингиз-хана, её унаследовали его дети: Хубилай – Монголию и Китай, Батый – Золотую орду, Хулагу – Иран, Чеготай – Среднюю Азию. Золотая орда, в свою очередь, распалась на Казанское, Крымское, Ногайское, Астраханское и Сибирское ханства и постоянными набегами стала терзать Русь.

Несмотря на это, собиратель земли русской — Иоанн III (1462 — 1505), положил краеугольный камень в основание могущества России. При нем в 1472 году к Москве присоединили Пермь, подчинили Вятку и землю Югорскую (Северо - Запад Сибири), затем в 1478 году Великий Новгород, Тверь в 1485, Смо ленск в 1514 и Рязань в 1517году. Настало время покончить с набегами казанских татар. В 1552 году - Иоанн IV или Иван Грозный, 22-х лет от роду, с 150 000 русских войск подошел к Казани и в результате тяжелой, кровопролитной осады 2-го октября взял город приступом через брешь в крепости, образованную взрывом сильной мины (48 бочек пороху). Однако еще пять лет не угасал бунт беглецов Казанских и им сочувствующих окрестных народов: черемисов, вотяков, башкир.

В 1556 году пало Астраханское ханство. При этом ирония судьбы состояла в том, что русские войска плыли в Астрахань на судах мимо развалин столицы Батыевой – Сарая, где в течение 200 лет Государи наши унижались перед ханами Золотой Орды.

К концу царствования Ивана Грозного Россия шагнула за Каменный пояс, как тогда называли Уральский хребет. Летом 1581 года Строгоновы предложили вольным людям - донским казакам, перевалить за Каменный пояс в Сибирское ханство (хан Кучум). Покорение Сибири было задумано без ведома и позволения Москвы, но «победителей не судят», а победителем, на начальном этапе, был легендарный Ермак, приобщивший часть Сибирских земель к России.

Таким образом, при Иване Грозном, территория государства увеличилась вдвое, были основаны 155 новых городов, ликвидированы очаги сепаратизма, феодальная раздробленность, открыта первая типография, созван первый Земский собор. После себя он оставил мощное государство и вооружённые силы, сформировал крепкие оборонные рубежи, открыл потомкам путь к дальнейшей имперской экспансии.

Избавившись от монгольского ига, русские государи стали обращать на Восток более пристальное внимание. Там за бесконечными равнинами и высокими горами находилось сказочно богатое Индийское царство. Оттуда шли караваны, привозившие шелковые ткани, слоновую кость, оружие, золото и драгоценные камни. «Великий шелковый путь», связав торговые и культурные центры Китая, Индии, Среднего и Ближнего Востока, приобретя межконтинентальный характер, сыграл важную роль в судьбах народов Туркестана. Южный путь от Китая через Туркестан и Иран до средиземноморских портов Тир и Сидон имел протяженность свыше 9 тысяч километров. Купцы, гонцы, проводники караванов непрерывно двигались в оба направления, находясь под охраной соответствующих государств, которые обеспечивали караваны «караван – сараями» для отдыха.

Особенно большая роль в торговле на Шелковом пути принадлежала согдийцам, то есть самаркандцам. Согдийскими купцами были основаны поселения в крупных торговых центрах Средней Азии, Восточного Туркестана и Северного Китая. Главным товаром по всему пути был шелк. Кроме того, из Китая на Запад шли ткани типа тафты, репса, тонкие камчатые и газовые ткани. Верблюды несли на себе тюки, в которых находились бронзовые китайские зеркала, зонты, лекарства, парфюмерия. С Запада вывозили стекло и стеклянные изделия, а также одежду из шерсти. Шелковый путь был не только торговой артерией, стимулирующей экономическую активность многих регионов Востока и Запада, – по нему шел обмен информацией, производственными навыками, культурными ценностями. Средняя Азия оказалась в центре огромной транспортной системы самого большого материка. Через среднеазиатскую территорию шел интенсивный обмен материальными и духовными ценностями, чем не могли не воспользоваться ее обитатели. Перекрестком Азии стал Самарканд, куда перебрались и оставались жить на долгие годы ученые, музыканты, художники, архитекторы.

После кончины Тимура, который вытеснив монголов, скреплял Среднюю Азию жестокой военной силой, распалось и его государство. На обломках возникли Бухарский эмират, Хивинское и Кокандское ханства. Ханства втянулись в войны, как между собой, так и с независимыми туркменами, таджиками, киргизами и казахами. Воевали все против всех. В регионе наступил политический хаос. Слабые, разобщенные среднеазиатские государства противостоять этому были не в силах. Постепенно стала пробуждаться мысль: не следует ли, ради выживания, обратиться за покровительством к одной из соседних держав? Рассматривались все варианты. Шиитская Персия — враждебна по расхождениям в вере, поскольку в Средней Азии почти все мусульмане сунниты. Единоверные турки далеко. Китай совершен но чуждый, да еще и за горными хребтами. Поэтому, чаще всего, взоры обращались к России. Она тоже была иноверной. Но, судя по тому, что рассказывали те, кто побывал в России, мусульман там не принуждали отрекаться от веры, людей в рабство не обращали и не продавали, как на невольничьих рынках.

Первыми, добровольно и по своей инициативе, решили принять российское подданство Казахские жузы[2]. В XVII веке на территории Казахстана проживало порядка 3 млн. 300 тысяч казахов. Старший жуз традиционно занимал территорию от верхнего и среднего течения Сырдарьи до Семиречья включительно. Средний жуз занимал регионы Центрального и Северовосточного Казахстана и среднее течение Сырдарьи. Младший жуз низовья Сырдарьи, побережье Аральского моря, северную часть прикаспийской низменности и низовья реки Урал.

В целях упрочнения своей власти и возвышения над ханами старшего и среднего жузов хан Младшего жуза[3] Абулхайр-хан[4] принял решение об установлении дипломатических отношений с Россией. В 1730 году хан Абулхайр и его сыновья Нуралы[5] и Ералы обратились к российской императрице Анне Иоанновне[6] с прошением о распространении российского подданства на казахов Младшего жуза. В 1731 году это прошение было удовлетворено, и над казахами Младшего жуза был установлен протекторат России. В 1732 году российской императрице присягнул хан Среднего жуза Самеке[7], а в 1740 году российский протекторат над казахами Среднего жуза подтвердил Абылай-хан[8]. Ханы Младшего и Среднего жуза обязались охранять российские границы, содействовать российским военным, политическим и торговым интересам на подвластной им территории и платить ясак «кожами звериными». В обмен российские власти гарантировали казахам Младшего и Среднего жуза защиту от разорительных набегов джунгаров и башкир. В том же XVIII столетии казахами, на основании этого обязательства, был усмирен башкирский бунт. Добровольцы-казахи во главе с коллежским асессором Байжазыком Кушукбаевым участвовали в преследовании Наполеона I, после оставления им Москвы. Он дошел вплоть до самого Парижа и побывал по дороге в Берлине.

Позднее, во время завоевания Россией Туркестанского края, казахи в этом принимали активное участие. Генералы Скобелев, Черняев и Кауфман считались не только русскими, но и казахскими народными героями, сложить головы за которых джигиты и батыры (богатыри) считали за честь. Особое место среди них занимает Дмитрий Михайлович Скобелев[9].

Среднеазиатские ханы и особенно Хива были независимы и традиционно совершали набеги на приграничную Русь. Но до хивинского хана Алла-Куллы никак не добраться: 1500 верст безжизненных песков стерегли Хиву лучше крепостей, а жара и безводье были главным оружием хана. Хива благодарила аллаха за то, что пустыни оградили ее от мщения «неверных» урусов… И Хива богатела от грабежа на караванных тропах, она брала пленных и продавала их в рабство на невольничьих рынках - особо ценились русские женщины. Достаточно сказать, что при покорении Хивинского ханства в 1873 году были освобождены более трёх тысяч русских, находившихся на положении рабов и более 30 тысяч рабов иных национальностей - в основном персов.

В этих условиях казачья вольница, осевшая по реке Яик, по своему жизненному укладу не в состоянии была спокойно ожидать, когда русские власти признают необходимым объявить приказ о походе вглубь Азии. Поэтому предприимчивые, смелые казачьи атаманы, помня о подвигах Ермака, на свой страх и риск собирали удальцов, готовых идти за ними хоть на край света за славой и добычей. Степь и чужие земли начинались за рекой Урал. Налетая на «хивинцев», казаки отбивали стада и, нагруженные добычей, возвращались домой. Память народа сохранила имена яицких атаманов - неудачников Шамая и Нечая, ходивших походом с сильными отрядами казаков еще дальше - в далёкую Хиву. От Оренбурга до Хивы было полторы тысячи вёрст и три пустыни: Кызыл-кум (Красные пески), Кара-кум (Черные пески) и Ак-кум (Белые пески) и кроме того Голодная степь. Преодолевать всё это приходилось в условиях летнего зноя выше 50 градусов или зимних буранов с морозами до 40 градусов, в условиях недостатка воды и корма для верблюдов и лошадей. Летом песок накаляется до того, что если накрыть его ладонью, она покрывается пузырями. А при малейшем ветре поднимается песчаная пыль, которая забивает рот, нос и уши.

И всё же в 1603 г. Атаман Шамай с 500 казаками, как вихрь урагана, налетел на Хиву и разгромил город. Однако смелый набег окончился неудачей. Задержался Шамай из-за гульбы на несколько дней в Хиве и не успел вовремя уйти. Выйдя из города, преследуемые хивинцами, сбились казаки с дороги и угодили к Аральскому морю, где у них не стало провианта – начался голод. Остатки отряда, обессилевшие и больные, были захвачены в плен хивинцами и окончили жизнь невольниками в Хиве. Сам же Шамай спустя несколько лет был привезён калмыками на Яик для получения за него выкупа.

Но это не остановила удальцов-атаманов. Следом за Шамаем, атаман Нечай с 1000 казаками, перейдя с необыкновенной быстротой безводные пустыни, внезапно, как снег наголову, напал на хивинский город Ургенч и разграбил его. С огромным обозом добычи двинулся атаман Нечай обратно. Но видно не в добрый час вышли в поход казаки. Успел хивинский хан спешно собрать войска и настиг казаков, которые шли медленно, обременённые тяжелым обозом. Семь дней отбивался Нечай от многочисленных ханских войск, но отсутствие воды и неравенство сил всё же привело к печальному концу. В жестокой сече погибли казаки, за исключением немногих, обессиленных ранами, взятых в плен и проданных в рабство.

Затем, неудачей закончились два крупных похода на Хиву - поход князя Бековича-Черкасского в 1717 г. и поход графа Перовского в 1839-1840 г.г.

Поход князя Бековича-Черкасского был первым из трёх походов на Хиву организованным государством. Он был инициирован Петром Великим и преследовал цель вручить хану Ширгазы царскую грамоту с предложением мирного сотрудничества и превращением Хивы в перевалочный пункт между Русью и Индией. Чтобы предупредить хана о предстоящей мирной миссии, в Хиву, предварительно, были отправлены два посла, которые тут же оказались под стражей.

В 1717 году, на седьмой недели после Пасхи, под Гурьевым, Бекович поднял свой отряд. Не считая купцов, вожаков и прислуги в отряде находилось три тысячи войска, в том числе две тысячи казаков, 600 драгун и 400 человек пехоты, посаженной на лошадей. На 65 день похода, преодолев немалые трудности, русский отряд стал в пределах ханства, на урочище Карагач, вёрст за полтораста от Хивы. Бекович, через двух послов хана, повторил, что идёт не войной, а мирным послом своего государя. Однако хан, принявший заведомо враждебную позицию, двадцати тысячным войском напал на отряд. Впереди, на лихих аргамаках неслись туркмены, в руках у них сверкали острые как бритва дамасские сабли; за ними кавалерия хивинцев с луками в высоких бараньих шапках, киргизы и каракалпаки с пиками и широкими ножами с боку. Три дня отряд держал оборону. Русские воины, запёртые в окопах, изнемогали от усталости и жажды – некогда было напиться воды. Солнце жгло неимоверно, ветер поднимал облако пыли и песку, ружья до того накалялись, что их нельзя было держать в руках. Об этом, в песне «Уч кудук» (Три колодца), нам напоминает узбекский эстрадный ансамбль «Ялла»:

«Горячее солнце, горячий песок, горячие губы, воды бы глоток».

На четвёртый день в лагере появились важные хивинцы, которые объявил, что нападение на русских сделано без ханского ведома, и предложили подписать мирный договор. Они целовали Коран, Бекович присягнул на кресте. Целью этого перемирия было усыпить бдительность русских, а потом их истребить. Так и получилось. Бекович пошел на поводу хана и, не смотря на возражение своих офицеров, разместил свой отряд на постой в пяти разных населенных пунктах. Там они были вырезаны, а затем произошло избиение Бековича и его конвоя, после чего им отсекли головы. Однако нескольким русским удалось спастись бегством. Они-то и принесли на родину потрясающую новость.

Хива осталась без наказания и с тех пор хивинцы стали еще более дерзки и надменны, превратившись в разбойничий притон, живший грабежами. Торговые русские караваны, куда бы они не шли, уводили в Хиву, где их обирали, как хотели. Кроме того продолжались набеги с захватом русских людей в неволю.

Второй поход с целью отомстить хивинцам возглавил в 1839 году Василий Алексеевич Перовский, герой войны 1812 года. В 1833 году он заступил на пост оренбургского губернатора. В то время Оренбург был форпостом — твердынею наших рубежей близ пустыни. Образованный человек острого ума, он имел соответствующих друзей: Жуковского и Карамзина; с Пушкиным был на «ты»; Брюллов дважды изображал его на портретах.

На подготовку нового похода в ноябре 1839 года ушло два года. Войск было собрано больше чем в экспедицию Бековича, а именно: 4 батальона пехоты, 2 полка уральских и 3 сотни оренбургских казаков, 22 орудия – всего около 5 тыс. человек. Припасы, вооружение, арбы и повозки впрягали и были навьючены 12 тыс. верблюдов. Получился огромнейший караван, тяжелый на подъем, грузный на ходу – это его и сгубило. Стоило 14 ноября 1839 года войску из Оренбурга выступить в поход, как тут же начались проблемы. Уже на четвёртый день усилился ветер и мороз, затем забушевал буран, снегу выпало по колено, а морозы доходили до 26 градусов. Начались заболевания и обморожения. Декабрь закружил армию в метелях. Мороз поджимал к сорока градусам; верблюды резали ноги об изломы твердого наста и падали, падали, падали. Из их вьюков ветер разметывал по снегу муку и порох. Водку для обогрева не взяли, а кухня для варки в походе горячего сбитня стояла холодной — нечем было топить. Чтобы вскипятить чайник воды, солдаты жгли веревки и упряжь. В таких условиях продвигаясь по бесконечной степи, без горячей пищи, отряд оставлял за собой след – холмы могилки над покойниками и круглые белые горки над павшими лошадьми и верблюдами. Вслед за отрядом продвигались стаи голодных волков. Из-за непогоды отряд иногда делал не более 4-х вёрст, что сравнимо с топтаньем на месте.

18 декабря на отряд напали хивинцы – около двух тысяч конных туркмен - иомудов. От них отбились, но на следующий день атаки повторились. В итоге, понеся большие потери, в Хиву вернулось всего 700 всадников. Потери отряда составили 5 убитых и 13 раненых. Двинулись дальше, но даже через три месяца до жилых мест Хивы оставалось еще 800 верст, а половина верблюдов уже погибла, остальные были изнурены до крайности. Такой лютой зимы старожилы Киргизской степи не помнили.

Даже в хивинском оазисе тогда вымерзли виноградники и гибли молодые животные. К довершению беды в отряд пришла печальная весть о разграблении транспорта с продовольствием, который шел из Александровского укрепления на 600 верблюдах. В этих условиях Перовский отдал разумный приказ о возвращении на родину.

С горестью восприняло войско приказ о возвращении: они надеялись добраться до хивинцев и отомстить им за всё. Когда стали подсчитывать, во что обошелся этот беспримерный зимний поход, то оказалось: из 12 тыс. верблюдов осталось только 1500; из 5 тыс. солдат и казаков вернулось менее 4 тыс., в том числе 600 раненых и больных. Покинув Оренбург 14 ноября 1839 года, губернатор вернулся 14 апреля 1840 года: хивинская эпопея продлилась ровно пять месяцев ценой неслыханных страданий.

И всё же, изменив тактику, Россия, хоть и медленно, но продолжала своё поступательное движение вглубь Средней Азии. Кроме всего прочего, вопрос ставился так: или мы закрепим свои рубежи на Кушке, или Англия с горных высот Афганистана введёт свои вездесущие армии в цветущие долины Ферганы, выставит пушки в устье Амударьи, образуя границу с Россией в степях Оренбуржья.

К середине XIX века постройкой Омской, Ямышевской, Железинской, Семипалатинской и Усть-Каменогорской крепостей удалось оттеснить киргизов (в данном случае собирательное название племён) к югу, укрепив более чем на тысячу вёрст долину реки Иртыш. В качестве плацдарма продолжалось строительство укрепленных пунктов: в 1847 году в низовьях Сыр-дарьи Россия возвела укрепление Раим, а далее, готовясь к столкновениям с кокандцами, в 1850 году форты №1–3. Таким образом, Хива и другие районы Средней Азии стали ближе.

И наконец, последовала успешная Туркестанская военная компания. В 1853 году Перовским была взята кокандская крепость Ак-мечеть (форт Перовск, г. Перовск, нынче Кзыл-Орда) после чего он вынужден был уйти в отставку из-за старой раны в груди. Скончался Алексей Петрович в 1857 году.

Наступили времена Дмитрия Михайловича Скобелева. В 1860 г. был взят Токмак, в 1862 г. Пишпек (Фрунзе, а ныне Бишкек) и весь Семиреченский и Заилийский край. В 1864 г. были взяты города Аулиеата и Чимкент и предпринята неудачная попытка взятия Ташкента. В 1865 году на вновь занятых землях была образована Туркестанская область в составе Оренбургского генерал-губернаторства. В этом же году генералом Черняевым был взят Ташкент. В 1867 г. из всех земель, занятых в киргизских степях и Кокандском ханстве, было образовано Туркестанское генерал-губернаторство с центром в Ташкенте в составе Сырдарьинской и Семипалатинской областей.

Бухара и Хива по-прежнему проявляли враждебность. Надменный образ действия бухарского эмира, требовавшего очищения занятой территории и Ташкента и задержка русской миссии в Бухаре привели к окончательному разрыву отношений. В 1866 году Россия приступила к военным действиям и бухарцам, было нанесено сильное поражение под Ирджаром, в результате был взят Ходжент, Ура-Тюбе, Джизак и обширные прилегающие районы. Военные действия возобновились с весны 1868 года, при этом был взят Самарканд, Катта-Курган, Ургут и нанесено сильное поражение противнику под Зерабулаком. В результате Бухара пошла на заключение мирного договора. Бухарское ханство вошло в состав России, и был образован Зеравшанский округ, к которому в 1870 году были присоединены все горные бекства по верхнему течению реки Зеравшан. Не менее быстро шло расширение русской территории в западной части страны. В 1869 году на восточном берегу Каспийского моря был основан г. Красноводск, а постоянные набеги туркмен заставили в 1870 г. занять Кизил-Арват.

Затем, в 1873 году была организована третья военная экспедиция с взятием Хивы и занятием земель на правом берегу Амударьи с образованием особого Амударьинского отдела, вошедшего в состав Туркестанского генерал-губернаторства. Наступление на Хиву решено было вести с четырёх сторон. Путь до Хивы в марте, на этот раз сопровождался беспрецедентной для этого времени жарой. Не вдаваясь в подробности, а они изложены в книге А.А. Абаза «Завоевание Туркестана» отмечу, отряд под командованием Маркозова, вышедшего в марте из Чикишляра на берегу Каспийского моря, в середине мая, вынужден вернулся обратно. Отряд потерял всех лошадей и более половины из 3 тыс. верблюдов.

Три отряда, с огромным трудом дошли до Хивы и объединенными усилиями свели старые счёты с коварным врагом. Исполнился завет Пера Великого, который умирая, завещал своим преемникам отомстить Хиве – этому гнезду разбойников, не признававших ни божеских, ни человеческих законов. Победителями командовал опытный полководец К. П. Кауфман. В 1880 году с взятием крепости Денгиль-топе и Ашхабада было сломлено сопротивление текинцев (туркмен).

Однако на этом военные действия не завершились, так как еще в 1873 году афганский эмир, науськиваемый англичанами, вторгся в этот регион и овладел Бадахшаном и Ваханом, а затем Шуганом, Рошаном и оазисом Пенде на реке Мургаб. И тогда, в 1885 г. у Таш-кепри афганцы наголову были разбиты русскими войсками под началом генерала Комарова. В 1887 г. особая англо-русская комиссия обозначила границы, в итоге к России отошли обширные земли по рекам Мургабу и Кушке. В 1891 году в юго-восточной части Туркестана вновь произошли столкновения с афганцами, в результате был занят Памир. В 1896 году на Памире была обозначена граница Российской империи.

В результате, по завершении военной компании Туркестанский край состоял из пяти областей: Закаспийской, Самаркандской, Ферганской, Сырдарьинской и Семиреченской, а этнический состав среднеазиатских владений выглядел следующим образом:

Кара-киргизы или горные киргизы - собственно киргизы[10] нынешней Киргизии.

Киргиз - кайсаки или кочевые киргизы - равнинные или степные киргизы, кочевавшие на территории нынешнего Казахстана и сопредельных с ним российских областей, а также на территории Каракалпакии[11], Голодной степи[12] и Ташкентского уезда[13], частично вошедших в состав Узбекистана. С 20-х годов ХХ века именуются казахами[14].

Сарты[15] - общее наименование части населения Средней Азии в XV—XIX веках. Кипчаки - кочевое население бывшего Кокандского ханства, занимающее верховенвующую роль в его управлении, по сравнению с оседлыми сартами и кочевыми киргизами. Собственно кипчаков, как обособленного народа, к концу XIX века не существовало, под кипчаками подразумевались роды узбеков, казахов и киргизов, занимавшие ключевые позиции в управлении ханством.

Туркмены[16] — кочевое население Хивинского ханства и Ахал-Текинского оазиса.

Каракалпаки[17] — иногда исследователи не выделяли их в отдельный народ, относя к этнографической группе казахов.

Бухарские евреи[18] — население городов Бухарского и Кокандского ханств. По некоторым преданиям появились в Средней Азии в период Ассирийского царства[19], переселившего пленных иудеев в подвластные азиатские города.

Уйгуры и дунгане[20]. Они перешли в Семиреченскую область из Китая в количестве нескольких десятков тысяч человек после поражения уйгуро-дунганского восстания[21] 1862—1877 гг. и вывода российских войск из Кульджи в 1881 году.

Продолжая эту тему, следует отметить, что советская историография, в ложных интернациональных целях, замалчивала и искажала интересную и героическую историю взаимоотношения Российской империи и Средней Азии. А между тем, во второй половине XIX века Россия вынуждена была войти в Туркестан, чтобы обезопасить свои границы и своих подданных (казахов, киргизов) от бесконечных набегов Хивы, Коканда и других ханств, а так же из геополитических соображений с целью остановки продвижения Британской Индии в Среднюю Азию со всеми вытекающими последствиями.

Русский солдат не шел туда, где его не ждали. Он шел туда, где его желали видеть как освободителя. Он вел борьбу не с казахами, не с туркменами, не с узбеками. В знойных пустынях русский солдат свергал престолы средневековых деспотов — ханов, султанов и беков, всю эту мразь и нечисть, что осела по барханам со времен Тамерлана.

За выдающиеся заслуги перед Царём и Отечеством, в Москве, на месте нынешнего памятника основателю Москвы Юрию Долгорукову, в 1912 году М.Д. Скобелеву был установлен монументальный памятник. К сожалению, он был уничтожен 1 мая 1918 года, по личному указанию Ленина во исполнение декрета «О снятии памятников царям и их слугам». Впрочем, ныне, славная русская история подвергается такой же дискриминации и остракизму со стороны «либералов» и вырусей, которые уютно осели в СМИ, образовании, культуре и иных структурах.

Большевики шельмовали М. Скобелева, как генерала поработившего Восток, и если имена Суворова и Кутузова замалчивались до Великой Отечественной войны, то имя М. Скобелева впервые было озвучено, лишь в 50-е годы. В то же время, благодарная Болгария, даже будучи союзником фашистской Германии, сохранила все памятники и музей Скобелеву в Пловдиве.

Завоевание Туркестана - это неотъемлемая часть русской истории, потомки должны знать её, помнить и гордиться славными сынами Отечества: генералами Скобелевым, Кауфманом, Черняевым, Курапаткиным, Шайтановым, Комаровым, Перовским, Обручевым, Веревкиным, Колпаковским, Головачевым и другими. Офицерами: Алексеевым, Григорьевым, Энгманом, Жемчужниковым, Абрамовым, Михайловским, Барановым, Маркозовым, Аминовым, Ренуа, Вроченским, Обуховым, Огаревым, Циммерманом, Шкуп и многими другими. История сохранила имена сестёр милосердия: дочь военного министра графиню Милютину и Стрякову, награждённых серебряными медалями «За храбрость».

Будем помнить унтер-офицера Фому Данилова, попавшего в плен с товарищами, которых в Маргилане на площади публично зарезали за отказ принять мусульманство, а ему отрубали пальцы, поджаривали его на угольях, вырезали ремни из спины, но так и не сломили волю. Фома Данилов оставил долгую память о своем непоколебимом мужестве даже у врагов. Пулат-хан, учинивший зверскую расправу над пленными, был пленён в 1876 году и казнен там же - на месте расправы. Подобная судьба постигла и артиллериста Агафона Никитина в 1880 году, взятого в плен текинцами при осаде крепости Денгиль-тепе.

Будем помнить тех, кто запечатлел историю Туркестана на своих холстах - художника Николая Николаевича Карамзина (1841–1908), академика Санкт-Петербургской Академии художеств — «певца русского Туркестана» и Василия Васильевича Верещагина (1842 – 1904). В 1867 году В. Верещагин по приглашению генерал – губернатора К. П. Кауфмана прибыл в Туркестан. В мае 1868 года, в Самарканде, он принял боевое крещение, выдержав с горстью русских воинов тяжелую осаду этого города восставшими местными жителями, за что был награждён Орденом Святого Георгия.

Туркестанская серия работ В.В. Верещагина в 1871 – 74 годах имела колоссальный успех в России и Европе, в том числе в Хрустальном дворце Лондона. Когда началась русско-японская война, Верещагин поехал на фронт. Вместе с адмиралом Макаровым он погиб под Порт – Артуром, при взрыве броненосца «Петропавловск» на мине. Произошло это 31 марта 1904 года.

Известный русский поэт «Серебряного века» Николай Гумилев посвятил Героям Туркестана своё стихотворение:

Прошло 25 лет со времени покорения Туркестана. Тревоги войны были забыты, край успокоился, русская власть утвердилась прочно на всём на всём обширном пространстве. За это короткое время в столице Туркестана Ташкенте, словно из-под земли вырос новый русский город – обширный, богатый, нарядный. В нём - более тысячи домов европейской постройки, утопающих в зелени густых садов, а также административные здания, культурные учреждения, гимназии, большие магазины, гостиницы. В праздничные и царские дни раздаётся торжественный звон колоколов, призывающий православных людей в храмы Божьи. Россия в Туркестане исполняла благородную миссию, внося в нее европейскую цивилизацию, расширяя человеческие знания, вводя новые племена в семью цивилизованных народов и это, была высшая польза, какую когда- либо извлекал мир от подобных войн, начиная с Александра Македонского.

2

Все республики Центральной Азии имеют свою историю взаимоотношений с царской Российской Империей, но поскольку Киргизия – моя малая родина, то основная и более подробная информация посвящена Киргизии.

Киргизия - часть Западного Туркестана (Средней Азии). На севере она граничит с Казахстаном, на востоке и юго-востоке — с Китаем, на юго-западе — с Таджикистаном, на западе — с Узбекистаном. Это горная страна. Большая ее часть входит в систему Тянь-Шаня, и только крайний юго-запад относится к Памиро-Алаю. На её территории более трех тысяч озер, в том числе живописный Иссык-Куль — одно из величайших высокогорных озер мира. Крупные реки: Нарын, Чу, Талас. Река Нарын, сливаясь с Кара-дарьей, образует Сыр-дарью. Воды Сыр-дарьи текут на восток в Ферганскую долину и далее в сторону Аральского моря.

Население Киргизии в настоящее время составляет около 6 миллионов жителей. Киргизы - горные кочевники и мусульмане сунниты. Они до сих пор используют «вертикальный» способ кочевания. Каждый аил кочует на определённой территории. Традиционно они разводили лошадей и овец, меньше крупный скот, кроме того на равнинах разводили верблюдов, в высокогорье - яков. Летом, навьючив лошадей, люди со стадами овец откочевывали на горные пастбища - «жайлоо», а в преддверии зимы возвращались на «кыштао» - зимние пастбища. Селились обычно аилами, которые создавались, главным образом, по родовому признаку. В кочевой и полукочевой периоды основным жилищем киргизов была переносная юрта, в которой проходила вся жизнь кочевника. Деревянная конструкция и войлочное покрытие юрты веками усовершенствовались кочевниками; она легко и быстро разбиралась на отдельные составные части, удобные для транспортировки и так же быстро компактно собиралась.

Зимние стоянки строили в защищенных от ветра долинах и ущельях на небольшой высоте вблизи воды и земельных угодий. Здесь ставили юрты, строили навесы, сараи, загоны для скота обносили каменной, глиняной или плетёной оградой. Со временем на зимовках появились постоянные жилые и хозяйственные постройки.

Лошадиные скачки (байга) – были самым любимым развлечением киргизов. Они устраивались при каждом удобном случае: свадьба ли, рождение первенца, поминки. Оповещались все соседние аулы, собирались родичи, знакомые, целые толпы праздничных киргизов сходились поглядеть на байгу.

У киргизского народа сохранились многие хорошие традиции: забота о госте, верность дружбе, помощь пострадавшим от стихийных бедствий и др. Особое место занимали семейнобытовые традиции. Складывающиеся веками, они отражали мудрость многих поколений. Высокая нравственность проявлялась в исключительном почитании старших и особенно родителей.

Что касается гостеприимства, то оно было и есть отличительной чертой киргизского народа и одним из прекрасных народных обычаев. Всё лучшее, что находилось дома: еда, постель, а также всеобщее внимание домочадцев посвящали гостю. Киргизы говорили: «Коноктуу уйде кут бар»- «Гость - благодать дома».

Излюбленным напитком был и остаётся кумыс (кымыз). Готовили его из кобыльего молока в большом кожаном сосуде (саба). Перевозили кумыс в кожаных мешках (чанач) или специально изготовленных орнаментированных сосудах, пили из деревянной чаши (аяк). Деревянная посуда была наиболее употребимой.

Народные музыкальные инструменты киргизов немногочисленны. Наиболее популярный из них трёхструнный щипковый комуз. Особый слой киргизской народной песни составляет акынское песенное искусство, автором которого выступает певец-импровизатор. Талантливый акын-виртуоз выделялся своими хорошими профессиональными вокальными данными и богатым поэтическим даром.

Погребали киргизов на кладбище племени, расположенном на возвышенности. Для важных и богатых людей строились могилы-купола, которые напоминали юрты.

3

Почти все наши сведения о судьбах восточной Средней Азии в домонгольский период извлечены из произведений китайской официальной историографии. В этнической истории происхождения киргизов вызывает много споров. И это не случайно: в результате многочисленных племенных войн их государственность то возрождалась, то угасала. Первое упоминание этнонима «кыргыз» встречается в китайской официальной историографии «Исторические записки» (Ши цзи), в событиях 201 г. до н. э., написанной китайским историком Сыма Цянем в 99 году до н. э.

Киргизы Минусинской долины на Енисее, как и «динлины» Прибайкалья, «усуни» Тянь-Шаня и Иссык-Куля и «бома» в Саяно-Алтае принадлежали к числу древних народов Центральной Азии (III век до н.э. - IIвек н.э.), имевшие средний рост (но часто высокий), белый цвет кожи, белокурые (рыжие) волосы и голубые (зелёные) глаза - они относились к европеоидной расе. Забегая вперёд следует отметить, что к XVIII веку в Центральной Азии ни киргизов, ни других племён белокурой расы не стало, они были ассимилированы завоевателями в лице тюрков, монголов, китайцев и др. Однако рыжеволосые и белокожие среди азиатов не редкость и поныне.

На Енисее создавалась окраинная культура киргизов не похожая ни на тюркскую, ни на уйгурскую, несмотря на сходство языка и письменности. И не случайно в начале первого тысячелетия в арабских и персидских источниках упоминаются «хыргыз», а в согдийских текстах «кыргыз», население которых составляло до полумиллиона человек. Численность войска, вооруженная копьями, луками и саблями достигала 60 тысяч человек. Они занимались земледелием, скотоводством, охотой, рыболовством. В те времена киргизы были язычниками.

О судьбах киргизского народа в первые пять веков нашей эры, практически нет никаких сведений, есть лишь упоминание о Тянь-Шане – нынешней территории Киргизии, где существовал Сакский и Усуньский племенной союзы. Между тем, Северный Китай и Центральная Азия были насыщены важными событиями. В промежутке между исчезновением хунну в IV веке и подъемом Тюркского каганата в VI веке был создан Великий Тюркский Каганат во главе с «ильханом» - правителем народов. В период наибольшего расширения (конец VI века) Каганат контролировал территорию Северо-Аосточного Китая, Монголию, Алтай, Центральную Азию и Кавказ. Однако после смерти Тобо-хана в 581 году произошло ослабление, а затем в 603 году Тюркский Каганат распался на Западно-тюркский и Восточно-тюркский каганаты.

Антитюркские силы Западно-тюркского каганата возглавило государство Кыргыз, в которую входили империя Тан и Тюргешский каганат. Во главе коалиции стоял ажо (правитель) Барсбег – историческая личность, которая по суждению известных историков олицетворяет образ Манаса Великодушного. Барс-бег пал в сражении с тюрками, преодолевшими зимой 710 года Саянский хребет и неожиданно напавшими на лагерь киргизов. Это событие достаточно подробно описал Лев Гумилёв[22] в своём труде «Древние тюрки».

В середине VIII века киргизы становятся данниками уйгурских ханов. Однако после двадцатилетней войны в 840 году, киргизы сокрушают уйгуров и образуют государство — Киргизский каганат. С этого времени начинается широкая экспансия енисейских киргизов. Преследуя разбитых уйгуров, они проникают вглубь Восточного Туркестана и в Прииртышье - в пределы Кимакского государства кочевников, располагавшегося на территории современного Казахстана и Южной Сибири.

Этот отрезок истории киргизов российский востоковед академик Василий Бартольд[23] в своём труде «Киргизы: Исторический очерк», называл «периодом киргизского великодержавия». К сожалению, сведения об этом периоде весьма скудны.

Однако не прошло и ста лет после поражения уйгуров и начала киргизского великодержавия, как этому пришёл конец. В начале X века первенство в восточной части Средней Азии перешло к китаям, народу монгольского происхождения.

В 1207 году старший сын Чингиз хана - Джучи выступил против народов Южной Сибири. Киргизы, которые к тому времени были раздроблены, решили подчиниться Чингиз-хану без напрасного кровопролития. Все три киргизских владения: Еди - Орун (средний Енисей), Тува и Алтай были включены с состав империи Чинги - хана.

В 1219 году Чингиз-хан силою меча покорил Среднюю Азию. Перейдя Памир, монголы обрушились на города: Кашгар, Жаркенд, Хотан, Бухара, Коканд, Фергана, Хива, Мерв, Отрар, Термез и прекрасный Самарканд – один из самых развитых городов мусульманского мира. К тому времени средневековый Восток дал миру выдающихся философов, ученых, поэтов. Ими были: Юсуф Баласугуни, Махмуд Кашгари, Аль Фараби, Ибн Сина, Фирдоуси, Бируни, Рудаки, Низами, Омар Хайям, Руми, Саади и другие. Однако монголы уничтожили эту уникальную цивилизацию, так и не сумевшую восстановиться. Затем очередь дошла до Афганистана, Ирана и Руси, находившейся под игом с 1237 по 1480 годы. Монгольская империя - крупнейшая за всю историю человечества, основанная в 1206 году Чингиз-ханом распалась в 1227 году после его смерти. В период с XV по XVII находились вначале на Тянь-Шане и Памиро-Алае затем в Кажгаре и Туфане. В 1755- 58 гг. под ударами цинского Китая пало Джунгарское ханство. Произошло обратное переселение киргизов из Кашгарии на Тянь-Шань с признанием себя китайскими подданными. С тех пор на Памиро-Алае и Тянь-Шане киргизы остались навсегда. Так или иначе, но в 80 гг. XV века завершилась консолидация киргизской народности с образованием собственной государственности – Киргизского улуса или ханства. Этому предшествовало объединение всех племён в два «крыла» - традиционное объединение всех тюркских кочевников, начиная с гуннов. В правое крыло входили такие крупные племена, как сарыбагыш, бугу, саяк, солто, жедигер, тынымсеит, монголдор, багыш, баарын, черик, жору и другие. В левое крыло вошли племена: кушчу, сару, мундуз, жетиген, кытай, а так же южнокиргизские племена: адыгине, кыпчак, найман, тейит, кесек и другие.

Все племена, вошедшие в новую административно-военную систему, стали именоваться общим этнонимом «кыргыз». Первым верховным правителем в 1508 году был объявлен Мухаммед-Кыргыз, активно способствовавший консолидации киргизских родов и племён. Он вошел в историю под легендарным именем Тагай-Бия и считается родоначальником киргизов.

Подданство киргизов китайцам из-за географической удалённости разделённой трудно проходимыми горами было номинальным и потому киргизы попали под власть усилившегося Кокандского ханства, просуществовавшего с 1709 по 1867 годы. Кокандский хан Ирдана переходит от союза с киргизскими феодалами к политике насильственного их подчинения. В 1762 году кокандцы захватили Ош, опустошили киргизские земли в окрестностях Узгена и распространили своё влияние на горные и приферганские районы. Тогда же, в 1770 году, первые подробные сведения о киргизах сообщил в своей книге путешественник Филипп Ефремов, побывавший в Оше. Там он поднимался на Сулейман гору, а на Алае ознакомился с жизнью и бытом алайских киргизов.

В условиях экспансии Кокандским ханством, киргизы стали искать покровительства России. В 1785 году в Омск прибыло киргизское посольство. Однако русская дипломатия, связанная с Кокандом торговым договором, несмотря на просьбы киргизов о подданстве, проявила пассивность, что развязывало руки завоевательной политике Кокандского ханства. В 1821 Мадали-хан неожиданно захватил Кетмень – Тёбе, а затем в течение 1822 – 42 годах Чуйскую долину, Центральный Тянь-Шань и всю территорию, прилегающую к озеру Иссык-Куль. По ходу продвижения кокандских войск им воздвигались укрепления и оставлялись гарнизоны: на Памиро-Алае: Таш-Коргон, Дараот-Коргон, СопуКоргон и Кызыл-Коргон; в Чуйской долине: Кара-Балта, Ак-Суу, Пишпек, Токмак; в Иссык-кульской котловине: Конур-Олён, Барскон, Котмалды, Каракол; на Тянь-Шане – Нарын, в верховьях реки Нарын: Джумгал и Куртка.

На оккупированной территории жили киргизы, узбеки, таджики, кипчаки и часть казахов, жестко эксплуатировавшиеся местными феодалами и ханской властью. В этот же период стал усиленно распространяться ислам.

Первое время киргизы платили кокандскому хану в основном три вида податей: тюндюк-зекет – по овце с юрты, алалзекет – по одной голове с 40 голов скота и харадж – земельный налог. Кроме того, время от времени взимался военный налог по одной дилде – золотой монете или 3-х баранов с юрты, а так же обязательный набор мужского населения в ханскую армию. Киргизы неоднократно поднимались на борьбу против деспотизма кокандских ханов: в 1832 вспыхнуло восстание нарынских, в 1843 – иссыккульских, в 1845 – ошских киргизов, в 1857 – таласских киргизов и аулиэатинских казахов.

В середине XIX века политика России к Туркестану начинает меняться. В 1854 году генерал – губернатор Западной Сибири Г. Гасфорд, «во исполнение высочайшего повеления», предложил киргизским манапам Иссык-Куля прислать в Омск своих представителей «для принятия присяги на верноподданство России». Бугунские манапы избрали своим представителем Кычибека Шералина, близкого родственника верховного бугунского манапа Бурунбая. Кычибек не раз уже бывал в качестве посла в Омске, имел чин капитана русской армии и был награждён золотой медалью. От других приглашенных родоправителей – солто и сарыбагыш – послы не прибыли.

17 января 1855 года под сводами губернского омского дворца Кычибек Шералин, с Кораном формально (кокандскую зависимость никто не отменял), было положено начало принятию киргизов в Российское подданство. Верховному правителю племени Бугу Боронбаю присваивают звание полковника русской армии и посылают богатые подарки. В течение 12 лет – с 1855 по 1867 годы – все киргизские племена Северного Киргизстана, измотанные внутренними междоусобицами и подчинённые Кокандскому ханству, формально принимают российское подданство.

4

Не дождавшись от России действий по освобождению киргизов от оккупации Кокандским ханством, южные киргизы (Памиро-Алай), в отличие от Северных (Иссык-Куль, Тянь-Шань), не будучи российскими подданными, в 1873 году выступили против Кокандского хана Худояра и взяли Узген, Уч-Коргон, Ош, Сузак, и Булак-Баши. К восставшим присоединились оседлые узбекские народности и около 3000 кокандских сарбазов (воинов). Осенью 1873 года восставшие приняли решение стать подданными России, но, российские власти не пошли на это и, более того, поддержали не повстанцев, а Худояр – хана, и тогда гнев восставших обернулся против русских.

Для подавления главных очагов восстания царским правительством была организована карательная экспедиция в междуречье Нарына и Карадарьи. Экспедиционным корпусом командовал генерал-майор Скобелев. Восставшие, оказавшие вначале упорное сопротивление, вскоре стали быстро отступать к городу Ош, затем через Кара-Су (где я родился) к Узгену. 10 сентября 1875 года Ош был занят русскими войсками. Последовал разгром отрядов Пулат-хана, Абдылдабека, муллы Ашира и других киргизских и узбекских крупных феодалов.

Опасаясь нового народного восстания, царское правительство приняло решение ликвидировать Кокандское ханство. 19 февраля 1876 года был издан официальный указ царя о присоединении Кокандского ханства (следовательно, и подвластных ему южных киргизов) к России, и об образовании в составе Туркестанского генерал-губернаторства Ферганской области. В результате этого административного преобразования южная часть Киргизии вошла в состав России. Первым военным губернатором области стал М. Скобелев. Однако горные районы южной Киргизии и, в частности Алай, оставались непокорёнными. Абдулбек, Оморбек, Маматбек, Асанбек – сыновья погибшего в Коканде Алымбека-датхи и их матери Алайской царицы Курманжан Датка – начали борьбу против вступивших в их владения войск. Тогда М. Скобелев, заняв выходы с гор в Ферганскую долину, летучими отрядами двинулся из города Ош по направлению к Гульче, к Алайскому хребту, где сосредоточились восставшие. В обход были направлены две колонны — майора Ионова и полковника Витгенштейна. Восставших начали теснить, но сопротивление киргизов продолжалось до тех пор, пока 29 июля 1876 года Витгенштейн с помощью Шабдан-батыра не взял в плен Курманжан Датка.

Зная большое влияние царицы на своих соплеменников, князь Витгенштейн проводил Курманжан в штаб Скобелева в Маргилан не как пленницу, а с почётом. Здесь её так же ожидала встреча, соответствовавшая её положению. Скобелев отдал должное её мудрому правлению и собственноручно надел на царицу парчовый халат. В Азии такой халат был наградой равной ордену. Затем попросил передать сыновьям предложение о мире – «пусть возвращается в аилы со своими джигитами – наступает пора мирной жизни». Курманжан Датка обещала, но в ответ потребовала не преследовать восставших и освободить пленных. Обе стороны – Скобелев и Курманжан сдержали слово и на десятилетия, вплоть до восстания киргизов на севере Киргизии в1916 году, на территории Киргизстана воцарился мир.

На тот исторический период, время выдвинуло двух ярких киргизских исторических личностей: Шабдана Джантаева или Шабдан-батыра (батыр-боготырь), как его зовут в народе, и Курманжан Датка. В сложный исторический период правления Кокандского ханства, а затем России, они взяли на себя ответственность и с присущей им мудростью и дипломатическими способностями спасли народ от ассимиляции и гибели. Эти личности заслуживают того, чтобы познакомиться с ними подробней.

Курманжан Маматбай кызы родилась в аиле Оро в Алайских горах, в семье киргизов – кочевников из клана Монгуш. В 1832 году стала женой богатого алайского феодала Алимбека. Родила шесть сыновей. После гибели мужа в Коканде, в 1862 году правление перешло к пятидесятилетней Курманжан. Она не только пользовалась уважением алайцев, но и опиралась на преданное ей войско в составе 10 тысяч джигитов. Волевая женщина воспротивилась кокандскому хану Худояру обложить налогом алайских киргизов и заставила признать её в качестве нового правителя Алая с присвоением ей почётного титула «Датка». Хан, известный своей надменностью, был вынужден встречать Курманжан Датка как самого знатного бека. Впервые в Средней Азии и на всём мусульманском Востоке в честь женщины был устроен официальный приём. Признал алайскую правительницу и эмир Бухары Муззафар.

После соглашения со М. Скобелевым, Курманжан Датка официально объявила о присоединении земель алайских киргизов к Российской империи. За это российское правительство присвоило её чин полковника. После присоединения к России, на территории Алая было образовано пять волостей, четыре из которых: Кичи-Алайская, Гульчинская, Наукатская и Узгенская – согласно условию перешли под управление её сыновей. Пятый сын - Абдулбек не послушался матери, отправился в Мекку и по дороге умер. С тех пор Курманжан Датка взяла курс на установление дружественных отношений с российскими властями. Российские политические и военные деятели, лично знавшие Курманжан: Лев Костенко, Михаил Ионов, Константин Кауфман – отмечали её житейскую мудрость и необычайное уважение среди соотечественников. С полковником Михаилом Ефремовичем Ионовым – первым начальником Ошского уезда, Курманжан Датка на протяжении многих лет сохраняла дружеские отношения, вела длительную переписку, обменивалась подарками и фотографиями.

Во время памирских походов русской армии в войне с Афганистаном она отдала приказ своим людям доставлять провиант в отряд полковника Михаила Ионова. Предусмотрительно она вела себя и во время восстаний на территории бывшего кокандского ханства, предпочитая занимать пророссийскую или же нейтральную позицию. С 1881 года Курманжан Датка стала получать правительственную пенсию, а Император Николай II пожаловал ей специальный царский подарок – золотые дамские часы с изображением государственного герба империи с цепочкой и брошью, украшенные бриллиантами и розами.

В июне-июле 1906 года, за полгода до смерти Курманжан Датка, в ходе Азиатско-китайской экспедиции, через Алайскую долину проезжал русский путешественник и будущий маршал Финляндии Карл Густав Эмиль Маннергейм[24].

В своих походных дневниках Маннергейм оставил воспоминания об алайских киргизах и, конечно, о встрече с самой «Алайской царицей». Маннергейм был поражен тем, как просто 96-летняя мусульманка согласилась сфотографироваться, да ещё и верхом на лошади. В 2004 году на проспекте Эркендик (проспект Дзержинского) в дубовом сквере в Бишкеке Курманжан Датка воздвигнут памятник. Её именем названы улицы в Бишкеке и Оше.

Второй исторической личностью того времени является Шабдан батыр, сын Джантая, внук Карабека - крупный сарыбагишский манап, один из потомков знаменитого Атаке - батыра. С ранних лет отец готовил Шабдана на роль своего преемника, воспитывая его в согласии с моральными принципами степных кочевника, к коим относились преданность людям, усердие, честь, военная храбрость. В 1850 году Пишпекский бек Атабек отправил его в качестве заложника ко двору Кокандского хана Маллябека. Одновременно с ним в ханской орде служили, ставшими впоследствии известными фигурами в киргизском обществе, баргинец Алымбек, солтинец Байсеит, бугинец Кадыр и другие. Таким путём правители хана пытались решить двоякую задачу: держать в повиновении киргизских кочевников и подготовить на будущее верных и послушных себе родоначальников.

В 1860 Шабдан в составе войска Канаат-хана участвовал в Узун – Агачском сражении против русской армии - в этом бою кокандцы потерпели поражение, Шабдан впервые увидел превосходство русской армии. Эта битва практически положила конец правлению кокандских феодалов в северной части Киргизии.

Оставаясь при ханском дворе, весной 1862 года Шабдан принял участие в обороне Ташкента от мятежников. Его храбрость, смелость и решительность при боевых действиях были замечены, и Кокандский хан назначил Шабдана комендантом г. Азрети-Султан (г. Туркестан). Но после того как отец Жантай Карабеков встал на сторону русских, Шабдан принял российское подданство и стал добросовестно служить русским властям.

Со своими джигитами он помогал начальнику токмакского уезда Г. С. Загряжскому утверждать русское административное управление в Центральном Тянь-Шане. В 1877 году принимал участие в военных действиях против Коканда – в операции против Пулат - хана он командовал «летучим отрядом» в корпусе М. Скобелева. В 1878 году в составе отряда Семиречинского казачьего войска под командованием барона Штакельберга, Шабдан со своими джигитами участвовал в экспедиции против Кокандского ханства со стороны Нарынского укрепления в направлении Намангана. За храбрость, проявленную в этой экспедиции он был награждён знаком военного ордена

4-й степени, а впоследствии и серебряной медалью в память покорения Кокандского ханства. В том же 1878 году Шабдан со своими джигитами нёс разведочную службу в отряде войскового старшины Гринвальда, за этот поход он был награждён большой золотой медалью на Анненской ленте. В 1883 году Шабдан, от киргизского населения, был представителем на короновании Александра III. Там, ему было присвоено звание войскового старшины, аналогичной чину полковника, пожалована серебряная медаль, а в память о скончавшимся Александре II - золотые часы.

Шабдан-батыр занимался благотворительной деятельностью. Так, обратившись с письмом к генералу М. Скобелеву, он обеспечил свободу более ста киргизам и казахам, приговорённым к смерти за протест против переселения русских в Среднюю Азию и Семиречье. Занимался и социальными проблемами - открыл и полностью финансировал частное медресе в Кемине, отправлял киргизских детей учиться русской грамматике в г. Верный. За заслуги в мирное время Шабдан был награждён памятной медалью походов в Средней Азии, а за благотворительность был отмечен знаком общества Красного креста. Как войсковому старшине, на похоронах Шабдану-батыру были оказаны воинские почести Пишпекским военным оркестром и ружейным залпом отряда казаков. Шабдан-батыру возведены памятники на его родине в Кеминской долине и в столице Киргизии городе Бишкеке.

5

Оценивая исторический процесс присоединения Киргизстана к России, длившийся с 1855 по 1876 годы, можно сказать, что он был не только продолжительным, но и трудным, противоречивым – как мирным, так и военным – насильственным. Безусловно, все эти события имели решающее значение для судеб киргизского народа. Прекратились разорительные междоусобные феодальные войны, разжигаемые феодальной верхушкой, было уничтожено рабство.

Для России новые земли должны были стать дополнительным источником дешевого сырья и рынком сбыта продукции набиравшей обороты промышленности. К тому же туда предполагалось переселить малоземельных крестьян России. Переселение русских хлебопашцев в Киргизию началось в конце XIX века.

В Приферганье, Чуйской и Таласской долинах, Иссыккульской котловине Киргизии лежали целинные, плодородные земли, но без орошения они были бесплодны. Для строительства оросительных каналов требовались инженерные знания и огромный труд. В 1910 году Царское правительство выделило средства на создание оросительной системы в долине реки Чу.

Коренное население Киргизии не знало земледелия. Лишь небольшая часть земель возделывалась ими в Ферганской, Чуйской, Таласской долине и Иссык – Кульской котловине. Сеяли преимущественно просо и ячмень, меньше – пшеницу.

Специально созданное Переселенческое управление разработало систему льгот: прощение переселенцам всех недоимок, низкие цены на железнодорожный билет, освобождение от налогов на пять лет, беспроцентные ссуды от 100 до 400 рублей на крестьянский двор и т.д. Крестьяне с детьми, скотом, с домашним скарбом на телегах месяцами в зной и холод двигались на восток.

Чтобы избежать недовольства местного населения, правительство действовало весьма осмотрительно. Как правило, для переселенцев подыскивали неосвоенные, неорошаемые земли — пустующие либо лежащие на окраинах скотоводческих кочевий. С крупными землевладельцами власти заключали договоры и покупали у них землю. Платили, в числе прочего, и за так называемые неиспользуемые участки. Перекосы в земельных отношениях, конечно были. Это происходило прежде всего из - за алчности манапов, которые сдавали в аренду, а иногда и продавали богатым переселенцам родоплеменные земли.

Русские переселенцы первой волны освобождались не только от податей, но и от воинской повинности. Кроме того, им выдавали материальную помощь для обзаведения хозяйством — бесплатный инвентарь, рабочий скот и прочее. Например, в селе Покровское (ныне Куршаб Ошской области) каждому хозяйству причитались две лошади, бричка, корова, 100 пудов хлеба, плуг и борона.

Выходцы из России обосновывались на новых землях селами. Строили дома, прокладывали вдоль улиц поливные арыки, высаживали деревья — тополь, карагач, акацию или плодовые. В центре села обычно располагалась площадь, на которой в первую очередь возводили каменную церковь. Затем — школу, а в некоторых крупных поселениях и женские приходские училища. Открывались амбулаторные фельдшерские пункты, персонал которых состоял из врача и одного-двух помощников. Там обслуживались и коренные жители. В переселенческих селах имелись базары или торговые ряды, различные магазины, лавки, мельницы, пекарни, кузницы, ремесленные мастерские. Были свои портные, сапожники, печники, бондари. Некоторая продукция была популярна и у местного населения.

На распаханной целине русские выращивали хлопчатник, пшеницу, кукурузу, кормовые культуры. В личном хозяйстве преобладали огородничество и садоводство: сажали картофель, морковь, свеклу, капусту, лук, огурцы, помидоры и прочие овощи. Помимо привычных для жителей Центральной России яблонь, вишен, слив и ягодных кустарников, на юге Киргизии и в Чуйской долине в садах новоселов росли абрикосы, персики, груши, черешня, виноград. Крестьяне занимались пчеловодством, держали коров и свиней, разводили птицу.

В каждом переселенческом селе выбирались староста и его заместитель, их деятельность контролировалась русской администрацией и участковым приставом. Несколько сельских обществ объединялись в волость. На волостных съездах избиралось волостное управление, которое утверждалось военным губернатором. В судебно-административном отношении поселки подчинялись начальникам уездов, однако за небольшие проступки виновных мог наказать выборный староста.

С установлением первых контактов, земледельцы местных национальностей стали присматриваться к новым для них сельскохозяйственным орудиям — железному плугу, сенокосилке, бороне. Настоящий переворот в заготовке кормов произвела коса. Под влиянием русских у коренного населения происходили изменения не только в хозяйственной деятельности, но и в самом образе жизни — распространялись ранее малоизвестные знания в области строительства, медицины, агрономии, ветеринарии.

В 1870 году в Токмаке открылась первая в Киргизии приходская школа, 1879 году в Пишпеке (центр одноименного уезда) — приходское училище, а в 1887 году приняла учеников первая в Киргизии Ошская русско-туземная школа, в 1888-м — Пржевальская сельскохозяйственная школа, в 1894-м — сельскохозяйственная школа в Пишпеке.

В 1912 году открылась Пишпекская мужская гимназия — первое среднее учебное заведение в Киргизии. В 1913 году работали уже четыре городские больницы (в Пишпеке, Токмаке, Пржевальске и Оше). В 1908–1911 годах были проложены узкоколейные железные дороги между станциями Скобелево (Фергана) и Кызыл-Кия, Драгомирово и Сулюкта. В 1908 году построена железнодорожная ветка Андижан — Джалал-Абад, а в 1915-м Джалал-Абад соединили рельсами с Гурунчмазаром.

Но что предшествовало этому? Прежде всего, создание первого советского государственного образования — Туркестанская АССР, которая и была провозглашена на 5-м Всетуркестанском съезде Советов 30 апреля 1918 года. Тогда же в ее состав вошла и Киргизия.

Движимые интернациональным долгом и коммунистической идеологией, 21 апреля 1918 года в в Ташкенте, в Доме свободы — бывшем особняке хлопкозаводчика Вадьянова, был открыт первый Туркестанский народный университет. А через два года в Ташкент прибыл знаменитый «профессорский эшелон» — военно-санитарный поезд № 159, на котором около полутора месяцев добирались от Москвы до Туркестана ученые и педагоги с семьями. В тот год в Ташкент пришли еще пять эшелонов с лабораторным оборудованием, пятьюдесятью тысячами книг, гербариями редких растений. Но главное, появились новые преподаватели — сорок три профессора. Со временем университет стал не просто вузом, а крупнейшим научным центром. Трудно даже представить тот огромный вклад, который коллектив университета внес в социальное, культурное и экономическое развитие народов Центральной Азии. Кроме воспитания национальных кадров он явился основой создания республиканских Академий наук.

В марте 1921 года X съезд РКП(б) записал в резолюции по национальному вопросу:

После основания СССР, в декабре 1922 года встал вопрос практической реализации этой задачи. На XII съезде РКП(б) было заявлено:

На самом деле чтобы образовать в феодальных республиках «промышленные очаги» нужны были специалисты, которых негде было брать кроме как в России. Массовая переброска трудовых резервов и специалистов в Центральную Азию хоть и была своеобразной депортацией русских, но она проводилась организованно. А после развала СССР всё происходило стихийно по принципу «спасайся кто как может».

А как отразилась реализация решений XII съезда РКП(б) в части демографического состояния России? На календарном интервале ХХ и начале XXI века прирост численности в «Русском ядре» отсутствует. В то же время численность национальных республик и автономий СССР к 1989 году увеличился в 2,5 раза. При этом в 1960-х годах в Тверской и Псковской областях «русского ядра» начался процесс вымирания, к 1989 году – вымирание охватило уже 18 из 24 областей «русского ядра».

Кто предшествовал нашему присутствию в Центрально Азии? Ответ очевиден - первопроходцы - мужественные, благородные, русские путешественники: П.П.Семёнов -Тян-Шанский (до 1906 года П.П.Семёнов), Н.М. Пржевальский, Г.Е. ГрумГржимайло, В.А.Роборовский, Н.А.Северцев, А.П.Федченко и другие. Особое место среди них занимает Пётр Петрович Семёнов Тян-Шанский (14. 01.1827–11. 03. 1914 гг.), - русский географ, ботаник, статистик, государственный и общественный деятель. Необычайно широк спектр его научной, государственной и общественной деятельности. Он был вице-председателем Императорского Русского географического общества, президентом Русского энтомологического общества, почетным членом Императорской Академии наук и Академии художеств, сенатором, членом Государственного совета, действительным членом всех Российских и многих зарубежных университетов. Его заслуги были отмечены около сорока отечественными и зарубежными орденами, медалями и знаками отличия.

Родился будущий путешественник в семье отставного капитана лейб-гвардии Измайловского полка Петра Николаевича Семёнова (1791–1832) в поместье Рязанка (ныне Чаплыгинский район Липецкой области). До 15 лет он воспитывался в деревне, развиваясь самостоятельно с помощью книг семейной библиотеки. С 15 до 18 лет Пётр учился в военной школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров. Во время школьной учебы он увлекался естественными науками. Окончив военную школу, отказался от военной карьеры и поступил вольнослушателем в Санкт-Петербургский университет на физико-математический факультет по отделу естественных наук. В 1851 г. Пётр Семёнов защитил магистерскую диссертацию по ботанике.

Юношеские годы Петра Семёнова совпали со знаменательным событием в истории русской географической науки. В 1845 году было основано Русское Географическое общество. К числу его основате лей принадлежали такие крупные географы, как К.И.Арсеньев, Ф.П.Литке, И.Ф. Крузенштерн, К.М. Бэр, А.И. Левшин. В 1849 г. в члены общества был избран молодой Пётр Семёнов.

С 1853 по 1855 г. в Берлинском университете он слушал лекции Риттера и Дове, много занимался геологией как слушатель Бейриха и Розе, и как помощник Бейриха в его летних работах по геологическим съемкам. В 1852 году Пётр Семёнов путешествовал пешком по Швейцарии в Бернских Альпах и на озерах: Тунском, Бриенцком и Фирвальдштедтском. В 1854 г. пешком, без проводника, прошел горные проходы, ведущие в Италию и Валлис: Сен-Готард, Сен-Бернар, Гримзель, Фурку и другие. Наблюдал извержение Везувия, на который еще до этого совершил 17 восхождений.

Особое место в географической деятельности Петра Семёнова занимают 1856–1857 годы. Это годы его знаменитого путешествия в Тянь-Шань, положившего начало последующим экспедициям в Среднюю и Центральную Азию русских путешественников-географов во второй половине XIX века.

Сведения о Тянь-Шане (Небесные горы), которыми располагала европейская географическая наука к середине XIX века, хорошо охарактеризованы Г.Е. Грум-Гржимайло[25]:

«К пятидесятым годам прошлого столетия всю сумму европейских сведений о Небесном хребте китайцев давала риттерова Азия, а наглядно — карты д’Анвилля в позднейшей переработке Клапрота. Эти знания если не равнялись нулю, то были ничтожны…»

В рамках моего повествования эпизоды путешествия Петра Семёнова в Тянь-Шань будут иметь ограниченный, фрагментарный характер. Акцент будет сделан на наиболее интересных, на мой взгляд, подробностях путешествия на озеро Иссык-Куль, по Боомскому ущелью с рекой Чу, к истокам реки Нарын и к ХанТенгри (Повелителю неба) – пирамидальному пику на хребте Тенгри-Таг высотой 7010 м.

1

Путешествие в Среднюю Азию было давней, заветной мечтой Петра Семёнова. Однако в России обстановка была такова, что по словам путешественника:

«Сообщить, кому бы то ни было о моей твердой решимости проникнуть туда - было бы с моей стороны крупной ошибкой, так как такое намерение встретило бы сильное противодействие со стороны Министерства иностранных дел, ревниво оберегавшего азиатские страны, лежащие за русскими пределами».

И всё-таки, при поддержке своих коллег по Русскому Географическому обществу, весной 1856 года Семёнов снарядился в свою экспедицию и выехал в сторону Алтая. В Сибири Пётр Семёнов делает интересные социальные выводы. Крестьяне-старожилы Сибири, выросшие и развивавшиеся на ее просторах, не знавшие крепостной зависимости, имели иной менталитет и более высокий уровень жизни, нежели крестьяне Центральной России. Вот как он пишет об этом:

«Избы крестьян южных уездов Тобольской губернии поражали меня своим простором по сравнению с тесными курными избами крестьян черноземных великорусских губерний: обыкновенно они имели шесть окон на улицу, а иногда и до двенадцати, крыты были тесом, а иногда были построены в два этажа. Попадались и кирпичные крестьянские дома, крытые железом. Пища крестьян была необыкновенно обильна. В самых простых крестьянских избах я находил три и четыре кушанья. Мясная пища состояла из говядины и телятины, домашней птицы и дичи, а также рыбы. К этому присоединялись пельмени — любимое блюдо сибиряков, пшеничный и ржаной хлеб, а также овощи и молочные продукты в неограниченном количестве. При развитии скотоводства и значительных посевах льна и пеньки, самодельная одежда сибирских старожилов также была несравненно лучше одежды крестьян Европейской России».

В июне Семёнов добрался до города Омска — административного центра Западносибирского генерал-губернаторства, в состав которого входили две громадные губернии — Тобольская и Томская, а также, замыкавшие их с юга военной пограничной линией, степные области: территория нынешнего Казахстана.

Омск того времени, несмотря на его крупное административное значение, населяли всего шестнадцать тысяч жителей. Губернатором был просвещенный престарелый генерал от инфантерии, герой Отечественной войны 1812 года Густав Христианович Гасфорт. Он доброжелательно принял Семёнова и оказал ему всяческую поддержку. Местным властям предписывалось оказывать самое широкое содействие Петру Семёнову в его путешествии и исследованиях, выделять достаточный конвой для поездки в горы Заилийского края, а также посылать вслед за ним топографов для съёмок его маршрутов. Невольно отдаешь дань мудрости тридцатилетнего Петра Семёнова, который, как показали дальнейшие события, своим поведением умел расположить к себе всех людей, с которыми сводила его судьба: от генерал-губернаторов, офицеров, местных султанов, ханов и баев, до рядовых казаков, простых русских крестьян, кочевников-казахов и киргизов.

В Омске он познакомился с двумя талантливыми молодыми офицерами, недавно окончившими Омский кадетский корпус. Один из них, Григорий Николаевич Потанин[26] - исследователь Сибири и Центральной Азии — был из рода казаков и, по словам Семёнова, человеком любознательным, трудолюбивым, совершенно идеальной душевной чистотой и честности. Другим был Чокан Валиханов[27] — казах, родом из Средней орды, он был внуком последнего хана Валия и правнуком знаменитого Аблайхана, потомка Чингисхана.

Немногим позже, обладая выдающимися способностями, Валиханов в Петербурге, под влиянием Семёнова, слушал лекции в университете и так хорошо освоился с французским и немецким языками, что сделался замечательным эрудитом по истории Востока и, в особенности, народов соплеменных казахам. Из него вышел бы замечательный ученый, если бы смерть, вызванная чахоткой, не похитила его преждевременно на двадцать восьмом году жизни.

Чокан Валиханов явился первым исследователем, который записал, а затем перевел на русский язык отдельные главы эпоса «Манас» и тем самым открыл широкой общественности и ученому миру величайший памятник киргизского устного творчества, насчитывающий полмиллиона строк. В июне 1858 года, под видом купца, он присоединился к каравану, направлявшемуся из Семипалатинска в Кашгар. По итогам экспедиции был написан отчет «О состоянии Алтышара или шести восточных городов китайской провинции Нань-лу (1858–1859)». Труд был высоко оценен востоковедами России и вскоре переиздан на английском языке. Интересно, что путь Чокана Валиханова повторил Лав Корнилов[28].

Отец Корнилова — иртышский казак, мать — крещёная казашка из рода Аргын. По окончании Николаевской академии Генштаба капитан Корнилов, пользуясь своей азиатской внешностью и знанием шести восточных языков, в конце XIX — начале XX веков совершил разведывательные экспедиции в Персию, Афганистан, Кашгар, Китай и Индию. Его книга «Кашгария, или Восточный Туркестан» стала весомым вкладом в географию, этнографию, в военную и геополитическую науку, принесла автору заслуженный успех, была замечена британскими специалистами и, как и труды Валиханова, немедленно переизданы в Англии. Картографический материал «Военный отчет по Кашгарии» 1907 года представляет собой планы городов и укреплений Восточного Туркестана.

Седьмого июня Петр Семёнов приехал в город Барнаул, расположенный на левом берегу Оби. Общество в Барнауле состояло из хорошо образованных, культурных горных и лесных инженеров, а также их семей. Широта познания горных инженеров Алтайского горного округа проявлялось в их знакомстве с научной и художественной литературой, а об их эстетических наклонностях свидетельствовало процветание Барнаульского любительского театра. Одним словом, Барнаул был в то время, бесспорно, самым культурным уголком Сибири, за что Семёнов прозвал его «сибирскими Афинами».

В начале августа Семёнов прибыл в Семипалатинск, где встретил самый предупредительный прием со стороны губернатора, генерал-майора Генерального штаба Панова. Адъютант Панова, у которого остановился Семенов, приготовил сюрприз: совершенно неожиданно он представил ему у себя на квартире одетого в солдатскую шинель своего петербургского приятеля — Федора Михайловича Достоевского, находившегося в ссылке. Достоевский рассказал ему все, что ему пришлось пережить. При этом он сообщил, что положение свое в Семипалатинске считает вполне сносным благодаря добрым отношениям к нему не только своего прямого начальника, батальонного командира, но и всей семипалатинской администрации. Надо заметить, что в Сибири к поднадзорным или находившимся уже на свободе ссыльным начальство в то время, относилось благодушно. Писатель был арестован в 1849 году в связи с «делом Петрашевского».

Петрашевцы — «вольнодумцы», участники собрания революционера Буташевича-Петрашевского. Лишь некоторые из них имели замыслы революционного характера. Значительная часть осужденных понесла наказание только за распространение письма Белинского к Гоголю. Хотя Достоевский отрицал свою вину, суд признал его «одним из важнейших преступников». Всего по делу петрашевцев были арестованы около сорока человек, из них 21 приговорен к расстрелу. 22 декабря 1849 года они были привезены из Петропавловской крепости на Семёновский плац, на котором был инсценирован расстрел, после чего был зачитан новый приговор — каторга, ссылка и т.п. Достоевский был приговорен к каторге сроком на четыре года с последующей отдачей в рядовые. В январе 1850 года, во время короткого пребывания в Тобольске, по пути к месту каторги, писатель встретился с женами сосланных декабристов: Муравьевой, Анненковой и Фонвизиной. Женщины подарили ему Евангелие, которое он хранил всю жизнь.

Годы каторги Достоевский провел в Омске. В 1854 году был освобожден и отправлен в Семипалатинск рядовым в седьмой линейный сибирский батальон. Во время службы в Семипалатинске он подружился с Чоканом Валихановым. Там молодому писателю и молодому ученому поставлен общий памятник. В Петербург Достоевский вернулся в 1860 году.

Из Семипалатинска Семёнов направился в город Копал и достиг его 11 августа. Город, основанный князем Горчаковым, к тому времени существовал пятнадцать лет, в нем было более 700 домов с деревянной церковью на площади. Начальник Копальского округа полковник Абакумов принял Семёнова приветливо и радушно. Он, по словам путешественника, был выдающейся личностью, имевшей заслуги перед наукой в качестве натуралиста.

Копал… Предо мной фотография деда по материнской линии — Широкова Михаила Фроловича. Она датирована 24 октября 1915 года. На ней бравые семиреченские казаки: мой дед и его сослуживцы — Плаксин Василий Никифорович и Рогов Макар Петрович. Эти данные дед аккуратно записал на обороте фото.

Из Копала Петр Семёнов продолжил путешествие в направлении военного укрепления Верный[29].

По пути, в районе пикета Карабулак, по берегам реки Каратал он ознакомился с оседлыми поселками чолоказаков. Под этим названием подразумевались русские - выходцы из Ташкента, которые основали оседлые поселения в степи, взяв в жены казашек. Но это были не ташкентские узбеки, а беглые из Сибири русские ссыльнопоселенцы, долго прожившие в Ташкенте и, наконец, образовавшие в конце сороковых — пятидесятых годов земледельческую колонию под сенью легальной русской земледельческой колонии Копала. Поселки эти состояли из тщательно выбеленных мазанок с плоскими крышами и печами, приспособленными для зимнего проживания. Чолоказаки обзавелись казахскими женами тем же путем, каким римляне — сабинянками: одних похитили с их согласия, других с уплатой калыма. Казаки очень хвалили умелость чолоказаков не только в полевых работах, ирригации и скотоводстве, но и в садоводстве и строительстве.

Петр Семёнов познакомился с 80 - летним Чубар муллой - главой одного из самовольно построенных поселков. На его лице явно просматривались следы вытравленных клейм. Он рассказал Петру Семёнову свою историю. Сбежал из Сибири в Среднюю Азию. Поселившись в Ташкенте еще в 1830-х годах, он нашел там кусок хлеба, занимаясь земледельем, садоводством и вообще сельскохозяйственными работами. Невольно возникает мысль: Ташкент всегда был хлебным городом!

У богатых ташкентских узбеков беглых русских работников было много и они все знали друг друга. В 1842 году до них дошли слухи о том, что в Семиречье возникло цветущее русское земледельческое поселение Копал. Чубар мулла, человек отважный и предприимчивый, много лет страдавший на чужбине от тоски по родине, решил привести в исполнение, зародившееся в нем непреодолимое желание посмотреть на эту новую богатую окраину русской земли и, если возможно, поселиться в ней для того, чтобы, по крайней мере, умереть на родине. Он запасся тремя верблюдами, навьючил их ташкентским товаром — изюмом, шепталой[30], фисташками и ташкентскими тканями, беспрепятственно добрался до Семиречья, сбыл здесь с выгодой свой товар, запасся в Копале русским товаром, с которым вернулся в Ташкент.

По дороге он встретил особенное гостеприимство и временный заработок у русских казаков на Каратале и, облюбовав совершенно свободные места, удобные для орошения и земледелия, решился поселиться вместе со своими земляками, товарищами-беглецами из России, под именем ташкентских выходцев — чолоказаков. По возвращении в Ташкент он собрал большой караван из нескольких десятков верблюдов и не меньшего числа чолоказаков с большим количеством ташкентских товаров, из коих самым ходким был изюм, так как из него копальские казаки курили водку. С тех пор русские чолоказаки окончательно поселились на Каратале. Второму поколению было уже от 10 до 17 лет.

Во всё время своих путешествий Петр Семёнов активно занимался ботанической и географической работой. Вот как он описывает один из бесчисленных эпизодов своей деятельности по пути в Верный:

«Двадцать седьмого августа я предпочел взобраться на горный хребет Аламан. Притом главная вершина Аламана была так расположена, что вид с нее со всех сторон был самый обширный и для исследователя географии страны самый поучительный, и простирался далеко за китайские пределы и за самую главную реку Семиречья — Или. Казахский султан Адамсарт вызвался проводить меня на вершину Аламана в сопровождении одного джигита, а я взял с собой из Коксуйского поселка двух казаков. Пятнадцать верст мы сделали на прекрасных лошадях султана по дороге от Коксуйского пикета к Терсаканскому, а затем переехали вброд быструю реку Коктал и стали подниматься на Аламан. Дорога шла через скалистые ущелья вдоль ручья, падающего водопадом. Подъем занял четыре часа. Около полудня достигли мы вершины хребта у снеговой поляны, над которой круто возвышалась груда сиенитовых скал колоссальной величины. Кругом, в полном цвету альпийская растительность алтайского типа. На вершине Аламанского хребта я провел четыре часа за сбором растений, образцов горных пород и в производстве гипсометрических[31] наблюдений.

В четыре часа пополудни мы начали спускаться с Аламана по другой, более прямой дороге, по крутым обрывам, мимо ужасных пропастей. Вдоль ущелья крутые скаты поросли казачьим можжевельником (JuniperusSabina), ниже зоны распространения которого появилась жимолость (Lonikeraxuljsteum) и черемуха (Prunuspadus). Уже было совершенно темно, когда мы достигли своего спуска и направились к ночлегу в одном из аулов Адамсарта. Когда мы вошли в юрту, расположившуюся на лугу, то нашли там разостланными богатые ташкентские ковры, приготовленные для нашего ночлега. Скоро загорелся и приветливый огонек посреди юрты, принадлежавшей, не султану, а богатейшему из жителей этого аула. Общество, окружавшее очаг, состояло, кроме прибывших со мной, из хозяина юрты, двух почетнейших жителей аула и двух чолоказаков. Султан совершил свою молитву, затем нам подали красивые бухарские медные кумганы (рукомойники). Мы вымыли руки и принялись за ужин. Прежде всего, в больших фарфоровых пиалах нам подали кумыс, потом чай, а затем было подано обычное выражение гостеприимства — баранина.

После полуночи я был пробужден страшной тревогой: послышались крики людей, отчаянный лай собак, ржанье лошадей, рев быков и верблюдов. Возле юрты раздался выстрел и крики: «аю», «аю», - это был медведь, забравшийся в стадо овец. Испуганный выстрелом медведь кинулся в бегство, похитив барана».

Тридцатого августа вечером Петр Семёнов подъезжал к Верному вдоль подгорья северного склона исполинского горного хребта протяженностью более 450 километров — Заилийского Алатау, переходящего далее в Киргизское Ала-Тоо. Этот горный хребет высотой от 3 до 5 тысяч метров украшен вечными снежными вершинами. Военное укрепление Верный в то время находилось в начальной стадии своего обустройства. Предыстория Верного такова. Заилийский край являлся лучшим по климату и плодородию почвы уголок Западно - Сибирского губернаторства. На тот момент он был спорной территорией между российскими подданными: казахами Большой орды, киргизскими племенами правого крыла, китайскими подданными племенем Бугу и кокандскими подданными племенем Сарыбагыш. Отважные и предприимчивые казахские султаны Большой орды охотно вызвались быть первопроходцами в занятии оспариваемого у них киргизами подгорья, альпийские луга которого посещались ими с тех пор, как они почувствовали за собой твердый оплот в русской колонизации Семиреченского края.

Генерал-губернатор Западной Сибири Густав Христианович Гасфорт осенью 1854 года из Омска послал за реку Или рекогносцировочный отряд, состоявший из одного батальона пехоты и трех сотен казаков. Экспедиция завершилась успешно. Они нашли в семидесяти верстах от реки Или, у самого подножья Заилийского Алатау, при выходе из гор речки Алматы, прекрасное место для русского поселения, началом которому послужило основание укрепления Верное. Летом 1856 года войска и казаки окончательно водворились на месте и занялись рубкой леса в Алматинской долине для первых необходимых построек. А вот первая встреча русских переселенцев с киргизами, откочевавшими на юго-запад, была неприятной. В одну из ночей сильная киргизская барымта (разбойничья шайка) в пятнадцати верстах от Верного угнала табун русских лошадей, убив 12 охранявших их казаков, головы которых, с целью устрашения, были найдены на пиках.

Настоящая колонизация Верного семейными казаками и крестьянами началось весной 1857 года. Приставом Большой орды, следовательно, и начальником всего Заилийского края был полковник Хоментовский Михаил Михайлович - успешный воспитанник Пажеского корпуса. За заслуги в освоении Семиречья, строительстве и благоустройстве Верного был награждён орденами Св. Анны 2- ой степени (1855) и Св. Владимира 4-ой степени (1857). В 1862 году он назначается командиром лейб – драгунского Ея Величества полка. В 1882 году был предводителем Минского уездного дворянства, генерал – майор в отставке.

Позднее П. П. Семёнов Тян–Шанский писал: «Образованный полковник Хоментовский при своих дарованиях был выдающимся человеком». Ф. М. Достоевский добавлял: «Человек превосходный, благороднейший». Петра Семенова он встретил очень приветливо, они быстро сошлись на лагерных Петергофских воспоминаниях.

Дальнейший путь Петра Семёнова лежал в сторону западной оконечности Иссык-Куля. Это была предварительная, разведочная экспедиция. На восточной оконечности озера было неспокойно. Вследствие продолжительной и кровавой распри между двумя соседними племенами Сарыбагыш и Бугу, можно было наткнуться на многочисленные блуждающие конные «барымты» той или иной стороны.

Небольшая экспедиция была снаряжена в два дня. В своё распоряжение Пётр Семёнов получил десять казаков, двух казахов – проводников, трёх вьючных лошадей и верблюдов. Опуская все подробности интересного пути, остановимся на том, что восьмого сентября перед Петром Семёновым открылся замечательный вид на Иссык-Куль. С юга синяя гладь озера была замкнута непрерывной цепью снежных вершин Терскей-Алатау, стоявшего крутой стеной. Снежные вершины, которыми он был увенчан, образовали нигде не прерывающуюся гряду, а так как основания их за дальностью скрывались за горизонтом, то снежные вершины казались выходящими прямо из темно-синих вод.

Для справки: по размеру Иссык-куль (Тёплое озеро) второе озеро на планете после Каспийского. Его длина 180 км, ширина до 70 км, глубина до 670 метров.

На следующий день экспедиция спустилась к озеру. Вот как описывает свою первую встречу с Иссык-Кулем Петр Семёнов:

«Вода озера на вид была прекрасна по своей прозрачности и светло-голубому цвету, но она была солоновата и не пригодна для питья. На западе озеро казалось беспредельным. На северной стороне виднелись красивые бухты. Островов на озере не было. Мы дошли до Иссык-Куля в 4 часа пополудни и охотно остались бы здесь до следующего дня, но ночевать на берегу озера было бы слишком опасно. О приходе нашем на Иссык-Куль могли уже знать киргизы, утром мы уже видели издали одного всадника. Всякая барымта заметила бы наши огни. Поэтому решено было не оставаться здесь на ночлег, а направиться к прежней стоянке и затем вернуться в Верный».

Шестнадцатого сентября экспедиция благополучно вернулась в Верный. Хоментовский очень обрадовался возвращению Петра Семёнова, тем более, что в его отсутствие произошли важные события. Отношения на юго-западе с соседними киргизским племенем сарыбагышей были натянутыми, и они продолжали свои хищнические набеги на ещё недостаточно прочно укрепленный Заилийский край. В особенности вывело из себя Хоментовского разграбление русского торгового каравана неподалеку от Верного, шедшего в Ташкент, а также непрекращающаяся киргизская «барымта», направленная против российских подданных — казахов Большой орды.

Отважный Хоментовский быстро решился дать адекватный ответ. Он предпринял поход на сарыбагышевские аулы в Чуйской долине, с целью «расчебарить» их, то есть отнять у них табуны и стада для компенсации казахских убытков. Отряд Хоментовского состоял из трех сотен казаков, одной роты пехоты, посаженной на лошадей, казахов Большой орды, двух горных пушек и нескольких ракетных станков. Отряд благополучно спустился в долину реки Чу ниже кокандского укрепления Токмак. Здесь, на кочевьях, он застал киргизов, разгромил их аулы, овладел их табунами и стадами и отправился в обратный путь. Киргизы, вначале бежавшие, собрались в огромном количестве и бросались в атаку на растянувшийся отряд Хоментовского, при этом часть раненых, попавших им под руку, была изрублена на куски. В ответ ракетные станки, пушки и огонь казаков нанесли сарыбагышам большие потери. Потери отряда, вместе с тяжелоранеными, составили 17 человек. Этот молниеносный поход Хоментовского произвел очень сильное впечатление на сарыбагышей, но так и не изменил их натуру.

Для Петра Семёнова главной целью экспедиции на ИссыкКуль было установить существующее соотношение между озером и рекой Чу, на западной оконечности Иссык-Куля. Не откладывая, он решился на экспедицию теперь уже по Боомскому ущелью и протекавшей по нему реке Чу на западную оконечность Иссык-Куля.

Каким же надо было обладать мужеством, чтобы решиться на этот поход по горячим следам Хоментовского, по почти бездорожному Боомскому ущелью, в котором можно было встретиться с озлобленными врагами, хотя большая часть из них, как оказалось, поспешно откочевала на Иссык-Куль.

Двадцать первого сентября экспедиция в составе 90 казаков, двух казахов-проводников и 20 вьючных лошадей двинулась в путь вдоль подножья Заилийского Алатау. Проехали верст сорок, как вдруг вдали послышались отчаянные крики, взывавшие о помощи — киргизская «барымта» грабила небольшой узбекский караван, который шел в Верный. Когда казаки прискакали на помощь каравану – сарыбагыши успели сбежать. Погоня была безуспешной.

Двадцать шестого сентября вечером экспедиция Петра Семёнова, незамеченная и без приключений, вошла в дикое Боомское ущелье. Об этом он писал:

«Когда мы вошли в ущелье, оно довольно скоро сузилось так, что по правому берегу Чу, на котором мы находились, следовать было невозможно, потому что каменные утесы громадной высоты опускались в реку совершенно отвесно. Мы вынуждены были перейти вброд бурное течение реки на левый берег, но затем, такое же препятствие заставило нас перейти опять на правый берег. Движение вперед было до крайности затруднено тем, что наша тропинка не могла следовать непрерывно вдоль берега Чу, приходилось подниматься на боковые стены этого каменного коридора, по опасным тропинкам, обходящим сверху отвесные обрывы. Мы совершали эти обходы пешком, ведя в поводу своих лошадей, развьючивая вьючных лошадей и перенося вьюки на руках. Кое-где вместо этих обходов мы шли вброд у подошвы обрыва, против бурного течения реки, с ежеминутной опасностью для каждого из нас быть снесенным ее бешеным течением».

Таким было Боомское ущелье и река Чу, в 1857 году.

В свое время, я был приятно удивлен тем, насколько точную характеристику реке Чу дал россиянин, поэт Степан Щипачев в своем одноименном стихотворении:

Да, такова печальная участь реки Чу, которая лишь в стародавние времена впадала в Сырдарью. Мне приходилось бывать в низовьях Чу - там отменная рыбалка. Сейчас, среди песков и саксаула, небольшой поток воды превращается в небольшие озёра, заросшие камышом. Кстати, такая же судьба постигла реки Зеравшан, Каршидарью, Теджен, Мургаб, впадавшие когда - то в Амударью, причина тому - изменение климата и хозяйственная деятельность человека. Даже некогда могучие реки - Сырдарья и Амударья, разобранные на полив, не впадают в Аральское море, поэтому оно превратилось в солончаковое блюдо среди песков.

2

В настоящее время, по Боомскому ущелью на Иссык-Куль мчатся автомобили и ходят поезда. Однако, до 1948 года, отсутствие железной дороги существенно сдерживало экономическое развитие Иссык-кульского и Тянь-Шанского регионов.

В 1941 году было принято решение о строительстве железной дороги от посёлка Кант до город Рыбачье (теперь Балыкчи) протяженностью 158 километров. Поселок Кант в Чуйской долине расположен на высоте 700 метров выше уровня моря. Город Рыбачье, на западной оконечности Иссык-Куля — на уровне 1800 метров. Кант — это, конечно, не в честь кенигсбергского философа Эммануила Канта, а в честь сахарного завода («кант» - по-киргизски «сахар»).

В 1942 году в эксплуатацию был сдан участок Кант — Быстровка протяженностью 87 километров. Как видите, война не приостановила ход строительства. По этому поводу в адрес тогдашнего политического руководства страны и народа остается только повторить: «Да, были люди в наше время!».

До города Рыбачье на Иссык-Куле, в 1942 году оставалось построить 71 километр, в том числе 60 километров труднейшей трассы по Боомскому ущелью. Это строительство продолжилось до 1948 года. Если бы посмотреть карту строительства железной дороги 1942 года, лежавшую на столе начальника строительства Бориса Исидоровича Дёмина, можно было бы увидеть, что вдоль горных извилин бегут три ленточки. Одна, голубая, очень извилистая, повторяет каждый изгиб ущелья — это река Чу. Другая, две тонких черных колейки, чуть-чуть глаже, чем извилины голубой ленточки, но тоже в петлях и зигзагах — это старое шоссе. И, наконец, третья, густая черная черта, почти ровная по сравнению с кривизной реки и шоссе, местами пересекающая их или тесно идущая бок, о бок с ними — это трасса новой железной дороги. Даже взгляду тесно на таком малом пространстве, по которому бегут эти три линии. Как ухитрялись в этом коридоре между косых изломов гор — не мягких, а крепких, из темно-лилового и темно-зеленого порфира, черного диорита, красновато-серого гранита — как умудрились здесь улечься сразу и река, и шоссе, и рельсовая колея?

Трудности, встреченные строителями, были настолько велики, а способы их преодоления настолько новы, остроумны и смелы, что маленькая и, казалось бы, незначительная стройка Быстровка — Рыбачье, на самом деле явилась уникальным инженерным сооружением, на тот момент, не имеющим себе равных в мире. Прокладывалась не только трасса железной дороги, но и принимались меры к тому, чтобы сверху исключить каменные осыпи. Для этого вершины скал взрывали, поднимали туда экскаваторы, которые убирали все лишнее, а на крутых косогорах люди вручную, ломами и лопатами спускали вниз валуны и породу. Заодно, в ходе работ по строительству железной дороги шла реконструкция автомобильной дороги.

История сохранила имена некоторых передовиков этого уникального строительства — лучших экскаваторщиков: бригадиров Набокова и Филимонова, машинистов Куцанова и Сумбаева, помощников машиниста Бисекеева, Липатникова, Сидорова.

Не только географы и геологи хорошо изучили Боомское ущелье: седая древность этого ущелья издавна ведома народным сказителям, акынам и филологам. В районе станции Джил-Арык шел нарастающий подъем — двенадцатикилометровый участок двойной тяги. Джил-Арык — место действия эпоса «Манас». Станция Кыз-Кыя («Невеста и жених»)- связана с романтической легендой о погибших влюбленных, бросившихся вниз со скалы. Здесь, чтобы выкроить у камня полоску длиною в один километр, производились массовые взрывы на выброс.

На участке строительства Быстровка — Рыбачье пришлось возвести целый комплекс сложнейших сооружений, способствующих изменению неблагоприятных природных условий, с которыми нас впервые ознакомил Петр Петрович Семенов-ТянШанский.

Буквально у каждой из ее станций: Мертвая петля, ДжилАрык, Кыз-Кыя, Кок-Мойнак — станций, овеянных древними киргизскими легендами, решались сложнейшие инженерные задачи: искусственная осыпь, массовые взрывы на сброс, отжим реки к противоположному берегу - трудная, напряженная прокладка дороги. Сколько усилий людей многих национальностей вложено в эту стройку! Люди охотно шли на народную стройку, многие остались работать постоянно.

Утром 19 мая 1948 года, в Рыбачьем, празднично одетые люди, шумным потоком потянулись к берегу Иссык-Куля. Строительство высокогорной магистрали было завершено, уложены последние метры стального пути. Лёгкий ветерок развевал полотнища знамен и лозунгов, звенели песни. Залитые яркими лучами солнца, до самого горизонта простираются голубые просторы озера Иссык-Куль - «Киргизского моря», вдали сверкают покрытые вечными снегами вершины Тянь-Шаня.

И вот, за пригорком показался дымок, стали видны очертания поезда. Он подходил все ближе и ближе. Раздался пронзительный гудок, и состав остановился у празднично украшенной арки. Путь поезду преградила красная лента. Первый секретарь ЦК Компартии Киргизии И. Р. Раззаков, в сопровождении начальника строительства Б.И. Дёмина, подходят к арке и под гром аплодисментов и крики «ура!» перерезает красную ленту. Путь свободен!

Поезд, оглашая берега Иссык-Куля долгим торжественным гудком, подходит к станции Рыбачье. Первый состав, доставивший 200 тонн оборудования и материалов для предприятий и строек Иссык-кульской области, принял начальник эксплуатации новой дороги В.А. Другов и начальник станции С.В. Ванюхин.

Затем состоялся торжественный митинг. Зачитывается поздравительное письмо Президиума Верховного Совета Киргизской ССР, Совета Министров Киргизской ССР, Центрального Комитета КП(б) Киргизии. В этом письме было сказано:

«Президиум Верховного Совета Киргизской ССР, Совет Министров Киргизской ССР, Центральный комитет КП(б) Киргизии горячо поздравляют рабочих, работниц, инженернотехнических работников, служащих строительства железной дороги Кант — Рыбачье с крупной производственной победой — окончанием укладки пути и открытием рабочего движения на всем протяжении железнодорожной линии. Коллектив строителей в трудных горных условиях, при активной помощи колхозников и комсомольцев республики, выполнил большую работу: произвел свыше шести миллионов семисот тысяч кубометров земляных работ, из них один миллион сто тысяч в скальных грунтах, уложил 158 километров железнодорожного пути, выполнил свыше 70 тысяч кубометров берегоукрепительных работ, построил водоотводные дамбы и регуляционные сооружения, большое количество мостов и труб, установил на всем протяжении линию связи. Преодолевая многочисленные трудности, строители дороги ввели в действие один из важных объектов послевоенной пятилетки, связав богатейшие области республики со всей страной. Железная дорога Кант — Рыбачье даст возможность быстро освоить огромные богатства Тянь-Шаня и Иссык-кульской котловины, и поставить их на службу дальнейшего развития промышленности и сельского хозяйства Киргизии и материального благосостояния трудящихся».

Да, это было историческое событие!

С самого детства дорога по Боомскому ущелью вела меня на Иссык-Куль, вначале в пионерские лагеря, затем, после школы, до поступления в институт, я два года работал электриком в совхозе «Оргочер» на южном берегу озера. После окончания института, были поездки в Пржевальск, отдых в санатории «Голубой Иссык-Куль» и в доме отдыха «Чолпон-Ата», командировки в Тянь-Шань - города Кочкорка, Нарын, и каждый раз путь лежал через это ущелье - другой дороги нет.

Одно из детских воспоминаний у меня связано с общепитовской точкой под народным названием «Хитрый домик». Она находилась в ущелье на пятачке между бурной рекой Чу и склоном горы. Могу предположить, что это заведение, как столовая, возникло именно в период строительства железной дороги на участке Быстровка — Рыбачье. Иногда отец, работавший в Нарыне с 1951 по 1955 годы начальником Тянь-Шанской областной конторы связи, брал меня с собой в столицу и мы, измученные многочасовой грунтовой дорожной тряской, всегда останавливались в «Хитром домике» отдохнуть и пообедать. Там была отменная кухня с азиатскими блюдами: шурпой, пловом, лагманом, мантами и нашими: борщом, пельменями, котлетами и т. д.

«Хитрый домик» процветал, там всегда было многолюдно, накурено, шумно. Шофера делились дорожными новостями, многие были знакомы друг с другом. Мне это место напоминало чайную из кинофильма «Сказание о земле Сибирской». Водку, как и повсюду, тогда в буфете продавали на разлив.

В связи с этим, маленькое отклонение из моего детства в городе Нарын. Я, мальчишка, стою в очереди за хлебом. В это время подходят двое мужчин и просят продавщицу налить им по 150 грамм водки. Очередь, в основном женская, возмущенно зароптала, однако продавщица невозмутимо разливает водку в стаканы, а мужчины благодушно успокаивают очередь:

— Не волнуйтесь бабоньки - мы вас не задержим!

И действительно! Они взяли стаканы с водкой и не стали цедить ее, как это принято, а дружно, одним махом вылили ее в горло. Затем кинули в рот по конфетке и удалились. Это действо очень впечатлило меня, можно сказать на всю жизнь!

В «Хитром домике» шоферы, с устатку, для аппетита или за компанию, тоже пили водку из граненых стаканов и это, по тем временам, воспринималось вполне нормально. Пили потому, что на дорогах не было контроля и пить или не пить регламентировалось ненадежным и обманчивым самоконтролем. А впереди, между прочим, для того кто выехал из Фрунзе в Нарын предстояла многочасовая, утомительная горная дорога и перевал Долон (более 3000 м.) — крепче за баранку держись шофер! Но главное — тормоза…

«Хитрый домик», сиротливый и убогий, и поныне служит кому-то убежищем, но ничто не напоминает о его былой популярности. Современные автомобилисты проносятся мимо, не подозревая о том, что с этим обветшалым строением связана пусть маленькая, но легенда.

В настоящее время река Чу зарегулирована Орто-Токойским водохранилищем, построенным в 1960 году. На этой плотине, в 70-е годы, мы – инженеры наладчики, устанавливали датчики сигнализирующие о ее состоянии.

Первые годы после переезда в Россию, когда ностальгия особенно донимала меня, я часто вспоминал Боомское ущелье, каждый поворот дороги, каждый придорожный кустик...

Однако вернемся к Петру Семёнову, его положение было куда хуже моей ностальгии. В одной из тесных котловин экспедиция была вынуждена заночевать. На вершинах ущелья были выставлены казачьи пикеты, так как киргизы могли бы истребить отряд, сбрасывая вниз обломки скал, нависавшие над ущельем. Петр Семёнов признается:

«Я напрасно старался уснуть в своей палатке под шум водопадов, образуемых Чу. Ночь, проведенная мной в Боомском ущелье, была едва ли не самой тревожной в моей жизни. На мне лежала ответственность за жизнь почти сотни людей и за успех всего предприятия».

На следующее утро несколько часов пути были еще столь же затруднительными, как и накануне, но затем стены ущелья стали раздвигаться и оно превратилось в долину с более мягкими склонами. Всем встречным киргизам переводчики внушали мысль о том, что русские не имеют никаких враждебных намерений, а едут в гости к главному манапу сарыбагышей Умбет-алы, с которым представитель из самого Петербурга хочет быть тамыром (другом).

Подъезжая к Иссык-Кулю, отряд очутился среди несметной массы киргизских табунов и стад - пришлось расчищать дорогу среди этой массы животных. А далее, все пространство между рекой Чу и берегом Иссык-Куля, было занято бесчисленным количеством юрт.

Если остановиться на этом месте повествования Петра Семёнова, то невольно приходишь к мысли – как же изменился климат! Сейчас здесь не прокормить «несметные табуны и стада». Эта местность, вместе с предгорьями, на восток вдоль озера километров на 30-40, представляет собой полупустыню, которая вместе с городом Рыбачье, периодически, как в аэродинамической трубе продувается Уланом (так называется местный ветер).

В ауле уже знали о приближении отряда. Почти все племя сарыбагышей собралось возле аула Умбет-алы на печальную тризну по поводу гибели соплеменников в стычке с Хоментовским. Петру Семёнову была приготовлена прекрасная юрта. Когда он уселся на богатые ковры, в юрту вошли брат, дядя манапа и другие почетные лица. Они сообщили, что Умбет-алы нет, но они уполномочены вести переговоры.

Петр Семенов заявил им, что приехал издалека, из столицы России посмотреть как живут русские переселенцы на далекой границе, и только тут узнал о происшедшем столкновении. Он сказал, что по его мнению, между русскими и киргизами должны установиться добрососедские отношения, и что вести «барымты» против русских и их подданных - казахов Большой орды, не следует, так как это может привести к войне. П.Семёнов гарантировал, что русские первыми никогда не нападали и не нападут на киргизов. Вот почему он приехал к Умбет-алы, с целью стать его тамыром (другом) и просил передать ему подарки. День прошел в разговорах и угощениях. Семейство Умбет-алы одарило гостя тремя прекрасными конями, таким образом, по киргизскому обычаю, Умбет-алы стал тамыром Петра Семёнова.

Далее он вспоминает:

«На другой день, 27 сентября, я поднялся в пять часов утра и выехали из аула в сопровождении моего переводчика, казака и двух сарыбагышевских проводников. Мне не терпелось достигнуть одной из главных целей моего посещения западной оконечности Иссык-Куля, а именно, уяснения гидрографических отношений между озером, рекой Чу, и речкой Кутемалды, о которой уже знал Гумбольдт[32] по сведениям, собранным им в 1829 году в Семипалатинске от бухарских и ташкентских купцов.

Во время моего пребывания в Берлине (1853 г.) географы полагали, что озеро Иссык-Куль имело сток, но этим стоком одни считали реку Чу, а другие, по распространенным Гумбольдтом сведениям, речку Кутемалды, которая, якобы, выходит из озера и впадает в Чу. Мы доехали в то место, где река Чу, текущая по иссык-кульскому плоскогорью с юга на север, круто меняет свое направление в западное и вторгается в Боомское ущелье.

Таким образом, все разъяснилось! Главная составная ветвь мощной реки Чу, берет начало под названием Кочкора в ТяньШанских горах, выходит из поперечной долины в иссык-кульское плоскогорье, но, не следуя естественному уклону поворачивает на запад в Боомское ущелье. К востоку от этого поворота я увидел болотистую местность, из которой в Иссык-Куль по естественному уклону текла маленькая речка Кутемалды, имевшая не более шести верст протяженности. Кутемалды — значит «мокрый зад». Сопровождавшие меня сарыбагыши объяснили мне название речки тем, что она так мелководна, кто вздумал бы сесть посреди нее, обмочил бы себе только зад.

Я доехал до устья речки и повернув по берегу озера, вернулся в аул Умбет-Алы, вполне убедившись, что озеро Иссык-Куль стока не имеет и что оно в настоящее время не питает реку Чу. Мощная река эта образуется из двух главных ветвей: Кочкора, берущего начало в вечных снегах Тянь-Шаня и Кебина, текущего из вечных снегов из продольной долины Заилийского Алатау. Само собой разумеется, что если бы представить себе уровень озера повысившегося всего только от 15 до 20 метров, то река Чу, сделалась бы стоком Иссык-Куля; но было ли это когда-нибудь, я отложил всякие размышления до поездки в бассейн озера в следующем, 1857 году. Главная цель моя была достигнута, а безопасность вверенных мне людей требовала неотложного возвращения в Верный».

Давно уже нет следов речки Кутемалды, хотя 60 лет назад это «болотистое место» существовало. Мы, подростки, наивно связывали его с бытовавшей тогда легендой о том, что во время революции, «басмачи» (мусульманские отряды противников советской власти), пытались прорыть перемычку между ИссыкКулем и рекой Чу, спустить озеро в Чуйскую долину и затопить Пишпек (в дальнейшем Фрунзе и Бишкек), Токмак и другие населённые пункты Чуйской долины.

Термин «мощная река Чу» тоже не соответствует действительности — сток рек Кочкора и Кемина уже далеко не тот. Помелел и Иссык-Куль - вода рек и ручьев, питающих озеро, разбирается на полив. Я помню свое пребывание в пионерском лагере геологов на северном берегу Иссык-Куля в начале 50-х годов. Неподалёку от берега находился небольшой островок, на который мы плавали на лодках. Глубина озера в том месте была около метра. Сейчас к острову ведет прогулочная аллейка, потребовавшая минимальных усилий для ее отсыпки.

Вернувшись в аул, Петр Семёнов поднял свой отряд и, дружески распростившись с гостеприимными тамырами, выехал в обратный путь «в Россию» — как говорили казаки. Поднявшись на южную цепь Заилийского Алатау, путешественник на прощанье с восторгом любовался дивной красотой озера и поднимавшегося за озером высокого снежного хребта. Первого октября экспедиция благополучно вернулась в Верный.

3

Зиму 1856/57 года Петр Семёнов провел в гостеприимном Барнауле, работая над разборкой богатых ботанических и геологических коллекций. В конце апреля 1857 года он, вместе с художником Кошаровым, отправился во второе свое путешествие в Тянь-Шань. Четырнадцатого мая он прибыл в Верный.

В это время положение на Иссык-Куле было следующим. Война между племенами Сары багыш и Бугу была в самом разгаре. Номинальные подданные Китая — бугунцы, вытесненные кокандскими подданными — сарыбагышами из всего бассейна Иссык-Куля стремились вернуть себе принадлежавшую им восточную половину иссык-кульского бассейна. Поэтому решили вступить в переговоры с приставом казахской Большой орды о принятии их в русское подданство, обуславливая это подданство оказанием им немедленной помощи от врагов их одолевавших. Это было, по отношению к киргизам, началом того процесса, через который прошла вся Казахская степь.

В Верном предоставить помощь бугунцам решено было следующим образом: к экспедиции Петра Семёнова, состоящей из полусотни казаков, присовокупить ополчение казахов из 1500 всадников отважного султана Большой орды Тезека, к которому ранее уже обращались бугунцы за помощью. Такая комбинация, к тому же, обеспечивала цель Петра Семенова проникнуть вглубь Тянь-Шаня.

Из Верного экспедиция в составе 58 человек, 12 верблюдов, 70 лошадей, в сопровождении отряда Тезека отправилась в путь 29 мая. Седьмого июня экспедиция достигла кочевий бугунского манапа Буранбая, который встретил Петра Семенова необыкновенно приветливо. Радость Буранбая по поводу прибытия русской помощи объяснялась критическим его положением, так как вся бывшая ранее в его владении восточная половина бассейна озера была для него потеряна. Да к тому же, как известно, беда не ходит в одиночку. В конце 1856 года сарыбагыши захватили в плен одну из его жен и жен трех его сыновей. А чуть ранее, один из бугунских родов — Кыдык с бием Самкала во главе, состоявшим к Бурунбаю в таких же отношениях, как в Древней Руси удельные князья к Великим, к своему несчастью рассорился с главным манапом. Отделившись от него Самкала, легкомысленно решил откочевать со своим родом, численностью в 3000 человек за Тянь-Шань, через Заукинский горный проход. Сарыбагыши, занимавшие все южное побережье Иссык-Куля, коварно пропустили мятежных кыдыков на Заукинский горный проход. Но когда те со своими стадами и табунами поднимались на перевал, они напали на них с двух сторон: с тыла от озера Иссык-Куль — воины Умбет-алы, а спереди, от верховий реки Нарын — воины Тюрегельды. Кыдыки были разгромлены в этом бою. Большинство погибло, часть попала в плен, стада и табуны были захвачены.

Слух о появлении сильного русского отряда у подножья Тянь-Шаня, пришедшего на защиту бугунских владений облетел как молния весь иссык-кульский бассейн. Распространившиеся слухи, с преувеличением численности и вооружения русских, произвели магическое действие. Сарыбагыши быстро снялись с завоеванных у бугунцев земель на обоих побережьях озера и бежали на западную оконечность озера и дальше - на реки Чу и Талас. Таким образом, выполнив без единого выстрела свою политическую миссию, Петр Семёнов получил полную возможность осуществить свое намерение проникнуть вглубь Тянь-Шаня.

Для охраны Буранбая остался Тезек со своим войском, а дальнейший путь продолжали 49 казаков, художник Кошаров, 12 киргизских проводников, вожаки верблюдов и 63 верховых лошади. Маршрут экспедиции лежал по южному берегу ИссыкКуля, во внутренний Тянь-Шань до истоков Нарына и на Кунгей-Алатау[33].

Путешественник вспоминает:

«Одиннадцатого июня мы перешли Джеты-Огуз и стали подниматься на седловидное предгорье, отделявшее главный хребет Тянь-Шаня от передовой ее цепи, которую киргизы называли Оргочор.

И снова памятные для меня места. Джеты-Огуз, в переводе «Семь быков», — это живописное горное ущелье с водопадами, протяженностью более 30 километров, вначале которого высятся семь крутых, высоких надолбов из красного песчаника. Там, в моё время, был расположен профсоюзный курорт с одноимённым названием и лечением термальными минеральными водами. Судьба дважды приводила меня туда, но не в качестве отдыхающего. А у подножья западной оконечности предгорья Оргочор находится посёлок «Оргочор». Там, после окончания школы до поступления в вуз, я проработал два благословенных года (1958– 1960) электриком в совхозе «Оргочор». Это был первый мой жизненный опыт и трудовой стаж. Впрочем, что обидно, при выходе на пенсию в России «бдительные» зурабовские (был такой одиозный министр) чиновники, именно эти два года исключили из моего трудового стажа, придравшись к печатям. Зато никому не отнять светлые моменты моей юности в Оргочоре. Помню, летом на монтёрских когтях, я поднимался на опору ЛЭП для проведения какой - либо работы и часто, как завороженный, любовался цветущими малиновым цветом полями эспарцета (кормовая культура семейства бобовых), переходящими в голубую гладь озера, противоположный берег которого находился в окружении серебряного ожерелья горных вершин. Незабываемое время.

Что интересно, прослеживается успешная производственная карьера бывших работников совхоза «Оргочор», то есть социальный лифт в действии. Директор совхоза и мой дядя Широков Иван Михайлович – «Заслуженный ветеринар Киргизской ССР», в начале 60-х был переведён в столицу республики Фрунзе и работал начальником ветеринарного Управления Минсельхоза Кирг.ССР, главный механик Бардиков Пётр Алексеевич во Фрунзе стал главным инженером крупнейшей в Киргизии спец. автобазы Минстроя Кирг.ССР, наш совхозный радист (к сожалению не помню фамилию), заочно окончив ВУЗ, во Фрунзе работал начальником службы связи и телемеханики Чуйского предприятия электрических сетей (Чу ПЭС). Ваш покорный слуга – совхозный электрик, после окончания института начинал мастером в Чу ПЭС, затем стал начальником крупнейшей в то время межсистемной, узловой подстанции 220 кв., затем в тресте «Киргизэлекторосетьстро» и наконец, до переезда в Россию - Заместителем Генерального директора производственного объединения «Киргизводстройиндустрия».

В Москве, моя трудовая деятельность продолжилась в объединении «Союзвдавтоматика», а затем в Комитете по водному хозяйству Совмина Российской Федерации.

Однако вернёмся к истории путешествия Петра Семёнова. По пути к Заукинскому горному проходу он попал в урочище Кызыл-Джар, в переводе «Красный яр». Как исторический памятник это урочище было известно уже в VII веке нашей эры. В 630 году сюда проник первый путешественник-очевидец, доставивший географические сведенья о Тянь-Шане и Иссык-Куле. Это был Сюань-цзан, буддийский паломник, попавший сюда из Ак-Су, одного из городов Семиградья, расположенного на юг от Тянь-Шаня. Путь паломника шел через Тянь-Шань на южное побережье Иссык-Куля, выходил с западной оконечности на реку Чу, пройдя через Боомское ущелье, он достиг верховий реки Талас и страны «Тысячи источников» — Мин-булак. В этой стране находился Суяб — ставка тюркского хана. Через столетие, в 748 году, Суяб был разрушен китайцами, а через 18 лет был занят харлуками народом тюркского племени, которые, как и другие их соплеменники тукюэ и киргизы — вышли с Южного Алтая и верхнего Енисея.

Племя Джикиль, отделившись от харлуков, основало на Тянь-Шане свою резиденцию Джар (Яр). Понятно, как дорожил престарелый манап Бурунбай - потомок джикильских каганов местностью Кызыл-Джар. Петр Семёнов возвращал ему родину, бывшую достоянием его предков более тысячи лет, а так же чудные пастбища верховьев Нарына (Яксарта) и Небесного хребта, захваченные сарыбагышами. Вот почему старый манап считал русскую экспедицию своим собственным делом и поддерживал ее самым энергичным образом.

По мнению Петра Семёнова, все пространство между ТяньШанем и Заилийским Алатау, далее оба берега Иссык-Куля, а затем течения рек Чу и Таласа служили самыми торными путями из внутренней нагорной Азии. Китайские летописи уже во II веке до нашей эры повествуют о кочевых народах на северо-западной оконечности Срединной (Китайской) империи. Самыми могущественными и опасными для Китая были гунны, обитавшие здесь с подчиненными им племенами — темными монгольского типа юэ-джисцами и голубоглазыми русыми усунями.

Мужественные усуни владели бассейном Иссык-Куля в течение пяти веков (II век до н.э. III век н.э.), их было более 120 000 семейств. В дальнейшем, в результате бесконечных войн мужчины гибли, покинув театр военных действий, а женщины ассимилировались тюркскими народами. Очевидно, что признаки усуней следует искать среди киргизов и казахов. Кстати, я сам тому свидетель, среди киргизов встречаются рыжеволосые и светлокожие.

Окончив обзор местности Кызыл-Джар, отряд П. Семёнова спустился к Иссык-Кулю, к красивой бухте, куда впадала река Кызыл-су. Погода стояла жаркая, и все кинулись купаться. Бухта поразила путешественников обилием рыбы. Огромные сазаны плескались на поверхности в зарослях водных растений. Казаки шашками рубили рыбу, так что через два часа этот импровизированный способ ловли дал 11 пудов рыбы, из которой была сварена уха на весь отряд, а часть рыбы засолили.

Затем путешествие продолжилось. Восемнадцатого июня, во время подъема в горы по долине Шаты, Петр Семёнов увидел, что два проводника, ехавшие впереди, вдруг резко повернули назад, предупреждая об опасности. Семёнов, напротив, пришпорил коня и с 15 казаками поскакал навстречу и вскоре ворвался в сарыбагышевскую «барымту», преследовавшую проводников. Противников было человек тридцать. Они тут же соскочили с коней и легли на землю. Таким образом, совершенно неожиданно, у него оказались пленные. Петр Семёнов объявил, что не имеет против них враждебных намерений, отпускает их с условием, что впредь они не пойдут на «барымту» против бугунцев. Двух заложников он оставил у себя, пообещав отпустить их на обратном пути.

Двадцатого июня отряд вернулся в аул Буранбая, который приготовил радушную встречу. Он вновь вернулся к теме принятия его в русское подданство со всем племенем и его владениями, куда входила восточная половина бассейна озера Иссык-Куль, все северное подгорье Тянь-Шаня до восточных снегов Небесного хребта с вершиной Хан-Тенгри, которая была одной из главных целей экспедиции 1857 года. Вторая просьба Буранбая состояла в том, чтобы Петр Семёнов обратился с письменной просьбой к Умбет-алы вернуть всех пленниц его семейства. Петр Петрович немедленно написал письмо и отправил его с двумя отпущенными заложниками. Забегая вперед, следует отметить, что Умбет-алы возвратил пленниц в распоряжение Петра Семёнова и тот вернул их Буранбаю.

Через три дня подготовка экспедиции к Хан-Тенгри была закончена. В ее состав входили 6 проводников и казаки при 70 свежих лошадях и 10 верблюдах. Двадцать четвертого июля экспедиция вышла из аула Буранбая и к вечеру достигли аула знатного бугунца Балдысана. Балдысан оказал очень радушный прием. По своей природе он был киргизским сибаритом. Миролюбивый, он ценил спокойствие и не принимал участия в кровавой распре бугунцев с сарыбагышами. Наклонности его были артистические. Он страстно любил музыку и среди киргизов считался самым лучшим музыкантом, отлично играл на комузе, охотно слушал песни народных сказителей и импровизаторов, иногда проводя за этим занятием целые ночи.

С особенным удовольствием, в честь путешественника, Балдысан играл на комузе. Кроме того, он пригласил сказителей былин, которые, по словам Петра Семёнова, очень монотонно декламировали под комуз. От себя добавлю, что Петр Семёнов, наверняка первым из европейцев слушал монологи из ставшего позднее широко известным эпоса «Манас». Именно в такой манере, с разной степенью интонации в голосе в зависимости от сюжета, «манасчи» исполняют это произведение, отрывки из которого я с детства слышал по радио, телевидению и на концертах. Затем импровизаторы пели для него песни, в которых, по свидетельству переводчиков из казаков, прославляли поездки Петра Семёнова на побережье Иссык-Куля и к истокам Нарына, заставившие сарыбагышей бежать с земель бугунцев.

Двадцать шестого июня экспедиция продолжила путь по реке Кок-Джар и достигла вершины горного прохода. Пётр Семёнов был поражен неожиданным зрелищем. Прямо на юге перед ним возвышался самый величественный из когда-либо виденных им горных хребтов. Вся горная группа Тенгри-Тага («Хребет духов») была видна на всем своем величественном протяжении. Он весь, сверху донизу, состоял из снежных исполинов, которых было не менее тридцати. Небо было совершенно безоблачно, и только на Хан-Тенгри («Царь духов») заметна была небольшая тучка, легким венцом окружавшая ослепительную в своей белизне горную пирамиду немного ниже ее вершины.

Внизу, у подошвы хребта, протекала река Сары-Джаз. К удивлению Петра Семёнова она брала свое начало не на южной (китайской), а на северной (киргизской) стороне Тянь-Шаня, а затем, обогнув Тенгри-Таг, прорывалась через Тянь-Шань и выходила на южную сторону в китайский Туркестан (Кашгарию). Так что в принципе, для предотвращения обмеления Иссык-Куля, часть стока реки Сары-Джаз можно перенаправить в озеро.

Четыре дня Семёнов занимался в этом районе ботаническими и геологическими исследованиями. В долине Сары-Джаза он встретил и подтвердил существование полусказочных «Ovisammonpolli» или на языке киргизов «кочкаров» — снежных баранов. Эта порода колоссальных горных баранов весом до 200 килограммов, впервые была описана знаменитым путешественником ХIII века венецианцем Марко Поло. Соотечественники не поверили ему, и только в первой половине XIX века английский путешественник лейтенант Вуд, проникший на Памир, нашел там черепа с рогами, в точности соответствующие описанным Марко Поло. Однако этих животных зоологи причислили к числу полностью вымерших в историческое время. Но, как оказалось, это было не так.

Второго июля экспедиция вернулась к кочевьям Буранбая. Во время трехдневного отдыха Петр Семёнов задумал новое путешествие вглубь Тянь-Шаня. Ознакомившись с двумя путями, ведущими через Тянь-Шань в Кашгарию, а именно: первым через перевал Зауку в верховьях Нарына и вторым на Сары-Джаз и Куйлю, — он решил исследовать и третий, лежащий всецело в китайских пределах, а именно Мусартский горный проход.

Шестого июля, в сопровождении 30 казаков он вышел в путь. Однако все пошло не так. Девятого июля, весь «в пене и пыли», их догнал гонец от султана Тезека с известием, которое изменило все планы. Оказалось, что Тезек, вероломно захваченный одним из младших казахских султанов Большой орды Тарыбеком, лежит скованный у него в плену и рискует ежечасно быть убитым или выданным его врагам сарыбагышам.

И здесь вновь проявились благородные качества Петра Семёнова, который не задумываясь свернул этот второстепенный маршрут, вернулся к Буранбаю, пересел на свежих лошадей и в сопровождении 40 казаков, 200 атбанцев под началом храброго и верного Тезеку Атамкула и 800 бугунских всадников под началом сына Буранбая Эмирзака, поспешил на помощь Тезеку — своему другу и союзнику. Путь в 130 верст головной отряд с двумя запасными оседланными лошадьми прошел за 7 часов с одной получасовой остановкой. После прибытия на место, выяснилось, что Тезек бежал ночью с одним из своих всадников и был уже в безопасности, а Тарыбек сбежал в горы, как только узнал о приближении отряда Петра Семёнова. Впрочем Тарыбека вскоре задержали. В свойственной ему манере, Петр Семёнов настоятельно убедил его поехать к Тезеку просить прощения и помириться, что и было сделано.

На этом путешествие в Тянь-Шань было завершено. Двадцать девятого июля Петр Семёнов вернулась в Верный, где его с товарищами ожидала самая радушная встреча. Почти все население города со всем начальством во главе, предупрежденное накануне о возвращении экспедиции Русского Географического общества, собралось на площади. Расспросам лиц, наиболее сознательно относившимся к будущему Заилийского края, не было конца. Казаки, потомки сподвижников Ермака, признавали экспедицию своей, так как она возбуждала в них живые воспоминания о подвигах их предков при занятии Сибири в XVI и XVII веках.

Полковник Перемышльский, с прирожденным ему здравым умом и знанием быта кочевников очень хорошо понял, что и враждебные сарыбагыши, поставленные между двух огней — между киргизами, охраняемыми от набегов русскими властями и никем не обузданным сильным Кокандским ханством, очень скоро последуют примеру бугунцев и пожелают войти в русское подданство.

15 ноября 1857 года Петр Семёнов через Семипалатинск и Омск вернулся в Петербург. Таким образом, Петр Петрович Семёнов-Тян-Шанский первый из европейцев проник вглубь загадочной для его современников горной страны Тянь-Шань. Он начертил схему хребтов Тянь-Шаня, исследовал озеро Иссык-Куль, открыл верховья Нарына (Сырдарьи), увидел горную группу Тенгри-Таг и величественную пирамиду Хан-Тенгри, достиг ледников, берущих начало в группе Тенгри-Таг. Исследователь установил отсутствие на Тянь-Шане современного вулканизма, который предполагался Гумбольдтом, установил вертикальные природные пояса Тянь-Шаня, открыл десятки новых, неизвестных науке растений.

Экспедиция вглубь Тянь-Шаня, была осуществлена Петром Семёновым практически без согласования с высокими российскими властями, при помощи его единомышленников в Русском Географическом обществе и в администрации Туркестана по принципу «Vein, vide, vice» — «Пришел, увидел, победил», а победителей, как известно, не судят.

Судьба была милостива к нему и в том смысле, что этот замечательный человек ушел из жизни не будучи свидетелем Первой мировой войны и революции 1917 года с её большевистскими мерзостями.

С подачи ангажированных советских историографов восстание в Туркестане 1916 года подавалось как восстание против царского режима, а подавление восстания интерпретировались как геноцид киргизского народа. На самом деле, подобная интерпретация ни чего общего не имела с реальностью. Поскольку основные события 1916 года происходили в Киргизии, то после развала СССР это сыграло на руку киргизским национал-шовинистам.

В преддверии 100 летнего юбилея Жогорку Кенеш — парламент Киргизии, своим постановлением утвердил один из августовских дней «Днем памяти жертв национального восстания киргизского народа в 1916 году» и даже была предпринята глупая попытка обсуждения обращения к России с требованием признать геноцид киргизского народа и официально извиниться. В Бишкеке, в национальной библиотеке, собирались представители научной и творческой интеллигенции, правительства и парламента, общественности и СМИ. Со стороны властей звучали призывы к творческой интеллигенции героизировать события 1916 года и конечно, борзописцы не преминули этим воспользоваться. На востоке республики, в Боомском ущелье – путь на озеро Иссык-Куль и далее в Китай, прошла мемориальная церемония - был открыт памятник жертвам восстания.

При этом, во время всех подобных мероприятиях, умышленно умалчивались истинные цели и причины восстания и тем более безвинные жертвы среди мирных русских переселенцев - крестьян. А между тем 90% жертв в Туркестане, а это более 5000 человек убитых, раненых и пропавших без вести, приходится на беззащитных, в условиях войны 1914 года, мирных русских людей в основном в Чуйской долине и Иссык-Кульской котловине. Таким образом, постулат: «История – ложь победителей» в очередной раз нашел своё подтверждение. Впрочем, каких побед кроме «независимости от колонизаторов», по мнению национал-шовинистов достигла постсоветская Киргизия в экономике, социальной сфере, науке, культуре, искусстве, литературе, кино, спорте?

Для нас, «русских азиатов» - тех, кто родился, жил или продолжает жить в Киргизии, эта горная республика - малая родина и поэтому, нам всегда будет не всё равно, что происходит там. Наши предки, отцы и мы заплатили слишком дорогую цену ради того, чтобы на своём горбу, вывести феодальную страну кочевников к современному государству. Оставаться безучастным к событиям столетней давности не позволяет ни долг памяти, ни долг истины. Памяти перед первыми переселенцами-крестьянами, которым местная элита вероломно, из корыстных побуждений, устроила в 1916 году «Варфоломеевскую ночь». Памяти перед десятками тысяч русских ученых, врачей, педагогов, инженеров, строителей, рабочих, крестьян, перед близкими и родственниками, друзьями и коллегами, отдавшими Киргизии в процессе созидательного труда, лучшие годы и даже саму жизнь. Поэтому, чтобы иметь объективную информацию о тех событиях обратимся к документам, свидетельству очевидцев и фактам.

1

Российские подданные в Средней Азии и Казахстане получили от присоединения к Российской Империи, в общем, всё что хотели: защиту от внешних угроз, выход из феодализма, прогресс в образовании и медицине и т.п. Однако уже скоро выяснилось, что новая власть, как и всякая власть — это тоже гнет, пусть и не столь безжалостный, как тирания былых времен. Многое вызывало недовольство. Повсюду властвовали местные чиновники – мздоимцы, покровительствовавшие местным элитам — баям, манапам, да и у русских чиновников было рыльце в пушку. К примеру, практиковались чыгымы – непредвиденные законом сборы денег по поводу и без повода, как местной, так и русской администрацией и другие злоупотребления. В результате, кроме небольших групповых выступлений были и восстания: Ферганское 1885 года, Ташкентское 1892 года, Андижанское 1898 года.

Более всего сказывалась разница культур. История подтверждает, что разные культуры и цивилизации не могут существовать бесконфликтно. Русские переселенцы - простые безграмотные крестьяне, не были знакомы с культурным наследием мусульманского Туркестана. У киргизов - Токтогул, Тоголок Молдо, эпос «Манас»; казахов - Чокан Валиханов, Абай Кунанбаев и др.; узбексков - Навои, Увайси, Надир, Мукуми, Фуркат, Авиценна, Улугбек; таджиков - Рудаки, Бедиль, Восифи, Айни; туркменов - Махмуткули, Сеиди, Зелили, Кемине. И если это незнание было простительно простым, неграмотным людям с обеих сторон, то было непростительно грамотным офицерам и чиновникам администрации, несмотря на то, что они встретились в Туркестане с отсталостью и застоем во многих сферах.

И всё - таки, объективные историки отмечают: острых причин для восстания в 1916 году не было, поскольку на тот момент, совместное проживание и отношения русских и киргизов были мирными и взаимовыгодными, а в военное время трудно было всем, и русским и киргизам.

Что касается земельного вопроса, то земли с избытком хватало всем - и кочевникам и земледельцам, за исключением отдельных случаев, особенно в казахском Семиречье. Тогда, на огромном пространстве Средней Азии и Казахстана, по разным оценкам, численность населения составляла 8-10 млн. человек. Сегодня только в Узбекистане почти 30 млн. жителей и никто не жалуется на перенаселение и нехватку земли. А вот киргизским баям и манапам не хватало, но не земли, а власти и совести.

Привожу свидетельство Ярослава Ивановича Королькова от 01. 10. 1916 года генерал-майора в отставке, 73-х лет, проживавшего в г. Пржевальске:

«На киргизов вообще - казахи и каракиргиз (киргизы), я привык смотреть, как на народ добродушный, незлобивый, гостеприимный, с большим уважением относящийся к начальству, вплоть до джигита уездного управления. Мною сделано верхом лишь по горам Семиречья более 130 тыс. вёрст. Всюду меня принимали хорошо. Всюду я находил ночлег и всегдашнюю готовность поделиться имеющей пищей. Никогда я не ездил по горам вооруженным. Моя шашка всегда была надета на сопровождающем меня джигите. Мне не приходилось слышать серьёзных жалоб ни со стороны русских крестьян на киргизов, ни со стороны последних на русских. У меня всё время, что я живу здесь в отставке, служили работниками киргизы. Служили они не хуже русских.

Киргизы не очень гнались за землёй. У них было так много её. Они охотно отдавали свои земли в аренду. Последнему, ясным подтверждением служат многие долгосрочные договоры, до 30 лет аренды, которыми пользуются не только русское население».

Далее он сетовал на легковерие простых киргизов, поддавшихся на агитацию со стороны заговорщиков и откровенных бандитов, свидетельствовал о своём участии в обороне города Пржевальска, жертвах в его окрестностях.

Не берусь ручаться за оболваненную националистами молодёжь, но и сегодня, спустя 100 лет, я, русский, родившийся и проживший в Киргизии 45 лет, готов подписаться под каждым словом Я. И. Королькова, характеризующего позитивный менталитет киргизов. С раннего детства, среди моих друзей были киргизы, есть они и сейчас. Менталитет основной массы киргизов не изменился. А все наши беды от бездарных политиков и авантюристов, предающих интересы страны и народа.

Надо отдать должное, в советское время тема восстания 1916 года, во имя «дружбы народов» в средствах массовой информации не муссировалась. Наше поколение, в этом вопросе, как сейчас говорят, было не в теме. Да что там СМИ! Мой дед Михаил Фролович Широков – семиреченский казак, как я уже отмечал, служил в 1915 году в городе Копал (Казахстан). Наверняка он участвовал в событиях 1916 года. Но никогда, до моего двадцати пятилетнего возраста, пока он был жив, я не слышал от него, ни одного слова о тех событиях. Видимо слишком глубоко в памяти деда отложились репрессии ЧК по уничтожению семиреченских казаков, а заодно и «кулаков» за подавление восстания киргизов «против царского режима», где ему каким-то образом удалось уцелеть.

Вот показательная тональность доклада председателя Семиреченской ЧеКа:

«В настоящее время подавление кулацкоколонизаторского элемента проводится Семиреченской областной чрезвычайной комиссией путём применения самых беспощадных репрессий».

В итоге, Советская власть практически уничтожила «Русское Семиречье», а вместе с ним было вычеркнуто из отечественной истории такое уникальное явление, как Семиреченское казачество. Кем же он был на самом деле Семиречинский казак и «кулак» - враг советской власти? На поверку это особый тип русского хозяина, который, несмотря ни на какие трудности и лишения, на далёкой и глухой окраине, какой являлось Семиречье, смог самостоятельно создать прочное и зажиточное хозяйство еще задолго до 1917 года, а самим своим существованием он обеспечивал прочный тыл и надёжную опору российскому государству.

Восстание в Киргизии, в основном в Пишпекском (Чуйская долина) и Пржевальском (Прииссыккулье) уездах, стало трагедией, как для русских - погромы русских сел с жертвами среди мирного населения, так и для киргизов - подавление восстания за удар в спину в условиях военного времени. Следует отметить, что половина киргизского народа не участвовала в восстании вообще. Многие, не питая вражды к русским, участвовала номинально из опасения быть перебитыми своими активными сородичами, а также из-за угроз со стороны манапов угнать их скот и сжечь юрты. А в горы и Китай народ бежал из опасения мести со стороны русских из-за преступлений своих соплеменников. Нежелание рядовой киргизской массы участвовать в восстании, позднее подтверждали и сами вожаки.

Первое расследование событий 1916 года было предпринято российским Временным правительством. Это было вполне объективное расследование, достаточно обратиться к «Документам и фактам восстания 1916 г. в Киргизстане» под редакцией Л.В.Лесной, опубликованным Государственным социально-экономическим издательством в 1937 году. В контексте хронологии и фактов события 1916 года не отрицаются и

Т.Р. Рыскуловым в его книге «Восстание туземцев в Туркестане в 1916 году», изданной в 1927 году. Разве что поданы эти события с точки зрения советской историографии, как восстание против царизма. (Для справки: Т.Р. Рыскулов позднее был репрессирован большевиками).

Сборник документов «Восстания 1916 года в Средней Азии и Казахстане» под редакцией А.В. Пясковского, изданного АН СССР в 1960 году так же подтверждает хронологию и факты, однако отредактирован в тенденциозном стиле. Везде опущены описания зверств, которые совершали восставшие киргизы, при этом факты ответной жестокости, совершенные русскими над киргизами, аккуратно опубликованы безо всяких купюр.

2

Если обратиться к хронологии волнений охвативших Самаркандскую, Сырдарьинскую, Ферганскую, Закаспийскую, Акмолинскую, Семипалатинскую, Семиреченскую, Тургайскую, Уральскую области, то они начались 4 июля 1916 года после расстрела бунтарей в Ходженте. Однако они носили спонтанный и кратковременный характер.

В Киргизии активная фаза восстания началась в начале августа 1916 года и длилась по октябрь 1916 года включительно.

Поводом к восстанию послужил Указ царского правительства №1526 от 20 июня 2016 года «О привлечении мужского инородческого населения империи для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии, а равно для всяких иных, необходимых для государственной обороны работ».

В переводе на простой язык это был Указ о наборе на тыловые работы туземных рабочих в возрасте от 19 до 43 лет. Указ был издан не продуманно и в спешке, при этом не было учтено, что в Туркестане народ воинской повинности не отбывал никогда, и в массовом порядке никогда не призывался к тыловым работам. В нём не были чётко прописаны порядок и правила призыва, чем и воспользовались заговорщики восстания.

Министерство иностранных дел было против призыва народностей Туркестана, опасаясь негативных последствий в сложное время. Однако военное министерство, без согласования с Туркестанским генерал-губернаторством и Государственной думой, оформило призыв на тыловые работы императорским Указом, который имел силу закона. В принципе, Указ был вызван необходимостью — Россия в это время вела войну с кайзеровской Германией. Однако это мероприятие среди мусульманского населения, конечно же, требовало соответствующей организационной подготовки (разъяснений, объективности, льгот и т.п.).

Второго июля в Ташкенте состоялось заседание особого совещания военных губернаторов Среднеазиатского края по вопросу привлечения туземцев для тыловых работ. На нем обсуждались организационные вопросы реализации Указа, и прозвучала озабоченность, что время мобилизации было выбрано необдуманно и крайне неблагоприятно для аграрного района, каким являлся Туркестан. Указ был издан в разгар сельскохозяйственных работ, угрожая срывом уборки урожая, что, в конечном итоге, и произошло.

Восьмого июля Указ был опубликован с дополнительными разъяснениями, о том, что в Туркестане призываться будут лица от 19 до 31 года, что они будут работать за плату и на казенном довольствии. От призыва освобождались: муллы, учащиеся средних и высших учебных заведений и окончивших оные, фельдшеры, переводчики и писари при волостных управлениях, должностные выборные лица волостных управлений, служащие на гос. службе и т. д.

Составление списков призываемых было возложено на туземные власти - местных волостных управителей: аульных старшин, их писарей и аксакалов (стариков) избранных по степному Положению от 25 марта 1891 года. Как это всегда бывает, начались злоупотребления. Волостные управители стали освобождать от призыва своих родственников, а за взятки сыновей баев и манапов. Вместо них вносили в списки бедняков даже не призывного возраста, по несколько человек из одной семьи. Кроме того, полуграмотные переводчики, никогда не слыхавшие таких выражений, как «реквизиция», «оборонительные сооружения на театре военных действий», «военные сообщения» и т.д., переводили их на местные языки неправильно и туманно. Как известно, нет ни чего такого, что нельзя было бы извратить плохим пересказом. По их толкованию выходило, что киргизы берутся в «солдаты» и будут отправлены прямо на позиции без обучения военному делу.

Таким образом, о высочайшей воле население осведомлялось, в лучшем случае, через таких же невежественных людей, как они сами, а в худшем случае через людей злоумышленно распространявших ложные слухи. А слухи были таковы: что будут забирать всех мужчин от 19 до 43 лет, что призываемых насильно будут обращать в христианство, что заставят рыть окопы под обстрелом, что мусульман будут кормить свининой, что запрещено Кораном и так далее. Но были и более провокационные слухи, например, что это не набор на тыловые работы, а скрытый призыв на фронт для того, чтобы истребить коренное население, а на опустевшие земли переселить русских. Для этого на передовой призываемых будут направлять в атаку впереди наступающих, чтобы было меньше потерь в русских войсках.

Немалую роль сыграла и агитация, проводимая среди населения казиями (мусульманские судьи), ишанами (духовники, наставники в мусульманской вере) и муллами, позиционировавшими себя борцами за народное дело. Всё это так усилило недоверие к Указу, что уже трудно было кого бы - то убедить в том, что их берут не в солдаты, а на работу в тылу за плату и довольствие от казны.

И вот уже десятого июля состоялось собрание представителей казахов и киргизов Меркенской, Чиликской, Тургайгырской, Сыртогайской, Конкбурговской, Кожмамбетовской и Буленгинской волостей Джаркентского уезда, где было вынесено решение: не подчиняться царскому Указу о мобилизации на тыловые работы. Двадцать третьего июля прозвучало открытое заявление киргизской элиты уездному управлению Пишпекского уезда о нежелании подчиниться царскому Указу о мобилизации. Однако местная власть в спешном порядке всё же продолжала приводить в исполнение высочайшее повеление.

Совокупность всех этих и иных отрицательных факторов создало такое негативное настроение толпы, которое выразилось в разных эксцессах. На начальном этапе эксцессы были направлены, главным образом, против своих, местных волостных управителей, при этом в лучшем случае списки изымались и уничтожались, в худшем изъятие сопровождалось избиением должностных лиц. А вот у влиятельных киргизов (баев, манапов) Чуйской долины, Иссык-кульской, Нарынской и Таласской волостей, зрела совсем иная мысль: спровоцировать и возглавить восстание, исходя из соображения, что наступил удобный момент уничтожить русскую власть и создать на севере страны Киргизское феодальное ханство. И это было не чем иным, как подлым предательством российских подданных по отношению к Российской империи в трудный момент военного времени.

Что из себя представляли манапы? До присоединения к России у киргизов существовал феодально – родовой строй. Родами управляли местные феодалы – манапы. Фактически вся земля с пастбищами и прочими угодьями была поделена между ними. Они же являлись крупнейшими владельцами стад баранов, крупного рогатого скота, лошадей. Под властью манапов находилось всё киргизское население. Так, например, у крупного манапа племени бугу Боромбая насчитывалось до 1000 юрт подвластного ему населения. У манапов племени сарыбагыш Уметалы 1500 юрт, у Чангыра 1000 юрт, у Джантая до 700 юрт, и т. д.

Забегая вперед, следует отметить, что в отличие от киргизов, эксцессы казахов не содержали в себе признаков восстания в целях отделения от России. Не было и жестокого, варварского обращения с русскими - казахи ограничились неповиновением и выступлениями против своих волостных управителей. Хотя дольше всех действовали, а впоследствии к большевикам присоединились повстанцы в тургайских степях во главе с Амангельды Имановым и Алиби Джангильдином. Приходишь к мысли, что произошло это не без позитивного влияния на свой народ великих казахских просветителей — Чокана Валиханова, Абая и других.

Впрочем, и среди киргизов были просвещенные и просто мудрые люди, которые говорили о бесперспективности восстания, о военной мощи царского правительства. И вообще, относительно восстания среди мусульманской части населения Туркестана не было единства. Прогрессивное исламское движение «джадидизм»[34] (от арабского «усул-и-джидат) помимо просвещения стремилось к модернизации всей жизни мусульман и понимало к чему может привести противоборство с царской властью.

Многие из организаторов восстания оказались жертвами пропаганды о том, что Россия ослаблена войной и что отсутствует достаточное количество войск для противостояния восставшим. На самом деле это во многом соответствовало действительности — Россия находилась в состоянии войны, и в русских семьях, на территориях, охваченных смутой, мужчин почти не осталось, дома в основном были женщины, старики и дети.

Плохо разбиравшиеся в истинных причинах, обманутые, отсталые массы, объединённые родоплеменной зависимостью были в полном подчинении бай - манапской верхушки и потому легко были втянуты в национальную рознь. Для большего авторитета в Загорном участке Пишпекского уезда под титулом «Кочкорского» был провозглашен ханом Канаат Абукин, на Иссык-Куле в племени бугу — Батырхан Нагоев, в Чуйской длине — братья Шабдановы и т.д.

Как говорится: «В семье не без урода». Жители села Казанско-Богородское Иван Долматов и Дормидон Федосов призывали киргизов препятствовать составлению списков призываемых туземцев. А с началом восстания русские крестьяне-бедняки, полагая, что восстание направлено против царских властей переходили на сторону восставших. Среди них М.Д. Власенко - георгиевский кавалер трёх степеней, командовавший отрядом восставших киргизов, С. Коваленко, Ф. Павлов, братья Тимофей и Афанасий Лобзовы и некоторые другие.

17 июля в Туркестанском Военном округе было объявлено военное положение. Для подавления восстания были посланы ограниченные войска и оружие. Отряды двинулись с трех сторон: из Семипалатинска на Верный была направлена 240-я Сибирская дружина, из Ташкента на Токмак три колонны войск и из Андижана на Пржевальск и Нарын выступили 3 роты пехоты, конная разведка и сотня казаков. На Каркаре к началу мятежа находилась рота дружины под командой ротмистра Кравченко, а вскоре подоспела сотня казаков из Джаркента. Эти силы в дальнейшем приняли участие в восстановлении порядка в районе Иссык-Куля и Текеса.

Одновременно, все способное носить оружие русское население, в городах и селах, было организовано в десятки, сотни и дружины под командой лиц, которые были избраны самим населением. Часть дружины была посажена на лошадей. Во всех городах и селениях была организована дальняя и ближняя охрана, как днем, так и ночью, чтобы не допустить внезапных нападений. Населенные пункты, насколько это было возможно, укреплялись. Среди местного населения распространялись воззвания, призывающие мирных киргизов возвратиться на свои стойбища, а бунтовщиков призывали прекратить беспорядки и выдать главарей и зачинщиков. Однако этих мер, на первом этапе, оказалось недостаточно.

3

В Киргизии, первыми 6 августа, роковую черту переступили и перешли к активной фазе восстания киргизы Атекинской и Батбаевской волостей Пишпекского уезда. А дальше, как снежный ком: 7 августа восстали киргизы Токмакской и Сарыбагишевской волостей, 9 августа — Каркечинская, Джумбальская, Курманжотская, Кочкорская и Абеильдинская волости. При этом было совершено вооруженное нападение на почтовую станцию Джил-Арык в Боомском ущелье, мятежники прервали телеграфное сообщение между Пишпеком и Пржевальском.

Почетный мулла племени сарыбагышей, а по его примеру и другие муллы провозглашали:

«Не бойтесь умирать, эта смерть священная, таких людей ожидает рай».

Одновременно проводился ритуальный обряд «бату», при котором резали животных, устраивали пиршество и приносились коллективные клятвы не давать своих соплеменников на тыловые работы. В то же время главари племени сары-багыш для обеспечения успеха своего выступления разослали послания и гонцов во все киргизские волости Пржевальского и Пишпекского уездов, при этом, они не только вели агитацию, но и применяли к колеблющимся жестокие меры воздействия.

Девятого же августа при входе в Боомское ущелье одной из групп сарыбагышей удалось перебить русский конвой и захватить транспорт с оружием, следовавший в Пржевальск для вооружения формировавшегося там отряда запаса (170 винтовок, 40 тыс. патронов и почта с деньгами на сумму 87500 рублей). Захват такого количества оружия существенно воодушевил мятежников. В этот день киргизы Сарыбагишевской волости напали на казачью станицу Самсоновскую, а киргизы Атекинской волости — на село Новороссийское в долине Чон-Кемина.

Вначале киргизы ограничивались тем, что выгнав жителей, завладевали их имуществом и скотом, сжигали дома, а убивали лишь тех, кто сопротивлялся, то есть практически ограничивались барымтой - разбоем. Впоследствии стали убивать всех застигнутых врасплох, не исключая и детей. Мулла Сури Конушпаев в своих показаниях рассказывал:

«Атекинцы угнали скот крестьян села Новороссийского. Когда к атекинцам присоединилась молодежь Сарыбагишевской области — стали поджигать село. От этого селения осталось несколько домов, где собрались все жители и защищались, кто, чем мог. Имущество селения разграбили. Затем основная масса киргизов отправилась грабить и жечь станицу Самсоновскую, заодно сожгли лесопильный завод в Кебени. Возглавлял мятежников Султан Далбаев и его приспешники — Макуш Шабданов и Белек Салтанаев».

Конная орда в полторы тысячи человек разграбила и сожгла селение Белоцарское и перебила всех жителей. Такая же судьба постигла и селения расположенные по реке Чу около Токмака: Быстрорецкое, Орловское, Новороссийское и другие.

В западной части Чуйской долины 10 августа возникли беспорядки в районе селения Беловодское, а так же в соседних волостях: Тлеубердинской, Кегельдинской, Джамасартовской, Карабалтинской. И там были жертвы среди русских крестьян, но эти выступления были быстро подавлены. На тот момент во всей Чуйской долине — в Пишпекском уезде с четырьмя волостями: Беловодской, Токмакской, Зачуйской и Загорной — было всего 50 конных пишпекской караульной команды и четыре приставских конвоя с 10–12 стражниками. А всего во всем уезде войск было около 100 человек.

Таким образом, 10 августа восстание охватило всю территорию, занятую кочевьями киргизов Чуйской долины и Иссыккульской котловины. Восставшие заняли почтовые тракты из Пишпека на Верный, Пржевальск и от Рыбачьего в Нарын.

Вот как описал очевидец разгромленный курорт ИссыкАта:

«Грустная картина. Выбиты все окна, имущество разграблено или уничтожено. В церкви уничтожена утварь и иконы. Библиотека уничтожена полностью. Мятежники разбили, поломали, порвали все что могли. Самовары, посуду, часть железных вещей увезли с собой».

На поведение киргизов сказались и особенности менталитета кочевников, давняя традиция нападения и угона скота у соседа за обиду, уже известная нам «барымта». Впрочем, в дальнейшем к «барымте» относили грабеж торговых караванов и набеги на соседние народы и племена. В сложившихся условиях возможность пограбить беззащитное русское население была настолько соблазнительной, что многие киргизы только и ждали благоприятного момента. Когда такой момент наступил, потомки «Манаса Великодушного» начали грабить, разрушать и жечь русские поселки, жестоко расправляться с русскими крестьянами-переселенцами. Мужчин убивали, причем, при плохом вооружении восставших, убивали дубинами. Были случаи издевательства перед казнью. Женщины и девушки подвергались насилию, а детей брали как потенциальных рабов в качестве пастухов.

В то же время, по соседству, в Казахстане, на почтовой станции Отар, казахи, которыми руководил Рыскельды Раимбеков, не примкнули к восставшим, а наоборот, помогли защитить станцию от нападавших. Были факты, когда и киргизы охраняли от грабежа имущество русских, давали возможность женщинам и детям скрыться во время погромов. А Кара-Булакская волость на юге Пишпекского уезда выступила против своих же киргизов и отбила нападение на станицу Самсоновскую.

Самый большой по количеству участников восстания в Пишпекском уезде Чуйской долины был Токмакский участок, в котором только две волости, Николаевская и Карабулакская, не присоединились в восставшим. Киргизы отбивали у мирного населения скот, осуществляли массовые набеги на села, грабили и поджигали дома, убивали и брали в плен русских людей. Десятого августа из Пишпека для организации обороны в Токмак выехал с отрядом подполковник Рымшевич, а уже тринадцатого августа город Токмак, расположенный в 60 км от Пишпека, был осажден громадным скопищем киргизов соседних волостей: Шамсинской, Байсеитовской и др.

На помощь Токмаку из Верного, был отправлен отряд подъесаула Бакуревича, который, пройдя русские поселки Кастекской группы, перешел в Чуйскую долину для защиты Токмака и ближайших селений. В Токмаке была сформирована дружина из чинов запаса, которая отправилась на помощь предгорным селам подвергнувшимся нападению: Быстровка, Белый Пикет, Орловка, Юрьевка, Покровка, Ивановка, Ново-Александровское, Дмитриевка, Краснореченское и другие.

Отряд Рымшевича вывел в Токмак жителей сел Белый Пикет, Орловка и Быстровка расположенных до 45 км от Токмака в сторону Боомского ущелья. Орловку и Юрьевку спасти не удалось, к тому времени они были уже разграблены и сожжены. Затем Рымшевич с 25 конными выехал на помощь станице Самсоновской. У отрогов Малого Кемина Рымшевич встретил отряд из 200 всадников. Интенсивным огнем мятежников оттеснили в горы. У станицы Самсоновской к отряду Рымшевича присоединился еще один отряд из полусотни казаков, посланный из Верного под командованием сотника Величкина. Объединенными силами мятежников оттеснили от станицы Самсоновской и селения Михайловского в горы.

В разгромленной мелиоративной станции Васильева были освобождены жены с детьми сотрудников, однако 12 безоружных мужчин были убиты. В очередной перестрелке погибли сотник Величкин и прапорщик Киселев. В связи с осложнением под Токмаком Рымшевич вернулся обратно в Токмак.

К тому времени, против Токмака, мятежники сосредоточили главные силы— более 5 тысяч повстанцев. Руководил осадой манап Алагуш Джантаев. Вскоре к осажденным прибыл парламентер - Суван Джантаев с ультиматумом за подписью новоявленного хана Шабданова и других руководителей восстания с требованием сдаться. Требование было отвергнуто, осада продолжалась. Периодически конница повстанцев с криками «Ур-р! Ур-р» - «Бей! Бей!» пыталась прорвать оборону, однако неся потери, откатывалась назад.

Кстати о Шабдановых. Из четырёх братьев, на тот момент покойного манапа Сарыбагишевской волости и войскового старшины милиции Шабдана, двое – Макуш и Хасамутдин были активными участниками восстания, а Амаль и Кемаль были противниками и отговаривали своих братьев.

В ночь с 20-го на 21 августа хорунжий Александров со своей сотней и ротой прапорщика Махонина совершили из Самсоновской успешный рейд на село Новороссийское. Село, двенадцать дней отбивавшееся от мятежников, было разблокировано. Все жители, 1337 человек, включая женщин и детей, были выведены в Самсоновскую. Вскоре из Верного, для оказания медицинской помощи раненым был командирован врач Беляев.

Двадцать первого августа на помощь Токмаку из Ташкента подошел отряд Гейцига. Восставшие не знали о вооружении подошедшего отряда и в очередной раз бросились в атаку. Их передовым рядам позволили продвинуться вплотную к оборонявшимся, а затем, расстреляли перекрестным пулеметным и ружейным огнем.

С приходом отряда Гейцига русские войска перешли от обороны к наступлению. Потеряв большое количество убитыми и ранеными мятежники, преследуемые отрядами Гейцига и Неклюдова ушли на юг, в горы, часть на Иссык-Куль, а большая часть в сторону озера Сон-Куль. Двадцать второго августа осада Токмака была снята.

За время осады Токмака, повстанцами было убито 6 человек русской администрации: чиновник Меньшиков, волостной писарь Александров, а так же Сахнов, Важенин, Камов, Гаврилов и полицейские - Стразенин и Плузенков. Убито 73 мирных жителя, 65 человек пропало без вести. Сожжено 600 домов, разграблено 365 заимок, уничтожено 12 000 десятин посевов.

Но были и неудачи. Из документов:

«29 августа из села Новотроицкое в г. Аулие – Ата выступила команда ополченцев – 74 человека. Заночевали в 30 верстах к югу от Новотроицкого, в Камыш-сарае. Ночью подверглись внезапному нападению киргизов. Из 74 человек было замучено и брошено в колодцы 22 человека, 12 оказались в плену и освобождены, остальные пропали без вести, видимо, убиты, так как некоторые трупы обнаруживали в песках».

20 сентября в Пишпек прибыл 7-й Оренбургский казачий полк, в результате повстанцы лишились превосходства в силах и восстание пошло на убыль. Отряд под командованием полковника Городецкого занял перевалы: Иссыкатинский, Кегеты, Шамси и Кызыл-Су, а отряд подполковника Алатырцева - побережье Иссык-Куля. Восставшие были заперты в горах.

4

В период восстания тяжелее всего пришлось русским жителям Пржевальского уезда. Расположенный в Иссык-кульской котловине и предгорьях — это другой, обособленный от Чуйской долины 60-километровым Боомским ущельем, регион. Толчком к восстанию послужило письмо одного из сыновей новоявленного хана Шабданова к заговорщикам с ложной информацией о том, будто бы самые крупные города Чуйской долины Пишпек и Токмак захвачены повстанцами.

Главари мятежа, которые буквально накануне высказывали заверения властям в полной преданности, коварно и предательски подняли мятеж, неожиданный для администрации и русского населения. По берегам Иссык-Куля банды бунтовщиков, вооруженные пиками, вилами и, отчасти, огнестрельным оружием набрасывались на беззащитные села, хутора, заимки, почтовые станции. Набеги повсюду сопровождались грабежами, пожарами, зверскими убийствами и уводом в плен женщин и девушек.

Первыми жертвами мятежников стало село Григорьевка на берегу озера и села Столыпино и Белоцарское по долинам реки Кочкорки и Джумгала. Мужское население Белоцарского почти все было перебито, а женщины уведены в плен. А далее разграблению подверглись 11 поселков и 16 хуторов по южному берегу, 8 поселков по северному берегу, 9 поселков и 11 хуторов по тракту на Каркару.

Вот как в сентябре 1916 г. описывала события того времени газета «Семиреченская жизнь»:

«Мятеж киргизов в уезде начался 9 августа на село Григорьевку, а 10-го распространился до Преображенского. 11 августа восстали дунгане Мариинской области, перебившие большинство крестьян селения Иваницкое; был убит Пржевальский участковый врач Левин. Перед этим, чтобы усыпить бдительность администрации, дунгане дали согласие на отправку своих представителей на тыловые работы, а сами решили отправить свои семьи в Китай с тем, чтобы после уборки опия бежать к ним.

В свете последних событий спешно укреплялся Пржевальск. Налицо было всего 42 человека караульной команды и 86 ружей у населения. В город ежедневно прибывали ограбленные и раненые крестьяне из окрестных селений.

12 августа, в два часа дня, отряд ополченцев под началом урядника Овчинникова выдвинулся в село Мариинское с целью вывести людей из новой сельскохозяйственной школы (в школе обучали навыкам ведения сельского хозяйства, в том числе детей киргизов) - там скрывались сотрудники школы, часть жителей села Высокое и окрестных хуторов. Около села отряд вступил в перестрелку, рассеял шайку дунган и киргизов, но было уже поздно. Оказалось, что утром киргизы напали на школу, сожгли строения и убили 92 человека мужчин, женщин и детей, многие были зверски замучены, половина из них изуродована до неузнаваемости. 60 человек были тяжело ранены. Был убит управляющий школой А.А.Псалмопевцев, учителя – С.Я. Яхонтов и А.Х. Лагудин. Десятник при постройке школьных зданий Ф.В. Гордеин, эконом О.И. Дворников и четыре ученика. Несколько учеников, женщин, девушек и детей были уведены в плен.

Русские сельские жители, невооруженные и неподготовленные, вынуждены были бежать, оставив дома и имущество. На дорогах их грабили, насиловали, убивали. Жители сел Барскаун, Покровское, Светлой поляны, Тарханы, Гоголевки, Иваницкое, Высокое и Липинское бежали в Пржевальск. Вся дорога была покрыта трупами.

В Барскауне было убито150 мужчин, взято в плен 200 женщин, в Гоголевке убито 230 человек, взято в плен 86, в Иваницком убито 245 мужчин и 30 женщин, взято в плен более 200 женщин, в Кольцовке было перебито 378 человек, взято в плен 306 человек. Село было сожжено дотла. Киргизы, и особенно дунгане, проявляли к беззащитным русским поразительную жестокость, подвергая мучениям, прежде чем убить».

Кто такие дунгане? Дунгане — земледельцы, выходцы из Китая, исповедуют ислам.

В Средней Азии появились в начале 80-х годов XIX в. Произошло это в результате бегства дунган в пределы гуманной Российской империи после подавления их восстания в Китае. Так они «отблагодарили» русских за свое спасение и приют. Однако, всё не так просто, были и другие примеры поведения дунган. По донесению властей:

«В сражении под Ивановкой (в Чуйской долине) прекрасно вела себя в бою сотня дунган-добровольцев».

Опьяненные безнаказанностью и легкой наживой, в Прииссыккулье, как уже отмечалось, мятежники нанесли самый большой урон мирному русскому населению во всем Туркестанском крае. И это было сделано с активным участием племени Бугу, того самого неблагодарного племени, которое в 1854 году в междоусобной войне с племенем Сары-багыш потерпело поражение, потеряло свои исконные земли и было оттеснено из Иссык-Куля в горы, за перевал Санташ в сторону Китая. Однако, как мы помним, в 1857 году, дипломатическими усилиями знаменитого русского путешественника Петра Семенова, территория Восточного Иссык-Куля и верховий Нарына без единого выстрела вновь была возвращена Буранбаю — предводителю бугунцев.

Подоспевшие из Верного военные отряды 12–14 августа вывели людей Нарынкольско-Чарынского участка к городу Пржевальску, став свидетелями разграбленных и сожженных поселков, среди которых были: Таврическое, Новокиевское, НовоАфонское, Владиславское, Красноярское, Мещанское, казачий выселок Охотничий и другие. Вот только одно из свидетельств о тех трагических событиях — иссык-кульского пчеловода А. Смолина:

«Я был в городе. Жена и дети на пасеке. В это время на пасеку приехали два киргиза. Один пошел искать мед, другой предупредил жену: «Ты, бабиче (женщина), убегай отсюда скорее, а то тебя убьют! Вечером жена собрала детей и вместе с семьей пчеловода Серцова бежали. Около Лизогубовки их встретили киргизы. Серцову отрубили голову, его мальчика, лет 10, застрелили, а двух дочерей увели в плен. Хотели отрубить голову моему сынишке, затем раздумали, избили его и жену дубинами. Девочек отобрали и увезли, судьба их не известна. На тринадцатый день жена и сын добрались в Пржевальск избитые, израненные, оборванные».

В Пржевальском уезде из всех русских селений целыми остались только три, наиболее крупные и расположенные недалеко от города Пржевальска.

При погроме русских сел были разрушены, разграблены и сожжены все церкви. Был уничтожен Иссык-Кульский Свято-Троицкий мужской монастырь, один из трех, имевшихся в Туркестане. Двумя другими были Свято-Никольский женский монастырь под Ташкентом и Серафимо-Иверский женский монастырь в Верном.

Иссык-кульский монастырь (так и не восстановленный) был самым крупным и по количеству братии, и по духовному значению. 1 мая 1881 года было освящено место в долине Курменты на берегу залива, в 12 верстах от села Преображенского. По достоверным историческим данным, уже в VII – VIII веках нашей эры примерно на том же самом месте возник и долго существовал христианский несторианский монастырь.

В монастыре подвизалось около 80 монахов и послушников. При обители существовал приют, в котором воспитывалось 36 мальчиков-сирот, для них была устроена школа, где преподавали образованные иноки. Обитель не нуждалась в пожертвованиях со стороны, а сама осуществляла благотворительную деятельность, вела обширное хозяйство. Монастырь имел собственную мельницу, лесопилку, кузницу, портняжную мастерскую, скотный двор с тремя сотнями голов скота, богатые рыбные ловли, две пасеки с 225 ульями. Кроме того, братия выращивала пшеницу, рожь и овощи.

Разгром монастыря и гибель монахов в 1916 году свидетельствует не о «не успешности» этой обители, а напротив, о способности к высшему христианскому подвигу — мученичеству за веру. Монах Ираклий остался единственным свидетелем происшедших в монастыре событий:

«Киргизы приехали утром, принялись стучать в двери саблями. К тому времени большая часть монахов ушла в горы или в соседние селения. Монахи преклонного возраста остались. На меня напал страх, — рассказывал отец Ираклий, — видимо, мне не время было умирать. Я побежал на колокольню и подлез под тес, накрытый листами железа. Киргизы выбили двери, зашли в монастырь, стали требовать драгоценности. Драгоценностей не было, тогда они побили иконы, забрали церковную утварь — чаши, подносы, кресты. Потом во дворе началась казнь. Я лежал под крышей, и мне было видно все. Смотрел, как монахам саблями отрубали носы, уши, руки, ноги. Сделают человека как самовар, он кровью исходит. Потом одного старца повесили за ноги вниз головой и начали снимать с него кожу. Сняли кожу, дали кожу ему в рот и кричат: «Держи!». Он висит вниз головой, держит кожу. Все окровавлено, все, как куски мяса. На площади никого, всех порубили. Под вечер, к заходу солнца, смотрю, киргизы сели на лошадей и уехали.

К тому времени я умирал от жажды и отлежал руки и ноги. Я вывалился из убежища, упал на пол, катался по полу и кое-как пришел в себя. Через некоторое время появились люди из селений и ушедшие монахи. К утру все раненые поумирали. Похоронили всех в братской могиле».

Следующие свидетельства:

«Сожжены со всем имуществом богатые храмы Сазоновки и Покровского, колокола расплавились. Сазоновцы в 1915 году купили иконостас в 6000 рублей. Нет сил, описывать страдания и мучения русских людей. Были случаи, когда детей киргизы разрывали на части, разбивали о камни, сбрасывали с обрывов. Все женщины, девушки и даже 12 летние девочки изнасилованы, заражены сифилисом, многие забеременели, нет сил, чтобы их утешить. Разорён богатый и прекрасный уезд». Эти случаи говорят еще и о том, что монастырь, церкви и молельные дома разрушались целенаправленно и с особой жестокостью».

Воспоминания отца Евстафия Малаховского, настоятеля Покровского храма в селе Покровское в тридцати километрах от Пржевальска на юном берегу озера Иссык-Куль:

«Киргизы, воспользовавшись тем, что Россия была втянута в мировую войну, и, оправдываясь тем, что государственная власть стала призывать их к тыловой службе, подняли восстание, несмотря на то, что Россия за эти годы значительно улучшила их положение. В трудный для страны час, мирной и созидательной жизни, они предпочли безграничный разгул страстей и жестокий грабёж. Десятого – одиннадцатого августа, одновременно (значит, у них был заговор) киргизы напали на беззащитные русские селения всего уезда – убивали жителей и жгли дома. Угоняли скот, который был на пастбище (село Покровское потеряло около 15 тысяч голов скота), убивали работавших на полях; в селе Преображенском, по словам местного священника, убито около 200 человек. Пощады русским не было. Стали появляться лица, которым с Божьей помощью удалось избежать насильственной смерти. Некоторые из них были жестоко изранены. Ужасом веяло от их рассказов. Времена злой татарщины воскресли в моей памяти, но всё, что когда-то читалось об этих временах, бледнело пред действительностью».

Далее, отец Евстафий рассказал о том, как они выбирались в Пржевальск:

«В напряженном состоянии духа проехали 15 вёрст до села Иваницкого. Вдруг обоз остановился – спереди послышались крики. Значит, подстерегли… Стали слышны рыдания женщин и молитва… Благодарение Создателю - свои! Оказалось, что израненные и полуживые жители, заслышав шум обоза, буквально выползли на дорогу. Их разместили на телегах, в селе больше не осталось ни одной живой души. Обоз наш тронулся дальше…вот уже до города вёрст семь.

На пути стало попадаться много изуродованных трупов русских людей, как взрослых, так и детей. Целую книгу можно написать о зверствах киргиз. Времена Батыя пожалуй уступят… Достаточно того, что на дороге попадались трупики десятилетних изнасилованных девочек с вытянутыми и вырезанными внутренностями. Взрослых, укладывали в ряды и топтали лошадьми. Если вообще страшна смерть, то подобная смерть еще страшнее. Жутко становилось при виде всего этого».

А вот как один из свидетелей описывал героизм жителей села Столыпино в районе Кочкорки:

«Киргизы окружили село, напали на работающих людей в поле и многих убили. Мирные жители и 8 солдат, находящихся в селе, решили защищаться. Два дня они отбивались от бандитов до прихода небольшого военного отряда из Нарына (в 120 км от Кочкорки). Отряд решил пробиваться в сторону Токмака вместе с населением поселка. Предстояло преодолеть свыше 100 километров на запад в Чуйскую долину, из них 60 километров по Боомскому ущелью. Более 500 человек — казаки на своих лошадях, дети и женщины на бричках, остальные пешком, вечером двинулись в путь. Ночь прошла без нападений, а утром киргизы обстреляли беженцев, появились первые потери. Преследование и нападение продолжалось всю дорогу, в том числе и в Боомском ущелье. Казаки, ценой собственных потерь и потерь среди беженцев, отбивали нападения. Так называемый «Интендантский мост» через реку Чу в Боомском ущелье оказался сожженным. Под обстрелом через реку переправлялись на лошадях, большинство бричек было опрокинуто водой, тонули женщины и дети. По пути все почтовые станции и каравансараи были ограблены и сожжены, люди убиты.

По осыпям и крутым склонам киргизы сбрасывали на дорогу камни, чтобы задержать отряд, приходилось расчищать дорогу под непрерывным обстрелом. На выезде из ущелья произошло сражение и вновь с большими потерями. Из 60 бричек осталось восемь. Остальные или были потоплены в реке Чу при переправе, или брошены по дороге. Обувь на людях пришла в негодность — поэтому бежали босые, у многих лилась кровь из ног. В Кара-Булак (Михайловское) добралась едва половина беженцев».

5

К началу сентября во всех уездах, за исключением Пржевальского и Пишпекского, наступило заметное успокоение: началась уборка полей и мобилизационная поставка лошадей в армию, которая протекала успешно. Пржевальские и загорные Пишпекские киргизы продолжали оказывать сопротивление войсковым, однако в середине октября, под давлением военных отрядов бежали через перевалы в Кашгарский район Китая, а киргизы северного берега Иссык-Куля и киргизы рода атбан Нарынкольско-Чарынского участка по Текесу — в Кульджинский район Китая.

Отступая в Китай, восставшие продолжали жечь не только мосты, но и дома, которые встречались на пути, уводя с собой пленных. Так, отряд полковника Боброва, наступавший на Джумгал, отбил у отступавших 9 мужчин, 123 женщины и девушки и 159 детей. Отряд Бычкова отбил и доставил в село Преображенское на Иссык-Куле 4 мужчин, 60 женщин и девушек и 50 детей.

Большинство из 1105 пропавших затем без вести, в основном женщин и детей, были уведены восставшими в Китай. Многие из них, как лишняя обуза в трудном пути, в условиях рано наступивших снегопадов и морозов, были брошены в горах на погибель или убиты.

Русский консул в Синьцзяне потребовал от даотая (главы провинции) принять меры к освобождению русских пленных, но китайские власти пошли своеобразным путем. Разрешая киргизским беженцам перейти границу, китайские власти в свою очередь требовали, чтобы среди них не было русских. В ответ киргизы снова отделывались от пленных любым способом, вплоть до убийства.

Таким образом, не Боомское ущелье усыпано костями восставших киргизов, как лицемерно утверждалось в 2009 году при открытии памятника жертвам 1916 года, а дорога в Китай усыпана русскими костями на труднопроходимых горных перевалах Тянь-Шаня, покрытых уже в октябре глубоким снегом. Впрочем, киргизскими костями эта дорога тоже была усыпана, но на обратном пути, когда простые беженцы стали не нужны на границе своим манапам и тем более Китаю. Ведь положение 120 тысяч беженцев на границе с Китаем, потерявших при паническом бегстве почти все свое имущество оказалось отчаянным. Фактически, благополучно перейти границы Китая удалось только тем, кто мог заплатить пограничникам богатую мзду. В частности, Шабдановы заплатившие 35 тысяч рублей плюс взятку опием и другие манапы, таким же способом, беспрепятственно перешли границу со своими стадами.

И тогда, большинство тех, кто не чувствовал за собой вины, перессорившись с активными участниками восстания, вынуждены были возвращаться обратно. Обратный путь проходил в ужасных условиях. Пришлось возвращаться в условиях, когда перевалы были полностью закрыты. В пути беглецы потеряли оставшуюся часть скота, который погиб за отсутствием корма. Теперь, ограбленные на чужбине, киргизы умирали в горах и не только от холода, но и от голода. А в это время руководители мятежа безбедно устроились в Китае.

Таким образом, главари мятежа во время бегства (чон уркун – большой исход), обрекли на массовую гибель не только русских пленных - в основном женщин и детей, но и свой народ. Однако, такая трактовка событий не выгодна нынешним авантюристам в Киргизии, поскольку тогда весь национал - шовинистический сыр - бор теряет смысл.

Царское правительство пыталось преследовать восставших в Китае. В Синьцзян посылается отряд во главе с Бычковым, чтобы выловить руководителей и активистов восстания. Но особых результатов достигнуто не было. Главные руководители восстания откупились от китайских властей, и оно их не выдало. Удалось вернуть всего 65 русских пленных и арестовать 12 восставших.

Подавление царским правительством мятежа 1916 года, спровоцированного в глубоком тылу российской империи недальновидной и властолюбивой киргизской элитой, не было направлено против киргизов как этнической группы, как это утверждают национал - шовинисты сегодня. Оно было направлено на спасение мирных русских жителей и против главарей и активных участников мятежа. При этом, киргизские беспорядки, как уже было сказано, в основном, ограничились Чуйской долиной и Прииссыккульем. Большинство остального населения оставалось лояльным и беспрекословно выполняло все требования администрации: выделяло лошадей, юрты и продовольствие для нужд армии.

В конце 1917 года член Туркестанского комитета Временного правительства О.А.Шкапский занимался урегулированием отношений русского, киргизского и дунганского населения в Пишпекском и Пржевальском уездах. По поручению Временного правительства он передал председателю Киргизского комитета Джайнакову 100 тысяч рублей для помощи голодающим беженцам-киргизам.

К 1 ноября был закончен предварительный подсчет количества жертв восстания по Туркестанскому краю: воинских чинов было убито 97, раненых 86, пропавших без вести 76, кроме того, убито 2 чиновника администрации, и 12 чиновников разных ведомств. Среди мирного русского населения убито 2325 человек, пропавших без вести 1384 человека, а раненых и изувеченных было столько, что их никто не считал. Большая часть жертв пришлась на Пржевальский уезд — погибло 2179 человек и 1300 пропали без вести. По приблизительным подсчетам, восставшие сожгли и разрушили более 2600 дворов, число пострадавших семей составило около 8000.

Теперь о жестокости подавления восстания в котором упрекают царскую Россию. За всю многовековую историю России ни одно стихийное восстание не увенчалось успехом. Не оправдывая действия царских властей, отметим, что во все времена, во всем мире, не было «милосердного» подавления восстаний против существующей власти. Вспомним древность в изложении Пушкина: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…», вспомним восстание Спартака в Древнем Риме, восстание сипаев в Индии, восстание Пугачева в России XVIII века, Андижанское восстание 1898 года. Примеры можно продолжить. В 1916 году, когда первая мировая война была в разгаре, как должны были действовать власти в ответ на предательский удар в спину? Ведь с точки зрения факта и юридической оценки – был спровоцирован антиправительственный мятеж с отягощающими обстоятельствами (военное время), что квалифицируется, как государственная измена.

К сожалению, во время подавления восстания имела место жестокость иного толка – это самосуды. Можно понять русских людей, потерявших близких и родных, кров над головой и хозяйство, но оправдать самосуды нельзя, поскольку слепая ярость приводила к гибели невиновных. Подобные эксцессы произошли в Беловодске Пишпекского уезда, в селе Ак-Су Пржевальского уезда, в селе Преображенском того же уезда и других местах. Однако, уже в октябре 1916 года военное ведомство разослало циркуляр:

«В настоящее время военные действия в пределах Семиреченской области закончены, а поэтому все эксцессы, невольно допускаемые в период подавления мятежа, будут преследоваться уголовной ответственностью».

Подводя итог вышеизложенным событиям, еще раз отметим: причина восстания – стремление авантюрной элиты и её главарей создать независимое феодальное ханство на севере Киргизии, иллюзорная надежда авантюристов на поддержку Англии, Турции, Германии, на выступление Персии и Афганистана. Кстати, Англия всегда «мутила воду» в Средней Азии. Колонизовав Индию с помощью Ост-Индийской компании в XVII веке, она делала всё, чтобы не допустить туда Россию. Для этого с одной стороны она превращала Афганистан в буферную зону, а с другой, предоставляла оружие и финансы среднеазиатским ханствам для противодействия России.

Главари восстания прекрасно сознавали, что власть их держится только благодаря невежеству и темноте народа, которые в общей своей массе, помимо гор и своего аула, ничего не видел. С призывом на работы у этих людей неизбежно, как результат более тесного общения с русским населением и расширением кругозора, могли зародиться хотя бы элементарные представления о праве, что в дальнейшем привело бы к концу господства манапов. Богатые киргизы, занимавшиеся торговлей и земледелием, не хотели волнений и были склонны удовлетворить требования призыва на тыловые работы, так как помимо материального ущерба, который был неизбежен для них в случае мятежа, они, как более осведомленные, видели бессмысленность и гибельные последствия от неповиновения властям. Но этот класс лиц, как немногочисленный и слабо организованный, хотя и пользовался некоторым влиянием в массе киргизского населения, не в состо янии был противодействовать главарям - манапам.

Выродившуюся к тому времени киргизскую элиту обличает и следующее обстоятельство. Как известно, северные киргизы, чтобы сохранить себя, в своё время стараниями мудрых родоплеменных манапов, добровольно вошли с состав Российской Империи. В отличие от них, туркмены, особенно текинцы, геоклены и йомуды, оказывали организованное и масштабное сопротивление, которое носило массовый народный характер. Имперские войска понесли значительные потери при штурме Геок-Тепе (400 человек только убитыми). Однако, при разнице обстоятельств вхождения в Империю, результат для родоплеменных вождей туркмен и киргиз оказался примерно одинаков – прекратившие сопротивление (руководитель обороны Геок-Тепе туркмен Тыкма-сардар и киргиз Шабдан Джантаев), были зачислены на русскую службу майорами. То есть, те и другие национальные вожди присягнули новому Верховному владыке и клялись на Коране быть верными подданными. Туркмены таковыми, в массе своей и остались, что подтверждает героическая служба Текинского конного полка в годы 1-й мировой войны и мужество личной охраны (из текинцев) последнего главнокомандующего Имперской армии Лавра Корнилова.

К сожалению, среди киргизской элиты того времени не оказалось личностей по авторитету равной Шабдану Джантаеву (Шабдан Батыра) и Курманжан Датка, которые понимали значение мира на киргизской земле под защитой российской Империи и могли бы предотвратить трагедию.

6

Киргизские национал - шовинисты преподносят события 1916 года не с точки зрения фактов, документов и свидетельств жертв мятежа, а с подачи некого Бройдо Григория Исааковича (1885–1956) - русофоба и патологического ненавистника царизма. Кто же он, этот «пройда» по имени Бройдо? Настоящая его фамилия Герш Ицкович Вильберквейт. Родился в Вильно, окончил юридический факультет Петербургского университета. Имел в Москве доходный дом.

В 1901 году член «Бунда» (Еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России), с 1903 года член РСДРП, в 1905 году в Ташкентской организации вел агитационную работу среди солдат и редактировал «Солдатскую газету». С 1916 года — в русской армии, за распространение ложной информации, оправдывающей восставших киргизов, был определен солдатом в Казалинск в штрафную роту 1-го Сибирского полка, откуда дезертировал после свержения монархии. В 1917 году председатель Ташкентского Совета, с 1918 член РКП(б).

За свою карьеру, этот «алюминиевый солдатик» партии большевиков, занимал более тридцати различных должностей. В Ташкенте в ноябре 1919 года, заведовал отделом внешних сношений Комиссии ВЦИК по делам Туркестана. Из-за разногласий с большинством ее членов в мае 1920 года отправлен в Москву с формулировкой «политический авантюрист». Снова всплыл, был зав. партийным отделом Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР, ректором Коммунистического университета трудящихся Востока, заведующим издательством ЦК ВКП(б), первым секретарем ЦК КП(б) Таджикистана, при этом способствовал голодомору в республике, насаждая посев монокультуры — хлопчатника и запрещая посев пшеницы и риса. Занимал должность заместителя народного комиссара просвещения РСФСР. Угомонился Герш Бройдо в 1941 году, когда был арестован, осужден к 10 годам лишения свободы и выслан на поселение в Казахстан.

Первые итоги восстания 1916 года были подведены в ноябре того же года, а авантюрист Герш Бройдо уже 3 сентября сформулировал свою «теорию провокации царского режима», которую продолжал муссировать в советское время:

«Киргизское восстание,— писал он, — было одним из средства царских палачей, уже в 16 году искавших земли, чтобы заткнуть глотку революционизирующемуся крестьянину. Вырезать киргизов, спугнуть их в Китай и захватить новые земельные фонды — вот что ожидало царское правительство в результате своей провокационной работы».

Вот так, не больше и не меньше! Оказывается, это не юрист Ленин и его единомышленники, в том числе юрист-русофоб Герш Бройдо революционизировали со студенческой скамьи, а крестьяне России. Это крестьяне от безделья совершали покушения на монархов, царских губернаторов, убили Столыпина. Это крестьяне, а не «бесы» в 1917 году, слетелись со всего мира в Петроград, совершили переворот и всем кагалом вошли в состав первого большевистского Ленинского правительства.

Это крестьяне спровоцировали гражданскую войну и расстреляли царскую семью, с помощью наёмников – иноверцев и инородцев: латышских стрелков, чехов, китайцев, венгров пролили реки русской крови.

Это крестьяне отнесли миллионы образованных, работящих, добродетельных, христолюбивых людей к эксплуататорским классам или реакционным слоям с целью поголовного уничтожения. Только в Крыму в 1920 году пообещав амнистию пленным, «крестьяне» Розалия Землячка (Залкинд) и Бела Кун расстреляли и утопили в море более 70 тысяч пленных русских офицеров, а заодно представителей дворянства и интеллигенции, бывших гимназистов. Кстати Ленин был осведомлён о происходящем, а кроме того используя тезис Карла Маркса «Религия – опиум для народа», испытывал особую ненависть к служителям православной церкви, призывал безжалостно расстреливать оных. Это крестьяне учинили резню казаков в Крыму, на Кубани, Ставрополье, в Семиречье и в Даурии, изымали церковные ценности под видом помощи голодающим, уничтожали православные храмы и духовенство. И конечно же, крестьяне организовали и возглавляли Соловки, Беломорканал, ГУЛАги.

На самом деле «бесы» всегда рассматривали крестьянство, как тёмную, невежественную массу, способную «разжечь Вандею», но принципиально не способную усвоить идеи марксизма. Ленин и его последователи Г. Зиновьв, Ю. Ларин, Е. Ярославский и другие интернационалисты считали русское крестьянство главным противником советского строя, а Сталин, путём раскулачивания и коллективизации, «через колено», сломал хребет российскому крестьянству. Окончательную точку крестьянству, как классу, поставили нынешние либералы Ельцинского окружения – потомки лево радикалов и интернационалистов. Что касается вождей, то в исторических оценках либералы всегда руководствуются двойными стандартами по принципу «свой — чужой». Ленин – со своими единомышленниками и подельниками от Троцкого и Дзержинского до Герша Бройдо – гений и великий вождь. Сталин, который «переиграл» сторонников Ленина и был государственником – кровавый диктатор.

Национал - шовинисты в Киргизии и либерал - проститутки в России - наследники Герша Бройда, подзуживающие их, неугомонны в своих фантазиях. Как было отмечено ранее, началось это уже в советское время. В Сборнике документов «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане» под редакцией А.В. Пясковского, изданном АН СССР в 1960 году утверждается:

«Восстание 1916 года носило прогрессивный народно - освободительный характер, но было подавлено с невероятной жестокостью. Многие тысячи восставших крестьян (это о кочевниках) были расстреляны без всякого суда и следствия карательными отрядами, орудовавшими по всей Средней Азии и Казахстану, одновременно сжигались кишлаки и аулы, не щадили ни женщин, ни детей, уничтожались посевы, отбирались у местного населения земли, домашнее имущество и т.д. Царским властям помогали душить освободительное движение местные буржуазные националисты – джадиды и алашевцы. Сотни тысяч крестьян из Киргизии, Казахстана и Туркмении, спасаясь от расправы царских властей, бежали через границу – в Китай и Персию. Они вернулись обратно уже после победы Великой Октябрьской социалистической революции».

Что на это сказать – каждое слово ложь и холуйство перед властью, возможность без проблем защищать диссертации! Но не только это. Как сказал поэт: «Нам не дано предугадать, как наше слово обернётся», в данном случае Пясковский и иже с ним знали – «зубы дракона» надолго сохраняют способность проклюнуться. А вот перлы новейшего времени:

«Ошибочным является распространенное мнение о том, что киргизы к этому времени все еще были кочевниками. Еще до прихода русских киргизы занимались земледелием параллельно со скотоводством. Так, например, к началу ХХ в. в Пишпекском уезде 93% хозяйств, а в Пржевальском уезде 94% занимались земледелием. Вскоре они теряют свои земли, которые конфискуются переселенческим управлением».

Ну, прямо не про горную страну и кочевников, а про Согдиану! О каких хозяйствах идет речь? Киргизы, в силу социально - психологического менталитета кочевников, всегда, и даже в советское время, в совхозах и колхозах в основном занимались животноводством, тому я сам свидетель. На Западе Чуйской долины, даже в 70 годы XX века были не освоенные целинные и залежные земли. Мой друг Виктор Черкасов был директором одного из вновь создаваемых тогда совхозов на Западе Чуйской долины, и я был у него в гостях – земли там было немерено.

Помню, в детстве, прочитал книгу киргизского автора «Золотая чаша Байтемира», вот что отложилось:

«Киргиз, если и воткнет деревце возле кибитки, то лишь для того, чтобы через несколько лет срезать его для камчи (рукоять конской плетки)».

Другой пример современного лицемерия:

«Хотелось бы отметить, что жестокости, приписываемые киргизам по отношению к переселенцам, во многом преувеличены. Несмотря на резню, царившую вокруг, киргизы не уничтожали женщин и детей крестьян-переселенцев, а брали их в плен».

На это, остаётся разве что пролить слезы умиления по поводу гуманизма и идиллии во время восстания, в результате чего чудом оставшиеся в живых женщины и девушки, пленные и не только, сплошь были беременны и заражены сифилисом стараниями своих «благодетелей», в то время как их деды, отцы и мужья были «великодушно» вырезаны или воевали на фронтах Первой мировой войны.

Или:

«Монахи разрушенного в 1916 году мужского монастыря на Иссык-Куле, стреляли в киргизов и до восстания».

Очередная примитивная ложь! Пора бы знать – монахам брать оружие в руки запрещает церковный Устав.

Далее:

«Начавшись в форме стихийных волнений, протесты постепенно стали перерастать в довольно организованное, сплочённое и целенаправленное движение большинства масс, возглавляемых представителями тех патриотических сил, которых взрастила революция 1905 – 1907 годов - идеи пролетариев и крестьянства России о демократическом переустройстве общества, экспроприации экспроприаторов, за равные права и социальные гарантии».

Да! Такое «нагородить» может только больное воображение: тёмные, безграмотные кочевники из феодальных племён только и занимались тем, что взращивали себя к событиям 1916 года примером русских пролетариев на баррикадах Красной Пресни 1905 – 1907 гг.!

И последнее:

«Цель, которую поставили перед собой лидеры народного движения была достигнута, планы на тыловые работы сорваны».

Да, вместо планируемых в Туркестане на тыловые работы 250 тыс. человек, властям удалось мобилизовать 120 тыс. человек. Но цель - создать на севере Киргизии феодальное ханство не была достигнута. Жертвы были напрасны.

А теперь напрашивается вопрос - к чему всё это словоблудие ура-патриотов? А к тому, чтобы оправдать и «героизировать» эти бессмысленные события, оправдать своих соплеменников - руководителей восстания, амбиции которых стоили жизни тысячам киргизов и русских переселенцев. Оправдать себя, так и не выросших из штанишек родо - племенного мышления и интересов, разделяющего мир на «своих» и «чужих». Это всегда лежало в основе военного стиля жизни киргизских племён. Ментальность «мы» реально распространялась только на членов своего рода. Попытки экстраполяции племенных ценностей на надплеменные образования не давали длительных позитивных результатов. При малейшем дискомфортном состоянии вступали в действие инверсионные механизмы мышления, «родичи» становились «чужими», «друзья» - «врагами», консенсус сменялся конфликтом, отличавшимся, как правило, чудовищной жестокостью. Набеги, захват скота и пленных у других племён – «барымта» - были делом обычным и даже почитались как акты героизма, силы, удали.

Напомню, как последствия такой схватки описал П. Сменов Тянь - Шанский, наткнувшийся во время экспедиции в горах на «мёртвое поле» вмёрзших в лед трупов – жертв нападения сарыбагыш на обедневшие роды кыдык и джельден.

Тенденции кровнородственного изоляционализма киргизов проявлялись и в советское время, особенно при переходе к оседлости, образования аилов и кыштаков, коллективизации сельского хозяйства, формировании местного руководства. Групповая борьба за власть на основе родоплеменного деления разгорелась в период выборов и формирования руководящих органов. Её участники беспочвенно обвиняли друг друга в «правом» и «левом» оппортунизме, троцкизме, буржуазном национализме, антисоветизме и т.п., облегчая задачу репрессивной машины 1937-1938 гг. В результате был репрессирован отец Чингиза Айтматова и другие достойные люди.

То же самое, происходит и в постсоветской Киргизии. В результате родоплеменных разборок идёт непрекращающаяся борьба за власть. В итоге Президентов свергали каждые пять лет (Аскара Акаева 14.08.2005 г., Курманбека Бакиева 07.04.2010 г.). Пользуясь временным безвластьем, шел грабеж столицы республики Бишкек и второго по величине города Ош, а заодно сведение кровавых счетов с людьми не титульной национальности. Разве это не «барымта» в современной интерпретации?

7

В 20–30-е годы большевики чтобы привлечь на свою сторону коренное население, стали творить очередную историческую несправедливость – называли царских военнослужащих, подавивших мятеж карателями, а восставших - борцами с царизмом. Против тех, кто усмирял мятеж, начались репрессии: аресты, сведение счетов, реквизиция земли и имущества, выселение и расстрелы. При этом, чтобы придать восстанию классовый характер утверждали, что восстание носило «общенародный характер», а вот в ряде волостей руководство восстанием якобы было перехвачено феодальными элементами во главе с крупными манапами и родовыми вождями: сыновьями Мокуша Шабданова, Батырханом Нагоевым, Каанатом Абукиным, Султаном Долбаевым и другими.

По лицемерной трактовке большевиков, расправу и жестокости с русским населением совершали только представители манапско - клерикальной верхушки, которые мечтали об отделении от России и создании самостоятельного феодального ханства.

Поэтому, руководствуясь тем же «классовым» подходом и духом «пролетарского интернационализма» большевики оправдали восстание 1916 года. Таким образом, Советская историография, подобно любому другому аспекту действительности, использовалась для формирования советского общества и была превращена в руках государства в марионетку, искажавшую историю.

А что происходило в Киргизии в порядке подготовки к юбилею в 1916 году? Все те же признаки политической конъюнктуры! Национал – шовинистами, ура - патриотами и другой нечистоплотной публикой опубликовано много фальшивых, тенденциозных и провокационных материалов о восстании киргизов 1916 года. Для большей достоверности делаются ссылки на издания 30-х годов, авторы которых якобы сами участвовали в восстании. В качестве примера, можно привести так называемую лекцию некого Б. Исакеева и материал Б. Максутова «Великое восстание кыргызов 1916 года», где они валят с больной головы на здоровую и талдычат одно и то же: «Россия хотела истребить киргизов…» и героизирует эти события. Всё это списано под копирку у Герша Бройды. Можно было бы и не обращать внимание на ересь тех, кто действует по киргизской поговорке «В своём ауле у собаки хвост трубой», однако беспокоит то обстоятельство, что подобные публикации направлены на разжигание межнациональной розни. Кто они современные фальсификаторы истории? Других времен неблагодарные сарыбагыши и бугунцы — самые активные участники бессмысленного восстания? Часть киргизской интеллигенции, проникнутая ядом радикального национализма и русофобии?

Свою роль в формировании новых антироссийских национальных мифов в Средней Азии играют и внешние силы. С развалом СССР в Средней Азии значительно усилилось влияние Турции. Она продвигает пантюркистские идеи, в рамках которых этот регион рассматривается в качестве одной из сфер турецкого влияния. Турция веками стремилась усилить свое и ослабить российское влияние в Средней Азии, это противостояние сложилось исторически еще в имперские времена.

Так или иначе, но в 2015 году президент Киргизии Алмазбек Атамбаев, который неплохо «кормился» в России невозвратными кредитами, подписал указ[35] «О 100-летии трагических событий 1916 года». В президентском указе оно названо «национально-освободительным движением киргизского народа против колониальной политики Российской империи». А 26 октября 2017 года Атамбаев, перед уходом в отставку не удержался от подлости и подписал указ, выразив особое мнение национал-шовинистов и русофобов современной Киргизии. Мнение о том, что Октябрьская революция и усилия России, которая вывела киргизов из феодализма к социализму - ничто. Отныне 7 и 8 ноября – День истории и памяти предков с акцентом на восстание 1916 года и якобы геноцид киргизского народа.

Те, кто сегодня искажает и прославляет восстание 1916 года не глупы и практичны. Они прекрасно знают, что нынешняя компрадорская власть РФ промолчит, ибо «ельцинизм-путинизм» равнодушен не только к жертвам русских во время восстания в 1916 году, но и к геноциду русских - жертвам распада СССР. Безусловно, не смотря на столь страшные страницы прошлого, мы не должны испытывать ненависти к кому бы то ни было народу, ибо «нет плохих и хороших наций, есть плохие и хорошие люди».

Бесполезно взывать к нынешней путинской власти, тем не менее, хотелось, чтобы Россия, в конце – концов, усвоила урок о том, что ее интересы и интересы её граждан должны быть превыше интересов «наших западных и иных партнёров».

Так же любой приезжающий на территорию России из Центральной Азии и Закавказья должен помнить, что он тут всего лишь гость и не более. Если же он хочет остаться тут жить, то ОБЯЗАН принять русскую культуру, её ценности и знать: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят».

И. В. Сталин никогда не сомневался в победе Советского Союза над фашистской Германией. Залогом тому был надёжный тыл и особенно Урал, который обладал огромным промышленным потенциалом. Одновременно, со счетов не сбрасывали и Центральноазиатские республики СССР. Алма-Ата, Ташкент, Ашхабад, Душанбе, Фрунзе стали новым домом для сотен тысяч эвакуированных - сюда заведомо переместилась значительная часть промышленного производства из прифронтовых зон, а также Киева и Ленинграда.

Летом и осенью 1941 года из Москвы в Киргизию прибыло около 140 тыс. рабочих и служащих, в том числе 16 тыс. – из северной столицы. Еще 15 тыс. человек эвакуировались вместе со своими предприятиями, более 30 крупных заводов, фабрик и мастерских. Сюда также были эвакуированы детские дома с 3438 детьми. Помимо вышеперечисленных категорий беженцев, в Киргизию было депортировано около 131,5 тыс. немцев, карачаевцев, балкарцев, чеченцев, ингушей, курдов, турок-месхетинцев. Из них была образована трудовая армия, внесшая свой вклад в развитие и реализацию экономического потенциала республики.

Во Фрунзе, уже к концу 1941 года с полной нагрузкой, прямо под открытым небом, заработали заводы ВПК, прибывшие из России. А поскольку возросшей промышленности требовалась электроэнергия, то уже 1 декабря 1941 года заработала дизельная эл. станция на руднике Хайдаркен, 15 февраля 1942 на руднике Ак-тюз, на Фрунзенской ДЭС-1 - 2 мая 1942 года были запущены дополнительные агрегаты. Затем в декабре 1942 г. вступил в строй первый агрегат ТЭЦ-1 в г. Фрунзе, а в июне 1943 года, методом народной стройки, завершилось строительство Ворошиловской ГЭС. В 1943 году были введены в строй Малая Аламединская ГЭС, ДЭС-2 и Лебединовская ГЭС во Фрунзе, Ошская ГЭС, Пржевальская ГЭС, и Нарынская ГЭС, общей установленной мощностью 9000 кВт. В целом за годы войны, несмотря на огромные трудности, энергетическая база республики почти вдвое стала превышать уровень 1940 года.

Но самое примечательное, что в 1941 году, на перспективу, продолжилось строительство труднейшей на тот момент в мире, 140 километровой горной железной дороги от п. Кант, до п. Рыбачье на Иссык-Куле, со сроком окончания строительства в 1948 году. Она должна была связать промышленно развитый район Чуйской долины и столицу г. Фрунзе с Иссык-Кульской и Тяньшаньской областями. И эта задача была успешно выполнена. Тогда же, в 1941 году, началось строительство Большого Чуйского канала – в основном оно велось вручную.

За годы войны в Киргизии вступили в строй 38 новых крупных промышленных объектов, при этом 53 процента рабочих составляли женщины, 35 процентов – подростки. В феврале 1942 года все трудоспособное и не работающее на предприятиях и в учреждениях население городов было мобилизовано для работы на производстве. Рабочие и служащие военных предприятий и смежных с ними производств закреплялись на них до конца войны. Значительная часть тракторов и лошадей была передана для нужд фронта. Количество трудоспособных мужчин-колхозников за годы войны сократилось со 186,2 тыс. до 74 тыс. человек.

Поскольку для фронта активно мобилизовывались не только людские ресурсы, но и техника, в республике, в тот период, почти не осталось нового и действующего сельхозоборудования. Все оно было сильно изношено и нуждалось в серьезном ремонте. Кроме того, в колхозах почти не осталось мужчин. При этом нормы сдачи государству зерна, картофеля, овощей, мяса, шерсти возросли на 10-60%. За изнурительный труд колхозники получали символическую плату, а зачастую довольствовались лишь тем, что могли сами вырастить на приусадебных участках.

Несмотря на все трудности, в самый тяжелый момент войны в октябре 1941 года колхозники Тянь-Шаньской области писали трудящимся и защитникам Москвы:

«Мы, колхозники далекого Тянь-Шаня, шлем вам, дорогие москвичи, защищающие столицу, наш горячий колхозный привет. Москва от нас далеко, но она близка нашему сердцу, мы ее любим. Колхозники Тянь-Шаня помогут Красной Армии разгромить и уничтожить фашистских разбойников».

Из Киргизии на фронт было отправлено 196 вагонов подарков. Они включали в себя 38 тыс. индивидуальных посылок, а также 550 тыс. полушубков, телогреек, валенок, шапок-ушанок, меховых перчаток, шерстяных носков. За годы войны трудящиеся Киргизии внесли в фонд обороны, на постройку танков и боевых самолетов 189 млн. руб. наличными деньгами, 964 млн. руб. – облигациями, а также 59 килограммов серебра. Трудящиеся Киргизии сдавали в фонд обороны зерно, мясо, масло, шерсть. Для восстановления хозяйства освобожденных от немцев территорий Киргизией было передано 20 тыс. лошадей, 10 тыс. голов крупного рогатого скота, 100 тыс. овец и коз.

Жители Киргизии на фронте

Для защиты от гитлеровского нашествия из уроженцев Киргизии и Казахстана была сформирована 316 стрелковая дивизия, преобразованная впоследствии в 8 Гвардейскую стрелковую дивизию имени Ивана Панфилова, отличившуюся в битве под Москвой. Первоначальный состав 385-й дивизии и 4-й стрелковой бригады в большинстве своем составляли именно жители Киргизии. Дивизия формировалась в августе – ноябре 1941 года во Фрунзе. 385-я дивизия прошла по дорогам войны от Москвы до Одера. С конца 1941 года в Киргизии также формировались 107, 108 и 109 киргизские кавалерийские дивизии, но в 1942 году их формирование было прекращено и личный состав передан другим соединениям.

В январе 1943 года, когда Красная Армия добивала окруженную под Сталинградом немецкую группировку, в советских газетах было опубликовано письмо к воинам-киргизам. Под ним подписались более 700 тысяч жителей республики. Вот что говорилось в письме:

«Дорогие наши сыны. К вам, славные воины-киргизы, к вам, храбрые защитники Сталинграда, к вам, доблестные участники битвы за Кавказ, к вам, герои-панфиловцы, мы обращаем свой голос горячего привета…

В ваших молодых руках судьба Родины, в ваших могучих руках судьба советского строя. Сражайтесь же, как лучшие из лучших. Будьте достойны славы храбрейших из храбрых…

Всадники-киргизы! Пехотинцы-киргизы! Артиллеристы-киргизы! Мстите за русского и украинца, за литовца и эстонца, за белоруса и молдаванина, за разграбленный дом твоей Родины. Громите дзоты и фашистов, чтобы уцелели юрты и клубы твоих гор, сметайте все фашистские укрепления, чтобы уцелело твое жилище. Помни, сын Киргизстана, отвоеванные тобой города Волги и Кавказа, города Центральной России сохранят в долинах Иссык-Куля, Сон-Куля, Аксая, Таласа и Алая киргизский язык и киргизскую культуру, жизнь твоих стариков-родителей, жизнь твоих сестер, жизнь твоих нежно любимых детей. Поэтому неумолимо уничтожай немца, клади его в снег под Сталинградом и Ржевом, топчи его под Моздоком, бросай эту падаль в Черное море.

Сын наш! В бою ты можешь быть ранен, но раны – что? Это розы на теле героя. Герой без раны не бывает. Позор – хуже смерти. Ты не опозоришь себя. Ты прославишь себя. И мы будем горды, когда и вам, дети Киргизстана, станут рукоплескать наши братские народы, освобожденные от гнусной гитлеровской тирании… А Киргизстан поможет тебе всем необходимым. Мы крепко трудимся для фронта… Ваша Родина всегда с вами, дорогие сыны».

72 жителя Киргизии стали Героями Советского Союза в годы войны. Первым представителем титульной нации, который удостоен этого высокого звания посмертно был Дуйшенкул Шопоков из числа «28 героев-панфиловцев», дравшихся 16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково.

Отважная летчица, старший лейтенант Евдокия Пасько уроженка села Липенка Джеты-Огузского района Иссык-Кульской области 790 раз вылетала на ночные бомбардировки. Будучи штурманом эскадрильи 46 гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка, она сбросила на врага в общей сложности 93 тонны бомб. В 1944 году ее подвиги были отмечены звездой Героя СССР. Евдокия Борисовна прожила долгую жизнь и скончалась 27 января 2017 года в Москве в возрасте 97 лет.

Уроженец Оренбургской области Николай Михайлович Дмитриев до войны работал главным бухгалтером в конторе «Главмясозаготскот» во Фрунзе. В 1939 году его призвали в армию по месту работы. 10 июля 1941 года, в момент прорыва германских танков в районе Борисова (Белоруссия), наводчик 123 отдельного истребительно-противотанкового дивизиона Николай Дмитриев и его расчёт подбили два танка. Когда наводчик нацелился в третий танк, рядом разорвался снаряд, и в Дмитриева попали четыре осколка. Превозмогая боль, он подбил третий танк, но получил новые ранения. В конце - концов, атака была отражена. После боя из тела бойца извлекли 17 осколков. 31 августа 1941 года Дмитриеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

Иногда дважды Героя Советского Союза, летчика-штурмовика Талгата Бегельдинова киргизские журналисты считают киргизом, утверждая, что он родился в столице Киргизии г. Фрунзе. В казахской версии его биографии местом рождения называют Майбалык Коргалжынского района Акмолинской области и что лишь детство и юность, вплоть до начала войны и призыва в армию он провел во Фрунзе и это утверждение соответствует действительности. После войны Бегельдинов жил в Казахстане и умер в Алма-Ате, поэтому, вероятно, правильнее считать его казахом.

Цена войны

На фронтах Великой Отечественной войны сражалось 363,2 тыс. жителей Киргизии, в том числе 1395 женщин. Более 130 тыс. из них погибли. Это 35,8% от числа всех призванных на фронт. Численность населения Киргизии на 1 января 1941 года оценивалась в 1 млн. 594,3 тыс. человек (см. «Военно-исторический журнал», 1991, №2. С. 26). К середине года эта цифра могла вырасти до 1 млн. 605 тыс. человек. По данным переписи[36] 1939 года, киргизы составляли 51,7% населения республики, коренные жители других республик Центральной Азии (главным образом казахи) – 18, 2%, русские – 20,8% и украинцы – 9,4%.

Столь низкая численность коренного населения и в Киргизии, и в Казахстане объясняется как голодом 1932-1933 годов, так и русско-украинской колонизацией, начавшейся задолго до революции 1917 года. В Казахстане, накануне войны, казахи составляли лишь 37,8% населения, а среди погибших на фронте их доля приближается к 19,9%. Если предположить, что в Киргизии имела место примерно такая же пропорция, то среди погибших на фронте жителей республики число киргизов и других коренных жителей Центральной Азии могло составить около 44 тыс. человек. Тогда доля погибших среди некоренного для Центральной Азии населения от числа призванных составит в Киргизии 66,7%, что достаточно близко к среднему для СССР показателю в 60%.

Доля погибших на фронте среди этнических киргизов (до 1918 года вообще не служивших в армии) была меньше, чем среди некоренных народов, поскольку киргизов в боевых частях вообще было значительно меньше в первую очередь, из-за плохого знания русского языка и низкого образовательного уровня. Именно поэтому и доля призванных на фронт среди киргизов была ниже, чем среди русских или украинцев. Среди киргизов также было очень мало офицеров, и ни один из них до конца войны так и не стал генералом.

Выдающийся киргизский писатель Чингиз Айтматов, которому в начале войны было всего 12 лет, вспоминал:

«Что ни день, прибывают в сельсовет «черные бумаги» – похоронные извещения с фронта… Текста несколько строк. Тихо зачитываю, перевожу слова на киргизский язык и умолкаю. Слышу тяжкий, опустошенный вздох, будто каменистая осыпь зашуршала с горы и поползла, покатилась вниз. Трудно поднять мне глаза, хотя ни в чем не виноват. В такие минуты мне хочется выскочить из дверей, схватить пулемет, да, именно пулемет, и бежать с ним без передыху туда, на фронт, откуда пришла эта бумага. Наконец ухожу подавленный горем близких мне людей».

По данным Министерства труда и социального развития[37] на 1 апреля 2017 года в Кыргызстане насчитывалось 418 участников и 176 инвалидов Великой Отечественной войны, 25 несовершеннолетних узников концлагерей и 28 блокадников Ленинграда.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Малая Родина… Ее, как и родителей не выбирают. Я родился в Средней Азии на юге Киргизии в небольшом городе Кара-Су. В полной мере проникнуться малой родиной можно лишь в том случае, если там прошла хотя бы часть сознательной жизни - детство и юность. Но малая Родина это не только дань скоротечному детству и юности. Это окружающая природа, люди, условия и образ жизни, все то, что формирует личность человека. Кара-Су оставался моей малой родиной до тех пор, пока не пришлось покинуть Киргизию — замечательный горный край, в одночасье превратившийся в ближнее зарубежье. Теперь, в России, для меня малая родина выросла до масштабов всей Киргизии.

Моё детство прошло в горах Памиро-Алая, на Юге Киргизии и Таласской долине, юность на Тянь-Шане и Иссык-Куле, студенческие годы в городе Алма-Ате бывшей столице Казахстана, зрелые годы в городе Фрунзе бывшей столице Киргизии. Мой отец Фадеев Иван Яковлевич - уроженец Саратовской губернии. Специалист связи: почта, радио, телефон, телеграф были его сферой, и всё это было или в зачаточном, или в недоразвитом состоянии. Поэтому отец, хоть и человек гражданский, находится как на военной службе - работал там, где необходимо. В то время как советская власть создавала киргизам условия для перехода от кочевой к оседлой жизни, многие российские специалисты уподобились «кочевникам» и это видно на примере нашей семьи.

Прежде чем окончить десять классов средней школы мне пришлось поменять пять школ, а отцу, в качестве руководителя, дать толчок в развитии почтовой и радио - телефонной связи в трёх областных центрах: Ош, Талас, Нарын и двух районных: Кара-Су и Араван.

Позже, когда я читал мемуары Станислава Лема «Высокий замок», то по-хорошему завидовал ему. Жил он в красивом старинном польском городе Львове в родительском доме, обросшем временем. У него была деревянная лошадка, а в доме множество книг. Его окружали старинные и современные на тот момент вещи, внутрь которых, ради любопытства, он постоянно пытался заглянуть. Отец водил мальчика по городу богатому готической архитектурой и там был детский театр. Во время прогулок с отцом, в кофейнях и кондитерских Станислав лакомился сладостями. Он рос в мире, который позитивно развивал и формировал его детское сознание, закладывал основы его будущего.

Я был лишен всего этого. Не было у меня родительского дома – жили мы во временных, убогих служебных квартирах, а если что и было, то патефон в память о котором сохранилась пластинка арии Джима из оперетты «Роз Мари», затем появилась радиола «Даугава». Настоящее кофе я вкусил после двадцати лет, хотя в библиотечных книгах у меня недостатка не было.

И всё же, почему пишут автобиографическую повесть или мемуары? Как память о невозвратном времени? В назидание потомству? По настоянию друзей? В моём случае и то и другое. Ведь уже нет и больше никогда не будет государства с названием СССР и республики с названием Киргизская Советская Социалистическая Республика, в которой я родился и жил. Не будет города Фрунзе - столицы республики, других городов и населённых пунктов, созданных руками русских людей с русскими названиями и переименованными ныне, да и свидетелей моего времени становится всё меньше и меньше.

При работе над мемуарами перед автором стоит задача постараться вернуть свою субъективную память издалека с максимальной подробностью, избежав выдумки и лжи. В этой связи хочу привести слова немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии Гюнтера Грасса. В мемуарах «Луковица памяти» он пишет:

«Память, если донимать ее вопросами, уподобляется луковице… Под первой, сухо шуршащей пергаментной кожицей находится следующая, которая, едва отслоившись, открывает влажную третью, под ней, перешептываясь, ждут свой черед четвертая, пятая… И на каждой плёночке проступают давно хранившиеся слова или витиеватые знаки, будто некий тайнописец начертал их тогда, когда луковица еще только нарождалась».

Интересно и то, что события, которые мы считаем важными в своей жизни, вполне возможно не важны для других участников. А для некоторых людей упомянутых в мемуарах, возможно, ты вообще выпал из памяти. И всё же я благодарен судьбе за то, что она позволила мне «с высокой ветки» заглянуть в прошлое и поделиться этим с Вами.

Россия. Таруса. Зимний вечер. Вскрываю бандероль, полученную накануне из Киргизии. В моих руках несколько музыкальных дисков присланных по моей просьбе родственниками из Бишкека. Это киргизские мелодии в исполнении знаменитых акынов - авторов музыкальных произведений и исполнителей в одном лице, - классика жанра и ретро одновременно. Укладываю первый диск на лоток плеера, и он плавно исчезает в чреве музыкального центра, затем удобно усаживаюсь в кресло и окунаюсь в уютный полумрак комнаты. Знакомые мелодии уносят меня на малую родину — туда, где прошло детство, юность и лучшая часть зрелой жизни. Туда, где будучи мальчишкой, я, как и многие мои сверстники, общаясь с киргизскими сверстниками, освоил местный разговорный язык, впитал традиции и духовную культуру этого народа.

Акын мягко перебирает струны комуза — трехструнного щипкового инструмента. В душе возникли чувства несравнимо большие, нежели ностальгия, нахлынуло нечто близкое и родное. Музыкальный центр воспроизводит одну мелодию за другой - мои мысли утекают в прошлое…

Алайская долина. 1945 год.

Алайская долина — межгорная впадина в пределах Памиро-Алайской горной системы — расположена на высоте 2500 метров над уровнем моря, с суровыми зимами и коротким летом. Там находится Чон - Алайский хребет с одним из двух семитысячников на бывшем пространстве Советского Союза - пик Ленина (7134 м).

Для всякой биографии детство – трогательная, милая и быстротечная пора, и я здесь не исключение. На Алае складывались мои первые осознанные представления об окружающем мире. Этот мир — прежде всего горы. Мы живем в небольшом поселке Дараут-Курган - всего две русские семьи. Где-то неподалёку пограничная застава, ведь через границу и перевалы Памиро-Алайского хребта можно попасть в Китай и Афганистан. Мой отец и его коллега – связисты, они обеспечивают связь этого района с «большой землей», а возможно занимаются и еще чем-то.

Первые осознанные и яркие впечатление моего детства — май 1945 года. Из чёрной тарелки на стене, то есть радио, звучит торжественный голос Левитана, который объявляет об окончании войны и победе Советского Союза над фашистской Германией. Я стою на железной кровати и, держась за спинку, прыгаю и что-то ору от радости! Затем в памяти — импровизированная трибуна на пустыре, красные флаги. Вокруг толпится народ, приглашенный на митинг со всех окрестных кишлаков.

У всех праздничное настроение: война окончена - мы победили! Радость передается и нам, четырёх - пятилетним детям. Стайками девочки-киргизки с охапками диких тюльпанов и маков, некоторые — в нарядных тюбетейках. Пограничники уже на месте. Вооруженные карабинами, они представляют для нас главный интерес — мы крутимся возле них. Начинается митинг, а затем — долгожданный салют - залпы в честь Дня Победы!

Яркий солнечный день. Горная долина недавно освободилась от оков зимы и тут же покрылась нежной зеленью вперемежку с алыми маками и красно-желтыми тюльпанами. Голубое небо, вершины окрестных гор сияют серебром. Главное ощущение от праздника - выжили! Выжили все: люди, горы, небо, солнце - выжили и победили! Впрочем, выжили не все. За три года до дня Победы, здесь, в горах Алая, ушла из жизни моя мама. А победили, в моём понятии другие - те, кто воевал с фашистами, а мы просто жили…

В детстве все хорошо. И даже во время войны — если тебя не бомбят, если ты не в оккупации, а если родители рядом, то ты будешь как-никак сыт, одет и обут. Так что мне повезло. Каково было старшим? Знаю, что им было трудно, как и всем - и на фронте и в тылу. Помню на полке, в стеклянной банке, хранились кресало, клок ваты и кусок белого кварца. Значит, спички в доме были не всегда. Наблюдал, как добывают огонь, пользуясь кресалом. В левую руку брали кварц и вату, а в правую кресало — обломок напильника. Затем чиркали металлом по камню, искры попадали на вату, вата начинала дымиться, тлеющее пятнышко раздували — вот вам и огонь!

Еще одно воспоминание - во дворе варили мыло. Из чего именно не знаю, но запах во время варки стоял более чем неприятный. Затем горячую жидкость разливали в противни для охлаждения. Застывшая масса и была мылом, ее резали на куски и делили между соседями.

Общественной бани в Дараут-Кургане не было. Нелюбимая процедура мытья, когда мыло почему-то всегда лезло в глаза, проводилась дома в оцинкованном металлическом корыте. В этом же корыте стирали белье. Вспомогательным приспособлением к нему служила стиральная доска, прослужившая женщинам верой и правдой до начала пятидесятых годов.

С пропитанием было сложно. На подсобном участке в этой высокогорной зоне вырастала разве что картошка. Но с охотой в те времена было все в порядке. Наши отцы охотились на уток, кекликов — горных куропаток, на уларов — горных индеек, а зимой — на архаров, горных баранов. Шкура архара, густая, белесая, имелась в каждом доме.

У архара есть еще и европейское название — «горный баран Марко Поло» - в честь венецианского путешественника, первым его описавшим. Вес архара - самца достигает 200 килограммов. У него огромные красивые, загнутые назад рога. Он и теперь желанный трофей для охотников Европы. Если во времена моего детства, по рассказам отца, стада архаров насчитывали десятки и сотни голов, то сейчас на телеканале «Охота и рыбалка» можно увидеть документальный фильм о многодневном преследовании пары архаров. Красная Книга не за горами!

В горных речках ловили форель, рыбу темно-серебристого цвета с красными пунктирами по бокам. В памяти первая встреча с яками — огромными, лохматыми и свирепыми на вид животными. Як — это мясо, молоко с высоким содержанием жира и средство передвижения. Если провести образное сравнение, як в горных условиях — это вездеход, а лошадь — легковой автомобиль. В носовую перегородку яку вдевали кольцо, к кольцу привязывали веревку. Наездник, сидя верхом, с помощью этой веревки управлял своим «транспортом».

Отзвуки революционных событий в Памиро-Алайских горах, природу этого края и быт киргизов необычайно увлекательно описал в приключенческом романе «Джура» замечательный московский писатель Георгий Тушкан[38].

Книга вышла в 1940 году, выдержала у нас около десяти отдельных изданий и переведена на многие языки. «Советский Фенимор Купер» — называло Георгия Тушкана английское издательство в предисловии к «Джуре». Эту книгу с большим удовольствием я перечитывал и в зрелом возрасте.

Но вернемся в мое детство. Наш двор, по моим представлениям, был огромен. По периметру его располагались какие-то хозяйственные постройки, несколько жилых домов, а главное — конюшня и сеновал. Там, в основном, мы и проводили время. Русских было несколько ребятишек почти одного возраста, но во всех играх участвовали наши ровесники-киргизы. Так мы осваивали киргизскую речь, а они — русскую.

Большинство строений в Дараут-Кургане были саманными. Технология строительства таких кибиток была такова: в глине делался замес с соломой, то есть разрыхленную землю сверху посыпали мелкорубленой соломой и заливали водой. Через деньдва несколько раз перелопачивали, подливая воду, и так до тех пор, пока замес не превращался в пластичную массу. Из массы лепили комки формой и размером со среднюю дыню. Эти «дыни» высушивали на солнце, получался — саман. Из таких «дынь», уложенных в два ряда и скрепленных саманным раствором, на каменном фундаменте, выкладывали стены. Их тоже обмазывали раствором из самана. В один ряд и без обмазки, сооружали дувалы — глиняные ограждения между соседями.

Крышу саманного дома (кибитки) перекрывали жердями, сверху укладывали слой соломы, который заливали саманным раствором. Затем, просохший слой крыши, вновь заливали раствором. Такая кровля выдерживала дожди и снег до следующего лета. Через год крышу надо было обновлять. С появлением рубероида долговечность крыши увеличилась, а с появлением шифера, саманные крыши ушли в прошлое.

Никогда не забуду, как мы, словно воробьи, сбивались на нашей крыше и грелись под первыми теплыми лучами весеннего солнца. Рядом, на соседней крыше молодые девушки-киргизки, сидя на коврике, играли на темир-комузе. Темир-комуз, то есть железный комуз, — это варган, один из древнейших музыкальных инструментов. Маленькую вытянутую металлическую дугу с прикрепленным к ней стальным язычком прижимают к зубам и заставляют язычок вибрировать, ударяя по нему пальцем. В результате, возникает своеобразный звук, которым управляют с помощью дыхания и изменением объема полости рта, создавая удивительно богатые мелодии для столь простого инструмента. Играют на темир-комузе, как правило, женщины.

Приходилось быть свидетелем и того, как те же девушки, пристроив голову подруги себе на колени, выискивали в волосах вшей и давили их ногтями. Вшей было столько, что ногти покрывались кровью. Зрелище не из приятных, но мы смотрели на это спокойно, в то время педикулез был обычным явлением.

Что касается кибиток, то их можно было встретить по всей Средней Азии. Но самое широкое распространение они имели в Ферганской долине, где климат суше и жарче. Полы в таких жилищах в основном были земляными. Наша семья, в 1946 году в городе Кара-Су некоторое время жила в кибитке с полами из коровяка, то есть смеси коровьего навоза с глиной. Навоз служил для связки и имел стойкий специфический запах. Для сохранности такой пол застилали ковриками.

Второй, более прогрессивный метод изготовления самана - это когда замесом заполняли деревянные формы с ячейками размером с крупный нестандартный кирпич. Форму, чаще из двух ячеек, волоком оттаскивали на ровную площадку, опрокидывали и оставляли сушиться на солнце. Из такого кирпича-сырца можно было выложить уже вполне добротные стены.

Вспоминаю, сколько восторга вызывали у нас – детишек, краснозвездные самолеты, которые иногда пролетали над Дараут-Курганом. Они, казалось, не летели, а медленно плыли в небе. Куда пилоты держали курс? Кто знает, возможно, в одном из самолётов находился И.В.Сталин по пути в Тегеран. Мы прыгали от радости и орали хором: «Самолет, самолет, ты возьми меня в полет!».

Однажды, на пути к пограничной заставе, несколько необыкновенных машин сделали остановку в нашем поселке. Люди столпились вокруг автомобилей, и повсюду слышалось восторженное: «Студебеккеры… Американские…» Грузовики, окрашенные в темно-зеленый цвет, поражали размерами и мощью. Нам, детям, позволили посидеть в кузове, где все было удивительным — высокие деревянные борта, скамейки вдоль них… До сих пор, оторванные от «большой земли», мы видели лишь гужевой транспорт и редкие «полуторки».

Да что там автомобиль, для ребенка даже на телегу залезть - и то большое событие. Однажды всей нашей детской ораве позволили покататься на арбе — телеге с высокими бортами для перевозки сена и соломы... Арба была запряжена парой лошадей, на дно, для мягкости, была постелена солома. Молодой киргиз решил прокатить нас с ветерком. Радости было много! На обратном пути, на уклоне и крутом повороте при съезде с дороги во двор - арба перевернулась. Нас потащило под арбой. Мы дружно взвыли от страха, но, к счастью, возница ловко спрыгнул с арбы и быстро остановил лошадей. Мы отделались царапинами и небольшими ушибами. До свадьбы заживет!

Иногда к нам в гости, в сопровождении кавалеристов, заезжал командир заставы, как в песне - «на горячем боевом коне». Не спешиваясь, он выбирал момент, подхватывал меня подмышки и сажал впереди себя, а затем, удерживая коня, рвавшегося пуститься вскачь, катал по двору. Зимой единственным нашим развлечением были санки, благо горки любой крутизны были рядом. Полозья моих санок отец сделал из длинных ножек сломанного венского стула. Я сразу стал чемпионом — мои санки катились дальше других.

Детская память надолго сохранила необыкновенные голубые цветы, которые росли во мху в пойме реки Кызыл-су. Как оказалось позднее, это были дикие гиацинты. С ними, незабываемыми, судьба свела меня через тридцать с лишним лет в ущелье Чон-Урюкты на Иссык-Куле, в пойме небольшого горного ручья. Я сразу узнал старых знакомых, встал на колени и с волнением вдыхал аромат далекого детства.

Южная Киргизия, г. Кара-Су. 1946 год.

Мне шестой год и мы переезжаем. Для меня это начало нашей кочевой жизни. Вещами мы не были обременены. Чтобы спуститься из высокогорной Алайской долины в Ферганскую, достаточно было проехать около 300 километров на «полуторке» — день езды. В Ферганской долине было два областных центра — Ош и Джалал-Абад. Зимы, как таковой, здесь не бывает. Если иногда и выпадал мягкий пушистый снег — он быстро таял. Лето жаркое, но жара не столь изнурительна, как в Туркмении, и особенно в Каршинской степи Узбекистана, куда меня в семидесятых годах на неделю занесло в командировку (+48 градусов в тени - это хуже, чем минус 50 на Севере, где мне довелось поработать).

Итак, мы выехали из Дараут-Кургана утром, а уже вечером были в районном центре - городе Кара-Су Ошской области. Оказалось, что здесь я родился, а затем, младенцем, с родителями попал на Алай. Буквальный перевод названия Кара-Су — «Черная Вода». На самом деле вода в реке не черная, а мутная, поскольку протекала между отвесными глинистыми берегами. Формально река являлась естественной границей между Узбекистаном и Киргизией, где находился общий базар. Традиционно, в выходной день все горожане устремлялись туда. Базар создавал неимоверную толчею, а с другой стороны приподнятое, даже праздничное настроение. Гремела музыка, девушки и женщины украшали голову красивыми тюбетейками и надевали разноцветные шелковые платья, мальчишки показывали свою храбрость и ныряли с высокого парапета моста в реку. На узбекском берегу, рядом с чайханой, под воздействием течения воды медленно крутился чигирь - огромное, как у старых пароходов колесо с парой цилиндрических кружек, закреплённых на каждой лопасти. Чигирь, зачёрпывая воду, переливал её в желоб и отводил воду в бассейн и далее по арыку на полив. Позднее реку одели в бетон, а с развалом Союза, граница между Киргизией и Узбекистаном оказалась «на замке». Берега реки ограждены колючей проволокой и охраняются пограничниками.

В мои годы основными жителями Ферганской долины юга Киргизии были узбеки и русские. Киргизы жили на Алае и в предгорной зоне. Для узбекского населения в радиовещательной сетке киргизского радио предусматривалась радиотрансляция из Ташкента — в основном сводки новостей и музыкальные передачи.

В Кара-Су я впервые увидел железную дорогу и паровоз — могучий механизм, под которым дрожала земля. Паровоз исторгал клубы пара и дыма, пронзительно свистел. Из кабины, как всегда, выглядывал чумазый машинист в форменной фуражке. Всё было необыкновенно и здорово! Сейчас железная дорога Карасу - Ташкент перекрыта из-за недоброжелательства между бывшими двумя «братскими» советскими республиками.

А тогда, каждый день, к почтовому вагону поезда направлялась подвода, запряженная лошадью. Добрый пожилой узбек — «водитель кобылы» — часто брал меня с собой. Однажды, во дворе почты, где мы жили, лошадка стояла у коновязи и мирно жевала сено. Вокруг не было никого, и я решил покататься на ней по двору, хотя до этого никогда не ездил верхом самостоятельно. Я влез на коновязь, устройство сходное с гимнастическим бревном, отвязал лошадь и взобрался на нее. Почувствовав свободу, кобылка пошла со двора, не обращая внимания на жалкие потуги пятилетнего мальчишки управлять ею. Стало понятно - события развиваются не по сценарию, но спрыгнуть на ходу было боязно. В итоге лошадь привезла меня к дому, где жил ее хозяин и только там я спустился с неё и дал дёру.

В конце XIX века, с ростом добычи угля в Южной Киргизии, в Сулюкту и Кызыл-Кия из Поволжья переселилась большая диаспора рабочих-татар. Начиная с 1937 года и позже, в Средней Азии и в Киргизии стали появляться депортированные корейцы, немцы, крымские татары, турки-месхетинцы, выходцы Северного Кавказа – чеченцы и балкарцы. Неподалеку, в таких же кибитках как наша, компактно проживала чеченская диаспора. В КараСу чеченцы попали в 1944 году в результате известных событий сталинской депортации. Всем было трудно в те годы, но вдвойне тяжело — тем, кто оказался на чужбине. Поэтому чеченцы выживали, как могли, правдами и неправдами, к тому же, им помогала сплоченность.

В то время все совершеннолетние узбеки на поясе носили ножи, как атрибут национальной культуры. И до нас, детей, то и дело доходили слухи о поножовщине между чеченцами и узбеками за «место под солнцем». Чеченские сверстники были моими друзьями. Как-то, по совету моих полуголодных друзей, я повадился незаметно уносить из дома деньги. При этом, как было рекомендовано, отдавал предпочтение тридцаткам (они были розового цвета). Преступно разбогатев, мы гурьбой шли на привокзальный базарчик, покупали лепешки и катык — кисломолочный продукт вроде кефира, но вкуснее - садились в кружок и пировали. Вскоре я был изобличен, и моя криминально-благотворительная деятельность была решительно пресечена родителями.

Жили мы недалеко от вокзала и все свое время проводили на привокзальной площади. Я был свидетелем того, как старшие братья моих чеченских приятелей совершали налет на товарняк. Поезд трогался, они поднимались в товарняк с крепежным лесом для шахт, сбрасывали несколько бревен, спрыгивали, пока поезд не набрал хода, и быстро уносили добычу в укромное место. Таким же образом набирали уголь в мешки. Часть угля шла на собственные нужды, часть на продажу.

Однажды, пользуясь доверчивостью чайханщика, старшие братья посадили в мешок младшего из нашей компании и предложили в чайхане «уголь». Чайханщик указал укромное место - куда его ссыпать и расплатился. Вскоре, весь в угольной пыли, вызвав бурный восторг, к нам вернулся соучастник обмана.

На вокзале всегда бурлила жизнь, и происходило что-то интересное. Помню, как подходил пассажирский поезд, крыши вагонов которого, как в фильмах о гражданской войне, были заняты людьми с мешками и рюкзаками. Все высыпали на перрон, одни бежали за кипятком, другие торопились раздобыть еду. Кстати, бесплатный кипяток в те времена был на каждой станции. Вдоль вагонов суетились предприимчивые узбечата с ведрами холодной воды (вода продавалась кружками), кукурузными лепешками, отварной кукурузой, фруктами. Только там мне довелось видеть коробейников. На ремне через шею они носили короба, напоминающие чемоданы без крышек, с разложенными для штучной продажи папиросами, какими-то сладостями, в том числе петушками на палочке, и еще бог знает чем. По перрону сновали карманники, кто-то за кем-то гнался, милиционеры дули в свистки, царили толчея, шум и гвалт. Речь звучала на самых разных языках, и это было привычно и естественно.

Город ОШ, 1947 год.

Через год нас ждал очередной переезд - мы оказались в областном городе Ош в двадцати пяти километрах от Кара-Су. Кстати, во французской провинции Гасконь тоже есть город Ош — родина самого известного гасконца в мире - шевалье д’Артаньяна. Естественно, главная его достопримечательность — позеленевшая от времени статуя отважного мушкетера. Она стоит посредине каменной лестницы, что спускается от собора святой Марии к реке Жер. Гордая осанка, прямой взгляд, рука на эфесе шпаги, широкополая шляпа набекрень, перевязь, ботфорты и длинный плащ. Именно таким видят себя в приключенческих снах мальчишки всего мира — вот уже полтора века. И надеюсь, будут видеть еще не одно столетие. Что касается меня, то даже сейчас, на склоне лет, я испытываю удовлетворение от того, что в юности я держал в руках рапиру, пусть и спортивную, и участвовал в турнирах.

Наш Ош - второй по величине город Киргизии тоже знаменит - он один из древнейших городов в Средней Азии - впервые упоминается в арабских источниках IX века. Легенды связывают его основание с именем Александра Македонского и даже пророка Соломона (Сулеймана). В город вклинивается и круто обрывается над ним Сулейман гора - главная достопримечательность города. Считается, что именно здесь пророк Сулейман обращался к богу - на камнях остались отпечатки его лба и колен.

Большая часть горы входит сейчас в состав Национального музея-заповедника «Великий шелковый путь» и включает в себя мавзолей Асаф ибн-Бурхия, развалины бани XI–XII века, мечети Тахти Сулейман и Джами Рават Абдуллахан X –XI веков.

С вершины горы, как на ладони, открывается замечательный вид на город. Мы с мальчишками часто поднимались на нее. В то время наверху находился небольшой беленький домик религиозного назначения - подобие православной часовенки.

Город на две части делит река Ак-Бура. «Ак» в переводе «белый». И действительно, перекатываясь по гранитным валунам, вода в ней была чистой и прозрачной. Летом, в маловодье, мы, мальчишки шарили руками под камнями и ловили бычков – небольшого размера сомят.

К числу главных достопримечательностей города можно отнести и колоритный Ошский базар — один из самых больших и знаменитых в Средней Азии. В моей памяти впечатления о нём разного возраста: детские, школьные, студенческие и инженера - судьба неоднократно сводила меня с этим городом.

В воскресенье на базар устремлялся весь город. Это, как я уже говорил, был еженедельный праздник души, как для торговцев, так и для покупателей. Гремела музыка, двигались бесконечные толпы людей, продавцы зазывали к товару то на узбекском, то на русском языке: «Подходи, народ, свой огород, половина сахар, половина мед!». Продвигаясь вдоль торговых рядов, пробовать можно было все: виноград, в том числе знаменитый «дамский пальчик», инжир, дыню или арбуз, абрикосы и груши. Во время покупки следовало доброжелательно и весело торговаться. Скидка делалась всегда! Совершенно отсутствовало жмотство, свойственное рынкам Центральной России, в том числе и с азербайджанскими торгашами, отчего я на них стараюсь не ходить.

И какой же рынок без чайханы! На рынке их было предостаточно. Возле чайханы стоит стойкий аромат узбекской самсы и лепешек, обсыпанных специями и выпеченных в жарком тандыре — узбекской печи. Сейчас, в России, с появлением мигрантов продают лепёшки, самсу, плов, манты, но они, в духе времени (когда можно фальшивить и мошенничать), и не имеют ничего общего с настоящей азиатской выпечкой и блюдами.

Возле чайханы, завидев тебя, гурьбой подбегают дети семи - десяти лет и наперебой предлагают свежие, горячие лепешки - их стопка, обернутая светлым полотном, чудом удерживается на детской руке. В огромном казане — человек на пятьдесят, а может, и больше — варится плов. Повар помешивает содержимое деревянной лопатой. Рядом, в чайхане, голый по пояс усатый здоровяк трудится над заготовкой для лагмана — специальной длинной лапшой. Действия напоминают гимнастику с эспандером. Обеими руками он растягивает кусок теста, затем складывает жгут вдвое и растягивает снова, складывает вчетверо и опять растягивает — и так до тех пор, пока геометрическая прогрессия не превращала тесто в тонкие нити. Это и есть основной компонент восточного блюда — «лагман». В чайхане тебя всегда ждут. Лепешка, самса, кисть винограда, заварной чайник зеленого чая — чтобы перекусить. Шурпа, плов, лагман, самса и обязательно чай — чтобы пообедать.

В Оше мы поселились в небольшом доме на двух хозяев: общий коридор - направо две наши проходные комнатки, налево такие же у соседей. С соседским мальчишкой старше меня мы не дружили, но иногда играли в «пёрышки» - чернильными перьями, у него их была целая банка. Дом стоял на тихой улочке, во дворе был небольшой сад, по границе участка проходил канал. Помню, как мы пытались плавать по нему в старых ваннах или на самодельных плотах. Все заканчивалось тем, что мы неизбежно оказывались в воде, благо воды в канале было по пояс.

В саду росла груша сорта «лесная красавица». Её плоды были огромные, сочные, медовые. Детское, и оттого очень острое восприятие вкуса у меня связано именно с Ошем. Во-первых, это вкус груш, во-вторых — вкус ломтя белого хлеба, выданного мне однажды по карточке в гастрономе. Хлеб был ноздреватый, пышный, запашистый. Такого хлеба, который я отщипывал по пути домой, я не ел больше никогда в жизни.

А необыкновенный вкус мороженого! Его продавали с передвижного лотка, в котором находилась емкость обложенная льдом. В левой руке продавщица держала цилиндрическую форму, закладывала в нее круглую вафельку, затем набивала форму мороженым, сверху прикрывала еще одной вафелькой и выдавливала порцию. Неповторимость вкуса, неповторимость детства…

По утрам я часто просыпался от пронзительного крика за окном: «Катык, катык!». Это молодые узбечки, проходя по улице, зазывали покупателей на квашеное топленое молоко. Катык они несли на голове в больших эмалированных тазах, покрытых белым чистым полотном. Если из двора выходила хозяйка, женщина ловко ставила таз на землю, доставала фарфоровою пиалу и деревянной ложкой накладывала катык. Пиала служила мерой. Как правило, со временем каждый покупатель отдавал предпочтение одной из торговок, это гарантировало качество и определенную скидку. Для нас катык с хлебом часто служил завтраком. Рядом, на перекрестке, был небольшой базарчик. Там до обеда шла торговля зеленью, катыком, сливочным маслом, фруктами. Комки масла размером с котлету, завернутые в виноградные листья — прообраз современного масла в пачках — выставлялись в эмалированных тазах с холодной водой.

На этом рынке я впервые увидел пожилую узбечку в парандже. Паранджа — это легкий халат, который накидывался на голову и плечи, впереди которого с головы до пояса нависала волосяная сетка шириной сантиметров семьдесят, через неё не было видно лица.

До революции, согласно мусульманским канонам, женщине запрещено было выходить на улицу с открытым лицом. Эта традиция в Средней Азии соблюдалась среди оседлых народов, к коим относились и узбеки Ферганской долины. Советская власть отнесла паранджу к пережиткам феодализма. Впервые годы Советской власти многие женщины, осмелившиеся нарушить вековые устои, гибли от рук религиозных фанатиков. Со временем этот обычай искоренили. Однако некоторые пожилые узбечки даже в 1947 году продолжали выходить на люди в парандже.

Кстати, у кочевников — киргизов, казахов — женщины не носили паранджу. Мусульманами они, конечно, были, но кочевой образ жизни, отсутствие мечетей, способствовали формальному отправлению религиозных обязанностей. Так было и в советское время. Это сейчас турки напомнили киргизам, кто они есть. Пока Россия озабочена киргизской гидроэнергетикой, оказанием военной и гуманитарной помощи - Турция, даже в отдалённых кишлаках, понастроила мечети.

На берегу Ак-Буры, неподалеку от нас, располагался парк с летним и зимним кинотеатрами и открытой эстрадой. За годы войны он пришел в запустение. Вдоль одной из главных аллей на постаментах были установлены бюсты Пушкина, Лермонтова, Крылова и других классиков русской литературы. Так что мое первое знакомство с ними состоялось в Ошском парке. В глубине парка мы наткнулись на памятник пограничнику с собакой — возможно, знаменитому Карацупе, пробираться к нему надо было как в джунглях, но тем романтичней выглядела скульптура.

Как-то в город приехал цирк с артистами-лилипутами. Представление шло на открытой эстраде парка. Люди были довольны программой и мастерством артистов, а меня не покидало тягостное ощущение. Мне было жалко лилипутов, казалось, что только злой Бармалей мог заставить этих людей выходить на сцену, что веселье и улыбки — не настоящие. Конечно, это было не так, но с тех пор преодолеть предубеждение я так и не смог и больше никогда не ходил на выступления лилипутов.

От реки Ак-Бура к парку был отведен набольшей канал. Однажды я видел, как несколько молодых людей перекрыли воду из Ак-Буры. Когда вода из канала сошла, в углублениях скопилась рыба. Вместе с водой ее ведрами выплескивали на песок. Рыбы было так много, что девушка из этой компании едва успевала собирать её в свободные вёдра.

В послевоенные годы существовала странная тенденция, когда молодежь объединялась в группы по месту жительства и, почему-то враждовала между собой. Причем, это было свойственно, только русским. Стычки «улица на улицу» или «край на край» происходили регулярно. Знаю, что и провожать на чужую территорию девушку было небезопасно. Там могли подловить и надавать, как мы говорили, «мандюлей».

Помню одну из таких стычек. Пацаны, прячась за дувалами, забрасывали друг друга камнями. Некоторые из «наших» в качестве щитов использовали крышки баков и кастрюль. Мы – мелюзга, подносили старшим «боеприпасы» — камни небольшого размера.

Послевоенный Ош моего детства. Там я пошел в первый класс. Как ни странно, подробностей этого знакового события не помню. В памяти осталась мрачная одноэтажная школа, ощущение дискомфорта и несвободы. А еще память сохранила небольшой и странный фрагмент бытия. Я, семилетний мальчишка, задумчиво стою под навесом старого здания областной почты, где работал отец и пережидаю дождь. Стою и наблюдаю, как монотонные капли дождя ненадолго превращаются в пузыри и затем лопаются и в ручейке. Стою, смотрю и мне почему-то очень грустно…

Этот эпизод остался в памяти на всю жизнь и каждый раз, вспоминая, мне опять становится грустно. Знать бы, о чем мог думать тогда мальчишка. Что могло так опечалить его душу? И почему эта печаль отзывается в душе до сих пор?

Сейчас есть повод снова вернуться к событию связанного с Ошом. В начале июня 2012 года мой киргизский земляк Жамшит Абдилов - кандидат медицинских наук, работавший в Москве в одном из медицинских центров, поинтересовался - знаком ли я с Сергеевым Виталием Прокопьевичем – бывшим главным врачом Ошской областной больницы. Если нет, то он рекомендовал это сделать, тем более что тот, по его информации, живёт на пенсии в Калуге.

Для начала я вошел в интернет и заочно познакомился, как оказалось с этой замечательной и незаурядной личностью по одной из публикаций его бывших коллег. А вот найти Виталия Прокопьевича в Калуге оказалось не просто. В отделе кадров областного Министерства здравоохранения о кандидате медицинских наук, «Народном враче СССР» и «Киргизской ССР», награждённого орденом Ленина и Трудового Красного знамени за заслуги перед медициной - информации не было.

Всё оказалось в духе времени! Большевики всё отвергли и начали писать историю с 1917 года, а нынешние либералы соответственно с благословенного для них 1991 года.

Адрес Сергеева Виталия Прокопьевича, Жамшит нашел в Ошской областной больнице. Оказалось, что этот человек предельно скромный и безразличный для чиновников живёт в посёлке Мстихино неподалёку от Калуги. На тот момент, по приглашению своих бывших коллег, он в очередной раз находился в Оше. После возвращения Виталия Прокопьевича из Оша я познакомился с ним. Вдовец живёт он в скромной панельной «двушке». При встрече мы вспоминали Киргизию, Ош, смотрели фотографии, вспоминали прошлое, говорили о настоящем.

Виталий Прокопьевич родился 18 января 1931 года в Таджикистане, на границе с Афганистаном. Его родителей занесло туда по распределению из России. Жили они в типичной глинобитной кибитке с плоской глиняной крышей. В связи с рождением Виталика, местная власть, выдала родителям 15 литров керосина. Этот факт был зафиксирован в справке, которая и поныне хранится у Виталия Прокопьевича.

В 1935 году семья попала во Фрунзе – столицу Киргизии. Там он окончил школу и Киргизский государственный мединститут. Во время учёбы занимался гимнастикой. Кандидат в мастера спорта, он был чемпионом города и республики. В составе сборной Киргизии неоднократно участвовал во Всесоюзных соревнованиях.

После окончания института в 1955 году, вместе с женой, тоже врачом, начал работу сельским хирургом на Юге Киргизии в райцентре Узген, километрах в 50 от Кара-Су, с преобладающим, в то время, узбекским населением. Виталий Прокопьевич вспоминает:

«Узген произвёл на меня незабываемое впечатление своей жарой, ишаками и арбами с двумя огромными колёсами, толпами людей в тёплых халатах летом, женщин с закрытыми паранджой лицами. В столице такого не было. Вначале жили в кибитке с камышовой крышей и земляным полом. Мыться ходили в узбекскую баню с чанами для воды, подогретыми полами и терпким запахом кислого молока. Местные женщины им мыли голову».

Вскоре он стал главным врачом Узгенской райбольницы, а с 1964 года - главным врачом Ошской областной больницы. В 1970 году, по его инициативе, было принято решение построить в Оше многопрофильную больницу. Строительство началось, и В.П.Сергеев засучил рукава. Были тут субботники коллектива и горожан. Через несколько лет больница на 800 коек приняла пациентов. Одновременно с помощью шефов В.П. Сергеев возвёл объекты культурно-бытового назначения: молодёжное общежитие на 260 мест, детсад с плавательным бассейном на 280 мест, 90 квартирный жилой дом, дом быта, столовую, кафе, спортзал и дискоклуб.

В заслугу Виталию Прокопьевичу ставят работу с кадрами. За тридцать лет работы главврачом при его активном и непосредственном участии прошли подготовку и повысили свои знания 1300 врачей и 21 тысяча средних медработников, врачами областной больницы защищены 9 диссертаций.

За успехи в работе, руководимый им коллектив, семь раз награждался дипломами и переходящим Красными знаменами Минздрава Киргизии, СССР и ВЦСПС, дипломами и наградами ВДНХ СССР, наградами республики. На базе областной больницы проводились республиканские и всесоюзные съезды и конференции.

По ряду личных причин Киргизию ему с женой пришлось покинуть Ош в 1994 году и переехать в Россию поближе к сыну. Купить жильё у бессребреника В.П. Сергеева возможности не было. В Калуге работу предлагали, но никто не обещал квартиру. Обивать пороги и клянчить жильё, ссылаясь на свои заслуги - было не для Виталия Прокопьевича и тогда, чтобы заработать квартиру, он пошел работать в окрестностях Калуги – пос. Мстихино в местный Домостроительный комбинат заместителем директора.

Виталий Прокопьевич награждён орденом Ленина, а в 1981 году удостоен почётным званием «Народный врач СССР». Кроме правительственных наград Республики Киргизстан он является Почётным гражданином города Ош и на здании областной больницы в его честь установлена мемориальная доска. В 2015 году он был приглашен на церемонию создания республиканского благотворительного фонда развития здравоохранения, названного его именем.

В 2019 году Виталию Прокопьевичу исполнилось 88 лет. При каждом удобном случае я навещаю его. Он считает меня другом и это для меня большая честь. Здоровья и благополучия Вам, дорогой Виталий Прокопьевич!

Город Араван. 1948 год.

Однако позволю себе вновь вернуться в детство. Отца переводят в Араван - районный центр Ошской области, расположенный по берегам небольшой реки Араван-Сай. Река была рядом со зданием почты, на втором этаже которой была наша квартира - две небольшие комнаты. Дорога со стороны Оша шла через деревянный мост, мимо здания почты, затем мимо чайханы и магазинов, делала петлю по крутому берегу реки и поднималась вверх. Там лежали развалины какого-то капитального здания. Эти развалины называли «кремль» — почему, для меня осталось загадкой. Затем дорога шла мимо еще одной чайханы, мимо парка и одноэтажной школы, в которой я учился во втором и третьем классах.

Араван — необыкновенно светлое воспоминание, в котором выражение «босоногое детство» имело не условный, а буквальный смысл, ведь с марта и по октябрь, мы проводили время на улице босиком. Вместо обуви - загрубевшая подошва ног и сбитые пальцы до крови, которые редко успевали заживать. Некоторые дети из многодетных семей даже в школу в младших классах приходили босиком - бедность. Конечно, им помогали - брали на учёт и выдавали обувь, так что к зиме все были более или менее обуты.

В отсутствие пионерского лагеря мы, мальчишки младших классов, маленького городка, проводили лето на речке с тёплой и прозрачной водой. Развлекались тем, что вывалявшись в песке, беспечно и весело скакали по берегу голышами, невольно обращая на себя внимание прохожих на деревянном мосту. А было и такое - один из нас писал, направляя струю по дуге, а остальные на четвереньках проскакивали под ней. Ослабевая, струя попадала на неудачника, и это вызывало всеобщее веселье!

К третьему - четвёртому классу, я и мои друзья, во многом отличались от нынешних «тепличных» детей. Мы на спор могли забраться на вершину самого высокого пирамидального тополя, чтобы достать яйца из воробьиного гнезда. Умели удить рыбу, лазали по садам за абрикосами, виноградом и персиками, унося добычу за пазухой. Колючая кожица персиков потом долго напоминала о себе - чесались грудь и пузо.

Помню наше увлечение катанием металлических колёс, которые ассоциировались с автомобилями. Обод велосипедного колеса, без спиц - лёгкий и бесшумный, управлялся гладкой палочкой и был «легковушкой». Более тяжелые металлические колёса, меньшего диаметра, катили ручкой из проволоки, загнутой на конце. Эти колёса издавали звон и грохот. Ну, чем не «полуторка»! Иногда, со своими «легковушками и грузовиками» наша орава, как оглашенная, носилась по пыльным южным улицам, распугивая прохожих.

Современные дети и родители понятия не имеют, что такое «цыпки». Цыпки - следствие нашего «босоногого детства», когда подъём ног покрывался тёмной, шершавой коркой с мелкими трещинами. Вечером, не вымыв ноги, ты норовишь юркнуть в постель, но родителей не проведёшь – таз с тёплой водой уже наготове. Во время мытья начиналась пытка. Вода, попадая в трещины на коже, вызывала острую боль, заставляя скулить, как щенка на привязи. Кожу, смазывали какой- то мазью, но она мало помогала - завтра с утра снова жаркое солнце, дорожная пыль, речка.

В памяти моя учительница. Когда я слышу «Школьный вальс» Исаака Дунаевского, со словами «учительница первая моя», то всегда с благодарностью вспоминаю ее. Жаль, что не помню её имени - отчества. Она возилась с нами как наседка с цыплятами. Два года учебы в Араване и ее стараниями — две фотографии нашего класса. В то время организовать съемку, да еще на природе, было не так просто. Достаточно сказать, что следующее мое коллективное школьное фото — выпускной десятый класс.

При всей благодатности природы приферганья фруктов вдоволь не было и здесь. Почти вся пахотная земля уходила под хлопок, поэтому арбузы, дыни, виноград, персики, абрикосы, гранаты, инжир, миндаль, курага, изюм, орехи были дорогими.

В Центральной России, в то время, особенно в провинции, о них и вовсе имели смутное представление. А ведь при разумной политике не только жителей Средней Азии, но и всю страну можно было снабжать не только хлопком, но и южными фруктами.

Мы, мальчишки, добывали лакомства сами — лазили по садам за виноградом, абрикосами, персиками. Кое-где ветви с созревшими персиками или абрикосами свисали из-за дувалов на улицу, у нас они считались ничейными. Что касается урюка, то здесь не было проблем, он рос повсюду, как и тутовник с алычой. Плоды тутовника были трех-четырех сантиметров длиной и в диаметре до сантиметра. Белый тутовник был сладким на вкус, малиновый — кисло-сладким. Перезревая, плоды в изобилии осыпались на землю. Но мы «аристократически» лакомились ими, сидя на дереве. Выше по течению реки, на другом берегу, случайно, но весьма кстати, нами была обнаружена плантация гранатов. Самыми труднодоступными для нас были грецкие орехи. Деревья, как правило, были огромными и развесистыми — «видит око, да зуб неймёт!».

По каким-то причинам у нас в детстве не были в чести воробьи, и мы частенько разоряли их гнезда. Мы их называли «жидами». Слово «жид» для нас, мальчишек не носило Гоголевского смысла. Оно имело два значения – воробьи, а во-вторых, этим словом обзывали жадных людей: «жид – за копеечку дрожит!».

Однажды на спор с мальчишками я полез на высокий пирамидальный тополь за воробьиными яйцами. Гнездо было на вершине в развилке тонкого хрупкого ствола. Рискуя жизнью, достал из гнезда необходимые доказательства - яйца. Для сохранности и доказательства мы клали их в рот. Смутно помню, как спустился на землю - от напряжения дрожали руки и ноги. Это первый, но не единственный опасный случай, который утвердил меня во мнении, что у каждого человека есть свой Святой Ангел – хранитель посланный Богом, до поры до времени спасающий нашу жизнь.

В моей жизни было несколько очевидных случаев. Привожу один из них: в тридцать пять лет у меня был хронический аппендицит, с которым, по мнению врачей, можно мириться неопределённо долго. Однажды в горах Тянь-Шаня меня скрутил жестокий приступ, от которого я страдал трое суток вдали от цивилизации но, слава Богу, всё обошлось. Второй раз, во время острого гнойного воспаления аппендикса приступ наступил в Москве утром, когда я собирался на работу. В тяжелом состоянии «скорая» доставила меня прямо на операционный стол. А ведь и в Москве моя работа была связана с командировками. И, конечно, множество раз Ангел – хранитель спасал меня за рулём автомобиля.

Почему все же происходит трагический сбой? Думаю, виноваты мы сами — не умеем слушать внутренний голос, не можем вовремя остановиться, неоправданно суетимся и рискуем. Поэтому, прежде всего, раньше времени уходят из жизни наши безвольные временные попутчики, проживающие мёртвую жизнь или живую смерть – наркоманы, алкоголики, а так же те, кто склонен к суициду. А ведь наша жизнь на фоне вечности подобна фотовспышке - зачем же её укорачивать.

Детское воспоминание хранит в памяти, как в араванском Доме культуры отмечали Международный день 8 Марта. Колхозницы - передовые сборщицы хлопка, одна за другой поднимались на сцену, принимали поздравления и со счастливыми лицами спускались в зал с отрезами материи и почетными грамотами.

Кстати о 8-м марта. Гендерные, в том числе женские праздники существуют во всех мировых культурах. Но этот праздник, инициированный Кларой Цеткин и навязанный СССР и России, у меня рано стал вызывать сомнение, поскольку он не имеет никакого отношения к русской культуре и Православным обычаям. То ли это праздник революционных валькирий, то ли приурочен к Пуриму – одному из главных иудейских праздников. Впрочем, такими же смысловыми изъянами страдали праздники: 23 февраля и 1 мая.

В третьем классе нас впервые вывели на ознакомительный сбор хлопка. Там же, впервые я был свидетелем козлодрания — древней конной игры кочевников «Улак тартыш». Проходила эта народная забава так: собиралось неограниченное число конных всадников. На землю клали тушу телёнка или козлёнка, затем по сигналу каждый старался поднять тушу и прорваться с ней в определенное место. При этом все стремились отобрать тушу друг у друга и не допустить всадника с тушей к обусловленному месту. Туша падала на землю, но поднять её разрешалось только, не слезая с коня, в то время как соперники всячески препятствовали этому. Конная толчея, крики, тучи пыли сопровождали эту «корриду». Азарт охватывал всех — и конников и зрителей. Тот, кому удавалось доставить тушу к финишу, становился героем дня. Ему доставались туша и денежное вознаграждение.

У моего дружка мать работала в школе механизаторов по варихой. Пользуясь этим, мы довольно часто катались в кузове полуторки во время обучения курсантов вождению. Вдобавок нам всегда была гарантирована тарелка затирухи, по-узбекски «атала». Затируха — это еда трудного времени, заменитель макарон и крупы. Готовили ее из муки, превращая тесто в небольшие катышки, из которых варили кашу. На молоке и со сливочным маслом она была бы возможно неплоха, но в то время в нее добавляли в лучшем случае хлопковое масло. Каждый день, в обед, слышался удар железяки о подвешенный кусок рельса: узбеки курсанты, молодые и голодные, приглашались на «фирменное блюдо». Тут и там слышались веселые ироничные возгласы, приглашающие на неизменную затируху: «Аталагя юр! Аталагя юр!».

Школа механизаторов помещалась рядом. На ее площадке скопилось много старой разукомплектованной техники, среди которой мы часто бродили, разглядывая механизмы и ища себе развлечения. Помню огромный гусеничный трактор с надписью на радиаторе: «ЧТЗ» (Челябинский тракторный завод). Остались в памяти тракторы на металлических колесах с шипами, те, которые можно увидеть в старом фильме «Трактористы». Даже в конце сороковых годов механизаторы заставляли эту технику трудиться на полях.

Таласская долина, город Талас. 1949 год.

И снова переезд. На этот раз в областной центр — город Талас, где продолжалось моё босоногое детство. Чтобы доехать до нового места жительства, мы в Оше сели в поезд, доехали до Джамбула, выгрузились и на вокзале стали дожидаться автомашины – до Таласа предстояло проехать еще почти сто километров в горы. Во время обеда на открытой площадке привокзального ресторана отец заказал бутылку шампанского, а детям мороженое. Это была первая и на долгое время последняя на моей памяти бутылка шампанского, которую принесли в серебристом ведерке со льдом. Став взрослым, и бывая иногда в ресторанах и кафе, я не раз вспоминал ту бутылку в ведёрке. Увы, жизнь и нравы настолько упростились, что шампанское, вопреки правилу, подавали комнатной температуры.

В отличие от жаркой Ферганской долины климат в Таласской долине умеренный. Расположена она в пойме реки Талас на высоте 1200 метров над уровнем моря. Город расположен на левом берегу одноименной реки, пойма которой покрыта лесом. Вода в реке Талас была чиста, прозрачна и обильна рыбой.

Город Талас — бывшая Дмитриевка, был основан в 1877 году русскими и украинскими переселенцами. Вокруг него находились и другие населенные пункты, построенные первой волной перебравшихся в Киргизию выходцев из России: Покровка (1881), Александровка (1887), Ключевка, Иваново-Алексеевка и т.д. В 1882 году в Таласской долине осели немецкие колонисты, приехавшие из Ставрополья и Поволжья. Они основали несколько селений, в том числе четыре близко расположенных поселка, которые позднее объединились в село Ленинполь.

В Таласе, в четвёртом классе, я впервые и на всю жизнь стал читателем библиотеки. Библиотека находилась в сквере, в центре города. Помню, как только записался, сразу же решил прочесть книгу «Спартак», уж очень привлекала меня эта героическая личность. Однако изложение книги оказалось настолько трудным, что пришлось отложить её на более поздний срок. Романтика всегда была спутницей нашего поколения и не случайно мы зачитывались Майном Ридом, Фенимором Купером, Александром Дюма с его мушкетёрами, «Хижиной дяди Тома» Марка Твена. Даже рассказ Чехова «Мальчики» с его «Мантигимо – Ястребиный коготь» остался в душе, как дань нашим романтическим предшественникам.

Здесь же, в четвёртом классе, я приобрёл первый опыт «симуляции» от уроков – проболтался с мальчишками на речке. На следующий день пришлось пожалеть об этом: именно в тот день в классе торжественно вручали значки Красного Креста и Полумесяца, мне значка не досталось. К слову, в мои школьные годы сленг «симулировать» означал «сбегать с уроков», и за десять лет учебы мы проделывали это множество раз.

В городе имелись стадион и озеро. Там, на озере, я и научился плавать. Стоило преодолеть страх и переплыть его в ширину, а затем в длину — и все встало на место.

В Таласе за почтой ездили не на телеге, как в Кара-Су, а на «полуторке». Почту из Фрунзе доставлял «кукурузник» — одномоторный самолет Ан-2. Интересно было наблюдать, как самолет заводили. Летчик садился в кабину, к винту подходил работник аэропорта. Он брался рукой за винт и командовал: «Контакт!». Летчик отвечал: «Есть контакт!». Следовал резкий поворот винта по часовой стрелке, двигатель схватывался и набирал обороты.

В то время, в черте города, недалеко от нашего дома, располагался колхоз, а на берегу реки стояла деревянная конюшня. Нескольким старшеклсникама было доверено помогать конюхам в уходе за лошадьми — чистить стойла от навоза, выводить коней на водопой, выполнять другую работу. В награду им разрешалось устраивать скачки на лошадях, что и являлось главным побудительным мотивом этого общественного труда. Нас, пацанов, эти ребята тоже иногда допускали в конюшню. Запах стойла, сбруи, красота лошадей всё это очень привлекало. Один из помощников был моим соседом. Он позволял мне проехаться верхом на лошади. И вот настал момент, когда я впервые в жизни, рядом с ним, промчался на лошади вскачь. Ветер бил в лицо – чувство от скачки было необыкновенным!

И вдруг по городу прошел слух, что парни изнасиловали на конюшне девушку. Что значит «изнасиловали» - пацаны шепотом передавали друг другу. И действительно, вскоре мы увидели, как милиция ведет нескольких парней по улице под конвоем. Моего старшего друга среди них не было. Неизвестно, что случилось на самом деле и чем это закончилось, но вслед за конвоем, вместе с родственниками арестованных, шла потерпевшая и почему-то виновато всхлипывала.

Помню, как в Таласе, многие пацаны чуть старше меня приобщались к курению. Начинали с «бычков» - недокуренных папиросы - денег на папиросы не было. «Бычки» собирали на улице, они делились на «жирные» и «худые». К «жирным» относились наполовину недокуренные папиросы. У них отрывали ту часть, которой касались губы предыдущего курильщика, и докуривали. Из «худых» шелушили табак, высыпали в обрывок газеты и сворачивали «самокрутку». Согнутая под углом удлиненная «самокрутка» называлась «козьей ножкой». Самыми ценными были окурки папирос «Казбек» - сигареты тогда не выпускались.

Существовало еще такое понятие, как «чинарик». «Стрельнуть чинарик» — означало просьбу докурить чью-то папиросу или самокрутку.

Многие взрослые, особенно пожилые, курили «самокрутки», используя собственную махорку - «самосад» и клочок газеты. «Самокрутку» обычно вставляли в мундштук. «Самосад» носили в кисете — небольшом полотняном мешочке.

Самым любимым местом для нас был кинотеатр «Манас». Манас — эпический герой-богатырь, объединивший киргизов. В фойе кинотеатра висела картина, изображающая битву героя с врагами. Киргизский эпос «Манас» насчитывает более полумиллиона стихотворных строк и превосходит по объему все известные эпосы мира: в 20 раз — «Илиаду» и «Одиссею», в 5 раз — «Шахнаме», в 2,5 раза — индийскую «Махабхарату». Будучи сокровищницей народной мысли, эпос учит этическим нормам поведения. Любимые герои и образы: Манас, его жена Каныкей, Бакай, Алмамбет, Семетей, Кюльчоро, Айчурек, Сейтек и другие — бессмертны прежде всего потому, что обладали такими высокими моральными качествами, как беспредельная любовь к родине, честность, храбрость, ненависть к захватчикам, предателям. Киргизский народ вправе гордиться богатством и многообразием устного поэтического творчества, вершиной которого является «Манас».

Почему, рассказывая о Таласе, я подробно остановился на героическом эпосе? В 20 километрах от города, у подножия горы Манастын-Чокосу, на берегу горной речки Кен-Кол находится памятник-кюмбез (мавзолей) героя. По преданию, много веков назад, после гибели в очередном сражении он был похоронен именно здесь. Талас знаменит еще и тем, что на этой земле, в селе Шекер родился известный писатель Чингиз Айтматов[39]. Благодаря его книгам весь мир узнал о небольшой горной стране - Киргизии и её народе.

В выходные дни в кинотеатре «Манас» для детей демонстрировались сборники мультфильмов, и мы толпой валили на эти сеансы. Наши мультфильмы воспитывали доброту, справедливость, любовь к животному миру. К сожалению, большинство современных мультфильмов откровенно направлены на деформацию детской психики.

Необыкновенным событием, даже для нас – пацанов, был фильм «Кубанские казаки». Актеры этого фильма стали популярными навсегда, а песни из фильма вошли в жизнь каждой семьи. Вообще, пели тогда много и по любому поводу. Самое скромное застолье превращалось в самодеятельный концерт — люди были проще и душевней. Особой популярностью пользовались русские и украинские народные песни, песни военных лет. В этой связи запомнились старшеклассники — на уроке военного дела они шли строем и пели: «А помирать нам рановато, есть у нас еще дома жена» — вместо «дома дела». Нам казалось, что это очень оригинально!

Еще один фильм, который остался в памяти назывался «Счастливого плаванья». Фильм о юнге, служившем во время войны на торпедном катере. Он был награжден медалью за мужество, а затем отправлен в нахимовское училище. В ней есть замечательная песня, в дальнейшем, из-за упоминания Сталина, превратившаяся в «Марш нахимовцев». Воздействие этой картины на меня было сравнимо с влиянием фильма «Офицеры» на более позднее поколение. Я мечтал стать морским офицером. В середине четвёртого класса мы переехали в город Нарын и там, у меня появился единомышленник – Алик Мордвинов – крепкий, добродушный паренёк. Мы вместе стали мечтать о море. К сожалению, из-за близорукости моя мечта не осуществилась, а дальнейшая судьба Алика мне неизвестна. Но мне всегда хотелось верить, что он стал моряком!

В послевоенные годы киргизов в Таласе еще почти не было, их кишлаки располагались в предгорьях. Основным населением были — русские, украинцы и немцы. Многие русские были эвакуированы в Талас с началом войны из Москвы, Ленинграда и других городов России. Учителя, врачи, люди творческих профессий - часть из них остались в Таласе и в республике навсегда.

Из тогдашних жителей города запомнился высокий старик – явно репатриант, в длинном сером плаще и в большой серой шляпе, из-под которой выбивались густые седые волосы. Ходил он энергичным, размашистым шагом, выставляя свою трость вперед, и выделялся независимым видом и какой-то внутренней интеллигентностью, вызывая у нас, мальчишек, невольное уважение. Мне всегда было интересно, а кто же он был?

В Таласе было много потомков первых русских переселенцев - тех, кто в свое время основал село Дмитриевка. Типичная архитектура их жилищ: бревенчатый дом-пятистенок с крылечком и двумя лавочками, где мы, ребятня, собирались по вечерам, забор с массивными воротами и калиткой, с коваными навесами и щеколдами. За воротами, во дворе – хоз.двор: коровник, свинарник, курятник и другие хозяйственные постройки. К хозяйственному двору примыкал приусадебный участок с садом и огородом. Подобные «архитектурные комплексы» - своеобразные памятники первым русским переселенцам, даже в городах, можно было встретить до 70 - х годов.

Надолго в Таласе задержаться нашей семье не удалось. Я очень сожалел об этом, в Таласе мне нравилось все — климат, природа, первые друзья. Добрая память и приятные воспоминания о том времени остались на всю жизнь. Через тридцать четыре года, в 1983-м, я вновь попал в Талас по служебным делам. Это был обустроенный современный город, вот только русских и немцев там почти не осталось как впрочем, и старых «архитектурных комплексов».

Тянь-Шань, г. Нарын. 1951- 56 годы.

В середине зимы 1951 года отца переводят в г. Нарын – областной центр Тянь-Шаньской области. Из Фрунзе, в открытом кузове «захара» — так тогда называли грузовик ЗИС-5, по Боомскому ущелью мы держим путь на западную оконечность озера Иссык-Куль в город Рыбачье. Сто восемьдесят километров грунтовой дороги от Фрунзе до Рыбачьего это половина нашего пути. В Рыбачьем пообедали, отдохнули и, оставив благословен ное озеро Иссык-куль углубились в Тянь-Шаньские горы. Под надрывный вой двигателя «ползем» на вершину перевала Долон. Его высота более 3000 метров над уровнем моря. Дорога петляет серпантином, так что идущий ниже нас автомобиль кажется букашкой, медленно ползущий по нитке дороги. То ли от нехватки кислорода, то ли по слабости здоровья, периодически мне становилось плохо – подступала слабость и тошнота. Несколько раз пришлось останавливать машину, чтобы немного пройтись пешком.

По словам шоферов, спуск с перевала Долон в сторону Нарына составляет шестьдесят километров - одна надежда на тормоза. Не счесть шоферских жизней, которые принесены в жертву Долону. Кстати, позднее, после горных Тянь-Шаньских дорог меня очень удивляло, как же надо умудриться, чтобы совершать аварии на равнине! Но вот наконец-то, поздно ночью мы в Нарыне. Нас ждали две небольших комнаты в старом рубленом домишке во дворе областного радиоузла и жарко натопленная печь.

Нарын расположен на высоте 2000 метров над уровнем моря - высокогорье, тот же Алай, но только в узком ущелье, по которому с востока на запад протекает одноименная полноводная горная река. В городе было всего две параллельных улицы: центральная улица Ленина и Красноармейская. Зимой солнце заходило за хребет в три часа дня - наступали сумерки. В полутора десятках километров вниз по течению реки Нарын лежит просторная долина — казалось бы - удобное место для города. Однако город заложили на прямом пути из Китая в Иссык-кульскую котловину, затем по Боомскому ущелью в Чуйскую и далее в Ферганскую долинам. Это был один из маршрутов Великого шелкового пути. Здесь располагались глинобитная кокандская крепость, затем пограничная часть. Что касается исторических памятников, то в городе их не было - кочевники после себя не оставляют каменных палат.

Река Нарын, вырвавшись в Ферганскую долину, приобретает всем известное название Сыр-дарья. Судьба Сыр-дарьи славная и трагическая одновременно. Славная потому, что Александр Македонский в Таджикистане, в районе Ходжента, поил в Сырдарье своих коней, а трагическая — потому, что люди в Ферганской долине, разобрав воду на полив хлопчатника лишили Сырдарью и Аму-дарью природной миссии питать Аральское море и оно погибло.

В 50-е годы в Нарыне было приблизительно 15 - 20 тысяч жителей, половина из них русские, в том числе эвакуированные во время войны из России. Средних школ было две — русская и киргизская. Выходили две областных газеты — соответственно на киргизском и русском языках. Взаимоотношения наших родителей, как и всех русских с киргизами были простыми и дружескими. Передо мной фотография коллектива областных связистов, который с 1951 по 1956 год в Нарыне возглавлял мой отец. Обветренные лица простых тружеников, большинство киргизы, - частые гости в нашем доме, почти все в почтовой форме.

В один из первых дней пребывания в Нарыне я решил покататься по незнакомому городу на коньках. Это чуть было не закончилось для меня печально. Выезжаю на своих «ласточках», которые мне купили еще в Таласе и вдруг, в тихом переулке на меня неожиданно набрасываются два пацана - ровесника, с очевидной целью завладеть коньками. Как оказалось, подобные разбойные налеты, особенно на незнакомцев с другого края в городе были делом обыкновенным.

Я стал отчаянно сопротивляться. И хотя один конек им удалось срезать с ноги перочинным ножом, я вцепился в него мертвой хваткой, вырвался, махнул через какой-то забор, а там и свой двор оказался рядом. Во время этой потасовки высокий мальчишка постарше на коньках, как потом оказалось руководитель акции, со стороны наблюдал за происходящим. Он видимо по достоинству оценил мое активное сопротивление и с тех пор меня никто не трогал, а позднее мы стали друзьями. Звали его Генка Драчёв. Он был старше меня года на два и к тому же стал быстро взрослеть. Я же, по своему биологическому возрасту задержался в отрочестве – так мы и разошлись. Жаль, что следы его затерлись – у нас есть о чём вспомнить.

В Нарыне в ходу было три вида коньков: «дутыши», как позже выяснилось — хоккейные коньки, «ласточки» и «снегурки». Престижные «дутыши» были редкостью, да и кататься на них было неудобно — лезвие слишком тонкое для утрамбован ного снега улиц и тротуаров, а каток в городе не заливали. В этих условиях «ласточки» были наиболее практичными. У «снегурок» закругленные концы обычно обрубали — чтобы можно было отталкиваться носками, то есть превращали их в некое подобие «ласточек». И конечно мы понятия не имели о коньках с ботинками. Обычно, сыромятными ремнями, коньки привязывались к валенкам. В то время основным транспортным средством, особенно в сельской местности, была лошадь. Жители близлежащих кишлаков приезжали в город по тем или иным делам и оставляли лошадей у коновязи - похожим на спортивное бревно, как мы сейчас оставляем автомобили на стоянке. Мы пользовались этим и в отсутствии хозяина срезали сыромятные уздечки для крепления коньков.

На западной окраине города находился ипподром. В то время он не был обустроен должным образом, но летом там регулярно проводились конские скачки, которым предшествовал «Улак тартыш» – соперничество на лошадях за право овладеть тушей козлёнка или телёнка и денежный приз. Об этом я упоминал ранее. Кроме того, запомнилось состязание иноходцев в стиле «джорго салыш»» на 5 км. Его можно сравнить со спортивной ходьбой в лёгкой атлетике. Киргизская лошадь не должна была идти рысью или вскачь, а должна своеобразным образом семенить. Тех, кто нарушал это правило с целью получения преимущества, соперники тут же наказывали - безжалостно хлестали конника камчёй (плёткой) по спине, а наиболее наглых по физиономии.

Цивильный, обустроенный, с трибунами ипподром находился во Фрунзе. Муж моей тёти Анастасии Михайловны – Владимир Ануфриевич был жокеем на этом ипподроме и фанатичным болельщиком футбола. После института, когда я жил и работал во Фрунзе, он был на пенсии и часто рассказывал интересные факты из своей жизни. Он был всегда оптимистичен и жизнерадостен - простой, добрый и светлый человек.

Помню зимние нарынские вечера. Из-за нехватки электроэнергии (в наличие была только дизельная электростанция), в Нарыне освещалась только часть центральной улицы Ленина в районе кинотеатра «Сон – Куль». По выходным по улице гуляли люди, из репродуктора на столбе гремела музыка, у кинотеатра толпился народ. А мы, человек двадцать пацанов, мотались на коньках по улице туда и обратно.

Днем, после уроков, развлекались тем, что проволочными крюками цеплялись за задний борт проходящих грузовиков. Некоторые водители резко тормозили, пытаясь нас поймать, но преимущество всегда было на нашей стороне. Особенно любили мы дорогу в райцентр Ат-Баши («Лошадиная голова»), в сторону границы с Китаем. Несколько километров этой дороги по ущелью шел затяжной подъем. Попутный автомобиль, за который мы цеплялись крючками, комфортно поднимал нас вверх, а оттуда мы неслись вниз «коньковым ходом» по укатанной дороге безо всяких усилий. Редкое автомобильное движение было гарантией нашей безопасности.

Вскоре, под руководством отца, в центре города, напротив кинотеатра «Сон куль» началось строительство двух этажного жилого дома. На этой стройке, во внеурочное время, мы мальчишки, подражая мушкетёрам, «дрались» на самодельных шпагах. Когда дом был сдан в эксплуатацию, мы поселились в нём на втором этаже, но прожили там не долго. Семья была многодетной, и это побудило родителей переехать в частный служебный домик из двух комнат, времянки, сарая и примыкавшего к ним огорода.

На память приходят строки Владимира Высоцкого: «Было дело и цены снижали…», а мы в это время взрослели. Но какими мы были тогда в Нарыне? Совесть была не только во времена «рыцарей круглого стола», но она была и у нашего поколения. Когда мы совершали какую – то провинность, то способны были краснеть от стыда. Кроме того, у нас не было почвы для плесени с названием – «цинизм и вещизм». Песню «Варяг» и песни военных лет, не стесняясь, мы пели просто так, при каждом удобном случае. Чуть позже душу волновали вальс «На сопках Манчжурии», марш «Прощание славянки», полонез Огинского «Прощание с родиной».

Зимой, в школу, мальчишки ходили в телогрейках, на ногах валенки. Весной и осенью грубые ботинки или, особый шик - кирзовые сапоги. Голенища сапог на два - три пальца подворачивали вниз. Застёгивать телогрёйку и опускать уши у зимней шапки, даже в мороз, было не принято - признак слабости! Не мудрено, что в Нарыне, а это был высокогорный город на Тянь - Шане, где зимой морозы за тридцать градусов были обычным делом, я однажды подморозил правое ухо и оно, к любопытству одноклассников, превратилось в «вареник».

В школу мальчишки надевали тёмные брюки и светлую рубашку. Пионерский галстук одевали неохотно, он мешал нашей неуёмной активности. Ближе к комсомольскому возрасту галстук лежал в портфеле, чтобы одеть по необходимости - на школьную линейку или пионерское собрание. В старших классах появилась мода на вельветовые куртки. Куртка прилично выглядела и была удобной. Шили её местные портные на заказ. Она была на молнии. Нагрудные карманы, и это был особый шик, тоже застёгивались на молнию.

Девочки ходили в школу в форме - коричневых платьях и чёрных фартуках, в праздники надевали белые фартуки. Платья носили с белыми воротничками и манжетами, в косы вплетали ленты и завязывали бантики. Несмотря на однообразие формы, «своих» девочек мы отличали без труда.

Мои сверстники были разными! Некоторые мальчишки были практичными уже в тринадцать лет. Помню Колю Игнатенко. Он подвёл меня к ящикам с водкой, её временно, дома в сенях, хранила мама – продавец и, поделился секретом. Водочные пробки в то время были картонными, сверху заливались сургучом. Коля медицинским шприцем отбирал из бутылки часть водки, взамен добавлял воду, затем с помощью сургуча аккуратно устранял следы. Водку «собственного разлива» он умудрялся реализовывать, впрочем, проблем с этим не было - водка в каждом продовольственном магазине продавалась на разлив, так что «левая» водка была востребована. Но этим он не ограничивался. В хозяйстве у них было множество кур. Одни несушки клали яйца в курятнике, другие предпочитали большой ворох соломы в углу двора. Яйца, собранные в соломе, Коля припрятывал, а затем оптом, со скидкой, продавал. Так он обеспечивал себе полную независимость в карманных деньгах. Однако подпольного цеховика из Коли не получилось, по слухам, он стал шофёром.

В те времена в небольших городах большинство семей занимались подсобным хозяйством – иначе трудно было выжить. Сажали картошку, держали коров, кур, уток, выращивали свиней. Мы, дети, принимали в этом самое активное участие, а для души многие из нас разводили кроликов и голубей. Я прошел через всё это и не жалею. Помню, как поднимал в небо стаю своих голубей, следил за их полётом и восхищался кувырками «вертунов» - особой породы голубей. Если голубятник замечал в небе чужую отбившуюся пару, он тут же поднимал своих любимцев. Чаще всего чужие голуби присоединялись к большой стае и затем вместе опускались на голубятню. Как правило, они приживались на новом месте, но если находился хозяин, то их возвращали за небольшой выкуп - таковы были правила.

Абстрактное представление о странах мира нам давала география. Конкретное представление ассоциировалось с незабываемыми кинофильмами. Пятисерийный фильм «Тарзан» взятый в качестве трофея в Германии - с Африкой, «Робин Гуд» - с Англией, «Три мушкетёра» - с Францией, фильмы «Бродяга» и «Господин 420» - с Индией. Первые индийские фильмы с участием Раджа Капура и Наргиз, а так же песни из этих кинофильмов навсегда остались душе.

Так получилось, что по линии мамы я познакомился с дедушкой, тётей и двумя дядями только в четырнадцать лет. Все они были порядочными и трудолюбивыми людьми. Дед, как я уже отмечал, был из семиречинских казаков. Дядя – Иван Михайлович единственный в многодетной семье получил высшее образование, окончив Алма-Атинский зооветеринарный институт. По направлению попал в Киргизию и когда «встал на ноги», подтянул к себе из Семипалатинской области (село Самарка) родителей, брата и двух сестёр – в том числе мою маму. Мама, Широкова Евгения Михайловна, безвременно ушла из жизни в 1942 году, когда мне было три года от роду. Она - душевная боль сына, рано утратившего любовь и заботу самого близкого человека, её благотворное влияние я ощущаю всю жизнь. К памяти мамы я обращаюсь отрывком из стихотворения поэтессы Марии Волковой[40]:

В Нарыне, до восьмого класса, я обитал в хулиганской среде, которая плохо отразилась в будущем для некоторых моих друзей. Между тем у Бога, в отношении моего хулиганского детства были свои планы. В середине восьмого класса из сурового высокогорного Нарына мы переехали в жаркую Ферганскую долину – город Кара-Су. Позитивная аура в школе и нормальные друзья спасли меня от криминала. И всё же, моя нарынская хулиганская юность однажды аукнулась. Прошло время. Я окончил школу, изменившись до неузнаваемости и в плане отношения к учёбе и в плане отречения от своих негативных замашек и стал студентом. В 1961 голу, будучи на летних каникулах я приехал во Фрунзе навестить дядю с тётей - Ивана Михайловича и Ларису Петровну. У кассы кинотеатра «Ала-Тоо» мне встретились два нарынских знакомых из числа старших «товарищей». Состоялся следующий диалог:

- Юрка, ты что ли? Здорово! Сколько лет, сколько зим! – и мы обменялись рукопожатиями.

- Откуда, чем промышляешь?

- Я студент, сейчас на каникулах!

- Понятно «студент», кликуха что ли? Сколько отмотал до «каникул»? И они самодовольно заржали.

- Да нет, я в натуре студент!

- Хорош заливать! Кстати твои дружки, - и один из них стал загибать пальцы, перечисляя их нескладную судьбу. Однако мне нечего было добавить к сказанному и тогда они подвели итог:

- Получается ты один у нас «студент» - ну, ну! – и они иронически улыбаясь, пошли прочь с обидой и с полной уверенностью, что я им просто не доверяю.

Однако снова вернёмся в Нарын и детство. Помню однажды с мальчишками мы ходили смотреть на снежного барса. Зверь был пойман киргизом-охотником и находился у него во дворе. Царь Тянь-Шанских гор обреченно лежал на боку, связанный арканом (волосяной веревкой). Мне стало его жалко. До сих пор помню его печальные глаза, которые он щурил на любопытных.

Летом мы гурьбой ходили в горы, в живописные ущелья, собирали черную смородину, кисличку, костянику. А чаще просто так под кроны тянь-шаньских елей и зарослей рябины, к хрустальным, холодным ручьям с водой от которой ломило зубы. А вот купаться было негде. Нарын берет исток в горных ледниках, это река бурная, холодная и опасная. В одном из более-менее подходящих мест мы пытались купаться но, проплыв по течению метров тридцать - пятьдесят выскакивали на прибрежные камни как пингвины - ощущение было такое будто тело, от ледяной воды, покрывалось маленькими жгучими пузырьками.

В то же время, на краю пограничной части, за глиняным дувалом, имелся искусственный водоем для купания лошадей. Там вода прогревалась, и купаться было комфортно. Лошадей к тому времени уже не купали и поэтому мы упорно стремились туда. При этом одни офицеры сочувствовали нам и закрывали глаза на проникновение в военную часть, а другие, усматривая нарушение, направляли к нам наряд солдат, от которых мы скрывались бегством.

У нас не было Дворца пионеров или, как сейчас, «Дома творчества юных». Но какие-то кружки работали в школе, а секция авиамоделизма размещалась в небольшом помещении в ряду убогих хозяйственных построек. Туда набивалось человек пятнадцать. Я отдавал предпочтенье детской спортивной школе, но в межсезонье, ранней слякотной весной, в отсутствии спортивного зала, тоже собрал пару планеров. Планеры изготавливали из сухих стеблей чия — местного кустарника. Более тяжелые модели делали из заготовок, которые нарезали из сломанных лыжных бамбуковых палок. Опытные авиамоделисты собирали модели самолетов с миниатюрными бензиновыми моторчиками. Откуда что бралось на краю страны, когда не прошло еще и десяти лет со времени окончания войны! В том числе и этим и отличалась забота о подрастающем поколении в отличие от нынешней эпохи вырождения. Помню, к нам наведывался кучерявый, небольшого роста старшеклассник по кличке «абиссинец». Он всегда развлекал нас хохмами и анекдотами.

В начале 50-х годов в Нарыне случались перебои с хлебом. Люди становились в очередь с вечера, дежурили всю ночь. Но когда привозили хлеб, всегда находились те, кто пытался пробиться без очереди – возникали споры и драки. До сих пор помню ту желанную, запашистую, теплую буханку черного хлеба.

Там же, впервые столкнулся с необъяснимым явлением, которое поколебало моё представление о всеобъемлющем материализме. На подъёме стопы у меня была большая бородавка, которая приносила много хлопот, поскольку шнурками обуви я натирал её до крови. Как-то мы тусовались на стадионе, и я поехал по кругу на велосипеде приятеля. Ехал «через раму» так как на седле не доставал до педалей. Увидев в траве небольшую кость, я остановиться, взял её и потёр бородавку со словами - как меня научили: «Как ты кость пала, так и пади моя бородавка!». Вскоре от бородавки не осталось и следа. Кстати второй раз нечто подобное случилось лет через двадцать. У моей, в то время кормящей жены приключился мастит груди. Ничто не помогало. Грудь опухла, она мучилась от боли, потеряла сон. Кто-то порекомендовал обратиться к одной бабушке. Вернувшись от неё, она легла и проспала всю ночь глубоким сном. Наутро – «всё как рукой сняло».

В памяти день 6 марта 1953 года. Утром, во время урока, неожиданно распахнулась входная дверь, и какая-то девочка со слезами на глазах объявила: «Сталин умер!». Это вызвало полное смятение даже в наших неокрепших душах. Стояли пасмурные дни. Родители ходили понурые, разговаривали вполголоса, на рукавах верхней одежды носили траурные повязки.

Почти пять лет прожили мы в «столице» Тянь-Шаня. Через два-три года, как и большинство русских подростков, я свободно говорил по-киргизски, а мой приятель Витька Сороковых даже киргизов удивлял чистотой произношения и мог спеть песню на киргизском языке. Киргизская молодежь, общаясь с русскими, в свою очередь овладевала русским языком. Некоторые учились в нашей школе. Знание языка однажды здорово пригодилось нам. Как-то на рыбалке, километрах двадцати от города мы, трое подростков, расположились на ночевку в пещере. Пещера располагалась на скальном склоне между деревянным мостом, имевшимся «Чертов мост», и подошвой склона, откуда река, за многие века размыв горный хребет, вырывалась в межгорную долину, где мы и рыбачили.

С моста, в узкой гранитной расщелине была видна вода, которая бурлила настолько глубоко, что не было слышно шума. Иногда, стоя на мосту, мы бросали большие камни и наблюдали, как долго они летят вниз. Бытовала история, что в давние времена смелый джигит, уходя от погони, преодолел эту расщелину на коне именно в том месте. По нашим прикидкам, это было вполне реально. Рядом, на отвесной скале, темно-коричневой краской была нарисована зловещая рожа черта.

За мостом, вверх по течению реки, вдоль обрывистого каньона, пройти было невозможно. Оттуда всю первую половину дня стая за стаей дикие голуби летели на кормежку в долину. Через три десятка лет на этом месте будет построена плотина Ат – Башинской ГЭС.

В одну из ночей в пещере, под завывающие порывы ветра, нас – трёх подростков охватило необъяснимое беспокойство и тревога. Успокоиться не получалось, несмотря на то, что в этой пещере мы ночевали не в первый раз. В голову лезли всякие страхи вплоть до появления снежного человека. В панике мы покинули наше убежище и отправились к одинокой юрте с загоном для овец, находившейся в километрах в двух. Каким-то чудом, в темноте вышли к юрте. Вначале, с лаем, нас встретили собаки, а затем вышел мальчик-киргиз наш ровесник, с которым мы быстро нашли общий язык. Он гостеприимно пригласил нас в юрту и представил бабушке, объяснив, откуда мы свалились в столь неурочный час. Родителей в тот вечер не было - они были в отъезде.

И вот, после всех передряг, мы сидим у очага на кошме — войлочном покрытии из овечьей шерсти, свернув ноги калачи ком, как принято у киргизов. Алые комья кизяка в очаге излучают уютное тепло. На таганке попыхивает закопченный чайник. Нас угостили чаем с молоком и боорсоками — национальной выпечкой. Мы поделились запасами конфет и пряников.

Вскоре ветер утих, небо прояснилось, через «тюндюк» юрты нам подмигивали звезды, но усталые и умиротворенные мы крепко спали. Утром ярко светило солнце, от вчерашней тревоги не осталось и следа. На завтрак наша троица с аппетитом уплетала лепешки и каймак — домашнюю сметану, а затем с благодарностью рассталась с простыми добрыми людьми приютившими нас. Как бы сейчас хотелось увидеть этого мальчика, теперь уже аксакала, напомнить ему тот случай и еще раз от души выразить ему благодарность!

В Нарыне я впервые встретил дунган — трудолюбивый народ, который исконно занимался земледелием. Благодаря дунганам на местном базаре всегда были овощи. Мужчины дунгане в одежде ничем не отличались от местных жителей. Другое дело женщины, те всегда носили своеобразный красочный национальный наряд. Дунгане, несмотря на малочисленность (в настоящее время в Киргизии их около 40 тысяч, а всего в странах СНГ около 70 тысяч), сохранили свою национальную идентичность, язык, письменность, культуру и традиции.

Однажды, в шестом классе, в праздник 7–го ноября, мы три дружка – Толик Бражников, Кумаш Насыржанов и я, вечером забрели к Толику домой. Родителей не было. Помню, он разогрел на сковородке вареники с картошкой, а затем предложил выпить бражки, которая бродила в алюминиевой фляге. Раньше я не пил спиртного, но праздник есть праздник и мы решили по примеру взрослых приобщиться к нему по-настоящему. Для этого немного выпили противной бражки и отправились в центр города. Праздничного народа там было предостаточно. И тут, у кого-то из нас возникла идея купить вина и продолжить «пир души». Мы наскребли какие-то деньги и вошли в магазин. Среди бутылок нас привлекла бутылка с вином необыкновенного зелёного цвета. Как оказалось, это был мятный ликёр, на который без содроганья, я не могу смотреть до сих пор. Мы взяли эту бутылку и отправились в сквер. Там, сидя на поваленном дереве, по очереди приложились к ней из горлышка. Неожиданно я опьянел так, что почти отключился. Все попытки моих более крепких друзей поставить меня на ноги были тщетны. Тогда они подхватили меня с двух сторон и поволокли домой. Придя к дому, открыли входную дверь и, увидев гостей сидящих за праздничным столом втолкнули меня в комнату. На мгновенье, я увидел сидящих за столом гостей и рухнул на диван, стоящий рядом. Очнулся утром. Только открыл глаза, как всё вокруг поплыло и меня тут же потянуло на рвоту. Мучился я не менее двух суток. С тех пор у меня устойчивая несовместимость организма с формулой спирта. Могу себе позволить только бокал красного сухого вина. Впрочем, мои друзья, став взрослыми, тоже не злоупотребляли спиртным. Анатолий, окончил Томский политехнический институт, а Кумаш - Фрунзенский политехнический.

В седьмом классе мы с Толяном попытались приобщиться к «элите» общества, коей для пацанов, слыли музыканты городского духового оркестра. Мы завидовали им на летней танцплощадке, куда нас не пускали по возрасту, восхищались на парадах. Даже на похоронах без духового оркестра не обходилось, создавая особую скорбную торжественность. В те времена духовые оркестры имели очень широкое распространение. Они были на всех танцплощадках и во всех домах офицеров. По выходным, в парках звучала музыка в их исполнении.

Удивительно, но руководитель оркестра отнёсся к нам благожелательно. В назначенный день и время, нам вручили инструменты с названием «альт» и на первых порах заставили разучивать что-то в виде гаммы. Несколько дней я занимался этим скучным делом, а когда узнал, что мелодию музыкального произведения ведут другие инструменты, а не альт, разочаровался и оставил это занятие.

Вспоминая нарынское детство, снова не перестаю удивляться - прошло всего пять-шесть лет с окончания войны, а в Нарыне, на окраине страны, велась активная спортивная работа в городской детской спортивной школе – бесплатно!!! Суровая зима располагала к занятиям лыжами. Лыж с ботинками на всех не хватало, начинающие мальчишки тренировались на лыжах с полужестким креплением. Тренером у нас был Александр Афа насьевич Голубенко. Он, бывший спортсмен, уже в возрасте, был эвакуирован из Ленинграда. В то время в лыжном беге не применялся «коньковый ход». На стадионе круг за кругом мы отрабатывали технику классического бега. Летом Александр Афанасьевич тренировал легкоатлетов, баскетболистов и даже фехтовальщиков. Часто, в перерывах во время тренировки мы рассаживались в тени деревьев, и он рассказывал нам про Ленинград, о своем участии в лыжных соревнованиях и марафонах по России, об известных спортсменах, с которыми был лично знаком. В далеких Тянь-Шанских горах он открывал нам, мальчишкам, иной мир, заманчивый и, казалось недоступный. Александру Афанасьевичу, нашему тренеру, я обязан тем, что приобщился к спорту и никогда не курил, а он даже не подозревал о своём благотворном влиянии на меня. Такие люди очень важны в судьбе каждого подростка.

В те годы в Нарыне не было в продаже лыж, но так хотелось иметь свои лыжи! Наш одноклассник, сын офицера пограничной части, предложил решить эту проблему следующим способом. По его информации, один из складов пограничной части был забит лыжами. Попасть на этот склад, по его словам, было несложно, достаточно было преодолеть небрежное ограждение из колючей проволоки и забраться в склад через оконный проем задней стены, обшитый полусгнившими досками. Он знал что говорил, так как жил на территории части и провел предварительную разведку.

Нам с Толиком Бражниковым идея понравилась и мы, проведя дополнительную разведку, решили, что добыть себе таким способом лыжи вполне реально. Склады пограничной части располагались вдоль крутого берега реки Нарын и если патрулировались часовым, то с фасадной стороны. У нас не было мыслей о плохом исходе задуманного мероприятия, не зря разведчики в фильмах, и особенно в картине «Звезда», были нашими героями.

И вот, ночью, мы с дружком на месте. По-пластунски пробрались к заветному окну. От волнения сердце стучало так, что казалось, выскочит из груди. На руках я приподнял Толяна. Стекол в оконной раме не было, а оторвать подгнившие доски не составляло труда. Он пролез с фонариком внутрь и вскоре стал подавать лыжи. Взяли две пары. Лыжи у пограничников оказались тяжелее и шире, чем беговые, но это были лыжи! На них мы установили полужесткие крепления и, с тех, пор после уроков, пропадали в предгорье Тянь-Шаньских гор, покоряя один спуск за другим.

Помню в наследство от зимних республиканских соревнований в Нарыне, нам достался трамплин, сложенный из снежных брусов. Вначале робко, а затем всё смелее мы стали осваивать его. Когда наши прыжки стали за двадцать и более метров – мы поделились об этом в классе – никто не поверил. Мы готовы были доказать. Как сейчас помню, мы с Толяном стоим на лыжах на вершине холма служившего для разгона, а внизу, к подошве холма, цепочкой, приближаются наши одноклассники. Наверно эти прыжки были для нас рекордными, но главной проблемой было устоять на ногах при приземлении. Ведь профессиональные лыжи были шире и имели три жолоба.

После того как будучи в восьмом классе наша семья переехала на юг Киргизии, Анатолий и его старший брат Алексей стали одними из первых слаломистов в Нарыне. Они постоянно участвовали в республиканских соревнованиях.

Но до этого, в Нарыне, в составе команды фехтовальщиков я участвовал в летней республиканской школьной спартакиаде. Она проходила, как всегда в столице Киргизии Фрунзе. Рано утром мы сели в автобус и двинулись в столицу. Триста километров тряслись по грунтовке, и лишь под вечер в городе Токмак выехали на асфальтированную дорогу. Последние 60 километров езды по асфальту нам казались не ездой, а полетом. На окраине столицы, за Аламединским мостом, у киоска с газированной водой, мы сделали остановку. В Нарыне газировки не было, и по нашему поведению (по два стакана залпом) хозяйка киоска сразу поняла, что мы спустились с гор. Школьная спартакиада проходила на городском стадионе в центре города. В день открытия спартакиады, под духовой оркестр, школьники-спортсмены область за областью, проходили по беговой дорожке и выстраивались возле трибуны. Жаль что нет ни одной фотографии того времени. Помню, для удовольствия, мы – мальчишки, садились в троллейбус, который был для нас в диковинку, и катались по го роду. В Нарыне, в то время, общественного транспорта не было вообще.

Давно уже нет того стадиона с футбольным полем, на котором зимой заливался каток и он действовал не менее двух месяцев. В начале семидесятых, климат изменился настолько, что в Чуйской долине и во Фрунзе исчезли и катки и лыжный спорт, в частности лыжные гонки. Нет теннисных кортов, игровых площадок, бассейна с вышкой и т.п. Всё это, как и прилегающие к стадиону: Дом офицеров, летний театр в Дубовом парке, гостиница «Киргизия», здание МВД, Красная чайхана и частные жилые дома были снесены. На этом месте построены: Белый дом, комплекс правительственных зданий, музей Ленина, центральная площадь. Для десятков тысяч людей старшего поколения были уничтожены свидетельства их молодости. Хорошо, что хотя бы, что сохранился наш незабвенный кинотеатр «Ала-Тоо» построенный в 1938 году архитектором В.Калмыковым.

Весной 1955 года в Нарын из Фрунзе республиканским спорткомитетом были командированы братья Жуковы — один чемпион Киргизии по классической борьбе, а другой по вольной. Им было поручено подготовить к лету спортивную команду области к республиканской летней спартакиаде. Жуковы собрали всех силачей города в команду борцов и приступили к интенсивным тренировкам. Кроме этого, к спартакиаде готовились боксеры, легкоатлеты, волейболисты, баскетболисты и другие спортсмены. Команда фехтовальщиков состояла из школьников, в которую входил и я. Республиканская спартакиада, как всегда проходила во Фрунзе. В итоге произошла сенсация - спортсмены Тянь-Шанской области заняли общекомандное второе место после столичных спортсменов, обойдя «вторую - южную столицу республики» — город Ош. Этот успех отмечали в ресторане куда я, пятнадцатилетний, попал первый раз в жизни. На столик для четверых, как ни странно, нам тоже подали бутылку шампанского, которое я пригубил впервые.

В русле событий, известных по фильму «Холодное лето пятьдесят третьего» — о последствиях массовой амнистии уголовников из учреждений ГУЛАГа, в лексикон нарынских пацанов активно внедрялся блатной сленг. Кстати, в наше время к «пацанам» относились подростки не старше четырнадцати-пятнадцати лет, и наш сленг был куда безобидней открытого мата «больного позднего потомства». До сих пор в памяти некоторые «выражения»: хули – что?; мильтон, легавый – милиционер; духариться — вести себя вызывающе, провоцировать; дать мандюлей — наказать, избить; дать пендаля – пнуть; бубон — прыщ; башка, калган – голова; хлюзда — спорщик; подлиза — подхалим; бздун — трус; хавать — кушать; балакать – говорить, болтать; стырить - украсть; заныкать — спрятать; шухарить — хулиганить; тикать – убегать; кусочник — мелочный, ненадежный, продажный; тухта – враньё или выдумка; с понтом – делая вид; курочить – ломать; шкодный – странный, смешной; струхнуть – испугаться, гандон — крайняя степень оскорбления; лярва, подстилка – женщина лёгкого поведения и так далее.

«Хули ты духаришься? Хочешь мандюлей получить? Давай выйдем!». Именно так, в честной драке один на один, решались многие проблемы, возникавшие в нашей среде. Поводов для кулачных поединков было предостаточно! Мы выясняли отношения из-за девчонок, доказывали свое физическое превосходство, защищали свою честь и достоинство, как это понимали, «учили» подлиз и сексотов. Отказаться от вызова означало прослыть «бздуном». Помню, что я часто дрался, в том числе и из-за Людочки Братишко – моей первой платонической любви. Увы! Людочка не оценила мои «рыцарские» качества.

За школой, в дальнем углу областной больницы, среди деревьев была удобная площадка. Здесь и проходили наши «разборки». О том, что после уроков предстоит драка, становилось известно всем, кроме учителей. Болельщики окружали площадку, в круг выходили участники поединка, назначался рефери, как в боксе. Драка, по нашим правилам, была кулачным поединком без участи ног. Длилась она до первой крови, но могла продолжаться и дальше, если тот, у кого появлялась кровь, настаивал на этом. Тогда решение продолжить или остановить драку принимал рефери с учетом мнения болельщиков. Городские «разборки» взрослых парней проходили за тыльной стороной единственного в городе кинотеатра «Сон-Куль», но неписаные правила были одинаковыми везде и для всех. Часто после драки в знак взаимного примирения соперники обменивались рукопожатием. Не помню случая, чтобы несколько человек избили одного. Это стало бы позором для них.

Из школьной жизни памятен и такой случай. На одном из уроков наша классная руководительница безапелляционным тоном объявила о решении школьного педсовета: в трехдневный срок всем ученикам до седьмого класса включительно подстричься наголо. Объяснить причину такого решения она не сочла нужным, хотя мы догадывались — в школе обнаружен педикулез, а учителя в борьбе с этим нередким явлением опять перегибают палку. Мы были возмущены этой «поголовщиной», попирающей нашу индивидуальность и достоинство, поэтому через два дня стриженных «под Котовского» в классе почти не было. Тогда «классная» пригрозила, что сама выстрижет ножницами волосы тому, кто на следующий день придет в школу с шевелюрой.

- Принесите завтра ножницы! — обратилась она к «примерным ученикам». На следующий день большинство мальчишек были подстрижены. Но некоторые, в том числе и я, продолжали упорствовать. Появилась «классная», окинула взглядом класс:

- Кто принес ножницы? - спросила она. И вдруг, поднимается стриженый дылда - переросток и, с кривой улыбкой протягивает ей ножницы. Она взяла, подошла к первому из чубатых, и выстригла у него на макушке несколько пучков волос. Затем объявила:

- Тот, кто сегодня не подстрижется, завтра в школу без родителей не приходите! Пацан, которого обкорнали «классная», сидел за партой красный от обиды, унижения и чуть не плакал.

На перемене мы предупредили дылду :

- После уроков пойдешь с нами!».

Закончился последний урок. Мы, человек пять, двинулись за школу к «лобному» месту. С нами не было пацана, которого публично оскорбила «классная». Дылда, бледный и понурый обреченно шел за нами. Было видно - он переживал за свой неблаговидный поступок. На месте ему было высказано все, а затем, каждый из нас подходил и давал подлизе крепкую оплеуху. Тот покорно снес наказание. После этой воспитательной меры мы не торопясь двинулись домой. Сзади, следом - плелся дылда. Хочется верить, что он стал хорошим человеком. Чем закончилась история со стрижкой, не помню. Но пом ню, что несколько дней мы слонялись во время уроков возле школы, а чтобы убить время играли в «лянгу». Её мастерили следующим образом: брался плоский круглый кусочек свинца, который мы плавили и заливали в формочку. В свинце сверлили два маленьких отверстия, накладывали круглый кусочек кожи с козьим мехом и скрепляли проволочкой. В зависимости от веса свинца и длины меха, менялась парусность «лянги». В игре было семь степеней сложности. Первая степень игры — подкидывание лянги «щечкой» правой ноги, затем — то же самое на одной ноге, затем правой «щечкой» и внешней стопой левой ноги. Затем в прыжке «лянга» подбрасывалась «щечкой» левой ноги и это были «люры» и так далее. Игра требовала необыкновенной ловкости и прыгучести, однако учителя почему-то приравнивали ее к хулиганству и беспощадно отбирали «лянги». Сейчас некому задать вопрос: «Зачем вы это делали?». В настоящее время забыты все наши игры: в лапту, чижика, городки, прятки, казаки-разбойники. Игры на мелочь: в «орла», «чику», «стенку».

До середины восьмого класса, пока мы не переехали из Нарына в г. Кара-Су, Ошской области, я не учился, а коротал время. За этим, не вдаваясь в подробности, стоят сложные отношения между мачехой и мной. При этом я всего лишь замедлил, а не кастрировал свои умственные способности и поскольку был начитанным и по всему не глупым малым, не особо заглядывая в ученики, переходил из класса – в класс. Впрочем, в пятом классе произошло недоразумение. Учительница русого языка и литературы, из-за правописания, оставила меня на второй год. Но почему недоразумение? Во первых, видимо она не знала афоризма французского писателя Мари-Анри Бейля – под псевдонимом Стендаль: «Правописание не создаёт гениев». Оно вообще не создаёт ни чего и ни кого! Любую личность создаёт талант, способность и упорный труд. Орфография, правописание - это единообразие передачи слов и грамматических форм речи на письме. Одновременно это свод правил, обеспечивающий это единообразие. Конечно это грамотность и даже элемент культуры, но это не образованность и не социальность. В итоге я стал инженером, а затем, по иронии судьбы, приобщился к творчеству и правописание здесь было ни причём. В Кара-Су Витю Дудникова и Вадима Харьянова – хороших физиков и математиков, а в будущем толковых инженеров, тоже оставили на второй год из-за русского языка и причем... в восьмом классе. Я думаю такие учителя, не обладали здравым смыслом и недооценивали, что все мы делимся на «физиков и лириков». Они просто любили себя в том предмете, который преподавали, а педагогический совет, по формальным признакам, шел у них на поводу.

В этом отношении показательна судьба Гюнтера Грасса – лауреата Нобелевской премии в области литературы. Он не поражал окружающих выдающимися способностями, учился так себе, остался на второй год и даже изгонялся из школы, да и получить аттестат зрелости не успел – помешала война. Важно то, что кто-то или что-то вдохнули в него творческую искру, взялась же откуда-то энергия для самореализации в скульптуре, художестве, поэзии и наконец - в прозе. Позднее от многих университетов и академий он удостоился звания почётного профессора и академика и сам возглавлял в качестве президента Берлинскую академию искусств.

Однако вернёмся в Нарын. Несмотря на то, что там формально доминировали русские - русский язык был государственным, активно внедрялась русская культура, выпускалась областная газета на русском языке, а русские специалисты были незаменимы, — у меня навсегда осталось ощущение, что мы жили среди киргизов. Это и понятно: киргизы в Нарынской области составляли абсолютное большинство. На тот момент, такая ситуация существовала только в Алайской долине, на Тянь-Шане (Нарыне) и в других высокогорных районах. На юге Киргизии - в Ферганской долине, как я уже отмечал, преобладали узбеки. В Таласской долине — русские и немцы, в Чуйской долине со столицей Фрунзе — русские. Придет время, и все изменится, киргизы численно будут доминировать во всех регионах, городах и населенных пунктах республики, позднее всего это произойдет во Фрунзе (Бишкеке) — столице республики.

И вот первые выводы, которые я школьником сделал в те далекие годы. Киргизия - часть огромной страны. С окружающим миром мы пребываем в гармонии. Национальность не имеет значения. Друзья детства — все те, кто вокруг независимо от национальности. Живем бедно — как все, но когда «как все», то бедность не замечаешь.

Наше поколение формировал двор. Так было по всей стране, в том числе и в Москве. Владимир Высоцкий, актёр Борис Клюев. Их дворовое детство в Москве не отличалось от моего в Нарыне. Двор для нас стал школой жизни, он не терпел предательства, ненавидел трусов и не принимал фальши и гнили. Двор сразу определял своих и чужих. Во дворах делали так, как читали в книжках, видели в кино и слышали от старших братьев и отцов в том числе и фронтовиков.

Через двадцать пять лет по приглашению друга детства - Кумаша Насыржанова я вновь попал в Нарын - город моего детства. К этому времени коренное население города увеличилось в несколько раз, а русских, увы, осталось несколько семей. Это была незабываемая гостеприимная встреча с бесконечными воспоминаниями.

В Тянь - Шаньском обкоме КПСС мы встретились с третьим секретарём и нашим одноклассником Л. Луниным. Однако осадок от общения с заурядным партийным функционером остался неприятным. В памяти всплыло, как мой приятель - пятиклассник Лёнька Лунин имел привычку бегать за сверстниками, имеющими велосипед и, держась за багажник, унизительно клянчил дать покотаться.

К сожалению, в Нарыне исчезла зелёная зона, примыкавшая к стадиону с северной стороны стадиона. Видимо её перестали поливать и она погибла. А я помню, как в перерывах во время тренировок мы слушали рассказы нашего тренера, как валяясь на траве, как готовились там к сдаче экзаменов за четвёртый класс (были такие экзамены после окончания начальной школы). Как сидя кружком в тени деревьев, мы играли в карты на мелочь в «очко», впервые, затаив дыхание, слушали одного из сверстников, который побывал в «Артеке» - для нас как на «Земле Санникова». В общем:

«Всё что я забрал из детства - греет душу до сих пор».

Память… Независимо от твоей воли она хранит некоторые, казалось бы, маловажные фрагменты бытия на всю жизнь. Вот еще один из них – нарынский фрагмент. Зима. После уроков, почти от самой школы, мы группа одноклассников по пути домой пасуем друг другу случайно попавшуюся под ноги консервную банку. Один за другим одноклассники сворачивают к своим домам, но банка остаётся с теми, кто живёт дальше. В конце – концов, я и Толик Бражников остаёмся вдвоём. Вот так, беспечно и упорно пасуя её один - другому мы приближаемся к дому моего друга. Прощальным ударом он пасует банку мне и дальше, я веду её один, так как живу дальше всех - на окраине города.

Друзья детства, где вы? Как же получилось, что теперь, как и шестьдесят пять лет назад, я продолжаю вести «банку» один — теперь уже к последнему приюту и нет рядом ни кого из той «команды».

Снова юг Киргизии, Кара-Су. 1956 год.

Странно, но судьба вновь забросила нашу семью на юг Киргизии, и снова в город Кара-Су, Ошской области. На сей раз причиной стало ухудшение здоровье отца в условиях высокогорья. В системе Министерства связи Киргизской ССР человеком он был заслуженным – у него имелись правительственные награды и грамоты, что наверняка давало право определённого выбора на переезд в тот или иной город. Из соображений уровня медицины и учебы детей коих было четверо, это могли бы быть столица г. Фрунзе или Ош - второй по величине город республики. Однако им оказался весьма заурядный райцентр г. Кара-Су, Ошской области. Через много лет, в отношении этого переезда, я задал вопрос мачехе, мнение которой по этому вопросу видимо было решающим. Она ответила:

- В Кара-Су было два базара – киргизский и узбекский!», - оставалось только пожать плечами. Слава Богу, в Кара-Су, на тот момент, кроме базаров была отличная школа, в которой царила благоприятная обстановка, которая наложила позитивный отпечаток на моё будущее.

И вот 1956 год - середина учебного года. Восьмой класс. Первое мое появление в новой школе, первая школьная линейка, где каждому классу отведено свое место. На моей вельветовой куртке значок спортивного разряда по лыжному бегу. Ни у кого в этой школе не было спортивных разрядов и такого значка! Потому что не бывает снега там, где растёт хлопок. Мимо стройных рядов школьников проходит двухметровый гигант — директор школы – «Наполеон на смотре своих войск», - иронично мелькнула мысль. Он придирчиво оглядывает школьную форму девочек, смотрит, как выглядят мальчики, делает кому-то замечание. Останавливается возле меня и произносит:

- Новенький! Спортсмен! А как с учебой? - а вот с этим было неважно…

В Нарыне я вращался в хулиганской среде, учился так себе, часто пропускал уроки. А здесь, в Кара-Су, меня сразу поразила непривычно пристойная обстановка. Как-то во время урока я достал складной нож довольно приличных размеров, раскрыл лезвие под девяносто градусов и предложил сидящему впереди однокласснику раскрыть его вытянутым пальцем. Тот недолго думая надавил пальцем на основание лезвия. Нож резко раскрылся, а палец, как это неизбежно происходит в таких случаях, по инерции попал на лезвие. Кровь брызнула струей. От неожиданности я обомлел, затем схватился за голову: - куда я попал?!

В Нарыне каждый пацан знал - чем заканчивается этот «фокус», а тут… Моему однокласснику в медпункте срочно сделали перевязку, а я не знал - как загладить перед ним вину! Пришлось менять привычки. Два с половиной года учёбы в этой школе, и я забыл о хулиганстве и стал совершенно другим человеком, образно выражаясь «поменял кожу». Учёба и спорт стали моими приоритетами. Правда, сказалось отставание в математике, но на помощь пришел Витя Дудников — добрая душа. Мы с ним сидели за одной партой. Витя увлекался фотографией, у него был фотоаппарат «Смена». Часами мы просиживали с ним в тесном сарайчике - в его «фотолаборатории»: готовили растворы с проявителем и закрепителем, глянцевали и сушили фотки. Благодаря им у меня в альбоме хранится память о последних школьных годах более чем шестидесятилетней давности. Через полвека я нашел Витю - спасибо интернету! Витя, выпускник Новосибирского политехнического института оказался в Душанбе и, к сожалению, «чужой среди своих», живет там и поныне.

В Кара-Су я на себе ощутил, что такое культ хлопка - сельскохозяйственной монокультуры Средней Азии. Этот культ, как и всякий, имел уродливые признаки. Хлопку было подчинено все: экономика, карьера чиновников и даже образ жизни людей. Начиналост с того, что в конце лета в ход шла сельскохозяйственная авиация. Самолеты опыляли хлопковые поля химикатами для того, чтобы куст хлопчатника сбросил листья, обеспечив лучший доступ солнца к коробочкам для более быстрого их созревания. Затем круглая коробочка лопалась на пять секторов, в каждом из которых, природа сформировала белоснежное волокно с небольшими овальными семечками. Волокно созревало, просыхало, разбухало и, пучком ваты свисало из коробочки — это был так называемый хлопок-сырец, требующий сбора и дальнейшей обработки. В середине сентября, с началом созревания хлопчатника, начинался «вселенский ажиотаж». Газеты, радио, а с появлением телевиденья и телевиденье работали только на хлопок: бесконечные сводки о его сборе, итоги соревнования между хозяйствами, между районами, фотографии, интервью… И если сейчас карьерное положение российских чиновников зависит от сопричастности к партии власти и «правильных выборов», то тогда, в хлопкосеющих регионах - от итогов сбора хлопка.

До середины ноября закрывались вузы, техникумы, школы и профтехучилища — вместе с преподавателями всех отправляли «на хлопок». Школьники отбывали эту повинность за исключением младших классов. Предприятия также обязаны были отправлять «на хлопок» определенное количество людей. Даже военнослужащие Туркестанского военного округа привлекалась к сбору хлопка. Были случаи, когда наряды милиции останавливали рейсовые автобусы, принуждая пассажиров собрать некое количество хлопка. Сушили собранный хлопок, в том числе и на асфальтовых дорогах, а автомобили пускали по пыльным обочинам. А что, разве не было хлопкоуборочных комбайнов? Разумеется, были, но только ручная сборка обеспечивала высшее качество хлопка-сырца, который государство покупало у хозяйств по более высокой цене.

Перед «мобилизацией» на хлопок на школьной линейке каждому классу объявляли, в каком хозяйстве и в какой бригаде предстоит работать. Обычно это были близлежащие колхозы, куда нас возили на бортовых грузовиках. На месте каждому выдавали кусок грубого хлопчатобумажного полотна. Два его конца завязывались на поясе, два — на шее. Получался фартук с ёмкостью – как у кенгуру. В полусогнутом состоянии мы шли по полю, строго по рядам, вынимали из распустившихся коробочек волокно и складывали в фартук. Набрав килограммов семь-восемь, фартук опорожняли в свою кучку. После того как в ней скапливалось килограммов пятнадцать - двадцать, хлопок увязывали в тюк тем же фартуком, поднимали его на голову и несли к шейпану[41], где стояли весы и была оборудована площадка для его дополнительной сушки.

Приемщик взвешивал тюк и отмечал вес в списке. За день работы каждый из нас обязан был собрать пятьдесят килограммов. Платили школьникам по 3 копейки за килограмм – то есть этот труд был сродни рабскому и мало ценился. Были у нас и рекордсмены, которые почти всегда собирали больше нормы, а иногда и более сотни килограммов. К ним относился Валера Жулейко — комсомольский активист из нашего класса. Ему, по истечению хлопковой компании, на школьной линейке, наряду с другими передовиками, всегда вручали почетные грамоты. Я лишь однажды, напрягшись «из всех сухожилий», себе на память собрал заветную сотню. Что касается Валеры - он был необыкновенно волевым и собранным человеком, по утрам бегал, упорно учился, окончил Ташкентский политехнический институт, там же работал в системе ВПК. К сожалению, его следы для меня затерялись.

За два с половиной месяца работы под палящим солнцем каждый из школьников собирал около четырех тонн хлопка, зарабатывая чуть больше ста рублей. При этом мы брали с собой из дому еду, изнашивали одежду и обувь. Неплохой бизнес делало государство, да и вороватые чиновники себя не забывали — стоит лишь вспомнить нашумевшие в свое время узбекские «хлопковые дела»… Но нас тогда, если что и беспокоило во время сбора хлопка, так это боль в пояснице. Все остальное было прекрасно, как сама юность!

В Кара-Су переработкой хлопка занимались два предприятия: хлопкоочистительный и маслоэкстракционный заводы. На «хлопзавод», как мы его называли, во время сбора урожая со всех колхозных полей вереницей ехали колесные трактора с четырьмя-пятью тележками, с высокими наращенными бортами гружеными сырцом. Там шла государственная приемка, а затем хлопок укладывался в огромные бурты прямоугольной формы длиной 20–30 и высотой метров шесть. Для предотвращения самовозгорания хлопка, на уровне земли в буртах проделывались вентиляционные галереи размером почти в рост человека. От атмосферных осадков бурты укрывались брезентом. Этот хлопок в буртах был сырьем для очистительного завода, который работал на нем почти до нового урожая: волокно очищалось от семян и отправлялось в Россию, в основном в Иваново — «город невест». Хлопзавод выбрасывал в воздух мелкие ворсинки хлопка, наподобие тополиного пуха. Они покрывали весь город и были повсюду — на земле, на крышах, на проводах.

Хлопковые семена служили сырьем для маслоэкстракционного завода, расположенного рядом с хлопкоочистительным. Между двумя заводами, на металлических опорах был проложен ленточный транспортер, по которому переправлялись хлопковые семена. Из семян получали хлопковое масло и хозяйственное мыло — эту продукцию нам показывали на экскурсии. Сейчас ни хлопзавода, ни маслозавода в Кара-Су нет – всё ушло в Китай в качестве металлолома. Землю, как и в России, разделили на клочки, но хлопок уже не выращивают, поскольку не могут конкурировать с Узбекистаном и Таджикистаном.

Помню, как в 1957 году сотрудники отца впервые принимали пробные телевизионные передачи из Ташкента в черно-белом смутном и неустойчивом изображении. Но и это воспринималось как чудо. Тогда же летом, во время школьных каникул, я заработал свои первые в жизни деньги в бригаде электромонтеров связи. Техники у нас не было ни какой. В сорокаградусную жару, с помощью лома и лопат мы копали ямы для радиотелефонных опор, а затем, с помощью подобия «ухватов» на длинных черенках, устанавливали их вертикально. Деревянные опоры против гниения были пропитаны маслянистым креозотовым раствором чёрного цвета. Креозот на жаре плавился, пузырился и были случаи, когда поднявшись метров на 5-6, я соскальзывал на монтёрских когтях вниз. Затем пришел опыт, позволявший уверенно подниматься на опору подолгу находиться наверху и выполнять работу по монтажу изоляторов и натяжке проводов.

В школе у нас была дружная баскетбольная команда. Мы ездили в областной центр г. Ош не только на областные школьные соревнования, но и, за неимением взрослой команды представляли свой район на взрослых турнирах. Да и вообще наступила пора взросления – спорт, первая влюблённость - наши девочки, с которыми мы ходили в кино и гуляли по вечерам.

В памяти такой случай. В девятом параллельном классе появилась новая ученица, звали её Галя Лежачёва. Так получилось, что в эту стройную симпатичную блондинку одновременно влюбился я и мой одноклассник Вадим Харьянов. К тому времени нравы изменились и соперники своё право не выясняли в кулачном поединке, да и шансов у меня не было – Вадим был силач в тяжелой весовой категории. Наш вопрос решался цивилизовано - выбор должна была сделать Галя. Посредницей выступала Зоя Назарова – наша одноклассница – активная, добрая девочка. Всё решалось на вечеринке 7-го ноября у неё на квартире, где в отсутствии родителей собрался наш «бомонд». Девочки накрывали столы, а мы с Вадимом в палисаднике ждали решения Гали, при этом он нервно курил. И вот, наконец, Зоя подошла к нам и объявила: «Вадим! Ты не обижайся, Галя выбрала Юру! Вадим, не глядя на меня, пожал мне руку. За столом я уже сидел рядом с Галей, а затем в первый раз пошел провожать её домой. Всё было хорошо. Мы с Галей в начале робко, а затем отчаянно целовались, но не более, гуляли, ходили в кино, однако до сих пор не могу объяснить почему, наши отношения к концу учебного года плавно перешли в дружеские. В десятом классе я уже дружил с Валей Михайловой – очень сдержанной девушкой. У неё были глаза с «поволокой» и две толстых русых косы.

После окончания школы мы с Галей посылали друг другу поздравительные открытки, но бедная девочка, работая в Ошской геологической партии, через два года погибла в горах Памира. Много позже, в память о ней сложилось стихотворение со строкой: «Девочка милая в платьице белом - светлая память во мне поседелом».

Теперь, задним числом, я задаюсь вопросом:

- Зачем надо было соперничать с Вадимом? Это был отличный парень! Галя была замечательной девушкой! С ним, её судьба, возможно сложилась бы по-другому. Вадим стал дружить с Валей Зиновьевой из параллельного класса, отслужив армию, женился на ней. Во Фрунзе они работали, окончили вечерний политехнический институт, у них было двое детей и мы постоянно поддерживали связь.

Однако я отвлёкся и далеко «забежал» вперёд, поскольку пока что нас ждали выпускные экзамены в школе. Вспоминаю последнюю школьную линейку, последний звонок, цветы от первоклассников — все традиционно, а на душе легкая тревога, вызванная неизбежностью предстоящей потери близкого и привычного того, что окружало все предыдущие годы. И вот, после экзаменов актовый зал, торжественные родители, девочки в нарядных светлых платьях, ребята в белых рубашках и тёмных брюках.

Сегодня, подлая система, превратила выпускные школьные вечера в «ярмарку тщеславия». Дети, в основном воров и взяточников щеголяют друг перед другом в неимоверно дорогих нарядах и украшениях, морально превращая детей бедных родителей в изгоев. При этом некоторые родители, по своей глупости, чтобы их ребёнок выглядел не хуже других, берут кредит, залезая в долговую яму. Хотя, на мой взгляд, эта ситуация, еще один повод для воспитания из своего ребёнка гражданина и будущего «бойца» за социальную справедливость, а не приспособленца.

А тогда, каждому из нас, торжественно вручили Аттестат зрелости – путёвка в жизнь! И это были первые часы нашей еще не самостоятельной, но формально взрослой жизни. Впервые в присутствии учителей и родителей мы пили шампанское. Под радиолу танцуем вальсы, фокстроты и танго, которые довольно скоро превратятся в ретро. Смех, веселье и прогулка до утра. В тот вечер, вальс выпускников из недавно вышедшего на экраны кинофильма «Разные судьбы» звучал для нас романтично, а не с грустью и ностальгией как это будет позднее:

Мы и расстались с ним весело и беспечно. И не было среди нас «мудреца», который бы предложил отметить это «событие»… минутой молчания, отрезвив нас заявлением:

- Ребята, внимательно оглянитесь вокруг! Многие из нас больше никогда не увидят нашу школу, своих учителей и друг – друга. После этого вечера жизнь вовлечёт нас в гонку с бесконечными препятствиями: дальнейшая учёба, работа, обустройство семейной жизни, заботы о детях и внуках. В результате, к 80-ти годам, от нас остаётся горстка людей ничего общего не имеющими с самими собой, «стартующими» в жизнь сегодня. И доживать мы будем во времени «где всё ни то, и всё чужое!». Однако «мудреца» и провидца среди нас не нашлось, но именно так всё и вышло.

Наше поколение – это поколение патриотов и не потому, что мы были пионерами и комсомольцами. А потому, что с самого детства мы видели «с чего начинается родина». Патриотизм это состояние души, которое формировалось правильным воспитанием в школе, нашей славной историей, нашими героями, здоровой семьёй, справедливостью. Патриотизм не воспитаешь дежурным парадом раз в год на Красной площади среди продажной элиты с двумя гражданствами, среди пересмешников над нашей историей и культурой, среди тех, кто «из грязи в князи»: коррупционеров, воров, мошенников, среди вопиющей несправедливости.

Дружные в школе, мы так же дружно выпорхнули из нашего провинциального городка в жизнь, заманчивую и, как нам казалось, бесконечную. Молодые и беспечные, мы откладывали возможность собраться в школе, чтобы отдать ей дань памяти, а самим подвести первые итоги, но так и не собрались. Развал Советского Союза и вовсе лишил нас такой возможности. Некоторым особо романтичным натурам приходится расплачиваться за это щемящей ностальгией и осознанием того, что в тот выпускной вечер завершилась не просто определённая часть жизни, а лучшая её часть. Поэтому школьные годы – моё бесценное достояние, моё «прекрасное далёко», к которому я возвращаюсь как к «чистому истоку». В душе они навсегда, несмотря на то, что «годы летят, наши годы как птицы летят…» складываясь в десятилетия и было это так давно, словно в другой жизни.

В Нарыне и Кара-Су я застал учителей еще сталинской закалки. Уровень их профессионализма был высочайший. Это были настоящие интеллигенты, от мозга до костей. Таких учителей уже давно нет и не будет. Это были не просто учителя, а настоящие подвижники, служившие не за страх, а за совесть, буквально не жалея себя.

В благодарной памяти остались наши карасуйские учителя: Акельев Николай Александрович, Щербакова Вера Александровна, Юдин Иван Иванович, Гончаров Михаил Борисович и другие. Мои одноклассники 10«а» и ребята 10«б»: Витя Дудников, Вадим Харьянов, Валера Жулейко, Гена Маклаков, Толик Скворцов, Валентин Власов Галя Лежачёва, Валя Михайлова, Галя Беганова, Зоя Назарова, Валя Зиновьева и все остальные.

Некоторые наши выпускники - крепкие парни, получив аттестат зрелости, собирались поступать в военные училища, однако «Человек полагает, а Бог располагает». На городской танцплощадке, в защиту русской девушки, между ними и узбеками произошла серьёзная драка. Было заведено уголовное дело и тогда, они срочно подались кто куда – в том числе и на службу в армию. Как ни странно, в военное училище, а именно Ташкентское общевойсковое командное училище, поступил только Толик Скворцов – не спортивный, не активный, скромный, но умный, высокий, стройный. Через год, в 1959 году, я приехал домой в отпуск - встретил Анатолия и, не узнал его. Он возмужал, в характере появились явно выраженные мужские черты - результат армейского образа жизни. Когда на ж.д. вокзале в Кара-Су мы провожали его в Ташкент, он был в новенькой курсантской форме обтянутой портупеей с офицерским планшетом. Перед отходом поезда он достал плоскую фляжку, набор миниатюрных металлических рюмок, разделил плитку шоколада со словами: «Коньяк закусывают шоколадом!» и, разлил содержимое фляжки по рюмкам. В тот момент я наповал был сражен подобным действом и почувствовал себя примитивным провинциалом.

Увы, эта встреча оказалась последней. На память осталось фото военного курсанта Анатолия Скворцова. Был слух, что он приезжал в Кара-Су после окончания училища в отпуск из Германии с женой и ребёнком. Но где он сейчас? Бог знает! Возможно, погиб в Афганистане, а возможно в отставке и занимается пчёлами по примеру своего отца. Все попытки найти его в интернете безуспешны. Анатолий был моим соседом и до сих пор в подсознании звучит голос его мамы припозднившемуся школьнику:

«Анато…ля, домой!».

После выпускного, время неотвратимо и безжалостно стало отсчитывать года и десятилетия. Уже нет в живых наших родителей, наших учителей и многих однокашников. Как к этому относиться? Остаётся утешиться словами Жуковского:

«Не говори с тоской их нет, а с благодарностию – были».

В начале 2019- го, Витя Дудников, из своего архива, прислал мне по скайпу уникальную фотографию. На ней только девочки из двух наших 10 -х. классов перед тем, как идти в актовый зал на выпускной вечер. Некоторых я не узнаю, других узнаю, но не помню - как звали. Четверо из них оставили неизгладимую память. Это Галя Лежачёва и Зоя Назарова. А с Галей Бегановой и Валей Михайловой (девичьи фамилии) - мы общаемся по интернету. Раз, за разом я обращался к этому фото – увеличивал его, рассматривал отдельные лица, открыл для себя новые черты характеров. Тягу к этому фото могу объяснить разве что следующим четверостишием:

Юность! Приходит время и она покидает нас, оставаясь «на том берегу…», как горькая услада воспоминаний. А Карасу – моя малая родина, как нигде для меня – еще и цветущая, пышная белая акация. Она росла на школьном дворе и заглядывала в окна нашего класса на втором этаже, она росла вдоль моей улицы. Мы рвали её душистые гроздья и лакомились ими. Наконец, это замечательный фильм по оперетте И. Дунаевского «Белая акация», вышедшего в прокат весной нашего выпускного 1958 года.

Дорогая! Любимая! Родная моя школа! Спасибо тебе и низкий поклон за всё! Часть моей души навсегда осталась с тобой, с учителями и одноклассниками!

Иссык-Куль, совхоз «Оргочор». 1958 год.

Иссык-Куль - самое большое бессточное озеро в Киргизии. Оно входит в 25 крупнейших по площади озёр мира и на шестом месте в списке самых глубоких озёр. Расположено в северо-восточной части республики, между хребтами Северного Тянь-Шаня: Кюнгей Ала-Тоо и Терскей Ала-Тоо на высоте 1609 м над уровнем моря. Озеро является самым большим водоемом Средней Азии: длина его 178 километров, максимальная ширина 68 километров, средняя глубина 278 метров (наибольшая глубина озера 668 метров).

В озеро впадает до 80 сравнительно небольших притоков. Из них, наибольшими, являются Тюп и Джергалан, впадающие с востока. В западной части к озеру очень близко подходит река Чу, но затем оно резко меняет направление и по Боомскому ущелью течёт в Чуйскую долину. Первое упоминание об Иссык-Куле встречается в китайских летописях конца II века до нашей эры, где оно называется Же-Хай, что означает «тёплое море». Однако научное изучение озера началось только в XIX веке российским учёным Петром Семёновым Тян - Шанским.

В 1856 году, когда Петр Семёнов, первым из европейцев через горы, из Верного, вышел к Иссык-Кулю, он дал ему такую характеристику: «Голубая жемчужина в серебряном ожерелье!». И действительно, озеро окаймляют горы, вершины которых покрыты вечными снегами, а вода отражает нежно - голубое небо.

Город Пржевальск — центр одноименного уезда, а затем области, по указу царя в 1889 году был назван в честь генералмайора Николая Михайловича Пржевальского (1839–1888), русского путешественника и натуралиста, с 1864 года действительного члена Географического общества и почетного члена Ака демии наук, осуществившего несколько экспедиций в Среднюю Азию. В 1888 году он отправился в свое пятое путешествие, где во время охоты в районе реки Кара-Балта в предгорье Чуйской долины, выпил речной воды и заразился брюшным тифом. По дороге в посёлок Каракол на восточной оконечности Иссык-Куля Пржевальский почувствовал себя плохо, а по прибытии в Каракол совсем слег. Через несколько дней он скончался.

По его желанию, похоронен был на крутом берегу ИссыкКуля в 12 километрах от Каракола. В июне 1894 года на месте захоронения Николая Михайловича Пржевальского был открыт уникальный памятник, сооруженный на народные деньги. Высота памятника из Тянь-шаньского гранита 8,2 метра, ширина 2,5 метра, вес 365 т. Скала увенчана фигурой приземляющегося орла — символа ума и бесстрашия. В клюве орел держит оливковую ветвь — эмблему мирных завоеваний науки, а в когтях - полуразвернутую карту Средней Азии с маршрутом путешествий ученого.

Впервые, этот памятник я увидел в 1954 году, когда мне было 14 лет. Мы с отцом приезжали в гости к дяде по маминой линии Широкову Ивану Михайловичу в совхоз «Оргочор» на южном берегу Иссык-Куля. Памятник поразил меня своей необычайностью и совершенством. Кстати, Британское Королевское общество назвало Пржевальского «самым выдающимся путешественником мира». А сдержанный Чехов в некрологе великому путешественнику написал о нём с таким пафосом, с каким никогда ни о ком не писал. Что примечательно, по пути на Восточную оконечность озера по южному берегу, оба путешественника проходили по территории будущего совхоза «Оргочор» где волею судьбы мне, после окончания средней школы, предстояло жить и работать два года.

Территориально, Иссык-Кульска область - красивейший и благодатнейший край, занимает территорию озёрной котловины, а так же внутренние высокогорные районы, которые окружены хребтами центрального Тянь-Шаня. Исторически, киргизы, как и всюду, селились в предгорной зоне Иссык-Кульской котловины. Поэтому плодородные земли, расположенные в прибрежной зоне Иссык-Куля до появления первых русских переселенцев освоены не были. Огромным трудом они построили на Иссык-Куле населенные пункты и создали оросительные системы для полива пахотных земель.

Весной 1958 года, перед окончанием школы, я получил письмо от дяди Широкова Ивана Михайловича. Он по- прежнему работал директором совхоза «Оргочор». У него в семье был один ребёнок – мой двоюродный брат Миша, а в моей – четверо детей – я старший, и больной отец. В письме, дядя приглашал меня пожить в его семье, поработать, а затем определиться с будущим. Иван Михайлович, кроме всего прочего, вероятно, руководствовался тем, что Н. Хрущев - в то время Генеральный секретарь ЦК КПСС, обратился к молодежи с призывом не торопиться после школы поступать в институты. Он предлагал вначале поработать на производстве, набраться жизненного опыта, а затем более осознанно принимать решение - куда пойти учиться. При этом государство гарантировало включить студенческие годы в общий стаж работы. Так или иначе, я принял предложение дяди. Окончив школу в г. Кара-Су на Юге Киргизии я сел в поезд, который шел через Ташкент во Фрунзе, а оттуда автотранспортом продолжил путь на Иссык-Куль. Два года я жил в благоприятной среде своих родственников и работал в совхозе электриком, что и предопределило мой выбор будущей профессии.

Племсовхоз «Оргочор» был расположен в пяти километрах от райцентра Покровка и в тридцати километрах от областного центра города Пржевальск. Почему совхоз был? Да потому, что после развала Союза от него, как и от всех других хозяйств, остались «рожки да ножки». А тогда хозяйство было многоотраслевым, с опытно-селекционным уклоном в разведении овец тонкорунной породы. Если мне не изменяет память, овец было не менее 30 тысяч. Кроме того, имелись молочно-товарная ферма, свинарник, птичник, сады и пасека. Пахотные земли засевались зерновыми и кормовыми культурами. Высокопродуктивные породы тонкорунных овец совхоза «Оргочор» были представлены в Москве на ВДНХ.

Иван Михайлович был великим тружеником. Иногда мы не виделись по нескольку дней. Рано утром его уже не было дома, а поздно вечером, когда я спал, его еще не было. Выпускник Алма-атинского зооветеринарного института, заслуженный ветеринарный врач Киргизской ССР, он целиком отдавал себя работе. Киргизы, работники совхоза, говорили о нем: «Если бы все коммунисты были такими, как Иван Михайлович, мы бы построили коммунизм!». Значит, сомнения в части построения коммунизма у них были, вопреки уверениям Хрущева о том, что «нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме».

Да и как не быть этим сомнениям? Уже тогда, даже на местном уровне, имело место моральное разложение в среде партийных и советских руководителей. Так, визит в колхозы и совхозы районных «бонз» коими в основном в республике были представители титульной нации, непременно предусматривал «бешбармак» - пиршество, которое сопровождалось обильными возлияниями спиртного. Эти нравы были чужды Ивану Михайловичу. Районное начальство не любило его за это. Но «нет худа без добра». Позже его перевели в столицу г. Фрунзе, в Министерство сельского хозяйства начальником ветеринарного Управления.

Кстати, моё первое участие в «бешбармаке» связано с тем временем. Однажды, из Фрунзе в совхоз я ехал в личном москвиче совхозного парторга – вальяжной, высокомерной киргизки. За рулём был её сын - молодой парень. Солнце шло к закату. Мы ехали по южному берегу Иссык-Куля. Неожиданно машина свернула с трассы в киргизский кишлак и подъехала к одному из дворов. Из дома вышли хозяева - произошла традиционно теплая встреча хозяев с гостями. Сын парторга поставил меня в известность, о том, что здесь придётся здесь заночевать, иначе мы обидим хозяев, которые намерены готовить «бешбармак». Пока зарезали барана, пока варили его в огромном котле - наступила ночь. Мы сидели в большой комнате покрытой коврами, на специальных узких стёганых матрасах, свернув ноги калачиком и пили чай. Вокруг за нашими спинами лежали подушки для того, чтобы можно было изменить позу и облокотиться на них. И вот, наконец, в больших пиалах (кесе) женщины подали наваристый, необыкновенно вкусный бульон, а хозяин раздал каждому на соответствующей кости по куску мяса, сопровождая раздачу определёнными ритуальными комментариями.

Запивая мясо бульоном, я с трудом осилил свою порцию и шепнул сыну парторга, что я сыт до предела, на что он мне ответил, что это только прелюдия к нашему пиршеству и чтобы не обидеть хозяина надо участвовать во всех стадиях ритуала, сопровождающего «бешбармак». Не знаю, как я выдержал эту «пытку», но в памяти она сохранилась навсегда.

Второй раз в «бешбармаке» я участвовал, отдыхая в санатории «Голубой Иссык-Куль». Там познакомился с начальником Облводхоза из Пржевальска – интеллигентным киргизом, с которым у нас возникли приятельские отношения. Как-то он известил меня о том, что к нему приезжает жена и по этому поводу она организует «бешбармак». В числе гостей он хотел бы видеть и меня.

Это мероприятие проходило в частном киргизском доме на окраине города Чолпон-Ата, прилегающего к санаторию. Во время трапезы жена моего приятеля вела себя скромно, не выпячивала себя, в своём традиционном выступлении желала мужу хорошо отдохнуть и вернуться домой, где его с нетерпением ждут. Всё происходило в соответствии с вековым ритуалом, пристойно и благожелательно.

Однако вернёмся в юность. Жизнь в совхозе была вполне содержательной. Состав населения – в основном русские. Там имелась средняя школа, клуб с библиотекой, художественная самодеятельность, регулярный кинопрокат. Совхоз в своем штате имел спортивного работника и экипированную футбольную команду - к слову, в память о футболе у меня остался шрам на брови. Помню как после работы, разгорячённый футболом или волейболом, я вечером возвращался домой. В это время Лариса Петровна доила нашу любимую Зорьку. Я брал литровую банку, подставлял её и с благодарностью выпивал её до дна. Возможно, это и есть счастье, которое длилось годами и которое ценишь позже.

Иван Михайлович директорствовал в совхозе но, как и все жители села, имел подсобное хозяйство: у нас были корова, куры, гуси, две свиньи. В мои обязанности входила ежедневная раздача корма, чистка коровника и свинарника. Кроме того, я «заведовал» ручным молочным сепаратором — обрат шел свиньям, а из сливок мы делали сметану. Самым нудным занятием было вручную на маслобойке сбивать из сливок масло!

Тетя, Лариса Петровна, врач-терапевт, рано утром доила нашу Зорьку и уезжала на попутном автобусе за 5 километров на работу в Покровку - в районную поликлинику. По возвращении ее ждали вечерняя дойка и другие домашние дела. В то время ей было тридцать шесть, и она всё успевала и никогда ни на что не жаловалась. Лишь однажды я увидел в ее глазах слезы: нашу корову Зорьку первой, в качестве примера для частных подворий, погнали в совхозное стадо - так на практике реализовывалась очередная «инновация» Хрущева.

По выходным в клубе были танцы, после которых, можно было проводить девушку домой. Пора взросления, не будем лицемерить, давала о себе знать. Однако целомудрие, воспитанное всем образом жизни того времени (не буду говорить за всех), держало меня в положении молодого волка которому, по Высоцкому, было запрещено пересекать красные флажки. Под «флажками» я подразумеваю интимные отношения. Однако жизнь распорядилась по своему, ведь «это» - рано или поздно происходит со всеми. Дело в том, что в Покровке жила сводная сестра Ларисы Петровны - полная её противоположность. Если Ларисе Петровне была сама скромность, то её сестра была яркой, сексуальной женщиной. Её дочь Лариса – была в маму. В девятом классе у ней случилась любовь с одноклассником да такая, что они решили пожениться и продолжить учёбу в вечерней школе. Эта идея не была поддержана родителями и тогда… они сбежали к родственникам в Россию. Там они прожили более года, а когда «невеста» забеременела - вернулись обратно. У них родилась девочка, которой на тот момент было годика три.

С некоторых пор, накопив бельё для стирки, Лариса стала приезжать к своей тёте - то есть к нам, для стирки белья в дефицитной, на тот момент стиральной машине с ручным отжимом. Она приезжала вечером и оставалась ночевать. Не знаю, как случилось, но однажды, сидя на диване перед телевизором, за спиной моего двоюродного брата второклассника, наши пальцы доверительно сплелись. А поскольку Лариса спала в «моей» комнате – другого места не было, то я, с её позволения, оказался с ней в постели. До этого у меня не было опыта «про это», но с по мощью Ларисы всё образумилось. Так я стал мужчиной. Однако «красные флажки» по отношению к целомудренным девушкам это не отменило. Позднее, студентом, я никогда не злоупотреблял доверием влюблённых в меня подруг. На меня довлела ответственность за них – «а что потом?».

В Покровке Лариса окончила вечернюю школу, разошлась со своей первой любовью, а вскоре, с родителями переехала в Целиноград (в дальнейшем Астана и Нур Султан - новые столицы Казахстана). Там она окончила строительный факультет ВУЗа и работала одним из руководителей проектного института.

И конечно, в совхозе была комсомольская организация. Однажды, как по тревоге, в конце рабочего дня, собрали комсомольцев и молодежь и обратились с просьбой срочно разгрузить на пристани Покровка баржу с комбикормом. К разгрузке приступили вечером. Мы спускались в трюм баржи, вручную загружали мешки комбикормом, по трапу поднимались из трюма и выгружали содержимое в грузовики. Работая, мы подбадривали друг друга шутками, даже вспоминали строительство узкоколейки, описанное Николаем Островским в книге «Как закалялась сталь». Разгрузку закончили к утру и устали так, что едва держась на ногах. Да, мы были патриотичными и возможно наивными, да и сейчас в чем-то остались таковыми, но я об этом никогда не жалел. Возможно поэтому, в новейшее время, презираю западное пресмыкательство двуличных, меркантильных людей в верхних эшелонах власти.

Другой раз в предгорье мы заготавливали сено. Из-за крутизны склонов ни тракторная, ни автомобильная техника были неприменимы. Траву косили конными косилками, сено в валки собирали конными граблями, затем валки сена, вилами складывали на волокуши (брус с закреплёнными в отверстия ветвями) в кои были запряжены быки и подвозили сено к стогу. Там мы резко разворачивали быка на 180 градусов, и волокуша с сеном, опрокидываясь, превращалась в самосвал. Самым опытным из нас доверялось формировать стог сена. Вся тонкость была в том, чтобы «увязывать углы» - гарантия устойчивости стога, который достигал 8-10 метров в длину и 4 - 5 метров в высоту. На сенозаготовке мы проработали месяц. Жили в палатках в окружении уникальной природы с тянь-шаньскими елями, берёзами и зарослями рябины. Рядом протекали горные ручьи с хрустально чистой водой. Вскоре я освоил все навыки заготовки сена. В память об этом сохранилось несколько фотографий.

Иван Михайлович - происходил из семиреченских казаков и единственный в многодетной семье получил высшее образование – окончил Алма – Атинский Зооветеринарный институт. Как мог, помогал своим сёстрам и брату. Он никогда не повышал голоса, не употреблял нецензурную брань, но умел настоять на своем, если это было необходимо. У него было замечательное качество, мало того, что он считал своим долгом заботиться о родителях, братьях и сёстрах, так еще и объединял близких и дальних родственников. Традиционно, раз в год, он собирал в своём доме всех вместе. Эти встречи во Фрунзе сплачивали нас и оставили память на всю жизнь. К сожалению, эту традицию не поддержали следующие поколения. Родственники территориально разбросаны, разобщены и теперь даже племянники не знают друг - друга. Забвение своего рода-племени является одной из причин отсутствия этнической солидарности русских со всеми вытекающими последствиями.

Тётя - Лариса Петровна, на мой взгляд, была человеком совершенным. До глубокой старости она имела просветленное, благородное чело. Она никогда никого не осуждала, не выходила из себя, а к житейским невзгодам относилась с природным юмором. Это качество было у нее от отца - Петра Николаевича, которого я знал лично. Корни Ларисы Петровны в Самаре. По материнской линии она происходила из духовных лиц, а по отцовской — из купеческой среды, хотя отец Ларисы Петровны — Пётр Алексеевич Степницкий - был офицером царской армии. Во время гражданской войны штабс-капитаном воевал в армии Колчака. Вместе с армией отступал до Дальнего Востока. Затем раздумал перебираться за кордон, развернулся и инкогнито отправился в Киргизию к одному из родственников. Там, скрывая свое прошлое, прикинулся «шлангом», со временем обосновался во Фрунзе, работал мелким служащим.

В киргизской столице Лариса Петровна окончила школу, а в 1947 году — медицинский институт. Лариса Петровна была очень образованна. Помню, в Оргочоре у нас на веранде стоял приемник, который вещал на весь двор. Когда вместо песен советских композиторов звучала классика, я тут же искал другую волну. Тетя заметила это и на примерах популярных произведений классики стала рассказывать мне о композиторах, пояснять, что такое опера, балет, симфония, камерная музыка — вот так, ненавязчиво, она прививала мне интерес к отторгаемому, в силу моей дикости, миру классической музыки.

Как-то она рассказала, что во время войны, будучи студентами, они находились на сельхозработах в десяти километрах от Фрунзе. В это время в городском кинотеатре «Ала-Тоо» шел американский фильм «Большой вальс». Узнав об этом, Лариса Петровна и ее подруга вечером, после работы, отправились в город, посмотрели фильм и счастливые, почти к утру вернулись обратно. Я сразу решил для себя - при случае непременно посмотрю этот фильм!

Дядя с тетей были людьми удивительной доброты, этот союз был исключительно позитивным воплощением космического закона «подобное притягивает подобное». Нельзя было не оценить их благородство, обаяние и культуру, честность и трудолюбие - они всегда и везде пользовались уважением окружающих.

Иссык-Куль… Целые поколения жителей Киргизии, начиная с пионерского возраста, проводили лето на его гостеприимных берегах! А вот Н.П. Костомарская, представитель Российской Академии наук вначале 2000-х годов, побывавшая в Киргизии и на Иссык-Куле для сбора материалов к своей диссертации, утверждала:

«В советское время цивилизованный отдых на Иссык-Куле могли позволить себе лишь избранные, поскольку почти вся собственно курортная инфраструктура сводилась к нескольким санаториям для высшей партийной номенклатуры. Остальные довольствовались «диким отдыхом».

Либеральная чушь и предвзятость! Уже в семидесятые годы все крупные республиканские ведомства имели здесь стационарные пансионаты и пионерские лагеря. Кроме того, в Чолпон-Ате функционировал специализированный детский санаторий и профсоюзные оздоровительные учреждения: санаторий «Голубой Иссык-Куль» и дом отдыха «Чолпон-Ата».

Множество пионерских лагерей работали в три потока. Помню свой первый пионерский лагерь геологов в 1952 году. Столовая размещалась в капитальном здании, а жили мы в огромных палатках. Купались вдоволь, загорали, ходили на веслах, стирая ладони до волдырей, присутствовали на выемке рыбаками невода, полного рыбы — незабываемое и счастливое время!

Однажды в лагере появилась съемочная группа «Мосфильма». По словам режиссера, они снимали киножурнал для показа в странах социалистического лагеря. Я был горнистом и по сценарию киножурнал начинался с моего сигнала «подъем» — пионеры дружно выбегали из палаток на зарядку. Нам рассказывали про актёров Мосфильма, интересные истории, происходившие на съемках тех или иных художественных фильмов и про разные киношные приемы. Этот киножурнал, наверное, хранится в архивах «Мосфильма».

На следующий год, из-за проблемы со здоровьем, попал в детский санаторий «Чолпон-Ата». Там мы жили в стационарных палатах. В отличие от пионерского лагеря, в санатории все было регламентировано до абсурда. Купались и загорали голышом и «по науке» - строго по секундомеру, и конечно мальчики отдельно, девочки отдельно в разное время. Загорали по команде - лечь на живот, на левый бок, на правый, на спину! Нас это смешило и раздражало. В воду почти не пускали, и это было самое обидное. Когда загорали девочки, мы, несколько мальчишек, подползали поближе и с крутого бархана подглядывали. Но я ничего толком не мог рассмотреть, так как у меня, как оказалось, начала прогрессировать близорукость.

Хочу более подробно остановиться на истории заселения Прииссыккулья нашими соотечественниками - русскими крестьянами – переселенцами из Российской Империи.

Известный русский путешественник, последователь П.П. Семёнова Тян - Шанского – П. Северцов, во время своего путешествия, в записках 1867 года упомянул о встрече с первым крестьянином-ходоком, добравшимся до Иссык-Куля и жившим там уже два года. Звали его Пётр Иванович Трофименцев – лет сорока, высокий, русобородый. При нём была жена Анна, малолетний сын Семён и дочь Маша.

Пётр Трофименцев прибыл в Семиречье с обозом пересе ленцев из Самарской губернии. Сперва он жил около крепости Верный, затем перебрался за Кунгей-Алатау. Он работал на постройке Аксуйского укрепления. На Иссык-Куле обосновался среди джуукинских киргизов. Сошелся с местными кочевниками, изучил киргизский язык. Мастер на все руки – он построил мельницу, приобрёл лошадей, засеял пшеницей киргизские поля с оплатой из урожая. Затем стал промышлять извозом: возил хлеб и поставлял муку на Аксуйский пост. Трофименцев написал письма своим друзьям-землякам, которые стали новыми поселенцами в крае.

В 1871 году в Ак-Су было уже 215 дворов. Отношение первых переселенцев с местными иссык-кульскими жителями сразу сложились добрососедскими и дружественными. К 1902 г. построили школу. Первые учителя прибыли из Верного: Аграфена Фёдоровна и Ольга Кирилловна. По данным старожилов и Каракольского краеведческого музея, именно Пётр Иванович Трофименцев был один из первых переселенцев Прииссыккулья.

А вот рассказ Игната Ивановича Фогочёва, несколько позже с товарищами два месяца добиравшегося в Ак-су с семьёй и тремя детьми.

«Меня,- говорил он,- как только вступили на землю Прииссыккулья, очаровали своей первозданной красотой голубой Иссык-Куль в ожерелье величественных гор, прекрасная природа. Горные реки с чистой, как хрусталь водой, радушное киргизское гостеприимство, Понравилось село, расположенное на крутом берегу бурной реки Ак-су (Белая вода), красиво вписавшееся в горный ландшафт».

Вскоре на этом месте вырастет город Каракол (Пржевальск), ставший областным центром Иссык-Кульского уезда.

Первые жители села Тюп (Преображенское) были крестьянами–переселенцами из Калужской губернии. Это Семён Кулагин и Михаил Тюрин. Бывшие крепостные, простые труженики, они появились здесь в конце 1860-х годов. Работали в поте лица: заготовляли лес, носили камни, гравий, расчищали площадки под дома. Семён Кулагин сознавал, что надо завоевать доверие местных жителей и потому предупреждал односельчан:

«Мы должны уважать киргизов, ведь мы приехали не на время.

Надо жить в мире, а насильно никому мил не будешь».

Именно по этим людям «дети гор» судили о России и русском народе. Семёна Кулагина избрали старостой села. Здесь же на сходе решили назвать посёлок Преображенским. Киргизы же называли его «орусиянын кыштагы» - «русское село». В 1881 году в селе было 423 двора. Дома строили вдоль дороги, которая шла из Пржевальска в Пишпек. Село заселили переселенцы из Курской, Воронежской, Полтавской, Харьковской и других губерний. Крестьяне занимались земледелием, пчеловодством, рыбной ловлей, охотой.

История известного уже нам села Покровка (Сливкино), рядом с «Оргочором» на южном берегу озера берёт своё начало с 1863 года, когда на реке Чон-Кызыл Су возник небольшой русский посёлок, основанный переселенцем Сливкиным. В 1872 году сюда приехали поселенцы Н.И. Федотов, В.С. Гребенщиков, Н.Ф. Свиридов, М.Н. Конкин. Дома ставили вдоль дорог с большими приусадебными участками. Вначале было четыре улицы: Средняя, Сергачи, Кавказская, Покровская. К 1875 году насчитывалось уже 300 дворов. Осенью того же года в честь православного праздника Покрова село назвали Покровкой. В 1885 году в селе появилась первая школа – вначале мужское одноклассное училище, преобразованное в двухклассное училище. Кто имел возможность учиться дальше, тот ехал в г. Каракол в мужское четырёхклассное училище.

Село Ананьево (Сазановка) основано в 1872 году. Первым поселенцем был Андрей Иванович Колесников. Затем появились ещё несколько семей, которые на первых порах приютились в овраге - удобном для строительства землянок. Крестьяне – переселенцы были из Воронежской, Курской, Харьковской, Полтавской, Астраханской, Тобольской и Томской губерний. Они получали наделы по 1 десятине на одну мужскую душу и стали строить дома вдоль почтового тракта Пишпек-Пржевальск. В 1872 по этой дороге прошла первая колёсная тройка, а с 1900 г. проложена первая почтовая линия. В 1909 появилось телеграфное отделение. Здесь располагалась волость, в селе были волостной старшина и сельский староста. В 1913 году в Сазановке были приходская, русско-туземная школа, почтово-телеграфное отделение, волостной суд, врачебный участок с врачом и фельдшером, ветврач.

Село Григорьевка было основано в 1910 году. Село ЧолпонАта - в дальнейшем центр курортной зоны - в 1912 году. До этого здесь был караван-сарай для проезжих купцов, а затем, Киселёвым, в 1905 году была организована конно-почтовая станция.

К Иссык-Кулю я испытываю особые чувства. Там, в пионерских лагерях, прошло моё счастливое детство – говорю об этом без иронии. Иссык-Куль доброжелательно принимал меня и в зрелом возрасте. Там, по профсоюзным путёвкам, я неоднократно отдыхал в замечательном санатории «Голубой ИссыкКуль» и доме отдыха «Чолпон-Ата».

В новейшее время я не отдыхал ни разу, нигде. На пенсии, наше так называемое российское «социальное государство», превратило меня в гражданина пережившего свою полезность и ставшего для него обузой.

В память об этом уникальном озере и том времени моё стихотворение:

Пролетели два года моей работы электриком в совхозе «Оргочор» и вот я в столице Казахстана Алма-Ате, в одном из красивейших городов Советского Союза - абитуриент Казахского национального университета, факультета энергетические и информационные системы. Вокруг меня демобилизованные военнослужащие советской армии, курсанты училищ, попавшие под сокращение армии по Хрущеву, такие же, как я производственники и совсем «зеленые» - выпускники средней школы.

В 1854 году, у подножия живописных снежных гор Заилийского Алатау, царским правительством был заложен форт Верный, который постепенно превратился из крепости в город Алма-Ата, в переводе с казахского - «отец яблок». Это название оправдано: в окрестностях города, в предгорной зоне, множество яблоневых садов, а алма-атинский «апорт» величиной с детскую голову — нечто уникальное. Здесь же всемирно известный высокогорный каток «Медео», который я помню поляной, граница которой была отмечена валунами, горнолыжная база «Чимбулак», международный центр альпинизма и один из маршрутов к пику Хан-Тенгри, высота которого 6995 метров над уровнем моря.

Во время вступительных экзаменов у кинотеатра ТЮЗ, я увидел афишу — «Большой вальс». Вот он, привет от любимой тети! — мелькнула мысль. Тут же приобрел билет на ближайший сеанс. Впечатление после просмотра фильма было необыкновенным! Праздник души, светлый и радостный! Я подошел к кассе и купил билет на следующий сеанс. На одном дыхании посмотрел фильм второй раз. Сейчас, по прошествии более полувека, тот день мне по прежнему напоминают слова известной песни:

С тех пор и на всю жизнь, в память о любимой тете и студенческой Алма – Ате, я остался верен фильму «Большой вальс». Более того, теперь у меня существует своеобразный ритуал: раз в год, зимой, уединиться, поставить кассету с этим фильмом — и снова окунуться в мир прекрасного, а заодно вспомнить «Оргочор», своих родных, студенческую юность.

Дважды подряд один и тот же фильм я смотрел еще только однажды: это была короткометражная картина «Метель» в кино зале «Хроника» который находился рядом с «Ала Тоо» во Фрунзе. Актеры - блистательная Алла Ларионова, Николай Рыбников и Эраст Гарин. Кстати рядом, на окраине сквера был еще один кинотеатр «Родина». В памяти о нём английский фильм «Козлёнок за два гроша».

Но вернемся в Алма-Ату, в лето 1960 года, к фильму «Большой вальс» режиссера Жюльена Дювивье, снятому в Голливуде в 1938 году и имевшему оглушительный мировой успех. Милица Корьюс — певица (колоратурное сопрано) и актриса, блестящая исполнительница роли Карлы Доннер. За эту работу она была номинирована на премию «Оскар». Сколько замечательных эпизодов в этом фильме! Чего стоит сцена раннего утра в Венском лесу[42], где главные герои фильма в романтической обстановке сочинили мелодию вальса «Сказки Венского леса», и непревзойденное исполнение этого вальса Милицей Корьюс!

Примечательно, что музыку к кинофильму написал композитор Дмитрий Темкин, он, как и Милица Корьюс были воспитанниками русской музыкальной школы. Таким образом, «Большой вальс» — отчасти русский фильм.

Успешно сдав вступительные экзамены, я поехал в совхоз попрощаться. Что касается друзей - подружек, то всё было как в известном хите со словами:

Конечно, было кому вспомнить меня, да и я не забываю ни кого и то замечательное время. Вскоре мои родственники переехали во Фрунзе - столицу Киргизии и мне, к сожалению, побывать в совхозе «Оргочор» больше так и не довелось. Последняя информация об «Оргчоре» - лето 2014 года. Там побывал мой двоюродный брат Михаил с сыном Иваном. Население и посёлок выросли в несколько раз, но нет там ни одного русского человека, и ничто уже не напоминает о нашем былом присутствии – обидно!

Вернулся в Алма-Ату. Вместо учёбы нас отправили на сельхозработы в Северный Казахстан. Для этого был сформирован специальный студенческий эшелон. В пути, вечером, мы отметили свое приобщение к студенческому братству. Пили кубинский ром популярный в то время. Утром, придя в себя, я тщетно пытался найти источник запаха керосина, пока более опытные ребята объяснили мне, что это моя индивидуальная реакция на ром вчерашнего застолья.

Наша группа сокурсников - человек двадцать пять, попала в Булаевский район Петропавловской области, почти у границы с Тюменской областью, в небольшую русскую деревню - одно из отделений колхоза или совхоза. Вокруг березовые леса. Жили мы в нескольких вагончиках. Работали на уборке зерновых — кто помощником комбайнера, а кто на зерновом току.

В деревне жил простой и доброжелательный народ. Они подкармливали нас солёными груздями, мёдом, сметаной, однако нравы были еще те - патриархальные. Когда наша Нина Пушкина яркая, с копной золотистых волос, проходила по деревенской улице в брючном костюме — бабульки плевали ей в след, а женщины неодобрительно шушукались. При этом местная трактористка прицепного комбайна — женщина средних лет, серьезная и обстоятельная, жаловалась на то, что в платье ей работать неудобно и даже опасно. По её словам, однажды подол широкой юбки попал в коленчатый вал и трактористка, только чудом не пострадала, оставшись в одних панталонах. «Но если я надену рабочий комбинезон, вся деревня меня осудит!» — добавила она.

Вскоре мы вернулись в Алма-Ату. Вначале, я жил в общежитии на Коперника (адрес общаги) с печным отоплением в комнате на шесть человек. Здесь, и на всю оставшуюся жизнь, я приобрел друга — Леню Кротова, доброго и светлой души человека. После завершения учебы Лёня был оставлен на кафедре «Теоретические основы электротехники», где проработал преподавателем до 75 лет.

Через год нас всех перевели в другое, не менее старое двухэтажное деревянное общежитие на территории Центрального парка культуры и отдыха им. Горького. До революции, здесь располагалась лесная школа. Парк был огромен и красив! Жить в таком необычном месте было интересно. Заниматься можно было даже на природе. Помню, как два негра, а их не часто можно было тогда встретить - взяли напрокат лодку. Сидя на берегу озера, я стал наблюдать за ними. Они сели в лодку, отчалили, а затем недоуменно стали обсуждать: зачем им дали два весла? В конечном итоге «лишнее» - за ненадобностью положили на дно лодки, а тот, что сидел на корме, стал привычно управляться одним веслом. Было забавно!

Много воспоминаний связано с нашим общежитием. Приведу одно из них. Вечер. В комнате тишина. Сидя на кроватях и обложившись учебниками, все корпят над курсовыми работами. И вдруг, в этой тишине прозвучало: «Эх, сейчас бы вареников с картошкой, замурзанных в сметане!». Я поднял голову. Витя Холодный сидел с отрешенным видом, и было видно, что всеми мыслями он был дома, в Семиречье, в родном Урджаре. Произнёс он эту фразу так, как это было принято у них.

Моя вузовская жизнь, в особенности на первых курсах, была нелегкой. Как и многие я учиться на стипендию. Приходилось подрабатывать на железной дороге разгрузкой саксаула из вагонов. Вечером, на электрической плитке, мы сами готовили ужин - так было экономней. Часто наш завтрак состоял из ломтя черного хлеба со сливочным маргарином и чая с сахаром. Больше года после окончания института я испытывал стойкую аллергию к чаю, а наличие маргарина в сливочном масле безошибочно определяю до сих пор.

Запомнился случай на алма-атинском базаре. Мы с Ермеком Мировым отправились на базар за продуктами. В конце буднего дня выбор был небольшой. Мой приятель подошел к мордастой тетке, и жалобным голосом обратился к ней:

- Тетенька, мы студенты, продайте нам картошку подешевле! - тетка нашлась быстро:

- Студенты! А потом начальниками станете! Не буду я вам продавать дешевле!

С другим однокурсником – Амантаем Шишингарином у меня связан другой памятный случай. На производственной практике в Кокчетавской области Казахстана в 1963 году мы набрали в библиотеке всяких книг. Я обратил внимание на то, что Амантай по вечерам сосредоточенно углубляется в одну из них. Поинтересовался, что он читает - оказалось сборник стихов Фета. Я был шокирован! Молодой казах из глубинки и увлечен Фетом!

К своему стыду слышать - то о поэте я слышал, но вот чтобы читать его стихи… Во мне заговорило любопытство, а возможно, и ущемленное самолюбие. Я тоже ознакомился с этим томиком Фета и с того времени осталось в памяти его четверостишие:

Как знать, возможно, этот эпизод сыграл не последнюю роль в том, что я — инженер, технарь — спустя сорок пять лет издам свой сборник стихов.

Амантай как-то рассказал, что его отца зовут Кенжитаем, а деда — Шишингары. С тех пор в шутку я часто здоровался с ним так: «Приветствую тебя, Амантай - сын Кенжитая, внук Шишингары!». В ответ этот сдержанный и немногословный парень доброжелательно улыбался.

Казахов и русских на нашем факультете было приблизительно поровну. Не помню ни одного конфликта на национальной почве. Комнаты в общежитии были на пять-шесть человек, жили мы, как правило, вперемешку, и теплые чувства ко многим студенческим друзьям-казахам сохранились на всю жизнь. Со мной в комнате жили отличные ребята казахи: Сыдихов Шапих, Миров Ермек, Сагинтаев Нуралы. В доброй памяти сокурсники: Набиев Жуагашты, Утарбаев Жетыбай, Бисенов, Бисенгалиев, Исламбакиев, Кожин, Кудасов и другие. В памяти наши девочки, а их на курсе из семидесяти студентов было четверо: Галя Кердод, Лариса Шабанова, Вера Тараева, Света Илюшина.

Своей неординарностью отличались городские ребята: Виктор Маценко, Николай Горшков, Анатолий Сухотерин, Мишка-татарин как мы его звали (фамилии не помню).

Помню Наташу – студентку геологического факультета Горного института, с которой я дружил и которую называл «геологиня». Судьба развела нас, но добрая память о чистой дружбе с этой милой девушкой осталась навсегда. Как - то, по моей просьбе, она на листочке записал слова «Шотландской застольной» Баха. С тех пор, в том числе и как память о ней, я с удовольствием слушаю это музыкальное произведение в лучшем, на мой взгляд, исполнении - русского баса Максима Дормидонтовича Михайлова.

Что касается преподавателей, среди них были те, кого я условно отношу к, увы, ушедшему поколению «зубров». Они являли собой профессионализм, большой жизненный опыт и высокую культуру. Считаю своим долгом привести несколько имен. Юрий Дмитриевич Зубков, заведующий кафедрой «Теоретические основы электротехники». Нередко, заметив, что мы утомились, он прерывал лекцию и для разрядки рассказывал интересные истории из своей жизни времен индустриализации страны. О его эрудиции говорит тот факт, что в двести томов «Библиотеки всемирной литературы», которая начала издаваться в 1968 году, вошло большинство из 100 книг, рекомендованных им на одной из лекций.

В число «зубров» входили наш первый декан факультета Алексей Андреевич Захаров, читавший курс «Станции, сети, системы», наш последний декан Хасан Тасбулатович Тасбулатов - курс «Электрический привод» и другие. В конце тридцатых годов Тасбулатов попал под колесо репрессий, но легко отделался - был отправлен на поселение в Киргизию. Узнав, что я из Киргизии, в шутку доброжелательно называл меня «киргизом».

Много памятных событий произошло в студенческие годы. Самое значительное из них - полет Юрия Гагарина в космос. Никогда не забуду тот яркий, солнечный апрельский день, энтузиазм и неподдельную радость людей. На мой взгляд, XX век отмечен двумя наиболее значимыми для нашей страны и нашего народа вехами - это День Победы 9 мая 1945 года и полет Юрия Гагарина 14 апреля 1961 года.

Важным в студенческие годы было прочтение рассказа Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» в журнале «Новый мир». Это был первый звонок к осознанию трагических событий времен культа личности Сталина. Тогда же, и вот уже более пятидесяти лет, я стал почитателем журнала «Иностранная литература». Сколько замечательных авторов и произведений было подарено мне этим журналом! Последние годы журнал стал антологией израильской литературы. Такова тенденция - всё что возглавляют или к чему прикасаются «либералы» – извращается и чахнет.

В 1963 году на экраны вышел американский боевик «Великолепная семерка» - незабываемый фильм, прорыв Голливуда в СССР. А вот группа «Битлз» не очень задела меня. Зато творчество Галича, Окуджавы и Высоцкого сразу и навсегда легло на душу!

В Алма-Ате у меня появилась уникальная возможность приобщиться и повысить свою театральную и музыкальную культуру. В то время по доступной цене можно было приобрести абонемент на просветительские концерты Казахского государственного симфонического оркестра. Они проходили в осеннезимний период дважды в месяц. Каждая встреча с оркестром посвящалась одному из композиторов. На сцену выходил ведущий, который рассказывал о биографии композитора и о его творчестве, об истории создания и содержания симфонического произведения, которое затем исполнял оркестр. До сих пор в памяти вечера, посвященные Чайковскому, Глинке, Мусоргскому, Моцарту, Равелю, Листу и другим композиторам.

Появилась привычка регулярно ходить в республиканский оперный театр. Билет на галерку стоил копейки, а когда в театре не было аншлага, после звонка можно было с комфортом расположиться и в партере. Помню замечательного казахского певца - баритона, народного артиста СССР Ермека Серкебаева в «Севильском цирюльнике». Позднее появился тенор, с высокой культурой исполнения, и тоже народный артист СССР Алибек Днишев. И конечно, в душе, в память о Казахстане, Алма -Ате и студенческих годах творчество Курмангазы (.1818-1889) в особенности его музыкальные произведения «Сары арка - Золотая степь» и «Ала-Тау». В моём понимании «Золотая степь» - это радость жизни, бесшабашная скачка на конях по осенней степи. «Ала-Тау» наполнено философским смыслом: бренность жизни на фоне гор, олицетворяющих вечность.

Студентом, в меру своих скромных возможностей, я начал приобретать пластинки классических произведений, заложив основу фонотеки. В общежитии прослыл меломаном. Помню, в нашу комнату влетел Борис Клаптенко и с пафосом обратился ко мне: «Ты слышал, как поет Борис Штоколов?» «Нет?» — «Послушай и запомни! Это второй Шаляпин!». Борис – высокий, крепкий парень поступил в институт сразу после службы в Морфлоте и ему, естественно, было особенно приятно, что Борис Штоколов в свое время окончил школу юнг и служил на крейсере «Киров».

Великий русский бас, народный артист СССР Борис Тимофеевич Штоколов родился 19 марта 1930 году, ушел из жизни 6 января 2005 года. Он достойно и по праву занимает место рядом с Шаляпином. Придёт время и он вернётся из нынешнего либерального небытия.

Пролетели пять лет незабываемой студенческой жизни. Тема моего диплома была неординарной, поэтому приходилось работать, руководствуясь специальной литературой и журнальными статьями. Руководителем дипломного проекта был начальник отдела одного из научно-исследовательских и проектных институтов. Дипломный проект был защищен на «отлично» и он предложил мне место в своём отделе с тем, чтобы я продолжил работу над кандидатской диссертацией. Однако от этого заманчивого предложения пришлось отказаться. В Киргизии меня ждала жена и годовалая дочь.

Увы! Мой первый ранний брак на четвёртом курсе оказался неудачным. Недаром сказано:

«Нет большей бессмыслицы, нежели плющ благоразумия на зелёных ветвях молодости».

Что касается диссертации, то «свято место пусто не бывает». Через несколько лет по приезду в Алма-Ату я навестил свой институт и на профильной кафедре встретился с молодым сотрудником Иваном Подгорным. Он сообщил, что защитил кандидатскую диссертацию по моей теме, листал мой дипломный проект.

Тогда же я поехал в Центральный парк имени Горького навестить свой студенческий дом, но меня ждало разочарование! Наше старое дореволюционной постройки общежитие исчезло. На этом месте была разбита прямоугольная цветочная клумба. Оставалось сесть на скамейку, погрустить и предаться воспоминаниям, как в стихотворении Эльдара Рязанова:

Последний раз, теперь уже в Алматы, я побывал в 2009 году. Неделю провёл с дорогим для меня студенческим другом Лёней Кротовым. Посетил памятные места моего студенческого города. Когда я подъехал к Alma mater(мой институт), появилось желание сделать несколько снимков красивого фасада главного здания, построенного на возвышенности. Неожиданно раскрылась массивная дверь и ко мне выбежал охранник, показывая жестом, чтобы я прекратил съемку. Приблизившись, он подтвердил запрет на съёмку. Чем это было вызвано, я так и не понял. Видимо тем, что эта громадина - теперь административное здание института.

А я помню свои студенческие годы - начала 60-х годов. Когда в предзимнюю сессию любил удалиться от общежитской суеты чтобы побыть одному. Для этого я брал учебник предстоящего экзамена, садился в четвёртый троллейбус, без пересадки приезжал часикам к семи вечера к этому корпусу института и нажимал звонок входной двери. Мне открывала бабуля – «божий одуванчик», я ставил её в известность, о том, что хочу позаниматься. Она возвращалась на своё место к своим спицам для вязанья, а я выбирал для себя любую аудиторию, включал свет и углублялся в источник знания. Через пару часов у меня был перерыв. Я отключал свет и подходил к одному из огромных окон. Передо мной, весь в фонарях - зимний проспект Абая, по нему сновали легковые машины и ходили троллейбусы, а на втором плане виднелись освещенные окна жилых, многоэтажных домов. И тогда, под воздействием романтической обстановки, я каждый раз начинал петь одну из своих любимых песен в исполнении Владимира Трошина «Ночной разговор»:

Как сказал поэт: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся», - через двадцать с небольшим лет я оказался в Москве на восьмом этаже.

Фрунзе - столица Киргизии. 1965 год.

После окончания института в 1965 году я вернулся в Киргизию. Свою производственную деятельность начал во Фрунзе мастером Чуйского предприятия электрических сетей «Киргизглавэнерго», Минэнерго СССР.

Город Фрунзе (ранее Пишпек) - ныне Бишкек, расположен в центральной части Чуйской долины у северного подножия Киргизского хребта. Город был назван в честь М.В.Фрунзе (18851925) – революционера, советского государственного и военного деятеля, крупного военачальника Красной армии во время гражданской войны, который родился в Пишпеке. Бишкек - в переводе на русский язык – мутовка для взбалтывания кумыса. Правда позднее появилась иная версия, что Бишкек это имя батыра (богатыря).

В 1825 году на территории современного Бишкека возникла крепость Пишпек, построенная по приказу Кокандского хана. Через 37 лет ее захватили русские войска, и было основано поселение, которое в 1878 году получило статус уездного города. В 1887 году в нем насчитывалось 6,6 тысячи жителей. Дореволюционный Пишпек больше походил на грязный и пыльный аул (деревню). Интенсивное развитие города началось после Октябрьской революции.

В конце XIX века, в Киргизии, как и повсюду в Центральной Азии наши предки, как я уже отмечал, селились всерьез и надолго. Гарантией служила мощь Российской империи, закрепившей к тому времени свое присутствие в Туркестане. Вот и потянулись многолюдные обозы русских переселенцев из Малороссии, Центральной России и с Урала. Путь был долгим и опасным. К горькому сожалению, мы - русские, мало помним своих предков - первых переселенцев, тех, кто заложил основы цивилизации в регионе с патриархально-феодальным уровнем развития, а ведь известно: «Кто не знает своего прошлого, у того нет будущего», - так и получается. Революция до нуля низвела заслуги и роль дореволюционных русских людей, огромным трудом создавших в Киргизии города и поселки, образование, здравоохранение, горнодобывающую промышленность, сельское хозяйство. Все стало не в счет! Одних отнесли к «кулакам», других — к иным классовым врагам советской власти.

К этой же категории были отнесены и так называемые «байманапские элементы», выступившие против реорганизационных мероприятий советской власти. Коллективизация, в конечном итоге, приводила к отчуждению экономической базы манапов, которые являлись представителями традиционной киргизской аристократии. По свидетельству крупнейшего исследователя Средней Азии академика В. Бартольда, манапами у киргизов становились «люди, выделявшиеся храбростью и мудростью…». И в тоже время, как говорится: «В семье не без урода», восстание в 1916 году было возглавлено частью манапов - политических авантюристов.

Киргизская аристократия и русские переселенцы пытались защищаться от большевиков. Советская история отметила имевшие место в 1918–1922 годах мятежи «кулаков» в Оше, ДжалалАбаде, Таласе, Тюпе, Нарыне, в Куршабской, Базар-Коргонской и Кегартской волостях. Упоминается в ней деятельность и ликвидация в 1920 году «Крестьянской армии». Канули в Лету имена недоуменных людей, которых уничтожали во имя «светлого будущего».

И всё же, каким образом Центральная Азия и Киргизия в частности, где кочевой народ перешел к оседлости только в конце 1930-х годов, а безграмотность среди взрослого населения была ликвидирована лишь к началу 1941 года, добилась социальных и экономических успехов? Объяснение простое. Киргизам, казахам, узбекам, таджикам, туркменам, не пришлось проходить долгий исторический путь из феодализма для того, чтобы приобщиться к цивилизации. В этом им помогла Россия и русские, начиная с того времени, когда появилась возможность приобщить коренное население в сферу русского языка, русской культуры, образования, науки и как следствие - развития национальной культуры.

В первых исследованиях природных богатств Киргизии участвовали П.П. Семенов Тян-Шанский, Н.М. Пржевальский, Н.А. Северцов, И.В. Мушкетов, А.П. Федченко, А.Н. Краснов и другие. После установления советской власти исследования продолжились. С 1928 года в Киргизию ежегодно направлялись экспедиции, велись важные для республики работы в области животноводства и пастбищного хозяйства, ихтиофауны озера Иссык-Куль, физической и экономической географии (Б.А. Лунин и др.). А в 1930 году для подъема сельского хозяйства из России прибыли первые «двадцатипятитысячники».

Первоочередной задачей советской власти была подготовка образованных кадров. На базе Киргизского института народного просвещения в 1928 году создаётся педагогический техникум (директор П.К. Юдахин). Среди первых его учеников были А. Молдыбаев, Г. Айтиев, К. Джантошев, М.Элебаев, К.Маликов, Дж. Боконбаев, А. Осмонов. Все они в дальнейшем сыграли большую роль в культурной жизни республики.

Усилиями РСФСР и русских кадров в Киргизии стремительно развивалось высшее образование. В 1939 году во Фрунзе открылся медицинский институт, а в годы Великой Отечественной войны – в 1943 году, в связи с эвакуацией в Киргизию ряда научных учреждений АН СССР и вузов, когда объем исследований резко возрос, был создан Киргизский филиал АН СССР, который долгое время возглавлял академик К.И. Скрябин. Русские ученые были основателями и руководителями всех научных отделений Академии наук. В 1944 году открылся сельскохозяйственный институт, в 1951-м — Государственный университет и Ошский государственный педагогический институт, в 1954-м Фрунзенский политехнический институт и национальная Академия наук. На этапе становления все учебные заведения в республике комплектовались преподавателями из России. То есть, в советское время в республику приезжали уже не крестьяне, туда направлялись учёные, педагоги, учителя, врачи, инженеры, высококвалифицированные рабочие. И вот уже появились государственный театр оперы и балета, киргизский и русский драматические театры, республиканская библиотека, филармония, институт искусств, музыкальные и общеобразовательные школы, печать, радиовещание и телевидение.

Развивалась промышленность строительных материалов, горнорудная, гидроэнергетика - каскады ГЭС на реке Нарын, легкая и пищевая промышленность, машиностроение и металлообработка. Строились водохранилища и оросительные каналы. По соответствующим квотам киргизам – выпускникам средних школ была предоставлена возможность учиться в вузах Москвы, Ленинграда, Киева, Риги и других крупных городов Союза.

Большой вклад в архитектуру республики внесли А.А. Градов, В.И. Ненароков, В.П. Шерстнев, Е.Г. Писарской, В.Е. Нусов, Г.П. Кутателадзе, В.В. Лузенко и другие. В становлении изобразительного искусства большую роль сыграли живописцы: В.В. Образцов, С.А. Чуйков и приехавшие сюда в 1930-е годы живописцы И.П. Гальченко, А.И. Игнатьев, скульптор О.М. Мануилова.

В области профессиональной киргизской музыки работали композиторы В.А. Власов, В.Г. Фере, М.Р. Раухвергер, Н.Р. Раков и другие. Возникновению профессионального киргизского театра предшествовала деятельность организованной в 1926 году музыкально-драматической студии под руководством Н.Н. Еленина, в которой сформировалось искусство первых киргизских актеров. Основы кинематографии закладывались режиссерами Ю. Герштейном, Б. Новиковым, А. Видугирисом, И. Моргачевым, Г. Дегальцевым, И. Гореликом и другими. Первый художественный фильм «Салтанат» был снят режиссером В.П. Прониным на «Мосфильме» в 1955 году.

Моя производственная деятельность совпала со временем пребывания на посту первого секретаря ЦК Компартии Киргизии Турдакуна Усубалиевича Усубалиева (с 1961 по 1985 годы). У меня, простого гражданина, в душе к нему и о том времени сохранились самые благоприятные впечатления. Т.У.Усубалиев начинал свою долгую и плодотворную карьеру сельским учителем в родном селе Кочкорка в 60 километрах от г. Рыбачье в сторону Нарына. Мне пришлось как-то две недели быть в командировке в этом райцентре во время расширения местной электроподстанции.

За время его работы секретарем ЦК, в республике было построено более 180 крупнейших промышленных предприятий, ГЭС, театры, музеи, объекты социальной сферы. Это было время созидания, а не застоя, как клевещут на сталинскую и брежневскую индустриальную эпоху российские либералы не способные на созидание в принципе. В брежневские годы, мы - производственники, застоя не чувствовали — постоянная напряженная работа была нашим образом жизни. Такая же обстановка была характерна и для сельского хозяйства тех лет, где специалистами работали мои родственники и братья. А причина на поверхности - проходят десятилетия, но российский либерализм и его ущербная политическая система ничего позитивного так и не внесла ни в промышленность, ни в сельское хозяйство, ни в социальную сферу, образование или медицину.

В то же время, «крысёныши», в основном гуманитарии, и тогда на кухнях занимались мышиной вознёй. Сейчас они, благодаря Ельцину и его наследникам «заматерели» и доминируют в экономике, культуре, СМИ. Представляю, каково было Турдакуну Усубалиеву, в пожилом возрасте, после развала СССР быть свидетелем тотального разрушения промышленности и сельского хозяйства Киргизии, слепо копирующей экономические «реформы» России.

Воспоминания о Т. Усубалиеве у меня связаны с двумя конкретными случаями. Первый произошел в 1975 году при пуске в эксплуатацию насосной станции «Тепке» на реке Джергалан, неподалеку от Пржевальска. Насосная станция предназначалась для орошения горных сельхозугодий. Помню, разрезали красную ленточку, Турдакун Усубалиевич нажал условную кнопку, в этот момент были запущены насосные агрегаты — пуск состоялся! Затем митинг, пресса — всё, как положено.

Второй, и курьёзный случай встречи с Т. Усубалиевым относится к 1984 году и связан он с одним из приключений, который я излагаю ниже. Заместитель начальника «Киргизглавэнерго» Петр Иванович Зевин, управляющий трестом «Киргизэлектросетьстрой» Анатолий Иванович Басков и я — начальник технического отдела треста, как-то выехали на один из объектов электросетевого строительства в район города Токтогул и Токтогульской ГЭС на реке Нарын. Стояло жаркое лето. По высокогорной дороге Фрунзе — Ош нам предстояло к вечеру доехать до Токтогула, переночевать в ведомственной гостинице ГЭС, а на следующее утро выехать на объект. Мои старшие коллеги не торопились. Иногда позволительно дать себе отдых хотя бы в дороге. Мы проехали часть Чуйской долины на запад, свернули налево и через предгорную Сосновку углубились в горы. Дорога зигзагами шла круто вверх - к перевалу Тюз-Ашуу (3600м).

В живописном месте на берегу горного ручья мы сделали первый привал, расстелив «скатерть» с неприхотливой снедью. Приятно было умыться студеной водой и спокойно оглядеться вокруг. Нас окружала первозданная красота: скалы, свежая зеленая трава, голубое небо, прохлада — другой мир, без суеты и проблем. Поднявшись на перевал, вышли размяться. Внизу, как на карте расстилалась живописная высокогорная Сусамырская долина с одноименной рекой, оправленная вершинами гор, покрытых вечными снегами, с ущельями и нитями небольших речек – зрелище необыкновенное. Затем дорога пошла вниз по ущелью, и вскоре слева забурлила река Чичкан. Мы сделали еще пару привалов в живописных местах. К исходу дня подъехали к Токтогульскому водохранилищу. Дорога ушла влево по склону ущелья вдоль водохранилища, а мы поехали прямо по старой асфальтированной дороге и подъехали к кромке воды — старая дорога уходила на дно водохранилища в царство местного Нептуна. Разделись, искупались, смыв с себя дорожную пыль.

Вечером устроились в небольшой уютной пустой ведомственной гостинице. Мои попутчики расположились в большой комнате с выходом на балкон, а я в маленькой спальне. Поужинали, приготовили цивильную одежду на завтра — брюки, рубашки, обувь, сняли дорожную - спортивные костюмы, кроссовки и легли спать. Ночью сквозь сон я почувствовал тягостное беспокойство, пытался открыть глаза, но не смог. Утром стало ясно - исчезла наша цивильная одежда и некоторые вещи, которые умыкнули через открытый балкон, проходивший вдоль всех номеров второго этажа. Хорошо, что осталась неприхотливая спортивная одежда и кроссовки!

Не успели мы толком прийти в себя, как появилась администратор и взволнованным голосом, извинившись перед нами, предложила срочно покинуть гостиницу - к Токтогулу подъезжал Усубалиев и сопровождающие его лица с намерением остановиться гостинице. На сборы было не более пятнадцати минут.

Наскоро собравшись, мы спустились на первый этаж и вошли в крытый переход между спальным и административным корпусами. Навстречу шли люди. В числе первых шел человек среднего роста, в очках, с умным, внимательным взглядом. Петр Иванович Зевин, высокий (в своё время играл в баскетбол в сборной Киргизии), в спортивном костюме, разбитых кроссовках, поравнявшись с этим человеком, снял с головы белую полотняную кепку и бодро произнес: «Здравствуйте, Турдакун Усубалиевич!». Усубалиев, а это был он, приостановился и удивлен но ответил: «Здравствуйте!». Следом шел Анатолий Иванович Басков «Здравствуйте, Турдакун Усубалиевич!» - поздоровался он. «Здравствуйте!» - последовал не менее удивленный ответ. Я замыкал шествие и просто сказал: «Здравствуйте!» — ранее у меня не было повода назвать Усубалиева по имени-отчеству, а с первого раза могло и не получиться. Турдакун Усубалиевич ответил: «Здравствуйте!». Петр Иванович и Анатолий Иванович были лично знакомы с Усубалиевым, но в таком «прикиде» они предстали перед ним впервые, что и вызвало его удивление и недоумение.

В этой истории примечательно то, в какой благополучной стране мы жили, если служба безопасности и личная охрана первого секретаря ЦК КПСС Киргизии играли номинальную роль. Сейчас… каждый «прыщ» областного масштаба и тот под охраной от своего народа!

Вспоминаю и ещё один случай подобного благополучия нашей бывшей страны. В тот раз, возвращаясь из командировки в Ригу, я прилетел в Москву простуженный и больной. В Домодедово взял билет на Фрунзе и в зале ожидания рухнул в кресло. То и дело меня знобило или бросало в жар, а тут еще на Фрунзе объявили задержку рейса. Так в полубредовом состоянии прошли сутки, затем вторые и лишь на третьи объявили посадку в самолёт и мы благополучно взлетели. В самолёте я уже чувствовал себя более - менее прилично, кризис миновал. Нас покормили, и я снова заснул. Однако через два с половиной часа лёта от благодушного состояния не осталось и следа. Оказалось, что из-за тумана в аэропорту «Манас» во Фрунзе, нас сажают в Ташкенте с неопределённой перспективой. Кстати, старый ташкентский аэропорт, тесный и коррумпированный, пользовался дурной славой.

Наш новенький фрунзенский «Манас» в 30 км. от города, принимавший все классы самолётов, был сдан в эксплуатацию недавно. Параллельно работал городской аэропорт, который не принимал турбореактивные ТУ – 154, на котором мы летели, но принимал ИЛ-18 и там, как неосторожно признались стюардессы, тумана не было. Пассажиры в салоне дружно зароптали: почему нас не отправили из Москвы на ИЛ-18? Получилось, что Москве лишь бы избавиться от нас?

Чем ближе мы подлетали к Ташкенту, тем решительней обозначилась линия поведения большинства: в Ташкенте из самолёта не выходить, пока нас не пересадят в ИЛ – 18. Тут же, стихийно возник митинг и сформировался актив, куда окончательно выздоровевший, вошел и я. Возглавила актив, молодой учёный, кандидат наук, сотрудник ВНИИКАМСа (Всесоюзный научно-исследовательский институт комплексной автоматизации мелиоративных систем) по имени Елена – фамилии, к сожалению не помню. Мой сосед восхищенно смотрел на Елену - активную, с зажигательной речью и репликами и, невольно произнёс:

- Делакруа: «Свобода на баррикадах! – но тут объявили посадку, и жена вернула его на «землю»: - Саша, готовь ручную кладь - выходим!

Мы приземлились. В салоне осталось две трети пассажиров, в том числе многие с детьми, а на лётном поле стояли несколько желанных для нас ИЛ-18. Седовласый командир, покидая с экипажем лайнер, заметил вслух:

- В моей практике это первый случай!

Прошло минут сорок. Вскоре в сопровождении двух офицеров милиции появился начальник аэропорта. Они прошли в салон, обратили внимание на благопристойную обстановку, выслушали возмущение и предложение измученных, а некоторых уже и безденежных пассажиров. Начальник аэропорта пытался «давить» на нас, но ничего не добился. Спустившись с трапа, он стал орать на старшего офицера:

- Принимай меры! Вызывай наряд! Освободи самолёт!

Тот в свою очередь стал орать на него:

- Какой наряд! Люди ведут себя спокойно, измучены, а у тебя в зале ожидания даже места на полу нет! Вон ИЛ-18 на поле стоят - помоги им!

Стало темнеть. Мы скинулись и отправили двоих в аэровокзал купить пирожков, воды, лимонад. Вернувшись, они рассказали: в аэропорту зал ожидания переполнен, духота, люди лежат и сидят на полу. Это сообщение еще больше укрепило нашу решимость стоять до конца. Прошел час - полтора, и тут к нашему самолёту подъезжает автобус и, нам предлагают переместиться в ИЛ-18, стоящий метрах в трёхстах. Чтобы проверить правдоподобность этой благой вести, в автобус сели только женщины и дети. Тот подкатил в ИЛу и они, к нашей радости, стали подниматься по трапу в самолёт. Затем автобус вернулся за остальными, а через сорок пять минут лёта мы были во Фрунзе.

А теперь давайте экстраполируем эти события на современную действительность! Это ОМОН, арест, возможно обвинение в терроризме, судебное разбирательство, а нам с Еленой - «век воли не видать».

Продолжая разговор о роли русских в возрождении Киргизии, хочу дополнить подробностями еще несколько фамилий среди сотен и тысяч благородных людей, в том числе отмеченных выше, чуждых конформизма и отдавших свои выдающиеся способности Киргизии. Фетисов Алексей Михайлович[43]. В начале 70 – х. годов XIX века, после окончания училища садоводства в Крыму был направлен в Верный для работы в Алма - Атинском казённом саду. Занимался изучением флоры Семиречья. В 1879 году от Петербургского географического общества отправляется с экспедицией по Туркестану. Прибыв в Пишпек, остаётся там навсегда, где и проявились его деятельность и талант. В 1881 году он закладывает сад - питомник Карагачёвую рощу (карагач - порода дерева) для разведения плодовых и декоративных насаждений. Организовывает школу садоводства, пропагандирует передовые приёмы обработки земель. Алексей Михайлович внёс определяющий вклад в озеленение Пишпека. По его инициативе и активном участии, кроме Карагачёвой рощи, заложенной в 1881году, в 1898 был посажен дубовый парк, а в 1902 заложили центральный городской бульвар, в дальнейшем проспект Дзержинского, а затем переименованный в Эркиндик. Проспект красив и уникален - его ширина 105 метров.

Интересна судьба чешского промыслового кооператива «Интергельпо» созданного во Фрунзе в 1925 году. В ответ на обращение В. И. Ленина к международному пролетариату, рабочие – коммунисты г. Жилина в составе 1317 семей с оборудованием, механизмами, инвентарём и инструментом прибыли во Фрунзе. Они начали со строительства рабочего посёлка и объектов первой необходимости. Уже в конце 1925 года были сданы в эксплуатацию центральные мастерские, кирпичный завод и лесопилка, в дальнейшем они принимали участие в строительстве Чуйской оросительной системы, Кантского сахарного завода, мясоконсервного комбината, суконной фабрики, кожевенного завода и других предприятий. Строители «Интергельпо» возводили первые капитальные сооружения города: здание ЦИКа, гостиницу, больницу. Были открыты первые детские сады и родильный дом. При их участии вошла в строй небольшая Малая Аламединская ГЭС мощностью 410 кВт, а на городских улицах установили 120 электрических фонарей. В 1930 году «Интергельпо» посетила делегация ЦК КПЧ во главе с Юлиусом Фучиком. Тем самым публицистом Фучиком, казнённым в 1942 году в Берлинской тюрьме, который написал в фашистском застенке «Репортаж с петлёй на шее» с вечно живым призывом: «Люди, будьте бдительны! Я любил вас!». Во Фрунзе имя Ю. Фучика присвоено парку, заложенному интергельповцами, и его имя носит одна из улиц города.

Из среды чешских интернационалистов выросли и другие известные люди. Среди них руководитель «пражской весны» Александр Дубчек. В шестидесятые годы он возглавил демократические преобразования в Чехословакии. Боривой Маречек - альпинист и основоположник горного туризма в Киргизии, боец армии генерала Людвига Свободы. Владимир Рацек - альпинист, географ и военный топограф, распутавший географическую загадку самого высокогорного узла Киргизии – массива Хан-Тенгри. Как мы видим в советское время столица Киргизии г. Фрунзе, как и вся республика, были многонациональны и интернациональны.

Свидетелем строительства Чумышской плотины, Большого Чуйского канала и других объектов был инженер и писатель Андрей Платонов. В 1927 году Андрей Платонов был командирован в Пишпек из Москвы. Образы героических строителей новой жизни в своих книгах «Котлован» и «Чевенгур» писатель видел среди покорителей реки Чу, в том числе, в начальнике «Чустроя» А.С.Урываеве, в главном инженере С.В.Семёнове, в руководителе изыскательных работ К.Л.Болдыреве. Они стояли у истоков энергетики, ирригации и гидростроения Киргизии.

Подробней остановлюсь на энергетике, близкой мне отрасли, где я отработал пятнадцать лет. Интересный факт: в 1910 году один из владельцев мельницы в селе Ивановка, Чибисов, добрался до Парижа и купил динамо-машину, которая до 1937 года освещала мельницу и ближайшие дома. Первые небольшие электрические станции в Киргизии появились уже в 1913–1914 годах в городах Оше, Пишпеке, Пржевальске и на угольном руднике «Кызыл-Кия». Их общая электрическая мощность составляла 265 кВт. В 1915 году было создано Управление по орошению Чуйской долины, которое возводило многие энергообъекты. Ими руководили: В.А. Васильев, Н.И. Хрусталев. В советское время мелиоративные работы осуществляло строительное управление «Чустрой». В 1932 году на объектах было занято до 6 тысяч человек. В России 22 декабря 1920 года был принят план ГОЭЛРО. Эта дата для нас – людей причастных к энергетике - является профессиональным праздником. Импульсом развития энергетики Киргизии послужило создание в феврале 1920 года Туркестанской группы в составе Государственной комиссии по составлению плана электрификации России (ГОЭЛРО). У истоков большой энергетики Киргизии стояли: Г.К. Горьковой, М.С. Макульский, В.Д. Тяжлов, Б.И. Никитин, В.С. Евграфов, Х.Х. Каипов, С.Г. Ахонин.

К 1928 году суммарная мощность электростанций составляла 540 киловатт. Тогда же русскими специалистами были пущены в эксплуатацию первый радиоузел и первая турбина Аламединской ГЭС. К развалу СССР энергосистема Киргизии была представлена 19 электростанциями общей мощностью более 3,5 миллионов киловатт. В систему включены 17 ГЭС (гидроэлектростанций) и 2 ТЭЦ (тепловые электростанции), связанные между собой и выдающие мощность потребителям по линиям электропередачи протяженностью более 72 тысяч километров.

Для меня, живущего в России, всегда будут дороги мои наставники и коллеги Чуйского предприятия электрических сетей и треста «Киргизэлектросетьстрой»» во Фрунзе. Уважаемые и заслуженные люди: Сергей Иванович Шульпин - директор предприятия, Владимир Алексеевич Салмин - главный инженер, Иван Кириллович Елтышев - замдиректора, Ченцов Александр Петрович – начальник техотдела, Марат Бадриевич Валиев - начальник службы подстанции. Кстати, у нас, в химлаборатории работала сестра Чингиза Айтматова - молодая, трудолюбивая, скромная женщина.

Помню 1967 год, Володю Семенюка, как и я мастера. Это был удивительно флегматичный человек с простой внешностью и добродушным характером, он всегда находился в хорошем настроении и никогда не повышал голоса. Как – то я спросил у него:

- Володя! Ты когда ни - будь ссорился с женой? – он задумался и ответил:

- Было один раз - замахнулся полотенцем!

Закончив вечерний факультет Фрунзенского Политехнического института, он тут же закрепил на лацкан пиджака значок ВУЗа. Помню я обратился к нему:

- Ну и зачем ты нацепил «поплавок»?

В ответ он в очередной раз развеселил меня:

- Тебе хорошо говорить! На тебя посмотришь, сразу видно – человек с высшим образованием!

Возможно, он был прав, но я уже тогда понимал - иметь образование и быть образованным человеком – разные вещи. Для этого, вне стен учебного заведения, необходимо продолжать образовывать себя. Во Фрунзе такую возможность предоставляла Республиканская библиотека, закрепившая студенческую привычку отслеживать содержание литературно-художественных журналов.

Затем, я - молодой и перспективный, работал начальником крупнейшей в Средней Азии межсистемной, узловой подстанции 220 кВ. «Главная». Однако через пять лет, на предприятии началась смена поколений, и в русский коллектив пришел новый молодой директор – естественно киргиз по национальности. Началась «чистка». Русские руководители менялись на «необстрелянных» специалистов коренной национальности. Менялись авторитетные и опытные руководители служб, которые всю жизнь отдали этому предприятию. Таковым был мой шеф - начальник службы подстанций Валиев Марат Бадриевич, который не смог пережить своего увольнения по прихоти директора.

Под надуманным предлогом он освободил и меня от должности, перевёл на другую работу, чтобы освободить место киргизу. Это послужило поводом уволиться и перейти в трест «Киргизэлектросетьстрой» начальником технического отдела.

И всё же Чуйское предприятие электрических сетей во Фрунзе, где я начинал мастером после окончания института, всегда вспоминаю с теплотой. В моей жизни было всякое, в том числе и предательство, но всегда прослеживалась тенденция: «Всё, что ни делается, - всё к лучшему». Наверно главное – быть самим собой, быть честным и упорным, уметь подняться, начать всё сначала и идти вперёд. Говорю это без пафоса, а как это было.

Замечательный коллектив треста «Киргизэлектросетьстрой» навсегда в моей памяти: Анатолий Владимирович Басков – управляющий, Анатолий Андреевич Выдра - главный инженер, неординарная личность, человек большой эрудиции и в дальнейшем мой старший друг, Василий Степанович Якуба - зам. управляющего по экономике – благородной души человек и другие. Большинство из них, к горькому сожалению, уже ушли в мир иной - земля им пухом!

Свои воспоминания о жизни и 47 годах работы в системе «Киргизэлектросетьстрой», на девятом десятке жизни, в рукописи, успел изложить в 2013 году Анатолий Андреевич Выдра. По его признанию, не последнюю роль в этом сыграла моя настоятельная просьба заняться этим. Его воспоминания, это гимн Человеку труда – инженерам и рабочим верным своей профессии и долгу. Вот как он попал в Киргизию:

«В июне 1953 года я окончил Мелитопольский институт механизации и электрификации сельского хозяйства. Получил красный диплом и квалификацию «инженер-электрик». Из 70 человек, окончивших наш факультет, 30 должны были по распределению ехать на работу в Среднюю Азию. Однако ехать вдаль и неизвестность никто не хотел.

У меня была привилегия (красный диплом) - выбор по моему усмотрению, однако я поступил иначе. Сагитировал ребят: Петра Зевина, Андрея Плешкова и Николая Коротича – выбрали для работы Киргизию. Во Фрунзе, в тресте «Кирсельэлектро» нас направили в областные мехколонны прорабами: меня в Джалал- Абад, Петра Зевина в Ош, Андрея Плешкова в Нарын, Николая Коротича в Пржевальск».

Анатолий Андреевич - человек честный и принципиальный, с независимым, а порой и строптивым характером и только поэтому не сделал большую карьеру. Впрочем, вопреки всему, у него были и награды: Орден Трудового Красного знамени, грамоты Верховного Совета Киргизской ССР, почётный знаки «Отличник энергетики и электрификации СССР», «50, 60, 70 лет – ГОЭЛРО» и другие. В электросетевом строительстве он последовательно прошел путь от прораба до главного инженера треста «Киргизэлектросетьстрой». На этом пути, по его воспоминаниям, больше всего проблем исходило от партийных боссов: самодурство, волюнтаризм, некомпетентность и несправедливость - были чертой большинства из них. Человек благородный, главное, что он вынес из жизни - это благодарную память о людях, которые преодолевая все трудности, шли рядом с ним по жизни. Это, прежде всего, его однокашник Пётр Иванович Зевин – Пётр Великий, – так, в шутку, за рост метр девяносто называл его начальник «Киргизглавэнерго» С.Г. Ахонин. Работая управляющим трестом «Киргизэлектросетьстрой» Пётр Иванович вывел коллектив в передовые в системе Минэнерго СССР. О нём знали в ЦК и Совмине Киргизии, но он всегда оставался скромным человеком. Вот уж чего не хватало большинству начальников различного ранга из числа титульной нации.

А так - же руководители и инженерно-технические работники треста: Басков, Якуба, Арецкий, Фесенко, Парамонов, Пустовит, Чердынцев, Агарков, Малина, Горин, Лесникова, Рясков, Гудзенко, Доолотов, Алыкеев, Аблямитов, Фадеев – ваш покорный слуга. С большой теплотой Анатолий Андреевич вспоминает мастеров, прорабов, рабочих - электролинейщиков, всех с кем свела его судьба: Ласкин, Хренов, Хижняк, Бондаренко, Чалый, Мураев, Апанаев, Брюховицкий, Гаврилов, Ирбицкий и многих других.

Анатолий Андреевич – дорогой мой человек, скоропостижно ушел из жизни в 2014 году в Дмитрове. Вот так Россия и русские люди, в энергетике и не только, создавали современную экономику Средней Азии, увы, не снискав благодарности после развала Союза.

Ещё несколько слов о мелиорации Киргизии. До развала Союза, в Киргизии, в единственной республике СССР, в мелиорации был сосредоточен передовой научный и проектно – конструкторский потенциал: ВНИИКАМС[44] и ПКТИ «Водавтоматика»[45], а так же монтажно-наладочный трест «Средазводавтоматика».

Совместными усилиями науки, конструкторов, монтажников и наладчиков, трест через свои подразделения внедрял научно-технический прогресс на многих водных объектах Средней Азии и Казахстана. Так в Киргизии и не только, распределение воды на орошение из крупных оросительных каналов (Большой Чуйский канал, канал Туш и других.) осуществлялось дистанционно с помощью телемеханики. Многие плотины и водозаборы, к примеру - Чумышский гидроузел, были автоматизированы. Из Чехословакии мы получали станции управления «Интерсигма», позволявшие автоматизировать орошение сельхозугодий российской поливной техникой: «Фрегат», «Роса», «Волжанка» и т.п. Началось активное внедрение капельного орошения. Где всё это сейчас? С капельным орошением понятно – оно в Израиле, а всё прочее? А всё прочее, там же где сельское хозяйство России, в ….!

В этой системе я проработал более десяти лет. В памяти мои коллеги и друзья, руководители треста и инженеры: Борис Халтурин, Михаил Лернер, Павел Вершинин, Виталий Попов, Владимир Шумихин, Владимир Кутепов, Александр Апанасенко, Михаил Широков, Владимир Паниклов, Юрий Костенко, Виталий Шепель, Рафаэль Абдрашитов и другие.

Борис Николаевич Халтурин – земля ему пухом, в мою бытность работал главным инженером треста «Средазводавтоматика». Умнейший человек, с необыкновенным чувством юмора, он пришел к нам из науки. С ним связан примечательный для меня случай. Однажды летом он с семьёй отдыхал на южном берегу Иссык-Куля и там, как оказалось, готовил в Москву какие-то материалы. В качестве посыльного за ними меня отправили к нему. В пансионате я застал его в коттедже за письменным столом, поэтому отправился на пляж. Часа через два я вернулся и он сказал, что заканчивает работу.

И тут, шмыгая носом, появился сын Бориса Николаевича. Было ему лет пять.

- Пап! Мы с Вовкой пойдём в поход, в горы! – заявил он. Рыжий Вовка - ровесник сына - стоял за открытой дверью.

- Возьмите с собой продукты! – не отрываясь от работы, неожиданно посоветовал Борис Николаевич. Сын повёл глазами, заметил пустой рюкзак и стал складывать туда помидоры, огурцы, хлеб.

- Консервы не забудь! – не поворачивая головы, заметил Владимир Николаевич. Тот положил в рюкзак банку консервов, надел рюкзак, который был ему почти до пят и был таков. Я заёрзал на диване, ведь холмистое предгорье выжженное солнцем начиналось буквально рядом. Жара, скорпионы, змеи, да и заблудиться не мудрено! На мой характер - этот поход я пресёк бы на корню. Конечно, ребёнок был бы расстроен, возможно, дошло бы до слёз, но...

Прошло минут двадцать - распахивается дверь и в палатку вбегает «блудный сын». Сбросив с плеч рюкзак, он, как ни в чём не бывало, заявил:

- Пап! Я с Вовкой на пляж, к маме!

- Хорошо! Передай ей, что я скоро буду! – не меняя позы ответил Борис Николаевич.

С распадом Союза ВНИИКАМС, ПКТИ «Водавтоматика» и монтажно-наладочный трест «Средазавтоматика» канули в лету, оборудование на водных объектах Киргизии было разграблено и вывезено в качестве металлолома в Китай.

По переписи 1926 года киргизов было 660 тысяч человек, русских — 116 тысяч, в 1998 году численность киргизов достигла 2737 тысяч, а русских около 800 тысяч. И всё-таки, в середине 1980-х обозначились первые признаки обратной миграции - возвращение русских в Европейскую часть СССР, на историческую родину. Наиболее дальновидные люди, несмотря на видимое благополучие, понимали бесперспективность в своём карьерном росте и отсутствии будущего у детей. Хуже сложилась судьба тех, кто по разным причинам «засиделся» до пенсии и пережил в Киргизии развал Союза.

Будущее вытеснение русских из стран Средней Азии было предопределено всем ходом изменений в социально - экономической сфере региона за годы советской власти и демографическим взрывом коренного населения. Высшее и среднее образование в Киргизии достигло таких масштабов, что почти во всех гуманитарных областях к началу 1980-х годов специалисты-киргизы могли заменить русских. Показательно, что среди 37 членов главной редакции Киргизской Советской Энциклопедии, выпущенной в 1982 году к 60-летию СССР, лишь одна русская фамилия. К 1989 году по удельному весу лиц с высшим образованием, большей частью в гуманитарных областях, русские в Киргизии отставали от титульного населения почти в 1,5 раза. Но в ВПК, металлургии, машиностроении, строительстве, энергетике, дело доходило до парадоксов. В эти отрасли спускалась разнарядки на представление к правительственной награде инженера или рабочего - киргиза по национальности. Найти такую кандидатуру часто не представлялось возможным. Киргизы в советское время, в основном, становились врачами, преподавателями, деятелями искусств, чиновниками, партийными функционерами, работниками милиции. И вообще, с большой долей истины, один из моих киргизских коллег шутил: «Мы - нация портфеленосцев!».

Вспоминаю Киргизию 1970–1980-х годов. Все города, райцентры и другие населенные пункты застраивались строго по генеральным планам. В каждом населенном пункте появлялись современные социальные комплексы, включающие административные здания, школы, больницы, поликлиники, кинотеатры, дома быта. В горной республике, благодаря ретрансляторам, стали общедоступными радио и телевидение. Большинство дорог не только республиканского, но и муниципального значения, имели твердое покрытие. Все населенные пункты республики, в том числе и сельские, были электрифицированы. Да что там населённые пункты, отдельно стоящие кошары и дома чабанов в глухих труднодоступных ущельях также были с электричеством, и это несмотря на то, что чабан с семьей жил там менее полугода!

Первый раз в жизни я попал в Россию в 1978 году. По делам службы поколесил по Нижегородской, Владимирской, Костромской и Тульской областям. Удивляло, что даже областные города выглядели неухоженными, что уж говорить о других населенных пунктах с обшарпанными зданиями, разрушенными церквями, бездорожьем. Российская деревня поражали убожеством и бедностью. Было это поздней осенью, помню, возле трассы дежурили гусеничные трактора — для того, чтобы взять на буксир грузовик и тащить его по бездорожью волоком в ближайшее село. Сельхозтехника на механических дворах тонула в грязи, а в жалких лачугах размещались подобия мастерских, в которых ковырялись чумазые механизаторы. Впрочем, эти разрушенные памятники времен «развитого социализма» и сейчас можно увидеть в бывших колхозах и совхозах по всей России. А между тем в совхозе «Оргочор» на Иссык-Куле еще в 1959 году в эксплуатацию был сдан комплекс механических мастерских. Это было современное, добротное П-образное кирпичное здание. Все пространство внутри него и площадка для открытого хранения техники были покрыты бетоном. Каждый механизм стоял на отведенном ему месте. Мастерские включали: цех станочного оборудования, цех по ремонту двигателей и агрегатов, кузницу с пневмомолотом, аккумуляторную, склад запчастей и так далее. Тогда все это воспринималось как должное, тем более, что и в других хозяйствах Киргизии строились аналогичные комплексы.

Из России во Фрунзе я вернулся в подавленном настроении. Потом была командировка в Прибалтику, после чего закралась мысль: за что наши «вожди» так не любят Россию? Дело, конечно, не в любви или нелюбви, все намного сложнее. Россия никогда не была тюрьмой народов, иначе бы в период с 1826 по 1915 год к ней не присоединились 4,2 миллиона иностранцев. Однако пресловутый тезис: «Россия тюрьма народов», который активно использовал Карл Маркс, был подхвачен большевистской историографией и доминировал в головах партийной элиты. Поэтому в ущерб России они щедро платили «дань» союзным республикам в ущерб России и русского народа.

Мне посчастливилось жить в Советском Союзе - стране, в которой народ имел гарантированную работу и перспективу в жизни, качественную медицину и образование, приличную пенсию, безопасную жизнь. У нас были мирового уровня учёные и лучшие конструкторы, у нас был Сергей Королёв и Юрий Гагарин, прекрасные композиторы: Исаак Дунаевский, Александра Пахмутова, Давид Тухманов, Егений Крылатов и другие, лучший в мире балет, уникальные режиссёры и актёры, отличные фильмы и мультфильмы, замечательные оперные и эстрадные исполнители, выдающиеся спортсмены.

В школьные годы мы проводили лето в бесплатных пионерских лагерях, будучи студентами и аспирантами, на стипендию, могли жить в общежитии и учиться. В развивающейся стране мы понятия не имели о безработице. В конце пятого учёбы в каждом среднем и высшем учебном заведении вывешивались перечни предприятий предлагавшими выпускникам подъёмные и работу. Работая, мы получали бесплатные квартиры, а квартплата не ощущалась на семейном бюджете. По профсоюзным путевкам мы массово отдыхал на курортах и в домах отдыха. Нам платили пенсию, которая обеспечивала достойную жизнь в старости.

Киловатт-час электроэнергии стоил четыре копейки, еще ниже стоил газ. Три копейки стоил проезд в трамвае, пять копеек в автобусе и метро. Помню в шестидесятые годы свою первую командировку в Москву. Авиабилет «Фрунзе-Москва» стоил 25 рублей, сегодня это дешевле чем сходить в платный туалет.

Но дело не только в социальных достижениях и тарифах, а в том, существовала справедливость, совесть, мораль и нравственность. Советский Союз достиг в 1985 году максимального коэффициента жизнеспособности, и этот факт доказывает, что СССР не был приговорен к смерти. Он был приговорен к развитию, лидерству в мире, демонстрации нового типа общежития людей, социальных достижений, нравственности бытия большого сообщества, справедливости в государстве.

Конечно, и на солнце есть тёмные пятна, поэтому, не идеализируя советский период времени, я полностью разделяю мнение русского философа Александра Зиновьева[46]: