Записки переводчицы, или Петербургская фантазия

От этих смешков побежали мурашки по коже, и я не выдержала:

— Что вы себе позволяете? Что здесь смешного? Вы же на работе.

— А чего — плакать, что ли? Я же тебе не про покойников рассказываю. Вроде все живы. Или ты не рада?

— Я на вас жалобу напишу, — отрезала я и выключила мобильник.

Некоторое время сидела, приходя в себя. Значит, Василиус догадывался, что это было не ДТП. Может, поэтому так и убивался, раскаявшийся грешник! А беременность? Это что, обещанный сюрприз? Я была почти уверена, кто снимал для нее квартиру, и громко расхохоталась: кажется, начиналась истерика. Но он же все отрицал... Какой ужас! Какая я идиотка! Счастливый отец, кто бы мог подумать! А зачем ему я? Я ценный объект изучения, ценный и очень забавный. Да, ситуация складывается, знаете ли, обхохочешься... В этот момент до коленки дотронулась мохнатая лапа с когтями.

— Отстань! Или нет: выпусти меня на волю. Слышишь? Я хочу уйти.

Пес не шевелился и снова положил лапу. Но меня уже было невозможно остановить. Я встала и покачнулась: опять закружилась голова.

— Треха, не смей меня удерживать! Или он тебе поручил?

Я закрыла лицо ледяными руками, чтобы приглушить нарастающую головную боль.

— Господи, сейчас лопнет голова, в нее это все не вмещается... Ну ладно ты — имеешь право. Я не в обиде... А твой хозяин? Он же обманщик.

Горячий язык лизнул руку. Треха смотрел строго и осознанно, как будто что-то знал и хотел объяснить, да не мог. В его желтых зрачках читалось сочувствие.

— Отстань. Теперь уже все равно. Вы меня, как Валентину, жизни сейчас лишили, только виртуально. Ничего, все вернется на место. Приключения закончились... И все равно вы — компания колдунов, адское сборище! Хотя ты тут ни при чем, ты за справедливость. А вот твой хозяин другое дело — это какой-то доктор Коппелиус! Тот Коппелиус с помощью фигурки голубя забирал души людей. Вот откуда сон про ворона: что ж, Василия твой хозяин тоже уничтожил... Меня почти свел с ума. Валентину, как черт, толкнул под машину. Таких нужно сжигать на костре... Птицелов. Да-да, птицелов! Как это я не догадалась раньше!

И вдруг меня осенило, я лихорадочно ощупала пальцы. Господи, я оставила кольцо дома, в зеркальном тайнике! Вот когда надо... Пес зло и встревоженно зарычал. Но я не боялась, я уже ничего не боялась!

— Дурачок! Я не собираюсь сводить счеты с твоим хозяином. Не хочу больше никаких приключений. И зла было предостаточно. — Я положила руку ему на голову, и пес ее не сбросил. — Просто у меня наконец-то появилось желание. Эх, знать бы все раньше, я бы Вале это кольцо подарила — пусть бы стала музыкантшей... И тогда, наверное, все сложилось бы по-другому. Это единственное мое желание на сегодняшний день.

— Ты не хочешь остаться? Дождись хозяина.

— Я ухожу. Нет человека — нет проблемы.

Он слегка прикусил край одежды.

— Пошел вон, сторож и сообщник!

Пес отпустил: дескать, как хочешь. Спотыкаясь, я пошла в коридор, путаясь в рукавах, надела плащ, и в этот момент в сумке истошно заверещал мобильник. Меньше всего на свете хотелось разговаривать, но я машинально начала его ловить. Уже села в лифт, не чувствуя ни ног, ни пальцев, как будто стала стеклянной, а телефон все звонил. Это был... Демиург. Его голос был спасительным канатом, в который я вцепилась изо всех сил. Он показался мне почти родным.

— Анна? Где ты шляешься? Почему вне зоны действия?

— Я... уезжала. — К горлу подступали слезы.

— Дуй на работу: у нас ЧП.

— Сегодня же выходной.

— У нас всегда трудовые будни. Ясно? Нужно поговорить.

И я подчинилась.

Наглый Демиург меня обманул: я поняла это сразу по удивленным глазам охранника.

— ЧП? Я не знаю, но главный приехал.

— А остальные?

— Больше никого нет, только вы.

Было ясно, что меня вовлекли в новую интригу — воистину, то были удивительные дни! И они никак не кончались...

Я прошлась по пустым комнатам: офисный муравейник отдыхал. Шла и чувствовала, как успокаиваюсь, здесь я была в безопасности... Интересно, зачем вызвал? Наверное, срочный перевод. Как хорошо все-таки, что есть работа. Работа от всего лечит... Я взялась за ручку кабинетной двери и вдруг оглянулась: посреди комнаты стоял Демиург, засунув руки в карманы, и смотрел на меня очами Вия — как тогда, в первый раз...

— Боже мой, вы меня напугали! Что случилось?

Он грамотно выдержал паузу.

— Ожидаемое. Анна, я давно хотел тебе сказать, но откладывал. Решил, пусть сначала это произойдет, тогда, по крайней мере, будет повод. Надеялся, что сия чаша нас с тобой минует, однако... увы! Моя интуиция никогда не подводит.

В голове мелькнула смешная и нелепая мысль: неужели он тоже собрался признаваться в любви?

— Да что случилось? — сердито сказала я. — Не тяните.

— Помнишь своего австрийца?

— Тот длинный детектив? — У меня отлегло от сердца. — Конечно! Он ведь лидирует по продажам в этом месяце?

— Точно так.

Демиург достал сигареты и бессовестно закурил.

— Завтра же сюда люди придут!

— Анна, я у себя дома.

— Но это и мой дом, то есть наш.

Я замолчала под его взглядом — это была настоящая гранитная плита. Само собой возникло отчаянное желание, чтобы мой босс онемел. Только этого не произошло. Он заговорил не торопясь, стараясь донести каждое слово, и не спускал с меня глаз.

— Как оказалось, твой подопечный читает по-русски. Писать не может, а читать читает... Сюрприз!

— И?.. — холодея, спросила я.

— Приятно удивленный неожиданной популярностью, он взял в руки наше издание... и был потрясен. Он сказал, что из его книги сделали масспродакшн, украли сюжет и всего этого он не писал. И знаешь, как он назвал тебя? — Демиург помолчал и громко, отчетливо произнес: — По-пу-ля-ри-затор.

Я прислонилась спиной к стене.

— Прекратите... Надо же, меня понизили! Даже не интерпретатор. Давайте закончим этот неприятный разговор.

— Не могу. Он готовит судебный иск о нарушении прав, и это правда жизни, а остальное — эмоции.

— Меня... посадят?!

Он затянулся, потом философски полюбовался, как колечки поднимаются к потолку.

— Скорее меня. А тебя могут оштрафовать и лишить лицензии.

— А у меня нет лицензии.

Демиург неожиданно расхохотался:

— Неужели такое бывает? Не сподобилась за столько лет?

— Вы же знаете...

— Не знаю... Короче, Анна, я договорился, однако есть условие — твоя фамилия больше никогда не появится в выходных данных. Это джентльменское соглашение.

Он крепко сжал губы и стал похож на римского патриция. «Против необходимости не восстают и боги». Что еще? Меня принесли в жертву обстоятельствам. Видимо, судьба решила сегодня меня прикончить. Понять я могла, но принять...

— Вы же были довольны мной!

— Был, не спорю...

Он по-ястребиному прищурился, как будто отслеживал цель.

— Да не о тебе речь, соратница! В основном я недоволен собой: отстал я, застрял в прошлом, считай, вся наша кипучая деятельность лишь эхо девяностых. Это был толчок, понимаешь? Теперь все поменяю — и тактику, и стратегию, — хочу выпускать серьезные вещи.

— А я? Уволена?

— А ты книгу пиши хорошую — издадим!

— Значит, уволена...

Слез не было, наоборот, яростным цунами поднималось возмущение и протест.

— Это нечестно! Когда-то вы даже не захотели взглянуть на мою книгу... Я же из-за вас занялась переводами, по-пу-ля-ри-зацией!

— Ну, я же не Бог, хоть вы и зовете меня Демиургом. — Он пожал плечами. — Я, скорее всего, ошибся, а во-вторых, срочно был нужен переводчик, так что считай это зигзагом судьбы. Ты, в конце концов, могла развернуться и уйти. Раз приняла предложение, значит, тебя все устраивало.

Демиург устало провел веснушчатой лапой по лицу, совершенно по-хамски кинул окурок на пол и наступил на него изящным остроносым «Бугатти».

— Прости, хотелось бы поскорее закончить этот разговор. Поверь, все к лучшему в этом лучшем из миров, все идет как надо. Хотя мне жаль, Анна, конечно, жаль... Я специально вызвал тебя сегодня, чтоб не было лишних вопросов. Собирай вещи, и я скажу шоферу, чтобы отвез тебя домой...

И тут я чуть было не смалодушничала: хотелось спросить — а это навсегда? Или, может быть, в дальнейшем... ну, скажем, через месяц... Но я хорошо знала своего начальника и гордо кивнула, подавив жалобный писк в глубине горла:

— От машины не откажусь, а стол и пожитки оставляю на память. Ведь должна от меня какая-то память остаться кроме популярных книжек.

И пошла к выходу, высоко подняв голову: приглашение на казнь нужно принимать с достоинством — только так можно остаться в истории. Прежде чем открыть дверь, обернулась: увы, никто не смотрел мне вслед — Демиурга уже не было в комнате.

Глава 16

Дома я села за круглый столик и задумалась. Впервые за много лет у меня было море свободного времени и очень много одиночества — целая пустыня. Что делать с этими двумя стихиями? Утонуть или заблудиться? А вокруг кого-то, наоборот, раскинулся целый океан любви — почему мне не досталось ни капельки? Это несправедливо.

Я вспомнила про кольцо: а если попробовать? Приворожить... Но кого? Василия не существует в природе. Привораживать некого, разве что Демиурга: странно, нашу нежную кокетливую дружбу обстоятельства сразили наповал! Да нет, хитрец просто воспользовался случаем, чтобы избавиться от старого чемодана без ручки: тащить тяжело, бросить жалко. Вот и нанес рыцарский удар милосердия — сокрушительный и разящий, зато без проволочек. И наконец-то наступила полная ясность...

Мне захотелось посмотреть на себя в зеркало: все-таки интересно, как выглядит эхо девяностых и изменилась ли я за эти безумные дни? Но вместо пудреницы пальцы нащупали что-то круглое и твердое — это оказалась Валина коробка с райскими птичками.

Опять зазвонил телефон — сначала домашний, потом мобильный — я проигнорировала и покосилась на блюдо с курительными принадлежностями.

— Волшебник! — Я презрительно сморщила нос, вспомнив, как негодник извлек из воздуха пачку папирос вместо элегантной сигары. — Обыкновенный фокусник! Ловкость рук и никакого мошенничества...

Говоришь, «небесные двери», моя девочка? Что ж, поверю тебе. Думаешь, не захочется возвращаться? Посмотрим! Я сделаю это в твою честь, ибо была несправедлива к тебе.

Набив папиросу, я закурила, но никакие врата не открылись. Скорее, наоборот: в комнате произошли отвратительные изменения. Тени, падавшие на белый коврик, медленно поползли к моему стулу. Я понимала, что это кажется, и спокойно наблюдала, как они оживают и превращаются в огромных улиток. Одна подобралась вплотную и внимательно следила за мной глазками-усиками.

— Мерзкое земноводное! Или моллюск? Ты кто, вообще-то? Как называешься? Я в биологии не сильна...

Он (или она?) равнодушно выслушал мою тираду и вдруг с силой выбросил розово-серый липкий и холодный язык, который плотно обвился вокруг моей щиколотки.

— Фу, какая гадость! Пошел! Ты что задумал, урод?

Меня спас душераздирающий звонок телефона — третий за последние полчаса. Пришлось взять трубку. Однако это был не Василиус. Голос доносился глухо, человек путался в словах и говорил с расстановкой.

— Анна Александровна, помогите...

— Нет уж, увольте! Простите, а с кем я разговариваю?

— Это Трофим Ус.

— Господи, я совсем забыла о вас.

— Анна Александровна, у меня, похоже, инфаркт. Мне очень плохо...

— Но я не врач! Звоните в «скорую»... Скажите, в конце концов, свой адрес — я вызову...

— Не могу! Дома хранятся ценнейшие вещи. Раритеты! У меня есть Рене Лалик! А если что-нибудь пропадет?

— Вы плохо думаете о людях. Я не собираюсь быть вашим понятым.

— Тогда вы станете моей невольной убийцей, как говорится, «и аз воздам», ибо я, грешник, заслуживаю казни. Но если бы вы знали, как хочется жить!

Он заплакал. Я сжала кулачки: ох как все не вовремя, как не вовремя! А что делать? Ну, значит, так нужно.

— Сейчас вызову такси. Говорите адрес.

— Я знал, я знал, что вы не откажете! О доброе сердце! Я уже послал за вами машину. Посмотрите во двор.

Я посмотрела, смирилась с судьбой, накинула пальто и шагнула за порог.

...Мы лихо и красиво развернулись около знакомого магазина, и таксист галантно распахнул дверцу. Я торопливо протянула купюру:

— Пожалуйста. Сдачи не нужно.

— Поездка оплачена.

— Вот как? Кем же? Ведь хозяин болен.

Шофер удивленно пожал плечами:

— Не знаю. С утра вроде ничего были.

Эта новость подтверждала мои худшие опасения.

— Простите, вы можете подождать?

— Никак нет! У меня срочное поручение: я, как Джеймс Бонд, всегда на задании.

— Постойте! Я ненадолго...

— Всего хорошего, звоните, помогу, если смогу! А на нет и суда нет.

Он протянул через окно визитку и рванул с места.

С тоской я оглядела пустую улицу и почувствовала, что закипаю. Сначала Василиус, потом Демиург, а теперь еще и посторонний мужик с нелепой фамилией! Уж нет! Разумеется, я немедленно отправлюсь домой, но сначала скажу этому Усу все, что думаю, и верну дурацкое кольцо. Мерзкий авантюрист! Предложил мне историю, и я с радостью вошла в игру. Еще бы! Кому не хочется ощутить себя потомком королей? Ну, если честно, какая из меня панна Мнишек? Ох, тщеславие, проклятое тщеславие! Я даже подпрыгнула от радости. Конечно! Давно нужно было это сделать, и не было бы никаких проблем. Сейчас войду в этот странный дом — и верну!

Я приблизилась к особнячку: дверь, как и в первый раз, была не заперта. Но на всякий случай я, как воспитанный человек, дернула за веревку колокольчика, предупреждая о своем приходе. Ди-длинь! Ди-длинь! Веселая звонкая россыпь гулко прокатилась по дому. Дом многозначительно молчал, давая понять, что гостей здесь не ждут, и я, малодушная, от души обрадовалась! Наверное, его все-таки спасли, увезли в больницу, и можно отправляться восвояси, а кольцо отдам потом. Ничего страшного: главное, я приняла правильное решение.

— Входите, не заперто! — неожиданно раздался приятный и почему-то знакомый женский голос.

— Нет-нет, спасибо! Я тороплюсь домой. Кажется, произошло недоразумение!

— Ах, вот что... — Дама помолчала. — А я было подумала, что это он вас так ждал. И, кроме того, мне нужна помощь!

— Простите, я спешу...

— Я все понимаю! Очень жаль, но что поделаешь? Хотите, я вызову для вас машину?

Ждал... Нужна помощь... Инфаркт... О, жизнь человеческая — мгновение! Нельзя просто так взять и уйти, иначе может случиться непоправимое.

— Нет-нет, машина не нужна! Вы правы, он мне действительно звонил. Хотелось бы все выяснить, и, если нужно, я готова помочь.

— Так проходите в гостиную. Что за резон кричать как в лесу?

— Иду...

«Простите, уважаемый антиквар, я сделала для вас все что могла... Очевидно, приехали ваши родственники? Нет, правда, я плохо вас знала, но мне искренне жаль...» Я поспешила в комнату, придумывая на ходу слова соболезнования, и замерла на пороге. Здесь не было ни девушки, ни хозяина, ни толпы плачущих родственников. На первый взгляд, все было как в прошлый раз. Толстые темно-зеленые портьеры плотно задернуты, чтобы отгородиться от случайных соглядатаев. На конторке и столе оплывают свечи, на стенах горят канделябры. И все-таки у комнаты был другой вид — торжественный и странный. И самое главное, все ювелирные витрины открыты и пусты. Явное ограбление! Однако почему никого нет, я же слышала голос! Кто это был? Неужели воровка?

— П-простите... Здесь есть кто-нибудь?

Тут я увидела знакомое кресло, как будто специально повернутое спинкой к двери. Здравый смысл подсказывал, что его недра прячут что-то или кого-то от посторонних глаз. Это одновременно пугало и волновало, словно Синяя Борода вручил мне ключ от тайной двери. И я жалобно забормотала, надеясь, что услышу живой голос в ответ:

— Я отнеслась к вам по-доброму и сделала все, о чем вы просили. Мне не хочется думать, что попала из-за этого в неприятную историю. Где же вы, господин Ус? Куда исчезла незнакомка?.. Вы пугаете меня. Как ваше сердце? Пожалуйста, не молчите!

Комната игнорировала мой словесный бред и выразительно молчала. Внезапно, почти коснувшись лица, мимо стремительно пролетела стрекоза из витрины, похожая на золотой аэропланчик. Значит, это не ограбление? Или ты каким-то чудом вырвалась из рук грабителей? Стрекоза бесшумно сновала по комнате. Да, это была она, крохотная химера с обнаженным женским телом. Она рассматривала меня со всех сторон. Красивая головка с высокой прической еле заметно поворачивалась влево и вправо. Мускулистые лапы грифона с мощными когтями подрагивали, как будто готовились к хватке. Мне показалось, что стрекоза прочитала мои мысли: дескать, еще неизвестно, кто из чьих лап вырвался.

Она сделала круг над креслом, и я, не в силах оторвать взгляда от этого удивительного создания, последовала за ней, чуть не наступив на двух роскошных бабочек, которые неуверенно двигали ажурными крыльями, поблескивая рубиновыми и изумрудными гранями. Я шагнула назад и с ужасом заметила, как вокруг кресла шевелится ковровый ворс, по которому неуклюже ковыляют золотые пчелы, серебряные кузнечики и нефритовые скарабеи. Все ювелирные вещицы из витрин, медленно оживая, двигались по полу в жутковатом параде.

— Боже мой, какое странное зрелище! Это что-то немыслимое! Зачем вы их выпустили?

В этот момент, словно возражая, с подлокотника упала рука — длинные пальцы почти коснулись пола. От такой картины можно было потерять сознание, но, крепко сжав кулаки, так чтобы ногти впивались в ладони, я заставила себя подойти к чертовому креслу. То, что я увидела, было ужасно, однако я этого ждала.

Бедняга Ус полулежал в шелковых недрах, голова упала на грудь, лысина блестела маленьким зеркалом. На его плече замер кузнечик с глазами из черного турмалина, усики дрожали от напряжения, он явно прицеливался, чтобы перепрыгнуть на меня. Антиквар был, без сомнения, мертв.

— Без сомнения, он мертв!

Девичий голос эхом донесся из темного угла рядом с конторкой, где тень была особенно глубокой. Но, присмотревшись, я отчетливо увидела, как из темноты высвобождается худенькая фигурка в черном платье. Блики от горящих свечей материализовались в бледное личико и кружевной воротник. Молодая особа стояла, прислонившись к стене и заложив назад руки.

— Как вы похожи на девушку с портрета...

— Только похожа? Странно, что ты не узнаешь меня, мой забавный потомок.

— Отчего же, я сразу узнала. А как вы покинули портрет?

Она улыбнулась:

— Это секрет, хорошо? Я три часа ждала, когда этого вурдалака заберут черти, но он так хотел жить... Видела бы ты, как он испугался, когда увидел меня! Я думала, у старика слабое сердце, он же оказался удивительно живучим. Никак не хотел умирать!

— Вы здесь уже три часа? Почему же не вызвали «скорую»? Его еще можно было бы спасти!

— С ума сошла, глупый потомок?

Она выставила изящный пальчик, и золотая химерка плавно спланировала вниз. Марина посадила ее на корсаж.

— Я четыреста лет мечтала о мести! Если бы могла, задушила бы вот этими руками. И потом, я же призрак, как я могла позвать лекарей? Меня даже видят не все — только те, кто этого очень хочет. — Марина с осуждением покачала головой: — Всего каких-то три часа! Разве это много? Мой Иван умирал целую вечность: я дважды теряла сознание, приходила в себя, а мука все не кончалась...

Она задумчиво склонила голову, затем подняла густые длинные ресницы и посмотрела сквозь меня.

— Ну, может быть, не вечность, а чуть поменьше. Не знаю точно, потому что моя душа умерла вместе с ним. А тело — что же, оно просто влачило жалкое существование еще несколько лет.

Мне стало так ее жалко, что две слезинки невольно сбежали по щекам.

— Боже, как это ужасно! Я содрогнулась, когда услышала об этом. Мне кажется, ни одна мать не смогла бы выдержать такого зрелища. Я читала, что палача наказали: веревка не была рассчитана на вес ребенка и не смогла затянуться.

— Кто тебе сказал? Кто сказал такую глупость? Они сделали это нарочно, все было продумано до мелочей, ведь это была не только его казнь, но и моя.

— Пожалуйста, не нужно об этом! Мое сердце сейчас разорвется от жалости, я не хочу про это слышать!

— Тебе действительно жаль моего мальчика? Как это хорошо! — Марина улыбнулась и взглянула на меня с интересом. — Ты поразительно быстро откликнулась на просьбу антиквара, мой странный потомок! Самый нелепый из всех потомков! Хотя ты довольно мила и у тебя, вероятно, доброе сердце.

— Спасибо.

И вдруг меня осенило.

— Вы... это вы заставили его позвонить!

— Конечно! И, нужно сказать, он не раздумывал. И знаешь почему? Надеялся обменять свою жизнь на твою. Предательство у него в крови!

— Вы говорите ужасные вещи.

— Ничуть! Человека надо принимать как есть: этот иуда предал меня и невинное дитя, разве не так?

Она замолчала и не сводила с меня блестящих дерзких глаз. Замолчала и я. Было странно и нелепо беседовать в присутствии мертвого антиквара с дамой, которой уже четыреста лет нет на свете. Этот диалог с мертвецами действовал на нервы, и я попыталась вежливо и решительно откланяться:

— Простите, но, раз уже ничего нельзя изменить, я хотела бы уйти.

— Не раньше, чем ты исправишь его ошибку. Верни мое кольцо!

— Разумеется! За этим я и приехала, не нужно говорить со мной как с воровкой. — Я раскрыла сумочку. — Господин Ус подарил мне это кольцо, я на него ни в коей степени не претендовала.

— У него не было никаких прав на мою вещь! Если бы не его жадность, мой сын бы выжил — обернулся соколиком и улетел в синее небушко.

— Боюсь, такое бывает только в сказках.

— Ты не веришь в магию желаний?

Я достала заветный футлярчик.

— Честно говоря, нет.

— Нет? Тогда с кем ты сейчас разговариваешь? Ведь ты мечтала меня увидеть, не так ли?

Я не знала, что ответить на этот вопрос, но искренне заступилась за Уса:

— Антиквар всего лишь потомок атамана и не должен за него отвечать.

— С чего ты взяла? Думаешь, время течет по прямой? Он просто сбежал и отдал кольцо, чтобы пустить меня по ложному следу.

— Побег длиной в четыреста лет?

— Увы, увы! Помнишь, он тогда предлагал еще и мой портрет, однако ты отказалась?

Она звонко расхохоталась, стала красивой и страшной. Невозможно было отвести глаз от этой мертвой панночки.

— Ты так ловко вывернулась! А он надеялся избавиться от меня и зажить в свое удовольствие. Как будто ничего не было... Похоже на игру краплеными картами, да? Не получилось! Бедный Ус! На этот раз он переоценил себя.

— Какая вы злая! А я вас тогда так жалела... А что было бы, если бы портрет оказался у меня?

— Я пришла бы к тебе, ведь я привязана к своей тюрьме. — Марина кивнула на портрет, занавешенный зеленым шелком. — Забрала бы кольцо, и наш хозяин остался бы жив.

— А я? Оказалась бы на его месте?

— Скорее всего! Но, к счастью, этого не случилось. Я сделала то, о чем давно мечтала, — насладилась местью, и, если ты готова отдать кольцо, наградой будет жизнь!

— Да, это действительно счастье! — вырвалось у меня. — А ведь я хотела спасти вас, забрать у него этот портрет. Как хорошо, что я удержалась!

— Почему? — насмешливо спросила Марина. — Теперь ты не хочешь меня видеть? Как странно: ты же все время рассматривала мои портреты!

— Теперь я вас боюсь.

Я представила, как открываю глаза и вижу на фоне окна силуэт Марины, которая протягивает руку и требует кольцо. Какой ужас, а я так ей сочувствовала! Бежать, бежать отсюда скорее! Я собиралась уже отдать коробочку, однако женское любопытство оказалось сильнее.

— Простите, прежде чем я верну ваше кольцо, хотя бы намекните, зачем оно вам? Я так и не смогла придумать желание, а вы?

— А мое желание всегда вот здесь. — Марина дотронулась до сердца.

— Но историю нельзя переделать, и вряд ли вам достанется корона...

— О чем ты говоришь? Я хочу вернуть сына! Ты долго будешь еще меня мучить? — грозно сказала Марина и протянула узкую ладонь.

Я торопливо вложила в нее футляр:

— Понимаю вас и сочувствую! Только вряд ли кольцу по силам помочь: мертвые не оживают.

— Зачем мне его оживлять, если я тоже мертва?! Я просто хочу быть вместе. Но нигде не могу найти своего Ивана: ни на земле, ни под землей, ни на небе. Он исчез. Конечно, я грешница — он ангел, и трудно нам встретиться! Хоть бы след его найти, хоть бы след! Знаешь, как я тоскую о нем? О нет! Откуда тебе знать? Ведь твой сын и жив и здоров...

Ее лицо стало ясным и грустным, пальцы задумчиво гладили голубой бархат коробочки. Потом Марина вздохнула и приподняла крышку. Ее глаза стали прозрачными от ярости.

— Ты смеешься надо мной, женщина-писарь? Где мое кольцо?!

Футлярчик, покачиваясь, поплыл ко мне по воздуху: он был пуст. Как в замедленном кино, я вспомнила тот момент, когда прикрыла кольцо тетрадкой, потому что меня отвлек телефонный звонок.

— Боже мой, я забыла! Зачем я это сделала? Позвольте, вернусь домой, я оставила его на столе...

— И ты думаешь, я тебе поверю? — Она расхохоталась. — Всю жизнь меня называли хитрой, но некоторым я доверяла — и предавали именно они! Интересно, почему?

— Я не предавала! Просто забыла.

— Не затрудняйся объяснениями: мне нет до тебя дела! Знаю только, что хочу найти Ивана и для этого нужно вернуть кольцо!

— Как нелепо получилось! Я же сама хотела отдать кольцо! Почему вы не верите? Смотрите! — Я в отчаянии размахивала открытой сумочкой. — Здесь ничего нет.

— Перестань. — Марина изобразила брезгливую мину. — Я все равно не верю, но обыскивать не стану. Я устрою огненный бал, и ты приглашена первой.

Она потянулась к подсвечнику.

— К-какой бал? Что вы делаете? В-в-вы сумасшедшая!

— Отнюдь, — спокойно возразила Марина. — Из нас двоих сумасшедшая — ты. Я же тебе снюсь, а не наоборот. Мертвые снов не видят.

Она склонилась над свечой, подула на пламя, и гибкая золотая змейка поползла по столу, подбираясь к портьере.

— Знаешь, как нужно поступать со старыми платьями? Их бросают в огонь — ветошь сгорает, а драгоценные камни остаются, золотые нити превращаются в слиток...

Марина любовалась пламенем, которое уже бежало вверх по портьере.

— Я не старая тряпка, я человек!

— Довольно ветхий человек. Пусть несовершенное тело сгорит и исчезнет, а прекрасная и вечно молодая душа получит свободу. И если я найду кольцо, возможно, подружусь с тобой. Что ты стоишь и смотришь на меня, скучная женщина? Ты не любишь балы? Танцуй, танцуй огненную мазурку! Смотри, как красиво!

Она легко заскользила по комнате, раскланиваясь с невидимыми кавалерами. При каждом повороте на окнах загорались новые складки портьер, превращаясь в огненные водопады. Жар становился нестерпимым. У меня потрескивали волосы, дыхание перехватывало. Но сдаваться я не собиралась и кинулась к выходу с криком:

— Не догонишь!

— Ловите ее! — крикнула Марина, и стрекоза-химера метнулась в коридор.

Следом летел кузнечик с турмалиновыми глазами, и его серебряные крылья резали воздух как бритвы. За ним с металлическим звоном спешила вся сумасшедшая стая. Это был конец!

— Паша! — почему-то отчаянно закричала я, как будто внук мог услышать.

И вдруг увидела прохладное, прозрачное и сверкающее озеро, которое звало, манило и обещало спасение. Ни минуты не раздумывая, я бросилась в него, и водяные брызги превратились в ледяную, обжигающую лавину. Она накрыла меня с головой, и я исчезла...

— Какое зеркало было! Большое, добротное! Сейчас ни за какие деньги не купишь. Жалко!

На меня сверху взирал вороний зрачок, он поблескивал и подмигивал.

— Уйди... всевидящее око.

Голова так раскалывалась, что было больно смотреть, и я снова закрыла глаза.

— Плохо тебе, мать, да?

— Да...

— Так надо думать... Разве после такой дряни будет хорошо? Как же ты дошла до жизни такой?

— Не твое дело! Все равно ты сейчас исчезнешь — вот и убирайся в свой лес!

Господи, кому я это говорю? Это же... Вас... Василиус?

— Собственной персоной, мадам! По счастью, вы не заперли входные двери. Так что я не сон, а воплощенная реальность.

Я не только открыла глаза, но даже приподнялась.

— Убирайся! Я позвоню в полицию.

Василиус невозмутимо потряс золотой коробкой:

— Имей в виду: за употребление могут привлечь, да еще как!

Он непринужденно сидел в кресле, положив ногу на ногу, невообразимо прекрасный в элегантном шерстяном костюме, однако бледный и явно встревоженный. Левая рука была обмотана полотенцем.

— Скажи, это все из-за меня, да? Ты меня так сильно любишь?

— Я тебя ненавижу, ты враль и обманщик...

— И что я наврал? Это ты сбежала неизвестно куда, хотя клялась в вечной любви.

— Я ни в чем не клялась! Что у тебя с рукой?

Он кивнул в сторону коридора, и я, по-гусиному вытянув шею, увидела целую груду блестящих осколков.

— Да, любимая, это ты головой пробила. Крепкая она у тебя.

— Я хотела убежать в Зазеркалье, чтобы никогда не возвращаться сюда.

— Ты ничего не перепутала? Может быть, ты бежала из Зазеркалья?

У меня в носу защипало, я еле сдержалась, чтобы не расплакаться.

— А мне некуда бежать: у меня теперь нет работы и... и вообще ничего нет. Даже тебя.

— Даже меня? Какая малость... — Он насмешливо поднял бровь. — Может, ты объяснишь, что случилось?

— Я знаю, что Валентина беременна! И...

— И?.. — В глазах Василиуса блеснул неподдельный интерес. — Ты правда думаешь, что я единственный мужчина в Петербурге, от которого можно забеременеть? — Он почесал бороду и скромно опустил глаза. — Это, безусловно, лестно, но ты немного преувеличиваешь.

— Опять врешь.

Я лежала с закрытыми глазами, чувствуя, как они наполняются соленой влагой, и вот она перелилась через край и заскользила по щекам.

— Как правильно она сказала: почему предают именно те, кому доверяешь?

— Она — это кто? — поинтересовался Василиус. — Твоя подруга -наркоманка? У вас что здесь, притон?

— Нет, моя многоюродная прабабушка из Зазеркалья. Василиус, зачем ты пришел? Разве я звала тебя?

— Нет конечно, — серьезно сказал он. — Хотя иногда пригодится и незваный гость. Тогда, на кладбище, ты ведь тоже сама пришла? Послушай, Анна, ты спасла мне жизнь — похоже, теперь был мой ответный ход. Я рад, что успел, потому что мне бы тебя не хватало... Короче, не желаю жить без тебя! А ты? Ну-ка, отвечай прямо и без кокетства! Я ясности хочу!

— Я тоже... хотела, но теперь... — Я уже махнула рукой на собственное достоинство и захлебывалась рыданиями. — Уходи к своей Валентине, слышишь, убирайся! Исчезни из моей жизни, пожалуйста!

— О нет! Аня, не в моих правилах тревожить молодых матерей. Я свой выбор уже сделал. У нее есть жених, ребенок, и я здесь ни при чем. Вернее, при чем, только совсем чуть-чуть.

— Она же бросилась под машину!

— Бросилась и не отрицает. Я был сегодня у нее. Говорит, отец ребенка ее оставил по причине крайнего безденежья. Пришла она ко мне душу излить, а там ты! Разговор не получился... Говорит, я ее тоже предал. А твои циничные глаза, ехидная улыбка и презрительный вид усугубили боль измученной души.

— Что? — Я села на диване. — Какие глаза и улыбка?

— Ехидные и циничные! Видишь, дорогая, и ты не подарок! Валька говорит, мы вдвоем довели ее до отчаянного шага и лишили веры в людей. Она к нам как к родителям, с открытым сердцем, а мы... И ты, мать, ничем не лучше меня.

— Господи, что же делать?

Он прищурился:

— Не волнуйся, женщина, я уже все сделал. Что за бабы сейчас пошли? Почему вам всегда нужно что-то делать, везде лезть? Вот не полезла бы в мои дела, голова б цела осталась! Ты имей в виду, мне жена-наркоманка и своевольница не нужна!

— Какая жена? При чем здесь жена? Скажи лучше, как ты догадался, что Валентина жива? И что я здесь?

— Плохой бы я был волшебник, если бы не догадался! К тому же у меня есть осведомитель: мне Треха сказал.

— Но ты же сбежал!

— Я уехал дела улаживать! Я же не знал, что ты украла эту коробку. Знал бы — мигом бы нарисовался.

Я хотела возразить, потом побагровела и промолчала.

— То-то, женщина. Украла! По-другому не скажешь, а на правду не обижаются. — Василиус погрозил пальцем. — Это хорошо, что молчишь. Начинаешь исправляться! Теперь слушай план дальнейших действий. Тебе интересно?

— Интересно... — прошептала я, чувствуя, как расслабляется во мне каждая клеточка, как захлестывает приятное тепло.

Рядом со мной был мужчина, и уже не хотелось ничего решать, руководить, выяснять и доказывать.

— Итак, с Валентиной произошли наилучшие изменения. Она побывала на краю гибели и твердо решила встать на путь исправления, не повторяя ошибок прошлого. В свою очередь я, заручившись обещанием, что буду посаженым отцом на свадьбе, отправился на поиски малодушного жениха.

— Начинающий художник, наверное?

— Нет, литератор, но тоже начинающий.

— Литератор? Способный, перспективный?

Мне стало интересно.

— Скорее, не лишен искры таланта. Последняя вещь продается на ура, а вот денег почти не получил.

— Как это? Не понимаю.

— Обыкновенно! Сказки обман: он, когда узнал, что вещь будет издана, на волне эйфории согласился на любые условия.

— Наивный.

— Он ведь не наш человек, одно слово — иностранец.

— Наверное, из СНГ приехал? — посочувствовала я. — У них сейчас так трудно живется! Особенно творческим людям. Хотя где и когда им было легко?

— Это ты правильно сказала, мать! А наш автор из Шенгенской зоны прикатил — австрияк он, австриец! На родине успеха не дождался, видно, у интеллектуалов там проблемы как в СНГ. По-русски он не писал, но читал, даже каких-то современных писателей знал. После недолгих раздумий рискнул, приехал к нам и не ошибся! Тем более повторяю: парень был согласен на любые условия, лишь бы напечатали!

Я слушала, широко раскрыв глаза.

— Я не слишком занудно излагаю?

— Нет, что ты! Я даже предполагаю, что здесь дело пошло.

— Правильно, пошло. Еще как пошло! Молодой литератор был человеком неглупым — прочитал русское издание и понял, что ему достался гениальный переводчик. Говорит, даже хотел встретиться, однако в издательстве отказали. Ну, в общем, жил парень не тужил. Был в восторге от Петербурга, творческой тусовки и русских девушек. Потом встретил Валю и влюбился. Тут встал вопрос о презренном металле, потому что слава славой, а без денег никуда! Даже зарубежный паспорт жене не вправишь. Пошел к директору издательства, объяснил ситуацию, взывал к справедливости. Тот говорит: контракт есть контракт. И тогда доведенный до отчаяния юнец, наученный неизвестно кем, сказал, что будет подавать иск о нарушении авторских прав.

Ошеломленно слушала я этот рассказ.

— Его зовут... — Я назвала имя. — А переводчик — это я, меня из-за него уволили.

— Как интересно! Надо же, круг замкнулся, — задумчиво сказал Василиус. — Скажу Вале, чтоб тебя в посаженые матери взяла. А мне пришлось разбираться с этим австрийцем и издательством, чтоб обеспечить безоблачный старт молодой семьи.

Я представила лицо Демиурга и тихонько рассмеялась.

— Разобрался?

— Конечно! У меня знаешь какие юристы?

В этот момент в дверь позвонили.

— Я открою!

— Нет, ты меня скомпрометируешь.

Я осторожно спустила ноги на пол.

— А ты дойдешь?

— Должна. Я только что воскресла из мертвых.

Даже не стала спрашивать, кто там, и сняла цепочку. В проеме стоял... Демиург.

— Можно войти?

— Разумеется...

Он держал в руках громадный букет красных роз, похожий на рулон шелка. В недоумении покосился на груду стекла:

— У тебя что, ремонт?

— Вроде того.

Я приняла роскошный плащ, розы и, предвосхищая реакцию директора, когда он увидит Василиуса, нехотя кивнула:

— Проходи...

— Я ненадолго! Хочу кое-что сказать.

Но Василиуса в комнате не было! В волнении озираясь по сторонам, я даже метнулась к окну.

— Анна, что с тобой?

— А что?

— Ну повернись ко мне передом, к лесу задом. Я хочу признаться...

— Не напрягайся, я уже забыла о своем увольнении.

— Аня, я хочу признаться в любви и вручить помолвочное кольцо...

— Нет! Кольцо — не надо!

Я с трудом нащупала стул и уселась, тяжело переводя дыхание.

— Ты сошел с ума? У меня такое чувство, что за эти несколько дней все сошли с ума. Я сама — в первую очередь.

— Отнюдь! Прости, что так долго собирался. Вообще-то ты мне с первого взгляда понравилась. Твоя непосредственность разила наповал. Но как к тебе подойдешь? Переводы, переводы, переводы... Ты была ледяной Снегурочкой без всяких признаков жизни. Твоя холодность остановила бы любого. Как вспомнишь, сколько потеряно времени, так вздрогнешь! Неужели было так сложно подмигнуть?

— А почему сам не подмигнул? — вдруг вырвалось у меня. — Боялся, что соглашусь?

Леонид Петрович слегка покраснел.

— Ты, я... Анна, прекрати торговаться! Ну что поделаешь, так получилось: пришлось мне, бедолаге, на других женщин размениваться. А ведь сложилась бы сказочная пара!

Он стоял посреди комнаты и улыбался, большой и совсем не страшный, а пальцы сжимали хорошенькую алую коробочку.

— Ты же женатый человек!

— Давно нет. Просто, когда вокруг много красивых девушек, приходится держать наготове щит брачного свидетельства.

— Весьма предусмотрительно.

И тут из соседней комнаты вышел Василиус, и мы оба потеряли дар речи: Демиург — от неожиданности, а я — от его внешнего вида. Василиус выглядел по-домашнему: без пиджака и даже без рубашки, в майке, как будто он только что подкидывал гантели, и во Владькиных тапочках.

— Ты... вы... чего... как здесь?

— Я здесь живу, — сообщил Василиус. — Анна, ты не возражаешь?

Я помотала головой.

— Раньше проживал на кладбище, теперь у будущей супруги. Анна, ты за меня еще не передумала замуж выходить?

— О нет! Я теперь всегда буду следовать за тобой!

— Видишь, какая женщина? Просто былинная преданность! Найди сейчас такую! Проторговался ты, прособирался...

Демиург обрел дар речи:

— Послушай, Анна, я тебя все эти годы любил, глаз не спускал...

— Глаз не спускал? — рявкнул Василиус. — Это называется — держать в поле зрения! А любил ты в это время своих секретарш! Теперь, говоришь, отбегался? Устал? Разве мужик так поступает? Сигналов он ждал... Ну-ка, Анна, ответствуй: тебе кто больше мил, кого выбираешь? А то мы сейчас в кулаки пойдем и тут все разнесем.

Тихо млея и чувствуя себя одновременно королевой Амидалой, Анжеликой, маркизой ангелов, и Дейенерис Таргариен, я взяла Василиуса под руку и прижалась щекой к его могучему бицепсу.

— Простите... Мне, конечно, очень лестно, но... в кулачном бою нет никакой необходимости. Я свой выбор давно сделала.

Минуту Демиург взирал на меня непроницаемыми глазами василиска, потом аккуратно убрал коробочку.

— Ты удивительная дура, Анна! Такой мелкой мести я не ожидал.

Непередаваемо величественный, он завязал кушак плаща и исчез в дверях не попрощавшись. Василиус сам закрыл за ним.

— Не пожалеешь?

— Нет. — Я рассмеялась. — Наоборот, столько счастья — и это все мне одной?

— Но меня, Аня, интересует такая вещь: банкет — бог с ним, я переживу, а вот свадебное путешествие должно быть на высоте! Изложить планы?

Я счастливо кивнула.

— Предлагаю провести лето в Германии: у моего друга в горах есть поместье с библиотекой. В чудесном старинном доме живут кошки, собаки, а в конюшне из красного кирпича благоденствуют две лошадки для конных прогулок. Надеюсь, я закончу там книгу, а ты начнешь свою.

А зимой — в Швейцарию! Там есть такой городок, где ставят огромную рождественскую елку, и она отражается в озере.

Я в упор смотрела на него, но Василиус был спокоен и невозмутим.

— Хорошо, мыслечтец, чертов гипнотизер! Обещай мне две вещи: во-первых, ты никогда не станешь читать мои мысли...

— Я не умею читать мысли, — искренне сказал Василиус. — Просто иногда желания двоих совпадают. А во-вторых?

— Мы начнем наше путешествие с Москвы. Мне нужно вернуть должок.

— Как скажете, Анна Александровна, как скажете, любимая женщина! Только придется путешествовать на машине, чтобы нашему спутнику не пришлось лететь в багажном отделении. Ведь это было бы несправедливо, правда?

— Разумеется, — кивнула я. — Даже не спрашиваю, кто будет третьим. Чувствую, что с рыжим Анубисом мы связаны навсегда.

Эпилог

В Коломну мы приехали рано утром. Автостоянка располагалась высоко и эффектно, на самой вершине холма, с которого открывался живописный вид на окрестности. Было светло и солнечно, но, к сожалению, ночью прошел сильный ливень и все туристические достопримечательности внизу были окутаны непроницаемым туманом. Из белоснежной, похожей на море массы выглядывала только верхушка каменной башни.

Сама стоянка поблескивала стеклом автоматов и фонариков, серебряным металлом перил и имела веселый, почти праздничный вид. Дымился нагретый солнцем асфальт, влажно искрилась зелень, а вокруг было пусто: ни автобусов, ни туристов.

— Странно... — Мой спутник пожал плечами. — Я, конечно, понимаю, что рановато, и все-таки уже десять. Может, не работают?

Однако опасения не подтвердились: автомат с аппетитом проглотил хрустящую купюру и выдал парковочный талон. Теперь можно было спускаться вниз, но я очень волновалась и не спешила: мы уже близко от того места, которое хранило реальный Маринин след, — от Маринкиной башни... Василиус, прищурившись, любовался видом, потом полез в карман за папиросами и вдруг передумал.

— Вероятно, сейчас случится какое-то важное событие.

— В этом нет никаких сомнений, — уверенно подытожила я.

— И что же?

Я подтянулась на цыпочках к курчавым завиткам возле уха и прошептала:

— Сейчас будет исправлена историческая несправедливость, а свидетели здесь не нужны.

— Понимаю! — энергично кивнул Василиус. — Но горячий кофе перед началом мероприятия нам не повредит?

И он устремился к заветному окошечку, которое, несмотря на надпись «24 часа», оказалось закрытым.

— Вот теперь верю! Ты, как всегда, права: абсолютная конфиденциальность — и точка!

Милый Василиус — он чувствовал мое волнение и как мог старался помочь. Мы посмотрели вниз и обнаружили, что туман рассеялся. Башня стояла во всем мрачном великолепии и была прекрасно видна. У меня сжалось сердце.

Спутник взял меня за руку и тихо сказал:

— По-моему, нам пора. Пойдем, Аня.

Мы стали спускаться по выложенной тротуарной плиткой дорожке, и вдруг появилось ощущение, что это некая нить Ариадны, сойти с которой опасно или даже смертельно. Я с осторожностью нащупывала ногой каждый кирпичик, как будто шла по канату. А слева и справа вздымались вавилоны ушедших минут, часов, веков, готовые обрушиться и поглотить самонадеянных странников.

— Ты чувствуешь, Василиус?

— Конечно, — серьезно сказал он. — И бесчувственный бы почувствовал.

— А если эта бездна нас поглотит? Мы же на самом дне времени!

— Теперь ничего не поделаешь: пошли — значит, идем.

Он обнял меня за плечи, и мы продолжили свой путь к роковой башне. Рыжий проводник бесстрашно обогнал нас и затрусил впереди, сосредоточенно рассматривая мрачную цель. Наконец спуск закончился, и нас накрыла куполом абсолютная тишина, от которой зазвенело в ушах: ни шума шин, ни автомобильного гудка. Это была тишина не нашего времени, а того, далекого...

— Как ты думаешь, мы еще здесь или уже там?

— Конечно, там, — ответил Василиус и плотно сжал губы.

Я видела, что он тоже волнуется.

— И боюсь, что у нас мало времени. Можем не вынырнуть. Делай скорее что хотела.

Негнущимися пальцами я достала кольцо и стала озираться вокруг.

— Василиус, кажется, у нас нестыковка! А вдруг Марина еще жива и находится в башне? Тогда никакой сороки-ведьмы нет и в помине! Как я передам кольцо?

— Так она же ведьма! Делай и надейся. Панночка разберется!

И тут еле слышно, но очень зло заворчал Треха. Шерсть встала дыбом, спина вытянулась и дрожала от напряжения. Я проследила, и мой взгляд уперся в золотые птичьи зрачки. Огромная черно-белая птица, держась лапами за решетку, висела вниз головой на башенной бойнице и смотрела на нас. Она явно заметила кольцо, и сорочий взор пылал.

— Господи, это же какая-то птица гамаюн, — без улыбки пошутил Василиус и схватил Треху за ошейник. — Клади на камень кольцо, пока мутант не спикировал! Худо будет...

Я торопливо положила кольцо, и сорока камнем упала вниз — только ветер засвистел в черно-белых перьях. Птица не боялась ни меня, ни собаки, ни Василиуса, потому что не птица это была. Длинный клюв виртуозно подхватил кольцо, и нас оглушил заливистый автомобильный гудок. Мы нервно оглянулись.

С холма спускалась веселая стайка школьников, на стоянке разворачивались два автобуса. А рядом с башней лучезарно улыбался деревянный медведь и приглашал отведать настоящей русской кухни в ресторане «Коломна».

— Ну что, Анна? Хочешь продолжить экскурсию? — спросил Василиус.

Он был слегка бледен. Я покачала головой, и мы втроем отправились на стоянку, преодолевая туристский поток.

...Вечером, когда мы пришли в себя и отдыхали в номере гостиницы, где принимали и двуногих и четвероногих, я со вздохом сказала, что все страсти по кольцу кажутся мне напрасными.

— Я даже не смогла придумать желание, представляешь?

— Не представляю, — усмехнулся Василиус. — Есть такая категория людей, которые не замечают даже своих сбывшихся желаний. Мы же вместе, и ты скоро начнешь писать свою книгу. Что же еще? Или скажешь, я не прав?

Я кивнула:

— Не скажу. Ты прав.

Мимо окна промелькнула тень: мне показалось, что это была тень от птичьих крыльев. Треха приподнял голову и внимательно проводил нечто взглядом, потом зевнул и положил голову на вытянутые лапы. Вроде бы волшебная часть истории закончилась и можно перевести дыхание. Хотя... Я с сомнением заглянула в карие глаза Василиуса.

Он улыбнулся в ответ, взял пачку папирос, чашку кофе и пригласил на балкон. Мы развалились в удобных креслах среди вазонов с цветами и любовались закатом. Вдали, на фоне сиреневого неба, грозно высилась наша с Мариной башня, похожая на чудовищный маяк.

Василиус неожиданно сказал:

— Да, согласен. Эта башня — твой маяк в океане прошлого. Может, без него мы бы и не выплыли сегодня.

— Ты же обещал не читать мои мысли!

— Извини, я забыл. Как-то само получилось...

Мы помолчали.

— Помнишь, Аня, скамейку? Ты тогда спросила меня, какой я волшебник: добрый или злой? А перед этим сказала, что тебе не нравится слово «маг», якобы оно происходит от «манить», «заманить», «обманывать»... — Он медленно помешивал кофе мельхиоровой ложечкой. — Это, кстати, абсолютно неверно.

— Может быть, «воображение», «imagination»?

— Опять неправильно! Майя — это зеркало, в котором Брахма видит себя и чудеса своего могущества. Есть человек, а есть желания — по сути, отражения его внутреннего мира. Я изучаю магию желаний, чтобы сделать людей лучше.

— Может, сначала нужно спросить мнение людей?

Он задумчиво выпустил колечко голубого дыма. Проследил, как оно улетает в закат, и примиряюще улыбнулся:

— По-моему, сейчас у нас может произойти первая семейная ссора... Анна, я иногда допускаю право выбора: например, сегодня я шел навстречу твоим желаниям. Из-за тебя, дорогая, мы спустились вниз по времени, хотя очень рисковали.

— О! — Я порозовела. — Благодарю. Это действительно было опасно?

Он поморщился:

— Почти смертельно! Помнишь, когда мы вошли в коридор времени, я взял тебя за руку? Я забрал у тебя энергию желания, иначе мы утонули бы в этой пучине. Не переживай, это немного — примерно одна шестнадцатая твоей души.

Я похолодела и почувствовала, что мои глаза становятся величиной с блюдце. В ответ мой маг заразительно расхохотался:

— Анна, что с тобой? Ты в принципе не понимаешь шуток, старушка нюй-куй! Теперь ясно, почему Бронштейн так и не решился дотронуться до тебя за все эти годы. Это, наверное, примерно то же, что обнять трансформатор.

— Н-не надо про трансформатор! — Я невольно вспомнила голубую бабочку среди зимы. — Никогда не произноси это слово!

Василиус насмешливо оглядел меня с головы до ног:

— Боже, какая ты красивая, когда злишься или боишься! Ты напоминаешь цветок, дрожащий от ветра. И этот свет, когда садится солнце, — ты в нем вся золотая... Если ты похожа на Маринку, то у меня полное взаимопонимание со всеми самозванцами, которые ее любили. И знаешь, о чем я сейчас еще думаю? Я думаю о своем участии в тебе. Можно я все-таки буду называть тебя своей Галатеей или Коппелией?

«Коппелия», «одна шестнадцатая часть души» — мои бедные нервы не выдержали.

— Нельзя! Я — Анна, Анна, Анна! А вот кто ты — я иногда теряюсь в догадках!

— Дорогая... — Василиус откинулся на спинку кресла. — Обо мне тебе расскажут в Интернете, на телевидении и даже в кино. Здесь существует полная ясность. Вопрос в другом! Как меня, хитроумного, угораздило влюбиться в синий чулок и пойти по пути этого издателя? С чего ты взяла, что ты сказочница? Хотя все возможно! Задатки есть, можно улучшить...

— Не смей ничего улучшать!

— Хорошо-хорошо! Будешь жить до ста лет и умрешь какая есть!

— Ты... ты уже порылся в моем прошлом?!

— Нет, просто у людей иногда мысли сходятся. Зачем ты грубишь, дорогая? Ради тебя я сегодня так старался! Какая неблагодарность, Анна! Считай, что я обиделся.

Я не поверила, что он действительно обиделся (в глазах поблескивали смешинки), но стало стыдно и я расстроилась.

— Прости, сегодня был тяжелый день, я запуталась...

— Ладно, не хочешь быть Коппелией — станешь Ариадной или моей музой. Например, Уранией. — Он расхохотался. — Урания — звездочет, как и ты, дама серьезная, ученая!

Нахохлившись и уставившись прямо перед собой, я изучала балконные вазоны. Василиус слегка приобнял меня за плечи и поцеловал руку:

— Не обижайся, Анна! Все нормально, все хорошо! Мы привыкнем друг к другу. Главное, что я тебя безумно люблю.

Я продолжала обиженно сопеть.

— Ну, ничего, ничего... Жена должна бояться мужа своего, так? Иначе какой в семье порядок?

Он отправился смотреть футбол, а я задержалась на воздухе. Последнее время я чувствовала себя и выглядела замечательно, как будто бы он не забрал одну шестнадцатую моей души, а отдал половину своей. Что я, в конце концов, хочу от него? Разве я не стала счастливой? Теперь мне уже стыдно за свой крик. И феноменальное занудство.

Я долго стояла, облокотившись на перила балкона; ночное небо потемнело, и башня стала незаметной. Вокруг гостиницы зажглись фонари, заливая светом лабиринт дорожек в маленьком парке, который раскинулся прямо под нашим балконом. За красивой оградой плыл в бесконечность автомобильный поток. Был тихий, приятный летний вечер. Я окончательно успокоилась и в этот момент отчетливо услышала быструю и странную скороговорку. Ее не смогли заглушить вопли футбольных болельщиков. Вероятно, Василиус говорил по телефону.

— Если вы поняли всего понемножку, значит, вы ничего не поняли! Руны — это смысловой ряд, и пока вы не поняли феху, вам никак не понять уруз... Не огорчайтесь! Некоторые души и так разбиты на части. Диссоциации сейчас часты, так что могли и кусочек забрать. Постепенно привыкнете...

О чем это он?.. Одиссей — экстрасенс, все экстрасенсы так зарабатывают... Но твой друг не очень сентиментален: вспомни Василия, которого превратил в обычную иллюзию. Как он тогда говорил? Что-то вроде: «Я гарантирую, цыган больше не вернется. Сапоги и ватник лежат в ванной...» А Валентина? «Я хотел ей помочь...» А что с ней стало? Странная музыкантша, побывав на грани жизни и смерти, встала на путь здравомыслия и выходит замуж за «порядочного человека». Кажется, это называется шоковой терапией? Я почему-то представила леди Рубенс в белом кружевном чепчике и длинном старинном платье. Глаза скромно опущены, кофейный поднос в руках — бедная девочка, мне тебя искренне жаль! Нет, я положительно не хочу, чтобы меня улучшали!

А бежать некуда: любовь — такая штука, от которой далеко не убежишь. Жизнь без Василиуса уже особого смысла не имела. Да и можно ли убежать от волшебника? Итак, что делать? Как совместить несовместимое: любить и не бояться исчезнуть?

И вдруг подул ветер. Налетел, хлопнул балконной дверью, закружил над головой шальные листики. В его круговерти появилось нечто, медленно плывущее по воздуху, похожее на черно-золотую птицу с распростертыми крыльями. По счастью, я не успела закричать, и тут где-то близко-близко (может быть, в душе?) зазвучал родной голос Василия:

— Что, Аннушка, милая? Поймал тебя птицелов? А ты не бойся, мы силочки-то расплетем! Возьми платочек-подарочек от моей сестреночки. Знакомый платок? Она тебя помнит! Говорит, глупая ты, но добрая. Сестра у меня тоже не злая — давно помирилась с тобой.

— Господи, а где ты ее нашел?

— Да родные души всегда друг друга найдут. Мало ли где можно встретиться? Например, в тридевятом царстве, тридесятом государстве. Глядишь, и мы с тобой там увидимся да обнимемся. А подарочек возьми, не бойся! Сестра — волшебница сильная, цыганка настоящая. Возьми и спрячь, никому про него не сказывай.

— Ап!

Рядом со мной что-то клацнуло. Треха, подлец, незаметно подкрался и сделал виртуозный пируэт, чтобы поймать странную птицу. Я на долю секунды опередила его и почувствовала знакомый цветочный аромат, тягучий и сладкий, от которого успокоилось и перестало частить мое сердце. Пес предупреждающе заворчал. Я бесстрашно сделала неприличный жест и спрятала платок в карман. Треха звонко и возмущенно залаял.

— Что у вас происходит?

Василиус прервал разговор и вышел на балкон. Он улыбался, но смотрел на меня пристально и серьезно.

— Ничего... Я случайно наступила ему на лапу. Сожалею.

— И все?

— Все! — рассмеялась я, неожиданно чувствуя себя на равных.

В голове почему-то всплыла старая детская приговорка: «Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать! Кто не спрятался, я не виновата». И я подумала, что волшебная часть истории на кольце явно не закончилась. Что же, поиграем! Возможно, когда становишься женой волшебника, это неизбежно. Тем интереснее... Не исключаю, что когда-нибудь я и сама стану волшебницей!