Записки следопыта

ЗАПИСКА ПОГРАНИЧНИКА

В тридцатые годы, как говорил я уже, на дальневосточных рубежах молодого государства было неспокойно. Тревожно жилось в нашем приграничье и его жителям. Знал я среди них немало людей бесстрашных и во многих отношениях замечательных. В большинстве своем потомки казаков, некогда осваивавших суровый сибирский край и ставших на этих землях первыми пограничниками, были это натуры яркие, боевые; внимательное и, вместе с тем, активное отношение к действительности было в среде здешнего населения характерной чертой и воспитывалось самой жизнью. В приграничной полосе никто не был застрахован от опасной встречи с контрабандистами или, и того хуже, с диверсантом, «заброшенным» из-за границы для подрывной деятельности в нашем тылу.

Под постоянной угрозой быть устраненными в качестве невольных свидетелей жили лесники, сторожа, путевые обходчики. Им приходилось работать, приняв меры предосторожности, и часто, оставаясь незамеченными, они обнаруживали, что в приграничье появился новый, неизвестный человек. Я всегда расспрашивал путевых обходчиков, не повстречались ли им незнакомые, подозрительные лица. И они не раз помогали задерживать нарушителей.

Люди в зеленых фуражках были в нашем порубежье главными героями — или, скажем так, основными действующими лицами. К ним относились с нескрываемым интересом и неподдельным уважением. Ребятишки стремились на нас походить, и порой им это удавалось, о чем говорю без шуток: даже дети помогали нам «ловить шпионов» и прочих гостей с той стороны.

Скажу еще, не убоясь высоких слов, что помогали нам жители окрестных деревень не только ради общей безопасности в приграничье: эти люди любили свою родину. Здесь, на крайних ее рубежах, это чувство проявлялось особенно остро, — ведь мы были ответственны за благополучие тех, с кем чувствовали свою незримую связь, — за мирную жизнь своего народа.

Это единило нас, живших в приграничье большой Родины…

Ночь выдалась претемная, в двух шагах — плотная, непроницаемая стена тьмы, за ней — непредсказуемость приграничья. Нам с Ингусом знакома тут каждая тропа, а молодым пограничникам, которые вышли сегодня со мной в наряд, не по себе, приходится пробираться почти наощупь. У них, новичков, еще не привычное к темноте зрение, — мне легче: развил его остроту с помощью специальных приемов и упражнений. Понятное дело, оно у меня не столь великолепное, как у Ингуса, и я не могу проницать темноту, словно рентген, но все же…

А у него, чудесно одаренного существа, не только в этом перед нами преимущество. Зрение для него, можно сказать, дело третье: слух и нюх ведут его сейчас по ночной темноте — в первую очередь они. Уверенно бежит ищейка впереди по дозорной тропе, исследуя путь, — Ингус, мой живой локатор, «улавливает» то, что еще на много-много метров впереди.

Ингус бежал, ныряя в траву, обнюхивал мокрые от росы кусты, и так как его чуткий нос ничего подозрительного пока что не уловил, временами Ингус устремлялся вперед довольно быстро. Я попридерживал его, натягивая поводок, дружески трепал своего верного пса по густой шерсти, едва слышно подбадривал:

— Хорошо. Молодец!

Однако правая моя рука лежала на рукояти маузера. Всего можно ожидать от пограничной тишины. Мне было хорошо известно, что нарушитель может пройти, не оставляя следов, неприметно даже для собаки. Или почти неприметно. Выйдет где-нибудь из реки, после того, как удалось благополучно ее переплыть: хорошо подготовленный лазутчик мог затаиться на дереве или в скалах, выжидая, пока пройдет пограничный наряд…

Начался лес. Темнота придвинулась вплотную, стала почти ощутимой: хоть ножом ее режь… Я внутренне собрался, сосредоточился: ситуация во всех отношениях благоприятная для нарушителей и крайне опасная, ненадежная для нас. Тут всего можно ожидать.

Не успели мы пройти по лесу и сотни шагов, как Ингус забеспокоился, заметался из стороны в сторону, обнюхивая землю, потом рванулся вправо. Взяв его на длинный поводок, я устремился за ним. Ингус зря беспокоиться не станет. Еще не было случая, чтобы он обманулся. И сейчас, я был уверен, он напал на след.

Но тут я вспомнил о своих молодых товарищах. Потеряются по неопытности в такой темноте, отстанут. Фонарики теперь уже включать нельзя, и с дозорной тропы мы с Ингусом свернули. Я придержал рвавшуюся вперед ищейку, остановился, прислушиваясь.

Нет, не отстали. Ко мне подбежали взволнованные ребята. Я шепотом объяснил им ситуацию и отправил обоих на заставу (благо, мы еще не успели от нее далеко отойти), чтобы сообщили о случившемся: оттуда поспешат на помощь испытанные боевые друзья.

Парни исчезли, будто растворившись, в кромешной темноте леса. А нам с Ингусом надо было спешить и спешить…

Я снова взял его на длинный поводок, и он тут же исчез в ночи. Слышен был только шелест веток, когда Ингус пробирался сквозь таежную чащу. Я за ним еле успевал. Дорогу преграждали невидимые в темноте сучья — казалось, это хотела схватить бежавших по тайге сама тьма; бросались под ноги гнилые пеньки и кочки… Сколько это продолжалось? Я уже потерял счет времени.

Наконец лес кончился. Открылось бескрайнее, ровное пространство. И тут только я заметил, что наступает утро. Все ярче наливался теплым светом восток, с каждой минутой становилось светлее. Вдали, над деревенькой, уже вились приветливые дымки: рано поднявшиеся хозяйки затопили свои печи.

Как далеко мы теперь от границы? Точно этого я не мог определить. Километров двадцать, а то и тридцать пробежали мы по следу нарушителя, петлявшего в непроглядной темноте леса. Куда же мы вышли?

Сориентировавшись, я понял, что застава наша отсюда гораздо дальше, чем я поначалу предположил. Мы вышли к широкому тракту, связывавшему приграничные села с городом. А Ингус все рвался вперед, держа след. Я огляделся. Дальнее пространство скрывала утренняя дымка, а здесь, ближе к нам, — ни души. Где же он, нарушитель, за которым мы гонимся уже около пяти часов?

Ингус выскочил на тракт и остановился, обнюхивая землю. Здесь, на дороге, было множество следов, самых разных, и в таких условиях собаке было работать чрезвычайно трудно. Ингус побежал назад, потом снова вперед и закружил на одном месте. Он потерял след.

Я попытался найти свежие отпечатки в дорожной пыли, но они, конечно же, терялись в лабиринте следов, оставленных здесь в разное время разными людьми, к тому же я не знал отличительных признаков интересовавшего меня следа: его формы, размера, не определив в свое время даже типа обуви, в которую был обут нарушитель. Тогда, ночью, Ингус уверенно вел меня по лесу, и я, на мгновение включив фонарик и определив по следу, что от нас убегал по тайге один человек, не стал терять времени на дальнейшие исследования. След был свежим, и пользоваться фонариком было опасно: нарушитель мог затаиться где-то рядом и нас обнаружить.

Быть может, и сейчас он прячется — в придорожных кустах, в диком бурьяне? В такой-то траве, что разрослась на подступах к тракту, укрыться легко. Спуститься туда? Опасно. Но можно пустить туда Ингуса, трава скроет его.

— Отдохнул немного — теперь работай! — сказал я другу, виновато вилявшему хвостом.

Я пустил ищейку обыскивать местность в радиусе нескольких сот метров. Результатов это не дало. Тогда я взял собаку на длинный поводок, и мы вернулись к тропе, по которой прежде выбежали к дороге. Опять начали обыск местности. Стараясь Ингуса ничем не отвлекать, я лишь временами подбадривал его, понуждая собаку работать как можно быстрее.

Испытанный не раз метод не подвел. Ингус рванулся вперед, потянув меня за собой так, что я с трудом за ним поспевал. Мы были снова на большом тракте и мчались в сторону города.

Однако бежать становилось все трудней. Сказывалась усталость. Ноги ломило, они были точно чужие, пот заливал лицо, волосы на голове, рубашка — мокрые. Но сильнее усталости была тревога: где-то впереди — нарушивший границу враг. Он стремится к нашим городам, селам, чтобы взрывать, жечь, убивать, и его надо задержать во что бы то ни стало, ценой любых усилий.

Тревога ли, чувство долга прибавляли сил, заставляли забыть об усталости. Чтобы было легче бежать, я, как делал это обычно в подобных случаях, сбросил куртку и сапоги. Фуражка слетела с головы еще где-то в лесу, поднимать ее не было времени.

Навстречу нам, из-за синевшего на горизонте города, вышло и устремилось ввысь чистое утреннее солнце. Сквозь поредевшую синь тумана все отчетливей вырисовывались контуры городских домов. До города, как показывал дорожный знак, оставалось семь километров. Значит, мы с Ингусом отмахали уже не двадцать, а больше тридцати километров — это если от нашей заставы мерить по прямой; а сколько еще кружили по лесу! И все это пока безрезультатно.

Поднявшийся ветер тронул дорожную пыль. Настал такой час утра, когда в окружающем мире восторжествовало солнце. Оно быстро поднималось, набирая мощь. Его лучи потеплели, окончательно растворив предшествовавший рассвету туман, и их дело довершил ветер. В небе — ни облачка, все, что ни существовало вокруг, проявилось в прозрачном воздухе во всех своих мельчайших подробностях. До самого города все, как на ладони. И…

Что это маячит там, впереди? Человек? Да, и притом спешащий изо всех сил к городу. Он, нарушитель? А кто же еще! В этот ранний час кроме него и нас с Ингусом на дороге — ни души. Человек, стремившийся к городу, тоже заметил меня — пограничника с собакой и, ускорив шаг, переходя уже на бег, то и дело оглядывался. Он надеялся, что успеет раньше, чем мы догоним его, добраться до окраинных улиц и скрыться там: в большом городе легко затеряться. Планы его нетрудно было разгадать. Что ж, пусть помечтает. А мы пока что прибавим скорости. Мы с Ингусом тоже не промах!

Мы уже не то что бежали — летели по дороге. И тут случилось непредвиденное. Мимо, обогнав нас, пронесся грузовик. Занятый преследованием, я отреагировал на него слишком поздно, когда машина нас уже обгоняла, и потому не успел ее остановить. Зато попуткой воспользовался неизвестный. Он поджидал ее у поворота, укрывшись в кустах, и когда грузовик, выписывая крутой вираж, замедлил ход, нарушитель вцепился обеими руками в задний борт и прыгнул в кузов.

Произошло все это в считанные секунды: такого оборота дела я, понятно, не ожидал. А надо бы! Мне, опытному пограничнику, упустить врага, можно сказать, из-под носа! Ну что теперь делать? Только и остается, что вернуться на заставу и доложить: всю ночь преследовал, почти догнал, но в конце концов упустил нарушителя. Нет, такого позора я на свою голову не приму!

Что есть духу — к городу, — мысленно отдал я себе приказ. Там сообщу в милицию, объявят розыск, опросим жителей — в городе поднимется тревога. Не так-то просто будет скрыться врагу. Не жалея ни себя, ни Ингуса, не на втором, а уже на каком-то пятом дыхании я бросился бежать к городу.

Однако это не выход, — думал я на бегу. Нарушитель на грузовике может проехать как угодно далеко — и через весь город, выехать потом из него: неизвестно ведь, куда отправился в этот ранний час на своей машине водитель. Да, задача, в которой одни неизвестные, и я, кажется, без толку ломаю голову, пытаясь ее решить. Что же делать, что делать?

Ход моих мыслей прервал визг тормозов. Переживая, что дал промашку, пытаясь найти выход из критической ситуации, я не заметил на этот раз уже встречной машины, вынырнувшей из-за поворота. Однако ж ее шофер заметил меня, пограничника, что есть духу бежавшего со своей собакой к городу.

— Что случилось? — с тревогой спросил ясноглазый, молоденький парнишка, выглянув из окна.

Я просиял. Вот он, спасительный выход!

— Слушай, друг, — бросился я к шоферу, — смог бы ты догнать машину, с которой только что повстречался? — Я кивнул в сторону города, который теперь был скрыт плотной завесой пыли, поднятой обеими машинами.

— Я бы смог, — ответил, открыто улыбнувшись, паренек. — Да вот куда груз деть? Как-никак полторы тонны. Сам понимаешь, с какой скоростью поползем.

— Давай сгружай!

— У дороги? А кто отвечать будет, если пропадет?

— Никто и грамма не возьмет! — с жаром убеждал я (и был действительно в этом уверен). — Тут дело государственной важности — это каждый поймет. Сгружай быстрей! Времени нет.

Мешки с мукой, крупами и другими продуктами в момент были сгружены и аккуратно уложены у дороги. А к одному из мешков я приколол тетрадный листок с надписью такого содержания: «Кто посмеет взять хоть грамм, будет найден и строго наказан. Пограничник Карацупа и собака Ингус».

Взглянув на надпись, парень мой разулыбался. От сердца у него, видно, отлегло. Он бодро вскочил в кабину и на всю мощность выжал газ. Громыхая по ухабам и трещинам, грузовик помчал нас по тракту к городу.

Но время было упущено. Догнать машину, на которой умчался от меня нарушитель, не удалось. Поехали в гараж «Союзтранса», узнали, кто из водителей только что возвратился из дальнего рейса. И тут — удача! Этот шофер еще не успел уйти из гаража. Мы бросились его разыскивать, и я увидел знакомую машину: тогда, на дороге, следуя профессиональной привычке, я автоматически зафиксировал в памяти номер. Однако водителя возле машины не было.

Мы догнали его уже на улице: он только что вышел из гаража и спешил домой, — как понимал я, мечтая, наконец, отдохнуть после ночи, проведенной в пути. Но увидев меня, человек этот изменил свои планы: он нас с Ингусом тут же узнал — и через несколько минут уже мчал на своей машине к тому месту, где, по его словам, выпрыгнул из грузовика неизвестный.

Проехав километра полтора, мы остановились.

— Вот здесь он спрыгнул, — сказал шофер. — Куда пошел потом, я не видел, потому что сразу же уехал.

— Ладно, не переживай, — пожал я ему руку на прощанье. — Тут со мной знаменитый следопыт, — улыбнулся я и кивнул на Ингуса.

Я пустил собаку на обыск местности. Успевший отдохнуть Ингус работал активно и быстро напал на след. Он стремительно потянул меня к городу, но не по тракту — в обход: по балкам и оврагам. В топкой, заросшей ивняком балке, Ингус закружил у ручья, вытекавшего из пробившегося в песчанике родника.

Этого только не хватало! Неужели нарушитель вошел в ручей и двинулся дальше по воде? Пока будем разгадывать его загадки, опять упустим время.

Нет, он просто остановился у родника, чтобы напиться. Ингус потерял след, потому что вокруг было натоптано: к роднику приходили за водой жители деревни, стоявшей неподалеку. Ну что там? Ингус наконец разобрался в следах и уверенно повел меня дальше.

Выбравшись из балки, я огляделся. До города оставалось совсем немного. Однако ж далеко мы отклонились от дороги! Я обернулся назад и замер — точнее сказать, остолбенел. Там, где водитель высадил нас с Ингусом из машины, теперь появилась толпа людей. Впереди — пограничники с собаками: которые, надо полагать, разыскивали теперь уже меня, шли по моему следу. За ними бежал самый разный народ: те, кто оказался в этот утренний час на тракте.

Я рассмеялся. Действительно забавная картина. Нетрудно было догадаться, откуда это все взялось. Спеша ко мне на помощь, пограничники с нашей заставы и в самом деле всю ночь шли по нашим с Ингусом следам, а утром пришли к тому месту, где лежали кули с крупами и мукой, прочитали мою записку. К тому времени там, как видно, уже успел собраться народ, толкуя о загадочном поступке пограничника и его собаки.

А через какое-то время вернулся из города за оставленным у дороги грузом выручивший меня паренек. Он видел, где высадил нас с Ингусом водитель «Союзтранса», и вот теперь, взяв «на борт» своего грузовичка весь недоумевавший люд вместе с пограничниками, привез всех мне на выручку.

Что ж, может и понадобится мне помощь. Да только надо сначала найти нарушителя. Я выстрелил из ракетницы, чтобы мои товарищи меня заметили. И мы с Ингусом опять устремились по следу — к городу, который теперь близко — рукой подать.

Выбежав на окраинную, глухую улицу, собака повела меня к базару. Там было людно. Завидев нас с Ингусом, встречные пешеходы шарахались в разные стороны. И было от чего. Вслед за оскалившейся овчаркой бежит босой и растрепанный пограничник, держа наготове маузер! Такое редко увидишь.

Ингус несколько раз обежал базар и вдруг, зарычав, кинулся на человека в запыленной одежде. Неизвестный, ловко увернувшись, бросился в толпу и исчез, будто его и не было. Я спустил Ингуса с поводка и побежал следом, расталкивая сновавших в рыночной толчее покупателей и зевак. Опять, во второй раз за сегодняшнее утро, я попал в отчаянное положение. Где нарушитель? Где Ингус?

И тут я не поверил своим глазам, прямо передо мной появились, словно из земли выросли, товарищи мои, пограничники, — Загайнов и Дробанич, держа под руки человека в запыленной одежде — нарушителя границы, которому на этот раз не удалось ускользнуть. Ингус, грозно рыча, норовил ухватить его за полу плаща, но увидев меня, успокоился: нарушитель все же был пойман, чего теперь суетиться.

— А вы, Никита Федорович, были правы, — сдерживая улыбку, сказал Загайнов. — Стало быть, напророчили, когда мы Березкина у ручья поймали. Помните, как вы говорили: «В следующий раз шпиона с ампулой возьмем»? Вот она, смертоносная ампула с ядом! — И Загайнов протянул мне на ладони небольшую ампулу.

Нарушитель рванулся у ребят из рук, но не вышло: держали его крепко. Плащ на груди у задержанного распахнулся, и я увидел, что воротник его рубашки был разорван.

— Вот в этом самом воротнике и была штучка! — сказал Загайнов, заворачивая ампулу в носовой платок.

— Ну хватит, нечего тут спектакль устраивать, — прервал я его, заметив, что вокруг нас собирается народ. Подошли и другие пограничники, а вместе с ними и улыбчивый паренек, шофер: позабыв про свой грузовик, равно как и про мешки, выгруженные у дороги, он тоже поспешил мне на выручку.

— Вот они какие, шпионы! — дружески хлопнул я его по плечу и кивнул на задержанного.

Я оказался прав: как выяснилось потом, это действительно был шпион — агент иностранной разведки. По его показаниям была раскрыта тайная организация, действовавшая в городе.

Таковы были результаты наших с Ингусом трудов. И не только наших. Ведь этого нарушителя, опытного шпиона, задерживали мы, можно сказать, всенародно.

Через несколько дней я встретился вновь с пареньком-шофером, который подвез меня тогда до города. И он рассказал, что нашел свой груз в полной сохранности. Вокруг мешков было множество следов: люди подходили, читали записку — и шли дальше, своим путем. Такие государственные жили в нашем приграничье люди!