По пути в зал гости подходили к художнику и лично поздравляли его, а после разбредались по галереи. Мы не были исключением.
— Улыбайся, я всё скажу сам. — быстро шепнул начальник.
После того как худощавая, седая женщина в чёрном платье с белой шалью договорила свои поздравления художнику, очередь дошла и до нас. Гендир немедля перешёл в наступление. Он крепко пожал руку Антони и заговорил на испанском.
Пусть я и не знала языка, но по реакции молодого мастера, было ясно, что он доволен. Георгий сказал что-то о Хавьере, и Антони показал ему на другой конец зала. Начальник поблагодарил его, и мы вошли в зал. Свет в помещение был мягким, даже слегка приглушенным. С помощью специальных светильников, расположенных над рамами, ярко освещены были только картины. В центре галереи стояла статуя голой женщины, а вокруг неё были расставлены закругленные скамейки лицом к картинам.
— Что он сказал про Хавьера? — сразу полюбопытствовала я.
— Там, куда он показал, есть неприметная дверь в комнату отдыха. Хавьер ждёт меня там.
— Тогда идём?
— Не спеши. Сначала посмотрим картины.
Мимо нас прошёл официант с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. Он взял нам два.
— Ты же не собирался пить.
— У тебя помада стойкая? — проигнорировал мою реплику гендрир.
— Да.
— Отлично. Мне надо, чтобы ты выпила больше половины бокала и отдала потом его мне.
— Ах, ты хитрец. — заулыбалась я.
— А как же.
Пока мы говорили, я не обращала внимания на картины, но тут мы встали напротив одной, и я подняла глаза.
— Господи, Боже мой! — полушепотом изумилась я.
Начальник кашлянул, подавляя смех. Художник писал в стиле реализма. И на той картине, что я увидела, женщина удовлетворяла саму себя.
— Не ожидала?
— Нет.
Гендир лукаво заулыбался.
— Ты знал!? Информации в интернете не было.
Он кивнул.
— И почему не предупредил?
— Чтобы посмотреть на твою реакцию. И ты знаешь, я ни о чём не жалею. — насладившись моментом, Гоша быстро добавил — Ты пей, пей. Мне бокал нужен.
Я сделала глоток. Начальник для виду тоже пригубил шампанское. Постояв у картины ещё несколько секунд, я добавила.
— Пойдём на следующую срамоту смотреть.
Гоша вновь подавил смешок кашлем.
— Ты что творишь? Хочешь контракта меня лишить, заставив расхохотаться на весь зал?
— Всё, молчу.
Мы прошли по залу, спокойно разглядывая картины эротического содержания. Все-таки мне было не восемнадцать лет, чтобы смущаться. А смущаться было чему. Антони написал пол Камасутры на своих картинах. И писал он действительно хорошо. Я не могла не оценить по достоинству его талант, но тематика его выставки мне не нравилась. Не моё это, выставлять на всеобщее обозрение то, что должно быть за закрытой дверью между двумя.
Я выпила две трети бокала, и Георгий незаметно поменял фужеры местами.
— С чего такая конспирация?
— Хавьер, знаешь ли, тоже не дурак. Может и наблюдать.
Я мельком взглянула на камеру на потолке, понимая намёк гендира.
— Так он и разговор может подслушать.
— Такие камеры не записывают звук.
— Откуда такая осведомленность?
Гоша пожал плечами.
— От Димы, конечно. Как-то рассказывал. Возьми меня под руку.
Задумавшись на долю секунды, я всё же выполнила просьбу Гоши.
— Этот бокал мне тоже пить?
— Пару глотков точно сделай, чтобы неполный был, а дальше как захочешь. Ты в переговорах не участвуешь, так что можно и расслабиться немножко.
Из-за выпитого, мне казалось, что я уже расслабилась. Даже поймала себя на мысли, что послушалась совета начальника и всё это время не искала взглядом Диму.
Мне бы хотелось быть такой же расслабленной рядом с мужчиной моей мечты. Из-за этой его субординации, из-за его равнодушного поведения, я просто не знала, не понимала, как к нему подступиться. Была бы я ещё из тех активных дам, что берут быка за рога, но я не такая. Да и мне казалось, он бы всё равно не оценил. Сказал бы прямо что-то наподобие: "Ты забываешься, Алиса", и обрубил бы на корню весь мой энтузиазм.
По крайней мере одной девице из офиса он прямо так и сказал. Это произошло ещё до моего перевода на должность секретаря, и при мне девочки вспоминали эту историю ещё несколько месяцев.
Ненадолго задумавшись, я не заметила, как мы подошли к заветной двери.
— У меня есть к тебе просьба.
— Какая?
— Мы войдём вместе, познакомимся, и, когда я скажу тебе идти в зал, я поцелую тебя в щёку на прощание.
— Ну, хорошо.
Мы открыли дверь и вошли комнату. Она оказалась зонированной. Первая часть была кабинетом в светлых тонах и мебелью из красного дерева. Вторая часть комнаты была ограждена полупустым стеллажом, на котором скорей для красоты чем для пользы стояло несколько книг и пару картин. Сквозь пустые полки был хорошо виден черный п-образный диван с множеством декоративных подушек. Перед ним стоял журнальный столик, а напротив висел большой телевизор. На нем было выведено беззвучные видео с камер наблюдения за галереей.
Хавьер Морено сидел в центре дивана. Он читал какой-то документ. Один охранник стоял рядом с ним, а второй сразу, как мы вошли, материализовался рядом с нами.
— Мистер Румянцев? — задал вопрос охранник на английском языке.
— Всё верно. — подтвердил он.
— Можете проходить.
— Милая, побудь, пожалуйста, в зале. — Гоша приобнял меня за талию и, как и договаривались, поцеловал в щёку.
— Хорошо. — я приветливо улыбнулась всем присутствующем и вышла в зал.
От меня не ускользнуло то, что Хавьер всё это время исподлобья наблюдал за нами. Но всё получилось очень реалистично, потому что договорившись заранее с гендиром о поцелуе, я всё равно умудрилась смутиться. Уж больно чувственно вышел у него этот невинный поцелуй.
Счастье для него, что рядом была именно я. Любая другая после такого поцелуйчика надумала бы себе много чего, особенно блуждая среди всех этих картин. Оглядев зал, я не увидела среди гостей Диму. Возникло чувство, что он и не появится. Пройдя неспешно пару кругов, и сделав пару глотков шампанского, я остановилась у одной из картин.
— Вам нравиться? — раздался мужской голос за моей спиной.
Я обернулась.