Запретное кино

2.11–3.04

Федор сбегал в ванную и, вернувшись, сладко уснул у Клавдии на плече.

Клавдия подождала, пока он по-детски засопит, осторожно высвободилась и встала.

Накинула халат, вышла в коридор, достала из сумки дела и уселась на кухне.

Заглянул Макс. Он был счастлив — мать не заняла сегодня его компьютер.

— Ты чего не спишь? — спросил он без особого интереса.

— Да так, книжку дали почитать на один вечер, — соврала Клавдия, а когда Макс вышел, сама расхохоталась. Ну как в плохой советской пьесе — даже в постели о делах. Правда, у Клавдии было оправдание — в постели она о делах не говорила.

Итак, кто тут у нас?

Клавдия быстро перелистала бумаги и нашла Чалидзе.

Господи, Георгий Чалидзе! Гоги Ювелир! Когда же это было?! Еще при коммунистах. Чалидзе тогда торговал золотом и валютой. Ну, правильно, началась волна эмиграции в Израиль, отъезжающие семьи продавали все, Гоги на этом здорово нажился.

Что же теперь совершил лог старый спекулянт? (Теперь уже и слова такого не помнят — спекулянт.)

Ага, злостное хулиганство. Что?! В пьяном виде разбил три зеркальные витрины ресторана «Макдоналдс» и цинично приставал к посетителям. Ничего себе! А на психиатрическую экспертизу старика водили? Было дело. Нормальный.

Клавдия снова хохотнула, представив себе этого седого, представительного, обаятельного мужчину в костюмах от лучших московских портных, разбивающего витрины американской забегаловки и цинично пристающего к посетителям.

Интересно, что значит — цинично?

Нет, старик не иначе как умом тронулся. Предлагал молоденьким официанткам «устроить гамбургер». Оправдывался тем, что принял перед этим виагру.

Бывает же! — подумала Клавдия, откладывая дело. Седина в бороду, а бес в ребро.

Так, теперь посмотрим на Горбатова.

Ага, тут теплее. Тут намного интереснее. Тут как раз подпольный цех по производству видео- и аудиопродукции.

Тут просто горячо.

У Клавдии даже захватило дух, как удачно все складывается. Вот он, настоящий видеопират. Вот откуда ноги растут. Теперь только бы дождаться утра. А там она с этим Горбатовым, как бишь его, Леонидом Марковичем, плотно побеседует. Им есть что сказать друг другу.

Клавдия честно просмотрела и остальные дела. Но там больше ничего любопытного не нашла.

И тут она сама себя остановила.

Погоди, милая. Что-то ты загнала лошадей. Что-то ты бежишь впереди паровоза.

Что мы имеем на сегодняшний день?

Мы имеем самоубийство Семашко при очень подозрительных обстоятельствах. Записку ему явно продиктовали.

Мы имеем гуляющую по Интернету видеосъемку заказного убийства, где стреляет вовсе не Семашко.

И еще мы имеем поганый, мерзкий, ублюдочный сайт с разными видами казней.

Почему ты связываешь этого пирата со всем вышеприведенным?

Клавдия покусала губы, потерла лоб, подвигала плечами — никаких мыслей.

Одно убеждение, неизвестно на чем основанное.

Но — убеждение.

И сколько раз, сколько раз она себя так проверяла и не находила ничего даже намекающего, но убеждение было. А тут — жирно подчеркнуто, так чего же думать?

Только одно непонятно — зачем это запретное кино пустили в Интернет?

Клавдия снова напрягла извилины, но никакого разумного объяснения не нашла. И это ее немного успокоило. Ее пугало как раз то, чему всегда было разумное объяснение. Так бывает везде, только не в России. В России, наоборот, очень хочет какой-нибудь министр спрятать свои темные делишки, уж столько сил на это кладет, а какой-нибудь дурной пацан случайно эти делишки находит и пускает по белу свету.

Очень может быть, что убийца и заказчик про съемку даже не знали. И скорее всего не знали…

Нет, стоп, как же не знали, они этот ролик должны были показывать Семашко.

Что за ерунда? Значит, знали.

Или…

Или Семашко сам это снимал! И сам запустил в Интернет, когда припекло. Надеялся, что кто-то увидит.

И ведь угадал.

А зачем снимал?

Боялся, что на него повесят всех собак. Ой-ой-ой… Если так, то что же получается — он специально водил ее за нос? Получается — специально. А для чего? А для того, чтобы потянуть время.

Да, времени он у Клавдии отнял достаточно.

А зачем ему было тянуть время?

— Ма, ты мне пароль не скажешь? — уже в пятый раз за сегодняшний день спросил Макс. Очень уж ему хотелось тоже посмотреть на убийства.

— Нет, — сказала Клавдия.

— Ага, а сама смотрела.

— Мне это нужно для дела. А тебе должно быть стыдно.

— Да. Вон у них в день до трехсот пользователей. А мне должно быть стыдно…

Клавдия вскочила.

— Ну-ка, пойдем! — схватила она сына за руку. — Иди сюда. Вот Ленка спит, — распахнула она дверь. Ленка даже не шелохнулась. — Вот отец, — открыла она собственную спальню. — Федор тихонько храпел. Клавдия закрыла дверь. — Вот я, — ткнула она себя в грудь пальцем. — И вот ты. Вас у меня всего трое. Не триста, соображаешь, даже не тридцать. Всего трое. Ты понял меня?! Ты мой сын, только мой. И я не хочу, чтобы грязь интересовала тебя.

— Ну ладно, чего ты… — испуганно пробормотал Макс. — Я просто так… Мне стыдно.

— Не надо, сын, — уже мягче сказала Клавдия. — Это, правда, мерзко. Я не хочу, чтобы ты это видел. Я хочу, чтобы ты все-таки уважал человечество.

— А ты?

— Я уже закоренелый оптимист, меня трудно изменить. А ты гибкий пока. Сломаешься.

15.37–17.48

— Еще не приводили? — Клавдия влетела в кабинет, словно фурия. Только веселая фурия.

— Кого? — растерянно ответила Ирина.

— Горбатова. Должны были к половине четвертого.

— Нет, пока не приводили.

— Ну что, Ириша, можешь меня поздравить! — Клавдия сняла пальто, в котором днем уже было жарковато (правду сказали в газетах — скоро весна). Уселась за свой стол и игриво подперла кулачками щеки.

— С чем?

— Все оказалось так легко и просто, что даже не верится, — мечтательно проговорила Клавдия. — Ты извини, что я тебя с собой не взяла. Я прямо с утра в архив ФСБ поехала. Если бы с тобой, это мы бы на согласования всякие неделю бы потратили, а у меня там знакомство. Я тебе потом передам.

— И что? — Ирина пропустила мимо ушей извинения — ее волновала суть дела.

— Нашла. Нашла я нашего Сафонова. Думала провожусь месяц, а нашла за час. И знаешь почему?

— Да хвастайтесь уж, хвастайтесь.

— Имею право, — кивнула Клавдия. — Потому я его так быстро нашла, что до меня буквально месяц назад его разыскивали в архивах другие люди.

— Да вы что?! — ахнула Ирина.

— Вот они провозились долго. А мне все — на блюдечке. Значит, так, фамилия Сафонова с рождения была Симкин. Родился и всю жизнь до войны прожил в городе Пскове. Работал знаешь кем? Санитарным врачом. А потом, когда началась война, скрылся. И объявился уже в городе Могилеве. Понимаешь, что важно, не в плен попал, не в концлагерь, а сам, добровольно пошел к немцам.

— А почему это важно?

— Потому что в лагере людей ох как ломали. Россия же не подписала Женевскую конвенцию. У нас пленных не было, понимаешь? Никакой Красный Крест, никто не мог им помогать. Мы отказались от своих граждан. И с ними делали что хотели. Их даже не убивали. Пули не тратили. Их просто не кормили. Это ужасно. И люди там ломались, только бы вырваться. Этих еще можно понять. Да и нужно простить. А Симкин сам пошел.

— Может, по идейным соображениям?

— Если бы… До войны был комсомольским активистом. Одно время даже выступал общественным обвинителем на судах. Так сказать, с корнем вырывал из советской земли вредителей. Видела я там статью в газете. «Передовой врач» называется. И фотография молодого Сафо… Симкина. И еще одну интересную бумажечку нашла — письмецо товарища передового врача в органы. С просьбой разрешить ему присутствовать на казнях врагов народа.

— Сволочь, — сказала Ирина.

— М-да… Но это, так сказать, голубое детство и юность «героя». А вот к фашистам он устроился следователем. Такой, понимаешь ли, наш с тобой коллега. А в конце сорок третьего года и от фашистов сбежал. Ну, дальнейшая его судьба нам с тобой известна.

— Следователем? — разочарованно произнесла Ирина.

— Это только так называется. Следователи там были немецкие. Он тоже, собственно, брал у людей показания, но… Не дай бог. Это гнида еще та была. Слов для него нет, даже мата жаль.

Клавдия замолчала. В деле Симкина она прочитала показания, данные свидетелями его «следовательской работы». И тогда снова внутренне ахнула. Какая-то женщина подробно описывала изобретение Симкина, которое тот называл «мясорубкой». Клавдия читала и вспоминала свой сон и видеоролик. Все было один к одному, с той только разницей, что там разрывали мертвого человека, а Симкин разрывал живых. Он разрывал детей на глазах родителей. Специально для этого две лебедки были приспособлены.

— Знаешь, когда мы вчера в его доме были, я уже все до конца поняла. Это тоже трудно объяснить, но человек не держал старых вещей совсем, никаких. Все выбрасывал подчистую.

— И что?

— Наверное, опасался любых материальных свидетельств своего существования. Хоть чем-то боялся себя выдать. Я понятно говорю?

— Понятно, — кивнула Ирина. — Мне самой жутко было. Еще все время это дерево вспоминаю.

— Да… — Клавдия помолчала. — И вот теперь решай — искать нам тех людей, что его казнили, или оставить в покое?

Ирина не успела ответить, потому что в дверь постучали.

— Да, — сказала Клавдия.

Заглянул милиционер.

— Следователь Дежки на?

— Я.

— Горбатова привели.

— Заводите.

Первое, что сказал Леонид Маркович, войдя в кабинет, было:

— Госпожам следовательницам мое глубокое почтение.

Клавдия с Ириной переглянулись.

— Снимите с него наручники, — попросила Клавдия сопровождающих, — и побудьте в коридоре.

Милиционеры выполнили просьбу. Горбатов прищурился близоруко, деловито осмотрелся и сказал:

— Отпустите меня на свободу, я обязуюсь в месячный срок произвести в вашем кабинете евроремонт.

— Сами будете ремонтировать?

— Нет, турецкие рабочие сделают все в лучшем виде.

— А если всю прокуратуру? — спросила Клавдия.

— Тогда лучше оставьте меня в тюрьме, — ответил Горбатов.

— Ну что, Леонид Маркович, как ваше дело движется? — спросила Клавдия, заполнив протокол.

— Ни шатко ни валко. Что вы! Со мной такие злодеи сидят, разве вам до меня, скромного сеятеля разумного, доброго, вечного.

— Тут какая-то неувязочка: это вы — разумный, добрый и вечный или то, что вы посеяли?

— А вы тонкая дама, — обрадовался Горбатов. — Заметили. Правильно. И то и другое. Вот вы мне скажите — готовы вы платить двести рублей за видеокассету, которую раз посмотрите и выбросите? Нет, не готовы. А семьдесят? О, вижу, уже глазки блестят.

— Это я зеваю, — сказала Клавдия. — Извините. Вы большой радетель о счастье народа, но я вас вызвала совсем по другому делу.

— Да уж догадываюсь. Про Семашко речь?

— Да.

— Я уже говорил следователям, что мне, собственно, рассказывать нечего. Я только увидел, как из-под нар вытекает лужа крови, и позвал верту… простите, контролера. Вот и все.

— И все?

— В общем и в целом.

— А в частности?

— Вы про очки? Ох, госпожа следователь, знаете, с чего все началось? Еще когда я учился во ВГИКе, мне казалось, что очки придадут…

— Вы учились во ВГИКе? — переспросила Ирина.

— Да, на экономическом факультете.

— На экономическом?

— Кино — тоже производство, — развел руками Горбатов. — Так вот, я начал носить темные очки, которые, как мне казалось, придают мне солидности. И испортил себе зрение. Знаете, пластмассовые носил, стекла царапались, все время зрение напрягал и сорвал…

— Это очень поучительная история, — остановила его Клавдия. — Но, если можно, ближе к делу.

— А что вас интересует?

— Как вы думаете, когда Семашко украл у вас очки?

— Вот! Если бы я знал… Между прочим, очки-то были от Ив Сен Лорана. Одна оправа триста долларов. А он так варварски… Вообще-то ужас, конечно. Но очки жалко. Мне их так и не вернули.

— Вы ведь с Семашко разговаривали перед отбоем?

— Да.

— О чем?

— О чем… О жизни. Он у меня все Горбушкой интересовался.

— Как? — не поверила своим ушам Клавдия.

— Ну, рынок такой есть…

— Я знаю.

— Вот. Он считал почему-то, что я там торгую. А я не торговец, я производитель.

— А зачем ему нужна была Горбушка, не говорил?

— Да так, намекал больше. Дескать, есть у него какой-то фильм, хочет его подороже продать.

Клавдия внутренне напряглась.

— Что за фильм?

— Не знаю, говорил — сенсация.

Да уж…

— И что вы ему посоветовали?

— Так я же не торговец, повторяю.

— Ну-ну, будет вам скромничать. Вы ведь и швец, и жнец, и на дуде игрец.

— Ну правда, знаю я кое-каких людей. Но я же все следователю сказал.

— А Семашко?

— Нет. Ему не сказал. Он у меня не вызывал доверия.

— Хорошо. У меня такой вопрос тогда — кто из ваших «кое-каких людей» занимается документальным кино?

— Ага. Вы имеете в виду порнографию?

— Нет.

— А что?

— Убийства.

Горбатов минуту смотрел на Клавдию настороженно и восхищенно.

— Вы для этого меня вызвали?

— И для этого.

— Вот тут я с вами буду сотрудничать на все сто. Мне самому противно. Я один раз посмотрел такую кассету…

— Назовите.

— Шуранов. Вадим, по-моему. Впрочем, если его искать, то лучше говорить — Шура, с ударением на последнем слоге.

— А где искать-то?

— На Горбушке. Только смотрите не в палатках, а в самом ДК. Там, знаете, где рокеры тусуются.

— Завтра и пойдем. А можно сказать, что мы от вас? — спросила Клавдия.

— Нет. Проколетесь. Все знают, что я на нарах.

— А Шуре есть чего опасаться?

— А вы сами подумайте. Откуда он эти кассеты берет? Да убийцы ему и поставляют. Это, знаете, теперь такой жуткий бизнес начался. Меня тошнит.

Клавдия не без сочувствия посмотрела на Горбатова. Она испытывала те же самые эмоции.

Они еще поговорили с Леонидом Марковичем. Клавдия расспрашивала, с кем приятельствовал в камере Семашко, как вообще жил, чем занимался. Ничего нового, впрочем, она не узнала.

— Ну, госпожам следовательницам мое почтение, — попрощался видеопират, когда милиционеры надевали на него наручники.

— Заходите, — вырвалось у проникшейся симпатией к Горбатову Ирины.

— А с виду добрый человек, — сказал Горбатов.

Как только закрылась за ним дверь, зазвонил телефон.

— Да, — ответила Клавдия. — Молодец, сынок, записываю. — Она что-то черкнула в блокноте и встала.

— Все, Ириша, пора.

— Куда? На Горбушку?

— Нет, это завтра. А сейчас мы поедем, — она заглянула в блокнот, — на улицу Василисы Кожиной, дом двадцать, квартира пять. Там живет человек, который разыскивал Сафонова.

— Откуда вы узнали?

— По фамилии. Есть такая программа, называется «Карта, адреса и телефоны Москвы и Подмосковья». Макс в Интернете нашел. Но я завтра обязательно на Горбушке диск куплю.

19.01–20.12

От метро «Филевский парк» надо было пройти с полкилометра до улицы Василисы Кожиной, которая, как рассказала Ирина, была героем Отечественной войны 1812 года.

Вот так, давнюю историю они знают лучше, чем новейшую, подумала Клавдия. И тут же спохватилась. Да что это за «они»? Или я уже старею?

Нет, она не чувствовала себя старой, она просто завидовала молодым, которые учат что хотят, говорят что хотят и отвечают за себя сами.

— Во, может, зайдем? — кивнула на вывеску магазина «Интим» Ирина.

— Да уже закрыто, наверное, нет? — вслед своим недавним мыслям расхрабрилась Клавдия.

— А мы посмотрим.

Ирина подошла к магазину и прочитала график работы.

— Да, увы, пять минут как закрылся, — к облегчению Клавдии сообщила она.

— Значит, вы все-таки решили, что нельзя оставить этого человека в покое? — сказала Ирина, когда уже подходили к дому номер двадцать четыре.

— Нет, — резко качнула головой Клавдия. — Нельзя, Ириша, ты ведь понимаешь.

— И что, арестовывать его?

— Не знаю. Не думаю. Но хоть поговорить с ним я должна.

Было уже темно. Люди торопились с работы. Какой-то старичок стоял на пустынной дороге и держал поднятой руку, пытаясь остановить хоть одну из редких машин.

Хотелось сказать что-то философское типа «старость — не радость», но Клавдия промолчала. Сейчас вся ее философия ой как понадобится.

Подъезд оказался закрыт. Кодовый замок.

— Ну вот, — сказала Клавдия. — Этого не хватало.

— Делов-то, — легкомысленно махнула рукой Ирина. — Тут где-нибудь обязательно написано.

И действительно, скоро она нашла три нужные цифры на исписанной двери подъезда и замок открылся.

— Его зовут Владимир Николаевич. Фамилия Коркин, — прошептала Клавдия, когда уже нажала на кнопку звонка.

— Горкин? — переспросила Ирина.

— Коркин, от слова кора.

За дверью довольно долго не было никаких признаков жизни.

— Надо было сначала позвонить, — с досадой сказала Клавдия.

Но в этот момент кто-то прошаркал к двери и защелкал замками.

— Старик, — опять тихо сказала Клавдия. — Никак не научатся спрашивать, кто пришел.

Дверь открылась, но на пороге стоял не старик. Это была кругленькая, седенькая, немного сутулая аккуратная старушка.

— Здравствуйте, — сказала Клавдия. — А мы к Владимиру Николаевичу.

— Здравствуйте, — как-то нараспев ответил старушка. — Из ЖЭКа?

— Да нет, — немного замешкалась Клавдия. — Владимир Николаевич дома?

Но старушка не ответила. Клавдия заметила, что она как-то опасливо посмотрела за спины пришедшим.

— А вы откуда?

— Мы из прокуратуры, — сказала Ирина.

Клавдия не успела ее остановить. А потом решила, что так вернее.

И тут старушка совсем занервничала.

— Из прокуратуры? Правда?.. Ага… Ой… Вы что же? Вы к Владимиру Николаевичу?

— Да. Он дома?

— Нет. Ой, милые, нет его дома, — вдруг чуть не всхлипнула старушка. — Не могла я его удержать. Ушел он. Я говорю — куда же ты, ты же еле ходишь. А он — нет, пойду. Такси поймаю.

— Спасибо! — быстро сказала Клавдия. — До свидания.

И опрометью бросилась по лестнице вниз.

Ирина растерянно побежала за ней.

— Клавдия Васильевна, вы куда?

— Быстро, Ира, может, еще успеем!

И действительно, они успели. Старик все еще стоял на дороге и ловил машину.

Но, видно, ему везло сегодня больше. Потому что не успели Ирина с Клавдией увидеть его, как возле старика затормозили белые «Жигули» с непокрашеным черным крылом.

— Владимир Николаевич! — крикнула Клавдия, но было поздно. Старик сел в машину, и та рванула с места.

— Да откуда вы взяли, что это он? — задыхаясь спросила Ирина.

— Я его фотографию видела! — отмахнулась Клавдия. — Сразу вот не узнала.

Она подбежала к дороге и подняла руку.

Им тоже повезло, потому что рядом остановилась «Волга».

— Поехали, — сказала Клавдия водителю, усаживаясь на переднее сиденье.

— Куда?

— Пока что выезжайте на Минскую улицу, а там посмотрим.

Водитель пожал плечами.

Нет, наверное, все-таки больше сегодня везло Клавдии. Она сразу же увидела те самые «Жигули» с черным крылом.

Они стояли перед светофором и, конечно, тронулись раньше, чем подъехала «Волга».

— Сможете догнать ту машину? — спросила Клавдия.

— О, детектив? — осклабился водитель.

— Вроде того.

— Как только, так сразу, — сказал водитель и поудобнее ухватился за баранку.

Но — легко сказать. В час пик в Москве уже не найдешь улиц без пробок. Догнать «Жигули» нечего было и думать. Только бы из виду не потерять.

— Дамы, а как расплачиваться будем? — вспомнил наконец водитель.

— Натурой, — не моргнув глазом, ответила Ирина.

Водитель с опаской оглянулся на нее и пропустил момент, когда можно было обогнать впереди идущие машины и приблизиться к «Жигулям».

Если бы они поехали по Кутузовскому, догнать машину было бы проще простого. Но «Жигули» свернули к Филевскому парку. А здесь — столпотворение.

Потом на мосту они чуть не потеряли белую машину. И догнали ее только на Хорошевском шоссе.

«Жигули» ехали в сторону центра.

Что он надумал? — соображала Клавдия. Решил скрыться? Но почему так поздно? Чего так занервничала его жена? Терпеть не могу гонки И Федору все время говорю — куда летишь?

— Ну чего мы плетемся? — спросила она у водителя.

— У меня пропеллера нет, — резонно ответил тот. — А если я вмажусь в кого, вы и натурой не расплатитесь.

— Лучше бы я села за руль, — в сердцах сказала Ирина.

— Вот будет своя машина — сядешь, — снисходительно улыбнулся водитель. — А че, неверного мужа ловим?

— Нет, любовника. Вы на дорогу смотрите, — сказала Ирина.

И только когда «Жигули» свернули на Ленинградку и покатили к аэровокзалу, Клавдия стала догадываться, куда едет Коркин.

Поэтому она больше не погоняла водителя. И даже позволяла себе смотреть по сторонам, когда стояли в пробках.

Потом свернули с Ленинградки, и тут Ирина удивленно посмотрела на Клавдию.

— Нет, — сказала та, — он не прятаться собрался.

И здесь они потеряли «Жигули» из виду.

20.17–21.53

— Фонарь взяла? — спросила Клавдия.

— Да.

— Не свети сразу. Так и инфаркт можно схватить.

— Ладно, не девочка, — кивнула Ирина.

Как ни старалась Клавдия ступать осторожно, чтобы не напугать Коркина, следопыт из нее был никакой.

Она поднялась на крыльцо, открыла дверь и позвала:

— Владимир Николаевич!

В доме никто не ответил.

Клавдия шагнула вперед. Темнота и тишина.

— Владимир Николаевич, вы здесь? — снова спросила она.

И тут услышала, как скрипнула лестница на чердак.

— Владимир Николаевич, не бойтесь, — сказала она. — Его нет здесь.

Минуту еще была тишина, а потом испуганный голос спросил:

— Вы кто?

— Мы из прокуратуры, Владимир Николаевич. Меня зовут Клавдия Васильевна, я следователь по особо важным делам. У вас есть оружие?

— Есть! — выкрикнул старческий голос.

— Отдайте нам. Не надо ничего бояться.

Снова заскрипела лестница, а потом осторожно открылась дверь.

Даже в темноте было видно, как дрожит Коркин. Он что-то протягивал Клавдии, той показалось, что пистолет.

— Тихо, тихо, спокойно, — говорила она, подходя ближе. — Я сейчас у вас это заберу. Вы только не волнуйтесь.

Она подошла вплотную и взяла из рук Коркина… молоток.

— Это все? — спросила она удивленно.

Старик не в силах был отвечать. Он только кивнул.

Клавдия положила молоток на полку и обернулась к Ирине:

— Включи, пожалуйста, фонарь.

Ирина деликатно стала светить в угол.

— Владимир Николаевич… — начала было Клавдия, но старик вдруг резко оттолкнул ее и бросился к двери. Впрочем, убежать ему не удалось. На пути его встала Ирина.

Он не смог оттолкнуть и Ирину. Он уставился на нее исподлобья и проговорил сквозь зубы:

— Пустите меня. Я сказал — пустите! — Хотя Ирина и не думала ему возражать. — Вы пустите меня или нет?

— Владимир Николаевич, успокойтесь, — снова попросила Клавдия. — Давайте поговорим.

— Я не хочу с вами ни о чем говорить. И так и знайте, вы его не спрячете, я его все равно найду.

— Зачем, Владимир Николаевич?

— Мне надо. Понимаете, я должен его найти. Я еще время потрачу, но я найду его. И вы меня не остановите. Слышите, я все равно найду его и убью! — выкрикнул старик и взметнул сухонькие кулаки.

Клавдия положила руку ему на плечо и тихо сказала:

— Владимир Николаевич, Симкин умер. Его убили.

И как раз в эту секунду, то ли нарочно, то ли случайно, Ирина перевела луч света на лицо старика.

Клавдия еще долго будет помнить это лицо. Она так и не поймет, чего же в то мгновение было в нем больше — радости, что не ему, старику, пришлось приводить свой приговор подонку в исполнение, разочарования, что не он отомстил за замученных людей, пустоты от исполненного жестокого желания или веры в торжество справедливости, трагедии или счастья. Но именно в почти эпических категориях.

У Клавдии перехватило горло. Она увидела, что у Ирины тоже задрожали губы, вот-вот расплачется.

— Когда? — спросил старик. — Когда его покарали?

Да, он так и сказал — покарали. И Клавдию эти слова не резанули пафосностью. Старик имел на это право.

— Месяц назад.

— Как?

— Его избили палками, а потом повесили.

Клавдия специально выговорила это, думая доставить Коркину мстительное удовлетворение.

Но оказалась не права.

У старика изменилось лицо. Оно теперь стало жалким и растерянным.

— Ужас, — сказал он на выдохе. — Какой ужас…

И Клавдия поняла, нет, она была не права, даже если бы старик нашел Симкина раньше, даже если бы привел с собой других людей, они бы не стали издеваться над Симкиным. Они, возможно, даже не смогли бы его убить. А если бы и убили, то быстро и брезгливо, как убивают таракана.

— Кто это мог сделать? — спросил старик.

Если бы он знал, что этот вопрос теперь мучил Клавдию не меньше, а куда больше, чем его.

Но ответить Клавдия не успела, потому что за спиной Ирины вдруг тихо раскрылась дверь.

Ирина тоже это почувствовала и резко обернулась. Луч переметнулся на дверь.

На пороге стояли слегка испуганные двое парней.

— З-здравствуйте, — немного запнувшись, сказал один из них. — Вы кто? — И дальше говорил только он.

Что-то сегодня нам часто задают этот вопрос, подумала Клавдия.

— А вы кто?

— Да мы местные. Едем, смотрим, в доме кто-то есть, вот, решили проверить.

— Мы из прокуратуры, — сказала Клавдия. — Все в порядке.

— Вы же знаете, что хозяина убили? — спросил парень.

— Знаем, конечно, — ответила Клавдия. — Поэтому мы и здесь.

— И что, нашли убийц?

— Ищем, — дежурно ответила Ирина.

— А можно все-таки ваши документы посмотреть? — наконец подал голос второй.

Клавдия вынула из сумки удостоверение и показала парням.

Те внимательно прочитали.

— Извините, у нас тут тихо, потому что мы на милицию не надеемся, сами за порядком следим, — виновато сказал первый. — Еще раз извините. Мы пойдем?

— Идите.

— Можно?

Клавдия кивнула.

Парни попрощались и вышли.

— Ну и нам пора, Владимир Николаевич, давайте мы вас до дома довезем.

Они вышли на крыльцо.

Парни уже сидели в машине. Один из них помахал им рукой.

— Найдите убийцу! — крикнул он.

Клавдия опечатала дверь.

— Ну вот и все, — сказал старик.

И в его голосе была пустота.