Зараза

Глава 26

ПОНЕДЕЛЬНИК, 18 ЧАСОВ 00 МИНУТ, 25 МАРТА 1996 ГОДА

Бет Холдернесс задержалась на работе допоздна — надо было высеять на питательные среды мазки, собранные у сотрудников госпиталя. В положенное время явилась на работу вечерняя смена, правда, сейчас в лаборатории не было ни души, пришедшие лаборанты ушли в кафетерий поужинать. Отсутствовал даже Ричард, и Бет не знала, ушел ли он совсем или ненадолго отлучился.

«Ну что ж, если надо играть в шпионов, то, пожалуй, лучшего времени не найти, — решила Бет. Встав со стула, она выглянула в основное помещение лаборатории — там тоже не было ни души. — Тем лучше, значит, пора».

Вернувшись в баклабораторию, Бет направилась к термоизолирующим дверям. Девушке не очень хотелось выполнять свое обещание, но слово было дано, и приходилось его держать. Лаборантку очень смущало поведение доктора Джека Степлтона, но еще больше — поведение босса Мартина Шево. Он и раньше отличался горячим темпераментом, а в последнее время его раздражительность и нервозность приняли просто гротескные размеры.

Сегодня днем, например, после ухода доктора Степлтона, шеф как ураган ворвался в лабораторию и, сорвавшись на крик, начал допытываться, что рассказала Бет неугомонному патологоанатому. Бет попыталась убедить босса, что не сказала ничего и только уговаривала Джека уйти, но Мартин Шево не желал слушать подобные объяс-1ения, он даже угрожал Бет увольнением за преднамеренное невыполнение его, Мартина Шево, распоряжений. Тогда, днем, шеф едва не довел Бет до слез.

Когда босс, накричавшись вдосталь, наконец ушел, Бет подумала, что доктор Степлтон был, пожалуй, прав, удивляясь враждебности Шево и других руководителей госпитальных служб. Оскорбленная поведением шефа, Бет тогда уже решила выполнить просьбу доктора Степлтона. Она в раздумье остановилась перед термоизолирующими дверями. Левая вела в холодную комнату, правая — в комнату-термостат. Куда пойти сначала? Работая с мазками, девушка несколько раз в день заходила в термостат, поэтому она решила, что сначала поищет именно там — это вызовет меньше подозрений, к тому же Бет Холдернесс хорошо ориентировалась в «теплой комнате».

Открыв дверь и переступив порог, Бет оказалась в душной влажной атмосфере термостата — температура была близка к температуре человеческого тела — около девяноста восьми градусов по Фаренгейту. В таком тепле многие бактерии и вирусы, паразитирующие в человеческом организме, чувствуют себя наиболее комфортно и хорошо размножаются.

Дверь за девушкой автоматически захлопнулась — тепло надо было беречь. Маленькое помещение размером восемь на десять футов освещалось двумя вмонтированными в потолок лампами, окруженными проволочными сетками. Полки для культур, сделанные из перфорированной нержавеющей стали, стояли в три ряда, оставляя два узких прохода.

Бет сразу же направилась в дальний конец помещения, где на полках стояли большие стальные биксы, которые она никогда не открывала.

Обхватив один бикс двумя руками, Бет вытащила его из гнезда и аккуратно поставила на пол. Бикс был не слишком большим — со средних размеров обувную коробку. Бет попыталась открыть крышку, но безуспешно. Крышка была снабжена щеколдой, запертой миниатюрным висячим замком.

Это удивило и насторожило Бет. В их лаборатории было очень немного вещей, которые держались под замком. Подняв бикс, Бет поставила его на место.

Пройдя вдоль полки, Бет осмотрела стоявшие на ней биксы — все они оказались запертыми.

Наклонившись, девушка обследовала нижнюю полку. Пятый по счету бикс был открыт.

Просунув пальцы между биксами, Бет выдвинула к себе открытый. К ее удивлению, он оказался очень легким, и она подумала, что он пуст. Однако бикс не был пустым. Откинув крышку, Бет увидела, что в нем лежит несколько чашек Петри. Необычной была и маркировка этих чашек — на них не было этикеток. На крышках стеклографом были нанесены буквы и цифры.

Бет осторожно вынула из бикса чашку под номером А-81. Сняв с чашки крышку, она внимательно рассмотрела колонии — те были прозрачны, со скудным слизистым налетом и выращивались на шоколадном агаре.

Металлический щелчок открывшейся входной двери термостата вспугнул Бет. Сердце ее отчаянно забилось, как у ребенка, который без разрешения лазал по буфету и был застигнут родителями на месте преступления. Бет лихорадочно сунула на место чашку Петри и попыталась поставить на полку бикс, но не успела.

У Бет хватило времени только на то, чтобы закрыть бикс и поднять его с пола, когда она столкнулась нос к носу с Мартином Шево. Самое смешное, что в руках у шефа был точно такой же бикс.

— Что вы тут делаете? — рявкнул босс.

— Я... — залепетала было Бет, но осеклась — никакое путное объяснение не приходило в голову.

Доктор Шево с грохотом поставил свою ношу на одну из полок и отобрал у Бет бикс. Бегло его осмотрев, Мартин убедился, что замка нет.

— Где замок? — прорычал он.

Протянув вперед руку, Бет Холдернесс открыла ладонь, на которой лежал открытый замочек. Схватив его, Мартин буквально впился в него глазами.

— Каким образом вы его открыли? — грозно спросил он.

— Он был открыт, — выдавила из себя Бет.

— Вы лжете!

— Нет, не лгу, — ответила Бет. — Замок был открыт, и мне стало любопытно, что находится внутри.

— Очень правдоподобная история! — Визгливый крик Шево отдавался от стен тесного помещения.

— Я ничего не трогала внутри, — говорила между тем Бет.

— Откуда вы знаете, что ничего не тронули и не испортили? — Мартин открыл бикс и, заглянув в него, удовлетворенно хмыкнул. Он запер его на замок и попытался открыть. Бикс был на этот раз надежно заперт.

— Я только открыла крышку и посмотрела на чашки с культурами, — оправдывалась Бет. Она начала успокаиваться, хотя сердце еще сильно билось.

Поставив бикс на место, Мартин пересчитал остальные и после этого приказал Бет выйти из термостата.

— Простите меня, — сказала Бет, когда Мартин вслед за ней вышел из термостата и прикрыл за собой дверь. — Я не знала, что эти биксы нельзя трогать.

В этот момент в дверях лаборатории появился Ричард. Велев ему закрыть дверь и подойти поближе, Мартин рассказал старшему врачу-лаборанту, как он застукал в термостате Бет.

Судя по его виду, Ричард расстроился не меньше, чем босс. Обернувшись к Бет, он спросил, как она осмелилась трогать биксы. Ей что, ехидно поинтересовался Ричард, не хватает работы?

— Никто не говорил мне, что эти биксы нельзя трогать, — запротестовала Бет. На ее глаза снова, уже второй раз за сегодняшний день, навернулись слезы. Девушка терпеть не могла ссор, но вот впутывается в них уже второй раз за день.

— Но никто и не разрешал их трогать, — отрезал Ричард.

— Вас подбил на это доктор Степлтон? — спросил Мартин.

Бет молчала, не зная, что ответить. Мартин расценил ее колебание как доказательство вины.

— Я так и думал! — рявкнул он. — Это он, наверное, внушил вам свою дурацкую идею, что чума и прочие инфекции случились в госпитале не сами по себе.

— Я сказала ему, что нам приказали с ним не разговаривать, — крикнула Бет.

— Но он-то говорил, — не унимался Мартин, — а вы, конечно, внимательно слушали. Я не собираюсь это терпеть. Вы уволены, мисс Холдернесс. Собирайте вещи и убирайтесь, чтобы я больше вас тут не видел.

Бет попыталась протестовать, но вместо этого разрыдалась.

— Слезами вы себе не поможете. — Мартин буквально выплюнул в лицо Бет эти слова. — И не добьетесь прощения. Вы сами сделали свой выбор, теперь расхлебывайте последствия. Уходите.

Твин[2] протянул руку над исцарапанным столом и повесил трубку. Вообще-то его звали Марвин Томас, но у него был брат-близнец, откуда и взялась кличка. Их постоянно путали, до тех пор, пока братца не убили во время разборок с «Черными королями» за места сбыта наркотиков.

Твин посмотрел в глаза Филу. Этот парень был худой, болезненный и имел не слишком устрашающий вид, но голова у него варила неплохо. Именно из-за своих мозгов, а не благодаря храбрости или силе Фил стал вторым человеком в группировке Твина. Фил был единственным, кто знал, как распорядиться деньгами, вырученными от продажи наркотиков. До прихода в банду Фила они попросту складывали деньги в подвале дома, где жил Твин.

— Не понимаю я этих людей, — говорил между тем главарь. — Ясно, что этот гребаный доктор не внял нашему предупреждению, он опять сует нос не в свое дело. Ты можешь в это поверить? Я врезал ему почти со всей силы, этому мозгляку, а всего через три дня он уже опять взялся за свое, задрав хвост. Я бы не назвал это уважением, нет, не назвал бы.

— Эти люди хотят, чтобы мыс ним опять поговорили? — спросил Фил. Он тоже был в пятницу в квартире Джека и видел, как Твин врезал докторишке.

— Еще того лучше, — ответил Твин. — Они хотят, чтобы мы его замочили, этого сукиного сына, этого ублюдка. Ума не приложу, почему они не захотели сделать это сразу. Нам предлагают пять сотен. — Твин рассмеялся. — Знаешь, очень смешно, но я бы сделал это и за так. Нельзя же допустить, чтобы всякие ублюдки плевали нам в лицо. Мы же тогда прогорим.

— Пошлем Реджинальда? — поинтересовался Фил.

— А кого же еще? Он любит такие дела.

Фил встал и, затушив сигарету, вышел из комнаты. Пройдя захламленный коридор, он вошел в другую комнату, где половина членов группировки увлеченно резалась в карты. В помещении синими слоями висел вонючий табачный дым.

— Эй, Реджинальд! — крикнул Фил. — Не хочешь провернуть одно дельце?

Реджинальд оторвался от карт и поправил торчавшую изо рта зубочистку.

— Смотря какое, — лениво ответил он.

— Думаю, оно придется тебе по душе. Пять сотен за то, чтобы замочить доктора, на чьем велосипеде ты катаешься.

— Давай я это сделаю, — подал голос еще один громила по прозвищу Би-Джей — сокращение от Брюс Джефферсон. Это был огромного роста гангстер, чье бедро превосходило толщиной туловище Фила. Он тоже навещал в пятницу квартиру Джека.

— Твин хочет, чтобы это сделал Реджинальд, — сказал Фил.

Реджинальд поднялся и бросил карты на стол.

— Хорошая была фишка, — произнес он и последовал за Филом.

— Фил все тебе объяснил? — спросил Твин, когда они вошли к боссу.

— Только то, что надо пустить в расход доктора и что за это нам платят пять сотен. Что еще?

— Да, надо замочить еще вот эту белую курочку. Ее надо прикончить даже раньше, чем доктора. Вот адрес.

Твин вытащил из кармана клочок бумаги с именем и адресом Бет Холдернесс.

— Хотите знать, как я их кончу?

— Это меня не волнует. Только удостоверься, что оба холодные.

— Я воспользуюсь новым пистолетом, — осклабился Реджинальд, по-прежнему жуя зубочистку.

— Интересно, стоит ли он тех денег, которые мы за него заплатили?

С этими словами Твин выдвинул ящик стола, достал оттуда новехонький, со следами смазки, пистолет и толкнул оружие к Реджинальду.

— Наслаждайся, — добавил Твин.

— Что я и собираюсь сделать, — продолжая улыбаться, ответил Реджинальд.

Он взял себе за правило никогда не демонстрировать своих эмоций, но это не значило, что он их вовсе не испытывал. Когда Реджинальд выходил из здания, его распирала радость — он обожал подобную работенку.

Открыв дверцу черного «камаро», Реджинальд уселся за руль и повернул ключ зажигания. Потом достал из бардачка кассету со своим любимым рэпом и вставил ее в магнитофон. Стереосистема «камаро» была предметом зависти всей банды — когда Реджинальд ехал по улице, в окрестных домах дрожали стекла. Пистолет он положил на сиденье рядом с собой и прикрыл оружие газетой.

Бросив последний взгляд на адрес Бет Холдернесс, Реджинальд тронул машину и поехал к центру города.

Покинув работу, Бет не пошла прямо домой. Она была настолько расстроена, что решила сначала излить кому-нибудь душу и отправилась к подруге. Они поговорили и даже выпили по стакану вина. После разговора Бет почувствовала себя несколько лучше, хотя и была сильно подавлена. В голове не укладывалось, что ее уволили. К тому же девушку грызло тайное подозрение, что в чашках Петри было что-то очень важное.

Бет снимала квартиру на Восемьдесят третьей улице между Первой и Второй авеню. Район был не слишком хорош и не слишком плох, правда, сам дом оставлял желать лучшего. Домовладелец не слишком раскошеливался на текущий ремонт, и в здании постоянно что-нибудь случалось. Придя домой, Бет обнаружила свежую поломку — кто-то ломом вывернул дверь подъезда. Бет вздохнула. Такое происходило и раньше. В тот раз домовладелец удосужился отремонтировать дверь только через три месяца.

Вот уже несколько месяцев Бет собиралась переехать из этого обшарпанного дома и начала откладывать деньги на новую квартиру, но теперь, когда ее уволили, придется какое-то время жить на сбережения. Прощайте мечты о новой квартире. Когда-то теперь сможет она переехать?

Взбираясь по крутой лестнице на свой этаж, Бет успокаивала себя мыслью о том, что хотя все очень плохо, но бывает и хуже. Слава Богу, она здорова.

Порывшись в сумочке, она нашла ключ от квартиры, который носила отдельно от ключа от подъезда. Если она потеряет один, то хотя бы останется второй.

Открыв наконец замок, девушка вошла в квартиру и, повинуясь давней привычке, тщательно заперла дверь. Сняв пальто и повесив его на вешалку, Бет еще раз порылась в сумочке и выудила оттуда визитную карточку Джека Степлтона. Усевшись на диван, она позвонила Джеку.

Хотя был уже восьмой час, Бет набрала сначала номер Управления судебно-медицинской экспертизы. Оператор ответил ей, что доктор Степлтон уже ушел домой. Перевернув карточку, Бет позвонила Степлтону домой. У Джека сработал автоответчик.

— Доктор Степлтон, — заговорила Бет после сигнала, — это Бет Холдернесс. Мне надо кое-что сообщить вам. — Внезапно девушку захлестнула волна жалости к себе, и она с трудом подавила подступившие к горлу рыдания. Сначала она решила повесить трубку и перезвонить попозже, но потом передумала, откашлялась и продолжила, давясь слезами: — Мне надо поговорить с вами. Я кое-что нашла. К сожалению, за это меня уволили. Пожалуйста, позвоните.

Бет положила трубку. Несколько секунд она раздумывала, не позвонить ли еще раз, чтобы рассказать о том, что именно она нашла, но потом решила не спешить. Пусть Джек сам свяжется с ней.

Бет собралась было встать, но в этот момент из прихожей раздался страшный грохот, буквально пригвоздивший девушку к дивану. Дверь квартиры с треском распахнулась так, что, ударившись о стену, ручка впечаталась в штукатурку. Язык замка расколол надвое дверной косяк, словно тот был сделан из пробки.

В дверном проеме стояла фигура человека, который возник там, как появляется в клубах дыма на арене цирковой фокусник. С головы до пят он был затянут в черную кожу. Посмотрев на Бет, пришелец обернулся и закрыл дверь. Тишина наступила так же внезапно, как секундой раньше взорвалась страшным шумом. Было слышно, как у соседей тихо работает телевизор.

Раньше, когда Бет думала о подобной ситуации, ей казалось, что она или начнет визжать, или попытается убежать, — теперь она молчала и была не в силах двинуться с места — ее словно парализовало. Шумно дыша, Бет во все глаза смотрела на пришельца.

Человек не спеша двинулся к ней. Лицо гангстера было неподвижным, как маска, из угла рта торчала зубочистка. Левая рука поигрывала огромным пистолетом — рожок с обоймой был длиной в добрый фут.

Мужчина остановился прямо напротив Бет. Не говоря ни слова, он медленно поднял пистолет и прицелился в лоб девушке. Бет закрыла глаза...

Джек вышел из подземки у Сто третьей улицы и трусцой побежал на север. Стояла прекрасная погода — ясная и очень теплая. На площадке, наверное, полно игроков. Ожидания не обманули Джека. Уоррен заметил его сквозь проволочный забор и крикнул, чтобы он рвал когти за формой и живенько бежал на площадку.

Добежав до дома, Джек вспомнил субботних визитеров. В душу заполз страх. Сегодня он побывал в госпитале, и его там обнаружили, значит, не исключена возможность, что в квартире уже ждут «Черные короли». Это надо было выяснить.

Джек спустился в неглубокий туннель, соединявший фасад и тыльную часть дома. В подземелье остро воняло мочой. Джек вышел во двор, очень напоминавший помойку. В полумраке виднелись валявшиеся там и сям рваные простыни, ломаные детские коляски, ощетинившиеся пружинами старые матрацы, лысые протекторы и прочий никуда не годный мусор.

К задней стене дома была прикреплена пожарная лестница, оканчивавшаяся довольно далеко от земли. На последней ступеньке висел металлический лист, уравновешенный куском цемента. Перевернув мусорный контейнер и встав на него, Джек смог дотянуться до нижней ступени. Когда Джек повис на ней, металлический прут со скрежетом прогнулся от его тяжести.

Джек начал взбираться по лестнице. Вступив на решетку первой площадки, он посмотрел вниз. Отогнутый прут со знакомым уже скрежетом встал на место. Несколько секунд Джек постоял на площадке, чтобы удостовериться, что он не привлек ничьего внимания. Все было спокойно — в окнах не появилась ни одна голова. Джек полез дальше.

На каждом этаже у Джека была прекрасная возможность наблюдать семейные сцены, но он не смотрел в окна, считая это неприличным, кроме того, зрелище неподдельной нищеты всегда лишало его покоя. Вниз Степлтон тоже не смотрел — он страшно боялся высоты, и подобное восхождение потребовало от него незаурядного мужества.

Добравшись до своего этажа, Джек остановился. На площадку пожарной лестницы выходили окна кухни и спальни — оба окна были ярко освещены. Уходя утром на работу, Джек оставил свет включенным.

Подкравшись к окну кухни, Степлтон заглянул внутрь. Разложенные в определенном порядке на столе фрукты были не тронуты, в помещении пусто. Со своего места Джек видел входную дверь — она была цела, оставленная утром подпорка на месте — дверь сегодня никто не взламывал.

Подойдя ко второму окну, Джек убедился, что в спальне тоже как будто никто не побывал. Открыв створку окна, Джек, успокоившись, проник в свою квартиру. Утром он понимал, что испытывает судьбу, оставляя открытым окно спальни, но решил рискнуть. Оказавшись дома, Джек снова быстро, но тщательно осмотрел помещение — нет, в его отсутствие здесь никого не было.

Переодевшись в спортивную форму, Джек покинул квартиру тем же путем, что и вошел в нее.

Учитывая акрофобию, спуск оказался куда более трудной задачей, чем подъем, однако Джек считал, что надо быть совсем сумасшедшим, чтобы в сложившейся ситуации без прикрытия выходить из парадного подъезда.

Дойдя до уличного конца туннеля, Джек, притаившись в тени, внимательно осмотрел пространство перед подъездом — если к нему пожаловали гости, то он наверняка увидит машины с сидящими в них людьми. Убедившись, что никакой банды поблизости нет, Джек бегом направился к баскетбольной площадке.

Ему крупно не повезло — за то время, что он лазал по пожарной лестнице и переодевался, на площадке собралась внушительная толпа. Так что пришлось долго ждать, а когда настало время играть, он попал в весьма слабую команду.

Джек метался по площадке, словно тигр, но товарищи по команде оказались плохими помощниками. К вящему удовольствию Уоррена, капитана противников, игра была с треском проиграна.

Раздосадованный неудачей, Джек отошел в сторону, напялил свитер и пошел к выходу.

— Эй, парень, ты что, уже уходишь? — крикнул ему вслед Уоррен. — Ты приходи сюда, побегай, может, и ты выиграешь, когда подрастешь, — издевательски хохотал он. Уоррен был неплохим спортсменом, но подтрунивание над проигравшими являлось частью ритуала — никто не обижался и воспринимал это как должное.

— Я бы не возражал против того, чтобы проиграть достойной команде, — ответил Джек. — Но продуть компании каких-то желторотиков — это обидно.

По команде Уоррена пронесся ропот — ответ был достойным.

Гигант негр Уоррен не спеша подошел к Джеку и ткнул указательным пальцем ему в грудь.

— Желторотики, говоришь? Вот что я тебе скажу: моя пятерка разнесет в пух и прах любую пятерку, которую соберешь ты. Давай сыграем прямо сейчас. Действуй!

Джек обвел взглядом площадку. Все глаза были устремлены на них с Уорреном. Перед тем как принять вызов, Джек взвесил все «за» и «против». Конечно, Джеку очень хотелось поиграть, а Уоррен давал ему такую возможность. В то же время Джек понимал, что, выбрав четверых для игры, он вызовет раздражение у тех, кто останется у бровки. Он очень старался все последние месяцы приручить этих людей, чтобы они приняли его, и вот теперь пришлось бы поставить свои достижения под удар. Они разозлятся не на Уоррена, а на него — Джека Степлтона. Подумав еще раз, Джек решил не испытывать судьбу.

— Лучше я побегаю по парку, — сказал он.

Уоррену пришелся по вкусу ответ Джека, а его отказ играть он воспринял как свою новую победу. Поклонившись Джеку, как противнику, сохранившему присутствие духа, Уоррен вскинул вверх руку и, крикнув своим: «Пошли!» — побежал на площадку.

Мысленно улыбнувшись, Джек поразился тому, как динамика баскетбольной игры влияет на отношения в самых низах городского общества. Интересно, что сказали бы со своих академических высот по этому поводу ученые-психологи? Это было бы и в самом деле очень интересно и, наверное, плодотворно.

Перешагнув через низкий заборчик, Джек вышел на тротуар и начал бег. Для начала он двинулся на восток. Впереди, в конце квартала, были видны рваные зубчатые силуэты холма и голых без листвы деревьев. Джек знал, что через несколько минут покинет смрадный город и окажется в самой гуще Центрального парка — это было его излюбленное место для бега.

Реджинальд выжидал. Выйти на виду у всех к площадке во враждебном районе не было решительно никакой возможности. Увидев, что док играет в баскетбол, Реджинальд решил подождать окончания игры в своем «камаро». «Наверное, — он, — рано или поздно док отделится от остальных и, например, пойдет в какой-нибудь близлежащий магазинчик за выпивкой».

Игра окончилась, и Реджинальд, осторожно сдвинув газету, потрогал свой новенький пистолет.

Но тут до слуха убийцы дошел разговор Джека с Уорреном, и Реджинальд решил, что ему придется париться в машине еще целую игру. Он ошибся.

К его неописуемой радости, несколько минут спустя Джек покинул площадку. Но док не пошел к магазинам, как ожидал Реджинальд. Нет, вместо этого сумасшедший док опрометью кинулся на восток!

От души выругавшись сквозь зубы, Реджинальд круто развернулся прямо посреди дороги вопреки всем правилам уличного движения. Какой-то таксист в знак протеста резко нажал на клаксон. Пролетев мимо Реджинальда, он успел сообщить, что думает о психе за рулем. Реджинальд поддел такси бампером. Только это удержало его от того, чтобы воспользоваться пистолетом, а стоило бы сделать в этом недоноске из Юго-Восточной Азии пару дырок. Совсем обнаглел, сволочь!

Разочарование Реджинальда сменилось полным восторгом, когда он уяснил намерения Джека. Как только Джек побежал в глубь западной части Центрального парка, Реджинальд немедленно припарковался. Выскочив из машины, он не забыл захватить пистолет вместе с газетой и углубился в парк, старательно избегая оживленных дорожек.

Дорожка, являвшаяся продолжением западного въезда в парк, вела вглубь. Вымощенная камнями, она, извиваясь, поднималась в гору и, скудно освещенная несколькими фонарями у входа, терялась во тьме.

Поднявшись по ступенькам, Реджинальд побежал по дорожке, на которой несколько секунд назад он видел Джека. Реджинальд был доволен. Да что там доволен — он просто не верил своей удаче. Преследовать жертву в темном пустынном парке — что может быть приятнее и легче?

На Джека в этот момент пустынная темнота парка действовала успокаивающе. Все было не так, как в пятницу, когда он ехал через парк на велосипеде. Степлтон был уверен, что если «Черные короли» решат нанести удар, то сделают они это либо в его квартире, либо где-то поблизости от его дома. Правда, вокруг не было видно ни зги, но и другие в этой тьме тоже видели не слишком хорошо.

Местность, по которой бежал сейчас Джек, была холмистой, покрытой невысокими скалами. Недаром это место называлось Грейт-Хилл[3]. Джек без всякого напряжения бежал по асфальтовой дорожке, которая вилась между скалами, временами ныряя под густые ветви растущих по обеим сторонам тропинки деревьев. Редкие фонари озаряли ветви причудливым светом, подчеркивая фантастические и зловещие силуэты растений. Казалось, весь парк оплетен громадной паутиной страшного гигантского паука.

Немного запыхавшись поначалу, Джек все-таки сумел найти подходящий ритм и теперь бежал, наслаждаясь и отдыхая. Когда город с его суетой исчез из виду, Джек вновь обрел способность ясно мыслить. Он задумался, действительно ли его поход против Манхэттенского госпиталя основан на ненависти, которую он, Джек Степлтон, питает к компании «Америкэр», как считают Чет и Бингхэм. Джек был готов согласиться, что, видимо, так оно сейчас и есть. Во всяком случае, это вполне возможно. В конце концов, мысль о преднамеренном распространении инфекционных заболеваний была не только неправдоподобной, ее можно назвать просто нелепой и абсурдной. Если он столкнулся с тем, что люди в госпитале вели себя враждебно, так не он ли сам был в этом виноват? Недаром Бингхэм сказал ему, что он, Джек, может быть очень резким и бестактным.

Занятый своими невеселыми раздумьями, Джек вдруг уловил какой-то новый звук. Это были шаги, ритм их совпадал с ритмом бега Степлтона. Звук металлический — такой, словно на кроссовки набили подковки. Джек сменил ритм бега. Чьи-то шаги стали слышны отчетливее, затем еще отчетливее.

Джек опасливо обернулся. Он увидел, что по дорожке к нему приближается бегущий человек. Фигура попала в пятно света, и Джек увидел, что человек одет не как бегун — хуже того, он был затянут в черную кожу, а в руке у него пистолет!

У Джека бешено застучало сердце. Пользуясь выбросом адреналина, Степлтон прибавил скорость. Преследователь сделал то же.

Джек лихорадочно пытался сообразить, как ему кратчайшим путем покинуть парк. Если он сумеет выбежать на оживленную улицу, то это будет шанс спастись. Единственное, что Джек знал наверняка: ближайший путь в город лежал через кустарник справа. Но сколько придется бежать — Джек не знал: может быть, триста футов, а может быть, и триста ярдов.

Чувствуя, что преследователь не отстает, а может, и сократил расстояние, Джек свернул вправо и углубился в лесные заросли. Среди деревьев было гораздо темнее, чем на дорожке. Джек не видел, куда ставит ноги, начался крутой подъем. Степлтона охватила паника, он, не разбирая дороги, продирался сквозь голые ветви и какие-то вечнозеленые кустарники.

Ближе к вершине холм стал более пологим, бежать сделалось легче, растительность поредела. Было, правда, очень темно, но под ногами теперь лежала мягкая опавшая листва. Джек бежал между стволов деревьев.

Добравшись до массивного толстого дуба, Джек всем телом прижался к влажному стволу, ощущая щекой шероховатую кору. Дыхание со свистом вырывалось из легких. Попытавшись успокоиться, Джек прислушался. Единственное, что он услышал, — это отдаленный шум уличного движения, доносившийся до его ушей, словно приглушенный гул невидимого водопада. В ночи были особенно хорошо слышны отдельные автомобильные гудки и вой сирен.

Несколько минут Джек постоял за широким, надежным стволом могучего дерева. Не слыша больше ничьих шагов, Степлтон нехотя оторвался от дуба и направился на запад. Теперь он шел очень медленно, стараясь изо всех сил не производить лишнего шума, осторожно ставя ноги в мягкий ковер прошлогодних листьев. Сердце было готово выскочить из груди.

Но тут Джек неожиданно наступил ногой на что-то мягкое. К его ужасу, в тот же момент перед ним словно вздыбилась земля. В первую секунду он не мог понять, что произошло, потом разглядел во мраке фигуру-призрак, замотанную в какие-то лохмотья. Казалось, это покойник пробудился от вечного сна. Завывая и трясясь, словно дервиш, создание вдруг дико заверещало: «Ублюдки»! — без конца повторяя это слово на все лады.

В то же мгновение будто из-под земли возникла еще одна фигура.

— Ты у нас ничего не получишь! — заорал этот второй. — Сначала мы тебя убьем.

Не успел Джек отшатнуться, как первый бросился на него, нанося беспорядочные удары и обдавая Джека нестерпимым зловонием. Степлтон попытался отбросить нападавшего, но тот изловчился вцепиться ногтями ему в лицо.

Джек собрал все силы, чтобы избавиться от вонючего бродяги, намертво прилипшего к нему. Но прежде чем Джек смог освободиться, тишину ночи разорвал грохот выстрела. Степлтон почувствовал, как ему в лицо брызнула теплая жидкость, тело бродяги сначала окаменело, а потом начало расслабленно сползать на землю. Чтобы устоять на ногах, Джеку пришлось отпрыгнуть. Вспышка второго выстрела ярко осветила фигуру другого бродяги. Его вопли и стенания вдруг смолкли, сменившись какими-то булькающими звуками.

Поняв, откуда стреляли, Джек развернулся и бросился в противоположную сторону. Несмотря на темноту и всяческие препятствия, ему все-таки удалось довольно далеко оторваться от вооруженного преследователя. Внезапно почва стала уходить из-под ног Джека — начался крутой спуск. Степлтон несся вниз, едва удерживаясь на ногах. Пролетев спуск, он врезался в густые заросли терновника.

Некоторое время Джек изо всех сил продирался сквозь колючий кустарник, который внезапно кончился вымощенной дорожкой. Джек от неожиданности не устоял на ногах и упал на четвереньки. Впереди, в неверном свете фонарей, Джек разглядел какие-то ступени.

Вскочив на ноги, он добежал до лестницы и бросился наверх, перескакивая через две ступеньки. Здесь его едва не настигла пуля. Выстрел раздался, когда Джек был почти у вершины лестницы. Пуля ударила в камни справа и, рикошетировав, с воем улетела в ночную тьму.

Петляя как заяц, Джек выскочил на обширную террасу. Посередине площадки помещался отключенный на зиму фонтан. С трех сторон площадка террасы была окружена аркадой, с четвертой стороны начиналась еще одна лестница, ведущая наследующий уровень.

До слуха Джека донесся стук металлических подковок — убийца уже был на лестнице и явно догонял Степлтона. Добежать до следующего пролета лестницы Джек не успевал, поэтому он бросился к аркаде. Под ее сводами царил непроглядный мрак — чтобы не налететь на стенку, Джек передвигался, вытянув перед собой руки.

Грохот шагов на лестнице внезапно стих — преследователь был уже на террасе. Степлтон заторопился, стараясь поскорее добраться до второй лестницы, но тут же, к своему неописуемому ужасу, налетел на металлический мусорный бак, который опрокинулся и с шумом покатился по земле. В ту же секунду раздался выстрел, потом еще. Пули с визгом рикошетировали от гранитных стен аркады. Джек бросился ничком на землю и, сцепив руки на затылке, дождался, пока последняя пуля не улетела в ночь.

Джек поднялся и на этот раз крадучись и очень медленно продолжил свой путь. Добравшись до угла, он столкнулся с новым, весьма неприятным, препятствием — весь пол под аркадой был усеян пустыми бутылками и пивными жестянками, которые как нарочно все время попадались под ноги, звеня и скрежеща.

При каждом таком звуке Джек непроизвольно вздрагивал и зажмуривал глаза, но продолжал упрямо двигаться вперед. В тусклом свете он уже видел вторую лестницу. Добравшись до нее, он довольно быстро стал подниматься — света было вполне достаточно, чтобы видеть, куда ставить ногу.

Степлтон добрался почти до самой вершины лестницы, когда в ночной тишине раздался резкий и властный голос:

— Эй, парень, остановись, не то я тебя прикончу!

По звуку этого голоса Джек определил, что преследователь стоит у подножия лестницы. Выбора не было — Степлтон подчинился.

— Повернись ко мне лицом!

Джек повиновался. В руке преследователя он разглядел направленный на него огромный пистолет.

— Ты не помнишь меня? Я — Реджинальд.

— Я помню тебя, — ответил Джек.

— Спускайся сюда, — скомандовал Реджинальд, тяжело дыша. — Я не собираюсь больше гоняться за тобой по лестницам. Хватит.

Джек медленно спустился вниз. Дойдя до третьей ступеньки, он остановился. Сцена была освещена тусклым рассеянным светом огней большого города, отраженных от облаков, обложивших небо. С такого близкого расстояния глаза убийцы казались двумя бездонными черными провалами.

— У тебя, мужик, наверное, очень крепкие яйца. — В голосе Реджинальда просквозило своеобразное уважение. Бандит медленно опустил руку с пистолетом. — Надо отдать тебе должное — ты в хорошей форме.

— Что ты от меня хочешь? — спросил Джек. — Говори, ты получишь все.

— Мне от тебя ничего не надо, — ответил Реджинальд. — Да в общем, с тебя и взять-то нечего. В твоем тряпье точно нет ничего, а в твоей квартирке я был, там тоже разжиться нечем. Если честно, мне надо просто тебя замочить. Поговаривают, что ты не прислушался к советам Твина.

— Я тебе заплачу, — продолжал Джек. — Сколько бы тебе ни обещали, я заплачу больше.

— Это звучит интересно, — задумчиво проговорил Реджинальд, — но я не могу заключить с тобой сделку. Мне придется объясняться с Твином, а за это удовольствие ты мне заплатить не сможешь. Так что ничего не выйдет.

— Тогда скажи хотя бы, кто вам платит, — попросил Джек. — Просто чтобы я знал.

— По правде говоря, я и сам-то не знаю, — ответил Реджинальд. — Я только знаю, что деньги обещаны неплохие. Мы получаем пять сотен. Хорошая цена за пятнадцать минут пробежки по парку.

— Я заплачу тебе тысячу долларов. — Джека охватило отчаяние. Предмет разговора был исчерпан.

— Прости, но наш маленький базар окончен. Реджинальд медленно поднял пистолет.

У Джека не укладывалось в голове, что сейчас, на этих загаженных ступеньках, его застрелит человек, которого он не знает и который не знает его. Это было абсурдно, нелепо, чудовищно. Джек понимал, что с Реджинальдом надо о чем-то говорить, но слов больше не было. Дар красноречия покинул Джека, и теперь он беспомощно наблюдал, как ствол пистолета, поднимаясь, упирается черным дулом ему в лоб.

— Мой грех, — произнес Реджинальд. Из общения с гарлемскими обитателями Джек знал, что этими словами они берут на себя ответственность за то, что собираются сделать.

Грянул выстрел, и Джек непроизвольно зажмурил глаза. Он ничего не почувствовал. Джек решил, что убийца играет с ним, как кошка с пойманной мышкой. Степлтон открыл глаза. Как ни был он охвачен ужасом, Джек решил не показать его Реджинальду — убийца не должен получить морального удовлетворения. Но то, что Джек увидел, повергло его в шок. Реджинальд исчез.

Джек несколько раз нервно моргнул, думая, что его подводит зрение. Но нет, привыкнув к темноте, Джек увидел распростертое на плитах террасы тело Реджинальда. Из-под его головы растекалась темная лужа, похожая на жидкость, какой осьминоги отпугивают врагов.

Во рту пересохло. Джек судорожно сглотнул. Ноги стали ватными. Степлтон словно прирос к месту, не в силах сделать ни шагу. Из тени аркады вышел человек в надетой задом наперед бейсболке и с таким же огромным пистолетом, какой был у Реджинальда. Первым делом человек подошел к оружию убийцы, валявшемуся в десяти футах от мертвого тела, и поднял его. Бегло осмотрев пистолет, человек в бейсболке сунул его за пояс. Перешагнув через мертвеца, спаситель Джека носком ботинка повернул голову убитого, чтобы осмотреть рану. Удовлетворенно хмыкнув, он наклонился, сноровисто обыскал труп и положил бумажник Реджинальда себе в карман.

— Пошли, док, — скомандовал человек.

Джек послушно спустился на террасу. Ступив на площадку, он узнал своего спасителя — это был Спит!

— Что ты здесь делаешь? — Джек с трудом выдавил из пересохшего горла свистящий шепот.

— Слушай, парень, у нас нет времени на болтовню, — отрезал Спит, но, подумав, снизошел до объяснения. — Нам надо поживее рвать отсюда когти. Один из тех хануриков на холме только ранен, скоро здесь будет полно копов.

С того самого момента, как раздался выстрел Спита, у Джека голова пошла кругом. Он не мог понять, каким образом его спаситель оказался рядом в столь трагический момент и почему сейчас Спит торопливо выводит его, Джека, из парка.

Сначала Степлтон пытался протестовать. Бегство с места убийства — уголовно наказуемое деяние, а здесь состоялось двойное убийство. Но Спит не был расположен обсуждать подобные тонкости, и когда Джек, остановившись, попытался растолковать все это своему спутнику, тот не долго думая ударил его в челюсть. Удар был нешуточным — кожа на лице горела огнем.

Джек схватился рукой за ушибленное место.

— За что ты меня ударил?

— Хочу добавить тебе ума, — ответил Спит. — Нам надо как можно быстрее добежать до Амстердама. На-ка, возьми эту матушку. — С этими словами Спит сунул в руку Джека пистолет Реджинальда.

— Что мне с ним делать? — задыхаясь на бегу, спросил Джек. «Это же орудие убийства, — мелькнуло в голове, — его можно брать только в латексных перчатках — это же важнейшее вещественное доказательство!»

— Сунь его под свитер, — приказал Спит. — Пошевеливайся.

— Спит, я думаю, что мне нельзя взять и просто такбежать отсюда, — выпалил Джек. — Ты беги, если тебе надо, и прихвати с собой эту пушку, — протянул оружие Спиту.

Тот взорвался, как пороховая бочка. Схватив пистолет Реджинальда, он уткнул ствол в лоб Степлтона.

— Ты мне осточертел! — прорычал он. — Ты что,спятил? Здесь могут околачиваться «Черные короли». Слушай, я тебе вот что скажу: если ты сейчас не сдвинешь с места свой зад, то я тебя пришью, понял? Я не стал бы рисковать своей черной задницей, если бы мне не приказал Уоррен.

— Уоррен? — переспросил Джек. Дело принимало какой-то сложный и запутанный оборот. Однако он воспринял угрозу Спита всерьез и решил больше не спорить. По играм Джек знал, что Спит — человек весьма импульсивный и ссориться с ним небезопасно.

— Так ты идешь? — спросил Спит.

— Да, — ответил Степлтон. — В этих делах ты разбираешься лучше меня.

— Ну наконец-то, — выдохнул Спит, отдал пистолет Джеку и пинком принудил его двигаться.

Когда они прибежали в Амстердам, Спит начал звонить куда-то из автомата, оставив Джека нервничать около будки. Вездесущие полицейские сирены, казалось, выли отовсюду. Никогда Джек не думал, что этот звук может так выводить из себя. Вот что значит быть уголовным преступником. Раньше Джек всегда относил себя к жертвам, и вот, пожалуйста, — теперь он соучастник преступления.

Спит повесил трубку и показал Джеку большой палец — все в порядке. Джек не понял значения жеста, но попытался изобразить на лице улыбку, видя, что Спит чем-то очень доволен.

Через пятнадцать минут к тротуару подрулил низкий темно-бордовый «бьюик». Сквозь тонированные стекла доносились рваные ритмы рэпа. Открыв заднюю дверцу, Спит жестом пригласил Джека в машину — тот повиновался. А что ему оставалось делать?

Быстро оглядевшись, Спит тоже сел в машину. «Бьюик» резко рванул с места.

— Что стряслось? — спросил водитель. Его звали Дэвид, и Джек знал его по баскетбольной площадке — парень был заядлым игроком.

— Дерьмо дело, — мрачно ответил Спит. Опустив стекло, он смачно харкнул.

Всякий раз, когда динамик изрыгал очередную порцию басовых нот, Джек непроизвольно вздрагивал. Нерешительным движением он извлек из-под свитера пистолет Реджинальда — прикосновение оружия к животу было очень неприятным.

— Что мне делать с этой штукой? — спросил он Спита. Чтобы перекричать музыку, приходилось орать во всю глотку.

Повернувшись к Джеку, Спит забрал пистолет и показал его Дэвиду, который закатил глаза от восторга.

— Совсем новая модель, — произнес парень восхищенно.

Мило болтая таким образом, троица доехала до Сто шестой улицы и свернула направо. Дэвид притормозил у площадки — там все еще играли.

— Подождите меня здесь. — Спит вышел из машины и направился к игровому полю.

Степлтон видел, как Спит подошел к площадке и стал терпеливо ждать, когда Уоррен обратит на него внимание. Заметив Спита, гигант прекратил игру.

Спит передал Уоррену кошелек Реджинальда, потом двое мужчин перекинулись несколькими словами и пошли к машине Дэвида. Джека так и подмывало спросить, что происходит, но шестое чувство подсказало ему, что лучше помолчать. Дэвид опустил стекло, и Уоррен, просунув голову в кабину, взглянул на Джека.

— Так чего ты там натворил? — зло спросил Уоррен.

— Ничего, — ответил Джек. — Тут я только жертва. Не понимаю, отчего ты так злишься.

Уоррен не ответил. Вместо этого он, размышляя, облизнул пересохшие губы. На лбу великана поблескивали капли пота. Приняв решение, Уоррен выпрямился и открыл дверь машины.

— Выходи, — приказал он. — Нам есть о чем поговорить. Пошли к тебе домой.

Джек вылез из машины и пошел вслед за Уорреном. Шествие замыкал Спит.

Все трое поднялись в квартиру Джека в полном молчании.

— У тебя есть что-нибудь выпить? — поинтересовался Уоррен.

— Виски или пиво? — спросил Джек. С пятницы он успел пополнить свои запасы.

— Виски, — ответил Уоррен и уселся на диван. Спит решил выпить пива.

Джек раздал непрошеным гостям бутылки и уселся на стул напротив дивана. Спит предпочел поместиться за столом.

— Я хочу знать, что происходит? — нарушил молчание Уоррен.

— Я и сам хочу это знать, — твердо произнес Джек.

— Хватит молоть чушь, — прикрикнул на Степлтона Уоррен. — В прошлый раз ты был со мной неискренен.

— Что ты хочешь этим сказать?

— В субботу ты спрашивал меня о «Черных королях», — напомнил Уоррен Джеку. — Ты сказал мне, что это простое любопытство. А сегодня один из их мальчиков пытается тебя пришить. Сейчас-то я кое-что знаю об этих прохвостах. Они торгуют наркотиками. Ты понял, куда я клоню? Если ты замешан в их дела, то я не хочу, чтобы ты жил в нашем квартале. Видишь, как все просто.

Джек недоверчиво усмехнулся.

— Ты говоришь серьезно? — спросил он. — Ты и правда думаешь, что я замешан в торговле наркотиками?

— Слушай, док, — заговорил в ответ Уоррен, — ты очень странный чудак. Я никогда не мог понять, почему ты живешь в нашем районе. Но все было хорошо, пока из-за тебя у нас не было неприятностей. Если ты здесь из-за наркотиков, то тебе следует подумать, стоит ли жить в этом районе.

Джек нервно откашлялся. Он признался Уоррену, что действительно был с ним не вполне откровенен, когда интересовался «Черными королями». Он рассказал и то, что «Черные короли» избили его, но за нечто связанное с его работой, в чем он сам еще не до конца разобрался.

— Ты точно не наркодилер? — спросил недоверчиво Уоррен. Он смотрел на Джека пристально, сильно сощурив глаза. — Смотри, если ты и на этот раз решил меня дурачить, то тогда об этом пожалеешь.

— Теперь я говорю истинную правду, — заверил Джек Уоррена.

— Тогда ты просто счастливчик. Если бы Дэвид не заметил, что тот ублюдок околачивался в нашем районе в своем «камаро» и они со Спитом не решили понаблюдать за ним, то ты давно был бы покойником. Спит говорит, что тот молодчик должен был тебя пришить.

— Я очень тебе признателен, — искренне произнес Джек.

— Это пустяки, парень, не стоит благодарности, — отмахнулся Спит. — Этот молокосос был так увлечен погоней, что ни разу не оглянулся. Мы висели у него на хвосте с самой Сто шестой.

Джек почесал затылок и глубоко вздохнул. Только теперь он начал по-настоящему приходить в себя.

— Ну и ночка, — проговорил он. — Но это же еще не конец. Нам надо обратиться в полицию.

— Черта с два! — В Уоррене снова вскипел гнев. — В полицию никто не пойдет.

— Но там же лежат трупы — не один и не два, если считать тех бродяг.

— Трупов будет три, если ты пойдешь или позвонишь в полицию, — мрачно предупредил Джека Уоррен. — Слушай, док, не лезь в наши дела — а это дело стало нашим. Этот сукин сын Реджинальд знал, что ему нельзя показываться в нашем районе. Никак нельзя. Они не должны воображать, что могут спокойно соваться ко мне и делать все, что они хотят, даже если всего лишь хотят застрелить тебя. Потом они обнаглеют и замочат кого-нибудь из братьев. Оставь это дело, док. Полиция ничего не станет делать, они и пальцем о палец не ударят. Они будут только счастливы узнать, что один из братьев замочил другого. Единственное, чего ты добьешься, если обратишься в полицию, — доставишь нам и себе кучу неприятностей. Если ты туда пойдешь, считай, что ты нам больше не друг, ясно?

— Но покинуть место убийства — это...

— Ну да, я знаю, — поморщился Уоррен, — это — уголовно наказуемое деяние. Подумаешь, большое дело. Кого это вообще интересует? И вот что я тебе еще скажу, док. У тебя большие неприятности. Они остались. Если «Черные короли» решили тебя убить, то тебе лучше держаться за нас. Мы сможем тебя уберечь, а полиция — нет, поверь мне.

Джек хотел было возразить, но потом передумал. Зная нравы нью-йоркской улицы, он понимал, что Уоррен прав на все сто процентов. Ясно как божий день, что «Черные короли» хотят его убить, а теперь, после смерти Реджинальда, это желание скорее всего удвоилось. И никакая полиция его действительно не спасет, потому что никому не придет в голову предоставить какому-то Джеку Степлтону круглосуточную охрану. Уоррен выразительно посмотрел на Спита.

— Пусть кто-нибудь из наших несколько дней попасет дока.

Спит кивнул:

— Нет проблем. Уоррен встал и потянулся.

— Знаешь, что самое плохое: у меня сегодня была замечательная команда, и вот — игру пришлось остановить. Жаль.

— Прости меня, — сказал Джек. — Но в следующий раз я дам тебе выиграть у своей команды.

— В одном могу тебе признаться. — Уоррен добродушно рассмеялся. — На площадке ты можешь потягаться с лучшими.

Он жестом дал понять Спиту, что пора идти.

— Мы еще увидимся, док, — произнес Уоррен, остановившись в дверях. — Только не делай глупостей.

Ты будешь бегать завтра вечером?

— Может быть, — машинально ответил Джек. На самом деле он не знал, что будет делать через пять минут.

Помахав Джеку, Уоррен и Спит ушли. Дверь за ними захлопнулась.

Несколько минут Джек сидел в полной прострации. Он чувствовал себя совершенно выбитым из седла. Потом встал и пошел в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, он съежился. На улице, пока они со Спитом ждали Дэвида, несколько прохожих взглянули на Джека, но никто не проявил особого любопытства. Теперь Джека это несказанно удивило. Свитер и лицо были забрызганы кровью — скорее всего это была кровь несчастного убитого бродяги. На лбу и носу красовались свежие царапины, оставленные ногтями того же бедолаги. Все лицо вымазано грязью — такое впечатление, что Джек побывал на передовой.

Степлтон залез в ванну и включил душ. И тут его мозг наконец заработал. Он не помнил, чтобы был в таком состоянии, с тех пор как погибла его семья. Но депрессии сейчас не было — только испуг.

Джек вышел из ванны и насухо вытерся полотенцем. Он все еще колебался: может быть, все-таки стоит вызвать полицию? В нерешительности он подошел к телефону и только тут заметил, что лампочка автоответчика мигает. Джек нажал кнопку и выслушал взволнованный монолог Бет Холдернесс. Он сразу же набрал номер лаборантки. Подождав, пока телефон прозвонит десять раз, Джек повесил трубку. «Что она нашла?» — подумал он. Его мучило раскаяние. В конечном счете это он, Джек Степлтон, несет ответственность за ее увольнение.

Достав из холодильника пиво, Джек направился в гостиную. Усевшись на подоконник, он невидящими глазами уставился на поток машин и толпы пешеходов, заполнивших узкое ущелье Сто шестой улицы, борясь с искушением все же позвонить в полицию.

Так проходили нескончаемые часы. Наконец до Джека дошло, что, не принимая никакого решения, он давно уже сделал свой выбор — стал союзником Уоррена. Доктор Джек Степлтон превратился в уголовного преступника.

Подойдя к телефону, Джек попытался вновь дозвониться до Бет Холдернесс. Было уже далеко за полночь, но к телефону никто не подходил. Джек начал волноваться не на шутку. Оставалась только одна надежда — что Бет в поисках утешения отправилась плакаться в жилетку какой-нибудь подруге. Однако невозможность дозвониться до Бет вместе с остальными неприятностями тяжелым грузом ложилась на сердце.