© Перевод с английского Е.Л. Лившиц
Сколько хватало глаз, одни волны. Над морем, в двух десятках метров от его поверхности, медленно кружила голодная чайка. Она заметила какое-то существо на поверхности воды, слишком усталое, чтобы отразить атаку. Оно очень походило на мясо, и голодный живот птицы послал сигнал ее белым крыльям: чайка снизилась и парила теперь над водой. Она всматривалась, рассчитывая силы. Потом разочарованно крикнула: живое существо, державшееся на поверхности воды, было явно велико для нее, к тому же у него, по всей вероятности, были зубы. Чайка вновь набрала высоту, часто замахала крыльями и улетела искать обед в других водах. Человек неловко плыл брассом. Вообще-то он был неплохим пловцом, но после трех часов в воде чувствовал себя неважно. Ноги начинало сводить, боль поднималась выше, к груди, раздирала ему легкие. Он понимал, что долго ему не выдержать. Он поднял голову: вода, одна вода. Спокойная, серая, с зеленоватыми отливами – там, где на нее падали пробивавшиеся сквозь облака солнечные лучи. Человек сощурился и поднял глаза к враждебному небу. Огромная темная туча стояла высоко над головой, только свет ее отливал золотом. Он подумал с надеждой, что небо может еще очиститься, потом его голова исчезла под водой, и он стал тонуть. Он тонул, не понимая, что с ним происходит. Мозг человека был настолько утомлен, что не в силах был осознать, почему же он идет ко дну. Потом его легкие властно потребовали воздуха, и он ощутил, что у него больше нет желания двигать руками и ногами. «Эй! Нечего дурака валять!» – сказал он себе, сильно дернул ногой и, зажмурив глаза и сжав губы, забил по воде руками, повторяя себе, что надо выжить. Он боролся за то, чтобы удержать голову над поверхностью, казалось, ему это никогда не удастся. «Ну– ну, – подбодрил он себя. – Взгляни еще разок на этот мир». Он разлепил веки, но ничего, кроме сероватой воды не увидел. Вода, одна вода. Гигантское кладбище соленой воды. И он перестал бороться. Потом он увидел небо. Его рот широко раскрылся, и он начал жадно заглатывать воздух, чтобы наполнить легкие. Руки и ноги пришли в движение, и он удержался на поверхности. Долгие минуты он двигался брассом, сосредоточив все внимание на том, чтобы удержать над поверхностью воды рот. Он повернул голову и обвел взглядом горизонт: берега нигде не видно. «Это невозможно, – уговаривал он себя. – Я ведь не в океане, это всего лишь залив Делавэр. Тут где-то южный берег Нью-Джерси. Только вот где? Понятия не имею. По правде говоря, ты уже не уверен, что находишься в заливе. Ты вообще ни в чем не уверен. Ты слишком устал. Ну, хватит. Если продолжать в том же духе, то опять пойдешь ко дну. Давай-ка подумаем о чем-нибудь конкретном, вспомним, к примеру, числа. Зовут тебя Калвин Джандер. Твой рост – метр семьдесят два, и весишь ты пятьдесят шесть килограммов. Пять кило явно лишних, но не будем на них сетовать, может быть, благодаря им ты еще держишься на плаву, а, видит Бог, ты в этом очень и очень нуждаешься. Что ж, неплохо для начала. Продолжим. Цвет волос: русый. Глаза: серые. Видишь, это неоспоримые факты, за которые можно ухватиться. Вот еще, город, в котором ты живешь: Филадельфия. А работаешь ты в центре, на семнадцатом этаже высотки Вентворт в рекламном агентстве Котерсби энд Хеперт. В отделе документации ты получаешь шесть тысяч пятьсот долларов в год. А видел ли ты их в этом году? Как-то не пришлось. Ну, мелочь на сигареты, иногда на кружку пива. Еще, правда редко, на партию в бильярд. Но не больше доллара за партию. Скажем так: за последние годы твои личные расходы не превышали двадцати долларов в неделю. А остальные где? В банке? Ну нет, как бы не так! Ты же опора семьи, единственная поддержка матери-вдовы и этой потаскухи, твоей уважаемой сестры. Их всего двое, но порой тебе кажется, что перед тобой настоящий осиный рой. Даже если они не жалят, так жужжат беспрерывно, особенно в выходные, когда хочется немного покоя, а они, как нарочно, рта не закрывают. И вот результат – ты посреди моря, и вокруг ни намека на землю! Все из-за них! Ведь тебе пришлось убегать из дому по выходным, а то давно бы попал в психушку. Поначалу ты облюбовал Фэрмаунт парк. Ты садился в машину, отправлялся на природу и дремал где-нибудь под деревом. Или посиживал на берегу и смотрел, как рыбаки насаживают наживку – червяки, зерна кукурузы, мякиш, надеясь выловить карликового сомика или карпа. Тогда ты и купил себе удочку и научился забрасывать ее в воды реки Скулкилл; но сомики были уж очень маленькими, а карпы не желали брать наживку. Ты наслушался восторженных рассказов о заливе Делавэр и его рыбных богатствах. И вот сегодня, за рулем своего «форда», ты проехал через мост Нью-Джерси и направился по 47 автостраде в южном направлении.
А теперь, Калвин, будь внимателен. У тебя нет ни карты, ни компаса, но твои часы, к счастью, водонепроницаемые. Так что ты можешь попытаться сориентироваться. По Сорок седьмой ты доехал до Милвилла. Оттуда до Седарвилла – восемнадцать километров. Потом еще восемь – и ты оказался в Флэкстон-Бич. Купил червяков в магазинчике «Все для рыболовов» и взял напрокат лодку по цене пятьдесят центов в час. Примерно без четверти одиннадцать утра ты сел в лодку и начал грести. Прекрасный день для рыбной ловли! Ты поднял глаза: на небе ни облачка, огромное оранжево-желтое июльское солнце заливало все вокруг своим пронзительным светом, окрашивая воду в цвет новенького доллара. Ты отплыл на лодке метров двести и бросил якорь. Ты пробыл там с час, но рыба не клевала. Ты поднял якорь и отплыл подальше. Грести по этому гладкому зеркалу было сплошным удовольствием, да и немного гимнастики не помешает. И ты греб и греб, чувствуя себя счастливым вдали от забот, полной грудью вдыхая свежий воздух залива. Вот что происходит, когда чувствуешь себя счастливым и забываешь о времени! Ты совершил ту же самую ошибку, что и множество людей, имена которых потом появляются в некрологах. Ты начисто упустил из виду, что погода может испортиться. Ты греб и греб. И загреб слишком далеко. Небо посылало тебе знаки, но ты не обращал внимания. Ты не видел, как надвигались темные облака, как серым металлическим светом засверкала вода. Только заслышав раскаты грома, ты удосужился посмотреть вверх и осознал, что происходит. Гроза накрыла тебя. Оглушительный раскат грома, и небеса разверзлись: облака прорвались, как гигантские бумажные мешки, наполненные водой. Настоящий водопад. Поднялся ветер. Яростный ветер, взбурливший воды залива и накативший на лодку огромные волны.
И тогда ты сказал себе, что пора действовать. Ты изо всех сил работал веслами, чтобы удержать лодку. Первую волну посудина перенесла довольно удачно. Во время двух последующих ты еще как-то справлялся с ней. Но когда ты увидел четвертую, ты понял, что сопротивление бессмысленно. Лодку вздернуло на темно-серую стену, нос задрало на самый гребень волны, а затем, как скорлупку, пронесло над твоей головой, и ты оказался в кипящей пене. Не представляю, сколько длился ураган. Возможно, не очень долго. Такая непогода обычно проходит через пять – десять минут. Этот прекратился разом. Ты оглянулся, и вода опять была спокойной. Ты попытался найти лодку… как будто ее и не было. Ты начал крутить головой, чтобы увидеть, где суша. Но сколько ни вглядывался, кругом была одна вода». Он поднял руку и взглянул на часы. Было уже начало пятого. «Ну вот, ты хотя бы знаешь время, – сказал он себе. – Это не Бог весть какая удача, а все же приятно осознавать, что ты выдержал так долго. И знаешь что? Ты молодец, ты сильнее, чем думал. Раз уж пошла речь о поздравлениях и цветах, подари себе букет орхидей за хладнокровие и присутствие духа. Ты не поддался панике, а сразу освободился от обуви и одежды. Интересно, для чего ты оставил трусы? Из стыдливости? Чтобы не шокировать рыб? Нет, дело не в этом. Просто ты чувствуешь, что конец близок, и перспектива умереть голым оскорбляет твое достоинство». Он вздохнул. От этого рот его наполнился соленой водой. Он глотнул ее, поперхнулся, закашлялся, попытался выплюнуть, не смог, и опять стал тонуть. «Нет, так не пойдет! Не глупи! Рано сдаваться. У тебя ведь осталось еще немного сил, правда? Ну давай-давай! Двигайся… Что, не можешь? Значит, конец?»
И вдруг его мысли прервал звук. Он закрыл глаза и сказал себе, что это галлюцинации. Но звук становился громче. Он приближался. Да… так оно и было. Шум мотора.
Исступленно забив руками по воде, он повернул голову на звук. И увидел небольшую лодку, не более четырех метров в длину, метрах в двухстах от себя. Лодка была старой, с облупившейся белой краской. Гребной винт наполовину проржавел. В лодке находились двое. Худой мужчина с седыми волосами и здоровый широкоплечий парень лет тридцати с короткой толстой шеей. На голове у парня был повязан белый платок. Он вел лодку прямо на утопающего. Метрах в ста от Джандера они как будто замедлили ход. Джандер попытался крикнуть, но из горла не вырвалось ни звука. Он мог только бросать на сидящих в лодке людей умоляющие взгляды, в которых читались благодарность и немая просьба: «Скорее, пожалуйста, скорее. Чуть-чуть скорее…» Лодка была теперь в пятидесяти метрах. Она продолжала приближаться. Джандер поднял руку над водой и слабо пошевелил пальцами. Лодка была теперь всего в десяти метрах и по-прежнему приближалась. Мотор работал на малых оборотах, почти бесшумно. Моторка больше не двигалась: она разворачивалась так медленно, что казалась застывшей. Как в тумане, Джандер наблюдал за лодкой, которая теперь описывала круг вокруг него, она была совсем близко, не более чем в пяти метрах. Мужчины молча смотрели на человека в воде. Он делал безнадежные усилия, чтобы приблизиться к ним, умоляя их взглядом: «Вытащите меня из воды, ради Бога! Вытащите меня скорее! Ради Бога!..»
Лодка продолжала описывать круги. Потом он услышал голоса мужчин. Но они обращались не к нему, они беседовали между собой. Он видел их бесстрастные лица.
– Ну, что ты об этом думаешь? – спросил старик.
– Ты сам знаешь, – ответил здоровяк.
– И все же надо подумать.
– И думать тут нечего.
– Я не совсем в этом убежден. – С тобойвсегда так: никак не можешь решиться. – Не тебеменя осуждать, – ответилседойледяным тоном. – У тебя нет права голоса. Да ты и сам не знаешь, как поступить. – Что тыговоришь?! – То, чтоесть. А то ты не кружилбы наместе. Верзила на мгновение задумался. Потом он отвернулся и пробормотал: – Мне просто хотелось взглянуть.
– Не смеши меня, – откликнулся с сухим смехом седовласый.
– Ну ладно, хватит, – сказал молодой. Они помолчали. Старый наблюдал, как бьется Джандер.
– Посмотри на него, – обратился он к своему спутнику. – Посмотри на него внимательно.
– Пусть идет к дьяволу.
– Послушай, Гэтридж, это невозможно.
– Заткнись! Не нервируй меня.
– Ну-ну, молчу. Но сделай мне одолжение.
– Что еще? – Посмотри на него, – сказал седовласый. – Всего один раз. Верзила повернул голову и посмотрел на Джандера. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, потом сжал губы и отвернулся.
– Не вешай это на меня, – сказал он в пространство. – Я тут ни при чем. Я попал сюда случайно, и единственное мое желание – забыть про него как можно скорее.
– Ты никогда его не забудешь, – заметил старик. На корме лодки верзила зашевелился. Он занялся мотором. Сжав правой рукой руль, он протянул левую и дал газ. Мотор взревел, лодка перестала делать круги, набрала скорость и быстро стала уходить. «Это невозможно, – подумал Джандер. – Люди не способны на такую жестокость». Он попытался отвести взгляд от удаляющейся лодки. Его затошнило. Но он не мог себе запретить вслушиваться в затихающий стук мотора. Теперь это был лишь далекий гул. А еще через несколько мгновений он слышал уже только свое нервное дыхание. «Для чего стараться? – подумал он. – Ты исчерпал все свои силы. Лучше кончить мучиться». Он широко открыл глаза, потом зажмурился и снова открыл. Он заметил на воде кое-что и пытался понять, действительно ли он это видит. Да, оно существовало и лихо покачивалось на волне всего в двух или трех метрах от него. Оно было грязно-белого цвета, круглое, с дыркой посередине. Грязно-белый цвет принадлежал ткани, а под ней – он знал это – была пробка. Его усталый мозг подсказал ему, что перед ним спасательный круг. Ему даже не пришлось протягивать руку. Круг подплыл сам и ткнулся ему в подбородок. И тут он схватил круг обеими руками и повис на нем. Так он отдыхал несколько минут – верхняя часть его тела покоилась на круге. Потом, придерживая круг левой рукой, он соскользнул в воду и вынырнул в середине. Он вдел круг под мышки, прикрыл глаза, и все существо его наполнилось блаженством. Откуда взялся круг? С какого-нибудь парохода? Нет, это был жест сострадания. Чей? Без сомнения, человека с седыми волосами. «Он сбросил круг, когда тот, второй, отвернулся к мотору. Секундное дело. Спасибо, старик. Ты выручил меня». Джандер открыл глаза и всмотрелся в водную гладь: лодку и белый пенистый след за ней еще можно было разглядеть. Потом она полностью исчезла, но Джандера не оставляла уверенность, что те люди возвращались к берегу. Значит, спасение надо было искать в той стороне. Часы Джандера показывали двадцать минут седьмого. Небо очистилось, июльское солнце лило янтарный свет на тихие воды залива. Калвин поменял позу – теперь он мог грести и руками. Левая нога потеряла гибкость, но он упорно старался не обращать на это внимания и твердил про себя, что все идет как надо. Особенно с тех пор, как он стал различать землю. Он видел светло-зеленый цвет болот на юге Нью– Джерси. Уже больше часа он наслаждался этим зрелищем. Берег приближался. Теперь зеленая лента была от него всего в нескольких сотнях метров. Между болотами и морем шла узкая полоска скал и песка. Ни следа человеческого жилья, только раковины да кляксы высыхающих медуз. Дальше – высокие болотные травы. И больше ничего. Он выбрался на маленький каменистый пляж, освободился от круга и рухнул на колени в песок. Потом растянулся во всю длину, перекатился на спину, раскинул руки и обессиленно вздохнул. Тут глаза его сами собой закрылись, и он погрузился в сон. Через какое-то время Калвин заворчал и повернулся на бок. Что-то беспокоило его. Он сказал этому «что-то», чтобы оно уходило. Но оно осталось на его плече. Оно даже как-будто сжимало плечо, и он повторил, чтобы оно уходило. Но оно не подчинилось.
– Оставьте меня в покое, – простонал он, не размыкая век.
– Просыпайтесь. По-прежнему не открывая глаз, он произнес: – Оставьте меня в покое. Убирайтесь к черту.
– Вам необходимо проснуться.
– Почему это? Что вы ко мне прицепились? – Идет прилив.
– Ну и пусть идет. Мне какое дело! Я хочу спать. Спать…
– Вы окажетесь под водой, когда прилив придет сюда.
– А вам-то что? Я имею право спать, где мне нравится.
– Ну-ну, – голос стал настойчивее. – Здесь нельзя оставаться. Вставайте. Его дергали за руку. И он проворчал по-прежнему в полусне: – Вы меня не заставите сдвинуться с места. Я знаю свои права. Будьте любезны, убирайтесь отсюда.
– Мы уберемся вместе. Поднимайтесь. Сделайте это для меня.
– Если вы не отпустите меня, то сейчас отведаете моего кулака. Вот.
– Вы на это не способны.
– Вы меня вынуждаете на эту меру.
– Да вы не способны не только пошевелиться, вы даже не можете открыть глаза, – сказал голос. Он опять лег на спину, оперся на локти и немного поднял голову. После этого открыл глаза. Ему трудно было что-нибудь разглядеть. Он заморгал, затряс головой, потер глаза, снова поморгал. Перед ним стояла женщина. На вид ей было не больше двадцати. На ней была блузка без рукавов, выгоревшая до белизны и такие же брюки, протертые на коленях. Она была босиком. Он сел, открыв рот. Ему показалось, что он спит. Эта женщина не была из плоти и крови… Он грезил… Он не видел раньше ничего подобного! Потом он вздрогнул: ему показалось, что он уже видел ее где-то. Он не помнил, где и когда, но вот шок, который он испытал, увидев ее впервые, он помнил. Тот же, что и сейчас.
– Что случилось? – спросила она. – Почему вы так на меня смотрите? Он не ответил.
– И долго вы собираетесь сидеть и смотреть на меня? – поинтересовалась она.
– Извините, я пытался вспомнить ваше имя. Она склонила голову набок.
– Мы никогда не были друг другу представлены, если вы это имеете в виду.
– Но я вас уже где-то видел.
– Нет, не видели, я в этом уверена. Перестаньте ломать себе голову. Он пожал плечами и отвел взгляд. Но ее лицо притягивало его как магнит, и он опять принялся ее разглядывать. Волосы темно-каштановые, глаза орехового цвета, рост наверняка метр шестьдесят и весила она, должно быть, пятьдесят килограммов или около того. Ресницы без туши, губы без помады, ни следа косметики. Такое лицо не требует украшений. Он услышал, как она произнесла: – Вставайте. Надо уходить.
– Куда? – Туда. – Она показала на болота. – Я знаю тут пустую хижину. Вы подождете меня там, пока я раздобуду вам одежду.
– Какую одежду? – Посмотрите на себя. Он приподнялся и посмотрел: на нем были только мокрые трусы в прилипших водорослях. Он попытался их оторвать и одновременно подняться на ноги. Ему это почти удалось, но тут колени у него подогнулись и он рухнул набок. Он возобновил свою попытку и снова упал бы, но она подскочила и обхватила его за талию.
Они пересекли песчаную полосу, миновали скалы и углубились в высокие травы, утопая в жидкой грязи по щиколотку. Они двигались очень медленно. Он то и дело оступался, но она крепко держала его и не давала упасть. Внезапно он остановился и резко повернул голову в сторону пляжа. Она подтолкнула его вперед, но он уперся.
– Что такое? – спросила она.
– Мне надо туда вернуться.
– Зачем? – За спасательным кругом, видите, около скалы. Прилив поднимался, вода уже лизала песок.
– Я не могу его так бросить. Он не мой. Он хотел вернуться, но она удержала его.
– Отпустите меня. Мне надо забрать круг. Я одолжил его и должен вернуть.
– У кого одолжили? – Не знаю.
– Что вы такое плетете? – Она внимательно смотрела на круг и крепко держала его. – Кто это был? – Человек в лодке. А теперь отпустите меня.
– В какой лодке? – Отпустите вы меня или нет? – Отвечайте.
– Послушайте, я ведь вас ни о чем не спрашивал… Она, казалось, не слышала. Все ее внимание занимал круг.
– Ну, встряхнитесь. Попробуйте вспомнить. Что это была за лодка? – Как вам сказать? Лодка со вспомогательным двигателем. В ней было двое. Худой старик с седыми волосами и молодой здоровяк, который занимался мотором. Его явно звали Самом. Уменьшительное от Самаритянина. Она продолжала смотреть на круг, который теперь уже подхватил прилив.
– Да, Добрый Самаритянин, лучше не скажешь. Он поинтересовался, нужна ли мне помощь. Я, понимаете, тихо и мирно тону, и что же он делает? Спокойно наблюдает из лодки.
– А второй? Человек с седыми волосами? – Ну, они немного поспорили, но это ни к чему не привело. Здоровяк бее время твердил: «Нет». Вот все, что я помню. Но я никогда не забуду, как лодка развернулась и меня оставили тонуть. Она посмотрела на него. Потом отвела взгляд и покачала головой.
– Я знал, что вы мне не поверите.
– Я верю вам, – ответила она. – Это чудовищно.
– Впрочем, он, вероятно, не подозревал, что мне нужна помощь. Он мог думать, что я тренируюсь, чтобы переплыть Ла-Манш.
– Но в конце концов он ведь дал вам круг.
– Не он. Старик сбросил мне его потихоньку, когда другой не смотрел.
– То есть как это потихоньку? Почему? – Этого я не знаю. Поэтому я и хочу забрать круг. Чтобы вернуть его старику. Может, он мне объяснит.
– Вы сами не понимаете, что говорите.
– Неужели? – Пошли! – Я хочу забрать круг.
– Слишком поздно, вы сами видите. Он обернулся и увидел круг далеко от берега.
– Что ж, он послужит насестом для чаек, – пробормотал он. – Впрочем, не имеет значения. Она глубоко вздохнула и сказала: – Вы еще отсюда не выбрались…
– Откуда? – Да вот из этого места. – Она обвела рукой пустынные болота. – Эти топи тянутся на километры. Ни капли пресной воды. Можно, конечно, собирать раковины на пляже, но на таком питании долго не протянешь. Один вы отсюда не выберетесь.
– Можете не стараться, – он оглядел унылый пейзаж. – Я и сам вижу.
– И поймите еще одно, – добавила она. – Хорошенько поймите…
– Вы интригуете меня, – он иронично улыбнулся.
– В ваших же интересах, – серьезно проговорила она.
– Можете вы мне дать слово? – Относительно чего? – Не задавать вопросов. Не проявлять любопытства.
– Почему? Она медленно, почти грустно покачала головой. Потом сказала напряженным голосом: – Чем меньше вы будет знать, тем больше у вас шансов выжить.
Они молча зашагали. Он был очень слаб, его мучила жажда, он с вожделением поглядывал на лужицы грязной воды.
– Ну как? – спросила она через некоторое время.
– Отлично.
– Мужайтесь, вы дойдете.
– Надеюсь. Главное двигаться, верно? – усмехнулся он. Он сделал еще несколько шагов и покачнулся. Она подхватила его и удержала. Но он дрожал всем телом. Колени у него подгибались, и она усадила его на траву. Потом присела около него, набрала в ладони немного соленой воды и смочила ему лицо. Он сидел с закрытыми глазами, но, ощутив на лице воду, приоткрыл губы и попытался слизнуть влагу.
– Остановитесь, – приказала она. – Иначе вы заболеете.
– Один глоток.
– Ни капли. А то вы еще больше захотите пить. Он открыл глаза и недобро взглянул на нее.
– Вы хотите запретить мне пить? Он нагнулся к воде, но она резко опрокинула его на бок. Он поднял руку, чтобы отстранить ее, но она схватила эту руку, а второй закатила ему здоровую оплеуху. Он захлопал глазами, потом медленно поднялся. Она не попыталась помочь ему. Подождала, когда он обретет равновесие и пошла вперед, кивнув, чтобы он двигался за ней. Они пробирались среди высоких острых трав. Грязь под ногами становилась все более податливой и вязкой. Они проваливались почти до колена в черно-зеленую жижу, которая под солнечными лучами испускала зловонные испарения. Он чувствовал, что надолго его не хватит. Ему разъедало легкие. Он начал задыхаться. Каждый шаг стоил ему сверхчеловеческого напряжения. Ноги засасывало. Глаза неудержимо закрывались, и когда их удавалось разлепить, перед ним все было как в тумане, он различал только женскую фигуру и шел за ней. Грязь закончилась, они ступали теперь по твердой земле. А еще через несколько минут он увидел, что идет по довольно широкой песчаной тропинке, усыпанной галькой, и тропинка эта огибает маленькую бухту. Метрах в пятидесяти от себя, на воде, он увидел лодку с облупившейся краской, привязанную к столбу, который подпирал крышу маленькой хижины. В домике была всего одна комната, и, казалось, он еле держится. Деревянные сваи прогнили, кое-где досок не хватало. Лестницы не было, к полуоткрытой двери вела горка утрамбованного песка. Женщина толкнула дверь и вошла. Он последовал за ней. Он увидел стол, два стула и походную кровать с рваным матрасом. Он шагнул к кровати и упал на нее головой вперед. Она подошла, подняла ему ноги и уложила его как следует. Он слышал, как она ступает по полу. Потом различил звук ржавых петель. Через несколько мгновений – снова дверь, потом ее шаги около кровати. Он повернулся на спину и увидел ее перед собой. Она держала стеклянный кувшин литра на два, полный воды.
– Это из бухты? – Нет. Из подземного источника. На улице насос. Он протянул руки к воде. Она отстранилась.
– Я сама напою вас. А то вы выпьете залпом. Она села на край кровати, продела пальцы в ручку сосуда и поднесла его ко рту Джандера, к его приподнятой голове. Он пытался пить быстро, но она то и дело отнимала от его губ кувшин, чтобы он пил маленькими глотками. Вскоре она проверила уровень воды.
– Пока довольно.
– Я еще хочу.
– Это не имеет значения. Сейчас вам надо отдохнуть.
– Могу я вас спросить кое о чем? – Я вам сказала: никаких вопросов.
– Я не могу даже узнать вашего имени? Она отвернула голову.
– А вас как зовут? – Калвин, – сказал он. – Калвин Джандер.
– А меня – Вера.
– Вера, а дальше? – Ну, скажем, Джонс. Устраивает? – Вера Джонс. Почему Джонс? Почему не Джонсон? – Вам больше нравится Джонсон? Согласна.
– Ладно, остановимся на Вере.
– Вот-вот. Она встала и направилась к двери.
– Куда вы? – Я скоро вернусь.
– Вы меня уже здесь, вероятно* не застанете.
– Обязательно застану. Если вы не хотите неприятностей, ждите меня здесь.
– Неприятностей? Каких неприятностей? – Не спрашивайте. Она поставила графин на пол и вышла из хижины. Джандер подождал несколько минут. Он собрался встать и посмотреть в окно, в каком направлении она пойдет. Ему даже почти удалось сесть, но он тут же упал обратно на матрас. Глаза его закрылись, и он погрузился в сон. Джандер услышал голоса. Негромкий женский голос звал его по имени, будил. Он открыл глаза. Высокая свеча горела в блюдце на столе, распространяя в хижине желтоватый свет. Джандер посмотрел на часы: двадцать минут десятого. На столе он увидел два пакета коричневой бумаги, один довольно большой. Вера запустила руку в меньший и извлекла из него множество мелких вещей, обернутых в пергамент. Она переодела блузку и брюки. Брюки туго обтягивали ее. Это зрелище явно было не лишенным интереса. Она обернулась. Блузка тоже облегала ее тело, и он смотрел на нее во все глаза.
– Вас что-то беспокоит? – тихонько спросила она. Он возвел глаза к потолку. Она взглянула на него, потом отвернулась.
– Я сама виновата. Но вся другая одежда в стирке, и мне нечего больше надеть.
– Я отнюдь не жалуюсь.
– Я вижу. – Вера пожала плечами. Она подошла к кровати, скрестив на груди руки и оглядев его с головы до ног, скорчила гримасу.
– Что? Мало презентабелен? – Не то слово. Если бы вы себя видели… Он сел и свесил ноги, пытаясь рассмотреть себя. Он весь измазался в грязи, и грязь эта, высохнув, образовала на его теле разводы. Он с отвращением скривился.
– Идите искупайтесь, – сказала она, указывая на открытую дверь. Джандер поднялся и вышел из хижины. Пламя свечи бросало желтоватые блики на темную воду бухты. Он зашел в воду по пояс и принялся оттирать грязь. Холодная вода освежила его. Он раз за разом погружал голову в воду, потом поплыл. Выйдя на берег, он почувствовал себя увереннее и бодрее. Но ветер с залива был холодным, и пока он дошел до хижины, то уже здорово продрог.
– У вас есть полотенце? – крикнул он через открытую дверь.
– Сейчас найду. Заходите.
– Нет, – возразил он. – Бросьте его сюда. Я должен вытереться.
– Почему вы не можете войти? – Я снял трусы.
– Ну так что? Я отвернусь. Он вошел в хижину. Молодая женщина стояла около стола, повернувшись к нему спиной. Она пошарила в большом пакете, вынула полотенце и протянула ему, не оборачиваясь. Пока он вытирался, она снова поискала в пакете и достала полотняные брюки, серую рабочую блузу, трусы и теннисные туфли. Она выложила одежду на стол.
– Посмотрите, подойдет ли вам.
– Где вы все это раздобыли? – Какая разница! Он оделся. Туфли были ему более или менее по ноге, но брюки и рубашка сильно велики. Он потуже затянул пояс и закатал брюки и рукава.
– Ну вот. Вы можете смотреть. Она оглядела его, и улыбка слегка тронула ее губы.
– Великолепно. Теперь прошу к столу. Калвин заметил свертки пергамента и на тарелке свежую морковку и ямайский перец. Толстые куски хлеба с колбасой и сыром. Он хотел взять себе один, потом спохватился: – Не знаю, как вам выразить мою благодарность.
– Так не выражайте. Садитесь и ешьте.
– Вы мне составите компанию?
Она медленно кивнула. Но не подошла к столу, а посмотрела на него. Напряженно и встревоженно. Причины ее беспокойства он не понимал. Он подвинул стул к столу, сел и взял один из сандвичей. Она все еще смотрела на него, потом заняла место напротив и в свою очередь принялась за сандвич. Они молча ели: каждый взял по два бутерброда, а морковку и перец разделили поровну, потом запили водой из кувшина. Она спросила, курит ли он. Он сказал, что курит. Она пошарила в маленьком пакете и достала пачку «Лакис» и коробку спичек. Он вскрыл пачку и предложил ей, но она отказалась. Он чиркнул спичкой и поднес к сигарете, стараясь не смотреть на нее. Но притворяться больше не имело смысла: он не мог отвести взгляда.
– Вы наелись? – спросила она.
– Да, благодарю.
– Вам бы, конечно, нужна была горячая пища. Если бы здесь была плита… Не глядя на нее, Джандер спросил: – Вы живете в этой хижине? – Нет, – ответила она сразу, как будто ждала такого вопроса. – Здесь никто не живет. Разве можно жить в этой развалюхе? – Вы преувеличиваете! Здесь не так уж плохо. – Он медленно затянулся и, не удержавшись, добавил – Ведь она принадлежит вам.
– Откуда вы взяли? – Вы сами сказали.
– Я? Никогда я не говорила, что владею этим сараем.
– Ну ладно, это не имеет значения. – Он посмотрел на нее. – Разве не так? Она подбоченилась.
– Послушайте, не пытайтесь хитрить. Я вам ясно сказала, что вас это не касается и вам лучше держаться от всего этого подальше. Теперь, если вы желаете вести себя, как идиот, тем хуже для вас. Я умываю руки и не стану вызволять вас. Он уставился в какую-то точку за ее спиной.
– У меня нет ни малейшего желания нарываться на неприятности, но бывают безвыходные ситуации.
– Что вы имеете в виду? – она склонила голову.
– Ну вот как оплата налогов. Или служба в армии. То, что называется гражданским долгом.
– Кто вам сказал, что вы что-то должны? – Я сам, – сказал он, глядя на нее. – Хотите, чтобы я объяснил? Одежда, которая на мне. И еда. И крыша над моей головой… Она попыталась остановить его, устало махнув рукой, но он продолжал: – …и еще одна небольшая деталь: я спал на песке во время прилива. Если бы вы не пришли и не заставили меня подняться…
– Бросьте! – Вот это я и называю долгом. Большим долгом, который следует выплатить. Он посмотрел на нее долгим взглядом. И направился к двери.
– Что вы собираетесь делать? – спросила она.
– Откланяться.
– Вы не можете уйти, – вскричала она, в три прыжка достигла двери и преградила ему выход. – Вы не в состоянии.
– Я хорошо себя чувствую, – возразил он. – Пропустите меня.
– Не будьте смешным. Куда вы пойдете? – Куда глаза глядят. Пока не приду куда-нибудь.
– В темноте? По трясине? Здесь нет ни дороги, ни освещения. Вы наверняка заблудитесь. Попадете в жидкую грязь, и она затянет вас, так что никто никогда не найдет ваших останков. Не глупите и переждите до утра. Когда рассветет, я покажу вам дорогу. Вы выполните мои инструкции и дойдете до порта Норрис.
– А где он находится?
– В двенадцати километрах отсюда* – В двенадцати километрах, – повторил он. – Думаю, что смогу дойти.
– Конечно. Когда увидите, куда идти. И после того, как хорошенько выспитесь.
– Нет, я ухожу теперь же. Он жестом попросил пропустить его. Она не двинулась с места.
– Знаете, – сказала она, – вы – трудный случай.
– Возможно, – он чуть улыбнулся. Улыбка получи– лась грустной. – Будьте любезны выпустить меня.
– Вы так спешите? – Страшно спешу.
– Но почему? Объясните хотя бы почему. Он пробормотал сквозь зубы: – Потому что здесь я никому не нужен.
– Вы меня в чем-то упрекаете? – спросила она. – Я вас чем-то задела? – Пусть вас это не тревожит, – сказал он и сделал шаг к двери. Она отстранилась, чтобы пропустить его, но тут петли заскрипели. Кто-то открывал дверь снаружи.
Они замерли и молча смотрели, как открывается дверь, как в дверном проеме возникают широкие плечи. «Это он, – узнал Джандер, – здоровяк из моторки, который наблюдал, как я тону, и оставил меня погибать. Я помню его рожу. И, мне кажется, могу вспомнить его имя. Они еще спорили тогда. Седой называл его Гэтрид– жем. Но лучше мне его так не называть. Лучше не показывать, что я его узнал. Меня-то он вряд ли узнает, и на данный момент так будет лучше». Здоровяк был покрыт темным загаром; черные волосы в жестких завитках падали на низкий лоб. Верзила! Потянет, наверное, на центнер. Сильные руки он держал вдоль тела. Он посмотрел на Джандера, потом вопросительно взглянул на Веру. Но поскольку Вера никак не реагировала, он опять уставился на Джандера.
– Мы встречались? – спросил он. Джандер покачал головой. Парень снова повернулся к Вере, но она ничего не ответила на его немой вопрос. Тогда он оглядел Джандера с головы до ног.
– Вы могли бы и поблагодарить.
– За что? – За тряпки. Все, что на вас, принадлежит мне. Джандер отвел глаза. Он соображал, что ему делать. Он пожал плечами, но этого явно было недостаточно, и он проговорил с сожалением: – Надеюсь, вы не против? – Нет, – ответил тот. – Я не против. Но меня разбирает любопытство. Каким образом на вас оказалась моя одежда? У вас не было своей? – Я ее утратил.
– Утратил! Где же? Джандер искал ответ. Ему казалось, что он стоит на эскалаторе, который с безумной скоростью мчится вниз, и когда он окажется внизу, то произойдет непоправимое. «Что же это за люди? – раздумывал он. – И что все это значит?» Вера сказала: – Оставь, Гэтридж. Не трогай его.
– Ну вот, она еще и сообщает ему мою фамилию! – Твоя фамилия ничего ему не говорит.
– Но тебе совсем не обязательно было ее сообщать, – продолжил Гэтридж. – Можно подумать, ты сделала это специально. Может, ты ему еще что-нибудь рассказала? – Ничего я ему не рассказала.
– Так я и поверил! – Мне наплевать, веришь ты или не веришь. Гэтридж шагнул в ее сторону. Она не двинулась. Он медленно поднял свою клешню. Джандер решил, что пора вмешаться, и уже открыл рот, но тут Вера сказала: – Вас это не касается. Он смотрел на нее. Он не заметил, чтобы она меняла позу, но теперь в руке она что-то сжимала.
– Положи его, – сказал Гэтридж.
– Я воткну его в твое мерзкое горло, – сказала она и подняла руку повыше, чтобы он хорошо рассмотрел все двенадцать сантиметров блестящего лезвия. Гэтридж отступил, приговаривая: – Ну-ну, не глупи. Ты прекрасно знаешь, что я тебя никогда не обижу. Жаль все-таки, что мы постоянно ссоримся. Гадство, верно? Джандер смотрел на Веру. Она опустила лезвие и, не сводя глаз с Гэтриджа, медленно убрала оружие.
– Если ты еще раз вынудишь меня его достать, я пущу его в ход. Гэтридж огорченно и с упреком взглянул на девушку.
– Что ты надумала? Ты ведь знаешь, что мы не можем его отпустить.
– А я говорю, что можем.
– А я тебе скажу на это, что не тебе решать. Она открыла рот, чтобы ответить, потом, казалось, забыла свою мысль. Она медленно повернула голову и посмотрела на Джандера. Потом снова решила что-то сказать, передумала и уставилась в никуда, наморщив лоб.
– И ты не имела права приводить его сюда тоже, – заметил Гэтридж. – Ты обязана была подумать и повести его в дом.
– В какой дом? – не удержался Джандер. Здоровяк не ответил. Они даже не взглянули на него. И Джандер понял, что должен молчать.
– Я думаю, лучше отпустить его, – озабоченно сказала Вера. – Ты не согласен? Гэтридж с силой покачал головой. Она настаивала.
– Он не собирается за нами шпионить. Он ничего из себя не представляет и, уверяю тебя, ничем нам не повредит.
– У него ведь есть язык, – заметил Гэтридж.
– Он не станет болтать.
– Не станет? А где гарантия? – Я в этом твердо уверена.
– Послушай, детка, – устало вздохнул Гэтридж. – Не глупи. Она помолчала, потом с упреком взглянула на Гэтриджа.
– Тебе обязательно надо было явиться именно сейчас. Все шло отлично, и я бы устроила дела как понимаю. Но тут появляешься ты и все портишь. Гэтридж взглянул на Джандера.
– Ну вот, теперь она меня во всем обвиняет. – Он повернулся к Вере. – Ну давай, двигаемся, – приказал он сухо.
– Погоди. Мне надо подумать.
– Тут и думать нечего. Его надо отвезти в дом, все ясно.
– Теперь ты отдаешь мне приказания? – Я сам подчиняюсь приказам, – ответил Гэтридж. Она отвернулась, подняла руку ко лбу и закрыла глаза.
– Так нельзя поступать, – прошептала она. – Нельзя.
– И все-таки ты подчинишься. Верно? Да.
– До конца. Ты будешь делать то, что должна. Ты обещала, помнишь? – Да, – сказала она. – Да.
– И это обещание важнее всего остального, разве не так? – Да, – прошептала девушка. – Черт возьми, да! Гэтридж повернулся к Джандеру и сделал ему знак идти к двери, а сам двинулся следом.
– И не вздумайте что-нибудь выкинуть, – предупредил он. – Второй раз повторять не стану.
– Ладно, я не глухой, – откликнулся Калвин.
– Какая удача! Это избавит вас от головной боли. Очень сильной. Я могу обхватить рукой вашу голову и сжимать до тех пор, пока мозг не брызнет из ноздрей.
– Не сомневаюсь, – проговорил Джандер. Они вышли из хижины. Вера задула свечу и присоединилась к ним. Гэтридж достал из кармана электрический фонарик и посветил в сторону бухты.
– Поедем на лодке, – заявил он.
– Почему бы не пройтись? – предложила Вера.
– Я уже достаточно находился этой ночью.
– Это недалеко.
– Три километра, и я не люблю гулять по болотам. Почему ты на него смотришь? Ты стараешься дать ему понять что-то? – Что ты придумываешь! Гэтридж заворчал и подтолкнул Джандера в сторону лодки. Джандер понимал, что хотела ему внушить Вера. Что она ничем ему больше не может помочь, и он должен сам выкручиваться. Лодка плыла. Гэтридж сидел на средней скамье и греб. Джандер и Вера поместились сзади, Гэтридж отдал девушке свой фонарь, и она светила то вправо, то влево, чтобы определить направление.
– Не сиди так близко от него, – сказал Гэтридж Вере.
– А куда мне садиться? На воду? – Отодвинься. И держи фонарь в другой руке.
– Почему? – спросила она невинным голосом.
– Чтобы он его не схватил.
– Он? – Вера указала на Джандера движением головы. – Эта тряпка? – Почему ты его зовешь тряпкой? – Потому что он рохля.
«Она и вправду так считает, – подумал Джандер. – Она считает, что ты побоишься что-то предпринять. Вооб– щем, она не так уж неправа». Она переложила фонарь в другую руку. И сделала это нарочито медленно, показывая ему, что он упустил случай и не заслуживает новых усилий с ее стороны. Бухта становилась уже. Болотные травы были очень высокими. К самому воздуху залива примешивался смолистый запах сосен. «Должно быть, рядом лес», – сообразил Джандер. Он вглядывался в темноту, вне пятна света, и в какой-то момент разглядел темную полосу между травами и небом. Гэтридж, занятый греблей, ловко маневрировал между скал и наполовину затопленных стволов деревьев. Теперь они плыли в лесу, по узкому фарватеру. Пройдя метров четыреста, они вышли вновь на свободную воду, на этот раз небольшого озера. Теперь они двигались быстрее. С другой стороны озера выросла тень, похожая на притаившегося в потемках зверя. Казалось, там стоит крепость, но это был всего лишь дом.
Это был нелепо покосившийся деревянный дом. Похоже, его никогда не красили. Веранды не было. Из-за опущенных штор нижнего этажа выбивалась полоска света. Пока Гэтридж привязывал лодку к маленькой пристани, Джандер рассматривал строение. Когда Гэтридж велел ему вылезать, он поднялся и увидел еще одну лодку. Он узнал бы ее из сотни тысяч: это она кружила вокруг него в заливе и не подобрала его. Сволочи… «Нечего злиться, – подумал он. – Лучше глядеть в оба и не упускать благоприятных возможностей». Он подождал, пока Вера выберется из лодки, а за ней и Гэтридж. Вместе они миновали песчаную площадку и подошли к дверям. Гэтридж пошарил в кармане, достал ключ и хотел вставить его в замочную скважину.
– Лучше постучать, – заметила Вера.
– Зачем это? – Как знаешь. – Она отступила в сторону и сделала знак Джандеру, чтобы тот последовал ее примеру. – Давай отпирай. Увидишь, что будет. Верзила вопросительно взглянул на нее, на ключ в своей руке. Почесал себе подбородок и снова посмотрел на девушку.
– У тебя совсем ничего нет в башке! – заметила она. – Если ты откроешь дверь без предупреждения, он пристрелит тебя. Складка на лбу верзилы разгладилась, он улыбнулся.
– Благодарю, мисс Вера. Очень любезно с вашей стороны проявлять обо мне заботу.
– О тебе? Вот еще! У меня просто нет желания, чтобы мы все тут перестреляли друг друга. Гэтридж обернулся к Джандеру.
– Милая девушка, верно? Он опустил ключ обратно в карман и постучал. Никакого ответа; он еще раз постучал. Пол заскрипел, тяжелые шаги медленно приближались.
– Это я, Гэтридж. Дверь открылась. В мерцающем свете вырисовался мужской силуэт с охотничьим ружьем в руке. Мужчина держал ружье небрежно, но как человек, который умеет им пользоваться: дуло опущено книзу, палец легко лежит на спусковом крючке; среднего роста, крепкий, с прямыми, черными как смоль волосами. От правой скулы до брови – шрам. Он лишь мельком взглянул на Джандера и тут же перевел глаза на Веру. Она молчала. Тогда он повернулся к Гэтриджу и кивнул на Джандера.
– Кого это ты привел? – Спроси у Веры, – огрызнулся Гэтридж.
– А я у тебя спрашиваю.
– Я ничего тебе не могу сказать, Хебден. – Гэтридж пожал плечами. – Я не знаю, что это за тип. Могу сказать только, что, когда я подошел к хижине, они были там.
– И что они делали? – До моего прихода? – Да, – сказал Хебден.
– Я не подсматривал, – сердито сказал Гэтридж, – я не знаю, о чем ты говоришь. Хебден опустил глаза. Ноздри его трепетали.
– Я говорю для твоего блага. Ты следишь за ней, когда она ходит в хижину, это тебя возбуждает, ты возвращаешься, не можешь заснуть и назавтра никуда не годишься. Ты не думаешь, что это вредно для здоровья? Будь осторожен! Однажды вечером ты не выдержишь и распустишь руки. Знаешь, что тогда произойдет? Гэтридж посмотрел на Веру, потом на Хебдена, опустил глаза и вдруг резко поднял голову, как бы показывая, что может ему противостоять.
– Понял? – поинтересовался Хебден. – Или тебе объяснить? Я могу это сделать, потому что знаю больше других.
– Оттого, что ты ее отец? – Именно.
– И раз она твоя дочь, ты имеешь право ее защищать? – с вызовом спросил Гэтридж.
– Не совсем так. Она не нуждается в защите. У нее самой есть все, что надо для защиты. Всегда при ней.
– Спасибо, я в курсе, – пробормотал Гэтридж.
– В курсе, да не совсем, – заметил Хебден. – Вот я тебя и предупреждаю. Надеюсь, ты не забудешь. Ножом, который она носит, она уже не раз пользовалась. И ни один из ее противников не отделался царапиной. Это как укус змеи. Одно движение – и твоя песенка спета. Хебден повернулся и зашел в дом. Они – за ним. Джандер – первым. Простой деревянный пол, голые стены, мебель самая примитивная. Освещали помещение керосиновые лампы, расставленные на полках по стенам.
– Садитесь, – пригласил Хебден, не глядя на Джандера. Ружьем он указал на диван у лестницы. Джандер осторожно присел и, сложив руки на коленях, с любопытством уставился на молодую женщину и двух мужчин, оставшихся стоять посреди комнаты. За ними, у противоположной стены, он различил еще одну фигуру. На скамейке в углу, прислонившись к стене, сидело существо. Потом на коленях существа он различил голубоватый блик металла. Свет на ружейном стволе. Существо медленно подняло голову, и Джандер понял, что перед ним женское лицо. Худое, с блуждающим взглядом. Тонкие губы немного растянуты, углы их приподняты. Не улыбка, а застывшая маска. Она медленно поднялась и направила на него ружье. Потом он услышал щелчок предохранителя и затаил дыхание. Хебден рванулся к ней и вышиб ружье. Оно упало на пол с глухим стуком. Женщина нагнулась, но Хебден удержал ее за руку.
– Ты понимаешь, что делаешь? – Оставь меня, – сказала женщина. – Она подняла вторую руку и угрожающе сжала кулак. – Пусти, а то убью.
– Ну-ну, успокойся, Телма. Хебден подождал несколько секунд, потом отпустил женщину. Рука ее безвольно упала. Она стала растирать то место, где пальцы мужчины сдавили ее.
– Ты думаешь, я пьяная? – спросила она.
– Я знаю, что ты пьяна, – ответил Хебден. Он подобрал ружье и поставил на предохранитель. Потом протянул ружье Гэтриджу и медленно приблизился к лавке в углу комнаты, нагнулся и достал из-под лавки двухлитровую бутыль, почти пустую. Остаток бесцветной жидкости не заполнил бы и половины стакана. Хеб– 7 Стив Крэг и звезда в опасности ден поднес бутыль к лампе и объявил, не обращаясь ни к кому в отдельности: – Итак, вы не можете оспаривать очевидное. Но, клянусь, не понимаю, как ей это удается. Практически чистый спирт. Еще несколько часов назад бутыль была на три четверти полной. Женщина, казалось, не слушала его. Она с нежностью смотрела на бутылку.
– Мне так легче, – шептала она. – Больше мне уже ничего не осталось в жизни. Я ведь одной ногой стою в могиле.
– В таком состоянии, как сейчас, смело можешь поставить туда и вторую ногу, – заметил Хебден. Большим пальцем он указал на сидящего на диване. – Если бы не я, ты бы его ухлопала.
– Да еще как! – откликнулась она.
– И без всяких оснований.
– Напротив, у меня есть веские основания, – вставила Телма. – Он не из наших, и ему нечего делать в доме. Те, кто не принадлежат к нам, должны уйти. Ногами вперед. Так будет лучше. Она прошла мимо Хебдена, вернулась к деревянной скамье и поставила на нее бутыль.
– Стой здесь, – обратилась она к бутылке и ласково погладила ее. Затем Телма с усилием выпрямилась и на дрожащих ногах пересекла комнату по направлению к лестнице.
– Двадцать против одного, что она не поднимется, – прокомментировал Гэтридж. Никто не откликнулся на шутку. Никто не взглянул на верзилу. С добрую минуту слышны были только шаркающие шаги Телмы – сначала по полу, потом по ступенькам лестницы. Телма тяжело ступала, останавливаясь на каждом шагу, руки ее бессильно висели вдоль тела, но за перила она не держалась. На полдороге она остановилась, чуть повернула голову и бросила: – Привет честной компании.
Снова тишина. Телма неподвижно ждала. Потом Вера медленно проговорила: – Доброй ночи, мама. Женщина снова двинулась вверх по лестнице. Хебден подождал, пока на втором этаже не закрылась дверь, затем повернулся к Джандеру: – Ну, теперь разберемся с вами. Вы имеете что-нибудь сказать? – Я все объясню, – сказала Вера.
– Нет, – отрезал Хебден. – Пусть он сам объясняет. Я сразу пойму, врет он или нет.
– А что это мне даст? – поинтересовался Джандер.
– Время, – ответил Хебден.
– Сколько времени? – Этого я пока не знаю. Джандер едва заметно вздрогнул. Он смотрел в пол.
– Ну что ж, – вздохнул он. – Если вас интересует мое имя, меня зовут Калвин Джандер. Я из Филадельфии. Живу вместе с сестрой и матерью. И…
– Подождите, – прервал его Хебден. – Поднимитесь. Джандер встал. Хебден отошел на шаг и оглядел его с головы до ног.
– Эта одежда вам велика, – заметил он. – Где вы ее взяли? – А ты сам не видишь? – выкрикнул Гэтридж. – Она – моя. Это все устроила твоя дочь. Хебден вопросительно взглянул на Веру, но та промолчала.
– Она и жратвы ему принесла, – сказал Гэтридж. – В бумажном пакете. А в другом шмотки. Прокралась в мою комнату, схватила тряпки, и – обратно в хижину. И не догадалась, что я ее вижу…
– А почему ты ее не остановил? – спросил Хебден.
– Потому что ты бы мне не поверил, – хмуро объяснил верзила. – Тебе мало моего слова. Вот я и представляю доказательства.
– Чего? – спросил Хебден.
– А вот этого. – Верзила показал на Джандера. – Ты что, не понимаешь, чего она хочет? Сначала она находит пустую хижину, и это наводит ее на мысли. Она решает изображать Грету Гарбо; изъявляет желание пребывать в одиночестве. Ты соглашаешься. Ты отпускаешь ее туда всякий раз, когда ей захочется. Четыре, а то и пять ночей в неделю она спит в этой халупе. Но не одна. Ей… Он не закончил и вскрикнул от боли: длинные ногти Веры вонзились ему в лицо. Если бы Хебден не схватил ее, она выцарапала бы обидчику глаза. Она шипела и плевалась, как бешеная кошка. Хебден с трудом удерживал ее. Гэтридж отступил, держась за щеку. Он отнял от щеки руку: из четырех глубоких царапин текла кровь.
– Умойся холодной водой, – посоветовал Хебден, все еще не отпуская Веру.
– Холодной водой! – пробурчал Гэтридж. – Прививку от бешенства, вот что мне надо.
– Продолжай в том же духе, – заметил Хебден. – Я и так ее еле удерживаю.
– Есть одно верное средство. Посадить ее в клетку. Вере удалось высвободиться. Она бросилась вперед, но Хебден снова удержал ее.
– Будь добр, уйди, – попросил он Гэтриджа. – Пойди в кухню, что ли. Куда угодно. Гэтридж вышел из комнаты. Вера, казалось, успокоилась, и Хебден ослабил хватку.
– Ну ладно, можешь отпустить меня, – сказала девушка. Хебден разжал руки. Она понурила голову и закрыла глаза. Потом глубоко вздохнула.
– Ты ему веришь? ВместоответаХебден подобрал обаружья: одноон уронил, другое таки лежало на полу. Онкосо взглянулна Джандера.
– Вамничегоне стоило завладетьоружием.
– Этоне дляменя. Хебден взглянул на Веру.
– Слушай, где ты его откопала? – На пляже, – ответила она. – Я гуляла и заметила его. Он был в обмороке, и как раз начинался прилив. Я вытащила его на сухое место. Хебден склонил голову набок.
– Ты отвела его в хижину, чтобы я его не увидел, да? Она медленно кивнула. Хебден шагнул к ней. Она не шелохнулась. Он шагнул еще. Сложив руки на груди, она спокойно смотрела ему в лицо.
– Не будь ты моей дочерью… Хебден поперхнулся и закашлялся.
– Ничего, – заметила Вера. – Когда тебе это удобно, то ты забываешь, что я твоя дочь.
– Прошу тебя, не доводи меня до крайности, – сказал Хебден, зажмурив глаза и тряся головой. – Если я выйду из себя, это будет плохо для нас обоих.
– Так что ты от меня хочешь? – Она опустила руки.
– Чтобы ты вела себя тихо, вот и все. Чтобы мы без конца не ссорились. Ты ведь обещала идти с нами, ты помнишь? – Я знаю, – сухо ответила она. – Но я не обещала радоваться этому. Тут она повернулась и, не взглянув на Джандера, вышла.
Она не закрыла за собой дверь. Хебден так и застыл на месте от возмущения. Потом бросился к порогу, крича: – Вернись, девчонка! Я с тобой разговариваю. Он подождал ответа, но так и не дождался, закрыл дверь, потом снова открыл и оставил открытой.
– Могу я закурить? – спросил Джандер.
– Почему же нет? – сказал Хебден. – Вы можете делать все, что вам хочется.
– Все, что мне хочется?
– Ну конечно, – отозвался Хебден. – Большим пальцем он указал на открытую дверь: – Хотите уйти? Прошу. Джандер ничего не сказал. Он посмотрел на оба ружья, которые Хебден держал под мышкой, отступил к дивану, сел, запустил руку в карман своих полотняных брюк и достал пачку «Лакис», подаренную ему Верой. Одну сигарету он взял себе, а пачку протянул Хебдену.
– Хотите? – Нет.
– А вот я выкурю. – Из кухни появился Гэтридж. Он выхватил пачку из руки Джандера. – Если вы не возражаете.
– Он предложил тебе одну, а ты забрал все, – заметил Хебден. – Может, ты все же поблагодаришь? – Представь себе, у меня есть на них некоторые права, – усмехнулся Гэтридж. – Потому что, видишь ли, они мои.
– А как он их получил? – А так же, как мои шмотки, – ответил Гэтридж. – Он на содержании у твоей дочери. У нее доброе сердце. Можно подумать, она работает для Армии Спасения.
– Послушай, – Хебден сделал шаг в сторону Гэтриджа. – Сделай одолжение, перестань говорить о ней в таком тоне.
– Кроме шуток? – Гэтридж закурил сигарету.
– Кроме шуток. Хебден поднял руку и ребром ладони выбил сигарету из губ Гэтриджа. Гэтридж проследил за ней глазами: она продолжала гореть на деревянном полу, и под ней уже образовалось желтое пятнышко.
– У нас нет телефона, и неоткуда вызвать пожарных, Хебден.
– Могу предложить выход, – отозвался тот. – Он опустил одно из ружей, направив дуло на сигарету. – Затуши ее. Ногой. Гэтридж не шелохнулся. Он достал новую сигарету из пачки, взял ее губами и как раз собирался чиркнуть спичкой, когда Хебден повторил свой жест, потом отступил и снова направил дуло на горящий окурок.
– В третий раз повторять не стану, – пригрозил он.
– Что повторять? – спросил Гэтридж со скучающим видом. В комнате воцарилась тишина. Джандер переводил взгляд с одного на другого. Сигарета прожгла в полу черную дырочку, и над ней курился дымок. Хебден чуть заметно шевельнул губами, как будто раздавил между зубов виноградину. Он шагнул в сторону, энергично раздавил окурок и осмотрел пол, чтобы убедиться, что оттуда не поднимается дым. Потом резко повернулся на каблуках и дулами обоих ружей сильно ударил Гэтриджа в низ живота. Гэтридж испустил вопль и захлебнулся в крике. Он прижал руки к животу и закатил глаза, так что стал похож на послушника, дающего монашеский обет. Потом его щеки надулись. Он перегнулся пополам, икнул раз-другой, и к нему вернулось дыхание. Он медленно распрямился, руки его буквально повисли, он посмотрел на Хебдена. Потом язвительная гримаса исказила его лицо, и он указал на ружья. Хебден присвистнул. Он отбросил в сторону оба ружья, которые до тех пор держал под мышкой.
– Что ж, давай так. – Он согнул колени, опустил руки: левая ладонь свободно открыта, правая сжата.
– Ну, ты готов? Начинай. Гэтридж не ответил.
– Боишься? – усмехнулся Хебден.
– Конечно, боюсь, – кивнул Гэтридж. – Мы оба потеряем голову и наделаем дел. Хебден подозрительно глянул на него.
– Струсил? – Называй как хочешь. Но наша безопасность – прежде всего.
– Ты о чем?
– Да об этом парне. Ты думаешь, он будет сидеть сложа руки? Хебден оглянулся на Джандера.
– Ты прав.
– Я не шевельнусь, – заверил тот.
– Вранье, – выкрикнул Хебден. – Все, что я слышал от вас – сплошное вранье! Хебден задумался. Потом подобрал ружья, положил одно из них на деревянную лавку, сунул второе под мышку и подошел к Джандеру.
– Почему бы тебе не вывести его на улицу? – добивался Гэтридж.
– Почему бы тебе не заткнуться? – огрызнулся Хебден. Джандер не совладал с собой и спросил: – Да что с вами со всеми происходит? Для чего вы это делаете? – Я не могу поступить по-другому, – объяснил Хебден.
– Но вы ведь только что остановили свою жену, – сказал Джандер умоляющим голосом. – А теперь поступаете так, как она. Но у нее было оправдание – она была пьяна. Подумайте. Пожалуйста, подумайте. Хебден медленно поднял дуло и направил на грудь Джандера, в левую часть. Он слегка надавил на спусковой крючок, потом отпустил его и опустил ствол на несколько сантиметров.
– Какого черта? – выкрикнул Гэтридж. Не обращая на него внимания, Хебден еще немного опустил ружье.
– Ладно, я делаю то, о чем вы меня попросили. Я думаю. Хорошо? – Вы у меня спрашиваете? – спросил Джандер. – Разве у меня есть право голоса?..
– Вы нервничаете? – Конечно, нервничаю. Не люблю, когда со мной играют в кошки-мышки.
– Он не играет, – вступил Гэтридж. – Он просто медлит. Ведь он уже не молод. Хебден развернулся и навел ружье на живот здоровяка.
– В этот раз ты действительно получишь. Гэтридж открыл рот, но не издал ни звука. Хебден засмеялся и отвернулся. Потом опустил ствол.
– Не понимаю, – обратился он к Джандеру. – Объясните мне.
– Конечно, сейчас объясню, – торопливо откликнулся Джандер. – Все, что вас интересует. Хебден помолчал, потом спросил: – Хорошо. Она сказала, что вы были в отключке. Почему? – Измотался.
– Отчего измотался? – Очень долго плыл. Я взял лодку…
– Какую лодку? С кем вы были? – Один. Небольшая лодка. Я взял ее напрокат для рыбной ловли и…
– Где взяли? – В городке Флэкстонс-Бич.
– А как вы туда попали? – На машине.
– Один? Джандер кивнул.
– А где сейчас ваша тачка? – Да там же, в Флэкстонс-Бич. Я оставил ее около магазина для рыболовов. Хебден протянул раскрытую ладонь.
– Ключи. Джандер пожал плечами: – Чтобы достать ключи, придется пригласить ныряльщика. Хебден внимательно смотрел на него.
– Расскажите поподробнее. Джандер рассказал про грозу; про то, как перевернулась лодка; про свои усилия, чтобы держать голову над водой; как он сбросил одежду, чтобы не пойти ко дну. Он говорил быстро и убедительно. Весь рассказ занял не более полминуты. После долгого молчания Хебден разжал зубы: – Здорово рассказываете.
– Потому что я это пережил.
– Возможно. – Хебден слегка повернул голову в сторону Гэтриджа, как учитель к ученику. – Ты сечешь? Гэтридж стоял с приоткрытым ртом. Взгляд его ничего не выражал. Он медленно покачал головой.
– Знаешь, – продолжал Хебден, – слова не важны. Имеют значение жесты. То, как они делаются или не делаются.
– Не понимаю, о чем ты, – пробормотал Гэтридж.
– Попробуй понять, – сказал Хебден. Дулом ружья он указал на Джандера. – Посмотри на него. Кто перед нами? Обыкновенный парень. Что о нем можно сказать? Ничего. Безвредный. Бедняга, упавший в море, которому пришлось поплавать. Тебе его жалко. Ты думаешь, что, может быть, ему можно предоставить шанс.
– Но ведь ты не?.. Хебден не дал ему закончить.
– Вот. Ты так думаешь, потому что ты человек. Ты смотришь на него и начинаешь задавать себе вопросы.
– Вопросы? – оторопело переспросил Гэтридж. – По его поводу? Какие вопросы? – Ты хорошенько разглядел его? – Конечно.
– И ничего не заметил? Гэтридж захлопал глазами. Его рот приотрылся, и он снова уставился на Хебдена пустым взглядом.
– Ладно, идиот. Я тебе объясню. Ты что, не видел, что он мог уже дважды смотаться, но предпочел никуда не двигаться. Почему бы это? – Со страху в штаны наложил.
– А я думаю по-другому. Держу пари, что этот агнец не л г. – к уж невинен. Он выполняет работу.
– Работу? – удивился Гэтридж, морща лоб и потирая подбородок. – Какую работу? Хебден повернулся к Джандеру.
– Мое мнение: вам поручено расследование, может, округом, может, штатом, а может, федеральными властями. Джандер вздохнул и безнадежно покачал головой.
– Я не вижу других объяснений, – сказал Хебден. – Вы обнаружили эту халупу, но вам показалось мало. Вам вздумалось узнать, что внутри. Как же туда проникнуть? Вы выбрали нужного клиента, которому проще всего повесить лапшу на уши. Вы увидели, как Вера спускается на пляж, обогнали ее и разглеглись на песке, изобразив утопленника. Вы делаете вид, что помираете. Она решает, что вы сейчас откинете копыта и не может бросить вас без помощи. Джандер отрицательно покачал головой.
– Вы ошибаетесь, во всем ошибаетесь. Вместо ответа Хебден медленно поднял ружье на уровень груди Джандера.
– И все же вы не убеждены в том, что говорите… – слабо запротестовал Джандер. Хебден чуть заметно вздрогнул. Но ружье в его руках не дрогнуло. Он заговорил медленно и монотонно: – Не то чтобы это доставляло мне удовольствие. Просто я не вижу иного выхода. На карту поставлена моя шкура. Разве я не имею права выжить? – Это что еще за байки? – вмешался Гэтридж. – Тебе требуется его разрешение? – Заткнись! – гаркнул Хебден. – Я целюсь не в деревянную мишень, а в человека. Он имеет право знать, что происходит и почему.
– Ты только зря его мучишь, – возразил Гэтридж. – Ему дела нет до твоих доводов. Не тяни резину и кончай его скорее. Хебден по-прежнему держал ружье направленным на Джандера. Он медленно покачал головой, потом прицелился. «Ну все, – решил Джандер. – Больше надеяться не на что, и следующим звуком будет…» Шум, который он услышал, был скрипом двери. В комнату вошла Вера.
Она не взглянула на него и, не закрывая двери, прошла к лестнице.
– Где ты была? – крикнул вдогонку Хебден.
– Гуляла.
– Ты могла бы закрывать за собой дверь? – Там Рензигер. Она стала подниматься по ступенькам. Дверь распахнулась шире, и вошел мужчина. Худой до изнеможения и с совершенно седыми волосами. Джандер его тотчас признал. На скелете была грязная майка, еще более грязные брюки из белого тика и высокие черные резиновые сапоги. В левой руке он держал обломки спиннинга. Он прислонил к дивану сломанный спиннинг, сел и принялся снимать резиновые сапоги. Казалось, он не замечает присутствия постороннего.
– Что-нибудь поймал? – спросил Хебден.
– Одну, – ответил Рензигер.
– И тебе пришлось выпустить ее, – язвительно вставил Гэтридж. – Он пять часов приманивает рыбу, а потом вылавливает такую дрянь, что вынужден выбрасывать ее обратно в море.
– Я не выбросил ее, – сказал Рензигер. – Она там, внизу. Можешь посмотреть, как плавает.
– Он смеется надо мной? – фыркнул Гэтридж. – Если я спущусь вниз, то увижу пустой крючок. Так он понимает шутки. Он скажет, что рыба сорвалась и ушла.
Рензигер не ответил. Он стащил один сапог и трудился над вторым. Гэтридж следил какое-то время за его стараниями, потом резко повернулся на каблуках и направился к двери. Второй сапог поддался: Рензигер отодвинул сапоги ногой и откинулся на подушки. Он обратил на Джандера ничего не выражающий взгляд.
– Привет.
– Привет, – отозвался Джандер. Хебден смотрел во все глаза.
– Вы что… знакомы? – Не совсем, – пояснил Рензигер. – Мы просто встречались.
– Где это? – Сегодня днем. Мы с Гэтриджем были в лодке. Милях в пяти от берега. И вдруг заметили что-то на воде. Подплываем ближе. И видим человека. Этого самого.
– Он плыл? – Не совсем. Барахтался. Пытался не утонуть. Хебден взглянул на Джандера, снова перевел глаза на Рензигера.
– И что произошло? – Мы проделали вокруг него несколько кругов. И начали обсуждать. Я говорил, что его нужно подобрать, а Гэтридж упирался. В конце концов мы уплыли, оставив его там. Хебден взглянул на Рензигера.
– Ты говоришь, вы были в пяти милях от берега и этот парень едва держался на воде. Как же он оказался на берегу? Седоволосый вопросительно взглянул на Джандера.
– Вы им ничего не объяснили? Джандер покачал головой.
– Понимаю, – протянул Рензигер.
– Что ты понимаешь? – Это стбящий парень, – заявил Рензигер. – Из тысячи одного такого не найдется.
– О чем ты толкуешь? – Он старался не подвести меня, – объяснил Рензигер. – Я оказал ему небольшую услугу, и он счел необходимым ответить тем же. Потому он и промолчал.
– Относительно чего? – продолжал допытываться Хебден.
– Я видел, что он выдохся и долго не продержится. На лодке был круг, и я…
– И ты ему бросил? – спросил Хебден.
– Не совсем так… Я тихонько опустил его на воду.
– Пока Гэтридж не смотрел? – Вот именно. От порога послышалось ворчанье. Они не слышали, как подошел Гэтридж. Он стоял и слушал, затем издал громкий звук горлом и двинулся на Рензигера. Человек с седыми волосами отступил на несколько шагов, умоляюще протягивая руки.
– Ну-ну, не нервничай, – нежно проговорил Гэтридж. – Ничего особенного я с тобой не сделаю. Возьму и сломаю пополам, вот и все. Рензигер сделал еще шаг назад и наткнулся на стену. Он закрыл лицо руками.
– И знаешь что? – добавил Гэтридж, шагнув вперед. – Это не только из-за сегодняшнего. Я расквитаюсь с тобой сразу за все. Рензигер, казалось, готов был уйти в стену.
– Останови его, – он задыхался. – Останови его, Хебден! – А почему, собственно? – сухо отозвался Хебден. – Ты получишь то, что заслужил. Сам виноват.
– Если ты не остановишь его, – голос изменил Рензи– геру. Гэтридж подошел и схватил его за запястья. Рензигер удивленно взглянул на великана, потом упал на колени и закрыл глаза от боли. Гэтридж скрутил ему руки и ломал запястья.
– Я тебе покажу, – шипел он, усиливая нажим. Рензигер задушенно вскрикнул. Он стоял на коленях, одно плечо выше другого, и казался бедным больным во власти садиста. Гэтридж сильно дернул. Рензигер застонал, и голова его повисла.
– Оставьте его, – крикнул Джандер.
– Что? Джандер приблизился к колоссу.
– Оставьте его. Он не раздумывал о том, что делает. Он наступал с растопыренными пальцами и вцепился в бок Гэтриджа. Гэтридж отпустил Рензигера, нагнулся, восстановил равновесие, потом развернулся лицом к Джандеру.
– Ты это не нарочно? Джандер отступил, но неумолимая клешня упала на его плечо, подтолкнула назад и повернула на месте.
– Я задал тебе вопрос.
– Отпустите меня, – сказал Джандер. Он увидел, что вторая рука сложилась в гигантский кулак. «Сейчас он вмажет тебе, и от твоего лица ничего не останется», – подумал он.
– Не делайте этого, прошу вас, – быстро проговорил он. Гэтридж, казалось, не слышал. Он поднял руку, готовый к хуку левой. Все его тело подобралось.
– Прошу вас, – также быстро сказал Джандер. – Не делайте этого. Я не могу с вами сражаться.
– Ага, так ты это понимаешь? – Ну конечно. Гэтридж немного опустил руку и взглянул на Джандера.
– Тогда отвечай. Зачем ты вмешиваешься в то, что тебя не касается? Затем ты меня толкнул? – Это не было враждебным действием, – сказал Джандер. – Я не осознавал, что делаю. Умоляю вас.
– Ты еще не на коленях.
– Сейчас встану… Он согнул колени и начал опускаться на пол, но Гэтридж сильнее ухватил его и удержал. Потом отпустил, сделал шаг назад и взглянул разочарованно и пренебрежительно. Мелкими шагами Джандер отступал назад, но Гэтридж не обращал на него больше внимания. Он снова обернулся к Рензигеру.
– Итак, на чем мы остановились? Человек с белыми волосами все еще прижимался к стене. Он массировал запястья и руки до локтя. Он хотел обратиться к Гэтриджу, сообразил, что это ничего не даст и бросил умоляющий взгляд на Хебдена.
– Что это ты на меня так смотришь? – спросил Хебден.
– Ты не можешь приказать ему остановиться? – А почему ты так этого хочешь? – Он не знает свой силы. У меня просто руки отваливаются. Наверно, он сломал мне кость.
– Ты нарушил запрет, – заметил Хебден. – Когда нарушают запрет, то знают, на что идут.
– Дело не в этом, – пояснил Рензигер. – Просто с ним невозможно бороться. Он шевельнулся. Словно тень проскользнула вдоль стены. Гэтридж хотел было схватить его, но его уже не было на месте. Он продвигался по стене невероятно быстро, направляясь к деревянной скамье, на которой лежало второе ружье. Он схватил его и мгновенно прицелился в пах колосса.
– Прекрати, – сказал Хебден.
– Не вмешивайся. – Человек с белыми волосами говорил спокойно, но лицо его исказилось. – Ну, куда стреляю? В пуп или ниже? Гэтридж застыл с широко открытым ртом, не в состоянии промолвить ни звука.
– Прекрати, – снова вмешался Хебден.
– Я с удовольствием, – произнес Рензигер, не сводя глаз с Гэтриджа. – Но это не от одного меня зависит, понимаешь? – Как будто, – медленно произнес Хебден. – Что я должен сделать? – Дать мне гарантию.
– Какую гарантию? – Твое слово. Что Гэтридж оставит меня в покое. С этой минуты.
– А в противном случае? – В противном случае он свое получит.
– Скажи, скажи ему, – Гэтридж задыхался.
– Ведь сказать мало, – заметил Хебден. – Я должен дать ему слово.
– Так дай скорее, – всхлипнул верзила. Он попытался что-то добавить, но голос его не слушался.
– Вот тебе мое слово, – торжественно проговорил Хебден. Рензигер опустил ствол.
– На скамейку, – сказал Хебден. Рензигер пошел в глубину комнаты, положил ружье на скамью и хотел вернуться в середину, но на полдороге замер. По его иссохшему телу прошла дрожь: на него шел Гэтридж. Рензигер вопросительно взглянул на Хебдена. Ответом на этот немой вопрос прозвучал оглушительный выстрел из ружья Хебдена, которое он держал одной рукой, уперев приклад в подмышку. Гэтридж высоко подпрыгнул. Едва он приземлился, раздался новый выстрел, и он снова подпрыгнул, заорав. В полу было теперь уже два следа от пуль. После третьего выстрела Гэтридж бросился на диван, готовый спрятаться за ним.
– Стой! – рявкнул Хебден. Гэтридж попытался притормозить, но так разогнался, что врезался в диван, отскочил от него и сел на пол.
– Хорошо. – Хебден покачал головой. – Многих я повидал, но с тобой никому не сравняться. Да, ты молодец.
– Могу я подняться? – спросил Гэтридж.
– Нет еще. – Хебден едва заметно изменил положение ружья, направив его прямо в лицо Гэтриджу. – Посиди, послушай и попытайся понять. Во-первых, ты должен себя сдерживать. Во-вторых, заруби себе на носу, что когда я говорю, это не простое сотрясание воздуха. Понял? Я дал слово Рензи, что ты оставишь его в покое…
– Но он же вырвал у тебя обещание, – заныл Гэтридж. – Ты ведь знаешь, что он виноват и заслуживает наказания. Бросив круг, он не только провел меня. Он всех нас подставил. И ты ему спустишь? – Не совсем, – сказал Хебден. – Он обернулся к Рен– зингеру. – Ты проехал на красный свет и должен заплатить штраф. Это справедливо? – Думаю, да, – ответил Рензигер. – А какой штраф? – Сегодня ночью ты не будешь спать. У тебя закрываются глаза, но ты будешь держать их открытыми. Ты остаешься сторожить его. – Хебден указал на Джандера. Рензигер смотрел в пол.
– Я вымотался, – проговорил он. – Я провел пять часов на воде. Ты знаешь, как это утомляет. Мне нужен отдых. Я не могу обойтись без сна.
– Придется, – заметил Хебден. Потом он медленно повернул голову и со значением посмотрел на деревянную скамью. Рензигер, еле двигая ногами, подошел к ней и взял ружье. Хебден сделал знак Гэтриджу подняться, и гигант повиновался. Потом они оба двинулись к лестнице.
– До утра, – бросил Хебден Джандеру.
– Если он еще будет здесь, – пробормотал Гэтридж.
– Будет. Верно, Рензингер? Человек с белыми волосами не ответил. Он приблизился к Джандеру, держа ружье под мышкой, как бы показывая, что готов стрелять. Хебден и Гэтридж следили за ним, поднимаясь по лестнице. Через несколько мгновений послышался шум их шагов на втором этаже. При желтовато-зеленом свете керосиновых ламп лицо Рензигера казалось серым. Он подошел к Джандеру совсем близко, но не смотрел на него и держал ружье так небрежно, как будто совсем забыл о том, что у ^его в руках.
– Надо… – шептал он. – Обязательно…
– Что надо? – спросил Джандер. Рензигер указал на дверь.
– Отпустить вас.
Они молча смотрели друг на друга.
– Вы не можете, – сказал Джандер.
– Тс-с. Тише. Дождемся, пока они заснут, – зашептал Рензигер. – Затем вы меня оглушите. Не слишком сильно. Чтобы видна была шишка…
– Об этом не может быть и речи. Рензигер, казалось, не слышал.
– И сделать это надо без шума. Чтобы не разбудить их. Утром они найдут меня на полу.
– Не будем об этом говорить, – ответил Джандер. – Я остаюсь. Рензигер отступил на шаг и сердито и удивленно посмотрел на Джандера.
– У вас что, не все в порядке? – Не беспокойтесь.
– Что вас здесь держит? – Девушка. Вера. Рензигер помолчал.
– Объяснитесь.
– Я чувствую, что она мне не безразлична.
– Ну, не первый вы, – сказал Рензигер с бледной улыбкой. – Эта девушка особенная. Стоит только взглянуть на ее лицо. Я уже не говорю о фигуре…
– Нет, – отрезал Джандер. – Дело не в этом. Рензигер склонил голову и искоса взглянул на него.
– Я знаю, что она нуждается в помощи.
Человек с седыми волосами приоткрыл рот, да так и остался. Потом спросил, по-прежнему вполголоса: – Она сама вам сказала? – Только не словами.
– Что за чушь?! – пробормотал Рензигер. – Она послала вам телепатические сигналы? – Если хотите, да.
– Вы что, издеваетесь надо мной? – Я сказал вам правду, – голос Джандера дрогнул. – Правду.
– Я не понимаю. Когда вы их начали принимать, эти самые сигналы? – Когда мы были вдвоем в хижине. Рензигер удивленно уставился на говорящего.
– Как это, в хижине? Джандер рассказал, как Вера ухаживала за ним. Рензигер медленно покачал головой.
– Я понял. Она помогла вам, и вы хотите ответить тем же.
– Да, что-то в этом роде.
– А откуда вы взяли, что она нуждается в помощи? – Не знаю. Мне так кажется. Рензигер внимательно посмотрел на него, словно пытаясь угадать, что он думает на самом деле. Потом продолжил, по-прежнему тихо: – Ваше впечатление верно. Но знаете, что я вам скажу? Вы ничем не сможете ей помочь.
– Я попробую…
– Это ни к чему не приведет. Эта девушка бродит в потемках и не желает выбираться на свет. Джандеру показалось, что ледяная рука дотронулась до его спины, его пронзил озноб. Однажды он уже испытал такое чувство, только не мог вспомнить, где и когда.
– Она неуловима, – продолжал Рензигер. – Ты пытаешься с ней заговорить, а она ускользает.
– Или ее уводят, – заметил Джандер.
И сам удивился, почему он это сказал. Он закрыл глаза.
– Что с вами? Отчего вы дрожите? Джандер открыл глаза, но не взглянул на собеседника.
– То ближе, то дальше, – прошептал он. – Опять ближе… Он медленно повернулся, пересек комнату и сел на скамью в темном углу. Откинувшись, он уставился в потолок. Когда он увидел Веру в первый раз?.. Это было давно. В забытом прошлом… Как пробиться сквозь туман? Хоть бы какая путеводная нить… «Ну-ка, попробуй вспомнить, нащупать тропинку, ведущую во время и место. Ведь что-то такое было. Это лицо, это тело – не мимолетное видение. Ты был потрясен и дрожал, как дрожишь сейчас». Джандер неподвижно сидел на скамейке. Человек с белыми волосами наблюдал за ним. Через несколько минут он сказал: – Садитесь на диван. Там удобнее.
– Я не устал. Рензигер зевнул и потянулся.
– Ну а я вздремну.. Я очень в этом нуждаюсь. Он подошел к дивану, положил ружье на пол и лег на спину, заложив руки под голову. Через мгновение он погрузился в сон. Потом он внезапно сел с искаженным лицом, поднялся и медленно направился к двери. Не говоря ни слова, он распахнул ее и вышел, оставив широко открытой. Не прошло и минуты, он вернулся, опустив голову и держась за лоб, как будто его стукнули.
– Гад, – простонал он. – Подонок… Джандер вопросительно взглянул на него.
– Эта сволочь Гэтридж… – убивался Рензигер. – Я должен был предвидеть. Клянусь, он еще пожалеет.
– Что он сделал? – Он отпустил ее. Снял с крючка.
– Кого?
– Рыбу. Если бы вы видели экземпляр! Двадцать минут я потратил, чтобы приволочь ее. По крайней мере, тридцать фунтов. Джандер ничего не сказал. Он был начинающим рыболовом и никогда не имел дела с большой рыбой. Человек с седыми волосами продолжал жаловаться.
– Тридцатифунтовый окунь! Такой не каждый день попадается. Вы не можете понять. Но это что-то особенное, уверяю вас. Поэтому я и хотел его сохранить. Чтобы набить соломой, покрыть лаком и оставить в качестве трофея. Ко я не мог принести его сюда. Он бы протух и провонял весь дом. У нас есть ледник, но льда маловато. Да он бы туда и не поместился. Его можно было держать в воде, на крючке. Так я и сделал, и закрепил удилище. А этот подонок Гэтридж отпустил его… – Рензигер со стоном заломил руки. – Я даже знаю, когда он это сделал. Когда мы втроем – вы, Хебден и я – разговаривали. Я видел, как он вышел, но не обратил внимания. Я сам виноват. Мог ведь его задержать.
– Сейчас уже ничего не поделаешь.
– Почему же? – прошептал Рензигер. Он медленно повернул голову и осмотрел комнату. Казалось, он оценивал расстояние до лежащего на полу ружья.
– Не советую, – проговорил Джандер.
– В колено. Всего навсего выстрел в колено. Просто, чтобы услышать, как он завопит.
– Вы пожалеете об этом впоследствии.
– Надо что-то сделать. Я не могу просто утереться. Я уже годы молча утираюсь. Дальше не могу. Чаша терпения переполнилась. – Он замолчал. Джандер ждал продолжения.
– Ну, задавайте вопрос, – сказал Рензигер.
– Какой вопрос? – Вам же до смерти хочется узнать, что здесь происходит, верно? Что мы за люди, почему мы тут находимся?
– Признаюсь, я хотел бы понять, – сказал Джандер. Рензигер устроился на лавке подле Джандера.
– Они не сообщили мне вашего имени, – начал он.
– Калвин. Калвин Джандер.
– Мы с вами приятели, – сказал Рензигер. – И останемся приятелями. И между нами не должно быть тайн. Я бы хотел, чтобы вы меня выслушали. И, по-прежнему тихо, он начал рассказывать: – Все началось с побега из тюрьмы.
Шансов было немного, но это не могло их остановить: терять ведь было нечего. Все трое рецидивисты, и всех троих психиатры сочли неисправимыми. Они содержались в одной камере в тюрьме и под особым надзором. Между собой другие заключенные называли их ПГ – постоянными гостями. Исправительная тюрьма находилась в Пенсильвании, в двухстах двадцати километрах от Филадельфии. Их перевели сюда по той причине, что в местах заключения, где они побывали раньше, начальство сделало все возможное, чтобы избавиться от упрямцев, не желавших ни в малейшей степени приспосабливаться к тюремной атмосфере. Не то чтобы они затевали драки или подбивали товарищей на беспорядки. Нет, просто каждый из них планомерно и беспрерывно искал способ совершить побег. Нынешнее отделение «постоянных гостей», по всей вероятности, невозможно было покинуть. Они находились в нем вместе уже несколько лет, и все свое время тратили на изобретение плана побега. Время от времени им начинало казаться, что они напали на нечто стоящее, но при ближайшем рассмотрении идея оказывалась бредовой. Подошвами ботинок они стерли немыслимое количество чертежей, выполненных на полу камеры обгорелыми спичками. Эти чертежи являлись всякий раз плодом долгих обсуждений, продолжавшихся порой до рассвета. А потом, когда план был изобретен, они в несколько минут убеждались, что у него есть слабинка, приходилось от него отказываться. Так продолжалось долгие четыре года. Пока они не создали нечто принципиально новое. В этот раз они сделали ставку на медпункт, в котором работал офтальмолог. Он обследовал, в частности, роговицу тех заключенных, которые завещали свои глаза слепым. Консультации начинались по утрам, ровно в половине десятого. Это было очень существенно: как раз между девятью тридцатью и девятью сорока пятью перед корпусом ПГ разгружались грузовики с продовольствием. В стене комнаты, используемой для осмотра, находилась незакрываемая на засов дверь, потому что помещение использовалось под архив и работники были вольнонаемными служащими, а не заключенными. Дверь выходила в коридор, из него можно было попасть в другой, а оттуда – на площадку для разгрузки. Всю работу по разгрузке грузовиков исполняли тщательно отобранные заключенные и никогда – ПГ. ПГ не имели права выходить во двор, разве только для короткой прогулки, и всегда под строгим наблюдением. По мнению Хебдена, который слышал о двери без засова от одного из заключенных, узнавшего о ней, в свою очередь, от приятеля, главное было достать оружие, и неважно, боевое или нет, чтобы припугнуть тех, кто занят разгрузкой. Оружие необходимо, настаивал Хебден, потому что ждать поддержки от тех, кто отбывает короткий срок и готовится выйти на свободу, само собой не приходится. Склонившись над чертежом, нарисованным на полу камеры, трое заключенных обсуждали план побега. Гэтридж возражал против имитации оружия, потому что дело могло обернуться так, что им придется воспользоваться. Рензигер заявил, что эта часть плана ему не нравится. Гэтридж и Хебден молча уставились на него. Потом Хебден, с оттенком сожаления в голосе, поинтересовался, не собирается ли он провести остаток своих дней в зоне ПГ. Рен– зигер только взглянул в ответ, и в этом взгляде явно читалось «нет». И все же он предпочел бы обойтись без боевого оружия. Раньше он был наводчиком и оказался причиной смерти слишком многих людей; в молодости он тщательно целился и нажимал на спусковой крючок с одной лишь мыслью: скорее устранить препятствие. Только позже, здесь, в зоне ПГ он начал думать и сознавать, как он поступал с человеческими существами. Двое других не испытывали ни малейших угрызений, ни тени сожаления, разве что о тактических промашках, из-за которых попали за решетку. В случае Гэтриджа неосторожность заключалась в том, что он не убил мужа изнасилованной им женщины. Избитый муж пришел в себя довольно быстро и с трудом, но добрался до телефона, так что часом позже Гэтриджа арестовали. На этот раз ему влепили девяносто девять лет, и судья заверил его, что даже если он окажется долгожителем, его все равно не выпустят ни на день раньше срока. Хебден потерпел фиаско из-за серии вымогательств, приведших к смерти одного из посредников. В связи с тем, что посредник оказался убитым из собственного пистолета Хебдена, дело осложнилось, но Хебден утверждал, что действовал в пределах необходимой обороны. Он получил двадцать лет, и еще пятнадцать – за мошенничество.
– Эти две-три секунды, пока я целился в того парня, действительно доставили мне удовольствие. Но видите, во что они мне обошлись. Мне и моей семье… Говоря о своей семье, Хебден отводил глаза. Он хотел остаться наедине со своими мыслями. Но иногда он вслух выражал тоску, опускал голову и бормотал: – Мужчина должен жить со своей женой и детьми. Только это и важно в жизни. Он должен сделать все от него зависящее, чтобы заботиться о них.
– И как ты себе это представляешь? – спрашивал Гэтридж. – В тот день, когда ты смоешься отсюда, вся полиция штата будет гнаться за тобой по пятам. Очень обрадуется твое семейство! – Мое обрадуется, – заверил Хебден, глядя ему в глаза.
– Ты не сможешь это устроить, – упорствовал Гэтридж. – Это ни к чему не приведет.
– У меня есть привязанность к семье, – сказал Хебден.
– Да, но!..
– Говорю тебе, я привязан к ним. И моя семья будет со мной, или я ни в чем не участвую. Что скажете? – Хорошо. Как хочешь. – Рензигер пожал плечами.
– А ты? – Я, как он, – недовольно проворчал гигант. В эту ночь они не сомкнули глаз. У них не было желания спать: они обсуждали план со всех точек зрения, пытаясь обнаружить его слабые стороны, но не нашли ни одной. Рензигер подвел итог: – Полагаю, у нас есть шанс. Думаю, должно получиться. Во всяком случае, стоит попробовать. Хебден испытующе взглянул на колосса.
– Я на все готов, лишь бы выйти отсюда, – заверил тот. – Абсолютно на все.
– Тогда дело решенное, – заявил Хебден Его губы искривились и глаза заблестели. – Хочу вам кое-что объяснить, – добавил он после долгого молчания. – Если дело выгорит, мы скоро будем на воле. Но нас не станут гонять как кроликов. Мы прямиком отправимся в дом.
– В дом? – поразился Гэтридж. – Что это за дом? – Убежище, – ответил Хебден.
– Где это? – осведомился Рензигер.
– На юге Нью-Джерси, – пояснил Хебден. – В заливе Делавэр. Куда ни кинешь взгляд – болота, да кое-где сосны. Людей там не встретишь. Ближайший дом – за десяток километров.
– Отлично, – сухо заметил Гэтридж. – И как же там жить?
– В доме, – сказал Хебден. – В старом деревянном доме. Они с любопытством уставились на приятеля. У него было странное выражение лица и сосредоточенный взгляд, словно на противоположной стене камеры показывали фильм.
– Лет тридцать тому назад, – тихо рассказывал он, – я работал на контрабандистов. Надо было ввозить в страну товары: меха, духи, иногда – необработанные камни. Мы купили дом у одной пожилой четы, которая жила там, потому что не знала, куда податься, а нам нужно было прикрытие. Мы обосновались там, и когда береговые власти заинтересовались нашими занятиями, мы представились рыболовами-любителями. У нас были лодки, и мы почти ежедневно выходили в море ради большей достоверности. Помню, мы брали окуня. Если мы выходили в море за товаром и замечали береговую охрану, то замедляли ход и доставали снасти. Они наблюдали за нами, потом уходили. Но мы были начеку и всегда следили за ними в бинокль. Когда наблюдатель сообщал, что путь свободен, мы давали полный ход и двигались к югу; там, километрах в сорока, залив переходит в Атлантику. Мы выходили в океан, за двенадцать миль береговой зоны, потом еще за семь, до места, отмеченного на карте. К этому времени уже было темно, мы давали световые сигналы. Судно спускало на воду шлюпку, мы поднимали груз на борт, оплачивали его, и дело с концом. Никаких проволочек, никаких рекламаций, цена обговаривалась заранее в конторе за границей. Наша группа представляла собой лишь звено обширной организации с агентами во всем мире. Одним словом, всю весну, лето и начало осени мы жили припеваючи, денежки текли рекой, а я бездельничал или ловил рыбу. Ну а потом к нам подъехал один парень из организации и велел сматываться. Не потому, что возникли подозрения. Просто большие начальники на этом деле собаку съели. Они знают, что если дела идут как по маслу, то это вроде резинки – она растягивается, но до определенного предела. Вот почему нас никогда не оставляли надолго в одном и том же месте. Из Нью-Джерси мы перебрались в Новую Англию, потом в Южную Каролину и так далее: месяц здесь, месяц там. А на прежнее место мы уже не возвращались. Так что я не предполагал когда-либо снова увидеть тот дом в Нью-Джерси. Однако я не забыл о нем. Уединенное место. В округе ни души, только болота, лес да соленая вода. И вот, значительно позже, одиннадцать лет спустя… да, как раз девятнадцать лет тому назад, я вернулся в эти стены.
– Зачем? – спросил Гэтридж. Хебден чуть помедлил и продолжил рассказ: – Чтобы жить с семьей. Мы провели там четыре года. Я, Телма и малышка. Жили на одном месте. Воду брали из колодца, а ели то, что давали залив и лес. Когда кончились патроны, я приспособился ставить капканы и смастерил себе пращу. Бывали перебои, но мы как-то всегда обходились. А потом случилось вот что: девочка исчезла. Ушла из дому и не вернулась. Тогда ей было пять лет. Я излазил все болота, но безрезультатно, искал вдоль берега ручья – километр за километром – и уже решил прекратить поиски, как вдруг увидел хижину. Совсем маленькую хижину. Я и не подозревал о ней. Она стояла на берегу речушки, и рядом была привязана лодка. У меня был с собой нож, и я готовился пустить его в ход. Открываю дверь ударом ноги… и вижу малышку. Сидит себе за столом и пьет молоко с пирогом. На другом стуле – старик лет восьмидесяти. Я у него спрашиваю, что он тут делает. А он отвечает, что живет здесь уже много лет. Один. Ловит крабов в ручье и раз или два в неделю отправляется в Дивайдин Крик, городишко в семи-восьми километрах отсюда. Он продает своих крабов и покупает немного продуктов. Ему ведь немного надо. Одинокий холостяк. Славный человек. С таким неплохо поболтать. Он мне нравился, и было жаль его: я ведь понимал, что мне придется от него избавиться.
Хебден набрал воздуха и продолжал: – Но при малышке я, конечно же, ничего не мог предпринять. Я отвел ее домой. Телма отругала ее и отправила спать, а мы обсудили, что к чему. Жена увидела, что у меня не лежит душа поднимать на него руку, и посоветовала быстрее действовать и больше не говорить об этом. Так что я вернулся в хижину в тот же вечер. Помню, как он смотрел на меня. Как будто не слышал того, что я говорю. Я придумал, что нам нужно молоко и спросил, не уступит ли он нам немного, а я уплачу вдвойне. Он смотрит на меня долго, потом поворачивается спиной и объясняет, что торгует не молоком, а только крабами, и охотно поделится со мной молоком, но денег не возьмет. Отличный старик, говорю я вам. Я был искренне расстроен. Я задумался и чуть не упустил время. Но потом спохватился и вонзил ему нож в спину. Только один раз. Он умер мгновенно. Я вытащил его на улицу и стал искать укромный уголок на болотах. Река для этого не годилась. Метрах в двухстах от хижины я отыскал трясину: опустил его туда стоймя, и он начал погружаться. Когда он исчез, я вернулся в хижину и нашел на полке коробку из-под сигар. Открываю ее – а там деньги. Долларовые билеты. Шестьдесят бумажек. На следующий день мы собрали вещи и уехали. Мы шли лесом. Малышка устала, и нам приходилось по очереди нести ее. Потом мы вышли на шоссе и договорились с водителем грузовика. Я рассказал ему байку: наши родственники, дескать, выставили нас на улицу, а он, в свою очередь, жаловался на родню жены. Он довез нас до Милвилла, и оттуда автобусом мы добрались до Филадельфии.
– Давно это было? – спросил Гэтридж.
– Я ведь сказал уже, – устало вздохнул Хебден. – Девятнадцать лет тому назад мы поселились в доме. Четыре года провели там.
– И с тех пор туда не возвращались? – спросил Гэтридж.
– Нет.
– Так откуда ты знаешь, что он все еще стоит? – Стоит. Наверняка.
– Но ты не можешь быть в этом уверен.
– А я в одном уверен, – заметил Рензигер, – у тебя дрожат коленки. Ты не против взять карамельку, но ладони у тебя влажные, и леденец выскальзывает.
– Отстань, – огрызнулся Гэтридж. Он забормотал что-то про себя, потом заговорил. – Ладно. Когда мы попробуем? – Сегодня, – сказал Хебден. Гэтридж подскочил на месте.
– Почему сегодня? – А почему бы и нет? На это возразить было нечего. Гэтридж вернулся на койку, сел й уставился в пол. Через несколько минут дверь камеры открылась, они вышли в коридор и присоединились к другим заключенным, ожидавшим своей очереди для утреннего туалета. Было шесть часов пятнадцать минут. В шесть двадцать они читали завещание, согласно которому после смерти у них заберут глаза, чтобы совершить трансплантацию слепым. Они подписали размноженный на ротаторе листок, приготовленный на отдельном столе в столовой. Во время завтрака Хебден заметил, что Гэтридж ест меньше обычного. И медленнее.
– Давай наворачивай, – подбодрил его Хебден. – Надо набраться сил. Гэтридж взял в рот немного рагу и поковырял картофель. Он жевал медленно, пытался проглотить и не мог. В конце концов он запил глотком кофе. Его глаза неотрывно следили за стрелками настенных часов. Они показывали семь часов десять минут.
– Перестань думать о времени, – прошептал Хебден.
– Меньше двух часов, – также тихо ответил Гэтридж.
– У нас меньше двух часов, а ствола пока нет. Как мы его раздобудем? – Как решили, – ответил Рензигер.
– Может, существует лучшее решение, – прошептал Гэтридж. – Может быть, если мы…
– Нет, – ответил Хебден. – Делаем как решили. И ничего другого. Тут рядом с ними вырос надзиратель.
– А ну замолчите, все трое. И чтоб это было в последний раз. Надзиратель ушел. Шепот прекратился. Через несколько минут раздался звонок, и вместе с другими заключенными троица положила ложки и чашки и поднялась. Выходя из столовой, Гэтридж еще раз посмотрел на часы.
– Смотри перед собой, – крикнул ему кто-то из охраны.
– Я просто взглянул на часы, – пробормотал Гэтридж.
– Зачем это? – усмехнулся охранник. – У тебя что, свиданка? И тут он заметил, что лоб Гэтриджа блестит от пота, толстые губы дрожат, а челюсти сжаты. Охранник подошел поближе.
– Что с тобой? – Ничего. Но охранник не отставал. Он пошел рядом: – Скажи мне правду. Что происходит? Гэтридж открыл рот и понял, что не знает, что ответить. Рензигер пришел ему на выручку: – Оставь его, паренек. Ты что, не видишь, что он нервничает? – Ас чего бы ему нервничать? – Он записался на обследование глаз. А теперь жалеет. Вообразил себе, что у него заберут глаза прямо сейчас.
– Не глупи! – сказал охранник Гэтриджу. – Тебя никто и пальцем не тронет. Посмотрят твои гляделки и все. – Он отошел от приятелей. Рензигер и Хебден с облегчением вздохнули.
– Еще бы немного, и ты бы сорвался, – сказал Рензигер.
– Это не повторится, – заверил его Хебден. Он повернулся к Гэтриджу. – Верно ведь, Гэтридж? Но колосс его даже не слышал. Они подошли к двери камеры. Раздался свисток, они повернулись лицом к двери. Сработал механизм, дверь открылась, они вошли, и дверь стала на место. Гэтридж сразу направился к койке и бросился на нее, лицом в подушку. Но тут же поднял голову и посмотрел на них.
– Не могу, – сказал он. – Я пробовал. Но не получается.
– Ты постарайся, – сказал Хебден. Гигант затряс головой.
– Уверяю тебя, – простонал он. – Ничего не получится. Нам не на что и не на кого рассчитывать.
– Это не так, – возразил Хебден. – У нас есть один человек. Он выдержал паузу. Потом ткнул пальцем в Гэтриджа.
– Этот человек – ты. Ты приводишь в действие весь наш план. И я убежден, что ты сделаешь все, что требуется. Гэтридж провел рукой по лицу. Потом вопросительно взглянул на Рензигера. Человек с седыми волосами кивнул.
– Мы верим в тебя, – сказал он. – Без тебя мы ничего не можем.
– Это правда, – подхватил Хебден. – Без тебя все сорвется. Ты разве не понимаешь, Гэт? Мы ставим на тебя. И только на тебя. А ведь рискуем мы не деньгами, а своей жизнью. Гэтридж застыл на месте. Прошло несколько долгих мгновений, потом он медленно, очень медленно поднял руку и рукавом вытер пот, струившийся по лицу.
– Хорошо, – сказал он. – Я сделаю все, что смогу. Гэтридж заявил только о намерениях, но сделал это новым для себя тоном. Раньше он был всего лишь стокилограммовой тушей, которая умела давить беззащитные жертвы. А так как жертвами его всегда были женщины, и, кроме удовлетворения сексуальных потребностей, его ничего не интересовало, то в секции ПГ он не пользовался уважением. Но теперь, в его представлении, презрение отошло в прошлое. Ему сказали, что он нужен и важен, и эти слова зажгли в его глазах новый огонек. Полтора часа спустя все трое ПГ находились в помещении, оборудованном под кабинет офтальмолога. Большая комната со столами и металлическими стеллажами легко вмещала семнадцать посетителей, выстроившихся в ряд у задней стены. За одним из столов служащие разбирали картотеку. Два глазных врача и две медсестры принимали больных. За ними на стене красовались таблицы определения остроты зрения. За порядком наблюдали двое вооруженных охранников: один прохаживался перед заключенными, другой стоял в глубине комнаты. Время от времени они требовали тишины и напоминали, что нельзя нарушать строй. В комнату все время кто-то входил, особого порядка не было, заключенные менялись местами. Хебден с приятелями занимал в очереди три последних места.
– Первый, кто выйдет из строя или заговорит, будет наказан, – предупредил охранник. Он стоял теперь у двери, через которую входили и выходили. Была еще одна, боковая дверь, не запертая на ключ, и Хебден мысленно прикидывал расстояние до нее. Что-нибудь около двух метров. Очередь продвинулась. Теперь полтора. Обернувшись, он попытался определить расстояние до охранника. Около шести метров. Очередь снова продвинулась, и теперь он находился уже в метре от заветной двери. Он вышел из строя и, глядя на охранника, поднял руку, прося разрешение задать вопрос. Охранник кивнул, давая разрешение, но Хебден не шелохнулся. Охранник снова сделал ему знак, но Хебден 8 Стив Крэг и звезда в опасности застыл на месте. Охранник, казалось, терял терпение. Хебден беспомощно развел руками: дескать, он не уверен, что правильно понял знак. Раздраженный охранник сделал несколько шагов: – Ну, что тебе надо? Хебден пробормотал что-то себе под нос, так тихо, что охранник ничего не расслышал. Он сделал еще несколько шагов. Прошел мимо Рензигера, мимо Гэтриджа и обратился к Хебдену: – Что случилось? Хебден продолжал бормотать. Охранник шагнул еще раз. В этот момент Гэтридж шевельнулся. Он стоял у охранника за спиной. Левой рукой гигант зажал охраннику рот, а правой сдавил его, как клещами, поперек туловища. В тот же миг Рензигер открыл боковую дверь. Служащие, медсестры и врачи занимались своими делами в другой части комнаты, и второй охранник сосредоточил все свое внимание на них. Остальные заключенные не шелохнулись. Они выполняли команду: смотрели прямо перед собой и как будто не замечали происходящего. Гэтридж не отпускал охранника. Он приподнял его, чтобы ноги не волочились по полу, и вынес в открытую дверь, в которую вышли уже Рензигер и Хебден. Хебден забрал у охранника винтовку и держал ее под мышкой, пока Рензигер закрывал дверь, быстро и точно, так что шума не последовало. У охранника вылезли глаза, и выпал язык. Гэтридж сжал его шею. Сильнее и еще сильнее. Хебден осмотрел парня и скомандовал: – Клади его. Он свое получил. Гэтридж положил тело на пол коридора. Потом все трое отступили: Хебден держал дверь под прицелом. Она оставалась закрытой. Они повернулись и быстро пошли по коридору. Метрах в двадцати перед ними их коридор пересекал другой. Он соединял склад с разгрузочной площадкой.
На площадке, за грузовиком, под наблюдением охранника работала группа заключенных, имевших короткие сроки и готовящихся выйти на свободу. Охранник держал винтовку под мышкой, а второй рукой жестикулировал, обращаясь к работающим.
– Черт возьми! Вы что, читать не умеете? Здесь написано «Стекло», а вы его вон как курочите. Продолжить он не смог. Огромный кулак опустился ему на череп, за ухом. Он начал оседать, но рука подхватила его, и тот же кулак вторично приложился в том же месте. Гэтридж развернул его, удержал за куртку и коротким боковым ударом в левый висок окончательно вывел из строя. Потом он разжал руки, и охранник рухнул как подкошенный. Рензигер подхватил его винтовку и взял на мушку заключенных, которые бросили работу и застыли, в ужасе глядя на происходящее. Хебден тоже прицелился в них.
– Продолжайте работать, – приказал Хебден. – И не советую медлить. Они видели выражение его глаз. Оно их убедило. Несколько минут энергичной работы – и грузовик был выгружен, а ящики аккуратно составлены на площадке. Открылась дверь, и шофер грузовика вышел, перечитывая накладную. Он записал число в блокноте, пересчитал ящики, записал. Заключенные собрались по другую сторону грузовика, и их поведение привлекло внимание шофера.
– Что происходит? – спросил он.
– Ничего. Шофер осмотрелся.
– А где охранник? – удивился он.
– Не твое дело! – отозвался голос из кабины, прямо из-за спинки сиденья водителя. Брезент был приоткрыт, дуло винтовки смотрело в лицо парня.
– Залезай! – скомандовал Хебден. Шофер ошеломленно уставился на винтовку.
– Если хочешь, мы это вмиг устроим, – заверил Хебден. Шофер набрал воздуха.
– Ладно, – сказал он. – Иду. И сел за руль. Брезент опустился, но в щель выглядывало нечто металлическое, оно медленно двигалось, не выпуская из поля зрения сгрудившихся в кучу заключенных. Онй не могли видеть лица Рензигера, но понимали, что он-то прекрасно их видит. Кое-кто нервно покашливал, другие кусали губы.
– Не стойте, как истуканы, – распорядился Рензи– гер. – Двигайтесь потихоньку, но первый, кто сделает резкое движение, станет самоубийцей. Грузовик тронулся, медленно пересек двор в направлении главных ворот. В шести метрах от них он остановился. К машине подошел охранник и протянул шоферу карточку. Тот расписался и вернул. Охранник махнул рукой дежурному в маленькой будке. Ворота открылись. Грузовик тронулся. Ствола винтовки видно не было. Меньше чем через полчаса после событий грузовик снова остановился. На этот раз на проселочной дороге. Левая дверца открылась, и шофер выпал наружу. Он был без сознания, а рана на голове нуждалась, по крайней мере, в девяти швах. Но зато ни часы, ни кошелек с четырьмя банкнотами в пять и тремя в один доллар, а также с семьюдесятью центами не отяжеляли более пострадавшего.
– Этого недостаточно, – подытожил Хебден. – Совершенно недостаточно.
– Что будем делать? – осведомился Гэтридж. Взгляд Хебдена дал ему понять, что вопрос его лишен смысла. Хебден нагнулся, взял шофера за руки и выволок его на середину дороги.
– Ты думаешь, сработает? – осведомился Рензигер.
– Должно сработать.
– А если он придет в себя?
– Мы его снова усыпим. Все трое вернулись в кузов и стали ждать. Через четверть часа на дороге показалась машина, здоровенное старое корыто с помятыми бамперами и передними крыльями. В нескольких метрах от лежащего на спине со сложенными на груди руками шофера колымага остановилась. Дверцы распахнулись, и шесть мужчин вышли и направились к телу шофера. Одеты они были в рабочую одежду, у некоторых были соломенные шляпы с широкими полями, какие носят сельскохозяйственные рабочие. Собравшись вокруг шофера, они громко говорили по-испански. При виде троих из грузовика они замолкли. Наличие винтовок на мгновение парализовало их. Потом двое выхватили ножи и бросились вперед.
– Эй, без глупостей! – предупредил Хебден. Но они продолжали наступать. Хебден выстрелил и подождал, пока выстрелит Рензигер. Но тот медлил, и Хебден выстрелил еще раз. Два пуэрториканца упали. Бездыханными.
– Кто следующий? – обратился к оставшимся Хебден. Они подняли руки и тараторили по-испански, но было видно, что теперь они умоляют. В нескольких метрах от обочины дороги, с той стороны, где стоял грузовик, начиналась густая поросль. Поглядывая в этом направлении, Хебден сделал распоряжения Гэт– риджу, тот согласно кивнул и поднялся в кабину грузовика. Когда он вернулся, в руках у него были два мотка веревки. Они углубились в лес, пуэрториканцы несли тела своих товарищей, а Гэтридж – тело шофера. Хебден двигался за ними. Рензигер замыкал шествие. По приказу Хебдена он отдал ему винтовку, вернулся к машине и отогнал ее к обочине. Потом присоединился к остальным. Было начало двенадцатого дня. Без четверти час машина остановилась у бензоколонки на дороге в южной части Нью-Джерси. Хебден сидел за рулем. Гэтридж поместился рядом с ним, а Рензигер – сзади. На всех троих была одежда сельскохозяйственных рабочих, но хозяин бензоколонки заметил, что костюм Гэтриджа был ему узок.
– Что вы смотрите? – спросил Гэтридж.
– Ваша рубашка лопнула по шву, – сказал парень.
– Вам это мешает? – спросил Хебден.
– Конечно, нет, – пожал плечами парень. – Она ведь не моя.
– И не моя тоже, – отозвался Гэтридж. Он помолчал и добавил: – Мне пришлось ее одолжить. Вы ничего против не имеете? – Конечно, нет, – сказал заправщик и повернулся к Хебдену. – Масло проверить? – Да. – Хебден вышел из машины. – У вас есть телефон? – Внутри, – заправщик указал на домик. Хебден зашел внутрь и набрал номер в Филадельфии. На том конце провода поздоровались, он тоже поздоровался и начал говорить, не ожидая ответов. Через две минуты он положил трубку и вышел из домика, заплатил за тридцать литров бензина и бидон масла. Когда машина отъехала, Гэтридж спросил: – Ты свихнулся? Кому ты звонил? – Вере.
– Кто это? – Моя дочь. Гэтридж хлопнул себя по лбу: – Мы пропали. Они тотчас узнают, откуда был звонок. Они это умеют…
– Ничего они не сумеют, – сказал Хебден. – Они не знают, что мы родня. Рензигер перегнулся с заднего сиденья: – Что ты там затеваешь? Хебден не отвечал.
– Почему ты не хочешь поставить нас в известность? – добивался Гэтридж. Хебден сжал губы. Взгляд его стал жестким.
Гэтридж повернул голову к Рензигеру; – Ты сечешь? Я лично нет..
– Ну и хватит об этом, – сердито буркнул Хебден. Он вел одной рукой, а другой вытащил из кармана брюк пачку банкнот и, сдвигая их большим пальцем, пересчитал. То, что они взяли у пуэрториканцев плюс найденное у шофера грузовика составляло сто сорок шесть долларов.
– Да, разбогатели, называется, – проворчал Гэтридж. – И где же мы их потратим? – Не беспокойся, – проговорил Хебден. – И дуться тоже у тебя нет оснований. Гэтридж обернулся к Рензигеру.
– У меня ведь есть полное право дуться, особенно на тебя.
– А что я такого сделал? – негромко поинтересовался Рензигер.
– Спроси лучше, чего ты не сделал! – скрипнул зубами Гэтридж.
– Брось! – урезонил его Хебден.
– А он опять за свое примется? – возмущался колосс. – У него, видите ли, сцепление не срабатывает. Пуэрториканцы размахивают ножами, а он держит винтовку под мышкой, словно это футбольный мяч. По мне, так он отстрелялся.
– Заткнись, – сказал Хебден.
– Почему я должен заткнуться? Это серьезно. Надо смотреть правде в лицо. Если он ни на что не годен, зачем он нам? Машина шла со скоростью семьдесят пять. Хебден сбавил до шестидесяти.
– Если ты собираешься продолжать в том же духе, – сказал он Гэтриджу, – то я останавливаю, и сойдешь ты, а не он. Ясно? Гэтридж открыл рот, чтобы ответить, но передумал и откинулся на спинку сиденья. Машина прибавила скорость. Стрелка встала на восьмидесяти и замерла.
Без двадцати два машина медленно ехала по колдобинам дороги, петлявшей по густому сосновому бору. Хебден крутил головой, пытаясь увидеть среди деревьев просеку. Вскоре он нашел ее: просека была достаточно широка для машины. Он поехал по ней, ломая ветки и давя кустарник.
– Куда мы едем? – спрашивал Гэтридж. – Чего ты хочешь? Хебден не отвечал. Просека становилась?же. Крылья машины задевали деревья.
– Что мы здесь забыли? – добивался Гэтридж. – Почему ты съехал с дороги? Хебден по-прежнему не отвечал. Они проехали еще четыреста – пятьсот метров и остановились у края болота. Хебден пошарил под передним сиденьем, достал сложенные там винтовки и вышел из машины. Он знаком позвал приятелей. Они увидели, что он со странной улыбкой созерцает болото.
– Ты думаешь, здесь достаточно глубоко? – спросил Рензигер. Хебден кивнул. Рензигер задумчиво рассматривал трясину. Потом обернулся к Хебдену.
– Откуда ты знаешь? – Я был здесь, – ответил он. – С Телмой и дочкой. – Казалось, он говорит сам с собой, глаза его странно блестели, они были безжалостны и вместе с тем печальны. – Я измерил глубину веревкой, на конце которой привязал камень. Она показала девять метров и тридцать сантиметров. Мы решили, что этого достаточно и столкнули ее туда.
– О чем ты толкуешь? Кого столкнули? – не унимался Гэтридж.
– Машину. Хебден не мог оторвать глаз от воды.
– Девятнадцать лет тому назад, – пробормотал он. – Девятнадцать лет прошло, подумать только… Он обращался, казалось, к своему отражению.
Гэтридж и Рензигер в недоумении переглянулись. Гэтридж открыл было рот, но Рензигер сделал ему знак «молчи».
– Ну, за работу, – очнулся Хебден и, потянувшись через открытую дверь кабины, отпустил тормоз. Все трое начали толкать. Передние колеса спустились в воду, они еще раз нажали и отступили. Брызг почти не было. Машина медленно погружалась. Они следили за тем, как она исчезает. Когда крыша кабины погрузилась, Хебден сказал: – Что вы тут выглядываете? В этой луже смотреть не на что. Хебден показал на другое место, метрах в десяти левее того, где они стояли.
– Вон там, видите? Туда мы столкнули первую. Они ушли от болота. Хебден вел их узкой тропинкой через лес и высокие травы около двух километров. Лес внезапно кончился, и они оказались у небольшого озера. С одной стороны, за покрытой болотами полоской земли, блестели воды залива Делавэр. По другую сторону озерца они нашли развалившийся мол и обветшалый почерневший дом.
– Эй! Проснись! – позвал Рензигер.
– Все наладится. – Хебден открыл глаза. – Это меня не остановит.
– А что бы тебя остановило? – поинтересовался Гэтридж. Хебден молча разглядывал его.
– Знаешь что, – медленно проговорил он наконец. – Я не желаю этих вопросов. Гэтридж пожал плечами. Хебден все еще смотрел на него.
– Чего мы ждем? – прервал молчание Рензигер. Они подошли к дому. Хебден распахнул дверь, и они вошли.
– Это произошло в середине апреля, – объяснил Рензигер Джандеру. – Мы живем здесь уже три месяца, и я не знаю, сколько еще пробудем. Джандер сложил на груди руки и уставился в потолок.
– А женщины когда прибыли? – Телма и девушка? В тот же день, позже.
– Они приехали из Филадельфии? Рензигер кивнул.
– На чем? – На машине. У Веры есть машина. – Седой со значением посмотрел на Джандера. – Теперь понимаете? – Что я должен понимать? – Что имел в виду Хебден, когда говорил, что хочет быть с семьей. Он хотел иметь их рядом, сознавая, что они будут очень полезны. И для готовки, и для ведения хозяйства. Но, главное, ему нужен был человек с машиной. Чтобы ездить за покупками. Вера раз или два в неделю привозит из города всю еду, она же привезла подвесной мотор. И лодку она купила и тоже привезла в багажнике на крыше машины.
– А зачем вам лодка? – спросил Джандер.
– Ну уж, конечно, не для рыбной ловли! Мы поставили перед собой задачу завладеть относительно крупным судном, на котором можно уплыть в более спокойное место. Но для этого нам нужна довольно большая посудина, яхта.
– Это стоит больших бабок.
– А когда их нет, приходится исхитряться, – усмехнулся Рензигер. – Этим мы и занимались, когда засекли вас. Мотались по заливу, ожидая, не подвернется ли что-нибудь стоящее. Какая-нибудь штуковина метров на десять, в хорошем состоянии и с надежным мотором. Мы выходили в море почти ежедневно. Сколько посудин перевидали! Но ни одной подходящей. Одни маленькие, другие совсем ветхие. Но в конце концов мы найдем то, что нам надо.
– У вас нет сигареты? – спросил Джандер.
– С собой нет, – откликнулся Рензигер. – Постараюсь раздобыть. Он встал, вышел из комнаты и почти тотчас вернулся с пачкой «Лакис» и спичками. Он протянул Джандеру то и другое: – Это все для вас.
– Спасибо. Джандер, не глядя, распечатал пачку, медленно достал сигарету и еще медленнее чиркнул спичкой. Он глубоко затянулся и бесконечно долго выдыхал дым.
– Раз она ездит на машине, у нее могут быть неприятности.
– Какие неприятности? – В общем то, что она является сообщницей. Наверное, ее разыскивают.
– Так бы оно и было, но полиция не знает, что она дочь Хебдена. И не сможет это узнать.
– А документы? – У нее нет документов.
– Даже свидетельства о рождении? – Даже его. Джандер снова затянулся, выпустил облако дыма, подул на него и, глядя как тают завитки дыма, пробормотал: – Ну, свидетельство-то быть должно. Рензигер отрицательно покачал головой. Джандер всматривался в противоположную стену, словно пытаясь прочесть на ней ответ. Но стена не подавала никаких знаков, и Джандеру ничего не оставалось, как задать новый вопрос.
– В тюрьме она его не навещала? – Никогда.
– А жена?
– Да, разумеется. Они знают, что у него есть жена. Но о дочери – нет, ничего. Взгляд Джандера был обращен в никуда.
– Вы можете сделать для меня кое-что? – Если это в моей власти.
– Я бы хотел взглянуть на ее машину.
– Зачем? – Может, это меня продвинуло бы.
– В отношении Веры? Джандер кивнул.
– Ладно, – сказал Джандер. – Если вы думаете, что это даст вам что-нибудь… Они встали со скамьи, вышли из гостиной и через соседнюю комнату прошли на кухню.
– Чем бы посветить? – спросил Рензигер. – Темень такая, что хоть глаз выколи. Он протянул руку. Джандер отдал ему спички. Рензигер зажег керосиновую лампу. С лампой на вытянутой руке он распахнул дверь кухни. Джандер вышел вслед за ним на песок. В свете лампы видны были зеленовато-черные пятна.
– Смотрите, куда ставите ногу. Это не обычный двор, – предупредил Рензигер. – Все податливое и предательски мягкое. Тут нельзя оступиться.
– Где машина? – С другой стороны дома. Стараясь не ступать в лужи, они пошли по узенькой тропинке, слегка поднимавшейся вверх и огибавшей угол дома. Они поднялись еще немного и вышли на сухую твердую почву. Рензигер поднял лампу.
– Вот она. Машина стояла в нескольких метрах от дома. Купе– зонтик». При свете лампы она казалась светло-серой, но под слоем грязи трудно было разглядеть настоящий цвет. Джандер рассмотрел ее со всех сторон: – Это последняя модель. Как она сумела приобрести ее?
– Тут я ничего не могу сказать, – ответил Рензигер. – Я не знал, что она новая. Я не в курсе современной жизни. Джандер стер немного пыли с ветрового стекла и заглянул внутрь.
– Все аксессуары, – заметил он. – Радио, печка, автоматическая коробка передач и, конечно, управляющий компьютер. Ей пришлось отвалить здоровый куш.
– А, может, она не стоила ей ни цента, – заметил Рензигер. Джандер взглянул на него.
– Вы думаете, что она?..
– Я ничего не могу утверждать. Рензигер повернулся к Джандеру спиной.
– Скажем так: у меня есть основания предполагать. Откуда берутся деньги? Я говорю не только о тачке, но о еде для пяти человек. Без ее денег мы бы все ходили голодными. Денег, с которыми мы приехали, ста сорока с чем-то долларов, хватило бы не больше, чем на месяц. Она сказала Хебдену, чтобы он их не тратил и что она будет платить сама. А ведь для того, чтобы платить, надо их получить, а как? – Вот именно – как? Рензигер повернулся на каблуках. Он был явно расстроен.
– Вы заставляете меня говорить то, о чем я предпочитал бы умолчать. Господи Боже! Я ничего не имею против девушки. Скорее, наоборот. Мне жаль ее.
– Почему вы ее жалеете? Если это девка, значит девка.
– Нет, она не девка.
– Но ведь вы сказали…
– Ладно. Я объясню вам, что к чему, а вы уж сами разбирайтесь. Во-первых, работает она по ночам. И не больше двух-трех раз в неделю. Обычно в выходные. Бывает, не работает всю неделю. Можно предположить почему, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Я понимаю, – медленно ответил Джандер. – Но ведь она с тем же успехом может быть официанткой или подрабатывать на заводе.
– Да, но она не берет с собой ни фартука, ни комбинезона. Она надевает крупные серьги, причесывается по последней моде и платье, которое она надевает на себя, весит, я думаю, не больше носового платка.
– Она сильно красится? – Нет. Никогда. Ей в этом нет необходимости. Так же, как и в высоких каблуках. Когда она проходит по комнате своей особой походкой, ощущаешь, что перед тобой что-то очень ценное. Вечером, когда она идет работать и сходит к нам по лестнице, кажется, что не может она заниматься ничем… Джандер не слушал, глядя в темноту. Свет лампы отражался в стеклах машины, и блики словно плясали в воздухе вокруг Веры, стоявшей в пяти метрах от них. На ней были длинные серьги, рыжеватые волосы уложены в сложную прическу. Белое пальто из шерсти и шелка было не застегнуто и позволяло видеть плотно обтягивающее ее белое платье в блестках. Левая рука была изогнута и упиралась в бок. В правой она держала ружье.
Она медленно подходила к ним, не целясь ни в кого, но готовая выстрелить в любой момент. Джандер взглянул на Рензигера. Человек с седыми волосами стоял, опустив голову. Он тяжело вздохнул.
– Подними-ка лампу, – сказала Вера. Рензигер повиновался. Вера подошла ближе и остановилась. Теперь она держала ружье двумя руками.
– Слушаю тебя, – обратилась она к Рензигеру.
– Тут не о чем говорить. Ты сама видишь.
– Давайте я объясню… – начал Джандер.
– Помалкивайте, – сухо бросил Рензигер. Он обернулся к Вере. – Ну и что ты хочешь, убить меня? – Я думаю. – Дулом она указала на Джандера. – Это он уговорил тебя? – Мы не разговаривали, – сказал Рензигер. Взгляд Веры стал жестким.
– Ну, выкладывай. Все до конца.
– Да не о чем и рассказывать. Я смотрел на него и думал, что это его последняя ночь на земле. А он ни в чем не виноват. И чем дольше я думал, тем больше это меня мучило. Ну я и сказал себе: выведи его отсюда. Освободи его.
– Ты знал, чего тебе это будет стоить? Рензигер вздохнул еще тяжелее.
– Знал, конечно.
– И тебе было все равно? – Да нет, какое уж там. Просто я не мог ничего с собой поделать. Я просто обязан был вывести его из дома, вот и все.
– А почему ты сам вышел вместе с ним? – Здесь ведь не прямая дорога. Я должен был ему показать, как обогнуть дом и выйти на тропинку. Она взглянула на «понтиак».
– Ты ведь знал, что я оставляю ключи в машине.
– Я не разрешил бы ему взять машину, и ты это отлично знаешь.
– Я знаю только, что ты оставил ружье в доме. А он моложе и сильнее тебя. Он мог бы завладеть машиной.
– Он бы этого не сделал.
– Почему ты так уверен? – Я сказал ему, что это твоя машина. Ведь не стал бы он уводить твою тачку? После всего, что ты для него сделала? Она недобро взглянула на него, но ничего не сказала.
– Ведь ты столько сделала для этого парня…
– Заткнись! – прошипела она. Но Рензигер продолжил:
– Ты ведь очень старалась. Отвела его в хижину, а не в дом: ты знала, что его здесь ждет. А потом ты принесла ему одежду и пищу. Согласись, что ты тоже пыталась. И если бы не возник Гэтридж, ты бы его спокойно отпустила.
– Вы неплохо поговорили, не так ли? И ты заглотал наживку. Ты все ему доложил. Почему мы приехали сюда и вынуждены здесь оставаться. Рензигер молчал.
– Идиот, – сказала она и отступила на несколько шагов, подняв при этом ружье. Она держала теперь под прицелом их обоих.
– Кто тебя просил болтать? Ты ставишь меня в безвыходное положение. Ты лишил меня выбора.
– Ну, так стреляй. – Рензигер устало показал на ружье. – Давай.
– Прошу тебя. Скажи честно. Зачем ты ему все рассказал? – Это было до того, как я решил его отпустить. Я подумал: вот парень, от которого хотят избавиться. Он имеет право, по крайней мере, знать причину.
– Ты просто невозможный. Сначала ты рассказываешь ему все, а потом решаешь его отпустить.
– Я знал: то, что я ему расскажу, дальше не пойдет.
– Как же ты мог это знать? Он что, подписал договор? – Можно по-разному знать. Достаточно посмотреть на него…
– Ну и кого ты видишь? Иоанна Крестителя? Человек с седыми волосами слабо улыбнулся.
– Ты прекрасно знаешь, кого я увидел. Ты и сама поступила так же, когда нашла его на пляже. Стоит на него взглянуть и сразу видно, из какого он теста.
– Ты выступаешь за него.
– Мы оба, – уточнил Рензигер. – Ты и я. Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула, потом повернула голову в сторону дома.
– Дерьмо! – проговорила она, опустила ствол и передала ружье Рензигеру.
– Вера, послушай меня,–»заговорил он. – Нам надо условиться, чтобы отвечать одинаково. Они станут допрашивать нас порознь. Она задумчиво потерла подбородок.
– Я думаю, вот что мы ему скажем. Я подошла к тебе сзади с ножом и забрала у тебя ружье. Потом я вышла с ним из дому, и ты услышал шум отъезжающей машины. Ты выскочил и нашел ружье… Рензигер яростно затряс головой.
– Но, Вера…
– Давай, мотай отсюда, – приказала она. – Возвращайся в дом. Рензигер сделал несколько шагов по направлению к дому, повернулся и взглянул на Джандера. Тот молчал, но при свете лампы видно было его лицо, на котором ясно читалось, о чем он думает. Казалось, он говорит: спасибо за помощь. Потом Рензигер завернул за угол дома и исчез.
– Поехали, – сказала Вера. Они сели в «понтиак». Вера завела машину и включила фары. Машина медленно покатила от дома по краю травянистого склона, спускавшегося к озеру. Джандер смотрел на воду, пока она не исчезла за поворотом. Теперь перед ним была только серебристая зелень деревьев, купающихся в лунном свете. По лесной дороге машина пошла быстрее.
Прошло двадцать минут. Они все еще ехали через лес. Дорога теперь была вся в ухабах, и они продвигались со скоростью десять километров в час. Он не знал, куда она везет его. Он решился спросить, открыл рот, но взглянул на нее и молча отвел глаза. Она помолчала минуту, потом заговорила: – Вы провели меня. Я совсем было поверила, что вы – ничтожество, трус. Да, вы испытываете страх, тут ничего не скажешь. Но потом вы вдруг забываете о роли, которую играете.
– Я не понимаю. – Он пожал плечами.
– Дело не в этом. Вас это не трогает,вотивсе. Ничто. Даже заряженное ружье. Джандер смущенно улыбнулся, – Вы и глазом не моргнули. Вы видели мой палец на спусковом крючке, но вас это не колышит.
– А что я должен был сделать? Упастьвобморок? – Не хитрите, – сказала она. Она остановила машину, потянула за ручной тормоз, но не заглушила мотор.
– Что случилось? – негромко спросил он.
– Ничего. Хочу заключить сделку. Если желаете добраться до места назначения, оплатите билет.
– Какова цена? – Откровенность.
– В каком смысле? – Я хочу знать, для чего вы меня обманули. В хижине, после прихода Гэтриджа, вы дали мне понять, что боитесь. И еще раз, в лодке, когда я дала вам шанс бежать. Словно вам не хватало духу.
– Я не обманываю вас, – возразил Джандер. – Я рассуждал. Положение было напряженным, и я предпочел не рисковать. Она остро взглянула на него.
– Вы рисковали большим, оставаясь в лодке. Вы это понимаете? – Теперь, да.
– Вы и тогда это знали.
– Почему вы так думаете? – При желании вы могли удрать. Раз вы этого не сделали, значит, вас что-то удержало.
– Да? И что же? – А вот это вы мне сейчас скажете. Он подумал, что же он может ей рассказать.
– Так вам нужен билет? – тихо спросила она.
Джандер пожал плечами. Ему надо сказать ей, но только не все. Если он даст понять, что хотел ей помочь, она не пойдет ему навстречу. Даже наоборот. Лучше действовать потихоньку.
– Я надеялся, что вы не будете вынуждать у меня признание. Но я знал, что если спрыгну с лодки, то больше никогда вас не увижу. А эта мысль была для меня невыносима.
– Объяснитесь.
– Нечего объяснять. Я все сказал. Она молча смотрела перед собой, потом заговорила как бы сама с собой.
– Вот парень, который утверждает, что я потрясла его настолько, что он пренебрег опасностью. Что он готов был рисковать своей жизнью, лишь бы оставаться со мной рядом. И при этом он меня совсем не знает.
– Это не так, я вас знаю. Она с удивлением повернулась к нему.
– Вы бредите. Вы увидели меня впервые сегодня. Он медленно покачал головой.
– Ну, не спите! Очнитесь наконец! – Я и рад был бы сказать, но не могу. Я знаю только одно: я вас уже видел.
– Где? – Никак не удается вспомнить.
– Когда? – Не знаю.
– А вы уверены, что это была я? – Конечно. Лицо. Голос…
– Значит, мы с вами даже успели поболтать? – Да, мы разговаривали.
– И о чем же? Он не ответил. Он опустил голову.
– Мучительно хочу вспомнить и не могу, – глухо проговорил он. – Я помню особую внутреннюю дрожь, движение, что-то вроде контакта между двумя людьми. Но только не в материальном плане. Много глубже. И это не забывается.,.
– Я не понимаю, о чем вы толкуете.
– Трудно объяснить, но это что-то очень ценное и редкое. Во всяком случае, со мной это было лишь однажды.
– И никуда не ушло? Он посмотрел ей в глаза. Они долго молчали. Потом она резко повернулась лицом к дороге, освободила ручной тормоз и включила передачу. Несколько минут спустя «понтиак» выехал с лесной дороги на асфальтированное двухрядное шоссе. Повернули налево. Она нажала на акселератор, и стрелка спидометра приблизилась к числу семьдесят, потом восемьдесят и продолжала подниматься. В конце концов она застыла между отметками сто и сто десять. Фары высветили щит с числом 553. «Постарайся запомнить номер автострады», – сказал себе Джандер. На счетчике стояло шесть тысяч сто двадцать один. Он подумал, что они проехали километров десять, и попытался увязать эти сведения с поворотом влево, который они сделали, выехав из леса. Они еще раз повернули налево, потом направо и еще два раза налево. Теперь они двигались по более узким дорогам без указателей. Но он искал ориентиры и приметил несколько рекламных щитов. Это было пиво Хайерс, гараж Брейтон и старый Уайт Аул. Он повторял про себя Хайерс Брейтон Уайт Аул, пока не запомнил их накрепко. Счетчик показывал шесть тысяч сто семьдесят два, когда они пересекли сороковую магистраль, при шести тысячах ста семидесяти девяти они поехали по узкой дороге и углубились в лес. «Понтиак» замедлил ход, остановился, и девушка скомандовала ему выходить.
– Здесь? – Да, вылезайте.
– Но я не знаю, где мы… Она показала назад.
– Пройдете несколько километров, выйдете на автостраду. Проголосуете.
– А что это за дорога? – Сороковое шоссе, которое мы только что проехали.
– Почему же вы не высадили меня на перекрестке? – Из-за дорожной полиции. Если бы они увидели, как вы выходите из моей машины в вашем наряде, при том что я – в вечернем туалете, они могли бы задать мне вопрос. Он вздохнул. Его рука легла на дверцу и открыла ее.
– Ну что ж, хорошего вам лета. – И он вышел. Он собирался захлопнуть дверцу, но она протянула руку и задержала ее.
– Вьг меня не благодарите? – Я не нахожу слов. Ведь простое «спасибо» здесь неуместно. Он снова собрался захлопнуть дверцу, но она держала ее открытой и наклонилась в его сторону. Он колебался мгновение, потом обнял девушку и притянул к себе. Она застонала, и их губы встретились.
– Нет, довольно, – задохнулась она. Потом опять застонала и крепко обхватила его. Он взял ее за запястья и медленно высвободился.
– Вы забываете, – сказал он, – что связаны с этими людьми, с этим домом. Можете вы оставить их? – Нет, – ответила она. – Никогда.
– Тогда не о чем говорить, – он попытался изобразить непринужденность, но понимал, что и тон, и все поведение выдают его. В глазах Веры он прочел безысходное отчаяние. Это было слишком для его сил. Он отодвинулся, чтобы снова выйти из машины, закрыл за собой дверцу и направился в сторону магистрали. Через несколько минут он услышал, что машина отъехала. Не прошел он и тридцати метров, как вдруг странное ощущение заставило его остановиться. Он обернулся, вглядываясь в темноту. Задних огней «понтиака» уже не было видно. Он подумал: «Она завернула, и ты знал, что так будет. Не пытайся понять, каким образом и перестань ворошить свои воспоминания, призывая шестое чувство или что там такое, что даст тебе ощущение, что ты уже ездил здесь однажды». «Ты уверен? Нет, это только впечатление. Единственное, что я знаю точно – она поехала по другой дороге. Что ж, стоит взглянуть? Может, это освежит твою память?» Он быстро пошел назад, преодолел тридцать метров, потом сто и еще сто. Он внимательно смотрел направо и налево, но видел сплошную стену деревьев. Еще через сто метров, слева от дороги, он заметил небольшую просеку и свернул на нее. Это трудно было назвать дорогой. Асфальта не было, она была покрыта камнями и вся в рытвинах. Он нагнулся и увидел на земле свежие следы колес. «Понтиак» явно проехал здесь. Он шел быстро, почти не чувствуя боли в ноге. Так продолжалось с четверть часа. Он ни о чем не думал. Только шел вперед и вдруг остановился с открытым от удивления ртом, не веря своим глазам. Он потер себе лицо, веки. Потом широко раскрыл глаза, всматриваясь в темноту. Нет, он не ошибся. Из-за деревьев виднелось световое пятно, светло-сиреневое свечение. Джандер замер, ощущая, как в подвалах его памяти происходит какое-то движение. Он пошел на сиреневый свет. Грязная дорога пошла вниз. Потом он сделал поворот. Он уже знал, что сейчас увидит. Через несколько мгновений он различил неоновую вывеску: фиолетовые буквы гласили «Аметист». – Вывеска была прямоугольной и сияла над крышей двухэтажного здания округлой формы, со всех сторон окруженного стоянкой для машин. Большинство машин было последней модели и дорогих марок. Рядом со стеклянной входной дверью стояло несколько механиков в белых рубашках и фиолетовых жилетах. Над ними была гигантская афиша: «Несравненная Вера…» «Ну вот, ты и добился, чего хотел, – подумал он. – Теперь ты все вспомнил».
Это случилось чуть больше года тому назад, жарким и влажным июльским днем. Он задержался на службе позже обычного, и вот около половины четвертого директор по рекламе вошел как ни в чем не бывало и протянул ему папку, сухо осведомившись: – Ведь мы не стремимся потерять эти деньги, как вы полагаете? Джандер и не подумал отвечать. За шесть лет работы в области рекламы он усвоил, что директор по рекламе не ожидает, как правило, ответов на свои вопросы.
– Нет, и мы не потеряем их, – продолжил тот свою речь.
– Изучи это дело, найди верное решение и положи ко мне на стол папку, прежде чем будешь уходить сегодня вечером. Директор по рекламе медленно повернулся к двери, замер и, повернувшись спиной к Джандеру, сказал: – Конкуренция сейчас очень жестокая. Когда я встречусь с этими людьми завтра утром, я должен буду им что-то предъявить. Джандер перелистал дело. Клиент, изготовитель электроприборов, тратил на рекламу своей продукции миллион долларов в год. До этого реклама проходила, главным образом, в газетах, но продажа снизилась, и директор по рекламе предложил перебросить тридцать процентов бюджета на рекламные афиши. Пока клиент размышлял, статистический отдел агентства Котерсби и Хеггерт собрал факты в пользу рекомендации, сделанной директором. Все отчеты пришли и находились теперь в папке, лежащей перед Джандером. В его задачу входило исследовать кучу цифр, разобрать графики и проанализировать различные элементы, а потом просчитать еще раз с помощью счетной линейки и миллиметровки. В конце концов он должен был обобщить все имеющиеся в его распоряжении данные и выудить из стога сена блестящую иглу. «Если не будет осложнений, – подумал он, – эта работенка займет у тебя не больше семи часов». Директора по рекламе звали Маклином Котерсби-млад– шим. Тридцать три года, женат, отец четырех детей. Старший сын основателя агентства Котерсби и Хеггерт, год тому назад он стал равноправным компаньоном в деле. Джандер продолжал изучать бумаги. Котерсби медленно направился к двери, как будто ждал, что Джандер скажет ему что-то. И Джандер действительно окликнул его: – Не тревожься, Мак, я все сделаю. Осечки не будет, обещаю.
– Спасибо. Котерсби устремился к двери, открыл ее и вышел из кабинета. Джандер вооружился карандашом и принялся за работу. Но через несколько минут он поднял голову и посмотрел на дверь. Он думал о Маклине Котерсби-млад– шем. Они учились вместе в университете в Пенсильвании, и как-то раз Джандер помог ему отделаться от трех негодяев, которые в сумерках напали на молодого человека. Несколько лет спустя после смерти отца, Джандер как раз искал работу, он случайно встретил на улице своего соученика. Котерсби-младший оказался человеком благодарным: уже через несколько дней Джандер работал в рекламном агентстве Котерсби и Хеггерт. И вот теперь, шесть лет спустя, он сидел за столом и чувствовал себя винтиком гигантской машины. Он питал огромное уважение к Маклину Котерсби-младшему и непреодолимое желание набить ему морду. Джандер закурил сигарету и сосредоточился на работе. Постепенно он увлекся и позабыл о вливавшихся в окна волнах жары. Когда стало темно, он машинально нажал на кнопку настольной лампы. Все его внимание поглотили графики, таблицы и столбцы цифр, карандаш быстро скользил по миллиметровке, он не думал ни о часах, которые незаметно пролетали один за другим, ни о количестве сигарет, которые он прикуривал одну от другой, ни о том, что давно пора обедать и желудок сводят голодные спазмы. Прошло девять часов. Затем десять. В половине одиннадцатого он сколол листы отчета, вложил их в большой конверт, надписал его и вышел в коридор. Он открыл дверь с надписью «Маклин Котерсби-мл.», зашел в кабинет и положил конверт на стол. Потом вернулся к себе, вытряхнул окурки из пепельницы, надел куртку. Вот тут он и ощутил разом усталость и голод. «Надо бы перекусить, – подумал он. – Но, пожалуй, я сперва вздремну». Он плюхнулся в кресло, откинулся, положил ноги на стол, сложил руки на груди и закрыл глаза. Телефонный звонок разбудил его через час. Он снял трубку и, не открывая глаз, машинально проговорил: – Котерсби и Хеггерт… Документация.
– Это ты, Калвин? – спросил голос матери. Не ожидая ответа, она продолжала. – Что ты там делаешь? Почему не вернулся к обеду? – Я работал допоздна.
– Ты мог бы по крайней мере позвонить и предупредить нас.
– Я забыл. Извини, мама.
– Вот за это я на тебя и сержусь. Ты никогда не думаешь о нас, всегда только о себе. Он ничего не ответил.
– Твоя сестра берет трубку, – сказала мать. И он услышал привычную брань сестры, которая осыпала его всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами. Поток слов прерывался икотой. Опять она накачалась пивом! Он слушал и не вслушивался. Все было как всегда. Потом снова трубкой завладела мать и поинтересовалась, когда он собирается заявиться домой. Он сказал, что у него еще полно работы. Он предпочел бы вернуться, когда они заснут, чтобы не нарваться на новый скандал. С него было достаточно и предыдущей сцены. Он попрощался и положил трубку. Калвин встал, и телефон снова зазвонил. Он решил, что это опять его ненаглядная сестрица, не откликнулся и направился к двери. Телефон по-прежнему звонил, он вздохнул и вернулся. Это был Маклин Котерсби-мл. Он сообщил, что звонит из Гэннона, это бар через две улицы от Вентворте.
– Я хотел знать, сидишь ли ты еще в конторе. Надеюсь, тебе это не обидно.
– Как это может быть обидно? – Извини, я не хотел отрывать тебя от работы…
– Я закончил, Мак. Отчет у тебя на столе. Мак помолчал.
– Даже не знаю, как благодарить тебя, Калвин, – проговорил он наконец.
– Не за что, – ответил Джандер.
– Что с тобой? Ты на меня сердишься? – Нет, конечно, нет. Просто я выдохся.
– Ну тогда присоединяйся ко мне. Выпьем стаканчик. Ну как? – Даже не знаю…
– Слушай, Калвин. Мы ведь приятели, да? Почему же ты не хочешь со мной выпить? – Ас кем ты? Я бы не хотел тебе мешать.
– Не беспокойся. Я избавился от нее, – заверил Котерсби-мл. – Дал ей пятьдесят долларов и запихал в такси. Джандер ничего не ответил. Он думал, что не сегодня– завтра изменяя жене вот так, с кем попало, Котерсби-мл. нарвется на крупные неприятности. Встретится какая-нибудь дрянь, которая начнет его шантажировать, пригрозив, что пошлет его жене письмо с интересными снимками.
– Калвин, – позвал Котерсби. – Я тебя не слышу. Но знаю, что ты мне что-то говоришь.
– Я говорил сам с собой, – ответил Джандер. – Я думал: почему ты так поступаешь?
– Мы обсудим это при встрече. Сколько времени тебе надо, чтобы прийти сюда? – Ну, скажем, пять минут. Он положил трубку, вышел из кабинета и зашел в туалет: сполоснуть лицо холодной водой, причесаться. У него не было ни малейшего желания пить, и того меньше – идти в Ганнон. Учитывая его собственное дурное настроение, а также настроение Котерсби, это все могло неважно кончиться. В Ганноне все обшито темным дубом и обшито настоящей кожей, по стенам развешаны гравюры с изображением псовой охоты. Зал полон, только несколько табуретов у стойки свободны. Котерсби сидел, опершись локтями о стойку и глядя в полупустой стакан виски. Джандер подошел. Котерсби медленно повернул голову и смотрел на него несколько мгновений, словно не понимая, что происходит.
– Зачем ты пришел, если не хотел? – спросил Котерсби. Джандер хотел ответить, но передумал. Он кивнул бармену и заказал «Джек Даниельс» с водой. Котерсби отпил большой глоток из стакана, поставил его на стойку и сказал, не глядя на Джандера: – Я все обдумал.
– Оно и видно.
– Я решил, что мы не будем это обсуждать.
– Ладно.
– Это личное дело и не подлежит обсуждению.
– Так и не начинай. Котерсби взглянул на него.
– Ты думаешь, я пьян, да? Но я вот что скажу тебе, Джандер. Алкоголь совсем на меня не действует. Если я хочу развеяться, для этого мне не требуется спиртное. И ни ты, ни кто другой мне не нужны, чтобы сказать себе…
– Потише.
– Почему я должен говорить тише? – Ну, если тебе нужна публика, сложи руки рупором, – предложил Джандер.
Парень в очках, стоявший рядом, смеясь, откликнулся: – Давайте, просветите нас. Котерсби обернулся к нему: – А в морду не хочешь? – Да нет, – отозвался парень. – Не особенно. А ты? Котерсби взял свой стакан, отхлебнул, поставил его нарочито медленно на стойку и сделал вид, что собирается снять пиджак. Парень снял очки и положил их на стойку. Джандер вмешался. Парень пожал плечами и отошел. Бармен подал Джан– деру виски, и тот выпил.
– Закажи еще, – предложил Котерсби. – И двойной для меня, Вальтер.
– Заказ аннулирован, – Джандер положил руку на плечо Котерсби. – Пошли отсюда.
– Ты мне отдаешь приказы? – Мак, послушай. Завтра утром у тебя деловая встреча, и если ты явишься на нее с похмелья… Лучше я провожу тебя.
– Я хочу еще порцию. И хочу поговорить с тобой…
– Мы поговорим на улице. – Джандер взял Котерсби под руку и повлек к выходу. – Поедем на моей машине. Котерсби не возражал. Они поднялись вверх по Шестнадцатой улице до стоянки, молча прошли стоянку и сели в «форд». Джандер как раз включил зажигание, когда Котерсби попросил: – Не вези меня домой.
– Уже поздно, Мак. Почти час.
– Прошу тебя: не домой.
– А куда ты хочешь? – Поезжай до моста.
– Какого моста? – Поедем по Уолт Уитмену. Так будет короче.
– Короче… куда? – На юг Нью-Джерси. Джандер взглянул на него.
– А что там такое, на юге Нью-Джерси? – Отвези меня туда. Я покажу дорогу.
– Мак, тебе правда надо домой. Ведь завтра утром…
– Ты не понимаешь. – Котерсби говорил медленно, с трудом выговаривая слова. Он был не пьян, а очень подавлен и с трудом контролировал себя. – Плевать я хотел на это свидание. Для меня существует только одна важная вещь – поехать туда сегодня вечером. Если ты откажешь мне, я сам поведу свою машину.
– В таком состоянии? Ты попадешь на кладбище или, в лучшем случае, в больницу.
– Ну и что? Джандер понял, что спорить бессмысленно, придется везти. И этой ночью он вряд ли выспится. И еще он понял, что не должен оставлять Котерсби ни на мгновение. Он завел машину.
– Ну ладно, Мак. Вперед в Нью-Джерси. Он дал задний ход, выбрался со стоянки, поехал по Шестнадцатой улице по направлению к Вайн-авеню, потом скоростной магистралью до моста Уолта Уитмена, откуда дорога вывела их на автостраду Нью-Джерси. Котерсби сидел очень прямо, положив руки на колени, и смотрел перед собой, давая дорожные указания. Через десять минут Котерсби нагнулся, вглядываясь в темноту. Казалось, он ищет перекресток.
– Налево, – скомандовал он у светофора. Они свернули на узкую дорогу без указателей, без освещения.
– Притормози, – сказал Котерсби через пятьсот метров. – Так, теперь направо. Они ехали по очень узкой дороге без покрытия, усеянной камнями и сломанными ветками. Почва была сырой, и колеса машины выплескивали из луж жидкую грязь. Дорога пошла в гору, и мотор захлебнулся. Джандер дал задний ход, потом за деревьями он различил лиловое свечение.
– Что там?
Котерсби не ответил, и через несколько мгновений Джандер сам увидел неоновую вывеску «Аметист» и заполненную машинами стоянку вокруг здания. Джандер поставил «форд», и к ним тотчас подбежал механик в лиловом жилете.
– Добрый вечер, добро пожаловать, – поклонился он Котерсби. Его улыбка была особой, предназначенной для хороших клиентов, для тех, кто много тратит и щедро дает на чай. Они вышли из машины. Джандер взглянул на приятеля, – удостоверился, что он в состоянии идти по прямой.
– Все в порядке, – успокоил его Котерсби. Потом посмотрел на большую белую афишу у двери, которая гласила «Несравненная… Вера».
– Это ничего не передает, – сказал Котерсби как бы сам себе. – Они могли бы придумать что-нибудь получше.
– Что она делает? – спросил Джандер.
– Танцует.
– Стриптиз? – Ничего подобного. Джандер окинул взглядом ряды автомобилей.
– И они приезжают сюда посмотреть, как она танцует? – Танец тут ни при чем. Они приезжают ради нее самой. Они вошли. Холл был бледно-лилового, почти белого цвета, его освещал светильник с пурпурными подвесками, стояли большие вазы из темно-красного камня. Мужчина в смокинге подошел к ним. Смокинг имел сиреневый отлив. Мужчина радушно приветствовал Котерсби, церемонно поклонился Джандеру и раздвинул перед ними тяжелые складки лиловой портьеры. Они вошли в зал. Вся та же лиловая тональность доминировала и здесь. Зал был переполнен. Столы расположились вокруг круглой танцевальной площадки. На эстраде стояло пианино и два стула. Официанты в лиловых жилетах бесшумно сновали между столами. Джандер обратил внимание на дорогие марки вин. Он оглядел клиентов – в основном, солидная публика. Несколько молодых людей студенческого облика. Почти не было женщин. Метрдотель проводил Котерсби и Джандера к столику у танцевальной площадки. Котерсби протянул ему десятидолларовую бумажку. Метрдотеля сменил официант. Котерсби заказал коньяк для себя и виски для Джандера. Джандер хотел было попросить меню: он ничего не ел с самого утра и ощущал сильный голод. И все же он почувствовал, что не сможет проглотить ни куска. Он задумчиво созерцал стол. Ресторан ему был явно не по душе.
– Что тебя смущает? – Весь этот лиловый цвет. Какая-то навязчивая идея.
– Цвет аметиста.
– Да, но также и кровоподтека. Цвет страдания. Котерсби помолчал.
– Да, – сказал он. – Как раз этот цвет здесь и нужен. Джандер вопросительно взглянул на него.
– Ты приходишь сюда и дегустируешь. Хуже, чем удар по голове. Это страдание оттого, что ты хочешь то, что никогда не получишь. Через несколько минут свет в лампах потускнел, и луч прожектора высветил эстраду. Музыканты занимали свои места: пианист, контрабас, флейта и труба. Они разобрали инструменты. Джандер обратил внимание, что у оркестра нет нот. Он не особенно разбирался в музыке, но когда они начали играть, понял, что это что-то вроде ультра-совре– менного джаза. Официант принес напитки, и Джандер быстро выпил. Он услышал звук контрабаса, глуховатый и назойливый, потом Котерсби бросил официанту: «Повторить».
– Мак, пойдем отсюда. Котерсби не ответил и даже не повернул головы. Труба играла какую-то совершенно развинченную тему, рояль выдал несколько диссонирующих аккордов, вызывающих представление о невыносимом страдании. Затем прожектор погас, и музыка умолкла. Зал погрузился в тишину и мрак. И в темноте белая фигура, воздушная как призрак, вышла на середину площадки. Музыка вновь зазвучала, на этот раз нежно и мелодично, навевая сладкую грусть. Прожектор внезапно выхватил танцовщицу из темноты. Полузакрыв глаза, она медленно кружила по сцене. Рыжеватые волосы были распущены по обнаженным плечам. Она приблизилась к столику Джандера, и он различил золотистые искорки в ореховых глазах. Еще ближе – и он вздрогнул, не понимая, что с ним происходит. Она проплыла мимо них и заскользила дальше по площадке. На другом конце зала из-за стола поднялся мужчина, шагнул на площадку и пошел к танцовщице. Она не спеша отодвинулась. Мужчина снова наступал. Видный мужчина с седеющими висками, безупречно одетый. Трое служителей устремились на площадку, взяли его под руки, вежливо пытаясь убедить покинуть сцену. Но он протянул руки к танцовщице, говоря: «Вот что мне нужно. Вы не понимаете? Она мне нужна!» Служители попытались уговорить его, потом вывели его с площадки, прошли с ним между столиками и вышли из зала. Она продолжала танцевать. Потом музыка умолкла, и она села за столик с тремя мужчинами. Один из них положил ей руку на плечо. Она пристально посмотрела на него, и он убрал руку. Джандер услышал, как Котерсби тихо повторяет одни и те же слова: – …Я думал, что выдержу, да, я был уверен, что выдержу, но нет, не могу… не могу.
– О чем ты? – спросил Джандер.
– А ты не видишь? – Котерсби показал на столик, за который села девушка. – Это бросается в глаза. Если ты не видишь, стоит обратиться к врачу.
– Ну что ты, Мак.
– Да посмотри же ты на нее!
Джандер пожал плечами.
– Ладно, Мак. Я согласен, что на нее приятно смотреть. Но не от чего приходить в такое состояние. В конце концов, что это? Лицо и тело! – Лицо и тело! И ты больше ничего не видишь? Официант принес стаканы, Котерсби заказал новую порцию и обратился к Джандеру: – Теперь, когда ты видел ее, я попытаюсь объяснить тебе, если ты, конечно, не против.
– Конечно, нет, Мак.
– Ну так вот. Мне тридцать три года, я женат уже семь лет, у меня четверо детей и порядка сорока тысяч долларов годового дохода, дом в лучшем квартале города, вилла и другие материальные блага. Во всем этом я полностью отдаю себе отчет. Моей жене 29 лет, у нее диплом Велсби, одним словом, она – прелестная женщина, обладающая редким обаянием, и за те годы, что мы провели вместе, она ничуть не потеряла для меня своей привлекательности. Во всяком случае, до самого последнего времени. Все рухнуло в один вечер, когда я обедал с клиентом, и после нескольких бокалов он пригласил меня посмотреть нечто исключительное. Желание клиента – приказ. Я согласился, и он привел меня сюда. Появилась Вера. Я посмотрел на нее, и не смог отвести глаз. Никогда я не испытывал ничего подобного. Я был покорен, порабощен. Я возвращался и возвращался сюда. Только ради того, чтобы увидеть ее. Это длилось несколько месяцев. Потом я почувствовал, что больше не выдержу, что должен с ней заговорить. Я спросил у официанта, могу ли я пригласить ее за мой стол. Он сказал, что это возможно, но я обязан оплатить даме время, которое она со мной проведет. Я дал свое согласие, и через несколько минут она пришла за мой столик. Я объяснил ей, какие чувства я питаю к ней и предложил ей денег. Она отказалась. Я удвоил ставку, еще раз удвоил, и она снова отказалась. Тогда я спросил ее, во 9 Стив Крэг и звезда в .пасности что она мне обойдется: она только взглянула на меня, и я понял, что она не продается. Тогда она спросила, хочу ли я еще что-нибудь ей сказать. Я пробормотал что-то несвязное и отдал ей несколько пятидолларовых бумажек за те три или четыре минуты, что она мне уделила. Вернувшись домой в тот вечер, я искренне верил, что моя страсть прошла. Я правда верил в это. Понимаешь, о чем я говорю? Я не могу не приезжать сюда. Я смотрю на нее и все. Никакого продолжения не будет. Это стало у меня навязчивой идеей, ни малейшей надежды нет. Я словно околдован. Не могу освободиться от чар. А ведь я сделал все, что мог. Клянусь тебе! Я пытался. Успокоительное, алкоголь, женщины. Но мне плевать на женщин, они для меня не существуют. И если ты хочешь знать всю правду…
– Мак, прошу тебя…
– Нет, я хочу все сказать. Я хочу высказать вслух, может, мне полегчает, знаешь терапевтическое действие исповеди… Короче, вот что: с тех пор, как я увидел Веру, меня не тянет больше к моей жене. Джандер поднял свой стакан, поднес к губам, посмотрел на него и отставил. Он подозвал официанта и, указав на стол, за которым сидела Вера, спросил: – Вы можете это устроить? Официант колебался. Джандер достал бумажник. В нем была одна десятидолларовая банкнота и несколько долларов. Он опустил десять долларов в руку официанта. Официант взглянул на десять долларов, потом подошел к столику, за которым сидела Вера, и прошептал ей что-то на ухо.
– Почему ты это сделал? – спросил Котерсби.
– Сам не знаю. Выпил, наверное.
– Да нет, ты почти не пил.
– Ну что ж, – Джандер пожал плечами. – Значит, я хочу с ней поговорить.
– О чем?
– Понятия не имею. Котерсби откинулся на кресле и мрачно уставился перед собой. Блестящее покрытие стола было выделано в форме аметиста и отражало фиолетовый свет, падавший с потолка.
– Страдание, – пробормотал он. – Пурпурное страдание немыслимых желаний. – Он посмотрел на Джандера. – Может быть, ты тоже попался, а? Джандер не отвечал. Он незаметно повернул голову в сторону столика, за которым сидела девушка. Все трое мужчин говорили одновременно. Здоровые бугаи с темными от загара лицами. Они походили на игроков в регби. Все трое выпили, а один качался на стуле и делал явные усилия, чтобы не упасть. Почувствовав взгляд Джандера, Вера сделала движение встать. Сосед положил ей руку на плечо, чтобы удержать. Она что-то сказала, но он не убирал руки. Она замерла, глядя ему прямо в глаза. Воцарилось напряженное молчание, и мужчина убрал руку. Другой мужчина положил на стол деньги. Она взяла их, сложила, спрятала в складках платья, поднялась и медленно двинулась к столу Котерсби и Джандера.
– Нет, я не выдержу, – встал Котерсби.
– Куда ты? – спросил Джандер. Но Котерсби не ответил и скрылся за лиловой портьерой, отделявшей зал от холла. Джандер хотел догнать его, но у него не было сил двинуться. Его взгляд был прикован к Вере.
– Вы хотели меня видеть? Он кивнул и указал на стул, с которого только что встал Котерсби. Она села.
– Могу я вас угостить чем-нибудь? – спросил он.
– Я не пью.
– На работе? – Вообще не пью. Он замолчал, не зная, что сказать.
– Так что же? – спросила она. – Я вас слушаю.
– Извините меня.
– Не за что. Я просто пытаюсь сэкономить вам время. Каждая минута, которую я провожу за этим столом, стоит вам тяжело заработанных денег. Так что лучше скажите мне сразу то, что хотели. Джандер посмотрел на нее.
– Вы говорили о тяжело заработанных деньгах. Как вы узнали, что они мне нелегко даются? – Это сразу видно. Вы похожи на человека, проводящего долгие часы за рабочим столом. И за маленькую зарплату.
– Вы правы. – Он вынул бумажник и показал его содержимое: три доллара. – Возьмите и скажите, сколько я вам еще должен. Я одолжу у приятеля.
– Не стоит, – ответила она. – Это бесплатно.
– Возьмите хоть эти.
– Уберите бумажник. Он повиновался. Теперь он ждал, что она поднимется. Но она не двинулась. Ее глаза, внимательно глядящие на него, словно излучали ток, от которого он вздрагивал. «Что происходит?» – спрашивал он себя. И не находил ответа. Оставалось только покориться. Они были вдвоем в мире, в пурпурном тумане. Ему казалось, что она говорит с ним, но только не словами. Он словно слышал беззвучные рыдание, а за ними глухую тоску. Потом внезапно туман рассеялся. Он снова различил ее черты и спросил: – Скажите, как я могу вам помочь? – Мы оба нуждаемся в помощи, правда? – А это не может послужить отправной точкой? – Нет, – ответила она. – Это ничего не дает.
– Разрешите мне попробовать. Скажите, что вас тревожит. Она медленно покачала головой.
– Если вы действительно хотите сделать что-то для меня, не возвращайтесь сюда больше. Не возвращайтесь никогда. Она поднялась и ушла. Он следил за ней глазами, но так как она направилась к столику, где сидели игроки в регби, он отвернулся и дал себе слово больше не смотреть. Потом он протянул руку за своим стаканом, поднес его к губам и тут же поставил обратно на стол, пустым. Но спиртное не возымело своего обычного действия. Он собрался заказать еще порцию, когда Котерсби вернулся к столу и сел в ожидании, что Джандер заговорит. Последовало тягостное молчание.
– Уже поздно, Мак, – прервал его в конце концов Джандер. – Пора ехать. Котерсби посмотрел на него долгим взглядом, потом подозвал официанта и попросил счет. Они вышли и подождали, пока им подгонят машину. «Форд» подъехал, остановился, и механик вышел. Котерсби сел в машину. Джандер обошел ее, и вдруг услышал, как его окликают: – Эй, вы, там! Он обернулся и увидел парня с лысоватым черепом и мощной шеей. При росте сто семьдесят пять он весил никак не меньше ста килограммов. Джандер узнал его. Это был один из троицы. «Здоровый бугай», – подумал Джандер.
– Послушайте, приятель, я бы хотел задать вам вопрос, – сказал громила. – Если вы не против.
– Против, – сказал Джандер. – А кто вы такой? – Не имеет значения. Но, вглядываясь в незнакомца, Джандер сообразил, что неоднократно видел его фотографию в спортивных газетах. И тут он вспомнил его имя: Кервальд. Он был на коне уже несколько лет, что давало ему право на заголовок в спортивной рубрике. Он играл жестко, и, если верить комментаторам, его противники постоянно попадали в больницу.
– Можем мы решить вопрос по-джентльменски? – спросил он у Джандера. Джандер молча смотрел на него. Котерсби вышел из машины и присоединился к ним.
– Что происходит?
– Не обращай внимания, Мак. – Джандер повернулся к Котерсби. – Итак, что вам не понравилось? – Да ничего особенного, приятель. Я просто задаюсь себе вопросом относительно вас и девушки. Вы приглашаете ее к себе за стол, и она проводит с вами семь или восемь минут. Но я не видел, чтобы вы давали ей денег.
– Ну так что? – Не знаю, – сказал Кервальд. Он явно старался быть вежливым. – Может, вы просто не знали местных обычаев? – Каких обычаев? – Здесь принято, – Кервальд указал пальцем на ресторан, – оплачивать время, которое девушка проводит у вас за столом. Это коммерческая сделка. Но вы этого, может быть, не знали? – Нет, знал.
– Так почему же вы не выполнили условий? Джандер хотел объяснить, что у него всего лишь три доллара в бумажнике, что он предложил ей деньги, но она отказалась. Но неожиданно заявил: – А пошел ты!.. И открыл дверцу машины, но толстые пальцы Кер– вальда сомкнулись на его плече. Джандер взглянул на здоровенную лапу, которая сжимала ему плечо, потом на красную рожу спортсмена.
– Вы отдаете себе отчет в своих действиях? – спросил он тихо. Кервальд убрал руку, отступил на шаг и сделал жест, выражающий извинение.
– Послушайте, не будем ссориться. Я хочу, чтобы вы меня поняли. У меня к ней чувство. Я действительно дорожу ею, знаете. – Он придвинулся ближе, дыхание его стало хриплым. – Она присаживается к моему столу и слушает мою болтовню, но я всякий раз должен выкладывать деньги. Представьте себе, что должен чувствовать мужина, которому нравится девушка, а он для нее – всего лишь клиент, такой, как все? И вот появляетесь вы, и с вами она разговаривает, а вам это не стоит ни монеты. Понимаете, приятель? Этого я не могу вынести. Я должен понять, почему я обязан платить, а вам это достается даром.
– Спросите у нее самой.
– Я спрашивал, приятель. Я умолял ее открыть мне причину. Но она не захотела мне ответить. Вы – другое дело, вы ответите.
– Вы так думаете? – тихо спросил Джандер. Он снова повернулся спиной и открыл дверцу «форда». И снова каменная ладонь упала на его плечо. Тогда он перестал размышлять и отдался чисто животным инстинктам. Сделав пол-оборота, он выбросил вперед правую руку и ударил Кервальда в губы. Громила отступил на четыре шага. Из разбитой губы потекла кровь. Джандер ждал его, сжав левую руку. Кервальд медленно наступал, грустно качая головой. Подойдя совсем близко, он пустил в ход правый кулак, Джандер сделал обманное движение правой и легко влепил здоровенный хук левой прямо в грудь регбисту, и еще раз – выше. Не давая противнику опомниться, Джандер снова послал кулак ему в губы и залил кровью подбородок именитого спортсмена. При этом он подумал, что все это маразм и глупость. Он опустил руки и хотел сказать что-то примирительное, но тут же сообразил, что уже слишком поздно. Кервальд ринулся на него всем своим весом. Джандер попытался парировать удар левой рукой, но почувствовал пронзительную боль в виске и упал как подкошенный. Ему казалось, что глаза сейчас вылезут из орбит. Опершись на крыло машины, он поднялся. Кервальд снова наступал, но подоспевший Маклин бросился на силача сзади, обхватил за шею и дернул изо всех сил назад. Они отступили на метр.
– Оставьте меня, – прохрипел Кервальд. Но Котерсби не отпускал.
– Оставьте, черт возьми! – повторил Кервальд. Котерсби усилил нажим. Ноги Кервальда согнулись в коленях, он откинулся назад и мощным ударом поясницы отбросил Котерсби. Тот упал на спину, попытался подняться и снова упал. Он лежал с закрытыми глазами, но не потерял сознание и слышал удары кулаков, скрип подошв по гравию, прерывистое дыхание и сердитое сопение бойцов. Он с усилием открыл глаза и увидел, что Джандер снова получил прямой удар в правый висок. Джандер осел. Служители стоянки и несколько вышедших из ресторана клиентов выстроились кругом и следили за происходящим. Они молча ждали, сумеет ли подняться Джандер. Он поднялся, шатаясь, сделал несколько неверных шагов, соориентировался, направился к Кервальду, получил в угол рта здоровенным кулаком и двинул в правый угол окровавленного рта Кервальда. Игрок в регби поднял обе руки, защищая лицо. На это и рассчитывал Джандер. Он вонзил левый кулак в живот Кервальда и припечатал двойным ударом. Кервальд застонал и согнулся пополам. Джандер решил повторить маневр, но сильные руки удержали его. Сопротивляться друзьям Кервальда он был не в состоянии.
– Оставьте меня, – сказал он. – Бой еще не кончен.
– Кончен, – сказал один из игроков в регби.
– Отличная работа, – заверил другой, расплывшийся в пьяной улыбке. Приятно было смотреть.
– Отпустите меня немедленно! – Спокойно, не нервничайте, – проговорил первый, едва ворочая языком. – Вы победили. – Он повернулся к зрителям. – Ведь верно? Никто не ответил. Почти все смотрели, как согнувшись вдвое и прижав руки к животу, идет Кервальд. Рот его был открыт, губа страшно распухла, левая бровь разбита в кровь. Кто-то в толпе прокомментировал: – Похоже, это Кервальд, игрок в регби.
– Нет, – откликнулся другой голос. – Это Кервальд, известный боксер. Он сражается с теми, у кого на тридцать килограммов меньше весу, чтобы доказать, что ему не страшно. Кервальд бросил на говорящего злобный взгляд:
– Когда протрезвишься, поговорим.
– Мы можем поговорить прямо сейчас, – сказал задира, отпустил руку Джандера и вышел вперед. Но механики и несколько зрителей удержали его. Второй игрок в регби оставил Джандера и, присоединившись к приятелю, сказал ему несколько слов, потом заговорил с Кервальдом. Все трое вернулись в кабаре. Толпа разошлась. Зрелище было окончено. Котерсби тем временем встал. Он держался за поясницу, и лицо его кривилось от боли. Он подошел к Джан– деру, опиравшемуся на переднее крыло «форда».
– Давай вернемся и выпьем по стаканчику, Калвин.
– Я возвращаюсь в Филадельфию, Мак. Ты не едешь со мной? – Сначала выпьем. Мы оба в этом нуждаемся. Особенно ты.
– Почему я? – Ну, потому что… – Котерсби не закончил фразы. – Я знаю, что она потрясла тебя. И я хочу, чтобы ты сказал мне чем. Я бы хотел знать, что произошло, когда вы сидели вдвоем за столиком. Джандер медленно отвернулся. Он рассеянно пощупал шишку на левом виске и опухший глаз.
– Я бы не хотел обсудать этот вопрос, – пробормотал он. – Ни теперь, ни позже. И сел в «форд». Котерсби обошел кругом машину и разместился рядом с ним. «Форд» удалился от «Аметиста», фиолетовый кошмар остался позади, и Джандер дал себе слово никогда сюда не возвращаться.
«Но, естественно, тебе не удалось сдержать слово, – думал он, стоя посреди паркинга и созерцая фиолетовую вывеску. Потому что судьба распорядилась иначе».
– Вы кого-нибудь ищете? – услышал он голос.
Джандер повернул голову и увидел сторожа, который шел к нему. Он подождал, пока сторож подойдет поближе.
– Вы не поможете мне? Сторож критически осмотрел Джандера, слишком просторную для него одежду, явно с чужого плеча.
– Если вы просите милостыню, то здесь не место. В этот момент подошли двое механиков, в белых рубашках и фиолетовых жилетах.
– Что ему надо? – спросил один.
– Не знаю, – ответил сторож. Он повернулся к Джандеру. – Где вы взяли эти брюки? – Одолжил.
– И вы думаете, я в это поверю? – Надеюсь. Он повторял себе, что должен быть осторожен.
– Как вы нашли сюда дорогу? – спросил один из служителей.
– Я был здесь раньше.
– С какой целью? Чтобы ограбить ресторан? Джандер сжал кулаки и собрал все свое терпение.
– Я был здесь по приглашению одного из друзей… Он здешний завсегдатай и тратит немалые деньги в ресторане и на чаевые.
– Да? И как его зовут? – Маклин. Котерсби. Механики переглянулись.
– Вы действительно друг мистера Котерсби? – Близкий друг. Мы вместе работаем. Второй механик недоверчиво посмотрел на Джандера.
– А где именно вы работаете? – В рекламном агентстве «Котерсби и Хегтерт». В отделе документации.
– В таком виде? И небритым? – В конторе я всегда выбрит и на мне белая рубашка.
– А как же вы оказались в таком виде? – спросил второй механик.
Джандер понял, что они готовы ему поверить, но ждут каких-то убедительных доказательств.
– Я был в лодке, – объяснил он. – Удил рыбу. Налетел шквал, и лодка перевернулась. Это произошло около полудня. С тех пор я пытаюсь добраться до своей машины.
– А где она? – В Флекстон-Бич.
– Где это? Джандер пожал плечами.
– Я знаю, где это, – сказал второй механик. – Недалеко от Фортастью. Надо поехать по Сороковому шоссе, потом повернуть на Сорок седьмое, потом на Пятьдесят пятое…
– Ладно, – прервал его первый механик. Он снова взглянул на Джандера с подозрением. Видно, его пока не удалось убедить. Ну а как вы оказалась здесь, вместо того чтобы вернуться в Флекстон-Бич? – Стемнело, знаете, а когда едешь автостопом, то особенно не приходится выбирать куда. Пешком мне туда не дойти: у меня нет ни малейшего представления о направлении: я пошел туда сегодня впервые. Ну так вот, когда я вышел из машины и сообразил, что нахожусь недалеко от «Аметиста», я подумал, что, может быть, застану здесь Маклина Котерсби…
– Его нет, – прервал Джандера первый механик. – Он приезжал вчера. А он никогда не навещает нас два дня подряд.
– Жаль, – вздохнул Джандер. Все замолчали. Но первый механик опять выступил: – Послушайте, мистер, вы очень мило утверждаете, что вы дружите с мистером Котерсби. Но нам бы хотелось быть уверенным, что это так. Тут сторож, который до сих пор не раскрыл рта, подошел к Джандеру, внимательно осмотрел его и заявил: – Он говорит правду. Я видел его здесь. Вместе с мистером Котерсби.
– Когда? – допытывался первый механик.
– Года полтора назад.
– Это не вчера, – заметил первый механик. – Как ты его запомнил.
– Он поцапался тогда с Кервальдом. Знаете, с игроком в регби? Вот это было зрелище. Видели бы вы, что они творили! Я думал, придется вызывать «Скорую».
– Ты не ошибаешься? Этот парень дрался с бугаем Кервальдом? – И хорошенько его отделал! – Да, теперь и я вспомнил, – закивал головой второй механик. – Еще Котерсби пытался вмешаться, но его тут же положили на лопатки. Все трое мужчин смотрели теперь на Джандера с уважением.
– Ладно, погодите немного, – сказал сторож.
– Куда ты? – Сейчас вернусь. Он пересек площадку, вошел в здание и почти сразу же вышел.
– Я поговорил с директором, сказал, что друг Маклина Котербси остался без транспорта. Директор согласился, и я взял брейк. Сторож сделал знак Джандеру, и они пересекли стоянку, чтобы сесть в брейк, фиолетовый, как все здесь. Меньше чем через полчаса брейк подъехал к Флэкстон– Бич и стал за машину Джандера. Джандер поблагодарил сторожа и вышел из брейка. И тут же в домике, примыкавшем к магазину, зажегся свет, и голос крикнул: – Кто здесь? – Это я, – ответил Джандер. – Я приехал за своей машиной.
– Ну и дела! – откликнулся голос. Через несколько мгновений из дома выскочил мужчина в купальном халате и бросился к Джандеру.
– Я думал, вы уж не вернетесь! Что с вами случилось? – Я должен вам лодку.
– Не беспокойтесь из-за этого, – сказал мужчина. – Главное, что вы не попали на ужин акуле. Когда поднялась буря, я начал беспокоиться. Потом, видя, что вы не возвращаетесь, я предупредил береговую охрану. Надо им перезвонить.
– Сколько я должен вам за лодку? – спросил Джандер.
– За эту старую посудину? Ну, скажем, тридцать долларов. Годится? – Этого не достаточно. Пятьдесят.
– Я сказал тридцать, – твердо ответил мужчина.
– Вы слишком любезны. Я вышлю вам деньги по почте.
– Теперь, – сказал хозяин, – я должен позвонить береговой охране. Вы хотите с ними поговорить? – Не стоит, – ответил Джандер.
– Им нужен отчет. Они будут интересоваться деталями.
– Скажите им, что я вернулся к берегу вплавь, заблудился, но в конце концов добрался до места.
– А одежда? – спросил лодочник, указывая на болтающиеся брюки и рубашку. Джандер мгновение поколебался.
– Мне одолжил их водитель грузовика. У него были запасные в кабине.
– Вы хотите сказать, что он отдал их вам? – Черт возьми! – не выдержал сторож, привезший Джандера. – Что вы к нему привязались? Лодочник обернулся к лиловому брейку.
– А вы помалкивайте, – бросил он. Не давая времени сторожу ответить в том же духе, Джандер быстро сказал: – Не надо сердиться! – А я и не сержусь, – проворчал лодочник. – Просто я здесь работаю и должен жить в мире с береговой охраной. Если они станут задавать мне вопросы, я должен знать, что отвечать.
– Вы думаете, что я украл одежду? – Конечно, нет. – Он скрестил руки на груди, нагнул голову и всмотрелся в лицо Джандера. – Хотите знать, что я действительно думаю? Вы что-то скрываете. С вами что-то случилось, и вы не хотите, чтобы береговая охрана об этом узнала.
– О Господи! – с досадой вздохнул сторож. Хозяин лодки обернулся к нему. И Джандер снова вмешался.
– Верьте мне! – сказал он примирительно. Человек в халате покачал головой.
– Ладно. Говорите, что хотите, – проворчал сторож. – Мне пора обратно.
– Езжайте, – сказал Джандер. – И спасибо, что вы помогли мне. Сторож захлопнул дверцу, завел мотор, развернулся и уехал. Джандер двинулся к «форду». Хозяин лодок шел за ним следом.
– Почему вы не хотите мне всего рассказать? – Да что рассказывать, в конце концов? Что я еще должен вам сообщить? – Я убежден, что с вами что-то произошло. Джандеру показалось, что собеседник видит его насквозь.
– Просто я смотрел сегодня смерти в глаза, – сказал Джандер. – Там, среди волн. Лодочник все еще смотрел на него. Прошло несколько минут, потом он снова заговорил: – Я читаю по вашему лицу. Джандер ничего не ответил.
– Я скажу вам, как мы поступим, – сказал хозяин лодок. – Мы ничего не будем выяснять. Я передам береговой охране то, что вы мне сказали. И нет никаких оснований, чтобы они не поверили в вашу историю. Но я – другое дело, я от природы любопытен, и я хотел бы знать, где вы откопали свои шмотки. Тут он повернулся и вошел в дом.
Джандер открыл дверцу и сунул руку под сиденье, где хранились запасные ключи. Через несколько мгновений «форд» тронулся с места и покатил по Сорок седьмому шоссе в направлении к Филадельфии.
Около трех часов утра «форд» пересек мост Бенджамина Франклина, проходящий через Делавэр. Огни Филадельфии становились все ближе, а Джандер тем временем размышлял. Вчера утром ты воображал, что едешь на рыбалку. А на самом деле ты отправился на поиски. На поиски человека, который выпал из твоей памяти. Если бы ты мог наклонить зеркало так, чтобы увидеть, что у тебя внутри, ты бы различил то самое, что бросилось в глаза хозяину лодок, когда ты заливал ему про водителя грузовика. Он читал на твоем лице, тот парень. Проницательный, ничего не скажешь. Немного напоминает Рензи– гера. Ты думаешь, тебе суждено еще раз его увидеть? Вряд ли. Он не позволит, чтобы Веру обижали из-за того, что ты убежал; могу представить, что они с ним сделают. И так и этак они бы к этому пришли, не сегодня, так завтра. Думаю, ему все равно. И все же жаль, что я ничем не мог ему помочь. Я ведь ему обязан. А может, еще не все потеряно, и, когда ты вернешься, он будет жив… Так, значит, ты твердо решил туда вернуться. Значит, вот почему ты так торопился к своей машине? Ты не сможешь добраться туда без колес. Но сейчас ты на своей машине, однако жмешь в сторону Филадельфии. Как так? Да, на этот вопрос безусловно существует ответ, но поскольку я безумно хочу спать, то не соображу, правильный он или нет. «Форд» катил теперь по Вайн-стрит. Джандер повернул направо, по скоростной магистрали Скулкилл по направлению к Джермантауну. Стрелка указателя уровня топлива стояла почти на нуле, когда «форд» остановился на Уолнат Лейн в Джермантауне. Джандер вышел из машины и направился к маленькому домику. Он поднял глаза: одно из окон светилось. Лифт поднял его на второй этаж. Он прошел коридором, в котором давно пора было сменить ковровую дорожку, вставил ключ в замочную скважину двери, которая вела в квартиру, обходившуюся ему в восемьдесят долларов в месяц, и вошел. Они обе сидели на софе. У матери в руках был зажат скомканный носовой платок, глаза покраснели, как если бы она много плакала. Маленькая женщина, которая держала себя на железной диете, чтобы не располнеть и красила волосы в бледно-желтый цвет. Ей исполнилось пятьдесят шесть, и она никак не могла смириться с этой мыслью, поэтому проводила целые дни в институтах красоты. Она смотрела на Джандера и не верила своим глазам, потом захотела подняться, но это движение оказалось ей не по силам, и она упала обратно на софу.
– Принеси мне стакан воды, – обратилась она к дочери. Но та не шевельнулась. Она смотрела на брата и поглаживала себе подбородок указательным пальцем.
– Ты знаешь, что мы пережили? – спросила она. – Ты отдаешь себе отчет? – Принеси мне стакан воды, – повторила мать. – И успокоительное. Сестра Джандера поднялась и бросила на него убийственный взгляд.
– Ничтожество, – сказала она. – Всегда таким был и останешься. Не спуская с него враждебного и презрительного взгляда, она подошла к низкому столику около дивана и взяла почти пустую пачку сигарет. Обе пепельницы на столе были переполнены окурками. Сестра Джандера поднесла спичку к сигарете и выдохнула дым, как плюнула.
– Ну, ты так и будешь стоять как истукан? – Расскажу позже, – ответил Джандер. – Я слишком устал. Пойду спать. Он двинулся через гостиную, но сестра опередила его и загородила дверь. Она была среднего роста и худая как щепка. Настоящее пугало огородное, без формы и красок: то, что осталось от нее после двух неудачных браков.
– Нам позвонили из Нью-Джерси. Сказали, что ты вышел в море на лодке и не вернулся. Твоя мать проплакала всю ночь. И я тоже.
– Ты тоже? Что-то не похоже.
– А откуда у тебя эти тряпки? – спросила сестра.
– От портного.
– Он еще шутки шутит! – прошипела сестра. – Вообще, все это шутка, так ведь? «Точно, – подумал Джандер. – Кто-то здорово надо мной подшутил».
– Ты нам не расскажешь, что произошло? – спросила мать.
– Я невыносимо устал, мама…
– Знаешь, что я думаю? – вмешалась его сестра. – Я думаю, что он загулял неизвестно где, потом у него сперли кошелек и одежду. Эти лохмотья, что на нем, он нашел, держу пари, на помойке. А телефонный звонок был вовсе не из Нью-Джерси, а из бистро, где он вечно торчит. Он попросил какого-нибудь бездельника из своих дружков позвонить нам по телефону, ему ведь начхать на то, что мы тут ждем его, беспокоимся, молимся… Джандер вздохнул, уставившись в ковер и сожалея, что таким, как его сестрица, ничего не втолкуешь. Как об стенку горох. Говорят они на разных языках. Он снова вздохнул: – Звонили не из бистро…
– Жалкий лгун, – прервала его сестра.
– Дай ему сказать, – вмешалась мать. Но и она, похоже, не очень верила.
– Я поехал удить рыбу, в Джерси, – сказал он. – Лодка перевернулась, и я провел в воде несколько часов, пока добрался до берега. Я никак не мог вас предупредить. Я пытался отыскать дорогу обратно в порт, а лодочник тем временем уведомил береговую охрану и сообщил номер машины. Так вот они и сумели на вас выйти.
– Он принимает нас за идиоток, – заметила сестра. Мать и дочь хором затрещали. Джандер вошел в свою комнату и захлопнул дверь перед их носом. Но их ругань доносилась через стену. Джандер снял с себя рубашку, полотняные брюки и трусы. Он прошел в ванную, задернул занавес и включил душ. Горячая вода вернула ему силы, и он решил побриться. Только он взбил пену, как в ванную ворвалась сестрица: – Мы должны договориться безотлагательно…
– Слушай, уйди, пожалуйста.
– Я хочу, чтобы ты знал, что я в курсе, – пролаяла она. – Я знаю, что ты затеваешь.
– Что ж, в таком случае, тебе повезло. Ты знаешь больше меня, – пробормотал Джандер, начиная бриться. В зеркало он увидел, как в ванную вошла мамаша и встала рядом с сестрой. Он подставил бритву под горячую воду.
– Прошу вас, дайте мне спокойно побриться.
– Если ты собираешься сматываться, вали отсюда, – заявила сестра. Он поднес к лицу бритву, но рука его замерла. В зеркало он смотрел на них.
– Разве я сказал, что собираюсь уезжать? – Ты только об этом и мечтаешь, – заметила мать. – Мы давно замечаем. Вечером, когда ты возвращаешься, ты идешь как на каторгу. Ну а раз так, я хочу тебе сказать, что тебя никто здесь не держит.
– И не воображай, что мы без тебя не проживем, – добавила сестра.
Они ждали, что он скажет что-нибудь. Но он продолжал бриться.
– Я могла бы пойти работать, – сказала мать.
– В этом нет необходимости, да и я бы этого не допустила, – заметила сестра. – Я – твоя дочь и позабочусь о тебе. Пройду курсы стенографии. А квартиру мы снимем подешевле и будем меньше тратить на питание. Если у нас не останется иного выхода, мы так и поступим.
– Во всяком случае, не оставайся из-за нас, Калвин. Каково бы ни было твое решение, я согласна.
– Ия тоже, – сказала сестра. Они вышли из ванной. Джандер кончил бриться, сполоснул лицо холодной водой, протер лосьоном. Он снял полотенце, которое опоясывало его, вернулся в спальню, включил электрический вентилятор и направил на свою кровать. Потом надел трусы и снова пошел в ванную комнату, почистить зубы. Обычно эта процедура занимала у него не больше минуты. Но в этот раз он не думал о том, что делает, время шло, и зубная щетка двигалась туда– сюда. «Если ты вернешься в эту хибару, один шанс против тысячи, что тебе удастся выбраться оттуда живым. Только полный идиот может об этом думать. А ты все-таки не совсем идиот. Конечно, время от времени ты делаешь глупости, но все же должен соображать, что уцелел чудом. И не стоит испытывать свободу дважды». Он перестал чистить зубы и уставился на себя в зеркало. Лицо, которое он увидел, не показалось ему привлекательным. Усталая физиономия и тусклый взгляд человека настолько измотанного, что вряд ли он может логично размышлять и принимать решения. Он вернулся к себе в комнату, лег на кровать и стал слушать гудение вентилятора, гонявшего липкий жаркий воздух. Возведя глаза к потолку, он попытался сформулировать определение в собственный адрес. Трус он или мужественный парень? Но так и не решив этот вопрос, заснул.
Десять минут десятого он открыл глаза, снова закрыл и решил поспать еще час. Подумал, что у него куча дел сегодня и пора двигаться. Во-первых, ему нужны деньги, и, следовательно, надо заехать в банк. Но тут сообразил, что сегодня – воскресенье. «Вот видишь, тебе лучше поспать», – шепнул ему злой гений, и он погрузил лицо в подушку. Через несколько минут он вспомнил, однако, что в верхнем ящике гардероба у него есть заначка, и встал. В ящике оказалось семь долларовых бумажек и две пятидолларовые. «На бензин хватит, – сообразил он. – Но надо вести осторожно: у тебя нет прав, они лежат в бумажнике, а бумажник покоится на дне залива». Он надел рубашку с короткими рукавами, хлопчатобумажные брюки и полотняные туфли. Квартира спала. Мать и сестра, должно быть, еще не встали. Разбудить их и предупредить? Но о чем? Все равно они ничего не поймут. На лестничной площадке он подождал лифт, ждать ему надоело, и он спустился пешком, вышел из здания и сел в «форд». На Вайн-авеню он остановился у заправочной станции, набрал полный бак, купил пачку сигарет и закурил. Через несколько улиц он снова остановился и зашел в маленький ресторан выпить кофе. Сев в «форд», он положил руки на руль, но вместо того чтобы тронуться с места, задумался о том, что поведал ему Рензигер: о плане побега, предусматривающем убежище, которое Хебден использовал тридцать лет тому назад, будучи контрабандистом, и куда вернулся с женой и дочерью девятнадцать лет тому назад, спасаясь от преследования.
– Что произошло в тот период? – размышлял Джандер. – Почему он скрывался? Какое преступление совершил? Почему отказывается обсуждать это?
Но, сидя на месте, ответа не узнаешь. Он включил мотор и направился к Филадельфийской муниципальной библиотеке. В просторном читальном зале занималось не более десяти человек. Джандер подошел к средних лет господину, сидящему за барьером. Тот делал в тетради какие-то пометки и сначала закончил работу, а потом уже поднял голову.
– Чем могу быть полезен? – Я должен найти статью в газете.
– Какую статью? – Я и сам толком не знаю. Библиотекарь повернул голову и поправил букет остро отточенных карандашей в высоком бокале, затем откинулся на спинку кресла и полюбовался своей работой.
– А нельзя ли поточнее? – Я ищу сообщение о событии, которое должно было произойти девятнадцать лет тому назад.
– Вы не уверены что оно имело место? – Почти уверен, – ответил Джандер, не желавший пускаться в подробности. Библиотекарь подождал, не скажет ли Джандер что-нибудь еще.
– Извините, что я вас беспокою, но я здесь впервые и не знаю, как пользоваться картотекой.
– Не за что, это моя работа, – сказал библиотекарь. Он взял карандаш. – Когда это было? – Девятнадцать лет тому назад.
– Какого числа? – Не знаю даже ни месяца, ни времени года. Библиотекарь написал на бумаге номер текущего года, вычел девятнадцать и подчеркнул полученную цифру.
– Вам нужна какая-то конкретная газета? – Местный орган. Библиотекарь поднялся из-за пюпитра: – Сюда, пожалуйста.
Они подошли к гигантской картотеке: на каждом ящике стояла дата. Библиотекарь нашел нужный год и вытащил мотки пленки.
– Это микрофильмы, – объяснил он Джандеру. – В каждом три полных месяца издания.
– Будет достаточно первой страницы каждого номера. Библиотекарь взглянул на него, но ничего не сказал. Они снова прошли зал и остановились перед рядом проекторов. Проекторы были расположены на длинном столе, под каждым из них, параллельно поверхности стола находился экран, величиной как раз в газетную страницу. Библиотекарь заправил пленку, нажал на кнопки и осветил экран, потом покрутил ручку. На экране возникла первая страница газеты. Джандер прочел дату. Первое января. Большая фотография изображала празднование Нового года на Брод-стрит. Библиотекарь вернулся на место, а Джандер перешел ко второму января. Что он искал? Крупный заголовок на всю страницу. Нечто такое, что непременно привлечет его внимание. При условии, что в тот год действительно что-то произошло. Ведь его версия основывалась ка предположениях, неясных указаниях, более или менее логичных выводах. И если он ничего не обнаружит, то возвращаться туда, где его ждут ружейные выстрелы и бездонные болота, готовые поглотить его труп, было бы чистым безумием. Он повернул ручку, ознакомился с заголовками от третьего января и перешел к следующему дню. Через двадцать минут он был уже на семнадцатом сентября. Крупный заголовок ка первой полосе привлек его внимание, он перечитал его, просмотрел статью, медленно повернул ручку, дошел до третьей страницы и продолжил чтение. Это громкое дело не сходило с первой полосы в течение одиннадцати дней.
Джандер не упустил ни слова из сообщений: закончив, он свернул пленки и вернул их библиотекарю. Тот не успел и рта раскрыть, а Джандер уже выходил из зала периодики. Он сел в машину и включил зажигание. В горле у него стоял ком. Он глубоко вздохнул, чтобы прогнать неприятное ощущение. Но ком не проходил. Он поехал по скоростной магистрали, потом выехал на автостраду по направлению к югу Нью-Джерси.
Сороковое шоссе. Обычный воскресный поток машин. На спидометр Джандер не смотрел, зато сосредоточил свое внимание на счетчике. По его представлению до поворота на юг оставалось совсем немного. Повернув направо, он стал искать знакомые ориентиры. Ни единой афиши. Он уже решил, что ошибся, и тут заметил рекламу пива «Хайерс». Через пять километров он свернул направо, проехал еще шесть километров, снова свернул направо, потом налево, еще раз направо и почти тотчас увидел щит с номером 553.
Он ехал теперь со скоростью пятьдесят, потом тридцать километров в час, вглядываясь в густую стену сосен. Он то и дело вытирал струившийся по лицу пот. Потом резко затормозил. Перед ним была лесная дорога. Ни о чем не думая, смотрел он на лесную прогалину. Руки безвольно лежали на руле. Горло пересохло, грудь точно сжало обручем. Он открыл рот, ловя воздух, но легкие отказывались повиноваться. Ведя одной рукой, а другой защищая глаза от нестерпимо яркого света, он поехал по дороге. «Немного находчивости – и ты можешь вырулить прямо к фасаду. Для этого требуется точный хронометраж и определенная маневренность. Если тебе повезет, ты сумеешь поговорить с Верой так, что другие и знать не будут о твоем присутствии. Ты расскажешь ей о том, что произошло девятнадцать лет тому назад. Дальше уж ей решать. Больше ты ничего не можешь сделать». Он взглянул на часы. По лесной дороге он ехал уже около получаса. Через несколько секунд он различил желтоватое пятно лесного озера. Он заглушил мотор, вышел из машины и сделал несколько неуверенных шагов. Потом вернулся к «форду», снова сел за руль и проехал с десяток метров, съехал с дороги и запетлял между деревьями, пока ветви полностью не закрыли ветровое стекло. Он затормозил, вышел из машины и вернулся на дорогу. То, что виднелось между стволами, теперь было совсем близко: грязно-серый цвет деревянных стен, которые несчетное количество раз побывали под дождем, и отблеск солнца на оконном стекле. «Вот и дом», – подумал Джандер. Он прошел около пятидесяти метров и услышал тихое журчание ручейка. Он наклонился, умыл лицо, выпил несколько глотков. Вода была чуть солоноватой, но восхитительно вкусной. Он снова нагнулся, и тут услышал голос: – Встать! Этот женский голос стал хриплым от алкоголя. Он поднялся и, не оборачиваясь, сказал: – Это я, Телма. Всего лишь я. Вы меня знаете.
– Хорошо, двигайтесь.
– Куда? – К дому.
– А мы не могли бы поговорить здесь? – Нет, – ответила Телма. – Вперед. Он пошел к дому; в двух метрах за его спиной шла женщина. Они вышли на песчаную прогалину, которая медленно спускалась к озерцу. Не поворачивая головы, он посмотрел направо, потом налево. К маленькой пристани была привязана лодка, но другого судна, с дополнительным мотором, видно не было, «понтиака» тоже. Он хотел спросить, куда они все отправились, но удержался. Он чувствовал ружье за спиной, и понимал, что любое неожиданное движение могло спровоцировать выстрел. Он вздрогнул и закрыл на мгновение глаза. Они подошли к двери.
– Откройте, – приказала жена Хебдена. Он повернул ручку. Дверь заскрипела. Они медленно прошли гостиную по направлению к дивану. Телма по– прежнему шла за ним.
– Куда это вы? – спросила она.
– Хочу сесть, я очень устал.
– Садитесь. Она остановилась посреди комнаты и смотрела, как он подходит к дивану и опускается на него. Потом, держа ружье одной рукой, палец на спусковом крючке, она попятилась, прикрыла дверь, подошла к лавке и вытащила из-под нее двухлитровую бутыль, наполовину заполненную бесцветной жидкостью. Села, положив ружье на колени, медленно раскупорила бутыль, сделала несколько жадных глотков, с нежностью посмотрела на бутыль и еще раз приложилась к горлу. Потом отставила драгоценный сосуд, откинулась назад и подняла глаза к потолку.
– А теперь расскажите, зачем пожаловали.
– Вы мне не поверите.
– А вы попытайтесь.
– Вера. Она перевела взгляд на него: – Идиот несчастный! – Знаю. Но уж какой есть.
– Надо лечиться. – Она посмотрела на ружье. – Приходится таскать его всюду за собой и все время быть начеку, а когда я думаю о том, сколько раз приходилось им пользоваться… Вы думаете, мне доставляет удовольствие сидеть и смотреть на вас, зная, что у меня нет выбора? – Но на самом деле вы этого не думаете.
– Как так? – А так, – Джандер с удивлением заметил, что голос его не дрожит. – Если бы вы действительно думали, что у вас нет выбора, вы не стали бы рассуждать. Вы бы просто выстрелили. Она снова взяла бутылку и отпила порцию любимой отравы.
– Я хотела бы знать, что происходит. Держу пари, вам безразлично, знаю я или нет. Она вся наклонилась вперед. Ружье по-прежнему лежало на коленях. Она впивалась в него взглядом.
– Безнадежная попытка. Я пытаюсь выиграть первый приз. Если я его не получу, мне все равно, что со мной будет.
– И он говорит серьезно, – пробормотала Телма. – Она снова подняла бутылку, отпила и поставила на пол. – Ну ладно, валите отсюда! – Что такое? – Вам не понятно? – прошипела Телма, не повышая голоса. – До вас не доходит, что я для вас делаю? Джандер кивнул.
– Спасибо, Телма.
– «Спасибо, Телма». Спасибо! И сидит как истукан! Да уезжайте скорее, черт вас побери! Пока это возможно. Они вышли в море и вернутся с минуты на минуту. Если вы не поднимете свой зад, пиши пропало! Давайте, двигайтесь, удирайте с черного хода… Он медленно покачал головой.
– Послушайте, Хебден и я, мы вот уже двадцать шесть лет вместе. И я впервые собираюсь проделать такую штуку. Не спрашивайте почему. Выполняйте и все. Да побыстрее, а то на меня спустят всех собак.
– На вас? – Если Хебден увидит, что вы уходите отсюда, а я сижу сложа руки, он меня даже ни о чем не спросит. Он только взглянет так, как будто видит впервые. Он разом вычеркнет эти двадцать шесть лет. Он раздавит меня, как гусеницу, вот и все. Джандер машинально закурил сигарету. Сквозь сероголубые завитки он созерцал собеседницу.
– Ну-ну, размышляйте. – Она ухватила бутылку и отпила новую порцию. – Видишь, он взвешивает за и против, – обратилась она к бутылке. – А когда все-таки решит убраться подобру-поздорову, будет слишком поздно, а со мной поступят, как с Рензигером.
– С Рензигером? – Ликвидирован. И это в порядке вещей. Когда он отпускал вас вчера вечером, то знал, на что идет. Хебден сошел вниз, увидел, что вас нет, посмотрел на Рензигера. Тогда эта гадина Гэтридж подошел к бедолаге и взял его за горло. Хебден отстранил Гэтриджа, и они оба уставились на Седого, ожидая, чтобы он начал.
– Что начал? – Говорить. Попытаться объяснить. Но нет. Рензигер отлично повел дело. Они смотрели на него, а он смотрел на них. «Что уставились?» – спросил он. – Да, я отпустил его, что теперь?» Повернулся к ним спиной и пошел через комнату, словно собирался выпить стакан воды на кухне. Когда он дошел до середины, Хебден прикончил его. Одним ударом. Потом они привязали груз к его ногам и увезли на лодке. Отплыли метров пятьсот, там глубоко.
– Очень жаль.
– На самом деле, – заметила Телма равнодушным голосом, – он был неважным солдатом. Вечно у него что-то болело, и он поднимался на второй этаж отдохнуть. Сердце у него было сработано, желудок не варил, легкие трачены молью. Ему было шестьдесят три года с чем-то, и нечистая совесть в придачу. Хебден, можно сказать, оказал ему услугу. Что? Вы все еще здесь? Я думала, вы давно взяли руки в ноги. Вы, видно, хотите, чтобы с вами случилось то же самое? – Я приехал, чтобы поговорить с Верой, и подожду ее. Я должен поговорить с ней. Она взяла ружье и наставила на Джандера.
– Даю вам четыре секунды. Иначе вы останетесь без передних зубов. И я не шучу. Молчание длилось не менее четверти минуты. Оба застыли, как статуи под снегом. Дуло ружья не дрожало. Потом, очень медленно, Телма опустила оружие и, не глядя на Джандера, проговорила: – Дорогой мой господин, должна вас предупредить. Если вы ждете милостей от Веры, то напрасно. Эта девушка и слышать не хочет о мужчинах. А к ней подкатывалось не мало. Тот, кто осмелился распустить руки, попробовал ее ножа. Именно так. Никто еще не дотронулся до нее. И никогда не дотронется. Она знает, чего хочет. Она красива и все такое, но внутри – лед. Один лед. Джандер закурил сигарету. Бросил окурок на пол и раздавил каблуком. Потом закурил новую и спросил: – А ее никогда не лечили? – От чего? – От ее состояния.
– Откуда я знаю, что с ней. Я не врач, – ответила Телма. – Что это вы на меня набросились? Она откинула голову назад. Уровень в бутылке заметно понизился. Джандер поудобнее устроился на диване. Он разглядывал завитки дыма, потом дул на них и наблюдал, как они медленно поднимаются к потолку.
– Если бы я могла вытащить ее, я бы это сделала, – сказала Телма более громким голосом. – Да, конечно бы, сделала. Я на все для нее готова, на все. Можете мне поверить. Так уж устроено природой. Дочь всегда может рассчитывать на мать.
– Но вы ей не мать, – сказал Джандер.
– Что такое? – Вы ей не мать. А Хебден – не отец.
– Кто вам сказал? – спросила Телма.
– Никто.
– А как вы узнали?
– Прочел в газетах. Очень старых газетах.
– Какого года? – Вы отлично знаете, какого. Телма смотрела на него, выпучив глаза и тяжело дыша.
– Я должна быть уверена, что вы знаете, о чем говорите. Что вы вычитали в газетах? – Украденный младенец. Вера Лейтон, одиннадцать месяцев, дочь г-на и г-жи Лейтон, из высшего общества Филадельфии. В семье был еще малыш девяти лет и девочка пяти. Отец – компаньон в инвестиционном банке Кейзерн, Лейтон энд Вейр. Похитители проникли во владения Лейтонов, «Грин Хейвн» в Рэдноре. Нянька не сумела описать бандитов, потому что они подкрались сзади и оглушили ее. Когда, уже в больнице, она пришла в сознание, она сумела вспомнить только то, что слышала два голоса: мужской и женский. В течение первых тридцати двух часов похитители не дали о себе знать. Потом они позвонили Норману Лейтону. Мужской голос потребовал выкуп в двести тысяч долларов.
– Мы не получили этих денег, – заметила Телма. – Ни единого цента.
– Да? А в газетах написано, что Лейтон в точности выполнил полученные инструкции. Он собрал всю сумму в мелких купюрах, положил в картонную коробку, запаковал в оберточную бумагу и склеил липкой лентой черного цвета. Он оставил коробку в указанном месте и немедленно ушел. Позже, поскольку ребенка не вернули, он снова пришел на это место и убедился, что коробки нет.
– Конечно, не было, – возмутилась Телма. – Этого в газетах вы не читали. Но Лейтон не выполнил инструкции. Он совершил обычную ошибку пострадавших: предупредил полицию.
– У него не было иного выхода.
– Может, и верно. Но мы рассчитывали, что он так не поступит. Потому что полицейские – как все люди: есть и хорошие, есть похуже, встречаются и негодяи. Поэтому мы и не получили денег. Негодяи стащили их.
– Вы видели, как они берут их? – У нас не было необходимости видеть. Мы знали и так:коробки на месте не оказалось. Один минус один – ноль, это не требует доказательств, мы все проходили это в начальной школе. Она взглянула на бутыль, откатившуюся от лавки, и вяло махнула рукой.
– Ну и вот, – продолжала Телма, – мы оказались в убогой квартирке первого этажа, окнами во двор, на юго– западе Филадельфии и прекрасно понимали, что второй раз выкуп просить не имеет смысла, если в первый раа сорвалось, лучше смываться. Главное – выйти из окружения. Чувствуешь, как круг, в середине которого ты находишься, сужается, вся местная и федеральная полиция поставлена на ноги. И часы на стене неумолимо отсчитывают время. Тик-так. Часы тикают, и круг сжимается. А малышка сидит себе на полу и играет с игрушками, которые мы купили ей в супермаркете. Глядя на нее, Хебден и велел мне собирать чемодан и сматываться.
– У вас была машина? – Развалюха. Но каталась. Хебден увеличил мощность двигателя. У него была страсть к механике, и это нас чуть не погубило. Я сидела сзади, и девочка спала у меня на руках. И я тоже начала дремать, когда мы выехали на мост Нью-Джерси. Если бы я сидела впереди рядом с Хеб– деном и следила за спидометром, то напомнила бы Хеб– дену, что не время испытывать машину. На этом участке скорость была ограничена девяноста километрами, а он выжимал все сто тридцать. Как только я проснулась, я тут же почувствовала, что они преследуют нас. Оглянувшись назад, я увидела полицейскую машину и два мотоцикла. Хебден свернул на узкую дорогу, и начались настоящие прятки. Нам понадобилось три дня, чтобы добраться до этого дома, и за эти три дня Хебден сменил четыре машины. Последнюю он стянул всего за несколько километров отсюда. Шофер был из тех идиотов, которые не умеют спокойно себя вести под дулом пистолета. Хеб– ден пустил ему пулю в голову, и еще одну, чтобы его прикончить. Я до сих пор помню этот «пакард» по спецзаказу, слоев в двадцать покрытый светло-зеленым лаком. Но Хебдена не занимала сама тачка. У него была какая-то мысль. Я поняла, что лучше помалкивать, и первые два– три дня здесь, в долине, ни о чем с ним не заговаривала. Но в конце концов я не выдержала и спросила, что мы будем делать с девочкой. Она снова нагнулась вперед, протянула руку к бутылке, посмотрела на свою руку и безвольно уронила ее вдоль тела.
– Вы можете мне не верить, если не хотите, – заметила она. – Но если бы это зависело только от меня, мы бы отдали ее обратно в Филадельфию. Ее можно было оставить на улице, а полиция ее бы подобрала и вернула родителям. Заботилась я, конечно, не столько о ней, сколько о нас с Хебденом. У нас с ним все шло гладко, и я хотела, чтобы так все и оставалось. Но когда я заговорила об этом в городе, он так глянул на меня, что я замолкла. И вот в этом самом доме, в этой комнате, когда я спросила, что мы будем делать с девочкой, он подошел вот к этому дивану, на котором вы сидите, и сел рядом с малышкой. Она была справа, а Хебден устроился посредине. Одной рукой он пощекотал ее под подбородком, а другой подхватил подушку. Малышка засмеялась, и он поднялся, накрыть ей голову подушкой, чтобы задушить ее. А я стояла как истукан.
– И вы ничего не сказали? – Ни слова. Я хотела, чтобы все поскорее кончилось. И, с другой стороны, хотела просить и умолять его, чтобы он этого не делал. Он молча держит подушку в воздухе, чтобы девочка не видела, а я не понимаю, чего он ждет. И тут он бросает подушку на пол и заявляет: «Она останется с нами». – «Почему?» – спрашиваю я. А он: «Не знаю», и продолжает щекотать ее под подбородком. И так продолжалось год за годом. Она смеялась и говорила: «Не надо, папа, не надо» и пыталась высвободиться. Но он держал ее. А я сидела, смотрела и ничего не говорила, только посасывала свою водяру. Сидела и ждала.
– Чего ждала? – Когда он сделает это лишний раз.
– И так и произошло? – Конечно. Шесть лет тому назад. Вере было тогда четырнадцать. Она уже носила с собой нож и умела им пользоваться. Она быстро училась. Через несколько месяцев она могла потягаться с мастерами. Парни быстро поняли, что с ней шутить не следует. Но кое-кто попытался. Второй раз они уже не пробовали. Не знаю даже, скольких она отправила в больницу. Знаю, что трое получили такой удар, от которого не оправляются, и никто так и не нашел убийцу. Но эти парни имели сроки за нападение на одиноких женщин, и тела их всякий раз находили на пустынной улице. У Веры я ничего не спрашивала. Я отлично знала, как она это делает. Она давала увести себя в темный переулок, и когда они думали, что дело в шляпе, вытаскивала нож. Не только я знала. В квартале все в конце концов становится известным. Все парни поняли, что эта четырнадцатилетняя девочка может быть как угодно привлекательной, но трогать ее не рекомендуется. Как раз в этот период Хебдена выпустили под честное слово. Приходит он домой и первым делом давай щекотать Веру. И еще раз днем, а потом снова вечером. Она смеется и говорит: «Не надо, папа, не надо», а он щекочет ее и держит, чтобы она не убежала. Но на этот раз он держит ее не за руку, а за талию. И прижимает к себе. Я чувствую: что-то не так. И девочка тоже видит. Она больше не смеется. Она говорит: «Оставь меня», да таким тоном, что у меня прямо мороз по коже. Он отпускает ее и спрашивает. «А что я такого сделал?» Она смотрит на него, наверное целую минуту, говорит: «Никогда так больше не поступай», и уходит из комнаты. А я смотрю на рожу Хебдена, и мне это прямо как маслом по сердцу. Телма протянула руку к бутылке, отпила большой глоток и засмеялась.
– Почему вы живете здесь, Телма? – Чтобы видеть, как он мучается. Он попался в свой же капкан. Знаете, как в кино: человек натягивает шнур около таза, чтобы упал приятель, но в конце концов сам туда попадает. Телма снова угостилась. Джандер закурил еще одну сигарету.
– Бывает трудно понять, что к чему, – сказала Телма. – Вот, например, Хебден с этой диванной подушкой. Он ведь не шутил, он всерьез собирался прижать ее к лицу малышки и задушить ребенка. Но раз он не захотел или не сумел объяснить мне, почему, я принялась думать. Сначала я решила, что он пожалел кроху, но Хебден никогда никого не жалел, и себя самого тоже. Ну так вот, я объясню вам причину: он не мог иметь детей. В двадцать один год он подхватил свинку, и его плохо лечили. А это может привести к бесплодию. Что с ним и случилось. Это мучило его: он хотел сделать мне ребенка и не мог. Я-то ведь считала, что у нас нет детей из-за меня, а потом он объяснил мне, что к чему.
– Значит, он хотел, чтобы она была ему дочерью? – Сначала.
– А потом? – Потом?.. Вы что, не поняли? Она растет, развивается. Люди оглядываются на нее на улице. В четырнадцать лет она уже маленькая привлекательная женщина. Она снова засмеялась.
– Ну так чем вы собираетесь ей помочь? – поинтересовался Джандер. Телма уставилась на него.
– А мне что за дело? Я ведь не хотела ее в семье. Я ей не мать. Пусть отправляется куда подальше. И вы с ней вместе. Джандер пожал плечами, затянулся и увидел, что у его ног на полу раздавлены уже три окурка. Он подумал, что надо курить поменьше.
Голова у него совсем раскалывалась от боли. Потом он сообразил, что слышит шум извне. С озера. Стук мотора.
Телма взяла ружье с колен и с решительным видом наставила его на Джандера. Калвин подумал, что в этот раз она непременно выстрелит.
– Хотя бы скажите за что, прежде чем убивать, – тихонько сказал он.
– Откуда вы взяли, что я собираюсь вас убивать? – А зачем же вы тогда целитесь? – Чтобы доказать, что я не пьяная, а вам лучше не двигаться. Шум мотора все приближался.
– Ладно, Телма. Ладно, – проговорил он примирительно.
– Глупец, – в голосе Телмы послышались грустные нотки. – Несчастный глупец. Говорила я вам, чтобы вы у носили ноги, пока было время. А теперь слишком поздно. Даже если вам удастся выбраться через заднюю дверь, они догадаются, что вы приходили. Сигареты, – она указала на окурки. – И даже если замести их под диван, запах останется. Я-то не курю. Дверь открылась. Гэтридж вошел, увидел Джандера и замер. За ним показался Хебден, и Гэтридж указал ему на диван.
– Посмотри, кто к нам пожаловал! Хебден угрюмо посмотрел на Джандера. Потом повернул голову в сторону Телмы.
– Давно он здесь? – С час.
– А что он делал? Прямо так взял и вошел? – Не совсем.
– Ну так выкладывай, наконец!
– Я его заставила войти, Я была наверху и услыша, шум машины. Но не такой, как «понтиака». Я подошла к окну и увидела его среди деревьев.
– С кем он был? – Один. Хебден взглянул на Джандера.
– Вы пришли сюда один? Джандер кивнул.
– Вранье! – заявил Гэтридж. Телма медленно повернула голову и вместе с тем ружье, так что ствол был направлен теперь в живот Гэт– риджу.
– Не лезь не в свое дело, – сказала она. Гэтридж громко сглотнул слюну, поперхнулся, закашлялся и с трудом проговорил: – Нет, Телма, что ты… я просто хотел знать, что произошло.
– А я тебе скажу, что сейчас происходит. Ты плохо разбираешься в людях. Я тебе не Рензигер. И никому не даю спуску. Если ты еще раз заговоришь со мной в таком же тоне, я тебе продырявлю брюхо. Гэтридж набрал в легкие воздуха и тут же выдохнул, как-будто глотнул какой-то гадости, и отступил. Наткнувшись на кресло, он упал в него, как будто ноги его не держали. Телма усмехнулась на его маневры, потом медленно развернулась, и ружье снова смотрело теперь в сторону Джандера. Тот опять закуривал сигарету.
– Зачем вы пришли сюда? – спросил Хебден.
– Повидать Веру.
– Для чего? – Хочу рассказать ей кое-что.
– Что именно? – Это не ваше дело.
– Нет, вы только послушайте! Может, он думает, что я его буду упрашивать…
– Предоставь это мне, – подал голос Гэтридж.
– Сиди! – отрезал Хебден. – Он повернулся к Телме. – Дай сюда ружье. Она протянула ружье Хебдену, и теперь тот прицелился в Джандера.
– Подумайте сначала, – заметил Джандер. Но он понимал безнадежность попытки: без поддержки он живым отсюда не уйдет. Сейчас раздастся выстрел. Джандер с мольбой взглянул на Телму.
– Он прав, – сказала она Хебдену. Последовала долгая пауза.
– Если ты его убьешь, ты никогда не узнаешь правды, – сказала она.
– О чем? – осведомился Хебден.
– О нем и Вере. Хебден задумался. Потом, не опуская ружья, сделал несколько шагов назад, чтобы видеть и Джандера и Телму.
– Ты о чем? Гэтридж не дал Телме ответить: – Дай мне это сделать, Хебден. Дай! Я могу…
– Заткнись, – оборвал его Хебден. – Ну, я слушаю тебя, Телма.
– Я просто считаю, что тебе надо все обдумать, чтобы не ошибиться. Для чего он пришел сюда? Чтобы видеть Веру? А почему ты думаешь, что она не в курсе? Может, это она его пригласила. Если ты его убьешь, кто знает, как она это воспримет. И что сделает. Хебден молча думал, покусывая большой палец левой руки. В правой он по-прежнему держал ружье.
– Ну и что я по-твоему должен делать? – спросил он у Телмы.
– Подожди, пока она вернется.
– Куда она поехала? – За продуктами и за выпивкой для меня.
– Давно она уехала? – Да часа два будет. Сразу после вас.
– Должна была уже вернуться, – заметил Хебден.
Телма ничего не ответила. Она взяла бутылку, поболтала остатки и выпила. Потом поднялась со скамейки.
– Ты куда? – Наполнить ее. – Телма показала пустую бутыль. – В бидоне еще литров десять. Она пошла в кухню. Хебден все еще покусывал палец. Гэтридж в кресле нервно ерзал.
– Ты не можешь сидеть спокойно? – Долго? – Пока она не вернется. Телма появилась с полной бутылью, подошла к Хебдену и посмотрела на него. В комнате стояла тишина. Потом затрещало кресло: стокилограммовая туша поднялась. Гэтридж смотрел на почти пустую пачку сигарет в руках Джандера, подошел к дивану.
– Дай закурить. Джандер поднял глаза, протянул смятую пачку, спички. Гэтридж забрал одну из двух оставшихся сигарет; бросил пачку на колени Джандеру, закурил и швырнул спички на диван. В этот момент послышался шум машины. Гэтридж вернулся к своему креслу, передумал, пошел к другому, куда раньше положил ружье, схватил его, обошел Хебдена и приказал.
– Брось ружье.
– Ты что, сбрендил? – поинтересовалась Телма.
– А ты сиди, где сидела. Ну что, Хебден, ты бросишь ружье? – Почему? Он попытался повернуть голову, чтобы взглянуть на Гэтриджа.
– Не двигайся. Не смотри на меня. Делай то, что я тебе говорю. Машина на улице остановилась. Хлопнула дверца. Телма, держа обеими руками бутыль, не сводила глаз с Хебдена. О Гэтридже она, казалось, забыла.
– Так ты бросишь его или нет?
Колосс целился в поясницу Хебдена. Несколько секунд напряженной тишины показались Джандеру бесконечными. Грохот падения ружья разрядил немного атмосферу.
– А ты, – обратился Гэтридж к Джандеру. – Толкни его ко мне. Джандер поднялся, подошел к ружью и нагнулся, чтобы поднять его.
– Не так, – сказал Гэтридж – По полу. За приклад. Джандер повиновался. Ружье проехало через всю комнату и остановилось у самых ног Гэтриджа.
– А теперь возвращайся на диван. Джандер покорно отступил и сел, сложа руки. Но его мускулы были напряжены. Дверь заскрипела. Он сказал себе, что не должен поворачивать головы, но все же поднял глаза. Рука Веры все еще лежала на ручке двери. На ней была блузка, брюки, сандалии, в руке полная сумка с продуктами.
– Входи, – приказал Гэтридж. – Ну, не стой на пороге. Я сказал тебе. Вера вошла и поставила сумку на пол.
– Во что ты играешь? – обратилась она к Гэтриджу. Гигант не ответил. Он стоял с полуоткрытым ртом. Лоб покрылся капельками пота. Он осмотрел Веру с головы до ног. Хебден повернул, наконец, голову.
– Зачем ты делаешь это, Гэтридж? Зачем? – Затем. Давно я ждал этого часа. Ну вот он пришел. Все кончено. Ты, Вера, будешь делать то, что прикажу я! – Ладно.
– И делай как следует. Ты ошибаешься, если думаешь, что можешь обвести меня вокруг пальца. Здесь больше, чем ты думаешь, – и постучал себе по голове.
– И что же я должна делать? – Это я тебе скажу, когда мы отсюда выйдем. Мы уйдем ненадолго, вдвоем. Сядем в лодку, и ты погребешь.
– И куда же мы поплывем?
– В хижину.
– Нет, – сказал Хебден. – Нет…
– А ты помалкивай. Еще одно слово, и я всажу тебе пулю в позвоночник. Будешь парализован до конца своих дней. – Тут он повернулся к Вере. – А ты сейчас вот что сделаешь. Вынь-ка свое перо. Потихоньку. Вера опустила руку в карман брюк и медленно достала нож.
– Положи его на пол. Вера нагнулась. Она посмотрела на Гэтриджа, потом на нож и снова на Гэтриджа. Вера держала нож параллельно полу, сантиметрах в двадцати над ним. Опустила его еще ниже, замерла, посмотрела на него и снова подняла глаза на Гэтриджа.
– Ну, давай быстрее.
– Ты сам велел мне не спешить.
– Ну-ну, клади же его. Вера опустила нож еще чуть-чуть пониже, опять задержала руку и вопросительно-кокетливо взглянула на Гэтриджа. Гэтридж наставил ружье на нее. Теперь все его внимание было сосредоточено на девушке. Вера искоса взглянула на Джандера, давая ему понять, что знает, на что он готов и дает ему шанс, а сама по мере возможности придет ему на выручку. Согнувшись, Джандер рванулся к Гэтриджу. Он услышал выстрел, но перед глазами его стояли только ноги противника. Раздался второй выстрел, но в этот миг его плечо ударило Гэтриджа под колени, а руки обхватили икры ног колосса. Гэтридж покачнулся и опрокинулся на спину. Джандер ощутил резкую боль в виске от удара прикладом. Не давая Гэтриджу опомниться, он пригвоздил его к полу и начал методично молотить по переносице. Его кулак бил и бил как молот по наковальне, но он сам чувствовал, что его ударам не хватает мощности. Для того, чтобы сражаться с Гэтриджем, надо было по крайней мере трое таких парней, как он.
Придя в себя от неожиданности, Гэтридж приподнялся и попытался схватить противника за горло. Толстые пальцы нащупывали, продвигались, снова нащупывали. Джандер отклонял голову то вправо, то влево, уклонялся, увертывался от рук, которые подбирались к нему все ближе. «Чего она ждет?» – мелькнуло в голове у Джандера. – Куда она подевалась? Она давно уже могла воткнуть нож в эту тушу». Но он не в силах был позвать ее. Вся его энергия уходила на то, чтобы удержаться верхом на теле противника и увертываться от пальцев, которые стремились сдавить ему горло. Он снова стукнул кулаком между глаз. Переносица гиганта заметно опухла. «Сейчас она его достанет, – подумал Джандер. – Ну, продержись еще немного». Он поднял руку и изо всех сил стукнул кулаком. Но Гэтридж вовремя заметил движение и откатился. Кулак Джандера изо всей силы стукнул пол. Боль пронзила руку. Гэтридж воспользовался секундной передышкой и откатился дальше, поднялся и повалил Джандера на бок. Руки колосса нашли наконец горло Джандера, и вся его стокилограммовая туша тут же навалилась на Калвина. «Да где же она, наконец? Чего она ждет?» Джандер задыхался. Язык его распух, глаза застилал туман. Все окрасилось в фиолетовый цвет… «Конец», – подумал он. Потом он услышал звук. Сначала глухой удар. Затем звон разбитого стекла. Хватка, сжимавшая ему горло, ослабла. Он с наслаждением вздохнул. И тут ощутил на лице жидкость. Спирт. Потом что-то другое, густое, что вытекло из черепа Гэтриджа! Постепенно туман перед глазами рассеялся. Он заморгал и увидел совсем рядом лицо Гэтриджа, который медленно оседал. Прямо перед ним стояла Телма. Она все еще сжимала горло бутылки, которую разбила о голову колосса.
– Вы в состоянии подняться? – спросила она.
Он оперся о локти и с трудом сел. У стены стоял Хебден и смотрел на недвижного Гэтриджа. Гигант еще дышал, в горле у него хрипело и булькало. Потом он вздрогнул и затих. Тогда Хебден обратился к Телме: – Разве я просил тебя это делать? – Нет.
– Так почему же ты?..
– Мне так хотелось, – ответила она, глядя ему прямо в глаза.
– Он тебе не нравился? – Считай, что так, – и Телма занялась Джандером. Нагнувшись и взяв его под мышки, она помогла ему встать, потом довела до дивана, усадила, отступила на шаг и улыбнулась не то иронично, не то разочарованно. Словно ждала, что он сделает или скажет что-то. А может, увидит. Джандер медленно поворачивал голову. Шея невыносимо болела, но он упорно искал глазами. Вот сумка с продуктами на полу. «А где же Вера? Где она?» И он увидел ее. В двух или трех метрах от сумки. Она сжимала в руке нож, но, казалось, сама его не замечала. Она взглянула на Джандера и тотчас отвела глаза.
– Почему вы не пришли мне на помощь? Вера открыла рот, хотела что-то сказать, но слова не шли. Она опустила голову и потерла лоб.
– Что вас остановило? – добивался Джандер. Но за нее ответила Телма.
– Папа. Папа сделал ей знак. А когда папа говорит «нет», значит нет.
– Это правда? – обратился Джандер к Вере. Она молчала. Он знал, что она не может ответить словами, но ждал знака, взгляда, который разуверил бы его в правдивости того, что сказала Телма. Но ничего не последовало. «Значит, все безнадежно, – подумал Джандер. – Она не может оторваться от Хебдена. Для нее он – отец и всегда будет оставаться отцом, чтобы я ей ни сказал. Хеб– ден хотел, чтобы Гэтридж тебя прикончил. Он сделал ей знак не вмешиваться, и она послушалась. Она знала, что он подписывает тебе смертный приговор, но не вступилась. И если ты откроешь ей, кто же она на самом деле, это ничего не изменит. Напротив, ты даже лишишь ее опоры. Она потеряет свое лицо. Она станет никем. Пусть уж думает, что она – дочь Хебдена». Шаги в другой части комнаты прервали его размышления. Хебден подобрал одно из ружей и целился в него.
– Не советую, – заметила Телма.
– Да? И почему же? – удивился Хебден. Телма кивнула в сторону Веры.
– Из-за нее. Не стоит перегибать палку. Хебден все еще держал ружье, но смотрел уже не на Джандера, а в пол.
– Уезжайте, – сказала Телма. Она смотрела, как он встает, как идет, качаясь. Он наткнулся на сумку и чуть не упал. В сторону Веры он даже не взглянул. Рука его легла на ручку полуоткрытой двери; он толкнул дверь и вышел. Через несколько минут он сел за руль «форда» и включил зажигание. Он выбрался на дорогу задним ходом и тихо поехал. Он изо всех сил старался сосредоточиться на том, что делает. В среду, несколько недель спустя, Джандер сидел за своим письменным столом в агентстве. Уже больше часа он размышлял, закончив работу. Он так глубоко задумался, что не слышал, как открылась дверь.
– Опять? – спросил Котерсби. (Джандер поднял на него отсутствующий взгляд). – Ты не хочешь сказать мне, в чем дело? – Нет, Мак. Спасибо за заботу.
– Не за что. Джандер заметил, что его товарищ словно бы скинул несколько лет. В глазах и в голосе чувствовалась молодая сила.
– Если тебе нужна помощь…
– Нет, Мак, прошу тебя.
– Ты мне здорово помог в ту ночь, когда мне не на кого было опереться. Помнишь, когда мы поехали в тот ресторан, в Нью-Джерси? – Помню, – сказал Джандер.
– Знаешь, я больше не езжу туда. – Котерсби энергично потер руки. – Все прошло. Я переболел.
– Тем лучше для тебя. Котерсби продолжал потирать руки, и Джандер почувствовал, что Котерсби старается крепиться и выдает желаемое за действительное. Но маска не могла долго держаться. Котерсби тяжело вздохнул, и плечи его ссутулились.
– Она там больше не работает, – сказал он. – Уехала однажды вечером и больше не возвращалась. Он внезапно отвернулся. Мак не хотел, чтобы Калвин видел его лицо. Он направился к двери, на пороге остановился: – Пойдем, выпьем по стаканчику.
– Не сегодня, Мак. Котерсби вышел из кабинета. Джандер вытащил сигарету и закурил, ни о чем не думая. Потом он вернулся к своим мыслям. Воспроизвел в памяти недавний телефонный звонок в инвестиционный банк: он попросил соединить его с М. Норманом Лейтоном. Так как надо было представиться, он назвал довольно известное в Филадельфии имя. Его соединили с Лейтоном, и после ряда сбивчивых объяснений ему удалось представить дело так, будто он был когда-то знаком с неким Норманом Лейтоном, и теперь хочет узнать, тот ли это Лейтон или нет. Из разговора с банкиром он выяснил, что тому пятьдесят четыре года, а его супруге несколько меньше. Что у них есть сын и дочь, у обоих семьи и куча ребятишек. Лейтоны по-прежнему проживают в «Грин Хейвн» в Рэдноре. Больше Джандер не выдержал. Он пробормотал извинения и положил трубку.
Вспоминая голос Лейтона, он прикрыл глаза. Потом открыл их и посмотрел на часы. Сигарета в пепельнице сгорела наполовину. Он затушил ее, закурил новую и поднял телефонную трубку. Позвонил домой. Ответила сестра. Она тотчас начала браниться и заявила, что если он не собирается к обеду, то должен был предупредить раньше. Ее сменила мать, и пока она уговаривала сына прийти домой поесть, он все время слышал сварливый голос сестры. Он сказал, что едет.