Защитник

Глава 3 Интерлюдия 1 НЕ НУЖЕН НАМ БЕРЕГ ТУРЕЦКИЙ…

Я долго пытался вспомнить… Те азеры, сломленные заклятием Викториана. Нет, я видел это где-то раньше…

Память…

Да, я видел таких же, как они, падающих на ступеньки, стучащихся лбами о камень и взывающих к Богу. Их Богу, тому, кто отвернулся от них и продал их в глубины ада…

— И нет иного Бога, кроме Аллаха!

Но…

Когда я вновь увидел эту картину, мне вспомнилось то далекое лето. Лето первого Причастия… Это как старое кино. Что бы нового ты ни увидел, старые реалии накладываются на новые, искажая реальность, превращая жизнь в странный микс того, что уже когда-то было, и новых деталей, заполняющих дыры памяти.

Но…

Вернемся к истокам. Все в этом мире взаимосвязано. Я никогда не забуду той боли, которую испытал впервые после посвящения в проводники, окунувшись в купель Земли — колыбель жизни… И… все же начнем по порядку.

Это случилось задолго до того, как меня впервые предали… Тогда я был женат. Ее звали Алла. А я был богат, по советским меркам. И моя супруга, не подозревая о том, кто я есть на самом деле, порою требовала от меня невозможного.

Как-то она ввалилась в мой кабинет и, плюхнув на стол кипу каталогов, заявила:

— Все отдыхают на море. У тебя есть деньги… Почему мы должны, как полные мудаки…

А дальше пошел долгий монолог, который ни вспоминать, ни пересказывать у меня нет никакого желания. Я лишь помнил горящие завистью глаза и монотонный голос, согласно которому я был виновен почти во всех грехах смертных. Интересно, если бы она, то бишь моя супруга, знала о моих детских проказах, это тоже вспомнилось бы мне и пошло в ход? В общем, я был поставлен перед выбором: или я отправляюсь на курорт, или…

Вот это «или» мне больше всего и не нравилось, но…

— Море?

— А что, думка гарна… — Тогот, как всегда, прикалывался. — Заодно причастишься…

— При…

— Ты побывал в иных мирах, но до сих пор не познал полностью своего собственного.

— И ты считаешь…

— Сколько миров ты видел?

— Ну, — я замялся. — Честно говоря, я никогда не считал…

Этот мерзкий покемон вновь застал меня врасплох.

— Но ведь ты никогда не видел настоящего моря!

— А Севастополь?

— Тазик при бассейне.

— Но…

— Ты — проводник, и ты обязан впитать в себя суть своего мира.

— И что, интересно, я впитаю на курорте? Ножной грибок?

— Когда-нибудь ты поймешь…

— Может, я и пойму, но пока я не понимаю тебя совершенно. Зачем мне куда-то ехать… Достаточно открыть дверь и…

— Но ведь ты никогда не сможешь открыть дверь в ту точку своего мира, которую не можешь себе представить. Ты не сможешь установить колдовского маяка. И дело тут даже не в маяке. Ты, как и любой, занимающийся Искусством, должен постичь…

— Я…

Тогда я рассказал Тоготу, что я просто не хочу никуда ехать. Что за свою жизнь я уже достаточно постиг всевозможной х…ни под его чутким руководством… Что меня и так все устраивает… Что я — человек, видевший сотню иных миров, многие из которых ничего общего не имеют ни с этой планетой, ни с царящими на ней физическими законами… Ну не желаю я ехать в солнечные края греть пузо.

И тем не менее они — Тогот и Алла — убедили меня. Они долго внушали мне: я — ничто, пока не увидел мир. Только вот само понятие «мир» у нас — каждого из трех — было немного свое. Я не мог сказать супруге, что я видел множество иных миров, не мог послать Тогота… Я был проводником, и этим все сказано.

Однако…

Первое, что поразило меня и запомнилось — девушка из турбюро. Нет, я навидался всевозможных гуманоидов, но если бы мне показали эту красавицу и спросили: «С Земли ли она?» — я с полной уверенностью ответил бы: «Нет». Не бывает землянок с молочно-белыми волосами, темной кожей и фиолетовыми губами. А розовое платье, словно чулок, обтягивающее тонкую, лишенную женских округлостей фигуру, превращало ее в подобие змеи. И тем не менее… Растянув губы в наигранной улыбке, она говорила, словно автомат, который вынужден по замкнутому кругу повторять один и тот же текст.

— Мы готовы предложить вам…

— Втирает… — хихикнул Тогот.

— Послушай, ты сам выбрал это агентство, уговорил меня поехать черт-те куда, в другой конец города… — возмутился я, стараясь, чтобы мои истинные чувства не отразились на моем лице.

— И правильно сделал… Но этот отель не тот, что тебе нужен…

— А что мне нужно?

— Уж не горящий тур, так это точно.

— Почему? Он дешевле…

— Мы же обсуждали с тобой… И вообще, у меня создается впечатление, что это я собираюсь ехать на курорт, а не ты. Я тут сутра до вечера напрягаюсь, чтобы устроить тебя получше, а ты… — И Тогот замолчал.

— Вы слушаете? — голос девушки ничуть не изменился.

— Да, конечно, — наигранно закивал я. — Продолжайте… Очень интересно…

Девушка хлопнула ресницами, а потом продолжила с того самого места, словно кто-то включил пленку.

— Обслуживание «Олл инклюзив» включает в себя…

Я закашлялся, и девушка вновь замолчала. Она непонимающе глядела на меня, хлопая огромными ресницами — не глаза, а две гигантские черные бабочки. Вот только я никак не мог представить себя в роли столь неразборчивого воробья.

— Мне нужен конкретный отель… — и я с трудом, ломая язык, повторил название, которое несколько часов подряд пытался вбить мне в голову проклятый покемон. Что-то там кончающееся на «Ресорт».

Лицо туроператорши скривилось. Я почувствовал себя неловко, словно вместо названия отеля сделал непристойное предложение. Носик ее сморщился, зубки — белые зубки, достойные мелкого хищника — оскалились, брови пошли вверх. Она определенно не ожидала от меня такой осведомленности в курортной жизни далекой Анталии.

— Но ведь это немецкий отель… Из сети немецких отелей… Мы с ним не работаем напрямую…

— Вы запрос делать будете?

— Но почему бы вам не выбрать один из предлагаемых нами отелей? Они ничуть не хуже. — И тут же ее лицо приобрело изначальное выражение девушки-андроида, и она вновь завела монотонным голосом: — Мы предлагаем вам отдых…

В этот момент у меня возникло два желания: свернуть голову ей, а потом Тоготу…

— Послушайте, я не для того перся через весь город…

Туроператорша вновь прервала свой монолог и тупо уставилась на меня, хлопая ресницами. И тогда я произнес медленно, четко выговаривая каждое слово, стараясь сделать так, чтобы до нее наконец дошло:

— Мне… нужна… путевка… в «…-ресорт» на двадцатое июля, на две недели. Вам понятно?

Она затравленно кивнула. Теперь это был загнанный в угол хищный зверек. Я бы назвал его фиолетовым хорьком.

— Хорошо… Подождите… Я сейчас посмотрю… Узнаю…

Она потянулась к компьютеру, судя по всему, стала что-то искать в сети. Я же с чувством выполненного долга откинулся на спинку кресла и мысленно обратился к своему мучителю:

— Ну что, доволен?

— Погоди, ты еще не получил документов. Вот когда твоя бронь подтвердится…

— Послушай, а нельзя ли попроще…

— Ты хочешь отдохнуть… или помучиться… Нет, если ты предпочитаешь ночами страдать без кондиционера, жрать всякую гадость и валяться на грязном пляже, то можешь поехать и в Севастополь… Говорят, мазутные ванны имени Совка особенно полезны тем, у кого большие проблемы в работе головного мозга…

Дальше можно было не слушать. Тогот оседлал своего любимого конька и начал меня воспитывать. Однако за многие годы общения у меня выработался стойкий иммунитет к речам «наставника». Я мысленно отключил ту часть своего мозга, которая воспринимала ментальные нравоучения покемона, и голос Тогота превратился в тихий шепот — словно где-то неподалеку заработала огромная стиральная машина.

Пока Тогот читал очередную лекцию, превознося прелести импортных отелей и кляня глупых, упертых олухов, которые не хотят видеть далее собственного носа — нет, я-то ни в коем случае не принимал все эти высказывания на свой счет, — я вновь обратил взор на фиолетовую туроператоршу. О чудо! Это создание, вглядываясь в глубь экрана монитора, пыталась отразить на лице работу мысли: глаза у нее были выпучены, ротик чуть приоткрыт, а на лбу собралась морщинка. Неандерталец, пытающийся постичь суть интеграла.

Наконец получив из сети божественное откровение туристического бизнеса, туроператорша буквально в изнеможении повалилась на спинку кресла и объявила:

— Знаете… это очень дорого… Это уже «Ультра все включено»… Это очень дорого. Обычно мы рекомендуем…

Тут мне едва удалось сдержать смех.

— Сколько?

— Я бы все-таки рекомендовала вам обратить… — Я понял, что еще чуть-чуть и, отключив мозг, она на полную катушку врубит свою бубнилку.

— Сколько?! — чуть ли не взревел я.

— Три пятьсот с человека за две недели… долларов… — упавшим голосом объявила она. — На двоих это будет семь тысяч, в то время как мы всего за пятьсот долларов могли бы предложить вам…

Я чуть не взвыл.

— Интересно, а дома, в постели, она своему парню тоже рассказывает о всех прелестях услуг их турфирмы? — чисто риторически поинтересовался Тогот.

— Не знаю, как ее парню, но мне точно ее речь будет сниться в кошмарных снах, — ответил я мысленно, а потом вслух добавил: — Забронируйте, пожалуйста, два места.

Фиолетовый хорек вновь поперхнулся.

— Забронировать?

Я кивнул:

— Двухместный номер в «…-ресорт».

Она кивнула в ответ. Не сводя с меня взгляда, она, словно сомнамбула, протянула руки, взяла паспорта.

— По компьютеру, у них места есть… Я сейчас пошлю запрос… Думаю, завтра вечером мы получим подтверждение… — тут она замялась. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки, а потом вновь зазвучал все тот же монотонный голос с пленки. — Когда вы будете платить?

— Сейчас.

— Всю сумму?

— Всю.

— Хорошо.

Дальше она принялась распечатывать договоры. Потом она монотонным голосом растолковывала мне каждый пункт. Говорила что-то относительно страховки. Но, если честно, мне было все равно. Я был проводником, и этим было все сказано. Тогда я был уверен, что с легкостью справлюсь с любой неожиданностью.

Вторым поразительным действом, предшествующим Причастию, стал сам перелет.

Удивительное началось, когда я узнал время отлета. Самолет вылетал в полшестого утра. Значит, в аэропорт нужно было прибыть в полчетвертого, то есть за два часа до вылета. Но ведь мосты летом в Питере разводятся. Однако это никого не волновало. Добирайтесь хоть вплавь.

Сначала я хотел поступить как обычно. Вуаль на глаза супруге, пара заклятий, и ты вместе с багажом в аэропорту вовремя. Тут возник вопрос, куда перенестись… Аэропорт — место людное.

Единственное место, где я мог появиться, не попав никому на глаза, — сортир. Одно заклинание для супруги, второе — для колдовского маяка. Шаг в пустоту. А дальше все получилось как в плохой кинокомедии. Я и супруга материализовались в кабинке сортира по обе стороны пожилого человека, рассевшегося верхом на унитазе. Наша сумка в вещами легла ему на колени.

Звук «О-о-о!», который при этом вырвался из горла случайного свидетеля нашего появления, я не забуду до конца жизни. После этого раздался еще один характерный звук, указывающий на то, что кишечник пожилого гражданина полностью очистился, а по кабинке пополз едкий запах, отдающий парами сероводорода.

Алла от неожиданности вскрикнула, но, слава богу, Тогот был наготове. Пара заклятий скороговоркой, и пожилой мужчина откинулся назад, мирно посапывая, а моя супруга, как сомнамбула, выскользнула следом за мной из кабинки.

Еще одно заклятие пришлось сотворить по пути, чтобы вывести из ступора работника аэропорта, который, увидев меня с женой выходящими из мужского туалета, недоуменно уставился на нас, заступив дорогу.

Быстро пройдя в зал ожидания, я усадил жену на одно из кресел, щелкнул пальцами у нее перед носом, чтобы привести ее в себя. Широко зевнув, она недоуменно огляделась:

— Кажется, я задремала… Мы что, уже приехали?..

— Только в аэропорт, — пояснил я. — Посиди пока тут с вещами, а я пройдусь, все узнаю.

И только отойдя на почтительное расстояние от супруги, я обратился к Тоготу:

— Ты что, не мог дать координаты пустой кабинки?

— Какая ерунда. Все так славно получилось.

— Что славного?

— Вы ведь человеку помогли… облегчиться. А ведь он там так долго сидел, мучился. К старости у многих из вашего рода начинаются проблемы с кишечником… запоры там всякие.

Я промолчал. В этот миг ненависть к моему ангелу-хранителю вспыхнула в моей душе с новой силой. Нет, если бы я сейчас был дома, то загнал бы его в один из пространственных карманов и суток на пять запечатал дверь, а потом перерезал телевизионный кабель, чтобы эта гнида не смогла зырить свои мультики. Но мне еще предстоял долгий перелет, и ссориться с Тоготом пока в мои планы не входило. Поэтому я мысленно плюнул на зеленого засранца и отправился искать представительницу турбюро, которая должна была вручить мне билеты, новенькие загранпаспорта и последние инструкции относительно трансфера и прочего.

В отличие от своей коллеги, эта дама оказалась плотной и вполне вменяемой. Выдав мне все необходимые документы и трижды все, проверив, она тут же переключилась на следующего клиента. А я отправился назад, к супруге, которая по-прежнему, сидя на скамеечке, пыталась припомнить поездку на такси и недоумевала, почему ничего не может вспомнить…

Я впервые официально покидал территорию нашей страны, поэтому все происходящее вокруг меня было мне удивительно и интересно. И естественно, я немного нервничал. Ни капли страха, но ощущение чего-то неминуемого, что должно произойти. Откуда взялось это чувство у меня — человека, который побывал во многих мирах? Однако одно дело иной мир — порождение Искусства, который автоматически переключает твое сознание на «сказочный лад», и совсем другое — реальное столкновение с государством, тем более с его чиновниками. Проверка багажа. Регистрация. Паспортный контроль. Строгие, каменные лица пограничниц, каждая из которых подозревала нас как минимум в измене Родине… И я шагнул в объятия «дьюти фри».

Алла суетилась, свысока поглядывая на окружающих. Она не просто ехала на курорт, она ехала на «дорогой курорт». Однако она, естественно, не знала истинной цены путевки. А если бы узнала, то была бы очень удивлена, и мне без помощи заклятий было бы трудно объяснить ей, откуда у меня такие деньги.

А «дьюти фри» встретил меня разнообразием импортных, дефицитных напитков по низким ценам. Опять-таки с помощью колдовства я мог позволить себе любые из этих напитков, притом бесплатно, но то, что можно их купить за деньги, а не выманить невесть откуда колдовским способом, само по себе было поразительно. И уже много позже, вспоминая свое первое зарубежное путешествие, я еще раз мысленно поблагодарил Тогота. Одно дело — иные миры, сказка наяву; другое — повседневная жизнь, приносящая жизненный опыт. В этом плане мне повезло, я-то был проводником, но другие… Если исключить тонкую прослойку выездных, то ведь все остальные граждане нашей страны до недавнего времени были лишены этой возможности. В начале девяностых народ все еще закупался впрок, а импортные товары только-только начинали победное шествие по российским прилавкам, а здесь, всего в двух шагах от пустующих магазинов, было все. Нет, я, как и остальные мои соотечественники, много раз видел в фильмах импортные супермаркеты и прочее, отлично понимал, что стоит пересечь границу Родины — и ты окунешься в иную жизнь. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому, стоя у прилавка, уставленного всевозможными сортами виски и коньяка, я испытал поистине трепетное чувство, а ведь я еще не покинул пределов нашей дорогой отчизны.

Да и у Аллы глазки разбежались. Дергая меня за рукав, она прошептала мне на ухо:

— Возьмем что-нибудь?

— Смотрите не упейтесь! — мой советчик был тут как тут.

— А что ты хочешь? — поинтересовался я у супруги, не обращая внимания на покемона.

— Мне, пожалуйста, всего и побольше…

— Возьми какого-нибудь коньячка.

— «Мартель»?

— И две ириски на закуску… а больше не надо, а то обожремся… — передразнивая Аллу, продолжал Тогот.

— Пожалуйста, бутылку вон того коньяка, — презрев все приличия, я просто ткнул пальцем, — и вон ту шоколадку.

Шоколадку я купил специально, чтобы досадить Тоготу, причем выбрал самую маленькую.

Зал ожидания после прохождения границы в Пулково был двухэтажным. Внизу — несколько рядов кресел, магазины и кафе с сумасшедшими ценами. Наверху — два ряда кресел и отличный вид на взлетное поле. Именно там мы и расположились.

Вскрыв коньяк, я разлил темную жидкость в два пластиковых стаканчика — у Аллы они всегда были с собой, она даже пиво терпеть не могла пить из горла. Мы выпили за поездку.

Коньяк, как я и предполагал, оказался отличным, но стоило мне вскрыть шоколадку, как прямо у меня на глазах в воздухе растворился ряд шоколадных кубиков, а потом с характерным звуком уровень коньяка в бутылке понизился на два пальца.

Алла с недоумением повернулась ко мне:

— Ты бы хоть тут вел себя культурно… Все-таки заграница, а ты как свиньей был, так и остался, неужели нельзя… — и дальше в своей обычной манере моя женушка начала читать мне лекцию о правилах хорошего тона.

Я молчал. А что мне нужно было сказать? «Дорогая, вот уже несколько лет, как я тебя обманываю. Дело в том, что живем мы не вдвоем, как тебе порою кажется, а втроем. Видишь ли, милая, с нами живет очаровательный демон… Он тебе должен понравиться, потому что он — просто душка… Вот и сейчас, это не я себя так веду, а мой милый Тогот, который из вредности подставляет меня».

Мысленно же моя речь звучала по-другому:

— Гнида, она гнида и есть…

— За хамство ответишь…

— Да пошел ты. Мог бы сам себе такого коньяка наколдовать и ужрался бы в дупель.

— Но ведь вам на двоих бутылки много. Впереди изнуряющий полет и жаркое солнце страны полумесяца…

Дальше можно было не слушать.

На борт я поднимался уже тепленьким. Расположившись в своем кресле и пристегнувшись, я тут же погрузился в томную дрему, которая, к моему полному неудовольствию, была прервана трижды. Прохладительные напитки. Обед. Помню, я поковырял пластиковой вилкой что-то малосъедобное и очень горячее и отложил в сторону. И, наконец, еще один заход в «дьюти фри» — стюардесса со столиком, полным сигарет, крепких алкогольных напитков и духов.

Когда же, чисто инстинктивно, я потянулся к ближайшей бутыли, в голове у меня в который раз за это утро прозвучал «милый» скрипучий голосок:

— Смотри коньяк с духами не перепутай. А то будет от тебя разить «Шанелью»… Все турки разбегутся.

От неожиданности я даже покосился в иллюминатор. Интересно, что я ожидал там увидеть? Парящую в воздухе зеленую морковку? Нет, судя по всему, от Тогота мне не отделаться никогда и ни при каких обстоятельствах. Банный лист, а не ангел-хранитель.

Тем не менее бутылочку со столика стюардессы я прихватил. Не помню, что это было за пойло, но отдал я за него целых двенадцать долларов, после чего сон мой был крепок и безмятежен. Как сказала потом супруга, я храпел на весь салон. Пробудился же я только после посадки самолета, когда все пассажиры дружно хлопали в ладоши, благодаря пилота за отличную посадку.

В какой-то миг мне стало холодно. В салоне самолета и в самом деле было прохладно, а слова командира корабля о том, что за бортом сейчас тридцать семь градусов, ничуть не грели. И только шагнув на трап, ведущий к раскаленному бетонному полю, в первый раз вдохнув раскаленный южный воздух, я понял, что попал… в иной мир. Мир, столь же чуждый мне, как те миры, куда вели двери, что я открывал караванам в Северной столице. На мгновение я замер, пытаясь осознать величие момента.

Я впервые оказался в иной стране, не в ином волшебном измерении, а в иной стране нашей совершенно реальной планеты. Только здесь я во всей полноте почувствовал разницу между безнадежной данью и чужеродностью иных миров и иноземьем своего родного мира. И вновь я понял, что Тогот был прав, отправляя меня в Турцию. Никакими словами он не смог бы описать это чувство, никаким колдовским способом не смог бы втолковать, что ощущает человек, впервые ступивший на землю иной страны. Особенно человек советский, пусть даже и далекий от идеологических устоев нашего общества, но все равно воспитанный в окружении добропорядочных граждан.

На какой-то миг протрезвев, я с удивлением прошел через турецкий пограничный контроль, получив две марки и печать в девственный загранпаспорт.

В те дни еще не был построен нынешний шикарный аэропорт Анталии с его гигантским залом и узким эскалатором, который, словно горная тропа, ведет с верхних этажей к стоянкам такси и автобусов-трансферов. Старый аэропорт напоминал огромный ангар, и, покинув его, я ожидал увидеть всадников в черных одеждах, нищих и облупленные глиняные мазанки. Вместо этого меня встретила европейская автостоянка. А в автобусе-трансфере меня поджидал усатый «новый украинец», который всем сообщал, что только что прилетел из Харькова и каждому садящемуся в его автобус наливал полный пластиковый стакан водки из бездонной бутыли «Смирноффа».

Дальше все смешалось.

В голове остались смутные воспоминания о дороге в отель, знакомство же с самим отелем началось у меня поздно вечером.

— Солнышко давно взошло, петушок давно пропел…

Я оторвал голову от подушки и с удивлением огляделся. Я лежал на огромной кровати в большой комнате. Светлые обои, пол, покрытый плиткой. Все лампы были выключены, но из-под плотных занавесок пробивались лучи заходящего солнца. Передо мной на тумбочке стоял выключенный телевизор, а рядом на столике лежала распотрошенная дорожная сумка — моя сумка.

— Где я?

— Я мог бы ответить тебе по-народному, в рифму, но тогда конструктивный диалог у нас не получился бы, — продолжал невидимый Тогот. — И хотя я нахожусь в тысяче километров от тебя, я с уверенностью могу утверждать, что ты в своем номере отеля в Турции… Так как, судя по всему, ты уже пришел в себя от чрезмерных возлияний спиртосодержащих напитков, то тебе надлежит встать и, во-первых, дать мне колдовской маяк, иначе мне приходится делать слишком большие ментальные усилия в общении с одним непослушным учеником. А потом, пока твоя половина кокетничает и нажирается в местном баре, мы отправимся на пляж, и ты причастишься…

— И что же мне нужно будет вкусить вместо тела и крови Христа? Кусочек медузы и пару глотков соленой воды, смешанной с мочою отдыхающих?

— Не кощунствуй! — фыркнул Тогот. — Ну-ка марш в ванную и давай черти пентаграмму, пока Аллочка не явилась проверить, не хватил ли тебя кондратий…

— А га…

Тяжело вздохнув, я поднялся и, покачиваясь, отправился в ванную.

Совмещенный санузел оказался на удивление просторным. Ванна-джакузи, душ, унитаз и раковина под зеркалом, вмонтированная в огромный мраморный стол. Между всей этой роскошью на полу и в самом деле было достаточно места, чтобы нарисовать соответствующую пентаграмму. Пошарив на полочке над раковиной, куда Алла вывалила все ванные принадлежности, я обнаружил пачку безопасных лезвий для бритья. Потом, зажмурившись… Нет, вот чего я не могу переносить, так это вида собственной крови и уколов. Я за свою бытность проводником навидался всяких ужасов и расчлененки, но вот вид собственной крови или даже иглы, которая должна вот-вот вонзиться в мою плоть… Нет, такого откровенного зрелища я перенести не мог. Уж лучше кучи мертвяков… Поэтому, взяв бритву двумя пальчиками, я крепко зажмурился…

— Любой служитель Искусству должен быть терпим к боли и виду крови…

— Я всего лишь проводник…

— Это тебя не оправдывает. А ну-ка раскрой глаза.

Я отрицательно покачал головой и, словно ныряя в омут, рубанул бритвой по пальцу. Боли я почти не почувствовал, хотя и не был уверен, что сделал достаточно глубокий надрез.

— Так вот… — назидательным тоном продолжал Тогот. — Дама одного из моих прежних хозяев была совершенно права, относясь к существам мужского пола как к большим безвольным детям, которые к тому же очень трусливы…

— Интересно, что бы она сказала, если бы познакомилась с тобой…

— Наверное, сочла бы меня изящным кавалером и остроумным собеседником.

— Держи карман шире… В шинковку и на корейскую морковку.

После магического слова «морковка» Тогот смолк. Так ему и надо. Нет, ну в самом деле достал. Осознав, что больше никаких комментариев не последует, я открыл глаза. В этот раз я и в самом деле переборщил; видимо, задел бритвой какой-то сосудик, потому что кровь срывалась с кончика пальца большими, тяжелыми темными каплями, и на девственно-чистом мраморном столике уже образовалась маленькая лужица. Иллюстрация к обложке нового романа Агаты Кристи «Чисто турецкое убийство, или Смерть на курорте».

Впрочем, истечь кровью перед зеркалом в ванной комнате не входило в мои задачи. Повернувшись и присев на корточки, я принялся чертить окровавленным пальцем колдовской узор. Закончив, я закрыл глаза и начал бормотать себе под нос лечебное заклятие. Что-что, а вот его-то я еще с детства запомнил наизусть. Полезная такая штука, особенно для беспокойного парнишки вроде меня, который с раннего детства так и норовил вляпаться то в одну, то в другую пренеприятнейшую историю… Хотя это тема для отдельного разговора.

Пока я произносил слова заклятия, Тогот переместился в ванну, и, когда я открыл глаза, зеленая морковка уже восседала на краю джакузи, оскалив ряд острых, словно иглы, зубов.

— Ну что, донор-тонор, — насмешливым голосом произнес мой мучитель. — Давай заползай в плавки и марш на берег, так сказать, омыться в воде Атлантики.

— А может… — начал было я.

— Отставить разговорчики… Давай-давай, горе ты мое луковое… А я тут пока приберу, а то насвинячил ты непомерно.

Переодевшись, я на мгновение замешкался. Алла ушла, судя по всему, прихватив ключи от номера. Если я выйду, то мне придется захлопнуть дверь, если та, конечно, захлопывается.

С сомнением подошел я к двери и начал было изучать замок, но тут из ванной, улыбаясь во весь рот, вывалился Тогот. Краем глаза заглянув через плечо демона, я увидел, что в ванной комнате вновь царит девственная чистота. Каким образом моему покемону удалось убрать все за пару минут, я не знал, да и не хотел знать. Тоготу Тоготово.

— И куда это ты так вырядился? — поинтересовался демон.

Я оглядел себя. Ничего лишнего — обычный курортный костюм: носки, сандалии, шорты и маечка с какой-то дурацкой надписью на испанском.

— Не понял?

— Ты идешь на пляж. У тебя бунгало на первой линии, а ты вырядился так, словно в Кемер на базар собрался. Значит, так: вьетнамки, плавки и полотенце… Да, и на голову что-нибудь не забудь, а то припечет лимфоузлы — и каюк… У тебя ведь с головой и без того напряги…

В этот раз мне с трудом удалось сдержаться, однако ввиду того что в номер я доставлен был в бессознательном состоянии и окружающий мир оставался для меня тайной за семью печатями — я не знал, где я, лишь в памяти проплывали расплывчатые изображения фотографий отеля — лучше было от ссоры с Тоготом воздержаться. «Вот огляжусь, расскажу этому гаду все, что о нем думаю», — решил я.

Наконец приняв облик курортника, я вновь подошел к двери и вернулся к проблеме ключей.

— Об этом можешь голову не ломать, — усмехнулся мне в спину покемон. — Ключ от номера — пластиковая карточка… Кстати, когда ее вынешь из вон той коробочки на стене, свет погаснет, — добавил он, когда я уже потянулся было к заветному ключу. — Я бы на твоем месте вначале открыл дверь и уж потом брался за ключ, а то в темноте упадешь и, чего доброго, нос расквасишь. Вот смеху-то будет, — и зашелся квакающим хохотом.

Что до меня, то в создавшейся ситуации я не видел ничего смешного, а скорее наоборот. Вывезли за границу, причем, прошу заметить — силком вывезли, напоили, бросили невесть где, потом разбудили, не дав выспаться, и теперь гонят не знаю куда, чтобы я сотворил не знаю что. Сказка какая-то. Народная… Турецкая…

Однако стоило мне открыть дверь, я испытал дежавю. На мгновение мне показалось, что я вновь стою у трапа самолета, — за дверью меня поджидал раскаленный летний воздух. Однако отступать было поздно, наклонив голову, как бык на корриде, я, словно в омут, шагнул через дверной порог и, сделав всего один шаг, перенесся в мир тенистой зелени. На мгновение я замер — привычка путешественника между мирами. Глубокий вдох… Шаг вперед. Еще один вдох раскаленного воздуха.

Но вот я освоился, плечи распрямились. Я сделал несколько шагов, огляделся. Я стоял на дорожке, вымощенной огромными каменными плитами. За спиной у меня вытянулся бескрайний строй двухэтажных домиков, похожих друг на друга, словно родные братья. Разноцветные, увитые зеленью, они радовали взгляд. Сразу за дорожкой, вымощенной каменными плитами, шла полоса зеленой травы, за ней еще одна каменная дорожка, а дальше… дальше до самого горизонта раскинулось море. Бескрайнее море, запятнанное редкими одинокими точками купальщиков.

— Ну, чего встал? Рот закрой, ворона влетит… Шагом вперед!

Мне ничего не оставалось, как подчиниться Тоготу. Быстрым шагом пересек я зеленую полосу, потом осторожно, бочком спустился к воде, на мгновение остановился, оглядываясь, куда бы бросить полотенце. Но до ближайших лежаков было метров пятьдесят, к тому же они были заняты, поэтому я бросил полотенце прямо на песок, аккуратно пристроил сверху сумку-пояс с ключом, потом снял правую вьетнамку и тут же взвыл… песок был раскаленным. На нем яичницу жарить можно было.

Тогда я, недолго думая, отошел на полосу мокрого песка, туда, где ленивые волны сонно набегали на берег. И уже на мокром песке разулся, кинул вьетнамки к полотенцу и, развернувшись, широким шагом направился на глубину. В первый момент, после раскаленного воздуха, вода показалась мне ледяной, но я старался об этом не думать. В этот день я уже был по горло сыт замечаниями Тогота.

И вот, оказавшись по пояс в прохладной, прозрачной воде Средиземного моря, я через плечо бросил прощальный взгляд на берег. Там, на песке, замерло яркое пятно брошенного полотенца, чуть дальше протянулась линия домиков, а за ними, далеко-далеко, окутанные голубоватой дымкой, возвышались горы, и над ними висел раскаленный солнечный диск. Тогот был прав, еще час-другой, и диск скроется за скалистыми вершинами…

Но времени любоваться пейзажем не оставалось. Что-то внутри меня — нет, вовсе не Тогот — требовало, чтобы я повернулся и нырнул в соленую морскую глубь. И я, не в силах воспротивиться этому импульсу, точно так и поступил.

Вода ударила мне в лицо набегающей волной, но мое тело, вытянувшись, пробило водную преграду, скользя все дальше и дальше. Я крепко-накрепко закрыл глаза, и тихим шепотом зазвучал в ушах голос Тогота:

— «Евхаристия» в переводе с греческого — «благодарение» оно же — «Святое Причастие» — главнейший, признаваемый всеми христианскими вероисповеданиями обряд. Это таинство, при котором верующие христиане вкушают Тело и Кровь Иисуса Христа под видом хлеба и вина, и, согласно вероучению, через этот акт взаимной жертвенной любви соединяются непосредственно с самим Богом…

Я едва слышал его монотонный речитатив.

— А теперь повторяй за мной формулу: «Тсед аяки кту…»

Мои губы автоматически зашевелились, повторяя колдовское заклятие. Горькая морская вода хлынула мне в рот и дальше в легкие, а потом страшная боль свела правую руку, боль в том самом месте, где мой предшественник одним прикосновением нанес мне магическую татуировку — дар проводника.

На мгновение мир для меня сжался в единую точку, и мне показалось, словно что-то вошло в мой организм, раскаленным железом потекло по венам, прижигая внутренние органы, а потом я почувствовал странный удар по глазам и ушам. Дикая головная боль, словно мой мозг проткнули тонкой раскаленной иглой… и следом за тем волна прохлады, умиротворения.

Тело свела судорога. Я понял, что нахлебался воды, и, в отчаянном усилии спастись, замолотил по воде руками и ногами. И тут же почувствовал, как чьи-то сильные руки подхватили меня и, как соломинку, вынесли на поверхность.

— Но-о, но-о, па-а-арень, не брызгай, — раздалось у меня под ухом.

Я повернулся и увидел бородатое лицо. Меня, словно заигравшегося малыша, выудил из воды ка-кой-то незнакомец.

— Не-е-е бойся, я свой, — продолжал бородач, словно прибалт, растягивая слова.

Но мои руки и нога продолжали молотить по воде, а в горле стояла ни с чем не сравнимая горечь. Кроме того, я отчаянно отфыркивался и отплевывался.

— Да успокойся ты, наконец! — проорал мне в ухо Тогот. — Ты в надежных руках. Это наш человек. Он тоже проводник!

Я скосил взгляд на бородача, и тот, расплывшись в улыбке, представился:

— Мэ-э-эня зовут Бур-ха-ард…

— Ну как, почувствовал величие Причастия?

Я, все еще отплевываясь, мысленно ответил:

— По-моему, я просто наглотался воды и всякого дерьма — того, чем рыбы писают. Теперь придется оккупировать турецкую сантехнику.

— Дурак! Ты на руку свою взгляни…

Я взглянул. На правом запястье проступила магическая татуировка. Не просто проступила. Она стала рельефной и пульсировала, испуская свечение, едва различимое в ярком солнечном свете. Странный узел переплетенных линий, которые, сложившись в узор, уходили под кожу, словно растворяясь в теле.

— Ак-куратней, — продолжал бородач. — Это тэ-эбе не по иным мира-ам шата-аться.

— Точно… И все-таки какой он у тебя, Тогот, зеленый, — раздался тонкий, писклявый голос, и я не сразу понял, что воспринимаю его, как и голос моего покемона, на ментальном уровне.

На следующий день, сидя с Бурхардом в баре у бассейна, я был посвящен в детали «коварного» плана Тогота.

Нет, я, конечно, попытался все разузнать в тот же день. Но как всегда супруга появилась в самый неподходящий момент. И пришлось переодеваться, идти на ужин, набивать живот всяческими вкусностями. После ужина было представление — анимация. В дорогих отелях всегда вечером анимация. Пока тощие, как бабушкины спицы, танцовщицы выделывали свои идиотские «па», я чуть не уснул. Тут главное слово «чуть». Алла, как и все дамы, в свое время получившая музыкальное образование, обожала балеты. А я — я их тихо ненавидел. Не понимая языка высокого искусства, я воспринимал действо как бессмысленное движение по сцене из угла в угол. Но не приведи господь сказать об этом Алле. Один раз я уснул на балете в Мариинке, куда она меня затащила почти насильно… Я захрапел, нас попросили… Алла не разговаривала со мной почти месяц.

А в тот вечер после «сонных» танцев была романтическая прогулка по залитому лунным светом пляжу. Два коктейля «Маргарита» и ночь любви, во время которой я тщательно выворачивал руку, стараясь, чтобы Аллочка не заметила татуировки. Но ей, похоже, было вовсе не до того.

Так что с Тоготом я смог поговорить лишь утром, отправив супругу на аквааэробику, — завтрак мы по обоюдному согласию пропустили.

И как только дверь за Аллочкой захлопнулась, я набросился на Тогота, а точнее, опустился на колени, заглянул под кровать и во все горло прокричал:

— Тогот, подлый трус, выходи!

Покемон удивил меня, выскользнув из-за занавески:

— Я тут, мой милый друг. Не надо так кричать. Бурхард уже ждет тебя у бассейна.

Я заскрежетал зубами. С каких это пор я стал Тоготу «милым другом»?.. И уже тогда где-то в глубине моего разума зародилась мысль: что-то тут не то.

— Поспеши, Бурхард ждет уже давно…

Увы, мне ничего не оставалось делать, как в очередной раз пойти на поводу у покемона.

Так что через пять минут я вновь предстал перед моим «спасителем». Немец, развалясь, восседал на пластиковом стуле, попыхивая сигаретой и потягивая чай со льдом.

— Приветствую тебя, Артур, — он чуть привстал, взмахом руки указав на свободный стул. — Присаживайся… Рад познакомиться с коллегой.

Мы пожали друг другу руки.

— Значит, ты тоже проводник?

Немец кивнул.

— Думаю, по русскому обычаю мы должны выпить за встречу?

В голове у меня гудело еще со вчерашнего, так что предложение Бурхарда показалось мне как нельзя кстати. Сначала по чуть-чуть, а потом все вопросы. Быть может, этот бородатый германец после ста граммов объяснит мне, что тут происходит. Нет, с Причастием мне все было понятно, но… Еще вчера у меня возникло странное ощущение, что у всего происходящего есть еще одна важная причина. Ведь жил же я раньше без всяких Причастий…

Тем временем Бурхард знаком подозвал официанта. Турчонок был молодым — лет пятнадцать, не более — белоснежная рубашка, черные штаны и черные кучеряшки.

— Цвай бренди, — на ломаном международном произнес Бурхард.

Я кивнул, одновременно подтверждая и соглашаясь с его выбором. Нет, этим утром в такую жару даже ледяная водка в меня определенно не полезла бы.

Официант кивнул и исчез. Однако через пять минут появился снова. Вместо долгожданного коньяка в руках у него были маленький блокнотик и карандаш. Характерным движением бровей он дал понять, что готов принять заказ.

Бурхард нахмурился.

— Цвай бренди, — повторил он.

Официант записал заказ и мигом исчез. Я так и не смог понять смысл происходящего, пока немец не обратился ко мне.

— Артур, нам, кажется, доведется наблюдать мелкий цирк.

— Не понял?

И тогда Бурхард указал на табло в дальнем конце бассейна. Там значилось +37° и 12:00.

— Немцы в такое время не нить, — объяснил Бурхард. — В крайнем случае, пить пиво, а мы заказать дорогой напиток — бренди. Это немецкий отель, тут не пьют, как ваши… русские… — а потом немец указал в сторону бара. — Смотри, сейчас будет смешно… Мальчик вызвал менеджера бара.

Не понимая, что мой новый знакомый имеет в виду, я повернулся в сторону бара. Турчонок что-то объяснял молодому человеку, который, судя по виду, был лет на десять старше.

Через пять минут молодой человек стоял возле нашего столика. Тут явно чувствовалась многолетняя выучка. Левая рука заложена за спину, на правой — полотенце.

— Туркиш о американ бренди плиз?

Бурхард улыбнулся зло, по-волчьи, так, что в глубине окладистой черной бороды сверкнули жемчужно-белые зубы.

— Я что-то не понять, — начал он на ломаном русском, постепенно наращивая скорость выговора и высоту голоса. — Мы, кажется, находимся в пятизвездном отеле, и я не понять…

Менеджер исчез — как ветром сдуло, и тогда Бурхард рухнул на спинку пластикового стула и, запрокинув голову, залился смехом, напоминавшим довольное урчание медведя. По крайней мере, мне казалось, что именно так урчат довольные медведи. Однако не успело затихнуть уханье немца, как менеджер появился снова. В этот раз у него в руках был поднос, на котором стояло два широких низких бокала, на дне которых плескалось по паре капель янтарной жидкости. Он уже хотел было ловким движением поставить бокалы на наш столик, но Бурхард остановил его движением руки.

— Что это есть? — спросил он, глядя на бокалы.

— Бренди, — не моргнув глазом ответил официант.

— Подожди-ка, — вновь предостерегающе взмахнул рукой Бурхард. — Мы просить принести выпить… А ты принес… — какое-то время он шевелил губами, словно подыскивая нужное русское слово. — Ты принес… пробовать. Налей на три палец.

И менеджер снова исчез. Однако в этот раз я проследил его взглядом. Направившись к стойке, он отставил в сторону два бокала, которые только что предлагал нам. Доливать в те же бокалы он не стал — как потом я узнал, так было не принято, а налил в новые бокалы. В этот раз янтарной жидкости в них было пальца на три.

Чокнувшись, мы с Бурхардом разом опрокинули стопки. Колдовство там или нет, а новая порция спиртного приятно легла поверх «вчерашнего».

— Повторить!

Менеджер уставился на нас, выпучив глаза:

— Пов-то-рить? — произнес он на свой турецкий лад, растягивая слова.

— Да. Чего ждать? — поинтересовался Бурхард.

Глаза менеджера округлились. Молча забрал он пустые бокалы со стола и, покачивая головой, медленно отправился назад к стойке. Очевидно, в его турецком мозгу никак не укладывалось, что в такое время суток, в такую жару, можно пить коньяк.

Потом, уже у стойки, видимо решив, что кто-то из служащих его обманул, а может, для успокоения, прежде чем налить нам в новые бокалы по новой порции, менеджер слил то, что предлагал нам в первый раз, в один бокал и залпом выпил. А вот дальше… Никогда не видел, чтобы человека так перекосило. Скривившись, менеджер схватился за горло, судорожно пытаясь другой рукой открыть ледяную банку колы…

— Мусульман… Мало пить… — голосом духовного наставника произнес Бурхард. И тут мы оба расхохотались. Мы смеялись, глядя на муки несчастного менеджера, пытающегося залить коньяк пенящейся колой.

— Веселитесь? — поинтересовался ментальный голосок, о котором я вроде бы и забыл.

— А вы? — сквозь смех поинтересовался Бурхард.

— О, нам очень… очень хорошо, просто здорово, — ответил тонкий голосок. — Я так рада, что Тогот так удачно все организовал.

— Тогот… Организовал?.. — я аж поперхнулся.

— А ты разве не знать? — все еще посмеиваясь, ответил мне Бурхард. — Что до меня, то я приехал сюда лишь для того, чтобы моя Герда могла хоть пару недель провести со своим женихом.

— Герда?.. С женихом? — теперь уж точно нужно было вызывать экскаватор, чтобы отскоблить мою отпавшую челюсть от каменных плиток пола.

— Конечно, последний раз они встречались лет сто назад…

— Значит, ты все это подстроил, гад? — прошипел я, начиная понимать, что Причастие тут вовсе ни при чем и причина поездки была совсем не в этом. — Ах ты, лживая морковка!

Не в силах сдержаться, я вскочил, сжав кулаки, и бросился туда, откуда, по-моему разумению, доносилось ехидное хихиканье моего покемона. Однако невидимость дает солидные преимущества в рестлинге, особенно если имеешь дело с такой хитрой дрянью, как Тогот. Ловкая подножка, и, под хохот Бурхарда и двух влюбленных голубков, я вверх тормашками полетел в бассейн…