В своих делах я опять выгадал окошко, чтобы сходить в школу.
По-моему, есть некоторый парадокс. В школе учат наукам, добру, прекрасному, любви… И выпускают в жизнь, где деньги, автомобили, мат, секс… Получается, что в школе вроде бы не тому учат: вернее, не учат главному - образу современной жизни.
Впрочем, ошибаюсь. Современность меня встретила уже на пороге в лице плотного охранника. Она, современность, уже давно здесь хозяйничала. Над кабинетом директора висела большая лучезарная икона. За спинами ребят какие-то рюкзачки. Девочки в серёжках и браслетиках. У всех мобильники…
- Где найти Петю Сурова? - спросил я у пробегавшего мальчишки.
- Наверное, в классе информатики.
Вот она современность: когда я учился, компьютеров ещё не придумали. Но в этом классе Петьки не было. Уроки кончались, заработали различные кружки… Не ушёл ли он домой?
- Петька в туалете, - радостно сообщил пацан.
- Он сейчас выйдет?
- Нет, не выйдет.
- Живот болит?
- Ничего у него не болит.
- Курит, что ли?
- Он не умеет.
- Тогда почему же не выйдет?
- Яйца давит.
Пока я осознавал это загадочное дело, мой информатор убежал. Мне ничего не оставалось, как самому пройти в туалет…
На полу была расстелена газета, вымазанная сырыми битыми яйцами и усеянная толчёной скорлупой. Мальчишка с закатанными брюками, молотил по ней пятками, подбираясь к трём целым яйцам, лежащим на краю.
- Он спятил? - поинтересовался я у смотревших ребят.
- Ставит опыт, - сказал один.
- Учится, - поправил другой.
- Поставить рекорд, - объяснил третий.
Увидев меня, Петька перестал топтать яйца, сгрёб газету и спустил в унитаз. Затем молча задрал ноги до раковины, смыл с них желток, вытер пятки носками, сунул их в карманы, напялил ботинки на мокрые ступни и нехотя сказал мне:
- Больше не буду.
- Яйца кончились, - подсказал кто-то.
- Петя, я к тебе по другому вопросу.
Мы отошли в дальний угол коридора. По какому-то неведомому мне сигналу школьники схлынули. У окна был низкий и широкий подоконник. Мы сели.
- Петя, я к тебе обращаюсь по делу.
- Лерка рассказала?
Следователь - любитель тайн. По-моему, их ценность не в значимости информации, а в степени загадочности. Хочу сказать, что, к примеру, полёт на Марс мне так же интересен, как и цель Петьки, топтавшего куриные яйца.
- Петя, того… яичницу хотел сделать?
- Кто же в туалете яичницы делает? - удивился мальчишка.
- Тогда зачем давил?
- Не давил.
- Я же сам видел…
- Ходил по ним.
- Зачем?
- Хочу повторить рекорд.
- Какой?
- Человек в Африке ходит по сырым яйцам и не давит.
- Наверное, по варёным.
- Нет, записано в рекорды Гиннеса. Я понял, что с такими фантазёрами мне до правды не докопаться. Если Лера сочинила летающую тарелку, то этот Петя выдаст порцию зарубежной фантастики. Нашествие каких-нибудь ящеров или гигантских клопов.
- Пётр, наверное, мечтаешь стать писателем-фантастом?
- Нет, буду генетиком.
- Хочешь продлить жизнь человека?
- Нет, хочу вывести корову.
- Они вроде бы уже есть.
- А я выведу корову, которая будет доиться не простым молоком.
- А каким?
- Сгущёнкой.
- Неплохо, - согласился я. - Но как это сделать? Чьи же гены пересадишь корове?
- Гены сахарной свёклы.
- Ага.
- Можно проще: кормить коров только сахарной свёклой.
- А может, просто сахаром?
- Экономически не выгодно.
Я обдумывал вариант с коровой - выгодно ли экономически. В его возрасте я таких слов, как «экономически», не знал. Уж наверняка не употреблял. Петька ждал моей оценки. Круглая голова казалась упрямой. Видимо, за счёт щетинистых волос, которые, похоже, не пригладить и утюгом. Глаза блестят с вызовом: готов доказывать про корову.
Я вздохнул. Не потому, что такой мальчишка мог сочинить не только летающую тарелку, но и чайник с самоваром… Вздохнул, потому что представил, как этот Петька вырастет и утонет в долларах, автомобилях, коттеджах, турах на экзотические острова. И останется его корова пощипывать травку и не будет доиться сгущённым молоком.
- Петька, ты придумал про летающую тарелку?
- В газетах писали, - буркнул он, отворачиваясь.
- Значит, была?
- Только не тарелка, а сигара.
Он посмурнел и слова теперь давил из себя, как из тюбика. Врать вообще тяжело, особенно мальчишке.
- Петь, знаешь, что человек обязан говорить правду?
- Не всегда.
- Как это «не всегда»?
- А если дал клятву?
- Ну, смотря кому и смотря о чём, - замешкался я, не зная, как быть с клятвой.
- А хоть о чём.
- Петя, - зашёл я с другой стороны, - а если уголовное преступление? Детективы по телевизору смотришь?
- Там бандитские клятвы, а мы поклялись клятвой человеческой.
Нарушить человеческую клятву сложней. Но у меня был ещё один заход - с третьей стороны.
- Петя, ты мне плетёшь про клятвы… А ведь человек погиб!
- Кто?
- Физик.
- Павел Андреевич уехал на своей машине.
- Твоя «сигара» его не тронула?
- Она никого не тронула, - промямлил он и умолк накрепко, как защёлкнулся замок неотмыкаемой конструкции.
В процессе расследования есть такое действие - выезд с преступником на место преступления. Чтобы закрепить доказательство, чтобы вспомнил… У меня не было преступника, не было расследования, не было доказательств… Но ведь я считал, что нет и никакой криминальной психологии, а есть общая психология человека.
- Петя, это место в лесу запомнил?
- Ага.
- Покажешь?
- Угу.