Засыпайка в Таллинне

ИСТОРИЯ ОДИННАДЦАТАЯ, в которой по небу летает любительская колбаса и рассказываются древние занимательные повести

— Засыпайка, смотри, как здорово! — воскликнул Мати, когда они летели над Старым городом на именинной колбасе Тупса. — Красно-каменные волны! Мы летим над красным каменным морем!

Островерхие крыши, покрытые коричневато-красной черепицей, и в самом деле выглядели застывшими волнами.

Тупс разок глянул вниз, но от одного вида этих волн у него тут же закружилась голова и началась морская болезнь. Щенок уткнулся носом Мати за пазуху и для верности еще зажмурился. Теперь он чувствовал себя в безопасности. Будь там хоть каменный океан — его это больше не касается.

— Интересно, — продолжал Мати, — когда мы с тобой идем по улице, все люди большие, а мы маленькие. А сейчас — посмотри! — люди на улицах, как муравьи.

— Сейчас мы видим и дома, и людей с высоты птичьего полета, — пояснил Засыпайка.

— Так значит, это птичье царство, — задумчиво протянул Мати. — Этого я…

Договорить он не успел, потому что летающая колбаса вдруг дернулась и с огромной скоростью завертелась вокруг какого-то стержня. Друзьям пришлось немало потрудиться, чтобы удержаться на ней.

Это было похоже на карусель, только гораздо страшней. На карусели играет музыка, впереди и позади сидят ребята, и над головой разноцветный купол. А тут никакой музыки, только ветер свистит, спереди и сзади пустота, а над головой мрачные тучи.

— Засыпайка, что случилось? — испуганно спросил Мати.

— Молодые господа имели честь причалить свой воздушный корабль к моему флагу, — раздался старческий голос, чем-то напоминавший скрип заржавленных дверных петель. Прямо возле их ушей прозвучал добродушный смешок.

Карусель-колбаса притормозила и остановилась. Теперь друзья увидели, что их «дирижабль» зацепился за большой металлический флаг. А флаг держал молодцеватый человечек, тоже из металла. Из-под широких полей металлической шляпы топорщились металлические усы, а металлическую фигуру покрывала металлическая одежда. Он твердо стоял на металлических ногах, держа в одной металлической руке меч, а в другой — флаг.

— Кто ты такой? — спросил Засыпайка.

— Старый Томас, страж города, — проскрипел металлический воин.

— Зачем ты забрался на верхушку шпиля? — поинтересовался Мати.

— Я поставлен сюда четыреста пятьдесят лет назад — стеречь город и указывать, откуда дует ветер. Я — флюгер Таллиннской ратуши! — гордо произнес металлический человечек.

— Что значит флюгер?

— Эх, — вздохнул Старый Томас, — теперешним детям и невдомек, что такое флюгер! Конечно, у всех в домах в чистых комнатах стоят ящики, которые говорят, и ящики, которые показывают картинки. Они-то и сообщают вам, какая такая завтра будет погода: солнечная или дождливая, с севера или с юга подует ветер. Да что там ветер! Какая в нем теперь сила! И вполовину не та, что в старину!

— Отчего же? — учтиво осведомился Засыпайка, поняв, что старику страшно хочется поговорить о днях давно минувших.

— Как ведомо юным господам, старый Таллинн был городом купцов и ремесленников.

Город могущественный, он славился повсюду. А воротами города в большой мир была гавань.

По морю из Таллинна возили рожь и рыбу, меха и строительный камень. По морю же доставляли дорогую соль и железо, тонкие сукна и хлопчатые ткани, вина и пряности. А какими красавцами гляделись корабли! В гавани высился лес мачт. Белые, желтые и синие паруса надувались ветром. Словно в городе была большая стирка, и все белье свезли сушиться именно сюда.

В мое время люди не умели управлять паром и небесной молнией, а моторов не было и в помине. Корабли двигал ветер. Дул попутный, и корабли отправлялись в путь, а случался штиль — паруса безжизненно опадали, и ни тебе в море выйти, ни домой вернуться.

Поэтому купцам приходилось ох как зорко смотреть за тем, откуда ветер дует. А направление ветра показывали мы, почтенные таллиннские флюгера.

На гребне каждой крыши стояли флюгера — один другого краше! Городские медники были великие умельцы и мастерили чудесные золоченые флюгера в виде цветов, птиц, драконов. Любо-дорого было смотреть, как на красных крышах домов и башен сверкали золотом сотни флюгеров!

Старый Томас растрогался и пару раз даже шмыгнул носом. Высморкаться бедняга не мог, потому что обе руки у него были заняты: в одной — меч, в другой — флаг.

— Не угодно ли носовой платок? — вежливо предложил Засыпайка и достал из кармана большой клетчатый платок, на каждом уголке которого был вышит золотой флюгер. Этим платком он заботливо вытер нос Старому Томасу. Старик все кряхтел, фыркал да жмурился.

— Вишь ты — платок! Да из какой мягкой и тонкой материи! Живешь — до всего доживешь.

Старый Томас был так тронут вниманием Засыпайки, что стал еще разговорчивее и пустился перечислять друзьям названия всех таллиннских улиц. Ну и чудные же они были! Улица Длинная казалась вовсе не такой уж длинной, а Широкая — совсем не широкой. Улица Извозчиков была такой узенькой, что по ней и пешком-то еле-еле проходили.

— А знают ли господа, отчего Таллинн хромает? — спросил Старый Томас, хитро сощурившись, и так как «господа» не знали, тут же объяснил:

— Таллинн хромает потому, что у него одна нога Длинная, а другая — Короткая.

Выходило, что в городе есть две такие улицы — Длинная нога и Короткая нога. Древние и причудливые.

Потом Старый Томас указал своим мечом на городскую стену из серого плитняка — часть неприступной крепостной стены, которая в старину кольцом опоясывала весь город, преграждая путь ветру. Каждую красноголовую защитную башню он назвал по имени, как доброго старого приятеля: Конюшенная башня и Банная башня, Золотоножка и Девичья, и многие, многие другие.

— А вот там, — страж города кивнул на внушительную башню посреди парка, — Кик-ин-де-Кёк, что в переводе означает «Загляни в кухню».

— В какую кухню?

— О, это весьма занятная история, — усмехнулся Старый Томас и охотно рассказал ее.

Давным-давно жил в Таллинне человек по имени Михкель, который нес сторожевую вахту на башне Вируских ворот. Каждый день, сменившись с поста, Михкель спрашивал свою жену Аманду:

— Скажи-ка, дорогая женушка, чем ты сегодня меня попотчуешь?

И Аманда отвечала:

— Попробуй-ка отгадать, любезный муженек, что я сегодня подам к столу.

Эта игра длилась много лет, и ни разу Михкель не смог угадать, что состряпала Аманда на обед, потому что — и об этом следует сказать особо — Аманда была лучшей хозяйкой во всем городе и ублажала своего Михкеля все новыми и новыми блюдами.

— Свиные ножки с горохом! — говорил Михкель.

— Не тут-то было! — смеялась Аманда. — Сегодня я угощу тебя бычатиной с брюквой.

— Судак в яичном соусе, — говорил Михкель.

— Ничего подобного! — смеялась Аманда. — Сегодня попотчую тебя жареным кабаном в соусе из красного вина.

Уже их сын Антс вырос в здорового парня, а Михкель и Аманда все еще вели себя, как молодожены. Но вот наступил день, который едва не стал для них роковым.

Михкель верой и правдой служил городу, и его поставили стражем на новую башню. Это было высокое место и по чину, и по числу ступенек. С башни весь город был как на ладони: и море, и пастбища, и луга на окраинах. А когда Михкель принялся осматривать Нижний город, его сердце подпрыгнуло от радости, потому что — знаете, что он увидел? Случайно он заглянул в дымоход собственного дома и увидел, как Аманда жарит камбалу.

Придя домой, Михкель не стал ни о чем спрашивать, а сразу объявил Аманде:

— Сегодня у нас жареная камбала!

Бедная Аманда страшно расстроилась и заплакала! Ей казалось, что не удивить мужа обедом — это позор.

Теперь Аманда изо дня в день выискивала в поварских книгах самые изысканные рецепты, а Михкель, приходя домой, знал все наперед! Аманда забыла песни и улыбки, ее ласковое лицо стало совсем бледным. Наконец Михкель сжалился над ней и признался, что, дежуря на башне, заглядывает в дымоход и видит все, что варит жена к обеду.

— До чего нескромная башня! Просто нахалка! — рассердилась Аманда. — Какая-то «Загляни в кухню!»

Так и осталось за башней имя, которое дала ей Аманда, — «Кик-ин-де-Кёк», «Загляни в кухню».

Некоторое время на шпиле Ратуши царила тишина.

— Ниу-ниу, можно спросить? — пропищал вдруг Тупс.

— Скажите, пожалуйста, у меня все еще день рождения или он уже куда-то задевался?

— Никуда твой день рождения не делся! — успокоил его Засыпайка.

— А тогда можно я съем свою именинную колбасу? — спросил Тупс, и не дожидаясь ответа, приступил к ужину.

— Потерпи немного, — уговаривал его Засыпайка. — Нам еще на этой колбасе домой лететь.

Друзья простились со Старым Томасом и отправились в обратный путь.

Часов в семь вечера Майли выглянула в окно и остолбенела: подумать только! — над таллиннскими крышами проплывала огромная колбаса.

Майли знала, что летать могут снежинки и бабочки, комары и ласточки, футбольные мячи и надувные шары, летучие мыши и воздушные змеи и, само собой, самолеты. Но колбаса? Ее место — в холодильнике, в магазине или дома. Колбасу делали для бутербродов, но уж никак не для полетов!

А колбаса парила, и теперь уже ясно было видно, что верхом на ней сидят мальчик, и собака, и еще кто-то в синем. Майли не раз видела, как дедушкина овчарка тащила большую колбасу к себе в будку, ведь колбаса, как известно, — «собачья радость». Но чтобы «собачья радость» сама тащила собаку, да еще и мальчика…

Додумать Майли не успела: колбаса проплыла как раз мимо ее окна.

— Эге-гей! — окликнул ее Засыпайка.

— Привет, Майли, — махнул рукой Мати.

— Возьмите и меня! — крикнула Майли.

— Садись на следующую колбасу! — посоветовал Засыпайка.

— Посмотри по расписанию, когда полетит следующая, — долетел уже издали голос Мати.