Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Хэммонд Иннес (Глава 4 Китобойная база) #7

Глава 4 Китобойная база

В ту ночь я почти не спал. У меня не шел из головы голос капитана Ловааса и информация, которую он нам сообщил. Зачем ему понадобилось описание внешности Фарнелла? Почему он говорил по-английски, а не по-норвежски? И самое главное — кто такой Ганс Шрейдер? Эти вопросы стучали в моем измученном мозгу. Йоргенсену знакомо имя Ганс Шрейдер. Я был в этом уверен. И если он узнал это имя — признал его значимость в тайне смерти Фарнелла, — он подтвердил, что Фарнелл был на Йостедале не один. Неужели Фарнелла убили? Неужели Фарнелла убил некто по фамилии Шрейдер ради той информации, которой он располагал? Чем еще можно объяснить эти «кусочки камня», которые Ловаас обнаружил в его вещах? Я нисколько не сомневался, чем окажутся эти кусочки камня. Образцами торита. Как только Йоргенсен получит их у своего китобоя, он будет знать столько же, сколько и я.

Моя вахта заступила в четыре утра. Яхта бодро шла вперед, подгоняемая теплым юго-западным ветром. Свет луны озарял длинные плоские волны, шагающие на север, и вся поверхность моря была взъерошена этим новым ветром. С нами на палубу поднялся и Дахлер. Он сидел на крыше рубки, глядя в сторону Норвегии, маленькая ссутулившаяся и совершенно неподвижная фигурка. Он неотрывно наблюдал за тем, как тускнеет лунный свет и на востоке занимается рассвет, ожидая появления из темноты берегов своей родины. Джилл молчала. Она тоже смотрела на восток, и я снова задался вопросом, что же значил для нее Фарнелл.

Постепенно меня все сильнее охватывало волнение. Подобное настроение брало верх по мере того, как бледный холодный день вступал в свои права. Джилл положила ладонь мне на рукав.

— Вон там, — кивнула она. — Вы видите берег, Билл? Он ближе, чем я ожидала.

На самой границе видимости возникла тонкая темная линия. Она становилась все чернее и приобретала отчетливые очертания. Из расплывчатого пятна она превратилась в холмы и окаймленные скалами бухты. По правому борту от яхты тянулись острова. До них было не более пяти миль. А затем за ними выросла высокая зубчатая тень гор Норвегии. Рассвет вступал в свои права, и вскоре стали видны шапки снега, венчавшие насупившиеся горные массивы.

Рассеянный призрачно-серый свет сменился холодным голубоватым свечением, а затем оранжевым заревом. Из-за гор выглянул раскаленный ободок солнца, на секунду превратив их в яркую черную линию. И в следующее мгновение солнце вынырнуло из-за гор, окрасив снег в розовый цвет и обведя ледники малиновым контуром. Я увидел на берегах островов деревянные домики с выкрашенными в белый цвет стенами.

Я взглянул в сторону Дахлера. Он не шелохнулся. Он сидел нахохлившись, похожий на маленького тролля, и не сводил взгляда с береговой линии. В лучах рассвета черты его лица как будто смягчились. Морщины стали менее глубокими, а губы были стиснуты не так плотно. Кертис поднялся на палубу и замер у поручней, глядя в сторону земли. Вдоль берега одного из островов шел пароход — маленькое ярко раскрашенное суденышко, за которым тянулась цепочка из клубов дыма. Перед нами распахнулся фьорд — длинная расщелина между островами. Маленький городок сверкал свежестью и чистотой. Это был Солсвик. За ним лежал Хьелтефьорд и дорога на Берген. На корму пришел Кертис.

— Впервые я увидел Норвегию с палубы эскадренного миноносца, — произнес он.

— Где это было? — спросил я.

— Дальше к северу, — ответил он, — в Ондалснесе. — Он смотрел вдаль, на острова. Он вздохнул и покачал головой. — Скверно это все было. У норвежцев не было ничего. У нас тоже не хватало оружия. В воздухе хозяйничали фрицы. Надеяться норвежцам было не на что. Но они продолжали сражаться. Нас оттеснили. Но они все равно не сдавались. Мы помогли им на севере, в Финнмарке, и они начали сопротивляться. Мы дошли до самого Тромсё, непрестанно тесня фрицев. Затем произошел прорыв во Франции, и нам пришлось уйти. Все эти усилия оказались напрасными. — Он говорил, не сводя глаз с Норвегии. — И все же немцев стало на шестьдесят тысяч меньше.

— Вы ведь потом вернулись? То есть, я хочу сказать, после войны, — спросила Джилл.

Он обернулся и несколько секунд в упор смотрел на девушку.

— Да, — ответил он. — Я был в Норвегии с начала 1945 года до середины следующего года. В Бергене, — добавил он.

Они молча смотрели друг на друга. Потом Джилл отвела глаза. Подняв бинокль, она начала изучать побережье. Кертис обернулся ко мне.

— Когда вернется из плавания этот капитан Ловаас?

— Я не знаю, — ответил я. — Вчера вечером Йоргенсен сказал, что сможет снова связаться с ним сегодня в девять утра.

— К этому времени мы уже, наверное, будем на китобойной базе? — поинтересовался Кертис.

— Как раз подойдем к берегу, — кивнул я.

— Почему все говорят об этом капитане Ловаасе? — раздался чей-то голос.

Я обернулся. Это был Дахлер. Он покинул свою жердочку на крыше рубки и стоял надо мной, нервно теребя рукава куртки.

— Это капитан одного из китобойных судов Боваагена, — пояснил я. — У него есть информация, которая может иметь отношение к смерти Фарнелла. А что, вы его знаете? — спросил я.

— Да, я его знаю. — Его здоровая рука медленно сжалась в кулак. — Капитан Ловаас! — Он не произнес, а прошипел это имя сквозь стиснутые зубы. Вдруг он резко схватил меня за плечо. — Остерегайтесь его, мистер Гансерт. Вы должны знать, что он опасен. Он агрессивен и бесчестен. — Он обернулся к Джилл. — Когда-то он работал на вашего отца, мисс Сомерс. Но недолго. Я помню, как ваш отец однажды сказал: «Если бы во всей Норвегии не осталось ни одного китобоя, я и тогда не нанял бы Паала Ловааса».

— Почему? — спросила Джилл.

— По многим причинам. Но в основном потому, что он убил человека. Доказать ничего не удалось. Экипаж был так запуган, что все подтвердили то, что этого парня просто смыло за борт. Но ваш отец не сомневался в том, что его убил Ловаас. У него были свои источники информации. Ловаас подвержен припадкам ярости. Говорят, что однажды он гонялся за членом команды с разделочным ножом за то, что тот допустил ошибку при подъеме кита на борт. — Он стиснул мое плечо. — Что известно Ловаасу о смерти Фарнелла?

Не было никакого смысла скрывать от него эту информацию.

— Он говорит, что у него на борту есть человек, который был с Фарнеллом в момент его смерти. Этот парень, Ганс Шрейдер, пытался добраться….

— Ганс Шрейдер?

Я с удивлением посмотрел на него.

— Да, — подтвердил я. — Это имя вам о чем-то говорит?

— Он был металловедом?

— Вполне возможно, — ответил я. — Раз уж он был с Фарнеллом.

На самом деле я вспомнил об образцах руды, которые, по утверждению Ловааса, он обнаружил среди его вещей.

— А что, — спросил я, — кто этот человек?

Дахлер заметно напрягся. Его пальцы ослабили хватку на моем плече. Я поднял глаза. Из главного люка показался Йоргенсен. В лучах утреннего солнца его лицо казалось посеревшим и усталым, а под глазами набрякли мешки. Я подумал, что сегодня ночью он, наверное, провел много часов, лежа без сна.

— Так кто он? — повторил я, снова переводя взгляд на Дахлера.

— Спросите у Йоргенсена, — ответил он с неожиданной злобой в голосе. — Спросите у него, кто такой Ганс Шрейдер.

Йоргенсен замер, услышав это имя. Затем он медленно и настороженно подошел к нам, сверля взглядом Дахлера. Внезапно он напустил на себя беспечный вид и произнес:

— Доброе утро, джентльмены. Доброе утро, мисс Сомерс. Я вижу, что мы уже недалеко от Солсвика. К завтраку будем в Боваагене.

Он скользнул внимательным взглядом по нашим лицам и начал разглядывать острова.

— Скажите, мистер Йоргенсен, кто такой этот Ганс Шрейдер? — спросил я.

Он резко развернулся ко мне и разгневанно воскликнул:

— Откуда мне знать? — Затем он обернулся к Дахлеру. — Что вы знаете о Шрейдере?

Калека улыбнулся.

— Я предпочел бы, чтобы вы сами им о нем рассказали, — произнес он. — Он был вашим человеком.

— Я никогда о нем не слышал. О чем вы говорите?

Йоргенсен почти кричал, а его голос дрожал от с трудом сдерживаемого гнева.

— Я думаю, вы о нем слышали, Кнут.

Йоргенсен вытащил из портсигара сигарету и закурил.

— Похоже, мой вчерашний удар повредил вам мозги. Имя Ганс Шрейдер ни о чем мне не говорит. — Он щелчком отправил спичку за борт, и крохотный огонек зашипел, коснувшись воды. — Какая у нас скорость? — обратился он ко мне.

— Около пяти узлов, — ответил я, наблюдая за его лицом. — Йоргенсен, — произнес я. — Мне все же хотелось бы знать, кто такой Ганс Шрейдер.

— Говорю вам, я не знаю. — Он подчеркнул свои слова ударом кулака по крыше рубки. Я выжидал, и в воцарившейся тишине он спросил: — Разве вы мне не верите?

— Нет, — тихо ответил я и обернулся к Дахлеру. — Кто этот Ганс Шрейдер? — спросил я у него.

— Металловед, нанятый компанией «Дет Норске Стаалселскаб», — ответил Дахлер.

Я перевел взгляд на Йоргенсена. Он смотрел на Дахлера, сжав правую руку в кулак и напрягшись всем телом. Дахлер шагнул в кокпит и, улыбаясь, расположился в дальнем от нас углу.

— Вы что-нибудь о нем знаете? — продолжал допытываться я.

— Да, — ответил Дахлер. — Это немецкий еврей. Он уехал из Германии в 1936 году и поселился в Норвегии. Когда началась война, он работал в исследовательском отделе «Дет Норске Стаалселскаб». Когда Норвегию оккупировали, он начал сотрудничать с немцами.

— Где вы с ним познакомились?

— В Финсе.

— Что он там делал?

— Он был экспертом по металлосплавам и занимался испытаниями поведения металлов при низких температурах.

— Фарнелл тоже познакомился с ним в Финсе?

Дахлер пожал плечами.

— Я не знаю, — произнес он и посмотрел на Йоргенсена. — Почему Шрейдер был на Йостедале вместе с Фарнеллом? — спросил он.

Но Йоргенсен уже полностью овладел собой.

— Я не знаю, — небрежно обронил он. — Должен признаться, мистер Гансерт, — продолжал он, — что я несколько удивлен той позицией, которую вы решили занять в этом вопросе. Я впервые услышал об этом человеке только вчера вечером. Возможно, он сотрудничал с немцами, как утверждает Дахлер. Может даже, он работает в «ДНС». Но не забывайте: то, что я веду дела компании, не означает, что я знаю всех, кто работает в лабораториях, мастерских и в литейных цехах. — Он направился к люку. — Пожалуйста, дайте мне знать, когда мы будем подходить к «Бовааген Хвал».

Я проводил его взглядом со смутным ощущением того, что разговор с ним я построил неправильно. Шрейдер вполне мог работать в «ДНС», и Йоргенсен действительно мог об этом не знать. И какие у меня были основания верить Дахлеру, человеку с клеймом предателя, в противовес утверждению одного из промышленных воротил страны? Мои мысли тут же вернулись к мучившей меня загадке — каким образом Шрейдер оказался на Йостедале именно тогда, когда Фарнелл нашел свою смерть? Однако я уже твердо решил, что мне предстоит сделать. Я должен был получить результаты вскрытия тела Фарнелла. Я должен был узнать, обнаружили ли патологоанатомы свидетельства борьбы. Если Шрейдер убил Фарнелла… Но если он работает в «ДНС», почему сообщение оказалось в партии мяса? Чем было продиктовано это желание передать информацию в Англию? Я ничего не понимал.

Должно быть, я очень долго сидел там, погрузившись в раздумья, потому что внезапно из рубки появился Кертис и произнес:

— Капитан, похоже, что это проход, в который необходимо войти для того, чтобы попасть в Бовааген.

Только тут я заметил, что мы почти вплотную подошли к островам. Перед нами были голые скалы, покрытые засохшей солью и напрочь лишенные признаков какого-либо жилья. Узкий проход между отвесными утесами, напоминающий Коринфский пролив, вел к устью Хьелтефьорда. Я сверился с картой и приказал Картеру, который сидел у штурвала, изменить курс. Мы скользнули в ущелье, и ветер тут же стих. Я встал к штурвалу и отправил Картера вниз запустить двигатель.

Море было гладким, как зеркало. Проход напоминал улицу с водой вместо асфальта. Утесы, возвышающиеся по обе стороны от яхты, отражали гул нашего двигателя. Мы миновали небольшую бухту с маленькой пристанью. Рядом лежали остатки остова баржи, скользкие и обросшие водорослями. Чуть выше, у самого подножия утеса, виднелся белый деревянный домик. На флагштоке лениво колыхался флаг Норвегии. Игравшие рядом дети неистово замахали нам руками. Их пронзительные голоса вплелись в гул нашего двигателя. Вскоре перед нами распахнулись просторы Хьелтефьорда, зеркальную гладь которого нарушал лишь кильватер нашей яхты. Поскольку сохранялся полный штиль, мы опустили паруса. Затем мы повернули на север, идя по кильватерному следу прошедшего здесь недавно парохода. Дахлер коснулся моей руки и указал на берег у нас за кормой.

— Это Хердла, — произнес он. — Немцы построили почти пятьсот огневых позиций вдоль побережья Норвегии. Остров Хердла был одним из самых укрепленных. Тут были и врытые в землю батареи, и торпедные позиции, и даже аэродром.

— Откуда вы знаете о Хердле? — спросил я.

— Я там работал, — ответил он. — Три месяца я копал траншеи для одной из огневых позиций. Затем нас перебросили в Финсе. — Он кивнул туда, куда смотрел наш нос. — Прямо перед нами Федье. Это остров, на который нас привезли сразу после побега из Финсе. Там мы почти две недели ждали прибытия британских торпедных катеров.

Он снова замолчал. Единственным шумом, нарушавшим тишину, был гул нашего двигателя и шорох скользящей за бортом воды. С чистого голубого неба струились теплые солнечные лучи, а за низкими скалистыми островами вздымались горы, холодные и белые под своими снежными мантиями. Мы пересекли Хьелтефьорд по диагонали и вскоре уже шли вдоль береговой линии Нордхордланда. Кое-где среди скал виднелись небольшие пристани, над которыми теснились деревянные домики, каждый с неизбежным флагштоком и развевающимся над ним красно-синим флагом Норвегии. Церкви с побеленными стенами и высокими деревянными шпилями были видны издалека, поскольку неизменно строились на возвышениях. В узких боковых фьордах прятались коптильни с высокими кирпичными трубами. Вдоль всего побережья лениво бороздили море моторные рыбачьи лодки с черно-белыми бортами и уродливыми рулевыми рубками на корме.

— Тик-и-таки, — произнес Дахлер, кивнув в сторону лодок. — Так их называют местные.

Это прозвище в точности описывало звуки, производимые их маленькими двухтактными двигателями.

За бортом проплывали крохотные островки, сплошь покрытые белой коркой помета бесчисленных стай морских птиц, кружащих вокруг нашей яхты. Дахлер указал на распахнувшееся перед нами устье фьорда, который, по его словам, вел собственно в Бовааген, где находилась рыбная фабрика. Сложенная из черно-белых камней пирамидка на берегу указывала на судоходность фьорда.

И вдруг перед нами возникла китобойная база. Она была наполовину скрыта складкой скалистой местности, а с севера ее защищали низкие острова. Ржавые металлические корпуса и изрыгающие черный дым высокие железные трубы обезображивали дикую красоту островов подобно тому, как угольная шахта уродует валлийскую долину. Кроме этих корпусов других зданий тут не было. Фьорд, который привел нас в Бовааген, остался за кормой, а черно-белые указатели скрылись за мысом, который мы только что обогнули. Мы оказались в мире скал и моря. Но это были не темные гранитные утесы с травянистыми лужайками на макушке, а бледно-золотистые скалы, отполированные ветром и волнами и спускающиеся к воде плавными очертаниями округлых каменистых осыпей, напоминающих вулканические пропеченные жарким солнцем берега Сицилии. И еще эти скалы были голыми, абсолютно лысыми от кромки воды и до вершины самого высокого утеса, не считая отдельных тонких травинок и альпийских растений, впившихся мощными корнями в расщелины между камнями. И над этим скалистым миром беспрестанно кружили птицы.

Минуту спустя мы увидели канал, ведущий в «Бовааген Хвал». Я дал команду «средний ход», и мы плавно подошли к причалу. Вода здесь была покрыта черной маслянистой пленкой жира и экскрементов, на поверхности которой колыхались серые куски полуразложившейся плоти. Нас словно покрывалом накрыла волна смрада. Возле пристани была пришвартована норвежская моторная лодка, в которую грузили ящики с китовым мясом. Дальше виднелась разделочная площадка, заваленная останками последнего кита. Длинные паровые пилы врезались в огромный позвоночник, рассекая его на части. С края пристани за нами наблюдала группа мужчин.

Йоргенсен поднялся на палубу и остановился у поручня, осматривая базу. Я провел яхту мимо пристани и пришвартовался сразу за лодкой с мясом. От группы наблюдателей отделился пожилой мужчина и подошел к нам. Он был высоким и поджарым, а кожа на его лице задубела и приобрела красновато-коричневый оттенок красного дерева, являвший собой удивительный контраст с густой белоснежной шевелюрой.

— God dag, herr direktor, — обратился он к Йоргенсену.

У него были мелкие черты шаловливого мальчишки, которые сейчас расплылись в улыбке, отчего от уголков глаз разбежались тысячи крохотных морщинок.

Я перебрался через поручень и спрыгнул на пристань.

— Это мистер Килланд, управляющий базой, — коротко бросил мне Йоргенсен, после чего продолжил говорить по-английски: — Итак, Килланд, что вам удалось выяснить относительно той партии китового мяса для Англии? Как в нее попало сообщение?

Килланд развел руками, демонстрируя беспомощность.

— Простите, — произнес он, — но я ничего не выяснил. Я никак не могу это объяснить.

— Вы всех людей опросили?

— Да, herr direktor. Никто ничего не знает. Это полная загадка.

— Кто из китобоев тогда находился на базе? — спросил я.

— Это был «Хвал Ти»? — отчеканил свой следующий вопрос Йоргенсен.

По резкому тону сразу было ясно, что перед ним подчиненный, и внезапно я понял, что ни за что на свете не хотел бы работать на этого человека.

Но Килланда резкость директора ничуть не смутила.

— Да, — немного удивленно ответил он. — Да, тут был «Хвал Ти». Ловаас как раз привез того кита. Это был первый кит сезона. Как вы узнали?

— Это не имеет значения, — оборвал его расспросы Йоргенсен. — Пройдемте в контору и там поговорим.

И он зашагал по проходу между упаковочными цехами.

Килланд обернулся ко мне и улыбнулся.

— Нам лучше пойти за ним, — сообщил он.

Джилл и Кертис сошли на берег и догнали нас.

— Какой ужасный запах, — произнесла Джилл, прижимая к носу платок, хотя его нежный аромат уже напрочь заглушила непереносимая вонь.

— Это деньги, — усмехнулся Килланд. — На китобойной базе деньги так пахнут всегда.

— Слава богу, что у меня их не много, — рассмеялся Кертис. — Еще никогда в жизни я не слышал такого жуткого запаха. Даже в пустыне пахло лучше, хотя смрад там стоял порой ужасающий.

Мы прошли мимо упаковочных цехов, где на высоких полках от пола до потолка было сложено китовое мясо, и поднялись на разделочную площадку. Это был своего рода двор с дощатым полом, окруженный зданиями фабрики. Слева от нас наклонный настил уходил прямо в море. Справа виднелись лебедки с покрытыми жиром стальными тросами. Прямо перед нами возвышалось основное здание фабрики, также снабженное лебедками, с помощью которых китовый жир поднимали наверх, где его варили в огромных чанах. Площадку усеивали части позвоночника. Красные полосы мяса свисали с огромных костей. Мужчины в тяжелых сапогах, зацепив куски позвоночника длинными стальными крючьями и поскальзываясь на пропитанных кровью досках, волокли их к лебедкам. Площадка была покрыта толстым слоем маслянистого жира. Джилл схватила меня за локоть. Было очень скользко. Пройдя по засыпанному пеплом склону, мы миновали бойлерную и баки для мазута и поднялись к сгрудившимся на плоской скале деревянным домишкам.

В конторе запах был чуть менее едким. Окна выходили на дымящиеся ржавые трубы и корпуса фабрики, за которыми расстилалось море.

— Так значит, того кита привез Ловаас, — произнес Йоргенсен, усаживаясь за стол рядом с радиооборудованием. — Это было восьмого или девятого?

— Девятого, — ответил Килланд и пододвинул второй стул Джилл. Мы с Кертисом присели на край стола. — Он пришел на рассвете. К вечеру мясо было разрезано, упаковано и погружено на лодки.

— Когда Ловаас отсюда ушел? — спросил Йоргенсен.

— Не раньше вечера, — пожал плечами управляющий. — Ему были нужны вода и горючее.

— Значит, сообщение в мясо мог подсунуть любой из рабочих базы или экипажа «Хвал Ти»?

— Выходит, что так.

— Как насчет вашего главного упаковщика? Почему он не следит за порядком?

— Он следит. Но упаковочные цеха слишком большие, чтобы уследить за всеми, кто входит и выходит. Кроме того, ему незачем следить за людьми, которые проходят через цеха по пути на пристань.

— Они могут красть мясо.

— Им незачем это делать. Я позволяю им брать домой столько, сколько им необходимо.

— Понятно. — Йоргенсен поглаживал подбородок, кончиками пальцев массируя голубоватую щетину. Золотой перстень вспыхивал на солнце. — Значит, это мог быть практически любой из тех, кто находился на базе?

— Именно так.

Я чувствовал, что Килланд не стремится помогать в расследовании. Было ясно, что этот перекрестный допрос ему очень неприятен. Йоргенсен посмотрел на часы.

— Ровно девять, — пробормотал он и повернулся к радио.

Мгновение спустя в конторе раздались уже знакомые позывные китобоев, вызывающих базу: «Алло — алло — алло — алло “Бовааген Хвал”».

«Кит два» доложил о своем положении, а затем «Кит пять» сообщил о забитом ките. Йоргенсен поднес микрофон к губам и попросил «Кита десять» сообщить свои координаты. Голос капитана Ловааса ответил:

— Vi passerer Utvaer Fyr, herr Jorgensen. Vi er fremme klokken ti.

— Что говорит Ловаас? — шепотом поинтересовался я у Джилл.

— Он говорит, что как раз проходит мимо маяка Утваер, — отозвалась она. — Он будет здесь сегодня в десять часов утра.

Оставался один час. Всего один час, и он будет здесь, в этой конторе, думал я. Вполне возможно, что он расскажет свою историю одновременно мне и Йоргенсену. С другой стороны, Йоргенсен может отвести его в сторону и убедить держать рот на замке.

— Где этот маяк Утваер? — спросил я у Джилл. — К северу от Боваагена?

— Да, — ответила она. — Милях в двадцати к северу.

Йоргенсен выключил радио. Он сидел, глядя в окно и продолжая потирать свой небритый подбородок.

— Пока Ловаас не вернется, делать нам все равно нечего, — произнес я, вставая со стола. — Так что мы можем позавтракать. — Я кивнул Кертису, приглашая его последовать моему примеру. Йоргенсен поднял глаза на меня. — Позавтракаете с нами на яхте? — спросил я. — Или останетесь на базе?

— Спасибо, я буду завтракать здесь, — ответил он.

Я обернулся к Килланду.

— Кстати, что из себя представляет этот капитан Ловаас? Он хороший капитан?

— Он хороший skytter, если вы об этом, — ответил Килланд. Увидев мое озадаченное лицо, он добавил: — Skytter — это то же самое, что в вашем языке «стрелок». Мы называем так наших капитанов, поскольку именно они всегда стреляют из гарпунной пушки. Все остальное меня не интересует. Что касается «Хвал То» и «Хвал Фем» — это другая история. Они принадлежат фабрике, и я сам выбираю капитанов. Но «Хвал Ти» принадлежит Ловаасу. Он сам себе хозяин и продает нам свой улов на основании заключенного с ним контракта.

— Значит, он делает то, что хочет? — уточнил я.

— На борту своего корабля — да.

— Это все объясняет, — пробормотал я.

— Что это объясняет? — Килланд смотрел на меня и явно ничего не понимал.

— Насколько я понимаю, несколько лет назад у него были проблемы из-за убийства человека?

— Я что-то об этом слышал, — кивнул Килланд.

— Эта леди — дочь Уолтера Сомерса. «Петерсен и Сомерс» — одна из компаний Сандефьорда, — пояснил Йоргенсен, кивая в сторону Джилл.

— Вот как!

Килланд перевел взгляд с Йоргенсена на Джилл.

— Вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном? — спросил я.

— Да, конечно.

Килланд подвинул аппарат ко мне.

— Джилл, — обернулся я к девушке, — вы не вызовете мне Фьерланд? Я хочу поговорить с человеком по фамилии Улвик, Йохан Улвик. Скорее всего, он остановился там в отеле.

Я искоса наблюдал за выражением лица Йоргенсена и заметил, как при упоминании имени нашего представителя в его глазах внезапно вспыхнул интерес.

Джилл сняла трубку и попросила соединить с Фьерландом. Последовала короткая пауза. Йоргенсен начал барабанить пальцами по промокательной бумаге, накрывающей весь стол.

— Er det Boya Hotel? — спросила Джилл. — Kunne de si meg om der bor en herr Johan Ulvik der? Utmerket. Jeg vil gjeme snakke med ham. Takk.

Ожидая ответа, она выпрямилась и посмотрела в окно. Ее лицо было серьезным и сосредоточенным. Это была совсем другая Джилл. Передо мной была девушка, которая во время войны работала на роту Линге. И вдруг я понял, что она не только привлекательна, но также может действительно оказаться очень полезна. Услышав в трубке треск и голос, она быстро склонилась к столу.

— Er det herr Ulvik? — И, перейдя на английский: — Пожалуйста, не кладите трубку. С вами желает побеседовать мистер Гансерт.

Я взял трубку и сказал ей с Кертисом возвращаться на яхту и заняться завтраком.

— Буду через минуту, — добавил я, покосившись на Кертиса, чтобы убедиться, что он меня понял. — Это вы, мистер Улвик? — произнес я уже в трубку.

— Да, это Улвик, — еле слышно раздалось у меня в ухе.

— Это Гансерт, — произнес я. — С вами связывался сэр Клинтон Манн?

— Да. Именно поэтому я сейчас во Фьерланде.

— Хорошо. А теперь послушайте, — продолжал я. — Мне необходимо произвести вскрытие тела Джорджа Фарнелла. Его уже похоронили, но я настаиваю на эксгумации и медицинской экспертизе. С этим будут проблемы?

— Полиции понадобятся пояснения и основания.

— Скажите им, что у нас есть основания полагать, что его смерть не была случайностью. — Я оглянулся на Йоргенсена. Он смотрел в окно, но его пальцы перестали выбивать дробь. Он напрягся и ловил каждое слово. — Договоритесь о том, чтобы эксгумацию провели как можно скорее. Вы можете это сделать?

— Это будет трудно, — последовал ответ. — У вас есть доказательства того, что его смерть не была случайностью?

— Нет, — ответил я. — Я надеюсь обнаружить эти доказательства на теле — следы борьбы или еще что-нибудь в этом роде.

— Насколько мне удалось установить, когда тело сняли с ледника, оно было немного повреждено.

— Кто подписывал свидетельство о смерти? — поинтересовался я. — Местный врач?

— Да. Из Лейкангера.

— Тогда свяжитесь с ним. Припугните его. Заставьте его поддержать вашу просьбу о вскрытии. Скажите полиции, что когда Фарнелл сорвался, он был не один.

— А вы уже поговорили с этим вторым человеком? — спросил Улвик. — Полиция отнесется к нашей просьбе гораздо более благосклонно, если они…

— Человека, который был с Фарнеллом, зовут Ганс Шрейдер. Он металловед и когда-то работал на «ДНС» — ответил я. — Я его еще не видел. Но он жив и пытался покинуть страну. А теперь разыщите врача и начинайте обрабатывать полицию. Мне нужен ордер на эксгумацию к тому времени, когда я завтра вечером доберусь до Фьерланда.

— Но, мистер Гансерт, времени слишком мало. Это так быстро не делается.

— Я полагаюсь на вас, мистер Ульвик, — рявкнул я. — Мне все равно, как вы получите этот ордер и сколько это будет стоить. Главное, чтобы вы его добыли. Вы меня поняли?

Я положил трубку.

— Так значит, вы решили взглянуть на своего драгоценного Фарнелла? — улыбаясь, произнес Йоргенсен.

— Да, — ответил я. — И если это убийство, то да поможет Господь тем, кто за ним стоит. — Он продолжал улыбаться. — Возможно, мы узнаем больше об этой истории, когда здесь будет Ловаас? — Я сделал шаг к двери. — А сейчас я иду завтракать. Чертовски проголодался.

Выйдя на солнце, я начал спускаться к фабричным цехам. Мне хотелось броситься бежать, но я знал, что за мной наблюдают в окно конторы, и поэтому заставил себя идти медленно. И только когда я пересек разделочную площадку и оказался в тени упаковочных сараев, я позволил себе оглянуться. Позади никого не было. Судя по всему, они ничего не заподозрили.

Кертис показался из люка, когда я перепрыгнул через поручень.

— Завтрак готов, — сообщил он.

— К черту завтрак, — отозвался я. — Отдать швартовы. — Я ринулся в люк, едва не отпихнув его в сторону. — Картер! — крикнул я.

— Да, сэр?

— Заводи двигатель. Да побыстрее.

— Ага, ага, сэр.

Кертис не стал раздумывать над основаниями отданного мной приказа, а выпрыгнул на пристань и забросил канаты на палубу.

— Что все это значит? — спросил он, снова оказавшись на борту.

— Ловаас, — ответил я. — Я хочу увидеть его, прежде чем Йоргенсену представится шанс его обработать.

Взревел двигатель.

— Средний вперед, — скомандовал я в переговорную трубку.

Винты взбили грязную воду за кормой яхты. Мимо заскользила пристань. Я повернул штурвал. Бушприт, описав дугу, устремился к прикрывающим бухту островам. И тут из-за упаковочных цехов показался Йоргенсен. Он разгадал мой план. Но было уже поздно. Нас отделяла от пристани полоса воды, которая стремительно расширялась.

— Я хочу поболтать с Ловаасом, — крикнул я. — Наедине.

Его лицо потемнело от гнева. Он остановился, но ничего не сказал, а развернулся и зашагал обратно между цехами. Я скомандовал «полный вперед», и мы заскользили между островами, стремительно погружаясь в молочную дымку Северного Ледовитого океана. Мы шли к маяку Утваер. Прямо перед нами были пришвартованы две небольшие лодки. Одна из них была обычной норвежской рыбацкой лодкой. Вторая привлекла мое внимание своим необычным видом. Она выглядела так, как будто кто-то предпринял неуклюжую попытку превратить ее в плавучий дом. Двое мужчин стояли перед порогом дома. Короткая лестница вела в воду. Когда мы поравнялись с лодками, поверхность воды запузырилась и тут же среди пузырей возник круглый шлем водолаза.

— Что там, внизу? — крикнул Дик, который стоял, опершись на поручень правого борта.

— Авиационный двигатель, — раздалось в ответ.

— Здесь что, все говорят по-английски? — спросил я у Дахлера, который расположился в рубке, когда мы вошли в «Бовааген Хвал», и до сих пор ее не покинул.

— Преимущественно да, — отозвался он. — Видите ли, во время войны почти все, у кого были моторки, перебрались в Англию. Люди пытались бежать даже в весельных лодках. — Он пожал плечами. — Кое-кому удалось добраться до Шетландских островов. Другим повезло меньше. Кроме того, многие служили на английских или американских торговых судах. Английского не знают только старики и фермеры. — Он встал и поднялся в кокпит. — Так вы решили увидеться с Ловаасом? — Он прислонился спиной к стене рубки, глядя куда-то вдаль. — Я с ним однажды встречался. Он хотел быть капитаном на одном из моих каботажных пароходов. Я побуду внизу, — добавил он. — Мне не хочется с ним пересекаться.

— Что он из себя представляет? — спросил я.

— Ловаас? — Он повернул голову и несколько мгновений смотрел на меня. — Скользкий, как угорь. — Его губы растянулись в кривоватую улыбку. — Но внешне он совсем не похож на угря. О нет. Он маленького роста, и у него большой живот. Он много смеется, но его глаза не смеются, и люди его боятся. У него нет ни жены, ни детей. Он живет только для себя. Сколько денег вы готовы предложить ему за то, что он вам расскажет о Шрейдере?

— Не знаю, — ответил я. — Я еще об этом не думал.

— Если Ловаас располагает информацией, которая нужна вам и Йоргенсену, он запросит много.

— Возможно, он не знает цену этой информации? — предположил я.

Дахлер засмеялся.

— Ловаас всегда знает, что сколько стоит.

После этого я долго молчал, размышляя, как мне быть с этим китобоем. По мере того как мы продолжали скользить по гладкой поверхности моря, дымка постепенно сгущалась, пока наконец солнце не превратилось в радужное пятно в белом небе, после чего заметно похолодало. Видимость продолжала ухудшаться, дымка сгустилась в туман, и я начал опасаться, что мы можем разминуться с Ловаасом.

Но десять минут спустя с носа донесся крик Кертиса:

— Корабль по левому борту, шкипер.

— Я всмотрелся в мутную бездну, объединившую море и небо в единое целое, и с трудом разглядел смутные очертания корабля. Я повернул штурвал, развернув нос в сторону этих очертаний, которые вскоре превратились в настоящее судно с высоким носом, низкой палубой и единственной отклоненной назад трубой. Корабль шел с весьма приличной скоростью, вспарывая поверхность моря и оставляя позади себя черную линию дыма из трубы. На самом носу виднелась платформа, на которой была установлена пушка — гарпунная пушка. Я еще сильнее развернул «Дивайнер» влево и пошел наперерез китобою. Когда наш нос оказался почти на его пути, я развернул яхту и лег на параллельный курс.

Как только китобой поравнялся со мной, я громко крикнул:

— Капитан Ловаас! Разрешите мне подняться на борт?

Я услышал звон колокола машинного отделения, и на узком мостике перед рубкой появился человек. Он был низким и толстым. Форменная фуражка была сдвинута на затылок, а серебряные пуговицы зеленой куртки тускло блестели в странном, но ярком освещении.

— Представьтесь, — проревел он. — Кто вы?

— Я тот, кто описывал вам внешность Джорджа Фарнелла, — ответил я.

Он обернулся и отдал какое-то приказание. Снова прозвенел колокол, и двигатели китобоя стихли.

— Пожалуйста, встаньте рядом, — крикнул он. — Вот здесь.

Он показал, где именно я должен встать.

— Я разберусь с этим сам, — сказал я Кертису, приближаясь к пароходу. — Придержи всех остальных на борту.

Китобойное судно было таким низким — судя по всему, ради высокой скорости, — что, когда наши фашины коснулись его железного борта, я сумел без труда взобраться на его палубу. Ловаас спустился с мостика, чтобы поздороваться со мной. Как и говорил Дахлер, он был невысоким человечком с большим животом. Полы его темно-зеленой куртки развевались на ходу, а шерстяные брюки из той же ткани едва не лопались на ляжках. Казалось, его огромное пузо удерживается на весу только благодаря широкому кожаному ремню с серебряной пряжкой.

— Меня зовут Гансерт, — представился я.

Он протянул мне широкую ладонь с рыжими волосами на тыльной стороне.

— А я Ловаас, — отозвался он. — Мы уже встречаться. Во всяком случае, голосами. — Он расхохотался. Казалось, этот низкий рокочущий смех доносится из самых глубин его живота. — Голосами, — с необъяснимо довольным видом повторил он. — Вы ведь не отказаться немного выпить? Пойдемте. — Он завладел моим локтем. — Никто не подниматься ко мне на борт просто так. Вы обязаны со мной выпить. — Он покосился на яхту. — Ваше судно мы пришвартовать. А потом безотлагательно заниматься нашим делом. Hei! Jan! Henrik! Fortoy denne baten! — Двое мужчин поспешили исполнить его распоряжение, а он потащил меня дальше. — Хорошее у вас суденышко, — сообщил мне он. — Отличное морское суденышко. А вот это мое. — Он обвел рукой свой корабль. — Все мое, и достаться мне очень дешево. Я мог бы продать его втрое дороже. — Он усмехнулся и сжал мой локоть. — Неплохой доход, как вам кажется? Отличный доход. Я два раза ходить на судах фабрики в Антарктику. Но с меня хватит. Это намного лучше. Теперь я могу делать все, что пожелать. И ни на какую чертову китобойную компанию я больше спину не гнуть. Я работать на себя, а они платить мне за то, что я им привозить. Так лучше, верно? Ведь лучше? — У него была странная привычка повторять собственные слова, как будто наслаждаясь их звучанием. — Сюда, пожалуйста, — произнес он, когда мы поднялись на верхнюю ступеньку лестницы, которая вела в небольшое помещение под мостиком. — Halvorsen! — позвал он. — Full fart forover sa snart den andre baten er fortoyet.

— Ja, — раздалось в ответ.

— Сюда, пожалуйста, — повторил Ловаас, толкнув какую-то дверь. — Моя каюта, — пояснил он. — Тут всегда чудовищный беспорядок. Никаких женщин, знаете ли. Никаких женщин на борту. На берегу у меня их полно, но на борту — ни за что. Вот они. — Он кивнул на фотографии, приколотые к стене над его койкой. — Хильда, Марта, Солвейг. — Он хлопнул ладонью по столу. — У меня их тут полный ящик. Кто бы мог подумать, что у такого большого мужчины, как я, может быть так много женщин, а? — И он похлопал себя по животу. — Ну да ладно. Как вам нравиться аквавит? Или вы предпочитать бренди? У меня есть отличный французский бренди.

— Что такое аквавит? — поинтересовался я.

Я слышал об этом норвежском напитке, но никогда его не пробовал.

— Вы никогда не пили аквавит, а? — Он захохотал и хлопнул меня по плечу. — Тогда я угостить вас аквавитом.

Он, закряхтев, наклонился и извлек из шкафчика под столом бутылку и два стакана. Над нашими головами прозвенел гонг и снова застучали двигатели.

— Вот он, — произнес Ловаас, поднимая бутылку вверх. — Настоящий аквавит. Взгляните на этикетку изнутри. Тут название корабля, на котором он пересек экватор, когда его везти на юг, и название корабля, который доставить его обратно. Настоящий аквавит обязательно должен дважды пересечь экватор.

— Зачем? — спросил я.

— Зачем? Бог мой, откуда мне знать? Это забота тех, кто делать этот чертов напиток. Все, что я знаю, это то, что это ему на пользу. Да ладно — skaal. — Он поднял стакан и осушил его одним глотком. — А-ах! — выдохнул он. — Неплохо, а? Отличная штука, если ешь много жира.

Он снова похлопал себя по животу и разразился хохотом. Я вспомнил, что говорил мне Дахлер, и заметил, что его маленькие налившиеся кровью глазки не смеются. Жир, которым они заплыли, пронизывали морщинки смеха, но его ярко-голубые глаза пристально наблюдали за мной, и в этом стальном взгляде не было и следа веселья.

— А теперь присаживайтесь, — произнес он, ногой подвигая ко мне стул. — Вас ведь Шрейдер интересовать, а?

— Да, — ответил я.

Он уселся на койку.

— Herr direktor Йоргенсен тоже им интересоваться.

Он так произнес слова herr direktor, что они прозвучали как издевка.

— А я ведь ожидать встречи с вами, знаете ли.

— Ожидали? Почему? — удивился я.

— Радио, знаете ли. Мы выходим на связь каждые полчаса. Йоргенсен говорил со мной после того, как вы ушли из «Бовааген Хвал». — Снова этот пронзительный взгляд. — Выпьете еще?

— Нет, спасибо, — отказался я.

— Насколько я понимаю, вы представлять какую-то английскую компанию? — Зажурчала жидкость, потому что он снова наполнил оба стакана. — Skaal, — произнес он. — Какую компанию вы представлять, мистер Гансерт?

— Цветные металлы и производство, «Би Эм энд Ай», — ответил я.

Его густые песочного цвета брови поползли вверх.

— Ого! Крупный концерн, а? Крупнее, чем «ДНС».

— Да, — кивнул я. Я хотел, чтобы говорил он, а не я. Я хотел понять, с кем имею дело. Но он выжидал, и в конце концов я произнес: — Где этот человек, Шрейдер?

— Заперт в каюте, — ответил он.

— Вы позволите мне с ним встретиться?

— Возможно.

Он повращал стаканом, взбалтывая густую бесцветную жидкость, и поднял на меня свои проницательные маленькие глазки. Он молчал. Внезапно тишину каюты разорвал туманный горн, заглушив ритмичный гул двигателей. Он выжидал. Горн взревел во второй раз.

— Сколько? — не выдержал я.

— Сколько? — Он улыбнулся и пожал плечами. — Вы хотеть купить. Но знаете ли вы, что именно вы покупать, а, мистер Гансерт?

— А вы знаете, что продаете? — ответил вопросом на вопрос я.

Он улыбнулся.

— Думаю, что да. На борту моего корабля есть человек, который сообщить вам местонахождение залежей какого-то важного нового минерала. Это герр Йоргенсен мне успеть сообщить. Он также сказать мне, чтобы я привезти этого человека — Шрейдера — в «Бовааген Хвал» и ни в коем случае не позволить вам побеседовать с ним. Так что, мистер Гансерт, вы ведь понимать, в каком я сейчас неловком положении. Герр Йоргенсен — direktor китобойной базы, которой я продать своих китов. Он очень жесткий человек. Если я не доставить ему Шрейдера, база не брать у меня китов. Видите ли, в Норвегии всего три китобойных базы. Каждая база иметь право только на три китобойных судна. Если «Бовааген Хвал» для меня закрыться, я не отвезти своего кита на другую базу. Как я тогда зарабатывать себе на жизнь? А моим людям что делать? А мой корабль просто стоять в Сандефьорде и гнить. Но первым делом нужно поговорить с Йоргенсеном. Если он не предложить мне слишком много, а вы предложить больше, что ж, возможно, я и добраться до Англии живым и невредимым. Но чем я кормить свой живот, а? — Он похлопал свое выпирающее пузо, которое тряслось от смеха. — Возможно, в вашем Сохо есть хороший ресторанчик, который не прочь поживиться на черном рынке, а? Но первым делом мы побеседовать с Йоргенсеном.

Он приподнялся и начал всматриваться в иллюминатор. Затем он посмотрел на часы.

— Через пять минут мы будем в «Бовааген Хвал». Там посмотреть. А пока еще выпить, а? — Он долил мой стакан. — Skaal. — Увидев, что я не прикоснулся к стакану, он произнес: — Прошу вас, мистер Гансерт, когда я говорю skaal, вы выпить. Если вы не пить, я тоже не могу пить. Такой у нас обычай в Норвегии. А я люблю пить. Skaal.

Я поднял стакан и опрокинул его содержимое себе в горло. Напиток был крепким и обжигающим.

— Почему Шрейдер пытался добраться до Шетландских островов? — спросил я.

— Может, он кого-то убить. Я не знаю. Но он чуть меня не одурачить, намагнитив мой компас. — Он снова наблюдал за мной. — В том описании Фарнелла… Вы сказать, что у него не хватало кончика мизинца на левой руке, а?

— Верно, — кивнул я. — Мне это известно, потому что это случилось, когда он был со мной в Родезии. Палец попал в камнедробильную установку. А что?

Он уже смотрел в свой стакан.

— Да просто интересно, вот и все. Этот тип Шрейдер ничего об этом не сказать. Его описание почти совпасть с вашим. Вот только он ничего не сказать о мизинце левой руки.

Прозвенел гонг машинного отделения, и двигатели замедлили обороты. Я встал и выглянул в иллюминатор. Туман все сгущался. Но из него проступали очертания одного из небольших островков, за которыми пряталась «Бовааген Хвал».

— Мне кажется, что мы почти на месте, — сказал я.

Ловаас не ответил. Думаю, он размышлял, как лучше всего построить переговоры одновременно с Йоргенсеном и со мной. Я спрашивал себя, почему его так заинтересовал вопрос мизинца Фарнелла и что ему известно обо всей этой истории.

И вдруг, казалось, разразилась свистопляска. Раздался крик. Затем где-то хлопнула железная дверь, и по железным плитам кормы загрохотали поспешные шаги. Снова зазвенел гонг машинного отделения, и корабль содрогнулся, потому что двигатели застучали «полный назад».

При первом же окрике Ловаас вскочил и с удивительным для человека его объемов проворством ринулся к двери.

— Hvar er hendt? — взревел он.

Поверх его плеча я заметил человека, который остановился возле поручней и, подняв голову, посмотрел на нас. По его лицу стекала кровь.

— Det er Schreuder, — крикнул он в ответ и указал за борт. — Han unnslapp og hoppet overbord.

— De fordomte udugelig idiot! — взревел Ловаас и одним прыжком преодолел трап.

— Что случилось? — спросил я, выскакивая на трап вслед за ним.

— Шрейдер, — ответил он. — Он сбежать и прыгнуть за борт. — Он распахнул дверь на мостик. Помощник капитана стоял, подняв бинокль к глазам. — Kan De se ham? — рявкнул Ловаас.

— Nei, — ответил помощник, но тут же закричал: — Jo, Jo — de borte.

Я посмотрел туда, куда он показывал. На самой границе видимости на бесцветной поверхности моря показалась и тут же исчезла темная точка.

— Full fart forover babord motor. Full fart akterover styrbord motor. — Ловаас всматривался в белесую бездну. — Roret hardt over til babord, Henrik!

Судно развернулось, и я снова увидел черное пятно. Оно повернулось, оглядываясь на нас, и я отчетливо разглядел, что это голова человека. Он поднял руки из воды, явно пытаясь освободиться от одежды. Затем голова исчезла. Я понятия не имел, какая температура воды, но знал, что она достаточно холодная. Только человек, доведенный до отчаяния, отважился бы на подобный заплыв в этих водах. И в момент, когда он исчез, он направлялся в открытое море. Бедняга, наверное, совсем утратил чувство направления. Со своего места я видел смутные очертания острова, но с воды он, скорее всего, был совершенно незаметен.

Я бросил быстрый взгляд на Ловааса. Он всматривался в туман, туда, где исчезла голова человека, явно негодуя на то, как медленно разворачивается его корабль, и с такой силой стиснул поручень, что у него даже костяшки пальцев побелели. Я перевел взгляд на «Дивайнер». Лини, удерживающие яхту возле китобоя, натянулись так туго, что казалось, вот-вот лопнут. Если бы Шрейдера удалось выловить нам, а не Ловаасу… Я в мгновение ока слетел по трапу.

— Дик! Кертис! — крикнул я. — Рубите тросы. Быстро!

Я услышал, как взревел Ловаас, по-норвежски скомандовав что-то своей команде. Промчавшись через машинное отделение, я сбежал по трапу на главную палубу. Кто-то попытался преградить мне путь у самого подножия трапа. Я изо всех сил ударил нападавшего ногой и прыгнул прямо на палубу «Дивайнера». Дик и Уилсон уже вооружились топорами. Двух ударов хватило, чтобы разрубить швартовы, и не успел я подняться на ноги, как завелись двигатели и мы отделились от китобоя.

Ловаас бежал по мостику на нос судна и грозил мне кулаком. Я увидел, что он остановился возле гарпунной пушки и снова посмотрел на нас.

— Право руля! — закричал я Джилл, которая сидела у штурвала.

— Есть право руля, — откликнулась она, и яхта резко повернула в сторону.

Необходимо было как можно скорее оторваться от китобоя. Я физически ощущал ярость Ловааса, хотя расстояние между нами стремительно увеличивалось. «Интересно, что он будет делать, если нам удастся подобрать Шрейдера?» — мелькнула мысль.

Но нам это не удалось. И Ловаасу тоже. Наши суда еще очень долго бороздили этот крохотный участок моря.

Шрейдера мы так и не нашли. Только его пиджак плавал в воде, напоминая утопленника своими разбросанными в стороны рукавами. Стоял полный штиль, и поверхность моря была гладкой, как зеркало. Туман был таким густым, что временами мы теряли китобой из виду. Я потребовал, чтобы на палубу подняли ведро морской воды, и опустил в нее руку. Она была ледяной. Никто не смог бы выжить в ней больше нескольких минут. Спустя полчаса я сдался и последовал за китобоем, который уже медленно шел сквозь туман в «Бовааген Хвал».

Я увидел, что Джилл оглядывается, всматриваясь в море за кормой.

— Если бы нам только удалось его спасти, — пробормотала она. — Он так много мог бы нам рассказать. Я в этом убеждена. — Внезапно она развернулась ко мне. — Как вы думаете, что произошло на Йостедале?

— Я не знаю, — ответил я, думая о том, что чем меньше она будет об этом думать, тем лучше.

— Но что-то же там произошло, — прошептала она. — Он был там с Джорджем. А потом, после несчастного случая, попытался добраться до Англии. Он боялся оставаться в Норвегии. Настолько боялся, что предпочел рискнуть и прыгнул в ледяную воду. И эти образцы руды. Билл, я думаю, он забрал их с тела Джорджа. — Она схватила меня за руку и срывающимся голосом спросила: — Вы думаете… Вы думаете, он убил Джорджа?

— Я не знаю, что думать, — ответил я, стараясь не глядеть на нее, потому что не мог видеть ее страдальческий взгляд.

— Что бы он там ни сделал, — вмешался Кертис, — бедняга уже мертв. И мы никогда не узнаем, что же случилось на самом деле. — Он обернулся и посмотрел назад. — Ух ты! Туман немного рассеялся. Хотел бы я знать, что случилось с теми лодками.

— С какими лодками? — спросил я.

— Помните водолаза, который искал авиационный двигатель? Может, они были дальше? В такой туман ничего не поймешь. Но я думал, что они были где-то здесь. Я помню, что вон тот остров был именно там, где он находится сейчас, когда Дик их окликнул.

Он кивнул на остров, к которому мы приближались.

— Верно, — согласился Дик. — Это было здесь.

Кертис поднял глаза на вымпел. Он колыхался.

— Поднимается ветер. Смотрите, туман действительно рассеивается.

— Жаль, что он не сделал этого раньше, — заметил Дик. — Это могло бы спасти Шрейдеру жизнь. — Туман рассеивался очень быстро. Сквозь него уже начинало просвечивать солнце. — Водолазов не видно, — заключил он.

— Наверное, на сегодня уже закончили, — предположил Кертис.

Но Дик покачал головой.

— Нет, они бы этого не сделали. Не думаю, что им часто приходится работать в таком спокойном море, как это. Для водолазов это то, что надо. Кроме того, еще слишком рано. Они только недавно приступили к погружениям.

Я посмотрел на него. Думаю, что все мы думали об одном и том же.

— Вы думаете, что Шрейдер мог подплыть к лодкам водолазов и убедить их отвезти его на берег? — спросил я.

Дик пожал плечами.

— Мы не нашли его тело. И лодки мы тоже не нашли. И если они ушли, то из-за шума наших двигателей мы не услышали бы их моторы. Тем более их не мог услышать Ловаас на своем китобое. Но как он мог убедить их поднять якорь и уйти так быстро?

— Я не знаю, — отозвался я. — Но такая возможность не исключена.

Я приказал Картеру заглушить двигатель и спрыгнул в рубку. Сдвинув с карты груду карандашей и линеек, я всмотрелся в береговую линию Нордхордланда. Остальные столпились вокруг, заглядывая мне через плечо.

— Кертис, — окликнул я майора, — это по вашей части. Шрейдер очень чего-то боялся и хотел сбежать. Если бы вы оказались на месте Шрейдера и смогли бы убедить этих водолазов помочь вам, куда бы вы попросили вас доставить?

Он склонился над картой, обводя ее внимательным взглядом.

— Он хотел сбежать от Ловааса, — пробормотал майор. — И для него Ловаас означал «Бовааген Хвал». В этом случае я попытался бы уйти как можно дальше от отрезка берега, на котором расположен Бовааген. И я не отправился бы на Шетландские острова, как бы сильно мне ни хотелось попасть в Англию. Там я чувствовал бы себя отрезанным от мира и помощи. Нет, я думаю, что попросил бы их доставить меня на следующий остров дальше к северу и высадить в какой-нибудь тихой бухте неподалеку от Аустрхейма. На противоположном берегу острова наверняка нашелся бы рыбак, который согласился бы перевезти меня через Фенсфьорд в Халсвик. Оттуда уже можно было бы подняться в горы и затеряться, пока не стихнет шум погони.

— Он также мог бы остановить один из пароходов, идущих в Согнефьорд, — вставила Джилл. — Они всегда берут на борт пассажиров, которые голосуют из лодок.

— Отлично, — подытожил я. — Значит, идем в Аустрхейм. Если наши предположения верны, мы встретим водолазов, возвращающихся к месту работы.

Вскоре поднялся свежий ветер и туман окончательно растаял в лучах яркого солнца. Но мы так и не нашли водолазов. Их не было ни в Аустрхейме, ни в бухтах неподалеку. Делать было нечего, пришлось возвращаться.

На обратном пути в Бовааген произошло событие, которое меня почему-то очень огорчило. Аустрхейм почти скрылся в дымке за кормой, когда я спустился в кают-компанию, чтобы смешать напитки для экипажа. Но у самой двери я остановился. Она была притворена неплотно, и я увидел Джилл и Кертиса, которые стояли очень близко. На глазах Джилл были слезы, а Кертис держал в руке золотые часы, те самые золотые часы, которые я видел у него на руке, когда он впервые поднялся на борт моей яхты.

— Простите, — говорил он. — Я должен был дать их вам раньше. Но я не был уверен в том, что он умер. Теперь я знаю это точно. Так что… — Он сунул золотой хронометр ей в руки. — Они принадлежали его отцу. Когда он отдал их мне, под задней крышкой был ваш адрес. Я сдуру открыл их на борту десантного катера, и ветер подхватил и унес клочок бумаги с вашим адресом. Осталась только ваша фотография. Поэтому я сразу вас узнал.

Она сжала часы в ладони.

— Вы… видели нас тогда в Бергене, правда?

— Да.

— Это был последний раз, когда я его видела. — Она отвернулась, и я понял, что она плачет. — Он ничего не сказал вам, когда отдавал часы?

— Сказал, — кивнул Кертис. — Это была строчка из Руперта Брука…

Я не стал больше слушать, а повернулся и бесшумно поднялся на палубу, пытаясь разгадать загадку ее слез. «Неужели она все еще его любит?» — спрашивал себя я. Я сменил Картера у штурвала, потому что не хотел думать о том, что она любит Фарнелла.

Наступил полдень, когда мы наконец вернулись на китобойную базу. В бухте стояло два китобоя. Сходя на берег, мы услышали, как загрохотали лебедки, волоча за хвост огромного белого кита. На несколько мгновений мы замерли, как завороженные наблюдая за этим странным зрелищем. Когда лебедка остановилась, огромное животное вытянулось во всю длину разделочной площадки. Гигантский хвост лежал возле лебедки. Огромный розовый язык свисал изо рта кита у самого края площадки. Спустя мгновение с полдюжины мужчин, вооруженных разделочными ножами, приступили к работе. Тросы лебедки зацепили за складки кожи, надрезанной сразу за челюстью с обеих сторон. После этого рабочие начали разделывать тушу, срезая ножами толстый слой жира и обнажая мясо вдоль позвоночника. Затем с помощью лебедки и системы блоков кита перевернули на спину. Под разделочными ножами оказалось серо-белое брюхо животного.

Пока мы за всем этим наблюдали, к нам подошел Килланд. Он был обут в армейские немецкие сапоги и одет в старую рубашку цвета хаки.

— Ага, так значит, вы вернулись? — Он крикнул какое-то указание одному из рабочих и продолжал: — Я слышал, что этот Шрейдер прыгнул в море. Вы его не спасли, а?

— Нет, — покачал головой я. Рабочие суетились вокруг кита. Мясо нареза́ли большими кусками и складывали на тележки, чтобы отвезти его в упаковочные сараи. — Где Йоргенсен? — спросил я.

— Уехал в Берген на мясной лодке.

Килланд держался так оживленно, что мне стало ясно — он был рад распрощаться со своим боссом.

— А Ловаас?

Он улыбнулся, и из уголков его глаз разбежались морщинки.

— Сам себя готов сожрать.

— Как насчет вещей Шрейдера? — спросил я. — Что с ними случилось?

— Kaptein Ловаас отдал их Йоргенсену, чтобы тот передал полиции.

— Вы их, случайно, не видели? Может, там было что-то похожее на тусклые серые камешки?

Он приподнял брови.

— Так вот почему вас всех так заинтересовал этот Шрейдер, а? Что там у него было — золото, серебро… что-то ценное?

— Да, — ответил я. — Что-то ценное.

Неудивительно, что Йоргенсен умчался в Берген, подумал я. Ему необходимо как можно скорее отправить эти камни в лаборатории «ДНС». Не позднее завтрашнего дня ему предстояло узнать все, что знал я.

— Я возвращаюсь на яхту, — произнесла Джилл. — Я не могу… я больше не могу это все выносить.

Она прижимала к носу платок.

— Но прошу вас — вы пообедаете со мной и моей женой? — произнес Килланд. — Все готово. Я вас ожидал. Вы не сможете разочаровать мою жену. Она любит англичан. — Он потряс мой локоть. — Все на этих островах настроены очень пробритански. Мы ведь с вами хорошо ладим, верно? Мы рыбаки и моряки, так же, как и вы. И мы всегда на одной стороне, как во время мира, так и во время войны. Так вы останетесь к обеду, а?

— Вы очень добры, — произнес я.

— Вовсе нет, мой дорогой друг. Вовсе нет. И если хотите отдохнуть от корабля, у нас и кровати для вас найдутся. Пойдемте. Выпьем немного, а? Мы всегда немного пьем перед едой. — Он усмехнулся и кивнул Джилл, которая продолжала прижимать к носу платок. — Миссис Гансерт не нравится этот запах, а? Но нам он нравится. Для меня это запах денег. Я всегда так говорю. Это запах денег. Посмотрите на этого кита. Я только что его измерил — семьдесят три фута. Это около семидесяти тонн. Это больше тысячи фунтов за масло, которое делают из его жира, и приблизительно столько же за мясо. Вот почему мне нравится этот запах. — Он похлопал Джилл по руке. — Моя жена говорит, что это запах новых платьев. Каждый раз, когда привозят кита длиной больше семидесяти футов, я обещаю ей новое платье. Так что теперь ей тоже нравится этот запах. Пойдемте, выпьем.

Он провел нас в контору. За конторой находился длинный приземистый дом. Когда мы входили в дверь, я случайно встретился взглядом с Джилл. Ее глаза искрились смехом. Нас проводили в со вкусом обставленную гостиную. Миссис Килланд вошла, когда ее супруг разливал по большим бокалам коньяк. Это была веселая и элегантная женщина, присутствие которой на китобойной базе стало приятной неожиданностью. Килланд представил нас друг другу. Джилл объяснила, что она мне не жена.

— Бедняжка, — засмеялась миссис Килланд. — У Альберта все должно быть разложено по полочкам. И он вообще ничего не знает, кроме своих китов. Если вы задержитесь у нас хотя бы ненадолго, вы обнаружите, что, кроме как о китах, в этом доме вообще ни о чем не говорят. — Она обернулась к мужу. — Альберт, какой длины этот кит, которого только что привез Нордахл?

— Семьдесят три фута, Марта, — с довольным видом ответил Килланд, широко улыбаясь.

— Семьдесят три! — восторженно воскликнула она. — Смотрите, вот это платье я купила на деньги, полученные после прошлого кита, который был длиннее семидесяти футов. — Платье было сшито из алого шелка, и когда она закружилась по комнате, юбка взлетела, кружась вокруг ее ног. — А теперь, — продолжала она, — мы выпьем за ваше здоровье. — Она подняла бокал. — Skaal.

Мы выпили, и тут же отворилась дверь и вошел маленький темноволосый человечек с острыми чертами лица.

— Ага, а вот и мистер Санде, — произнесла миссис Килланд. — Входите, мистер Санде, и выпейте с нами. Я хочу познакомить вас с нашими милыми гостями из Англии.

Пока нас знакомили, я пытался определить его статус, что мне не удалось. Его внешность казалась несколько грубоватой, и мне показалось, что в нашей компании ему немного не по себе, как будто, выпивая с нами, он чувствовал себя не в своей тарелке. Я решил, что это кто-то из механиков. Впрочем, он, похоже, тоже понимал английский.

— Чем вы занимаетесь на базе? — обратился я к нему.

— О, мистер Санде не работает на базе, — вмешалась миссис Килланд. — Он — очередная затея Альберта.

— Чем же вы тут занимаетесь? — полюбопытствовал я.

— Я водолаз, черт его дери, — выпалил он на чистейшем кокни, заставшем меня врасплох.

— Водолаз? — только и смог повторить я.

— Точно так.

Мы с Диком переглянулись.

— Вы работаете на базу?

— Точно так, — повторил он и сосредоточился на своем напитке.

— Что же вы поднимаете? — продолжал допрашивать его я.

— Авиадвигатели, — ответил он. — Самолет фрицев затонул совсем недалеко отсюда. И я поднимаю двигатели.

— Значит, это ваши лодки мы видели сегодня утром сразу за внешними островами? — не унимался я. — Водолазный бот и маленькая рыбацкая лодка?