Однако вместо секса мы начали говорить о шоу-бизнесе. Точнее, о том, как будет раскручиваться певунья.
Итак, она собиралась выстрелить в этом году (наша небесная история разворачивалась в марте, в пору оттепелей и внезапных оглушительных заморозков).
– Первым делом надо купить компьютер, – проговорила Маня мечтательно. – Чтобы самой делать аранжировки.
– Аранжировки чего? – Во мне снова проклюнулась ирония. – Может, первым делом нужно написать песни?
– Умник. Песни пишутся. И как раз сейчас нужен компьютер. И деньги.
Тут я не выдержал и расхохотался.
– Чего ты смеешься?
– Ну хрен с ними, с песнями, сейчас всякое говно поют...
– Але, гараж! Я попрошу. Я стартану, если только сама буду уверена, что мои песни гениальны.
– Ха-ха. Но ты понимаешь – деньги нужны прежде всего. Или у нас на горизонте маячит спонсор?
Спонсора не было. Зря она бросила своего ресторатора из Казани. Сдуру я ей напомнил о Димке.
– А кто сказал, что я его бросила? – съязвила Маня. – Шучу. Димка вообще-то жадный. Чтоб ты знал, у него сена зимой не выпросишь...
– Снега, – поправил я.
– И снега тоже.
– Но ты ведь на его деньги в Москве живешь? За квартиру он платит, за колледж твой джазовый.
Моя ирония из дурашливого щенка вдруг превратилась в пса сторожевого. Я ожидал какой-нибудь одергивающей команды типа «Фу!» или «Нельзя!», но Маня и тут меня обскакала.
– Миленький ты мой, – как можно ласковее проговорила она, – ты пьяной Ксюхе поверил? Пьяной Ксюхе верить нельзя. Ну высылает он мне по сто долларов в месяц. И что? Ну хочет человек считать себя моим женихом. Пусть считает. А я с ним мысленно рассталась еще год назад, как только из Казани свалила.
– Так на чьи же деньги ты живешь?
– Мамка помогает. Из Бугульмы переводы шлет.
– Не понимаю, зачем обнадеживать человека? Почему ты с ним вообще все отношения не разорвешь? – вступился я, кажется, за всю мужскую братию.
– А почему ты с Ксюхой встречался без любви? – поддела меня певунья.
– Там другое дело. Там был голый секс. К обоюдному удовольствию.
– А тут – дымовая завеса.
— Что-что?
– Чтобы мужики не приставали. Дымовая завеса. Всегда можно сказать: у меня жених в Казани. Понимаешь, я вообще должна быть одна. Так лучше для творчества. Ничего не отвлекает.
– А зачем тогда мы с тобой это... – я не мог выцепить из своры слов ключевое, – ну... лежим в постели? Встречаемся.
Маня нырнула под одеяло, как поплавок.
– С тобой сама не знаю, как получилось. – Голос ее звучал глухо, словно из-под толщи воды. – Ты меня вдохновил, что ли.
– Чем? Когда?
– Ну тогда, у Ксюхи. Когда облажал Земфиру.
Я расхохотался, в некотором смысле польщенный.
– Ты меня укрепил. В этой... в вере в собственные силы. Мне показалось, ты мне сможешь чем-то помочь. А?
– Ну, наверное.
– Конечно, и как мужчина ты мне тоже понравился, – добавила Маня торопливо и вынырнула на поверхность.
В тот момент я не имел времени проанализировать ситуацию, но стоит ли вообще что-либо анализировать в делах любовных? Искать корысть в словах Мани? «Ты мне сможешь чем-то помочь». В каком смысле она это сказала? Помочь связями? А может, поддержать морально, стать надежной опорой, крепким тылом, источником (ха-ха!) вдохновения?
Если честно, после всех этих Маниных слов я даже почувствовал некоторую гордость за себя. «Укрепил в вере» – не каждому такое скажут. Снова возникли мысли о единой команде, что я кому-то нужен и т. д. и т. п.
– «В общем, так, – стал я с серьезной миной цитировать товарища Саахова. – Мне теперь из этого дома есть только два пути. Или я ее веду в загс, либо она меня ведет к прокурору»...
Маня минуты две извивалась от смеха, будто щучка, снятая с крючка. Она уже знала о моем увлечении гайдаевскими цитатами.