Адам спустился к Евфрату для утренней ловли ихтиозавра. Накануне ему не удалось поймать его на большую муху (крылья птеродактиля и ангельские перья); теперь он собирался немного порыбачить с искусственным дронтом, но вскоре вылез из воды, решив, что она безнадежно забита рыбой. Лучше б он оставался дома и был начеку, подстерегая Змея. Ибо вот что произошло в его отсутствие.
Ева закончила домашнюю работу, раскинулась на солнце, скинув сшитое на заказ платье с меховой оторочкой (фиговые листья днем теперь уже никто не носил, только с вечерним туалетом) и вспоминала забавы минувшей ночи. "Что за глупая штука у Адама, — размышляла она вслух, — как только мне становится хорошо, она сразу увядает и падает, и нужно десять минут, чтобы ей снова стало лучше. Я бы вполне могла провести всю ночь вот так, без этих дурацких перерывов! А старый дурак сказал, что он от этого устает, и что сегодня не может копать, потому что болит спина, так что он пошел на рыбалку. На рыбалку! Устрою я ему рыбалку, когда он вернется. Сдается мне, он решил навестить эту львицу, которая и прежде ему нравилась. Правда, давеча она была с нами довольно груба, как и все прочие звери с тех пор, как мы съели это яблоко, из-за которого Господь Бог поднял такой шум. Змей, как всегда, ведет себя по-джентльменски, конечно. Говорит, что учился в той же средней школе, что и Господь Бог. Но манеры у него, тем не менее, куда лучше. Старый мерзавец! Говорить мне о труде, о работе и всей этой чепухе, — разве может воспитанный человек так разговаривать с дамой. Надеюсь, в следующий раз Господь оставит при себе свои непристойные шутки. И этот грубиян никогда не занимался любовью. Но я с ним как-нибудь развлекусь. Надеюсь, дырочку не будет жечь. Дрочка не помогает — ох! Лучше, когда я дрочу сильнее. Ну вот! Снова началось. На этот раз буду дрочить сильнее. Ах! Адам! Адам! — Ха! Я думала, что я с Адамом… Ох, как хорошо!" — И она прелестно ахнула.
— Простите за вторжение, герцогиня, умоляю, — произнес новый голос в учтиво-почтительной манере, присущей дипломатам, — но сегодня ведь третья среда, не так ли?
— Мой дорогой Князь, как хорошо, что вы пришли. Я как раз надеялась, что кто-то заглянет и подбодрит меня. Переезд меня так утомил.
— Ах! Герцогиня, вы прекрасней, чем всегда.
— Дурашка…
— Да, и заслуживаете мужа получше.
— Адам вполне хорош…
— Но он нездоров. Он простужен с тех пор, как покинул Эдем, здешний климат столь переменчив.
— Да, не очень-то он силен, бедняжка.
— Он быстро устает.
— Да, — со вздохом.
— Вижу, вы пытаетесь занять его место.
В течение разговора Ева так и не сменила позу, и ее влажные пальцы все еще играли среди золотистых волосков.
— Ох! Я и не думала.
— Ах! Герцогиня, какая жалость, и какой сюрприз!
— Да, в самом деле? Но, право же, Князь, вы столь же любопытны, как и этот старый грубиян Господь Бог.
— Я вас обидел?
— Нет, что вы! Не знаю, как и благодарить вас за тот совет насчет яблока.
— Я вынужден просить прощения, что невольно стал причиной наглости этого грубияна.
— Ни слова. Я вам очень признательна.
— Только наполовину признательны, Герцогиня.
— ?
— Потому что вы узнали лишь половину тайны.
— А какова же вторая?
— Скверная.
— О, дорогой, скажите же немедля.
— А вы меня поцелуете?
— Поцелую. Иди же ко мне, Сатана!
— Ева!
Тут его скользкие кольца обернулись вокруг ее нагого тела, раздвоенный язык проник меж белых зубов, от терпкой пены ее язык затрепетал. Он коснулся нежного нёба и вылез, чтобы проникнуть в изящные ноздри. Мягкими зелеными кольцами он обвил ее, от его близости кровь Евы вспыхнула желанием, а он, холодный и скользкий, продолжал оплетать груди и гибкие бедра. Хвост проник в приоткрытый фонтан, нежно пощекотав розовый язычок любви, ныне набухший и окрепший от восторга. Еву пробил жаркий, пахучий пот. — "Сатана! Я люблю тебя! Когда меня целует Адам, он такой горячий и тяжелый, он душит меня! Ты же поднимаешь меня, держишь меня, ты… Ах!" — Хвост сделал решающий рывок, и вспотевшая женщина ахнула от удовольствия. — "Моя королева!" — "Сатана!" — Влюбленный змей скользнул по ее груди. — "Любишь ли ты меня?" — "Я научу тебя любви, которая и не снилась твоему Адаму!" — Его голова скрылась в темном вместилище ее желания, а самая нежная часть пылкого тела прижалась к ее алым губам. Угадав, чего он хочет, она с восторгом предалась новому пороку. Вновь и вновь она орошала его любовной капелью, теплый аромат их тел слился в изысканном потоке; наконец, показалась его голова, вся в пене, и вновь прильнула к ее ароматным губам, срывая похотливые поцелуи и ласково покусывая ее нежные веки, она же прижалась к телу, ставшему еще более желанным.
Но тут неподалеку раздался крик и, вскочив, Сатана увидел, что Адам возвращается с добычей. Он был слишком близко, не убежишь. Ева с женской смекалкой поспешно накинула меха и с беззаботным видом присела на корточках подле костра, Сатана же свернулся под ее юбками. Взметнулось пламя, и Адам приветствовал подругу покровительственным тоном, который мужчина всегда считает уместным в разговоре с теми, кого он считает ниже себя в социальном, физическом и интеллектуальном отношении. Она отозвалась с редкой кротостью, на которую неизменно способны неверные жены. Но ей было совсем не так просто, как можно было заключить по выражению ее лица. Змей-любовник бессовестно воспользовался замешательством и напал на нее в два места сразу, — ее увядшие было страсти пугающе разгорелись, и в высшей точке наслаждения она вряд ли смогла бы сохранить сдержанность. А Сатана и впрямь зашел слишком далеко. Он заползал все выше и выше, и уста ее чрева конвульсивно закрывались и тщетно открывались вновь. Он проникал все глубже и глубже; наконец — яростный рывок, и он полностью скрылся в храме любви. В этот самый момент Ева, дико задрожав, извергла подавленное желание и свалилась на землю в обмороке. Адам был встревожен. Паленые обрезки копыта мастодонта смогли привести ее в чувство, но меха Евы упали, и Адаму открылась природа вдохновения его женушки. — "Подумать только, — заметил он с простительной гордостью, — что всего лишь мой вид… или, быть может, это запах? Я напишу об этом книгу и тогда уж решу. Бедняжка! Да, пожалуй, моя штука сегодня ночью не сможет работать. Львица, помнится, умела облизывать ее с некоторым толком. Но, конечно, я не могу попросить Еву заняться этим. Это ее унизит, уверен. Лучше уж попытаться поднять ее до моего уровня… будь проклята эта картофельная грядка! Придется перекопать завтра, а ведь у меня только старая каменная лопата. Человеку в должности Бога… размечающему землю и все такое, следовало бы заняться поставкой железных лопат… ведь это единственная планета, где на много миллиардов миль не заметно влияния науки, как говорит молодой князь… хотя не очень-то верится, что он настоящий князь… выслушивает все эти оскорбления от придурковатого Бога, точно агнец… говорит, что это ниже его достоинства огрызаться. Я бы старого пидора привлек к суду. Угрожал еще, что у Евиного ребенка разобьется голова". — Но в этот момент его рассуждений завыл ползучий мегатерий, и Адам, схватив рогатку, стал его отгонять. Не теряя времени, Ева принялась яростно стучать по животу. — "Пора вылезать, сэр! Сейчас принесу горячую воду!" Сатана проснулся, он не любил воду, горячую или какую-либо еще, разве что с изрядной порцией шотландского виски, спустился вниз, высунул голову и спросил, какого черта она так стучит. — "Вылезай, дорогой, Адам ненадолго отошел, быстрее, и не сделай мне больно". — "Но, Ева, я проведу с тобой ночь". — "А как же Адам?". — "Пусть тоже залезает". — "Но он все обнаружит. Лучше придумаем что-нибудь другое". — "Нет, я все обдумал. Ты просто не знаешь всего секрета". И по дороге страстно ущипнув клитор, Сатана вновь заполз в уютное убежище.
Адам победоносно вернулся из похода, радостно сбросил шкуры, и кинулся в объятья своей подруги. Как и можно было предположить, вскоре Ева заставила его изменить позицию, копна ее рыжеватых волос покрыла его бедра, а алые губки принялись вдохновлять его до подходящей степени твердости. Желаемое вскоре осуществилось, она быстро сменила позу, уселась на него верхом и рукой направила в нужное отверстие. Началась пляска. Ева что было мочи ерзала толстым задом, Адам помогал, насколько позволяла ему скованность позы. Настал критический момент, и поток теплой влаги стремительно затопил все на своем пути. Но Ева пока не позволяла вынуть. И тут Адам вскрикнул от боли: "Меня укусили!" — "Этот мерзкий палеопулекс", — сказала Ева. — "Нет, это у тебя внутри. Он меня выталкивает! Вставай!" — Ева вскочила, взволнованная, и обнаружила, что Сатана спокойно появляется из своей цитадели. Адам бросился искать дубину. Но к тому времени, когда он вернулся, произошла перемена. Старая змеиная кожа была сброшена, и Сатана предстал в подлинном своем обличье, лучистый дух. — "Ты укусил меня", — сказал Адам возмущенно. — "Для твоего же блага. Бог обрек тебя на смерть. Мой укус наполнил твою кровь ядом, который заставит забыть о страхе смерти и даже сделает ее желанной!" — "Как же называется этот яд?". Сатана ответил: "Сифилис!" — и ушел, хохоча. Богу неприятно было слышать его смех.
Перевод Д. Волчека
Примечания переводчика
Рассказ опубликован в разделе Juvenilia сборника "Подснежники из сада викария" (1904).