— Здорово, парень, — сурово приветствовал меня Михалыч, — задерживаешься ты что-то… Я уж тут договорился, с кем надо, мол, свояк за меня немного метлой помашет, а тебя все нет да нет. Смотри, парень, дисциплина — она на любой работе важна.
С кем это он, интересно, договорился, подумал я тревожно. Излишняя активность уборщика мне не понравилась.
— Ясно, Иван Михалыч, — я поставил на стол роскошный кожаный кофр. Один мой клиент возил в этом кофре пять миллионов долларов, а я его охранял. После того, как деньги были благополучно переданы по назначению, благодарный клиент подарил кофр мне. Сейчас вместо пяти миллионов в нем лежала зеленая бейсболка с надписью Chicago Bulls и бутылка «Столичной».
— Ну, как договорились.
Михалыч принял бутылку как должное, но ворчать все же перестал.
— Вот смотри, — сказал он, — все твое хозяйство. Халат, рукавицы, скребок вон железный, метла, ведро… Короче, все что нужно… Убирать тебе не очень много осталось, я почитай что все уже и сделал… Но, конечно, к птицам можешь зайти, гадят они сильно, потом у зубра сейчас пустая вольера, тоже надо марафет навести, и опилок бы подсыпать не мешало…
— Сделаем, — заверил я его, натягивая грязноватый халат. — А опилки где брать?
— За сараем их целая куча… Бери, сколько влезет… — он едва заметно покачнулся. — Ты мне вот что скажи, парень: тебя с этой дурой, — он потряс бутылку, — ждать, или ты на работе не пьешь?
— На работе не пью, — легко подтвердил я. Меня совершенно не радовала перспектива возвращаться к поджидающему меня Михалычу. — Вы просто скажите мне, куда потом инструмент девать.
— Здесь и оставь, — тоже явно обрадовавшись ответил Михалыч. — Я все равно вечером зайду, проверю, что и как. Ну, значит, если все понял, дуй работать.
— Уже ушел, — я надел бейсболку и засунул пустой кофр глубоко под скамью. — Это пусть тут пока полежит, ладно?
Я подхватил ведро и метлу и вышел из сарая. За сараем я обнаружил большой кусок полиэтиленовой пленки, набрал в него опилок и засунул в ведро. Завершив эти несложные приготовления, я направился к террариуму.
Приближалась решающая фаза операции.
У террариума толпилась шумная галдящая толпа детей, наблюдавших, как надувают газом разноцветные воздушные шарики. Я протолкался сквозь этот живой заслон и, по-хозяйски раздвигая плечом образовавшуюся в дверях пробку, вошел внутрь.
Вправо уходил длинный коридор, одна из стен которого была застеклена. За ней находились демонстрирующиеся в террариуме земноводные — змеи, ящерицы, даже, кажется, жабы. Весь коридор был забит медленно продвигающимися вдоль стеклянной стены детьми и взрослыми, сплотившимися в монолитную колонну. С противоположной стороны находились лестница и перегораживающий ее легкий щит с надписью: «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Я поставил ведро и метлу под лестницу, уселся на подоконник так, чтобы видеть происходящее в коридоре, и принялся ждать.
Они появились минут через десять. ДД был в строгом темно-коричневом костюме и при галстуке. Он возвышался над толпою детей, словно скорбный Гулливер над шумными и беспокойными лилипутами. В руках у Наташи был скромный, но со вкусом подобранный букетик из пяти гвоздик. Я понял, что, несмотря на все превратности судьбы, ДД продолжает осаду.
Они сразу же свернули направо и прошли мимо, не обратив на меня никакого внимания. Расчет мой оказался точен — никто и никогда не замечает уборщиков и почтальонов. Я поднялся за ними на второй этаж и похлопал Лопухина по плечу.
— А кто это разрешил вам сюда заходить? — спросил я официальным голосом.
ДД испуганно обернулся.
— Мы, собственно, к Пирожниковой… — начал он и осекся. — Ким? Почему ты в халате?
— Конспирируюсь, — ответил я хмуро. — Вы, я вижу, тоже, — я кивнул на букетик. — Остроумно придумано.
ДД посмотрел на меня с немым укором.
— Здорово, Ким, — протянула Наташа с искренним одобрением. — Тебя просто не узнать… Ты прямо как рожден быть дворником…
— Уборщиком, — поправил я. — Ладно, к делу. Дима, доложи обстановку.
— Значит так, рассказываю вкратце, тем более, что Наташа кое-что уже знает… Я был у одной милой тетушки, знакомой деда еще с 56-го, с реаби-литанса… Она долгое время была сотрудницей террариума, к ней-то за помощью и обратился дед, когда решил спрятать Чашу…
Я вздохнул.
— Выходит, что о Чаше, кроме тебя и деда, знал еще кто-то? Да уж, строго секретная информация, нечего сказать…
— Нет, — замотал головой ДД. — Дед был абсолютно в ней уверен, но тайны все же не раскрыл. Она до сих пор полагает, что речь шла о рукописи книги… ну, в те времена иные рукописи были опаснее спрятанных сокровищ. Все эти годы Чаша хранилась в вольере с королевской коброй… в одной из деталей ландшафта. Было два коротких периода — один раз умерла старая кобра, и вольера временно пустовала, а потом террариум переносили на Новую территорию — когда Чаша оставалась практически без охраны, но Ольга Даниловна… та самая тетушка… относила ее к себе домой и там помещала к своим змеям.
— Забавная, наверно, бабулька, — задумчиво произнесла Наташа.
— Она замечательный человек! — с жаром воскликнул ДД. — А змей любит какой-то трогательной, беззаветной любовью, как иные старушки кошек или собачек…
— Не отвлекайся, — сказал я. — Лучше объясни, как она могла принимать Чашу за рукопись.
— Ну, она же находится в портфеле, — пожал плечами ДД. — А на ощупь это, очевидно, не совсем легко различить.
— Ты хочешь сказать, она ни разу не заглянула в портфель?
— Ким, ну это же железные старики, люди, прошедшие лагеря, ссылки… Если товарищ не разрешал раскрывать портфель — портфель не раскрывался.
— Ага, — сказал я. — Все понял. Продолжай, пожалуйста.
Тут мимо нас прошли, оживленно о чем-то беседуя, две женщины в белых халатах — очевидно, сотрудницы террариума. Они с интересом нас оглядели, но мой наряд уборщика, очевидно, успокоил их, потому что они не стали задавать никаких вопросов и скрылись в конце коридора.
— … Когда же она ушла на пенсию, секрет перешел к одной из ее учениц, научной сотруднице террариума, к которой мы сейчас и направляемся.
Я застонал.
— Еще кто-то в курсе?
— Не беспокойся, — снисходительно усмехнулся ДД, — Надежда Яковлевна — тоже кремень-женщина. Она старая диссидентка, участвовала в движении подписантов, КГБ ее не раз трясло. Никому и ни о чем она бы не рассказала, можешь быть уверен…
— КГБ ее трясло, — передразнил я. Терпеть не могу, когда любители начинают с умным видом рассуждать о профессионалах. — Во-первых, КГБ не «оно», а «он». Во-вторых, ты понимаешь, что если бы Хромец хоть немного бы почесался и выявил все послелагерные связи твоего деда, а потом прошелся бы по этим связям, то со своими костоломскими ухватками он не потратил бы много времени, чтобы узнать, где находится Чаша… Пусть даже они все думали, что это рукопись книги… Фантастическое разгильдяйство… — тут я запнулся, потому что одна из женщин, прошедших мимо нас две минуты назад, возвращалась обратно и на этот раз рассматривала нашу компанию излишне внимательно. Впрочем, и теперь обошлось без расспросов.
— Я вообще не понимаю, почему он так долго тянул, — сказала Наташа, когда сотрудницы зоопарка удалились на безопасное расстояние. — Сколько лет прошло…
— Да не знал он, что Чаша у деда! — воскликнул ДД. — Он вообще не знал, что дед — сын того самого Лопухина, который работал перед войной в Туве! И в пятьдесят третьем допрашивал его только из-за того, что дед нашел алтарь…
— Слушайте, — сказала Наташа сердито, — мы долго будем торчать на этой дурацкой лестнице? Может, мы все-таки пойдем за Чашей?
Я одобрительно посмотрел на нее и скомандовал:
— Вперед, славные рыцари Грааля!
Идти оказалось недалеко. Мы прошли полкоридора и остановились перед дверью, которую украшала табличка с надписью: «Пирожникова Н. Я. Старший научный сотрудник».
— Подождите здесь, — строго сказал ДД и, деликатно постучав в дверь, толкнул ее ладонью.
На секунду стала видна тесная комнатка и сидящая за столом миниатюрная женщина в очках, а затем дверь закрылась за узкой и длинной спиной наследника древней тайны. Наташа вертела в руках букет.
— Неудобно как-то, — пожаловалась она вдруг. — Принимать цветы от человека, у которого только что случилось такое горе… Как ты считаешь, Ким?
— Не знаю, — буркнул я. — Я бы просто не стал дарить.
— Но все же красиво… Смотри, белая, желтоватая, розовая, алая, бордовая… у него хороший вкус.
— Да, — сказал я. — Это у него есть.
Интересно, подумал я, что этот краснобай плетет сейчас Н. Я. Пирожни-ковой? Рассказывает, какие мы хорошие, старинные друзья Романа Сергеевича? И как старик нас любил и привечал?
Дверь распахнулась.
— Заходите, — сказал ДД. — Я вас представлю.
Церемония представления, однако, затянулась, так как Н. Я. Пирожнико-ва говорила по телефону. Причем говорила явно со своей бывшей наставницей Ольгой Даниловной.
— Да, Ольга Даниловна, — суховатым тоном соглашалась она с трубкой, — я поняла, Ольга Даниловна… Ну, разумеется, если вы ручаетесь… Да, и насчет друзей тоже… Я все понимаю, уверяю вас. Не беспокойтесь, Ольга Даниловна. Всего доброго.
Последние слова она произнесла совершенно официально. Пока она выслушивала указания Ольги Даниловны, я как следует ее рассмотрел. Было Пирожниковой Н. Я. лет сорок пять, у нее была маленькая изящная фигурка и скуластое татарское лицо с явно злыми карими глазами. Волосы она закалывала сзади в пучок, что, на мой взгляд, ей не шло.
Она резким движением положила трубку на рычаг и смерила нас с Наташей недоброжелательным взглядом. Я послал ей самую застенчивую из своих улыбок, но это не помогло.
— Здравствуйте, молодые люди, — сказала она наконец. Мы поздоровались, причем я так оживленно тряс головой, будто наше знакомство было моей затаенной мечтой. — Дима рассказал мне о вас.
Она вышла из-за своей конторки и, стремительно пройдя мимо меня, растворила маленький стенной шкаф. Накинула на плечи белый халат и вернулась к столу. Движения у нее были порывистые, и вообще она произвела на меня впечатление нервной особы. Раньше я полагал, что со змеями могут работать лишь чрезвычайно уравновешенные люди.
— Вы должны отдавать себе отчет, — продолжала она, застегивая пуговки халата, — что ни в каких иных обстоятельствах я не пошла бы на раскрытие нашего профессионального секрета людям со стороны… Но Ольга Даниловна ввела меня в курс дела, и я вынуждена отдать вам то, что хранилось в стенах нашего террариума несколько десятилетий…
Она сделала паузу, выдвинула ящик стола и достала оттуда, к огромному моему изумлению, зубило и здоровенный молоток.
— Но вы должны понимать, какую ответственность берете на себя, — грозно сообщила она, помахивая зубилом. Стоявший поблизости ДД даже отодвинулся. — Разумеется, времена изменились, но это не означает, что можно впадать в эйфорию…
Она молниеносно пересекла комнатку и распахнула дверь.
— Прошу! — приказала Надежда Яковлевна.
Мы вышли в коридорчик, где она торжественно вручила инструменты Лопухину, и сообщив, что ей нужно закрыть террариум, дематериализовалась.
— Крутая тетка, — сказал я, когда она скрылась из глаз. — По-моему, ей и змей-то никаких не надо…
Дмитрий Дмитриевич рассеянно смотрел на орудия труда, неожиданно оказавшиеся в его руках. Сочетание костюма, молотка и зубила делало его неотразимым и загадочным.
— Боюсь я, ребята, — сообщил он молотку и зубилу — на нас с Наташей он даже не взглянул. — Столько лет эта штуковина лежала тут, под надежным прикрытием… А теперь я… то есть мы… — он запнулся и недоговорил.
— Поздно пить боржоми, — сказал я грубовато. — Идея была целиком и полностью твоя, я вообще был против того, чтобы трогать Чашу… И сейчас против, если это тебя интересует… Но наследник — ты, тебе и было решать. Ты решил, а обратной дороги, извини, нет.
— Послушайте, — вступила в разговор Наташа, — а что, если выкинуть эту Чашу в море? Ну, куда-нибудь очень глубоко, так глубоко, что никаким водолазам не достать? Море-то огромное, этот ваш Хромец до конца времен будет искать…
— Натуля, — закричал я совершенно неожиданно для себя, — ты гений! Ты прелесть, Наташка!
Наташа улыбнулась мне, совсем как раньше, больше глазами, чем губами, но в это время заговорил ДД, и ее улыбка померкла.
— Давным-давно тиран острова Самос по имени Поликрат, которому всегда баснословно везло, решил испытать свою судьбу. Он снял с руки драгоценный перстень и швырнул со скалы в море… А на следующий день его повар нашел перстень в желудке только что выловленной рыбы. Это очень страшная легенда.
Мы удивленно посмотрели на него.
— Есть вещи, отмеченные печатью рока. Нельзя пойти наперекор судьбе, древние это отлично понимали. Если бы можно было сокрыть Чашу в глубинах океана, это сделали бы еще первые Итеру. Но, во-первых, у Чаши есть своя воля, непонятная нам… и в один прекрасный день она может вернуться. Во-вторых, у Чаши обязательно должен быть хранитель — один или несколько. Есть еще и в-третьих… но это вы поймете сами.
— И все же я считаю, что это был бы лучший выход, — упрямо заявил я. — По крайней мере, это избавило бы человечество от хлопот на очень длительное время. Нас в первую очередь, — добавил я, глядя на Наташу.
— А может быть, Дима и прав, — задумчиво сказала она. — Как-то трусливо получается: выкинул — и дело с концом. Может быть, ее можно использовать и в благородных целях?
Ей никто не ответил, потому что в этот момент рядом с нами образовалось маленькое турбулентное завихрение, и мы вновь оказались в приятном обществе стремительной Надежды Яковлевны.
— Ну, все, — выдохнула она. — Я закрыла здание, пойдемте, молодые люди.
— В гости к кобре? — игриво спросил я. Она не ответила.
Кобра безжизненно лежала на полусгнившем куске бревна над небольшим водоемом, в котором полоскалась бесцветная тонкая оболочка — ее старая кожа. Вольерчик у кобры был обставлен со вкусом, и, видимо, должен был напоминать ей родные места Северной Индии, откуда она происходила. Там имелась довольно натуральная скала, упоминавшийся водоем и спутанные космы кустов и трав, обозначающих джунгли. Нас кобра приняла за очередных зевак и не сочла нужным даже рассмотреть — веки ее были опущены, словно броневые щитки невиданной боевой машины.
— Стойте здесь, — скомандовала Пирожникова и исчезла. Объявилась она через несколько минут, отворив расположенную как раз напротив толстого обзорного стекла неприметную дверцу вольеры. Она была вооружена длинной палкой с петлей на конце и странного вида мешком, и я догадался, что кобре сейчас придется туго.
Палка стремительно опустилась, веки-щитки дрогнули, но было поздно. Кобра взмыла вверх, бешено извиваясь, описала длинную дугу и исчезла в мешке Пирожниковой. Даже не удостоив нас взглядом, Надежда Яковлевна скрылась за дверцей.
— Идите за мной, — приказала она, появившись снова, но уже без мешка и без палки.
Мы пошли. Впереди шагал ДД, косивший то ли под скульптора, то ли под каменотеса, за ним шла Наташа, а я замыкал шествие, то и дело оборачиваясь и проверяя коридор.
Внутри вольеры оказалось очень душно и влажно, от воды поднимался гнилостный сладкий запах. Пирожникова в своем белом халате легко, как лань, переступила по скользким камням и остановилась перед большим, бесформенным куском скалы.
— Видите трещину? — спросила она у покорно следовавшего за ней ДД. — Бейте в нее зубилом, там скреплено цементом, так что все очень несложно.
Бедняга ДД близоруко склонился над камнем, кое-как всунул в трещину зубило и пару раз очень удачно ударил молотком. На третий раз он попал себе по пальцам. Это было даже не смешно.
Я подошел и отобрал у него инструменты. Пирожникова неодобрительно покосилась на меня, но промолчала. «То-то», — злорадно подумал я.
Скала производила впечатление вполне натуральной. Тем не менее это все-таки бьши два разных камня, видимо, выдолбленные изнутри и соединенные так искусно, что я, например, не обнаружил бы шва. Но теперь зная, что углубление на влажной поверхности, заполненное какой-то зеленой тиной, — трещина, по которой нужно долбить, я справился с работой за пять минут. Пара отлетевших цементных крошек попали мне в глаз, и, пока я вынимал их, Пирожникова вместе с ДД оттащили одну половинку камня от другой. Раскрылся черный сырой провал, в глубине которого лежал какой-то обернутый в целлофан предмет.
— Там нет змей? — спросил я, не особенно надеясь получить ответ.
Но Надежда Яковлевна неожиданно хмуро ответила «не знаю» и засунула в отверстие отломанный в ближайших джунглях прутик. Реакции не последовало, и она, опустившись на колени, извлекла из глубин фальшивой скалы огромный черный портфель, заключенный в целлофановый мешок. Честно говоря, я обрадовался, что это сделала она. Даже после проверки прутиком мне как-то не хотелось соваться в это пахнущее гнилью отверстие. Да и вообще в этом гадюшнике я чувствовал себя немного неуютно.
— Держите, — она протянула портфель ДД и тот бережно принял его, прижав мокрый и грязный целлофан к отворотам своего прекрасного костюма. — Помните: ваш дед придавал огромное значение безопасности этой рукописи. Еще раз примите мои соболезнования.
— Спасибо, — поблагодарил Лопухин. — Я очень благодарен вам, Надежда Яковлевна. Мы все… очень благодарны.
Я сдержанно кивнул. Чем-то эта женщина мне нравилась, и это удивляло меня.
— Вот, — смущаясь, произнесла Наташа, протягивая Пирожниковой злополучные гвоздики, — вот, возьмите, пожалуйста… Вы, правда, так нас выручили, спасибо вам большое…
Мне показалось, что Пирожникова на секунду тоже смутилась.
— Нет, — отрубила она по прошествии этого незначительного отрезка времени, снова становясь самой собой. — Цветы совершенно ни к чему. Они, очевидно, были подарены вам молодым человеком, — взгляд ее проницательно остановился на Димке, — так пусть у вас и остаются. Уверяю вас, я делаю все это исключительно из уважения к Ольге Даниловне. Пойдемте, я провожу вас.
Когда мы подошли к лестнице, ведущей на второй этаж, я сказал:
— Минуточку.
Надежда Яковлевна остановилась и удивленно посмотрела на меня. Я наклонился и вынул стоявшие под лестницей ведро и швабру.
— А вы, молодой человек, являетесь сотрудником зоопарка? — с сомнением в голосе произнесла Пирожникова, впервые проявив хоть какой-то интерес к моей личности.
— Временно, — вежливо ответил я, извлекая мешок с опилками. — Крайне временно, если можно так выразиться.
Я взял из рук ДД портфель и с некоторым усилием затолкал его в ведро. Затем перевернул мешок и высыпал сверху гору опилок, совершенно скрывшую портфель от постороннего глаза.
— Надежда Яковлевна, — сказал я, закончив эти манипуляции, — я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы показали мне, где у вас расположен служебный вход, и позволили бы через него выйти.
— Вы уверены, что это необходимо? — бесстрастно спросила она. ДД кашлянул.
— Да, Надежда Яковлевна, так будет лучше.
— Ну что ж, — Пирожникова внимательно посмотрела на него. — Я выведу вас.
— Как договорились, — сказал я, оборачиваясь. — Точно по инструкции.
Через две минуты я, с ведром и шваброй в руках, вышел из неприметной дверки на задний двор террариума и двинулся, насвистывая, по территории извилистым, одному ему понятным маршрутом уборщика зоопарка.
По пути я пару раз проверился, но слежки за собой не обнаружил. Один раз в поле моего зрения попали пробирающиеся к выходу ДД и Наташа — они о чем-то ожесточенно спорили и ругались, как и было предусмотрено в сценарии. Было в сценарии и еще кое-что, о чем они не догадывались: метрах в десяти за ними шли, раздвигая мощными плечами толпу, двое крепких парней в свободных цветастых рубашках — друзья Зурика. Сам Зурик, а также еще один его приятель, двигались чуть позади, время от времени зорко поглядывая по сторонам. Я прекрасно отдавал себе отчет, что против Хромца с его знанием тайных и явных способов убийства эти четверо не выстояли бы, как не выстоял бы, наверное, вообще никто другой, но весь расчет у меня был на то, что Хромец не станет лезть в драку сам. А вот если бы он додумался нанять кого-нибудь еще и попробовать напустить на ДД и Наташу каких-нибудь мелких бандюков, то Зурик с компанией пришлись бы чрезвычайно кстати. Рассудив, что я обезопасил остальных участников концессии как только мог, я свернул к хозяйственным постройкам и вошел в полумрак сарая.
Михалыча на месте не было. Я поставил ведро на скамью и извлек из него портфель, безобразно замусорив все кругом опилками. Из-под скамьи я достал свой кофр и переложил портфель туда, автоматически отметив, что кофр после этого придется вымыть. Затем я стянул с себя синий халат уборщика и, положив в карман двадцать долларов, аккуратно повесил его на гвоздик.
Я покинул территорию зоопарка через калитку, любезно указанную мне Михалычем, прошел уже знакомой дорогой и оказался дома спустя полчаса после выхода из террариума.
Дома я первым делом сварил себе кофе и принялся ждать возвращения остальных рыцарей Чаши. Согласно сценарию, на кольце они должны были «поругаться» и поехать в разные стороны. За каждым из них последовали бы по двое ребят Зурика. И тем и другим пришлось бы слегка попотеть, перебегая из вагона в вагон и заскакивая в поезд перед самыми захлопывающимися дверями, но в итоге ДД и Наташа должны были встретиться у меня дома, уверенные, что не привели за собой хвост. Конечно, рано или поздно Хромец все равно догадался бы, что Чаша у нас… но так мы получали выигрыш во времени, а это было самое большее, что я мог сделать для ДД. Впрочем, для ДД ли? Этого я не знал.
Я сидел и ждал, борясь с сильным желанием посмотреть, что же находится в портфеле. Желание это достигло апогея, когда в прихожей раздался звонок, и я, сунув на всякий случай в задний карман пистолет, пошел открывать. Вид у ДД был встревоженный.
— Ким, — сказал он с порога, — по-моему, за мной шли какие-то люди. Мне, кажется, удалось от них оторваться, но боюсь, что вся наша конспирация раскрыта.
— Успокойся и проходи в комнату, — приказал я. — Все нормально, ситуация под контролем.
Только мы зашли в квартиру, на кухне заверещал телефон.
— Салют, Джокер, — сбивчиво заговорил в трубку незнакомый мне грубый голос. — Все путем, твой кореш доставлен. Бабы еще нет, но, как появится, Зурик тебе перезвонит.
— Все понял, — сказал я. — Отлично, спасибо, мужики.
— Я тут принял кое-какие меры предосторожности, — объяснил я ДД. — Те люди, что шли за тобой… они на самом деле тебя страховали. Молодец, что заметил.
ДД шумно вздохнул. Взъерошенные волосы делали его похожим на невероятно вытянувшегося птенца дрозда.
— А я думал, Хромец… Как ты-то добрался, Ким? — спохватился он. — Как Чаша?
— Как Чаша, не знаю, портфель я не открывал. А сам сверток в порядке, лежит у меня в кофре.
— Господи, — несколько нервно произнес Лопухин, — господи, неужели тот самый Грааль…
— Кофе хочешь? — спросил я, и в эту минуту в дверь позвонили снова. ДД дернулся и побледнел. «Долго он так не протянет, — с сожалением подумал я. — Нервы на пределе».
Но оказалось, что нервы на пределе были не у одного ДД. Когда я открыл дверь в наш коридорчик и, увидев, что на лестничной площадке стоит Наташа, сделал шаг по направлению к ней, сзади громко сказали:
— Паф! Ты убит, Ким!
Прежде чем я понял, кто находится за моей спиной, прошла вечность. Когда эта вечность все же истекла, я громко выдохнул распирающий легкие воздух, утер пот со лба и засунул обратно в задний карман пистолет, только что смотревший в голову малолетнего Пашки, торчавшему на пороге своей квартиры с неизменным скучающим видом. При виде пистолета он несколько оживился.
— Это ты так играешь, Ким? — спросил он.
В руках у него тоже был пистолет, только пластмассовый. При мысли о том, что могло бы произойти, если бы нервы мои оказались все же чуточку послабей, меня замутило.
— Да, — сказал я зло и пошел открывать. — В охоту на маленьких мальчиков, — добавил я через плечо.
— Рад тебя видеть, — поприветствовал я Наташу, закрывая за ней дверь коридорчика. — Как добралась?
— Нормально, — Наташа в отличие от ДД выглядела так, будто ее две минуты назад высадили из шикарного лимузина. — Дима вернулся?
— Привет, Наташа, — сказал Пашка, лишив меня возможности ответить. — А мы с Кимом играем.
— Привет, Пашка, — Наташа наклонилась к нему, заглянула в глаза и сжала маленькую ручку мальчика в своей. — Неужели ты меня запомнил?
— Конечно, — с достоинством отвечал Пашка, — я таких красивых навсегда запоминаю… А я к вам приходил вечером, а вас не было уже…
— Прости, брат, — сказал я, — это все вот этот длинный виноват, — я показал на ДД, вышедшего из квартиры посмотреть, почему мы здесь так замешкались. — Увел нас к себе в гости, видишь ли…
Пауль с неодобрением посмотрел на Лопухина.
— А у меня живот потом болел, — сообщил он в пространство. — Потому что я клубники немытой налопался…
В квартире снова зазвонил телефон, и я ринулся внутрь, оставив компанию обсуждать последствия поедания немытой клубники. Звонил Зурик.
— Ну что, Джокер, — спросил он, не тратя времени на приветствия, — девчонка у тебя?
— Да, — сказал я, — все в порядке, только что зашла.
— Мы довели ее до подъезда, — сообщил он. — Внутрь заходить не стали, там были какие-то старухи… Все вроде было чисто, никто за нами не вязался.
— Ну и хорошо, — сказал я с искренним облегчением. — Спасибо, Зурик, с меня бутылка.
— На рыло, — уточнил он. Мы посмеялись.
Когда я повесил трубку и обернулся, Пашка стоял в прихожей между Наташей и ДД и держал Наташу за палец.
— Ким, — спросил он, — а что это у тебя в большой сумочке?
— А вам не кажется, юноша, что вы чересчур любопытны? — ответил я вопросом на вопрос и, взяв его за худенькие плечи, начал осторожно подталкивать обратно к двери. — И вообще, фельдмаршал, вам пора к маме и папе, а у нас сейчас дела…
Фельдмаршал бросил пистолет, захныкал и еще крепче вцепился в Наташин палец.
— Это грязный шантаж, Пауль, — строго произнес я. ДД вдруг весело хмыкнул.
— А, все равно это уже никакая не тайна! Сейчас ты такое увидишь, малыш…
— Я не малыш, — сказал Пауль сердито. — Я мальчик Пашка.
— Мальчик Пашка? — переспросила Наташа. — Ты любишь сказки, мальчик Пашка?
Он подозрительно взглянул на нее.
— Я люблю фильмы по видику, — заявил он. — Про ниндзей, и про пришельцев из космоса тоже. Мы с Кимом смотрим. И еще эротику, — добавил он, вспомнив красивое слово, которое видел у меня в видеокаталоге.
— Ладно врать-то, — вздохнул я. — Эротику он любит… Дима, помоги. Вдвоем мы с ДД извлекли из кофра пакет с портфелем и положили его на расстеленные газеты. Я разрезал целлофан и попытался открыть замки портфеля. Они основательно заржавели и не поддавались.
— Там, внутри, — сказала Наташа, вновь наклоняясь к Пашке, — лежит вещь из сказки. Поэтому я тебя и спросила.
— Сказки, — фыркнул Пашка, — сказки — это для малышей, так не бывает… Я фантастику люблю.
— Ну, фантастика, — легко согласилась Наташа. — Ты лучше смотри. Мне надоело возиться с замками, и я разрезал ножом кожаные ремни, к которым они крепились. Наташа склонилась над моим плечом и тепло задышала в ухо. Я не без содрогания сунул руку в портфель и обнаружил там обычный газетный сверток. Тяжелый, надо заметить.
Теперь и ДД, сложившись чуть ли не втрое, навис над портфелем. Только Пашка вел себя спокойно и сдержанно — впрочем, он был маленький и все прекрасно видел и так.
— Предлагаю последний раз подумать, — неожиданно охрипшим голосом сказал я, — берем мы на себя эту ответственность или нет. Если нет, то лучше, по-моему, и не доставать…
— Не тяни, — требовательно произнесла Наташа, — доставай скорее. Ужасно интересно, на что же она все-таки похожа…
Я вытащил сверток и размотал газеты. В руках у меня оказалась небольшая — не выше сорока сантиметров — странных очертаний чаша.
Честно говоря, она оказалась совсем не такой, как я ожидал. Она была сделана из какого-то невзрачного темно-серого камня, кое-где вспыхивавшего слюдяными блестками. Я не уверен, можно ли было применять к ней слово «сделано», потому что более всего она напоминала кусок породы, которому игрой воды и ветра было придано случайное сходство с творением рук человека. Потом я понял, в чем дело: Чаша была, безусловно, произведением искусства, но искусства, абсолютно чуждого нам. Возможно, руки, высекавшие ее, вовсе не были руками.
У нее была массивная ножка со странной вогнутой подставкой, похожей на перевернутый гриб. Края самой чаши, рассеченные грубыми темными полосками, немного изгибались наружу, подобно лепесткам цветка. Больше ничего примечательного в ней не было.
— Да, — разочарованно произнесла Наташа, — так вот ты какой, северный олень…
— Что? — встрепенулся заворожено глядевший на Чашу ДД. — Извини, я не расслышал.
— Старый анекдот, — объяснил я. — Да, это, конечно, не ваза эпохи Мин…
ДД снисходительно посмотрел на нас.
— Дед говорил, что сущность ее очень глубоко скрыта… Возьми ее в руки, Наташа!
Наташа неуверенно приняла из его рук Грааль и минуту держала перед собой, будто прикидывая, сколько он весит. Потом вдруг вскрикнула и уронила Чашу на пол. Я инстинктивно бросился ее ловить, но не успел. Грааль с тяжелым стуком грохнулся о паркет и откатился в комнату. ДД спокойно наклонился и поднял его.
— По нему паровым молотом можно бить, — сообщил он, — ему все равно ничего не будет. Почувствовала, Наташа?
Странная гримаса болезненного блаженства скользнула по его худому лицу.
Наташа кивнула и тщательно вытерла ладони об юбку.
— Противно, — сказала она. — Я больше к ней не прикоснусь. Я протянул руку и взял Чашу.
С полминуты я ничего не чувствовал — только шершавый холодный камень. Потом я ощутил, как под моими пальцами шевельнулось что-то живое. Я услышал, как Чаша пульсирует у меня в руках.
На короткое, слишком короткое мгновение я испытал неописуемое ощущение космического, неограниченного могущества, сконцентрированного в Граале. Потом все прошло. Я осторожно поставил Чашу на столик.
— А можно я?.. — спросил Пауль, и, не дожидаясь разрешения, крепко ухватился за бугорчатую ножку.
Секунд через двадцать он отдернул руку.
— Она щекотится, — пожаловался он, — как фанта…
— Ну, и что мы с ней будем делать? — спросил я.
Теперь от Чаши было трудно отвести глаза. Она уже совсем не казалась мне уродливой. Нет, это была Красота — просто какая-то иная, неизвестная нам Красота. И она была древняя, очень древняя. Каким-то образом я понял это, пока держал ее в руках. Она была старше нашей цивилизации, старше нашего мира, старше миллиардов звезд, сияющих нам из глубин неба.
Внезапно я ощутил, что мне будет очень тяжело расстаться с Чашей. Я машинально потянулся к Граалю.
— Давайте хоть цветы в нее поставим, — предложила Наташа. — А то они завяли совсем…
Прежде чем я успел открыть рот, ДД взял со столика Чашу и ушел с ней в кухню. Оттуда донесся шум воды.
— Вы с ума сошли, — сказал я Наташе.
ДД вернулся и сунул в Грааль гвоздики. Они больше чем наполовину высовывались за края Чаши, но не ломались и не падали.
— Ты сошел с ума, — повторил я. — Ставить цветы… в это?
— Цветам надо ножки обрезать, — заявила Наташа. — Ким, у тебя есть бритва?
— Какая бритва?! Вы что, не понимаете — это же Чаша! ДД добродушно засмеялся.
— Что, зацепило? Это коварная штука, Ким. Дед говорил, главное — стараться не обращать на нее внимания, принимать, как есть. Подожди немного, ты увидишь — чары ослабнут.
Я хмыкнул, взял Чашу и цветы и пошел отрезать кончики. Вода в Чаше приобрела странный золотистый цвет, ножки гвоздик причудливо преломлялись в ней.
— Ким, — потянул меня за рубашку Пауль, проследовавший за мной в ванную, — а этот, длинный… он кто?
— Ученый, археолог… — буркнул я, расправляясь с очередным цветком.
— Вроде Индианы Джонса? Я от души рассмеялся.
— Ну, ты скажешь тоже, старик… Он вроде профессора из «Назад в будущее», только занимается раскопками. Понял?
— Не-а, — равнодушно признался Пашка. — А эту штуку он выкопал?
— Выкопал, — подтвердил я. — Но лучше бы не выкапывал.
Я торжественно пронес Чашу с гвоздиками в комнату и поставил ее на низкий столик между креслами. Получилось очень красиво.
— Ну что, — сказал я, — господа компаньоны? По сто грамм за успех нашего безнадежного дела?
— Нет уж, — заявила Наташа, поднимаясь. — Хватит с меня этих бесконечных выпивок. В конце концов, я уже третий день торчу в Москве, а к тетке еще не заглянула. Так что вы как хотите, а я поехала.
— Я провожу тебя, — подскочил ДД, но я скомандовал «Сядь!», и он сел.
— Никто и никуда отсюда не уедет, по крайней мере пока мы не выясним, что нам дальше делать с этим сокровищем. Вы неплохо устроились: забрали из тайника Чашу, отдали ее мне и разбежались кто куда, так, что ли? — Я приложил максимум усилий к тому, чтобы в голосе моем звенело побольше металла. — Нет уж, милые мои, персональной ответственности за ваш, Дмитрий Дмитриевич, раритет я нести не собираюсь.
Тонкое лицо ДД побледнело.
— Да, разумеется, Ким, мы все втроем должны решить, что делать с Чашей. Однако если ты не хочешь участвовать в этом дальше…
— Не пори чушь, — оборвал я. — Просто ситуация изменилась.
— Естественно, — он посмотрел на меня, как на дурака. — Ведь Чаша теперь у нас.
— Именно. И теперь Хромец начнет охоту по-настоящему.
— Мы можем ее перепрятать, — быстро сказал ДД. — В конце концов, мест, где Чашу могут охранять змеи, предостаточно.
— И подпишем себе тем самым смертный приговор. Потому что, как ты сам убедился, Дима, Хромец может убить каждого из нас и допросить, как он допросил твоего деда. Кстати, совершенно не понимаю, почему он не поступал так с теми Итеру, которых выслеживал раньше…
— Да, Дима, — неожиданно поддержала меня Наташа, — тут и правда есть какая-то нестыковка!
ДД сосредоточенно вертел в руках вилку.
— Я не очень хорошо разбираюсь в этих тонкостях, — ответил он, наконец, — но, по-моему, вернуть видимость жизни в мертвое тело можно не всегда. И особенно важна тут способность человека… ну, то есть умершего человека, сопротивляться насилию над душой… астральным телом, Ка, название не важно. Обычный человек не может сопротивляться магу, это ему не по силам. Вот я, например, не могу сломать эту вилку, — он совершил несколько титанических усилий, но лишь слегка погнул металл. — А ты, Ким, например, можешь.
Он передал вилку мне, и я, чуть поднапрягшись, переломил ее пополам. ДД обрадовался.
— Ну, так вот и Итеру. Они ведь тоже были магами, очень сильными магами, и их наверняка не так-то просто было заставить говорить. Даже настоятель дацана, который отдал деду Чашу, и то ухитрился обмануть Хромца, точнее, сказал ему не всю правду. А ведь он не был Итеру!
— Допустим, — неохотно согласился я. — Но мы-то не маги, мы не обладаем такой тренированной психикой! Ни я, ни ты, ни Наташа ничего не можем противопоставить Хромцу. Честно говоря, единственный выход, который я вижу, заключается в том, что кто-то один из нас прячет Чашу, а потом совершает самоубийство. Причем так, чтобы его труп нельзя было допросить. Ну, не знаю, прыгает с семнадцатого этажа или там бросается в чан с серной кислотой…
— Прекрати нести чушь, — Наташу передернуло от отвращения.
— Согласен, — кивнул я. — Это чушь. Поэтому я предлагаю альтернативный вариант. Чашу надо продать.
— Это становится интересным, — глаза Наташи моментально похолодели. — Кому же, если не секрет?
— В Москве есть несколько крупных коллекционеров, — объяснил я. — Помнишь, мы говорили вчера с Косталевским? Эти люди в принципе могут купить наш раритет за очень большие деньги — нужно лишь убедить их в том, что это уникальный артефакт и истинная цена его выражается совершенно астрономической суммой. А отдать за Чашу серьезные деньги сможет только человек, уверенный в том, что в его силах обеспечить подобному приобретению надлежащую охрану. Я не хочу сказать, что ее будут сторожить автоматчики с овчарками, но Хромцу, во всяком случае, придется сильно попотеть, чтобы выцарапать ее оттуда…
— Ты думаешь, это его остановит? — в голосе ДД была злость.
— А ты думаешь, его остановим мы? Я не хочу, чтобы мы взваливали на себя такую ответственность, понятно? Я не хочу всю жизнь трястись, как сегодня в зоопарке! Я не…
— Ким, — сказала Наташа, — но ты же обещал… Это меня взбесило.
— Во-первых, я никому ничего не обещал! Мне с самого начала не нравилась вся эта затея с террариумом! Я пошел туда только потому, что без меня вы потеряли бы и Чашу, и свои жизни, еще не выйдя из зоопарка! Но если уж я пошел у вас на поводу один раз, то это не значит, что я буду делать это вечно. Чаша — наш смертный приговор, неужели неясно? Если кто-то обязательно должен быть Хранителем Чаши, то пусть это будем по крайней мере не мы! В конце концов, Роман Сергеевич просил меня помочь уберечь Чашу от Хромца и ни словом не обмолвился насчет того, чтобы я хранил ее у себя под подушкой! А что такое это мое предложение, как не помощь в сокрытии Чаши?
Пашка, о существовании которого я успел забыть, тихонько захныкал.
— Ким, — жалобным голосом протянул он, — а можно мы видик посмотрим?
— Все понятно, — сказал ДД и встал. — Ты испугался. Это естественно. Я забираю Чашу и освобождаю тебя от ответственности. Спасибо, Ким.
Он потянулся к Граалю. Я перехватил его длинную руку и толчком швырнул обратно в кресло.
— Катись в задницу со своим благородством! — заорал я. — Хватит с меня смертей! Я не отдам тебе Чашу, Дима! Я сам решу, что с ней делать.
Он побледнел еще сильнее. Наташа шагнула ко мне, глаза ее потемнели.
— Ты не можешь… — произнесла она с угрозой. Я заставил себя усмехнуться.
— Могу! Я не хочу рисковать твоей жизнью из-за какой-то древней хреновины! Мне наплевать, что за тайны в ней скрыты, но я не позволю делать из тебя пешку в чужой игре! Я испугался не за себя, пойми это! Я хочу только отдать Чашу кому-нибудь другому, и я готов сделать это сам, без вашего ведома, потому что если Хромец сунется за этим ко мне, я убью его!
И в этот момент раздался телефонный звонок.
Наташа вздрогнула. Пальцы ДД сжали подлокотники кресла. Маленький Пашка, воспользовавшись всеобщим замешательством, включил, наконец, видик.
— Выключи, — приказал я и на негнущихся ногах прошел в прихожую. Больше всего я боялся услышать в трубке знакомое зловещее шипение и потому подносил ее к уху осторожно, словно готовую ужалить змею. Но это был всего лишь Сашка Косталевский.
— Привет, боец невидимого фронта! С тебя еще два процента за срочность!
— Ты нашел? — недоверчиво спросил я. Он довольно расхохотался.
— Что, не ожидал? Ну и напрасно. Имеется такой арбалет, вот только человек, который им владеет…
Он замолчал, и у меня внутри зашевелился червячок нехорошего предчувствия.
— Что это за человек?
— Ну, крутыш один, — уклончиво ответил Сашка. — По-моему, он совсем не хочет его продавать. Я дал ему твой телефон.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — А его телефон дашь?..
— Он не разрешил. Сказал, сам тебе позвонит. Когда договоритесь о встрече, звякни мне, я подъеду.
— Конечно. Как человека-то зовут? Сашка помолчал.
— Он представится. В общем, ты знаешь, у меня сложилось впечатление, что это ОЧЕНЬ дорогая вещь…
— Ну так и замечательно, — сказал я. — На твоем месте я бы радовался…
— Я бы радовался, — возразил Косталевич, — если бы был уверен, что у тебя хватит купила… В любом случае, мне причитается за услуги.
— Я тебе коньяком проставлюсь, — пообещал я. — Или вискарем.
— Я не пью, — с достоинством ответил Сашка. — И тебе не советую. Здоровье, знаешь, всего дороже. Так что только деньгами.
Я положил трубку и вернулся к веселым гостям.
Они, похоже, о чем-то крупно поспорили. Наташа сидела с закушенной губой, закинув одну красивую ногу на другую, и смотрела не на ДД, а в беззвучно полыхающий взрывами и выстрелами экран. ДД, красный и взъерошенный, возвышался в кресле, как монумент оскорбленной добродетели. Пашка с раскрытым ртом наблюдал за прихотливыми перипетиями сюжета фильма «Большой переполох в Маленьком Китае» — в двадцать пятый раз. Грааль по-прежнему стоял на столике, гвоздики в нем ожили и стали как будто больше.
— Ну вот, — сказал я, входя. — Спешу вас обрадовать: арбалет, кажется, нашелся.
Никто из них даже не повернулся. Хотя нет, вру, друг мой Пашка бросил на меня восторженный взгляд, удостоверился, что я уже не разговариваю по телефону, и спросил ангельским голосом:
— Ким, а можно, я теперь звук включу?