Завещание Сомервилля

Глава одиннадцатая

Возвращаясь вечером от бабушки к себе, Ева заметила притаившегося под лестницей Джеральда. Кого же еще он поджидает, как не ее! Проскочить бы мимо, подумала она, но он преградил ей дорогу. От выражения его глаз у нее мурашки пошли по телу.

Вид его был ужасен. Растрепанные волосы беспорядочно падали на лоб, воротник рубашки расстегнут, галстук неряшливо висел на шее, из-под рубашки в пятнах от вина виднелась голая грудь. Он был явно пьян, хотя твердо стоял на ногах.

— Ты куда? — прохрипел он.

— В свою комнату, — ответила она. Он крепко схватил ее за руку.

— А почему бы тебе не выпить с нами перед сном? Мои друзья, особенно Тимоти, обижаются, что ты не желаешь познакомиться с ними поближе.

— Пусть пеняют на себя. Ты пьян. Да и твои товарищи тоже. А теперь дай пройти. И не смей меня трогать.

— Это почему же? Ведь тебя и до меня трогали.

Тщетно Ева пыталась вырваться. Чем больше она прилагала усилий, тем крепче он ее держал.

— Мне о тебе много чего известно, больше, чем ты думаешь. О том, как ты на ярмарке бросилась в объятия Маркуса Фицалана и как он сполна насладился тобой, хотя уверял твоего отца, что ограничился одним поцелуем.

Ева с отвращением отвернулась от него.

— Легко догадаться, кто тебе насплетничал. Не иначе как Анджела. Отпусти меня, Джеральд! Дай пройти!

— А если не отпущу? Что тогда?

— Тогда я пожалуюсь Маркусу.

— Но его здесь нет, он тебя не спасет. Ему важнее любой женщины на свете дорогая его сердцу шахта «Этвуд». И если ты надеешься разжечь огонь, вспыхнувший три года назад, то просчитаешься.

— А тебя шахта «Этвуд» не интересует?

— Еще как интересует. И я этого не скрываю. Но ты — дополнительный приз к ней. И даже очень приятный. Чем сильнее ты сопротивляешься, тем больше мне нравишься.

Еве с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не дать ему пощечину.

— Если это комплимент мне, можешь сохранить его при себе. Мне на твои любезности наплевать.

— Это меня не пугает. Захочу — и возьму тебя. А ты, если разжечь тебя, — огонь. И чем дольше станешь сопротивляться, тем слаще будет победа. И я тебя добьюсь. Клянусь, это будет так.

. — Ни за что. Я лучше убью себя.

— Убить тебя, если понадобится, могу и я, если ты не отменишь свадьбу с Фицаланом. Шахта «Этвуд» необходима мне позарез, и я не остановлюсь ни перед чем.

Ева онемела от ужаса. Руки Джеральда ослабли, и Ева вырвалась. Она тщательно заперла дверь, но весь вечер этот омерзительный, страшный человек не шел у нее из головы.

Спала она плохо, то и дело пробуждаясь. Уговаривала себя, что, несмотря на угрозы Джеральда, бояться ей нечего, главное — держать его подальше от себя. После полуночи до ее слуха донеслись звуки шагов за дверью. Она подошла к двери и увидела, как ручка начала медленно двигаться. Хорошо, что она сообразила запереться на замок. Дрожа всем телом, Ева снова улеглась в постель, но долго не могла согреться и прийти в себя.

Лежа без сна, она постаралась забыть о Джеральде и сосредоточиться на мыслях о Маркусе.

Сможет ли она жить с человеком, влюбленным в другую женщину? Да конечно же, нет, даже если из-за этого потеряет шахту «Этвуд». Всякий раз, глядя в глаза Маркусу, она будет представлять его рядом с Анджелой, строя предположения, чем они наедине занимаются, о чем говорят. Но и отказаться от замужества трудно — ведь она любит его.

И вдруг все ее надежды и мечты показались ей иллюзорными, появилась твердая уверенность, как ей надлежит поступить. Она расстроит помолвку.

Уткнувшись лицом в подушку, Ева долго рыдала, пока не иссякли слезы.

На следующий день в Бернтвуд-Холл прискакал Маркус. Застав там неожиданно большое общество, он не только удивился, но и обеспокоился за Еву. Джеральд приехал раньше намеченного срока, а от него можно ожидать чего угодно.

Направившись по совету слуги в сад, где гуляла Ева, он издали увидел ее тонкую, грациозную фигурку, больше напоминавшую девчоночью.

Утомленная бессонной ночью, в отчаянии от принятого ею решения, Ева чувствовала себя так, словно провалилась в черную яму, из которой ей никогда не выбраться. Услышав за спиной шаги, она в испуге оглянулась.

Ему сразу бросилась в глаза неестественная бледность, даже прозрачность ее щек и дрожь в руке, которой она откинула прядь волос с лица.

— О, Маркус! Ты меня напугал!

— С каких это пор ты стала такой нервной? — нежно произнес он. — Почему не сообщила мне о приезде в Бернтвуд-Холл Джеральда?

— Ну… Я… Мне казалось это излишним, — забормотала она в ужасе от того, что ей неизбежно придется ему сообщить.

— И дружки его тут как тут. Не теряют времени даром.

— Что поделаешь? Я тут не хозяйка, не мне решать, кого принимать, а кого нет.

Маркус сочувственно вздохнул.

— Знаю. У тебя, наверное, забот полон рот?

— Да нет, ничего особенного.

— Ева, скажи мне правду, если Джеральд себе что-нибудь позволяет, я ему… — Глаза его засверкали, лицо нахмурилось.

— Нет-нет, — поспешила она ответить. Его заботливость тронула ее.

— А как твоя бабушка?

— Хорошо, но из своих комнат не выходит.

— Вполне ее понимаю. Знаешь, Ева, я хочу, чтобы вы с бабушкой перебрались к нам в Бруклендс. Да и мама будет рада. Ей хочется познакомиться с тобой поближе и обсудить все, что связано со свадьбой.

Говорил он настолько искренне, что на сердце у Евы потеплело. Так, может, принять его предложение и переехать в Бруклендс, под крылышко Маркуса, где она будет себя чувствовать в полной безопасности?

Но нет! Она вспомнила разговор с Анджелой и поняла — Маркус Фицалан представляет для нее еще большую опасность, чем Джеральд. Надо немедленно покончить с этим делом, чтобы больше не переживать, готовясь к мучительному объяснению.

— Очень мило с твоей стороны, Маркус, но я не могу.

Что-то тут неладно, чувствовал все время Маркус. Хоть бы она объяснила, что происходит.

— Ты не хочешь, чтобы я вам помог? Я же не слепой, вижу — ты не в своей тарелке. Боишься Джеральда?

Голос его звучал ласково, во взоре была одна нежность, хотя обычно их беседы больше напоминали поединок на ножах. Готовая разрыдаться, Ева с трудом сглотнула комок в горле и медленно покачала головой.

— Нет, — солгала она.

Впрочем, когда Маркус был рядом, она и впрямь никого и ничего не боялась, ей начинало казаться, что испытываемый ею страх лишь плод богатой фантазии, а Джеральд существо безобидное.

— Тогда обещай мне, если почуешь какую нибудь опасность, тут же дашь мне знать. А еще лучше — приедешь сама в Бруклендс.

— Услышав то, что я все время собираюсь тебе сказать, ты не захочешь видеть меня в Бруклендсе.

В ожидании продолжения Маркус с каменным выражением лица взглянул Еве в глаза. По ее растерянности и скованности нетрудно было догадаться, как тяжело ей говорить.

— Я… я, Маркус… я решила не выходить за тебя.

— Хотелось бы знать почему.

— Не могу, и все тут. Поеду с бабушкой в Камбрию, буду жить там.

Маркус побледнел от негодования. Видно было, что он с трудом сдерживает гнев.

— Понимаю, — проговорил он, растягивая слова. — А ты не чувствуешь никаких обязательств передо мной и перед твоим отцом? Мы же с тобой заключили соглашение, если ты помнишь, и я намеревался строго выполнять его условия.

— Приношу свои извинения за причиненное беспокойство. Знаю, ты меня возненавидишь, за что я не вправе тебя порицать, но поступить иначе не в моих силах.

— А как же шахта?

— Я говорю не о шахте, а о себе. Шахта больше меня не интересует. Я не выйду за тебя, Маркус. Не могу.

В этих двух простых словах было столько решимости, что Маркус не сразу нашелся что возразить. Молча смотрел он на Еву, мучительно думая, какие аргументы могут заставить ее изменить решение. Но по выражению ее лица и всему поведению он понял, что оно далось ей нелегко. Что-то произошло, но она не говорит, что именно. Ему же кажется, что всему виной приезд Джеральда.

— Не считаешь ли ты нужным объяснить мне, чем ты руководствовалась? Почему вдруг я стал тебе неприятен?

— О нет, это совсем не так.

— Не так? Известно ли тебе, что думает мужчина, нареченная которого дает ему отставку? Он начинает подозревать, что его место в ее сердце занял или занимал все время другой. Кто же этот другой? Джеральд? Или один из его дружков?

— У меня, поверь, не такой дурной вкус. Никто мне не нравится, и у тебя нет оснований для таких чудовищных обвинений, — вспыхнула Ева.

Как же ей хочется задать ему вопрос об Анджеле! Услышать, что это гнусная ложь, никаких подарков он ей не дарил, да и между ними вообще ничего не было… А вдруг он подтвердит, что да, это правда? Какое будет для нее унижение!

Пересилив себя, Ева отвела глаза.

— Тебе, полагаю, лучше уйти.

Но Маркус так легко не привык сдаваться.

— И не подумаю. Нам надо объясниться.

— Все ясно и без объяснений. Больше мне нечего сказать.

Ева было пошла прочь от него, но он схватил ее за плечо.

— Ты не можешь так поступить.

— Могу, — с трудом выговорила она, избегая смотреть на него. Слишком волновала его сильная, мужественная фигура, его близость. Она старалась говорить спокойно и стойко боролась со слезами, всем своим существом желая, чтобы он обнял ее, расцеловал, разжег в ней огонь страсти…

Но между ними все время стояла Анджела с ее наглой, вызывающей улыбочкой.

Раздался стук конских копыт, и мимо них к подъезду дома промчался элегантный экипаж. В вышедшей из него даме Ева даже на таком расстоянии узнала Анджелу. И тут же ощутила острый укол ревности. Только бы не объясняться снова. Она быстро повернулась к ней спиной.

— Еще одна гостья пожаловала к вам, — без особого интереса заметил Маркус, огорченный тем, что внимание Евы отвлеклось.

— Это не гостья, а Анджела Стефенсон, — сдавленным голосом отрезала Ева, не скрывая своей ненависти. — Как ей повезло! Приехала она, разумеется, к Джеральду, но будет счастлива встретиться с вами, а при вашем интересе к романтическим похождениям вы получите не меньшее удовольствие. И ее присутствие облегчит нанесенный мною удар, — проговорила она с едким сарказмом. — Извините меня, пожалуйста, мне необходимо проведать бабушку.

Она сделала шаг в сторону, но он снова схватил ее за плечо и притянул к себе.

— Ты действительно хочешь, чтобы наши пути разошлись навсегда? Чтобы мы больше никогда не виделись? Повтори, ибо я не могу в это поверить.

— Да, это так. — Сердце ее бешено билось, она старательно избегала его взгляда.

— Нет, повтори, глядя мне прямо в глаза.

— Да, — через силу промолвила она после паузы. — Я так хочу.

— Добавь, будто ты не желаешь, чтобы я тебя касался и целовал. Ты прекрасно воспитана, ведешь себя, как подобает настоящей леди, но я — то знаю, как легко воспламенить тебя, заставить забыть все приличия.

И, прежде чем она успела вымолвить хоть слово протеста, он прижал ее к груди. Напрасно Ева старалась высвободиться, Маркус крепко удерживал ее в руках, и постепенно Ева стала ослабевать, поддавшись возбуждению.

С жадностью голодающего, который дорвался до пищи, Маркус покрывал ее рот поцелуями, и она на них с готовностью отвечала.

Каждой своей жилкой она ощущала, как трепещет его тело. Она уже не могла сопротивляться искушению, уже забыла обо всем на свете, но так же стремительно, как обнял, он отпустил Еву и даже оттолкнул от себя.

Надо сказать, стратегический маневр, имевший своей целью сломить упорство Евы, обернулся против самого Маркуса. Ему лишь с трудом удалось сохранить самообладание.

Ева в состоянии шока, онемевшая, тупо смотрела на него. Какая же она слабая и беспомощная рядом с ним! Ни к чему подобному она не была готова. Все усложнилось еще больше. Она остро ощутила, как сильна ее любовь к нему. И пожалела о принятом решении.

— Прошу прощения за мое варварское поведение, — вымолвил наконец Маркус, — но я хочу, чтобы в длинные одинокие ночи у бабушки тебе было что вспомнить, чтобы наряду с неутоленным желанием ты испытала сожаление. Можешь до хрипоты убеждать меня в обратном, но легкость, с которой воспламеняется твое тело, — лучшее доказательство того, как ты хочешь быть со мной. — И это не конец, Ева, — продолжал Маркус. — Когда ты придешь в себя, мы продолжим наш разговор. Так легко тебе от меня не избавиться. Я этого не допущу.

— Придется допустить, — дрожащим голосом прошептала Ева. — Решение мое твердо. Мне и без того тяжко, прошу вас, не усложняйте все еще больше. Говорить нам не о чем. Прощайте, Маркус.

В дом она вбежала через боковой вход, не желая встречаться с Анджелой. Хорошо, что она сказала ему все, что хотела, сейчас бы только успокоиться после его поцелуев.

Маркус, охваченный гневом и недоумением, проводил ее глазами, не зная, что и подумать. Скорее всего, она увлеклась другим мужчиной. Но тогда как объяснить готовность, с которой все ее существо отозвалось на его ласку? При одной мысли об измене Евы его пронзила острая боль. Он и не подозревал, что способен на такую ревность.

Стиснув зубы, он мрачно глядел ей вслед, борясь с желанием броситься за ней, схватить за плечи, повернуть лицом к себе и потребовать объяснения. И сказать что-то в свою защиту, если потребуется. Но, пересилив себя, Маркус решил больше не унижаться.

Оставаться здесь дольше не имело смысла, он уедет немедленно. Но тут он увидел направляющуюся к нему Анджелу…

У себя в комнате Ева ополоснула горящие щеки холодной водой и кинулась к окну. Анджела, знала она, наверняка отыщет Маркуса. Из окна, выходящего в сад, она увидела идущих рядом и мирно беседующих Маркуса и Анджелу.

К ее великому огорчению, у Маркуса был совершенно спокойный, даже безмятежный вид. Он внимательно слушал Анджелу, изредка кивая в знак согласия, и галантно подал ей руку, помогая преодолеть несколько ступеней. Она же, бросая на него из-под полуопущенных ресниц томные взгляды, на которые была такая мастерица, улыбалась и смеялась в ответ на его слова.

Бабушка удивилась и очень расстроилась, услышав от Евы, что она не желает выходить за Маркуса.

— Да ты шутишь, Ева!

— Ничуть не бывало. Я не могу выйти за него. И сказала ему об этом. Теперь все кончено.

— Как так кончено? Ведь ты столько теряешь!

— Всего лишь шахту «Этвуд». Да пусть Джеральд ею подавится.

— Могу себе представить, как рассердился мистер Фицалан, узнав о твоем решении.

— Да, рассердился, но лишь потому, что теряет шахту, а не из-за его чувств ко мне. Я для него лишь средство для достижения цели, а я больше не желаю выступать в этой роли. И уверена, что только таким образом могу быть счастлива.

Бабушка пристально вгляделась в Еву. Что вынуждает ее сделать подобный шаг? Губы у Евы дрожат, под глазами синяки, лицо обиженное и сердитое.

— Но почему ты так переменилась к мистеру Фицалану? Вы вроде бы хорошо с ним поладили.

— Мне тоже так казалось. Но Маркус, по всей видимости, обманывал и меня, и тебя, — произнесла Ева возмущенно. — У него давнишний роман с женщиной, которая когда-то была моей подругой. Если бы не папино завещание, он бы на ней женился. Роман продолжается и будет продолжаться после нашей женитьбы. Согласиться с этим я не могу. Тем более, что нет гарантии, не возникнет ли после этого романа новый.

Леди Пембертон молчала.

— При твоих взглядах на брак, — продолжала Ева после небольшой паузы, — ты осуждаешь меня и считаешь дурочкой. Но подумай сама, ну как он смеет так меня обманывать? До чего же это унизительно! И я не выйду за Маркуса, лишь бы исполнить волю отца и угодить Фицалану и тебе.

Бабушка наконец опомнилась.

— Он сам тебе сказал, что у него роман с другой женщиной?

— Нет. Это, очевидно, не входит в его намерения. Но я не сомневаюсь, что роман есть. Его героиня сама мне об этом рассказала. Да и Джеральд подтвердил.

— На слова Джеральда я бы наплевала, но ты почему-то к ним прислушиваешься. Вместо того чтобы выслушать самого мистера Фи-цалана. Не кажется ли тебе, что это несправедливо по отношению к нему?

— Возможно. Но я им верю. Потому что собственными глазами видела сначала Фица-лана в обществе этой особы, а затем роскошный подарок, который он ей преподнес в день ее рождения. Один из многих, полученных ею от него.

Леди Пембертон сочувственно покачала головой.

— Понимаю. Ну что я могу сказать? Что я огорчена до глубины души, больше ничего. Мне все время казалось, что мистер Фицалан именно такой человек, какой тебе нужен.

— Очень сожалею, бабушка, что расстроила тебя. Но не порицай меня.

— Постараюсь. Но что же делать дальше?

— Поедем в Камбрию, если ты возьмешь меня. Мне хочется как можно скорее покинуть этот дом. Жить здесь рядом с Джеральдом невыносимо.

— Ну что ж, поедем. Если ты все решила для себя, медлить незачем. Признаюсь, я без огорчения распрощаюсь с Джеральдом.

Ева велела горничной начать паковать чемоданы, но чувствовала себя при этом глубоко несчастной. Как бы далеко она ни уехала от Маркуса, он навсегда останется в ее сердце. Больше ничего подобного в ее жизни не будет.