Завещание Сомервилля

Глава двенадцатая

Получив от Евы записку, удивленная Эмма поспешила на следующее утро к подруге. Она не сомневалась, что причиной ее отъезда является Джеральд.

— О, Ева! — воскликнула она, не веря своим глазам — горничная уже паковала чемоданы. — Это Джеральд довел тебя до того, что ты уезжаешь? Но зачем? Вы с бабушкой вполне можете пожить до свадьбы у нас.

— Не стану лгать, Эмма. Джеральд, желающий во что бы то ни стало заполучить шахту «Этвуд», угрожает мне самым отвратительным образом. Я напугана, и поверь, не зря. Это одна из причин моего отъезда.

— Пойдем сядем, и ты расскажешь мне все по порядку.

Эмма потянула Еву к кровати, на которой они уселись лицом друг к другу. За эти несколько дней, что Эмма не видела Еву, та изменилась до неузнаваемости. Тогда она излучала жизнерадостность, а сейчас ее угрюмое лицо было бледным, под глазами синяки, а в глазах стояла бесконечная усталость.

— Я еду к бабушке в Камбрию.

— Да у тебя же почти через две недели свадьба! Подготовка к ней требует массу времени.

— Свадьбы не будет, — еле слышно произнесла Ева.

У Эммы округлились глаза.

— Почему? Что случилось?

— Я не выхожу замуж за Маркуса. Не могу.

— Почему? Что произошло? Дело не только в Джеральде и его угрозах? Что-нибудь стряслось с мистером Фицаланом? — В голосе подруги зазвучала тревога.

— Нет-нет, с Маркусом все в порядке.

И Ева изложила содержание разговора с Анджелой. Эмма слушала, не веря своим ушам.

— Потрясена, как никогда, — сказала она, когда Ева замолчала. — Просто не верится, что она снова подкладывает тебе свинью. Кто бы подумал, что в одной женщине может быть столько коварства! И ты ей веришь? О, Ева! Мы обе прекрасно знаем, что представляет собой Анджела. Если ты уедешь сейчас в Камбрию, она снова одержит над тобой победу.

— Но я видела доказательство его любви к ней, — прошептала Ева.

— Доказательство? Какое же?

— Веер, который ей подарил Маркус. Очень дорогой, украшенный серебром и бриллиантами. С дарственной надписью от Маркуса. Какие же еще доказательства нужны?

Эмма была потрясена до глубины души. Но, зная подлую натуру Анджелы, продолжала сомневаться, все ли обстоит так, как изложила Ева.

— Ах, Эм, больше я ничего не знаю. Я же тебе еще на пикнике сказала, что их поведение, когда они рядом, наводит на мысль, что они не просто знакомые.

— Но, по твоим словам, мистер Фицалан опроверг это.

— Ну неужто же он станет признаваться? Они оба ведут себя очень умно и меня, дурочку, обвели вокруг пальца. Маркусу шахта нужна не меньше, чем Джеральду, ради нее он пойдет на все.

Эмма в отчаянии ломала руки.

— Прости, Ева, но я не могу поверить, что мистер Фицалан способен на такую низость. Прежде чем рубить концы, тебе бы следовало с ним поговорить по душам.

— Ну и что будет? — Не в силах сдержать своего раздражения, Ева говорила сердито. — Он снова солжет мне, а я этого не вынесу. А если подтвердит то, что сообщила Анджела, я тем более не вынесу.

— И все равно, решить эту проблему ты можешь, лишь поговорив с ним. Или ты предпочитаешь оставаться в неведении?

— Да, предпочитаю. Нас свела вместе исключительно шахта. Но Маркус сумел убедить меня, что не только в ней дело. И он так красиво ухаживал за мной, что я ему поверила. Три года назад они оба глубоко оскорбили и унизили меня. Вторично я этого не переживу. Не могу.

— Если мне не изменяет память, после того как мистер Фицалан рассказал твоему отцу о происшествии на ярмарке — причем, скорее всего, рассказал не совсем правдиво, иначе твой отец вызвал бы его на дуэль и убил, — он уехал в Лондон и жил там довольно долго. Он мог и не знать, сколько ты выстрадала из-за этого случая. И что всю интригу затеяла Анджела с целью отбить у тебя жениха. Иначе, думаю, мистер Фицалан вел бы себя не так. Слова подруги звучали резонно.

— Быть может, ты, Эм, и права, но мама всю свою жизнь внушала мне правила приличия, а я в один миг их напрочь забыла. Мне не следовало уединяться с Маркусом. Родители мои были в гневе, этвудское общество от меня отвернулось, но я заслуживала даже более серьезного наказания.

— Тем не менее мистеру Фицалану нет оправдания.

— А я и не выгораживаю его, во всяком случае полностью.

Эмма сочувственно вздохнула, глядя в бледное, задумчивое лицо Евы.

— Ты очень его любишь, Ева? — прошептала она.

— Да, — проговорила та сквозь слезы. — И только сегодня это поняла. Глупость невообразимая — начисто забыть, что его интересую вовсе не я, а шахта «Этвуд». И влюбиться по уши, мечтать о том, чему не суждено сбыться.

Джеральд был вне себя от радости и даже не пытался ее скрыть: Ева уезжает в Камб-рию.

— Боишься? Бежишь? — прошипел он перед самым отъездом Евы, выследив ее одну на лестнице.

— Тебя не боюсь нисколечко!

— Тем не менее я рад, что ты прислушалась к моим предостережениям. Означает ли твой отъезд, что ты не выходишь замуж за нашего знаменитого соседа?

— Ничуть. Рано радуешься, Джеральд. Уезжаю я ненадолго. В моем распоряжении еще целых пять месяцев, достаточно, чтобы сыграть свадьбу.

С этими словами она села в карету. Доведется ли ей еще увидеть Бернтвуд-Холл?

Расставаться с родным местом нелегко. Как мрачно на душе… Она больше никогда не увидит Маркуса. При его твердом характере он не сможет простить ее отказа. Об их непрестанных ссорах, может, и забудет, но мириться все равно не станет.

На следующий день Эмма поехала в Брук-ленде, чтобы поговорить с Маркусом. Ею руководило желание помочь не этому мужчине — она считала его жестоким и даже злым насмешником, — а исключительно своей лучшей подруге.

Маркус, излучавший силу и энергию, обычно подавлял Эмму, в его присутствии она робела, даже теряла самообладание. И, входя в Бруклендсе в его кабинет, она старалась вспомнить его таким, каким он был на пикнике, — весельчаком, резвившимся с детьми. Это помогло ей победить скованность.

После возвращения из Бернтвуд-Холла двумя днями раньше Маркус никак не мог побороть охватившую его тоску и негодование. Разъяренный и обиженный поведением Евы, он с трудом преодолевал преследовавшее его днем и ночью желание броситься к ней и потребовать объяснения, а главное — умолять ее изменить свое решение. Удерживала его оскорбленная мужская гордость.

Маркус как одержимый, погрузился в работу, но по ночам мысль о том, что он лишился Евы, причиняла ему невыносимую боль, не давая сомкнуть глаз.

Он перебирал в уме все их встречи, осознавая, что она стала ему очень дорога, что он ее любит всей душой, что без нее ему жизнь не мила. Он любил многих женщин, красивых, интересных, но ни одна не тронула его так, как Ева, и он их благополучно забыл. Словно сердце его предназначалось ей одной, и ничто не могло этого изменить, что бы она ни говорила и ни делала, доводя его до полного отчаяния.

При виде входящей Эммы он поднялся со своего кресла у письменного стола и с холодным безразличием, но вежливо предложил ей стул.

— Садитесь, мисс Паркинсон. Честно говоря, я удивлен, видя вас здесь. Ваш визит имеет отношение к Еве?

— Да. — Эмма села, а он продолжал возвышаться над ней, ничуть не напоминая того Маркуса, который так умело развлекал на берегу реки младших Паркинсонов. В иное время она бы повернулась и ушла, но сейчас бесстрашно взглянула ему в глаза. — Я приехала, потому что волнуюсь за Еву. Вам, мистер Фи-цалан, не мешает кое-что узнать.

— Это касается Евы? — Да.

— Почему же тогда она прислала вас, а не приехала сама?

— Она не присылала меня и рассердится ужасно, если узнает, что я у вас была. Так вот, прежде всего я хочу вам сообщить, что Ева уехала из Этвуда в Камбрию к бабушке.

Маркус растерянно глядел на Эмму. Он потерял контроль над собой, и лицо его перестало казаться холодной маской. Ева сказала, что уедет в Камбрию, но он не поверил. Его снова охватил гнев. И чувство одиночества.

— Понимаю. И когда же?

— Вчера.

— Так что вы собираетесь рассказать мне такого, чего не сказала она сама?

— Вы действительно не догадываетесь, мистер Фицалан, почему она передумала выходить за вас?

— Нет. Полагаю, ее пленил один из дружков Джеральда. Единственное разумное объяснение.

— Вы к ней несправедливы, — взорвалась Эмма, не желая слушать ничего плохого о своей подруге. — После того как три года назад вы злоупотребили ее наивностью, опозорив на весь свет, в ее жизни не было другого мужчины. И, думаю, не будет.

— Я ее опозорил? — Маркус сердито усмехнулся. — О чем это вы, мисс Паркинсон?

— Да о той глупой детской шалости, из-за которой Ева страдает до сих пор. То, что произошло между вами, стало широко известно. Об этом позаботилась Анджела Стефенсон, тогда еще Ламберт. А вы на следующий день преспокойно уехали в Лондон. Не совестно вам было? — упрекнула она его, излив наконец негодование, которое томило ее все эти годы. — Еве тогда было семнадцать лет, и будущее не обещало ей ничего хорошего. Чтобы спасти дочь от позора, родители отправили ее в Камбрию. Но этвудцы не забывают и не прощают промахов такого рода. Как вам известно, Лесли Стефенсон, ухаживавший за Евой, женился в результате на Анджеле. Чего она и добивалась.

— Да-да, припоминаю, Ева говорила, что все это происшествие было подстроено Анджелой. Но я как-то не придал этому значения, о чем сожалею. Никак не думал, что она способна на подобные пакости.

— Простите меня, мистер Фицалан, но, по-моему, вы много чего не знаете об Анджеле, — с сожалением сказала Эмма. — Известно ли вам, что Еве пришлось на несколько месяцев покинуть Этвуд и она больше не видела свою маму? Ее мать умерла от туберкулеза, вы, как друг сэра Джона, естественно, слышали об этом. Так можете вы себе представить, как мучилась угрызениями совести Ева? Ее место было у ложа матери, а та скончалась, так и не увидев единственную дочь.

Эмме трудно было говорить, но гнев придавал ей сил, и она после короткого молчания продолжала:

— Ева никак не могла оправиться от горя и корила себя последними словами. Из-за этой трагедии общество смягчилось к ней, и она смогла возвратиться в Этвуд. Но людей избегала. Изредка посещала тетю Шону в Лондоне и бабушку в Камбрии, но в основном сидела одна в Бернтвуд-Холле, в добровольном заточении.

Маркус был потрясен.

— Ничего этого я не знал.

— Ну естественно. От Неверли до Этвуда пять миль, но это равносильно пятидесяти. Ева рассказывала мне, как вы рассердились, узнав, кто она такая. И решили преподать ей урок. И преподали. Очень жестокий, мистер Фицалан, какого она вовсе не заслужила. И разве справедливо, мистер Фицалан, что вы вышли сухим из воды, даже сэр Джон ни словом вас не упрекнул, а Ева пострадала так тяжело?

Маркус стоял совершенно неподвижно, напоминая мраморную статую. Он и не подозревал, что навлек на голову Евы столько мучений. Сэр Джон ни разу не проронил по этому поводу ни слова, а ему — Маркусу — было не до расспросов при его занятости, да и Ева его не интересовала.

Он ведь никаких нежных чувств к ней не испытывал. Хотя запомнил ее легкое, юное тело, прижимающееся к нему, и горячий, страстный поцелуй.

Да, он вел себя как последний негодяй, и нет ему никакого оправдания. Неудивительно, что, встретив его на похоронах отца, Ева держалась так, словно он ее злейший враг. И он вполне это заслужил.

— Что мне сказать в свое оправдание? Я никак не мог предвидеть, что этот инцидент — он мне показался ничтожным — окажет такое влияние на жизнь Евы… И на мою собственную. О том, что Ева у бабушки в Камбрии, Лесли Стефенсон женился на Анджеле, а мать Евы умерла, я узнал лишь после возвращения из Лондона. Поверьте, я и не подозревал, что Ева не сидела у ее смертного одра. И тем не менее не понимаю, почему она сейчас ушла от меня. Быть может, из мести за то зло, что я ей причинил?

— Ева, мистер Фицалан, не мстительна. Она расхотела выходить за вас после того, как Анджела сообщила ей, что у вас с ней роман. А Джеральд, не теряя времени, поспешил это подтвердить.

— Еще бы! Роман между мной и Анджелой был бы ему на руку! — воскликнул Маркус.

— Возможно, Ева отнеслась бы к этому сообщению спокойнее, если бы не влюбилась в вас сама и если бы речь шла не об Анджеле. Гордость мешает Еве спросить вас напрямую, правду ли говорит Анджела, потому что она опасается, как бы вы не подтвердили ее слова. Особенно после того, как Анджела показала ей подаренный вами веер.

— Веер? Подаренный мною? — в недоумении уставился на девушку Маркус.

— Да.

— Но я никогда ничего не дарил Анджеле.

— А по словам Анджелы, дарили. Об этом говорит и надпись на веере.

Маркус задумался, затем медленно покачал головой.

— За всю свою жизнь я подарил только один веер. Два года назад, моей матери, в день ее рождения. Очень красивая вещица, голубая с серебром, выложена бриллиантами.

— Да-да, именно такой веер Анджела показала Еве.

— Вероятно, мама одолжила свой веер Анджеле или ее матери, когда они были у нас в гостях. И он до сих пор у них. Поверьте, Анджела мне не нравится и не нравилась никогда, я так и сказал Еве на прошлой неделе в ответ на ее вопрос о моих отношениях с Анджелой. Мне казалось, что я убедил ее, но теперь вижу, что заблуждался.

— Она и поверила вам, но Анджела сумела ее разубедить, тем более что размахивала при этом вашим веером. Анджела умеет убеждать.

— А что такого сделала ей Ева, что Анджела ее так ненавидит?

— Да ничего. Анджела завистлива. Еще в детстве она завидовала тому, что у Евы богатые и знатные родители, что она всем нравится, что у нее много друзей, а позднее чуть не умирала от зависти из-за того, что за Евой ухаживает Лесли Стефенсон. И она решила поссорить их в надежде, что тогда он обратит внимание на нее. Я даже не уверена, нравился ли он Анджеле, главным для нее было напакостить Еве.

— И мое появление на ярмарке помогло ей опозорить Еву?

— Да. Анджела убедила ее, что если она пригласит вас на танец, а Лесли увидит вас танцующими, то его охватит ревность и он поспешит к отцу Евы просить ее руки. А когда вы с ней скрылись за деревьями, это превзошло все ожидания Анджелы. Она отыскала Лесли и добилась того, что он вас увидел вдвоем с Евой.

— Остальное мне известно, — вздохнул Маркус.

— Мы с Анджелой дружили давно, на что она способна, я хорошо представляю. Уж как я ее уговаривала отказаться от этой затеи, но она в подобных случаях ничего не желает слышать и видеть… Ну, кроме того, что бы там ни говорила Ева, Джеральд сделал ее пребывание в Бернтвуд-Холле совершенно невыносимым.

Маркус побледнел.

— Какого же я свалял дурака! Мне надо было настоять на том, чтобы она перебралась в Бруклендс. Но, когда она решительно заявила, что порывает со мной, я пришел в такую ярость, что начисто забыл о Джеральде. Что он ей сделал?

— Он до нее не дотронулся, если вы это имеете в виду, — поспешила успокоить его Эмма. — Но Ева знает, что Джеральд способен на что угодно. И он прямо заявил ей, что не остановится ни перед чем, лишь бы шахта «Эт-вуд» досталась ему. Ева опасается, что еще до вашей свадьбы он может подстроить несчастный случай, да так, чтобы оказаться вне подозрений.

— Не посмеет! — гневно вскричал Маркус.

— Еще как посмеет. Не зря Ева его боится. Ей одинаково страшны и Джеральд, и Анджела. Джеральд хочет иметь шахту, Анджела — вас. А вместе они представляют собой смертоносный союз. Вы согласны со мной?

Вид у Маркуса был донельзя мрачный.

— Да-

— Хотя Анджела при всей своей завистливости и мстительности вряд ли способна причинить Еве физический вред.

— Меня только удивляет то, что Ева — она ведь вовсе не из трусливого десятка — прислушивается к угрозам Джеральда.

— Он в конце концов сумел ее запугать. — Эмма поднялась и приблизилась к Маркусу, с тревогой глядя ему прямо в глаза. — Три года я собирала по кускам мою лучшую подругу, мистер Фицалан. Думала уже, что все неприятности и невзгоды остались позади. И вдруг все начинается сызнова. Навряд ли она сумеет снова это пережить.

— Но почему она не спросила меня напрямик об Анджеле? Зачем прибегать к таким крайностям?

— Леди Пембертон и я пытались убедить ее поговорить с вами, но она ни в какую. Если уж Ева что возьмет себе в голову, то пиши пропало. В точности как своенравный ребенок. Что вы теперь намерены предпринять, мистер Фицалан?

— Отныне вы можете больше не беспокоиться о Еве, мисс Паркинсон, — мягко произнес Маркус. — Завтра я нанесу краткий визит Анджеле — выяснить кое-что, а затем, бросив все дела, мчусь в Камбрию. Нам с Евой надо серьезно поговорить.

Эмму не покидали сомнения.

— А если она, перепуганная Джеральдом, не отважится вернуться домой?

— Со мной она будет в полной безопасности. После того как я ее найду, ничто и никто никогда не сможет нас разлучить.

Эмма улыбнулась. С ее плеч словно сняли непомерную тяжесть. Маркус говорил с такой горячностью, что сомнений не оставалось — он позаботится, чтобы ее пальцем никто не тронул.

— Простите меня, мистер Фицалан, но я не могу не сказать вам, что после того злополучного происшествия три года назад я не раз задавала себе вопрос — мудро ли было со стороны Господа Бога поставить вас на жизненном пути Евы? А теперь вижу — мудро.

— Лучшего подарка мне даже сам Господь не мог бы сделать. Не знаю, как вас и благодарить, мисс Паркинсон. Я ваш должник навеки.

— Я сделала это исключительно ради Евы, мистер Фицалан. После всего, что выпало на ее долю, она заслужила счастье. Если вам удастся уговорить ее вернуться, то ей, по-моему, лучше всего пожить до свадьбы у нас, а не в Бруклендсе. Родители мои будут только рады — они Еву обожают.

Эмма выпила на дорогу чаю с дружелюбной миссис Фицалан, которая подтвердила, что одолжила свой веер миссис Ламберт. В тот самый вечер, когда Ева с бабушкой была у них в гостях, день выдался знойный, миссис Ламберт изнывала от жары и попросила у нее на время веер. Миссис Фицалан с радостью дала ей веер, за судьбу которого не беспокоится. Приятельница, безусловно, вернет его при следующем посещении Бруклендса.

Миссис Фицалан знала, что Ева уехала с бабушкой в Камбрию, но и только. Не желая зря волновать мать, Маркус промолчал о разрыве с Евой. Надеялся, что та одумается и исправит свою ошибку.

Беседа с Эммой сняла камень с души Маркуса. Он уже больше не страдал и спокойнее думал о Еве. Да можно ли вообще ее порицать, если хитроумная Анджела сумела посеять в ее сердце сомнения и недоверие?

Об Анджеле он не мог думать без ярости. По ее вине Ева вынесла столько страданий! Зная теперь всю предысторию их взаимоотношений, он понял подоплеку поведения Евы. И обида на нее больше не точила Маркуса.

Никогда ему не понять до конца все переживания Евы, заставившие ее уехать в Камбрию, но уж одно он знает точно: расстаться с ней не в его силах.

Эмма сказала, что Ева его любит. Когда же она успела его полюбить? И насколько сильно ее чувство к нему? Что до него, то он готов смести все препятствия, стоящие между ними, и без конца повторять, что в целом свете нет для него ничего важнее, чем она.

Одно плохо. Шахта «Этвуд» — главное условие их брачного договора — навсегда останется камнем преткновения между ними. Из-за нее у Евы всегда будут основания сомневаться в искренности его чувства к ней. А он и в самом деле очень хочет иметь эту шахту, но только вместе с Евой.

При виде Маркуса Анджела поразилась до крайности — прежде он никогда не переступал порога их дома. Познакомившись с ним несколькими месяцами раньше в Лондоне, она изо всех сил кокетничала и заигрывала с Фицаланом, стараясь привлечь к себе его внимание, он же оставался вежлив и корректен, но не более того. Теперь, когда ей вконец приелось скучное вдовье существование, она решила, не брезгуя никакими средствами, завоевать мужчину, брак с которым обещал ей тот роскошный образ жизни, к которому она успела привыкнуть, живя с Лесли Стефенсоном. А Маркус Фицалан был намного богаче. Но завещание сэра Джона Сомервилля резко сократило ее шансы выйти замуж за Маркуса. Анджела пришла в ярость. Ей начало казаться, что нет для нее в жизни ничего важнее, чем взять верх над Евой.

Едва Маркус вошел в комнату, где она одна принимала его, как Анджела по напряженному выражению его красивого лица поняла, что он знает о ее разговоре с Евой.

— Я приехал к вам не со светским визитом, — начал Маркус, даже не пытаясь скрыть своего раздражения. — Мне, как это ни неприятно, необходимо с вами поговорить. Времени у меня мало — я спешу в Камбрию, за Евой. Вам известно, что она уехала из Этвуда?

Значит, он намерен привезти ее обратно. Анджела побледнела от раздражения, но промолчала.

— Что это вы наговорили Еве? — резко спросил Маркус.

— Я? Наговорила? Да ничего такого, что не было бы чистой правдой.

— Не пытайтесь водить меня за нос. Не такой уж я дурак, чтобы вам поверить. Как вы смели явиться в Бернтвуд-Холл и совершить такую низость — выдать мамин веер за мой подарок вам?

— Да, это была невинная выдумка с моей стороны, но все остальное, что я говорила, соответствует действительности.

— Вот уж никогда бы не подумал, что вы способны так лгать. Неудивительно, что вам удалось ввести Еву в заблуждение.

Лицо Анджелы исказилось от ярости.

— Это вы ввели меня в заблуждение, делая вид, будто ухаживаете за мной и собираетесь на мне жениться.

— Вы заблуждались по собственной воле. Я вам не давал повода думать, что вы для меня больше, чем просто знакомая. Я не хочу вас сейчас и не хотел никогда. Ясно вам? И никогда не прощу вам страданий, которые вы причинили Еве. Я люблю Еву. Вы же, Анджела, злая ведьма, готовая ради достижения своей цели на что угодно. Встречал я подобных людей в своей жизни, но такое чудовище — впервые.

— Вы правы, Маркус, — приторно-ласковым голоском промолвила Анджела, хотя лицо ее от злости исказилось до неузнаваемости. — Я ненавижу Еву. И ненавидела задолго до ярмарки в Этвуде. Тогда я победила. Удастся ли мне победить в этот раз — будущее покажет. Не стану желать вам счастья. К чему лицемерить?

— Скажу вам в ответ одно — берегитесь! Если по вашей вине с головы Евы упадет хоть один волос, вам несдобровать. Нет на свете такой глубокой и темной ямы, где бы вы смогли от меня спрятаться. Я все равно вас отыщу. Клянусь.

Анджела разъяренными глазами проводила нежданного гостя до самой двери. О, она найдет способ отомстить! И теперь уже не только Еве, но и Маркусу.