Завет Христа

40

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии…

Буковски возвратился из Берхтесгадена около двух часов ночи. Он устал как собака, а потому быстро разделся и рухнул на кровать. Но проснулся он еще до восхода солнца — его сотряс сильный приступ кашля. На носовом платке снова была кровь. Только после принятия лекарства он немного успокоился. Он сидел на краю кровати и думал.

«Ваше легкое черное, как угольная шахта», — заявил ему врач во время последнего осмотра два месяца назад. Буковски махнул рукой. «Все когда-то умирают — одни раньше, другие позже», — ответил он. Однако приступы кашля за последнее время участились. Около шести часов он снова заснул и спал до десяти, пока будильник не вырвал его из сна без сновидений.

Сорок минут спустя он уже сидел за своим столом на службе. Лизы в офисе еще не было. На столе у него лежала толстая папка — предварительный результат вскрытия трупа из массива Вацманна. Он пролистал папку и просмотрел заключение патологоанатома. Труп мужчины, возраст между шестьюдесятью и восемьюдесятью годами, состояние здоровья в пределах нормы, заболевания типичны для этого возраста. Согласно предварительному заключению старик умер в результате множественных отказов органов, что могло быть вызвано значительной кровопотерей. Ампутация рук и ранения в области лица были нанесены ему после смерти. Кто-то явно хотел затруднить опознание. Хотя имеющегося материала ДНК было достаточно, преступники, очевидно, знали, сколько времени занимает определение личности при помощи генетического материала. Перепроверка баз данных пропавших без вести ничего не дала, а обнаруженный ключ с глазом Гора на брелке до сих пор еще не подошел ни к одной двери. Буковски приказал расширить проверку пропавших без вести до масштабов всей Германии. От криминалистов также пришло сообщение. В нем говорилось, что в багажнике конфискованного, с согласия французской стороны, BMW были найдены следы крови той же группы, что и кровь жертвы убийства. Было отдано распоряжение о проведении сравнения двух ДНК.

Это дело представляло собой настоящий парадокс. Буковски ничего не знал не только о преступниках, но и о жертве и мотиве преступления. Он откинулся на спинку стула и еще раз мысленно прошелся по событиям. Началось все более шести недель назад со списанного на несчастный случай убийства священника церкви в Висе. Затем в монастыре Этталь жестоко пытали и замучили до смерти монаха. Обнаружили его распятым вниз головой, так же как и жертву в массиве Вацманна. Очевидно, поступая подобным образом, преступники хотели подать некий знак. Но кого они хотели запугать? Буковски вздохнул.

Несколько дней спустя произошло вторжение в церковь в Висе. Что преступники там искали?

Случайно появившийся пономарь спутал им планы. Ему тоже пришлось умереть. И вот теперь — убийство у подножия горы Вацманна. И за всем этим маячат фигуры мужчины с лицом дьявола и его сообщника, боксера, как его назвала девушка из Миттербаха. Убийца-мафиози и уголовный преступник с юга Франции. Что же их связывает?

Один — профессионал, совершающий убийства ради денег, а другой — безмозглый убийца. Может быть, они познакомились в тюрьме?

Буковски покачал головой. Сантини, хотя во Франции его также разыскивали по обвинению в убийстве, никогда еще не сидел во французской тюрьме. А Марден, боксер, давно не оказывался под стражей. С их делами Буковски ознакомился вчера ночью.

И еще — обстоятельства их бегства. Их забрал вертолет. Значит, за всем этим делом стоит заказчик. Сантини и Марден явно заключили вынужденный союз в поисках чего-то или кого-то. Смерть мужчины у подножия массива Вацманна могла быть неумышленной. Они не сразу убрались из той местности. Следовательно, ни пытка, ни последующий поиск не привели их к успеху. Но что именно они могли так старательно искать?

— Должно быть, они ищут какой-то предмет, — пробормотал Буковски. — Иначе зачем им врываться в церковь? Человек определенно не смог бы там от них спрятаться.

Он встал и подошел к шкафу. Взял следственное дело и вернулся к письменному столу. Он еще раз ознакомился с биографиями обоих убитых священнослужителей. Они явно пересекались. Оба долгое время работали в Церковной службе древностей, оба специализировались на древних языках. Древнееврейский, арамейский, набатейский, пальмирский и мандейский. Это и был общий знаменатель.

Буковски хлопнул себя ладонью по лбу.

— Рукопись! — воскликнул он. — Старинная рукопись, и как мне это сразу в голову не пришло?!

Дверь распахнулась. В офис вошла Лиза.

— Ты уже здесь? — спросила она и протиснулась в дверь.

Она несла три большие папки, и ей явно было тяжело.

Буковски посмотрел на часы.

— Я нахожусь здесь уже час. Что это у тебя?

— Дела, — ответила Лиза. — Пропавшие без вести. Я здесь, кстати, уже два часа.

Она положила папки на свой стол и подошла к Буковски.

— Наши два наемных убийцы ищут древнюю рукопись, — заявил он.

— И откуда это умозаключение?

— Скажем так, это квинтэссенция бодрствующего разума, эффективно работающего мозга и профессионального чутья лучшего агента.

Лиза бросила ему на стол какой-то документ. Буковски схватил его.

— Что это?

— Вертолет AW-139 компании «Августа Вестленд», кодовый сигнал опознавания OEARU, зарегистрирован в аэропорту с опознаванием LOlk, это в Куфштайне. Зарегистрирован на фирму «Карадик эйр туристик» в Шеффау-ам-Вильден-Кайзер.

— Это тот вертолет, который забрал наших подозреваемых?

Лиза кивнула.

— И откуда у тебя эта информация?

— Скажем так, это результат женской интуиции в сочетании с современной аппаратурой воздушного контроля.

Жантийи, Франция…

— Горстка рыцарей удачи, которым нечего было ждать у себя на родине — ни богатства, ни славы, ни власти. Младшие сыновья или потомки обедневших рыцарей, которые хотели избежать участи быть запертыми за стенами монастыря и рвались на поле битвы.

Жан покачал головой.

— Они защищали пилигримов, которые направлялись к святым местам.

Мольер махнул рукой.

— Глупость, — резко заявил он. — Они спрятались при дворе графа Балдуина. Их казармы располагались прямо рядом с Храмовой горой, на которой когда-то блистал во всем своем великолепии Храм Соломона. Первое время они вообще не покидали места своего обитания. Их ни разу не видели на дорогах в Тир или в Ашкалон. Нет никаких указаний на их деятельность в Святой земле в течение первых девяти лет. Но зато есть указания на их присутствие в пещерах под Храмовой горой. В одном из древних свитков Кумрана говорилось, что святыни должны находиться в святом месте.

— Ковчег Завета? — спросила Яара.

— Не только Ковчег, а все, что было свято для людей того времени. В том числе и документы, скульптуры — в общем, все, что пребывало в тесной связи с Ягве. В храме была крипта. Спроси-ка у Папы, где он прячет свои самые ценные артефакты. Вот увидишь: он просто топнет ногой.

— Ваши теории довольно смелы, месье Мольер, — заметил Жан.

— Всю жизнь я исследовал жизнь тамплиеров. Я проводил все свое свободное время в Святой земле или за изучением свитков и узнал нечто принципиально изменившее мое представление о почтенных рыцарях. Я же говорил: однажды вы сможете прочитать мою книгу. Я написал уже более тысячи страниц, но этого все еще недостаточно. Не хватает последней главы.

— И вы полагаете, что благодаря рыцарю Рено вы сможете найти конец всего этого?

Мольер покачал головой.

— Очень важную главу, но не более того. В конце скрыто новое начало.

— Я не понимаю вас, — призналась Яара.

— То, что однажды было найдено, за прошедшие столетия снова пропало, — многозначительно ответил Мольер. — Познания сократились. Иерусалим очутился в руках сарацин, которые изгнали рыцарей. И таким образом те потеряли свою власть. У них ничего больше не было. Церковь окрепла, а тамплиеры потеряли былое влияние — обстоятельство, которое сделало их уязвимыми. И вот настала пятница, тринадцатое октября 1307 года. По приказу Папы тысячи тамплиеров были убиты. Правда, не все из них попали в лапы к своим гонителям. Они рассеялись по всему свету. Скрылись в Шотландии и Америке, задолго до Колумба. Терять им было нечего, зато у них был флот. И потому они расправили паруса и поплыли в сторону заходящего солнца, и плыли до тех пор, пока не натолкнулись на еще не открытую страну — Америку.

Жан улыбнулся.

— Вы ведь шутите?

Мольер бросил на Жана неодобрительный взгляд.

— В Новой Шотландии и сегодня еще можно обнаружить следы их пребывания. Орден тамплиеров пал, но на его месте возникло новое движение. Феникс восстал из пепла. Посмотрите внимательно на долларовые купюры. Идите по миру с открытыми глазами, и тогда вы повсюду обнаружите их знаки. Их учение вернулось. Они продолжали противостоять церкви. Говорят, Леонардо да Винчи хорошо посмеялся над церковью, причем — в ее собственных храмах.

— Вольные каменщики — масоны?

— Так называют этот культ сегодня. Их ложи просуществовали вплоть до сегодняшнего дня, а их предшественниками были тамплиеры.

— Похоже, вы не очень-то высокого мнения о вере и религии, — заметила Яара.

Мольер улыбнулся.

— Видите ли, прекрасная mademoiselle, вера — дело кротких, напротив, религия — профессия террористов.

Яара молча кивнула. Дождь утих, и восходящее солнце уже прокладывало себе дорогу сквозь тучи.

Бишофсвизен, Берхтесгаден…

Том и Мошав добрались до отеля «Райссенлеен» в Бишофсвизене и провели там беспокойную ночь. Более часа они простояли рядом с домом Юнгблюта. Однако ничего не произошло, полиция даже не появилась, хотя Мошав и Том были уверены, что их присутствие возле дома не осталось незамеченным.

— Почему сосед не вызвал полицию? — спросил Том.

— Я не знаю, — ответил Мошав. — Но какая-то причина должна быть.

Том кивнул с мрачным видом.

— Я тоже так думаю. И мы должны ее выяснить.

Мошав тяжело вздохнул.

— Что еще ты решил натворить?

— Надо бы проверить, кто мог нас обнаружить. Ты со мной согласен?

Мошав побрызгался дезодорантом и надел футболку.

— Что касается меня, то я сначала схожу позавтракаю.

Том почистил зубы.

— Я с тобой, — пробормотал он.

Несколько минут спустя они снова встретились в помещении для завтрака велнесс-отеля. Многочисленные постояльцы сидели за столами и наслаждались домашней атмосферой. Помещение было обставлено светлой мебелью в деревенском стиле. Сиденья и скатерти в синюю и белую полоску придавали помещению типично баварское очарование. Роскошный шведский стол призывал к чревоугодию, а деятельные официантки в дирндлях приветливо улыбались гостям. Мошав сел за стол у окна. Зеленый холм покато поднимался вплоть до границы лесов, после чего склон круто устремлялся вверх. Том сел рядом с Мошавом, и к ним тут же подбежала официантка.

Мошав положил рядом с собой газету. Заголовок на первой полосе был набран огромными буквами. В нижней части страницы разместилась цветная фотография гологрудой красотки.

«Мясники Вацманна» — гласил заголовок. Том просмотрел статью и прочитал об обнаружении трупа в Вацманне. Там упоминались и убитые в том же районе священнослужители. Полиция предполагала, что за преступлениями стоит наемный убийца.

— Теперь мне ясно, кто вломился в дом Юнгблюта, — вздохнул Том.

— Ты думаешь, мертвец — это Юнгблют?

— Может, и так, почему бы и нет?

— И что нам теперь делать?

Том задумался. Он посмотрел в окно на зеленые луга.

— Нам не остается ничего другого, кроме как держаться до последнего.

— И как ты намерен поступить теперь?

— Соседи. Нужно понаблюдать за домом. Может, что-нибудь да выгорит.

Ла Круа Вольмер, провинция Вар, Лазурный Берег…

Бенуа сидел на белом диване своей элегантной виллы с видом на Лазурный Берег и пил шампанское.

— Я и правда не имею ни малейшего представления, но мы определенно можем не торопиться. Они непременно найдут его. Если же нет, то нам придется вернуться. Но только спустя некоторое время. Власти в Германии работают обстоятельно и не позволят так легко запугать себя. Этот Буковски — настоящая легавая: он взял след и только тогда успокоится, когда дичь будет настигнута.

— Давай позволим ему поймать свою дичь, тогда нам не придется беспокоиться, — ответил мужчина в черном костюме.

Белый воротничок его рубашки был наглухо застегнут, хотя температура поднялась выше тридцати градусов.

— Я уже думал об этом, — ответил Бенуа. — Марден мне безразличен, но жертвовать Сантини я не могу. Он слишком полезен.

— Разве не следует в первую очередь думать о деле?

— Мы сейчас держим все под контролем, и это ничего не изменит, — возразил Бенуа и осушил бокал.

41

Рим, Sanctum Officium…

Отец Леонардо был потрясен. Он чувствовал, что его использовали, да еще и в преступных целях. Хотя он и знал о закосневшей иерархической структуре церковной администрации, тем не менее кардинал-префект сыграл с ним злую шутку — послал его без необходимой фоновой информации на задание, которое он мог выполнить только при условии, что ему будет известен весь контекст.

Что стоит за этим братством Христа и что могло быть настолько опасным для церкви, из-за чего кардинал-префект специально отправил своего секретаря в Иерусалим? После того как отец Леонардо вошел в офис, он, вопреки обыкновению, запер дверь изнутри. Затем сел за письменный стол и включил компьютер. Он открыл интернет-браузер, затем — поисковую машину и ввел понятие confriere Jesu Christ.[40] Прошло некоторое время, прежде чем на экране снова появилось изображение. Он просмотрел список ссылок на страницы, но не нашел той, которая бы полностью соответствовала его поиску. Он тяжело вздохнул. Снова подключился к поисковой системе. На этот раз он ввел в строку поиска имя мужчины, который вместе с Рафулем принимал участие в раскопках в Кумране и чья работа, очевидно, закончилась в тот же день.

Выпало более пятидесяти тысяч страниц, содержавших имя «Игаэль Юнгблют». Первая страница рассказывала о Юнгблюте как профессоре Мюнхенского университета, преподающего археологию. Статье было всего несколько лет. Отец Леонардо внимательно прочитал ее. Судя по содержанию статьи, профессор должен все еще жить в Германии, где-нибудь в Берхтесгадене.

Читая следующую запись, он разочарованно поглаживал подбородок. Игаэль Юнгблют, похоже, умер несколько лет назад от апоплексического удара. Он положил подбородок на руки. Не успел он найти зацепку, как она снова испарилась. Снова вернулся к перечню ссылок. Третья статья была из ежедневной газеты «Берхтесгаденер Тагесцайтунг». В ней говорилось о том, что профессор Юнгблют награжден медалью и грамотой Баварского министерства по делам образования и религии за заслуги в создании отделения древнееврейских текстов в библиотеке Мюнхенского университета. Отец Леонардо просмотрел статью. Когда его взгляд упал на дату ее выхода, он насторожился. Статья была датирована прошлым годом. К ней прилагалась фотография. Профессор Юнгблют стоял рядом с представителем министерства по делам образования и религии; он был сутул и опирался на трость. Профессор выглядел больным и изнуренным, но тем не менее был жив. Лицо священника снова просветлело. Он ограничил поиск и вписал имя Рафуля в поле ввода. Появилось более тридцати ссылок. Очевидно, Рафуль и Юнгблют сотрудничали многие годы. Прежде всего, по теме ордена тамплиеров — он обнаружил много разных статей и докладов, которые были написаны Юнгблютом и Рафулем в соавторстве.

Отец Леонардо еще раз открыл страницу газеты Берхтесгадена и поискал там адрес Юнгблюта. Однако в статье лишь указывалось, что, уйдя на пенсию, профессор поселился в Берхтесгадене. Он уже хотел закрыть страницу, когда его внимание привлек крупный заголовок в боковом меню «Неопознанный труп в Вацманне: жертву замучили до смерти, а затем распяли».

Распяли? Отец Леонардо открыл статью. Когда он начал ее читать, у него перехватило дыхание. Он схватил телефонную трубку и позвонил одному из администраторов.

— Мне нужен билет на самолет до Мюнхена на сегодня, — заявил он. — Дело безотлагательное.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии…

Ответный звонок не заставил себя долго ждать. Буковски встал и схватил куртку.

— Куда это ты собрался? — спросила его Лиза.

— Через два часа у меня встреча с инспектором по технике безопасности из управления общественной безопасности Тироля. Встреча может затянуться — это я на тот случай, если ты хочешь меня подождать.

Лиза покачала головой.

— Я всю ночь не сомкнула глаз. И теперь у меня болит голова. Собственно, я хотела хорошенько поработать над этими документами, но если мне не станет лучше, то думаю, я пойду домой и лягу спать.

— Что за документы? — спросил Буковски и стал перебирать следственные дела на письменном столе.

— Дела пропавших без вести за последние два года на всей территории ФРГ, а также в Австрии и Швейцарии. Или тебе уже не интересно, как звали мертвеца?

Буковски с ужасом вытаращился на три папки-скоросшивателя.

— Так много людей?

— Очевидно, сейчас не все сидят по домам.

— В этом виноваты одни только женщины — впрочем, как и во всем.

Лиза скривила губы. Буковски в своем репертуаре, подумала она.

Буковски пошел к двери. Но прежде чем открыть ее, он еще раз обернулся.

— Ах да, раз уж ты всем этим занимаешься… Ты ведь проверяла имена наших убитых священников по Интернету. Не могла бы ты еще раз посмотреть, был ли у них контакт с какими-нибудь археологами, которые занимаются древнеарамейским, древнееврейским или другими древними восточными языками?

— Я это уже проверяла, — напомнила ему Лиза.

— Я знаю, но я уверен, что в нашем случае дело касается какого-то артефакта, а потому древние языки играют здесь роль. Ты, кажется, в тот раз упоминала какого-то университетского профессора?

Лиза кивнула.

— Но он уже умер, а другой был родом из Израиля. Как его зовут, редактор сказать не смог — слишком много времени прошло.

— Все равно, просто попробуй еще раз, воспользуйся интуицией — так же как и в случае с вертолетом.

Не успела Лиза ответить, как Буковски захлопнул дверь.

Жантийи, Франция…

Профессор Мольер приготовил им обильный завтрак и долго и подробно беседовал с сонной Яарой о могиле крестоносца перед воротами Иерусалима. Если Мольер окажется прав, то недоброе предчувствие не обмануло Тома и на карту поставлено гораздо больше, чем они предполагали перед полетом в Париж. Хаим Рафуль, должно быть, предвидел, что найдется в могиле тамплиера, но он также наверняка знал, какие последствия могло иметь обнародование находки. Он заблаговременно смылся и просто бросил команду профессора Хоука на произвол судьбы. Более того: всех тех, кто принимал участие в раскопках, он, так сказать, оставил на растерзание волкам.

— Я устала как собака, — сказала Яара, когда они вышли из квартиры профессора.

Мольер дал ей черновик своей рукописи, чтобы она могла еще раз перечитать все то, что он рассказал ей прошлой ночью о тамплиерах. Ей пришлось пообещать, что она никому не покажет будущую книгу.

— Мы идем в пансион, который порекомендовал нам Поль, и хорошенько выспимся, — заявил Жан Коломбар.

— Я хотела еще позвонить Тому, — возразила она и зевнула.

— До вечера еще много времени. А сначала нужно поспать. Посмотри на себя: ты белая как мел.

— У меня такое чувство, будто меня пожевали и выплюнули, — согласилась Яара.

Она посмотрела в небо. Вверху, над крышами Парижа висело одинокое белое облако.

Штруб, Берхтесгаден…

После завтрака Том и Мошав сели в машину и поехали в Штруб. Не доезжая до городка, они оставили машину и дальше пошли пешком. Они были похожи на безобидных туристов, путешествующих по залитому солнцем горному району. Когда им по пути попался луг, они сели на траву. Оттуда открывался вид на всю улицу, на которой находился дом Юнгблюта. Том купил себе в магазине бинокль — превосходную цейсовскую оптику наилучшего качества. Теперь они лежали в засаде и пристально наблюдали за тем, что происходит в деревне.

Том играл с мобильным телефоном, а Мошав смотрел в бинокль.

— Как вымерла, — буркнул он.

За все это время по улице проехали три машины, а мимо дома Юнгблюта медленно прошла женщина с собакой. Это было вскоре после десяти часов, когда доставили почту. Почтальон подошел к дому Юнгблюта и положил что-то в почтовый ящик. Затем он снова исчез.

— Наверное, нужно позвонить Яаре, она просила поддерживать с ними связь, — заметил Том.

— Пошли ей CMC, — ответил Мошав и отложил бинокль.

— Что-то интересное?

— Нет, почту привезли, — ответил Мошав.

Том активировал дисплей своего мобильного и написал Яаре сообщение.

Солнце медленно приближалось к зениту. К полудню заявил о себе голод, и они распаковали ланч, который получили в отеле — большие бутерброды с ветчиной, сыром и огурцами.

— Ты не знаешь, это кошерная еда? — спросил Мошав.

— Кошерная? — повторил Том. — Нет, не знаю, но как бы там ни было, она хорошая. — И Том откусил добрый кусок от бутерброда с ветчиной и сделал глоток из бутылки с водой.

Мошав пожал плечами.

— Кошерная или нет, мне все равно: я просто умираю от голода, и, думаю, мой Бог простит мне, если я немного подкреплюсь.

— В ад он тебя из-за этого уж точно не пошлет: туда за другие грехи попадают.

— Ты только посмотри! — перебил его Мошав.

Из соседнего дома вышла старушка, несколько раз оглянулась, а затем перешла дорогу.

— Возможно, именно она и следила за нами ночью, — предположил Том. — Во всяком случае, она живет в этом доме.

Мошав поднял бинокль. На женщине был синий халат, седые волосы высоко зачесаны.

— Думаю, ей лет шестьдесят.

Она уже отошла на несколько шагов от дома Юнгблюта, и Том выдохнул.

— Жаль, — пробормотал он.

Внезапно женщина остановилась, еще раз оглянулась, а затем развернулась и направилась прямо к почтовому ящику Юнгблюта.

— Смотри-ка, — сказал Мошав.

Она достала что-то из кармана и вскоре уже открывала почтовый ящик, который висел рядом со входом на столбе забора; вынув почту, она снова заперла ящик и пошла обратно к своему дому.

— Это, однако, интересно, — заметил Мошав. — Она достает почту, когда Юнгблюта нет дома. Ей определенно известно, где он.

Мошав опустил бинокль и хотел уже складывать остатки ланча.

— Что ты делаешь?

— Ну, я думаю, нужно пойти и спросить, где находится Юнгблют, если он еще жив.

Том улыбнулся.

— Ты думаешь, она нам это вот так просто расскажет?

— Почему бы и нет?

Том криво улыбнулся.

— Просто подумай. Сначала она видит нас возле дома, но не звонит в полицию. А как она вела себя сейчас? Эти осторожные взгляды, странный маневр, когда она сначала прошла мимо. Она знает, что происходит. Она навешает нам лапши на уши и предупредит Юнгблюта. Он явно находится где-то поблизости. Нужно еще немного подождать.

— Но чего?

— Возможно, она для него кто-то вроде почтальона.

Мошав кивнул и огляделся. Вдалеке в солнечном свете сверкали серые камни Вацманна. Щебетали птицы и жужжали назойливые мухи, очевидно, почуявшие еду.

— Хорошо, посидим еще немного, здесь так прекрасно.

Том улыбнулся. Время шло. Прошел почти целый час, прежде чем появилась темная машина. Она медленно ехала по улице. Потом развернулась и поехала обратно.

— Номерной знак BGL-HA 3344, — сообщил Мошав и прилип к биноклю. — Черный «рено».

Том достал блокнот и записал номер. Машина остановилась перед домом женщины, из нее вышел здоровый как бык мужчина высокого роста и вошел на территорию сада. Наконец он исчез в доме.

— Пожалуй, какой-то знакомый, — пробормотал Мошав.

Пятнадцать минут спустя мужчина снова вышел из дома.

Он подошел к «рено», сел за руль и поспешно удалился.

— И вовсе не знакомый, — заметил Том.

— Очень даже знакомый, — возразил Мошав. — Ты заметил, что у него было в руке?

— У кого бинокль: у меня или у тебя?

— Тот самый конверт, который женщина достала из почтового ящика Юнгблюта.

Том вскочил и вырвал бинокль из рук Мошава.

— Черт побери, где же он?

Том стал осматривать улицы в бинокль.

— Его нет! — сказал он наконец, и в голосе его звучало уныние.

— Что нам теперь делать? — спросил его Мошав.

— Нужно установить, кому принадлежит машина, — ответил Том.

42

Мюнхен, аэропорт имени Франца-Йозефа Штрауса, Эрдингер Моос…

Самолет отца Леонардо приземлился по расписанию. В аэропорту его должен был встречать представитель архиепископства Мюнхена и Фрайзинга. Молодой человек с короткими белокурыми волосами и в темном костюме ожидал его в зале прилета. Поскольку он был высокопоставленным представителем церкви из Рима и членом религиозного братства, ему обеспечили соответствующий прием. Темная «ауди» с шофером стояла на стоянке, прямо перед залом.

— Я к вашим услугам, — поприветствовал брат Маркус своего высокого гостя из Святого города.

Отец Леонардо любезно улыбнулся. Полет его немного утомил.

— Вас прислал кардинал?

— Правильно, — подтвердил молодой священник. — Он передает вам привет и надеется поужинать с вами в ближайшие дни. Сейчас его нет в Мюнхене, срочные служебные дела вынудили его уехать в Румынию. Мне приказано всюду сопровождать вас. Если у вас есть вопросы или пожелания, я в вашем распоряжении.

Отец Леонардо ласково похлопал молодого священника по плечу.

— Никогда не обещайте того, что от вас не зависит. Вы работаете в епископстве?

— Я еще учусь. В семинарии Святого Иоанна Крестителя, а сейчас прохожу практику. Я работаю в секретариате кардинала.

— Прекрасно, — ответил отец Леонардо. — Вы уже радуетесь предстоящей службе?

— Я… я еще не знаю, куда меня приведет мой путь.

— Кто может это знать в столь юном возрасте?

Брат Маркус решил, что загорелый тридцатилетний римлянин — человек приятный. Он ожидал увидеть старого, почтенного, седовласого священника из Ватикана, а перед ним стоял приветливый, энергичный и даже спортивный южанин-итальянец, который не только свободно владел немецким языком и говорил безо всякого акцента, но и производил впечатление разумного и дружелюбного человека.

— Иногда это не просто, — признался брат Маркус. — Часто трудно определить, что правда, а что ложь. Иногда происходящее так неясно, а пути так запутаны…

Отец Леонардо улыбнулся. Он сам слишком хорошо знал о противоречиях между жизнью в миру и работой во славу Божию. Буквально за эти дни все его сомнения снова, как землю в бурной реке, вынесло на поверхность. Он задумчиво покачал головой.

— Мой юный друг, дорога, на которую вы решились ступить, нелегка. Эта дорога полна несправедливости и преград, но одно вы должны запомнить: есть тысячи правд, и вы должны сами для себя решить, в какую правду вы хотите верить.

После того как отец Леонардо забрал свой чемодан, к нему подбежал шофер с тележкой.

— Мы забронировали для вас номер в «Кардинал-Дёпфнер-Хаус», — сообщил ему брат Маркус.

— Вы слышали об убийстве в Берхтесгадене? Там одного мужчину пытали, а затем распяли.

Брат Маркус пожал плечами.

— Я знаю, что в монастыре Этталь несколько недель назад убили монаха. Вы об этом случае говорите?

Священник остановился. Эта новость оглушила его, как удар кнутом.

— Этталь? — пробормотал он.

— Да, за стенами монастыря. Кроме того, в церкви, недалеко отсюда, убили причетника. Говорят, он застал врасплох воров, которые хотели украсть церковные ценности.

— А что случилось со священником в Эттале?

— Я точно не знаю.

Шофер открыл дверь машины. Отец Леонардо со вздохом опустился на сиденье.

— Вы, должно быть, устали; мы отвезем вас во Фрайзинг, и там вы наконец сможете…

— Монастырь — он далеко отсюда?

— В ста километрах, — ответил шофер.

— Тогда сначала поедем в Этталь, а отдохнуть я могу и позже, — решительно заявил отец Леонардо.

Жантийи, пансион «Тиссо», Франция…

— Это безумие, — сказала Яара и перевернула страницу. — Эта рукопись — результат тщательнейшего исследования. Все утверждения профессора подкреплены доказательствами. Он принимал участие в раскопках в Иерусалиме, во Франции, на Кипре и даже в Новой Шотландии. Он проверил все полученные сведения минимум дважды. Если он опубликует книгу, то она вызовет большое замешательство, и прежде всего — в церковных кругах.

Жан Коломбар сидел у окна маленькой комнаты и задумчиво смотрел на тучи. Мадам Дюбарри приказала подать постояльцам кофе и сливочные пирожные в комнату. Яара была очень голодна, так как обед попросту проспала. Не успев встать с кровати, она тут же принялась читать толстую рукопись объемом почти в тысячу страниц. В комнате горел свет, так как, хотя до вечера было еще далеко, на пригород Парижа опустилось темное покрывало облаков, из которых лил дождь.

— Думаю, рукопись никогда не увидит свет, — возразил Жан. — Он уже много лет ее пишет, но так и не может найти конец всей истории.

Яара перевернула еще одну страницу.

— Это потому, что у него пока нет последнего кусочка мозаики. Завета Бога.

— И ты думаешь, мы его нашли?

— Посмотрим, — ответила Яара и потянулась к мобильному телефону. — Странно, что Том еще не позвонил, — пробормотала она.

— Наверное, занят. Думаешь, они найдут Рафуля?

— Посмотрим, — ответила Яара и набрала номер Тома. Прошло некоторое время, а потом прозвучал сигнал «занято». — Либо он как раз звонит, либо он вне зоны доступа. Позже я еще раз попробую.

Жан поднял свою чашку кофе.

— Жаль, я охотно показал бы тебе Париж, но в такую погоду, пожалуй, лучше не надо.

— Non nobis Domine, поп nobis, sed nomini tuo dagloriam, — процитировала Яара девиз тамплиеров, приведенный в рукописи. Увлекшись чтением, она не расслышала замечания Жана.

— Изречение тамплиеров, — добавил Жан. — Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу.

— Ты знаешь девиз тамплиеров? А я думала, это не твоя специальность…

— После университета в голове еще кое-что осталось, — ответил Жан. — Хочешь еще пирожное?

Яара отложила в сторону переплетенную рукопись и посмотрела в окно.

— По-моему, ты хотел показать мне Париж?

— Ты серьезно?

— Ну и что, что идет дождь — я ведь не знаю, доведется ли мне еще раз побывать в этом городе.

Жан улыбнулся.

— Ну, тогда побежали! У тебя есть куртка с капюшоном?

Яара встала.

— У меня даже зонт есть.

Зальцбург, управление общественной безопасности Тироля, Австрия…

Штефан Буковски положил дело на письменный стол своего коллеги из австрийского бюро безопасности. Инспектор Хагнер был крупным мужчиной с кустистыми бровями и густыми черными волосами. Он предложил Буковски садиться и спросил, не хочет ли он кофе. Буковски не стал отказываться.

— Я уже проверил эту фирму, — начал инспектор. — Карадик выехал из бывшей Югославии и более тридцати лет живет здесь, в Австрии. За это время он получил гражданство и обладает кристально чистой репутацией. На него зарегистрированы два вертолета. Один ВК-117, а второй — как раз вот этот AW-139. В общем, на него работают четверо, в том числе два пилота. Он женат на австрийке, у них двое детей. Его лицензия пилота все еще действительна, и он аккуратно платит налоги. У него есть алиби на ночь преступления: он был в Инсбруке на семейном празднике, который продолжался вплоть до следующего дня.

— Может, за штурвалом вертолета сидел и не он, но воздушный контроль точно опознал его машину.

Хагнер улыбнулся.

— Я тоже так думаю, и поэтому мы проверили обоих пилотов. Однако одного из них можно не принимать в расчет, поскольку он уже две недели лежит со сложным переломом ноги в клинике в Куфштайне. Другой, некий Петер Бреттшнайдер, живет на территории предприятия. В последнее время у него возникли проблемы. Его жена рассталась с ним и выжимает его, как лимон. У него двое маленьких детей, и он платит большие суммы за их содержание.

Буковски поджал губы.

— Это уже похоже на нашего человека.

— Мы тоже так подумали, поэтому установили за ним наблюдение. Я думаю, вы захотите поговорить с ним как можно скорее.

Буковски кивнул.

— Он сейчас на месте, охраняет оба вертолета. Сегодня вылеты не запланированы, поэтому я уверен, что мы найдем его там.

Инспектор встал.

— Ну что ж, не будем терять времени. Господин Карадик ожидает нас. Мы говорили с ним. Он также допускает, что этот Петер Бреттшнайдер замешан в нашем деле — очевидно, в последнее время он стал очень ненадежным и Карадик уже подумывает о том, чтобы разорвать с ним контракт.

— Вы прекрасно справились с подготовительной работой, — похвалил Буковски инспектора.

— Мы делаем все, что в наших силах — особенно если нужно помочь хорошему знакомому нашего окружного начальника, — язвительно заметил Хагнер.

— Коллега, вы и сами знаете, как нетороплива наша бюрократия. Если бы мы посылали исключительно письменные запросы в соответствующие инстанции, то мы бы успели состариться, прежде чем продвинулись вперед хотя бы на один шаг. Кроме того, оба преступника выскользнули у меня из-под носа, и это больно ранило мое самолюбие.

Хагнер натянуто улыбнулся.

— Вы, наверное, хотели сказать — вылетели. Ну что ж, идем, мы теперь тоже полетим: так будет быстрее всего.

Штруб, Берхтесгаден…

Том захлопнул мобильный телефон и с довольным вздохом опустился на пень рядом с Мошавом.

— Мне не терпится узнать, выгорит ли дело, — заявил Мошав и недоверчиво улыбнулся.

— А почему оно не должно выгореть? — возразил Том. — Во время учебы мы с Дитером делили одну комнату на двоих. И за ним должок.

— Я думал, мы здесь находимся тайно.

— Дитер для нас не опасен. Он адвокат в Ботропе. Два года назад он представлял меня в деле об аварии. Он совершенно нормальный тип. Правда, немного буксует, когда речь заходит о технических вопросах, но потому он и стал юристом.

— Ты всем своим друзьям врешь? — спросил Мошав.

— Скажем так, в случае с аварией ложь была вынужденной. Вряд ли я смогу назвать ему настоящую причину нашего любопытства. В конце концов, он адвокат и представляет закон.

— Яара еще не звонила?

Том покачал головой.

— Я забыл отправить ей CMC. Позвоню сегодня вечером.

Мошав снова вооружился биноклем и стал рассматривать улицы Штруба.

— Похоже, все птички улетели. Думаю, здесь ничего больше не произойдет.

Том посмотрел в почти безоблачное небо.

— Подождем еще немного, пока Дитер не перезвонит. Обычно запрос по номерным знакам в центре страхования делают очень быстро. И тогда уже будем думать, что делать дальше.

Том и Мошав просидели еще целый час на лугу с видом на Штруб, прежде чем мобильный телефон Тома зазвонил. Это был адвокат из Ботропа. Разговаривали они недолго.

— Ну что? — спросил Мошав, после того как Том нажал кнопку отбоя.

Том довольно улыбнулся.

— Ганс Штайнмайер, Бишофсвизен, переулок Штангергассе, 9а.

— Это точно?

— По крайней мере, машина принадлежит именно ему. Владельцу автомобиля около сорока лет, так что это может быть человек, который вышел из дома соседки.

— Что будем делать теперь?

Том указал вниз, в долину, и встал.

— Едем в Бишофсвизен; ночь будет долгая!

43

Монастырь Этталь, Бавария…

В стороне от трапезной, напротив маленькой капеллы, стояло административное здание, в котором располагался служебный кабинет приора. Отец Леонардо дал понять своему провожатому, что он, наверное, будет довольно долго занят. И потому он предложил брату Маркусу подождать своего высокого гостя из Рима в кухне. Монах в черной сутане проводил отца Леонардо в кабинет аббата. Брат Ансельмо встал из-за стола, как только отец Леонардо вошел в комнату.

— Какое неожиданное явление в наших скромных стенах, — поприветствовал аббат своего гостя из Святого города.

Он встал и, улыбаясь, протянул руку. Отец Леонардо ответил на приветствие и сел в кресло.

— Видите ли, у меня к вам просьба — я хочу побольше узнать о жестоком убийстве, которое произошло здесь, за этими стенами. Кардинал-префект поручил мне разобраться в этом деле и предоставил мне arbitratus generalis. Я должен проверить, не отразится ли негативно это событие на нашей матери-церкви.

Аббат нахмурился и удивленно посмотрел на гостя.

— Но я ведь рассказал все лично кардинал-префекту, — ответил он.

Отец Леонардо подавил нарастающую досаду. Снова префект опередил его и не поставил в известность.

— Кардинал-префект уже был здесь? — спросил он.

Брат Ансельмо кивнул.

— Неделю назад. Странно, что он ничего не рассказал вам об этом.

— К сожалению, я находился в срочной командировке в Иерусалиме, а префекту пришлось неожиданно уехать в Южную Америку, — ответил отец Леонардо. — Мы не виделись уже несколько дней.

Брат Ансельмо во всех подробностях поведал ему об убийстве брата Рейнгарда, которого распяли в кладовой вниз головой.

— Были ли предзнаменования — я хочу сказать, какие-то инциденты, которые показались вам странными? Были ли у нашего брата проблемы?

Аббат покачал головой.

— Брат Рейнгард уже несколько лет жил в нашем аббатстве и был ценным членом братии. Он в основном занимался тем, что касалось иностранных языков. В конце концов, он владел, помимо испанского, английского и португальского, еще и русским и древнееврейским языками, а также несколькими диалектами арабского. Перед тем как попасть в наш монастырь, он работал в Церковной службе древностей. К сожалению, во время раскопок произошел несчастный случай, так что ему пришлось отказаться от своей работы и удалиться сюда, в Этталь.

— Знаете ли вы, чем он занимался в последнее время? — спросил отец Леонардо.

— Он много читал, — ответил брат Ансельмо. — Он читал книги на древнегреческом языке и на древних восточных языках. Насколько мне известно, он переводил древние тексты для службы древностей. С древнеарамейского, древнееврейского языков, понимаете?

— Работал ли он над чем-нибудь особенным?

Брат Ансельмо пожал плечами.

— Я, к сожалению, не знаю этого. Разумеется, ходили разные слухи. Вам известно, что священник церковного прихода паломнической церкви в Висе также был убит? Как и пономарь, когда ночью застал нескольких взломщиков врасплох в церкви. Полиция считает, что оба случая как-то связаны.

Отец Леонардо кивнул.

— Я слышал об этом, — ответил он скорее небрежно, хотя и с трудом сдерживая нервозность. В какой заговор довелось ему попасть? Всюду его дорогу устилали трупы. Как в Германии, так и в Святой земле.

— Вы можете рассказать мне что-нибудь о слухах, которые ходили здесь после смерти брата Рейнгарда?

Аббат улыбнулся и махнул рукой.

— Болтовня, не что иное, как глупая болтовня. Говорят, будто брат Рейнгард потерял веру в Бога. Он был очень сдержан в течение последних недель. Кроме того, вы знаете, как он умер. Его сначала замучили, а затем распяли, как предателя.

— Были ли знакомы брат Рейнгард и священник церкви в Висе?

— У вас очень много вопросов. Наверное, вам стоит обратиться к представителю полиции. Это дело расследует некий Буковски, начальник отдела уголовной полиции.

Отец Леонардо кивнул.

Брат Ансельмо посмотрел на часы.

— Мне жаль, но я ничем не могу помочь вам. У меня срочная встреча с представителями округа. Мы должны обсудить проведение мероприятий в течение ближайших нескольких недель.

Отец Леонардо встал. Ему еще очень о многом нужно поговорить, подумал он про себя. Однако прежде чем связаться с полицией, ему непременно следует побеседовать об этом деле с кардинал-префектом. И на сей раз он не позволит вешать себе лапшу на уши, на сей раз префекту придется ответить на его вопросы.

Бишофсвизен, Берхтесгаден…

Дом Ганса Штайнмайера стоял в маленьком переулке. Это был аккуратно побеленный дом с эркером из темного дуба и большим балконом. В ухоженном саду покачивались на ветру две белые березы.

Том и Мошав припарковали свой «форд» на некотором удалении от переулка.

В то время как Мошав ждал в машине, Том неторопливо прогуливался возле дома. Гараж был открыт, но темного «рено» в нем не было. Вообще, похоже, дом пустовал, потому что в течение часа никто там даже не показался. Том завершил второй круг и открыл дверцу со стороны водителя.

— Все еще ничего, — шепнул он Мошаву.

— Ночь будет долгой, — ответил тот.

Том кивнул, но прежде чем сесть в машину, снова выпрямился. Недалеко от них, на выезде на улицу, над входом в дом красовалась вывеска булочной.

— Я слегка проголодался, — заявил он. — Тебе что-нибудь купить?

Мошав покачал головой. Том захлопнул дверь машины и пошел к булочной. Остановился у витрины и заглянул в магазин. Там было пусто. Он поднялся на три ступени, открыл дверь и вошел. Звякнул висящий на двери колокольчик.

Том подождал минуту, пока появилась пожилая женщина со снежно-белыми волосами, заплетенными в косу. Поверх синего платья в цветочек на ней был надет белый передник.

— Добрый день, — сказала женщина, приветливо глядя на Тома.

Том тоже поздоровался.

— Что бы вы хотели купить? — продолжала женщина на баварском диалекте.

Том заказал два кренделя с солью и решил взять еще и кусок яблочного пирога, аппетитно выглядывавшего из-за стеклянного прилавка.

— Мы здесь в отпуске, — сказал он, чтобы разговориться с женщиной.

— Я так и подумала, что вы не отсюда, — ответила та, стараясь не подчеркивать свой диалект.

— Я работаю в Мюнхене и хотел совершить поездку в Вацманн со своим другом. К сожалению, я забыл адрес нашего проводника для похода в горы.

— Вот как, — сказала женщина.

— Ганс Штайнбрехер — так его зовут. Или как-то похоже.

— Он из Бишофсвизена?

— Кажется, да, — ответил Том.

Женщина задумалась.

— На этой улице живет один Ганс Штайнмайер, но он не водит экскурсии в горы.

— Штайнмайер, — повторил Том, — может, и так. Где он живет?

Женщина покачала головой и указала на улицу.

— Ганс — явно не тот, кто вам нужен. Он работает на одного старого профессора, а не возит туристов. А Ганса Штайнбрехера я не знаю. Может, и есть такой в Штрубе или в Миттербахе.

Том задумался.

— Ганс Штайнмайер — по-моему, я знаю это имя. Я забыл листок с адресом проводника в своей квартире в Мюнхене. Надо же, как глупо, теперь мне, похоже, придется возвращаться.

— Этот Ганс когда-то был борцом, и очень хорошим. Он получил олимпийскую медаль. Прошло уже несколько лет, но, возможно, именно поэтому его имя кажется вам знакомым.

Женщина положила яблочный пирог в пакет и подала его Тому.

— С вас за все четыре евро, — сказала она.

Том порылся в кармане.

— Тогда я, похоже, ошибся.

— Наверняка, — согласилась женщина. — Ганс заботится о старом профессоре, который прикован к инвалидной коляске. Он ухаживает за садом, за домом и выполняет разные поручения. У него определенно нет времени общаться с туристами.

Том кивнул, улыбнулся, забрал пакеты и покинул магазин. Вернулся к машине и со вздохом опустился на водительское сиденье.

— Мы попали в яблочко: этот Штайнмайер заботится о профессоре, так как тот сидит в инвалидной коляске.

— Ты расспрашивал булочника? Ты что, с ума сошел? — возмутился Мошав. — Ты же сам говорил: никакого шума.

— Я был осторожен и назвался туристом, — ответил Том, полез в пакет и с наслаждением начал поглощать яблочный пирог.

— Наверное, вкусно, — заметил Мошав.

— Так и есть — а что, пахнет?

— Нет, просто ты так увлекся своим пирогом, что даже не заметил машину, — ответил Мошав и указал вперед.

Черный «рено» Штайнмайера остановился прямо перед домом.

Шеффау-ам-Вильден-Кайзер, Австрия…

Оба автобуса «фольксваген», за которыми следовали бело-красная патрульная машина и две гражданских, свернули с главной улицы ко въезду на территорию фирмы Карадика. Рядом с летной школой для начинающих гражданских пилотов также можно было забронировать экскурсионные полеты над горным районом или чартерные рейсы.

Под ярким солнцем машины направились к зданиям. Рядом с квадратной башней, большим ангаром и жилым домом находилась свободная часть территории, на которой не росла даже трава. Стоянка располагалась рядом с жилым домом, и на ней находились три машины. На севере навстречу небу тянулись серые скалы гор Вильде-Кайзер.

Прямо перед ангаром, на заасфальтированном участке, где был нарисован большой круг с огромной латинской буквой «N» в центре, стоял сверкающий желто-красный вертолет, в котором возился какой-то мужчина в синем комбинезоне. Наверное, механик, так как части боковой обшивки на высоте хвостового винта были сняты и лежали аккуратно в ряд возле ящика с инструментами.

— Господин Карадик ожидает нас; он живет в Куфштайне, но сегодня находится в своем офисе — так он нам сообщил.

— В доме кто-нибудь живет?

— Внизу расположены офисы, комната отдыха и кафе, наверху — две квартиры. В одной из них живет механик, который также убирает территорию, а другая — для гостей.

— А пилот?

— Он тоже живет в Куфштайне, но Карадик позаботился о том, чтобы он сегодня был здесь.

Машины остановились на стоянке. Полицейские в форме выскочили на улицу и окружили дом. Не успел Буковски выйти из машины, как из дома показалась белокурая женщина, а за ней мужчина среднего роста с вьющимися черными волосами и густыми усами.

— Карадик и его жена, — сообщил Хагнер, указывая на вновь прибывших.

— Инспектор Хагнер, здравствуйте, — поздоровался с ним мужчина с усами.

Сначала Хагнер протянул руку женщине, а затем и мужчине.

— Это мой коллега из Германии.

Буковски вежливо кивнул.

Хагнер откашлялся.

— Пилот здесь?

— Петер в комнате отдыха. Мы проверили вахтенный журнал AW-139, но в нужный вам день в нем не зарегистрировано никаких полетов.

— Похоже, в вертолете нет ничего вроде спидометра, — пошутил Буковски и сунул руку в карман рубашки, чтобы достать пачку сигарет.

— Здесь запрещено курить! — заявила женщина и указала на красные объявления, установленные возле подъезда.

— Пилот что-нибудь знает? — спросил Буковски и с недовольным видом сунул сигареты обратно.

— Мы не говорили с ним об этом, — ответил Карадик. — Я лишь рассказал ему, что полиция арендовала вертолет, а за штурвал сядет он.

— Ладно, так чего же мы ждем? — спросил Хагнер.

Карадик провел обоих полицейских и двух их коллег в штатском в дом. Жена Карадика тем временем проводила криминалистов в ангар, где стоял AW-139.

— Ищите следы крови: один из преступников был ранен, — напомнил Хагнер, прежде чем его коллеги ушли вслед за женщиной.

Петер Бреттшнайдер сидел в комнате отдыха перед чашкой дымящегося кофе. Он удивленно поднял глаза, когда в помещение вошел Карадик со своими провожатыми. Оба полицейских в штатском, которые должны были обеспечить защиту полицейским, если бы пилот решил сопротивляться или вообще попытался бы сбежать, молча встали перед дверью, в то время как Карадик сел за стол рядом с пилотом.

— Я думал, что приедут только двое полицейских, а здесь их целая армада, — заметил Бреттшнайдер. — Сколько человек полетит?

Буковски сел на стул рядом с пилотом и вопросительно посмотрел на Хагнера. Тот незаметно кивнул.

— Три дня назад, после наступления темноты, двое опасных преступников отправились на вертолете в Миттербах, что в Берхтесгадене, недалеко от озера Кёнигзее, — начал Буковски. — Вертолет потом улетел в направлении австрийской границы.

Бреттшнайдер вопросительно посмотрел на Буковски.

— А я-то здесь при чем?

— Вертолет был фирмы «Аугуста-Вестланд», тип AW-139, сигнал опознавания OEARU — вы можете это объяснить?

Бреттшнайдер недоверчиво посмотрел на Карадика.

— Ты ведь не думаешь, что я как-то в этом замешан? — спросил он.

— А кто еще это мог быть? Уж точно не я, а Хельмут лежит в больнице, — возразил Карадик. — У тебя была возможность.

Бреттшнайдер посмотрел в глаза присутствующим.

— Я тут ни при чем, — решительно заявил он и скосил глаза в окно: во дворе механик все еще занимался ВК-117 и работал над хвостовым винтом.

Буковски заметил взгляд Бреттшнайдера и тоже посмотрел в окно.

— Есть ли у вас алиби на ту ночь?

Бреттшнайдер обернулся. Взгляд его был направлен на кофейную чашку.

— Я был дома, один.

— Если это был ты, то лучше признайся: это твой единственный шанс.

Бреттшнайдер хлопнул ладонью по столу и так резко вскочил, что опрокинул стул.

— Черт побери, никого я не забирал, я лежал дома, пьяный вдрызг! Я знаю, что все говорит против меня. Вы наверняка проверили меня и знаете о моих финансовых трудностях. Но лицензия и эта работа — все, что у меня осталось. Вы должны поверить мне!

Хагнер оперся о стол.

— Содействие при побеге опасным преступникам — не простое правонарушение. За это и в тюрьму сесть можно. Вам стоит подумать, не лучше ли изменить показания.

— Клянусь вам, это не я, — еще раз повторил Бреттшнайдер.

В его голосе слышалось отчаяние. Буковски тем временем снова повернулся к окну и посмотрел на механика, который по-прежнему стоял в вертолете и время от времени украдкой посматривал на вертолетный ангар.

— А как насчет механика — он умеет пилотировать вертолет? — в наступившей тишине спросил Буковски.

— Луиджи? Но у него вообще нет лицензии, — ответил Карадик.

— Я не об этом спрашивал, — возразил Буковски. — Он в состоянии управлять вертолетом?

Бреттшнайдер обернулся.

— Луиджи умеет управлять: он несколько раз летал со мной. Я разрешал ему сесть за штурвал.

— Луиджи Калабрезе, — зачитал Хагнер из папки, которую ему протянул полицейский в штатском. — Ему чуть за сорок, холостяк, живет здесь же, в доме.

— Он вроде механика, привратника и садовника в одном лице, — объяснил Карадик.

Буковски встал.

— Я хотел бы поговорить с ним.

— Мне его позвать? — спросил Карадик.

Буковски покачал головой.

— Дайте мне десять минут, — сказал он Хагнеру.

44

Бишофсвизен, Берхтесгаден…

На город медленно опустился вечер. Том сидел на месте водителя и слушал приятную музыку по радио. Мошав дремал. До сих пор ничего не произошло: дом Штайнмайера отсвечивал красным от заходящего солнца, машина по-прежнему стояла на улице.

Том размышлял. Несколько минут назад он закончил телефонный разговор с Яарой. Она рассказала ему, что ей удалось разузнать, в том числе сообщила, что в могиле рыцаря Храма якобы лежал завет Бога. Тайна, которая могла стать опасной не только для католической церкви, но и для любой религии, в которой Иисус Христос почитался как Сын Божий.

Что содержалось в этих свитках, которые почти тысячу лет пролежали, запечатанные в глиняный сосуд, в могиле посреди Святой земли, ожидая, когда же их обнаружат? Том четко понимал одно: эти свитки были липкими от крови. Крови Джины, крови профессора Джонатана Хоука и, возможно, также крови профессора Хаима Рафуля, если Юнгблют еще жив. И кто знает, чья еще кровь была пролита из-за свитков за все это время — или еще прольется.

Тысячу лет свитки были погребены в могиле рыцаря Храма, однако оставались люди, которые не забыли о них, которые по-прежнему пытались разгадать тайну этих свитков.

Том знал, что они с друзьями должны быть осторожны. Он еще раз убедительно предостерег Яару, чтобы она ни с кем не говорила о том, что произошло. Он попросил ее вернуться вместе с Жаном в маленький пансион, сосредоточиться на рукописи Мольера и поискать там подсказки, которые, возможно, окажутся полезными для дальнейшего расследования. Когда же Яара предложила приехать вместе с Жаном в Мюнхен уже на следующее утро, это вызвало у Тома бурный протест. Он просто лучше себя чувствовал, если знал, что Яара находится в Париже, в безопасности. По телефону же он поручил Жану получше присматривать за девушкой. Хотя в течение последних дней его мысли достаточно часто вращались вокруг Рафуля, но тем не менее время от времени перед его мысленным взором появлялось лицо Яары. И это служило лишним подтверждением того, что он любит эту женщину и хочет всегда быть с ней. Однако они с ней снова будут в безопасности лишь после того, как он найдет Рафуля или Юнгблюта и свитки будут опубликованы. Тогда он спросит Яару, хочет ли она выйти за него замуж. С Яарой он мог бы обрести покой и создать семью. С его образованием он сможет найти себе такую работу, чтобы не ездить постоянно по миру, а свить где-нибудь уютное гнездышко — возможно, в Израиле.

Пока Том предавался мечтам, уставившись в потолок автомобиля, снаружи проехала машина.

— О ком ты думаешь? Наверняка о Яаре, — вырвал его из задумчивости голос Мошава.

Том вздрогнул.

— Откуда ты знаешь?

Мошав ткнул пальцем в заднее стекло.

— Оттуда, что ты не заметил, как мимо нас проехал Штайнмайер, — ответил Мошав. — Так что давай газуй, пока мы его не потеряли!

Шеффау-ам-Вильден-Кайзер, Австрия…

Буковски неторопливой походкой подошел к механику, который все еще был занят установкой хвостового винта вертолета. Мужчина не видел Буковски, так как постоянно косился на ангар, в котором криминалисты занимались поиском следов крови и выделений беглых преступников с Кёнигзее во втором вертолете фирмы «Карадик Эйр Туристик».

Буковски молча подошел к механику.

— Если мои ребята обнаружат там хоть самый маленький волосок, то вам крышка. Потому что за содействие при побеге и укрывательство опасных преступников дают минимум пять лет тюремного заключения, а может, даже больше.

Механик, которого звали Луиджи, вздрогнул и обернулся.

— Вам нужно хорошенько подумать над тем, что вы скажете, — продолжал Буковски.

Луиджи нервно переводил взгляд с представителя уголовной полиции на группу криминалистов и обратно.

— Почему… что… почему… я…

Механик заикался. Акцент у него был сильный.

— Зачем вы полетели, что вы получили за это? — спросил Буковски.

Механик опустил глаза.

— Ну же, приятель! Неужели вы действительно хотите попасть в тюрьму на длительный срок или все-таки дорожите свободой?

Требовательный взгляд Буковски заставлял маленького мужчину в синем комбинезоне еще сильнее нервничать.

— Облегчите свою совесть, — давил на него Буковски. У него возникло впечатление, что механику нужен лишь незначительный толчок, и тогда он сломается и заговорит.

И действительно, мужчина уронил отвертку и провел ладонями по лицу.

— Я увяз в долгах, — сказал он наконец, и в голосе его прозвучало облегчение. — Мне предложили десять тысяч евро.

— Кто к вам обратился?

Мужчина задумался; наконец он вздохнул.

— Я играю в покер, в Куфштайне, в «Бичклаб Майами». В последнее время мне не везло. Парни, которым я должен деньги, шутить не любят. Потом мне позвонили. Мужчина, француз. Он, очевидно, знал меня и представился как Жан или как-то так. Он все обо мне знал и сказал, что я получу крупную сумму, если слетаю кое за кем. Он сказал, что несколько его друзей застряли недалеко от Кёнигзее. Это было немного незаконно, но он не стал мне объяснять, почему я должен забрать этих ребят. А я не стал спрашивать. Он сказал, что меньше знаешь — крепче спишь. Сначала я отказался, но он настаивал. Наконец я согласился.

— Куда вы отвезли этих мужчин?

— Я забрал их из крестьянской усадьбы и перевез через границу. Пункт приземления находился в двух километрах к западу от Санкт-Йоганн, на лугу. Там их ждала машина.

— Вы можете описать мужчин, которых вы забрали из Миттербаха?

Механик кивнул.

— Один из них — высокий и худой, и у него обезображено лицо. Другой поменьше, сильный, как борец. У высокого была повязка на шее.

— А кто забирал их с посадочной площадки?

— После того как мы приземлились, низкий вернулся и дал мне деньги. Я не видел мужчины в машине.

— Можете ли вы описать машину?

Луиджи покачал головой.

— Они сделали огненный крест на лугу. Машина стояла в стороне и освещала луг. Это был микроавтобус, точнее сказать не могу.

— Номерные знаки?

Луиджи пожал плечами.

— Что теперь со мной будет? — спросил механик.

Буковски проворчал:

— Вы, естественно, задержаны, а дальше пусть решают мои коллеги из бюро безопасности. Есть ли у вас лицензия пилота?

Луиджи покачал головой.

— Но летать вы умеете.

— Я уже тридцать лет работаю с вертолетами. Я знаю их как свои пять пальцев, я могу разобрать их и снова собрать, так почему бы мне не уметь управлять ими?

Буковски улыбнулся. Он поверил мужчине в синем комбинезоне, что тот и правда больше ничего не знает.

Бишофсвизен, Роствальд, ниже трамплина Кельберштайна…

После узкой проселочной дороги, сначала посыпанной щебенкой, а затем превратившейся в полосу крепко сбитого грунта, они въехали в лес. Наступила безлунная ночь. «Рено» опережал их примерно на полкилометра, и они выключили фары. Почти два часа пришлось прождать Тому и Мошаву перед домом Штайнмайера, прежде чем оттуда вышел высокий и крепкий мужчина, сел в машину и поехал в направлении Штангергассе.

— Осторожнее, держи дистанцию! — предостерег Тома Мошав.

— Ладно, только мне не хочется потерять его в этой глуши, — ответил Том.

Лес становился гуще, и Том увеличил скорость. Дорога постоянно разветвлялась, и если бы «рено» где-нибудь свернул, то они бы никогда не нашли его. Только время от времени сквозь подлесок пробивался свет стоп-сигналов преследуемого. Деревья стояли далеко друг от друга. После долгого подъема дорога немного пошла под гору. Впереди снова загорелись стоп-сигналы «рено».

— Он тормозит, — заметил Мошав.

Том тоже нажал на тормоз. Через несколько секунд стоп-сигналы погасли.

— Он остановился, — сказал Том.

— Или свернул в сторону.

Том вздохнул.

— Оставляем машину здесь и идем дальше пешком.

— Нельзя вот так просто оставить здесь машину: если он вернется, то обязательно ее увидит.

Том задумался. Мошав был прав. Он медленно двинулся дальше, до того места, где дорога ответвлялась вправо. До места, где исчез «рено», оставалось еще метров триста, прикинул Том. Он свернул направо и вскоре остановился.

— Все, идем!

Они осторожно вышли. Тихо закрыли дверцы и направились назад, к дороге, по которой приехали. В темноте деревья казались призраками. Мошав споткнулся о корень и упал. Выругавшись, он снова встал.

— Ты цел? — прошептал Том.

Мошав промолчал. Он кивнул, но Том этого не увидел.

— Нужно было взять с собой фонарик, — тихо заметил Мошав.

— С тем же успехом можно было бы кричать во все горло, — съязвил Том.

Осторожно, тихо и не спеша они продвигались по дороге, пока не наткнулись на ответвление влево. Затем тропа снова пошла круто в гору. Нигде не было видно никакой машины.

— Пойдем по ответвлению! — решил Том. — Если бы он просто поехал дальше, то мы наверняка еще некоторое время видели бы его стоп-сигналы.

Мошав что-то проворчал, соглашаясь. Они крадучись двинулись дальше. После резкого поворота внезапно открылось свободное пространство. Том посмотрел в небо и увидел сверкающие звезды. Они вышли на поляну. «Рено» Штайнмайера стоял слева. Его контуры было четко видны. Точно так же хорошо из темноты проступала и большая хижина, стоящая на другом краю поляны.

Том и Мошав медленно подкрались ближе. Ни один луч света не проникал наружу. Либо окна и двери в этом доме не имели щелей, либо внутри выключили свет.

Возможно, их в конце концов заметили?

Том остановился перед лестницей, ведущей к двери в хижину. Он почувствовал, что Мошав дышит ему в затылок.

— Что будем делать теперь? — прошептал Мошав.

Внезапно прямо рядом с ними вспыхнул карманный фонарь. Том моментально закрыл заболевшие глаза.

— Не двигаться, ворье! — раздался громкий голос. — У меня тут дробовик. Я одним выстрелом уложу обоих, вонючие ублюдки!

Том поднял руки и раскрыл ладони.

— Мы… мы ищем профессора Хаима Рафуля, мы работали с ним в Иерусалиме, — попытался объяснить Том.

— Вы гангстеры; одно неверное движение — и я стреляю.

— Меня зовут Том Штайн, а моего товарища — Мошав Ливни, — ответил Том. — Просто спросите у профессора.

— Хаим Рафуль мертв, — ответил мужчина. — Это вы убили его. Надо было выпустить в вас заряд картечи и проделать в вас огромную дыру. Никто бы на вашей могилке не заплакал.

— Послушайте, господин Штайнмайер — вас ведь так зовут, — сердито ответил Том, — мы обнаружили могилу тамплиера в Иерусалиме. Вскоре после этого Рафуль исчез, а с ним — две амфоры, в которых, возможно, хранились древние свитки. А затем начался ад. Нашу коллегу убили, через несколько дней произошел ужасный несчастный случай, и я уже начинаю думать, что его подстроили. А в довершение всего умер руководитель раскопок, профессор Хоук. Его тоже убили. С тех пор нас стали преследовать. Мы не для того ехали сюда из самого Израиля, чтобы позволить остановить нас. Мы оба вооружены, и вы сможете застрелить только одного из нас.

— Впусти их! — раздался надтреснутый голос, обладатель которого находился в хижине.

— Но сначала вы отдадите мне свое оружие, — потребовал глухой голос. — Любое неверное движение — и я стреляю! Понятно?

— У нас нет оружия, я блефовал, — признался Том.

— Надо было свернуть вам шеи, — рассердился мужчина. — Оружие на бочку, или я стреляю.

— Ганс, оставь их! — снова прозвучал тот же голос.

Наконец в доме зажгли огонь. Теплый желтый свет исходил от керосиновой лампы, и перед дверью хижины появился силуэт человека в инвалидной коляске.

Том и Мошав медленно поднялись по лестнице. Луч фонарика по-прежнему был направлен на них. И конечно же, оружие тоже.

— Стоять!

Том остановился, а рядом с ним замер и Мошав.

Морщинистое лицо старика в инвалидной коляске, обрамленное длинными и растрепанными седыми волосами, становилось все отчетливее по мере улучшения освещения.

— Вы — профессор Юнгблют, друг Хаима Рафуля, — предположил Том.

— А вы — Том Штайн, — ответил старик. — Я знаю вас. Вы несколько лет назад принимали участие в раскопках — в Египте, вблизи Асьюта. Тогда Джонатан Хоук также был руководителем раскопок. Я там находился всего несколько дней и тогда еще не нуждался в инвалидной коляске.

Том задумался. Он еще хорошо помнил раскопки в Асьюте, но не припоминал, чтобы там присутствовал профессор Юнгблют.

Старик на инвалидной коляске немного отъехал в сторону.

— Входите!

— Мы были возле вашего дома. В него кто-то залез.

— Я знаю, — ответил профессор. — Вот уже несколько дней я скрываюсь в этом лесу. С тех пор как у меня объявился старый Хаим, похоже, прогнило что-то в Датском королевстве.[41] Не будь у меня моего доброго Ганса, я, пожалуй, был бы уже давно мертв.

— Вы слышали об убийстве в Вацманне? — спросил Мошав.

Старик молча кивнул и печально опустил глаза.

— Должно быть, это Хаим. Они таки добрались до него.

— Почему вы не пошли в полицию? — удивленно спросил его Том.

— Послушайте, я ведь еврей, — ответил старик в инвалидной коляске. — Я живу в этой стране уже больше тридцати лет, но властям не доверяю. Прошлое нельзя просто так стереть. Кроме того, мы, конечно, не знаем наверняка, действительно ли жертва убийства — Хаим Рафуль. Он хотел встретиться в Швейцарии с одним журналистом, но с тех пор я о нем больше не слышал. Мне пришлось поклясться своей душой, что я буду молчать. Хотя меня разрывает от нетерпения с тех пор, как я узнал, что находилось в могиле тамплиера.

— Завет Бога, если не ошибаюсь.

Старик изумленно посмотрел на Тома.

— Нечто гораздо более важное. Настолько взрывоопасное, что даже атомная бомба не в состоянии превзойти взрывную силу этих документов.

— За вами никто не следил? — спросил Штайнмайер и закрыл дверь.

Том пожал плечами.

— Мы одни. Только одна моя знакомая знает, что мы здесь.

— Она где-то здесь, поблизости?

Том покачал головой.

— Она в Париже. В безопасности.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Тем временем Лиза приняла две таблетки от головной боли и натерла виски одеколоном. Старое домашнее средство, о котором она узнала от своей бабушки. И действительно ей стало немного лучше.

После того как Буковски уехал в Австрию, она взяла себя в руки, осталась на службе и продолжила просматривать дела пропавших без вести. Однако до сих пор ее расследование не принесло результатов.

Было начало седьмого, и над Мюнхеном светило теплое заходящее солнце. Лишь кое-где на небе можно было увидеть несколько белых облаков. Она надеялась, что Буковски вернется в запланированный срок, хоть он и до сих пор еще не приехал из Зальцбурга. Лиза захлопнула папку с делами и встала. Завтра она снова ими займется. Когда она уже протянула руку к легкой летней куртке, которая висела на стуле, в дверь постучали.

— Да! — крикнула Лиза.

В комнату вошел полицейский в форме.

— Вы хотели, чтобы я сообщил вам, если недалеко от Берхтесгадена снова что-то произойдет.

— Я?

— Вы или начальник уголовной полиции.

Она кивнула.

— И что произошло?

— В Штрубе кто-то вломился в дом бывшего профессора университета. Почтальон это заметил и сообщил нашим коллегам. С тех пор о старике ничего не слышно.

— Старик, — заинтересованно повторила Лиза.

— Примерно восьмидесяти лет, наши коллеги в Берхтесгадене ждут звонка.

— Я займусь этим, — заявила она.

— И еще кое-что, — добавил полицейский.

Лиза вопросительно посмотрела на него.

— В связи со взломом соседям бросилась в глаза серебристая машина, которая стояла недалеко от места происшествия. Мы проверили номерные знаки. Автомобиль взяли напрокат. Арендовали его в Мюнхене — некий Томас Штайн из Гельзенкирхена. Об этом мужчине нет никаких сведений.

Лиза села за письменный стол и схватилась за телефон.

— Спасибо, коллега. Я немедленно займусь этим.

45

Базилика Сакре-Кёр, Монмартр, Париж…

Базилика Сакре-Кёр на рю Шевалье де ля Барр со своими башенками и куполом казалась зданием из «Тысячи и одной ночи». Белый фасад в закатных лучах отсвечивал красным. Облака, вплоть до второй половины дня нависавшие над Парижем, ушли. Тут и там над асфальтом поднимался пар.

Кардинал Боргезе любил такие вечера, когда по улицам и переулкам города дул легкий ветерок, унося чад мегаполиса. Тем не менее он не мог в полной мере насладиться вечером, хотя все, казалось, шло по плану.

В маленьком садике рядом с базиликой он сел на скамейку, предварительно протерев ее платком. Потом поднял глаза наверх, к сверкающему куполу.

— Все под контролем, наши люди напали на след, — сообщил Пьер Бенуа, одетый в темно-синий костюм, на пиджаке которого прямо над сердцем был вышит фамильный герб: два скрещенных меча на фоне лилии. — Пора уже заканчивать с этим делом, чтобы раз и навсегда воцарилось спокойствие.

— Это не легкая задача, — возразил кардинал Боргезе. — Вокруг этого дела было поднято слишком много шуму.

Не только полиция, но и кардинал-префект заподозрили неладное. Пора заканчивать.

— Девчонка в безопасности. Она здесь, в Париже, и уже встретилась со старым Мольером. Они всю ночь проторчали у него.

— Он наверняка рассказал ей все, что знает о тамплиерах.

— Знает, — насмешливо произнес Бенуа. — Этот чудаковатый старик живет в своем мире из выдумки и полуправды. Почему он так никогда и не опубликовал свою книгу, дело всей его жизни, как он ее называет? Да она просто не выдержала бы научного обсуждения. Он боится, что его необоснованные теории будут опровергнуты, а он станет мишенью для насмешек историков.

— Теории?

— Часто его выдумки содержат долю правды, однако на самом деле важно не то, что действительно произошло, а то, что по этому поводу хочет думать мир. Наша церковь прочно сидит в седле. В Спасителя верят миллиарды. Мольер знает, что играет с огнем.

— Но он также знает, насколько близко подобрался к фактам.

Бенуа улыбнулся и одним движением руки сбросил со счетов возражения кардинала.

— Он не стоит того, чтобы возиться с ним. Вся его жизнь отмечена непоследовательностью. Он исходил много дорог, но ни по одной не дошел до конца.

Кардинал встал. Бенуа последовал его примеру. Они не торопясь пошли по саду.

— На этот раз наши люди окончат то, что начали.

— Дорогой брат во Христе, — ответил Боргезе, — твои бы слова да Богу в уши. Надо бы войти в базилику и помолиться.

Бенуа кивнул.

— Наши люди знают, насколько это важно.

— Почти тысяча лет прошла, и тем не менее стражи должны держать ухо востро. Мы были слишком небрежны. Прежде всего, нельзя было допускать, чтобы все зашло так далеко.

— А как обстоят дела с префектом? — спросил его Бенуа.

— Мы не сможем положиться на него. Он поручил расследование молодому священнику. Мальчишке, у которого еще молоко на губах не обсохло. Молодежь легкомысленна и ничего не воспринимает всерьез.

— Для того и были поставлены стражи — дабы сохранять то, что создавалось столетиями.

— Но каким все будет после нас? — спросил кардинал.

— Не будет никакого «после нас», — возразил Бенуа. — Как только свитки окажутся в наших руках, мы немедленно предадим их огню. Никто и никогда больше не сможет их обнаружить. И тогда наша задача, преподобный брат, будет выполнена — раз и навсегда.

Кардинал Боргезе вздохнул.

— Господь — пастырь наш, он ведет нас во времена добрые и во времена злые, пока все мы не посмотрим в лицо вечности.

— Аминь, — заключил Бенуа, прежде чем они оба вошли в базилику Сакре-Кёр через боковой вход.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Буковски возвратился из Австрии только около девяти часов. До этого времени Лиза успела объявить в розыск серебристый «форд» с мюнхенскими номерами, который был замечен в Берхтесгадене в связи со взломом дома профессора Юнгблюта. Сотрудники уголовной полиции местного полицейского управления тем временем проверяли бланки регистрации пансионатов в районе озера Кёнигзее. Если оба эти мужчины, которых свидетельница видела в машине, сняли где-нибудь комнату на имя Томаса Штайна, то она скоро узнает об этом.

— Что ты делаешь здесь так поздно? — спросил Буковски, войдя в кабинет и удивленно посмотрев на Лизу.

Она сообщила ему о подозрительных наблюдениях и об объявленном ею розыске. Буковски сел и бросил взгляд на часы.

— Тогда ночь сегодня будет долгой.

— Что тебе удалось выяснить в Австрии? — спросила Лиза.

Буковски рассказал ей об итальянском механике, который забрал обоих беглецов в Миттербахе, даже не подозревая, какой опасный груз он должен перевезти.

— Ты ему веришь? — спросила Лиза.

— Я верю, что он говорит правду. Осталось еще выяснить, кто ему позвонил. Звонок действительно был из Франции. Мы проверили список звонивших. Соединение произошло на юге Франции, с мобильного телефона, владелец не зарегистрирован. Не думаю, что нам удастся значительно продвинуться в этом деле.

— Ты веришь, что механику кто-то позвонил из Франции и он сразу же вылетел? Звучит немного фантастично, ты не находишь?

Буковски порылся в папке и бросил Лизе протокол допроса.

— Он не впервые так поступает, — объяснил он. — Механик — игрок, и к тому же, похоже, плохой. После того как австрийцы его немного обработали, он признался, что уже несколько раз нелегально летал. Перевозил людей из Австрии в Германию или забирал пассажиров в Германии. Иногда он также доставлял пакеты. Он не задавал вопросов, главным для него было вовремя получить капусту, чтобы суметь оплатить свои игорные долги.

— А другие ничего не замечали?

— Карадик ушам своим не поверил, когда узнал об этом. Я не думаю, что он подозревал о побочной деятельности своего механика. Луиджи Калабрезе живет на территории службы проката и выполняет там роль привратника. Находится организация в стороне от деревни, в маленькой долине. Если не оказаться случайно поблизости, никогда не узнаешь, когда вертолет приземляется или взлетает.

— Ну да, если в это можно верить, — ответила Лиза, просмотрев показания механика.

— А теперь твоя очередь, — заявил Буковски. — Что конкретно здесь происходит?

— Я ведь уже говорила: одна женщина заподозрила неладное, заметив двух человек на улице в городке под названием Штруб.

— Это совершенно точно наши беглецы?

— Судя по описанию — нет, но я сразу подумала о твоей теории. На этой улице живет старый профессор университета. Юнгблют — помнишь такого?

Буковски покачал головой.

— В тот раз я показывала тебе его фотографию. В Интернете. На ней еще были наши убитые священники и этот профессор археологии из Израиля.

Буковски задумался. Наконец он вспомнил и провел рукой по лбу.

— Разве ты не говорила, что Юнгблют мертв?

— Так, по крайней мере, было написано на сайте, но это было ложное сообщение. С ним случился апоплексический удар, однако он выжил. Теперь он прикован к инвалидной коляске.

— Дальше!

— Его дом, как я и говорила, расположен на той улице, на которой были замечены подозреваемые. И вот в его дом вломились. И где теперь находится профессор, никому не известно.

Буковски сделал глубокий вдох.

— Мог ли Юнгблют оказаться нашим трупом с Вацманна?

— Криминалисты сейчас осматривают его дом. Снимают отпечатки пальцев и ищут материал ДНК, но я не очень-то верю в его смерть. Судмедэксперты наверняка заметили бы, что он инвалид. Юнгблюту уже за восемьдесят. Впрочем, он тоже занимался древними языками народов Иудеи, и его считают специалистом по раннехристианской истории Израиля.

Буковски стукнул кулаком по столу.

— Круг замкнулся. Есть ли указания на то, что профессора похитили?

Лиза покачала головой.

— Хотя все шкафы в доме перерыты, диван и подушки разрезаны, и вообще, помещение выглядит так, будто в нем разорвалась бомба, как говорят коллеги из отдела криминалистики, но никаких признаков насилия нет. Никакой крови, никаких следов борьбы. Я думаю, профессор ушел сам.

— Ты же сказала, что он парализован.

— Он сидит в инвалидной коляске, но у него есть помощник. Бывший чемпион Олимпийских игр по борьбе из Бишофсвизена. Наши коллеги уже едут к нему.

— Чего же мы тогда ждем? — возмутился Буковски.

— Я ждала тебя, если ты еще не забыл, — сердито возразила Лиза и бросила Буковски ключи от машины.

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена, Бавария…

Том и Мошав опустились на старый потертый диван. В свете двух керосиновых ламп они смотрели во все еще хитрые и полные жизни глаза старика, сидевшего напротив них в инвалидной коляске.

Том подробно рассказал обо всех неприятных событиях, происшедших с ними в Святой земле после того, как Хаим Рафуль исчез вместе с содержимым саркофага: о смерти Джины Андреотти, о несчастном случае в районе раскопок, о противотанковых минах и об убийстве профессора Джонатана Хоука в долине Кидрона. И о неизвестных, которые в Израиле следовали за ними по пятам. Профессор внимательно слушал.

— Я уверен, что Хаим не хотел этого. Он, очевидно, не обдумал все хорошенько, когда убегал из Израиля.

Том нахмурил брови.

— Он должен был бы предостеречь нас, а вместо этого просто исчез и оставил нас в неведении.

— Он вынужден был исчезнуть: они уже слишком приблизились к нему.

В помещение вошел Штайнмайер.

— Снаружи все спокойно; очевидно, за ними никто не следил.

Старик кивнул.

— Знаете ли вы, кто за всем этим стоит?

Том покачал головой.

— Мы схватили одного из наших преследователей. Он сообщил нам, что очень многие интересуются документами из могилы. Эти люди готовы заплатить за них миллионы. Именно по этой причине активизировались все преступники — отсюда и до самого Иерусалима.

Старик молча кивнул и указал на наполовину заполненный стакан воды, стоявший перед ним на столе.

— Вы христианин? — спросил он Тома.

— Я не могу сказать, что я ревностный прихожанин, но воспитывался в христианской вере.

— Видите ли вы этот стакан?

— Конечно, стакан как стакан, что в нем особенного? — удивился Том.

— Нет, вы ошибаетесь. Это не простой стакан, это святой Грааль, а жидкость в нем — кровь Иисуса Христа.

— Я не понимаю: это что, какой-то тест?

— Нет, боже упаси, вы просто должны в это поверить.

— Я должен поверить в то, что это — святой Грааль? По-моему, вы далековато зашли.

Старик улыбнулся.

— Вовсе нет, — ответил он, — я лишь делаю то, что делает ваша церковь. Она хочет убедить своих последователей одной лишь силой веры. С помощью легенд и символов, которые мы должны воспринимать как реальные факты.

Том указал на стакан.

— Но он все равно остается просто стаканом.

— Очень хорошо: я смотрю, вы поняли, что я хотел этим сказать.

Том покачал головой.

— Должен ли я понять вас так, что вы полагаете, будто за всеми этими диверсиями и убийствами стоит церковь?

— Не вся церковь, а некоторые из ее служителей.

— Но это противоречит любой современной философии веры и нашей религии, — возразил Том. — Мы ведь больше не в Средневековье живем.

— Так что же было в могиле? — спросил Мошав, нарушив воцарившееся молчание.

Старик взял стакан и отпил из него. Он посмотрел на высокого борца, который стоял у двери.

— Как ты думаешь, Ганс, мы можем доверить им нашу тайну?

Ганс Штайнмайер пожал плечами.

Старик на инвалидной коляске поехал в угол комнаты и достал пачку бумаг. Затем он вернулся к столу.

— Нелегко было расшифровывать сей древний труд, написанный на назроатском диалекте. Пришлось приложить максимум усилий. Но мы справились — до известной степени. Естественно, оригиналы находятся в безопасном месте.

Том нетерпеливо ждал продолжения.

— Хаим Рафуль знал, где искать свитки. Римский легион был только предлогом.

— Правильно, сын мой, — подтвердил его догадки Юнгблют. — У одного торговца на базаре в Дамаске он приобрел несколько фрагментов древнего труда. Он был написан на коже. Козлиной коже. Хаим попросил нескольких специалистов из университета исследовать этот труд. Фрагменты датировались временем после Первого крестового похода. Значительную часть разобрать не удалось. Арамейский язык. Квадратное письмо.[42] Во время исследовательской работы он познакомился с двумя настоящими специалистами, которые владели этим языком. Разумеется, это были служители католической церкви, священники-исследователи, работавшие во Французском институте археологии. Том самом институте, в котором верховодят доминиканцы и который некогда отвечал за раскопки в Кумране. Все же он доверял им, так как они стали настоящими искателями истины. Хотя Хаим просто ненавидит католическую церковь, он и эти священники стали настоящими друзьями. Они помогли ему с переводом фрагментов, однако поплатились за это жизнью. Одного из них жестоко пытали и распяли как предателя. Понимаете — как предателя. Это точное указание на того, кто стоит за происшедшим.

Тома осенило.

— Но ведь мертвеца в Вацманне также распяли и повесили головой вниз, в направлении ада?

— Правильно, сын мой. Вот почему я пребываю в надежде, что это произошло не с моим старым добрым другом Хаимом.

Штайнмайер открыл дверь.

— Пойду еще раз обойду дом, — сказал он.

Юнгблют кивнул.

— Тем не менее, — продолжал он, — это сообщение попало и к моему другу Хаиму в Тель-Авив. Но данных было недостаточно. Район поиска велик, очень велик, поэтому Хаим и организовал эти раскопки в долине Кидрона. Римский гарнизон там обнаружили уже давно, однако Хаим придумал, что это может быть лагерь десятого легиона, вероятно, стоявшего там во времена Иисуса Христа. Он сумел убедить декана университета в том, что там стоит покопаться. И он даже нашел нескольких спонсоров, которые были готовы разделить его расходы. Единственная трудность заключалась в том, чтобы помешать церкви участвовать в раскопках. Поэтому он додумался убедить приехать туда профессора Хоука, прославленного руководителя раскопок. Его безупречная репутация известна всем и каждому. В ту самую ночь, когда обнаружили могилу, он позвонил мне и заявил, что наконец-то сможет сдержать свою клятву. Теперь он сможет отомстить тем, на кого возлагал ответственность за смерть всей своей семьи во времена Третьего рейха. Вам наверняка известно, что в то мрачное время он потерял отца и мать, а также братьев и сестер. Они погибли в трудовом лагере нацистов. Выжил он один. Он вырос в чужой семье, в Израиле. Церковь лишила его не только родственников, но и беззаботного детства.

Профессор покосился на шкаф, где стояла бутылка с водой. Том догадался, чего он хочет, встал и налил воду в стакан.

— Это очень длинная история, но я надеюсь, что не надоем вам и вашему другу.

Жантийи, пансион «Тиссо», Франция…

Яара дочитала рукопись Мольера до шестисотой страницы. Она была просто очарована. Мольер поставил свои утверждения на солидную основу. Каждый тезис подтверждался двумя, а иногда даже тремя косвенными доказательствами. История тамплиеров была действительно волнующей и загадочной. Ведь они постепенно сделали свой орден таким могущественным, что даже сам Папа был вынужден склониться перед ними. Яара уже предвкушала удовольствие от оставшихся пятисот страниц.

Под вечер облака над Парижем разошлись, и на несколько часов появилось солнце. Жан не преувеличивал: Париж действительно стоил того, чтобы его осмотреть. Они несколько часов неторопливо гуляли по улочкам города, а когда у Яары заболели ноги, отдохнули в кафе, неподалеку от Монмартра. Уставшая как собака, она легла в постель и, прочитав несколько страниц рукописи, заснула.

Среди ночи Яара внезапно вскочила. Она была мокрой от пота. Дыхание вырывалось у нее из груди подобно скорому поезду на прямой трассе. Капли пота стекали с ее лба. Она на ощупь поискала выключатель. Только когда она полностью проснулась, а комнату залил свет, девушка немного успокоилась. Все еще пребывая в растерянности, она провела рукой по лбу. Она видела в своем сне, как Том умер, видела кровь. Ее сердце выпрыгивало из груди. Яара взволнованно протянула руку к телефону.

46

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена, район Берхтесгаден…

Том нетерпеливо ждал, когда же профессор Юнгблют найдет удобную позу в инвалидной коляске. Тело его наклонилось влево. Он облокотился на левую руку и откашлялся.

— Теперь же, молодой человек, благодаря вашей помощи нам удалось отгадать загадку, возраст которой перевалил за два тысячелетия. И это многим не понравится. Что вы знаете об Иисусе Христе, Спасителе, как его называют в вашей религии?

Том сложил руки на животе.

— Иисус Христос, сын Божий, был послан своим Отцом в наш мир, чтобы освободить нас от всех прегрешений и напомнить нам о возрождении после смерти. Мы, люди, прибили его к кресту, так как этот мир еще не был достаточно готов к тому, чтобы понять его учение.

Профессор Юнгблют улыбнулся.

— Это библейская интерпретация, которую вам скормила Римско-Католическая Церковь и все возникшие из нее религиозные течения. Однако церковь кладет на стол не все факты. Она не заинтересована ни в обсуждении, ни в научном обосновании своих тезисов. Скорее, напротив: она вот уже несколько столетий саботирует все попытки подвести новый фундамент под освещение жизни Иисуса Христа. Иисус Христос, или Иешуа бен Иосиф, действительно существовал. Он — не плод фантазии, он был реален. Только история, в которой говорится о его жизни, подверглась изменениям, и ее всячески прославляли, чтобы заставить людей поверить, будто он был каким-то особенным человеком. Тем не менее свитки из могилы тамплиера доказывают, что христиане вот уже два тысячелетия верят в одну большую ложь.

Том нахмурился.

— Ложь? Иисус — это выдумка церкви?

— Иисус, в которого вы верите, — конечно. Смотрите, первое противоречие лежит уже в истории его рождения. Его называли Иисусом из Назарета. Так вот, Назарет находился в тогдашней Галилее, однако же родился Христос в стране Иудее, что почти в ста пятидесяти километрах к югу от города, в котором он якобы вырос. Дальше: в те времена Иудея находилась под властью римского прокуратора, в то время как в Галилее правил Ирод Антипа. По какой причине женщине на сносях нужно было отправляться в долгий и трудный путь, путешествуя в неизвестную, чужую страну, если поездка, к тому же, могла занять несколько недель? В Библии говорится о переписи населения, однако с исторической точки зрения нет вообще никаких документов, которые бы это подтверждали.

— Галилея тоже находилась под властью Рима, — заметил Мошав.

Профессор кивнул.

— А какое государство в нашу эру не находилось под римским господством? Хотя римляне правили весьма искусно. Они большей частью не вмешивались в общественный и религиозный уклад тех стран, которые захватывали. Это был один из рецептов их успешного и длительного господства. Gallia est omnis divisa in partes tres, как написано в «De bello Gallico»[43] Цезаря, — «в те времена страна состояла из трех частей». Там господствовали самодержцы — такие, как Ирод Антипа или Филипп в Галилее либо в Кесарии-Филиппи, а к востоку от них лежал Декаполис, союз десяти городов. Уже одна только политическая структура страны делает библейскую поездку Иосифа и Марии бессмысленной, даже если не знать о древнем предании, в котором говорится о том, что новый царь иудеев родится в Вифлееме. И что это будет мужчина из рода Давида. И действительно, Иосиф был родом из царской семьи, а значит, в жилах сына Иосифа, Иешуа, текла царская кровь.

— Это все хорошо и замечательно, — перебил его Том. — Но я не думаю, что в склепе лежало свидетельство о рождении Иисуса.

— Наберитесь терпения, мой юный друг, — успокоил его профессор, — я хочу всего лишь прочесть вам вводную лекцию. А уж выводы будьте любезны делать сами.

Дверь распахнулась. Ганс Штайнмайер вернулся с обхода. Он прошел в кухню и налил себе стакан воды.

— Снаружи все спокойно; постепенно холодает.

Профессор повернулся к нему.

— Наши гости наверняка голодны и хотят пить. Надо бы продемонстрировать им наше гостеприимство.

Ганс Штайнмайер открыл дверцу невзрачного буфета.

— Здесь есть хлеб, ветчина и вода — больше в хижине ничего нет.

У Тома в животе заурчало.

— Я бы не отказался, — ответил он.

Штруб, район Берхтесгаден…

Буковски поднял жалкий остаток разрезанной подушки и бросил его на разорванный диван. У дивана были распороты все подушки, а их содержимое — высыпано на пол.

— Они основательно поработали, — заметила Лиза, оглядываясь в гостиной.

— Так здесь выглядят почти все комнаты, — ответил ей служащий уголовной полиции из Гармиша.

— Должно быть, они искали что-то небольшое, — задумчиво произнес Буковски.

— Ты о чем? — не поняла его Лиза.

— Вспомни церковь, — намекнул ей Буковски.

— Мы обнаружили немало отпечатков пальцев у заднего окна, — сообщил криминалист. — Пока что мы не нашли соответствий в своей базе данных, но если поймаем подозреваемого, то будет очень легко сравнить его отпечатки с обнаруженными на месте преступления.

— А тут, в комнате?

Криминалист пожал плечами.

— Здесь также были найдены отпечатки?

— Только у заднего окна, а в помещении — нет. Их стерли, или же преступник надел перчатки.

Буковски наморщил лоб.

— Странно: почему у окна есть, а здесь — нет?

— Простите?

— Лиза, — обратился Буковски к своей коллеге, — распорядитесь, пожалуйста, чтобы все данные по нашим двум убийцам немедленно передали местным коллегам. Чтобы мы ничего не упустили.

Лиза кивнула.

— Согласно описанию те два парня, которых заметили здесь, на улице, — не те, которых мы выслеживаем.

— Я знаю, — недовольно возразил Буковски. — Человек, который может заказать себе вертолет, должен иметь связи.

Кровь бросилась Лизе в лицо.

— Ясно, — ответила она и немедленно рассердилась на себя за то, что сама не пришла к такому выводу.

— Розыск продолжается? — обратился Буковски к коллегам.

— Контрольные посты и патрули. Все полицейские, от Кёнигзее и до самой границы внизу, в курсе.

Буковски покинул комнату и вышел наружу. На улице он закурил сигарету.

Лиза присоединилась к нему.

— Ты считаешь, эти парни принадлежат к той же самой банде, что и дьявол с сообщником?

Буковски выпустил струйку синего дыма в прохладный воздух.

— Я не полностью уверен в этом. До тех пор, пока мы не знаем, что на самом деле происходит, наши предположения остаются чистой воды спекуляцией.

— Да, я знаю, — вздохнула Лиза и потерла виски.

— У тебя все хорошо?

— Нормально, — ответила Лиза Герман.

Кардинал-Дёпфнер-Хаус, Фрайзинг, около Мюнхена…

Отец Леонардо узнал достаточно. Он непременно должен был поговорить с полицейским, ведущим дело, чтобы больше узнать об убийствах, совершенных здесь, в Баварии.

Однако усилия его оказались безрезультатны. Земельный уголовный розыск искал преступников, а ведущего дело детектива не было на месте.

Он присел на диван, когда зазвонил телефон. Он ответил на звонок. Это был брат Рикардо из Управления по делам церкви — низенький, толстенький сотрудник, которому он поручил навести справки о соответствующих документах в Ватиканской библиотеке. Брат Рикардо не был умником, однако на него можно было положиться. В большинстве случаев он выполнял заказы тщательно и в режиме секретности. Беседа продолжалась несколько минут. Повесив трубку, отец Леонардо провел рукой по своим густым черным волосам. Может ли такое быть, что Хаим Рафуль убежал из Иерусалима сюда, в это спокойное местечко у подножия Альп?

По крайней мере, некий профессор Игаэль Юнгблют, бывший историк Мюнхенского университета, жил недалеко отсюда. Был ли это тот Игаэль Юнгблют, который вместе с Хаимом Рафулем участвовал в раскопках в Кумране и которого так внезапно вычеркнули из платежной ведомости?

Отец Леонардо опустил голову и сложил руки перед лицом. Кардинал-префект слишком далеко зашел в своей игре. Он снова схватил телефон. В результате беседы с Римом он выяснил, что префект сейчас находится в своей резиденции, а уже послезавтра отправится в Южную Америку, чтобы пообщаться с местными епископами.

Отец Леонардо встал и пошел к двери. В прихожей стоял монах и поливал цветы.

— Мне срочно нужен билет в Рим, на раннее утро, — заявил отец Леонардо.

Монах изумленно уставился на него.

— Пожалуйста, немедленно позаботьтесь о том, чтобы мой обратный полет в Рим был организован в первой половине завтрашнего дня, — повторил отец Леонардо.

Монах кивнул.

— Я… я посмотрю, что смогу сделать для вас.

— И еще одно: немедленно пришлите ко мне юного брата Маркуса.

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена, район Берхтесгаден…

Еда была вкусной и обильной, хотя Мошав жевал неохотно. Однако профессор Юнгблют подбодрил его и рассеял его сомнения. После того как они наелись и отдохнули, Штайнмайер убрал со стола. Профессор откашлялся.

— А теперь не торопитесь: если вы хотите узнать все, на это уйдет какое-то время.

Том улыбнулся.

— Мы обратились в слух.

— Для вашего спутника то, что я сейчас расскажу вам, наверное, отнюдь не ново, но это важно, если вы хотите понять всю историю в целом. О чем говорят вам понятия «мишпат»[44] и «седек»?[45]

— Честно говоря, я ожидал узнать из нашей беседы, что находилось в могиле тамплиера, — нетерпеливо ответил Том.

Профессор улыбнулся.

— Терпение, я же говорю, терпение, мой юный друг. «Мишпат» и «седек» воплощают две колонны совершенства, на которых покоится арка, называемая иудеями «Шалом». Чтобы достичь законченного мира, Шалом должен равномерно покоиться на обеих колоннах. Мишпат, левая колонна, означает светский мир, царя. Поэтому мы называем ее также царской колонной. С ней была связана справедливость. Иаков воздвиг эту колонну, под которой Саул был помазан как первый царь Израиля. Другая колонна воплощает присутствие порядочности. Добродетели Яхве. Только по достижении порядочности божественный мир Яхве изогнется над колоннами, и все придет в равновесие.

— Но во времена Иеговы с этими колоннами не все было в порядке, — вмешался Мошав. — В мире господствовал Рим, и Иудея оказалась под его протекторатом. Настало время Иродов, и они платили Риму за его господство. Ирод Архелай был этнархом, то есть наместником Иудеи, Самарии и Идумеи, Ирод Антипа правил в Галилее, а Филипп — в Кесарии-Филиппи. Император Август отказал наследникам в троне этой страны.

— Правильно, — согласился профессор. — Равновесие колонн пошатнулось. Саддукеи, ессеи, иудеи, зилоты, фарисеи, набатеане и мандейцы — все тосковали по равновесию колонн и по справедливости Яхве. По всем счетам платил народ, как это часто происходило в истории. И точно в это время родился Иешуа бен Иосиф. И он был царского происхождения. Он принадлежал к роду Давида. И он был умным мальчиком, о котором быстро заговорили. И канули в Лету сведения о том, что за первым ребенком последовали и другие мальчики и девочки. Родился Иаков. Они оба росли у ессеев и воспитывались как будущие цари. Иешуа — как царь иудеев, а Иаков — как олицетворение порядочности. И когда время, казалось, пришло, ессеи представили нового царя иудеев. Однако Иешуа хотел большего, он хотел стать воплощением обеих колонн древнего предания. И потому он, как и было написано в древних книгах, вошел в Иерусалим через царские врата. Он въехал в них на осле, согласно Писанию, так как царь иудеев вступал в город как слуга Бога и одновременно как слуга народа, а не как властитель.

Том недоверчиво посмотрел на Юнгблюта.

— Это и есть ваша теория? — спросил он.

— Это запротоколированные слова учителя справедливости и воина света. Звали его Шломцион. И он написал трактат о мужчине, который нес в себе Бога. Вы и нашли этот труд.

— Вы, должно быть, шутите, — ошеломленно простонал Том. — История об Иисусе Христе — не что иное, как заговор, который устроили две тысячи лет назад, чтобы подарить иудеям царя?

На лице профессора Юнгблюта появилась сострадательная улыбка.

— Должно быть, этот труд перенесли из Хирбет-Кумрана в Храм Соломона, так как именно там тамплиеры и обнаружили завещание Шломциона, учителя справедливости из Кумрана. И осознали, что же попало к ним в руки. Церковь тоже слишком хорошо понимала, какое замешательство вызвало бы обнародование этой истории Христа. Хотя определение времени ее написания с помощью стратиграфического анализа невозможно. Нет ни руководящих окаменелостей, ни возможности опираться на временные слои почвы. Но есть сосуды и есть кожаные свитки, которым примерно две тысячи лет, если полагаться на углеродный метод.

— Иисус был ессеем? — недоверчиво повторил Том.

— Как я и говорил, по существу христиане этого мира верят в двухтысячелетнюю ложь, благодаря которой этот мир немного легче выносить, несмотря на всю кровь, пролитую в защиту веры.

Том встал и подошел к окну.

— Этот труд — могу ли я посмотреть на него?

— Его нет здесь, он в безопасном месте, — ответил профессор. — Кстати, во время раскопок в Хирбет-Кумране в могилах обнаружили трупы двух женщин. Вы, конечно, слышали об этом.

Том покачал головой.

— Я знаю историю свитков только из прослушанных курсов. Я очень смутно об этом помню.

— Там была погребена семья Иешуа бен Иосифа. Мария, его мать, и Магдалина, его сестра. Однако, к сожалению, доказательств нет. Это лишь теория, как я уже говорил.

— А как же история воскресения? Неужели Хаим Рафуль прав также и в том, что Иисуса вообще не хоронили в Иерусалиме?

— Царь въехал в ворота, в самую середину города, которым владеют римляне. Иешуа отправился в пещеру льва. Он доверял Богу и народу. Он считал, что Рим не решится лишить его жизни, рискуя получить восстание по всей империи. Но он ошибся. Флавиус, отважный римлянин, которого очень заинтересовал новый царь иудеев и его проповеди, пишет во втором свитке о том, что римскому наместнику удалось настроить преимущественно фарисейских первосвященников против Иешуа. Очевидно, он разъяснил им, что с растущим влиянием нового царя и Бога их регентство близится к концу. Таким образом, именно первосвященники позаботились о том, чтобы Иешуа осудили — еще один искусный шахматный ход римлян. Однако его не побили камнями, согласно обычаю евреев, а распяли. Все мы знаем, что в традициях Рима было прибивать своих врагов к кресту. Однако в Иерусалиме его не хоронили.

— Храм Гроба Господня, Гроб Иисуса — все это ложь?

— На самом деле, согласно воле наместника тело Спасителя следовало предать огню, — объяснил Юнгблют. — Однако вышло иначе. Его последователи выкрали его тело и обеспечили ему вечный покой. Впрочем, в древности были — да и сейчас есть — много религий, в которых боги возвращались из мира мертвых. Ессеи не изобрели ничего нового. Это хорошо укладывалось в концепцию и открывало возможность для возникновения новой веры, а ведь когда-нибудь господство Рима должно было закончиться.

— Так значит, его похоронили в Кумране? — спросил Мошав.

Профессор пожал плечами.

— К сожалению, второй свиток не настолько хорошо пережил века, как завещание Шломциона. Мы пока что смогли перевести лишь отдельные фрагменты. А затем Хаим доставил свитки в безопасное место. Здесь появились его преследователи.

— Текст, о чем говорилось в тексте? — нетерпеливо спросил Том.

— В первом абзаце было написано: «…глубоко в матери, из которой возникла вся жизнь… возвратился к отцу… царь царей… судить». Во втором абзаце были еще такие слова: «…в лоне его народа… твердыня, противостоящая незваным гостям… высоко наверху на скале свободы».

Мошав наморщил лоб.

— Твердыня, на скале. Здесь явно идет речь о Массаде.[46]

— Да, это Массада, — подтвердил профессор. — Мы с Хаимом тоже так решили. Третий абзац сохранился лучше, там говорилось следующее: «…навеки устремив взгляд в воду жизни, так сидит на скале Голиаф, великан, поверженный Давидом, Давидом, царем иудеев…» Дальше написано так: «…под дворцом царя… стоит солнце жизни в зените, так что святой луч освещает… отдыхает, до конца всего сущего…»

— Это указание на могилу, — заключил Том. — Она должна находиться под крепостью.

— И это все по-прежнему находится там, в полной неприкосновенности, — дополнил его профессор Юнгблют.

Том всплеснул руками.

— Это непостижимо, — заявил он. — Если эти свитки правдивы, то вся жизнь — это фарс, а человек — ничто иное, как биологическая форма жизни. Наш разум — простой каприз природы!

— Вы сейчас ставите человека на одну ступень с животными и отказываете ему в каком-либо божественном происхождении.

— Божественном происхождении? — переспросил Том. — Человек жесток, низок и подл. Он ведет войны, чтобы увеличить свою власть, убивает из корыстолюбия и кровожадности. Он лжет, обманывает и во всем ищет выгоду. Я не знаю, что в этом божественного. Нет, мы — каприз природы, не больше и не меньше.

Профессор с состраданием посмотрел на Тома.

— Я могу понять, что вы сейчас чувствуете. Вы только что потеряли своего Бога и свою веру. Даже если вы и говорите, что вы далеко не ревностный христианин и прихожанин. Но подумайте о том, что существуют и другие религиозные направления. Никто не может сказать, кто в результате окажется прав. Однако я твердо верю в то, что имеется высшая сила. Иисус, Бог, Яхве, Будда или Аллах — кто-то есть там, наверху, и мы все несем его с собой, в своей совести.

Том тяжело вздохнул.

— Можно посмотреть свитки?

— Позже, когда придет время, — ответил профессор Юнгблют. — Но сначала вы должны немного поспать. Уже поздно.

47

Париж, аббатство Сен-Жермен-де-Пре…

Прохладная ночь опустилась на Париж и укутала ряды домов в темноту. Зажглись уличные фонари, а окна квартир и магазинов залило холодное неоновое освещение.

Кардинал Боргезе провел остаток дня в молитве, после чего вернулся в Сен-Жермен. Напряжение последних дней и недель сильно досаждало ему. Он просто не мог найти покоя. Несмотря на усталость, он вскакивал в испуге среди ночи. Беспокойно метался по постели. Мрачные мысли уже не оставляли его. Он включал ночник и вставал. Торопливо приглаживал спутанные волосы.

В течение тысячелетий мать-церковь жила, огибала опасные рифы и сопротивлялась сильным штормам. Несмотря на постоянно меняющееся общество, которое становилось все более равнодушным к делу Христа, стены церквей сопротивлялись любым переменам. Число верующих постоянно росло. Однако церковь никогда еще не оказывалась перед таким серьезным вызовом, как в последние несколько дней. Шторм перешел в ураган, и этот ураган грозил смести Рим вместе с его последователями. Весь христианский мир покачнется, если стражи братства не устоят.

Деятельность братства вот уже семь сотен лет берегла церковь от неизвестной судьбы. Что будет, если свитки увидят свет? Свитки из Храма Соломона, столетиями дававшие рыцарям Храма почти безграничную власть?

Кардинал Боргезе налил себе стакан воды, потом опустился на колени и сложил руки в молитве.

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена…

Том провалился в сон без сновидений. После обстоятельного рассказа профессора он еще довольно долго лежал без сна, прежде чем усталость одолела его и он наконец уснул.

Разбудил его Мошав.

Том вскочил и попытался сориентироваться в темноте.

— Что такое? — спросил он.

— Ш-ш! — осадил его Мошав. — Снаружи кто-то есть.

Том потер глаза, чтобы взбодриться. Он с трудом разобрал силуэт Мошава, который стоял прямо перед ним.

— Это наверняка старина Штайнмайер, — тоже перешел на шепот Том.

— Он стоит у окна, — возразил Мошав.

Штайнмайер подошел к ним и остановился перед диваном. Том заметил дробовик в его руке.

— Вы привели сюда этих людей, вы виноваты в этом, — зло прошептал он Тому.

Том покачал головой.

— Это невозможно, мы были осторожны. Никто за нами не следил.

— К хижине подкрадываются два человека. И они здесь явно не случайно.

— Надо бы позвать полицию, — предложил Мошав.

— От полиции помощи не много, — возразил Штайнмайер. — Пока патрульные машины доберутся сюда, уже может быть слишком поздно. Вы умеете обращаться с оружием?

Мошав вздрогнул. В последний раз он держал в руках оружие, когда проходил службу в израильской армии. И уже тогда ему было не по себе.

Штайнмайер ненадолго исчез и вернулся еще с двумя ружьями.

— Дробовик и охотничье ружье, — объяснил он. — Осторожно, оружие заряжено. Два патрона в дробовике и шесть патронов в охотничьем ружье.

— Я… я не знаю, — растерялся Мошав, когда Штайнмайер протянул ему охотничье ружье.

Том взял себе второе — дробовик. О пистолете, который лежал в потайном кармане его широких брюк, он не сказал ни слова.

— Бери же, Мошав! — настойчиво произнес Том. — Ты знаешь, что за люди пришли за нами. Или ты хочешь, чтобы тебя тоже распяли головой вниз в этой хижине?

Внезапно снаружи раздались тихие шаги. Скрипнула половица.

— Они уже здесь! — прошептал Штайнмайер.

— Где профессор? — спросил Том.

— Он в безопасности, — ответил Штайнмайер и подкрался к двери.

Шгруб, район Берхтесгаден…

Буковски выкурил уже вторую сигарету, когда с ним заговорила старушка в черном платье и косынке в черно-белую клетку. Она стояла на тротуаре перед домом и рассматривала его с живым любопытством.

— Я слышала, вы из уголовной полиции Мюнхена, — сказала она, улыбнувшись ему почти беззубой улыбкой.

— Буковски, земельный уголовный розыск, — представился Буковски и щелчком отправил сигарету, описавшую широкую дугу, в палисадник.

— Меня зовут Магда Шайдерер, я живу в доме напротив.

— Мои коллеги уже были у вас?

Магда Шайдерер покачала головой.

— В дом вломились преступники, — пояснил Буковски.

— Я знаю, — ответила женщина.

Буковски попытался прикинуть ее возраст, но из-за косынки и платья отказался от попытки.

— Вы, конечно, уже слышали об этом.

Женщина кивнула.

— И видела.

Буковски нахмурился. В своем ли уме эта женщина, или она просто смеется над ним?

— Вы видели? — скептически повторил он. — Когда, сегодня?

— Собственно, мне нельзя об этом говорить, мне Ганс запретил, но если полиция все равно уже здесь… Это произошло еще на прошлой неделе.

Буковски был озадачен.

— Но почему вы в полицию-то…

— Я уже сказала: Ганс мне запретил.

Буковски закурил новую сигарету.

— Ганс? Кто такой этот Ганс? — спросил он и выдохнул дым.

— Ганс — правая рука профессора. К профессору приходил гость. Друг, еврей. Он приехал три или четыре недели назад. Они вместе над чем-то работали. Они оба археологи. Профессор даже преподавал в Мюнхене — в университете. Он человек хитрый.

— Юнгблют?

— Кто ж еще?

— Этот, другой — вы его узнали?

Женщина заговорщически огляделась. Приложив руку ко рту, как щиток, она прошептала:

— Никто не должен об этом знать. Ганс сказал, что я никому не должна об этом говорить.

Буковски улыбнулся.

— Да, но ведь мы — полиция.

Женщина ненадолго задумалась.

— Они нашли что-то ценное, сказал мне Ганс. Что-то очень-очень важное об Иисусе. Я должна была не смыкать глаз. Время от времени Ганс приезжал. Я забираю почту. Но в тот день, когда взломали двери, они уже уехали и дом стоял пустой. Я сказала это Гансу. Но он сказал, чтобы я не беспокоилась об этом. Недавно возле дома появились два человека. Они там что-то вынюхивали. Я говорила о них Гансу, когда он приехал, но он снова сказал мне, чтобы я не беспокоилась.

— Так значит, Ганс — слуга профессора Юнгблюта.

— Что? — спросила женщина и наморщила лоб, так что к прежним морщинам добавились новые.

— Я хотел сказать, что Ганс служит у профессора.

Женщина кивнула.

— Профессор уже несколько лет прикован к инвалидной коляске. Его хватил удар.

— А этот Ганс — он живет здесь, в доме?

Женщина покачала головой.

— Он живет в Бишофсвизене, но в городе его нет. Он говорил, что они спрятались, так как есть люди, которые хотят знать, что привез с собой еврей из Израиля.

У Буковски создалось впечатление, что он попал в дурной сон. На этом клочке земли за последнее время уже нескольким людям пришлось расстаться с жизнью, и вот теперь перед ним стоит старушка, которая, очевидно, носила в себе значительную часть решения этого дела, умудряясь никому ни словом о том не обмолвиться. К ним подошли Лиза и полицейский в форме.

— Этот Ганс — какая у него фамилия?

— Штайнмайер, — ответила женщина.

— И где он теперь?

— Ганс? Ганс в лесу, за городом. Он сам мне так сказал.

Человек в форме остановился рядом с Буковски и внимательно посмотрел на женщину.

— А, Магда, — сказал он. — Ей уже за девяносто. Она что-нибудь видела?

Буковски не удостоил коллегу вниманием, а продолжал смотреть на женщину.

— Где находится лес?

Женщина пожала плечами.

— Какой лес? — спросил полицейский.

Буковски отмахнулся от него.

— Я думал, эта женщина может сказать мне, где находятся хозяин этого дома и его слуга.

— Ганс Штайнмайер?

— Вы его знаете? — озадаченно спросил Буковски.

— Конечно. Когда-то он был знаменитым борцом. Живет в Бишофсвизене. Он уже несколько лет заботится о старом профессоре. Раньше он был привратником в школьном центре в Берхтесгадене. Нам проверить его адрес?

Буковски наморщил лоб.

— Эта женщина говорит, что они с профессором прячутся в лесу, что бы это ни значило.

— В лесу, — повторил полицейский. — Я сам из Бишофсвизена и очень хорошо знаю Ганса. Когда-то давно он был охотником. Охотился в Роствальде. Я и сам охотник, и когда мы говорим о лесе, то имеем в виду лесничество.

Буковски навострил уши.

— Есть ли там убежище, в котором мог бы устроиться инвалид-колясочник?

Полицейский кивнул.

— Наверное, хижина под горой Кельберштайн. Туда даже доехать можно, когда погода сухая.

Буковски повернулся к Лизе.

— Немедленно вызывай оперативную группу и запротоколируй показания этой женщины!

Лиза обхватила руками живот.

— А наши коллеги не могут этого сделать? Я… не очень хорошо себя чувствую. По-моему, ночью у меня пошли месячные, может, именно поэтому я почти не спала.

— Неужели ты хочешь сказать, что именно теперь не можешь работать? — возмутился Буковски. — Я всегда говорил: когда доходит до дела, женщины оказываются не способны справиться с нагрузкой.

Лиза предпочла не отвечать.

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена, район Берхтесгаден…

Они услышали, как снаружи зашуршала листва. Скрип на лестнице повторился.

— Их как минимум двое, — прошептал Штайнмайер.

— Есть здесь черный ход или окно в задней стене?

— В этой комнате три окна и дверь, — ответил Штайнмайер. — Задняя стена встроена в склон холма, там нельзя пройти.

На окнах висели жалюзи, запертые изнутри. Опасность угрожала в первую очередь со стороны двери, и как раз там и слышался тихий скрежет. В то время как Штайнмайер притаился рядом с дверью за одним из шкафов, Том и Мошав укрылись за диваном. Том вскинул ружье.

— Это какое-то безумие, — шепотом прокомментировал их положение Мошав.

— Если это те самые типы, на совести которых Джина, Аарон и Джонатан, то мы должны быть готовы ко всему, — ответил Том. — Так что не стесняйся пользоваться стволом.

Внезапно раздался удар, и дверь распахнулась. Том вздрогнул, в то время как Мошав рефлекторно нажал на спуск. Грянул выстрел, и в дверь полетела огненная пика.

— Осторожно! — крикнул Штайнмайер, когда что-то влетело в помещение и стало плеваться искрами.

Том и Мошав наклонились. Внезапно что-то громко затрещало, и яркая молния осветила комнату. Штайнмайер закричал, когда яркое сияние ослепило его. Он уронил оружие и, шатаясь, вышел из-за шкафа. Не успел он понять, что произошло, как грянули два выстрела и он рухнул на колени перед диваном. Снова прозвучал выстрел. Штайнмайер упал на пол. Мошав заметил, где сверкнуло пламя. Он прицелился. Затем, не колеблясь, выстрелил в дверной проем. Полетели щепки, и прозвучал резкий крик. В дверях появилась коренастая фигура. Она четко выделялась на фоне проема. Снова Мошав нажал на спуск. Мужчину будто ударил невидимый кулак, и он полетел вниз по лестнице. Не успел Мошав снова прицелиться, как в помещение в умелом прыжке влетела еще одна фигура. Едва она приземлилась, как жилище сотряс гром двух выстрелов.

Мошав уронил оружие и выпрямился, а затем боком повалился на пол, кувыркнувшись через диван.

Тома парализовало от страха. Только когда тень снова выстрелила в его направлении, он пришел в себя и спустил курок. Оглушительный треск ударил его по ушам. Нападающий, очевидно, спрятавшийся за шкафом, снова выстрелил в него. Тома обдало жаром, когда пуля пролетела в сантиметре от его головы и вонзилась в дощатую перегородку. Он опять выстрелил в незваного гостя. Внезапно у двери вспыхнул карманный фонарь. Верхняя часть туловища Тома оказалась в луче света.

— Не двигаться! Оружие на пол! — угрожающе прозвенел женский голос.

Том медлил. Пуля, вонзившаяся в стену рядом с ним, подкрепила устное требование. Он уронил ружье и поднял руки вверх. Не успел он понять, что произошло, как его сразил удар кулака. Боль пронеслась по его телу, и он отправился в глубокий обморок еще до того, как рухнул на пол.

Когда Том медленно пришел в себя, в комнате горели керосиновые лампы. Том потер саднящий подбородок.

— Не двигайся, или я отправлю тебя на тот свет, — заявила светловолосая женщина, которая стояла перед ним, направив на него пистолет. Где-то в стороне он услышал стон.

— Пристрели его, если он пошевелится, — произнес мужчина с южным акцентом.

Том поднял руки.

— Я не вооружен, — простонал он.

Он огляделся. Штайнмайер лежал перед диваном, его открытые глаза безжизненно уставились в потолок. По лбу у него стекала струйка крови. Мошав лежал на животе в нескольких метрах от него. Лица его видно не было. Он тоже не шевелился.

Высокий худой мужчина стоял спиной к Тому перед профессором, сидящим в инвалидной коляске.

— Говори, если не хочешь закончить так же, как твой друг Рафуль! — приказал высокий мужчина.

— Вы зверски убили Хаима Рафуля, — прошипел профессор Юнгблют. — Я ничего не расскажу вам. Ни единого слова. Можете убить меня.

Мужчина повернулся к сообщнице и рассмеялся. Том испугался, увидев дьявольскую гримасу мужчины.

— Рафуль, оба вероломных священника, а также профессор в Иерусалиме и его сообщница, — ледяным тоном перечислил Дьявол. — Одним больше, одним меньше — это уже не важно. Но сначала мы застрелим вашего юного друга, чтобы вы знали: ставки очень высоки. Итак, где документы?

— Вы так или иначе убьете нас, так с какой стати я вам это скажу? — спросил Юнгблют.

Дьявол громко рассмеялся.

— Вы могли бы выбрать, хотите ли вы оба умереть легкой смертью или сначала испытать нечеловеческую боль.

Том опустил руки. Провел рукой по глазам. Наконец он со стоном выпрямился, не забывая следить за тем, чтобы движения оставались медленными и осторожными и не раздражали светловолосую женщину. Проведя правой рукой по бедру, он нащупал маленький револьвер, который положил в карман. Очевидно, они не обыскали его. Том знал, что этот пистолет — его единственный шанс ускользнуть из рук смерти. Однако пока что у него не было возможности воспользоваться им. Светловолосая женщина не спускала с Тома глаз. Она стояла метрах в двух перед ним, широко расставив ноги. Том лежал, опираясь верхней частью туловища на стену.

— Можно я сяду? — тихо спросил он.

Говорить было больно. Блондинка кивнула.

— Отвечай же, старик! — снова потребовал Дьявол.

— Вы никогда не получите артефакты. Я уже старше, чем хотелось бы. Я не боюсь смерти. Еще и потому, что, в отличие от вас, у меня все еще есть Бог, в то время как вы скоро будете гнить в холодной земле.

Дьявол ударил старика ладонью по лицу. По губам Юнгблюта потекла кровь.

— Вы — дьявол. Не случайно у вас такое лицо.

Дьявол снова замахнулся. Снова его ладонь ударила профессора по лицу. Юнгблют осел в своей инвалидной коляске.

— Не убей его! — крикнула женщина.

— Я… артефакты… свитки… — простонал Юнгблют искаженным от боли голосом.

— Я не понимаю тебя, старик!

— Я… я могу…

Дьявол наклонился к профессору и приблизил к нему ухо. Том недоверчиво наблюдал за происходящим. Неужели профессор выдаст тайну? Неужели несколько пощечин лишили его мужества?

48

Роствадьд, недалеко от Бишофсвизена…

Буковски и патрульный полицейский ехали на служебной машине по направлению к Роствальду. Оперативная группа из Мюнхена могла прибыть на место событий в лучшем случае через полчаса. У опушки леса, на проселочной дороге, они остановились. Полицейский запросил по радио подкрепление и сообщил свои координаты в участок. Еще две патрульные машины уже были в пути. Буковски вышел наружу, закурил сигарету и подождал, пока его коллега передаст радиограмму.

— Как далеко отсюда хижина? — спросил Буковски, когда патрульный тоже вышел из машины и повесил рацию с наружной стороны окна.

— Чуть меньше двух километров, — ответил полицейский. В тусклом свете лампочки в салоне автомобиля Буковски увидел, что коллега указывает на дорогу дальше того места, где они находились.

— Сначала едешь прямо, потом сворачиваешь налево. Хижина стоит на маленькой поляне.

— Может ли там сесть вертолет? — нетерпеливо спросил Буковски.

— Это нереально, — ответил полицейский.

Предполагалось, что оперативная группа прилетит на вертолете в Берхтесгаден, а там пересядет на два автобуса «фольксваген», принадлежащих району. По расчетам, как было известно Буковски, они должны были уложиться в полчаса. Но, похоже, времени уйдет больше.

— Как вы считаете, что мы обнаружим в хижине? — спросил его патрульный.

Буковски пожал плечами.

— Если нам повезет, мы застанем там вашего друга Штайнмайера и старика в инвалидном кресле.

— А если мы потерпим неудачу?

— Два трупа, или же нам предстоит освободить заложников, — сухо ответил Буковски.

Полицейский достал табельное оружие и перезарядил его.

— Вы также вооружены, если не ошибаюсь.

Буковски сунул руку за пояс и достал свой «вальтер».

— Я могу только надеяться, что они нам не понадобятся. Если случится худшее, то нам придется иметь дело с настоящими профи. На их совести уже смерть нескольких человек.

— Тогда, пожалуй, действительно лучше дождаться оперативную группу.

Но не успел Буковски ответить, как ночную тишину разорвал выстрел. Буковски испуганно вздрогнул.

— Вот дерьмо! — выругался он и прислушался.

Снова раздались выстрелы. На этот раз они были значительно тише.

— Это пистолеты и карабин, — заметил полицейский. — Судя по звуку, дробовик.

Буковски торопливо швырнул сигарету на землю и растоптал ее.

— Идем, нельзя терять времени! — решительно крикнул Буковски своему провожатому.

— Но как же оперативная группа?

— Вы действительно собираетесь ждать здесь, пока там, в лесу, возможно, умирают люди?

Полицейский обежал машину и сел за руль. Коротко сообщил об изменившейся ситуации в участок. Затем вопросительно посмотрел на Буковски.

— Сможете доехать туда, не включая фар?

— Посмотрим, — ответил патрульный и запустил мотор.

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена…

Дьявол низко наклонился к старику в инвалидной коляске.

— Что ты хочешь сказать мне? — спросил он.

Старик захрипел.

— Говори уже, где ты спрятал документы, — снова приказал Дьявол. — Не ухудшай положение — свое и своего друга.

Внезапно рука старого профессора с неожиданной скоростью вылетела у него из-за спины. Раздался сухой шлепок, и Дьявол издал резкий и протяжный крик.

Том недоверчиво наблюдал за происходящим. Высокий мужчина с лицом дьявола выпрямился и обхватил руками шею. Его сообщница обернулась.

— Фабрицио, что случилось?

Том увидел, что из шеи Дьявола торчит рукоятка ножа. Мужчина, шатаясь, шел к столу. Наконец он рухнул на пол и потащил стол за собой. Керосиновая лампа упала прямо на извивающегося и барахтающегося на полу незваного гостя, из раны в шее которого фонтаном била кровь.

— Вот что у меня есть для тебя! — холодно прошипел старый профессор.

Сообщница Дьявола направила оружие на старика и вылила на него поток французской брани.

Том сунул руку в карман своих широких брюк, но не успел достать пистолет, как женщина выстрелила. Первая пуля попала Юнгблюту в бок, вторая пролетела мимо. Внезапно вспыхнул огонь. Вытекший керосин загорелся и зажег ковер. Когда женщина хотела выпустить в профессора третью пулю, Том спустил курок. Он не целился, однако его пистолет был направлен на женщину. Он попал ей в руку, но это не помешало ей еще раз выстрелить. Пуля снова попала в тело профессора. Тогда Том вновь спустил курок. На этот раз он лучше прицелился, и женщина развернулась и пораженно уставилась на него. Прежде чем она смогла навести на него оружие, Том выстрелил в третий раз. Женщину отбросило в сторону, и она упала. При этом она потеряла оружие. Том вскочил и оттолкнул пистолет блондинки подальше. Она испуганно посмотрела на него. Том прицелился ей в голову. Какое-то мгновение он боролся с искушением застрелить ее. В его голове носились воспоминания — воспоминания о Джине, о Джонатане Хоуке, об Аароне, обо всех его друзьях, которых он потерял из-за коварных ударов этой банды убийц. Однако разум все же победил, и он отвел оружие.

Между тем огонь охватил стол и часть инвентаря. Том повернулся к профессору, который сидел мешком в своей инвалидной коляске и тихо хрипел.

Рим, Sanctum Officium…

Отец Леонардо вылетел последним рейсом «Алиталии» из Мюнхена в Рим и заснул в самолете. Он узнал, что кардинал-префект уже в десять часов утра снова отправится в Южную Америку. Но на этот раз от него так просто не отделаются, на этот раз префекту придется держать ответ.

Было начало девятого, когда отец Леонардо преодолел длинный коридор и ворвался в покои префекта. Монах, сидевший за письменным столом у двери в кабинет кардинал-префекта, окинул ворвавшегося к нему священника недоверчивым взглядом.

— Мне нужно к префекту, — резко заявил отец Леонардо.

Монах сочувственно улыбнулся.

— Он занят. Готовится к отъезду, — и перевернул страницу книги, лежавшей перед ним на столе. — Свободное время у него появится только на следующей неделе.

Отец Леонардо улыбнулся.

— Это, к сожалению, слишком поздно, — ответил он, а затем неожиданно проскочил мимо монаха и открыл дверь в кабинет префекта.

— Стойте! — закричал ему вслед монах. — Святой отец, вы не можете так просто…

Конца фразы отец Леонардо не услышал, поскольку захлопнул за собой дверь.

Префект стоял за письменным столом и говорил по телефону. Он недоверчиво посмотрел на отца Леонардо. Лицо его стало белым как мел, когда он прочел выражение глаз священника. Он нерешительно повесил трубку.

— Да что на вас нашло, что вы врываетесь в мою комнату без предупреждения?! — возмутился префект.

— Кто стоит за Cortfriere Jesu Christ? — спросил отец Леонардо, не обращая внимания на слова префекта. — Вы также принадлежите к этому братству?

Префект робко улыбнулся.

— Отец Леонардо, вы ведь разумный человек.

Отец Леонардо свирепо сверкнул глазами. Дверь открылась, и монах, сидевший в приемной за столом, вошел в комнату вместе со своим братом по вере.

— Извините, Ваше Высокопреосвященство, — подобострастно произнес монах. — Но он просто прошел мимо меня. Прикажете избавить вас от его присутствия?

Кардинал-префект примирительно поднял руки.

— Все в порядке, оставьте нас одних, — ответил он.

Оба монаха исчезли.

— Сядьте, мой неистовый друг, — елейным голоском проговорил префект.

Его голос неожиданно зазвучал мягко и нежно, как у отца, который беседует с сыном. Однако отец Леонардо не доверял этому голосу, как не доверял и префекту, поскольку тот, в конце концов, сознательно послал его на миссию, которая с самого начала была обречена на неудачу.

— Вы злоупотребили моим служебным рвением, — заметил отец Леонардо. — Вы были в библиотеке и изъяли дело о братстве Христа, ни слова мне об этом не сказав.

— Я просто собирал информацию, — уклончиво ответил префект.

— А в Эттале? Вы просто нанесли визит вежливости?

Кроткая улыбка сошла с лица префекта.

— Ну ладно, я не стану оспаривать тот факт, что убийства наших братьев по вере в Германии вызвали у меня беспокойство. Но мой долг как префекта, как представителя нашей святой церкви состоял в том, чтобы собрать всю информацию на месте.

— Ваш долг состоял также в том, чтобы поставить меня в известность об этом. В конце концов, вы поручили мне расследование этого дела. Или вы послали меня в длительное путешествие в Иерусалим только лишь для того, чтобы успокоить свою совесть — или совесть кардинала Боргезе?

Кардинал-префект откинулся на спинку стула.

— У вас было задание: обнаружить Хаима Рафуля, но вы не справились. По этой причине я вынужден был сам приложить усилия для выполнения задания.

— Я нашел его, — возразил отец Леонардо.

Префект недоверчиво посмотрел на него.

— Его распяли головой вниз. На Кёнигзее, но вы, разумеется, уже знаете об этом.

Префект откашлялся.

— Я слышал об убийстве у подножия Вацманна. Но я не знал, что речь идет об этом еретике.

— Я думаю, вы знаете больше, чем готовы признать. Что с этим братством нечисто? И почему два наших брата по вере должны были умереть ужасной смертью? Они предали нашу церковь? Насколько я слышал, оба были специалистами по древним восточным языкам. Или им пришлось умереть из-за того, что они обнаружили некую тайну, которую нельзя было открывать общественности? А может, вы даже позаботились о том, чтобы этих людей убили?

Лицо префекта медленно залила краска гнева.

— Что вы себе позволяете? — прошипел он.

— Я думаю, полиции будет очень интересно узнать, как глубоко наша церковь замешана в убийствах. Возможно, детектив из немецкой полиции будет мне благодарен за кое-какие намеки. Мир стал единым, так что итальянские органы власти тоже наверняка…

— Вы знаете правила?

— Почему я должен придерживаться правил, если сам префект не считает это необходимым? Мне нечего терять. Я вовсе не хотел работать здесь, в Риме, я вовсе не хотел выполнять задания Sanctum Officium. Так чего же мне бояться?

Префект встал.

— Вы наглец, вы ведь совершенно не понимаете, что стоит на кону! — кричал он на отца Леонардо.

— Однако я понимаю, что здесь существует какой-то заговор, и я знаю, что вы принимаете в нем непосредственное участие. И, кроме того, я знаю, что шесть человек уже лишились жизни. Я также понимаю, что полицию это очень заинтересует.

Отец Леонардо резко встал и быстро пошел к двери.

— Стойте! — крикнул ему вслед префект.

Отец Леонардо нажал на дверную ручку и открыл дверь.

— Ради Бога, подождите!

Отец Леонардо обернулся.

— Чтобы выслушать очередные лживые байки из ваших уст, Ваше Высокопреосвященство?

— Ради Бога, пожалуйста, я прошу вас, отец Леонардо. Дайте мне и матери-церкви еще один шанс.

Отец Леонардо закрыл дверь.

— Я хочу правды и ничего, кроме правды. Поклянитесь в этом, поклянитесь на крови Христовой!

Префект вздохнул. Он упал в кресло и смахнул со лба седые волосы.

— Я расскажу вам все, что знаю. Я клянусь в этом, на крови Христовой. Но не надо ухудшать и без того плохую ситуацию. Наша церковь находится в серьезной опасности.

Отец Леонардо вернулся к своему стулу и сел.

— Настали самые темные времена для нашей церкви за последние несколько столетий, — вздохнул кардинал-префект. — Боюсь, за последнюю тысячу лет наша мать-церковь никогда еще не оказывалась так близко к пропасти.

— Папа знает?

— Папа стар и дряхл, — ответил префект. — Все мы знаем, как у него обстоят дела. Нет, мы предоставлены сами себе. Никто не сумеет помочь нам.

— Расскажите мне о братстве, — попросил отец Леонардо.

Префект уставился в потолок.

— История братства уходит в глубь веков, к временам рыцарей Храма, — начал кардинал-префект. — Оно поставило перед собой задачу защищать веру. И оно считает, что для этого все средства хороши.

— Вы принадлежите к этому братству?

— Боже упаси! — воскликнул префект. — Я Божий человек, я черпаю силу из своей веры, и я абсолютно убежден, что должна существовать только одна церковь. Церковь, которая является одновременно сильной и милосердной. Которая возвращает заблудших овец в свое лоно исключительно силою слова, а не бессмысленным насилием.

— Кардинал Боргезе, — продолжал отец Леонардо. — Он член этого братства Христа?

Префект кивнул.

— Боюсь, что так. Боюсь, руки у него в крови.

— Что скрывается за этим братством, зачем нужна еще какая-то организация помимо нашей матери-церкви, которая бы защищала веру? Неужели церковь сама не в состоянии это делать?

Префект выпрямился.

— Рыцари Храма обнаружили под Храмом Соломона свитки, которые подвергают серьезному сомнению существование Иисуса Христа. Эти свитки предоставили им возможность создать из кучки рыцарей удачи могущественный орден, с которым даже Папа вынужден был считаться. Доказательств этому нет никаких, однако такие слухи ходят. Но залог, который они держали в руках и который помог им приобрести влияние и богатство, после захвата Иерусалима сарацинами оказался за пределами досягаемости. Это дало церкви возможность раз и навсегда положить конец господству тамплиеров. В результате дело дошло до Черной пятницы, когда орден тамплиеров был распущен.

— И Хаим Рафуль искал эти документы, и он нашел их, когда в долине Кидрона обнаружили могилу рыцаря Храма, — сделал вывод отец Леонардо.

— Наверное, так оно и было.

— Кто скрывается за этим братством?

Префект пожал плечами.

— Некоторые из членов ордена были людьми веры, церковниками, так же как и мы. Остальные извлекли из церкви выгоду. Дельцы, обогатившиеся за счет нашей веры. Не в их интересах, чтобы народ узнал о существовании свитков.

— И это братство действительно пережило столетия?

Префект кивнул.

— От отца к сыну, в семье, в традиции лежат его корни. Общая воля, закрепленная в клятве на крови, пережила столетия.

— Эти документы, завещание тамплиеров… Они не врут? Иисус действительно не более чем выдумка?

Префект всплеснул руками.

— Это предание из тех времен, когда Рим владел Иудеей. Может, правда, а может, и ложь. Никто не в состоянии сказать, что люди в те времена считали правдивым или ложным. В нашей вере лежит наша сила.

Отец Леонардо задумался.

— Эти свитки сейчас находятся в Европе, в Баварии. И они, по крайней мере, заставят людей задуматься. Те, кто подвергает сомнению нашу церковь, отвернутся от нее.

— Катастрофа, — жалобно простонал префект.

— Иисус, Бог — все это ложь? — Отец Леонардо встал.

Он подошел к окну и посмотрел на утреннее солнце, заливающее Рим ярким светом.

— Вы поможете мне? — спросил кардинал-префект.

Отец Леонардо тяжело вздохнул. Наконец он обернулся к префекту.

— Мне нужна свобода действий. Кроме того, мне нужны деньги. Банковский счет. Пожалуй, очень много денег. И я все сделаю по-своему. Уже не те времена, чтобы убивать иноверцев. Наше общество изменилось.

— Деньги, счет, — повторил кардинал-префект. — Вы получите все, что вам нужно, если только предотвратите беду, которая угрожает всем нам.

Отец Леонардо кивнул.

— Если мне это удастся, то я хочу получить вознаграждение.

— Все, что вы пожелаете, — ответил префект.

— В Палермо, недалеко от моей родины, есть школа, которая заботится о детях бедняков. Я всегда мечтал руководить этой школой. Я никогда не хотел служить Богу здесь, в тесных стенах, так как Бог там, где бедные и беспомощные. Я хочу, чтобы вы немедленно перевели меня туда и доверили мне руководство школой Сан-Маурицио-де-Пальмера.

— Все, все, что вы пожелаете; но как вы собираетесь удержать эту лавину, которая несется на нас, угрожая поглотить? — спросил префект.

Отец Леонардо хитро улыбнулся.

— Смятение, — ответил он. — Вам больше ничего не нужно знать. Смятение.

Кардинал-префект кивнул.

— Я отправлю посыльного, — продолжал отец Леонардо. — Он заберет подписанный приказ о моем переводе часов в десять. Потом мне понадобится доверенность на счет. Она тоже должна быть готова к тому моменту, как здесь появится мой посыльный. В этом деле мне нужна полная свобода действий.

— Я прикажу подготовить все необходимое, — ответил префект. — Насколько большой должна быть сумма покрытия счета?

— Скажем, двести миллионов долларов, — заявил отец Леонардо, прежде чем выйти из кабинета кардинал-префекта. — И, кроме того, мне нужна голова кардинала Боргезе.

Префект еще довольно долго смотрел в потолок, широко раскрыв рот. Наконец он открыл ящик письменного стола и достал оттуда папку. На ней красными буквами было написано: «Пьер Бенуа».

49

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена, Бавария…

Том постепенно очнулся от оцепенения. Темный едкий дым наполнял помещение. Он огляделся и заметил одеяло. Быстро схватил его и бросил на огонь. Однако попытка затушить пожар ему не удалась: огонь уже охватил слишком большую площадь. Языки пламени, шипя, снова взметнулись вверх, стоило ему лишь приподнять покрывало. Наконец он наклонился к Мошаву. По лбу у того стекала кровь.

— Мошав, что с тобой?! — крикнул ему Том, однако ответа не последовало.

Том проверил, дышит ли еще его друг. Живот у него еле заметно поднимался и опускался. Том снова наклонился, взял друга за плечи и потащил к двери. Оказавшись снаружи, Том стал хватать ртом воздух. Между тем огонь уже охватил часть мебели. Когда он тащил Мошава вниз по лестнице, то прошел мимо безжизненного тела коренастого убийцы. Мужчина лежал на боку. В зареве пожара Том увидел, что вся грудная клетка убийцы залита кровью. В его открытых остекленевших глазах отражалось зарево пожара. Без сомнения, мужчина был мертв. Протащив Мошава еще несколько метров, Том опустил его на землю. Мошав застонал и открыл глаза.

— Где… где я… что произошло? — срывающимся голосом спросил он.

— Что с тобой, где болит?

Мошав ощупал голову.

— Голова болит. Такое чувство, что она скоро расколется надвое.

— Лежи здесь! — крикнул ему Том и поспешил к хижине, из которой уже валил густой дым.

Ни секунды не колеблясь, Том нырнул в огненный ад. Он хорошо запомнил, где в последний раз видел профессора. Он стал торопливо, ощупью искать дорогу. Наконец он нашел старика, который, тяжело дыша и завалившись набок, сидел в инвалидной коляске.

— Все… все кончено… — простонал старый профессор. — Спасайся. И… и возьми это.

Он протянул Тому цепочку, на которой висел маленький серебристый ключ. Том взял украшение и повесил его себе на шею. Глаза у него слезились.

— Камеры хранения… на главном вокзале… в… в Берхтесгадене, камера восемнадцать, — стонал профессор.

Том не обратил на его слова особого внимания и достал старика из инвалидной коляски. Профессор весил немного. Стараясь не дышать глубоко, Том побежал к двери по маленькому проходу, не затронутому огнем. Он чуть не споткнулся о женщину, которая лежала на полу и слабо попыталась схватить его за ноги. Глаза ее были широко раскрыты от ужаса.

— На помощь… помоги… помоги мне! — попросила она Тома.

Но Том уже прошел мимо нее и двигался к цели, делая гигантские прыжки через языки пламени. Он выскочил наружу и побежал к Мошаву, по-прежнему держа профессора на руках. Он осторожно положил Юнгблюта на траву рядом с Мошавом и трижды глубоко вдохнул. Затем снова развернулся.

— Куда… куда ты собрался? — крикнул ему вслед Мошав.

— Спасти женщину, — ответил Том.

— Ты с ума сошел? Она же хотела убить нас, а теперь ты рискуешь ради нее жизнью! — крикнул ему вслед Мошав, но Том уже поднялся по лестнице.

Тем временем пламя в хижине поднялось до высоты человеческого роста. Резкий крик донесся до него из хаоса огня и дыма. Том задержал дыхание и вбежал в хижину.

— Он сумасшедший, — вздохнул Мошав.

Старик профессор попытался встать, но снова упал.

— Нет, он — христианин, — простонал он.

Том прекрасно помнил дорогу. Женщина вроде бы лежала прямо у коридора, ведущего к однорядной кухне. Из-за дыма ему ничего не было видно. Он ощупью искал дорогу. Невыносимый жар жег его кожу, но адреналин заглушал боль. Все дальше и дальше продвигался он в полыхающий ад. Хруст балки перекрытия заставил его вздрогнуть. Внезапно на другой стороне хижины обвалился кусок стены — огонь все глубже въедался в древесину и подтачивал устойчивость конструкции. Но тут, в наполненной чадом темноте, он почувствовал чью-то руку. Он потянул за нее, и перед ним появилось лицо женщины с широко раскрытыми глазами. Он что было сил дернул за руку и потихоньку подтащил к себе тело раненой. Наконец он нащупал ее плечи. Тогда Том потянул ее за собой и стал пробиваться к двери. Ее тело было тяжелым, ему стало не хватать воздуха, но тем не менее он удержался и не вдохнул дым. Когда он дошел до двери, силы его были уже на исходе. Ночная прохлада приятно освежила его перегретую спину. Наконец он преодолел стену из чада и дыма и вышел наружу. Том стащил женщину вниз по ступеням и, пройдя несколько метров от хижины, рухнул на землю. Приступ кашля чуть не лишил его чувств. Когда он хотел снова встать, то услышал глухой голос, который перекрыл треск и шипение огня.

— Стоять на месте и не двигаться!

Том упал на землю и перевернулся на бок. Его настиг спазм, а затем наконец его вырвало.

Нью-Йорк, недалеко от Центрального парка…

Жан-Мишель Пикке сидел на стуле в маленьком кафе недалеко от Центрального парка и задумчиво хмурился.

— Это должно обойтись в целое состояние, — заявил он.

— Ста миллионов долларов достаточно? — спросил отец Леонардо, одетый в темно-синюю футболку и бежевые брюки. По одежде никак нельзя было определить, что он служитель церкви.

— За сто миллионов я найму целую команду и прекрасного специалиста.

— Он должен быть человеком известным. Если он заартачится, то я накину еще пятьдесят миллионов. Но только если заартачится. Комиссионные в любом случае составят десять процентов, плюс — гонорар по результату, если мы сможем все устроить дешевле.

— Я понял, — ответил Жан-Мишель. — Но повторю еще раз: ты можешь полностью на меня положиться.

— У нас только неделя. Времени должно хватить.

Пикке кивнул.

— У меня уже есть кое-кто на примете. Много лет тому назад он пытался провернуть похожее дело, но не смог найти инвестора. Думаю, он будет в восторге. Этот человек действительно настолько хорош, что сможет все состряпать в течение одной недели.

— Я полагаюсь на тебя, — ответил отец Леонардо.

— А что потом?

— Вернусь в Палермо: я уже по горло сыт Римом. Я больше не вынесу этих интриг, этой лжи и лицемерия. По сути, церковь — коммерческое предприятие, такое же, как и многие другие в этом мире. Даже если наша задача — спасать людские души, то все равно в Риме очень жесткая и иногда давящая иерархия. С меня довольно. В Палермо я вспомню, зачем надел церковное облачение.

Жан-Мишель улыбнулся.

— Вот потому я тогда и снял рясу. Именно по этой причине. И думаю, что поступил правильно.

— Ты еще помнишь доброго Германа? — спросил отец Леонардо.

Пикке пожал плечами.

— Фамилии его я не помню, но он учился в одно время с нами и дал обет в Риме.

Жан-Мишель задумался.

— Немец, светлые короткие волосы, шутник такой?

— Да, родом из Гамбурга. Три года назад я снова встретил его — в миссии в Боливии. По-прежнему отпускает легкомысленные шуточки.

— Кое-что в этом мире никогда не меняется.

— Это точно; впрочем, я слышал, несколько недель назад его убили какие-то преступники.

— Какая жалость, — заметил Жан-Мишель.

— Он помогал беднякам, а не погряз в бумагах. Хотя жизнь его была короткой, за этот короткий срок он сделал больше для Бога и людей, чем я за всю свою жизнь. Несмотря на то что он мертв, я даже немного завидую его полноценной жизни.

Не успел Пикке ответить, как у отца Леонардо зазвонил мобильный телефон.

— Простите, — сказал он.

Это оказался отец Филиппо из францисканского монастыря в Иерусалиме.

— Все сделано так, как вы хотели. Еще сегодня я пошлю документы по адресу, который вы мне дали, — сообщил монах. — Яссау перестал сомневаться, после того как министр недвусмысленно дал ему понять, какие последствия может иметь для него бюрократическая волокита.

Отец Леонардо улыбнулся.

— Вы меня порадовали. Благодарю за хлопоты. В следующий раз, когда я приеду в Иерусалим, я навещу вас лично. Думаю, ждать нам осталось недолго.

Разговор был окончен. Отец Леонардо еще раз высказал свою благодарность и закрыл мобильный телефон. По его лицу промелькнула довольная улыбка.

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена…

Буковски опустил боковое стекло патрульной машины и стал напряженно вслушиваться в ночь. Он насчитал как минимум десяток выстрелов. Грохот дробовика смешивался с треском винтовки, время от времени сквозь них пробивались сухие щелчки пистолетов — а затем неожиданно воцарилась тишина.

Что же произошло в этом тихом районе, где туристы гуляют, восхищаясь видом на горы? Не началась ли здесь война банд из-за древних свитков?

Буковски еще раз проверил пистолет.

Когда они проехали около километра, дорогу им перегородил темный «мерседес» с мюнхенскими номерами.

— Твою мать! — выругался патрульный.

— Тут не проехать, придется бежать!

Они вышли из патрульной машины. Полицейский в форме передал короткую радиограмму в участок.

— Второй патруль только что проехал Бишофсвизен, через десять минут будет здесь, — сообщил он Буковски, который исследовал «мерседес», подсвечивая себе фонариком. Машина была заперта. Очевидно, ее специально поставили поперек дороги, чтобы задержать возможных беглецов.

Тяжело ступая по мягкой земле, они пошли дальше. Буковски задыхался: сказывалась привычка много курить. Тем не менее он продолжал двигаться вперед. Патрульному же, мужчине лет сорока, небольшой подъем, напротив, не стоил никакого труда. Через некоторое время от дороги пошла тропа направо. Патрульный первым заметил блеск металла.

— Там еще одна машина! — прошептал он Буковски.

Снова Буковски достал фонарик, бывший, впрочем, немного больше брелка для ключей. Тем не менее Буковски радовался, что взял его с собой.

Он подошел к серебристому «форду». На нем также были номера баварской столицы. И он тоже был пуст и заперт.

— Туда! — закричал полицейский.

Буковски обернулся и увидел языки пламени, светящиеся за деревьями.

— Быстрее! — крикнул он своему провожатому. Чем ближе они подходили, тем меньше сомнений у них оставалось. Хижина в Роствальде горела, и огонь уже плясал над крышей.

По тропе они подошли к хижине. Здесь они снова наткнулись на машину — темный «рено» с местными номерами.

— Это машина Ганса, если не ошибаюсь, — прошептал полицейский.

— Осторожно, — напомнил ему Буковски, — не забывайте, эти люди опасны. Они уже убили несколько человек.

Буковски достал оружие. Патрульный последовал его примеру. Буковски сошел с тропы и стал продираться сквозь подлесок. Зарево пожара давало более или менее достаточно света. Он медленно подкрадывался к хижине.

Внезапно он заметил лежащих на земле людей и осторожно подобрался поближе. Патрульный не отставал.

— Выждем! — прошептал Буковски своему провожатому. Треск огня заглушил его слова. Постепенно его пульс снова пришел в норму.

Наконец он увидел, как из горящей хижины выходит мужчина. Он тащил за собой какого-то человека. Мужчина, кажется, из последних сил двигался к лежащим на земле людям. Буковски рассмотрел светлые волосы женщины, которую незнакомец тащил за собой. Наконец тот упал на землю. Затем снова ненадолго поднялся, после чего его вырвало. Буковски буквально вылетел из подлеска, сжимая в руках пистолет, направленный на незнакомца.

— Стоять, полиция! — крикнул патрульный.

— Стоять на месте и не двигаться! — добавил Буковски, хотя мужчина уже лежал на земле — от неожиданности ему ничего другого не пришло в голову.

Мужчина коротко взглянул вверх. Его сотряс приступ кашля.

— Это Штайнмайер?

Патрульный ответил отрицательно.

— Не вставать! — приказал Буковски.

Пока патрульный прикрывал ему спину, Буковски медленно подошел к упавшему. Остальные лежали тихо и не двигались.

— Кто вы? Назовите свое имя! — громким и привыкшим командовать голосом потребовал Буковски.

— Меня… меня зовут… я… Том… Томас Штайн, — ответил тот, но его снова прервал приступ кашля.

— Вы задержаны! — заявил Буковски.

Патрульный подошел ближе. Буковски направил оружие на Тома.

— Наденьте на него наручники! — приказал он патрульному.

Через несколько секунд наручники сомкнулись на запястьях Тома. Буковски наклонился к женщине. Он заметил, что она тяжело ранена, но в сознании.

— Мы из полиции, — сказал Буковски. — Все будет хорошо.

— Он… он меня… он меня… он спас мне жизнь, — простонала женщина.

— Я видел, — ответил Буковски.

Патрульный тем временем наклонился к старику и стал щупать его пульс.

— Это старик-профессор. Он мертв, — заявил он. — Судя по всему, его застрелили.

Наконец Буковски повернулся к Мошаву, который лежал на земле как будто без сознания.

— Он еще жив.

Буковски осторожно похлопал Мошава по щеке. Наконец тот открыл глаза.

— Что, что случилось? Где Том?

Буковски многозначительно продемонстрировал Мошаву свое табельное оружие.

— Мы из полиции. Без глупостей. Думаю, вас ранили в голову. Просто лежите и не двигайтесь, тогда с вами ничего не произойдет.

— Где Том? — повторил Мошав.

— Томас Штайн?

Мошав кивнул.

— Ваш друг лежит вон там. Похоже, он надышался дыма во время своей спасательной операции.

Мошав благодарно посмотрел на незнакомого полицейского.

— Слава Богу! — вздохнул он. — Этот дурак рисковал жизнью ради женщины, которая хотела убить его.

Буковски наклонился к Мошаву.

— Что здесь произошло?

Мошав повернул голову к хижине.

— Вы что, сами не видите?

50

Париж, Сен-Жермен-де-Пре…

Еще до того, как над крышами Парижа забрезжил рассвет, зазвонил мобильный телефон, который кардинал Боргезе положил на тумбочку. Однако звонок не разбудил кардинала. Мрачные мысли никак не давали ему покоя. Всю ночь он лежал без сна, ворочался с боку на бок и пытался задавить возникающие кошмары. Затем он немного вздремнул. Кошмар тут же подкрался к нему, откуда не ждали. Он увидел себя со стороны, как будто бы дух покинул его тело. Он видел себя, висящего на кресте. Кровь стекала из раны у него на боку. Внезапно, как по волшебству, из деревянного креста вырвались языки пламени. Боль пронзила тело распятого.

Кардинал проснулся в поту. Ладони у него кровоточили. Он так сильно сжал кулаки, что ногти пронзили кожу. Кардинал сел в кровати и включил свет. Он уже почти час неподвижно сидел на кровати и смотрел в одну точку, когда зазвонил телефон. Он посмотрел на будильник. Было начало шестого. Он интуитивно понял: что-то случилось. Прежде чем поднять трубку, он прикрыл глаза и обратил к Небесам короткую молитву.

— Дело сорвалось, нам нужно исчезнуть, — заявил голос в телефоне.

Кардинал тяжело вздохнул.

— Теперь все потеряно, — хрипло ответил он.

— Есть еще один шанс, — возразил ему собеседник. — Последняя соломинка, за которую мы пытаемся ухватиться. Мы можем только надеяться, что полиция не узнает все.

Боргезе вытер капли пота со лба.

— Мы должны сделать то, что должно быть сделано. В жизни каждого есть некое задание. А мы этому заданию посвятили свою жизнь.

— Жду вас завтра в полдень, — произнес голос, и разговор закончился.

Кардинал Боргезе встал с кровати. Он опустился на колени перед крестом на стене и снова сложил руки в молитве.

— Помоги нам, Господи. И если дни наши будут темными и мы познаем нужду, помоги нам, и да минет нас чаша сия. Иначе все, ради чего мы жили, мгновенно погибнет.

Он смотрел на крест с мольбой, но распятый молчал.

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена, район Берхтесгаден…

Прошло двадцать три минуты, после чего хижина под горой обрушилась внутрь. Искры взлетели вверх и повисли в воздухе. Грохот падающих стен и крыши был оглушительным. Неожиданно стало темно, поскольку пламя уходило назад, к очагам возгорания.

— Никому не двигаться, — приказал Буковски.

Ответа он не получил.

Через семь минут к хижине подъехали еще двое полицейских.

— Все в порядке, Зепп? — крикнули они своему коллеге.

— У нас все под контролем, — ответил партнер Буковски. — Он из Мюнхена, из уголовки.

Луч фонарика осветил Буковски, который стоял на коленях рядом с лежащим на земле задержанным.

— Быстрее, — крикнул он полицейским. — Вызовите «скорую». У нас три раненых и два трупа.

Они притащили туда же и труп боксера, который лежал прямо перед лестницей в хижину. Несколько дробинок разорвали ему грудную клетку.

— Ребята уже в пути, — ответил один из патрульных. — Уберите машину, которая блокирует подъезд. «Скорую» уже вызвали.

— Молодцы, — похвалил их Буковски.

Почти час спустя территория вокруг дымящихся развалин хижины была залита светом. Оперативная группа снова оказалась не у дел и уступила место силам спасения. Перед Роствальдом, на лугу, приземлился вертолет спасателей. Пожарная команда из Бишофсвизена и окрестностей прибыла на место. Очевидно, несколько полуночников из Бишофсвизена заметили зарево пожара посреди леса и сразу пришли к выводу, что загорелась хижина Роствальда. А руководитель оперативной группы вызвал пожарную команду. Буковски был доволен. Хотя тушить уже было нечего, пожарники отлично выполняли роль вспомогательной службы во время осмотра места происшествия.

Буковски взял командование на себя.

— Двое полицейских пусть охраняют задержанных. Мы еще не знаем, кто из них преступник, а кто жертва. Женщина-полицейский пусть позаботится о раненой.

Зепп Ортлиб, провожатый Буковски, передавал распоряжения начальника уголовной полиции дальше.

— Вертолет пусть отвезет женщину в Мюнхен, в клинику. У нее обожжены ноги. Кроме того, у нее пулевые ранения в плечо, в бедро и в живот. Есть опасность для жизни.

— А другие?

— Старик получил несколько огнестрельных ранений и, по-видимому, истек кровью, — продолжал Ортлиб. — Черноволосому пуля оцарапала висок. У него, возможно, тяжелое сотрясение мозга, а у блондина — легкое отравление дымом. Кроме того, у него опухла челюсть. Серьезных повреждений нет. Обоих нужно отправить в клинику в Берхтесгаден.

Буковски кивнул.

— У мертвеца перед хижиной был сообщник с ожогами на лице. Кроме того, мы еще не нашли Штайнмайера, если не ошибаюсь.

Ортлиб кивнул и указал на сгоревшую хижину.

— Возможно, он там, внутри. Пожарникам уже начинать поиск пропавших?

Буковски покачал головой.

— Подождем криминалистов, — решил он.

— Они уже в пути.

— Кстати, кто-нибудь из арестованных что-нибудь говорил?

Ортлиб стал указывать на задержанных пальцем:

— Блондин надрывается от кашля, а черноволосый часто теряет сознание.

— А как женщина?

— Врач со «скорой» ввел ее в искусственную кому. Ее еще долго нельзя будет допрашивать.

Буковски сжал губы.

— Ладно, тогда не остается ничего другого, как ждать, что нам поведает место происшествия.

Ортлиб посмотрел на часы.

— Через час уже совсем рассветет, тогда и начнем осмотр.

Штруб, район Берхтесгаден…

Лиза ждала, пока криминалисты закончат обыск в доме профессора. Она воспользовалась случаем и тоже осмотрелась. Повсюду валялись книги — в основном труды по археологии. Она искала тайник, простукивала стены и пол, искала потайные ящики в шкафах, однако так ничего и не нашла. Очевидно, грабители основательно все обыскали и ничего не пропустили. По коридору она прошла в маленькую комнату, примыкавшую к гаражу. Это была комната для гостей: мебель простая, кровать — одноместная. Здесь тоже все было перерыто. Ее взгляд упал на одежду, валявшуюся на полу вокруг шкафа. Она подняла рубашку и осмотрела ее — судя по размеру, она едва ли могла принадлежать профессору; возможно, рубашка принадлежала помощнику. Лиза заглянула в наполовину закрытый шкаф. Там стоял чемодан — пустой, разграбленный, со вспоротой кожей. Ее интерес привлек ярлык на чемодане — он принадлежал израильской авиакомпании. Лиза опустилась на колени и стала рыться в документах, разбросанных по всему полу. Внезапно она насторожилась: среди бумаг она обнаружила билет на самолет, на рейс из Тель-Авива в Штутгарт. Со времени полета прошло едва ли три недели.

Принимал ли профессор гостей? Она продолжила поиск, приподняла одеяло и отвернула матрас. Матрас тоже был вспорот. Наконец она встала на колени и заглянула под кровать. Луч фонарика осветил небольшую карточку. Лиза тут же схватила ее. Это оказалась пластиковая карточка, величиной с чековую. На лицевой стороне находилась фотография какого-то мужчины, а надписи были сделаны на иврите. Она перевернула карточку. Обратная сторона была заполнена по-английски.

— Профессор Хаим Рафуль, — вслух прочитала она. — Университет Бар-Илан, Тель-Авив.

Удостоверение подтверждало, что Рафуль является доцентом университета.

— Хаим Рафуль, — снова пробормотала она. — Звучит очень интересно.

Она обернулась. Внезапно ее пронзила резкая боль под ложечкой, как от удара кулаком.

Она съежилась и громко застонала. Один из криминалистов заглянул в комнату. Он испуганно подбежал к Лизе и поддержал ее.

— Что с вами? — обеспокоенно спросил он.

Лиза согнулась. Резкая боль в животе не отпускала. Криминалист усадил ее на кровать, где она упала на бок и свернулась калачиком. Так она и лежала, свернувшись, как ребенок в материнской утробе, с искаженным от боли лицом.

— Быстрее, вызовите «скорую»! — крикнул криминалист своим коллегам.

Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена, район Берхтесгаден…

Когда криминалисты в своем белом микроавтобусе «фольксваген» показались на лесной дороге, Буковски уже едва сдерживал нетерпение. Приехавшие явно не были в восторге от звонка из полиции: несколько часов назад они обыскивали дом старого профессора в Штрубе, а теперь вынуждены работать еще на одном месте происшествия. Подкрепление ехало за ними, но должно было пройти некоторое время, пока оно появится посреди леса под Бишофсвизеном.

Буковски не мог дождаться свою коллегу. После того как мужчины выгрузились из автобуса и надели спецкостюмы, Буковски подошел к ним.

— Я должен знать, что здесь произошло, — заявил он криминалистам.

Руководитель оперативной группы молча кивнул. Буковски огляделся.

— Где моя коллега? — спросил он одного из прибывших, который как раз проходил мимо.

— Она потеряла сознание, — ответил тот. — Мы вызвали «скорую». Она в больнице.

— Что? — растерянно переспросил Буковски.

— В Берхтесгадене, в клинике. У нее сильные боли.

У Буковски перехватило дыхание.

— Осмотрите место происшествия. Возможно, в развалинах лежат еще два трупа.

Он развернулся и стал искать Ортлиба. Нашел он его в кругу коллег.

— Ортлиб, — обратился к нему Буковски, — отвезите меня, пожалуйста, в клинику Берхтесгадена.

— Но мы все еще не можем допросить задержанных, — возразил полицейский.

— Отвезите меня, пожалуйста. Я все вам объясню, но потом.

Ортлиб внимательно посмотрел на Буковски. Он заметил, что тот чем-то обеспокоен.

— Хорошо, — согласился он.

51

Клиника в Берхтесгадене, Бавария…

Районная больница в Берхтесгадене относилась к муниципалитету Марии Герн и располагалась на Локштайнштрассе. Это было светлое здание, окаймленное зеленым лугом. На заднем плане возвышался покрытый лесом холм. Но Буковски было не до красот. Он буквально влетел в холл, чуть не врезавшись в электронные раздвижные двери. Дама в регистратуре посмотрела на него с ужасом. Буковски достал служебное удостоверение и сунул его даме под нос.

— Буковски, уголовная полиция, — прошипел он. — Хочу пройти к Лизе Герман, ее привезли несколько часов назад.

Женщина презрительно скривилась и подвинула к себе клавиатуру компьютера.

— Герман, с одной «р» или с двумя?

— С одной «р» и с одной «н», — нетерпеливо ответил Буковски.

Женщина посмотрела на экран.

— Она лежит в терапии, обследование еще не закончено. Идите прямо, а от дверей — налево по коридору.

Буковски был уже в пути. Он даже не поблагодарил женщину. И то, как она покачала головой, тоже не заметил.

Дверь в отделение открылась автоматически. Буковски свернул направо и побежал по белому коридору. Стены украшали безликие репродукции в рамках. Двери по обеим сторонам были голубого цвета. Добежав до середины коридора, он остановился перед большой стеклянной дверью. На ней было написано «Сестринская», но помещение за ней пустовало. Буковски нетерпеливо огляделся, однако поблизости никого не было видно. «Вот так всегда: когда кто-то нужен, то его как раз и нет. Типичная ситуация», — подумал он.

Дверь недалеко от сестринской открылась, и первое, что увидел Буковски, была тележка уборщицы, с красным ведром на передней панели. За ней следовала маленькая женщина в темно-синем фартуке, с длинной черной косой. Буковски бросился к ней.

— Я ищу Лизу Герман, где она лежит?

Женщина удивленно посмотрела на него и пожала плечами.

— Не понимать, спросить сестра, — ответила она.

— Спросить сестру, — рассерженно прошипел Буковски. — Если бы она там была!

— Ждать, сестра скоро приходить, — произнесла женщина и пошла дальше по коридору.

У двери с табличкой «Смотровая» стояло два стула. Буковски упал на сиденье и стал нервно барабанить пальцами по спинке. Его мысли вращались вокруг молодой коллеги. Что же могло с ней произойти? Она ведь и вчера еще не очень хорошо себя чувствовала.

Буковски не знал, сколько прошло времени, когда внезапно дверь в кабинет открылась и в коридор вышла девушка в белом халате. Ее волосы были связаны в хвост, а на шее у нее висел стетоскоп. Буковски вскочил.

— Простите, — буркнул он. — Я ищу Лизу Герман. Вы можете мне сказать, где она?

Женщина смерила Буковски взглядом.

— Вы ее коллега?

Буковски кивнул и предъявил служебное удостоверение.

— Она уже говорила, что вы должны появиться. Я ее лечащий врач. Сейчас она спит, ей нужно больше отдыхать.

— Но что с ней? — спросил Буковски.

— Она здорова, — ответила врач. — Немного устала и перенервничала. Но все это, пожалуй, произошло из-за гормонального сдвига и абсолютно естественно; постепенно организм приспособится к изменившейся ситуации. Вы должны бы проследить за тем, чтобы она не слишком себя перегружала. Прежде всего, в ближайшее время никаких ночных дежурств. Я думаю, через одну-две недели все снова придет в норму. Но у женщин такое часто бывает в первые недели беременности.

Буковски был так поражен, что и не знал, что сказать. Он стоял перед врачом с открытым ртом.

— Вы хорошо себя чувствуете? Вы тоже выглядите усталым.

— Она вообще не говорила мне, что беременна, — ответил Буковски. — Иначе я никогда не взял бы ее с собой в эту поездку. Кроме того, она говорила, что у нее пошли месячные, а значит, она не беременна; вы, наверное, ошиблись.

Врач пожала плечами.

— Иногда случается, что у женщин в первые недели беременности продолжаются ежемесячные кровотечения. Хоть и не часто такое бывает, но в этом нет ничего необычного. Я думаю, она и сама ничего не знала о своем положении.

— Я могу ее навестить?

— Да, сегодня в полдень. А сейчас она должна хорошенько выспаться. Под вечер можете позвонить. И, если вам не трудно, не могли бы вы оказать ей любезность и сообщить ее парню или родственникам?

— Конечно, — ответил Буковски и продолжал смотреть вслед врачу, которая, приветливо кивнув ему, торопливо пошла по коридору.

Лиза беременна, напомнил себе Буковски. Черт побери, почему она ничего ему не сказала? Женщина ведь должна чувствовать такие вещи. Он отчасти радовался за Лизу, отчасти же это сообщение потрясло его. Он привык видеть ее в своем кабинете. Даже если иногда с ней было трудно. Теперь она, пожалуй, еще сильнее будет ругать его, если он зажжет сигарету. Конечно, он понимал, что когда-нибудь Лиза должна уйти в декретный отпуск, выйти замуж за своего парня, а через пару лет вернуться на работу, но в другом отделении. К тому моменту, подумал Буковски, он сам уже давно уволится из полиции. Жаль, конечно, ему будет ее не хватать.

Жантийи, Франция…

— Никто не отвечает, — сообщила Яара. — Там что-то случилось. Я чувствую это. Том не выключил бы мобильный телефон.

— Может, у него телефон разрядился, — попытался успокоить спутницу Жан.

Они сидели в пансионе «Тиссо», завтракали и смотрели на серую улицу. За соседними столиками сидели другие постояльцы. В «Тиссо» в это время было многолюдно.

— Вчера я тоже ему звонила. Мобильный телефон нужно заряжать часа три или четыре, но никак не весь день.

— И что ты думаешь? — спросил ее Жан.

— Думаю, они в серьезной опасности. Я не могу вот так просто сидеть здесь, в пансионе, и ждать, когда объявится Том.

— Ты действительно его любишь?

Яара взяла кофейную чашку и обхватила ее обеими руками. Она молча кивнула.

— Том — хороший парень, энергичный, — заметил Жан. — Я не думаю, что он станет рисковать. Он отнюдь не сорвиголова, а кроме того, с ним рядом Мошав.

К их столику подошла мадам Дюбарри и наклонилась к Жану.

— Вас к телефону, месье Коломбар. В соседней комнате.

Яара вопросительно посмотрела на Жана.

— Уже иду, — ответил он мадам Дюбарри.

Яара задумчиво смотрела, как Жан идет по комнате для завтраков. Она отставила чашку и стала ждать. Кто может звонить Жану? Может, это наконец Том? Может, он потерял свой мобильный телефон или тот сломался?

Нет, тогда он бы наверняка набрал ее номер. Кто мог знать, что они сидят здесь, в этом пансионе, в пригороде Парижа?

— Не хотите ли еще кофе? — спросила мадам Дюбарри.

Яара покачала головой. Она напряженно смотрела на дверь в смежную комнату. Ей казалось, что прошла целая вечность, когда Жан снова сел к ней за столик.

— Кто это был? — с любопытством спросила она.

Жан махнул рукой.

— Всего лишь Поль, он спрашивал, не хотим ли мы сегодня посмотреть город.

Яара облегченно вздохнула.

— Ты переживаешь за Тома.

— Я больше не смогу сидеть тут.

Жан вздохнул.

— Я понимаю тебя. Давай договоримся: если Том не сообщит о себе сегодня до полудня, то мы поедем в Германию. Согласна?

Яара кивнула.

— Надеюсь, с ним ничего не случилось.

Рим, Sanctum Officium…

Отец Леонардо встал рано. После утренней молитвы он легко позавтракал, а затем удалился в кабинет. На его письменном столе лежала почта. Большой конверт. Срочная доставка из Иерусалима.

Отец Филиппо прислал сообщение со спецпочтой. Отец Леонардо нетерпеливо открыл конверт. В нем лежал акт о наличии недвижимого имущества. Подписанный главой Израильского министерства древностей, завизированный ответственным по проведению раскопок. Отец Леонардо довольно кивнул. Кардинал-префект еще вчера подписал мандат от Sanctum Officium. На документе красовалась церковная печать. Теперь у него уже ничего не сорвется. Жан-Мишель Пикке еще ночью прислал ему сообщение на компьютер. Подготовительный этап завершен, и экспедиция уже в пути. У властей в Святой земле после щедрых пожертвований различным музеям города возражений по поводу выдачи всех необходимых разрешений не возникало. Время поджимало. Но на Пикке отец Леонардо мог полностью положиться. Он не станет привлекать любителей: он знает достаточно профессионалов, которые без труда выполнят эту работу.

Теперь отец Леонардо мог полностью сосредоточиться на выполнении собственного задания. Расходы хоть и были огромны из-за спешки, тем не менее в итоге на счету останется несколько миллионов. На счету, который гарантировал кардинал-префект собственной персоной.

Отец Леонардо довольно откинулся на спинку стула. Все шло по плану, теперь остается только выжидать, пока на юге Германии кто-нибудь не выдаст себя.

Когда звонок телефона вырвал его из задумчивости, он сначала испугался. Он выпрямился и взял трубку. На связи был брат Маркус из Фрайзинга.

— Извините за ранний звонок, но я должен был связаться с вами, как только в нашей местности начнет происходить нечто необычное, — виновато произнес молодой человек.

— Так значит, необычное таки произошло?

— Я это и имею в виду. По меньшей мере несколько местных радиостанций независимо друг от друга сообщают, что недалеко от Бишофсвизена произошла перестрелка между двумя соперничающими бандами. Есть убитые и раненые. Среди них — двое жителей Бишофсвизена. Я, естественно, сразу навел справки. Судя по всему, одна из жертв — страдающий поперечным миелитом профессор Юнгблют. Он был историком и преподавал в Мюнхенском университете.

— Очень интересно, — ответил отец Леонардо, сердце которого колотилось как бешеное. Похоже, все началось раньше, чем он ожидал.

— У меня есть знакомый на «Альпенрадио» в Гармише. Ходят слухи, что эта перестрелка как-то связана с убийствами в Эттале и в церкви в Висе. Говорят, есть три трупа. Раненых развезли по местным больницам. Расследование этого дела ведет тот же полицейский, который расследует убийство в Эттале.

Отец Леонардо сделал глубокий вдох.

— Мой юный друг, вы прекрасно справились. Через несколько часов я приземлюсь в Мюнхене. Было бы хорошо, если бы вы стали моим провожатым на несколько дней. Я расскажу вам, что происходит, когда вы встретите меня в аэропорту.

— Сначала мне нужно поговорить с деканом, — возразил брат Маркус.

— Я это улажу, — пообещал ему отец Леонардо. — Приготовьтесь, пожалуйста. Позже я сообщу вам точное время своего прибытия в Мюнхен.

Закончив беседу, отец Леонардо связался с церковной телефонной службой и попросил соединить его с диспетчерской аэропорта. Меньше чем через десять минут в его распоряжение поступил самолет «Леарджет».

Отец Леонардо провел рукой по густым черным волосам. Наконец дело сдвинулось с мертвой точки, и процесс уже не остановить. Он встал и посмотрел в окно, на небо над Святым городом. Воздух уже дрожал от жары, хотя день только начинался.

— О Господи, если ты существуешь, поддержи меня в ближайшие часы, — вздохнул он.

52

Полицейский участок в Берхтесгадене, Бавария…

Отвезенных в клинику задержанных охраняли полицейские. Пока светловолосый немец — после перепроверки выяснилось, что его действительно зовут Томас Штайн — приходил в себя от небольшого отравления дымом, его темноволосый спутник спал. Он тоже не получил серьезных повреждений, однако некоторое время будет страдать сильными головными болями. Ему повезло: еще бы несколько сантиметров направо, и пуля вошла бы ему в голову Как его зовут, Буковски пока не знал, но, судя по внешности — смуглому лицу и черным вьющимся волосам, — он не был немцем.

Что же касается женщины, которую доставили на вертолете в клинику в Мюнхене, то ее жизни уже тоже ничего не угрожало. К ней еще не пускали после сложной операции, и она почти все время спала. Пули не задели внутренние органы, ожоги на ногах оказались поверхностными и должны были скоро зажить. Своей жизнью она была обязана белокурому немцу. Полицейские, которые охраняли ее в клинике, уже сообщили, что во время недолгого бодрствования она неоднократно спрашивала о своем спасителе и повторяла, что будет рада видеть его.

Когда Буковски вошел в отдел криминалистики на третьем этаже, за столом сидели двое полицейских и рассматривали фотографии с места происшествия. В углу стоял еще один стол, на котором лежали уцелевшие улики с пожара, упакованные в синтетическую пленку. Предположительно они были связаны с ночной перестрелкой в Роствальде.

Полицейские подняли глаза, когда Буковски подошел к столу.

— Добрый день, господин начальник, — поздоровался с ним худой и представился: — Гюнтер Хофманн, руководитель отдела криминалистики местной уголовной инспекции.

— Вам удалось что-нибудь узнать? — напрямик спросил его Буковски.

Он успокоился, потому что Лиза не была больна. Тем не менее ему пришлось приложить определенные усилия, чтобы сосредоточиться на деле, а не думать о посторонних вещах.

— Насколько это вообще было возможно из-за пожара, — ответил Хофманн.

Буковски сел и принялся рассматривал фотографии, которые подвинул ему коллега Хофманна.

— Мы обнаружили еще два трупа в доме, — сказал Хофманн. — Один лежал справа от двери, в нем было три отверстия от пуль. Второй полностью сгорел, в шее у него торчал обугленный обломок ножа. Я не хочу ничего утверждать, пока нет результатов вскрытия, но у обоих раны могли быть смертельными. Я не думаю, что они погибли из-за пожара.

— Мы услышали несколько выстрелов, прежде чем добрались до хижины, — пробормотал Буковски.

В дверь постучали, и в комнату вошел ночной спутник Буковски, патрульный Ортлиб.

— Не помешаю? — спросил он.

Буковски сделал ему знак.

— Идите скорее сюда, в конце концов, вы должны узнать из первых рук, что именно произошло в хижине.

Хофманн коротко кивнул патрульному и подошел к доске, где он перед тем начертил схему.

— Мы полагаем, что одна группа находилась в хижине, в то время как другая пыталась проникнуть внутрь. В развалинах мы обнаружили следы магния. Возможно, была использована дымовая бомба. Кроме того, к задней части «форда», стоявшего поблизости, под бампером был приклеен маячок. Маленькая радиостанция, излучавшая высокочастотный сигнал, который можно перехватить и определить местонахождение машины.

Буковски наморщил лоб.

— То есть преследователи точно знали, где «форд» остановится, причем у них не было необходимости следовать за машиной.

— Правильно, — ответил Хофманн. — «Форд» в Мюнхене арендовал некий Томас Штайн из Гельзенкирхена. Мы проверили это. Женщина из службы проката «Герц» вспомнила, что с ним был еще один мужчина. Судя по описанию, это скорее всего тот парень, который тоже лежит в больнице.

— А другая машина? — спросил Ортлиб.

— Ее днем раньше арендовал мужчина с фигурой бодибилдера, арендовал через банковское поручение. Мужчина предъявил французский паспорт и водительское удостоверение. Звали его Анри Колетт. Но мы уже знаем, что документы были фальшивыми. Другая машина, «рено», принадлежала Гансу Штайнмайеру из Бишофсвизена. Возможно, он и есть тот мертвец из хижины, который с пулевыми ранениями.

— Думаю, я знаю, кто двое других погибших, — вставил Буковски. — Возможно, это два разыскиваемых преступника. Некий Фабрицио Сантини, а другой — низенький и коренастый — наверняка Марсель Марден, француз. Я уже попросил судмедэкспертов провести сравнительный анализ ДНК.

— Женщина явно сидела в «мерседесе», а значит, также могла принадлежать к этой группе. Мы обнаружили в машине куртку и, кроме того, длинные волосы, которые указывают на нее. Мы еще не знаем ее имени. У нее при себе документов не было.

Буковски вздохнул.

— Это как раз оборотная сторона Европы без границ.

Хофманн кивнул и указал на стол.

— Мы обнаружили в развалинах еще несколько единиц оружия. Три длинноствольных, из них два карабина и одно охотничье ружье, а также четыре пистолета: «Люгер», два «Глока» и браунинг. К сожалению, после того как оружие побывало в огне, с него нельзя снять качественных отпечатков пальцев.

— Это значит, — сделал вывод Буковски, — что нам придется полагаться на показания выживших участников бойни.

Хофманн подошел к столу. Буковски и Ортлиб встали и последовали за ним. Хофманн указал на маленький пакет.

— Мы забрали это у Штайна во время обыска, — сказал он.

Буковски стал рассматривать вещи. Связка ключей, серьезно поврежденный мобильный телефон, листок из блокнота, на котором были записаны номерные знаки машины Штайнмайера и его адрес, и золотая цепочка с серебристым ключом. Буковски поднял цепочку и внимательно посмотрел на ключ. Ортлиб заглядывал ему через плечо.

— Они не очень-то подходят друг к другу, — пробормотал Буковски. Он полез в карман пиджака и достал очки для чтения. На одной стороне ключа был написан какой-то номер — 4721-18. Буковски показал ключ Ортлибу. — Можете сказать, от чего он?

Ортлиб забрал у него ключ.

— Похоже, от сейфа или почтового ящика, — предположил Хофманн.

— Я тоже так думаю, — поддакнул Буковски.

Ортлиб наморщил лоб.

— Думаю, скорее от камеры хранения. Банковские сейфы меньше. По-моему, я уже видел такой ключ на главном вокзале. В последнем деле, которое я вел, грабитель спрятал добычу в багажной секции. Кажется, ключ был похож на этот.

Буковски забрал ключ себе.

— Что ж, проверим. У вас есть время?

Ортлиб кивнул.

— Я бы с удовольствием взял вас в напарники, раз уж моя коллега выбыла из игры. Я хочу съездить в больницу и поговорить с этим Штайном.

— Я думаю, мой шеф будет совершенно не против, — ответил Ортлиб.

Автобан А8, между Мюнхеном и Бад-Райхенхаллем…

Отец Леонардо откинулся на спинку кресла, повернулся к боковому окну и стал смотреть на пролетающий мимо ландшафт. Его самолет приземлился в Мюнхене почти час назад. Брат Маркус, как они и договаривались, ждал его в аэропорту. Теперь же они мчались в направлении австрийской границы.

Брат Маркус провел время с пользой и сумел еще кое-что разузнать о ночном происшествии в лесу возле Бишофсвизена.

— Этот Буковски прочно обосновался в Берхтесгадене. В местной больнице сейчас лежат выжившие после пожара. Женщину отправили в Мюнхен. У нее, кажется, более тяжелые ранения.

— На этот раз мы наверняка познакомимся с господином Буковски, — ответил отец Леонардо и ухмыльнулся.

— Как бы там ни было, ходят слухи, что за этим делом якобы стоит мафия. Несколько дней назад, например, на Кёнигзее произошла перестрелка. Там застрелили полицейского. В газетах пишут, что полиция разыскивает двух мафиози. Они якобы взяли в заложники женщину в Миттербахе, а вечером скрылись на вертолете. Похоже на сюжет голливудского фильма.

Отец Леонардо кивнул.

— Жизнь иногда так же увлекательна, а иногда — даже более невероятна, чем кино.

Брат Маркус рассмеялся, а шофер за рулем их темной «ауди» аккуратно притормозил и съехал на боковую дорогу.

— Вы случайно не знаете, когда произошло убийство на Кёнигзее? — спросил отец Леонардо, когда машина остановилась в конце улицы.

Брат Маркус задумался.

— Кажется, это случилось на следующий день после того, как возле Вацманна обнаружили изуродованный труп. Поговаривают, что человека в хижине тоже убили эти мафиози.

Отец Леонардо улыбнулся.

— В таких ситуациях люди любят почесать языками, — заметил он.

В салоне машины воцарилось молчание.

— Куда пойдем сначала? — спросил молодой монах.

— Сначала мы зайдет в приличное кафе и перекусим, — ответил отец Леонардо. — И вас я также приглашаю, мой юный друг. Затем мы посетим полицейский участок и побеседуем с господином Буковски.

Брат Маркус кивнул. Он задумчиво опустил глаза.

— Что с вами, мой юный друг? — спросил его отец Леонардо.

— Да вот… я все время спрашиваю себя, почему церковь и Sanctum Officium так интересуются убийствами в этом районе?

Отец Леонардо понимающе кивнул.

— Можно, наверное, так сказать, — ответил он. — У церкви было украдено нечто очень ценное, и мы хотим вернуть его себе. И вы, мой юный друг, можете помочь мне в этом.

Районная больница Берхтесгадена, Бавария…

Том лежал в отдельной палате, охраняемой двумя полицейскими в форме, которые до сих пор обменялись с ним всего лишь парой слов. На все вопросы, которые он задавал им, они отшучивались или советовали обратиться к полицейскому, ведущему расследование. Журналы, которые они принесли себе, очевидно, были для них важнее, чем разговор с ним. Все, что он узнал — это что задержали его и Мошава, который лежал в соседней палате, по подозрению в участии в перестрелке в Роствальде. Мошав, очевидно, получил легкие ранения и сотрясение мозга.

Том стал думать, какую историю лучше всего рассказать полиции. Он слишком хорошо был знаком с немецкой бюрократией. Высокопоставленные чиновники в этой стране так же неподвижны и медлительны, как слепой хамелеон, и цепляются за свои инструкции, как репей — за волосы.

Он лежал в кровати, изнывая от нетерпения, таращился в стену и убивал время. Минуты тянулись, как густое масло, которое клеится к ложке. У него отобрали все: мобильный телефон, связку ключей и даже цепочку с ключом от сейфа, которую старый профессор дал ему незадолго до смерти.

Да поверят ли ему вообще, если он сообщит им об ужасном заговоре? Воспримут ли его рассказ всерьез, если в результате под вопросом окажется существование Иисуса Христа? Что ответит ему следователь, если он выскажет свое подозрение о том, что за всеми этими преступлениями стоит Римско-Католическая Церковь? Что церковь — не что иное, как огромная банда убийц?

Да его просто примут за сумасшедшего. И Том решил быть осторожным и не вываливать сразу все, что ему известно.

Черт побери, если бы только у его кровати стоял телефон и он мог бы позвонить Яаре! Она наверняка волнуется.

Но не успел он додумать эту мысль до конца, как в палату вошел пожилой человек в сером костюме. За ним следовал полицейский в форме. Том сразу узнал обоих. Даже если, несмотря на зарево пожара в Роствальде, кое-какие детали и остались скрыты от него темнотой, он никогда не смог бы забыть лиц этих двоих. Когда они появились, он понял, что пережил это ужасное нападение.

— Здравствуйте, господин Штайн, — сказал седой. — Меня зовут Буковски, я расследую это дело, помните меня?

Том сел в кровати и кивнул.

Буковски подтащил себе стул и сел рядом с кроватью.

— Прежде чем мы поговорим, я должен предупредить, что вас подозревают в участии в перестрелке в Роствальде. В результате погибли люди. Вы это понимаете?

Том снова кивнул.

Буковски поставил на тумбочку диктофон.

— Вы должны сказать что-нибудь. Этот прибор пока что не записывает изображение.

— Да, — хрипло каркнул Том.

— Вы будете отвечать на мои вопросы?

— Да, если смогу.

— Что произошло той ночью в хижине? — спросил Буковски.

Том задумался, что именно рассказать. Наконец он решил умолчать об истории с Иисусом Христом.

— Я еще не совсем собрался с мыслями, — заметил он.

— Я не тороплюсь, — заверил его Буковски.

Том начал рассказывать о раскопках в долине Кидрона около Иерусалима. Он описал находку могилы крестоносца и ту роль, которую сыграл в этом профессор Хаим Рафуль. Наконец он рассказал и о ценных свитках. Разумеется, он заявил, что не знает, о чем именно в них шла речь. Как бы там ни было, добавил он, они очень ценные, и в определенных кругах за них могли бы предложить миллионы. Он сообщил об убийствах в Израиле и о поисках Хаима Рафуля, который уехал в Бишофсвизен к своему давнему другу, чтобы расшифровать тексты на свитках.

— Тогда, значит, тело у Вацманна принадлежит этому израильскому профессору? — перебил его Буковски.

— Готов поставить свою правую руку, — ответил Том. — Когда мы разыскали адрес профессора Юнгблюта, то нанесли ему визит. Мы видели, что у него побывали воры, а сам он исчез. Но в конце концов мы нашли его в хижине.

— Как же вы его нашли, если вы не поддерживали с ним связь?

— Мы просто проследили за его помощником, — ответил Том.

— Ваш друг — у него не было при себе документов. Мы не знаем, кто он, — сменил тему Буковски.

— Мошав вместе со мной участвовал в раскопках. Он — доктор Мошав Ливни, из Тиберии, специалист по римской истории в Израиле. Его паспорт, наверное, все еще находится в номере, в пансионе «Райссенлеен» в Бишофсвизене. Мой, впрочем, там же. Номера двести семнадцать и двести восемнадцать.

— Допустим, — ответил Буковски. — Я это обязательно проверю. Но что именно произошло ночью в хижине?

Том поднял глаза к потолку.

— Мы проследили за Штайнмайером до хижины. Внезапно он оказался прямо перед нами, с карабином наизготовку. Но когда мы рассказали нашу историю профессору, с нами стали обращаться, как с гостями. Мы даже поели вместе с профессором. Потом наступила ночь, и профессор предложил нам лечь на диван в комнате. Мы уже хотели ложиться, когда Штайнмайер внезапно заметил в окно каких-то людей. После всего, что произошло раньше, нам было ясно, что эти люди наверняка вооружены. Штайнмайер раздал нам оружие. И тут начался ад. Дверь выломали, и в помещение влетела дымовая граната. Дальше все происходило очень быстро. Они стреляли в нас, а мы стреляли в ответ. Штайнмайер упал на пол, моего друга Мошава тоже ранили. Лишь позже я понял, что один из нападавших — женщина. Неожиданно прямо передо мной появился человек с лицом дьявола; он и ударил меня. Когда я снова пришел в себя, он склонился над профессором. Бандит угрожал, что застрелит его, если тот не скажет, где свитки. Нам было ясно, что мы так или иначе умрем. Однако профессор выхватил нож и заколол этого, похожего на дьявола, типа. Тот выстрелил в профессора, после чего упал на стол и опрокинул керосиновую лампу. И внезапно все помещение охватил огонь.

— И тогда вы отнесли в безопасное место своего друга, профессора и даже женщину, которая хотела вас убить.

Том кивнул. Он предпочел умолчать о том, что стрелял в женщину.

— А эти свитки? Профессор сказал, где он их прячет?

— Нет, — ответил Том.

— А вы знаете, где они?

Том прикусил губу.

— Наверное, они сгорели вместе с хижиной.

Буковски выключил диктофон.

— Это очень запутанная история. Поймите меня правильно: мне придется посадить вас в камеру до выяснения всех обстоятельств. Как я слышал, из больницы вас выпишут завтра. Затем вас отвезут в Мюнхен. Но одно я вам обещаю: если все действительно произошло таким образом, как вы мне тут рассказали, тогда скоро вы снова станете свободным человеком.

— Мне нужно срочно позвонить, — сказал Том, увидев, что Буковски собирается встать.

— Да? И кому же?

— Своей подруге. Она, наверное, уже волнуется, я ей давно не звонил.

— Она здесь, в этом районе?

Том покачал головой.

— В Париже.

— Мне очень жаль; я могу распорядиться, чтобы вашим близким сообщили, что вы у нас. Но не больше. Пока все не выяснится, существует опасность сокрытия следов. Понимаете?

53

Главный вокзал Берхтесгадена, Бавария…

Ортлиб направил полицейский автомобиль на стоянку прямо перед вокзалом Берхтесгадена. Буковски, сидевший на месте рядом с водителем, закрыл мобильный телефон. Он поговорил со своим участком и распорядился, чтобы они связались с израильским консульством. Нужно было достать ДНК предположительной жертвы убийства у горы Вацманна, профессора Хаима Рафуля. Если Томас Штайн не наврал на этот счет, то труп скоро перестанет быть безымянным. Кроме того, израильские полицейские должны установить, действительно ли некий профессор Хаим Рафуль принимал участие в раскопках в Иерусалиме вместе с доктором Мошавом Ливни и Томасом Штайном.

— Ну, коллега, — сказал Буковски, когда Ортлиб выключил двигатель, — вы верите нашему свидетелю из больницы?

Ортлиб повернулся боком, положил подбородок на руку и задумчиво посмотрел через лобовое стекло.

— По-моему, парень был достаточно убедителен, — ответил он. — Возможно, это очень близко к правде.

Буковски улыбнулся.

— Я не сомневаюсь, что он рассказал нам почти всю правду. Несколько деталей можно на самом деле просто проверить. Но я думаю, он не все нам рассказал. Прежде всего, он обманул нас в том, что касается его участия в перестрелке и ценных документов.

— Вы считаете, он член банды, которая интересуется древними свитками и артефактами?

Буковски скривил рот и покачал головой.

— Нет, я думаю, что он действительно участвовал в раскопках, но знает больше, чем хочет нам рассказать. Нужно будет взяться за него еще разок.

— А что теперь?

— Камеры хранения, — ответил Буковски и отстегнул ремень безопасности. Он вышел, но не успел захлопнуть дверь, как зазвонил мобильный телефон. Он ответил на звонок. Беседа оказалась короткой: он произнес лишь несколько «да» и «гм». Когда он повесил трубку, то повернулся к Ортлибу, который стоял возле места водителя и нетерпеливо ждал, когда Буковски закончит разговор.

— Звонили криминалисты, — сказал Буковски. — Они нашли хозяина отпечатков в «мерседесе». Я был прав. Машину брали Фабрицио Сантини, тот самый Дьявол, и его друг Марсель Марден. Кроме того, они выяснили личность женщины. Ее зовут Мишель ле Бланк, она из Сент-Максима, это на юге Франции. Она находится в международном розыске по подозрению в совершении нескольких преступлений. Она была подругой Мардена.

— Разве это не еще одно доказательство того, что Штайн говорит правду? — спросил его Ортлиб.

— Да, но, как я уже говорил, он не рассказал нам все, хотя в том, что касается нападения, я ему верю. Марден и Сантини, похоже, убили еще и священника церкви в Висе, и монаха в монастыре Этталь, чтобы подобраться к плану расположения могилы тамплиера в Иерусалиме, который старик-профессор дал монахам для перевода. И убийство в Вацманне тоже на их совести.

— Но они оба мертвы, в живых осталась только женщина.

— Тогда давайте проверим, подходит ли ключ к одной из камер хранения.

И они вошли в здание вокзала. Ортлиб шел впереди. Камеры хранения находились напротив касс. Буковски достал из кармана ключ и передал его Ортлибу.

— Я, похоже, немного волнуюсь, — заметил полицейский. — Ячейка восемнадцать, если не ошибаюсь.

Ортлиб сунул ключ в замок и повернул его. Раздался щелчок.

— В яблочко! — воскликнул он.

Он открыл дверцу, и Буковски увидел металлический контейнер.

— Ну-ка, посмотрим, — произнес он, доставая контейнер из ячейки. Он открыл замки и увидел сверток, замотанный в черную фольгу. Рядом с ним лежал коричневый конверт. Буковски поднял сверток.

— Похоже на вакуумную упаковку, — пробормотал он. — Думаю, лучше ее не открывать. Если я правильно представляю, то там внутри очень старые свитки, и они очень восприимчивы к воздуху и дневному свету. Лучше открыть их в лаборатории.

Ортлиб указал на конверт.

— А вот сюда вполне можно заглянуть.

Буковски кивнул и достал конверт. Вскрыл его. Там лежала папка. Буковски пролистал лежащие в ней бумаги. Среди них оказались чертеж могилы, общий план и несколько фотографий с раскопок.

— Штайн говорит правду, — заметил Ортлиб.

— Это, должно быть, раскопки около Иерусалима. Эта часть его истории правдива, — согласился Буковски.

— Мне все-таки интересно, что находится в вакуумной упаковке, — добавил Ортлиб.

Они закрыли контейнер и пошли назад к машине. Ортлиб положил контейнер на заднее сиденье.

— Я дам вам знать, как только лабораторные крысы вскроют его, — пообещал Буковски и посмотрел на часы.

— Вы думаете о своей коллеге?

— Пусть она поспит еще пару часов, — сказал Буковски.

Районная больница в Берхтесгадене, Бавария…

Жан Коломбар стоял перед гигантским белым зданием с бесчисленными окнами и размышлял, как ему поступить. Он знал, что Мошав и Том после перестрелки попали в больницу. Он также знал, что их задержала полиция и выставила у их палат охрану. Тем не менее ему обязательно нужно было связаться с Томом и Мошавом. «Но как же к ним пробраться?» — лихорадочно думал он.

Наконец он купил в автомате букет цветов и вошел в здание через электрические раздвижные двери. За большой стойкой регистрации сидели две дамы. С одной из них беседовала какая-то семейная пара. Может, просто подойти и спросить? Но эту мысль он сразу отбросил. Если он неправильно себя поведет, администратор, чего доброго, в результате вызовет полицию. И он начал искать другую возможность войти. Он спокойно двинулся по коридору. Всюду сидели пациенты и посетители, а время от времени на его пути попадались врач или медсестра. Полицейских он не видел — они не ходили по коридору и не сидели перед дверьми. Наконец он поднялся по лестнице на второй этаж. В просторной приемной на диванах сидели и разговаривали пациенты и их родственники. Тут и там взрослые играли в карты с детьми. Обстановка казалась спокойной и мирной. Здесь тоже не было никакой полиции. Жан прошел по коридору и снова очутился на лестнице. На площадке стоял невысокий плотный мужчина в синей рабочей одежде и крепил резину к перилам. На его спецовке белыми буквами было написано «Обслуживание», на груди был логотип клиники. Мужчина явно здесь работал. Жан вежливо поздоровался с ним и завел разговор о работе, свободном времени и клинике. Мужчина прервал свое занятие и отвечал на ломаном немецком языке.

— Я слышал, в этой больнице лежат оба раненных в перестрелке в Бишофсвизене, — Жан умело подвел беседу к интересующей его теме. — Странно, почему здесь не видно полиции.

— Полиция здесь, — ответил мужчина. — Первый этаж, задняя комната. В комнате двое полицейских.

Жан ухмыльнулся: ему очень легко удалось узнать все, что он хотел. Он уже давно понял, что очень многое можно выяснить, просто поболтав с людьми. В конце концов, в человеческой природе заложено желание обсудить то, что тебя волнует.

Первая часть его задания была выполнена, однако ему предстояла вторая, гораздо более опасная. Но и там Жан Коломбар знал, как облегчить задачу.

Том лежал в палате сто семнадцать в конце коридора, Мошав — строго напротив. Том по-прежнему задумчиво смотрел в потолок. Ему нужно как можно скорее выбираться отсюда. Тогда ему наверняка вернут все вещи, которые у него забрали во время ареста. Этот Буковски был не так уж неприятен Тому, даже если он, очевидно, и не полностью поверил его рассказу. Но что могло бы случиться, если бы он признался, что, защищаясь, ранил женщину из пистолета, провезенного в Германию нелегально? Пока существует только эта версия — а Мошав наверняка ничего не сможет сказать на ее счет, — полиции придется попотеть, чтобы доказать обратное. А свитки Шломциона не должны стать частью полицейского расследования.

Том ненадолго перевел взгляд на дверь, когда она открылась и вошел врач в белом халате. Один из полицейских встал, но увидел халат и снова опустился на стул, лишь скучающе бросив врачу: «Привет!»

Врач любезно кивнул в ответ и подошел к кровати Тома. Том совершенно не обратил на него внимания, так как опять лег на спину и уставился в потолок.

— Как идут дела у нашего пациента? — спросил врач.

Том услышал его акцент, и тот напомнил ему о Франции.

Он повернул голову и испугался, когда узнал во враче Жана Коломбара. Но Жан, повернувшись спиной к полицейским, недвусмысленно прижал палец к губам.

— Потихоньку, — напряженно ответил Том. — Думаю, меня выпишут сегодня или завтра, а потом эти господа отвезут меня в Мюнхен и посадят в камеру.

— Позвольте, я еще раз осмотрю ваше горло, — сказал Жан и наклонился к Тому. Наконец он прошептал: — Ни в коем случае ничего им не говори. Завтра я приду сюда с адвокатом, и он вытащит тебя и Мошава. Понятно?

— В то время как я буду прозябать в камере, — продолжал жаловаться Том, — мой друг еще, по крайней мере, несколько дней будет лежать в уютной больничной кроватке.

Жан кивнул. Он понял, что Том хотел ему сказать.

— Я вернусь завтра. И не бойтесь: если вы невиновны и полиция ничего не сможет доказать, то адвокат очень быстро вытащит вас из камеры.

Том кивнул.

— Мне не позволяют даже подруге позвонить. А ведь я всего лишь хотел сказать ей, что жив-здоров и люблю ее.

Жан улыбнулся.

— Я передам это ей, если увижу ее.

Наконец Жан развернулся и вышел из комнаты. Прежде чем открыть дверь, он еще раз вежливо кивнул полицейским.

После того как дверь захлопнулась, Тому ужасно захотелось закричать от радости. Но приходилось держать себя в руках. Он и не знал, что Жан способен на такую импровизацию и хладнокровие.

Полицейский участок в Берхтесгадене, склад улик…

Буковски с интересом рассматривал документы и фотографии раскопок в Иерусалиме. Артефакты, герметично упакованные в черную фольгу, он еще не успел передать в лабораторию. На время его работы в этом районе начальник полицейского участка отвел ему помещение склада улик и конференц-зал под служебный кабинет. Постепенно на столе у него скопилась целая гора бумаг. Пришел отчет о результатах вскрытия трех трупов из Роствальда, но ничего нового в нем не оказалось. К сожалению, по отпечаткам пальцев определить, кто держал то или иное оружие, не представлялось возможным. Наверняка можно было сказать только, что Марден был убит зарядом дроби, который разорвал ему грудную клетку и находящиеся под ней жизненно важные органы. Сантини погиб из-за того, что нож перерезал ему артерию. Кроме того, в легких у него не было следов, указывающих на то, что он сгорел заживо. Если теперь придет подтверждение образцов ДНК жертв, то личности их можно считать установленными, и Буковски может закрыть хотя бы часть этого дела. У него создалось впечатление, что картинка постепенно складывается.

Женщина в мюнхенской клинике была на пути к выздоровлению. В нее стреляли из мелкокалиберного браунинга, в то время как профессор погиб, получив несколько пуль калибра 9 миллиметров. Кто же стрелял в женщину? Собственно, из рассказа Томаса Штайна следовало, что стрелять мог только он сам. Возможно, он просто боялся, что ему не поверят, что он действовал в рамках самообороны. Но важные обстоятельства дела по-прежнему оставались невыясненными. Сантини и Марден в большинстве случаев работали в кредит. Значит, где-то есть заказчик, который инициировал эти убийства. И этого заказчика еще нужно разыскать. Вероятно, это успешный банкир или влиятельный бизнесмен, помешанный на коллекционировании. Буковски посмотрел на электронные часы на стене: Лиза уже наверняка проснулась. Он встал и взял пиджак. Но не успел он надеть его, как в дверь постучали.

— Войдите, — недовольно проворчал он.

Дверь открылась, и показалась голова полицейского.

— Внизу сидит священник, который хочет поговорить с вами, — объяснил полицейский. — Он говорит, это очень важно.

Буковски вздохнул и бросил пиджак обратно на стул.

— Откуда такая срочность, — прошипел он. — Ладно, проведите его ко мне.

Когда в комнату вошел отец Леонардо, в черной монашеской одежде и с портфелем в левой руке, Буковски медленно встал и подал ему руку.

— Ваше Преподобие, чем обязан такой честью? — спросил он священнослужителя.

— Я — отец Леонардо из Управления по делам церкви в Риме. Мне поручили зайти к вам. Церковь обеспокоена жестокими убийствами, которые были совершены по отношению к нашим братьям по вере.

Буковски указал ему на стул и сел. Отец Леонардо окинул взглядом стол. Он узнал фотографии раскопок. Взгляд его ненадолго задержался на черной фольге, которая лежала рядом с Буковски.

— А, — сказал священник, — я вижу, вы нашли документы.

Буковски недоуменно посмотрел на пакет.

— Вы об этом?

— Да, их обнаружили во время раскопок в Иерусалиме. Документы, а именно древние свитки, были украдены. Им более двух тысяч лет, их нельзя открывать. Опасность повредить их огромна.

— Но почему вы интересуетесь этими свитками? — удивленно спросил Буковски.

Отец Леонардо положил портфель на письменный стол и открыл его. Затем достал оттуда один за другим несколько документов и подал их Буковски.

— Эти свитки очень важны для церкви, — заметил священник. — Раскопки проводились по поручению Рима. Израильское министерство древностей на законном основании передало эти документы церкви, чтобы она проанализировала их и, возможно, подготовила для передачи Музею истории церкви.

Буковски недоверчиво покачал головой.

— Эти свитки принадлежат церкви? — пораженно переспросил он.

Отец Леонардо, хорошее произношение которого не позволяло заподозрить, что родом он, собственно, из Палермо, улыбнулся Буковски.

— Как говорится, вы попали не в бровь, а в глаз.

— Я не могу отдать вам документы, это улика. В конце концов, в этом районе было убито несколько человек. Это не тот случай, чтобы вот так просто отдать вам документы.

— То, что произошло, — просто ужасно. Уже когда профессор Хаим Рафуль нарушил закон и забрал документы себе, а затем исчез вместе с ними, мы предвидели, что последствия могут быть ужасны. Существует достаточно преступников, которые хотят нажиться на торговле древними свитками или другими артефактами. Но то, что трагедия приняла такие масштабы, по правде сказать, потрясло Рим.

Буковски сложил руки на животе.

— Изъятие этих предметов может разрешить только прокуратура или суд. Мне чрезвычайно жаль, но я не могу так просто отдать их вам.

— Я понимаю, дорогой господин Буковски. Моя просьба носит иной характер. Я хотел лишь просить вас не вскрывать пакет со свитками, чтобы предотвратить их повреждение. Для этих целей в нашей Церковной службе древностей есть специальные лаборатории, в которых работают дипломированные специалисты. Вы уже, конечно, слышали о Кумране?

Буковски кивнул.

— Не поймите меня превратно, — продолжал отец Леонардо. — Мы, естественно, доверяем немецкой полиции, и пока документы упакованы должным образом, с ними ничего не произойдет. А содержание этих документов, поверьте, ничем не поможет в расследовании вашего дела. Этим преступникам, в отличие от матери-церкви, все равно, что написано в свитках; для них главное — что свитки настоящие и очень древние. Чем они древнее, тем выше их цена.

— Мне это ясно, Ваше Преподобие. Можете быть уверены: пока документы под нашей охраной, с ними ничего плохого не случится.

Отец Леонардо встал и широко улыбнулся Буковски.

— В этом я уверен, — ответил он. — Я подготовлю необходимые формальности для передачи нам документов — а пока большое спасибо.

Он подал Буковски руку, после чего покинул помещение.

— Черт побери, только этого не хватало, — буркнул Буковски. — Теперь еще и церковь лезет в мое дело.

Он встал и поднял пиджак со стула, когда в дверь снова постучали.

— Войдите, черт возьми! — сердито рявкнул Буковски.

В комнату вошел Ортлиб.

— Извините, я не хотел вам мешать, — робко произнес он, — но криминалисты обнаружили новые следы ДНК в «мерседесе» преступников. Кроме того, они сняли еще несколько волокнистых следов на заднем сиденье.

Буковски побледнел.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.

Ортлиб пожал плечами.

— Ну да, криминалисты считают, что в машине был четвертый человек.

54

Районная больница Берхтесгадена, Бавария…

Лиза сидела на кровати, поджав ноги. Ее взгляд был устремлен на противоположную стену. Лицо ее застыло подобно маске. Она была одна в палате. Другая кровать пустовала.

— Прости, — сказал Буковски, — прости, что тебе пришлось ждать, но это дело не дает мне покоя. Теперь еще какой-то священник появился. Очевидно, важная птица из Рима. И, по-видимому, мы что-то проглядели в хижине. Я не мог прийти раньше.

— Ничего, — холодно ответила Лиза, не отводя взгляда от стены.

Создавалось впечатление, что она держит глазами какую-то точку, которую боится отпустить.

— Я, разумеется, понимаю, что тебя нельзя беспокоить, пока ты не поправишься. Если бы я знал, что ты беременна, я бы вообще не стал тебя задействовать.

— Я сама этого не знала, — возразила Лиза. — И хорошо, что медсестры в этой больнице торгуют новостями вразнос. Здесь, очевидно, не знают, что такое врачебная тайна.

Буковски недоуменно покачал головой.

— Что с тобой такое? Чего ты сердишься? Господи, ты же беременна. У тебя будет ребенок. У тебя в животе зародилась новая жизнь. Надеюсь, хотя бы отец ребенка немного порадуется этому, если уж ты не хочешь.

— Ха, — сердито фыркнула Лиза.

— Ты, кстати, не рассказывала мне, что у тебя есть друг, — продолжал Буковски, одновременно пытаясь понять, что он сделал не так, чем рассердил Лизу.

Он же не виноват, что именно таким образом узнал о ее беременности.

— Может, пойдем отсюда? — спросила Лиза. — Я хочу домой. Я хочу принять душ и больше ни о чем не думать.

Буковски вздохнул.

— Да что с тобой происходит? Почему ты так злишься на меня?

Слеза сбежала по щеке Лизы. Она убрала руки с колен и вытерла слезу.

— Все напрасно, — резко сказала она. — Полицейская школа, многочисленные семинары и учебные курсы — все впустую. После следующей аттестации меня должны были повысить в звании. А теперь? Теперь это невозможно.

Буковски встал.

— Нет ничего невозможного, — возразил он. — Многие женщины, родив ребенка, возвращаются на работу.

Лиза, похоже, пропустила реплику Буковски мимо ушей.

— Я вообще не знаю, как быть с этим ребенком. Я совершенно к нему не готова. У меня есть двухкомнатная квартира. Господи, ну почему это должно было случиться именно со мной?

— В некоторых семьях дома остается мужчина, а женщина идет работать, — неуклонно гнул свою линию Буковски.

Лиза покачала головой.

— Быть беременной — такое дерьмо. Вся жизнь коту под хвост.

Буковски вскочил.

— Давай я отвезу тебя к твоему другу и поговорю с ним?

— Чертовы пилюли, — крикнула Лиза. — Ну как, как я умудрилась забеременеть?! Надо вкатать иск производителю.

— Лиза, может, я поговорю с твоим другом, если уж ты не хочешь? Или ты не считаешь, что он имеет право знать, что скоро станет отцом?

Лиза сердито посмотрела на Буковски. Если бы взглядом можно было убить, Буковски немедленно упал бы замертво.

— Ты один во всем виноват! — крикнула она ему.

Буковски изумленно уставился на нее.

— Я-то тут при чем? — пробормотал он.

Лиза встала с постели и обулась. На ней был белый спортивный костюм, а белокурые волосы забраны наверх.

Она скрипнула зубами и застонала:

— Иногда мне хочется врезать тебе как следует.

Буковски робко улыбнулся. Она нравилась ему, когда злилась.

— Не нужно так нервничать, — попытался он успокоить Лизу. — Если хочешь, я поговорю с отцом ребенка, раз уж ты боишься.

Лиза подошла к нему и окинула его сердитым взглядом.

— Да что ты все время плетешь о каком-то друге? У меня нет друга, черт возьми!

— Но я думал…

— А теперь послушай! — перебила его Лиза. — Единственный раз за последние три месяца, когда я была с мужчиной, — это в отеле в Париже. Я надеюсь, ты еще помнишь?

У Буковски сдавило горло. Затем у него отвисла челюсть, а колени подкосились. Он растерянно сел на кровать.

Лиза пошла к двери.

— Очевидно, до тебя наконец дошло, — заметила она. — Идем же, я не намерена провести здесь всю ночь.

Буковски не слышал, что ему говорит Лиза. Кровь шумела у него в ушах, а сердце выскакивало из груди.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Буковски не помнил, когда в последний раз переживал такую ужасную ночь. Он почти не сомкнул глаз. В голове у него гудело так, как будто тысячи мух устроили там соревнования. Впрочем, ничего не поделаешь, Лиза беременна, и, по всей видимости, он отец ребенка. Господи, девочка моложе его на тридцать лет! Он же ей в отцы годится, хотя никогда не собирался отправлять детей в этот холодный мир.

Телефон отвлек его от мрачных мыслей. Буковски торопливо снял трубку.

— Что случилось, господин Буковски? — сурово спросила его директор уголовной полиции Гагедорн-Зайферт. — Вы плохо себя чувствуете?

— Все в порядке, — отвечал Буковски. — Мы проводим следствие.

— Да, и было бы очень кстати, если бы вы время от времени докладывали мне о результатах. Почему я должна узнавать из СМИ, что один из моих сотрудников участвовал в перестрелке в Берхтесгадене, в которой было несколько убитых?

Буковски поморщился. Опять, как всегда. Зад лишний раз от кресла оторвать не желают, но при этом хотят быть в курсе всего, чтобы можно было похвастаться в высших кругах, как много им приходится работать.

— Я не мог позвонить. Все так быстро произошло, а кроме того, у меня в руке был пистолет, — ответил Буковски.

— Буковски, я уже говорила вам: вы мне не нравитесь. Мне в министерстве приставили нож к горлу, чтобы я взяла вас на работу, но теперь все пойдет по моим правилам. Что еще вы забыли мне сообщить?

Буковски скорчил гримасу, передразнивая начальницу. Он мог себе представить, как она сидит перед телефоном.

— Ну что ж, буду краток, — ответил Буковски и придал своему голосу некоторую официальность. — Сегодня из больницы выписывают первого раненого, и мы перевозим его сюда, в Мюнхен. На завтра назначено заседание суда, где будет решаться вопрос о целесообразности содержания его под стражей. Я хочу сегодня еще раз поговорить с ним. Объявился его друг, некий Жан Коломбар из Парижа. Он обратился за услугами адвоката. Второй раненый до сих пор лежит в больнице. Мы выделили ему охрану. Во-первых, потому, что он задержан, а во-вторых — потому, что в банде было четыре человека, и один из них пока на свободе. Поэтому мы не можем исключать, что он появится в больнице. Его объявили в розыск, но искать непонятно кого тяжело.

— Картина преступления ясна?

— Мы работаем над этим.

— Хорошо, Буковски, — сказала начальница. — Еще одно. Верховный прокурор Губер поставил меня в известность, что с ним связался епископ и сообщил, что во время проведения этой операции вы конфисковали документы, которые принадлежат Римско-Католической Церкви. Кажется, речь идет об очень древних документах, которые, возможно, послужили мотивом этих преступлений.

— Так и есть, — подтвердил Буковски.

— Само собой разумеется, мы должны немедленно вернуть эти документы владельцу. Сделайте несколько фотографий, этого будет достаточно.

— Документы упакованы в фольгу. Нам нужна специальная лаборатория, иначе их можно повредить.

— Тогда сделайте фотографии упакованных документов.

Буковски изумленно покачал головой.

— Но это ведь доказательства…

— Вполне достаточно, если церковь подтвердит, что в пакете находятся ценные древние документы. Или вы полагаете, что кто-то не поверит слову епископа?

Буковски сделал глубокий вдох.

— О'кей, — ответил он. Не было никакого смысла спорить на этот счет: все равно прокурор сам решит, достаточно ли заявления со стороны церкви. Завтра же он отправит доказательства в комнату хранения улик при прокуратуре.

После того как Буковски повесил трубку, он вздохнул и потянулся, не вставая со стула. Внезапно он вздрогнул: перед ним стояла Лиза.

— Как… я… я не слышал, как ты вошла, — заикаясь пробормотал он.

Лиза села за свой письменный стол.

— Ты, я…

— Я ничего не хочу об этом слышать! — перебила она Буковски. — У нас есть работа, ею мы и займемся.

Буковски покачал головой.

— Нет, я не могу вести себя так, как будто бы ничего не произошло.

— Что произошло, то произошло. Нечего переливать из пустого в порожнее. Нам нужно расследовать преступление, и на нем-то мы и сосредоточимся — на нем и ни на чем другом, ясно?

Буковски невольно улыбнулся.

— Кстати, я тебе уже говорил, что у тебя ямочки на щеках появляются, когда ты сердишься? И эти ямочки так подпрыгивают… Действительно забавно смотрится.

Лиза покраснела от гнева.

— Сначала ты меня оплодотворяешь, а потом хочешь еще и высмеять! — она так на него кричала, что Буковски невольно съежился на стуле.

— О'кей, — робко произнес он. — Давай я сначала расскажу тебе обо всем, что произошло. А потом мы вместе напишем предварительный отчет для прокуратуры.

Лиза буркнула что-то, соглашаясь.

Мюнхен, тюрьма района Гизинг, улица Штадельхаймерштрассе…

Рано утром двое полицейских забрали Тома из больницы и перевезли его в Мюнхен, в одну из городских тюрем. Попрощаться с Мошавом ему не позволили: Буковски временно запретил задержанным общаться. В конце концов, все еще существовала опасность того, что они сговорятся.

После того как Том прошел унизительную процедуру регистрации, его разместили в одиночной камере в той части здания, где находился следственный изолятор. Камера, длиной в четыре метра и шириной почти в три, в которой стояли маленький стол, табуретка, неудобная кровать и висело несколько шкафчиков, стала на ближайшие дни его новым домом.

Обитателей СИЗО принципиально размещали в одиночках и на прогулку во внутреннем дворике выводили в районе полудня тоже по одному. Ну и что; теперь, когда он знал, что Яара жива и здорова и находится совсем близко, — у него отлегло от сердца. Скоро он снова будет на свободе. В конце концов, он жертва, а не преступник.

Он просидел в камере около часа, когда толстая стальная дверь неожиданно отворилась и в щель просунулась голова полицейского.

— Выходи, к тебе пришли! — коротко сообщил тот.

Том последовал за полицейским, который провел его в конец коридора, мимо металлоискателя и сопроводил в комнату для свиданий.

Том думал, что его, наверное, опять ждет этот детектив — Буковски. Потому он очень удивился, когда увидел священника в черной сутане, стоявшего спиной к двери.

Полицейский указал Тому на свободный стул и покинул помещение.

Том огляделся: на него была направлена видеокамера в углу комнаты. Когда священник обернулся, у Тома от изумления чуть не отвисла челюсть.

— Вы! — воскликнул он, не в силах скрыть удивление.

— Вы меня помните? — спросил отец Леонардо.

— Вы были с отцом Филиппо в аэропорту Тель-Авива. У меня прекрасная память на лица. Вы из Рима?

— Как вы пришли к такому выводу?

— Вы ведь тогда полетели в Рим, если не ошибаюсь. Там, в лесу, были ваши люди?

Отец Леонардо примирительно поднял руки.

— Вы ведь не думаете всерьез, что я как-то связан с этим делом. Я — служитель церкви, слова и мира, а не оружия и силы.

Том улыбнулся.

— Странно. Вы появляетесь в Иерусалиме, и внезапно поле раскопок превращается в поле боя. Почему я должен вам верить?

— Похоже, Хаим Рафуль заразил вас своими идеями. Но ведь вы родились в Германии и крестились как христианин. Неужели это действительно так просто — отречься от веры, от происхождения и от собственной личности?

Том плюхнулся на стул.

— Я всего лишь простой археолог и всегда анализирую лишь факты.

Отец Леонардо попросту отмахнулся от его возражения.

— Археологи, — пренебрежительно повторил он. — Большинство археологов — это рыцари удачи, искатели сокровищ, которые готовы любой ценой копать дыры в земле, чтобы потом выставить свои находки на всеобщее обозрение.

Том покачал головой.

— Нет, археологи — это искатели следов. Они ищут следы наших отцов, чтобы понять, откуда мы пришли и куда еще поведет нас наша дорога.

Отец Леонардо подтащил себе стул и сел.

— Рафуль уже перевел тексты?

Том пожал плечами.

— Зачем вы здесь — хотите, чтобы и меня убили?

— Вы вообще ничего не понимаете, — возразил ему отец Леонардо. — Я из Рима, но я не имею ничего общего с тем, что произошло, — совсем ничего. Я член религиозного братства, к тому же еще и секретарь кардинал-префекта, но не убийца. Сегодня существуют другие средства и другие способы; времена изменились. Сегодня уже никого не убивают, а просто вносят путаницу. Но зачем я вам это рассказываю! Люди, как венец Божьего творения, должны исполнять приказы, которые дал им Господь.

Том настороженно наблюдал за церковником, пытаясь разгадать его намерения. Что он задумал, зачем пришел сюда?

— С точки зрения биологии человек, возможно, и венец творения, но, судя по его действиям, он самое ничтожное из живых существ, ничтожнее даже паразитов, так как они берут только то, что им необходимо для жизни. А человек знает лишь ненависть и жадность.

Улыбка промелькнула на лице священника.

— У вас мрачное представление о людях. И плохое мнение о церкви.

— Все мы знаем историю. Церковь возводилась на крови и слезах невинных.

— Иисус умер за нас, людей. Он умер мученической смертью, — возразил отец Леонардо.

— Иисус умер за себя самого и за свои собственные идеи, — не согласился с ним Том.

— Это Рафуль вам сказал? Или его брат по оружию — Юнгблют?

— Скажем так, это археологический факт.

Отец Леонардо все понял. Очевидно, мужчина, который сидел напротив него, знал, что написано в свитках тамплиеров. Рафуль уже начал свою работу, когда его убили.

Он тяжело вздохнул.

— Давайте предположим, что Иисус из Назарета не был сыном Бога. Он был обычным человеком, который волей случая оказался в центре истории, и вы считаете, что располагаете бесспорным доказательством этого. Сколько надежд вы готовы разрушить? Скольким разочарованиям, какому количеству скорби и горя вы готовы подвергнуть человечество?

Том уставился в потолок. Не о том ли говорил старик-профессор? Каким был бы мир, не будь в нем веры в Бога? Том не смог этого себе представить.

— А как же правда? Разве церковь не отстаивает ее?

— Каждой правде свое время. Посмотрите на этот мир. Человечество еще долго не будет готово услышать правду.

Том кивнул.

— На нас охотились, некоторых из нас убили. Только посмотрите на кровавую расправу, которую учинили преступники. Мы не будем в безопасности до тех пор, пока эти свитки не опубликованы и не находятся в надежном месте.

— Скоро вы будете в безопасности, и больше никто не станет преследовать вас и ваших друзей, даю вам слово. Я покорно прошу вас подумать над моими словами, — произнес отец Леонардо и постучал в дверь, вызывая дежурного.

Том вздохнул.

— Я действительно могу доверять вам?

— Желаю вам благословения Божьего на вашем пути, — сказал на прощание отец Леонардо.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

— Но это же невозможно! — воскликнул Буковски и так грохнул кулаком по столу, что Лиза испуганно вздрогнула.

— Что с тобой такое? — возмутилась Лиза. — Ты свихнулся?

Буковски яростно швырнул телефонную трубку.

— Звонили из прокуратуры. Мы должны немедленно освободить Томаса Штайна.

Лиза недоуменно посмотрела на него.

— А как же возможность сговора?

— Томас Штайн нанял себе лучшего адвоката в городе. Прокурор сразу поджал хвост. Возник еще друг и коллега Штайна, некий Жан Коломбар из Парижа, с которым они вместе работали на раскопках. Он подтверждает, что они просто искали профессора Рафуля. Наши криминалисты теперь не смогут воссоздать последовательность событий, и не стоит ожидать, что второй задержанный вечером все вспомнит. Он страдает от временной амнезии, вызванной тяжелым сотрясением мозга.

— Но еще есть женщина, — возразила Лиза.

— Штайн и его спутник совершенно чисты. Они — археологи и, очевидно, приобрели хорошую репутацию в этой области. Напротив, на женщине уже висит целая связка преступлений. Прокуратура подвергает сомнению достоверность ее показаний. Кроме того, у Штайна есть постоянное местожительство в Гельзенкирхене.

— У нас нет ни одного шанса? — сделала вывод Лиза.

Буковски открыл ящик стола и достал оттуда вещи Томаса Штайна. Он задумчиво посмотрел на цепочку, на которой висел ключ от камеры хранения на вокзале Берхтесгадена.

— Один шанс еще остался, — медленно произнес он. — Есть ли у тебя ключ от сейфа или, по крайней мере, что-то на него похожее?

— Что у тебя на уме?

— Если с перестрелкой ничего не выйдет, то, возможно, нам удастся взять Штайна в связи с кражей. Вероятно, тогда прокурор другими глазами посмотрит на его участие в заварушке в лесу и согласится ходатайствовать о выдаче ордера на арест.

Лиза порылась в ящике своего стола и достала ключ.

— Это от нашей старой кофеварки. Когда-то я отвечала за ее наполнение.

Буковски рассмотрел ключ и кивнул с довольным видом.

— Мне нужны две группы наблюдения. Ты об этом позаботишься?

Час спустя Тома проводили в управление уголовной полиции, точнее — в комнату для допросов, где его ожидал Буковски. Несмотря на применение всех искусных тактик допроса, Том своих показаний не поменял. Наконец Буковски встал и положил вещи Тома на стол.

— Вы можете идти, — сказал он. — Снаружи ждет человек, который заберет вас. Некий Жан Коломбар. Он ваш коллега?

Том кивнул, схватил цепочку и повесил ее себе на шею.

— Телефон, к сожалению, испорчен. Вам придется купить новый.

Том улыбнулся.

— Я рад, что остался жив, — ответил он и вышел из комнаты.

Жан Коломбар сидел на скамейке в коридоре.

— Слава Богу, — сказал он, обнимая Тома.

— Где Яара? — спросил Том.

Жан взял его за руку и потянул за собой.

— Я тебе все расскажу, как только мы выйдем отсюда.

Буковски смотрел в окно. Он ухмыльнулся, когда увидел Тома и его провожатого на стоянке. Они сели в красный «фольксваген».

— С нетерпением жду, что же будет дальше, — признался он. — Машина готова?

— Все на своих местах, — ответила Лиза.

— Я позвоню Максиму, пусть выяснит все, что есть на этого Коломбара. Может, я теперь обоих заполучу, — радовался Буковски.

— Не говори гоп, — остудила его пыл Лиза.

55

Мюнхен, улица Амалиенштрассе, недалеко от Английского парка…

— Спасибо, что вытащил меня оттуда, — сказал Том Жану Коломбару, после того как длинный коридор управления полиции остался позади.

— Это не я, это он, — ответил Жан и указал на своего бородатого спутника. — Он твой адвокат.

— Это было несложно после того, как мы подали обжалование ареста, — объяснил бородатый. — У этого Буковски на самом деле ничего на вас не было.

— Большое спасибо, — сказал Том и протянул бородатому руку.

— Не стоит благодарностей, — ответил тот, развернулся и пошел прочь.

Том огляделся.

— А где Яара?

— Ждет тебя в квартире. Я подумал, будет лучше, если мы не станем все вместе врываться в полицейское управление. Однако нам пора. Можешь рассказать мне обо всем, что произошло, по дороге.

Они вышли из участка и сели в красный «фольксваген», ожидавший их на стоянке.

— Квартира, машина — откуда у тебя все это?

— Есть у меня в Мюнхене один знакомый, — уклончиво ответил Жан и завел мотор. — А теперь рассказывай: свитки у тебя?

Улыбнувшись, Том достал из-под рубашки золотую цепочку с ключом и повертел ею перед Жаном.

— Я знаю, где они хранятся, — ответил он. — Рафуль и Юнгблют доставили их в безопасное место, прежде чем погибли. Я вот только не знаю, как эти типы умудрились найти нас в хижине.

Они проехали по улице Бринерштрассе и свернули по кольцу Оскар-Миллер-Ринг на Амалиенштрассе. Том в подробностях рассказал обо всем, что он пережил в хижине.

— Мошаву повезло, — заметил Том, пока Жан ехал по Амалиенштрассе. — Еще немного, и он был бы мертв.

Жан кивнул.

— Ему придется остаться в клинике до выходных.

— Ты был у него?

Жан снова кивнул.

— Я пообещал ему, что мы не оставим его одного.

Амалиенштрассе тянулась в северном направлении от кольца Оскар-Миллер-Ринг. Вдоль дороги стояли многоэтажные дома с маленькими эркерами и украшениями на фасадах. Наконец Жан остановил машину на свободной стоянке.

— Приехали, — сообщил он.

Том не мог дождаться, когда же он заключит Яару в объятия.

Жан провел его к пятиэтажному дому с серым фасадом. Занавесок на окнах не было, дом казался необитаемым.

— Я думал, так близко к университету не найдешь пустых квартир, — удивился Том.

— Дом принадлежит моему другу. Он хочет сделать здесь ремонт. Частная собственность, видишь ли, квартиры. За них можно будет взять приличные деньги.

— Так значит, твой друг, похоже, спекулянт, — пошутил Том.

— Что-то в этом роде, — согласился Жан и открыл деревянную входную дверь.

Они вошли в дом, и Жан снова тщательно закрыл дверь. Они поднялись по лестнице на третий этаж. В коридор выходили двери двух квартир. Жан подошел к правой. Она также была из массивного темного дуба.

Жан открыл дверь и провел Тома в прихожую. Квартира была пуста, даже без обоев на стенах.

— Похоже, твоему другу еще многое тут предстоит сделать, — пошутил Том.

Жан кивнул, улыбаясь. Вместе они вошли в гостиную, в углу которой стоял диван. На диване сидела Яара и держала руки за спиной.

Том улыбнулся ей, но сразу понял: что-то не так. Лицо Яары будто окаменело.

Услышав, как за ним захлопнулась дверь, Том обернулся. Взгляд его упал на высокого стройного мужчину в модном бежевом костюме. У него были черные волосы, приятная внешность и загорелая кожа. Он сошел бы за модель для обложки глянцевого журнала. В руке он держал крупнокалиберный пистолет, направленный на Тома.

Том недоверчиво посмотрел на Жана.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Жан пожал плечами.

— Никто не причинит вам зла, даю слово. Нам нужны только свитки и артефакты. Отдайте их нам, и мы исчезнем. Я обещаю, что ты никогда больше нас не увидишь. Только без глупостей.

Том растерялся. Его плечи поникли, он грустно смотрел в пол.

— Я думал, ты наш друг. Как ты оказался замешан во все это?

Мягкие черты лица Жана приобрели неожиданную твердость.

— Дружба, товарищество, общность — это все прекрасно. Я, пожалуй, действительно чувствовал себя одним из вас. Звучит, наверное, как позерство, но это правда. Однако бывают времена, когда нужно посвящать себя более важным вещам, чем мирская жизнь.

Том кивнул.

— Я понимаю, — вздохнул он. — А я-то удивлялся, почему преступники дышат нам в затылок, а иногда даже немного обгоняют. Теперь мне все ясно. Ты с самого начала был одним из них. Ты был их связным в наших рядах и просто подставил нас под нож. Твои руки в крови — надеюсь, хоть это тебе ясно!

— Я знаю, это вне твоего понимания, — ответил Жан. — Но учение Господа и его Сына, ставшего человеком, намного важнее дружбы. Более полумиллиарда человек доверяют ему. Ни у кого нет права разочаровывать этих людей. Мы все пришли на землю, чтобы выполнить свою задачу.

Том подумал об отце Леонардо.

— Я уже слышал что-то похожее. Но я всегда думал, что церковь проповедует любовь и братство.

— Однако если на нее нападают, то она может защищаться. Потому и существует братство Христа, и нашим традициям почти тысяча лет.

— И за это время вы отобрали бесчисленное множество человеческих жизней. Если Бог действительно существует, то он не может одобрять ваше поведение. И тогда всем вам гореть в аду.

Жан улыбнулся.

— Давай сюда ключ!

Фрайзинг, дом кардинала Дёпфнера…

Позвонил брат Маркус и поставил отца Леонардо в известность о том, что кардинал Боргезе уже прибыл из Парижа и хочет провести несколько дней в Мюнхене и окрестностях. Он не назвал цель своего визита, но отец Леонардо сразу представил, по какой причине Боргезе решил остановиться в данном районе.

У него появилась хорошая возможность положить конец проискам Боргезе, и отец Леонардо решил воздержаться от поездки в Париж. Если бы кардиналу при нынешнем положении вещей удалось расстроить их планы, то наверстать упущенное уже не удастся.

Был полдень, когда он пришел к кардиналу. Он постучал и стал ждать ответа. Ждать пришлось долго. Отец Леонардо стоял у дверей и внимательно слушал, что говорит Боргезе. Тот изъяснялся по-французски. Очевидно, беседа шла по телефону. По всей вероятности — как ему удалось понять из услышанных обрывков разговора, — кардинал говорил со своими сообщниками из братства. Он забыл, что двери здесь, во Фрайзинге, куда менее массивны, чем в старых традиционных церковных зданиях.

Через некоторое время у отца Леонардо потемнело в глазах. И не подумав постучать еще раз, он распахнул дверь и ворвался в комнату. Кардинал Боргезе удивленно обернулся. Он убрал телефон от уха и сердито прикрикнул на отца Леонардо:

— Да что вы себе позволяете!

Отец Леонардо улыбнулся и поднял руки.

— Немедленно покиньте кабинет! Я еще не закончил говорить по телефону.

Отец Леонардо и не собирался подчиняться. Он нахально подтащил себе стул, сел на него и одернул одежду.

— Неужели манеры в Риме настолько испортились, что люди перестали уважать приватную сферу? Кардинал-префекту очень не понравится то, как нагло ведет себя его секретарь.

— Вы ошибаетесь, — холодно возразил отец Леонардо. — Ваш телефонный разговор закончен. Передайте вашему братству, что теперь все кончено. Больше нет никаких тамплиеров, а убийство — отнюдь не метод церкви, которая хочет пережить двадцать первый век.

Кардинал нахмурился.

— Я перезвоню позже, — произнес он в микрофон мобильного телефона, затем закрыл его и положил на письменный стол.

— Что вам известно о братстве? — удивленно спросил Боргезе.

— Все! — сухо ответил отец Леонардо.

— Тогда, мой дорогой друг, пожалуй, нам пора поговорить, — с наигранной приветливостью заявил кардинал.

Он сел рядом с отцом Леонардо.

— Кофе или чай?

Отец Леонардо поднял руки.

— Ничего.

— Дорогой друг, — возобновил разговор Боргезе. — Братство Христа не делает из себя тайны. Оно также не является чем-то запретным. Оно — свободный союз истово верующих христиан, которые принимают близко к сердцу благо нашей матери-церкви. Мы собираем пожертвования, открываем больницы и защищаем нашу церковь от несправедливости современного мира. Задача, которую мы себе поставили, лишь несущественно отличается от задачи религиозного братства. Однако же Конгрегация доктрины веры также стремится оградить церковь от ереси.

Отец Леонардо невольно рассмеялся.

— Это ваше представление о братстве… В каком, собственно говоря, столетии вы живете, Боргезе? Времена сжигания ведьм давно миновали.

Кардинал Боргезе сделал глубокий вдох.

— Я снова прощаю вам вашу непочтительность, мой юный друг. Я отношу на счет вашей молодости то, что вы столь несдержанны.

— Убийцы не достойны уважения, даже если они носят пояс для сутаны и кардинальскую шапочку. Я знаю, что вы совершили. И я также могу доказать это. Я возведу вас на костер и сам позабочусь о том, чтобы вы сгорели в адском пламени.

— Вы, жалкое создание, как вы считаете, кто обладает властью в этой церкви? Ничтожный попик, да стоит мне щелкнуть пальцами — и вас пошлют на Северный полюс, обращать пингвинов в христианскую веру!

— Вы ошибаетесь.

— Я никогда не ошибаюсь.

— Пингвины живут на Южном полюсе, и это не единственная ошибка, которую вы совершили. Arbitratus generalis, составленный кардинал-префектом и завизированный лично Папой, дает мне власть зажечь фитиль на вашем костре.

Кардинал Боргезе испугался. Неужели он и правда обманулся? Неужели кардинал-префект действительно совершил такой шаг?

— Чего вы хотите от меня? — неуверенно спросил кардинал.

— Я хочу, чтобы вы немедленно собрали чемоданы и исчезли отсюда. Поезжайте в Париж и подготовьте документы для отставки. В ближайшие три дня вы откажетесь от всех своих должностей и покинете наш мир. В нашей церкви банде убийц не место.

— Да вы, похоже, не в своем уме, — гаркнул кардинал Боргезе. — С чего бы мне вас слушаться?

Отец Леонардо встал со стула и пошел к двери. Но прежде чем нажать на ручку, он еще раз обернулся.

— Доказательства вашей вины у меня в руках. Если вы не уйдете добровольно, я поставлю Папу в известность о вашем поведении. И тогда Святой престол отлучит вас от церкви. У вас нет выбора. Либо вы отступаете, либо попадаете, как отлученный от церкви убийца, в какую-нибудь тюрьму. Вы можете сами решить свою судьбу, и я даю вам на это ровно семьдесят два часа.

Мюнхен, Амалиенштрассе, недалеко от Английского парка…

— Куда ты спрятал свитки? — спросил Жан. — У тебя нет выбора: либо ты рассказываешь, либо вы оба умрете.

— А разве вы нас не убьете в любом случае? — спросил Том, сидевший со связанными руками на диване рядом с Яарой.

Жан остановился прямо перед ним и заглянул ему в глаза.

— Я — христианин, и я все еще ваш друг. Говори, и вы сможете уйти. Даю вам слово.

Том оскалил зубы и рассмеялся ему в лицо.

— А ты сам поверил бы предателю?

Жан прищурился и посмотрел в потолок.

— Вера была и остается смыслом моей жизни. Но чего стоит вера, если не защищать ее, используя силу, как это делает церковь? Я вам скажу: она пропадет. Я вступил в это братство от чистого сердца и по убеждению, для того чтобы сохранять веру всей своей жизнью. Только посмотрите на пустые храмы. Взгляните на наше постаревшее духовенство. Всюду сидят враги и только того и ждут, как бы лишить нас веры. Общество давно уже потеряло связь с Римом. Мы не можем рисковать потерять также и последний остаток христианства. Некоторые из тех, кто наблюдает за этим процессом, говорят, что мы стоим на краю пропасти. А я говорю вам, что там мы стояли вчера. Если свитки будут обнародованы, то это перебьет хребет и без того ослабленной церкви. Ради чего нам тогда жить?

Том покачал головой.

— Эти свитки — завет Учителя справедливости людям. У них есть право на то, чтобы узнать все и составить собственное представление о человеке, которого они почитают.

— Разве ты не христианин, как и я?

— Я верю в правду, — возразил Том.

Элегантный мужчина с пистолетом в руке все время держался на заднем плане и молчал. Теперь же он выступил вперед. Его холодные глаза посмотрели на Тома. Он опустил пистолет и ухмыльнулся. С неожиданной быстротой он подскочил к Тому, однако схватил Яару, грубо сдернул ее с дивана и приставил ей к горлу нож, который прятал в рукаве.

— Хватит болтовни, — резко произнес он с итальянским акцентом.

Том испуганно посмотрел на него. Яара дрожала всем телом.

Он медленно провел ножом от шеи Яары вниз, по груди, потом по животу и, наконец, остановился у ее лона.

Том приготовился к прыжку.

— Я порежу твою подружку на красивые полосочки у тебя на глазах. Умирать она будет долго. Рассказать тебе, как итальяночка в Иерусалиме умоляла сохранить ей жизнь?

— Ублюдок! — крикнул Том и вскочил с дивана. Распрямившись, как пружина, он бросился всем телом на красавчика. Яара, ее мучитель и Том упали на пол. Нож выскочил из руки итальянца и куда-то улетел. Скованные руки мешали Тому, но ему удалось ударить мужчину ногой в живот. Тот застонал. Не успел Том нанести второй удар, как чей-то ботинок врезался ему в спину. Итальянец ловко откатился прочь. Том развернулся: перед ним, с оружием наготове, стоял Жан.

— Не двигайся, Том! — прошипел Жан. — Он убьет Яару, если ты не пойдешь нам навстречу. Не делай глупостей.

— Ладно, — тяжело дыша, согласился Том. — Но пусть он оставит ее в покое.

Итальянец снова вскочил. Он резко поднял Тома с пола и замахнулся.

— Антонио! — крикнул Жан.

Тот остановился. Наконец он отбросил Тома на диван. Яара все еще лежала на полу. Жан поднял ее и отвел к дивану.

— Мне жаль, — пробормотал он.

Антонио достал оружие.

— Он должен говорить! — ледяным тоном заявил он. — Иначе мое терпение лопнет.

— Хорошо, Антонио, — успокоил его Жан Коломбар.

Спина у Тома болела. Яара сидела рядом с ним и смотрела на него с состраданием.

— Где спрятаны свитки?

— На вокзале Берхтесгадена, в камере, — хрипло произнес Том.

— Какой номер?

— Восемнадцать.

Жан покосился на Антонио.

— Присмотри за обоими. Не трогай их, если они будут вести себя спокойно. Я вернусь через четыре часа. Если что-то пойдет не так, позвони мне на мобильный. Я позвоню тебе, как только получу свитки.

Антонио кивнул.

— Четыре часа, и если ты за это время не вернешься, то я все улажу по-своему. У него на совести Мишель. Я сам все видел.

Том насторожился. Возможно, этот Антонио был в Роствальде? Почему он тогда не вмешался?

— Она жива и скоро поправится, — ответил Том.

— Но она в тюрьме, а это хуже смерти.

Группа наблюдения заняла позицию напротив дома, в автофургоне. Штайн и его спутник исчезли в серой многоэтажке. Через полчаса вторая группа, разместившаяся в доме напротив, сообщила, что на третьем этаже в квартире справа от входа находятся несколько человек.

— Продолжайте наблюдение, — ответил Буковски, который припарковался недалеко от Шеллингштрассе. — Дом пустует, — повернулся он к Лизе, которая сидела рядом с ним. Она настояла на том, чтобы участвовать в операции вместе с остальными. — Пожалуйста, распорядись выяснить, кому принадлежит дом и можно ли где-нибудь получить ключ.

Лиза кивнула и достала мобильный.

Рация снова зашелестела.

— Изар три шестьсот двадцать один, двести двенадцатый на связи, — прошипела рация: это подключилась группа наблюдения из квартиры. Буковски включил передачу.

— Прямо перед окном на третьем этаже появился объект. Объект вооружен. Повторяю, объект вооружен. Похоже, он целится в кого-то, кто лежит на полу.

— Что там происходит? — спросила Лиза.

— Насколько вы уверены, двести двенадцатый?

— На сто процентов!

— Стреляли?

— Ответ отрицательный, повторяю, ответ отрицательный.

— Вы можете назвать его личность?

— Это и не Штайн, и не тот, кто забирал его из участка, — ответил полицейский.

— Черт побери! — прошипел Буковски.

— Ты думаешь, это тот самый четвертый из Роствальда, который пропал?

— А кто еще это может быть, — ответил Буковски. — Вызывай особый отряд.

Не прошло и десяти минут, как заговорила первая группа наблюдения.

— Объект Б выходит из дома и садится в машину. Что нам делать?

Буковски вопросительно посмотрел на Лизу. Наконец он тяжело вздохнул.

— Преследуйте транспортное средство! — ответил он. — Как ты думаешь, что здесь происходит? — спросил он Лизу.

— Два варианта, — ответила она. — Либо друг Тома ведет двойную игру, либо преступник отправил его за свитками, а сам держит Штайна как заложника.

Буковски довольно прищелкнул языком.

— Умница. Тогда подождем развития событий. Мы скоро узнаем, едет ли француз в Берхтесгаден.

Через десять минут первая группа наблюдения сообщила, что машина объекта Б движется по автобану в направлении Берхтесгадена. Не успел Буковски на это ответить, как зазвонил телефон Лизы. Беседа была короткой.

— Дом действительно пустует, там никто больше не живет, так как дом будет продаваться.

— И кому он принадлежит?

— Владелец — некий Пьер Бенуа, но сейчас он сдал дом в аренду церкви, — ответила Лиза.

Буковски задумчиво погладил подбородок.

— Церковь? Однако, это очень интересно.

56

Париж, Сен-Жермен-де-Пре…

Кардинал, подобно тигру в слишком тесной клетке, мерил шагами комнату — неутомимо, беспокойно и растерянно. После беседы с этим страдающим манией величия священником кардинал немедленно вылетел в Париж. Он пытался связаться с Бенуа, но все его попытки оказались безуспешны. Кардинал вздохнул.

Уже тогда, когда он узнал о контактах Рафуля с обоими священнослужителями в Германии, и после того, как люди Бенуа нашли в церкви Виса ключ к шкатулке, которая попала им в руки в монастыре Этталь, он понял, что судьба братства висит на волоске. Содержимое шкатулки не оставляло сомнений в том, что завещание тамплиеров спрятано в Иерусалиме, недалеко от Храмовой горы. И разрушительная мощь этого завещания нисколько не уменьшилась за прошедшие столетия. Неужели братству настал конец?

Слова священника ударили его больно, как кнут, и не давали успокоиться. Что произойдет через шестьдесят часов — кардинал-префект действительно выбросит его, как ненужный хлам? Кардинал-префект, его многолетний спутник, изменил самому себе, когда он пытался поговорить с ним. Считать ли это началом конца? Конечно, префект не был членом братства, никогда не был, но тем не менее он знал о его существовании и не вмешивался. А теперь он отвернулся от своего друга. Почти сорок пять лет дружбы оказались уничтожены в течение одного-единственного дня.

Он ни секунды не сомневался в том, что отец Леонардо обладает достаточными доказательствами против него и его соратников, и он понимал: если общественность когда-нибудь узнает, какие дела вершило братство, то скандал разгорится на весь мир. Все будут требовать их головы, так же как сейчас отец Леонардо требует его голову. Никто не поймет, что даже такая крайняя мера, как смерть человека, бывает необходима для того, чтобы уберечь миллионы и миллионы христиан от духовной пустоты.

Отец Леонардо потребовал его отставки. Он требовал у него отказаться от всего, ради чего он жил. Он хотел забрать у него все — отныне он не сможет быть частью этого содружества.

А Бенуа? Он получил неплохой куш от существования братства. Именно этому союзу, который охватывал всю старую Европу, он был обязан своей властью и влиянием. И безграничным богатством, которое приносила ему работа с братьями по вере. Братство предоставило Бенуа доступ во все области светской жизни.

Но почему это он думает о Бенуа, когда думать надо о себе, только о себе, так как через шестьдесят часов он останется ни с чем? Лишенный всей власти и всего влияния, оказавшийся никем. А ведь многие считали его восходящей звездой. Через несколько лет эта звезда взошла бы и оказалась бы в непосредственной близости от Святого престола.

Кардинал Боргезе снова схватил телефон и набрал номер Бенуа. Неужели Бенуа тоже откажет ему в помощи? Где его только носит? Или он уже понял, что конец близок, и предпочел удрать? У него ведь много недвижимого имущества — по всему миру. И если бы братство прекратило свое существование, он бы уж точно не стал голодать. Много лет тому назад он однажды заявил Боргезе, что умный человек должен быть готов к любой неожиданности. Тогда он приобрел себе ферму в Аргентине. Никогда не знаешь, не понадобится ли когда-нибудь тебе возможность отступления. А вот он не подготовил себе возможности отступления, так как еще и близко не подошел к цели. Но эта цель стала теперь недостижимой.

У кардинала Боргезе была одна только страсть, которой он предавался время от времени. Очень мирская, почти банальная, но она заставляла биться быстрее сердца многих людей, прежде всего — мужчин. Он вышел из комнаты. Ему показалось, что иначе он задохнется.

В гараже стояла маленькая красная «альфа-ромео» выпуска шестидесятых годов, поблескивала в неоновом свете. Эта машина, открытый родстер, часто становилась его последним убежищем. Когда он слушал жужжание мощного мотора и чувствовал, как прохладный воздух обдувает его лицо, многое становилось ему понятным.

Он сел за руль и запустил двигатель. По бульвару Сен-Жермен он выехал из города. Только когда последние ряды домов остались у него за спиной, он немного расслабился. Он мчался по дороге, ведущей на юг. Спидометр показывал сто шестьдесят километров, когда он свернул на дорогу к Орлеану.

Мюнхен, Амалиенштрассе, недалеко от Английского парка…

Тем временем подогнали мобильный оперативный штаб — грузовой автомобиль, замаскированный под рефрижератор, и поставили его на стоянку в конце Амалиенштрассе — так, чтобы из здания его не было видно. Буковски связался с руководителем операции специальной оперативной группы. Они пока не знали, был ли провожатый Томаса Штайна еще одной жертвой или соучастником преступления. Приходилось готовиться к любому повороту событий. Впрочем, все понимали, что Жана Коломбара, о котором до сих пор не удалось ничего выяснить и который не значился в базе данных французской полиции, ожидает разочарование в отделе камер хранения на вокзале в Берхтесгадене. Поэтому следовало исходить из того, что заложники в квартире на третьем этаже находятся в серьезной опасности.

— Мы не знаем, сколько их там, — сказал Буковски.

— Мои люди уже в доме, — ответил руководитель операции. — Мы попытаемся получить картину создавшегося положения с помощью стетоскоп-камеры. Ситуация должна скоро проясниться.

Помимо двух основных мониторов на столе в мобильном оперативном штабе стояли еще два дополнительных, большего размера. Тем временем Амалиенштрассе перекрыли.

Буковски обернулся к Лизе.

— Как ты считаешь, принадлежит ли он к pistolero[47] или просто должен забрать груз и доставить его сюда?

— Пятьдесят на пятьдесят, — ответила Лиза.

Полицейский из спецгруппы, обеспечивавший связь, сообщил:

— Камера будет готова через две минуты.

— Тогда подождем и примем решение, когда будем знать наверняка, — заявил Буковски.

Почти полчаса назад он сообщил своему другу Максиму Руану об изменении ситуации в Мюнхене и попросил его рассказать все, что ему удалось узнать о Жане Коломбаре. Хотя на него у полиции ничего не было, тем не менее следовало знать о том, что за птица этот француз. И вот теперь Буковски ждал звонка от друга.

— Пошла связь! — сообщил связист и активировал оба монитора. — Монитор один — камера у окна, а монитор два — у двери.

Буковски напряженно смотрел на оба экрана. Изображение, передаваемое внешней камерой, было нечетким и показывало только гостиную. Людей там видно не было.

Картина второго монитора оказалась намного лучше.

— Один человек с пистолетом-пулеметом, — пробормотал Буковски.

— И два человека на диване, — добавила Лиза. — Тот, который слева, возможно, женщина.

— Это женщина, — подтвердил руководитель операции. — Возможно, это заложники.

— Звук здесь есть? — спросил Буковски.

Связист повернул к нему голову.

— Звук идет, но никто не говорит. Я даже не знаю, поймем ли мы что-нибудь. Вследствие того что в квартире нет мебели, звук может неоднократно искажаться.

Буковски кивнул.

— По крайней мере, мы теперь знаем, что речь действительно идет о захвате заложников.

У Буковски зазвонил телефон. На связи был Максим Руан.

— Если бы ты сказал мне, что это так срочно, то я сразу бы взялся за дело, — заметил Максим. — Итак, внимание: Жан Коломбар, дата рождения 21 мая 1964 года, место рождения Йер, место жительства Рю Кондорсе, дом номер семь, Париж, — известный археолог и специалист в области палеонтологии. Он учился в Париже и неоднократно участвовал в проведении раскопок во всех частях мира. Я уже говорил тебе, что на него в полиции пока ничего нет.

— Тогда он на стороне Штайна и должен принести документы, — пробормотал Буковски в микрофон своего мобильного.

— Я на твоем месте не был бы так уверен, — возразил Руан. — Жана Коломбара достали из Сены двенадцатого марта. Все указывало на самоубийство. Дело закрыто. Он покоится на кладбище на севере города. Так что, кем бы ни был ваш объект, он совершенно определенно не Жан Коломбар. Тело утопленника было опознано его сестрой.

Буковски тяжело вздохнул.

— Он написал предсмертную записку?

— Согласно документам дела — нет, но его сестра получила е-мейл, в котором он писал о желании покончить с собой. Письмо пришло в день его смерти. Он был, очевидно, совершенно пьян, когда прыгнул в Сену.

— Надо бы тебе еще раз просмотреть дело, — ответил Буковски. — Возможно, мы сейчас преследуем его убийцу.

После того как Буковски закончил беседу, Лиза и руководитель операции вопросительно посмотрели на него.

— Нам не остается ничего другого, как действовать немедленно, — заявил Буковски. — Мы должны исходить из того, что Коломбар — сообщник человека с пистолетом.

— Но тогда он позвонит сообщнику, когда окажется перед ячейкой на вокзале и выяснит, что ключ не подходит, — возразила Лиза.

Штефан Буковски кивнул.

— Начинаем операцию! — распорядился он.

Берхтесгаден, главный вокзал…

Красный «фольксваген» припарковался прямо перед главным вокзалом. Жан Коломбар вышел из машины, еще раз огляделся и вошел в здание вокзала. Камеры хранения находились справа от входа, но Жан не торопился: возле камер какое-то семейство пыталось разместить свои рюкзаки на тележке. Только когда посторонние удалились, он неторопливо и почти небрежно подошел к ячейкам. Когда он достал цепочку из кармана и взял в руки ключ, то замешкался, но затем целеустремленно направился к ячейке под номером 18. Попытался вставить ключ в замок, однако ему это не удалось. Он пораженно уставился на ключ. Наконец он подошел к открытой ячейке и сравнил свой ключ с ключом оттуда.

— Merde![48] — вполголоса выругался он.

— Жан Коломбар, — произнес глухой голос у него за спиной. — Не двигаться, полиция! Вы арестованы!

Не успел Жан Коломбар обернуться, как его уже швырнули на пол. Кто-то сильный схватил его за руки и завел их за спину. Громкий крик присутствующих разнесся по большому залу. Затем на запястьях у него защелкнулись наручники, и тот же силач поднял его на ноги. Когда он обернулся, то увидел высокого крупного мужчину с фигурой борца. Рядом с ним стояли двое полицейских в форме и в бронежилетах, направив на него оружие.

— Я… я безоружен, — прохрипел Жан Коломбар. Рот у него неожиданно пересох, как колодец посреди пустыни.

— Полиция, — повторил здоровяк и сунул ему под нос полицейский значок. — Я арестовываю вас по подозрению во взятии заложников — ну, и что вы там еще натворили.

— Ладно, — ответил Жан. — Но вы взяли не того человека. Послушайте, в этом ящике находятся документы, которые я непременно должен передать. От этого зависят человеческие жизни. Кто-то взял в заложники моих друзей, и как раз в эти мгновения, пока вы меня здесь держите, на них направлен пистолет.

— У меня есть четкие указания, — возразил полицейский. — Вы задержаны. Мы отвезем вас в Мюнхен, и там вы сможете поговорить с руководителем операции.

— Если что-нибудь произойдет с моими друзьями, то ответственность за это будет лежать на вас. Отпустите меня, они могут следить за мной. Прошу вас, не ставьте на карту жизнь моих друзей.

— Обращайтесь к начальнику уголовной полиции Буковски, — ответил полицейский. — Но если мы и дальше станем спорить, то, возможно, будет уже поздно что-то делать.

— Могу я, по крайней мере, сделать один звонок?

Полицейский покачал головой.

— Уводите! — приказал он своим коллегам.

Жан Коломбар тяжело вздохнул и опустил плечи. Он понял, что проиграл.

Мюнхен, Амалиеншграссе, недалеко от Английского парка…

Двое полицейских из отряда специального назначения спустились на тросе с четвертого этажа и стали на подоконник. Снайпер засел в доме напротив. Он целился из винтовки в окно гостиной, но людей не видел. Очевидно, террорист старался не подходить к окну.

В тот самый момент, когда у дверей появилась группа, готовящаяся к штурму квартиры, Буковски получил сообщение о том, что Жана Коломбара задержали на вокзале Берхтесгадена и что сопротивления он не оказал.

— Этот человек говорил что-то о захвате заложников, — сообщил полицейский, который отвечал за арест Коломбара. — Очевидно, он должен передать документы, иначе заложники погибнут.

— Привезите задержанного в управление, остальное уже наша забота, — ответил Буковски.

— Мы готовы! — сообщил руководитель операции.

— Мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы заложники пострадали, — напомнил Буковски.

— Мои люди знают об этом, они готовы ко всему.

— Хорошо, — ответил Буковски и сделал глубокий вдох. — Тогда начинайте!

— Начинаем через минуту! — рявкнул руководитель в рацию.

Одна за другой оперативные группы подтвердили свою готовность. Буковски опустился на скамейку и повернулся к Лизе.

— Как у тебя дела? — спросил он.

— Хорошо.

Антонио ди Сальво сидел на высоком табурете в углу комнаты и тоскливо смотрел на двух своих заложников которые, связанные, сидели напротив него. Он все время молчал. Наконец он задумчиво посмотрел на часы. Прошел один час и пятьдесят минут. Он задумался о том, как поступит, когда Жан объявится с документами. Одно было ясно: хоть Жан и пообещал, что оставит этих двоих в живых, но свидетелей надо убрать. Он уже все решил: сначала застрелит мужчину, а затем женщину, хотя это создание с большими испуганными глазами было чертовски хорошеньким и он с радостью развлекся бы с ней. Однако времени для этого не было. Как только они получат свитки, нужно немедленно уезжать из Германии. С той суммой, которую ему заплатят за заказ, он сможет довольно долго прожить в Бразилии. А женщин и там хватает.

Антонио испугался, когда в дверь внезапно позвонили. Он взял оружие наизготовку и встал.

— Ни звука! — прикрикнул он.

В дверь снова позвонили. Он огляделся и, прижимаясь к стене, подошел к окну. Осторожно выглянул наружу. Там все было спокойно. Входной двери ему видно не было.

Звонок прозвенел в третий раз. Его постепенно охватывало беспокойство. Он отошел от окна и пересек комнату.

— Сидите тихо, если хотите жить, — шепнул он пленникам.

Незваный гость еще внизу, у двери, или уже в доме? Может, Жан забыл запереть входную дверь? Этого еще не хватало. Он пробрался к двери квартиры. Оружие у него было по-прежнему наготове. Не помешает посмотреть в дверной глазок. Он еще раз коротко огляделся. Оба пленника неподвижно сидели на диване: он видел их спины.

Наконец он перестал вжиматься в стену рядом с дверью и нагнулся к глазку.

Полицейский, занимавшийся маленькой стетоскоп-камерой, поднял руку с вытянутым указательный пальцем. Когда тело террориста целиком появилось на мониторе, полицейский сжал руку в кулак. Это был знак пяти другим полицейским о том, что пора начинать штурм. Двое полицейских в защитных костюмах держали таран, в то время как третий приготовился выдернуть чеку из осветительной гранаты.

Внезапно кулак мужчины у монитора резко опустился. Оба полицейских с тараном качнули свое орудие, и оно с грохотом врезалось в полотно двери. Одновременно с этим разлетелись оконные стекла. Древесина хрустнула, и дверь выскочила из петель. Осветительная граната влетела в прихожую. Через две секунды она взорвалась, и яркая вспышка осветила помещение.

Когда Том услышал треск двери, он понял, что сейчас произойдет. Не растерявшись, он скатился с дивана и потащил за собой Яару.

С громким боевым криком террорист вскинул оружие. Вспышка ослепила его, но тем не менее он выстрелил в том направлении, где должна была находиться дверь.

Не успел он спустить курок еще раз, как грудь ему почти одновременно изрешетили три автоматные очереди. Гангстер выронил оружие. Его отбросило назад, и он врезался спиной в стену. Он попытался подняться снова, но тут же сполз на пол и затих.

Члены оперативной группы ворвались в квартиру, и только осмотрев все помещения и удостоверившись, что кроме двух связанных заложников в квартире никого больше нет, они позволили себе расслабиться.

— Не двигайтесь! — посоветовал один из полицейских в маске Тому и Яаре.

Том только кивнул. Колени у него дрожали, но он испытывал облегчение от того, что с ним и Яарой ничего не случилось.

— Все чисто! — крикнул наконец один из полицейских.

Тома и Яару подняли с пола и посадили на диван.

— Придите сначала в себя, — заботливо сказал полицейский.

— Спасибо, — ответил Том.

57

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

— Вы не все мне рассказали, — укоризненно заметил Буковски.

— А вы меня об этом и не просили, — возразил Том.

Буковски улыбнулся.

— Если бы я не приказал следить за вами, то вы уже, наверное, были бы мертвы. Иногда гораздо лучше говорить всю правду.

Том покачал головой.

— Иногда мир бывает не готов к правде.

Буковски держал в руке ключ, который криминалисты нашли в сарае под горой Вацманна. Он задумчиво рассматривал брелок с глазом Гора. К тому времени он уже выяснил, что ключ подходит к дому на Амалиенштрассе. Преступники, вероятно, уже довольно долго использовали эту квартиру как убежище. Очевидно, Том Штайн даже не догадывался о том, в какой опасности он находился.

— Что вы хотите этим сказать? — вмешалась Лиза. — Почему мир еще не готов к правде?

— Это просто игра слов, — уклончиво ответил Том.

Том и Яара сидели в кабинете Буковски. Яара была закутана в одеяло и обеими руками держала чашку горячего чая. Она все еще дрожала всем телом. Последние дни были слишком тяжелыми для нее. Она рассказала, как Жан взял ее с собой в Германию, как отыскал квартиру, в которой их уже ждал Антонио ди Сальво. Она доверчиво вошла в ловушку, которую подготовил Жан. Кто бы мог догадаться, что Жан ведет двойную игру!

— Уже установлено, — вставил реплику Буковски, — что Жан Коломбар — не тот, за которого себя выдает. Настоящий Жан лежит на кладбище на севере Парижа. Мы подозреваем, что он вовсе не добровольно прыгнул в Сену. Многое говорит о том, что его убили с целью внедрить в вашу группу человека из банды. В конце концов, уже задолго до этого было известно, что раскопки пройдут в долине Кидрона, а Хаим Рафуль будет осуществлять общее руководство. И вот, перед первой встречей команды археологов настоящий Жан исчезает в волнах реки, а вместо него появляется двойник, чтобы участвовать в работах.

— Откуда вы это знаете? — спросила Яара.

— У меня есть хорошие связи во французской полиции, — ответил Буковски.

— Вы говорите о банде, — уточнил Том. — Что вы имеете в виду?

— Коломбар, точнее Тьерри Гомон, как раз пытается немного облегчить свою участь, — объяснила Лиза. — Гомон заговорил, и говорит он о банде, которая интересуется древностями. Они узнали, что Рафуль ищет могилу тамплиера. Поэтому и были убиты священник, пономарь и монах монастыря Этталь. Он, естественно, утверждает, что не участвовал ни в каком из убийств.

— И что теперь будет с Жаном, то есть с Гомоном? — спросила Яара.

— Мы обвиняем его в пособничестве при совершении ряда убийств и взятии в заложники. Он сидит в соседнем кабинете и пытается торговаться с прокурором. Ему грозит пожизненное заключение. Это значит, что если он и выйдет из тюрьмы, то лишь в старости.

Том взял руку Яары и сжал ее.

— А что будет с нами?

Буковски пожал плечами.

— Сейчас мы снимем с вас показания, и вы оба можете идти.

— Вы хотите сказать, что мы свободны?

— Никто вас не арестовывал, госпожа Шоам.

Том провел рукой по волосам.

— Есть еще кое-что, — нерешительно сказал он. — Свитки, которые Юнгблют спрятал в камере хранения. Я так понимаю, они находятся здесь.

Буковски встал и подошел к окну.

— Я переслал их прокуратуре.

— Но вы ведь, надеюсь, герметично их упаковали?

— Они находились в защитной оболочке. Мы не вскрывали пакет.

— Похоже, мы действительно нашли свитки. Они за это время стали для нас чем-то вроде собственности.

Буковски поднял руки.

— Это решит прокуратура. Но уже есть один человек, который очень интересуется этими свитками. И судя по всему, он даже может доказать, что они принадлежат церкви.

Том улыбнулся.

— Отец Леонардо, — сказал он.

— Вы знаете его?

— Мы знаем его по Иерусалиму. После того как мы нашли свитки, на поле раскопок внезапно появился священник. И именно он был вместе с отцом Леонардо в аэропорту, когда мы садились на самолет. Кроме того, отец Леонардо был у меня в тюрьме.

Буковски недоверчиво посмотрел на Тома.

— Где он был?

— Когда я сидел в камере, он приходил ко мне поговорить.

— Это уж слишком: я же строго приказал, чтобы к вам никого не пускали.

Том пожал плечами.

Лиза откашлялась.

— Что, собственно, написано в этих свитках, почему все охотятся за ними?

Том посмотрел на Яару.

— Это дневник очевидца, который жил во времена Иисуса Христа.

— И что там написано? — повторила свой вопрос Лиза.

Том улыбнулся.

— Их еще предстоит перевести, — ответил он. — Но один только возраст делает их очень ценными.

Буковски сел верхом на стул.

— Ну и что бы вы сделали со свитками, если бы получили их?

— Их нужно предоставить в распоряжение науке, — четко ответил Том. — Их должны исследовать историки, после чего их передадут музею.

Буковски играл с сигаретой, вращая ее между пальцами.

— Впрочем, вероятно, есть еще кое-что, что могло бы заинтересовать вас и что я никак не могу логически увязать. Здание, в котором вас и вашу подругу держали под стражей, принадлежит некоему Пьеру Бенуа. Вы уже слышали это имя?

Том вопросительно посмотрел на Яару.

— Насколько мне известно — нет.

— Ну ладно, вероятно, это не так важно, может, ключи к дому лежали под ковриком. Кстати, Бенуа сдавал этот дом внаем церкви.

Том опустил глаза.

— Вы определенно правы, господин комиссар, — ответил он через некоторое время. — Это к делу совершенно не относится.

К югу от Версаля, Франция…

Шоссе между Туссу-ле-Нобль и Шатофор было заблокировано уже целый час. В месте, где шоссе делало резкий поворот налево, почти в ста метрах ниже по склону, на лугу, лежала маленькая красная «альфа». Не вписавшись в поворот, машина сначала врезалась в дерево, а затем покатилась по склону, где из-за высокой скорости несколько раз перевернулась, пока наконец не осталась лежать на стороне водителя.

Водитель не пристегнулся и потому во время столкновения с массивным буком вылетел из салона, и его обезображенное тело лежало возле склона. Мертвеца накрыли черным брезентом.

— Скорость была минимум сто пятьдесят, — заметил бородатый жандарм.

— А может, и того больше, — добавил его коллега.

— Следов торможения нет, как и признаков того, что в аварии участвовало еще одно транспортное средство. Он просто слетел с проезжей части.

— Что говорит врач?

— Совершенно очевидно, что потерпевший сломал себе затылок, — сообщил бородатый. — Видок у него тот еще. По-моему, у него вообще ни одной целой кости не осталось.

Его коллега кивнул и пошел к специальной машине, которая как раз подъехала.

— Отвезите его в морг, — сказал жандарм представителю похоронного бюро. — Мы вам позвоним.

— Уже известно, кто это? — спросил тот.

Жандарм наклонился к нему.

— Это кардинал. Очень важный церковник. Возможно, даже следующий Папа.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Том попросил Буковски разрешить ему еще раз поговорить с Жаном. Коллега Буковски была не в восторге от этой идеи, но Буковски решил, что это не может навредить проведению допроса. И потому он провел Тома в комнату для допроса, в которой сидел Тьерри Гомон, он же Жан Коломбар, и задумчиво смотрел в потолок.

— Привет, Жан, — или я должен называть тебя Тьерри? — поздоровался Том, тихо войдя в комнату за спиной Жана.

Жан повернул голову и ошарашенно посмотрел на Тома. Он не сводил глаз с Тома, пока тот не сел на стул напротив.

— Как у тебя дела? — мягко спросил Том.

Гомон на секунду закрыл глаза.

— Мне жаль, — прошептал он.

— Это мне тебя жаль, — возразил Том. — Весь твой мир состоит из лжи. Твоя дружба, твои обещания, даже роль, в которую ты влез, — все ложь и оплачено кровью.

— Зачем ты здесь? — спросил его Жан.

— Я хочу знать, закончилось ли все.

— Что ты имеешь в виду?

Том холодно улыбнулся.

— В безопасности ли мы с Яарой или появится еще кто-нибудь и попытается присвоить свитки?

Гомон пожал плечами.

— Можешь передать своим друзьям, что они попали туда, куда и должны были попасть. Этот отец Леонардо взял свитки себе, и они, конечно, теперь исчезнут, как исчезло все то, что никто не должен был узнать.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил Гомон.

Том покачал головой.

— Чтобы ты мог немного порадоваться, несмотря на то что оказался в беде.

Гомон закрыл лицо руками.

— Оставь меня, пожалуйста, я хочу, чтобы ты ушел.

Том встал и пошел к двери. Неожиданно он еще раз обернулся.

— У меня есть еще один вопрос, и я хочу, чтобы ты сказал мне правду. Ты знаешь, что за окном стоит человек, который слушает тебя и записывает каждое слово, которое мы произносим. Но я все равно хочу получить ответ. Ради всего, что мы прошли с тобой как с Жаном, с нашим партнером и товарищем по несчастью. Я спрашиваю тебя: позволил бы ты убить Яару и меня, если бы полиция вовремя не вмешалась?

Гомон опустил голову.

— Это дело было слишком важным. Человеческие жизни не играют никакой роли, если речь идет о таких важных вещах, — тихо ответил Гомон.

— Ты убил бы нас? — настойчиво повторил Том.

Гомон тяжело дышал. Можно было буквально почувствовать, что в нем все кипит. Наконец он так резко вскочил, что стул упал.

— Да! — громко крикнул он. — Да, черт возьми!

Дверь распахнулась, и в помещение ворвались двое полицейских в форме. Они схватили Гомона за руки и опять посадили его на вновь установленный стул.

Гомон осел. Слеза стекла по его щеке.

— Прости меня! — всхлипнул он. — Том, Яара, простите меня, мне жаль.

Том отвернулся от Гомона.

— Я не могу простить тебя, это не мое дело. Ты будешь просить прощения у своего Создателя, когда будешь стоять перед ним.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

До конца рабочего дня оставалось немного. Буковски уже надел куртку.

— Мне отвезти тебя домой? — спросил он Лизу, которая выключала свой компьютер.

— Я приехала на велосипеде.

— Ты не считаешь, что это немного опасно? В твоем состоянии, я имею в виду.

Лиза задвинула клавиатуру в угол письменного стола и привела в порядок протокол допроса Тьерри Гомона.

— У меня все в порядке, — ответила она.

Внезапно у Буковски зазвонил телефон, заставив его скривиться, как от зубной боли.

— Не хочешь ли взять трубку?

— До конца рабочего дня осталось пять минут, — возразил он.

Но телефон не умолкал. Наконец Буковски снова сел за стол и снял трубку.

— Буковски, управление уголовной полиции Баварии, отдел шестьдесят три, — по всей форме представился он.

На линии был Максим Руан.

— Приветствую тебя, великий криминалист!

— Максим, — обрадованно воскликнул Буковски. — Очень рад слышать твой голос. Как дела во Франции? Я хотел позвонить тебе завтра, как только мы приведем здесь все в порядок. Дело сдвинулось с мертвой точки.

— Я уже слышал об этом, — сказал Руан. — Именно поэтому и звоню. У меня на столе лежит досье, которое кто-то передал нам. Понятия не имею, откуда оно взялось и кто его передал, но оно очень интересное. И касается вашего дела.

— Та-ак, — протянул Буковски. — Подожди-ка, я включу громкую связь, Лиза стоит рядом со мной.

— Bonjour, mademoiselle,[49] — вежливо поздоровался Руан. — Я надеюсь, у вас все хорошо и мы скоро снова увидимся.

Лиза наклонилась к телефону.

— Salut,[50] Максим, — ответила она. — Спасибо, у меня все хорошо.

— Хватит рассыпаться в любезностях, что там у тебя? — перебил ее Буковски.

— Досье на богатого бизнесмена по имени Пьер Бенуа из Ла Круа Вольмер — это город на юге Франции. Досье разоблачает его как заказчика убийства. Он потомок известной семьи, среди его предков есть даже Папа Римский Климент V, именно он семьсот лет назад организовал преследование ордена тамплиеров. У него есть влиятельные друзья в политике и церкви. Его нелегко будет привлечь к ответственности. Но у меня появились новости о Сантини и некоем Тьерри Гомоне, бывшем священнике из Экс-ан-Прованса. Очевидно, Бенуа кое-что заплатил, чтобы получить несколько древних свитков. Речь идет о трех миллионах долларов. Их перевели из одного швейцарского банка на счет банка на Багамах. Мы сейчас как раз проверяем платежные реквизиты, но уже похоже, что мы получим убедительные доказательства.

— Бенуа, — повторила Лиза. — Но ведь так звали владельца того дома, в котором держали Штайна и его подругу.

— Мне немедленно нужен подробный отчет, — сказал Руан. — Мы завтра проводим обыск его собственности. Кроме того, нужно еще раз опросить Гомона по поводу Бенуа. Сегодня я на работе до десяти часов.

— Мы все подготовим, — заверил его Буковски. — Но не думаю, что Гомон добавит еще что-нибудь к своим показаниям. Он ни в чем не сознается, кроме соучастия во взятии в заложники. Он знает, что поставлено на карту.

На мгновение воцарилось молчание.

— Мы привлечем Гомона в связи с убийством Коломбара, если подтвердится информация из досье. А в этом нет никаких сомнений. Я думаю, самое позднее тогда он заговорит.

— В таком случае, пожалуйста, держи нас в курсе происходящего, — попросил его Буковски.

Положив трубку, он покачал головой.

— Как быстро пошло расследование, — заметил он.

— Этот Бенуа, похоже, и есть тот самый великий неизвестный, который стоит за всем делом.

— Посмотрим, — ответил Буковски.

58

Рим, Sanctum Officium…

На письменном столе в комнате кардинал-префекта лежали две металлических коробки кубической формы, а также металлический чемодан. Отец Леонардо устроился поудобнее в кресле и отпил глоток кофе.

— Вы проверили свитки? — спросил кардинал-префект.

Отец Леонардо поставил чашку перед собой на стол.

— Речь идет о свитках Шломциона, — ответил он. — В то время, когда по земле ходил Иисус, он был учителем законности у ессеев и кем-то вроде наставника Господа во времена его юности. Если Хаим Рафуль не ошибся, они относятся к первой половине первого столетия.

— Я знаю, кто такой Шломцион, — возразил кардинал-префект. — Будут ли археологи молчать?

Отец Леонардо покачал головой.

— Этот немец на перепутье, он не уверен, что ему делать. Но через несколько дней, я думаю, уже будет не важно, как он поступит.

— Тогда, значит, все улажено.

Отец Леонардо встал из кресла и подошел к окну. У его ног, освещенный солнцем, лежал Святой город.

— Нужно еще кое-что сделать, так как я думаю, что археологи не смогут прыгнуть выше головы; но с этим позвольте мне разобраться самому.

Солнечный луч проник через окно. Кардинал-префект достал ежедневную газету и показал отцу Леонардо статью на первой полосе. Там сообщалось, что свитки, которые были украдены неизвестными во время раскопок в Иерусалиме, возвратились под надзор церкви. Речь шла о свитках из времен Иисуса Христа, и Церковная служба древностей займется расшифровкой текстов. На это уйдет определенное время, однако уже сейчас понятно, что будут открыты новые подробности жизни Иисуса Христа. Дальше газета писала о том, что якобы из-за этих свитков произошла перестрелка и что банда, занимавшаяся нелегальной торговлей древностями, была обезврежена.

— Это действительно было необходимо? — спросил префект.

— Через пару месяцев мы опубликуем несколько незначительных фактов из свитков. К настоящему моменту мир давно забыл о раскопках в долине Кидрона, и все успокоились. Никто, кроме нескольких ученых, больше и не вспомнит о свитках. Я думаю, от этого и археологам, и тем более церкви, только лучше.

Кардинал-префект оперся на стол и задумчиво посмотрел на металлический ящик.

— А вы знаете, что кардинал Боргезе попал в аварию?

Отец Леонардо пожал плечами.

— Тяжелая потеря для церкви. Да смилостивится Господь над его душой.

— В ближайшие дни я проведу по нему панихиду, — сказал префект. — Боргезе был хорошим другом. Он всегда был лоялен, и я думаю, если бы он не ушел от нас так рано, то стал бы достойным преемником моей должности. Несколько кардиналов даже видели в нем будущего Его Святейшество.

— Пути Господа неисповедимы, — заметил отец Леонардо.

— Наверное, вы правы, — согласился префект. — Я так понимаю, вы не приедете в Париж на панихиду. Дела, наверное, не отпустят.

— Я помолюсь за него, когда в следующий раз буду говорить с Богом. И я стану просить нашего Создателя о милости для его души.

Кардинал-префект довольно кивнул.

— Желаю вам удачи на вашем новом пути. Жаль, конечно, я уже начал привыкать к своему секретарю. Но он нужен в другом месте, и я думаю, он пойдет своим путем.

— Слава Иисусу Христу, Ваше Высокопреосвященство.

— Иди с миром.

Клиника Берхтесгадена, Верхняя Бавария…

Мошав выглядел хорошо. Шрам на правом виске светился красным, но когда его вьющиеся темные волосы, которые ему сбрили в больнице, немного подрастут, ничто уже не будет указывать на происшествие в Роствальде. Том привез ему чистую одежду, и он теперь сидел на кровати в джинсах и футболке и ждал, когда медсестра принесет ему еще несколько таблеток, чтобы он смог наконец покинуть больницу. Том и Яара подвинули к кровати стулья.

— Я помню только то, что дверь внезапно распахнулась и раздался страшный грохот, — сказал Мошав. — И я не имею ни малейшего представления о том, что именно произошло. Я только знаю, что ты спас меня из адского пламени. Я тебе по гроб жизни за это обязан, так и знай.

Том рассказал ему, что случилось в хижине, после того как он потерял сознание.

— Я думаю, полицейский, который меня допрашивал, решил, что я ему вру. Он не хотел верить в то, что я потерял память. Только когда мой врач подтвердил, что феномен временной амнезии существует, он убрался и оставил меня в покое.

— Все обвинения с нас сняли, — сказал Том. — Мы можем идти куда хотим. Однако будет еще судебное разбирательство и поэтому нужно еще раз появиться в полицейском участке, где нас снова допросят.

— Но я не могу сказать больше того, что мне известно!

— А большего от тебя и не требуется. Только, пожалуйста, не упоминай о том, что написано в свитках. Это просто очень ценные древние свитки, ради которых некоторые даже идут на убийство.

Мошав вопросительно посмотрел на Тома. Наконец он кивнул.

— Я понимаю. Церковь все-таки получила свитки. Они выиграли, правильно?

Том достал из кармана брюк статью из межрегиональной ежедневной газеты о свитках, которые перешли теперь во владение церкви, и протянул ее Мошаву.

Мошав пробежал глазами строки.

— Значит, мы теперь в безопасности?

— Священник, который был у меня в камере, сдержал слово. Теперь никто не будет интересоваться нами. Охота закончилась.

— А что с текстом свитков?

— После того как переводы Юнгблюта и Рафуля сгорели вместе с хижиной, а свитки перешли на попечение Рима, у нас ничего не осталось, кроме предположений. Кто станет брать на работу археолога, который утверждает, что Иисус — это ложь, но не может предъявить ни одного доказательства? А я люблю свою профессию.

— Но я вижу, что тебя это гложет, — вмешалась молчавшая все это время Яара. — Я чувствую, и с каждым днем — все сильнее. Эта история не дает тебе покоя. Даже ночью.

Том повернулся к Яаре и поцеловал ее в щеку.

Дверь открылась, и вошла медсестра. Она протянула Мошаву пакет.

— Пора нам уже идти, дружище, — сказал Том. — Ты уже достаточно отдохнул.

Мошав встал.

— Вперед, обратно в Иерусалим.

— Иерусалим? Почему Иерусалим? — удивился Том.

Мошав улыбнулся.

— Оставаться здесь, в Германии, для меня слишком опасно.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Буковски еще раз внимательно прочитал протокол допроса Тьерри Гомона, или Жана Коломбара. Вскоре после того как детектив ознакомил его с новостями из Франции, он раскололся. Он согласился признать, что был замешан в гибели настоящего Жана Коломбара. Вместе с Антонио ди Сальво, который был застрелен во время штурма квартиры в Мюнхене, они напоили свою жертву и сбросили ее в Сену. Пьер Бенуа снабдил их необходимой информацией и дал заказ, так как сам он охотился за свитками. Однако в убийстве трех священнослужителей, Рафуля, а также убитого в Израиле археолога, он замешан не был. Тем не менее он был в курсе этих преступлений. Он получал информацию обо всех соответствующих событиях, так же как и сам немедленно передавал все новости дальше. Когда Рафуль собрался лететь в Цюрих, его схватили. Марден был известен своими садистскими наклонностями. Он запытал Рафуля до смерти, но профессор молчал до последнего. Когда они узнали о Юнгблюте, было уже слишком поздно, друг Рафуля предпочел покинуть свой дом и спрятаться в лесу. А когда вмешалась полиция и Мардена с Сантини чуть не арестовали, он включился в игру уже как Жан Коломбар. Том наконец привел их прямо к профессору. Но то, что произошло, не было запланировано. Нападение не удалось, и осталось только устроить взятие в заложники, чтобы добраться до свитков.

Максим Руан позвонил незадолго до полудня и узнал новости от Буковски. Бенуа подался в бега. Когда особые отряды полиции ворвались в его дом в Ла Круа Вольмер, Бенуа уже скрылся. Второпях он, очевидно, попытался уничтожить доказательства, но кое-что сохранилось.

Найденные документы доказывали существование братства, которое, подобно паутине, накрыло весь мир. В этот союз входили: французский министр, статс-секретарь из Вены, два фабриканта в Германии, директора банков в Швейцарии, Люксембурге и Англии, несколько священнослужителей и даже высокопоставленный американский чиновник. Братству Бенуа можно было инкриминировать взаимовыгодную помощь в различных делах, среди которых — поддержка в оформлении документов на строительство и многое другое. Налоговые нарушения были лишь маленькой частью их преступной деятельности. Они натолкнулись на настоящее болото, и осушение его должно было занять многие месяцы. Также братство не остановилось перед нанесением тяжких телесных повреждений и даже убийством. Европол забрал это дело себе, и Максим Руан был назначен руководителем особой комиссии.

— Разве тебе не хочется вступить в нашу команду? Штаб-квартира у нас будет в Париже, — добавил Максим, прежде чем окончить беседу.

Буковски долго смотрел на Лизу, после того как сообщил ей о предложении Максима.

— И сколько ты будешь отсутствовать? — спросила она.

Буковски пожал плечами.

— Это может занять целый год. Задание не из легких. Расследование будет трудным, понимаешь?

Отель «Леопольд», Мюнхен…

Яара принимала ванну, в то время как Том и Мошав расположились в комнате. Том сел на кровать, а Мошав развалился в кресле.

— Ты действительно не в своей тарелке, — заметил Мошав.

— Мне сейчас непросто, — ответил Том. — Я христианин, понимаешь? Даже если я не очень высокого мнения о церкви, то мне все равно тяжело принять тот факт, что Иисуса никогда не существовало. В конце концов, вся наша вера основывается на его личности. Если его не было — по крайней мере, не в том виде, в который верим мы, христиане, — то во что нам тогда вообще остается верить?

— Свиткам две тысячи лет, но никто не может гарантировать, что предания правдивы. Что, если твой Иисус действительно существовал, а в завещании Учителя справедливости картина искажена?

Том лег на кровать.

— Возможно, именно эта неизвестность и мучает меня. Мы, ученые, ищем доказательства. И только когда мы наверняка знаем, что это правда, после неоднократных проверок и перепроверок, — только тогда мы принимаем ее как данность.

— Правда, ложь — кто может их отличить? Свитки навсегда исчезнут в библиотеках Ватикана, а переводы двух уважаемых ученых сгорели. Не остается ничего, что могло бы поведать нам правду.

Том встал.

— Этот мир нуждается в Боге. Безразлично, как мы его назовем: Аллахом, Буддой или Иисусом. Человек просто хочет верить в какую-то высшую силу. Я и правда думаю, что это делает наше существование чуть более сносным. Я не хочу никому ничего доказывать, понимаешь? Но я хочу знать наверняка. С тех пор как я поговорил с Юнгблютом, я плохо сплю.

— Значит, нужно просто все разузнать, — ответил Мошав.

Том недоверчиво посмотрел на него.

— И как ты собираешься это сделать?

Мошав встал.

— «…Навеки устремив взгляд в воду жизни, так сидит на скале Голиаф, великан, поверженный Давидом, Давидом, царем евреев», — процитировал он.

— Ты смог запомнить то, что сказал Юнгблют?

— Я получил пулю в голову и забыл все, что произошло, когда гангстеры напали на хижину, но слова профессора я помню довольно хорошо.

— Каждое слово?

— Каждое слово, — подтвердил Мошав.

Том улыбнулся.

— Чего же мы тогда ждем — вперед, в Массаду! — решительно заявил он.

— В Массаду! — подхватил Мошав и испугался: он буквально прокричал эти слова.

59

Рим, Ватикан…

На большом экране мерцали конечные титры, где были перечислены имена всех участников: оператора, инженера по звуку, режиссера, а в конце стояло имя продюсера, известного во всем мире своими сенсационными инсценировками — Джеймса Каморры. Никто не узнает, кто действительно стоит за производством этого дорогостоящего произведения.

Отец Леонардо встал и облегченно вздохнул. Он был доволен. Счастье, что во время проведения строительных работ в Талпиоте глубоко в земле обнаружили эту могилу. Хотя это было еще в 1980 году, но мир лишь поверхностно ознакомился с данным событием, а затем его снова предали забвению. С Каморрой как продюсером весь мир теперь охватит волнение и истерия, пока по тем же самым каналам не пройдет научное опровержение всех теорий. Теория доктора Табора представляла собой лишь одну из точек зрения на проблему. Будучи представлена соответствующим образом и демонстрируя лишь один аспект, она сможет на какое-то время произвести впечатление на людей. Гробы с останками семьи Иисуса. На каждом из них было нацарапано имя умершего. Мариамене-Мара, Иехуда бар Иешуа,[51] Матфей, Иосия, Мария и Иешуа бен Иосиф. Долгие годы оссуарии с номерами от 701 до 706 хранились на складах Израильского министерства древностей. Но теперь они на короткое время окажутся в центре внимания всего мира, пока признанный профессор Лейденского университета Юрген Цангенберг не разберет тезисы Табора пункт за пунктом и в результате не вызовет у людей одну только растерянность. Растерянность и неразбериха — вот оружие XXI столетия. Общественность быстро потеряет интерес, отбросит утверждения исследователя как простое стремление прославиться и снова сосредоточится на своих буднях. И даже если потом еще один ученый сообщит о новых утверждениях и о новом погребении, никто не согласится посвятить этой теме хоть полстрочки.

Время передач о могиле в Талпиоте уже было установлено. Через два дня фильм должен пройти по каналу Би-би-си. Телекомпании во всем мире купили лицензии на его показ, так что в конце концов, возможно, им удастся даже покрыть гигантскую сумму издержек на производство.

Еще неделю спустя пройдет вторая часть проката на Би-би-си. Фильм назывался «Талпиот — миф или правда», и это опровержение не допускало сомнения в том, что Табор ошибся. В мире средств массовой информации очень просто переплести правду и ложь таким образом, что люди уже не знают, кому еще можно верить.

Отец Леонардо включил свет. Он гордился собой, и он гордился своим планом. Ни этот Томас Штайн, ни кто-либо другой из группы археологов не привлекут ничьего внимания, если опубликуют свои предположения по поводу Иисуса Христа или предложат назвать очередное место его погребения. Иисус мог бы быть погребен всюду и нигде. Во время строительных работ в Иерусалиме все еще обнаруживают места захоронения умерших. Умерших, которых столетиями хоронили в многочисленных скалистых гротах вокруг Иерусалима, пока их кости не попадали наконец в каменные оссуарии.

Многие из этих захоронений до сих пор не открыты.

Что произойдет, если будет обнаружена очередная могила Иисуса в Святой земле?

Отец Леонардо великолепно знал людей.

Камень утонет в озере, и последняя волна затихнет. Растерянность и неразбериха в результате уничтожат всякий интерес.

Отель «Леопольд», Мюнхен…

Чемоданы были сложены, билеты куплены. На следующее утро, в одиннадцать часов, они вылетали из Мюнхенского аэропорта. Том уверенно смотрел в будущее. Он надеялся, что в этой экспедиции получит наконец уверенность, в которой он так нуждался, чтобы обрести душевный покой и спокойный сон. Уверенность для себя одного. Они посоветовались и решили: безразлично, что они обнаружат в скале Массада, эта информация только для них. Никто другой не должен узнать о находке.

— Ты это читал? — спросила Яара, протягивая ему тележурнал.

Том покосился на программу передач.

— Они собираются показывать документальный фильм о могиле Иисуса в Талпиоте, — пояснила она. — Правда, странно?

Том взял журнал и прочитал анонс фильма, который был произведен Би-би-си в сотрудничестве с известным режиссером Джеймсом Каморрой. Затем передал газету Мошаву.

— Ну, это уже старая история, — сказал он. — Когда обнаружили могилу? В девяностом году или еще раньше?

— Раньше, — ответила Яара. — В восьмидесятом строители обнаружили грот Талпиот.

— Почему же именно теперь вокруг него подняли такой шум?

— Неужели вам не ясно, — сказал Том. — Для церкви и этого священника, должно быть, действительно очень важно, чтобы мы молчали.

Яара и Мошав вопросительно посмотрели на Тома.

— Когда отец Леонардо говорил со мной в тюрьме, он сказал, что не имеет ничего общего с убийствами, — объяснил Том. — Я не поверил ему, и он убеждал меня, что времена изменились. К убийству больше не прибегают, поскольку появились другие возможности запутывать людей.

— Что он имел в виду? — спросил Мошав.

Том указал на статью.

— Линия аргументации этого религиозного исследования настолько слабая, что она порвется при самом незначительном сотрясении. Смотрите, есть еще вторая часть, которую будут показывать на следующей неделе. Вот увидите, в следующей части документального фильма этого Табора вместе с его могилой Иисуса просто смешают с грязью. И в результате над Табором все будут смеяться.

— Но как это касается нас?

— Неразбериха, которая введет людей в заблуждение, настолько плотно переплетет правду и ложь, что в результате никто уже не сможет в ней разобраться, — ответил Том.

— И тогда появимся мы и предъявим могилу Массада.

Яара встала.

— Он дьявольски хитер, этот священник.

Мошава осенило.

— И когда мы предъявим могилу Массада, то у людей уже давно будет твердое мнение, и мы предстанем как несколько идиотов, которые хотят запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда.

Том одобрительно захлопал.

— Теперь ты понял: у всего представления одна только цель — опередить нас и запутать людей.

— Безразлично, что мы обнаружим в Массаде, — добавила Яара. — Мир нам не заинтересовать.

Мошав почесал затылок.

— Но мы же все равно не собирались распространяться об этом.

Том кивнул.

— Но тот священник из Рима не мог на нас положиться. И потому сам устроит неразбериху. Чертовски хитрый план.

— Ну, тогда тем более. В Массаду, ради нашей правды!

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Буковски в изнеможении рухнул на стул, достал сигарету из пачки и закурил. Из ящика он вытащил маленькую пепельницу, которую спрятал там, после того как пообещал Лизе больше не курить в кабинете.

Он все закончил, но день его по-настоящему вымотал. Допрос женщины в клинике и судебные допросы Томаса Штайна и его спутников были проведены. Судопроизводства по этому делу в Германии не будет, так как французские органы власти составили запрос о выдаче Мишель ле Бланк и Тьерри Гомона. Было ясно, что именно Фабрицио Сантини, по прозвищу Дьявол, и Марсель Марден, Боксер, совершили убийство трех служителей церкви и одного мирянина под горой Вацманна, личность которого к тому времени установили на основе материала ДНК — это действительно оказался пропавший без вести профессор Хаим Рафуль. Четвертый в их союзе, Антонио ди Сальво — преступник, объявленный во всеевропейский розыск, был застрелен особым отрядом полиции на Амалиенштрассе. Ему и ле Бланк можно было инкриминировать убийство Джины Андреотти и профессора Джонатана Хоука. Женщина свою вину признала. А за всем стоял Пьер Бенуа, богатый французский бизнесмен. Полицейские из Police National отыскали его в Бразилии. Его арест был только лишь вопросом времени. Особая комиссия Ла Круа Вольмер должна была приступить к работе в ближайшие недели и установить остальные связи.

Заговор богатейших европейских бизнесменов, которые черпали свою власть и богатство из болота убийства и коррупции. И это болото нужно было осушить.

Буковски мог быть доволен, даже если его и ждала куча писанины. Расследование окончено, и убийцы уже не ускользнут от справедливого наказания.

Он в последний раз затянулся сигаретой и раздавил ее в пепельнице. Затем встал и открыл окна. Скоро должна вернуться Лиза. Сегодня у нее первая консультация у гинеколога.

За прошедшее время Буковски уже смирился с тем, что станет отцом. Но что будет дальше? Лиза не сможет вернуться в отделение, в котором он по-прежнему будет ее шефом. Поэтому он планировал позвонить Максиму и согласиться работать с ним в особой комиссии. Он знал, как это делается, по прошлому опыту Работа таких комиссий может затягиваться, а результаты — откладываться. И тогда он уж как-нибудь протянул бы последние два года до выхода на пенсию. Может, в отделе делопроизводства или на станции передачи данных; а может, тогда уже появится возможность перейти на неполный рабочий день.

Господи, Лиза моложе его на двадцать пять лет, ну зачем он позволил себе расслабиться в ту ночь в Париже?

Буковски испугался, когда дверь распахнулась. Лиза вошла в кабинет; она улыбалась.

— Ты снова курил, — сказала она.

— Неужели?

— Я прекрасно слышу запах, даже если ты и открыл окно.

Буковски поднял руки.

— Нужно уже привыкнуть выходить, прости.

Лиза полезла в сумочку и бросила ему на стол три бумажных фотографии. Буковски сел за стол и взял их в руки. Он рассматривал фотографии, которые состояли из пятен разных оттенков серого цвета, поворачивал их туда-сюда, пока Лиза не протянула руку ему через плечо и не поставила их правильно.

— Что это? — спросил Буковски.

— А ты как думаешь?

— Что-то вроде географической карты, я бы так сказал. Съемки со спутника — пустыня или плоскогорье.

Лиза покачала головой. Настроение у нее было веселым, почти шутливым.

— Это твоя дочь или сын, — ответила она, широко улыбнувшись. — В середине.

— Темное пятно?

— Да, точно, — подтвердила Лиза. — Темное пятно.

Буковски тщательно рассмотрел фотографию.

Лиза села за письменный стол.

— Тебе придется отвыкать от курения. Или ты намерен улизнуть от ответственности, как обычно поступают мужчины?

У Буковски отвисла челюсть. Он смотрел на Лизу, широко раскрыв глаза.

— Я тебе в отцы гожусь. Я старше тебя на двадцать пять лет.

— Я знаю, что ты не красавец мужчина, и, клянусь Богом, я действительно совсем иначе представляла себе своего супруга, но я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца.

Буковски потерял дар речи.

— Я надеюсь, ты здоров, или есть что-то, что мне нужно знать?

— Лиза, я… как ты себе это представляешь? — заикаясь, спросил ее Буковски.

— У тебя еще три года впереди, в это время я буду сидеть дома, а когда ты выйдешь на пенсию, я пойду работать. Я достигла далеко не всего, чего хотела. Я могу достичь еще очень многого, если постараюсь. И я хочу этого ребенка!

— Я… я не знаю.

— Чего ты хочешь, ты ведь можешь чувствовать себя польщенным — или я, по-твоему, недостаточно хорошо для тебя выгляжу? В конце концов, ты мне в отцы годишься. Вам, старикам, ведь нравится, когда в кровати у вас молоденькая девушка.

— Ну же, Лиза, ты, пожалуй, перегибаешь палку, — защищался Буковски. — Тогда я не был совершенно трезв, так же как и ты. Нужно найти самый целесообразный выход из положения…

— Мы сделаем все так, как скажу я, — решительно заявила Лиза. — Загс, и народу немного. Венчаться я не желаю.

Буковски откинулся на спинку стула.

— Ты действительно считаешь, что сможешь меня выдержать?

Лиза наклонила голову набок и подмигнула ему.

— Дурачок, я давно уже тренируюсь. И не надо думать, что я прыгаю в кровать с кем попало, стоит мне выпить бокал шампанского. Это случилось, и теперь нужно постараться сделать все от нас зависящее. Я сама выросла без отца, и мне было очень нелегко. Я не хотела бы, чтобы моему ребенку пришлось пройти через нечто подобное.

Через час в кабинете Максима Руана зазвонил телефон.

— Привет, старина, — поздоровался Максим.

— Привет, Максим, — ответил Буковски. — Я только хотел сообщить тебе, что не буду работать в особой комиссии.

— Что ж, очень жаль, а я уже радовался, что скоро снова тебя увижу.

— Я думаю, мы все же вскоре увидимся. Но на этот раз ты приедешь в Германию.

— Что случилось?

— Я собираюсь жениться и хотел бы, чтобы ты был моим свидетелем.

— Жениться? — удивился Максим. — Ты, наверное, шутишь. И кто эта несчастная?

— Она стоит рядом со мной, можешь с ней немного поговорить.

Буковски передал трубку Лизе. Максим растерялся, когда услышал ее голос.

— Присматривай хорошенько за моим старым другом, следи, чтобы он не надорвался, — сказал на прощание Максим Руан.

— Сделаю что смогу, — ответила Лиза и положила трубку.

Буковски достал пачку сигарет, но Лиза забрала ее у него.

— Я же сказала: тебе придется отвыкать от курения.

Буковски вернул себе пачку.

— Только если ты пообещаешь мне, что не будешь пить шампанское с другими мужчинами.

Лиза наклонилась к Буковски и легонько хлопнула его по щеке.

— Только не надо воображать. Просто делай то, что тебе говорят. Прежде всего, если это хорошо для тебя и твоего ребенка. В конце концов, должно же ему хоть что-то перепасть от отца.

Буковски вздохнул. Но затем он скомкал пачку сигарет вместе с содержимым и бросил ее в корзину для бумаг.

Рим, Ватикан…

Брат Маркус позвонил вскоре после полуденной молитвы. Отец Леонардо вежливо поздоровался с ним и удалился в тихий уголок монастыря.

— Они были в аэропорту и купили билеты, — сказал брат Маркус.

— Куда? — спросил отец Леонардо.

— В Тель-Авив, — ответил монах.

Отец Леонардо поблагодарил его. Они уже на пути в Святую землю. Он не ошибся. Он правильно оценил этого немца с короткими светлыми волосами и загорелым лицом. Штайн не успокоится, пока не выяснит правду.

Отец Леонардо посмотрел на часы и позвонил в секретариат Управления по делам церкви.

— Немедленно забронируйте мне билет в Израиль, — потребовал он. — И сообщите отцу Филиппо. Он должен торопиться, скоро к нему нагрянут незваные гости, а к тому времени все должно быть готово.

Служащий на другом конце провода буркнул «да».

Через двадцать минут отцу Леонардо перезвонили. Он поспешил назад в свою маленькую квартиру. Придется поторопиться с упаковкой чемодана: самолет вылетает уже через шесть часов.

60

Аэропорт Бен-Гурион, Тель-Авив…

Рейс компании «Эйр Франс» прибыл в аэропорт Бен-Гурион точно в тринадцать тридцать пять. Мошав и Яара взяли руководство в свои руки, так как здесь они были дома, здесь они знали, к кому нужно обращаться, чтобы арендовать «лендровер», чтобы достать необходимый инструмент и снаряжение — альпинистские кошки, крючья и многое другое. Они знали, что отыскать описанную могилу — задание не из легких.

Возможно, им придется лезть на скалу, возможно, сначала нужно будет отодвинуть мусор. И все-таки, и они это прекрасно понимали, им нельзя возбуждать сенсацию. Бесчисленные посетители, туристы со всего света, верующие и другие пилигримы, а еще любители истории со всех концов земли ежедневно посещали крепость на берегу Мертвого моря. Там кишели сотрудники органов безопасности, полиции и ответственные за соблюдение порядка, которые не допустили бы того, чтобы кто-то полез на этот естественный памятник, еврейскую скалистую крепость посреди пустыни, с кирками и лопатами. Значит, им нужно было также придать своей экспедиции законный вид. Но Яара и Мошав были археологами, и Яара знала, что нужно сделать, чтобы получить разрешение на пробные раскопки. И пусть разрешение только выглядело как законный документ — для краткосрочного обмана его вполне достаточно. Итак, что было проще, чем привлечь университет Бар-Илан? Яара взяла это задание на себя. Научное обоснование экспедиции произвело бы такое впечатление на органы безопасности и на дежурных в крепости, что можно было бы спокойно работать по меньшей мере один-два дня.

После того как все оборудование закупили, а бежевый «лендровер» со всех сторон оклеили логотипами университета, Том и Мошав отправились в Арад, в то время как Яара пока осталась в Тель-Авиве.

— Проведем сначала рекогносцировку, — решил Мошав.

Через день они покинули маленький пансион на улице Рехов Бен-Яир и поехали по девятнадцатому шоссе, которое огибало руины старого ханаанского города-крепости и выходило в пустыню.

Как только Яара получит документы, она также должна отправиться в Арад, где они договорились встретиться.

— Но будь осторожна! — сказал Том, когда Яара прощалась с ним.

— Ты забываешь, что я родилась здесь, — возразила она и страстно поцеловала его в губы.

Монастырь францисканцев-флагеллатов, Иерусалим…

Отец Филиппо уединился с римским гостем в своей келье. Два часа назад отец Леонардо прибыл в Иерусалим.

— Как прошел полет? — спросил отец Филиппо.

— Над морем была буря, — ответил отец Леонардо. — Но я знал, что ничего не случится. Со мной было благословение Божье.

— Все сделано к твоему удовлетворению, — продолжал отец Филиппо.

— Можно посмотреть?

— Мы еще не готовы. Должно пройти некоторое время.

— Трудности были?

— Нет, после того как мы поняли, где нужно искать. Пить хочешь?

Отец Леонардо улыбнулся.

— Красное вино из долины Иордана?

Отец Филиппо кивнул и пошел к маленькому секретеру. Наполнил два бокала.

— Где они сейчас? — спросил отец Леонардо, после того как монах-францисканец протянул ему бокал.

— Мужчины в Араде, женщина осталась в Тель-Авиве. Она подала заявление на проведение пробных раскопок с научными целями.

— Я с самого начала знал, что они приедут, — размышлял вслух отец Леонардо. — Я знал, что немец не сдастся. Я только не знаю, почему он так поступает.

— Теперь, когда свитки наконец-то там, где и должны быть, наступает последний акт пьесы, после чего опустится занавес. Кстати, передача о могиле в Талпиоте вызвала настоящую сенсацию. Каждый день мы получаем бесчисленные отклики от взволнованных христиан, а также от журналистов, которые хотят знать, как Кустодия в Святой земле[52] относится к данному вопросу.

— И что вы отвечаете?

Отец Филиппо отпил глоток вина.

— Мы говорим, что будут открывать новые могилы, в которых покоится Иешуа бен Иосиф: в конце концов, эти имена были такими же популярными во время рождения нашего Спасителя, как сейчас — Джон, Али или Антонио.

— Хорошо, если так, — ответил отец Леонардо. — Как только на экраны выйдет вторая часть, количество обращений снизится. Вот посмотришь, через неделю никто уже не будет говорить о могиле Иисуса. Ни в Талпиоте, ни в Массаде.

— Рим будет тебе благодарен, — отец Филиппо любезно поднял бокал за здоровье гостя. — Скоро тебя повысят до кардинала.

Отец Леонардо отставил бокал.

— Как только я здесь закончу, я покину Рим.

— И куда ты поедешь?

— Домой, — ответил отец Леонардо. — Наконец-то снова домой, дорогой друг.

Отец Филиппо посмотрел на часы, висевшие на стене над секретером.

— Пора выдвигаться, — сказал он и поставил бокал на стол.

Скала-крепость Массада, на западном берегу Мертвого моря…

Солнце светило неумолимо, и сухая земля отражала часть жара, так что воздух рябил. Они подъехали к горе с севера. Массада лежала перед ними — величественная скала высотой почти четыреста метров возвышалась посреди скудной каменистой пустыни. Лишь кое-где отдельно стоящие деревья тянулись вверх, к небесам — пальмы, кипарисы и разбросанные то тут, то там жалкие кустики. Крепость была построена царем Иродом Великим примерно за тридцать лет до рождения Иисуса. Долгие годы она считалась неприступной, пока не пала наконец в 73 году от Рождества Христова под натиском римских легионов под началом Флавия Сильвы и не была разрушена. Флавий Сильва долгое время держал крепость в осаде, пока однажды не приказал соорудить искусственную насыпь у низкой западной стороны крепости, так что его войска попали наконец на плоскогорье. Пятнадцати тысячам римских солдат противостояли жалкие остатки гарнизона ревнителей веры. 973 защитника: мужчины, женщины и дети, — совершили некогда коллективное самоубийство перед тем, как крепость пала, чтобы избежать римского рабства.

Когда Мошав повел машину мимо крепости, Том не мог отвести от нее взгляд. Они объехали гору и остановились на стороне, обращенной к Мертвому морю. На стоянке стояли несколько автобусов и легковых машин. Туристы с рюкзаками и альпенштоками толпились по обе стороны дороги. Рядом с маленьким зданием, в котором располагались отделы государственной безопасности и охраны крепости, был припаркован белый джип. Том внимательно осмотрелся, а Мошав повернулся к горе.

— «…Навеки устремив взгляд в воду жизни, так сидит на скале Голиаф, великан, поверженный Давидом, Давидом, царем евреев», — вспомнил Мошав слова профессора, процитировавшего часть перевода свитков.

— Воду жизни, — повторил Том. — Отсюда ее не видно.

— Поэтому нужно залезть на гору, — объяснил Мошав. — Воспользуемся канатной дорогой.

Почти три четверти часа Том и Мошав простояли в очереди, пока наконец кабина не остановилась перед ними. Во время поездки они рассматривали скалистые образования, лежавшие под их ногами. Несмотря на то что в кабину канатной дороги набилось почти сорок туристов, друзья отвоевали себе места у переднего окна.

— «… Под дворцом царя… стоит солнце жизни в зените, так что святой луч освещает… отдыхает, до конца всего сущего…», — прошептал Мошав, обернувшись, и заметил, как вода у южного берега Мертвого моря блеснула в лучах солнца.

Том схватил его за плечо и указал на тонкую, как игла, скалу, торчавшую чуть ниже плато.

— Может, это и есть Голиаф?

Мошав достал из рюкзака бинокль и устремил его на указанную точку.

— Она чуть меньше пяти метров в высоту.

— А та, на другой стороне, по-моему, высотой метра полтора.

— Давид и Голиаф, — пробормотал Мошав и обернулся. — И вода жизни на заднем плане.

— Думаю, надо подобраться поближе и исследовать этот район получше, — сказал Том, когда показались первые руины крепости на плато.

— Голубятня, — сказал Мошав. — Я знаю, что за ней находятся стены дворца Ирода.

Том указал на маленькую нишу в скале, которая шла от плато до маленького скалистого выступа метров на десять ниже высшей точки.

— Может, когда-то это была лестница?

Мошав подкрутил окуляр.

— Я уверен, мы не зря сюда приехали.

Внезапно он стал лихорадочно крутить регулировочный винт бинокля.

Том наклонился к нему.

— Что у тебя там?

Мошав подал ему бинокль.

— Тебе видна разноцветная часть скалы — там, где кончается маленькая ниша, возле обвала?

Том напряженно вгляделся в то место.

— Черт возьми, — прошипел он так, что несколько человек обернулись.

— Ты думаешь то же, что и я? — тихо спросил Мошав.

— Да, — ответил Том.

После того как кабина канатной дороги добралась до верха скалы и избавилась от груза по-летнему одетых туристов, Том и Мошав тоже вышли наружу. Сотрудники органов безопасности проводили их подозрительными взглядами, когда они отделились от остальной массы и двинулись на север.

Место, на котором находилась ниша в выступе скалы, лежало к северу от руин. Там им встретились несколько гуляющих туристов с фотоаппаратами. Том сел на одну из желтовато-коричневых скал и стал смотреть на Мертвое море. Было немного за полдень, и солнце на небе пылало еще жарче, чем прежде. Скала отдавала часть тепла, так что рубашка Тома скоро промокла от пота. Мошава, кажется, высокая температура ничуть не беспокоила. Он сидел напротив Тома и изучал брошюру, которую взял в кабине канатной дороги. Только когда туристы ушли, они приблизились к краю скалы.

— Нужно спускаться, — сказал Мошав и снял рюкзак. Возможности закрепить трос поблизости не было, так что им пришлось искать место, куда можно было бы воткнуть крюк с канатным шкивом. Пока Том искал скалу понадежнее, Мошав метр за метром разматывал канат.

— Я и не думал, что это будет настолько легко, — пробормотал Мошав. — Яара совершенно напрасно суетилась с получением разрешения на раскопки.

Том обернулся. Внезапно взгляд его упал на блестящий кусок металла.

— Иди-ка сюда! — крикнул он Мошаву.

Мошав бросил канат и подошел к Тому.

— Что?

Том указал ему на крюк с канатным шкивом, который торчал из скалы.

— Здесь уже кто-то был; вот откуда взялась эта разница в цвете скал под нами.

— Может, это просто совпадение, — возразил Мошав.

— Крючок новый, ржавчины нет, выветривания тоже, — не согласился Том. — Там внизу кто-то был, причем совсем недавно.

Мошав принес канат. Когда Том укрепил карабин в петле, Мошав огляделся. Жара загнала большую часть туристов в тенистые руины за бывшими стенами крепости. Напротив, Том и Мошав, освещенные ярким солнцем, все ближе подходили к выступу скалы. Том уже почти спустился, когда услышал мужской голос и вжался в скалу перед собой.

— Что вы здесь делаете? — спросил голос.

Мошав, на коленях у края скалы закреплявший канат, обернулся. Перед ним стоял человек в белой форме органов безопасности. Мошав встал.

— Мы из университета Бар-Илан в Тель-Авиве, — неуклюже попытался оправдаться Мошав. — Мы должны собрать пробы грунта и образцы горной породы для проведения раскопок.

Служащий кивнул.

— Я думал, это уже было сделано на прошлой неделе.

Мошав достал справку.

— Материала оказалось недостаточно.

— Ладно, осторожней с солнцем, а то как бы чего не случилось, — предупредил его служащий и, тяжело ступая, пошел прочь.

Том влез на выступ скалы и подождал, когда Мошав присоединится к нему.

— Ты все понял?

Том кивнул.

— По-моему, я слишком хорошо все понял.

Они отстегнули канат, обогнули небольшой выступ и прямо под скалистой иглой натолкнулись на расчищенный и завешенный покрывалом вход в маленький грот. Том отодвинул покрывало. Перед ними лежала маленькая комната. Грот, зайти в который можно было лишь согнувшись, углублялся в скалу на расстояние не более чем в три метра. С левой стороны в скале было выдолблено нечто вроде каменного ложа. Типичная могила, в которой замотанный в сукно труп укладывался на посмертный одр. Однако склеп был пуст. Если когда-то в нем что-то и находилось, то его уже давно похитили.

— Мы опоздали, — сказал Том, после того как они молча постояли в склепе.

— Но кто…

— А я, похоже, догадываюсь, — перебил его Том.

Довольно долго они искали на выступе скалы следы еще какой-нибудь могилы, а когда солнце уже стало садиться, снова поднялись на скалу и устало повалились на землю возле обрыва. Том сделал последний глоток из походной фляги.

— Но, по крайней мере, могила там была, — попытался уменьшить разочарование Тома Мошав.

— Да, могила там была, — неожиданно повторил чей-то голос за их спинами. — Но она уже давно разграблена. В ней не осталось больше ничего, что бы указывало на Иешуа бен Иосифа. Должно быть, разграбили ее еще несколько столетий назад. Мы обнаружили в ней следы незваных гостей. Я думаю, кости унесли грабители.

Том и Мошав обернулись. За ними стоял отец Леонардо.

Том поднялся на ноги.

— Я мог бы и догадаться, что вы приметесь искать могилу, как только получите свитки.

— Охранять веру — мой долг, — возразил отец Леонардо. — Вы ведь уже слышали о могиле в Талпиоте?

— Я читал о ней, — ответил Том.

— Еще одна теория, не больше и не меньше, — объяснил отец Леонардо. — Однако учение Христа переживет и эти дни. Смотрите, одна треть нашего человечества верит в его учение. Вспомните, после «око за око» пришло «кто ударит тебя по левой щеке, подставь правую». Идея мести сменилась идеей прощения. Эта философия столетиями оберегала человечество от великих несчастий. Конечно, от имени веры было пролито много крови. Фанатики использовали идеи Господа в преступных целях. Однако попробуйте представить себе мир без Бога и без Его Сына. В безбожном мире будет править тьма. Неужели вы действительно решились бы опубликовать тексты свитков и смирились бы с тем, что треть жителей этой земли пойдет во тьму и проклятие?

Том после некоторых колебаний пожал плечами.

— Я хочу знать, я хочу быть уверен. Для себя.

Отец Леонардо подошел ближе и сел на скалу рядом с Томом.

— С верой все не так просто, — объяснил он. — Вера — только то, что она есть: вера. Не больше, но и не меньше. Вера и знания не имеют ничего общего друг с другом. Вера, о которой я говорю, означает доверие. Доверять кому-то означает полагаться на него. Поэтому вера — значимая часть нашего бытия. Разве не нужна нам вера для того, чтобы начинать каждый новый день? Вера в себя самого, вера в великие дела, вера в Бога. Кем был бы человек, не будь у него веры? Только вера делает нас сильными. И только веру ни в коем случае нельзя терять. Мы не знаем, кем был Иисус, что он думал, что он чувствовал и каким путем он хотел следовать, но мы верим в него, мы считаем, что он может спасти нас, так как он восстал. Эта вера дает нам силы, так как мы тоже восстаем. Не только после своей смерти — мы встаем каждый день, после каждого поражения, после каждого удара судьбы. Мы встаем и несем ответственность. Наша вера может колебаться, может быть велика или же, в некоторые дни, мала. Но она не должна ломаться, ибо вместе с ней сломаемся и мы. И тем самым мы предадим сами себя. Кем бы ни был Иисус Христос, или Иешуа бен Иосиф, одно ясно: он привел любовь в этот мир. В вере важно не то, что мы в результате сможем доказать, а то, какой мы сделаем свою жизнь, на что мы ее употребим и как мы обходимся с близкими нам людьми. Я знаю, вы задаетесь вопросом, жил ли Иисус на самом деле, был ли он тем, кем мы его считаем. Но разве это важно? Разве не важнее то, что мы несем его идеи в себе и строим свою жизнь так, как он завещал нам?

Том опустил глаза.

— Возлюби ближнего своего, как самого себя, — продолжал священник. — Это и есть его послание, неужели вы не понимаете?

Том посмотрел ему в глаза.

— После всего, что произошло, вы продолжаете верить в Иисуса из Назарета?

Отец Леонардо подвинул Тому небольшой кейс.

— Что это? — спросил Том.

— Откройте его, — ответил отец Леонардо.

Том открыл замки и поднял крышку. Взгляд его упал на стенную тарелку, которая лежала в защитной упаковке из акрила. Стенная тарелка из красной глины, той же самой величины и того же типа, как и та, которую профессор Хаим Рафуль когда-то продемонстрировал прессе и которая, разбитая, лежала в могиле тамплиера. Однако на этом артефакте был нарисован окутанный сиянием человек, который стоял, подняв правую руку, перед открытым склепом. Камень, закрывавший вход, был отодвинут. Сцена возрождения.

— Иногда нам не хватает только неуверенности, чтобы дать возможность вере сделать нас сильными, — сказал отец Леонардо, прежде чем встать. — Я желаю тебе вернуть душевный покой и сильную веру.

Затем он отвернулся и ушел. Том некоторое время смотрел ему вслед, и постепенно он начал понимать, что значит стойко верить.