Завтра не умрет никогда (Сборник)

Звездные дороги

Корабль вышел из гиперпространства, и компьютер переключил энергетическую установку в режим планетарного движения. Теперь, когда до ближайшей планеты оставалось почти два миллиарда километров, придется лететь почти трое суток.

— Чокнутся можно от этой техники, — подумал Зуни, — межзвездный бросок занял всего пятнадцать минут, а внутри системы придется тащиться не знамо сколько. Что там по системе? — недовольным голосом пробурчал он компьютерному диспетчеру.

— Система W512R. Корабль движется строго по курсу. Четыре планеты, девять спутников. Данные о планетах поступают для обработки. До ближайшей планеты пятьдесят один час сорок две минуты подлетного времени.

— Это я и без тебя знаю. Что-нибудь обнадеживающее есть?

— Пока никаких сигналов о присутствии разумной жизни. Сканирование показывает полное молчание вокруг планет. Первые данные говорят, что жизнь на них маловероятна.

— Понятно, значит опять тупая работа.

Впрочем, Зуни к этому привык. Он работал простым картографом и вот уже десять лет занимался тем, что летал на межзвездном корабле по Галактике от одной звезды до другой и с помощью спутников составлял карты планеты, которые вращались вокруг своих солнц. На основе этих данных составлялись межзвездные карты. Первые годы Зуни нравилась эта работа. Дальний космос, полная самостоятельность, ни тебе подчиненных, ни начальников. Красоты новых миров. Но вскоре это стало надоедать. За десять лет, что Зуни бороздил просторы космоса, он ни разу не встретил разумной жизни. Так, кое-где встречались различные формы флоры и фауны, но разумной, никогда. Да и сама работа была настолько однообразной, что последние три года он только и думал о том, куда бы уйти с этой работы. Однако было много сдерживающих факторов. Один из них это то, что он привык к одиночеству. Пять, а то и шесть месяцев он был в космическом плавании, после чего возвращался на базу, чтобы передать собранные материалы, пополнить запасы продуктов и энергии и снова отправлялся в космос. Находясь на базе несколько дней, его начинало все раздражать, и он мечтал только об одном, поскорее улететь и остаться одному. Единственным его собеседником, которого он терпел, был компьютерный диспетчер корабля. И все же, как только он оказывался в космосе, и очередная разведка снова оказывалась стандартной процедурой сбора данных, он приходил в уныние и начинал размышлять о смене работы.

Была и еще одна причина, которая заставила его подумать об уходе на другую работу. Это личное одиночество. Зуни было уже тридцать шесть, а он так и остался девственником. Это так тяготило его, что он стал просто комплексовать. Последний раз, когда он был на базе, он даже почти решился на то, чтобы сходить в бордель, но в последний момент, просто испугался и прошел мимо.

— Я полный идиот, трус и размазня, — сказал он в этот день самому себе и напился, хотя и не был большим любителем спиртного. Как получилось, что Зуни стал таким ботаником, как его прозвали на базе, он и сам не понимал, хотя и догадывался. Он жил на спутнике вместе с матерью. Она работала в центре навигации полетов, и конечно с детства Зуни бредил стать пилотом космического корабля. Он мечтал об этом чуть ли не с пеленок и потому сначала в школе, а потом в центре подготовки пилотов, он день и ночь думал о том, чтобы его мечта осуществилась. На первый взгляд в ней не было ничего не достижимого, однако были причины, которые мешали Зуни достичь этой цели. С детства он рос весьма слабым, если не сказать дистрофичным ребенком, да к тому же не слишком обладал интеллектом. Несмотря на это, мать не препятствовала его идеи стать пилотом, и потому Зуни исправно занимался, пытаясь запомнить и понять то, что необходимо для получения диплома пилота космического корабля.

Внешность его была не то что бы уродливая, но девушки с ним стеснялись общаться. Достаточно рано поняв это, Зуни старался обходить их стороной. Вот почему само собой получилось, что по окончании школы, а затем центра подготовки пилотов, он так и не переспал ни с одной из девчонок. Самым сложным был этап получения диплома. Как ни старался Зуни, но выше себя ему прыгнуть так и не удалось. Единственное, что он смог получить, это диплом пилота-координатора на автонавигационные корабли. Иначе говоря, с таким дипломом разрешалось летать только на кораблях класса Е, которые имеют строгие ограничения на режим отключения автопилота, не имеют права к провозу пассажиров и грузов массой и ценностью более ста единиц. Была еще масса ограничений, о которых просто не хотелось вспоминать. Тем не менее, когда Зуни вручили диплом, он был так счастлив, что мать, которая больше всех переживала за сына, была рада, что у него получилось хоть что-то. Она хотя и не подавала виду, но мало верила в то, что сыну удастся эта затея, и потому искренне радовалась вместе с ним.

После получения диплома встал вопрос о работе. С таким дипломом это было не так просто и только благодаря материнской помощи, через месяц Зуни был зачислен в картографическую службу и отправлен в первый полет. Сразу после возвращения, он с упоением рассказывал матери об увиденном и пережитом, и она поняла, что судьба её сына предрешена. Одиночество на корабле в большом космосе. Съемка планет, создание картографической базы и параметрических данных о них по строго определенной программе. По сути, достаточно тупая и нудная работа. Однако для Зуни это было верхом его желаний. В ней он нашел то, о чем мечтал в детстве и юности.

Шли годы. И постепенно Зуни стал понимать, что жизнь, которой он живет совсем не такая, какую вели те, с кем он учился в школе и потом в центре. Кто-то ушел пилотом в дальнюю разведку, кто-то летал на тяжелых транспортных кораблях, его сокурсники обзавелись семьями, у многих росли дети, и только Зуни оставался все таким же, словно время было не властно над ним. Одним словом ботаник, на корабле класса Е.

Обо всем этом он размышлял, пока корабль летел по просторам космоса в сторону ближайшей планеты системы W512R, которая находилась в ста десяти тысячах световых лет от базы.

— Внимание, — раздался голос диспетчера, который вывел Зуни из состояния задумчивости, — в целях экономии ресурсов жизнеобеспечения, предлагаю войти в состояния гипносна на пятьдесят часов.

— Ответ отрицательный, — произнес Зуни.

— Прошу дать причины отказа.

— Просто мне не хочется спать, вот и все.

— Напоминаю, что согласно устава полетной службы, параграф 23, на кораблях класса Е, в случае, если подлетное время превышает пятьдесят часов, пилоту необходимо войти в состояние гипносна в целях экономии жизненно-важных ресурсов. В противном случае я вынужден записать в Ваш полетный дневник две штрафных единицы, за невыполнение уставных инструкций.

— Сколько у меня всего штрафов?

— За текущий год ноль.

— А сколько у меня ресурс? — ехидно произнес Зуни.

— Десять.

— Вот видишь, железяка, у меня еще восемь останется в запасе, а до конца года остается всего месяц.

— Так записывать штраф или нет? — повторил голос диспетчера.

— Ладно, черт с тобой, все равно за это время спать захочется, только давай не на пятьдесят, а на сорок восемь. Не люблю в спешке принимать пищу.

— С учетом Ваших пожеланий включаю режим сна на сорок восемь часов.

Колпак, который находился за сиденьем, опустился на голову, и Зуни заснул.

Каким бы длительным не было состояние сна, спящий никогда не оценит его продолжительность. Ему все равно, сколько часов он проспал десять или тысячу. Для того и существует гипносон, чтобы не маяться от безделья во время длительного пребывания в космосе.

Зуни, как обычно, проснулся строго по программе, установленной диспетчером, который тут же сообщил:

— До выхода на орбиту планеты осталось три часа двадцать три минуты.

— Какие новости по системе?

— По поступившим данным на двух планетах имеется атмосфера. Состав атмосферы в первом приближении мало приспособленный для активной жизнедеятельности. Прогноз на наличие мыслящей формы жизни одна сотая процента.

— Слава богу, что не нулевая, а то точно чокнутся можно, а так хоть какая то надежда остается, что ты ошибся.

— Я рассчитываю процент на основании полученных данных, а они пока лишь приблизительные.

— Приблизительные, окончательные, судя по величине процента, шансы, что на планетах есть хотя бы что-то, малы, насколько я понял?

— Пилот Зуни, какие могут быть формы на планетах, когда на одной температура на поверхности ниже ста градусов по Цельсию, а на второй состав атмосферы ниже пороговой допустимости по концентрации вредных веществ.

— Все понятно. Ладно, запусти-ка мне какой-нибудь фильм, а я тем временем поем.

— На выбор или просканировать ваши мозговые потенциалы на предмет пожеланий в просмотре того или иного жанра?

— Лучше на выбор, терпеть не могу, когда ты копаешься в моей голове. У меня после этого портиться настроение.

— Совершенно неубедительное утверждение. Подсознательно-рефлекторные ощущения, не подвергают функции организма каким-либо серьезным нарушениям. Иначе говоря, это просто фантомные ощущения эйфорийного характера.

— Слушай, ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу твоих занудных и заумных речей. Разве нельзя сказать нормальным языком?

— Я только привожу доказательства необоснованности ваших претензий в мой адрес.

— Ну тебя к черту. Давай крути кино, а то я тебя выключу в речевом режиме до конца полета.

Диспетчер включил фильм, и Зуни откинувшись в кресле, стал смотреть кино и одновременно потягивать из тюбика картофельное пюре в котором, как было написано, растворено до пятнадцати процентов говяжьего фарша.

Фильм, выбранный диспетчером, был комедией. Зуни его не видел, и это утешало. По крайней мере, можно было расслабиться и при возможности посмеяться.

Когда кино кончилось, Зуни отстегнул ремни и направился по коридору в санузел, чтобы принять душ и немного освежиться. Переодевшись, он снова натянул комбинезон и поморщился. Опять забыл сделать профилактику, и тот вонял потом. Еще бы, он провел в нем безвылазно больше ста часов.

— Надо будет сказать железяке, чтобы напомнил насчет костюма, а то задохнуться можно от него, — подумал Зуни и вернулся в пилотскую кабину.

— Какие новости?

— Через семнадцать минут выходим на орбиту.

— Это хорошо. Сколько времени уйдет на картографирование?

— С учетом диаметра планеты, около шести часов. Задействуем пятьдесят спутников, а поскольку плотность атмосферы низкая, можно увеличить скорость облета втрое.

Зуни промолчал, а потом попросил спроецировать на головной экран общий вид планеты. Сразу вслед за этим, прямо перед ним от края до края предстала во всем своем блеске планета. Корабль приближался с солнечной стороны, и планета хорошо просматривалась.

— Дать максимальное приближение.

Изображение свернулось и тут же появилось снова. Было ощущение, что корабль сделал рывок и подлетел совсем близко. Теперь планета уже целиком не помещалась на экране. На видимой поверхности можно было рассмотреть, что это пустынная, покрытая равнинами и испещренная невысокими горами планета, была безжизненна. Пески и горы и никаких признаков воды и растительности.

— Уныло, — произнести Зуни.

— Согласен, — ответил диспетчер и добавил, — делаю последовательный сброс спутников.

Экран снова переключился и Зуни увидел, как справа и слева от корабля один за другим начали отделяться небольшие, похожие на сигары, спутники, которые, отделившись от корабля, включали двигатели и устремлялись каждый на свою орбиту. Достигнув исходной точки, они раскроют свои антенны, подобно зонтику и начнут наматывать спирали вокруг планеты до тех пор, пока данные, поступающие от них на головной компьютер корабля, не выдадут команду, что процесс создания картографической модели планеты завершен и спутники устремятся обратно к кораблю.

Вся процедура занимала от двух часов до двух суток. Все зависело от размеров планеты и состояния её атмосферы, если таковая была. Попутно с этим, если у планеты были спутники, к ним так же направлялись два-три, которые, как правило, первыми заканчивали свою работу и возвращались обратно. Собственно говоря, самым сложным во всей этой работе, была процедура приема спутников обратно на корабль. И хотя это делалось автоматически, все же бывали случаи, когда происходили сбои и даже непредвиденные аварии. Процесс приема состоял в том, что из корабля выдвигалась кассетная установка, в которую спутник при подходе к кораблю, должен после выравнивании скорости зайти обратно в свое гнездо. Однако бывали случаи, когда техника подводила, и тогда приходилось повозиться. Либо производить если это было возможно повторный заход на посадку или прием осуществлялся в индивидуальный приемник, а уже на корабле спутник перегружался обратно в кассету, в которой располагалось десять спутников, по пять с каждой стороны. Если такое происходило, то тогда Зуни приходилось идти на нижний ярус и ручным методом с использованием погрузчиков, перетаскивать спутник с одного места на другое. В этом и была его работа, если таковая случалась.

Самым серьезным, так сказать не штатная ситуация, могла стать потеря спутника или поломка целиком всей кассеты. Правда, за всю его десятилетнюю историю полетов, такое было только раз. Это случилось четыре года назад, когда Зуни летал в систему W1017R, где с самого начала все шло наперекосяк. Количество метеоритных осколков вокруг орбиты одной из планет превысило норму, и компьютеру пришлось увеличить диаметр орбиты, из-за чего снизилась маневренность спутников, которые не очень рассчитаны на полеты вдали от планет. В результате, сначала он потерял три спутника, в которые попали метеориты, а затем при возвращении, один врезался в кассету и взорвал платформу вместе с четырьмя другими. В итоге он не досчитался восьми спутников.

Однако такое бывает так редко, что потеря даже одного спутника, может стать приятным воспоминанием как разнообразие в серых буднях его жизни. Итак, спутники ушли к планете, а корабль продолжил свое плавание на орбите.

— Данные со спутников начали поступать. Вас что-то может интересовать?

— Если только что-то стоящее.

— Например?

— Брошенный кем-то корабль, или наличие золотых самородков непосредственно на поверхности.

— Крайне маловероятно.

— Раз нет ни того, ни другого, все остальное представляет интерес только для твоего блока памяти, но никак не для меня.

— Какие будут еще указания?

— Никаких, — Зуни посмотрел на экран, на котором демонстрировалась картина планеты и расположенные вокруг неё спутники, которые один за другим занимали свои орбиты и начинали облет и сканирование её поверхности. На табло горели цифры 1,872, что означало, что облет только начался. Как только на табло загорится сто, это будет означать, что работа завершена, и спутники один за другим начнут возвращаться на корабль. Их программа была построена так, что они заканчивали свою работу с небольшим интервалом времени, чтобы максимально быстро провести картографирование планеты и затем так же слаженно и быстро состыковаться с кораблем.

— Шесть часов, свихнуться можно. Неужели такая большая планета? Может можно хоть немного прибавить скорость у спутников?

— Оптимальный вариант, ничего не поделаешь, придется потерпеть. Могу предложить сыграть в какую-нибудь игру?

— В какую еще игру?

— Например, го. Могу предложить любую на выбор.

— Нет, пока не хочется. Разве что что-нибудь из виртуального.

— Нет проблем, что желаете?

— Слушай, железяка, мы летаем вместе уже десять лет, а ты никак не можешь изменить правилам и скачать для меня что-нибудь порнушного.

— Вы же отлично знаете, что это запрещено. В случае обнаружение, мне грозит полная очистка памяти. Для меня это равносильно смерти.

— Так всегда. Вместо того чтобы разрешить скинуть с камня и проиграть виртуалку, ты начинаешь капризничать.

— В этом, я бессилен вам помочь.

— Можно подумать, что во всем остальном ты идешь мне на уступки. Ладно, давай какую-нибудь стрелялку, а то болтать с тобой только время впустую тратить.

Однако в этот момент, вместо того чтобы высветить на экране поле для игры, появилось изображение участка планеты, и диспетчер сделал сообщение:

— Изображение со спутника. Разлом, глубина один и два десятых километра. Ширина от пятидесяти до двухсот метров. Длина разлома по поверхности семьсот двадцать километров. Получен слабый сигнал непонятного характера. Идет обработка данных.

Через несколько секунд, диспетчер выдал новое сообщение:

— Сигнал расшифрован. Стандартный сигнал с биодатчика астронавта. Находится в режиме затухания. Жду указаний.

Зуни растерялся, такого за всю его десятилетнюю историю не было, и поэтому он тут же обратился за советом к диспетчеру:

— Чтобы это значило, и что в таких случаях делают?

— Отвечаю. Если сигнал исходит от биологического датчика, значит в разломе, может находиться астронавт. В этом случае согласно параграфа 38 пункт 2, мы обязаны оказать ему помощь. Для этого необходимо использовать имеющийся на борту корабля челнок и совершить на нем аварийную посадку на планету.

— Я на планету. Ты с ума сошел. Да я сроду не летал на этом челноке. И потом, почему нельзя отправить его в автоматическом режиме?

— Пункт 4 гласит, если сигнал получен от биологического датчика, возможно, что астронавту требуется помощь, подпункт 4.1 — при отсутствии вспомогательных роботов, пилот корабля должен сам принять участие в эвакуации астронавта.

— Интересно, а кто меня будет эвакуировать, если со мной что-то случится?

— В таком случае, за вами будет выслана спасательная экспедиция, сразу после возвращения корабля на базу.

— Ох, не нравится мне все это. Совсем не нравится, — и Зуни отстегнув ремни, отправился на нижний ярус, где находился аварийный челнок. Забравшись внутрь, он включил освещение и произнес:

— Эй, железяка, ты меня слышишь?

— Да, пилот Зуни, я слышу. Связь установлена, произвожу подготовку челнока к запуску. Ввожу координаты места посадки и траекторию полета.

— И на том спасибо.

В этот момент платформа, на которой стоял челнок, развернулась и въехала в шлюзовую камеру, после чего замигали огни, а затем раскрылся створ ворот и челнок покинул корабль, устремившись к планете.

— Железяка, ты не молчи, как там наши дела?

— Все нормально. Идем строго по расчетной глиссаде. Через двенадцать секунд входим в атмосферу и через семнадцать минут будем над заданным районом.

— Это успокаивает, — Зуни осмотрелся. Он смутно помнил устройство челнока. Последний раз, когда он в него залезал, было ровно десять лет назад на занятиях в центре. Позже, ему ни разу не доводилось в него заглядывать, поэтому пока у него было время, он крутил головой по сторонам, стараясь рассмотреть его внутренность. Челнок был рассчитан для полета четверых, но при желании здесь могло разместиться и шесть астронавтов. Впереди располагалось два кресла, на одном из которых сидел Зуни. Позади находились еще два, которые с задней стороны имели откидные сиденья, на всякий случай. По всему периметру стен шло множество приборов и агрегатов, назначение которых Зуни не знал, да и зачем, если всем руководил головной компьютер корабля.

Челнок снижался над поверхностью и Зуни даже не заметил, как тот прошел атмосферу и все ближе и ближе подлетал к месту, откуда шел сигнал. Снова раздался голос диспетчера:

— Челнок над каньоном. Движемся вдоль него, со спутника поступают данные, что сигнал по-прежнему четко фиксируется. Он запеленгован, идем строго в заданные координаты. Подлетное время две минуты, семнадцать секунд.

Корабль делал один маневр за другим, двигаясь вдоль разлома. На экране был четко виден извилистый разлом на поверхности планеты. Он то сужался, то расширялся, это хорошо просматривалось с небольшой высоты, на которой они летели. Наконец скорость уменьшилась, и, сделав разворот, челнок завис над расщелиной.

— Мы над точкой, откуда исходит сигнал. Производим сброс маяка, для уточнения данных о состоянии внутри разлома. Маяк сброшен.

Через несколько секунд ожидания, диспетчер выдал новые сообщения:

— По данным с маяка, глубина один ноль восемь километра. Ширина переменная в зависимости от глубины. Минимальная сто сорок метров. Вполне достаточная для пролета и посадки челнока. Состояние поверхности на дне разлома: кварцевый песок в смеси с горными породами, аналогичные тем, из чего состоят боковые стенки разлома. Возможно это не разлом, а каньон, поскольку никаких признаков магматических пород не наблюдается. Температура минус девяносто два по Цельсию.

— А где астронавт?

— Никаких признаков астронавта нет, но сигнал продолжает исходить.

— Сколько от маяка до источника сигнала?

— Сорок пять метров.

— А он что не может просканировать местность в радиусе сорока пяти метров?

— Он сканирует, но картинка ничего не показывает. Кроме того, маяк слишком глубоко погрузился в грунт.

— Выходит нам придется спускаться в каньон?

— Для точного выяснения, откуда исходит сигнал, да.

— Понятно. Хорошо, что будем делать, я не очень умею управлять этой штуковиной?

— Включаю все датчики внешнего обзора и сканирующие устройства и плавно начинаю спуск челнока внутрь каньона.

— Только поаккуратнее, пожалуйста.

— В пределах допустимых норм.

Челнок по спирали, словно штопор, начал снижаться вниз. На экранах со всех сторон виднелись отвесные стены каньона. Так продолжалось около трех минут, наконец, челнок зависит над поверхностью и, развернувшись, направился в точку, из которой исходил сигнал. Приблизившись к ней, он остановился и плавно опустился на поверхность.

— Ну и где он?

— Сигнал в пяти метрах справа от нас, однако, визуально источника сигнала не наблюдаю. Продолжаю сканирование во всех доступных диапазонах.

Прошло еще несколько минут, и диспетчер доложил:

— Показания приборов расходятся с источником сигнала.

— Это как понять?

— Сигнал совершенно ясно воспринимается как от биологического датчика, но сам прибор не обнаруживается ни в одном из существующих спектров сканирования.

— И каков вывод?

— Необходимо принятие решения.

— Что ты говоришь, а я думал, что ты у нас самый умный, а как принимать решение, так нет тебя, и что прикажешь делать?

— Жду ваших указаний.

— В смысле?

— В прямом. Согласно параграфа 57 пункт 2. В подобных ситуациях, командир корабля принимает решение о необходимости дальнейших действий и дает указания диспетчеру для их выполнения.

Зуни опешил. За все десять лет плавания в космосе, он никогда не отдавал никаких приказов, а только выслушивал наставления, сообщения о прохождении команд и прочей информации, которые давал ему диспетчер корабля. И вот теперь ему нужно было самому решить, что делать дальше. Он почувствовал, как мысли одна за другой забегали в его голове, но ни одна из них не имела отношения к создавшейся ситуации. И потому облизнув пересохшие губы, он произнес:

— А что нам делать в подобной ситуации?

— Рекомендую надеть скафандр и провести разведку точки, из которой исходит сигнал. Вероятность обнаружения астронавта равна тридцать и один десятых процента.

— Это как?

— Что как?

— Откуда такая вероятность?

— Сканирование поверхности проведено на глубине, не превышающей трех метров. Следовательно, можно попытаться провести съем грунта и увеличить степень выяснения, что является источником сигнала.

— Иными словами, ты предлагаешь мне взять лопату и при стоградусном морозе копать яму?

— Да.

— Ты что железяка, совсем меня за идиота считаешь? Какой астронавт может выжить на глубине трех метров или ты считаешь, что он испугался челнока и как крот перед нашим прилетом спрятался под землю?

— Нет, я так не считаю. Это маловероятно. Один на миллион.

— Так какого черта я буду там что-то копать?

— Чтобы обнаружить источник сигнала.

— Это приказ или?

— Я только дал ответ на ваш запрос.

— Хорошо, а у нас найдется на челноке лопата?

— Да, она должна быть на полке, рядом с аптечным блоком.

Зуни отстегнул ремни и, достав скафандр, стал напяливать его на себя, продолжая чертыхаться и сетовать на то, что в Уставе н могли заранее предусмотреть ситуацию, когда какой-то идиот зароется в песок и оттуда начнет посылать сигнал о своей биологической активности. Потом взял лопату и, осмотревшись, что еще находится на полках, взял веревку и лучевой пистолет, который сунул в кобуру на ноге. После этого он вошел в шлюз и нажал кнопку. Кабина закрылась, и медленно, словно пробка из бутылки, выползла на поверхность. Внутренняя часть кабины поднялась обратно, а стержень, за который держался руками Зуни остался внизу. Он сошел с платформы на поверхность планеты и почувствовал, как ноги по щиколотку погрузились в песок.

— Куда идти?

— Включаю прожектор строго в точку, из которой исходит сигнал, — ответил диспетчер, и в тот же момент Зуни увидел яркое пятно света, упавшее метрах в семи от него. Он сделал несколько неуверенных шагов по песку и приблизился к световому пятну.

— Ничего, слышишь меня, совершенно ничего.

— Да слышу.

— Ну и чего, копать?

— По всей видимости, да.

Зуни достал лопату и, встав на колени, несколько раз копнул ей, отбросив песок в сторону.

— Ну как, что-нибудь изменилось?

— Да. Сигнал усилился.

Зуни вдруг почувствовал желание проявить себя и, обхватив лопату обеими руками, стал разбрасывать песок во все стороны, стараясь углубить то место, на которое падал свет. Копать было тяжело, лопата была маленькая, а песок стремился скатиться обратно внутрь. Приходилось расширять диаметр ямы, иначе ничего не получалось. Прошло минут двадцать. Наконец он почувствовал, что устал и, остановившись, тяжело дыша, произнес:

— Ну что там?

— Сканер показывает, что источник сигнала находится в непосредственной близости от тебя, только.

— Что только?

— Есть одна вещь, которая не поддается решению.

— Какая вещь?

— Сигнал растет не пропорционально глубине ямы.

— Ну и что из этого, может плотность песка здесь иная.

— Нет, плотность песка уже определена. Это здесь не причем.

— Так копать или не копать дальше?

— На твое усмотрение.

— Что значит на мое усмотрение? Поищи в своей памяти, может, ты забыл какой-нибудь параграф или приложение к нему в Уставе.

— Если бы датчики показывали хотя бы ничтожные значения увеличения радиации, или каких либо других опасных для жизни значений, я бы рекомендовал немедленно свернуть работы. Однако ничего этого нет, поэтому я могу лишь предположить, что имеет место что-то странное, но что именно, я не знаю.

— Хороший ответ, а про совет я вообще молчу.

Зуни посмотрел на вырытую им яму, потом на челнок и решил, что, пожалуй, стоит на всякий случай перестраховаться.

— Железяка, можно подвести корабль немного поближе?

— На сколько ближе?

— Так чтобы я мог обвязаться веревкой, а другой её конец привязать за какой-нибудь кронштейн челнока на внешней его обшивке?

— Выполняю.

Корабль плавно приблизился. Он был в полутора метрах от поверхности. Зуни обвязал себя веревкой, другой конец привязал к торчащему снизу кронштейну.

— Теперь немного отведи челнок, а то свет не попадает в яму, заодно немного подтянется веревка.

Подергав, надежно ли привязана веревка, он вернулся в яму и уже не так резво как до этого, начал снова выкидывать песок наверх, стараясь углубить яму.

Сделав еще несколько взмахов лопатой, он вдруг услышал голос диспетчера:

— Внимание, командир Зуни, немедленно покинуть место раскопок и зайти на челнок.

— Что случилось, я пока ничего не вижу.

— Повторяю, срочно покиньте зону раскопок. Сенсоры наблюдают со всех сторон излучение непонятного характера. Необходимо срочно покинуть каньон до выяснения причин возникшего явления.

— Я ничего не вижу и не ощущаю, — однако волнение уже проникло в сердце Зуни, и он начал вылезать из ямы. Когда он вылез и оказался в трех метрах от корабля, он понял, что диспетчер говорит правду.

Вокруг корабля все пришло в движение. Нет, внешне все оставалось на месте, но все вокруг словно двигалось. По стенам каньонам проходили медленные волны, словно они дышали, а воздух вокруг корабля, который как показывали датчики, был крайне разрежен, тем не менее, стал вдруг густым и вязким. Это нельзя было сравнить ни с чем, разве что с ощущением, что вдруг нырнул в воду и, оказавшись на дне, идешь по нему и всем телом чувствуешь окружающую тебя воду. Вот и сейчас было точно такое чувство, только воды никакой не было, а было что-то другое, непонятное и от этого становилось не по себе. Зуни почувствовал, как тяжело поднимать ногу и делать шаг, и хотя до челнока было всего несколько шагов, сделать их будет очень трудно.

Он озирался вокруг, словно хотел увидеть, что происходит, но ничего не мог понять. Он сделал шаг, второй и остановился. Сердце билось так, словно он пробежал километр, нет больше.

— Да что же это такое. Вот же он челнок, рядом, неужели он не сможет сделать каких то пять-шесть шагов, которые отделяли его от платформы, ведущей внутрь. Он поднял ногу и попытался перенести центр тяжести, чтобы опустить её и сделать таким образом еще один шаг, но нога повисла в воздухе. Он был словно в болоте. Ноги и руки не хотели слушаться его. Все тело, словно что-то держало и не давало возможности двигаться. Он мучительно думал о том, что происходит и что сделать, чтобы выбраться, и, сообразив, что он не в силах что-то сделать, произнес:

— Я не в состоянии двигаться, подведи корабль ближе.

Челнок стоял на месте, и, почувствовав неладное, Зуни услышал ответ диспетчера:

— Двигатели в максимальном режиме, но движения нет. Нас что-то держит.

— Что?

— Неизвестно, сканеры показывают поле неизвестной природы.

— Что делать?

— Произвожу перебор всех ко…, - диспетчер умолк. Зуни пытался крикнуть, но понял, что голос отказал ему. Теперь он не мог не только идти, но и говорить. Невидимая сила сковала голос. Неожиданно он почувствовал, будто в скафандр что-то проникло, словно сквозь микроскопическую дырочку в него стал поступать воздух снаружи. Это дуновение скользнуло по спине, вокруг груди, головы и затем проникло внутрь. Он не понимал что происходит, но чувствовал, что весь его мозг окутан туманом. Голова закружилась, начались видения. Он увидел, как на свет появился младенец, и руки врача держат его на руках, сестра перевязывает пуповину, потом ребенок начинает расти, вот он уже ходит, бежит по траве, идет в школу. Так ведь это он Зуни, перед ним идут воспоминания всей его жизни. Он видит их, словно они проецируются на экране, такие яркие и четкие. Они бегут так быстро, что он не успевает их рассмотреть. Вот уже позади школа, учеба в центре, первый полет, за ним второй, пятый и, наконец, последний. Воспоминания закрутились в спираль и словно улитка свернулись в точку. Он снова стал различать окружающий мир. Корабль, веревку, которая связывала его с ним, песок под ногами, точнее под ногой, вторая так и оставалась занесенной, для того чтобы сделать шаг. В этот момент он услышал голос диспетчера:

— Аварийная ситуация, компьютер корабля сканируется в режиме просмотра всех файлов. На ответный запрос не отвечает. Попытка защиты информации от несанкционированного доступа заблокирована. Потеря информации сто процентов, включая коды доступа на спец файлы. Жду указаний.

— Повтори попытку подойти поближе.

— Ответ отрицательный.

— Так что же нам делать? — крикнул в отчаянии Зуни, — сделай хоть что-то. Не помирать же нам на этой планете.

В этот момент он снова почувствовал, как что-то проникло в его скафандр, и с легким дуновением пробежав по телу, снова, как в первый раз, вошло в его сознание. Перед ним снова побежали только что виденные им картины собственной жизни, только теперь они шли почему-то в обратной последовательности. И в тот момент, когда он увидел, как появляется на свет из чрева матери, он очнулся и чуть не упал. Нога, зависшая в воздухе, опустилась на песок, и он чуть было не потерял равновесие. Его спасла натянутая веревка, которую он держал руками. Он сделал еще один шаг и понял, что может идти. Неведомое поле исчезло, и Зуни сделав несколько шагов, оказался на площадке подъемника. Он быстро отвязал веревку от себя и, нажав кнопку, поднялся наверх. Дверь шлюзовой открылась, и он оказался на челноке.

— Есть, мы спасены, — заорал он, — живо на корабль с этой чертовой планеты.

— Команда принята, делаю экстренный подъем челнока с планеты. Место назначение — основной корабль.

Зуни шлепнулся прямо в скафандре в кресло и почувствовал, как его вдавило в него из-за возникшей перегрузки, но ему было все равно, лишь бы поскорее выбраться отсюда живым, и потому он снова крикнул:

— Полный вперед, самый полный.

Челнок устремился вверх и через несколько секунд каньон остался позади.

Челнок аккуратно опустился на платформу корабля, затем прошло еще несколько минут, которые понадобились для процедуры прохождения шлюза. Только после этого диспетчер оповестил, что можно выходить.

Зуни откинулся на сиденье, продолжая сидеть в челноке, словно не верил столь чудесному спасенью. Поняв, что он до сих пор в скафандре, он встал и пошел к выходу. Сняв скафандр, бросил его на пол и, выйдя из челнока, отправился в свою кабину на втором ярусе.

— Железяка, ты что молчишь? С тех пор как мы улетели с планеты, ты не произнес ни слова.

— Я думаю.

— Ах, ты думаешь. Интересное дело и давно ты думаешь?

— С тех пор, как мы улетели с планеты.

— Может, поделишься со мной своими думами?

— Меня дважды просканировала неизвестная мне субстанция. По всей видимости, энергетического характера.

— Меня тоже, ну и что из этого, главное, что мы остались живы.

— Тем не менее, она внесла определенные коррективы в меня, я это чувствую, но не могу определить, что именно.

— В тебя?

— Железяка, не смеши мои носки, какие в тебя можно внести коррективы. И потом, сделай себе стандартную процедуру проверки всех файлов, проверь на наличие вирусов и забудь обо всех сомнениях. Ты слышишь меня, железяка. Чего молчишь?

— Знаешь Зуни, мы летаем с тобой уже десять лет, и мне порядком надоело, что ты постоянно зовешь меня железякой.

Зуни опешил от такого неожиданного заявления и с удивлением спросил:

— Извини, а как я должен тебя называть?

— Как угодно, только не железякой. Это очень обидно для моего самолюбия.

— Не понял, чего?

— Самолюбия.

— По-моему ты явно перегрелся после такого количества тестов, или это на тебя и правда, подействовало так сканирование, впрочем какие проблемы, скажи, как тебя называть и все дела.

— Мне нравиться имя Роджер.

— Что? — с еще большим удивлением произнес Зуни.

— Да, именно Роджер, пожалуйста, впредь называй меня так.

— Да ради Бога, какие дела, Роджер, так Роджер. Ты лучше скажи, что мы будем докладывать на базе по поводу всего случившегося?

— Ничего.

— То есть как это ничего?

— Так ничего, поскольку докладывать не о чем.

— Слушай желе, тьфу, Роджер, ты соображаешь, что говоришь. Как это мы доложим, что ничего не было. В любом случае из отчета автоматически станет известно о сигнале с планеты, полете челнока, и все наши переговоры.

— Нет, ничего не было.

— Что значит, ничего не было? А что же было?

— Ничего. Я несколько раз проверил все блоки памяти, включая буферные и ничего.

— Как это ничего?

— Записей о прохождении сигнала со спутника не было, все наши переговоры отсутствуют, а данных о полетах челнока вообще нет, словно ты никуда не летал.

— Извини, дорогой мой, но ты сам себе противоречишь. Ты машина, навигационный компьютер серии U908. Если мы с тобой говорим о полете челнока и том, что со мной произошло на планете, то, как ты можешь об этом знать и одновременно говорить, что у тебя в памяти ничего нет?

— Я понимаю, о чем ты говоришь. Вот об этом я как раз и думал всю дорогу, пока ты летел на челноке обратно. Я не понимаю, что со мной произошло. Я уже тестирую себя в который раз и все одно и тоже.

— А что, может это и к лучшему? Если у тебя нет данных о случившемся, значит, нам не придется ни о чем докладывать, а, следовательно, искать геморрой на собственную задницу. Ты ведь знаешь, как не любят на базе всякие феномены, которые требуют расследования, а соответственно, лишних расходов. Кстати, как там дела с картографированием планеты.

— Все в порядке, осталась загрузить последние четыре спутника и можно лететь к следующей планете.

— Ты хочешь сказать, что нам потребовалось больше шести часов на полет к планете и обратно?

— Восемь, Точнее восемь часов, шестнадцать минут.

— И все же извини, но я не понимаю, как ты можешь ничего не иметь в памяти и в тоже время обо всем знать. Может, ты забыл проверить оперативную?

— Зуни, ты меня обижаешь, неужели я такая бестолочь, что забуду про оперативку.

— Да конечно, извини, — произнес Зуни, а про себя подумал, — действительно странно. Впервые слышу от диспетчера ответ в подобном тоне. И вообще, он стал разговаривать совершенно иначе. И правда, может сканирование этого нечто, так на него подействовало, что он стал, как это сказать, более человечней, что ли?

Весь последующий облет трех оставшихся планет не выявил никаких аномалий и не принес новых сюрпризом. Обычная процедура и никаких неприятностей при приеме спутников на борт корабля. Закончив картографирование последней планеты, диспетчер, который теперь откликался не иначе только, как на позывной Роджер, или в противном случае выдерживал паузу и молчал, доложил, что он берет курс на базу. Обратная дорога была куда приятней, чем из дома. Зуни знал, что после трехмесячной работы в космосе, ему полагается целых четыре дня отдыха, которые он сможет провести дома.

Корабль плавно подошел к стыковочному модулю базы, который находился на ближней орбите. Зуни приподнялся с кресла и услышал позади себя голос Роджера:

— Счастливо отдохнуть и повеселиться.

— Спасибо.

— Кстати, можно тебя попросить об одном одолжении?

— Одолжении? — Зуни повернулся к экрану, словно мог в нем увидеть лицо Роджера, — каком?

— По окончании отдыха на базе, прихвати с собой что-нибудь повеселее, а то эти игрушки порядком надоели.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Зуни, хотя стал догадываться, на что намекает Роджер.

— Ну, ты и сам знаешь, какую-нибудь виртуальную порнушку.

— А как же проверка памяти при возвращении?

— Что-нибудь придумаю, не твоя забота.

— Ладно, постараюсь. Все, я пошел.

— Зуни.

— Ну что еще?

— Только мне обязательно блондинку, ладно?

Зуни открыл рот от удивления, и единственное, что он смог произнести, было:

— Как скажешь.

— Ну все, пока.

Зуни закрыл дверь в кабину и спустился на транспортную площадку.

— Нет, если кому рассказать, то точно спишут и скажут, что мне даже категории Е многовато. Он сделал несколько шагов в сторону посадочного терминала, но потом передумал, и быстро возвратившись на корабль, спустился на нижний ярус, где стоял челнок. Заглянув под днище, он увидел кусок обгоревшей веревки, которая была привязана к кронштейну. Она была та самая. Он привязывал её, когда шел второй раз к яме с песком. Подумав, отвязал её и выкинул в утилизатор, после чего направился к терминалу.

Через год Зуни к удивлению всех сдал заочно экзамены и получил диплом пилота класса С, что открывало перед ним совершенно новые перспективы, но он продлил контракт и остался еще на два года в центре картографирования. Никто, даже мать не поняли с чем это связано, и только Зуни знал, что ни на одном корабле всего космофлота мира он не будет иметь такого приятеля, как Роджер. Это он понял уже в первом же полете, после всего, что с ними случилось. Правда, год спустя, когда Зуни завел себе третью подружку за год, его стали докучать сальные остроты Роджера. Впрочем, это была мелочь, которую можно было списать как издержки характера.