Завтра все наладится

Глава первая

В семнадцать лет Сара думала, что обязательно прославится. Сейчас ей в два раза больше. Она живет в окружении посредственностей, с постоянным ощущением надвигающейся середины жизни, в непрерывной борьбе с реальностью и с собой. Ей все труднее справляться с ударами судьбы, обманутые надежды пошатнули ее душевное равновесие. Ранняя мечтательность в юности способствует разочарованиям, а в зрелости — сумасшествию, а также увлечению фитнесом и астрологическими прогнозами. Сара еще красивая женщина, но ее красота не гармонирует с ее возрастом. Это состарившаяся девочка, которая не умеет носить вещи: ей не хватает изящества и сдержанности, последнее десятилетие расшатало ее нервы. Мужчин у нее было много, но все не те. Со временем она стала более свободной и разборчивой, но счастья так и не обрела. В ее карьере актрисы (а также продюсера и героини «За стеклом 3») не случилось еще головокружительного взлета, но он мог в любой момент произойти, она ведь еще молода, а сколько старух на первых полосах газет? Удовлетворение достигнутым, вера в лучшее будущее… жаль, что в настоящем Сара продолжает жить с посредственными любовниками, сниматься в рекламных роликах, попадать во второсортные истории, отдыхать на вышедших из моды курортах. Профессиональный успех к ней не торопится, а на личном фронте — полный кошмар: обширная коллекция мазохистов, женатых обманщиков, импотентов с редкими исключениями в лице банкира, коммерсанта, врача и специалиста по налоговому праву. К счастью, или, точнее, благодаря дальновидности ее родителей, редких снобов, квартирка в Трастевере принадлежала ей. Впрочем, для зрелой женщины она уже казалась маловата. Телефон сегодня не звонил. Жизнь (еще совсем недавно казавшаяся верным праздником) начала напрягать ее, подобно тому как занятия аэробикой из веселых вдруг превращаются в изнурительные. Ей не хватало воздуха, и не только буквально — в душном июльском метро. Казалось, тишина давит, вытесняя воздух. Никто ее не ищет: ни агент, ни нынешний любовник, которому она ради разнообразия недавно закатила дикий скандал, потому что он совсем не помогает ей. Вообще-то Паоло старался изо всех сил, чтобы затащить ее в постель, обещал золотые горы, но, к сожалению, так и не смог отдаться ей целиком; проще говоря, он был женат. Сара по-своему любила его. Она всегда выбирала легкие пути и полезных людей. Иногда она казалась себе меркантильной; но в ней не было ни злости, ни упрямства в достижении корыстных целей. В ней не было черствости (или хитрости) тех, что берут не отдавая. Так, ища себе оправданий за то, что выбирает мужчин под влиянием момента или из-за собственной слабости, она начинала любить их, даже если они совсем не стремились к такому развитию событий. Не жить же в самом деле только ожиданиями любви, сентиментальными фантазиями и веселым сексом без обязательств!

У нее было мало подруг; настоящих, наверное, ни одной. Только бывшие одноклассницы, которые давно обошли ее: одни вышли замуж, другие закончили университет, кое-кому удалось сделать карьеру. Ее обогнали даже последние зубрилы. Как это получилось? Она первая начала зарабатывать деньги, ощущать себя звездой, ей даже удалось урвать свои пятнадцать минут славы в одном сериале. За ней всегда больше всех ухаживали. Продавец из фруктовой лавки по соседству до сих пор улыбается ей: она еще желанна! Она всегда была вежливой и воспитанной, слишком вежливой, чтобы работать локтями, слишком воспитанной, чтобы жульничать и расставлять капканы. Она так и осталась лентяйкой и фаталисткой. Впав в депрессию, бегает к одной знакомой, которая гадает ей на картах и на кофейной гуще. Сара уверена, что рано или поздно ей достанется счастливый лотерейный билет, жизнь наладится и она избавится от неприятных вопросов, которые стали скапливаться у нее в сердце. А может, занятия мамбо-джазом — это уж слишком?

Глава вторая

Воздух был чистый, компания — сносная и немногочисленная, траттория — очень приличная. Простая посуда на клетчатых скатертях: скромно, но со вкусом. Она в Монте-Альто уже несколько дней. Переезд оказался гораздо менее неприятным, чем она предполагала. Разве что по ночам она старалась не оставаться наедине со звездами. Раньше она любила лежать на веранде и смотреть на небо, от красоты и глубины которого захватывало дух. Она рассказывала звездам о своих чувствах и загадывала желания. В этом году у нее было только одно желание: чтобы Андреа любил ее. И она попросила у неба невозможного: чтобы ее жестокий любовник приехал к ней, вымолил прощение и крепко поцеловал ее (к черту гордость!), шепча: «Ты была права, я не могу без тебя». Так что она проводила вечера в компании друзей или за работой над памфлетом против пластической хирургии. Этот бизнес активно развивается, в нем уже вертятся миллиарды. Ей хотелось рассказать правду о жизни клиенток пластических хирургов, которые на самом деле выглядят гораздо хуже, чем женщины, никогда не подвергавшиеся операции.

Они выглядят просто как старые мумии, которые по воле алчных врачей-садистов встают из своих саркофагов и выходят на улицы.

— По-моему, «Лето на берегу» придумал какой-то энтузиаст-любитель. Примитивные представления с бездарными актерами, деревенские праздники… такая все это скукотища! Я не могу больше есть маринованных угрей, страусиные яйца и свиные шашлычки, я хочу кусок пиццы и кино, как в Милане.

— Но последний спектакль, тот, в котором играл Бруно Орси, по-моему, был очень хорош. Бруно гений! Я недавно брала у него интервью для нашей передачи, это человек редкой культуры и образованности. Он цитирует книгу Зоар целыми абзацами…

Питалуга не может промолчать, обязательно ляпнет какую-нибудь чушь, да еще и с цитатой.

— Может быть, но, по-моему, Франческо прав, я здесь еще не видела ничего достойного. А плохому театру я предпочитаю кино, желательно иностранное — его главное преимущество в том, что ты не знаком с актерами лично.

— А ты, Мария-Роза, что думаешь? Тебе я полностью доверяю, ты умеешь видеть красоту во всем и находить удивительное в обыденном. Например, нашла же ты вот этот чудесный ресторанчик.

— Честно говоря, спектакли Орси не по моей части, но он мне кажется очень обаятельным человеком. Как сказала бы Лаура, его хочется затащить к себе в постель. Я бы не отказалась познакомиться с ним поближе.

Ненавижу сейчас Марию-Розу, строит из себя распутницу, чтобы Карло ревновал.

— Не зная его близко, ты ничего не теряешь. Он насквозь фальшивый и вдобавок тупой, как многие актеры. У него отлично получается высказывать чужие мысли. Шекспировские цитаты еще не испортили ни одной репутации.

— Откуда ты все это знаешь? У тебя так сильно развита интуиция или что? И потом, неужели обязательно классифицировать людей по степени примитивности? Я знакома со многими актерами и совсем не нахожу их тупыми.

— Я просто брала у него интервью, как и ты. Весь день просидела на его декадентской вилле только для того, чтобы услышать заученные реплики из уст великого и неповторимого Орси. Образ, в котором он предстал передо мной, был гораздо интереснее, чем он сам. Если рассказать о нем всю правду, получилась бы скучнейшая статья. Достаточно или прислать тебе по факсу письменное заключение?

— Лаура любит пошутить! Но скажи нам, он не пытался ухаживать за тобой? Не предлагал показать свою спальню? Готова спорить: он спит на черных шелковых простынях. О, как это меня возбуждает!

Господи, ну и ужимки! Что может быть хуже для провинциальной писательницы, никогда не бывшей ни модной, ни по-настоящему современной.

— Я тебя умоляю! Орси принадлежит к типу мужчин, которые ждут аплодисментов, даже когда раздевают тебя, а после секса у них такой вид, будто они только что отдали тебе лучшую часть себя и готовы принять благодарность… От одной мысли передергивает.

Со мной он, наоборот, был очень вежлив, держался уважительно. У него изысканные манеры — манеры человека прошлого века, как говорит о нем мой свекор; они большие друзья. Правда, Джакопо?

— Я знаю, что они знакомы…

Бедный Джакопо, тебе не повезло с отцом и женой. Однако совершенно очевидно, что на Орси ей глубоко наплевать.

— Давайте сменим тему. Кажется, дон Джузеппе скоро откроет здесь общежитие. Сегодня Тоеска мне рассказала, что Гуэрри только что подарил ему великолепную виллу. С единственным условием: он поможет здешним наркоманам, которых гораздо больше, чем нам кажется.

— За что это ему такой куш отвалили?

— Один из сыновей Гуэрри был уже одной ногой в могиле, а дон Джузеппе вытащил его из Милана и вернул к жизни.

— Мама миа… Я всегда считала дона Джузеппе негодяем и фальшивкой. Он старается всюду влезть и везде засветиться: на местных телеканалах, на национальном телевидении, даже на радио! Какой кошмар, будем надеяться, что мы на него не наткнемся. Поверьте, я бы ему и кота, которого у меня, впрочем, нет, не доверила!

Господи, ну почему эта сука не замолчит? Где это она наткнется на него за свои жалкие двадцать дней? Как ее угораздило увязнуть в этом разговоре? Почему Мария-Роза не заткнет ее?

— А ты откуда это знаешь? У тебя тоже интуиция? Или ты с ним близко знакома?

— Лично нет, а что касается остального, в нашей программе нет времени, чтобы рассказывать о таких, как он. Он кажется мне ужасным человеком… и я припоминаю, что мы уже говорили о нем когда-то, и тогда ты согласилась со мной. А ты, моя дорогая Мария-Роза, что скажешь?

— Меня он не убеждает, и потом, он совсем не так привлекателен, как Орси.

Она что, все мозги пропила?! Она же умная баба, почему она ведет себя как болтливая девчонка-подросток, провалившая все экзамены?

— Священник, который спасает жизни безнадежным наркоманам, заботится о больных и дает приют бездомным, не обязан быть красавчиком.

— Я бы не сказала… Молодец, Лаура!

— Я знакома с ним лично, он невероятно наивный и добрый человек, который создан для того, чтобы делать простые и нужные вещи. Творить добро — в отличие от тех, кто преуспел в разговорном жанре и несет любую чушь с единственной целью: очернить и оскорбить.

— Но, Лаура, кто тебя оскорблял? Ты какая-то странная в этом году. Все время что-то пишешь, витаешь в облаках. Ты не влюбилась ли, случаем? Карло, тебе как кажется? А тебе, Франческо?

— Ну конечно, Лаура безумно влюблена… Разве вы не знаете — мы только что обручились?

— Франческо, все бы тебе шутки шутить… Ладно, расскажи о чем-нибудь другом.

Вы зря меня спросили, я в глубокой депрессии из-за нового тысячелетия. Мне осточертела работа главного редактора мужского журнала, меня тошнит от последних тенденций, с каждой новой молодежной дискотекой я чувствую себя все более старым. И я начинаю уставать от Эст-рема Оази и его пафосных обитателей: позавчера я видел Синибальди. Он гулял с сигарой во рту. Представьте себе аскетическую рубашку на потном теле и скучающее лицо гуру, который с трудом переносит блага цивилизации. Ему можно только посочувствовать… Знаете, кончится тем, что я пойду просить политического убежища у дона Джузеппе: тарелка супа по здешним ценам — дело нешуточное.

— Ты смеешься, а на самом деле это самое лучшее, что мы можем сделать: бросить бесполезную, давно надоевшую работу. Вокруг одни завистники и притворщики, как можно работать с такими людьми?

— А я не завистница и не притворщица и считаю, что у нас самая лучшая в мире работа. Все зависит от того, как ты ее делаешь…

— Ты что, знаешь хоть одного журналиста, который хорошо делает свое дело? Свободного, смелого, независимого? Не пресмыкающегося перед начальством, не продажного и не алчного?

Молодец, Франческо, покажи ей, дуре… Яне хочу быть занудой и спорить с коллегой… И потом, было бы с кем! Питалуга — вечная неудачница, на нее просто смешно смотреть.

— Я думаю, что мы уже в том возрасте, когда бесполезно винить других в собственных неудачах и пора посмотреть правде в лицо… Мне безумно хочется сменить дом, привычки, работу и посвятить себя чему-то полезному, сделать что-то реальное в этой жизни…

— Что? Бегать каждый день?

Да заткнется она наконец, эта дура? Господи, как же она меня бесит!

— Это я и так делаю.

— И результат налицо! Фигура модели! Лаура, выходи за меня замуж, я не такая уж плохая партия… Топо подружится с Амвросием, им вдвоем будет гораздо веселей. У меня дома есть потрясающая терраса. Если хочешь, переедем сюда. Да хоть в общежитие к дону Джузеппе!

— Не хочу тебя разочаровывать, Франческо, но я не представляю себе Лауру у плиты. Не тот у нее имидж.

— Молодец, Мария-Роза. А мне кажется, что ты слишком любишь свою работу и уверена в своей жизненной позиции, о которой все время рассказываешь, хотя сегодня, следуя моде, изображаешь из себя женщину в кризисе.

— Прости, что ты знаешь о моем кризисе? Какое твое дело? Мы только что познакомились, в школе мы учились в разных классах, на разных этажах, прошлым летом я сдуру поздоровалась с тобой и познакомила тебя со своей подругой. И с тех пор ты вечно вертишься под ногами, споришь и возражаешь мне, пользуясь второсортными остротами.

— Лаура, успокойся…

— Мне надоело слушать твою болтовню, со мной ты язвишь, а другим льстишь и извиваешься, как червяк… Что я тебе сделала? Скажи, в чем проблема?

— У меня нет слов, ты немного не в себе…

— Лаура, бог с ним, ничего не случилось, небольшая разница во взглядах и все…

— Эта ссора просто смешна, бывает, вляпаешься в какую-то идиотскую дискуссию, до которой тебе нет никакого дела…

— Бросьте, давайте закажем еще бутылку и выпьем…

— Я ничего не прошу, я просто уйду, вот и все… Франческо, ты проводишь меня?

— Лаура, перестань, ты слишком красива, когда злишься! Когда ты заливаешься краской, это так сексуально…

— Если ты меня не провожаешь, я вызову такси, а если не найду такси, пойду пешком… За этим столом я не останусь ни минуты. Карло, Мария-Роза, Джакопо, извините меня. Ну что, Франческо, ты решил?

— Как скажешь. Я поймаю такси и провожу тебя… Счастливо оставаться!

Глава третья

Он спешно вытаскивает чемоданы и ставит их на пол: скорей бы покончить с этим кошмарным отпуском! Лицо жены мрачнее тучи и не предвещает ничего хорошего. Их совместную жизнь можно вынести только в городе, в повседневной суете. Он всегда занят своими делами, а она хандрит и жалуется на Милан, но на море, на затерянном в океане острове, слишком большой риск сорваться и сказать: «Все кончено, какого черта мы до сих пор вместе?» Дочь выросла и заявила, что не может больше терпеть деспотизм Андрея и молчаливую покорность Елены; она даже заикаться перестала, когда бросала им в лицо эти слова, полные злобы и обид. Их дочь — не слишком привлекательная девушка, но характер уже проявился. Характер она унаследовала от отца — уже хорошо. Она бы даже в фашистскую партию записалась, чтобы насолить ему. Но это все-таки лучше, чем хныкающая, жалкая уродина в депрессии. Картину дополняла высокомерная служанка, на которой держался весь дом. Они отлично уживались вместе: Елена — постоянно под действием антидепрессантов; Сабрина все время где-то шлялась или сидела, закрывшись с друзьями в своей комнате (ну и уроды: серьги в носу и на языке, из штанов торчат трусы, на коленках заплаты); он сам в разъездах или на работе допоздна (официальная версия, которой он вот уже двадцать лет успешно прикрывает свои бесчисленные свидания). Чемоданы собраны, Елена смотрит на него со злобой, вызванной жалостью к себе: она прекрасно понимает, что ждет ее по возвращении в Милан. К ее загорелому лицу очень идет голубое платье, она элегантная женщина и, по правде говоря, вполне сносно выглядит, если б только не морщины по всему лицу. Женщину красит любовь, а он не хочет свою жену уже больше десяти лет. В молодости она была лакомым кусочком, его Елена; ей так шли обтягивающие брюки, сапоги и короткие юбки! Что за уродство современная мода! Она была из богатой и уважаемой семьи, но его привлекло не только это. Он был влюблен в ее прозрачные глаза, в ее загадочный взгляд. Он никогда не мог угадать, о чем она думала. Как они докатились до такой жизни? Как они превратились в двух чужаков, которые приписывают друг другу все человеческие недостатки, как делают только слишком близкие люди? Кто знает, может быть, она тоже изменяла ему все эти годы? Из всех его романов как минимум восемь были серьезными и значимыми, из тех, что оставляют след на всю жизнь. Как история с Лаурой, что так жестоко с ним обошлась. Стоп, он больше не будет думать о ней. Слава богу, июль уже почти закончился, август он, как всегда, проведет в деревне, умирая от тоски. Здоровый, размеренный образ жизни, неторопливость, чтение у камина, калорийные ужины с напыщенными друзьями и родственниками, в общем, все прелести семейного отдыха. Легкая, но постоянная скука — лучший способ восстановить свои силы к сентябрю, каждый день которого забит под завязку работой и деловыми встречами. Он не мог дождаться, когда снова примется за дело, будет просыпаться рано утром, спешить на переговоры, копить стресс, кричать на безмозглых подчиненных и злиться на удачливых конкурентов. Он снова начнет развлекаться с девушками, выберет себе кого-нибудь из старых подружек — у него есть специальная записная книжка с их телефонами, хотя он и не любит появляться на публике со своими бывшими. Женщины думают, что, расставшись с ними, мужчины только и делают, что плачут в подушку. Неужели хоть один умный, с чувством юмора мужик будет заниматься такой ерундой? Нет, в свободное время мужики любят отдохнуть, посмотреть футбольные матчи, почитать книги и газеты, проверить котировки акций на бирже, поговорить с финансистами. А вовсе не трепаться часами с подружками, вспоминая романтические свидания и ужины при свечах, разрабатывая коварные планы завоевания, жалуясь на отсутствие внимания со стороны любимого и бесконечно сплетничая обо всех знакомых и незнакомых людях на земле. У мужчин есть работа, она и утешает их в трудную минуту. У них есть цели, которые надо достигать, не растрачивая время впустую. Сколько раз они с Лаурой смеялись над этим! У нее отличное чувство юмора, она смеется и над собой, и над жизнью, а это признак ума и смелости. Независимая и волевая женщина, амбициозная, но не карьеристка, с развивающейся манией величия, но хрупкая, любая неожиданность способна выбить ее из колеи. Временами она непосредственна и легкомысленна, как маленькая девочка, а иногда кажется такой взрослой, гораздо старше себя. Барби-амазонка: не ребячится, не хитрит, а сражается честно и по правилам. К сожалению, у нее не стало мужа, и она влюбилась в него. Нет в мире совершенства.

Глава четвертая

— Давай постоим и посмотрим на звезды. Раньше я это очень любила, лишь в этом году изменила своим привычкам. Тебе принести что-нибудь выпить? Есть не хочешь? Горячее нам так и не подали!

— Так даже лучше, много есть вредно. Здесь такая тишина… Просто дух захватывает!

— Да. Вилла Тоески по ночам просто великолепна!

— В темноте тени кипарисов похожи на охраняющих нас стражников. Здесь все заботы уходят, кажутся далекими и неважными. А лунный свет… ты в лунном свете… Лаура, ты так красива сегодня…

— А мне все это видится по-другому.

— Touche. Я перегнул палку, ударился в романтику. Итак, про что наш фильм сегодня?

— Про небо. Небо — главный герой. А мы с тобой — маленькие букашки.

— Абсолютно бесполезные маленькие букашки встретились совершенно случайно.

— Малюсенькие незаметные точки на большом экране.

— Мне стало легче: я почувствовал себя таким ничтожным! В Милане подобную ночь даже представить себе невозможно, правда?

— Может, оно и к лучшему. Здесь, вдалеке от большого города, мы превращаемся в насекомых, которых в любой момент может съесть какой-нибудь жук или затащить в свою паутину паук.

— Его величество случай…

— Хватит, еще чуть-чуть — и мы начнем цитировать Леопарди, по части поэзии он убедительнее нас.

Почему ты боишься дать себе волю, Лаура? Показать себя чувствительной и хрупкой, пусть банальной, но настоящей? Если б ты знала, сколько ты теряешь, прячась при каждом удобном случае за иронию и сарказм!

— А я не знаю, дорогой мой Франче, я не знаю, сколько я теряю! Может, мы ни черта не знаем, потому что боимся узнать?

— Или потому, что уже слишком поздно что-то менять, пробовать жить проще, заглядывать вперед.

— Да просто чтобы понять.

— Тебе очень не хватает Стефано?

— Несколько лет назад я бы не смогла выглянуть в окно в такую ночь. Постепенно я научилась разговаривать с ним, я представляла себе, как он дремлет в кресле или смотрит с неподдельным восторгом идиотский фильм по телевизору.

— Как он любил идти против течения! Вечно сомневающийся Обломов в мире хронически деятельных людей, всегда и во всем уверенных.

— Точно, благородный молодой человек из прошлого века, который предпочитает проигрыш, потому что победа не бывает элегантной.

— И амбиции тоже, но свои амбиции он холил и лелеял. У него был талант, у твоего Стефано…

— Я знаю, у меня лежат сотни исписанных им страниц, они замечательны.

— Почему ты не разберешь их? Может, хватит на книгу?

— Я уже давно собираюсь это сделать, но не могу: слишком больно. Читаю абзац — и начинаю ощущать панический страх, не могу дышать: кажется, что он стоит рядом, и мы обсуждаем, вставить прилагательное или нет.

— Вы двое все время спорили о литературе, а я вам завидовал: счастливая, талантливая пара.

— А сколько бесценных советов он мне давал! Мне не хватает наших с ним разговоров в четыре часа ночи, споров о дневных происшествиях и о знакомых… Мы были редакторами нашего собственного журнала, который читали только мы одни.

— Идеальный, стопроцентно востребованный журнал.

— Так странно, я помню наши бесчисленные разговоры, но совсем не помню его тела, иногда я не могу вспомнить черт его лица, только уши: маленькие и смешные, как у ребенка.

— Почему у вас не было детей?

— Мы были молоды и уверены в том, что не хотим их, нам казалось банальным погрузиться в быт, превратиться в классическую семью. Красиво одеваться по воскресеньям и отправляться втроем в гости к бабушке и дедушке: в коляске ребенок с куклой, а мы несем бутылочки с детским питанием.

— Вы так это себе представляли?

— Именно. А мы так гордились друг другом, нам было так интересно вдвоем, нам казалось, что ребенок только разрушит нашу гармонию.

— Странно, бросалась в глаза ваша оригинальность, а не гордость. Ты знаешь, что вас называли иррациональной парой?

— Конечно. Кто бы мог подумать, что мы поладим: я — взбалмошная и общительная, и Стефано — обидчивый и замкнутый.

— Но вы так подходили друг другу…

— Да, и нам хватало друг друга, в глубине души мы были гораздо более похожи, чем казалось. Нам нравилась наша жизнь, мы сознательно ее выбрали и наслаждались ею.

— Счастливчики.

— Если бы Стефано был жив, может, мы бы в какой-то момент и перестали быть самодостаточными, и в нашей жизни тоже появились бы сиропы от кашля, памперсы и погремушки.

— Или, как многие тридцатилетние, вы бросились бы рожать детей, пока не стало слишком поздно.

— Родить накануне сорокалетия, чтобы продлить молодость, найти себе новое занятие, подзарядиться энергией…

— Или почувствовать настоящее счастье, Лаура. Моя дочь Констанца — мой цветочек в петлице, моя единственная победа, единственное, что нам удалось сделать достойного в нашем катастрофически неудачном браке.

— Она, между прочим, самая умная из вас троих. Как дела с Клаудией?

— А как ты думаешь? Каждый раз, когда созваниваемся, ругаемся, повод каждый раз новый, она изобретает их со скоростью света: низкие алименты, отсутствие у меня чувства ответственности, недостаточный интерес к занятиям Констанцы, я не общаюсь с ее учителями, дарю бесполезные подарки. Она хочет, чтобы я был с дочерью, когда это удобно ей! А на все лето отправляет ее к родителям на море, и я почти совсем с ней не вижусь.

— Почему, по-твоему, она ведет себя так? Она несчастлива? Как ее личная жизнь?

— Какая там личная жизнь! Кто захочет встречаться с больной на всю голову истеричкой за сорок?

— Будь с ней поласковей, вы же любили друг друга когда-то.

— Наш брак — природный катаклизм. Никакими дамбами и плотинами его было не спасти. Мы начали жить вместе, хотя ни она, ни я не были до конца уверены в том, что это правильно. Даже Амброзии удивился. Почти сразу же родилась Констанца, и я подумал: это судьба, пора мне создать настоящую семью…

— А ты уверен, что сделал все, что мог?

— Уверен. Клянусь, я изо всех сил пытался спасти нас! Господи, почему мне удаются самые невероятные предприятия, а здесь я потерпел полное фиаско?

— Ну, здесь ты упал не ниже других.

— Чего нам не хватает? Почему у нас не получается?

— Потому что мы не верим в успех, это типичная ошибка интеллектуалов и им подобных, у нас слишком много знаний, мы не можем слепо верить в удачу, в свои силы…

— Но я не интеллектуал.

— Я сказала: интеллектуалов и им подобных.

— Милая моя Лаура, ты будешь моим спасательным кругом, когда мой корабль попадет в экзистенциальный шторм.

— Мой попадет туда первым. Я живу в своем идеальном мирке, отгородившись ото всех и вся. Сначала я думала, что такая жизнь досталась мне в наследство от чересчур бурной и мятежной молодости, а сейчас понимаю, что это классический образ жизни старой девы.

— Ну, на классическую старую деву ты не тянешь…

— Послушай, несмотря на то что со мной случилось, я рада, что у меня нет детей, что после меня все закончится. Я свободна как воздух, по большому счету, мне не страшны удары судьбы. Аминь.

— Звучит не слишком весело, но убедительно.

— Моя юношеская храбрость и решимость теперь мне кажутся идеализмом.

— Понимаю, ты привыкла рассчитывать только на свои силы, двигаться вперед, не оглядываясь на других и не прислушиваясь к чужому мнению. Но ты знаешь, без Констанцы мне было бы гораздо хуже.

— Так и вижу вас вместе: идеальная пара — отец и дочь. Ты просто чудо!

— Да, но ты меня не хочешь.

— Предать дружбу — совершить святотатство.

— Ты умеешь поставить меня на место! Давай лучше вернемся к нашему разговору.

— У меня такое чувство, что мне только кажется, что я свободно дышу. Я никогда не боялась ошибаться, но…

— Чего ты боишься?

Сейчас? Хочешь, прочту тебе лекцию о тотальной неуверенности? Я боюсь всего: растратить свою жизнь, превратиться в сухую и сморщенную старуху, чье лицо напоминает лимон, упавший с джипа, мчащегося сквозь пустыню. Представляешь, состарившаяся красавица! Такой никто не захочет прийти на помощь, выслушать в трудную минуту.

— Ты никогда не состаришься, Лаура.

— Не подхалимничай!

— Хорошо! Ты влюблялась после Стефано? Можешь не отвечать.

— Почему нет? Сегодня вечер откровений, я начинаю благодарить Питалугу… Так приятно довериться тебе.

— Иногда так хочется рассказать всю правду, включая неудачи и разочарования.

— И вместе заглянуть в самую суть взрослой жизни, что ждет нас впереди.

— Ты заметила, что сегодня ночью мы ведем на редкость оптимистичные беседы?

— Если хорошенько подумать, нет лучшего способа признаться друг другу в том, что молодость закончилась.

— Точно! Дамы и господа, будьте осторожны на поворотах, молодость покидает нас.

— Может, в этом весь прикол? Мы просто должны научиться жить заново: мы стали большими и должны научиться жить как большие.

— Ты мне не ответила…

— Да, конечно, я влюблялась.

— В этот раз, по-видимому, не слишком счастливо?

— Бинго!

— Может, в Милане такая атмосфера? Или в редакции завелся вирус несчастной любви?

— Не говори ерунды! Несчастливую любовь можно встретить в любой точке планеты: в затерянной в горах деревушке или на Сицилии…

— Когда это случилось?

— Через четыре года после смерти Стефано. Я тогда думала только о работе, потому что решила, что надо встряхнуться, начать новую жизнь, делать карьеру. Я превратилась в лошадь, что все время носится галопом, потому что боится умереть, остановившись. Моей целью было возродиться и, увлекшись делом, как можно меньше страдать. Энергетическое безумие. Я даже начала бегать по утрам, чтобы избавиться от злости и вырабатывать эндорфины тысячами.

— Может, это и не самое поэтическое средство, но ты встала на ноги, а это уже немало… Когда ты с ним познакомилась?

— Три года назад. Я взяла у него интервью, он начал ухаживать за мной, через какое-то время закрутился роман. Он довольно известный коммерсант, только не спрашивай его имени…

— Женат?

— А ты сомневался?

— А где он сейчас?

— А как ты думаешь? С женой на море, но мне уже все равно.

— Я тебя умоляю, не строй из себя каменную. Тебе не идет.

— Да нет, я не строю, я бросила его в конце весны, потому что он не любил меня. Честно говоря, я ему больше не нужна была.

— Он что, больной?

— Да нет, обычный мужчина. Два с половиной года страсти, и ничего не осталось.

— Как это может быть?

— Это моя вина, я требовала слишком многого, и он решил, что меня не существует. А в постели со мной была его тень или его помощник.

— Может, он тебя любит, но гордость не позволяет ему сделать первый шаг? Мы, мужчины, странные существа…

— Не говори ерунды! Когда любишь кого-то, не можешь без него жить.

— Верно. Пытаешься убедить себя в том, что тебе все равно, но сердце так просто не уговоришь…

— Такие вещи нельзя объяснить рационально, так же как невозможно заставить кого-то полюбить тебя. Если он не звонит тебе даже по ошибке целый месяц после разрыва, это значит, что он прекрасно существует без тебя.

— А ты как живешь без него?

— Плохо, просто ужасно, но я не собираюсь задерживаться в этом состоянии… Восстану из пепла! Я, как всегда, непобедима, мой милый Франче…

Лаура с трудом сдержала слезы. Вдруг она почувствовала смущение и стыд. Как это она во всем призналась? Непоправимый ущерб ее репутации сильной женщины, которая никогда не жалуется на жизнь и не плачется в жилетку.

Франческо не мог противиться охватившей его нежности: он обнял Лауру и прижал к себе. Он поцеловал ее, и его поцелуй имел вкус фруктового сиропа, девичьих снов, маминой ласки.

Это был поцелуй, который не искал и не мог искать другого. Он не испортил этот волшебный момент намеком на постель, на секс. Сейчас они как брат и сестра: взялись за руки и по-человечески утешали друг друга. Не разыгрывая обычную примитивную комедию из фальшивых обещаний, которым никто не верит и не собирается выполнять.

Глава пятая

— Что ты молчал, как придурок? Не мог вмешаться?

— А что я должен был сказать?

— «Маленькая разница во взглядах» ты точно не должен был говорить! Эта сука, эта тварь, эта сволочь… так со мной поступить… опустить у всех на глазах, в публичном месте!

— Это она устроила скандал, а не ты… Успокойся…

Джакопо внимательно посмотрел на жену. Она плакала уже полчаса без остановки: лицо густо покраснело и покрылось пятнами, глаза вылезли из орбит, нос стал похож на свеклу, она всхлипывала и икала. Когда Лаура бросила ей правду в лицо, с Ритой чуть не приключился эпилептический припадок. Некрасивая от природы, в истерике она превращалась просто в чудовище. А он все равно любил свою жену, даже если Рита не могла поверить в это. Он любил эту неуклюжую женщину, у которой был талант никому не нравиться: ни его родителям, ни выносить чужую красоту… Кто знает, сколько ей, дурнушке, пришлось выстрадать? Может, ее чрезмерные амбиции спровоцированы недостатком красоты, и таким образом она просто хочет получить компенсацию за моральный ущерб? Да и ребенка им все никак не удается зачать, может, потому, что Джакопо и сам его не хочет, ему не нравится идея полноценной семьи — кажется слишком утопичной. Рита вела себя как сорвавшаяся с цепи старая дева, что мечтает превратиться в беременную каракатицу. Джакопо не хотел ребенка, потому что сомневался, что сможет стать хорошим отцом. Как можно воспитывать сына, когда тебя самого никто не любил, не понимал и не баловал?

И все же он должен остановить этот приступ отчаяния. Джакопо интуитивно припарковался в полной темноте деревенской ночи и, как подобает любящему мужу, глубоко вздохнул, провел рукой по волосам жены и сказал то, что должен был сказать: «Сегодня я сделаю тебе ребенка, обещаю».

Глава шестая

— Ну, ты даешь! Послать ее к черту у всех на глазах! Я горжусь тобой!

— Да уж, я себя в обиду не дала, ты бы слышала, что я несла! Я высказала ей все!

— Она от злости не лопнула? В школе, когда она с кем-нибудь ссорилась, то надувалась, как индюк.

— Честно говоря, сцена была не из приятных. Она с трудом сдерживалась. В какой-то момент я испугалась, что она бросится на меня с кулаками или задохнется от ярости.

— Расслабься: сорняки живучи.

— Это да, но я тоже была хороша, разоралась на всю округу, как торговка на рынке. Получилась отличная сценка из неаполитанской комедии.

— Да, но ты покинула заведение с гордо поднятой головой и с провожатым.

— Бедный Франческо, я заставила его проводить меня. Я заявила, что ни на минуту не останусь за столом и что, если понадобится, пойду домой пешком.

— Я всегда знала, что ты девица не промах, умеешь использовать мужские слабости. Готова поспорить, он побежал за тобой, как Топо… Ты была великолепна! Я расскажу эту историю своим одноклассницам. Начну с Марины, а уж она растрезвонит всему городу.

— Что толку трезвонить по всему городу?

— Хорошая сплетня в умелых устах — действенное средство в борьбе с врагом. Если сегодня одна женщина шепотом расскажет что-то другой женщине, то к сентябрю поднимется большой шум, который затем выльется в национальные торжества по поводу освобождения от Питалуги.

— Правда? Думаешь, стоит отпраздновать?

— Запомни, правило номер один в борьбе со скукой: «Никогда не откладывай торжества».

— Не слишком ли много чести мы оказываем этой несчастной?

— Послушай, в детстве я тоже была несчастной: толстушка, плоская как доска, глаза навыкате — на меня ни один мальчишка не посмотрел бы, тем более тот красавчик, который мне нравился в школе. Но я стала сукой не из-за этого. Всем известно, что справедливости не бывает, и если она все-таки случилась, просто преступлением будет не отпраздновать это.

— Ты умеешь убеждать…

— Я еще не закончила. Нет профилактического средства против вредного воздействия выбросов злости в атмосферу, поэтому мы должны мобилизоваться и направить все силы наших организмов на борьбу с микробом питалугусом.

— Согласна, не будет ей пощады, мы очистим землю от вредоносных организмов! А теперь опиши мне стратегию борьбы.

— При условии, что ты будешь принимать активное участие и в военной кампании, и в праздничных торжествах. Для начала расскажи мне во всех подробностях, что случилось в тот вечер… Нужно будет позвонить и Рафаэлю, ему нет равных в пародии на Питалугу!

— Помнишь, мы увидели ее по телевизору с каким-то репортажем, и он тотчас же очень смешно скопировал ее манеру подавать себя! Это было невероятно! Но я не уверена, что в сентябре буду в настроении, между нами говоря, отпуск у меня — полное дерьмо.

— От Андреа никаких известий?

— Никаких.

— Не увлекайся утешениями Франческе..

— Что ты, хотя вчера мы целовались…

— Бог ты мой, ну почему женщины не умеют страдать спокойно, им обязательно надо во что-нибудь вляпаться?

— Франческо — это не «во что-нибудь вляпаться», он все прекрасно понимает, мы друзья навеки.

— Смотри не наделай глупостей.

— Расслабься, я сказала ему, что мороженого уже наелась.

— В смысле?

— Я рассказала ему о женатом Кае со вкусом зеленого лимона.

Глава седьмая

Теперь она знает точно: Правда открылась ей во всей своей неприглядности вчера вечером, во время ужина у них на вилле. Когда отец семейства, уважаемый человек, весь вечер не отходит от сопливой тридцатилетней воблы с плохой кожей, щебечет с ней, как голубок, это кажется странным даже гостям, не то что хозяйке дома. Пусть бы изменял ей и насмехался над нею за ее спиной, но устраивать спектакль прилюдно, в присутствии гостей — это дурной тон. Послать к черту все приличия ради неуклюжей, похотливой коровы, которая понятия не имеет о нормах поведения, не может сдержать себя даже в доме жены своего любовника! Разумеется, они были уверены в том, что могут делать все, что им заблагорассудится, безо всяких серьезных последствий, что их любви ничего не угрожает на фоне таких романтичных декораций. Испокон веков обманутая шестидесятипятилетняя жена предпочтет зажмурить глаза, чтобы ничего не видеть, и заткнуть уши, чтобы ничего не слышать, потому что лучше изображать из себя полную дуру, чем остаться одной на старости лет. Жаль, что ублюдки не подумали о возможной реакции на публичное унижение, которое в ее возрасте невозможно забыть и простить, когда любая уступка — потеря и самая невинная шутка воспринимается как смертельная обида, последствия которой непредсказуемы. Аделе захотелось бороться, защищая свою поруганную честь. Ей нечего терять, она богата и опытна. В первый раз в жизни ей захотелось действовать: удивить знакомых и родственников, устроить скандал, заставить любовничков заплатить по счету. Она избавит их от себя, пусть открыто предаются любви и наслаждаются своим свинским поведением. Тридцать пять лет отдано карьере уважаемого интеллектуала, сотни обедов, организованных, чтобы отпраздновать новое назначение или новый проект, презентацию на телевидении или важный контракт. Ей приходилось любезничать с лицемерными, злыми и завистливыми журналистами, скучными критиками и издателями, поэтами и писателями — с целой бандой дармоедов, которые пожирали ее еду и семейное счастье. Как бы сложилась ее жизнь, если бы она вышла замуж за другого человека? Она прекрасно знала, что они считают ее высококлассной хозяйкой, выдающейся экономкой, чье место на кухне: ее задача — следить за работой общепита светской жизни, где все подается даром, благодаря чему, как думал ее муж, продвигается его карьера. Потом она работала на детей, на двух хронических лентяев, что наводнили ее дом друзьями-полудурками и неприглядными девицами. Два абсолютно бестолковых тридцатилетних лба: бездарный музыкант и студент-переросток. Ну и семейка у нее! Как одиноко она чувствовала себя сейчас на стоянке безымянного отеля на окраине Рима, такого безликого и пошлого, где ее муж развлекался со своей ненаглядной, бросив машину прямо посреди дороги. Ей было трудно представить себе мужа в какой-нибудь замысловатой позе из Камасутры, но вообразить его вместе с этой страхолюдиной — просто невозможно. В молодости у Аделе тоже было красивое тело, не верх изящества, конечно, но вполне приличное: развитые формы, гладкая кожа. Не то что эта корова — все бедра в целлюлите. Что он нашел в ней? Может, эта несчастная практикантка была единственной, кто ходил на его лекции и проявлял к нему уважение? А может, правда еще проще: Ломбарди моложе Карло на двадцать пять лет, а это идеальное средство против старения для хрыча, что одной ногой уже стоит в могиле, это магический эликсир, который можно получить задаром — девица страшна, а значит, дешево ему досталась и еще благодарит судьбу за свалившуюся на нее любовь.

Она вышла из машины, подошла к стойке регистрации и начала втирать очки насчет того, что она — доверенное лицо доктора Бонино, его личный секретарь, что ей нужно срочно связаться с ним для решения неотложного дела. Она просила портье позвонить в номер и вызвать его сюда, потому что он сам сказал ей, что будет в этом отеле со своей любовницей. Почему он ей не верит? Ладно, неважно, ей удалось узнать номер комнаты. Она бросилась бегом по лестнице, оставив портье с открытым ртом. Сцена из дешевого сериала. В гипнотическом состоянии она открыла дверь комнаты пятьсот шестнадцать и увидела, как жирный зад Ломбарди ритмично колыхался на теле ее мужа (ракурс, достойный голливудского ужастика). Карло пыхтел и стонал, она застала кульминационный момент: он издал глубокий стон и снял с себя толстую корову. Это было слишком даже для подготовленного зрителя. Аделе услышала свой голос: «Сегодня ты будешь ночевать здесь, а завтра заберешь свои вещи у дверей виллы».

Глава восьмая

Ну и отпуск! Слава богу, он закончился. Может, это конец очередного периода ее жизни? Периода Монте-Альто, этой виллы, вечеринок, благодаря которым она в деревне чувствует себя как в Милане или в Риме? Может, пора сменить квартиру, слишком дорогую и большую для них с Топо? Кажется, он был рад раньше времени вернуться в город: вилял хвостом, весело лаял на забитую вещами машину, сообщая всем вокруг о том, что путешествие обещает стать чем-то грандиозным. Кто знает, может, он хотел утешить ее, чтобы она не слишком расстраивалась из-за неудавшегося отпуска? Как бы там ни было, они с облегчением возвращались в большой город. По правде говоря, это был худший август в ее жизни: после скандала с Питалугой Лауре пришлось смириться с непрошибаемой ненавистью Марии-Розы. Сначала Лаура пыталась поговорить с ней, объясниться, потому что ссориться она не хотела, а потом ей надоело, она перестала ходить в Эстрема Оази и отгородилась от всего мира. Долгие телефонные разговоры с Гаей, длинные пробежки, чтобы избавиться от злости, редкие Вылазки на пляж с Франческо и прилежная работа за компьютером. Работой она довольна: о пластической хирургии собрано уже достаточно информации и сделаны первые наброски. Теперь — самое интересное: нужно выбрать издательство, обсудить условия контракта, найти в себе силы для организации рекламного тура, когда придется переезжать из города в город и быть готовой ответить на любой вопрос. Мэр ей не ответил, Андреа исчез из виду (или укрылся в объятьях другой женщины?). Единственный, кто остался, это дон Джузеппе. Она была уверена в том, что они еще увидятся, что рано или поздно она, Лаура Серени, сделает правильный выбор и опять начнет жить. Она хотела написать Марии-Розе письмо, ведь письма теперь ее специализация. Нужно было расставить точки над i, добиться справедливости: почему Ломбарди обходится с ней хуже, чем с Питалугой? Они давно дружат, а друзей не предают из-за недоразумений и случайных знакомых. Предать друга — это хуже, чем отбить мужа, разочаровать любовника или подсидеть коллегу. Предать друга — это значит отречься от лучшей части себя, потому что дружба — дар богов, нектар, что питает наши лучшие чувства. Мария-Роза, без сомнения, должна быть наказана. Слово Лауры, которая отлично себя ощущала в роли Зевса.

Коварное письмо

Монте-Альто, 25 августа

Дорогая Мария-Роза!

Прежде чем уехать, я бы хотела сделать несколько замечаний по поводу твоего постыдного и дилетантского поведения. Я отчаянно пыталась в течение двух недель поговорить с тобой и объяснить тебе причины моей ссоры с Ритой. Я не сумасшедшая и, очевидно, если я так поступила, у меня были на то серьезные основания. Перехожу к делу, потому что для меня история с Питалугой закончилась, так же как она будет закончена с тобой в конце этого письма.

Я сразу почувствовала, насколько Рита завистлива (я поняла это еще в школе, но думала, что со временем она изменится… а потом на многие годы мы, к счастью, потеряли друг друга из виду). Я пыталась (на самом деле пыталась, причем всеми возможными способами) не конфликтовать с ней, не замечать ее колкостей. И в итоге — эта неуклюжая лицемерка пытается учить меня жизни! Эта женщина, которой совершенно нечему меня учить, потому что она абсолютно лишена стиля (смешны ее претензии на роскошь), таланта (у меня его тоже не так много, но даже в школе по всем предметам оценки у меня были выше, чем у нее), красоты (мы некрасивы, когда считаем себя некрасивыми, а она уверена, что некрасива), здравого смысла (она разглагольствует о литературе и искусстве в обществе настоящих интеллектуалов, у меня хотя бы хватает ума молчать и только подшучивать над своей необразованностью). Я могла бы продолжить, но мне не хочется углубляться, добавлю только, что ты с радостью примкнула к ней, чтобы найти во мне недостатки, которые тебе так хотелось во мне найти. Ничего, я справлюсь с вами (как я справилась со многими другими), с двумя высокомерными сплетницами, что объединились в борьбе против женщины умнее себя. Дорогая Мария-Роза, жизнь дает нам уроки, и с годами мы, по идее, должны бы становиться умнее (смерть Стефано многому научила меня, полностью перевернув мою жизнь) и выучить определенные правила поведения, первое из которых — не растрачивать драгоценных минут на ненужные знакомства, ошибочные действия, безнадежные проекты. Нельзя придумать ничего глупее, чем добиваться любви человека, который тебя люто ненавидит.

Яне высокомерна, по крайней мерея не верю в свое высокомерие, но я верю в свою способность распознавать зависть (я познала ее еще в юности и немало настрадалась из-за нее). Что касается Риты, не нужно много времени, чтобы понять, как она страдала от стольких проигранных мне партий. Она всегда была хуже. Она испробовала все возможные способы, чтобы насолить мне еще тогда, не останавливаясь ни перед какой подлостью. Мне приходилось терпеть ее дешевые выходки, ее пошлое мещанство, а теперь она ходит с гордо поднятой головой, оттого что стала Герардески. Иногда я опускалась до уровня идиотских разговоров и сплетен (когда я чувствую, что меня не понимают и предают, становлюсь болтливой), но это только усиливало ее ненависть ко мне, и в какой-то момент я поняла, что не могу больше выносить этого. В тот вечер Питалуга превзошла саму себя (с твоего молчаливого согласия, в которое я до сих пор не могу поверить, — ведь я считала тебя своим другом). Она постоянно нападала на меня, открыто, без витиеватых фраз, ядовито жалила меня в течение всего вечера. Пока я не сказала себе: почему я должна терпеть издевки этой дуры? Одной мысли было достаточно, чтобы спровоцировать бурю эмоций, непреодолимого желания послать ее ко всем чертям. Она изобразила меня какой-то идиоткой, которая думает только о своих ягодицах, следуя последней моде пребывает в экзистенциальном кризисе и твердо стоит на своих позициях (непонятно, каким образом завоеванных). После такого никакая истерика не испортила бы моей репутации. Когда война объявлена, нужно бить врага, и лучше на его территории. Мое поле заминировано, пусть попробует нарушить границу, а мы посмотрим, что из этого выйдет. Ладно, оставим ее продумывать план дальнейших действий и подведем итоги. Как известно, имеют значение только факты. Итак, этим грустным (но показательным) летом я выяснила, что:

1. Ты встала на сторону Риты, не дав мне никакой возможности оправдаться и объяснить тебе, почему я так себя повела. Возможно, она подруга твоей мечты: лицемерка и подхалимка.

2. Ты благодаришь только тех, кто тебе бесстыдно льстит (когда Рита сказала тебе, что у тебя совсем нет целлюлита, она попала в самое яблочко).

3. Две перезрелые девицы не слишком привлекательного вида разгуливают между зонтиками, перебрасываясь словами со знаменитостями и второсортными плейбоями (не хотелось бы быть грубой).

4. Стремясь получить максимум удовольствий от Эстрема Оази, кое в чем вы немного переборщили, возможно, вам понадобится еще один отпуск, чтобы привести себя в форму.

Позволю себе задать еще несколько вопросов:

1. Как ты могла допустить абсурдную ситуацию с Карло Бонино? Зачем ты сняла дом рядом с его виллой в Эстрема Оази, куда он годами ездит со своим семейством»?

2. Тебе доплачивают за то, что ты слушаешь его стариковское брюзжание? Зачем ты ходишь к ним в гости?

3. Яне знаю, кто вбил тебе в голову, что ты можешь быть убедительной в роли роковой женщины. С каких это пор ты получаешь удовольствие от пустых светских бесед и сплетен? Ты просто смешна в этой роли, ты перестала быть собой! Где та умная и живая Мария-Роза, с которой много лет назад меня познакомил Стефано?

4. В этом году Эстрема Оази окончательно добил меня своей пошлостью, я сюда больше не вернусь. Можете праздновать победу, следующим летом ты и твоя новая обожаемая подружка будете безраздельно править третьим рядом.

И чтобы не показаться тебе слишком умной (блондинки на шпильках могут быть только остроумными… Какой бред, Мария-Роза, по-твоему, я, объехав полмира и познакомившись со всеми, кто представлял хоть какой-то интерес, я, которая в состоянии поставить на место любого, должна терпеть присутствие Карло Бонино, считающего, что я слишком блондинка, чтобы быть стильной? Чем этот вульгарный, недалекий человек покорил тебя? Спорим, он начнет поливать тебя грязью, как только ты уйдешь от него?), итак, чтобы не показаться тебе слишком умной, я не стану упоминать имени философа, что сказал: «Ты становишься тем, кто ты есть». Я считаю себя человеком добрым, которому нужно сочувствие, чтобы двигаться вперед. Именно поэтому, когда я чувствую, что меня предали и превратно поняли, я говорю себе: «Хватит!» И своего мнения не меняю.

Я написала это письмо не для того, чтобы обидеть тебя, но потому, что не могла иначе: доброта не исключает способности осуждать других (иначе она превращается в бегство), знать себе цену и ставить на место злых и завистливых людей, отравляющих мне жизнь. В нашем с тобой случае я до последнего надеялась, что ты одумаешься и дашь мне сигнал. Но ты не одумалась. Ну что ж, пусть будет так, теперь ты вне моей жизни, и мне на тебя наплевать. Я разрываю с тобой отношения. Теперь вы с Ритой присоединитесь к тем, кого я предала вечному забвению. Если увидишь меня в ресторане в окружении наших общих друзей, можешь поздороваться, но не подходи к столу.

Лаура Молодец! Ну и письмо! Долой доброту, да здравствует коварство! Хотя тут все написано открытым текстом, никаких намеков и двусмысленных фраз. Лаура открыто направила оружие на врага. Так недолго превратиться в агрессора. Да кому какое до этого дело? На войне нет плохих и хороших; никто никогда не признается в том, насколько он жесток и сколько бед натворил. Обвинять, не дослушав свидетелей, не обращая внимания на другие мнения, — это верный способ осудить невиновного и оправдать виноватого, изначально неверный путь, который может привести к стиранию границ между виной и невинностью. Говорить то, что думаешь, не фильтруя, может только тот, кто не считается с условностями и правилами приличия и не боится прослыть безумным идеалистом.«А Лаура, с тех пор как рассталась с Андреа, пребывала в каком-то пограничном состоянии: ложилась спать, когда все просыпаются, и смеялась, когда надо плакать. В конечном счете победила сила характера, на нее Лаура всегда могла положиться. Она отказалась от любви, приносящей одни только страдания, во имя гордости и собственного достоинства. И чувствовала себя совершенно разбитой, и тонула в океане нестерпимой боли.