Алина
— Заяц, не хмурься. Тебе не идёт.
Вздрагиваю.
Даже не поднимаю глаз, и так понятно, кто дышит мне в шею, заглядывая через плечо.
— Блин… — Выдыхаю. — Иди, куда шёл, Крючковский. Не мешай.
— Ооо… Какие мы важные. — Убирает свою физиономию от моей эрогенной зоны, но каким-то непостижимо ловким движением выхватывает телефон из рук.
— Что тут у нас, а ну-ка…
— Ты совсем охренел? Быстро отдал телефон! — Тянусь забрать гаджет из загребущих лап самодовольной «выскочки», но ничего не выходит.
— Оу-оу..! — Он поднимает его высоко (вымахал, тоже мне, «шпала»), чем бесит только сильнее. — Да ладно, чего ты так разоралась, посмотрю и верну.
Его улыбку хочется стереть грубо.
Я не обращаю внимания на окружающих нас людей, а их в коридоре универа не мало, на наблюдающую с интересом за нами Катьку.
— Ну что там у тебя такого секретного, Зайцева? — Дразнит меня, прищурившись. — Список книг из библиотеки? Переписка со старостой о «студвесне»?
— Всё. Ты меня достал.
— Между прочим, она ведёт дневник.
Катька.
Вот тварь…
Стояла же, не отсвечивала. Зачем надо было лезть со своими комментариями?
— Тебе такое не интересно. — Комментирую, видя, как вытягивается лицо Димки, которое, кажись, даже просияло.
— Да ладно… — С восторгом. Вот только этого мне не хватало. — И о чем? Прям, удивила, Заяц.
Он наклоняется ко мне и заговорщически шепчет:
— Ну давай, детка… Раскрывай свои секреты…
— Пошёл ты! — Пользуясь нашей «близостью», выхватываю свой телефон и разворачиваюсь, чтобы уйти в аудиторию.
Катька семенит за мной.
Сажусь на третьем ряду, раздувая щеки, как рыба-ёж.
Вот скотина!
— Зря ты так с Крючковским, Алин. — Заноза, с фамилией «Миронова», ещё похлеще Димки будет.
— Чегоо? — Поворачиваюсь к ней. — Ты ничего не попутала? Это ж Крючковский! — Машу перед её симпатичной мордашкой ладонью. — Ау! Эта скотина вообще не знает, как надо себя вести.
— А ещё он довольно популярен и дружит с Ваней.
Фыркаю.
Да не сдалась мне его популярность. Я и сама могу добиться желаемого.
Катюха усаживается рядом. Почему-то сейчас она меня бесит. Хотя вообще я считаю её своей единственной подругой и самым «адекватным человеком» если не во всей женской половине института, то в нашей группе точно.
Вон, взять хоть Симакову.
Ума нет от слова «совсем».
Зато губами можно макулатуру прессовать, а ресницы отлично Михалычу, дворнику нашему, на метлу бы сгодились. Сука надутая.
Но парням такие нравятся.
И Дима Крючковский — не исключение.
Он перетрахал всех таких своих одногруппниц, всех дурёх с потока, а потом перекинулся на «свежее мясо», то есть и до нашего — второго курса уже добрался.
Надо сказать, что я знаю этого выскочку с детства.
Так уж сложилось, что наши родители дружат очень давно, и нам, как их детям, волей-неволей приходилось общаться.
Правда, когда мы были ещё детьми, Дима не был такой «наглой задницей», и мы даже общались почти как брат с сестрой.
Он — один в семье ребёнок, и, естественно — эгоист.
Когда Крючковскому стукнуло шестнадцать, его понесло во «взрослую» жизнь. Он стал реже общаться со мной, и чаще со своими дружками и телками.
Нет, я не ревную, что вы…
Мне вообще его жизнь, если честно, по боку.
Пусть хоть как изгаляется. Его проблемы.
Только вот, стоило мне поступить в тот же универ, что и он, Крючковский вдруг как-то резко вспомнил о моём существовании и стал совать свой нос туда, куда ему вообще не следует.
Типа, на правах старшего «брата» и «друга», постоянно контролирует меня и лезет в мою жизнь.
Прям брателло, ага…
Мне почти девятнадцать. Ему — двадцать два.
В этом году Димка заканчивает универ и, скорее всего, свалит за бугор — «строить светлое будущее».
Кто бы знал, как я жду этого момента.
Задолбала уже его «опека» и плоские шуточки.
Фу.
Если бы все мужики были такие, честное слово, сама себя же отвела бы в монастырь.
Но, слава богу, есть исключения…
Ваня.
Ваня Корзун.
Он — одногруппник Крючковского. Невероятно красивый и просто… не описать словами…
Когда я увидела его в первый раз — сразу поняла, что пропала.
Это, блин, любовь с первого взгляда! Не знала, что со мной случится…
Такой офигенный…
Высокий, светловолосый, с пронзительными голубыми глазами и невероятно соблазнительной улыбкой.
Ваня серьёзен и разборчив в девушках. Не то, что некоторые…
У него нет «отношений», насколько я знаю, но, всё равно, подступиться к такому парню для меня не представляется возможным.
Потому, что я, хоть и родилась и росла в обеспеченной семье, но все равно с кучей комплексов.
Возможно потому, что моя мать, ища лучшей доли, никогда не засиживалась на одном месте и меняла мужиков, как перчатки.
Она считала, что главное в жизни — комфорт и достаток, поэтому никогда не обременяла себя лишними нагрузками. Что удивительно, мужики ей всегда попадались соответствующие. Даже интересно, где она их находит?
И странно, как при таком образе жизни она вообще умудрилась забеременеть, родить, да еще и воспитать нас с братом.
Маму я люблю, конечно, но Ромка — единственный, по-настоящему близкий мне человек. Правда, в последнее время мы видимся с ним редко.
Он старше меня почти на восемь лет и для него я всегда остаюсь «малявкой».
Хотя с девушками Ромка ведёт себя так же, как и Крючковский, это не мешает мне любить его до беспамятства. Потому, что это чувство взаимно.
Только он относится ко мне уважительно, беспристрастно и «на равных».
Только брат знает, что я ненавижу учёбу в универе, который для меня выбрали мать с отчимом, что моя страсть — рисование, что я творческая натура и нельзя «запирать меня в рамки».
За одно только я благодарна маме.
Когда у нас случился очередной конфликт, я заявила, что переезжаю в общагу. Конечно, для моей родительницы это был «удар ниже пояса», она не могла такое допустить. Но вскоре поняла, что я не шутила, и действительно проследовала с чемоданом в известном направлении.
Она приехала ко мне в институт, выловила, долго убеждала вернуться или хотя бы переехать на квартиру.
Но, я не желала сидеть на шее у её мужа, а своих средств мне хватило бы разве что на шаурму.
Тогда мама пошла мне на уступки.
Единственное, что она сделала — договорилась, чтобы мне выделили отдельную комнату.
Поэтому, я живу одна.
Меня ненавидит вся общага.
Но мне всё равно.
Это же не навсегда.
После пар плетусь в свою комнату.
Я никого не пускаю на ночёвки.
Даже Катьку.
Хотя она несколько раз напрашивалась.
Но в этом вопросе я — кремень.
Пустишь один раз — больше одна жить не будешь.
Мне, по сути, всё равно на мнение окружающих. Они считают меня странной.
Есть деньги, но живу в общаге. Одеваюсь просто. Учусь почти на отлично.
Не интересуюсь тусовками и дорогими шмотками.
Выгляжу обычно.
Да ещё и не несу бред, как та же Симакова, пришлёпывая резиновыми губищами, чтобы «произвести впечатление» на окружающих.
Мне гораздо комфортнее за мольбертом. Или в библиотеке. Не зря Крючковский слюной брызжет от негодования, что я так «бездарно трачу молодые годы».
Но…
Есть у Алины Зайцевой одна маленькая слабость.
Это мой дневник.
Я пишу о том, что вижу, что происходит в моей жизни: эмоции, страхи, желания…
Старомодно? Пускай.
Я делаю это для себя.
Кроме Катьки об этом раньше никто не знал.
А теперь вот ещё Выскочка в курсе.
Сука, Смирнова, кто за язык тянул?