Здесь обитают призраки

Глава десятая

Мы с детьми ежедневно занимались в классной комнате, что располагалась в конце коридора третьего этажа, за короткой лесенкой. То была светлая комната, с замечательным видом на поместье; на стене классная доска, под нею огромный учительский стол с великим множеством ящиков, напротив две детские парты поменьше, бок о бок.

— Сколько девочек вы учили в этой вашей лондонской школе? — как-то утром спросила Изабелла; она сидела за партою, по обыкновению безупречно нарядная, и ее карандаши лежали перед нею аккуратным рядком.

— В классе помещалось человек тридцать.

— Мои сверстницы? Или Юстаса?

— Скорее Юстаса, — сказала я, и в ответ на это он поднял голову и улыбнулся. Какое прелестное лицо, подумала я. Обычно опасливое, едва ли не испуганное, но, когда он улыбался, все это мигом исчезало и он словно преображался в совсем другого мальчика. — Даже помладше. Их называли «маленькие девочки».

— А с ними бывали неприятности? — продолжала Изабелла.

— Неприятности?

— Вам приходилось их наказывать?

— Иногда, — сказала я. — Но очень редко. Ты должна понимать, Изабелла: школа, где я служила, была не как в книжках. Учителя не искали всякой возможности высечь злополучных своих подопечных или заставить их гулять по двору с картонкой на груди «Осторожно: кусается». Мистеров Брокльхёрстов [21]в нашем учебном заведении тоже не водилось. Нет, мы были добры к нашим девочкам, а они в ответ уважали нас и увлеченно занимались. В основном.

— Я бы хотела поучиться в школе с другими девочками, — задумчиво промолвила Изабелла. — Но папа говорил, нам положено учиться здесь.

— Частное образование — привилегия всякой состоятельной семьи, — объяснила я. — Только беднейшие слои принуждены учиться скученно. На самом деле большинство моих маленьких девочек уйдут из нашей школы, когда им минет лет двенадцать или тринадцать.

— И что с ними будет потом? — спросил Юстас. — Выйдут замуж?

— Господи боже, конечно нет, — усмехнулась я. — Тебе не кажется, что они чрезмерно юны? Ты вот представляешь, как выйдет замуж Изабелла?

Юстас слегка фыркнул, но примолк, поймав сестрин взгляд. Затем она мрачно воззрилась на меня — очевидно, моя легковесность ее рассердила.

— Я считаю, это было весьма грубо с вашей стороны, — тихо произнесла она. — Вы полагаете, никто меня не возьмет?

— Ну честное слово, Изабелла, — сказала я, надеясь рассеять этот мрак. — Ничего подобного я в виду не имела. Я лишь хотела сказать, что девочке твоих лет весьма необычно было бы пользоваться вниманием кавалера. Ты не согласна? Разумеется, со временем, когда ты подрастешь, твоей руки станет добиваться множество молодых людей.

— А вы, Элайза Кейн? — поинтересовалась она, взяв с парты карандаш и медленно вдавив остро отточенный кончик в левую ладонь. — Вы ведь не замужем, не так ли?

Я помедлила с ответом, опасаясь, что она поранится.

— Нет, — сказала я. — Не замужем.

— Но вы очень старая. Сколько вам лет?

— А как ты думаешь? — спросила я, в душе сожалея, что она об этом заговорила.

— Шестьдесят семь, — высказался Юстас.

— Мне двадцать один, нахал, — улыбнулась ему я.

— Двадцать один, однако не замужем, — продолжала Изабелла. — Вы не боитесь остаться синим чулком?

— Я об этом не думаю, — солгала я.

— Никогда?

— Никогда. В конце концов, у меня есть место. Здесь, в Годлин-холле. И я вполне довольна.

— Но вы разве не предпочли бы нам супруга? — спросила она.

— Ну, я не знаю, — отвечала я, и голос выдал мою неуверенность.

— Вы не хотите своих детей? Вам не утомительно заботиться о чужих?

— Я бы очень хотела своих детей. Надеюсь, однажды они появятся.

— Но ведь вы не сможете работать, если выйдете замуж? — не отступала она. Голос ее напряженно зазвенел, она костылем вгоняла в меня свою мысль, а острие карандаша все глубже вонзалось в ее ладонь; я занервничала: она вот-вот проткнет кожу, и прольется кровь.

— Это еще почему? — спросила я.

— А кто присмотрит за вашими детьми? Вы ведь не поручите их воспитание другой женщине?

— Изабелла! — прошептал Юстас, тыча ее в бок; на горестном его личике тревога мешалась с ужасом пред этими безобидными, казалось бы, замечаниями.

— Пожалуй, — отвечала я. — Надо полагать, мой муж станет работать, а я посвящу свое время детям. Так уж оно в жизни устроено. Но, Изабелла, все это лишь гипотезы, и…

— Дети — забота матери, не так ли? — продолжала она. — И ни одна женщина не должна ее замещать.

— Ну, наверное, — сказала я, уже не понимая, к чему она клонит.

— Вы ведь этого не допустите? — спросила она. — Если кто-нибудь попросит вашей руки? И если вы согласитесь? И если у вас родятся дети? Вы не допустите, чтобы их воспитывала другая женщина?

— Нет, — сказала я. — Это же моя обязанность.

— Значит, вы понимаете, — сказала она, получив, по видимости, удовлетворительный ответ, выпрямилась и отложила карандаш в желобок на парте.

— Что понимаю? — спросила я; я не постигала, как ни вдумывалась, что именно она мне внушала.

— Всё, — отвечала она, глубоко вздохнув, и отвернулась к окну. Я наблюдала за нею словно целую вечность; она будто погрузилась в некий транс, каковой овладел и мною; обе мы очнулись, лишь когда заговорил Юстас.

— Мисс Кейн, — тихо, почти шепотом произнес он, и я взглянула на него.

— Да, — сказала я. — За работу, дети. Нельзя же молоть языками весь день. Я предполагала сегодня заняться королями и королевами английскими. История наша весьма богата, и, надо думать, исторические рассказы вас увлекут.

— Мы кое-что знаем о королях и королевах, — заметил он. — В Годлин-холле однажды останавливался король.

Я рассмеялась.

— Неужели и вправду? — спросила я; быть может, он сочиняет из озорства.

— Вообще-то, и вправду, — отвечала Изабелла, оторвавшись от окна и вперив в меня пронзительные голубые глаза. — Нам папа рассказывал. Это, разумеется, было очень давно. Больше ста лет назад. Говоря точнее, в 1737 году. Когда хозяином Годлина был прадедушка.

— В 1737 году, — повторила я за нею, мысленно листая списки. — Значит, правил у нас тогда…

— Георг II, — отвечала она. — Я же сказала, что Юстас не выдумал. Иначе я бы не сообразила так скоро, правда?

— Разумеется, — сказала я. — Юстас, честное слово, я не усомнилась ни на миг, — прибавила я, и мальчик улыбнулся мне до ушей. — Я просто удивилась. Наш монарх — здесь, в Годлин-холле! Как это, вероятно, было волнующе.

— Осмелюсь предположить, — согласилась Изабелла. — Но королева, Каролина Ансбахская, занедужила после прогулки по саду. Ей назначили кровопускание и приложили пиявки в комнате, что соседствует с вашей, Элайза Кейн, однако пользы это не принесло. Лекарь был, изволите ли видеть, болван. Не знал, чем ее лечить, вот в чем беда. Обычная история с провинциальными лекарями. Нередко благотворнее предоставить делам природным идти своим чередом, нежели довериться норфолкскому эскулапу. Заботы его целесообразнее применять к лошадям в конюшне либо к Хеклингову Перцу.

Я взирала на нее, забавляясь и теряясь от подобной манеры речи; очевидно было, что сию тираду она слыхала не раз, — быть может, это дословная речь ее отца, поведавшего друзьям за ужином о визите королевских особ, — но столь взрослый синтаксис из уст столь юной девочки приводил меня в замешательство и немало тревожил.

— В итоге ее доставили в Лондон, — продолжала Изабелла. — Но у нее случилось прободение кишечника, и она скончалась. Король очень горевал. Он, как вы понимаете, сильно любил свою королеву. Пережил ее на четверть века и, однако, более не женился. Весьма достойный поступок, не находите? [22]Но он ополчился на прадедушку, ибо тот был хозяином дома, где случилось печальное событие. Более не приглашал его ко двору. Прадедушка ужасно огорчался: он был активным приверженцем короны. Как и весь наш род с самой Реставрации. Мы выступали на вражеской стороне в Войне Алой и Белой розы, но это было в стародавние времена. И со временем нам даровали прощение. Как бы то ни было, подобные события не проходят бесследно, как вы считаете? Кончина в доме?

— Но ты ведь сказала, что королева скончалась не здесь? — заметила я.

— Я веду речь не о королеве, — отмахнулась она, словно сочла мое возражение решительно несуразным. — Итак, о чем мы сегодня поговорим, Элайза Кейн? О короле Георге II? Или отправимся в глубь веков? Скажем, к Ланкастерам и Йоркам, раз уж я о них вспомнила?

— Еще дальше, — сказала я, открыв учебник и пролистав до намеченной главы. В классной комнате слегка засквозило, и я пожалела, что не прихватила теплый кардиган; впрочем, мне не хотелось его искать, бродя по пустому дому, мимо комнаты, где пускали кровь бедняжке Каролине Ансбахской. — Я предполагала, что мы начнем с пленения Эдмунда Тюдора [23]и корней сей победоносной, однако кровавой династии.

Я глянула в окно и вздохнула. Пока я не смотрела, кто-то из детей написал нечто на затуманенном стекле. Нечто столь вульгарное, что я не пожелала лишний раз привлекать к надписи их внимание.