Здравствуй, друг! [СИ]

Кое что о моём отце

С ним точно что-то было не так. Я знал его уже пятнадцать лет, изучил, можно сказать, вдоль и поперёк. Как-никак ― он мой отец: мягкий, уступчивый, никогда меня по-настоящему не ругавший, разрешавший практически всё, о чём бы ни попросил. Так не бывает, скажите? Бывает, прям ангел, а не отец, если бы не одно «но»…

Видел я его не часто. Он постоянно был в разъездах по работе, а мама бросила нас очень давно. Даже не знаю, как она выглядела, отец не сохранил её фотографий. Хоть бы одну для меня оставил, но ― нет, видно, здорово был на неё обижен. Няня Варя заменила мне маму. Хорошая и добрая была женщина. Вот уже полгода прошло, как она заболела и умерла, оставив нас с отцом наедине друг с другом.

Даже сейчас, по прошествии стольких лет, отец не говорил, почему мама ушла от нас. Эта тема была и остаётся в нашем доме табу для обсуждения. А я ведь уже взрослый и имею право знать. Как-то раз попробовал настоять и расспросить его о маме, даже истерику закатил ― не помогло. Отец так на меня посмотрел, у меня прямо кровь в жилах застыла. А когда спросил: «Жива ли она хотя бы до сих пор?» ― он выдохнул, что не знает и думать об этом не хочет. А потом два дня со мной не разговаривал. Тоже мне, тайны мадридского двора.

В наше-то время и без его разрешения можно разыскать человека. Пока жива была няня Варя, я расспросил её о маме, но узнал очень мало. Мама была родом из Швеции, то ли училась здесь, то ли на экскурсии была, она точно не знала. Тогда они с отцом и познакомились. И звали её Мария Ларсен, имя, очень распространённое в Скандинавии. Большего сказать о ней няня не могла: ни откуда она родом, ни кто её родители.

Она и видела-то маму всего один раз в жизни. Говорила, что та была настоящей красавицей ― «снежной королевой», что бы это не значило в её представлении. Наверное, блондинкой с синими, как у меня, глазами. У отца волосы тёмные и глаза карие.

Они поженились шестнадцать лет назад и расстались через месяц. Потом мама уехала к себе в Швецию, чтобы внезапно вернуться и родить здесь. Отдала меня отцу и исчезла из нашей жизни. Официально они так и не были разведены. Да, с такими данными найти её будет непросто. Тут для поиска деньги нужны, и большие, а у меня их пока что нет. Но я терпеливый, подожду, когда-нибудь наступит и моё время.

Так, что-то я отвлёкся. Что ещё сказать об отце? Он очень меня любил, и я его в детстве просто обожал, и сейчас всё осталось между нами по-прежнему. А иначе как он выносил мои капризы и придурковатые скандалы, которые ему постоянно закатывал? Няня говорила, что я глупый эгоистичный подросток, а у отца ― бесконечное терпение, а, мол, терпение и есть любовь. Ну, не знаю… Может, он просто чувствовал вину передо мной за то, что не удержал маму? Да, я простодушно любил его, доверяя во всём, и не мог даже представить, сколько он от меня скрывал, держа в неведении. Что, в конце концов, обошлось мне очень дорого…

Что-то происходилос отцом в последнее время. Он сам на себя не был похож: подолгу смотрел на меня, молчал, не отвечая на простые вопросы, или говорил невпопад. У меня было чувство, что отец никак не решался о чём-то со мной поговорить, видимо, всё откладывал на потом. Хотя нерешительностью никогда не отличался, а с конкурентами в бизнесе был беспощаден.

А вчера он внезапно напился, никогда до этого его таким не видел ― измученным, с помутневшими от выпитого глазами, полными боли и отчаяния. Вечером, вернувшись домой, он схватил меня за воротник рубашки и притянул к себе, хорошенько встряхнув. Я растерялся, не зная, как себя вести, только бормотал: «Па, это же я, Сашка, отпусти, ты мне больно делаешь…»

― Сашка, какой ещё Сашка?

― Обычный, сын твой, забыл, что ли? Не умеешь пить, не берись!

Он удивлённо заглянул мне в лицо, склонил голову набок, как любопытная ворона и засмеялся пьяным смехом.

― Ты что-то путаешь, мальчик! У меня нет сына и никогда не было, отстань! ― он оттолкнул меня с такой силой, что я отлетел к противоположной стене и ударился о шкаф. За стеклом стояли смешные фигурки, привезённые им же мне в подарок. Я в них души не чаял. От удара стекло треснуло и разбилось на множество осколков. К моему ужасу фигурки посыпались на пол ― тонкие, изящные вещицы из фарфора падали, разбиваясь на части.

Это меня добило. В тот момент я не волновался о себе, о своей истекающей кровью руке, о голове, в которой шумело от удара. Застонав, я ползал на коленях по осколкам, стараясь собрать столько лет хранимые подарки отца. А тот смотрел на меня с непониманием и презрением.

― Немедленно брось эту дрянь, разве мужчина должентак себя вести? ― прохрипел он, нахмурив брови. Подошёл ко мне и, взяв за шиворот, как щенка, оттащил в сторону. А потом, потом… со смехом наступал на остатки моей коллекции, наслаждаясь хрустом фарфора под каблуками своих подкованных ковбойских сапог.

Чёрт! Ещё и сапоги напялил, он же их ненавидел и носил исключительно итальянские туфли. Да что с ним случилось? Я поднял голову, с трудом встал на ноги, выпустив из руки последнюю уцелевшую статуэтку, и проорал прямо ему в лицо:

«Ты кто такой? Куда дел моего отца? Он бы никогда со мной так не поступил…»

Закончить фразу я не успел, потому что мощная пощёчина сбила меня с ног, заставив мир вращаться. На миг у меня потемнело в глазах, слышался только раскатистый смех совершенно другого человека. Меня захлестнула волна гнева, сделав вдруг на удивление спокойным. Я встал и пошёл прямо на него. Что-то в моём взгляде этому человеку не понравилось. Он перестал смеяться и отступил назад.

― Эй, парень, ты что это задумал? Разозлился из-за каких-то цацек? Брось…

Ну я и бросил. Просто выкинул вперёд сжатый кулак, чтобы ответить ему на пощёчину, а получилось что-то странное: чёрный сгусток вырвался из моей руки и ударил этого человека прямо в грудь. Как в игре, но только это происходило по-настоящему, потому что человек вспыхнул и исчез. А на полированном паркете на том самом месте, где он только что стоял, осталось чёрное выжженное пятно.

В недоумении смотрел на свою ладонь: она была в полном порядке ― ни раны, ни ожога. Несколько раз сжимал и разжимал кулак, повторяя снова и снова: «Я не хотел, простите меня, я нечаянно»…

А потом меня скрутила такая боль в желудке, что пришлось бежать в ванную, где меня очень долго рвало. Я был весь мокрый, а когда взглянул на себя в зеркало ― сам испугался своего отражения: белое, как снег, лицо с потёками уже подсыхающей крови, в порезах, с такими огромными, перепуганным и несчастными глазами.

Недолго думая, сбросил с себя окровавленную одежду прямо на пол и полез под душ. Не помню, сколько простоял под горячими струями, смывая с себя кровь и собственные слёзы. Наверное, пока ни почувствовал: ещё чуть-чуть, и упаду прямо здесь. Последним усилием воли выключил воду и, кое-как напялив махровый халат, пошлёпал босыми ногами в спальню, оставляя после себя цепочку мокрых следов.

Дальнейшее помню смутно: кажется, плюхнулся на кровать и вырубился. Сил совсем не было, такой слабости ― ещё никогда не испытывал. Утром меня разбудил звонок в дверь. Я взглянул на часы ― было только восемь. Застонав, зарылся с головой под одеяло и решил никому не открывать. Моя слабость почти прошла, но самочувствие всё ещё оставалось паршивым.

Ключ в замке провернулся несколько раз, и я услышал: «Есть кто дома? Нет? А, шайтан», ― и наша приходящая домработница перешла на родной таджикский язык, которого я не понимал. Пошуршав одеждой, раздеваясь в прихожей, она пошла в комнату. Об этом я догадался по её оханью и непонятным выкрикам. Думаю, это были ругательства ― значит, обнаружила разгром в гостиной.

Покрутившись в кровати, понял, что больше не смогу уснуть, поэтому попытался осмыслить произошедшее вчера. Никакого логического объяснения случившемуся на ум не приходило. «Я что, кого-то убил? Да не может быть! Куда делся мой отец и этот, так похожий на него, тип?»

В гостиной гремела ведром, не переставая ругаться, домработница, затем загудел пылесос, а ещё через некоторое время хлопнула входная дверь и такой родной голос позвал меня:

«Саша, ты дома? Я привёз то, что ты заказывал».

Я пулей вылетел из комнаты, забыв, что кроме «боксеров» на мне ничего не было, и бросился отцу на шею, не на шутку его перепугав.

― Па, ты вернулся? Это, правда, ты? ― я повторял и улыбался как дурак.

― Правда, я. Да что с твоим лицом? Что-то случилось, пока меня не было дома? Ты в порядке? ― он смотрел в мои счастливые глаза с тревогой.

Это точно был мой отец.

― Да, в полном, а когда ты приехал? ― отстраняясь, спросил я, стараясь успокоить дыхание. В это время в прихожую заглянула домработница, вежливо поздоровалась с отцом, но, увидев меня, ахнула и смутилась.

― Саш, иди оденься, ― спокойно сказал он, ― потом поговорим.

Мне не надо было повторять дважды. Через пару минут мы сидели с ним на кухне за столом, закипал чайник, а мне не терпелось узнать, когда же он всё-таки вернулся.

― Самолёт прилетел из Лондона два часа назад. Я же тебя ещё вчера предупреждал, что задержусь, ― отец поставил на стол моё любимое печенье, ― может расскажешь, откуда такая бурная реакция? Ты меня так последний раз встречал, когда тебе было лет десять, наверное. Что натворил? Судя по тому как ворчит домработница и не пускает меня в гостиную ― устроил вчера вечеринку до утра? Или опять подрался? А ну, колись! ― и он засмеялся.

Я натянуто улыбнулся и поставил на стол две чашки с папиным любимым чаем. Никак не решался признаться ему в случившемся вчера, а он меня и не торопил. Домработница как раз закончила убираться и ушла, оставив нас одних. Вот тогда я сбивчиво и рассказал о том, что произошло. Отец слушал, всё больше мрачнея, но не перебивал.

Невероятная история заканчивалась тем, как моя обессиленная тушка свалилась на кровать. Испуганно посмотрев на меня, он быстро вышел в гостиную, где я и застал его стоящим у обгоревшего пятна на полу. По его бледному лицу совершенно невозможно было понять, о чём он думает. Отец осторожно коснулся моего плеча и, с трудом шевеля губами, произнёс, не скрывая тоски и боли.

«Саша, в том, что случилось, нет твоей вины. Надо было раньше всё тебе объяснить и научить контролировать это. Я один виноват в том, что произошло», ― и он замолчал, как будто его слова что-то объясняли. По мне, так стало ещё непонятнее.

― Пап, а можно подробнее ― кто это был-то и куда делся?

― Это… был мой брат, и вчера он умер, ― его голос прозвучал совсем тихо.

Я ахнул: «Па, я не хотел; всё получилось случайно, прости меня…»

― Перестань, малыш, он обидел тебя, фактически спровоцировал. Кто мог подумать, что брат воспользуется моим отсутствием и заявится сюда, вот ведь болван. ― Он замолчал, а потом прошептал еле слышно. ― Зачем же ты пришёл, Феникс, птенчик…

Отец опустил голову, наверное, чтобы не было видно его слёз, но я всё равно их почувствовал. Сам не знаю, как… Странное это было ощущение.

― Саша, я хочу, чтобы ты знал: твой дядя был хорошим человеком, просто несчастным. Так уж получилось, что судьба одарила меня тем, чего он так сильно желал.

― Скажи проще, па, он завидовал тебе, ― я хмыкнул, но осёкся под расстроенным взглядом отца, почувствовав себя полным дураком. И тут снова увидел это ― тьму над его головой. Я думал, что это мои глюки. Обычно они проходили сами собой, когда мы были рядом с ним. Поэтому и не рассказывал отцу о своих «видениях».

― Как бы то ни было, он был моим любимым братом, и я не хотел, чтобы всё так закончилось.

Тут зазвонил его мобильный, отец молча выслушал то, что ему сказали и обернулся ко мне.

― Саша, мне надо срочно уйти. Вернусь домой к восьми вечера, приготовь что-нибудь на ужин; сегодня, наконец, я всё тебе расскажу и о маме тоже, обещаю. Просто дождись меня, ладно? ― он потрепал меня по волосам и повернулся к двери. Но вдруг остановился, посмотрел на обгоревший след на полу, и я сразу же почувствовал странное движение воздуха из его руки, нет, чего-то другого, направленного на пятно…

Через мгновение пятно исчезло, паркет сиял первозданной чистотой. Я восхищённо присвистнул, отец грустно усмехнулся и подмигнул мне. Дверь захлопнулась, он ушёл, как мне показалось, слишком поспешно.

Остаток дня я был сам не свой, предчувствуя крутые изменения в жизни. По правде говоря, они начались уже вчера, но об этом предпочитал не вспоминать. Какой же я был глупый и легкомысленный человек! Неудачное начало ― не беда, думал я. Но вскоре жизнь научила меня, что за всё приходится платить, особенно за, пусть и нечаянное, убийство. И очень сильно наказала…

Вопрос с ужином решился просто ― я заказал две большие пиццы, рассудив, что этого нам с отцом хватит для долгого разговора. Он пришёл, как всегда, вовремя, взглянул на мой «заказ» на столе и засмеялся, поставив туда же упаковку немецкого пива.

― Пап? — ухмыльнулся я, ― а мне ещё не рано пить пиво?

― Маленький мой! ― он чмокнул меня в макушку, заставив покраснеть: знал же, как не люблю такие штучки, ― скажи-ка мне, только честно, мой почти шестнадцатилетний малыш, ты втихаря с ребятами пиво не пьёшь? ― и он снова засмеялся, подталкивая меня на стул и садясь рядом.

― Иногда, ― пришлось сознаться, внимательно глядя на него. Сейчас он больше напоминал старшего брата, чем отца. Одетый в футболку и джинсы, с растрёпанными волосами, красивый и молодой ― типичный студент. Неудивительно, что все принимали нас за братьев. Отец улыбался мне, но в его глазах стояли слёзы…

Он открыл себе банку пива, а мне, к большому разочарованию, протянул, бутылку колы, и мы взяли из коробки по куску горячей пиццы. За окном было уже темно, и город освещался далеко не светом звёзд ― многочисленные огни рекламы переливались всеми цветами радуги. Было удивительно наблюдать за ними с высоты восемнадцатого этажа, сидя рядом с самым близким человеком на свете.

В ожидании необыкновенной истории, я уже догадывался, что мы с ним ― не такие, как все. И заранее радовался. Волнуясь и скрывая свой страх перед новостями, делал глоток за глотком из бутылки с колой. А отец всё молчал. Может, не знал с чего начать? Может ― сам боялся…

Наконец он повернулся ко мне и неожиданно спросил:

«Саш, а знаешь, как твоя мама назвала тебя при рождении?»

― Э, ― я почесал в затылке, ― Сашей? ― и глупо засмеялся, у меня было чувство, словно вместо колы ― пил с отцом пиво, и оно уже ударило мне в голову.

Отец улыбнулся.

― То же мне, шутник. Она назвала тебя в честь своего знаменитого дедушки ― Алексом…

Мы проговорили с ним почти до утра, так началась моя новая жизнь. Жизнь потомственного мага.