Здравствуйте, я Лена Пантелеева!

Эпилог

— Твою мать! Твою мать!

И еще раз, но уже с должным чувством и нескрываемой экспрессией, вкладывая в каждое слово всю мою злость, гнев и ненависть к этим долбанным древним строителям:

— Твою же ебибетскую мать! Да чтоб вам на том свете ребра через жопу доставали! Без наркоза!

Я осторожно подошел к краю очередной рукотворной пропасти, Ли заботливо подсветил мне. Я внимательно всмотрелся в непроглядную темноту под ногами, столкнул в нее носком сапога лежащий на краю провала камень, прислушался, ведя отсчет — и-раз, и-два… Три, четыре… Нет, не слышно звука удара о дно, канул беззвучно булыжник в песок. Вот им что, этим извращенцам-строителям, в те времена заняться было больше нечем, кроме как копать на такую глубину?

Десять метров глубины! Семь в длину! Три с половиной в ширину! Все сам лично промерял! В темноте, веревочкой с узелками. А это же целых 150 кубических метров! 150 проклятых кубов камня! Ну и что, что это известняк? Он же, сука, не поверхностный рыхлый, выветренный и размытый дождями. Он, же гад, плотный. На нем все пирамиды стоят, а он их тысячетонный вес держит и не жужжит. И вот это все раздолбить, размельчить и вытащить на поверхность по длинным коридорам и четырем крутым подъемам! Вручную! На своем личном горбе! Совсем им делать было нечего?

А древние египтяне точно были людьми? Я имею ввиду, нормальными людьми? Не лемурами там трехметровыми или мифическими атлантами? Обычными, с двумя руками, ногами и головой, в которую они ели? Которым нужно было отдыхать, спать, гадить по огороженным углам, да просто иногда сходить на базар за очередными раскрашенными глиняными шариками на нитке для любимой жены или кувшином пальмовой бормотухи. Ну никак не могли простые люди все это построить! Тут с самой навороченной строительной техникой и горнопроходческими машинами не менее пары десятков лет на все работы затратишь, а эти придурки в тростниковых юбочках все оформили вручную. Как раз перед инспекционной поездкой известно всем Геродота.

Великий Лабиринт за пятилетку! Догоним и перегоним! Долотами, теслами и медными мотыгами под бодрый гимн во славу инаших богов со звериными головами. С нескончаемым энтузиазмом. Угу, строители, блин, ударники.

Помните, в 1964 году тут, в Египте, переносили на двести метров в сторону храм Абу-Симбел, чтобы его водами водохранилища не затопило? Так вот, те работы велись более пяти лет при участи полсотни стран. И тогда во всю пользовались строительными кранами, промышленными лебедками, бульдозерами и многотонными грейдерами. И пару раз грузовыми вертолетами. Трудилось на этой стройке века тогда ровно две тысячи матерых профессионалов с кучей дипломов и еще тысячи три разных подсобников, а не как тут, наловленные по округе фараонами разных дикарей.

«Пирамиды строились рабами…». Ну и при постройке этого Великого Лабиринта разумеется, также использовался рабский труд. А звали тех рабов Оптимус Прайм, Бамбалби, Омега Суприм и прочие огромные железяки с алмазными фрезами и экскаваторными ковшами вместо рук. И работали они за высокооктановый бензин. Ну или просто так, во славу Сейлор Мун, девочки с Луны. Мля, все эти авторитетные источники мультиков что ли насмотрелись перед написанием своих статей? Или что-то употребляли при создании своих якобы авторитетных трудов? Сюда бы вот их, в эту бездомную яму! Для приведения их сознания в границы скучной реальности.

Так что — не, не верю я в эти мифы от лженауки археологии. Ни вот на столько не верю! Сказки я любил в нежном детском возрасте, а сейчас я могу поспорить своей суммарной продолжительностью жизней с каким нибудь библейским долгожителем. И после этого вы хотите, чтобы я, вот такой весь умный я, уверовал, что эти стены отшлифованы неким худющим смуглым Нкрумой убогим медным диском с вплавленным в него долоритом? Хорошо, берите в руки это чудо древних технологий и начинайте шлифовать. Только учтите, что высота стен коридоров в этом проклятом Великом Лабиринте ровно два с половиной метра, ширина три с половиной, а поверхность этих стен может поспорить с гладкостью зеркала. Длина коридоров? Не знаю, мы не замеряли, но прошли уже не меньше чем полтора километра со всеми поворотами и спусками. И у нас уже давно закончились все бочки, пустые керосиновые бидоны и даже джутовые мешки, которые мы наполняли песком, швыряли перед собой и тащили обратно за веревку. И почти все доски, из которых мы делаем настилы над этими бездонными ямами. Канула вся пустая тара в этих десятиметровой глубине ямах, раздавилась падающими блоками, расплющилась медленно, но неостановимо опускающимися потолками.

Стоишь вот перед этой неторопливо ползущей вниз глыбой камня и сжимаешь в бессилии кулаки так, что ногти почти протыкают кожу ладоней. И ничего с этим не поделаешь, придется возвращаться назад и искать другой путь, потому что эта многотонная дрянь обратно не поднимается. Одноразовая она, бля. И проваливающиеся под мешками плиты тоже не возвращаются на свои места — прыгайте, пожалуйста через семиметровый провал, вы же всяко намного лучше мирового чемпиона по прыжкам в длину Боба Бимона. Но если даже эту пропасть вам и удастся перескочить, то где-то через метр от ее края вас ждет слитая с поверхностью пола пластина, наступив на которую вы освобождаете очередной рычаг или противовес. Мы так потеряли троих людей Хелми-паши, пока я не посидел, покурил, подумал, да и приказал вязать и тащить сюда всех наших носильщиков и погонщиков. Теперь вот гоним их вперед перед собой по одному. Что, они сами не пойдут? А если у них руки связаны за спиной, а на шее затянута петля с жердиной, типа той, что бродячих собак ловят, то они пойдут, вы как считаете? Ну вот, а то не пойдут, не пойдут, сопротивляться будут, в комитет по правам человека жаловаться начнут. Тут никакого такого комитета нет, а права есть только у меня и еще у Хелми-паши, а все остальные просто ходячее и жалобно стонущее «мясо». «Открывашки» двуногие.

Индиана Джонс, ау! Вот где ты бродишь, невероятно везучий сукин сын? Тебе бы здесь обязательно понравилось! Побегал бы от сходящихся стен, попрыгал бы через провалы, поуворачивался бы от блоков, что беззвучно падают сверху. Только шелест слышен, затем гулкий грохот и летят капли горячей крови очередного неудачника на носки обуви — шесты у нас от палаток тоже закончились, и поэтому жерди что у нас в наличии, не очень длинные. Даже связанные вдвое они всего четыре метра в длину. Так что да, долетает. И не только кровь, поэтому от нас воняет не только потом. Думаю, бодрому Младшему Инди таких приключений хватило бы на всю оставшуюся жизнь. И повесил бы он тогда свой кнут и шляпу в самый темный угол чулана на самый кривой гвоздь и закрыл их на замок, чтобы более ни в какие такие экспедиции, пусть хоть небо на голову падает. М-да… Одна здесь радость — нет тут вылетающих из стен копий, стрел и разных зазубренных дисков с шипастыми бревнами на веревках.

Древние строители на подобную зрелищную, но совершенно не эффективную дешевку не разменивались. Тут все основательное, многотонное, очень продуманное и поэтому не оставляющее никакой возможности проскакать до цели а-ля кузнечик шустрым расхитителям гробниц. Так что и Лара Крофт в этом месте тоже отдыхает. Негде ей тут бегать по потолкам и сальто крутить, тесновато здесь. И никто не приготовил для нее разных хитрых рычагов, нажимных плит и выступающих из стены — ну вот совершенно случайно — окрашенных в белый цвет кирпичей с надписью: «Надави меня». И ее пятый размер ей тоже не поможет — здешние мумии этим не интересуются. И ничего я ей не завидую, у нас с Леночкой весьма приятный глазу третий плюс, а дойными коровами мы с ней никогда себя не представляли. Да мы с Леночкой и так «звезды», даже без приставки «порно» и килограммов силикона в молочных железах. Только вот сейчас наша «звезда» несколько потускнела и немного закатилась. Что-то у меня тут все через заднее место получается и никакими идеями как все сделать быстро и безболезненно я не блещу. С Леночки спроса нет — она устала и спит где-то глубоко во мне. Напереживалась, чудо мелкое.

— Ханум Елен, не хотите ли вы кофе?

— А разве у нас осталось кофе, аджа Хелми? Он не высь канул в яму?

Вот какой ишак вместо мешка с песком кинул мешок с зернами кофе? Узнаю — убью!

— Немного осталось. На пару раз хватит. Тем более для вас, моя юная ханум.

— Спасибо, дядя Хелми. С удовольствием выпью чашечку.

— Я прикажу вам его сварить, ханум Елен.

— Спасибо, эфенди.

Пока несли по коридорам, кофе немного остыл, но еще не превратился в горчащую холодную бурду. А если добавить немного коньяка из фляжки, да под душистую пахитоску… Присесть бы куда-то…

Ли молниеносной подсечкой сбил на пол коридора одну из наших «открывашек», бросил ему на спину свернутую вдвое тощую стопку пустых мешков. Откуда он их только взял, вроде бы они у нас закончились?

Я благодарно улыбнулся ему и сел на скулящее и дрожащее под моими ногами. Подомной дрогнуло, пискнуло и затихло. Вот и молодец, лежи смирно, не шевелись, а то пойдешь у меня «открывать» вне очереди. Глоток, еще один глоток, глубокая затяжка и медленный выдох. Вроде бы немного отпускает, может не так уж и все беспросветно у нас впереди? Вертится ведь у меня что-то в мыслях, никак, правда не дается в руки. Хвостом все крутит… Хвостом…

Хелми-паша тем временем выпил свою чашку, наигрался четками, негромко кашлянул и как-то робко, что ему совсем не шло, обратился ко мне:

— Ханум Елена? Может быть мы все же несколько поспешили с устранением барона? И, полагаю, напрасно оставили без должного присмотра профессора. Да, я признаю, что был излишне настойчив и торопил вас с… С выгодным только мне решением. Но тогда мне казалось, что… Очень сожалею, что не послушал вас. Ведь, вероятно, живым барон оказался бы нам полезен? Ведь у него были некие бумаги на руках, что разорвало вместе с ним. Предполагаю, что там был способ преодолеть все эти ловушки менее… Э… Менее затратно в любых смыслах. Может если тщательно поискать в его останках, то что-то удастся восстановить из его записей?

Черт, отвлек меня паша от размышлений, а ведь я почти поймал за хвост ускользающую от меня мысль! Хвост, хвост. Почему мне не дает покоя этот хвост?

— В этом нет никакого смысла, уважаемый Хелми-паша. Не было ничего важного в бумагах барона, я их тщательно просмотрела. Нелепый рисунок якобы верного пути в гробницу. Несуразные значки, по которым мы должны были ориентироваться, корявый и сумбурный перевод с какого-то свитка, согласно которому кровь принесенного в жертву черного петуха и голова змеи откроют нам двери. Зачем нам этот мистический мусор, Хелми-паша? Или вы считаете, что если перед входом в лабиринт зарезать десяток петухов, то все эти глыбы перестанут падать нам на головы и плиты под нами более не будет проваливаться?

— Я в этом сильно сомневаюсь, ханум Елена. Здесь задействована лишь голая механика. Никакой мистики и колдовства.

— Вот именно, Хелми-паша! Тут нет никакой древней магии! Самая обыкновенная, банальная, прикладная механика. Рычаги, опоры, поворотные полусферы, нажимные пластины. Все очень просто и одновременно сложно. Я никак не могу понять, как строители этого угребища достигли столь филигранного сокрытия этих нажимных пластин! Ведь они все абсолютно идентичны даже при самом тщательном осмотре! И только когда на них наступаешь, начинает действовать механизм за стенами коридора. А эта задержка действия ловушки по времени? Знаете, Хелми-паша, мне стыдно за это, но я не могу себе представить устройство этого механизма и его принцип действия!

— Я так же не в состоянии объяснить себе сей факт, ханум Елен. А ведь я кроме стамбульского университета получал образование и в Preußische Kriegsakademie в Берлине. И прослушал несколько курсов в Сорбонне! И тем не менее я просто пасую пред знаниями и умениями строителей этого кошмарного чуда!

Хелми-паша сокрушенно вздохнул, развел руками, замолчал и вновь продолжил крутить свои четки.

Я тоже тяжело вздохнул и соглашаясь с пашой покивал головой. В свете керосиновой лампы мое невинное движение было похоже на качание огромной морды древнего чудовища. В темноте, за неровным кругом света кто-то придушенно пискнул. И чего испугались? Это всего лишь неудачный ракурс света.

Я вытянул еще одну пахитоску из портсигара. Хорошая тут вентиляция, весь дым исчезает где-то в вышине коридора. Подомной осторожно завозилось, но тычок кулаком куда-то в область головы задавил малейшее шевеление.

Что же делать? Идти дальше, тупо и упрямо? Упорно проламываться через все эти препятствия, вскрывая ловушки? Так второй день уже идем. Ломимся в еле разгоняемой светом керосиновых ламп темноте подземелья как лоси во время гона, но так нам скорее все рога поотшибают, чем мы доберемся до цели. И все «открывашки» у нас кончатся. А самому мне как-то свое юное, нежное и стройное тело с красивой мордой лица заталкивать под равнодушный многотонный камень нет никакого желания. Он же, как и машина, не ебет, а сразу давит. В мокрое пятно, сопровождая этот короткий процесс влажным хрустом костей. Ну и что, что направление к нужной мне гробнице я и так чувствую, без любых петухов. Белых, черных, в крапинку. Коридоры то тут не прямые как автострада или разрез в заднице, а виляют налево и направо. Ту многосвязный лабиринт, с «островами», многочисленными «ветвями» и правило «правой руки» тут ни хрена не работает. Еще тут есть проходные комнаты с саркофагами, заполненные разным хламом — истлевшими свитками и когда-то роскошными одеждами. Разными статуэтками, огромными амфорами и кувшинами. Копьями без древков, рассыпавшимися луками и дебильными бронзовыми мечами, изогнутыми как серпы. Саркофаги забиты мумиями жрецов, правителей и крокодилов. В одной из комнат мы нашли мумию рептилии длинной ровно тридцать метров. Сколько же мяса эта тварь сжирала при жизни? Сотней кило за раз обедала? Я так бы сразу пристрелил этот зубастый чемодан! Ведь не прокормить же такого Гену!

Ну и разумеется, мы находили в этих погребальных камерах золото. В слитках, в украшениях, в виде масок, подвесок, амулетов и прочей ерунды — брелоков, ларцов, инкрустированных драгоценным металлом скарабеев из голубого аметиста. Сперва все набивали этими сокровищами карманы, сумки, рюкзаки. Совали в сапоги, вешали на шею, прятали за пазуху, а потом насытились. Когда этого бесполезного и тяжеленого металла не жалкая пара килограмм, а более пары тонн, то он превращается в то, что он и есть на самом деле — бесполезный хлам. Ни съесть его, ни нож из него сделать.

И всюду — на стенах, на потолке, на полах и крышках саркофагав изображение головы змеи. Странного пресмыкающегося, ни на кобру, ни на удава или там питона, похожего. Скорее дракон без лап и крыльев, пасть вся зубами утыкана и глаза нехорошие, из кровавых рубинов. Совершенно дурацкая голова змеи… Голова змеи… Твою ж мать! Я идиот! Я полный кретин и имбецил! Да меня прибить мало! Голова! Голова змеи! Сраный Уроборос, мать его!

Я резко вскочил на ноги, стремительно шагнул вперёд, замер, крутанулся на месте, обжигая всех вспыхнувшим взглядом. Ли сразу же подобрался, люди паши насторожились, положили ладони на рукоятки оружия. Темнота густой волной шевельнулась вокруг меня испуганно отступая к стенам.

Черт, мне очень не хватает для полностью завершённого образа Данко в юбке какой нибудь ярко светящейся фиговины в руках. Или этого, сейбера. Только с не красного цвета лезвием. Я же воин Света, Великое Зло вот намереваюсь уничтожить, а вовсе не Дарт Еленович какой нибудь.

Ладно, не до лишних размышлений мне. Так, где я эту самую большую тварь видел? В какой комнате? В той что вторая слева от входа? Точно! Там это чудовище ждет меня!

— Ханум Елена?!

— Госпожа?!

— Мы возвращаемся к выходу, Хелми-паша, Ли. Я поняла, что мне нужно сделать. Я нашла путь к сердцу этого лабиринта.

Ну привет, древняя тварь! Как ты тут? Не устал ждать Избранного? То есть Избранную. Работаешь еще? Не сломался за тысячи лет?

Я провел ладонью по огромному холодному телу золотой фигуры рептилии. Метра три в диаметре чудище. Здоровое и совсем неправильное — чудовище не глотало свой хвост, а лениво положило здоровенную морду с широко раскрытой пастью на самый его кончик. Я чуть сместился вперед и встал прямо напротив пасти дракона. Или змеи? В кроваво-красных глазах твари мелькнули торжествующие искорки, заставив меня непроизвольно вздрогнуть. Хрен тебе! Меня не испугаешь отблесками света ламп в полированном камне! И чтобы не передумать, я быстро сунул руку в ожидающе раскрытую пасть чудовища. Почему-то левую.

Больно не было. Челюсти твари на мгновение сомкнулись и тут же разомкнулись, а за моей спиной через долгое мгновение что-то натужно заскрежетало, и стена комнаты полностью ушла в пол.

Я расслабленно и одновременно торжествующе выдохнул:

— Вот и все. И не надо резать никаких петухов. Хелми-паша, прикажите своим людям нести сюда нефть и керосин. Пусть потом грабят. У них будет на это время. Часа три.

А сам я опустился на прохладный камень пола рядом с каменным ложем твари. Устал здорово, немного посижу тут. Ты же не против, древнее чудище? Ох, чуть не забыл!

— Ли!

— Да, Госпожа?

— Проследи пожалуйста, чтобы никто не пытался открыть саркофаг там — я махнул в непроглядную черноту открывшегося прохода.

— Захотят ограбить — пусть грабят, но только пусть не открывают. Я сама его открою. Вместе с тобой.

Я с усилием повернул голову в сторону:

— Вы ведь не против, Хелми-паша?

— Нет, ханум Елена. Вы в своем праве. Я соблюдаю все наши договоренности.

— Спасибо, вам аджун Хелми. Ли?

— Я прослежу, Госпожа. Отдыхайте Госпожа.

— Спасибо тебе Ли, ты у меня самый лучший.

Показалось мне или нет, что Ли еле заметно вздрогнул и в его глазах что такое мелькнуло? Мутное и нечистое. Наверное, показалось. Мне много что в последнее время кажется, словно я сплю на яву.

Сильно прищурившись я вглядывался в темноту входа в Великий Лабиринт из которого несло нестерпимым жаром. Кожу моего лица даже сквозь ткань намотанного на него платка сводило в сухую корку. Кончики волос чуть потрескивали от невероятно высокой температуры, но я не отходил, даже не сместился на шаг назад.

Интересно, что там так может гореть? Без вони сгораемой нефти и дрянного запаха. Без рева пламени. Один чистый, опаляющий огонь. Прям очистительное пламя.

Вдруг из этой мартеновской топки вынесся натужно воющий «факел», сделал пару шагов, упал, затих. До меня донесся мерзкий запах горелой плоти.

Вот что за идиоты? Ведь всех же людей Хелми-паши я честно предупредил, что там будет жопа, а сам эфенди в приказном порядке велел всем выйти из подземелья. Нет, жадность и глупость человеческая неистребима и непобедима.

— Вас можно поздравить с успехом в вашем предприятии, Елена Александровна?

— Спасибо, Саша. Как вы себя чувствуете? Раны по ночам не беспокоят? Жажда не мучает? Вам ведь, наверное, постоянно хочется пить?

Стилет молчал, только кто-то стоящий рядом с ним негромко хмыкнул. Я повернулся к товарищу Гольбе. А неплохо его жизнь и я потрепали. Страшен стал мой Сашенька, чрезвычайно уродлив. Стянутая обширными ожогами кожа лица, безобразные рубцы. Кисти рук он прячет в перчатках — там, наверное, полный кошмар.

— Скучали по мне, Саша? Вспоминали ночами, когда вам не спалось от боли?

— А вы Елена Александровна? Вы по мне скучали?

— Я? Нет. Век бы вас не видела. Кстати, а кто это рядом с вами такой мужественный и симпатичный? Представьте же его мне! И еще — я махнул рукой вокруг себя — зачем такое невероятно большое количество вооруженных мужчин окружает хрупкую и беззащитную женщину? Я не смогу их всех убить — патронов не хватит.

Вперед шагнул лощеный, улыбнулся открыто и ответил мне вместо Сашеньки-Стилета:

— Все эти люди только, и исключительно для вашей безопасности, леди Элен. Это ваша охрана и почетное сопровождение. Позвольте представиться леди Элен — сэр Джоффри Руперт Сесил Уайкхем-Туилстон, 19-й барон Сэй и Сил, старший полковник армии Ее Величества!

Мужчина лет сорока с прекрасной осанкой, седой, с умным, волевым лицом и цепким взглядом серых глаз, уронил на свою грудь чисто выбритый подбородок, но каблуками щелкать не стал — какой может быть щелчок на песке? Какой породистый самец! Хорошие у него были заводчики.

— Я ваш, леди Элен, смею на это надеяться, будущий друг и верный спутник в вашей новой жизни.

Я же рот от его такого заявления открыл. Упаси меня бог от таких друзей, что хуже врагов!

— Леди Элен? Простите, с вами все в порядке? Леди, в нашем лагере приготовлена для вас прекрасная палатка в которой вас ожидает ванна, новый гардероб и охлажденная чистейшая вода. И отличный коньяк с прекрасным выбором сигар. И обе ваши служанки. Леди Элен, позвольте мне сопроводить вас до места вашего отдыха? Но если вы хотите перед этим задать мне несколько вопросов, то я с огромным удовольствием отвечу вам на них. Но все же… Может быть нам несколько поменять место для нашего разговора? Знаете, я нахожу, что здесь невероятно жарко!

Этот, как его, Джоффри Руперт и что там еще, 19-й барон каких-то сил рассыпался мелким бесом и плел словесные кружева, а я все растерянно молчал, не зная, что мне делать, что сказать. Нет, я ожидал гостей, но не Дед Морозов же со сказочными подарками? Вот как мне на столь неожиданный поворот событий реагировать?

Никто меня не хватает и не вяжет, мешок на голову не одевает. Все от меня на далеком расстоянии стоят. Не наставляют на меня стволы винтовок и хищные зрачки дул пистолетов. У всех оружие в застегнутых кобурах и на плечах. А наглые пулеметчики вообще развернулись ко мне спиной и целятся куда-то туда, в пустынную пустыню. Поэтому после продолжительной паузы я разродился наиглупейшими в этой ситуации вопросами:

— Ванна? Моя охрана? Я леди? А почему я леди? Объяснитесь, сэр.

— Лорд Пратт позволил себе удочерить вас, леди Элен! Да, без вашего ведома, но я полагаю, что…

Он снова что-то начал плести, этот барон, а я впился взглядом в глаза Стилета:

— Продал меня, Саша? Продал. Не продешевил, я надеюсь?

Барон тут же заткнулся, а Сашенька чуть скривился, дернув уголком губ:

— Нет, не продешевил. Меня полностью устроила цена за тебя, Лена. Или кто ты на самом деле.

— А зачем? Какую ценность я теперь для вас представляю? Все что было ценным, оно — я махнул рукой назад — сгорело. Сейчас там только пепел. Что ценного я из себя для вас представляю? Может для вас ценен мой ум? Мои таинственные знания? Мои голоса в голове? Очень в этом сомневаюсь! Почему же тогда, господа? Не томите господа меня ответом, вы же не звери, господа!

Я перестал сыпать словами, заткнулся, ожидая от них ответа, а они лишь переглядывались. Англичанин что-то пытался произнести, но Гольба ему не дал, еле заметно отрицательно мотнув головой. Какие таинственные и загадочные мужчины! Что же, тогда я пробую сам узнать, построю версии вслух:

— Хорошо, господа. Тогда я сама попробую догадаться…

Как спину то жжет!

— Итак, я не обладаю сакральными знаниями, я не наследница престола, у меня не голубая…

Я ошеломленно замер. Кровь! Тварь в глубине лабиринта! Голова змеи! Пасть, наполненная острыми зубами, что что-то нашли в моей крови. Что-то, что открыло проход к гробнице с вирусом внутри нее. В моей голове щелкнуло, сдвинулось, пазл сложился. Я в очередной раз идиот! Полный, клинический!

— Саша, когда вы поняли, что это во мне? Чистое, ограненное, безвредное? Всемогущее?

Гольба в ответ на вопросы, не скрывая этого, скривился:

— Сам я не понял. Мне подсказали. Он подсказал, в обмен на твою жизнь и свободу.

Мы одновременно посмотрели на замершего рядом со мной безжизненным истуканом Ли.

Ли, Ли… Как ты мог?! Как же ты мог, Ли?

— Простите меня, Госпожа. Но ваша жизнь бесценна, Госпожа. И то, что в вашей крови тоже бесценно.

И Ли опустился рядом со мной на колени, поднимая вверх на вытянутых руках обнаженный клинок:

— Простите меня, Госпожа. Я лишь исполнял волю богов. Моя жизнь в ваших руках, Госпожа!

Да пошел ты, самурай недоделанный! И боги твои вместе с тобой пошли!

Я заложил руки за спину, сделал два шага влево, развернулся, прошел три шага вправо. Постоял на месте, размеренно качаясь. Носок-пятка, пятка-носок. Мне не мешали думать.

Меня ждет клетка? Ну да, ждет. С нетерпением. Комфортная такая, уютная. Золотая клетка с яркими блестяшками на всех прутьях. И сытая спокойная жизнь до конца жизни. А оно мне надо? Мне нужен такой размен себя на другого себя? Да, живого и здорового, но совсем не меня. Потому что я так жить не смогу, ведь это буду уже не я. А бесценный источник, ресурс долголетия и здоровья для умирающих от цирроза печени сильных мира сего. Нет, такое мне не нужно! От слова совсем. Не хочу быть для них лекарством от всех болезней! Ибо недостойны. Потому что захотели купить. А это не покупается, только зарабатывается. Потом, кровью, потерями, жертвами. И не обычными — вскрыл кому-то глотку и все, а своими, когда жертвуешь часть себя. Самую бесценную и дорогую. Жертвуешь, проклиная себя. И тебя проклинают. И по-другому тут никак!

Поэтому я начал смеяться. Громко, со слезами на глазах, давясь выплескиваемым из себя смехом. И тыкать пальцем.

— Вы! Вы! Неужели вы! Неужели вы такие кретины, господа?

Очередной приступ истеричного смеха, заставляющий согнуться меня пополам. Лица растерянные и ошеломленные. А я все смеюсь и смеюсь. Без конца.

— Ох, простите меня, господа, за этот смех и мое безобразное поведение, но вы…

Я вытер выступившие слезы.

— Но вы невероятно глупы! Вы собираетесь перелить себе мою кровь? Вы надеетесь вот так просто обрести бессмертие? Просто переливая себе мою кровь? Напрямую?! Через ужасные страшные трубки? Бог мой, Саша! И ты, сэр как тебя там! Вы что, извращенцы?! Или вы любите пить кровь? Теплую кровь красивых молодых женщин? Или вы совершенно не знаете о том, что при переливании не используют цельную кровь? Саша, вы точно не знаете, что такое центрифуга, холодильник, лаборатория и смешные люди в белых халатах? Как их? — я звонко прищелкнул пальцами — Ах да! Врачи!

«Какой мудак так крепко пришил эти долбанные пуговицы?! Сам и пришил, мудак…».

Я улыбнулся — хотел грустно и расстроенно, но как уж получилось и покачал головой из стороны в сторону. Указательный палец подцепил третью сверху пуговицу — жарко тут, у вас…

— Эх Саша, Саша… Товарищ Гольба! Ну не надо вам так истово верить невеждам от науки, это недостойно вас, человека думающего! И тем более верить какому-то азиату! Обыкновенному дикарю! Вы же не англичанин и не болгарин! Это им, совершенно не думающим, это простительно, а вот вам — нет!

Гольба встряхнул головой, как застоявшийся конь и глухо рыкнул, будя сам себя звуком слов. Но получилось это у него как-то не убедительно, не отошел он от моих речей до конца. И поэтому, как и я раньше, полную глупость спросил:

— А… А почему болгарин, Елена Александровна?

— Да какая вам разница, Саша! Болгарин или румын?! Они все буржуи! Так что, вы уж выбирайте ориентиры правильно, а не правильные!

Указательный, средний и большой пальцы, три брата, три пальчика-мальчика, ловко подцепили свернутый колечком шнур на моей груди. Все, бля, я больше не могу нести на полном серьезе этот бред и полную ахинею! Да и очнутся они скоро, в себя придут. Рывок! Черт, как больно лента-застежка лифчика в ребра врезалась!

А англичанин у нас молодец… Почуял, зверюга породистая — плохо все для него и сейчас станет намного хуже. Очень развито у аристократов чувство на опасности. Ну вот и рванул сэр как его там назад и в сторону. Ладно, хоть стрелять не стал — не хочу пулю за просто так словить, сам уйти хочу. И Сашенька, недобиток мой, все правильно понял, только поступил наоборот — кинулся ко мне с места, да так быстро, что я на мгновение обалдел, молниеносно руку к моей груди выбросив…

Нет, ну каков наглец! И подлый эротоман! Хотя в чувстве прекрасного ему не откажешь — у меня очень хорошая грудь! И между грудей у меня очень замечательно прячется граната мистера Миллса Bomb № 23 пришитая к бюстгальтеру крепкими суровыми нитками. С уже вставленным запалом.

Ох! И мой Ли туда же за Сашенькой стремится, только он за ноги меня решил схватить. Очнулся вдруг слуга неведомых богов.

Но, промахнулись товарищ Гольба и мой верный предатель Ли, не достанется вам Леночкиного тела! И моей крови. Хрен вам, суки, а не бессмертие! Не будет вам счастья для всех, уйдете вы от меня обиженными!

Быстрый взмах, моя рука вылетает из-за расстёгнутого ворота френча, широкий шаг назад. Еще шаг назад, в ревущее позади меня пламя. На солнце сверкает слепящими искрами летящее вверх кольцо от гранаты, чека больно царапает кожу левой груди. Наверное, мне надо считать шаги? Зачем? У меня же нет в запале порохового замедлителя! Но все равно. И — два, и — три, и…

Странно, кольцо медное, а блестит как огонь…

А потом я все ждал и ждал, когда все закончится. Но почему-то ничего не заканчивалось. Огонь ревел, рычал, жалил меня бесчисленными языками пламени, тесно обнимал, но у меня даже волосы на голове не вспыхнули. А потом из ревущего кольца пламени вышел Алексей Петрович. Тот самый, настоящий полковник из моего второго мира, где я был мальчиком Димой. Присел рядом со мной на песок, протянул мне бутылку с водой. Обычную, пластиковую. Литровую, неполную, чуть смятую и без этикетки.

— Пить хочешь?

— Не откажусь.

Я почти уже поднес горлышко бутылки к губам, но замер, остановился. Полковник грустно улыбнулся:

— Пей, не бойся, вода не отравлена. Совсем ты параноиком стал, Дима.

— Я сейчас Лена.

— Ну да… Ты сейчас совсем другой. Другая. Пей, не тяни, а то вода нагреется.

И вот зачем обманывать? Тут ничего нет — ни времени, ни жара огня, ни полковника. Вместо него тут кто-то другой.

Мнимый Алексей Петрович терпеливо дождался, когда я напьюсь — вода все почему-то никак не заканчивалась, потом вздохнул, спросил, задумчиво смотря на меня как на какое-то диковинное насекомое, но точно, не как на бабочку:

— Наверное все ждешь, когда сгоришь, развеешься пеплом? Скроешься в Великом Ничто?

— Да. Жду. А оно есть, это Великое Ничто?

— Нет, разумеется. Его нет. Все это ваши человеческие выдумки. Ничто оно и есть ничто, как оно может быть?

Мы помолчали.

— Слушай, Дим, вот ты вроде бы неглупый человек. Опытный, трижды уже живший. Даже в чем-то мудрый. Но почему ты ни разу не задумался — а почему ты в этом мире вдруг стал женщиной? Для чего? Какой вдруг резон в смене твоего пола? Ну ведь не круглый же ты дурак! Но почему не задумался об этом хотя бы на пару минут?

Я заглянул в себя. А действительно — почему? Хотя нет, один раз я задумался, в самом начале новой жизни, и все, больше об этом не думал. Совершенно и абсолютно удовлетворился своим домыслом. А затем мне некогда было разбираться в этом, гадать зачем и почему — я постоянно куда-то бежал, в кого-то стрелял. Прятался, лгал, предавал, обманывал, убивал. Вот когда тут свободную минутку найти на долгие размышления? Совершенно ведь некогда! И сейчас не буду об этом думать, не хочу. Мне и так все расскажут.

Полковник вновь, но уже сокрушенно вздохнул:

— Вот каким ты был, таким и остался. Ничему тебя твоя новая жизнь не научила. Все такой же уверенный в собственной непогрешимости и исключительности. Этакий Великий Судия имеющий право решать кому жить, а кому умирать. Никого и ничего не жалеющий. Никого и ничего не любящий. Даже себя. Хладнокровное чудовище.

— У меня на это были причины. Целый Эверест причин. А главная из этих причин сгорает сейчас вон там!

Я неопределенно мотнул головой за кольцо пламени. Черт его знает в какой там стороне находится горящий саркофаг с небольшим сосудом внутри него из странного светящегося материала.

— Разве цель не оправдала все причины? И все?

Мнимый полковник улыбнулся тенью улыбки, на короткое расстояние развел свои ладони:

— Ты в этом так уверен? Хотя да, может так и есть, эта цель все оправдала, спорить с тобой не буду. Но я ведь спрашивал не об этом… Дим, так тебе все еще интересно, почему ты в этой реальности стал женщиной? Или сам догадался уже?

Я быстро кивнул и тут же отрицательно помотал головой. Отделываться мотанием головой совсем не вежливо, но не вскакивать же мне на ноги и вопить во все горло: «Нет! Не догадался! Но мне очень интересно! Я очень хочу знать почему я баба! Объясни мне! Ответь! Открой мне глаза на тайну моего предназначенья! Чья я будущая мать? Спасителя человечества?!».

По-дурацки как-то все это выглядит. И пафоса слишком много. А я не люблю пафос.

Полковник понимающе и одобрительно улыбнулся:

— Правильные мысли, но неверные. Мать из тебя вышла бы так себе…

— Почему? Разве львица или волчица плохие матери? Или крокодилиха?

Я вот уверен, нормальные из них матери, заботливые. Кормят, поят, охраняют, папаш-людоедов от помета отгоняют. Вот только с крокодилихой пример не совсем удачный, но все равно она тоже типа мать. И из меня хоть какая-нибудь мать получится! Но вдруг задумался — а какая из меня выйдет мать? Мать, это же начало новой жизни. Это завтра, это будущее.

Я на миг представил себе какое из меня может получиться будущее и меня затошнило.

— А вот это ты зря, нормальная мать из тебя бы вышла. Жизнью битая, матерая. За своих щенков любого порвущая. Ты умеешь выживать, созидать и разрушать. Есть у тебя опыт и знания. Но тут другое… Тут другая причина.

— Какая?

Полковник не отвечал. Молча играл с лепестком пламени уютно устроившемся у него на ладони. Долго. Бесконечно. Я не выдержал:

— Так почему?

— Потому что надеялись, что ты, став Леночкой, наконец-то поймешь и осознаешь ценность жизни. Любой жизни. Предполагали, что ты полюбишь, начнешь дорожить тем что тебе дали. А не будешь, как и раньше разрушать все вокруг себя.

— Мне не нужно было уничтожать вирус?

— Нужно. Здесь — нужно. Этот мир еще не готов к такому «подарку». Тут ты молодец, ты справился. Но… Но ты все равно неисправим. К сожалению, так считаю только я.

Мнимый полковник на мгновение прервался, коротко глянул на меня, а мне почему-то стало страшно от его взгляда. Очень страшно. Я даже на мгновение захотел упасть в обморок. Но справился с минутной слабостью. Не упал.

— Ладно, здесь ты закончил, все за собой подчистил. Твоя миссия выполнена. Теперь отправляйся обратно. Туда, откуда ты пришел. Туда, где все началось. И постарайся в этот раз не обгадиться. Проживи свою новую жизнь так, чтобы не было потом мучительно больно. И стыдно. Ты уж постарайся. Это твой последний шанс.

«Нас утро встречает прохладой… Почему ты, красивая, мне так и не рада…То есть не мне… А громкому пенью гудка».

А чему тут радоваться? Впереди у меня столько работы!

Березники, май 2019.