В дверь постучались. Было совсем темно. Лёшина мама вышла в коридор, прислушалась.
- Кто там? - спросила она.
- Свои. Откройте.
Мама отодвинула щеколду и впустила соседку, тётю Наташу. Вместе они вошли в комнату. Тётя Наташа поставила чёрную сумку на стул, развязала платок и вдруг заплакала.
- Ты что?!-спросила Лёшина мама.- Что?!
- Ой! Ой! Что они натворили! - всхлипнула тётя Наташа.- Я ведь только из Забелин. К себе ещё не заходила. Вижу, свет у вас… Ой!- и вытерла рукой глаза.
Мама прикрутила фитиль керосиновой лампы. Теперь огонёк едва поднимался, точно маленький светлячок, готовый спрятаться или улететь.
- Они выгнали весь народ из Забелин и погнали автоматами за овсяное поле, к оврагу,- и детей, и стариков, и всех.- Тётя Наташа опять всхлипнула.
Лена помнила Забелины - это ближайшая к городку деревня. Она там не раз бывала и овсяное поле знает, и овраг…
- А потом велели мужикам забелинским выйти,- рассказывала тётя Наташа.- По списку выкликали и спрашивали, которые из Забелин в партизаны ушли… А потом согнали мужиков в середину, и шестеро фашистов с резиновыми палками…
- Били! - вскрикнула мама.
- Ой, били! А командовал всем Казимирыч. Женщины кричат, плачут, дети ревут, а он только командует: «Добже!»
- Звери! Звери! - заплакала Лёшина мама.
- Как обтишалось, я и побежала в город,- сказала тётя Наташа. Она вытащила из сумки хлеб и два куска сала. Положила на стол, оглянулась на занавеску с птицами: - Я вам оставлю. Вы уж возьмите.
И пошла. У двери тётя Наташа остановилась, зашептала:
- Люди болтают, будто ты дочку архитектора куда-то вела. Эх! Даже детей не жалеют, ироды! Казимирыч-то у них какой-то начальник! Говорят, новую облаву хочет в городе сделать.
Лёшина мама заперла за тётей Наташей дверь. Потом заглянула к Лене за занавеску:
- Ты не спишь, Леночка?
- Нет,- тихо ответила Лена.- Я всё слышала.
Мама села на краешек сундука и позвала Лёшу:
- Давайте, ребятки, подумаем, как теперь быть. Леночке надо получше спрятаться. В доме оставаться опасно.