Зеленые береты

Двух птичек – одним камнем

Я познакомился с капитаном Брэнди Мертеллом спустя несколько недель после того, как генерал Нгуэн Кхань принял бразды правления в руководстве Южного Вьетнама от "Большого" Миня – событие, которое американские советники считали переменой к лучшему. Настоящее имя Мертелла было Франсуа, но так его никто не называл. Родом из Бельгии, во время Второй мировой войны – агент УСС, в начале пятидесятых Брэнди попал в американскую армию и стал гражданином Соединенных Штатов.

Я находился в Сайгоне с капитаном Тимом Пикинсом, который уже почти полностью залечил свои раны. Тим сидел за рулем джипа и возил меня по городу. В одиннадцать часов утра мы проезжали мимо маленького открытого кафе в американизированной части города, и тут он увидел капитана Мертелла. Брэнди сидел за столиком рядом с тротуаром, одетый в красивый спортивный костюм, и читал французскую газету.

Тим резко затормозил.

– Никто не знает, чем, черт побери, занимается Брэнди, когда оказывается в городе, – сказал он. – Он превратился в одного из сайгонских лягушатников, и его нигде не видно. Я думаю, что он сотрудничает с Агентством. – Пикинс зловеще усмехнулся. – Подождем, пока он сам нас заметит. Он не любит показываться рядом с американцами.

– Так, может быть, оставим его в покое?

– Лучше хватай его, пока не поздно. Нет никакой гарантии, что ты сможешь найти капитана Мертелла в Нам Луонге, где находится его лагерь. Он занимается делами, о которых я ничего не знаю. А ведь мне по должности положено знать обо всем, что происходит с десятью командами А из моего района.

Когда мы вошли в кафе, Брэнди повернул к нам свое длинное с резкими чертами лицо; его темно-карие водянистые глаза скорбно уставились на нас. Волосы, черные как уголь, он носил длинными в нарушение уставных требований. Выглядел он на удивление молодо.

– Доброе утро, Брэнди, – дружелюбно приветствовал его Пикинс.

Мертелл кивнул, но ничего не ответил.

– Ничего, если мы с тобой присядем? Позволь представить тебе человека, который очень хотел с тобой познакомиться.

Брэнди несколько мгновений смотрел на меня с меланхоличным выражением. Затем повернулся к старому официанту-вьетнамцу и по-французски попросил его подать счет.

Официант подал Брэнди счет. Он положил на листок несколько пиастров и встал. Затем произнес еще одну фразу по-французски и вышел из кафе. Мы последовали за ним.

– В этом месте, – сказал на улице Брэнди с легким французским акцентом, – меня знают как Робэра, плантатора-француза из провинции Тай Нинь. Они не подозревают даже, что я понимаю английский. Это местечко исключительно полезное. Но они будут в крайнем недоумении, если я заговорю с американцами.

Пикинс хмыкнул.

– Извини, если мы испортили тебе игру.

Брэнди пожал плечами, на его лице появились прямые складки. Затем он повернулся ко мне и извинился за свою неучтивость.

– Не за что извиняться, – сказал я, – но я и в самом деле хотел бы узнать, чем вы здесь занимаетесь.

– Сейчас я направляюсь в "Павлин", где должен встретиться со своим медиком и сержантом разведки. Можете присоединиться ко мне, если хотите.

Пикинс помахал мне рукой и уехал, а мы с Брэнди прошли два квартала пешком до ресторана, где нашли сержанта Оссидиана, темноволосого разведчика с грубыми чертами лица, и сержанта Таргара, медика.

Таргар имел заметный, хотя и приятный акцент; он рассказал мне, что родился в Венгрии, но в 1952 году покинул ее и вступил в американскую армию. Его внешность с явными восточными чертами я приписал столетиям вторжений и миграций населения на Балканах.

Разговор за ленчем шел очень живой и дружелюбный, а когда с едой было покончено, капитан Мертелл, по существу, разрешил своим подчиненным полностью посвятить меня в миссию их команды. Именно это они и сделали, когда мы завернули в "Каприс", любимое местечко спецназа, где напитки были прохладными, а девочки – приятными на глаз и даже на ощупь, если у тебя появилось желание их потрогать.

Как я выяснил, двумя самыми сложными проблемами в Нам Луонге были вербовка хороших боевиков и приобретение агентуры для разведки. Обе решались с присущей спецназу изобретательностью.

Оба сержанта с явным удовольствием смаковали детали хитроумных приемов, которые позволили капитану заполучить столь необходимых боевиков в нерегулярные части. По своей предыдущей миссии Мертелл был лично знаком с шефом полиции Сайгона времен президента Дьема. Брэнди знал, что представляет собой сайгонская тюрьма, и ему пришла в голову блестящая идея вытащить оттуда юных правонарушителей и дать им возможность присоединиться к боевым частям, чтобы сражаться с коммунистами, а не гнить в вонючих камерах древней тюрьмы. Потребовалось специальное президентское распоряжение, но в конце концов Мертелл набрал около сотни отъявленных воров, насильников, грабителей, торговцев наркотиками, сутенеров, гомосексуалистов и убийц. Последние были отпущены в Нам Луонг по той причине, что они убивали других преступников, а не добропорядочных граждан.

Шеф полиции пообещал молодым бандитам пожизненное заключение в случае, если они дезертируют из Нам Луонга, и перед строем объявил, что дает капитану Мертеллу и его коллеге из ЛЛДБ право расстреливать на месте любого из "тюремных пташек", который не подчинится приказу.

Эта группа нерегулярных бойцов оказалась весьма отчаянной, несмотря на разнообразные истязания, которым они подвергались в промежутках между боями. Однако они были настолько напуганы перспективой снова вернуться в тюрьму, что в отличие от регулярных частей среди них практически не было случаев дезертирства.

К несчастью, после падения президента Дьема его преемник, "Большой" Минь, в поисках популярности в народе, объявил амнистию и бросил бывшего шефа полиции в тюрьму. После этого большая часть боевиков из числа сайгонских преступников дезертировала. Остались лишь немногие, обращенные американцами в свою веру.

В настоящее время, в связи с резким возрастанием активности Вьетконга в районе Нам Луонга, а также с приходом к власти агрессивного генерала Хана, одной из задач капитана Мертелла было восстановление боевой части из криминальных элементов. Таргар выразил твердую уверенность, что "старик" сможет справиться с этим делом.

Вербовка новой агентуры оказалась куда более сложной проблемой, поскольку Нам Луонг располагался в провинции, где влияние Вьетконга постоянно возрастало; более того, были серьезные основания предполагать, что в этой провинции находился штаб командования партизан.

Еще две недели назад у Оссидиана был ценный агент, некто Танг, лейтенант подразделения Вьетконга, расположившегося близ центра провинции, всего лишь в пяти милях от лагеря спецназа. Высокообразованный Танг кроме вьетнамского владел английским, французским и китайским языками. Будучи буддистом, он не имел шансов на служебное продвижение, которого, по его мнению, заслуживал, в условиях дьемовской римско-католической администрации. Вьетконг, или как он предпочитал именовать себя "Национальный фронт освобождения", нашел недовольного своей карьерой служащего и завербовал на свою сторону.

Однако Танг не был кровожадным по природе и вскоре испытал чувство протеста по отношению к тактике террора, практиковавшейся Вьет-конгом, в котором был вынужден принять участие. Однажды, когда он оказался среди тех вьет-конговцев, которые согнали на городскую площадь беременных женщин, затем вспарывали им животы и извлекали оттуда младенцев, он испытал такое сильнейшее нервное потрясение, что понял невозможность своего дальнейшего пребывания в рядах этой коммунистической организации.

Один из агентов Оссидиана, имевший возможность свободно проходить через лагеря вьеткон-говцев, доложил о неудовлетворенности и смятении Танга, и вскоре была назначена встреча между Тангом и Оссидианом в надежном месте в центре провинции. Танг начал работать активно и быстро сколачивал приличное состояние. Его информация была настолько ценной, что командир подразделения ЛЛДБ в Нам Луонге убедил свое начальство потребовать от капитана Мертелла раскрытия своего источника информации.

Мертелл подчинился лишь после того, как новый руководитель команды Б, майор Фэншоу, всего лишь неделю назад появившийся в стране, прибыл на вертолете в Нам Луонг, чтобы лично проследить за полным раскрытием всех агентурных источников капитану Каму, союзнику Мертелла из ЛЛДБ.

Оссидиан с отвращением хмыкнул:

– Приличному руководителю команды в требуется пара месяцев, иногда – чуть больше, чтобы понять, что здесь не всегда нужно следовать политике госдепа и министерства обороны. Некоторые этого так и не могут понять.

Через две недели после того, как Кам узнал Танга в лицо, Оссидиан с полным пиастров конвертом пошел на очередную встречу со своим ценным агентом. В тихом домике, где они обычно встречались, сержант разведки обнаружил Танга мертвым, со следами ужасных пыток, сидящим в кресле лицом к двери.

– Неужели Кам помогает ВК?

– Все еще хуже, – сказал Оссидиан, мрачно уставившись в бокал с пивом. – Тут все дело в их восточном взгляде на вещи. Каму необходимо было дискредитировать наш успех с Тангом. Поэтому он начал хвастаться в штаб-квартире своего корпуса, что лично завербовал лейтенанта ВК и именно ему принадлежит заслуга за ту ценную информацию, которая поступает из Нам Луонга. Шпионская сеть ВК в штабе АРВ столь безупречна, что они все вытряхнули из Танга еще до того, как Кам вернулся в лагерь.

– Что же вы делаете для восстановления агентурной сети?

– Хороший вопрос, – заметил Оссидиан, подмигнув Таргару.

– "Старик" велел рассказать ему все, что он захочет узнать, – ответил Таргар. – Это интересная история. – Он кивнул в сторону своего коллеги. – Поверьте мне, этот Оссидиан – самый циничный сукин сын, которого я когда-либо встречал. Дома, на Окинаве, я и разговаривать бы с ним не стал, а здесь, во Вьетнаме, никуда не деться от этого проныры-сирийца.

– Я уже десять лет в разведке, был советником в пяти разных странах, – сказал Оссидиан, подтверждая полученный комплимент.

После этого Оссидиан и Таргар рассказали мне, как им удалось завербовать нынешнего своего главного агента.

Оссидиан всегда мечтал иметь в качестве агента привлекательную женщину, имеющую доступ на территорию Вьетконга. Однако был лишь один способ приобрести в качестве агента красивую, умную и преданную женщину. Она должна была ненавидеть врагов всеми силами души. Она должна была отчаянно жаждать мести. Но как найти такую девушку? Оссидиан нашел путь решения.

Редкая неделя обходилась без налета Вьетконга на правительственное поселение. Это были деревни, построенные сайгонским правительством, куда переселяли людей из районов, терроризируемых Вьетконгом. Они охранялись подразделениями вооруженной милиции и войсками АРВ, чего было, в общем, вполне достаточно. Однако милиция обычно была не в силах отражать ночные атаки, а войска АРВ после темноты не выступали. Первое, что делали вьетконговцы после такого нападения – это наказывали в назидание другим старосту деревни, его жену и детей.

Оссидиан убедил капитана Мертелла затребовать вертолет на неделю. Потом посадил радиста на круглосуточное дежурство. На третий день пришло сообщение, которого он так ждал. Вьет-конг напал на большое правительственное поселение в двадцати пяти милях к северу от них, причем – ночью.

Оссидиан, Таргар и капитан Мертелл вызвали вертолет и приземлились в деревне в тот момент, когда последние из партизан Вьетконга убегали от приближавшихся правительственных войск. Были, как обычно, рыдания новоиспеченных вдов, и Таргар со своим чемоданчиком поспешил на помощь раненым, лежавшим прямо на земле, а Оссидиан с камерой наготове выбежал на площадь.

Ужасающее зрелище, которое он предполагал увидеть, открылось ему. Напуганные и воющие от страха жители собрались на площади, онемевшие оттого, что их вынудили увидеть.

Даже Оссидиан, привыкший ко всему, признался потом, что испытал приступ тошноты, когда принялся фотографировать старосту деревни и его сына, лет двенадцати. Оба были подвешены за большие пальцы и выпотрошены.

Он сфотографировал лицо мужчины, повернутое к мальчику, его открытые глаза с закатившимися зрачками, гримасу агонии. Распростертое тело мальчика являло собой зрелище трагическое голова его была откинута, а из раскрытого рта вывалился язык.

Отойдя на несколько шагов, Оссидиан сделал еще снимки, на этот раз запечатлев внутренности отца и сына, свисавшие в грязь, облепленные мухами. Следующий снимок стал подлинным шедевром.

Свинья, безразлично хрюкая, вышла на площадь и, подойдя к кишкам отца и сына, принялась с шумом их пожирать. Оссидиан успел сделать снимок до того, как капитан Мертелл набросился на свинью и с руганью прогнал ее прочь. Жена старосты была привязана меж двух столбов. Оссидиан старательно сфотографировал тело, в котором методично были переломаны все кости. Наконец, он сфотографировал полностью разбитое, но еще узнаваемое лицо женщины.

На своем вполне сносном вьетнамском Оссидиан поинтересовался, где стоит дом замученного старосты. Старик с широко раскрытыми в изумлении глазами проводил сержанта разведки по пыльным дорожкам к каменному дому, выкрашенному в синий цвет. Над дверью была указана дата постройки – 1962. По всей видимости, староста был католиком, поскольку использовал христианский календарь вместо буддистского.

Внутри Оссидиан, сопровождаемый капитаном Мертеллом, нашел стол, над которым висела фотография трех дочерей и двух сыновей, один из них – тот, что был повешен на площади. Он снял со стены фотографию и просмотрел все бумаги и конверты на столе. Спустя полтора часа, к тому моменту, когда авангард батальона АРВ вступил в селение, Оссидиан уже нашел то, что искал, и вместе с Мертеллом поторапливал Таргара, который продолжал промывать и перевязывать раны.

Вернувшись к себе в команду А, Оссидиан взял джип и поехал в город. В фотомагазине он зашел вместе с хозяином в затемненную комнату и оставался там до тех пор, пока не была проявлена пленка и сделаны нужные ему отпечатки. Изображения на фотографиях вызвали у хозяина магазина приступ рвоты, поэтому Оссидиан должен был помочь ему довести работу до конца.

Следующим утром Оссидиан летел из центра провинции в Сайгон, имея при себе адрес дочери казненного старосты и несколько ее писем к родителям на вьетнамском и французском языках. Ну и, разумеется, он захватил с собой все фотографии, запечатлевшие истязание вьеткон-говцев над ее родителями.

Из писем девушки он выяснил, что Лин Сон Бинь, дочь погибшего старосты, была учителем католической школы для девушек, которые готовились к дальнейшему обучению во Франции.

Оссидиан предполагал, что Вьетконг имеет агентов, которые повсюду следят за ним, даже в Сайгоне, поэтому в штаб-квартире спецназа он передал письмо, адресованное Ко Бинь (мисс Бинь), курьеру-вьетнамцу, кого ни Вьетконг, ни правительство не могли заподозрить в сотрудничестве с американцами.

Новость о нападении на деревню еще не попала в сайгонские газеты. Оссидиану предстояло первым сообщить Ко Бинь о судьбе, постигшей ее родителей. Именно это и было ему нужно.

В 16.00, переодевшись в гражданское, Оссидиан прибыл в офис вьетнамской авиакомпании.

Он хотел сначала пригласить ее в кафе, но вспомнил, что приличные вьетнамские девушки не ходят в такие места в одиночестве. Войдя в комнату с "эр-кондишин", он сел и стал ждать. Оссидиан не знал, какая из девушек на фотографии была Ко Бинь. Десятью минутами позже в комнату вошла очень нервная вьетнамка в белом и стала растерянно оглядываться.

Оссидиан даже присвистнул. Девушка была очень красива, стройна и изящна; ее окружал тот ореол высокомерной отчужденности, который так распаляет мужчин, стремящихся сквозь него прорваться. "Наверняка какому-нибудь большому чину Вьетконга захочется ее заполучить", – подумал сержант разведки, подходя к девушке с одобряющей улыбкой.

– Ко Бинь? – вежливо спросил он.

Она посмотрела на Оссидиана и кивнула.

– Вы говорите по-английски? – спросил он, затем повторил тот же вопрос на своем ломаном французском.

Тут Ко Бинь в первый раз улыбнулась.

– Лучше по-английски.

Оссидиан тоже улыбнулся. У него не было иллюзий относительно качества своего французского.

– Хорошо, – сказал он. – Вы не возражаете, если мы пройдем куда-нибудь и поговорим о вашей семье?

Видя, что девушка колеблется, Оссидиан вынул из своей папки семейную фотографию и показал девушке. Ко Бинь вскрикнула от удивления, увидев у него в руках столь знакомое фото в самодельной рамочке, которое висело в доме ее отца.

– Вы были в доме моего отца?

Оссидиан кивнул и тут заметил легкий румянец на лице Ко Бинь, минутную брешь в броне ее гордости.

– Что он говорил вам обо мне? – спросила она с вызовом.

Оссидиан испытал облегчение и в то же время озабоченность: первое, потому что сообразил – Ко Бинь покинула отчий дом с позором. Скорее всего тут был замешан мужчина. Второе – из-за того, что она могла порвать с родителями и разлюбить их, что помешало бы ему привлечь ее к работе против Вьетконга на почве личной мести. Оставалась, правда, ужасная смерть ее младшего брата, которая должна была бы сильно на нее повлиять.

– Если вы пройдете со мной, то я кое-что сообщу вам о ваших родителях.

– Почему бы нам не поговорить здесь? – удивилась она.

Оссидиан отрицательно покачал головой.

– Прошу вас, пойдемте со мной. Это очень важно.

Ко Бинь, все еще в нерешительности, последовала за ним в маленькое голубое сайгонское такси. Оссидиан назвал шоферу адрес на улице Минь Манг в Чолоне, китайском квартале Сайгона. Он пока решил ничего не говорить Ко Бинь о гибели ее родителей, и вместо этого спросил, где она так хорошо научилась французскому. Ко Бинь объяснила, что ее отец был вполне лоялен режиму Дьема и частью вознаграждения за его верность стало прекрасное образование, которое получила Ко Бинь, а также ее братья и сестры.

Ко Бинь отвечала на вопросы Оссидиана с явным нетерпением. Когда они подъезжали к месту, сержант разведки сказал:

– Мы почти прибыли. Один мой друг, вьетнамский доктор, любезно пригласил нас к себе домой, чтобы мы могли спокойно поговорить. Он сам и его жена будут присутствовать при нашем разговоре.

Такси остановилось перед офисом врача, и Оссидиан проводил все еще недоумевающую Ко Бинь к парадной двери. Сержант надеялся, что Ко Бинь неизвестна медицинская специальность доктора Хиня, известнейшего специалиста по абортам в Сайгоне. Если сейчас кто-нибудь наблюдает за ними, то у него не будет никаких сомнений относительно причины, которая привела сюда, в приемную доктора Хиня, американца и нервозную вьетнамскую девушку.

Доктор, который и раньше предоставлял Оссидиану свой надежный дом, встретил их у дверей и провел в приемную, заставленную мебелью из черного дерева и буддистскими религиозными символами, яркими и безвкусными. Обменявшись с Ко Бинь парой слов по-вьетнамски, он указал на открытую дверь в другую комнату, где он и его жена пили чай, а затем ушел, оставив Оссидиана и Ко Бинь одних.

– Итак, – требовательным тоном произнесла девушка, – зачем вы привезли меня сюда?

Оссидиан посмотрел на нее с глубокой симпатией и сказал:

– Дело в том, что я был в доме вашего отца вчера, после того, как он, ваша мать и ваш брат были убиты вьетконговцами.

Девушка издала крик боли, ее руки взметнулись к лицу. Такая реакция вполне удовлетворила Оссидиана.

– Когда вы последний раз виделись с вашей семьей? – спросил он.

– Уже почти год прошел. Отец очень разгневался на меня, когда я привела в деревню юношу-6уддиста и хотела его с ними познакомить. Он... – Ко Бинь неожиданно вся напряглась и бросила на Оссидиана острый испытующий взгляд. – Вы уверены, что они погибли? Откуда вам это известно? Почему мне никто об этом не сообщил?

– Они мертвы, Ко Бинь.

– Что с ними произошло?

– А вы разве не знаете, что Вьетконг делает со старостами поселений?

– Здесь, в Сайгоне, война не ощущается. Лично мне Вьетконг не принес никакого вреда. Они, разумеется, дурные люди, потому что они коммунисты и ненавидят церковь, но...

Оссидиан понял, что наступил момент для жестокого шага. Он извлек из папки фотографии трупов ее отца, матери и брата и положил перед девушкой.

Она уставилась на снимки, ничего не понимая, и наконец удар обрушился на нее со всей силой. Она закричала. Жена доктора Хиня появилась в дверях, но Оссидиан взмахом руки отправил ее прочь.

Одну за другой Оссидиан выложил перед Ко Бинь все фотографии. Она не отрываясь смотрела на них, испуганная, бледная как полотно, дрожа и тихонько постанывая. Когда Ко Бинь увидела свинью, пожирающую внутренности ее отца, она закричала, вонзая большие пальцы в свои глаза.

– Нет. Нет. Не надо больше. Пожалуйста, – рыдала она.

– Ну, теперь вы видите, что такое Вьетконг? – настаивал Оссидиан. – Видите, что они делают с вашей страной каждый день?

Ко Бинь была не в силах связно говорить и только истерически вскрикивала. Оссидиан положил руку ей на плечо и попытался успокоить, но она сбросила его руку. Тогда он встал и направился к доктору Хиню, который стоял в приемной.

Доктор подошел к бьющейся в конвульсиях девушке со шприцем в руке и сделал ей укол успокоительного.

Ко Бинь провела эту ночь в доме доктора, а наутро, хотя она еще не совсем пришла в себя от пережитого шока, Оссидиан принялся убеждать ее в необходимости отмщения и выполнения долга перед своей страной.

Двумя неделями позже в Нам Луонге команда спецназа завершила ремонт старого школьного здания. Были завезены новые столы и стулья, закуплены учебники и установлены новые классные доски. Новая школа для беженцев-сирот провинции была полностью готова к приезду новой учительницы из Сайгона. Ко Бинь очень скоро завоевала популярность у детей, так же, впрочем, как и у взрослого мужского населения.

Оссидиан тщательно проинструктировал Ко Бинь, рекомендовав ей подружиться с мистером Хинем, известным адвокатом и бизнесменом, который сотрудничал с обеими сторонами, вовлеченными в войну. От прежней агентуры Оссидиану было известно, что Хинь имел тесные контакты с командованием Национального фронта освобождения.

Хинь сразу же проявил интерес к Ко Бинь, которая часто говорила об американцах и их лагере, который она посещала. Как и предполагал Оссидиан, Хинь скоро понял, что Ко Бинь может стать весьма полезной в улучшении его отношений с НФО.

Хинь познакомил ее с полковником Лингом, одним из командиров Вьетконга, контролировавшим район действия целого корпуса, который время от времени навещал Хиня в столице провинции. Девушка убедила Линга, что настроена против правительства и против американского вмешательства в дела их страны.

Линг пригласил ее посетить свою штаб-квартиру, представлявшую собой несколько бетонных и каменных сооружений в густых джунглях и непроходимых лесах в тридцати милях на северо-запад от центра провинции. Несмотря на неоднократные призывы американских советников, подразделения правительственных войск не решались углубляться в этот район, расположенный вблизи с границей Камбоджи.

Теперь мистер Хинь и полковник Линг оба пытались убедить Ко Бинь стать любовницей, с гордостью сообщил мне Оссидиан.

Таргар покачал головой:

– Я очень гуманный человек, медицинский работник. Если бы не возраст, я непременно поступил бы в колледж и стал настоящим врачом. Но вот от этого Оссидиана меня иногда просто тошнит.

Таргар с усмешкой посмотрел на своего товарища. Затем сказал, обращаясь ко мне:

– Что, по-вашему, наш доблестный сержант разведки сейчас делает в Сайгоне? Да он просто ищет нового агента на замену Ко Бинь, когда ее схватят.

– Она вот-вот начнет приносить максимальную пользу, – объяснил Оссидиан, – но, к сожалению, максимальная эффективность требует умения идти на компромисс.

– Действительно, дружище, – подхватил Таргар, – как выясняется, она не в силах достичь максимума эффективности без помощи медицины.

– Видите ли, Ко Бинь некоторое время вела игру с мистером Хинем против полковника Линга. А полковник чертовски долго торчал в джунглях, где нет ничего столь соблазнительного, как Ко Бинь. Так что все его коммунистическое нутро жаждет нашей девушки; он хочет сохранить ее только для себя и предупредил Хиня, что Фронт может казнить его за попытку соблазнения верного агента-женщины.

Тут сержант-разведчик громко рассмеялся:

– Так что последнюю неделю Хинь уговаривает Ко Бинь лечь под Линга. Старина Хинь всего лишь перепуганный двойной агент.

Оссидиан объяснил, что сейчас проблема состоит в следующем. Ненависть Ко Бинь к НФО столь сильна, что она готова использовать свое тело во имя поражения коммунистов. Но при этом она с ужасом думает о возможности зачать ребенка от вьетконговца. Она считает, что непременно должна будет убить этого ребенка в момент рождения, а это для нее – учитывая католическое воспитание, – смертельный грех, после которого она уже не сможет жить в ладу с собой и смотреть в глаза священнику.

К вящему удивлению Оссидиана и Таргара, Ко Бинь не имела никакого представления о противозачаточных средствах. При этом разведчик так же, как и страстный полковник Линг, считал, что ее сексуальная связь с последним должна начаться как можно скорее.

Поэтому, пока Ко Бинь с трудом сдерживала все возраставшее нетерпеливое вожделение полковника Линга, Оссидиан попросил капитана Мертелла запросить через каналы команды в набор женских контрацептивов для немедленной отправки в Нам Луонг.

Запрос попал на стол майору Фэншоу в первую же неделю по его прибытии. Он вызвал такую вспышку ярости командира, что капитан Мертелл был немедленно приглашен для объяснений.

Используя весь свой такт, Брэнди сумел показать майору Фэншоу его наивность и неопытность в делах разведки. В результате майор Фэншоу с отвращением взялся за самое неприятное дело за всю свою карьеру. Он обратился к главному врачу военно-морских сил в Сайгоне за набором диафрагм различных размеров, от маленького до среднего. Кроме того, был затребован инструмент для определения необходимого размера. Все неподходящее было обещано вернуть.

Прошел всего один день. Оссидиан и, конечно, полковник Линг проявляли все большее нетерпение, и тут Фэншоу сообщил Мертеллу, что ни военно-морской госпиталь, ни его филиалы не располагают требуемыми медицинскими приспособлениями. Мертелл, находившийся в пункте связи, когда расшифровал эту радиограмму, в полном отчаянии радировал обратно: "Запросите требуемое в оперативной группе Центрального разведывательного управления аппарата военного советника в Сайгоне. Прибуду завтра в Сайгон, чтобы лично принять материалы".

Таргар показал мне симпатичную кожаную сумочку.

– Вот они, вожделенные вещицы. Мадам Нху и в самом деле повязала эту страну по рукам и ногам. Бедная девушка до сих пор не может позволить себе чуть-чуть удовольствия без последствий.

– А вдруг она девственница? – предположил я.

Оссидиан отрицательно помотал головой.

– Не думаю. Но если это так, Таргар, тогда дело за тобой. Девушка должна иметь возможность пользоваться этой штукой как можно быстрее.

Сержант разведки взглянул на часы и отодвинул свое кресло.

– Должен вас на время покинуть. У меня назначена еще одна встреча в офисе доктора Хиня, кстати, он не имеет никакого отношения к доктору Хиню. Я проверял это. Увидимся с вами и со "стариком" в Континентале в семнадцать тридцать. До скорого.

Оссидиан на удивление легко поднял свое тяжелое и громоздкое тело из кресла и направился к двери.

– Что, еще одна школьная учительница? – спросил я.

– Слава Богу, нет, – ответил Таргар. – На этот раз – дорогая проститутка, у которой убили родителей и изнасиловали сестер. Мы тут задумали новую акцию. Хотим открыть высококлассный публичный дом в столице провинции. Туда смогут попасть только ВК высокого ранга.

В пять тридцать вечера мы с Таргаром нашли капитана Мертелла в баре Континенталь Паласа разглядывающим городскую площадь.

– В один прекрасный день ВК бросят сюда бомбу, – буркнул я, садясь рядом.

– Нет, никогда такого не случится, – уверил меня Брэнди. – Этим заведением владеют французы. А они платят дань ВК. Так что это место – самое безопасное в городе. И самое приятное. Нет этих отвратительных стальных решеток. Что вы будете пить?

Мы с Таргаром пили пиво, а Брэнди медленно потягивал вермут.

– Оссидиан отправился беседовать с молодой леди?

Таргар кивнул.

– Вам удалось чего-нибудь добиться в вербовке боевиков, сэр?

– Да, – сказал Брэнди. – Мне бы хотелось, чтобы ты завтра сходил со мной в тюрьму и осмотрел наших правонарушителей. В Нам Луонге и так хватает болезней, чтобы еще завозить новые из Сайгона.

– Вы сказали, наших правонарушителей, сэр?

– Капитаны некоторых команд А узнали о моей идее. Но я пользуюсь правом первого выбора.

Брэнди вдруг улыбнулся.

– Смотрите, вот идет лейтенант Винь. Это один из офицеров ЛЛДБ из Нам Луонга, – объяснил мне Брэнди. – Он прибыл в город с двумя лучшими сержантами, чтобы лично сопроводить наших юных головорезов туда, где таланты к убийству и нанесению увечий будут использоваться на благо государства.

Мертелл указал на свободный стул, куда и сел лейтенант Винь. Нас представили друг другу.

– Кстати, – спросил меня Мертелл, – не хотите вместе с нами отправиться в Нам Луонг?

– Вам не удастся от меня отвязаться.

– Ну вот и хорошо. Мы отправляемся завтра утром. Винь отправит наш новый контингент головорезов специальным рейсом, как только Таргар их осмотрит.

– Насколько тщательным должен быть мой осмотр, сэр?

– Без проказы, без шанкра. Мне не нужны харкающие кровью. Если у кого будет триппер, а я думаю, что у большинства он будет, то мы накачаем их пенициллином по прибытии в Нам Луонг.

Брэнди с улыбкой взглянул на меня.

– Когда я первый раз прибыл во Вьетнам, в армии имелось лишь две обязательных медицинских процедуры. Отбраковывались люди, которые непроизвольно харкали кровью, когда говорили. Кроме того, у них был тест на тупость. Они брали кольцо пяти дюймов в диаметре и надевали на голову рекрута. Если его голова проходила сквозь кольцо, то он, вполне справедливо, объявлялся кретином. Он признавался негодным к службе. Прежде всего я посоветовал им чуть увеличить диаметр кольца. Проверку успешно проходило слишком много рекрутов, которые умели издавать только лай и у которых изо рта вечно капала слюна. Разумеется, – Брэнди пожал плечами, – большинство из них впоследствии было расстреляно за неподчинение приказам.

Капитан Мертелл повернулся к лейтенанту Виню:

– Хотите чего-нибудь выпить?

Армейский самолет приземлился на посадочную полосу; Мертелл, Оссидиан, Таргар и я сошли на землю.

Нас встречал джип, за рулем которого сидел высокий лейтенант с открытым лицом, его зеленый берет был низко надвинут на лоб. Мне представили Боба Бартона, старшего помощника капитана Мертелла. Все забрались в джип. Мы прибыли примерно в час дня; путь в Нам Луонг занял минут двадцать. Бартон гнал машину на большой скорости, и я все время придерживал свой летний армейский головной убор.

Брэнди рассмеялся:

– Что, слишком быстро? Мы стараемся ездить на такой скорости, чтобы не стать легкой добычей какого-нибудь снайпера.

Наконец Бартон свернул с главной дороги, когда-то замощенной, а теперь почти разбитой, и повернул направо в сторону внешнего периметра колючей проволоки вокруг Нам Луонга. С внешней стороны периметра находились ряды деревянных лачуг.

– У нас тут живут примерно двести пятьдесят женщин и детей, на иждивении боевиков, – пояснил Брэнди.

Боевики в тигровых комбинезонах поприветствовали нас и пропустили внутрь периметра. Проехав еще около пятидесяти ярдов к глинобитной стене, мы встретили двух охранников, которые салютовали и пропустили нас мимо углового бункера с пулеметом. Когда мы прошли внутрь, баррикада из колючей проволоки водворилась на место.

– Какие у вас тут солидные бетонные здания, – заметил я.

– Раньше тут был французский форт. Какое-то время он находился в руках Вьет Миня, а потом французы вновь захватили его и оборудовали окончательно.

Джип остановился в тени дерева, расположившегося в центре буквы Г, образованной двумя бетонными сооружениями.

– Перед нами – столовая для американцев, кухня, а там дальше – штаб и склад боеприпасов. – Тут Брэнди указал на длинное низкое здание с множеством дверей. – Нам туда. Захватите с собой вещи. У меня в комнате есть лишняя койка.

Когда Брэнди переходил на армейский жаргон, его акцент становился заметнее.

Оставив вещи в комнате капитана, я познакомился с другими членами команды: со всеми, кроме двух сержантов, которые находились на боевом задании.

– Давайте сначала перекусим, – предложил Брэнди, – а потом вы все хорошенько осмотрите.

Бартон и Эд Свиггерт, сержант из команды, сели с нами. К нам подошла девушка-китаянка с блюдом горячего риса.

– А, вот и она. Сладкие Губки, – позвал Брэнди. – Эй, Сладкие Губки, ты тут ничего такого не позволяла парням, пока меня не было?

Сладкие Губки хихикнула и наполнила наши миски. Брэнди повернулся к своему старшему помощнику.

– Слушай, Боб, я думаю, у нас возникнут проблемы с этим новым отрядом головорезов. Все прибыли с лейтенантом Винем?

– О да. Все уже здесь, все, кого сегодня утром отпустили из тюрьмы. А какие будут трудности и проблемы, кроме того, что нам нужно поставить новые замки на двери?

– Мы должны как можно быстрее включить их в дело, в боевые операции, как было раньше. Сейчас мы сталкиваемся только с капитаном Камом, который все время стремится сократить число боевых выходов. Но я думаю, скоро у нас возникнут проблемы и с майором Фэншоу. Ему не по душе наши разбойники.

– Он не одинок в этом, сэр, – сказал старший сержант Свиггерт.

– Ему даже не нравится, что они здесь, – прибавил Мертелл. – На этой неделе он планирует большую инспекторскую проверку. Нужно хорошенько заняться новичками, выделить из лучших почетный караул, выдать им специальные красные шарфы или еще какое-нибудь отличия, дать им особые льготы. Тогда и остальные будут стараться стать хорошими солдатами, чтобы и они попали в почетный караул.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Бартон.

– Хорошо. Теперь так. У нас со Свиггертом есть кое-какие дела, а ты пока покажи нашему гостю лагерь.

Я вышел вслед за Бартоном на палящее солнце, и он начал показывать мне достопримечательности лагеря. Близ бараков боевиков на противоположной стороне плаца собралась большая группа гогочущих и визжащих вьетнамцев.

– Что это они так веселятся? – спросил я.

– Там у нас зоопарк. – Глуповатая улыбка озарила широкое лицо Бартона. – Эти ребята развлекаются, наблюдая за обезьянками. – Увидев, что я заинтересовался, он повел меня в направлении хохочущей толпы. – У ребят хорошее чувство юмора. Похоже, некоторые из них здесь уже не первый раз и проверяют, остались ли среди наших обезьянок их старые знакомые.

Когда мы подошли к вольеру с обезьянами, Бартон указал на любимца всех обитателей лагеря, гиббона.

– Мы начали с самца и самки в одной клетке. Сразу возникла проблема: самка оказалась фригидной. А вот самец оказался сверхсексуальным маленьким негодяем. Он жутко страдал. Проклятая дамочка кусала его всякий раз, как он пытался к ней пристроиться. – Бартон рассмеялся. – Ну вот, значит, один из наших головорезов пожалел бедного сукина сына и бросил туда к нему курицу.

– Курицу?

Бартон захохотал.

– Идемте.

Он проложил дорогу сквозь толпу, обступившую клетку, боевики смеялись и похлопывали его по плечам. Перед клеткой стоял вьетнамец с грубым лицом, держа кудахчущую курицу в руках, так чтобы гиббон не смог до нее дотянуться. Волосатые лапы высовывались сквозь решетку, сверкающие глаза, не отрываясь, смотрели на птицу. Боевик давал гиббону почти дотянуться до курицы, в последний момент отодвигая ее на дюйм к себе. Каждый раз гиббон начинал вопить в отчаянии, обегал клетку несколько раз и стучал себя по голове. Это являлось сигналом, по которому курицу снова подносили поближе к нему, и гиббон моментально снова просовывал лапы сквозь решетку. Взрывы смеха боевиков заглушали пронзительные крики гиббона.

Увидев американского офицера и еще одного американца в качестве зрителей, основной распорядитель шоу решил приступить к гвоздю программы. Оглушительный смех и выкрики, которые наверняка были вьетнамскими ругательствами, достигли крещендо, когда дверь клетки приоткрылась и внутрь бросили курицу.

Возгласы толпы, сопровождавшие погоню гиббона за курицей в клетке, пока он наконец не схватил ее, напомнили мне восторг публики в момент первого появления быка на корриде.

Очень сосредоточенно, по-деловому, гиббон перевернул курицу вниз головой и принялся выщипывать перья из ее хвоста. Демонстрируя незаурядное мастерство, он полностью раздел ее со стороны хвоста и затем, не обращая никакого внимания на ее яростные протестующие крики, принялся зверски насиловать пронзительно кричащую птицу.

То, что птица небольшого размера способна издавать такой громкий крик, меня поразило. Даже боевики, отталкивающие друг друга, чтобы лучше разглядеть происходящее, и вопящие во все горло от возбуждения, не в силах были заглушить эти крики.

Наконец гиббон насытился и отбросил вялую израненную курицу в сторону, где она лежала, похлопывая крыльями. Представление было окончено, и все еще шумящие боевики стали расходиться.

– Ничего себе спектакль, – заметил я.

– Когда они хотят увидеть по-настоящему захватывающее зрелище, – хмыкнул Бартон, – они бросают туда петуха. С нашими союзничками не соскучишься.

Мы вернулись к столовой и встретили там Оссидиана с Таргаром, которые сообщили, что капитан Мертелл предложил им проводить меня в деловой центр города и показать здание школы.

– Будьте поосторожнее с этими двумя, – с усмешкой предупредил меня Бартон, – с ними легко влипнуть в историю.

Оссидиан сел за руль джипа, Таргар с двумя коробками медикаментов расположился на заднем сиденье.

– Сегодня приемный день в школе, – объяснил мне Таргар, пока сержант в зеленом берете мчал машину с устрашающей скоростью.

В городе он долго петлял в паутине улиц, пока наконец не оказался перед приятным зеленым двором, где расположились гимнастические снаряды, горки и качели, выкрашенные яркой краской.

– Школа, – объявил Оссидиан.

Толпа ребятишек высыпала из дверей свежевыкрашенного здания. С радостными криками они окружили двух сержантов, вышедших из джипа. Узнав во мне американца, некоторые из детишек стали и меня хватать за руки.

Ко Бинь в белой одежде появилась перед нами при свете яркого солнца. Выражение досады на детей, покинувших класс в разгар урока, делало ее лицо еще более привлекательным.

– О, Ко Бинь, хелло! – радостно приветствовал ее Таргар. – Наконец твой гинеколог прибыл!

Хотя его слова ничего не значили для нее, Ко Бинь залилась краской смущения. Она уже два дня ожидала Таргара.

Оссидиан слегка подтолкнул меня локтем.

– Что вы думаете об этом месте? Убиваем двух птичек одним камнем. С одной стороны – идеальная гражданская акция, а с другой стороны – максимальная эффективность в плане разведки. Налогоплательщики могут быть довольны – выполняется две функции за одну плату.

Оссидиан и Таргар на мгновение встретились глазами.

– О, черт возьми, – пробормотал Оссидиан. – Что ты намерен здесь делать? Мы ведь здесь для того, чтобы победить, разве нет?

Таргар с медицинской сумкой через плечо подошел к Ко Бинь, что-то сказал, и они направились во двор школы.

– Забавный парень, этот старина Виктор Чарли[3], – размышлял Оссидиан. – Он считает американцев болванами за то, что они пришли сюда и пытаются бурить колодцы и строить школы и детские приюты. Он начинает уважать нас только тогда, когда мы его убиваем.

Сержант-разведчик вынул из кармана горсть конфет и начал раздавать их ребятишкам.

– Вы, наверное, думаете, что нашим приездом сюда мы можем скомпрометировать Ко Бинь – да еще Таргар удалился с ней. Виктор Чарли наверняка подумает, что мы снова показали себя болванами, и в очередной раз посмеется. Для них это кажется очень забавным. Мы финансируем школу и платим одному из его агентов, потому что хотим завоевать всеобщую любовь.

Минут через пятнадцать вернулся Таргар. Он принялся выстраивать детей в шеренгу для медицинского осмотра.

– Ну, как там у тебя? – спросил Оссидиан.

– Все в порядке. Я наконец нашел свое место в жизни. Выяснилось, что у меня настоящий талант в решении женских интимных проблем. Можно заработать кучу денег, дружище. Я все измерил, выбрал ей правильный размер, показал ей, как пользоваться этой штукой, чтобы полковник Линг ничего не заподозрил. И при этом я не вызвал у нее никакого смущения. Она считает меня великим мастером. Думаю, что она уже влюбилась в своего гинеколога.

Таргар взял за руку маленького мальчика. Один его глаз был почти совсем закрыт и набух гноем.

– Господи, что же это? Тут у меня полно работы. Оссидиан, девушка хочет тебя видеть – ей нужно сообщить тебе что-то важное. А мне пора заняться ребятишками.

Таргар вопросительно посмотрел на меня.

– Если хотите помочь?..

– Скажи, что нужно делать.

Почти два часа Таргар осматривал и обрабатывал болячки детей. При этом он бормотал про себя что-то на разных языках. На английском он несколько раз громко сказал:

– Что же вы, ребята, будете делать, когда лишитесь Ко Бинь?

Наконец он закончил осмотр, собрал свои инструменты и убрал в саквояж оливкового цвета. Оссидиан появился как раз в тот момент, когда мы были готовы к отъезду. Все мы попрощались с Ко Бинь, Таргар шепотом дал ей еще несколько советов, и мы забрались в джип.

– Поехали в штаб ABC, – сказал Оссидиан Таргару, сидевшему за рулем, – капитан Мертелл хотел бы встретиться с нами.

Мы подъехали к окруженному деревьями большому оштукатуренному дому. На дорожке стояло несколько армейских грузовиков. Таргар нашел местечко в тени и припарковался.

Очень любезные офицеры и сержанты в холле штаб-квартиры ABC предложили нам холодное пиво в банках, мы взяли их и направились в сад, где стали ожидать Мертелла, сидя за столом под деревом.

– Ну и что ты узнал? – спросил Таргар.

Оссидиан задумчиво посмотрел в небо. Наконец сказал:

– У меня самая гнусная работа в команде. Что толку вербовать агентов, которых потом убивают, и добиться, чтобы твоя информация ничего не меняла в действиях начальства?

Прежде чем Таргар успел ответить, к дому подъехал джип капитана Мертелла. Он вышел из машины и жестом пригласил нас в здание. Мы поспешно допили свое пиво.

Брэнди проводил нас к офицеру разведки ABC и представил мне капитана Перси.

– О'кей, Оссидиан, расскажи капитану Перси и ABC, в чем суть информации, полученной тобой сегодня.

– Есть, сэр, – сказал Оссидиан. Капитан Перси, энергичный и моложавый, крутанул свое вертящееся кресло, чтобы сесть лицом к карте, на которую указывал Оссидиан.

Сержант разведки ткнул пальцем в точку, расположенную приблизительно на расстоянии двух миль от камбоджийской границы.

– Вы знаете это место, сэр? – спросил он у Перси.

– Разумеется. Там сейчас находится пять образцовых поселений. Мы обучаем там людей из гражданской обороны. Оперативная миссия Соединенных Штатов затратила более ста пятидесяти миллионов долларов на экономическое развитие этих поселений. Там реализуется обширная программа по свиноводству, а эксперты по сельскому хозяйству два месяца обучают жителей новым способам удобрения полей.

– Другими словами, сэр, – подхватил Оссидиан, – эти пять поселений, где живут около трех тысяч человек, представляют собой лояльные правительству области вдоль камбоджийской границы.

– Мы гордимся работой, проделанной в этой местности, сержант. Насколько я представляю, вы намерены сообщить, что Вьетконг собирается напасть на одно из этих поселений?

– Сегодня ночью, сэр. В самое большое из пяти они уже проникли. Двери будут открыты, и ВК войдет туда без единого выстрела. Они убьют старосту, шефа безопасности и шефа информации. Затем они захватят все остальные поселения без всяких усилий, потому что в их руках уже будет главное.

– В десяти милях располагается батальон АРВ, – сказал капитан Перси. – Мы сообщим командиру и нашему советнику в этом батальоне, капитану Кенхему. Это очень сознательный человек. Если батальон выступит немедленно, поселения будут спасены.

– Они не выступят, – безнадежно сказал Оссидиан. – Вы, я и ВК прекрасно знаем это. Даже капитан Кенхем об этом знает.

– Мы все-таки попробуем, – возразил Перси. – Сейчас стали налаживаться хорошие отношения между советниками и вьетнамскими командирами.

– Рад слышать это, сэр, – тон Оссидиана был явно ироничным, – потому что замысел противника существенно отличается от других нападений. Коммунисты хотят заявить АРВ и Сайгону, что очистят от них район в сорок восемь часов. Затем они уговорят жителей спрятаться в щелях, которые выкопаны в земляном полу у каждого в доме. И будут ожидать обычной атаки вьетнамской армии. Им хорошо известно, что ни один командир батальона АРВ не рискнет своей жизнью или жизнью кого-либо из своих офицеров. Они знают, что вьеты затребуют артиллерию, американские 105-миллиметровки с американскими советниками. Они знают, что вьеты затребуют бомбардировщики, управляемые американскими летчиками, потому что пилоты-вьеты предпочитают не летать на малых высотах из-за риска. Когда артиллерия и авиация нанесут свои удары и расколошматят поселки, вьетнамцы убегут из своих поселений и скроются в Камбодже.

Черные глаза Оссидиана сверкнули.

– И каков же результат? Все, что сделали ОМСШ и ABC для оборудования этих поселений, пойдет насмарку лишь из-за того, что командиры вьетнамских батальонов не хотят сражаться по-настоящему и вытеснить ВК из поселений после рукопашного боя. И чего же мы добьемся? Мы превратим жителей пяти поселений, лояльных правительству, в сочувствующих ВК за одну ночь. ВК не будет убивать их или их скот и разрушать их дома – все это сделают американцы.

Оссидиан постучал по карте костяшками пальцев и отошел, в сторону.

– Эта информация получена из надежного источника.

– Благодарю вас, сержант. Ваша информация, как всегда, своевременна.

Мертелл очень внимательно слушал сообщение Оссидиана.

– Что вы намерены предпринять, капитан Перси?

– Я собираюсь обсудить эти данные со старшим советником и командиром вьетнамской дивизии.

Мертелл встал.

– Если мы вам нужны, мы можем остаться. По крайней мере, мы можем послать медицинскую команду, когда атака будет закончена.

Этим вечером в Нам Луонге американцы показывали вьетнамским боевикам вестерны, причем в качестве экрана служила стена выкрашенного в белую краску дома. Фильм был широкоэкранный, а поскольку 16-миллиметровый проектор в лагере не был снабжен специальными линзами, ковбои, индейцы и лошади были вытянутыми в длину и худыми. Тем не менее боевикам фильм очень понравился, и они легко представляли себя на их месте. Когда появились индейцы, боевики вопили "ВК", а когда солдаты или ковбои спешили в Нам Луонг на выручку, сайгонские головорезы узнавали на экране друг друга и выкрикивали номера своих строевых рот.

Все мы сидели в штабном помещении после окончания фильма, когда радиоприемник принялся выдавать точки и тире. Связист стал лихорадочно делать записи в своем блокноте и затем повернулся к Мертеллу.

– Сэр, ВК уже захватил эти поселения. Они сказали, что останутся там на сорок восемь часов.

Через два дня утром я оказался в поселениях вместе с Таргаром и его ассистентом Ритчи. Все, что предсказал Оссидиан, сбылось в точности. Повсюду лежали умирающие дети, раненые и обожженные, вокруг было множество мертвецов, мужчин и женщин, зловоние было непереносимым, потому что погибших животных тоже было много. Батальон АРВ, который вошел в поселения после того, как вьетконговцы бежали от запрошенных вьетнамцами американских артобстрела и бомбардировки, не потерял ни одного бойца. Капитан Кенхем тщетно пытался уговорить командира вьетнамского батальона вступить в бой с ВК: теперь он был в отчаянии.

Перед наступлением темноты вертолет эвакуировал медицинскую команду Нам Луонга из поселения. Вернувшись в лагерь, мы узнали, что на следующий день майор Фэншоу собирается прибыть с проверкой.

Ровно в 10.00 субботним утром вертолет "Эйч-Ю" приземлился близ Нам Луонга. Двадцать сайгонских правонарушителей выстроились в почетном карауле, одевшись в накрахмаленные тигровые комбинезоны, обвязав вокруг шеи желтые шарфы; на кепке защитного цвета у каждого была красная ленточка. Когда майор проходил мимо их шеренг, они держали большие винтовки Ml, как полагалось при команде "смирно". Фэншоу, его вьетнамский коллега майор Ксуан и капитан Мертелл со своим коллегой, капитаном Камом, шагали рядом. Американский майор с одобрением осматривал почетный караул и похвалил Мертелла за состояние дисциплины во вверенных ему боевых частях.

Пока Фэншоу обходил лагерь, я шел следом на безопасном расстоянии. Он осмотрел каждую комнату в бетонных бараках, занимаемых американцами. Согласно последнему распоряжению главного штаба военнослужащих спецназа запрещалось прикреплять к стенам фотографии кинозвезд – это могло оскорбить чувства наших союзников, вьетнамских боевиков, любителей поразвлекаться зрелищем гиббона, насилующего курицу!

Многое Фэншоу не понравилось – например, запах нечистот. После завершения осмотра он пригласил команду А в штабную комнату и заперся там с ними на целый час. После этого он пригласил майора Ксуана и капитана Кама еще на один получасовой разговор.

Сразу после полудня, отказавшись от ленча, Фэншоу вышел из лагеря и направился к вертолету. При виде выстроенного в два ряда почетного караула он просиял. Проходя мимо безупречно чистых, одетых в хрустящую форму сайгонских головорезов, Фэншоу испытал такое большое удовольствие, что останавливался возле каждого и пожимал ему руку. Затем они с майором Ксуаном сели в вертолет и отбыли в команду Б.

Капитан Мертелл тут же назначил новое совещание своей команды А в штабной комнате. Я тоже был приглашен. В помещении царила атмосфера недовольства и раздражения.

Майор Фэншоу обнаружил множество недостатков, сообщил присутствующим Брэнди. Тот факт, что американцы ограничиваются советами и уговорами по отношению к своим вьетнамским коллегам, чтобы поддерживать Нам Луонг в чистоте и порядке, не произвел на командира почти никакого впечатления. Особое недовольство вызвал у него длинный перечень жалоб вьетнамского командира лагеря капитана Кама, переданный майору Ксуану. Главной в списке была претензия к тому, что американцы ведут себя слишком жестоко по отношению к ЛЛДБ.

Сержант-радист неожиданно прервал их обсуждение, услышав какое-то сообщение. Он немедленно надел наушники, чтобы не мешать капитану Мертеллу.

– Сэр! – воскликнул он внезапно. – Только что вышел на связь пилот вертолета майора Фэншоу. Майор где-то потерял перстень с черным сапфиром, который был у него на правой руке. Он думает, что перстень стащил кто-то из почетного караула, когда он пожимал им руки.

– Сержант Свиггерт, – голос Брэнди прорезал тишину, воцарившуюся в комнате, – каждого из тех, кто стоял в почетном карауле, подвергнуть обыску в присутствии капитана Кама. Поскольку мы все равно ничего не найдем, все должны быть назначены в передовой отряд на завтрашнюю операцию.

Раздался общий громкий хохот. Брэнди позволил всем насмеяться всласть, и обстановка разрядилась.

– О'кей, ребята, – Брэнди поднял вверх руки, – давайте заканчивать разговоры. У нас нет времени. До отбытия из Вьетнама осталось меньше месяца. Я хочу, чтобы мы ушли как герои, чтобы наше подразделение А здесь долго помнили. Лейтенант Бартон и сержант Свиггерт добровольно вызвались пойти прямо в засаду ВК. Я хочу, чтобы каждый человек в подразделении активно участвовал в нашей операции. Давайте напоследок хлопнем дверью!

– Теперь я хочу предоставить слово Оссидиану, который посвятил вас в детали своей разведывательной операции, а затем сержант Свиггерт расскажет вам о плане завтрашнего патрулирования. Прошу вас, Оссидиан. Объясните нам суть дела.

Сопровождаемый грубоватыми шуточками присутствующих Оссидиан занял место у карты.

– Так, вы все, конечно, знаете о школе для детей-сирот, которую мы открыли в Нам Луонге. Все вы видели Ко Бинь и, надеюсь, догадываетесь, что она оказывает нам много услуг. Ну так вот, в среду доктор Таргар, известный венгерский специалист по дамским писькам, – Оссидиан кивнул на медика и продолжил, перекрывая жеребячье ржание присутствующих, – обеспечил для Ко Бинь существенное продвижение в ее взаимоотношениях с полковником Лингом. Линг является, чтобы вы знали, не только полковником северовьетнамской армии, но и крупным чином Национального фронта освобождения здесь, в Южном Вьетнаме.

Оссидиан повернулся к карте и указал на ней гористый район джунглей близ камбоджийской границы.

– Вот тут находится штаб полковника Линга, примерно в сорока милях от центра провинции. У АРВ никогда не хватало пороху для проведения боевых операций в этом районе; даже французы не решались наносить сюда удары, когда здесь был форпост Вьет Миня.

Позвольте сообщить вам некоторые детали, – продолжал он. – В среду вечером, после того, как доктор Таргар выполнил свою важнейшую миссию, наш друг мистер Хинь отвез Ко Бинь для встречи с полковником Лингом в его штаб-квартиру.

На лице Оссидиана появилась циничная усмешка.

– Из разговора с Ко Бинь сегодня утром я выяснил, что у Линга, оказывается, много общего с большинством из собравшихся здесь жеребцов. Ему мало просто быстренько перепихнуться. Если уж он заполучил женщину, то намерен провести с ней целую ночь. Мистер Хинь доставил Ко Бинь к полковнику Лингу на своей машине к десяти вечера. После приятной интимной беседы она, наконец, позволила Лингу сделать то, чего он так долго добивался. Но она попросила Хиня подождать ее и уехала домой, не оставшись на ночь.

Сержант-разведчик язвительно хмыкнул.

– Думаю, что Линг был переполнен похотью, как наш гиббон, когда Ко Бинь его покидала, но она объяснила, что, если не появится утром в школе, американцы заподозрят неладное. Кроме того, наша красотка сказала Лингу, что на следующей встрече сможет сообщить ему важную информацию. И тут он сообщил ей про предполагаемый налет на пять поселений.

– Ну так вот, – продолжал Оссидиан, – как говорят французы, "тужур лямур", во всяком случае сегодня вечером для полковника Линга. Ко Бинь собирается снова поехать к нему. Но – как и в прошлый раз – Линг может рассчитывать только на короткий перепихон. Так что нашему гиббону станет чуть-чуть полегче, но только чуть-чуть. Ко Бинь ведет занятия в воскресной школе, а ведь американцы начеку. Она не может рисковать и вынуждена будет снова вернуться к ночи.

– Сегодня вечером она покажет Лингу, что может быть ценным источником информации. Она подслушала наши разговоры. Оказывается, американцы планируют операцию в ночь на воскресенье: они собираются форсировать реку и атаковать город Фу Нху.

Оссидиан снова подошел к карте и показал на ней реку, протекающую с запада на восток двадцатью милями севернее Нам Луонга, а затем небольшое пятно на карте примерно в миле к северу от реки.

– Мы знаем, и ВК знает, что нам известно, что там они оборудуют тайный склад боеприпасов. Мы уже давно собираемся нанести удар по этой точке, но командир лагеря отказывается пересекать реку, потому что там слишком много ВК, – объяснял он. – Мы сказали, да, много ВК и именно поэтому мы и хотим туда ударить.

Ко Бинь объяснит Лингу, откуда ей это стало известно: просто мы часто ругаем своих союзников-вьетнамцев, обвиняя их в трусости, и бьемся об заклад друг с другом, что они ни за что не решатся выступить вместе с нами в этот раз. Она подслушала наши разговоры и узнала, что у нас будет только один взвод и весь наш расчет основывается на внезапной утренней атаке.

Оссидиан несколько секунд помолчал, покачиваясь с пятки на носок.

– Перед тем как сегодня уехать с Хинем, Ко Бинь скажет Лингу, что ей тоже не нравятся такие короткие встречи. Она предложит ему приехать в город и остановиться в доме мистера Хиня, как он уже сделал в день, когда они познакомились, и они смогут провести вместе целую ночь.

Оссидиан остановился.

– Вот тут Линг, разумеется, может что-то заподозрить. По всей вероятности, он предпочтет выждать и посмотреть, как будут развиваться события возле Фу Нху. Если все пойдет так, как рассказала Ко Бинь, и его ВК встретят нас, и мы понесем потери, тогда его доверие к Ко Бинь укрепится. Ко вторнику или среде он будет просто изнывать от желания хорошенько трахнуть Ко Бинь. Поскольку к этому моменту она вполне докажет свою надежность и свою ненависть к американцам, ничто не удержит его от визита в город. И вот тут-то, – ухмыльнулся Оссидиан, глядя на аудиторию, – мы его и сцапаем.

Оссидиан сел на место. Капитан Мертелл встал и сказал:

– Оссидиан, это было блестящее и исчерпывающее выступление. Мне нечего добавить. Поэтому я хочу предоставить слово сержанту Свиггерту, который посвятит нас в детали плана завтрашней ночной операции.

Трое американцев вышли вместе с первым взводом команды Дельта из сайгонских разбойников. Патруль в тигровых костюмах проскользнул через ворота лагеря и двинулся вперед в лунном свете.

Гримаса на лице лейтенанта Бартона наверняка обеспокоила бы лейтенанта Виня, если бы тот ее заметил. Сержант Ритчи, медик, тоже шагал с понимающей улыбкой на лице; ему трудно было сдержать смех.

Третьим американцем в патруле был я. Брэнди яростно сопротивлялся моему стремлению попасть в патруль, целью которого было попасть в засаду. Но в конце концов сдался и позволил мне сопровождать второй взвод. Это подразделение вел сержант ЛЛДБ, а в качестве советника с ним шел сержант Свиггерт. Мы должны были покинуть Нам Луонг спустя двадцать минут после выхода первого отряда. Разумеется, ни один из боевиков не знал о засаде. Когда мы выходили из ворот Нам Луонга, Брэнди так сжал мою руку, как будто нам не суждено было больше увидеться.

Примерно через час после выхода из лагеря лейтенант Винь остановил свой взвод, чтобы дать передышку своим бандитам. Сержант Хань, известный среди американцев как Хо Ши Хань, обошел во время отдыха своих бойцов, похлопывая каждого по плечу или пощипывая за подбородок. Хань был идеальным солдатом для любой армии и четыре года сражался с французами на стороне Вьет Миня. Но больше всего он ценил свободу и частное предпринимательство, а потому после ухода французов стал воевать с коммунистами. Подчиненные любили сержанта Ханя, который брал их с собой в местный бордель и позволял фотографировать себя "за работой". Хань хранил целую пачку фотографий, запечатлевших его в деле с двумя измотанными проститутками, известными в городе как "Дракула" и "Ореховая Ведьма". Эти фотографии он охотно раздавал своим поклонникам.

Через десять минут мы вновь шли маршем по направлению к Фу Нху. Боевики шли, сгибаясь под тяжестью автоматических винтовок Браунинга, которые они с гордостью несли на плечах. Громоздкие АВБ были переданы наиболее надежным боевикам. Те, кто стоял в субботу во время инспекции в почетном карауле, шли в первых рядах взвода из пятидесяти бойцов.

Действие взвода прикрытия, который выступил двадцатью минутами позже, оказалось предметом оживленной дискуссии между капитаном Мертеллом, лейтенантом Бартоном, сержантами Свиггертом и Оссидианом. Бартон, который шел с первым взводом, настаивал на том, чтобы второй взвод был вооружен 60-миллиметровыми минометами. Он хорошо понимал, что значит нарваться на засаду, и хотел, чтобы сзади имелась солидная огневая поддержка, способная рассеять врага. Свиггерт согласился с ним. Но Оссидиан наложил вето на этот вариант.

Можно признать, что многие рассчитывали на вооружение минометами второго взвода. Это, конечно, помогло бы первому пробиться. Однако Мертелл, немного поколебавшись, встал на сторону Оссидиана, так что сзади нас минометов не было.

На втором привале Бартон сел рядом со мной, обмахиваясь своим головным убором.

– Еще пара часов, и мы будем в самом пекле, – сказал он, понизив голос. – Когда начнется стрельба, ложитесь сразу на тропу.

– Я знаю, что нужно делать, старина, – ответил я. При организации засады обе стороны тропы минируются, или же туда втыкают острые отравленные колья, вызывающие мучительную смерть всякого, кто падал на них.

Отдохнув, мы двинулись дальше через рисовые поля, которые в это время года были сухими. Скрип колес повозок, запряженных волами, который удалялся в направлении города, указывал, что мы все еще двигаемся параллельно главной дороге. Спустя полчаса стук колес стал удаляться и наконец полностью исчез. Теперь мы шли прямо на Полярную звезду, висевшую низко над горизонтом.

Мы шествовали вдоль края рисового поля, оставаясь в тени граничащих с полем деревьев. Неожиданно я увидел впереди темные очертания фигур, которые вырывались из рядов взвода и становились четко различимыми на открытом поле. Они наклонялись, поднимали с земли какие-то предметы и вновь возвращались в строй. Бартон выругался про себя.

– Они неисправимы, – выпалил он, – мы сейчас проходим мимо арбузной бахчи, и они решили поживиться. Если ВК следят за нами, то они точно определят наше местоположение.

Мой карабин с шестьюдесятью патронами и два запасных магазина к нему уже здорово оттягивали плечо. Технически говоря, я был нестроевым, но Вьетконгу об этом ничего известно не было, так что оружие должно было быть наготове.

По всей вероятности, боевики почувствовали приближающуюся опасность, потому что стали вести себя гораздо тише, ступая аккуратно и бесшумно. Охваченный тревогой, я почувствовал в горле неудержимый порыв к кашлю, который я пережил несколько месяцев назад во время простуды перед тем, как покинул Нью-Йорк.

Теперь Нью-Йорк находился где-то на другом конце Млечного Пути, но кашель не отпускал меня. Из моего горла вырвалось какое-то карканье. Тут же предостерегающая рука Бартона легла мне на плечо. Я засунул руку в карман свободных брюк тропического комбинезона и вынул бутылку джина "Джи-Ай". Глоток восьмидесятиградусного эликсира гарантировал отсутствие приступов кашля по меньшей мере на час.

Пока мы шли вперед, Бартон все чаще посматривал на светящийся циферблат наручных часов. Рассвет был близок так же, как и враг, когда патруль остановился. Я продвигался вперед вслед за Бартоном. Сквозь деревья в ярком свете звезд сверкала река. Вышла луна.

Бартон и лейтенант Винь что-то обсуждали шепотом, практически бесшумно. Наконец Бартон повернулся ко мне.

– Лейтенант Винь говорит, что мы не можем перейти реку: там слишком много крокодилов. – Бартон усмехнулся. – Как раз в этот момент я должен был найти повод, чтобы отказаться от форсирования реки. Я рад, что он сделал это за меня. Передовая группа должна дойти до реки и подождать наступления дневного света.

– Может быть, мы дождемся рассвета и вернемся в Нам Луонг, – сказал Винь.

Из-за деревьев мы наблюдали, как двадцать боевиков во главе с сержантом Ханем подошли к берегу реки. Молочно-белый рассвет стал потихоньку стирать с неба звезды и проникать в толщу леса. Сержант Ритчи и Бартон, держа наготове свои карабины, внимательно всматривались в рассеивающуюся тьму.

Внезапно с другого берега реки раздались автоматные очереди; острие огня было направлено на передовой отряд. Хань припал к земле, выкрикивая приказы, и боевики начали отползать к основной группе.

Прежде чем остальная часть взвода смогла прикрыть плотным огнем отступление боевиков, мы были атакованы с левого фланга. Я бросился на тропу и стал стрелять из своего карабина. Бартон, Ритчи и солдаты из нерегулярной части подтягивались к остальным. Интересно, многие ли из почетного караула смогли вернуться, подумал я. Наш огонь усилился, когда вьетнамцы начали палить в сторону засады из своих АВБ. Огонь с той стороны реки прекратился. Вероятно, все, кто входил в передовую группу, кроме убитых, уже вернулись, не оставив больше целей для автоматчиков ВК.

Бартон оглянулся на меня, затем осмотрел людей, лежащих на тропе. Наконец он увидел лейтенанта Виня.

– Эй, Винь, – крикнул он, – нас всех перестреляют здесь, если мы атакуем. Засада невелика, но скоро сюда подтянутся дополнительные силы ВК из Фу Нху.

К нам подполз сержант Хань. Он что-то сказал переводчику, стоявшему рядом с Бартоном. Переводчик закричал:

– Люди из передового отряда вернулись. Сержант Хань говорит, что мы должны атаковать засаду. ВК переправляются через реку.

– Винь! – заорал Бартон. – Ты слышал? Пошли вперед.

К моему несказанному удивлению, лейтенант Винь неожиданно выкрикнул несколько приказов и, сжимая в руке карабин, поднялся до полуприседа и, выпуская длинные очереди, пошел прямо на засаду. Сержант Хань, выкрикивая команды, встал и тоже двинулся вперед, стреляя в кустарник перед собой. Боевики, с вьетнамскими ругательствами, вскочили на ноги и тоже двинулись в заросли.

Бартон вернулся ко мне.

– Вы и Ритчи остаетесь здесь, а я пойду с ними.

С этими словами он, согнув свое большое тело, пошел вперед вместе с боевиками. Я увидел, как он вытащил гранату из подсумка и швырнул ее в кусты перед собой. Раздался взрыв, вслед за которым послышались дикие вопли, и Бартон ринулся на засаду.

Засада Вьетконга прекратила огонь так же внезапно, как и открыла его, и отступила в сухие джунгли. Боевики тоже постепенно прекратили огонь, и раздались команды. Взвод вновь собрался на тропе. Это оказалось чудом, но лишь трое из боевиков были ранены и один убит при атаке на засаду. Стало совсем светло, и теперь Ритчи перевязывал раны боевикам, которых принесли к нему товарищи.

– Отлично, – похвалил лейтенант Бартон своего вьетнамского напарника, похлопав его по плечу. Винь гордо улыбнулся. Хань, обойдя собранную колонну, подошел к Виню и отрапортовал. Переводчик Бартона передал ему слова Ханя.

– Сержант Хань говорит, что трое погибли у реки и еще двое ранены. Он с боевиками направляется туда, чтобы принести их. ВК снова на подходе.

– Хань знает свое дело, – одобрительно сказал Бартон. – Теперь мы должны соединиться со вторым взводом, и поскорее.

Хань вместе с несколькими боевиками вернулся к реке и забрал оттуда раненых и убитых.

Ритчи быстро сделал все, что мог для раненых, в том числе инъекции морфия самым тяжелым, после чего мы пошли обратно, чтобы соединиться со взводом прикрытия. Если учесть убитых, раненых и тех, кто их теперь нес, то получалось, что наш взвод потерял половину боеспособности. Поэтому мы старались идти как можно быстрее навстречу взводу Свиггерта. Лейтенант Винь включил свою рацию "Пи-Эр-Си-10" и, наладив связь, подошел к Бартону. Тот взял у него наушники и микрофон, поговорил несколько минут, а затем подозвал нас с Ритчи.

– Свиггерт ждет нас, мы будем там через десять минут. Он сказал, что если услышит огонь, то поспешит к нам на помощь.

Раненые, естественно, сдерживали темп нашего движения, и Ритчи бегал от одного к другому, поправляя наспех наложенные повязки. Мы несли с собой пятерых покойников из числа сайгонских правонарушителей.

– Эй, Винь, – позвал Бартон. – Может, выставим фланговое охранение?

Винь устало кивнул и отдал распоряжение Ханю, который выделил для выполнения этой задачи трех человек. В этот момент на нас вновь обрушился огонь из джунглей, на этот раз справа. Было уже совсем светло, так что мы представляли собой прекрасные мишени. Мы рванулись вперед, и большая часть пуль Вьетконга прошла поверху. К счастью, вьетконговцы из засады не были северными вьетнамцами, иначе их огонь был бы более губительным.

Первый взвод, в котором боевики, открывшие ответный огонь, смешались с мертвыми и ранеными, представлял собой удручающее зрелище. Огонь Вьетконга, хотя и неточный, был столь интенсивным, что Ритчи не мог приблизиться к раненым, которые стонали от боли. Винь лежал на земле рядом с Бартоном, а Хань находился впереди с остатками своей группы.

Бартон прокричал что-то прямо в ухо Виню, а потом перекатился ко мне.

– Остаемся здесь, мы уже и так потеряли слишком много людей в этой разведывательной операции, – пытался он перекричать шум пальбы. – Мы сможем продержаться до подхода второго взвода. Минут пять, не больше.

Спустя несколько минут я израсходовал весь свой боезапас; ослабевающий ответный огонь наших бойцов свидетельствовал о том, что боеприпасы подходят к концу у всего взвода. Тут, к нашему огромному облегчению, с юга донеслись мощные звуки выстрелов и взрывов. Похоже, что второй взвод застал врасплох сидевших в засаде вьетконговцев, которые, без сомнения, намеревались покончить с нами. Вьетконговцы тут же сменили направление огня. Второй взвод вытеснил их с позиций, и теперь мы слышали звуки яростного боя с севера, а затем все стихло: по всей видимости, коммунисты скрылись в джунглях.

Бартон встал на ноги и принялся подсчитывать потери. Можно сказать, что нам повезло. Прибавилось только двое убитых и трое раненых. Подошли бойцы второго взвода. Они находились в бодром настроении, избежав потерь и уничтожив несколько вьетконговцев. Свиггерт и Бартон помогли лейтенанту Виню сгруппировать два взвода в единую группу. Семерых убитых и двенадцать раненых несли в центре. Было выставлено фланговое охранение; мы ждали, пока Ритчи перевязывал раненых, пострадавших во второй перестрелке, и готовились к возвращению в лагерь.

Пока мы ждали, вернулась группа из четырех головорезов; все они широко улыбались. Раненых среди них не было, хотя на тигровых комбинезонах у двоих были пятна крови. Свиггерт мрачно смотрел, как они разложили что-то влажное и красное перед своими откровенно завидующими соратниками.

– Вот стервецы, – присвистнул Свиггерт, – воспользовались тем, что оказались ближе к врагу, и успели уже вырезать сердца у нескольких убитых ВК.

Оссидиан не скрывал своего восторга результатами нашей миссии. Теперь Ко Бинь станет не только любовницей полковника Линга, но и его ценным и надежным агентом. У нашей вылазки оказался еще один ценный итог: темпераментные разбойники из нашей команды Дельта жаждали новой встречи с Вьетконгом, чтобы жестоко отомстить за своих семерых мертвецов.

Выслушав краткое сообщение Бартона, Оссидиан поспешил в школу и сказал Ко Бинь, что она может передать Лингу: Нам Луонг потерял двадцать человек убитыми и тридцать пять ранеными. Вьетконговцы наверняка преувеличат и эти цифры, когда будут докладывать своему начальству, а значит, потери врага станут в их глазах еще серьезнее. Это будет означать, что части Нам Луонга вряд ли станут затевать новые операции, пока не наберут новых боевиков и оправятся от нанесенного морального урона.

В понедельник вечером американцы тихо отпраздновали успех нашей операции, приложившись к запасам бурбона, который я захватил с собой, и горячо обсуждая друг с другом достоинства своих жен и подружек. Меня всегда поражало, в какой зависимости от своих жен и семей находится большинство этих высококлассных и интеллектуально развитых военных. Лишь у Оссидиана не было ни жены, ни постоянной девушки, которые молились бы о его благополучном возвращении из Вьетнама.

Вторник стал для нас днем отдыха и безделья. Почти все, исключая двух медиков, у которых всегда работы было по горло, отдыхали и писали письма домой. Вечером из города вернулся Оссидиан, глаза его сияли от возбуждения. Полковник Линг собирался в среду прибыть в город, чтобы провести ночь с Ко Бинь. Свидание было назначено в доме мистера Хиня.

Для Оссидиана приближался момент торжества. Я понял, что сириец как раз и жил вот такими моментами, столь редкими даже в карьере разведчика-профессионала и уж совсем недоступными для новичка. Все остальное было для него просто существованием, серыми буднями.

Мертелл, тоже корифей разведки, хотя и куда более сдержанный как человек и как солдат, прекрасно понимал настроение Оссидиана и полностью доверил ему все детали планирования хотя и ставил тем самым на карту всю свою карьеру, если бы что-то сорвалось и вызвало серьезное неудовольствие высших вьетнамских чинов.

Почти вся ночь со вторника на среду была посвящена планированию операции и протекала в горячих спорах всей команды. Тем не менее Оссидиан, поддержанный Мертеллом, держал нити обсуждения в своих руках. Брэнди лишь в одном не соглашался с Оссидианом и настаивал на своем: на необходимости направить специальный, совершенно секретный рапорт майору Фэншоу. Оссидиан возражал, уверяя, что майор Ксуан, имевший свою агентурную сеть в американской команде Б, сможет ознакомиться с рапортом даже раньше, чем его увидит Фэншоу, и сообщит о нем начальству в провинции и командиру дивизии АРВ, который брал солидные взятки у мистера Хиня. В этом случае вся операция оказывалась под угрозой, и неизбежна была потеря еще одного ценнейшего агента.

Капитан Мертелл и сержант Оссидиан долго ломали головы над рапортом майору Фэншоу, и в конце концов текст его приобрел следующий вид:

Источник А-2 (А-2 считался почти максимально надежным источником, кодировка варьировала от А-1, наиболее надежного поставщика ценной информации, до Е-5, закоренелого лжеца, информация крайне ненадежна) сообщает, что полковник Линг, командующий войсками ВК данного округа, завтра вечером прибудет в центр провинции. Просим разрешения на его захват. Данная информация предназначается лишь для штаба сил специального назначения, а задержание указанного лица должно осуществляться лишь силами подразделения А-681. Просим ответить срочно. Мертелл.

Шифровка с этим рапортом ушла в команду в сразу после полуночи, а уже в два часа ночи томившаяся в нервном ожидании команда А получила ответ. Разрешение было дано, однако с требованием, чтобы после задержания Линг был передан в руки главы провинции.

– Ну что ж, и на этом спасибо, – прокомментировал Оссидиан. – Мы, разумеется, передадим его шефу провинции, когда сочтем нужным.

Дом мистера Хиня стоял на пересечении главной улицы столицы провинции и маленькой неосвещенной улицы. Большой дом из камня и бетона находился в стороне от дороги, и хотя мистер Хинь был, наверное, самым защищенным человеком в провинции, участок вокруг дома был обнесен концертиной. Парадный вход постоянно охранялся двумя солдатами. Так проявлял командир дивизии АРВ, расквартированной в провинции, свою заботу о главном местном бизнесмене и юристе.

Спустя полчаса после полуночи капитан Мертелл и сержант Оссидиан подъехали на джипе и припарковали его на главной улице неподалеку от перекрестка на противоположной стороне от резиденции Хиня. Оттуда были четко видны огни ворот и два солдата АРВ, лениво слонявшиеся около двух сторожевых будок. Я сидел на заднем сиденье джипа, откуда мог наблюдать за происходящим. Одновременно с джипом Мертелла припарковался и грузовик сержанта Свиггерта на боковой улице позади обнесенного колючей проволокой периметра вокруг особняка Хиня. Еще через несколько минут за ним припарковал закрытую санитарную машину сержант Таргар; машина была позаимствована в ABC для транспортировки раненых к самолету в Сайгон, который отправлялся на следующее утро.

В 0.45 шесть тщательно отобранных добровольцев из команды Дельта ("лучшие из второсортных людей Сайгона", как назвал их Свиггерт), одетых в черное, вылезли из грузовика Свиггерта. Двое из них несли лестницу. Они аккуратно положили ее на концертину и один за другим перебрались через колючую проволоку на задний двор особняка Хиня. Две фигуры проскользнули к фасаду дома, укрываясь в тени, пока не заняли позиции вблизи от охранников. Каждый находился теперь на расстоянии прыжка до своего солдата, готовый напасть на них и оставаясь невидимым в тени сторожевой будки.

Оставшиеся четверо боевиков стали карабкаться по камням, из которых были выложены стены дома, на второй этаж. Один за другим они достигли карниза, выступавшего на уровне второго этажа.

Ко Бинь, напрягшись всем телом, лежала рядом с ненавистным ей обнаженным мужчиной и смотрела в потолок. Хотя это противоречило всем вьетнамским традициям, она легко уговорила возбужденного и на все согласного полковника Линга широко открыть окно, сославшись на то, что может спать лишь при свежем воздухе. Мысли Линга все равно были заняты другим. Кроме того, он вот уже два года неизменно останавливался в доме Хиня, когда оказывался в центре провинции. О чем тревожиться, когда его покой охраняли правительственные войска?

Ровно в 0.55 – на руке Ко Бинь были часы со светящимся циферблатом, которые дал ей Оссидиан – она пошевелилась и, содрогаясь внутри от того, что ей приходилось делать, медленно передвинула свои гладкие стройные ноги, так что задняя часть ее бедер оказалась прижатой к промежности Линга. Именно так вьетнамские девушки предпочитали спать со своими возлюбленными, поскольку такая поза оказывала сильное чувственное воздействие на обоих партнеров. Полковник зашевелился. Зная, что она в последний раз отдается мужчине, который был виновником мучительной смерти ее отца, матери, брата и тысяч других людей, Ко Бинь мягко задвигала бедрами, массируя лоно полковника.

Линг сразу же проснулся, охваченный страстью и возбуждением. Обхватив ее жадными руками, он перевернулся, заставил ее раздвинуть бедра, и с похотью, давно уже не пробуждавшейся столь изысканными ласками, грубо овладел ею.

Тогда, как учил ее Оссидиан, уговоривший ее проделать все это с ненавистным полковником Вьетконга, она начала издавать притворные крики экстаза, которые становились все громче и громче по мере того, как обезумевший от страсти Линг терзал ее нежное тело со все возраставшей скоростью. Ее горловые стоны, имитирующие невыразимое наслаждение, столь необычные для обычно сдержанных и пассивных вьетнамских женщин из приличных семей, еще сильнее распаляли Линга, и его звериное ворчание разносилось далеко из раскрытого окна.

Четыре черные фигуры, еще шире распахнув окно, ворвались в комнату. Насладившись в течение нескольких секунд увлекательным зрелищем – привилегия, которую они, с их точки зрения, заслужили, – боевики обрушили на шею и голову Линга удары дубинок, которыми их снабдил Оссидиан.

Оссидиан прекрасно представлял себе, какую реакцию вызовет у маленьких негодяев обнаженное тело Ко Бинь, с которого они стянут оглушенного Линга. На какое-то мгновение каждый из них совершенно забыл о своем задании, вожделенно уставившись на девушку. Но они сразу же вспомнили угрозы Оссидиана. Вспомнили и о том, что в случае удачного завершения операции их ждет неделя отпуска в Сайгоне и пять тысяч пиастров каждому. Так что, когда Ко Бинь успела набросить на себя простыню и сесть в кровати, искушение уже прошло. Один из них остался, чтобы помочь Ко Бинь выбраться из дома, а трое остальных завязали вокруг пояса Линга веревку и осторожно опустили его из окна на землю.

Двое боевиков, задачей которых было обезвредить охрану, дождались, пока минутная стрелка на часах показала 1.05. Тогда каждый из них, держа за концы мягкий нейлоновый шнур, прыгнул на своего охранника и затянул шнур у того на шее, чтобы солдат не мог издать ни звука. Охранники увидели одетых в черное людей и поняли, что их ждет смерть. Трое других призраков в черном пронесли через ворота голого мужчину. Охранники не увидели знакомую санитарную машину, в которую похитители бросили свою жертву, и даже не слышали, как машина унеслась прочь.

Полузадушенные, находящиеся между жизнью и смертью, незадачливые охранники недоумевали, почему петли на их шеях не затягиваются сильнее. Они не увидели, как последний из боевиков провел, точнее, протащил через ворота полуодетую женщину и сел вместе с ней в кабину грузовика, который остановился возле ворот.

После этого удавки затянулись, и охранники умерли... на время. Когда они вернулись к жизни, вокруг никого не было, и из дома мистера Хиня не доносилось ни единого звука. Поскольку оба были целы и невредимы, никаких следов на шее ни у одного не осталось, они решили последовать примеру своих начальников и не раздражать руководство неприятными известиями. Вместо этого они с удвоенной бдительностью продолжали нести охрану парадного входа в дом мистера Хиня.

Местом встречи была выбрана квартира Ко Бинь рядом со зданием школы. Таргар втащил в комнату довольно тщедушного Линга. Голого полковника бросили на пол и направили на него свет слабой лампы. Трое похитителей смотрели на лежащего командира вьетконговцев сверху вниз. Оссидиан, Мертелл и я прибыли раньше в джипе, как только убедились, что операция прошла успешно. Чуть позже появились Свиггерт, Ко Бинь и остальные три члена спецкоманды.

Полковник Линг застонал, и Таргар кивнул трем боевикам, которые транспортировали его. Они сразу же навалились на лежащего Линга и держали его, пока Таргар вводил иглу с пентоталом в вену коммуниста.

Потом Линга положили на кушетку, и наступил момент торжества для Оссидиана. Через переводчика, которого он лично готовил в течение двух месяцев, Оссидиан в течение трех часов допрашивал лидера Вьетконга, к тому моменту до краев наполненного "сывороткой правды". Весь допрос был записан на пленку.

Тем временем Брэнди помог Ко Бинь успокоиться, беседуя с ней на французском, который был для нее практически родным языком. Он помог ей упаковать самые необходимые вещи, дал десять тысяч пиастров и предупредил, что, хотя мистер Хинь сотрудничает с Вьетконгом, местные власти ничего ему не сделают. Слишком уж много денег они от него получили.

– Поэтому, – сказал Брэнди, – вам лучше всего тихо вернуться в свою католическую школу и попросить, чтобы вас снова приняли на работу туда. У вас будет достаточно денег, чтобы спокойно и не привлекая к себе внимания прожить год-другой, а к тому времени Вьетконг откажется от попыток найти вас, если такие попытки вообще будут предприняты.

Мы с Брэнди отвезли Ко Бинь на аэродром. Было почти пять часов утра. Когда мы въезжали, охрана отсалютовала. Брэнди остановил джип, послюнявил палец, чтобы узнать направление ветра, а затем подъехал к краю взлетной полосы.

Несколько минут они с Ко Бинь побеседовали по-французски. Девушка сказала, что по-настоящему счастлива и уверена, что церковь простит ее, поскольку она помогла нам захватить лидера коммунистов.

Сверху донеслось жужжание крыльев и шум мотора, услышав которые Брэнди включил фары своего джипа. Через пять минут на полосу приземлился одномоторный вертолет Ю-10 и остановился перед машиной.

Только группа комплексных исследовании, боевое подразделение ЦРУ, пользовалась вертолетами во Вьетнаме. Брэнди проводил Ко Бинь от машины к вертолету, и пилот в гражданском помог ей забраться в кабину.

– Береги эту девушку как зеницу ока, – сказал Брэнди. – Она сделала очень много, чтобы эта война не вышла из-под контроля.

– Не беспокойтесь, капитан, – с улыбкой заверил его пилот. Убедившись, что Ко Бинь надежно пристегнута ремнями, он сел в кабину рядом с ней, включил мотор, и через несколько секунд вертолет был в воздухе.

Брэнди подождал, пока маленький летательный аппарат поднялся ярдов на пятьдесят, после чего вернулся к джипу, и мы поехали в город.

– Знаете что, – задумчиво произнес Брэнда, – а ведь это первая женщина-агент, которую мне удалось вытащить из дела живой. И именно ее мне больше всего хотелось увидеть живой.

– У нас вышел большой спор с Оссидианом из-за этой операции, – сказал он, улыбаясь. – Он считал, что девушка вполне сможет убедить Хиня в своей непричастности к случившемуся сегодня ночью и потом продолжить свою агентурную работу на нас.

Мы подъезжали к зданию школы, когда лицо Брэнди неожиданно просияло:

– Ну что ж, теперь у нас есть целый бордель и новая женщина-агент. С деньгами, которые этот бордель будет приносить нам, мы сможем пригласить на работу двух новых учителей, так что школа будет работать по-прежнему. То есть мы и дальше сможем делать то, что так нравится Оссидиану: убивать одним камнем сразу двух птиц.