Зеленые человечки

Глава 11

– …С вами программа «Суббота», с Джоном Оливером Банионом… Обсуждение проблем грядущего тысячелетия с ведущими специалистами в области уфологии…

Не считая названия, времени выхода в эфир, голоса за кадром, музыкальной заставки, интерьера студии, состава гостей и спонсора, новое шоу Баниона ничем не отличалось от предыдущего. В прессе его новую передачу, не сговариваясь, подняли на смех. Но, несмотря на то, что подходила к концу вторая неделя президентской кампании и все вашингтонские «говорящие головы» готовились к напряженным воскресным дебатам, первый выпуск «Субботы» собрал у голубых экранов некоторое количество зрителей; одни включили телевизор из любопытства, другие – из самопожертвования.

– …Спонсор программы – компания смазочных материалов «Как по маслу». Когда вы чувствуете, что ваша машина начинает скрипеть, поезжайте в компанию «Как по маслу», где вам смажут все так быстро, что вы и глазом моргнуть не успеете! А теперь, позвольте представить вам ведущего программы, Джона Оливера Баниона.

В «Вашингтон пост» появилась статья о новом шоу Баниона с карикатурой: он в расшитом звездами плаще с приподнятыми плечами – этакий межгалактический волшебник. А между тем Джон Оливер Банион, появившийся на экране, ничуть не изменился – все тот же совиный взгляд сквозь очки в роговой оправе, взлохмаченные волосы… и все-таки, как справедливо подметили зрители, он стал менее напыщенным. Вместо привычного темного костюма на нем был клубный пиджак с маленькой зеленой ленточкой, приколотой к лацкану. И вообще, надо сказать, что Банион выглядел бодреньким и энергичным – и, как заметила вдовушка одного туза, вполне довольным собой.

– Доброе утро, с вами программа «Суббота». Сегодня у нас в гостях Файна Делмар.

Вашингтон затаил дыхание.

– Мисс Делмар известна всем как лауреат премии «Оскар». Она блистала в таких шедеврах, как «Жена рыбака» и «Ветли, моя дорогая». Но мало кто знает, что ее не единожды похищали инопланетяне. Для меня великая честь приветствовать ее на своем шоу. Мисс Делмар, добро пожаловать на «Субботу». Безмерно счастлив видеть вас на нашей передаче.

– Спасибо, Джон. – Для своих лет Файна Делмар выглядела шикарно. На ней был серо-голубой шелковый костюм, в ушах скромные золотые сережки. Так что те, кто ожидал увидеть вульгарные украшения в стиле «Нью эйдж», жестоко ошиблись.

– Сколько раз вас похищали, мисс Делмар? – осведомился Банион.

– Шесть.

– И каждый раз Благородные Северяне?

Файна Делмар одарила его жеманной улыбкой.

– Дорогуша, ну что общего у меня может быть с Уродцами-коротышками? Звезда всегда остается звездой, независимо от того, над кем и для кого она сияет.

– Мы еще поговорим об этом. Но сначала я хотел бы кое-что прояснить. Может, вам удалось что-нибудь выяснить об их планах? О новых массовых похищениях людей? О вторжении на Землю? У вас есть что сказать по этому поводу?

– Хотите, чтобы у меня были неприятности? – она снова улыбнулась.

– Нет, просто пытаюсь понять, что вам известно.

– Что мне известно… С чего же начать?

– Может, с самого начала?

– Там была карта… Кажется, это было в предпоследний раз. Нет, это было до того…

– И что?

– Они настигли меня в «Голден Дор».[56] У меня тогда только что закончились съемки с Бертом Рейнольдсом. Боже, я думала, это никогда не кончится… Берт то и дело…

– Лучше расскажите нам о похищении.

– После того, как они затолкали меня внутрь и привязали к столу, – вы ведь помните эти мерзкие холодные столы, – могли бы, по крайней мере, чем-то прикрыть их, – и начали, как обычно, возиться там… ну, знаете. Может, когда все кончится, окажется, что это был всего лишь практикум для тамошних проктологов или гинекологов… Все может быть. Вы меня понимаете? Я пыталась успокоиться, напевая себе под нос разные глупые песенки: а вдруг им понравится Этель Мерман? Можете себе представить, чтобы ее тоже похитили? Надолго она у них не задержится, уверяю вас.

– Так, так. И что дальше?

– И тут я увидела карту, висящую над пультом управления. И знаете что? Это была карта Соединенных Штатов Америки! И я подумала: а ведь это не случайно! Это часть их плана!

Натан Скраббс смотрел телевизор, сидя в номере отеля «Маджестик», расположенного всего в двух шагах от Белого Дома – в районе, который политики единодушно окрестили национальным позором. За последнее время он сменил несколько дешевых отелей, решив, что было бы неразумно оставаться в собственной квартире – до тех пор, пока из МД-12 не придет информация, проясняющая его нынешний статус.

Комната пропахла застоявшимся табачным дымом, пропиталась одиночеством и плохими предчувствиями. О таких комнатах обычно пишут в газетных репортажах в связи с каким-нибудь леденящим душу преступлением: вот оно, мрачное логово злоумышленника, долгие годы влачившего здесь жалкое существование и питавшегося кошачьими консервами или чем-нибудь того хуже… Провисшая кровать больше походила на гамак; на раковине в ванной рыжели пятна ржавчины; кран подтекал, издавая утробные звуки, доносившиеся, вне всяких сомнений, из мрачных подвалов отеля; лампочка под потолком подмигивала как дьявольский глаз; а недавно Скраббс начал слышать по ночам, как под полом кто-то скребется – не иначе семейство каких-то грызунов. Но зато эта дыра стоила всего семнадцать долларов в сутки, включая кабельное телевидение, которое скрашивало долгие томительные часы, проведенные наедине с собой.

Сидя у телевизора, Скраббс с несчастным видом взирал на своего Франкенштейна. Файна Делмар несла всякую ахинею об инопланетянах: они, дескать, перемещаются в пространстве вне измерений. Именно поэтому их и не могут засечь военные радары. Разумеется, если военные не врут, что тоже весьма вероятно. Скраббсу показалось, что от этой белиберды у Баниона даже запотели очки.

Скраббс раскинул мозгами: может, опасность уже миновала? Знаменитая филиппика Баниона на уфологическом конгрессе в Техасе не повлекла за собой слушаний в Сенате, на которые все так надеялись. Да и американское правительство не подало в отставку. Русские так и не признали, что им известны секреты инопланетных технологий. («Плазменный луч»? Что за чушь?) Их единственной реакцией было выступление младшего пресс-атташе, который назвал обвинения Баниона «хулиганской выходкой» и «возмутительной эскападой». Итак, бунт грибов потерпел поражение, и Банион из народного любимца, обласканного столичным истеблишментом, превратился в ведущего заштатного субботнего шоу. Чего стоит одна мисс Делмар, эта выжившая из ума актриска, которая искренне верит в то, что занималась сексом с инопланетянами и французскими аристократами восемнадцатого века. Учитывая эти обстоятельства, можно надеяться, что высшие чины в МД-12 перестанут точить на него зуб. Скраббс по-прежнему держал наготове свой пейджер, предварительно обезвредив его, чтобы тот, чего доброго, не взорвался. Но все тщетно. Там было тихо, как в свое время говаривал Джон Уэйн,[57] – слишком тихо.

Скраббс дожевал очередной гамбургер. На самом деле, пора кончать с этим пищевым мусором. Он прибавил десять фунтов с тех пор, как ушел в подполье. Отряхнув с колен ярко-желтые крошки, Скраббс продолжал смотреть.

– У нас звонок в студию, – сказал Банион. – Эльбо из Техаса!.. Говорите, вы в эфире.

– Да, я хотела бы узнать у мисс Файны… Алло! Алло! Ничего не слышно!

– Говорите, вы в эфире.

– Ладно. Это правда, что вы спали с Тони Кертисом?

– Я не собираюсь обсуждать с мисс Делмар подобные темы, – сухо отвечал Банион, – наша передача посвящена общественным проблемам.

Вашингтон поперхнулся утренним кофе.

– Но она сказала, что спала с инопланетянами и тем двухсотлетним французским герцогом или кто он там… А я что такого спросила? Спала ли она с Тони Кертисом! Между прочим, я его просто обожаю!

– Давайте послушаем более уместный вопрос. Самп из Арканзаса, вы в эфире!

– Можно задать вопрос мисс Делмар? Меня вот эти чертовы твари похищали много, много раз. Их повесить мало за то, что они вытворяют! На электрическом стуле зажарить! Стыд какой! Мой старик, Эпл, он отказывается ложиться со мной в постель. Он говорит…

– В чем ваш вопрос, мадам?

Скраббс зажмурился. Это невыносимо. Спору нет, Банион помпезный осел, но теперь ему можно только посочувствовать. Ведь он, по сути дела, испортил парню жизнь. У продавленной кровати валялась страница из «Пост» с броским заголовком:

Интересно, стало бы Баниону легче, если бы тот узнал, что и его жизнь полетела ко всем чертям?

Скраббс подошел к окну, из которого открывался живописный вид на дешевую закусочную и пункт видеопроката порнофильмов. Прошлой ночью он лег спать под звуки перестрелки и вой полицейских сирен.

Итак, подумал Скраббс, чем сегодня заняться? Остаться в номере и забивать себе мозги телевизионной белибердой? Или посетить еще один долбаный музей? В музеях он чувствовал себя в безопасности: там, как-никак, были охранники, которые в случае чего смогли бы защитить его от агентов МД-12. Что ж, по крайней мере, если те его сцапают, он будет иметь какое-то представление о бронзовом веке и Фра Анджелико[58] (до последнего времени Скраббс был уверен, что это марка ликера).

Но надолго ли ему хватит наличности? Прежде чем уйти в подполье, Скраббс снял все деньги со своего счета. Он не хотел пользоваться кредитками, опасаясь, что таким образом его моментально засекут.

Он вдруг почувствовал, что задыхается в этой убогой каморке. Пролистал газету в поисках достойного развлечения. М-да… Выбор, мягко говоря, небогатый: ретроспектива творчества какого-то Жана-Мишеля Баскуата, протеже Энди Уорхола,[59] и выставка китайского фарфора. Вполне возможно, прежде чем МД-12 доберется до него, он помрет от скуки на скамейке в каком-нибудь парке.

Отсчитав двадцать долларов на еду, Скраббс засунул тающую не по дням, а по часам пачку в щель между рассохшимися половицами под кроватью и вышел на улицу, с непривычки щурясь от яркого солнца.

– Звонит мистер Кроканелли из компании «Как по маслу», – объявила Ренира.

Ренира, которая еще совсем недавно заявляла Президенту Соединенных Штатов, что Банион не может подойти к телефону, теперь была вынуждена беседовать с президентом компании «Как по маслу», его новым спонсором. Банион не переставал удивляться, почему она до сих пор здесь, невзирая на такой неожиданный поворот в его карьере. Англичане подчас могут проявлять удивительное упрямство! И хотя она относилась к его новому делу с нескрываемым презрением, Банион подозревал, что в глубине души Ренира верит в существование НЛО, но, как истинная англичанка, никогда в этом не признается. Уже одно то, что она родом из Девоншира, где в 1855 году были обнаружены так называемые «следы дьявола» – огромные загадочные отпечатки на снегу длиною в сорок миль! Или, может, Рениру удерживает ее неожиданная дружба с Файной Делмар? Они часами болтали по телефону.

– Дже-е-е-еки! Нет, ты видал эти цифры? Это просто улет!

Несмотря на примитивный словарный запас, Энди Кроканелли, президент национальной сети служб автосервиса «Как по маслу», был вполне симпатичным бесхитростным малым. В каком-то смысле даже неплохо иметь в качестве спонсора такого простого прямодушного парня: уж он-то не станет досаждать тебе льстивыми речами о том, как ты классно играешь в гольф. Энди привык выражаться без обиняков, что называется, рубить с плеча.

– Я хочу, чтобы это чертово шоу шло по меньше мере часа два.

– Боюсь, это не та программа, Энди.

– Ты что, шутишь? Двенадцать баллов, черт, двенадцать баллов из шестнадцати! Да будь моя воля, я бы его круглые сутки крутил!

– Я польщен.

– Эх вы, англосаксы чертовы! Скажешь вам что-то приятное, а вы и давай глазки закатывать: «Ох, ах, я так польщен. Может, выпью еще чашечку чаю…» Ч-черт, Джеки, да я на твоем месте двинул бы прямиком в Атлантик-Сити, снял бы там чертов номер-люкс! Валялся бы в «джакузи», наполненной шампанским «Дом Периньон», с гаванской сигарой в зубах и шикарной пятисотдолларовой шлюхой! Э, да что там!.. С двумя пятисотдолларовыми шлюхами! Ну так как? За мной не заржавеет.

Грубовато, конечно, но все равно намного приятней невнятных обещаний «Эмпл Ампер» отправить его в Бел-Меллоу на соревнования по гольфу для знаменитостей.

– Спасибо, Энди. Я подумаю.

– Все словно с ума посходили! К нам выстраиваются очереди по всей стране, люди просто давятся за нашими смазочными материалами! Если так пойдет дело, я скоро начну покупать собственные танкеры!

– Я очень рад. Самое главное, что мы несем людям правду.

– Я хочу, чтобы твое шоу крутили по общенациональным каналам! Прямо со следующей недели! Я уже звонил Фарберу с канала ВБС. Ну и говорю ему: «У тебя по воскресеньям фигню какую-то показывают с утра пораньше! Эти придурковатые святоши – да по ним тюрьма плачет! У меня для тебя есть настоящее шоу». Да, Джеки, я хочу воткнуть тебя обратно в воскресный эфир – хочу, чтобы «Субботу» показывали в воскресенье! Думаю, нам лучше подыскать другое название, верно?

– Давай будем действовать поэтапно. Но я ценю твое участие и поддержку…

– Опять ты за свои англосаксонские штучки! «Ах, я ценю твое участие и поддержку!» Да засунь ты их знаешь куда! Говори, как нормальные люди! У нас с тобой классное шоу, ясно тебе это?

И верно, дебют «Субботы» снискал потрясающий успех. Банион оказался прав, пригласив на первый выпуск шоу Файну Делмар, – несмотря на рьяные протесты доктора Фалопьяна и полковника Мерфлетита, которые в один голос твердили, что следует пригласить кого-нибудь посолидней. Ренира, чье неприятие этой парочки с недавних пор переросло в открытую враждебность, сказала, что они просто-напросто завидуют мисс Делмар.

Как бы там ни было, первый выпуск программы вызвал, выражаясь опять-таки в стиле англосаксов, «массовые отклики в сердцах зрителей». Даже «Вашингтон пост», мерзавцы, и те поджали хвост. Позвонили и робко осведомились, нельзя ли прислать фотографа. Банион велел Ренире сказать, что «очень-очень занят». Тем не менее, на первой полосе появился заголовок: НОВОЕ ШОУ БАНИОНА НАБИРАЕТ ОЧКИ. Его рабочий телефон, молчавший много месяцев подряд и лишь изредка разражавшийся звонками из самых низкопробных таблоидов, снова трещал без умолку. Среди бесчисленных приглашений на интервью пришло вот это:

– С вами хочет говорить некая Роз, из журнала «Космос-политен». Утверждает, что встречалась с вами на тусовке в Остине.

– Я возьму, – быстро ответил Банион и схватил трубку.

– Надеюсь, не очень вас побеспокоила, – сказала Роз. – Я только хотела сказать, что у вас потрясающее шоу.

– Где вы?

– Вообще-то я в Вашингтоне.

– Правда? Тогда, может, вместе поужинаем?

– С удовольствием.

Что на него нашло? Банион чувствовал себя влюбленным подростком: он ухмылялся во весь рот, а сердце так и выпрыгивало из груди. Это было… просто здорово!

– Ренира!

– С вами все в порядке?

– Все отлично! Просто класс! Что у нас сегодня вечером?

– В восемь часов у вас ужин во французском ресторане с этим… так называемым ученым, экспертом по болотным газам, с которым вас мечтал познакомить Фалопьян.

– Отмени его.

– Ну, начнем с того, что я так и не заказала столик…

– Как вы думаете, в Вашингтоне еще остались романтические рестораны?

– Думаю, да.

– Где? Где находится самый романтический ресторан?

– Ну, я полагаю это зависит от…

– Ладно вам, Ренира, оставьте эти ваши англосаксонские штучки!

– Простите, сэр?

– Ро-ман-ти-чес-кий! Вы понимаете по-английски? Не трагикомический! Не аэрокосмический! Романтический!

– Есть один… «Лебединая стая». Но это далековато, и надо заранее заказывать столик…

– Позвоните туда, Ренира. Предложите им… Сколько там у меня осталось в банке? Предложите им все, что есть. Ренира, мне нужен этот столик.

– Так значит вы…

– Что? Договаривайте, не надо темнить.

– …собираетесь провести там ночь? Это ведь гостиница.

– Да! Может быть. Не знаю. Узнайте, есть ли у них свободный номер. Номер-люкс! И непременно с «джакузи».

– Это все-таки не Лас-Вегас. Это тихое живописное местечко в предгорьях Шенандоа.[60] Там устраивал свой свадебный ужин председатель правления Федеральной резервной системы. Думаю, еда там…

– Выясните.

Что с ним случилось? Это так на него непохоже. По правде говоря, Ренире не очень-то хотелось выяснять, есть ли в «Лебединой стае» свободный номер-люкс, да еще с «джакузи». Но ей было приятно видеть Баниона настолько счастливым. Она уже и забыла, когда видела его таким в последний раз. Нет, надо приложить все усилия, чтобы обеспечить ему романтический вечер.

Если на уфологическом конгрессе в Техасе Роз выглядела отлично, то сегодня она была просто неотразима в переливчатом шелковом голубовато-зеленом костюме и туфлях на высоченных шпильках. Она ждала его у входа в отель «Импортанс», когда Банион подкатил на своем кабриолете. Как только она уселась рядом, его разом окутало душистое облако ее духов. Пересекая мост Теодора Рузвельта, Банион едва не начал втягивать ноздрями воздух, как ищейка, берущая след. Надо взять себя в руки. Но ему было так чертовски приятно ее видеть.

Она тоже рада снова с ним повидаться.

Что привело ее в Вашингтон?

Конференция по проблемам сбыта. Надо было встретиться кое с кем из маркетологов. Пыталась переориентировать на «Космос». Занять более достойную позицию на рынке. Рекламодатели уперлись рогом, никак не желают расставаться со старой демографической моделью… Зевок. Простите. Тяжелый выдался день. Улыбка. Нет, правда, я очень рада вас видеть. Как долго продлится конференция?

Сегодня уже закруглились.

О…

М-м…

А в котором часу она завтра уезжает?

Еще не решила. Может, останется еще на день-два и сходит на Баскуата.

Куда?

На выставку. Так, от нечего делать. Она нечасто выбирается в Вашингтон. Улыбка.

– Роз?

– Да, Джек?

– Я так рад, что вы позвонили.

– Я тоже.

– Когда мы с вами встретились в Остине, я… В общем, я был женат, и… Но сейчас с этим все кончено. Не совсем, конечно, остались еще кое-какие формальности, но…

– Знаю. Я читала об этом в газетах. Мне очень жаль.

– Нет, на самом деле это… ей будет гораздо лучше без меня. В конце концов, она не обязана остаток жизни довольствоваться ролью жены Жертвы инопланетян.

– Это так тяжело. Наши читатели все время пишут о подобных трагедиях. Только представьте: ваша дражайшая половина приходит домой и заявляет: «Дорогая, я только что стал иеговистом.[61] Так что у нас сегодня на обед?»

– Роз?

– Да, Джек?

– Вы…

– Что?

– Вы с кем-нибудь встречаетесь?

Роз наклонилась и поцеловала его в висок.

– Джек, осторожнее, мы гоним со скоростью восемьдесят пять миль в час.

Сидя за угловым столиком, они ели омлет с жареным картофелем из половинок яичных скорлупок и икру, запивая эти деликатесы шампанским из хрустальных бокалов. Зал ресторана был отделан под английскую гостиную: обои в цветочек, стулья с бархатной обивкой, абажуры, украшенные кистями, мягкий рассеянный свет. Посетители переговаривались вполголоса и, пробуя очередной кулинарный шедевр, дружно издавали приглушенное «м-м». В камине уютно потрескивал огонь. Неподалеку от их столика насвистывал щегол в бамбуковой клетке. Над каминной плитой возвышался внушительный бюст нубийской красавицы. У порога, свесив лапы со ступенек, лежал флегматичный пятнистый далматинец, похожий на фарфоровую статуэтку. Мимо них бесшумно, словно рыбы в гигантском аквариуме, проплывали официанты и сомелье.[62]

Банион чувствовал себя на седьмом небе. В другой ситуации он непременно начал бы психовать. Много ли народу в ресторане узнало его? Не хуже ли его столик, чем у председателя правления Федеральной резервной системы? Достаточно ли внимательны официанты? Но теперь он не мог ни о чем думать, кроме как о великолепном, неземном создании, сидящем напротив него, аккуратно подцепляющем ложечкой черную икру, – и, глядя на то, с каким изяществом она это делает, он млел, его сердце то замирало, то колотилось как бешеное. Она была похожа на античную камею – прекрасную, соблазнительную, безупречную. Все остальное – суета. Остановись, мгновение, ты прекрасно…

Он едва не вздрогнул, когда она заговорила – словно камея вдруг ожила.

– А вы не думаете, что это могла быть галлюцинация?

– Да. И, полагаю, в данный момент я тоже грежу.

К столику синхронно подплыли двое официантов с очередными деликатесами.

– Филе морского черта с фисташковой корочкой и суфле из пастернака с кориандром.

– Мне неприятно об этом говорить, – сказала Роз, – но с некоторых пор я начала сомневаться в том, что некоторые наши читатели были на самом деле похищены. Видения, галлюцинации могут быть результатом какой-нибудь серьезной психической травмы. Или же это случается потому, что вы так хотите. У немцев есть для этого специальное определение: «вундерзухт» – жажда чуда.

– У немцев, – отвечал Банион, промокнув губы салфеткой, – есть специальное определение на все случаи жизни. Ну, как вам филе морского черта?

– Превосходно. А вы уверены, что у всех, кто занимается уфологией, порядок с головой?

– Скажите, нам обязательно сегодня об этом говорить?

– Нет. – Она улыбнулась. Их пальцы переплелись над столом. Интересно, есть ли у немцев определение для этого? Ему вдруг захотелось немедля затащить ее наверх, содрать с нее всю эту шелковую чепуху и терзать до самого утра.

– Давайте поговорим о вас, – откашлявшись, пробормотал Банион. Боже, да что на него нашло? Ни один вашингтонский хлыщ никогда не станет так бездарно выражаться. – Я ничего о вас не знаю, Роз. Расскажите мне о себе.

Она наклонилась и нежно коснулась пальцем его щеки. Ее рука источала тонкий аромат духов. Розы. Милостивый Боже, какое блаженство…

– Я тайный агент, посланный правительством, чтобы соблазнить вас.

– Я так и знал. Ну и как успехи?

– Контакт установлен. Это было совсем нетрудно. У меня бывали задания и потруднее.

– Я бы мог специально усложнить его для вас.

– Не сомневаюсь.

Банион покраснел.

– Возможно, мне придется перейти к плану «С».

– К плану «С»? – Банион снова закашлялся.

– Это самая крайняя мера.

– И как же он работает?

– Очень просто. Наклоняешься через стол, заглядываешь объекту прямо в глаза и шепчешь: «Не могу больше ждать. Хочу заняться с тобой сексом».

Банион смущенно заерзал на стуле.

– Да… и в самом деле действует.

– Знаете, он всегда срабатывает.

Боже, впереди еще целых пять блюд. Кой черт его дернул заказать ужин «табльдот»? К столику подошли официанты с новыми изысканными кушаньями. Но теперь Баниону было не до еды: он только и мечтал, чтобы поскорее принесли десерт.

– Филе-миньон из оленины в ежевичном соусе, – объявил официант. – И ризотто с трюфелями.

– А какую цель преследует правительство, желая меня соблазнить? – осведомился Банион бесстрастным тоном, каким он обычно брал интервью в телеэфире.

Она подняла глаза и улыбнулась. На ее щеках появились ямочки.

– Направить вашу одержимость в другое русло. Видите ли, Джек, ваша деятельность доставляет правительству немало хлопот. – Она снова наклонилась, едва не коснувшись грудью филе, разложенного на тарелке, – счастливая оленина! – Вы слишком много знаете.

– Понятно, – Банион вылил остатки вина в бокал, – тогда сопротивление бесполезно, верно? Может ли слабый человек противостоять правительству?

– Правильно. Вы окружены. Сдавайтесь.

– Да, – Банион улыбнулся. – Думаю, у меня нет выхода.

Так они сидели, прихлебывая вино, обмениваясь молчаливыми рукопожатиями, пока не прибыл очередной официант с сооружением, похожим на шоколадный торт, увенчанный маленьким пластмассовым куполом.

– Это от Рениры, – промолвил официант, с грациозным поклоном ставя сооружение на стол, – обычно мы называем его «шоколадный декаданс». Но сегодня, специально для вас, мы назвали этот торт «Послание из космоса». Ренира сказала, что вы поймете. Она также послала вам это, – к столику приблизился сомелье с бутылкой дорогого шампанского.

– Еще она велела передать вам, что ей не хотелось бы, чтобы вы после ужина торопились домой, так что если угодно, она забронировала для вас комнату наверху. Это одна из наших лучших комнат, с ванной «джакузи».

– Звучит заманчиво, – сказала Роз, когда он ушел.

– Я… Честное слово, я не… – Банион залился краской.

– Ладно, так и быть. Можете спать на кушетке. А я устроюсь в «джакузи».

Скраббс вернулся в гостиницу. Никакого удовольствия он не получил, вдобавок его мучила изжога от пары хот-догов, съеденных на углу Конститьюшен-авеню.

Автор брошюры о Баскуате, воспевая «непревзойденное мастерство художника» и «его вклад в современную культуру», даже его самоубийство от передозировки героина в возрасте двадцати семи лет умудрился подать как сакраментальный акт. Скраббсу все эти рассуждения показались туманными и маловразумительными. Но, с другой стороны, поход в галерею «Фриппс» сыграл свою положительную роль. Именно там его осенила гениальная мысль: надо уехать из города и начать все сначала. Небольшая пластическая операция, новый номер социального страхования, новое окружение… Он подумал о Майами. Да, Майами – идеальное место для изгнанников. Отдыхать в тенечке под пальмой. Что может быть лучше? Тем более для таких, как он… Лето круглый год, масса возможностей для тех, кто не привык сидеть сложа руки. Так чего ждать у моря погоды? Он может быть там уже сегодня вечером.

Собирая свои нехитрые пожитки, Скраббс включил телевизор. Передавали репортаж о запуске «Селесты», который должен был состояться ровно через месяц. Само собой, президент будет при этом присутствовать, чтобы, нажав кнопку «пуск», отправить в космос венец творения американской космической инженерии, предоставив своему оппоненту сколько угодно возмущаться по поводу того, что Америке, дескать, больше нужны высокоскоростные поезда. Вся кампания свелась к единственному лозунгу: «Мое вступление в двадцать первый век круче твоего».

Подавитесь вы своим двадцать первым веком, а я сваливаю в Майами. Впервые за долгие годы Скраббс почувствовал прилив свежих сил. Встав на колени, он отодвинул половицу, чтобы извлечь свои сбережения. И похолодел.

Его деньги… Толстая тугая пачечка стодолларовых купюр теперь походила на паклю. Новенькие хрустящие банкноты были немилосердно изгрызены крысами – целым полчищем крыс! – которые заодно осквернили их своими испражнениями. Скраббс оторопело таращился на изодранные портреты Бенджамина Франклина – целых двадцать Франклинов! – испещренные крысиным дерьмом. Около двух тысяч долларов, и ни одна из купюр не может быть представлена как законное платежное средство.

Бедняге Скраббсу оставалось только последовать советам психотерапевтов и выплеснуть свое негодование. Если крысы сожрали все твои сбережения, зачем сдерживаться? Изрыгая проклятия, он оторвал несколько соседних половиц. Крысы, естественно, давно убрались – забились куда-нибудь в укромный угол, чтобы переварить свою добычу. Скраббс пнул ногой в стену с такой силой, что висевшее над раковиной зеркало упало и разбилось вдребезги.

Скраббс подсчитал оставшиеся деньги. Девять долларов с мелочью. Этого хватит, чтобы доехать до аэропорта. Но потом ему придется показать кредитку и удостоверение личности.

– Я освобождаю номер, – сказал он ночному портье, сидевшему за пуленепробиваемым стеклом в фойе «Маджестика». Первоклассный отель можно легко распознать по плексигласу, отделяющему от постояльцев стойку портье, и ряду звонков у двойных дверей в вестибюль. Напустив на себя беспечный вид, Скраббс протолкнул в щель ключ от номера и кредитку.

Портье был заядлым курильщиком: запертый в своей будке из плексигласа, он буквально плавал в сигаретном дыму. Этот парень смахивал на экспонат торгово-промышленной ярмарки табачных изделий. Не хватало только таблички с надписью:

Не отрывая взгляд от экрана телевизора (показывали передачу про акул, пожиравших зазевавшихся морских птиц), портье ткнул пальцем в плакат, на котором было написано:

– О, – Скраббс невозмутимо поднял брови, имитируя легкое удивление, – тогда я должен снять деньги в банкомате.

Портье, завороженно пялившийся на белую акулу, пытавшуюся целиком заглотнуть тасманского буревестника, – или это был бедняга-пеликан? – процедил:

– Дай-ка я взгляну на твою кредитку.

Скраббс приложил кредитку к стеклу с такой поспешностью, будто перед ним сидел не портье, а вооруженный до зубов пограничник.

– Ладно, только оставь мне сумку и бумажник.

Проблема была в том, что если бы Скраббс и вправду вздумал обратиться за помощью к банкомату, тот рассмеялся бы ему в лицо. На его счету не осталось ни цента. По этой причине ему очень не хотелось расставаться с оставшимися вещами: с девятью долларами в кармане далеко не уйдешь.

– А вы не могли бы позвать вашего менеджера?

Скраббс тут же сообразил, что в этом заведении совершенно бесполезно искать поддержки у старшего по званию: портье теперь полностью переключился на акул и незадачливых пеликанов.

– Угу.

Скраббс прикинул свои шансы. Похоже, они сводились к нулю. Ты влип, приятель, сказал ему внутренний голос.

– Ладно… Деньги мне вышлют… Завтра утром. Просто отдайте мне ключи от моего номера.

Портье замотал головой.

– Ничего не выйдет, приятель. Ты уже выехал.

– Правильно, и теперь я въезжаю обратно.

– Ни фига не выйдет.

– Это почему?

– Номер занят.

– Послушайте, что вы от меня хотите?

– Заплати за комнату, и все дела.

У Скраббса был один-единственный выбор: дождаться, когда портье загнется от рака легких.

– Разрешите мне позвонить, – сказал Скраббс. К нему вдруг вернулось его профессиональное самообладание. Оказавшись в трудной ситуации, проделайте отвлекающий маневр, чтобы выиграть время на обдумывание.

Скраббс не спеша приблизился к телефону-автомату, опустил в щель монетку, наугад набрал номер. Прислушался. Тишина. Даже никаких гудков. Ладно, неважно. Скраббс громко, специально для портье, заорал в трубку:

– Фред? Привет, это я, Нэйт. Как дела? Слушай, у меня тут маленькое недоразумение, можешь мне принести, погоди минутку, – прикрыв трубку ладонью, он крикнул портье: – Сколько я вам должен?

– Двести четырнадцать долларов.

– …Двести четырнадцать долларов. Так принесешь? Право, мне очень неловко… Принесешь? Здорово! Я в отеле «Маджестик», на десятой улице. Не волнуйся, найдешь. Это шикарный пятизвездочный отель. Здесь останавливается сама английская королева, когда приезжает в Вашингтон. Спасибо, Фред, ты настоящий друг.

Скраббс повесил трубку и с видом оскорбленной добродетели объявил:

– Сейчас мой друг принесет деньги. Вы довольны?

– А телефон-то сломан, – отвечал портье, не отрываясь от телевизора.

Банион проснулся на кушетке, мучаясь от похмелья и боли в шее. Давненько он столько не пил – можно сказать, с самого колледжа. Из окна открывалась чудесная панорама: парк Шенандоа, застывший в призрачном лунном свете. Но его больше интересовала панорама, открывшаяся ему через приотворенную дверь в соседнюю комнату: на постели раскинулась спящая Роз. Она была похожа на полуобнаженную мраморную статую, закутанную в простыни. Больше всего на свете Баниону хотелось оказаться рядом с ней. Надежда еще теплилась в его душе. Несмотря на идиотскую физиономию официанта, все прошло как нельзя лучше – даже потом, когда они, придя в номер, разговаривали через дверь, пока Роз нежилась в «джакузи». Может, так даже и лучше, размышлял он, может, так более романтично…

Он услышал, как Энди Кроканелли от души смеется над ним: «Эх ты, англосакс несчастный! У него в постели такая шикарная деваха, а он все вздыхает: „Ах, ох, это так романтично – затащить ее в номер и при этом ни разу не трахнуть!“»

– Я вовсе не пытался сбежать, не заплатив, – промямлил Скраббс, сидя в наручниках на заднем сиденье полицейской машины, – я только хотел найти банкомат…

– Слушай, ты, заткнись.

– Вам бы следовало арестовать эту сволочь портье. Это его крысы сожрали мои деньги. Две тысячи долларов. Они там, у меня в номере. Это вещественное доказательство!

После нескольких часов, проведенных под хмурым взглядом портье, который по ходу дела отпускал язвительные замечания вроде «а твой дружок-то, должно быть, отдал концы по дороге сюда», Скраббс решил, что больше не в силах это терпеть. В тот миг, когда портье нажал на кнопку звонка, чтобы впустить кого-то, он сделал стремительный рывок по направлению к открытой двери. К несчастью, входивший оказался не постояльцем «Маджестика», а сотрудником полиции по борьбе с распространением наркотиков.

– Если ты сейчас же не заткнешься, я прысну тебе в морду перечным газом, а потом скажу, что ты оказал сопротивление при задержании.

Скраббс никогда прежде не оказывался в камере лицом к лицу с дюжиной отъявленных негодяев. Он где-то читал, что лучший выход в подобной ситуации – не показывать страха. Но глядя на мрачных типов с невозмутимыми рожами, Скраббс понял, что этот совет, мягко говоря, непрактичен.

– Ну что, мордашка, позабавимся?

Не показывать страха!

– Иди сюда, мордашка, позабавимся.

Скраббс вспомнил один приемчик из каратэ – аккуратненький такой тычок двумя пальцами в адамово яблоко. Он наверняка сумел бы вывести из строя их главаря; но его больше волновала дюжина сокамерников, хихикавшая за спиной. Им может не понравиться то, как их дружок будет, задыхаясь, валяться на полу. С другой стороны, подумал Скраббс, быть избитым до смерти предпочтительнее, чем быть изнасилованным двенадцатью дюжими ублюдками.

– Пошел ты, – ответил Скраббс.

Не показывать страха! Ни в коем случае не показывать страха!

Они уже долго молотили его ногами по почкам и прочим жизненно важным органам, когда вдруг раздался скрежет ключа в замке и голос охранника над его ухом произнес:

– Ты Скраббс?

Скраббс пробулькал в ответ нечто нечленораздельное.

– Можешь идти.

Когда он, скорчившись от боли, забирал у дежурного сержанта свои веши, тот проинформировал его, что все обвинения сняты, и протянул ему небольшой конверт. Скраббс открыл его. Там была страница из утренней газеты с биржевой сводкой новостей. Никакой записки не прилагалось.

– Кто дал вам это?

– Он не назвался.

Скраббс изучил биржевую сводку. Некоторые буквы и цифры были обведены синими чернилами. Прошло несколько минут прежде, чем Скраббс догадался, в чем дело.

МД122442044

Телефонный номер.

Он позвонил из круглосуточной кофейни в нескольких кварталах от полицейского участка.

Жизнерадостный женский голос, – так некстати в этот ранний час! – приветливо ответил:

– Вы позвонили в компанию «Творческий подход». Чем я могу вам помочь?

– Это Скраббс.

– Не вешайте трубку, пожалуйста. – Скраббс приготовился ждать. Звонивших в МД-12 не баловали классической музыкой или прогнозом погоды. Спустя некоторое время она осведомилась:

– С какого номера вы звоните?

Скраббс назвал номер таксофона. В трубке что-то щелкнуло.

– Повесьте, пожалуйста, трубку и подождите.

Через минуту зазвонил телефон. На этот раз Скраббсу ответил мужской голос – усталый и раздраженный оттого, что его разбудили в такую рань, но сухой и требовательный, привыкший отдавать приказы.

– Это агент «ноль-ноль-семь»?

– Кто говорит? – спросил Скраббс.

Голос зевнул.

– Два несанкционированных похищения известного телеведущего, несанкционированный вынос казенного имущества, неявка на службу без уважительной причины, а теперь еще это – попытка удрать из дешевого отеля, не заплатив за номер. Мы тобой гордимся, Натан.

– Вы сами объявили мне бойкот. Я подумал…

– О, нет, нет, только не произноси в одном предложении «я» и «подумал». Это не твой случай.

– Что же я, по-вашему, должен был делать?

– Не прикидывайся идиотом! Ладно, слушай. Ты должен был связаться с нами по коммуникатору через свой ноутбук. Да, кстати, где он? У тебя с собой его нет.

Откуда ему это известно?

– Надеюсь, ты не заложил его? Скраббс, ты меня слышишь?

– Нет.

– Тогда где же он?

– У меня дома.

– Врешь. Кончай пудрить мозги, иначе так мы далеко не уйдем.

Значит, они уже побывали у него на квартире.

– Зачем вам понадобился этот чертов компьютер?

– Не догадываешься? Потому что это государственная собственность. Это часть оборудования, которая в данный момент по твоей милости болтается непонятно где. И вообще, здесь я задаю вопросы.

– Он в безопасном месте, – отозвался Скраббс.

– Знаешь, а мы могли бы оставить тебя в камере. Многие из твоих дружков были явно не прочь с тобой позабавиться.

Итак, им позарез нужен его компьютер. Что ж, уже неплохо.

– Тогда почему же вы этого не сделали?

Еще один зевок.

– Мы собираемся взять тебя обратно.

– Взять меня обратно? А вы уверены, что это законно?

– В твоем случае о законности не может быть и речи. Но ты здорово напортачил, и теперь нам только и остается, что засунуть тебя в какую-нибудь глушь, где ты не сможешь доставить нам новых хлопот.

– И куда же вы хотите меня засунуть?

– На одну из наших пустынных баз.

– Где-нибудь в Неваде?

– А ты что думал? В Париже? Уверяю тебя, это получше твоего клоповника «Маджестик», и… боже мой, Скраббс, тюремной камеры. Мне нужен твой компьютер. Мы не можем допустить, чтобы он потерялся. Так где же он?

– Я спрятал его в парке.

– Боже, ну ты даешь. Час от часу не легче.

– Я не хотел, чтобы он оставался дома. Думал, что вы его взорвете.

– Если бы мы захотели, то уже давно бы с тобой расправились. Где компьютер?

– На острове Теодора Рузвельта.

– Слава богу, что ты не спрятал его под Мемориалом Линкольна. Сейчас десять минут шестого. Отправляйся на остров. У тебя девять долларов: этого хватит, чтобы добраться туда на такси. У моста, ведущего на остров, увидишь автостоянку. Отпусти такси; на обратном пути там будет ждать наша машина.

– Как я ее узнаю?

Голос вздохнул.

– Водитель будет держать табличку с твоей фамилией. Сколько, по-твоему, машин будет на стоянке у острова Тедди Рузвельта в шесть часов утра? Не думаю, что ты годишься для работы в полевых условиях. Честно говоря, не представляю, для чего ты вообще годишься. Разве что драить самолеты в пустыне… Водитель отвезет тебя в безопасное место в Виргинии. Оттуда ты отправишься на авиабазу, с которой мы переправим тебя дальше на запад. Но прежде представишь мне отчет о проделанной работе. Увидимся в Виргинии через полтора часа. Постарайся не натворить глупостей, чтобы тебя снова не арестовали.

Рассвет только занимался, когда Скраббс добрался до острова Теодора Рузвельта. Ворота в конце пешеходного моста были заперты, так что ему пришлось перелезать через них: второй раз за истекшие двенадцать часов он почувствовал себя преступником. Хотя вряд ли кто-нибудь, видя, как он неловко перелезает через ворота (его почки все еще болели), принял бы его за профессионального вора. Мистер Маджестик оказался прав – Скраббс не годился для работы в полевых условиях. Он подумал об этом, ободрав себе руки о гвозди, торчащие из ворот. Интересно, какую пакость они для него приготовили в невадском захолустье? Некоторые базы носили романтические названия, например, «Страна грез» – из-за неких загадочных установок, расположенных в пустыне, где американское правительство якобы реконструирует захваченные космические корабли инопланетян. На самом же деле романтикой в этих местах и не пахло: в целях безопасности запрещалось покидать базу больше, чем на две недели в году. В сети МД-12 этот пост считался самым непрестижным. В чатах МД-нет с содроганием говорили об ужасах, творящихся в этих секретных потемкинских деревнях, где дни напролет только и дел, что мигать цветными огнями да буксировать светоотражающие диски над плавящейся от жары пустыней – чтобы русские спутники да какие-нибудь помешанные с телескопами оторопело выкатывали глаза. Может, подумал Скраббс, едва не разодрав себе ногу об острие гвоздя, если он будет прилежно работать и не влипнет в историю, они через какое-то время переведут его на другую работу. В конце концов, именно благодаря ему Баниону удалось подогреть интерес к НЛО.

Какой кошмар.

В парке было темно, пустынно и тихо; но в то же время достаточно света для того, чтобы отыскать место, где он закопал ноутбук – приблизительно в пятнадцати ярдах от мемориальной плиты. Опустившись на колени, Скраббс принялся раскапывать влажную, усеянную листьями землю, жалея, что не взял с собой лопаты, и чувствуя себя отнюдь не Джеймсом Бондом. Начнем с того, что Бонду удалось бы вырваться из отеля «Маджестик», не угодив при этом в лапы полиции. И тут Скраббс был готов скрепя сердце согласиться с ЦРУ – возможно, они правильно поступили, что в свое время отказали ему.

Прошло еще несколько минут прежде чем Скраббс, раскапывая влажную землю почерневшими ногтями, наткнулся на завернутый в целлофан ноутбук.

Он уже собрался было достать его из ямки, как вдруг позади раздался шорох. Скраббс оглянулся и увидел, как к нему приближаются какие-то тени. Мистер Маджестик ни о чем подобном не упоминал. И ребята не были похожи ни на бродяг, ни на попрошаек, если только, конечно, бродяги, живущие на острове, не бреются по два раза в день и не поддерживают физическую форму из уважения к памяти президента.

Какого черта?

Наверняка их послали из МД-12, чтобы убедиться, что все прошло, как надо. Тогда почему не слышно веселых приветствий и одобрительных возгласов? Что, если они замыслили нечто ужасное?

– Эй! Кто там? – окликнул Скраббс.

Гробовая тишина. Очень подозрительная тишина; напротив, в этой троице коротко стриженых громил, притаившихся за стволами сосен, было что-то зловещее – ни дать, ни взять, финальная сцена из «Макбета».

– Кто там?

Что-то здесь явно не так.

Утекай, закричал ему внутренний голос. Уматывай, уноси ноги.

Скраббс увидел, как из-за дерева в двадцати футах от него появилась рука, а в руке было что-то маленькое, металлическое, с крошечной резиновой антенной. Мобильник? Тогда почему он направлен прямо на Скраббса? И почему палец нажимает на кнопку?

Что на его месте сделал бы Джеймс Бонд?

Скраббс рывком выдернул компьютер из ямки и швырнул его в сторону руки с оружием.

Мощный взрыв сбил его с ног, отбросив на несколько футов назад. Когда туман в голове Скраббса рассеялся, он почувствовал вкус земли во рту, а в ушах оглушительный звон, будто туда залез горбун Квазимодо и разом зазвонил во все нотр-дамские колокола. Мало-помалу Скраббс начал различать другие звуки: чьи-то громкие мужские крики. Раздраженные крики. Очень раздраженные.

Кричали оставшиеся двое, которые теперь улепетывали в глубь леса, – спотыкаясь как пьяные, зажимая руками уши, натыкаясь на стволы деревьев, придерживая тлеющие ошметки одежды. Похоже, их напарник, тот, что сжимал в руке радиопередатчик, исчез – как исчезают те, кто попадает в эпицентр взрыва.

Скраббс с трудом поднялся на ноги. В голове по-прежнему гудело. Он наткнулся на дерево и больно ушиб плечо. День только начинался, а Скраббс уже страстно желал, чтобы он побыстрее закончился.

Двое громил в тлеющих лохмотьях достали – черт возьми, кажется, пистолеты! – и направили на него. Самое время сматывать удочки.

Звуки выстрелов снова разорвали утреннюю тишину – такие слабенькие по сравнению с недавним взрывом; но и этого достаточно для того, чтобы душа ушла в пятки.

Скраббс сломя голову кинулся к реке Потомак.

– Послушайте, вам обязательно немедленно возвращаться в Чикаго? – мечтательно вздохнул Банион, сидя за столом над тарелкой с нетронутой форелью и «хаш браунз».[63] Щегол весело насвистывал в своей уютной бамбуковой клетке. Из открытой двери в сад доносилось мягкое журчание воды в фонтане. Для человека, который провел ночь на кушетке, изнемогая от желания, Банион чувствовал себя на удивление отдохнувшим и счастливым.

Роз взглянула на него поверх очков и улыбнулась:

– Необязательно.

– А может, вам вообще туда не возвращаться?

– Что? Я вас не понимаю.

– Может, останетесь в Вашингтоне?

– Ох… Ну вы даете.

– Я не шучу.

– А что мне здесь делать?

– Работать на меня.

Роз нахмурилась.

– Вы хотите, чтобы я перестала быть редактором ведущего женского журнала для пострадавших от инопланетян ради того, чтобы подавать кофе, раскладывать бумажки и время от времени делать вам минет?

Пожилая пара, сидевшая напротив них, выкатила глаза. Банион побагровел.

– У меня уже есть человек для подобных дел.

– Не сомневаюсь.

– Вряд ли Ренира сможет делать то, о чем вы говорите, – Банион взял ее за руку. – Роз, я не шучу.

– Я работала как проклятая, чтобы достичь того, чего достигла.

– Знаю. И уважаю вас за это. Вы создали потрясающий журнал. Ваша последняя статья об Уродцах-коротышках – лучшее из того, что я читал на эту тему. Но вы уже перешагнули этот рубеж. Почему бы вам не попробовать себя на ином поприще? Мое новое шоу стремительно набирает обороты. Согласитесь, это ведь так интересно. Решайтесь…

– Я не знаю…

– Есть еще кое-что.

– Что?

– Мне кажется… хм… кажется, я люблю вас. Я не очень-то это умею…

– Не умеете влюбляться?

– К сожалению, мой небогатый опыт позволяет мне делать подобные выводы, и я…

– Обожаю, когда вы так витиевато выражаетесь, – проговорила Роз, жуя кусочек форели, – но вы женаты.

– Это поправимо. За шесть месяцев пара дорогих адвокатов как-нибудь все уладит.

Теперь она улыбалась. Господи, как же она прекрасна! Как можно ее не любить!

– И какая у меня будет должность?

– Исполнительный помощник.

– Мм…

– Исполнительный директор?

– Я, вообще-то, рассчитывала на должность старшего помощника.

– Как пожелаете.

– Я подумаю над вашим предложением.

– Да ладно вам, – Банион примирительно мотнул головой. – Соглашайтесь. Скажите «да». Это самое прекрасное слово в английском языке.

– И сколько я буду получать?

– Вам столько и не снилось.

– Льготы?

– Полно.

– А отпуск?

– Когда пожелаете.

– Итак, – она улыбнулась, беря его за руку. – Вы меня берете?

– Да. Но прежде вам надо пройти один важный вступительный экзамен.

– Какой такой экзамен?

– Очень ответственный, насколько мне известно.

– Я… хм. Я подумаю.

Стоя по пояс в ледяной воде Потомака, Скраббс спрятался за большим валуном у восточного берега острова – прямо напротив центра Кеннеди. Было раннее утро. Люди спешили в город на работу, а он убегал от наемных убийц. Что ни день, то новые сюрпризы.

Они приближались. Вот-вот появится полицейский вертолет… Безжалостный голос рявкнет в мегафон: «Руки вверх!» Остальное ясно как дважды два. Его арестуют. В машине он почувствует укол и леденящий холод в сердце. А может, они, не теряя времени даром, вколют ему севофлюран – без нашатыря и корицы, разумеется. И он заснет глубоким спокойным сном… Заснет навсегда.

Скраббс осторожно выглянул из-за валуна. Они были уже совсем близко – медленно окружали его, прочесывая берег, с пистолетами наголо.

Вода была холодной и грязной, но это все-таки лучше, чем получить пулю в лоб. Скраббс, отдуваясь, погружался все глубже и глубже, пока не почувствовал, как течение подхватило его и понесло вниз по реке.

Огибая южную оконечность острова Теодора Рузвельта, Скраббс, уносимый быстрым течением бог знает куда, увидел небольшую рыбацкую лодку, ставшую на якорь с подветренной стороны острова. Из гнезд на борту торчало несколько удочек. В лодке, откинувшись на спину, сидел человек. Похоже, он спал. Скраббса начало сносить течением в сторону лодки. Он попытался бороться, но безуспешно – его несло прямо на лески.

Где-то в пятидесяти футах от лодки Скраббс ощутил, как ногу огнем ожгла резкая боль.

В отдалении он услышал мерное жужжание разматывающегося спиннинга.

Боль в ноге была нестерпимой. Скраббс замолотил по воде ногами и руками, пытаясь приблизиться к лодке. Заметив его, рыбак вскочил, схватившись за удочку.

Каким-то чудом Скраббсу удалось добраться до бортика. Он вцепился в транец[64] и, отфыркиваясь, кивнул рыбаку:

– Доброе утро.

Это был темнокожий мужчина лет шестидесяти с округлым брюшком и густыми, аккуратно подстриженными усами. При виде Скраббса он ошарашенно выпучил глаза и разинул рот.

– Простите, что побеспокоил вас, – продолжал Скраббс, отплевываясь, – но, кажется, вы подцепили меня на крючок.

– Какого черта… ты… здесь делаешь? – с расстановкой спросил рыбак, немного придя в себя.

Скраббс настолько обессилел, что не смог даже соврать.

– На острове вооруженные люди. Они пытались меня убить.

– Из полиции?

– Не совсем.

– Тогда откуда же?

– Они работают на правительство, – Скраббс перевел дух, из последних сил цепляясь за транец. – Они хотят убить меня, потому что я знаю о летающих тарелках.

Рыбак округлил глаза.

– Парень, ты что, пьяный?

– Нет. Они будут здесь с минуты на минуту. Послушайте, вы не могли бы поднять якорь? Мне бы не хотелось, чтобы они нас догнали…

– О Боже…

Скраббс от всей души посочувствовал рыбаку. Вот ведь, пришел человек на речку с утра пораньше, надеясь порыбачить в свое удовольствие, а вместо этого поймал какого-то психа, который утверждает, что его хотят убить, потому что ему известно об НЛО. Что бы вы сделали на его месте?

Рыбак скептически покачивал головой, будто надеясь, что Скраббс в конце концов растворится в воздухе. И в этот самый момент водную гладь вспороли первые выстрелы.

– Черт бы меня побрал! – воскликнул рыбак. С быстротой молнии он перерезал якорный канат и нырнул на дно лодки. Раздались новые выстрелы. Скраббс услышал, как одна пуля ударилась об обшивку. Со дна лодки донесся приглушенный вопль: «Черт побери!»

Но лодка, подхваченная течением, стремительно уносилась прочь от берега. Через несколько минут они, достигнув Мемориального моста, оказались вне опасности.

– Спасибо, – промямлил Скраббс. Его бил озноб, из раны в ноге сочилась кровь. Окончательно обессилев, Скраббс начал медленно опускаться под воду. Но только его голова исчезла под водой, как он почувствовал, что сильные руки подхватили его и втащили на борт. Скраббс потерял сознание.

Очнулся он на дне лодки, пропахшей бензином и рыбой. Над головой прогудел «Боинг-727», направляющийся в сторону национального аэропорта имени Рейгана.

Рыбак завел мотор, и лодка устремилась на юг.

– Скраббс, – он поморщился, пытаясь вырвать из ноги крючок, – Натан.

– Я что, спрашивал, как тебя зовут? По-твоему, мне это интересно?

– Можете высадить меня у аэропорта, если хотите.

Рыбак снова покачал головой.

– Ты только глянь на себя, – сказал он, глядя на Скраббса со смешанным выражением жалости и презрения, – промок до нитки, и весь нашпигован крючками. Ты похож на утопленника.

– …Ай!

– А теперь ты уселся на мой новенький рыболовный крючок за семьдесят девять центов. Придется сломать его, чтобы вытащить из твоей задницы. К тому же ты сидишь на моей рыбе. Паршивый у тебя сегодня денек, ничего не скажешь. Так что ты там рассказывал про летающие тарелочки?

– В правительстве опасаются, что я слишком много знаю об НЛО, – нет никакого смысла нагружать его подробностями о МД-12 в этот ранний час.

Рыбак недоверчиво хмыкнул.

– Ты что, сбежал из клиники святой Елизаветы?

– Нет. Понимаю, это звучит весьма странно…

– Да уж.

– Я слишком устал, чтобы врать.

– Хм… – на этот раз это было более мягкое «хм».

– Я тоже однажды видел тарелочки. В Чесапикском заливе.[65] Аж целых три. Одна красная, другая синяя, третья вроде желтая… Носились по небу туда-сюда – что твои светлячки. Но говорю тебе, это были тарелочки. Понимаешь, о чем я толкую?

– Понимаю.

– Рассказал об этом своей старухе, а она говорит: «Ты небось нализался». А я говорю, что если кто и нализался, так это те, которые сидели в этих самых тарелочках. Судя по тому, как они шныряли по небу… В жизни ничего подобного не видал.

Похоже, рыбак начал входить во вкус.

– Только вот я никак в толк не возьму – если они такие все из себя умные, чтобы притащиться к нам черт знает откуда, почему бы им не сесть на президентскую лужайку, как показывают в кино, и не сказать: «Ну вот, президент, мы прилетели. Разбирайся теперь». Понимаешь, о чем я? Это поумнее будет, чем носиться как угорелые над Чесапикским заливом. Что они хотели этим доказать, спрашивается? Что они умные? Если это все, на что они способны, то они не умнее людей. – Рыбак покосился на Скраббса. – Наверняка они знают о тебе.

– Не сомневаюсь.

– У тебя есть деньги?

– Я отдам вам все, что у меня есть. Правда, это не слишком много…

– Я разве сказал, что мне нужны твои деньги? Вот еще. Если б я захотел заработать, то вряд ли стал бы отлавливать в Потомаке беглецов вроде тебя.

Рыбак снова покачал головой. По-видимому, он пытался принять решение. Скраббс понял, что от этого решения многое зависит. Вдруг он резко дернул дроссель вправо, направив лодку на восток, в противоположную от аэропорта сторону.

– Куда едем? – спросил Скраббс.

– Для начала туда, где можно раздобыть тебе сухую одежду. Потом поглядим – может, удастся найти для тебя деньжат.

– Спасибо, – отозвался Скраббс.

– Только не думай, что так просто отделаешься. Ты вот знаешь об НЛО. А монтировать панели из сухой штукатурки ты умеешь?

– Чего?

– Придется научиться.

Глава 12

Банион и Роз, провожаемые недоуменными взглядами, уверенно шагали по каменным коридорам Капитолия. Каблучки Роз выстукивали деловитую дробь.

Лишь немногие храбрецы отваживались пожать ему руку. Остальные же, скользнув по нему беглым взглядом и удостоив едва заметным кивком, устремлялись прочь, невзирая на жгучее любопытство, вызванное появлением мистера НЛО в здании Конгресса. Какого черта ему здесь надо?

Банион снова стал знаменитостью – но на этот раз знаменитостью несколько иного плана. «Суббота» заняла одиннадцатое место по популярности в стране. Журнал «ТВ-гайд» поместил его фото на обложке, окрестив его «мистером Двадцать первый век». В Лос-Анджелесе и Нью-Йорке представители ведущих телесетей США проводили совещания, пытаясь быстренько сварганить собственные ток-шоу, посвященные НЛО. А тем временем в компании «Как по маслу» дела шли как нельзя лучше. Миллионы американских автомобилистов выстраивались в очереди у служб автосервиса.

Телевизионные критики, газетчики и иже с ними недоумевали по поводу массовой истерии вокруг нового шоу Баниона. Один обозреватель из «Таймс», не к месту процитировав «Второе пришествие» Йитса,[66] заявил, что это «форменный „ПМС“ – предмиллениумный синдром, вроде женского предменструального, когда они бесятся». И верно, подхватили газеты, страна с трудом приспосабливается к новой эпохе. Экзальтированные деятели культа повели себя более решительно. Три дюжины адептов какой-то секты, которым их гуру внушил, что грядет апокалипсис, совершили массовое самоубийство, взявшись за руки и сиганув с излюбленной туристами смотровой площадки в Большом Каньоне (чем создали большие проблемы для уборщиков национального парка). Любопытно, что сам гуру прыгать не стал, передумав в последний момент сводить счеты с жизнью. Позже он был задержан в зале ожидания аэропорта города Финикс. Проповедники-фундаменталисты указывали на дурные предзнаменования, свидетельствующие о том, что терпение Всевышнего иссякло. И все терялись в догадках, какие формы примет Его праведный гнев? Смертоносный цунами, вызванный падением гигантского астероида? Массовые извержения вулканов, возвещающие о наступлении нового ледникового периода? Или же Он задумал нечто более грандиозное – какую-нибудь жуткую эпидемию, в сравнении с которой бубонная чума покажется элементарным насморком? Когда в Южной Калифорнии именно в этот момент произошло одно из дежурных землетрясений, никто не обратил внимания на подобную мелочь.

– Может, следовало предварительно позвонить? – спросила Роз.

– Тогда он ни за что нас не примет, – отозвался Банион. – А так для него это будет приятной неожиданностью. – Проходивший мимо сенатор, с которым Банион был хорошо знаком, сделал вид, что не узнал его.

– Раньше, бывало, стоило мне здесь появиться, они бросались мне на шею, умоляя, чтобы я пригласил их на шоу. А теперь… ты только погляди на них. Они похожи на крыс, удирающих с тонущего корабля.

Они подошли к двери, табличка над которой недвусмысленно гласила: «Вход только для сенаторов».

– Они тут вешают пальто? – спросила Роз.

– Да. Только не пальто, а мантии. Здесь они тусуются и ломают голову над тем, как в очередной раз оставить в дураках избирателей. Обделывают свои делишки. Свои мелкие ничтожные делишки.

– Вы ведь мистер Банион, верно? – они не заметили, как к ним подошел полицейский.

Банион приосанился.

– Да, это я.

– Я смотрел по телевизору вашу передачу. Там еще была эта леди, которая снимает коров с отрезанными… какая мерзость.

– Вся эта ситуация – мерзость.

– Им бы надо собрать все это мясо да скормить инопланетянам вместо того, чтобы наводить страх на порядочных людей.

– Я передам им ваше предложение. Мы ищем сенатора Граклисена.

– Он в зале заседания. Сейчас как раз идет голосование.

Банион и Роз стояли перед входом в сенатский гардероб, неловко переминаясь с ноги на ногу; люди входили и выходили, одаривая их недоумевающими взглядами.

– Я чувствую себя настоящим лоббистом, – призналась Роз. – Никогда прежде не встречалась с сенатором. Правда, как-то раз один конгрессмен пытался за мной приударить…

– Тогда мы используем тебя в качестве наживки. Когда Граклисен войдет, сбрось с себя одежду и кинься ему в объятия.

– Да будет ли он вообще с нами разговаривать?

– Сомневаюсь. Но тогда я смогу со спокойной совестью сказать в эфире, что дал ему шанс. Прежде чем я… – Банион зловеще ухмыльнулся, – его уничтожу.

– Почему ты так уверен, что твои зрители побросают все свои дела и устремятся в Вашингтон? Дело вовсе не в том, что ты неубедителен. Ведь я же здесь…

И верно: Роз ушла из редакции «Космос-политен», чтобы сделаться исполнительным директором комитета АПП (американцы против похищений). Став правой рукой Баниона, она вызывала жгучую ревность у доктора Фалопьяна и полковника Мерфлетита. Днем Банион не расставался с ней ни на минуту. Ах, если бы и ночью, мечтал Банион. Несмотря на его подозрения, что и она к нему неравнодушна, Роз продолжала настаивать на том, что у них сугубо деловые отношения. Банион был влюблен как мальчишка, влюблен безнадежно, но его излишняя щепетильность не позволяла ему торопить события. Бывали моменты, когда он жалел о том, что так хорошо воспитан.

– Да придут они, – уверенно заявил Банион, – посуди сама: если у них по субботам нет других дел, кроме как пялиться в ящик, они найдут несколько свободных дней, чтобы приехать в Вашингтон и выбить дурь из головы своего избранника.

– Возможно, но не факт. Не попадем ли мы в дурацкое положение, если пригрозим Граклисену толпой бродяг у ворот, а в результате никто так и не появится?

– У меня двадцать пять миллионов постоянных зрителей. Сколько человек регулярно посещает нашу веб-страничку?

– Четыре или пять миллионов.

– Итого тридцать миллионов. Если придет хотя бы полпроцента, наберется сто пятьдесят тысяч человек. А это уже кое-что. Добрый день, сенатор.

– Дже-е-ек Ба-а-анион! Здорово, сукин сын! Дай-ка мне поглядеть на тебя!

Девяностодвухлетний Рейзор Менталлиус из штата Вайоминг, восьмой старейший член Сената, пользовался, несмотря на свои преклонные лета, большим влиянием, занимая пост председателя Сенатского комитета «Постфактум»,[67] почтительно именуемого прессой «великий и могучий „Постфактум“». Банион знал старика уже бог знает сколько лет; благодаря непринужденной манере и подкупающему добродушию, тот был завсегдатаем программы «Воскресенье». В довершение вышеперечисленных добродетелей сенатор Менталлиус являлся тонким ценителем женских прелестей. Эта черта проявлялась в том, что сенатор принимался ощупывать каждую женщину, попадавшуюся ему под руку. В старые добрые времена подобное поведение никого не удивляло, ибо большинство сенаторов поступало именно так. В эпоху политкорректности все изменилось, но старик продолжал свои шалости, объясняя это тем, что практически ничего не видит. Его тактильные исследования изгибов женского тела – не более чем невинные манипуляции слепого. Однако у себя дома он даже читал без очков.

– А я слышал, что тебя упекли в дурдом!

– Им пришлось меня выпустить, – Банион улыбнулся. – Я поднял адский шум, колотя кружкой по решетке своей камеры.

– Блеск! – воскликнул сенатор, пускаясь в не очень уместные воспоминания о том, как лихачил на военных сборах в середине тридцатых годов. Сенатор Менталлиус принимал участие в высадке американских войск в Нормандии и часто цитировал своего любимого «Генриха V». В начале пятидесятых, во время своего нашумевшего выступления в Сенате, он прочел наизусть чуть ли не всего Шекспира.

– И кто же это в-великол-л-лепное создание? – проворковал сенатор Менталлиус, ухватив руку Роз своими цепкими сухими пальчиками. Банион не уставал восхищаться неистощимым либидо старика.

– Это мисс… хм. Мой ассистент.

– Блеск! – сенатор подмигнул Баниону.

– Он хотел сказать, исполнительный директор, – уточнила Роз, – рада с вами познакомиться, сенатор.

– Смею вас заверить, что моя радость неизмеримо больше, ибо видеть вас – счастье. Позвольте уподобить вас благоухающей розе.

Роз покраснела.

– Джек, не будь эгоистом. Заходи как-нибудь проведать старика вместе со своей обворожительной знакомой. Уж со мной-то она не заскучает… В последнее время о тебе так много пишут, Джек. У тебя все в порядке? Может, тебе что-нибудь нужно?

– Если на то пошло… да. Мне нужен Хэнк Граклисен.

Сенатор Менталлиус презрительно фыркнул.

– Тоже мне, желание! Подумаешь! – он снова принялся обхаживать Роз. – Я знавал одну Роз. Розалинд Рассел. Она была актрисой. Замечательная женщина! Это было, дай бог памяти, году в… Как быстро летит время!

– То, что мне нужно, – настойчиво проговорил Банион, – находится в компетенции его комитета. Но он сейчас, как назло, голосует.

– Так давайте же окажем родине любезность и вызовем его из зала! – и с этими словами сенатор Менталлиус протянул руку и ухватил проходившего мимо помощника за болтавшееся на цепочке удостоверение, едва не удушив беднягу. Тот хотел было возмутиться, но, увидев, кто перед ним, вовремя осекся.

– Сэр? – просипел он, потирая шею.

– Притащи-ка нам сюда сенатора Граклисена. Живо!

– Но они как раз сейчас голосуют…

– Не надо лишних слов, сынок. Действуй. Я засекаю время. Тебе лучше поторопиться. Приведи его прямо сюда. Скажи, что я хочу его видеть.

Помощник бросился со всех ног исполнять приказ сенатора.

Менталлиус сердечно пожал Баниону руку:

– Жутко хочется поглядеть на его дурацкую физиономию, но не могу – опаздываю на встречу в Объединенный комитет начальников штабов.[68] Они снова будут пытаться уговорить меня подарить им парочку военных самолетов, – он захихикал. – Если эти мерзавцы снова попытаются упрятать тебя в дурдом, непременно приходи ко мне, слышишь? – он взял Роз за руку. – А с вами, юная леди, надеюсь, мы еще не раз увидимся. Что ж, до свиданья. Пока!

– Ну вот, – сказал Банион, когда сенатор ушел. – Можешь собой гордиться: за тобой приударили члены как нижней, так и верхней палат парламента.

– Занятный старикан, – отозвалась Роз.

Через несколько минут в дверях появился сенатор Хэнк Граклисен с видом человека, которого оторвали отдела чрезвычайной важности. Его сопровождал перепуганный помощник.

– Что все это значит?

– Я хочу, чтобы Сенат провел слушания по проблеме похищений.

Сенатора перекосило от ярости.

– Да кто ты такой, чтобы врываться сюда, срывать меня с места и выдвигать подобные требования?!

– Налогоплательщик, – предложил Банион.

– Я возвращаюсь в палату.

– Ведущий популярного шоу с двадцатью пятью миллионами зрителей, – продолжил Банион.

– Очень за тебя рад.

– И я прикажу им штурмом взять Вашингтон, если ты не проведешь слушания.

Сенатор, который уже начал удаляться по коридору, моментально застыл как вкопанный. Банион почти явственно слышал, как скрипят его мозги: уфологический конгресс… Бунт грибов… ну и что? Ничего особенного, всего-то несколько писем, подумаешь, большое дело, кучка неудачников… ну, собрались, потрепались о проказах шалунишек-пришельцев… Чушь собачья… Новое шоу?.. О летающих тарелках?.. Ну и что с того?.. Он блефует.

Лицо законодателя озарила улыбка.

– Джек, я хочу кое-что тебе сказать. Я, как сенатор, не так часто говорю подобные слова, но, тем не менее – пошел ты на хрен.

– Могу ли я считать, что ты воздержался?

– Проваливай. Катись отсюда.

– Ладно, Хэнк, только не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Сенатор Граклисен схватил Роз за руку и с чувством потряс, словно она была одной из восхищенных избирательниц.

– Рад с вами познакомиться. Спасибо, что зашли.

– Неужели они все такие? – спросила она, когда тот удалился.

– Посмотрим, как он запоет, когда, выглянув из окна, увидит на Молле сто пятьдесят тысяч человек, требующих его голову.

Попыхивая сигарой, Энди Кроканелли нервно прохаживался по краю съемочной площадки.

– Здесь нельзя курить, – сказал ему техник.

– Да ты знаешь, кто я такой, твою мать?

– Нет. Кто ты такой, твою мать?

– Энди, Энди, – Банион готовился к съемкам, просматривая свои заметки, – расслабься. Все будет нормально.

– Нормально?! Эти долбаные адвокаты говорят, что мы попадем под суд за подстрекательство к насилию!

– Энди, попробуй выражать свои мысли, по возможности избегая таких слов, как «долбаный» и «твою мать». Успеешь сказать в два раза больше за то же самое время. Я не собираюсь призывать их штурмовать правительство с топорами и вилами. Речь идет о марше протеста. Если ты не можешь пройти маршем протеста по собственной столице, для чего она вообще нужна? Подобные прецеденты уже бывали. Так что расслабься. Только подумай, какие деньги ты будешь иметь, когда они приедут в город на машинах, смазанных в твоей «Как по маслу».

– Я лучше присяду. Мне что-то нехорошо.

– Может, посмотришь из Маленькой Зеленой комнаты? – спросил Банион.

– Тридцать секунд, – объявил техник.

Роз, в кокетливом зеленом мини, выступила вперед и пригладила его непослушные вихры.

– Задай им жару, – она заговорщически подмигнула.

– Пять секунд… три… две… одна.

Заиграла музыка. Банион представился. Для придания пущей важности тому, что он собирался сказать, он решил опустить обычное «но сначала два слова о нашем спонсоре, компании „Как по маслу“». Вместо этого он сказал:

– Но сначала я хотел бы сказать вот о чем…

После рекламной паузы Банион приступил к своему тщательно отрепетированному докладу, посвященному деятельности правительства, которое в течение последних пятидесяти лет всячески замалчивало факты об НЛО, утаивая правду от американского народа. Он рассказал о собственной безуспешной попытке уговорить сенатора Граклисена провести открытые слушания, упомянув об их встрече в гардеробе (умолчав, правда, о грубой реплике сенатора).

Повествуя о великих маршах протеста прошлого, Банион заметил, что в студии происходит какая-то неразбериха. На лице директора застыло выражение тревоги, граничащее с паникой. Забившись в дальний угол студии, он взволнованно что-то бубнил в микрофон. Двое операторов, обычно самые неподвижные фигуры в студии, теперь обменивались нервными взглядами, перекатывая камеры туда-сюда, – словно Банион вдруг сделался лидером в автомобильной гонке, и они с трудом поспевали за ним.

Какого черта? Неужели они не понимают, что только мешают ему? Банион никогда не говорил по бумажке и презирал экраны с бегущей строкой. Чувствуя, что вот-вот потеряет нить повествования, он, тем не менее, продолжал говорить о необходимости демонстрации силы, о массовых выступлениях. Только в том случае, если народ призовет правительство к действию, оно начнет действовать. И тут нет альтернативы – только марш протеста. Человек двадцать первого века идет на Вашингтон! Кто они – люди Двадцать Первого Века? Это все, кто был похищен, изнасилован, унижен и оскорблен инопланетянами. Чаша терпения переполнилась. Пробил час мщения!

– Итак, – заключил он, – до встречи через две недели, на лужайке парка перед Капитолием. С вами был Джон Оливер Банион.

Снова заиграла музыка. Банион откинулся на спинку стула. Ему не терпелось узнать, чем была вызвана вся эта суета. Из дальнего угла студии доносились чьи-то взволнованные голоса; ему удалось разобрать слова «боль в груди». Очевидно, сказанное относилось к Энди Кроканелли. К Баниону робко приблизился директор; по его лицу было заметно, что он вовсе не горит желанием сообщать ему новость.

Первые полосы воскресных газет пестрели возмущенными заголовками. Банион выдернул одну наугад из разбросанного перед ним вороха и прочел:

Банион взял себя в руки и в очередной раз перечел статью.

Банион подумал, что подобное заявление выглядит как бред параноика. Единственное утешение – все это чистая правда. Наверняка кто-то попытался дискредитировать его шоу. Если нет, то… остается думать, что он в чем-то провинился перед Богом. Однако свыкнуться с подобной мыслью, ему, примерному христианину, было не так-то просто.

Вчерашний день должен был стать для него днем триумфа. Но обернулся кошмаром. Большую часть дня Банион провел, отвечая на возмущенные звонки из бесчисленных уфологических обществ. Энди Кроканелли забрали в больницу с «сердечным приступом», как объяснили врачи. Его истеричка-жена орала, что они нарочно пытались убить ее мужа, чтобы избавиться от него – от собственного спонсора. Если Энди умрет, она пригрозила «засадить за решетку всю эту банду сумасшедших ублюдков». Биммерман, продюсер, из кожи вон лез, стараясь выяснить, каким образом непотребные кадры затесались в их передачу. Менеджер спутниковой связи разводил руками. Никто не мог понять, как это случилось. Бюрократы из ФКС уперлись рогом, сосредоточившись на жалобах и не пытаясь понять причину.

Баниона снова осаждали репортеры – алчные стервятники, охочие до сенсаций. Его имя опять трепали все, кому не лень. Писаки из самых скандальных таблоидов расположились лагерем у его дома. Завтра, вне всякого сомнения, все газетные киоски страны будут набиты их опусами – с фотографиями Баниона на первой полосе. Просто не терпится увидеть. Вчера он вышел из студии, заслоняясь от телекамер, словно покидающий зал суда мафиозо, признанный виновным в убийстве собственного дяди у дверей итальянского ресторана. Какой позор!

У Джона О. Баниона разболелась голова.

Позвонила Роз. Последние несколько часов она отбивалась от репортеров, убеждая их, что произошедшее только укрепит дух АПП. Но Баниону она призналась, как это нелегко: журналисты сплетничают, отпускают двусмысленные шуточки. Ты ведь знаешь, как это бывает: стоит один раз угодить в пикантную ситуацию…

– Извини, – вздохнула она, – тебе, должно быть, еще тяжелей. Хочешь, я приеду, привезу тебе куриного супа или еще что-нибудь?

Да, он очень этого хотел. Но в то же время ему не хотелось, чтобы фотография симпатичного исполнительного директора, входящего в его дом, появилась на обложке какого-нибудь таблоида с заголовком вроде «ОДНА ИЗ ЗЕМНЫХ КУКОЛОК БАНИОНА». Банион мечтал о том, чтобы она пришла; не исключено, что она даже переспит с ним – ради того, чтобы его утешить.

– Лучше не надо, – вздохнул он.

Натан Скраббс учился монтировать панели из сухой штукатурки. Пока он уяснил одно: ему не хотелось бы заниматься этим в следующей жизни. Зато теперь его вряд ли нашли бы те, кто за ним охотился.

Человека, который спас его, звали Брэдли. Он жил у самой реки в Анакостии. В этот район белые предпочитали не заглядывать, тем не менее, именно здесь Скраббс чувствовал себя в безопасности. Брэдли был разведен и жил один. Скраббс спал на матрасе, постеленном ему на полу в свободной комнате. Не отель «Ритц», конечно, но в нынешних обстоятельствах выбирать не приходилось.

Брэдли, верный своему слову, разбудил его ровно в пять, и они отправились монтировать панели из сухой штукатурки. Дом, в котором они работали, был расположен в сомнительном районе, претендовавшем на респектабельность.

Скраббс был слегка озадачен, когда Брэдли представил его остальным членам бригады как беглеца.

Ребята из бригады сердечно поприветствовали оторопевшего Скраббса и пожали ему руку.

Улучив минутку, он отозвал Брэдли в сторону.

– Зачем ты им так сказал?

– Ты единственный белый парень в бригаде, верно?

– И что?

– А то. Ты ведь хочешь, чтобы тебя приняли?

– Что если они меня выдадут? Боже, я пропал.

Брэдли рассмеялся.

– Сомневаюсь, что кто-нибудь из них станет звонить в полицию. И не поминай имя Господа всуе. А теперь возвращайся к работе. Я скажу тебе, когда будет перерыв на кофе.

В конце первого дня, когда они вернулись домой, Брэдли протянул ему десятидолларовую бумажку.

– Десять баксов?! За то, что я весь день надрывал себе задницу? Да у меня спина разламывается! Я на эти деньги и аспирина не смогу купить!

– Разумеется, я вычел кое-какие расходы.

– Какие расходы?

– Пулевое отверстие в борту моей лодки – твои дружки постарались. Рыболовный крючок, который я загубил, вытаскивая из твоей ноги. Плюс плата за комнату. И еще кофе с булочкой этим утром.

– Да не оскудеет рука дающего, – язвительно процедил Скраббс.

– Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут; радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах, – важно отвечал Брэдли.

– Ладно, ладно. А я-то думал, рабство давно отменили.

– Да? Я что-то не заметил. Но если ты думаешь, что в «Макдональдсе» дела у тебя пойдут лучше, Бог в помощь. Когда будешь там работать, пожалуйста, принеси мне пару двойных гамбургеров, жареную картошку и большую «Колу».

– Вам звонит человек, который утверждает, что у него важная информация о спутниках связи, – сообщила Ренира, – но он не назвался.

За последние два дня на них обрушился шквал телефонных звонков. Неприятные звонки практически прекратились. Звонили, в основном, чтобы выразить сочувствие.

Доктор Фалопьян и полковник Мерфлетит сидели в офисе с каким-то отставным воякой, который в свое время занимался обеспечением безопасности спутниковой связи, и обсуждали детали трансляции следующей передачи – разумеется, если она вообще выйдет в эфир. Энди Кроканелли, похоже, оправился от сердечного приступа, но его жена была непреклонна – мужу нельзя волноваться, и если Банион будет продолжать призывать народ идти на Вашингтон, то потеряет в лице компании «Как по маслу» спонсора. Адвокат Баниона, Баретт Притиман, грозил миссис Кроканелли расторжением контракта. Некогда счастливый и дружный коллектив «Субботы» теперь стал похож на все прочие коллективы на свете, погрязшие в ссорах и мелких склоках.

Банион решил ответить на звонок.

– Я не могу выдать вам источник информации, – сказал ему звонивший, судя по голосу, интеллектуал лет сорока. С другой стороны, большинство чокнутых ублюдков, включая убийц президента, тоже интеллектуалы. – Если у вас есть определитель номера, вы наверняка успели заметить, что я звоню из телефона-автомата в Лос-Анджелесе. Это сужает круг поиска до трех с половиной миллионов человек. Так что лучше выслушайте то, что я вам скажу.

– Слушаю вас, – отозвался Банион, выводя на листке из блокнота три буквы – РОЗ.

– Я восхищаюсь вами, мистер Банион. Вы выполняете важную работу. Ради вас я, собственно, и получил специальное разрешение «Янки Уайт», чтобы сделать этот звонок. Ладно, хватит излияний. Перейду непосредственно к цели моего звонка. В прошлую субботу на спутник «Геостар», с которого транслируется ваша программа, был направлен блокирующий сигнал. Сигнал поступил с другого спутника под названием «Трастер-6». Он использует специальную высокочастотную систему. Но дело не в этом. «Трастер-6» заблокировал сигнал вашего шоу, заменив его на порнографический фильм. Не самый ужасный, должен вам заметить. Не подумайте ничего плохого. Несомненно, он не имеет никакого отношения к вашему шоу.

Банион навострил уши.

– А кто управляет спутником «Трастер-6»?

Голос снисходительно рассмеялся.

– А как, по-вашему, у кого достаточно полномочий, чтобы управлять спутником?

– Правительство?

– Не стоит расспрашивать меня о деталях. Я не уполномочен вас в них посвящать. Они пытаются заткнуть вам рот, мистер Банион. Они вас боятся. Но вы не должны сдаваться. Боритесь! У вас миллионы друзей во всех уголках страны. Мы с вами. Всего хорошего, сэр. Удачи!

За этим странным звонком последовали несколько часов горячих дебатов. Мнения разделились. Доктор Фалопьян утверждал, что это мошенник. По его мнению, сигналы со спутника могли заблокировать только инопланетяне. У них есть мотивация – помешать Баниону провести марш протеста. У них есть ноу-хау – для них это вообще плевое дело. И у них есть мозги, подытожил доктор, зловеще вскинув кустистые брови. Короче говоря, пришельцы в очередной раз показали, что им под силу манипулировать общественным мнением.

Полковник Мерфлетит не был столь категоричен. Более всего его заинтриговало упоминание о специальном разрешении «Янки-Уайт» – самом почетном в вооруженных силах; подобные разрешения выдают военным летчикам, пилотирующим президентские самолеты. Мог ли он, размышлял полковник, управлять одним из тех черных вертолетов, которые военные использовали для усиления контроля над гражданским населением?

Разумеется, у них нет достаточно веских оснований, чтобы заподозрить «черную бригаду» из Агентства национальной безопасности.[70] И с их стороны было бы чистой воды безумием публично подать на АНБ в суд. Нет, необходимо изыскать более эффективные способы мщения.

Фалопьян и Мерфлетит взялись за дело с энтузиазмом средневековых алхимиков, бьющихся над загадкой философского камня. Банион слушал их, пока окончательно не запутался, а запутавшись, снова начал машинально выводить на листке блокнота три буквы: РОЗ. Из всего сказанного он заключил, что: а) ему позвонил какой-то человек; б) его шоу пытались дискредитировать; в) он бессилен что-либо предпринять, кроме как продолжать гнуть свою линию в надежде, что ТАМ еще не всем наплевать.

Фалопьян и Мерфлетит наконец-таки пришли к общему знаменателю: правительство в сообщничестве с инопланетянами организовало саботаж программы. Эти сообщники уже много лет работают вместе; и в критический момент они объединили свои усилия, это же очевидно!

И еще кое-что очевидно… Им был необходим свой человек в стане врага. Таким образом, доктор Фалопьян и полковник Мерфлетит недвусмысленно намекнули, что в их ряды затесался предатель.

Банион промолчал. Они намекают на Роз. В душе он усмехнулся. Их вывод едва ли можно было считать объективным. Оба невзлюбили ее с первого дня – с той встречи на уфологическом конгрессе в Остине; для них она была кем-то вроде межгалактической Йоко Оно, разрушительницей крепкой мужской дружбы. С самого начала от нее были только одни неприятности. Ее предположение, что их так называемые «великие русские» – обыкновенные жулики, – какая неслыханная наглость! К тому же, наверняка эти два космических ящера только и мечтают о том, чтобы с ней переспать. Нет, право, это просто смешно.

Банион прервал их дебаты, сказав, что у него разболелась голова и он отправляется домой. Он, подобно Скарлетт,[71] подумает об этом завтра. Роз собиралась приготовить ему на ужин свое коронное блюдо – макароны с четырьмя сортами сыра.

– Джек! Он здесь! Джек!

Полчище саранчи, вооруженное камерами и микрофонами, поджидало Баниона на вымощенном красным кирпичом тротуаре у самых дверей в офис. Изобразив на лице беспечную улыбку, – один Бог знает, каких усилий ему это стоило! – Банион бесстрашно шагнул навстречу этой орде и небрежно оперся на свою знаменитую тросточку из ротанга.

– И чем же я могу сегодня вам помочь, джентльмены?

– Какие последние новости?

– Знаете, наш телефон просто раскалился – всем не терпится узнать, покажем ли мы оставшуюся часть «Космических куколок» в нашем следующем выпуске.

Папарацци обескураженно рассмеялись. Так-то вот. Что, прикусили языки? Впервые за долгое время он дал им достойный отпор. Банион стоял перед ними с высоко поднятой головой, а в их жалах не было достаточно яда, чтобы нанести ему смертельный укус.

– Спасибо всем, – Банион кивнул и удалился, зная, что они не осмелятся последовать за ним.

Он спокойненько шагал к своему новому дому на Думфиддл-стрит. Начал накрапывать мелкий дождик. Погруженный в нелегкие раздумья, Банион едва не пропустил нужный поворот. Он никак не мог отделаться от гнусной мысли, что Фалопьян и Мерфлетит подложили ему свинью. Неужели это возможно? Неужели его близкие друзья способны на предательство?

В конце концов ему удалось отыскать дорогу домой. Едва Банион вошел, его опьянили теплые вкусные сырные ароматы, и Роз, в белых леггинсах и легкой полупрозрачной блузке, сквозь которую соблазнительно просвечивала ее великолепная грудь, встретила его в прихожей. Банион почувствовал, что больше не в силах поддерживать с ней безукоризненно целомудренные отношения. Она поцеловала его мокрыми от вина губами, затем отступила на два шага назад и окинула внимательным взглядом.

– О, милый, ты так ужасно выглядишь…

Банион швырнул пиджак на вешалку.

– У меня был тяжелый день. После ланча я несколько часов просидел с Фалопьяном и Мерфлетитом, выслушивая разнообразные теории заговоров. Дай мне что-нибудь от головной боли. Аспирина, что ли…

– Могу себе представить. Эта парочка кого угодно сведет с ума. Мне очень жаль. Я знаю, что Фалопьян – специалист по ядерной физике, а полковник тридцать пять лет прослужил в армии и видел пришельцев в Росвелле, но… на мой взгляд, у них не все дома. Знаешь, Ренира со мной согласна. Она говорит, что они «безумны, как мартовские зайцы». В остроумии британцам не откажешь. Вот только кухня у них подкачала… Есть хочешь? Все уже почти готово, осталось только сунуть в микроволновку на двадцать минут.

– О, как хорошо, – протянул Банион, – помассируй чуть-чуть пониже…

– Здесь?

– Угу. Роз?

– Да, милый?

– Скажи, мы когда-нибудь будем… Ну, ты знаешь…

– Заниматься этим? – она лукаво улыбнулась.

– Да.

Ее пальцы продолжали массировать его виски, губы коснулись шеи.

– Так?

– Это только начало. Просто каждый раз, стоит нам начать, ты всегда говоришь «еще не время». Когда же, по-твоему, наступит время?

– Ты что, снова насмотрелся порнофильмов?

– Я серьезно.

– Куда нам торопиться?

– Послушай, я, конечно, не Леопольд Каприано…

– Кто-кто?

– Ну, этот… из фильма «Титаник».

– Лео Ди Каприо.

– Неважно. Конечно, я не девятнадцатилетняя кинозвезда…

– Нет. Ты старый занудный сухарь, помешанный на НЛО.

– Пожалуйста, не перебивай меня…

– Но все равно ты душка.

– Но почему… ладно, неважно. Я не собираюсь тебя упрашивать. В конце концов, это просто унизительно. Я только пытался сказать, что мне с тобой очень хорошо. Мне с тобой весело. Да и тебе, по-моему, мое общество временами бывает приятно; по крайней мере, у меня создалось такое впечатление…

– Обожаю, когда эти чопорные англосаксы пускаются во все тяжкие.

– Уверяю тебя, в постели я еще могу дать всем сто очков вперед.

– Ты говоришь, прямо как Джордж Буш во время инаугурации.

Банион со стыдом осознал, что его слова и впрямь являются парафразом инаугурационной речи Джорджа Буша в 1988 году перед Конгрессом. Да, любовник из него никудышный. Может быть, со временем… Он повернулся и заглянул ей в глаза. Боже, как она прекрасна. Роз лучезарно улыбалась.

– Я просто хотел сказать, что люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.

Улыбка медленно сползла с ее лица.

– Вот это да.

– Учти, я делаю предложение всем женщинам, которые балуют меня макаронами с четырьмя сортами сыра. Так что? Как ты на это смотришь? Или ты сначала хочешь примерить обручальное кольцо от Тиффани? Сказать по правде, я его с собой не захватил. Все получилось слегка спонтанно…

Банион догадался, что Роз была потрясена, хотя в женщинах он разбирался не очень хорошо.

– Я… ты мне очень нравишься, Джек.

– А, значит, так отвечают чопорные англосаксы, вместо того, чтобы прямо сказать: «Замуж за тебя? Ты что, рехнулся?» Так, так… – он наклонился и целомудренно поцеловал ее в щеку. – Мне просто было необходимо выговориться. В спанье на кушетке тоже есть что-то сексуальное, если, конечно, не обращать внимания на боли в спине.

Роз снова поцеловала его, но теперь в ее поцелуе не было ничего целомудренного. Это был, как он осознал позже, самый длинный поцелуй в его жизни. К тому моменту, когда поцелуй закончился, и его, и ее очки валялись на полу, его волосы были взлохмачены, словно по ним пронесся ураган, губы занемели, а взор был слегка затуманен – возможно, из-за того, что он снял очки.

Они заглянули друг другу в глаза – пристально, пытливо, жадно, как это делают любовники после первых ласк. Наконец Роз решилась нарушить тишину.

– Что ж… По-моему, нам следует перейти в кухню. Я приготовлю тебе уж…

Слово «ужин» было прервано поцелуем – на этот раз еще более чувственным и уверенным. Когда они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться, то обнаружили, что лежат на полу рядом с кушеткой.

– Сначала ужин, – она улыбнулась. – А потом… десерт.

Роз оправила блузку и, мягко ступая босыми ногами, удалилась на кухню. Банион, умиротворенный и расслабленный, остался на полу, допивая остатки ее вина. Из кухни доносились мягкие уютные звуки – позвякивание посуды, хлопанье дверцами. Эти звуки успокаивали его. В глубине души все мужчины хотят, чтобы женщины им готовили. Сначала, конечно, бизнес…

– Позже я ненадолго уйду, – крикнул он.

– С чего это вдруг?

– Сегодня мне позвонил человек. Как гром среди ясного неба. Сказал, что работает на правительство и может предоставить мне информацию, что они исказили сигнал со спутника. Его доводы показались мне убедительными. Мы договорились о встрече. Понимаешь, он утверждает, что может снабдить меня доказательствами, достаточными для того, чтобы обратиться в прессу.

Роз появилась в дверном проеме, держа в руке деревянную ложку для салата. Ее короткие светлые волосы были спутаны. Очки делали ее похожей на школьницу. Никогда прежде Банион так не вожделел. Пожалуйста, сжалься надо мной, молил он в душе.

– А ты уверен, что этот человек – не мошенник?

– Уверен. Он говорил так убедительно. Иногда просто чувствуешь такие вещи… – он улыбнулся, – даже если ты старый занудный англосакс.

– Не думаю, что тебе следует с ним встречаться.

– Что ты, я не могу не пойти. У этого парня есть доказательства. Я добуду их во что бы то ни стало, и ничто меня не остановит.

– Мне кажется, это ловушка.

– Почему?

– Кажется, и все. С чего это вдруг кому-то из правительства вздумалось тебе помогать?

– Хороший вопрос. Надеюсь, я это выясню.

Роз вернулась на кухню.

– В котором часу ты с ним встречаешься?

– В одиннадцать ноль три. Именно поэтому я и решил, что он не мошенник. Военнослужащие и работники государственных структур всегда назначают точное время встречи – во избежание путаницы. «В одиннадцать ноль три» – предельно четко и ясно.

– И где же вы с ним договорились?

– У Национального Собора, в бельведере в саду Бишопа. Очень живописное местечко. Раньше я частенько наведывался туда, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Или когда мы с Битси ссорились… Эта беседка сложена из камней дома Гровера Кливленда.[72]

– О, черт…

– В чем дело?

– Я забыла пекорино.

– Это что такое?

– Один из четырех сыров.

– Ну так сделай макароны с тремя сортами сыра.

– Таких не бывает.

Роз натянула туфли и сняла с вешалки сумочку и жакет.

– Я на две минуты. Сбегаю в лавку Гриффина.

– Я с тобой.

– Нет, – она нагнулась и поцеловала его. – Ты пока прими горячий душ, – она улыбнулась. – Или холодный. Я мигом, туда и обратно. Ужин будет готов через пятнадцать минут. Открой еще одну бутылку вина.

С быстротой молнии она выскользнула на улицу. Банион пошел на кухню. Наступил на педаль мусорного ведра. Крышка открылась. Он принялся рыться в мусоре. Наконец под пустой коробкой из-под макарон Банион нашел то, что искал: скомканный клочок оберточной бумаги из гастрономического магазина на Саттон-плейс. На ценнике, помеченном вчерашним числом, было написано: ПЕКОРИНО РОМАНО.

– Пальчики оближешь.

Они сидели за столом. Мягко горели свечи. Банион выпил почти всю вторую бутылку, чтобы набраться мужества и одновременно заглушить боль.

Роз вопросительно улыбнулась.

– Твоя первая реплика за весь вечер.

– Как долго ты на них работаешь?

Она даже не подняла глаз.

– На кого?

Банион сунул руку в карман и молча протянул ей клочок оберточной бумаги ценником наверх.

– Я же помню, что покупала этот сыр. Я, наверно, выкинула его вместе с…

– Не надо. Ты пошла позвонить им, чтобы предупредить о моей встрече.

Роз положила вилку на стол и промокнула губы салфеткой. Она сидела, опустив голову, избегая встречаться с ним взглядом.

– Я решила, что ты попадешь в ловушку, – тихо проговорила она, – никто с нашей… то есть с этой стороны не звонил тебе сегодня. Я волновалась за тебя.

– Я вижу, тебе нравится, когда я то и дело попадаю в ваши ловушки, – Банион осушил свой бокал. – Ты с самого начала работала на них? Или же это больше смахивает на предательство?

– Я не могу рассказать тебе обо всем, но, прошу, не делай скоропалительных выводов. Тебе никогда не удастся это выяснить.

– Какому подразделению правительства поручено дискредитировать приверженцев НЛО? ЦРУ? ФБР? Или у нас тут задействован кто-то покруче?

– Милый…

– Пожалуйста, не надо.

В ее глазах блеснули слезы. Очень хорошо.

– Это не то, что ты думаешь.

– Надо же, какое облегчение.

– Я не могу рассказать тебе… Это секретная информация.

– Секретная? Секретная?

Она воскликнула с неподдельной пылкостью:

– Неужели ты хочешь, чтобы я пошла на разглашение секретных сведений?

– О нет, мы не можем этого допустить! – Банион вскочил, испытывая непреодолимое желание ударить ее по лицу и перебить всю посуду. От гнева и алкоголя все поплыло, как в тумане. Он подошел к камину – излюбленному месту мужских философствований. – Значит, правительство действительно сотрудничает с инопланетянами, – пробормотал он. – Ну, конечно. Правительство должно было знать. Оно не могло не знать.

– Джек, клянусь, ты все не так понял.

Банион горько улыбнулся.

– Итак, твоя работа заключается в том, чтобы дискредитировать тех, от кого слишком много шуму. Тех, кто представляет для вас угрозу. Но как сюда затесался этот несчастный журнал для женщин, пострадавших от инопланетян?

Роз попыталась ответить, но Банион прервал ее:

– Нет. Позволь мне самому догадаться. Чтобы манипулировать общественным мнением об НЛО. Сначала завоевать доверие читателей, а потом вертеть ими как угодно, в зависимости от ситуации. Вопрос техники, не правда ли?

– Я не имею права это обсуждать.

– Я приезжаю в Остин на уфологический конгресс. А ты тут как тут. Выглядишь на все сто. Встретил мальчик девочку… И что же первым делом делает наша девочка? Дискредитирует русских, разумеется.

– Эти русские – мошенники.

– О, мистер Банион, я так рада вас видеть! Я только и мечтаю о том, чтобы меня похитили! Какая чушь.

– Я выполняла свою работу.

– О да, очень хорошо, просто отлично. Потом – сюрприз! – ты вдруг появляешься в Вашингтоне – сразу после того, как мы с Битси расстались. Природа, как это водится, вот-вот возьмет свое, в твоем контракте, как на грех, не предусмотрен секс со мной. Но я уважаю твое мнение. И вот наступает сегодняшний вечер. Сегодня все изменилось. Неужели они сменили свои указания? Скажи мне одну вещь – из какой службы сопровождения они тебя завербовали?

Роз сверкнула мокрыми злыми глазами.

– Это не было частью задания.

– Что ж, я весьма польщен.

Она поднялась наверх и громко хлопнула дверью.

– Если кому и положено уйти, хлопнув дверью, так это мне! – заорал он ей вслед. – Это мой дом, и я ухожу.

Так Джон О. Банион, во второй раз за эти два месяца покинув свой дом в Джорджтауне, вышел в непроглядный ночной мрак.

Он решительно зашагал по улице. Эту бессонную ночь он провел в отеле «Четыре времени года».

Когда наутро он вернулся домой, Роз там уже не было. На подушке лежала записка:

Глава 13

С каждым днем Скраббс все больше охладевал к своей новой работе.

Однажды, воспользовавшись перерывом на кофе и тем, что Брэдли отвернулся, он тихонько ускользнул и припустил к ближайшей станции метро. Оказавшись на другом конце города, позвонил из автомата в трех кварталах от станции. Этот номер был единственной ниточкой, которая связывала его с прошлой жизнью.

– Компания «Творческий подход», – бодро отозвался женский голос, – чем я могу вам помочь?

– Это Скраббс.

– Подождите минутку.

Трубку взял мужчина – тот самый, с которым Скраббс разговаривал в прошлый раз, мистер Маджестик.

– Натан?

– Ты, грязный двуличный ублюдок…

– С тобой все в порядке? Мы за тебя волновались.

– Не надо пудрить мозги. И не вздумай снова посылать ко мне своих громил. Через минуту я повешу трубку. Я только хотел сказать тебе, что ты вонючий кусок…

– Успокойся. Сделай глубокий вдох…

– Ты пытался убить меня!

– У тебя неверная информация. Это были не мы.

– Чушь.

– Нет. Поверь. Здесь замешан кто-то, о ком мы не знаем. Все не так просто, как кажется.

– У тебя сорок пять секунд.

– Нас скомпрометировали. Задействована третья сторона…

– Слушай, ради бога, говори по-английски.

– Какая-то правительственная организация, учрежденная, как ты понимаешь, отнюдь не отцами-основателями. Им удалось прослушать наш телефонный разговор. Их люди оказались на острове раньше нас. Ты взорвал их человека, а не нашего. Кстати, зачем ты это сделал? Они очень расстроены.

– Расстроены? Они хотели меня укокошить!

– Ну так напиши об этом своему конгрессмену. Кстати, они тебя ищут и не успокоятся, пока не найдут. Они думают, что ты до сих пор работаешь на нас, и нам по твоей милости приходится расхлебывать эту кашу. Все из-за твоего фортеля с Банионом. Прямо какие-то мафиозные разборки. Стыд и срам. Мы должны быть выше этого. Мы работаем на правительство. Знаешь, как твой поступок отразится на нашем бюджете будущего года?

– Чихал я на ваш бюджет. Вы вышвырнули меня на улицу.

– А теперь хотим вернуть тебя обратно. Стой, где стоишь. Никуда не уходи. Я пошлю к тебе ребят. Они будут на месте через десять минут.

– Нет. Через пятнадцать секунд я положу трубку. Вышли мне паспорт и немного денег. Больше ты обо мне не услышишь. Обещаю.

– Так не пойдет, Натан. Ты должен вернуться. Для твоей же безопасности. И нашей. Если те, другие, до тебя доберутся… Не хочу даже думать об этом. И тебе не советую. Это очень нехорошие люди.

– Хватит вилять. Кто они такие?

– Это не телефонный разговор. Ситуация очень нестабильна.

– Я вешаю трубку. Может, я еще позвоню, а может, и нет.

– Не надо…

Скраббс шмякнул трубку на рычаг. Натянул пониже на лоб рабочую бандану, нацепил темные очки и, оглядевшись по сторонам, побрел в метро.

Сидя в поезде, подавленный Скраббс размышлял над новой информацией, пытаясь понять, какая правительственная организация за ним охотится. Или это очередной блеф мистера Маджестик – уговорить его вернуться, чтобы заставить замолчать раз и навсегда? Если они говорят правду, тогда две засекреченные правительственные организации схлестнулись друг с другом, подобно нью-йоркским мафиозным кланам, а он, Скраббс, очутился меж двух огней… Боже, какой бред. Чем скорее он уберется из Вашингтона, тем лучше. Но они наверняка обшаривают все аэропорты, железнодорожные и автобусные вокзалы. А Брэдли едва ли предложит ему ключи от своей машины.

Сидевшая рядом с ним женщина читала газету. Скраббс уже забыл, когда в последний раз брал в руки газету. Он глянул на страницу и сразу увидел фото Баниона, стоявшего под прицелом микрофонов.

– Что вам угодно? – женщина недовольно покосилась на Скраббса.

– Простите.

И почему люди так напрягаются, когда ты читаешь, заглядывая им через плечо? Боятся, что украдешь у них типографскую краску?

Скраббс вышел из вагона на ближайшей станции и купил «Пост». Развернув газету, прочел:

Статья заканчивалась ссылкой на представителя Пентагона, который, отказавшись как-либо прокомментировать существование спутника «Трастер-6», подчеркнул, что подобное оборудование не используют для трансляции порнофильмов.

Скраббс почесал в затылке. «Марш Человека двадцать первого века»? Обвинения в адрес правительства? Этот парень – словно пес, ухвативший кость: теперь ни за что не выпустит. Неужели он и вправду думает, что правительство его дискредитирует? Если бы он только знал… Они там, должно быть, в штаны напустили со страху, если пошли на то, чтобы заблокировать сигнал со спутника, заменив его на порнуху. Скраббс перечел параграф, где в очередной раз цитировались незабываемые фразочки из фильма типа: «Хьюстон, у нас тут эрекция!»

Интересно, кто это сделал? МД-12? Или другая организация, о которой упоминал мистер Маджестик?

А Банион молодец, что обратился в прессу, подумал Скраббс. Теперь они не смогут втихую от него избавиться. В статье говорилось, что на Пентагон обрушился «шквал» звонков от разъяренных приверженцев НЛО, протестующих против такого отношения к их кумиру. Это добром не кончится. Ситуация не предвещала ничего хорошего для Скраббса. В конечном счете все это произошло по его вине, и ТАМ об этом не забудут. Теперь они вряд ли пошлют его на работу в пустыню. И все-таки, несмотря на мрачные мысли, Скраббс не мог не порадоваться за Баниона. Давай, приятель! Задай жару этим ублюдкам!

– Где ты пропадал? – спросил у него Брэдли. – На кофе полагается десять минут. Тебя не было целый час.

– Надо было перекинуться парой слов с ребятами, которые пытались меня грохнуть.

– И?

Скраббс взял мастерок, окунул в ведерко с раствором, плеснул смесь на стену и принялся разравнивать.

– Они все еще надеются это сделать.

Президент Соединенных Штатов Америки щелчком выключил телевизор в Овальном кабинете. Никто из находившихся с ним рядом не произнес ни слова. Ситуация была, мягко говоря, неординарная. Беспрецедентная.

– Он что, пьет? – наконец, спросил президент.

Глава президентского штаба отвечал:

– По моим данным, нет.

– Он показался мне вполне трезвым, – вставил пресс-секретарь.

– Наверняка это какое-нибудь нервное расстройство, – сказал глава президентского штаба. – Параноидальный бред. Берт Галилей говорит, они пытались на него воздействовать, даже вызвали психиатра – так, на всякий случай, чтобы кое-куда его увезти, но ему удалось удрать. Этому парню можно даже посочувствовать.

– Я бы не стал заходить так далеко.

– Сколько телефонных звонков поступило в Пентагон от этих фанатиков? – осведомился президент.

– Тысячи.

– А в Белый дом?

– Тысячи.

– Сообщения по электронной почте?

– Сотни тысяч. Они верят ему.

– Ну и что? – возразил пресс-секретарь. – Они же все чокнутые. Они поверят во что угодно.

– А что там со спутником, о котором он болтает? – спросил президент. – Вы проверили?

– Я лично разговаривал с генералом Танклбанкером. «Трастер-6» – сверхсекретный объект. Он даже избегает произносить вслух это название.

– Ох уж эти солдафоны… – презрительно хмыкнул пресс-секретарь. Президент, сам бывший солдафон, метнул в его сторону испепеляющий взгляд.

Глава президентского штаба продолжал:

– Генерал сказал, что президенту не следует делать публичные заявления относительно «Трастера-6». Но он категорически отрицает, что они использовали его для трансляции порнофильмов. Он чуть не расхохотался, хотя чувство юмора не входит в список достоинств генерала.

– Значит, Банион – просто чокнутый? – спросил президент.

– Да, именно так.

– Это что, маниакально-депрессивный психоз?

– Я не врач. Но могу проконсультироваться у специалиста из клиники в Бетесде.[73]

– Нет, нет. Слава богу, он не участвует в дебатах. Вы только на минуточку представьте…

– Я рад, что мне удалось этому воспрепятствовать, – вставил пресс-секретарь.

– Я думал, его прокатила сама Лига голубых избирателей.

– Ну, я разговаривал с…

– Ладно, – прервал его глава президентского штаба, – теперь надо решить, как мы будем проводить запуск «Селесты».

– Фликери опубликовал разгромную статью, – сказал руководитель избирательной кампании и принялся читать по бумажке: «Колоссальные затраты… беспринципный оппортунизм… издевательство над американским ракетостроением… использование миллиардных средств налогоплательщиков во имя дешевых…»

– Я уже ознакомился с его комментариями по этому поводу, – сухо отрезал президент.

– Этот негодяй практически загнал нас в угол. Если мы не приедем на космодром, все подумают, что мы до смерти испугались. Ну а если мы там появимся, это будет выглядеть так, будто мы затеяли все ради выборов. Я ночами не сплю – жду, когда какой-нибудь анонимный источник из НАСА брякнет что-то вроде: «Мы нарочно перенесли дату запуска „Селесты“, чтобы подгадать к президентским выборам».

– Этого не произойдет, – успокоил его глава президентского штаба. Накануне утром у него уже состоялась конфиденциальная беседа с главным администратором НАСА. Смысл ее был предельно прост: если кто-нибудь из твоих ребят ляпнет газетчикам, что в Белом доме тебя попросили перенести запуск на более ранний срок, мигом вылетишь на улицу.

Президент задумчиво надул щеки.

– А может, лучше вовсе проигнорировать этот запуск? На носу последняя неделя избирательной кампании. Напряженные деньки для того, кто претендует на пост Президента Соединенных Штатов. Народ поймет.

– Я категорически не согласен, – сказал руководитель избирательной кампании. – Президент обязан присутствовать на мероприятии такого масштаба. Это «поворотный этап, знаменующий начало двадцать первого века». Вы сами его так назвали.

– Двадцать первый век! Как же мне это надоело! Двойка да три нуля. Тоже мне событие! Чего тут раздувать!

– Кое-кто не раз намекал вам, что не стоит раздувать это событие, – тактично вставил глава президентского штаба.

– Давайте перейдем к следующему вопросу, – президент говорил это всякий раз, когда глава штаба давал ему понять, что совещание начинает пробуксовывать.

Руководитель избирательной кампании сказал:

– Есть еще тактический момент. Наши источники утверждают, что если вы не поедете, это будет выглядеть как оскорбление штата Флорида.

– Ой, ради бога…

– Наш рейтинг во Флориде упал на семь пунктов. Вы хотите рискнуть голосами двадцати пяти выборщиков?

– Что если в этот день мне надо быть в другом месте?

– Целоваться со свинками в Иллинойсе?

Глаза президента превратились в щелочки.

– Уверен, мои советники смогут придумать для меня более достойное занятие.

– Я понимаю Сида, – вставил глава штаба. – Даже если бы вам предстояло выступить перед Генеральной ассамблеей ООН по вопросу прекращения гонки вооружений, это был бы недостаточный повод, чтобы проигнорировать запуск космической станции, которая олицетворяет собой новое… ну да, ну да, новое тысячелетие.

– Ладно, – вздохнул президент. – Так и быть, поедем запускать.

– При всем при том нам необходимо запастись достаточно веским объяснением, – заявил руководитель избирательной кампании, – во время дебатов у вас непременно начнут спрашивать, зачем вы поехали на запуск; сами знаете, что Фликери точит на вас зуб. «Голословные утверждения по поводу… – он откашлялся, – использования бюджета „Селесты“ в личных целях…» Словом, старая песня.

– Почему бы нам не заявить, что я обязан там присутствовать, как Верховный главнокомандующий страны?

– Это не военная операция, – возразил руководитель избирательной кампании, – это космическая станция, причем созданная в сугубо мирных целях. Вы сами не раз это подчеркивали.

– Это около двадцати одного миллиарда долларов; причем большая часть этих денег уплыла в Калифорнию и Техас. Вот в чем загвоздка.

– Космическая станция с туалетами стоимостью два миллиона долларов, – встрял пресс-секретарь. – Что может быть особенного в унитазах…

– Собирать дерьмо в невесомости? А ты сам попробуй.

– Я все-таки не понимаю, почему они обошлись в целых два миллиона. В крайнем случае сгодится и банка из под кофе…

– Не я их проектировал.

– А я и не говорил, что это вы.

– Ладно, ладно, – сказал президент, – не будем отклоняться от темы. Просто доставьте меня на этот чертов космодром; желательно, чтобы я при этом не был похож на двадцатидолларовую шлюху.

На мгновение в Овальном кабинете воцарилась гробовая тишина.

– Надо как-нибудь побыстрее с этим покончить, – решительно сказал глава штаба. – Ведите себя уверенно. Проявите твердость. Скажите, что это великий день для Америки, знаменующий начало новой эры… Я, Президент Соединенных Штатов, считаю своим долгом быть здесь в этот ответственный момент. И так далее…

Президент вскинул левую бровь.

– Есть идея, – воскликнул руководитель избирательной кампании, самодовольно улыбнувшись. – Запустим утку насчет того, что вы не поедете на космодром. Почему? Да потому что ваш оппонент использовал запуск «Селесты» для повышения собственного рейтинга. Короче говоря, надругался над великой космической программой, мечтой всей Америки. А вы, как президент, не можете допустить, чтобы это сошло ему с рук. Для вас космические исследования важнее политики. Это было непростое решение. Много бессонных ночей вы провели, думая о том, что ваше место там, рядом с бесстрашными американскими астронавтами. Но, в конце концов, вы все-таки решили, что не стоит… ну, в общем…

– Портить людям праздник?

– Точно.

– Значит, мы не едем?

– Нет, мы едем. Но вы решаете ехать в последнюю минуту, после того, как… вы прочли интервью с одним из астронавтов, в котором он говорит о том, что… ну… как бы он хотел, чтобы Президент Соединенных Штатов Америки смог присутствовать при запуске, чтобы разделить всеобщую радость по поводу этого знаменательного события.

– Хм, – хмыкнул президент. Он повернулся к главе штаба и спросил:

– А вы уверены, что астронавт даст подобное интервью?

– Дайте подумать, – глава штаба набросал записку: «Хеджпат! Интервью с женщиной-астронавтом. Срочно!» – Знаете, перед запуском астронавты, как правило, дают десятки интервью.

– Оно может быть весьма откровенным, – заметил пресс-секретарь.

Президент выглянул сквозь французские двери в сад, где среди ветвей резвились белки.

– Полагаю, при таких обстоятельствах я действительно обязан туда поехать. Правда?

– Вне всяких сомнений, – кивнул руководитель избирательной кампании.

Глава 14

Теперь Скраббс внимательно отслеживал газетные публикации. Во время очередного перерыва на кофе он опять сбежал (Брэдли потом урезал его зарплату на пять долларов), чтобы с другого конца Вашингтона позвонить мистеру Маджестик.

– Неплохо придумано с «Космическими куколками». Но похоже, вы слегка промахнулись.

– Твой Банион – настоящая заноза в заднице, – голос в трубке неожиданно показался Скраббсу безжизненным и усталым.

– Ну вы же мечтали об огласке, – мстительно напомнил Скраббс, – для этого и трудится ваша контора.

– Мы работаем для поддержания общественного интереса. Но сейчас нам не до этого. Ситуация вышла из-под контроля. Боюсь, что больше не смогу тебе помогать.

– Ах, ты разбиваешь мне сердце!

– Надеюсь, что ради его же безопасности они положат этому конец. Так дальше продолжаться не может. Они просто обязаны что-то предпринять!

– Они?

– Те, кого ты видел на острове. По нашим сведениям, они собираются избавиться от твоего дружка.

– Избавиться от Баниона? Но зачем? Если они его убьют, то тем самым превратят в мессию, великомученика, в самого Господа Бога!

– А может, они именно на это и рассчитывают?

– Но ведь все поймут, что его убрали. Сенат будет вынужден провести слушания.

– Послушай, они ведь не собираются распять его на кресте на глазах у всей Америки. Все случится тихо и незаметно. Несвежие устрицы, автомобильная катастрофа, закупорка сосуда… В наши дни человека подстерегает столько опасностей! В конце концов, сердце может не выдержать! Таким вот образом он превратится в уфологического идола. Кому какое дело?

– Предположим, эти люди и вправду существуют. Кто они?

– Не могу сказать тебе об этом. Но они существуют, поверь и молись, чтобы снова их не встретить. Они тебя в порошок сотрут. Вот почему я в сотый раз прошу тебя вернуться, чтобы мы смогли тебя защитить.

– Подбрось мне паспорт и немного деньжат, и я испарюсь.

– Ах ты, засранец! Сам заварил эту кашу, втянул нас в кошмарную историю, а теперь еще денег требуешь. Тебе не кажется, что это просто неэтично?

Скраббс поглядел на часы. Все ясно. Они пытаются его засечь.

– Да, кстати, об этике, – сказал он, – в газетах пишут, что в столице ожидается как минимум миллион протестующих. Надо бы позаботиться о новых общественных туалетах…

– Скраббс!..

По дороге на работу Скраббс никак не мог отделаться от кошмарной мысли: что если эта загадочная организация и впрямь задумала уничтожить Баниона? Одно дело – разбить человеку жизнь, другое…

Он усилием воли прогнал от себя эту назойливую мысль. Нет никакой организации. Это фантом. Ее придумал мистер Маджестик, чтобы заманить его, Скраббса, назад.

В штабе МЧ-21 («Марш Человека двадцать первого века») кипела деловая жизнь. Доктор Фалопьян связывался с многочисленными уфологическими обществами. Полковник Мерфлетит радовался как ребенок: ему было поручено обеспечение материально-технической базы. Похоже, никто шутить не собирался. Банион поднял на ноги все до единого уфологические общества в стране. Они сплотились, охваченные гневом, и были готовы в любой момент штурмовать Вашингтон. В столице теперь ожидалось свыше одного миллиона демонстрантов. Банион уже поработал с прессой; он теперь не просто владел ее вниманием – он повелевал ею. Представители трех ведущих телеканалов собирались вести прямой репортаж с места событий.

В кабинет заглянула Ренира.

– Вот проект вашего трейлера.

Трейлер Баниона в форме летающей тарелки, с командным пунктом, туалетом, кроватью и гардеробом должен был расположиться за основной сценой перед зданием Капитолия.

Банион внимательно изучил проект.

– А где же лампочки?

– Лампочки?

– Мигающие лампочки. Как на всамделишной летающей тарелке, – он перечислил: – красные, желтые, зеленые. И еще неплохо бы голубенькие. Хорошо будет смотреться.

– Кстати, – сказала Ренира, – звонила мисс Делмар. Она прибывает в Даллес[74] в четыре часа дня. Я предупредила ее, что довольно рискованно выступать перед этим сборищем…

– Не смейте называть их сборищем.

– Ну, перед собранием. Не все ли равно. Ее выступление назначено на семь вечера. Я полагаю, надо приготовить для нее персональный трейлер.

– Поговорите об этом с полковником Мерфлетитом. Он за это отвечает.

– Мисс Делмар – звезда мировой величины! У нее должен быть отдельный трейлер.

– Ничего, как-нибудь перекантуется и в моем. Да, чуть не забыл: еще оранжевые лампочки – те, что пульсируют.

– Откуда это на моем столе? – раздраженно спросил президент.

Накануне днем оппонент обозвал его «затычкой озоновых дыр», намекая на его благосклонность к защитникам окружающей среды. Затем его разбудили посреди ночи и сообщили, что в районе Берингова пролива исчез с экранов радаров истребитель Ф-14. Через два часа они снова разбудили его, чтобы сообщить, что самолет нашелся. Утро он собирался провести в подготовке к надвигающимся дебатам, а тут еще…

– Простите, сэр, но эта лужайка, – заметил глава штаба, кивая в сторону Молла и памятника Вашингтону.[75] – Мы опасаемся неприятностей, а они будут, если этих людей не пустят в парк.

– Пусть с ними разбирается парковая служба.

– В этом-то и дело. Они отказываются выдать разрешение. Ссылаются на то, что их заранее не предупредили.

– И что? В чем проблема?

– Уже назавтра в газетах появится заголовок: «ПРАВИТЕЛЬСТВО НЕ ХОЧЕТ ВПУСКАТЬ УЧАСТНИКОВ МАРША ПРОТЕСТА». Нам это нужно?

– Нет, необходим заголовок: «НАЦИОНАЛЬНАЯ ПАРКОВАЯ СЛУЖБА ОТКАЗЫВАЕТСЯ ВЫДАТЬ РАЗРЕШЕНИЕ НЕИСТОВСТВУЮЩЕЙ ТОЛПЕ». А теперь уберите это с моего стола.

Глава президентского штаба неловко заерзал на стуле.

– Мне тут поступил один сигнал…

– Откуда? Из космоса?

– Люди Граклисена звонят мне каждые десять минут. Сенатор дрожит как осиновый лист. Боится, что эти фанатики сожгут его на костре.

– Что ж, неплохая мысль.

– Они требуют обеспечить ему охрану Секретной службы.

Президент поднял глаза.

– Пусть даже и не мечтает. Сегодня все, кому не лень, хотят, чтобы их охраняла Секретная служба. Вопрос престижа, только и всего. Однозначно, нет.

– Я так им и сказал. Но дело в том, что именно из-за Граклисена прибывающим не выдали разрешение.

– Что? Как это получилось?

– Он велел Бимминсу, директору парковой службы, отказать им.

– С каких это пор Бимминс подчиняется этому чокнутому из Оклахомы?

– Потому что Граклисен пригрозил ему, что если тот выдаст разрешение, его старый друг и коллега сенатор Грулинг проведет слушания по делу о нанесении ущерба мемориалу «Маунт-Рашмор», который стал розовым из-за разинь-реставраторов. Ситуация плачевная, сами знаете…

Президент одобрительно кивнул, по достоинству оценив тонкий сенаторский шантаж.

– Почему бы не отдать это дело на откуп городскому начальству? Если это в их компетенции, то… у нас связаны руки.

– Городскому? Да мэр в восторге от марша. Он сказал Берту Галилею, что ждет не дождется, когда миллион белых ослов явится в Вашингтон и выставит себя на посмешище.

– Неужели среди помешанных на тарелочках нет ни одного черного?

– Я не располагаю данными на этот счет. Но Берт утверждает, что нет. У черных, дескать, и так проблем хватает, чтобы забивать себе мозги какими-то там пришельцами. Мое глубокое убеждение, НЛО – это игрушки для тех, кому нечем заняться.

– Все ясно. Ну а что нам-то делать?

– Я тут подумал, почему бы не выдать им разрешение? Вывесить приветственный транспарант… Они придут, побузят немного, попьют пивка, помочатся в пруд и мирно разъедутся со своими плакатами по домам.

– Хорошо бы.

– Вы будете в Шангри-ла.[76] Пусть эту кашу расхлебывают сенаторы. В конце концов, это на них имеют зуб демонстранты, а не на нас. Кстати, я тут подумал, может, имеет смысл организовать телемост в пятницу вечером – на тот случай, если вы захотите их поприветствовать?

– Поприветствовать эту ораву? О чем ты! Подумают еще, что я перед ними заискиваю.

– Ни в коем случае. Обычное нейтральное приветствие: добро пожаловать в столицу, желаю хорошо провести досуг. Идеальная возможность, чтобы напомнить всем, что вы всегда являлись сторонником открытого, ответственного правительства. Кто потребовал обнародовать данные о громких убийствах?

– Понятия не имею. Пострадавшие от инопланетян?

– Позвольте предложить вам цифры, которыми я на данный момент располагаю: одна треть американского населения верит в то, что в Росвелле в 1947 году потерпели крушение пришельцы. Восемьдесят процентов – восемьдесят! – уверены, что правительство знает о пришельцах и скрывает эту информацию.

– Вы шутите!

– Семьдесят пять процентов считает, что президента Кеннеди убили по заказу правительства. Крыша у них не на месте, это факт, но таков, как говорится, наш электорат. Они голосуют.

– Да уж… За Перо.[77]

– Так что самое время проявить чуточку благоразумия. Ведь об этой акции раззвонят все газеты. В Вашингтон слетятся представители самых крупных телекомпаний. Думаю, мы можем рассчитывать на их поддержку.

– Безусловно, – президент фыркнул. – Ладно, только очень коротенькое приветствие. И ничего такого, в чем они смогли бы потом меня упрекнуть.

– К утру я представлю вам черновой вариант.

Баниона завалили предложениями. Они сыпались со всех сторон, он вдруг разом всем понадобился. Его хотели видеть на утренних, дневных, вечерних и ночных передачах. Он был вынужден попросить Элспет, свою аспиранточку, временно выполнять обязанности пресс-секретаря. Она отлично справлялась с работой, отбиваясь от самых маститых продюсеров.

Журнал «Тайм» готовил интервью с его фото на обложке. Банион обсуждал детали интервью, когда в кабинет вошла Ренира и взволнованно прошептала, что звонят из Белого дома. Банион не без удовольствия сообщил редактору, что вынужден прекратить разговор, поскольку ему звонят из Белого дома, на второй линии. Словно в старые добрые времена.

– Пожалуйста, подождите, с вами будет говорить глава президентского штаба, – сказал ему оператор.

Банион засек время. Спустя десять секунд он повесил трубку. Как в старые добрые времена.

Через минуту в кабинете снова появилась Ренира, чтобы сообщить, что опять звонят из Белого дома. На этот раз они не заставили его ждать ни секунды.

– Джек, это Билл Диббиш. Сколько лет, сколько зим…

– Это точно.

Моя армия идет на тебя…

– С твоим маршем все будет в порядке.

– Да?

Они сожгут ваши дома, надругаются над вашими женщинами, разорят вашу землю…

– Если хочешь, я попробую уговорить президента выступить с приветственной речью из Шангри-ла. Мы организуем телемост…

– Телемост? – Банион откинулся на спинку кресла. В такие минуты он сожалел, что не курит сигар. – И что же президент желает сказать моим сторонникам?

– Ну, ты сам знаешь: добро пожаловать в столицу, надеюсь, ваши ожидания оправдаются, и вы получите то, что хотите. Желаю удачи… что-нибудь в этом роде.

– Билл, они хотят поиметь твою задницу, – Банион подавился смешком. – Ты уверен, что хочешь пожелать им удачи?

– Мою задницу? – глава президентского штаба нервно рассмеялся. – Вот это да. Знаешь, Джек, а ведь у нас есть дела и поважнее, нежели организация этого дурацкого телемоста. Мы в разгаре избирательной кампании, если ты, конечно, это заметил.

– Заметил. Не очень красивый шаг со стороны действующего президента. Восемь очков долой. Есть о чем поволноваться.

– Джек, если бы ты знал, как непросто проводить избирательную кампанию в период спада, вызванного бездарной политикой предыдущей администра…

– Да, да, довольно. Пощади меня.

– Так ты хочешь, чтобы президент обратился к вам с речью?

– Мы бы этого очень хотели.

– Ладно, посмотрим, что я смогу сделать. Думаю, мне удастся его уломать.

– Но мы, конечно, хотим, чтобы он сделал это лично.

– Это не… Секретная служба этого не допустит.

– Тогда передай своим крутым ребятам, что они нарываются на неприятности. У нас очень напряженная программа. Так что у меня к вам такое предложение: пусть он сделает коротенькое заявление, в котором извинится за то, что пятьдесят лет скрывали правду, а потом во всеуслышание объявит, что он сам, лично, прикажет обнародовать все секретные сведения об НЛО.

– Мы сейчас как раз работаем над…

– …А потом мы устроим дискуссию. Ты всегда говорил, как он любит общаться с простым народом. Это будет очень оживленная дискуссия, уверяю тебя.

– При всем уважении к тебе, Джек, это не простой народ. Они…

– Поаккуратнее. Ты ведь звонишь, чтобы подмазаться ко мне, а не чтобы разозлить. Могу тебе признаться, только учти, это строго между нами, – кое-кто из них слегка… как бы это сказать… слегка не в себе. Но вполне возможно, и ты кажешься им ненормальным.

А потом мы отрежем тебе голову и будем играть ею в футбол. Вот будет потеха!

– Джек…

– Пока, Билл. Передавай от меня привет ПСШ.[78]

Да! Как в старые добрые времена.

– Вы позвонили в компанию «Творческий подход». Чем я…

– Это Скраббс. Будь добра, позови к телефону мистера Засранца.

– Не вешайте трубку, пожалуйста.

– Скраббс! Где тебя черти носили?!

– Эта организация, о которой ты говорил… Расскажи мне о ней. Иначе больше ты обо мне не услышишь.

– Сейчас я немного занят. По нашим оценкам, в городе ожидается два миллиона людей. Так что в данный момент мне глубоко наплевать, услышу я о тебе или нет.

– Так ты говоришь, они могут убрать Баниона?

– Принимая во внимание обстоятельства, – запросто.

– Но вы ведь этого не допустите, правда?

– Ой, только не надо валить с больной головы на здоровую! Не мы устроили этот кавардак!

– Думаю, я смогу помочь Баниону.

– Как ты собираешься это сделать? Объясни, будь добр.

– Я не собираюсь посвящать тебя в свои планы. Предположим, мне удастся уговорить его отменить этот дурацкий марш и отправить всех по домам.

– Боюсь, что не смогу тебе это обещать. – Однако сомневающийся тон мистера Маджестик говорил об обратном. – Но, в любом случае, это было бы чудесно. Да. Это могло бы стать началом…

– Почему бы нам не перестать притворяться, что существует какая-то другая организация?

– Потому что мир держится на подобных соглашениях.

– Что мне за это будет?

– Твой друг не загнется от закупорки сосуда.

– Ты не понял. Что мне за это будет?

Мистер Маджестик горько рассмеялся.

– И ты надеешься на вознаграждение?

– Деньги и охранное свидетельство. Вышли мне выходное пособие – и я буду нем как могила.

– Посмотрим, что удастся сделать. Но сначала мы должны увидеть конкретные результаты.

– Ладно, – Скраббс вздохнул. – Увидите.

Банион, доктор Фалопьян и полковник Мерфлетит сидели в штабе МЧ-21, обсуждая с координаторами, полицейскими и сотрудниками службы охраны последние детали подготовки к маршу. На полковнике была форма, которую он придумал сам: военный комбинезон, аскотский шарфик и офицерская тросточка. Со своей абсолютно лысой головой, очками с толстыми затемненными линзами и оттопыренными губами, которые он то и дело нервно облизывал, полковник выглядел не менее внушительно, чем генерал Паттон. На доктора Фалопьяна было страшно смотреть. Он был похож на русского революционера, который неделю ночевал на лавочке Финляндского вокзала в ожидании поезда с Лениным. Его огромный, точно у Фальстафа, живот был покрыт толстым слоем сахарной пудры, поскольку доктор безостановочно поглощал пончики «Донатс» (исключительно для поднятия тонуса, уверял он). Ренира называла его живот не иначе как «ненасытная утроба». Банион чувствовал, что тоже выбивается из сил. И хотя он потерял десять фунтов, а под глазами появились черные круги, он, несомненно, выглядел гораздо лучше своих заместителей.

Полковник Мерфлетит докладывал о последних достижениях. У входа в Молл, в тени у Капитолия, воздвигнута сцена. Капитолий – сам по себе замечательная декорация. Сцена сконструирована в форме гигантской летающей тарелки со стеклянным куполом, напоминающим полукруглую кабину пилота. Из огромных динамиков на всю вселенную будет транслироваться соответствующая музыка: саундтреки из фильмов «Звездные войны», «Стар трек», «2001», «День, когда Земля остановилась», «Мой любимый марсианин» и прочая классика.

– А мы успеем? – озабоченно спросил Банион.

Полковник Мерфлетит измученно кивнул. Спору нет, у этого парня не все дома, подумал Банион, однако военная выправка есть военная выправка. Он в лепешку расшибется, но исполнит все в срок.

Кэти Карр, которая до Баниона была Жертвой Пришельцев номер один, откроет в пятницу вечером торжественную часть программы, исполнив государственный гимн. Доктор Фалопьян приложил немало усилий, чтобы заполучить ее. Дамочка никак не могла смириться с тем, что больше не является номером один.

– А вы уверены… – Банион потер виски, – что она умеет петь? – Глава комитета по увеселительной части заверила его, что ей, возможно, удастся допеть гимн до конца, не вызвав при этом изжогу у зрителей. Она сказала, что Кэти пожелала заменить некоторые слова: например «бомбы, взрывающиеся в воздухе» на «тарелки, парящие в небесах».

– Нет-нет-нет, – замотал головой Банион, – мы не будем переписывать государственный гимн. Пожалуйста, четко разъясните это миссис Карр. Мы – американские патриоты, собравшиеся, чтобы обратиться с воззванием к своим избранникам. Если я услышу хотя бы одно незнакомое слово, я отключу ее микрофон.

После исполнения гимна Файна Делмар, голливудская звезда, поприветствует собравшихся. Ренира, которая теперь занимала почетную должность связного голливудской экс-звезды, сообщила, что актриса собирается сделать лирическое отступление, вкратце рассказав о том, каким образом похищение изменило всю ее жизнь.

– Только очень коротко, пожалуйста, – попросил Банион. – Никаких бесконечных воспоминаний о том, как они плескались в бассейне Дэррила Занука.[79]

– Это был бассейн Джека Уорнера.[80]

– Неважно. Ладно, что у нас там дальше? – он взглянул на план выступлений. – Хор Благородных Северян. Что же они собираются петь?

– «Мы – это мир», – вставила глава комитета по увеселительной части. – Они репетировали это целую неделю. Выступление обещает быть очень трогательным. Позже они вернутся на сцену, чтобы исполнить вокальный номер из «Ледяных лесов Ориона». Это будет еще более трогательно, – заверила она.

Затем слово возьмет доктор Фалопьян. Окидывая беглым взглядом своего безумного коллегу, Банион все же надеялся, что бедняга доктор побреется, вымоет голову и смахнет с живота толстый слой сахарной пудры, прежде чем предстать перед двухмиллионной аудиторией, не говоря уж о сотнях миллионов телезрителей.

– А какие темы вы собираетесь затронуть, Дантон? – осторожно осведомился Банион.

Доктор Фалопьян пустился в пространные и бессвязные рассуждения о преступном попустительстве американского правительства новым формам работорговли. Банион дружески посоветовал ему попробовать уложиться в пять минут. У нас очень насыщенная программа, ребята.

Следующим будет Дарт Брукс, исполнитель в стиле кантри, лауреат премии «Грэмми». Он споет один из своих старых хитов с золотого диска «Мамуля, не гуляй с пришельцами» – всегда беспроигрышный вариант, а затем популярную песенку в стиле «Пойте с нами»[81] – «Нашатырь и корица».

Потом будет кино: документальный фильм о реально существующем инопланетянине по имени Фрипо. Этот фильм скептически воспринимали даже самые ярые приверженцы НЛО: Фрипо рассказывал о том, как встречался с представителями американских правящих кругов, чтобы предупредить их об опасности, которой грозит мировому климату Эль-Ниньо,[82] но те отказались его слушать. Просмотрев черновой вариант, Банион заметил, что Фрипо разговаривает с ярко выраженным южным акцентом. Доктор Фалопьян, который с пеной у рта отстаивал необходимость показа этого фильма, заверил его, что Фрипо на самом деле прилетел со звезды Ульнар-5П, а их язык и впрямь – как тонко подметил Банион! – чем-то неуловимо смахивает на грубый южный акцент. Фалопьян продолжал настаивать на том, чтобы фильм был показан. Наконец-то нам удалось запечатлеть одного из них на пленку! Зачем же ждать, пока его покажут в «Жутких историях»? Банион слишком устал для того, чтобы спорить, но ему все-таки удалось наложить вето на отвратительный видеофильм об уничтожении скота, который тоже хотели включить в программу.

Затем выступит полковник Мерфлетит. Он расскажет о том, как в далеком 1947 году ему поступил приказ из Пентагона сменить жидкость в контейнерах с телами пришельцев из Росвелла. Не очень приятная история. Банион убедил его не слишком вдаваться в подробности. Головная боль усиливалась.

Разгорелась жаркая дискуссия по поводу того, кому выпадет честь представить Баниона. Фалопьян и Мерфлетит боролись не на жизнь, а на смерть за это священное право. И все же Банион интуитивно чувствовал, что это должен сделать кто-то другой, более респектабельный. В конечном счете он выбрал Ромулуса Валька.

Доктор Вальк – отец галогенной бомбы, изобретение которой существенным образом повлияло на ход холодной войны. Новое галогенное оружие так напугало президента Кеннеди, что тот засекретил не только само оружие, но и доктора Валька, что причинило этому маленькому тщедушному чешскому иммигранту с кустистыми бровями немало неудобств. Окончательно рассекретили доктора только при президенте Никсоне: тот разрешил доктору пользоваться телефоном, кредитными карточками и прочими услугами, которые обыкновенные граждане воспринимали как нечто, само собой разумеющееся. Никсон и Киссинджер регулярно обращались к нему за консультациями по поводу того, как держать в страхе другие страны.

Под конец жизни Вальк поверил в то, о чем избегали говорить вслух. Как-то раз, сидя у себя в кабинете, в институте имени самого себя, находящемся в Охо, штат Калифорния, он подсчитывал, сколько взрывчатки потребуется, чтобы спалить советскую военную базу в Челябинске. Совершенно случайно он выглянул в окошко – и увидел странные мигающие огни. С той самой минуты его жизнь в корне изменилась. К сожалению, состояние здоровья доктора оставляло желать лучшего: старику было уже под девяносто, и он все чаще и чаще забывался, начиная говорить по-чешски. Банион опасался, как бы тот, представляя его многомиллионной аудитории, не перешел вдруг на родной язык.

– Может, позвать переводчика – так, на всякий случай? – предложила Элспет.

– Отличная идея, Элспет, – кивнул Банион. – Ладно, потом слово возьму я – буду говорить минут пятнадцать, не больше. Попытаюсь выучить слова нашего псалма. Кстати, как там?

– О-у, о-у, о-у, что известно нашему пра-ви-тель-ству?

– Хорошо. Итак, потом вступают Благородные Северяне, и мы, не мешкая, переходим к праздничному фейерверку. Кстати, нам удалось получить разрешение на проведение фейерверка?

Да, они как раз над этим работают. Сотрудники парковой службы, весьма раздосадованные тем, что их мнением пренебрегли, придрались к некоторым мелочам, настаивая на возможности террористического акта, направленного против участников марша, или, не дай господь, против самого Белого дома.

– Ладно… – Банион зевнул, – а теперь давайте быстренько пробежимся по субботней программе.

Было три часа утра, когда Банион, наконец, добрался до дома и обессиленно повалился на кровать. У него не оставалось сил даже на то, чтобы раздеться и забраться под одеяло. Вдруг зазвонил телефон.

– Да? – раздраженно бросил он. Если это Фалопьян и Мерфлетит с попыткой в очередной раз убедить его устроить из марша сидячую забастовку вокруг здания Конгресса… Эти маньяки хотят превратить мирное мероприятие в битву при Банкер-хилле.[83]

– Это я.

Банион рывком сел на постели.

– Ну, как дела, Мата Хари?..

– Хотела поблагодарить тебя.

– За что?

– За то, что не выдал меня на своей пресс-конференции.

– Не обольщайся. Я сделал это не ради тебя.

– Да? Неужели?

– Думаешь, мне хочется, чтобы Фалопьян и Мерфлетит узнали, как легко обвести меня вокруг пальца? Все думают, что тебе пришлось уехать домой по семейным обстоятельствам.

– Ладно, в любом случае, спасибо. Ну, как ты?

– Это профессиональный или личный интерес?

– Я за тебя беспокоюсь.

– Знаю. Я ведь собираюсь выпустить джинна из бутылки. Мои люди зададут Конгрессу такого жару, что мало не покажется. Ты и твои коллеги, защитники инопланетян, побежите, поджавши хвост…

– Джек, ты совершаешь большую ошибку. Верь мне.

– Верить тебе? Это, должно быть, шутка.

– Но Джек…

– Значит, ты хочешь, чтобы я сказал двум миллионам демонстрантов: «Ладно, ребята, проехали, отправляйтесь по домам. Роз говорит, что я совершил ошибку». Нет уж, дудки. Мой тебе совет: найми хорошего адвоката прежде, чем тебя вызовут повесткой в Конгресс для дачи показаний о преступлениях против американского наро…

– Джек, помолчи минуту. Слушай, тут такое творится… Тебе даже и не снилось.

– Послушай, куколка, я не Горацио, а ты не Гамлет.

– Что?

– «Гораций, много в мире есть того, что вашей философии не снилось».[84] Как бы там ни было, Гамлетом должен быть я, а не ты. Я тот, чья жизнь пошла наперекосяк из-за фатального видения.

– Я защитила диплом по политологии, а не по английской литературе.

– Ладно, проехали. Слишком поздно, чтобы устраивать семинар по творчеству Шекспира. Уже начало четвертого. Я чертовски устал. У меня болит голова. Я целый день провел с Фалопьяном и Мерфлетитом.

Роз хихикнула.

– Тебе смешно?

– Извини, ничего не могу с собой поделать. Только подумаю об этой парочке… Такие придурки.

– Если бы ты только знала, во что эти придурки собираются превратить марш, тебе было бы не до смеха.

– Да?

– Проехали. Я все время забываю, что разговариваю со шпионкой.

– Они хотят выдвинуть свои требования, верно?

– Дантон все время твердит о какой-то «конвергенции». Видимо, он думает, что на дворе семнадцатый год и мы идем штурмовать Зимний Дворец. Я чувствую себя Керенским.

– Постарайся как-нибудь осадить их. Если ситуация выйдет из-под контроля, это не принесет твоей стороне ничего хорошего. Кто-то заплатит за все. Ты, например…

Банион зевнул.

– Ну и чем же ты сейчас занимаешься, не считая, конечно, звонков по прослушиваемому телефону?

Молчание.

– Понимаю. Ты не можешь об этом рассказывать. – Он хотел было положить трубку, но не мог.

– Скажи, ты вернулась в Чикаго? Опять издаешь «Космос»? «Альдебаранцы – паршивые любовники»?

– Джек, мне пришлось переехать. Как бы я хотела, чтобы ты мне поверил. В тот вечер я… Я действительно была уверена, что тебя подставили. Я пыталась тебя защитить.

– Теперь это не имеет значения, Роз.

– Для меня имеет. Ситуация вышла из-под контроля. Мы пытаемся…

– Кто это «мы»?

– Я могу тебе сказать только одно: все обернется против тебя, хотя и не по твоей вине…

– М-да. Твои слова все проясняют. Извини, мне нужно немного поспать. У меня завтра тяжелый день.

– Будь осторожен, дорогой.

– Пока.

Банион уснул, размышляя над тем, что она хотела этим сказать – «не по твоей вине».

– Эй, Скраббси, проснись. Ну же, просыпайся.

Скраббс распахнул глаза. Над ним нависала темная фигура Брэдли. За окном чернел непроглядный мрак.

– Который час?

– Самый подходящий, чтобы сматывать удочки, вот что я тебе скажу.

– Почему?

– Этот тип. Он здесь.

– Что?

– Я спустился к лодке. Собирался порыбачить чуток до работы. А он тут как тут.

– Кто?

– Этот тип. Давай, одевайся. Да побыстрей же, напяливай свои шмотки. Я тебе не дворецкий какой-нибудь.

Скраббс сел на постели и протер глаза. Во рту был привкус строительной пыли. Вчера вечером Брэдли заставил его работать допоздна в отместку за длительную отлучку посередине дня. Он натянул джинсы.

– Какой тип?

– Вообще-то их было трое. У них были какие-то значки.

– Какие значки?

– Я не разглядел. Слишком темно. Они спросили меня, не моя ли это лодка. Я прикинулся дебильным ниггером. «Не, – говорю, – сэр! Не моя это лодка! Это лодка моего приятеля, Бернарда. Иногда он дает ее мне, чтобы я мог порыбачить». Ну же, шевелись.

Скраббс торопливо натягивал одежду.

– Где они сейчас?

– На пути к дому Бернарда. Не думаю, что он будет рад их видеть. Думаю, им небо с овчинку покажется, когда они постучат к нему в дверь.

– А кто такой этот Бернард?

– Торговец наркотиками. Крупный торговец наркотиками.

– Господи боже мой, Брэд.

– Шуму-то будет. Чего ты ждешь – завтрак в постель?

Они ехали на машине из Анакостии на вокзал Юнион-стейшн.[85] Несмотря на ранний час, на улицах было людно. Повсюду слонялись толпы народа со значками, помеченными буквами «НЛО».

– Здесь они тебя не найдут. Здесь ты как иголка в стоге сена, – сказал ему Брэдли.

– А ты куда отправишься?

– Поеду рыбу ловить. У меня кузен в Пенсильвании.

Брэдли протянул Скраббсу тугую пачку денег.

– Это твои пенсионные отчисления. Я удерживал кое-что из твоего заработка.

Скраббс пересчитал деньги. Там было пятьсот долларов.

– Спасибо, Брэдли.

– Можно дать тебе совет?

– Да, конечно.

– Никогда больше не нанимайся укладчиком. Все равно у тебя ни черта не получится.

Они пожали друг другу руки и расстались.

Глава 15

Сотрудники Национальной парковой службы давно перестали публиковать официальные данные о количестве участников марша, поскольку те начали предъявлять иски, если их что-либо не устраивало в этих оценках. Средствам массовой информации такая опасность не угрожала. Весь растянувшийся на две мили Молл, все пространство от Капитолия до Мемориала Линкольна было заполонено митингующими. В пятницу, к середине дня, по каналу Си-эн-эн объявили, что это самая массовая акция в столице за всю национальную историю. Марш протеста «Человек двадцать первого века» начал свое триумфальное шествие по столице.

– Мы тут подумали, – сказал глава президентского штаба в то время, как они сидели в Овальном кабинете, мрачно уставившись в телевизор, – что будет разумно, если вы и первая леди поедете в Шангри-ла на лимузине.

– А зачем? – подозрительно осведомился президент. Он был вполне доволен своим вертолетом «Марин-1». Действительно, что может быть проще – запрыгиваешь в вертолет, приземлившийся на твоей собственной лужайке, и, как птица, взмываешь в облака?

– Служба безопасности не рекомендует вам совершать полеты над этой толпой.

– Что они мне сделают? Собьют меня, что ли?

– Там, на улице три миллиона чокнутых. Не уверен, что захотел бы пролетать над их головами.

– Я летал во Вьетнаме над тропой Хо Ши Мина, причем безо всякого оружия. Думаешь, я испугаюсь кучки кретинов, приехавших на чертов пикник?

– Дело ваше.

Глава президентского штаба покинул Овальный кабинет и позвонил первой леди. Через несколько минут первая леди сообщила ему, что они поедут в Шангри-ла на лимузине. Президент перезвонил главе штаба и устроил ему разнос.

Об этой перемене президентского решения был должным образом уведомлен пресс-корпус Белого дома. Те заставили пресс-секретаря сделать заявление, которое выглядело так, будто президент Соединенных Штатов испугался лететь над участниками марша протеста. Позже пресс-секретарь внес поправки в собственное заявление. Он сказал, что президент был вынужден пойти на этот шаг по указанию Секретной службы.

Скраббс не менее часа проталкивался сквозь толпу, прежде чем ему удалось добраться до сцены у входа в Молл. Она была окружена по периметру сотрудниками службы охраны полковника Мерфлетита – все в военных комбинезонах, аскотских шарфиках и с дубинками. В своих нарядах они смахивали на голубых штурмовиков.

– Мне нужно поговорить с мистером Банионом, – сказал Скраббс, представ перед глазами верзилы, не обремененного, как ему показалось, печатью интеллекта на лице.

– Все этого хотят.

– Сынок, у меня для него Срочное донесение № 5, – по крайней мере, это звучало официально.

Охранник напрягся.

– Сэр, я не уполномочен передавать подобные донесения.

– А кто же тогда, черт побери, уполномочен?

– Вам надо обратиться в Инфо.

– Ладно. В Инфо, так в Инфо.

– Да. В Службу информации. Вон там, сэр, – он показал в сторону зоны, запруженной охранниками с шарфиками и дубинками, еще более смахивающими на голубых штурмовиков.

Банион сидел в своем НЛО-трейлере, пытаясь сосредоточиться на докладе, что было весьма непросто, ибо его то и дело отвлекали какими-то просьбами. Но, несмотря на всю суету вокруг его персоны, на дикую усталость и тоску по Роз, он чувствовал себя, как никогда, умиротворенным. Он так долго шел к этому моменту, наперекор всем коварным ударам судьбы. Они пытались заткнуть ему рот, но не смогли. А теперь он собирался обратиться к трем миллионам своих сторонников. Три миллиона… Целая армия. Банион вдруг осознал, что на его стороне больше народу, чем в вооруженных силах страны. Берегись, великий и могучий истеблишмент, насмеявшийся надо мной и подвергший меня остракизму! Твой час пробил, пришло время расплаты. Банион видел себя в одном ряду с всемирно известными революционерами, искателями правды и…

– Да, Ренира?

– Я только что разговаривала с дорожной службой на Виргинском шоссе. Они говорят, что все дороги забиты машинами аж до самого Даллеса. Надо послать в аэропорт вертолет, чтобы доставить сюда мисс Делмар.

– Как угодно.

…провидцами будущего, готовыми воспринять откровенные и неоспоримые…

– Войдите.

При виде доктора Фалопьяна и полковника Мерфлетита его сердце упало. Фалопьян был полон решимости брать высоты и осаждать Капитолий. Он сообщил, что разговаривал, ни больше ни меньше, с самим главой Международного конгресса жертв инопланетян, и тот заявил, что его люди готовы на сидячую забастовку. Если это война, самое время объявить о ее начале.

Полковник Мерфлетит, то и дело облизывая от волнения губы, поддакивал доктору. Ссылаясь на своего любимого генерала Паттона, он заявил, что такой шанс выпадает раз в тысячу лет. Как говорится, карпе диэм![86] Полковник Омлетик, как называла его Роз, никогда не бывал на войне, если, конечно, не считать бесчисленные схватки с бюрократами. И вот, наконец, ему выпал шанс проявить свою воинскую доблесть!

Банион тяжело вздохнул и покачал головой: нет, нет и нет, мы ни под каким видом не можем пойти ни на сидячую забастовку, ни на какую-либо иную форму конфронтации. А теперь пусть все оставят его и займутся своими делами. У них ведь есть свои дела, не так ли? А ему надо побыть в одиночестве, чтобы собраться с мыслями.

Полковник с доктором удалились, о чем-то вполголоса переговариваясь. Зазвонил телефон. Трубку взяла Элспет.

– Одну секунду. Это Бертон Галилей, – объявила она. – Вас.

Ну-ну.

– Привет, Берт.

– Это мистер Миллениум, наш Предтеча, наш Двадцать первый век? – загудел в трубке знакомый, бархатно-шоколадный голос. – Я был здесь с Мартином[87] в шестьдесят третьем году. Думал, вот это толпа, но по сравнению с этой… Ну ты даешь, старик! Ну и нагнал же ты на всех страху! – он слегка понизил голос. – Они там в Белом доме шипят, как ошпаренные коты. Не знают, писаться им или сходить с ума… – Берт захихикал.

– Чем могу быть тебе полезен, Берт?

– Звоню узнать, не могу ли я чем-нибудь тебе помочь. Хочешь, звякну на Холм? Может, удастся организовать для тебя встречу с кем-нибудь из председателей комитетов? Устроим для тебя эти слушания, а?

– Берт, – Банион улыбнулся, – ты что, предлагаешь себя в мои лоббисты?

Берт расхохотался.

– Джек, ты же знаешь, я никогда никого не лоббировал. Просто всегда пытаюсь помочь другу.

– А что поделывает Битси в эти выходные? – спросил Банион, чтобы сменить тему.

– Они с Тайлером решили провести их в деревне. В английской деревне.

Банион рассмеялся.

– Они, должно быть, охотятся сейчас на фазанов в компании какого-нибудь герцога. Светский раут на лоне природы. К ним должен был приехать принц Уэльский с этой, как ее там… из-за которой весь сыр-бор. Тайлер обожает окружать себя знатными персонами – для тонуса, знаешь ли. Битси по-прежнему белеет как простыня, стоит ей заслышать твое имя. А она и так бледнее тени.

– Берт, мне надо идти. Мои люди зовут меня. Рад был с тобой поболтать.

– Я постараюсь добраться до нужных людей. Мы еще созвонимся.

Банион вернулся к своему докладу.

– Секретная служба докладывает, что все дороги запружены машинами, – доложил глава президентского штаба. – Они сказали, что для того, чтобы очистить дорогу для автоколонны, потребуются «кардинальные меры». Думаю, под кардинальными мерами они имели в виду бульдозеры.

Президент и так был мрачнее тучи, услышав по Си-эн-эн, что он – а не Секретная служба! – впал в панику и поэтому побоялся пролетать над митингующими.

– И что ты предлагаешь?

– Я полагаю, нам надо воспользоваться ситуацией с дорогами и остаться здесь на выходные. Будет время основательно подготовиться к дебатам.

– Я отказываюсь быть заключенным в собственном доме! Где мой вертолет? Быстро подайте мне «Марин-1»! Обеспечьте вертолеты сопровождения!

– Но как на это посмотрят?

– А мне плевать!

– Я хочу сделать заявление, – сказал пресс-секретарь репортерам, собравшимся в пресс-центре Белого дома. – Президент простужен. Они с первой леди решили остаться на выходные здесь, в Шангри-ла.

Темнело. Скраббс прочесал все пространство вдоль периметра сцены. Подкоп сделать не удастся. Но как иначе попадешь внутрь?

Он вычитал из программки, что Кэти Карр, одна из его именитых жертв, собиралась петь государственный гимн. Банион должен был выступить последним. Надо во что бы то ни стало переговорить с ним до выступления. Скраббс внимательно изучил программку. Хор Благородных Северян? В программке было напечатано их фото в маскарадных костюмах.

Скраббс снова предстал перед охранником.

– Я из хора Благородных Северян. Отстал от остальных на автобусной станции. Так где мы переодеваемся?

Охранник взглянул на планшет.

– Тент Ф. Это вон там.

Скраббс подошел к огромному тенту, расположенному сбоку от сцены. Поскольку он находился за кордоном охранников, пропуск Скраббсу не потребовался. Сделав глубокий вдох, он вошел внутрь. Там было человек пятьдесят – некоторые уже облачились в костюмы «северян», состоящие из серебристых трико и масок с миндалевидными прорезями для глаз и щелочками вместо ушей. Скраббсу была хорошо знакома эта униформа: он сам носил ее много лет назад, когда только начинал в МД-12.

Он огляделся, пытаясь найти кого-нибудь схожей комплекции, еще не успевшего переодеться. Наконец нашел, покрутился вокруг него, чтобы прочитать его имя на пропуске.

– Ты Роб Фарберт? – спросил он, подойдя поближе.

– Да, а что?

– Тебе звонят.

– Правда, что ль?

– Ага. Говорят, это срочно. Вроде у тебя в доме пожар. Телефон у регистратора Службы информации. Это с противоположной стороны сцены.

– Боже мой! – Он умчался.

– Подумаешь, не бери в голову.

Скраббс подхватил сумку с костюмом Роба Фарберта.

– Вам звонит сенатор Граклисен, вторая линия, – объявила Элспет.

– Привет, Хэнк. Ну как, выглядывал из окна?

– Джек, давай сначала все обсудим.

– Слишком поздно. Мой доклад уже написан.

– Мы могли бы вместе подумать над ним. Посоветоваться, найти компромиссное решение… Я до последнего момента не сознавал серьезности этой проблемы, не учитывал масштабности цифр.

– Значит, я могу объявить сегодня вечером, что ты дал слово – или, скажем так, торжественное обещание, – провести слушания в Сенате? Ну как? Прямо сейчас?

Банион услышал, как сенатор громко сглотнул.

– Выглядит так, словно я поддался давлению. На это я пойти не могу. Такое заявление не принесет пользы ни тебе, ни мне.

– Что касается меня, я бы не был столь категоричен.

– Джек, не стоит торопить события. Пусть все развивается постепенно. Мы с тобой сядем, спокойно поговорим, намекнем журналюгам, что нашли общий язык, а потом объявим о начале расследования…

– …И ничего не сделаем. А к тому времени мои люди разъедутся по домам. Нет, так не пойдет.

– Джек, я готов пойти тебе навстречу, я пытаюсь это сделать.

– Ладно, стало быть, я зачитаю свой доклад в том виде, в каком он есть. А там видно будет.

– А о чем ты собираешься говорить? – нервно спросил сенатор.

– Так… давай посмотрим… хм… хм… хм.

– Что?

– Не уверен, что ты захочешь это слышать, Хэнк. Это… ммм… резковато.

– Джек, мы же знаем друг друга не первый день…

– Ну конечно, это всего лишь доклад. И все-таки, не исключено, что тебе придется покинуть страну на какое-то время. Поезжай в Южную Америку. Сделай пластическую операцию, смени имя…

– А тебе известно о том, что подстрекательство к насилию, направленному против государственных чиновников, противозаконно?

– Разумеется, известно. Но среди моих сторонников полно людей нервных, легко возбудимых. Если они узнают, что один уважаемый сенатор их презирает, ни в грош не ставит… Одному Господу известно, что придет им в голову. В моем докладе нет ни малейших намеков на подстрекательство, но мало ли… им ничего не стоит превратить твою жизнь в сущий ад.

– Ладно, ты получишь эти чертовы слушания.

– О, огромное тебе спасибо, Хэнк. Очень демократично с твоей стороны.

– Но я хочу, чтобы в твоей речи четко и ясно прозвучало, что мы пришли к этому решению полюбовно, иначе никаких слушаний не будет. Ясно? Не желаю, чтобы кто-нибудь из твоих психованных привязался ко мне.

– Никаких проблем. Я всегда уважал закон. Не желаешь прийти послушать мое выступление? Я освобожу для тебя место в первом ряду.

– Нет уж, спасибо, – сенатор в сердцах бросил трубку.

Костюм Благородного северянина сидел на Скраббсе как влитой. Он старался держаться поближе к остальным хористам. Сквозь прорези в маске Скраббс наблюдал за тем, как незадачливый Роб Фарберт растерянно шарит по углам тента в поисках своего похищенного имущества.

– Моя сумка! Кто-нибудь видел мою сумку? – плаксиво вопрошал он. В какой-то момент он уставился прямо на Скраббса. Тот пожал плечами.

Наконец, появился полицейский, чтобы проводить их на охраняемую территорию за сценой. Скраббс поспешил следом за остальными.

Черт… Охранник, стоявший у ограждения, проверял пропуска.

– Где твой пропуск? – спросил он у Скраббса.

– Чего?

– Пропуск. Предъяви свой пропуск.

– О боже, куда он запропастился?

За его спиной вырос полицейский.

– Все в порядке. Он тоже из хора.

Скраббса пропустили.

Банион вносил последние исправления в доклад, когда в дверь постучал охранник.

– Там один из хора Благородных Северян. Говорит, ему срочно надо с вами поговорить.

– Что ему нужно?

– Говорит, это очень важно.

– Скажи ему, что мы поговорим после.

– Он утверждает, что вопрос не терпит отлагательства.

– О, еще как терпит.

Банион вернулся к докладу. Через минуту до него донеслись крики и звуки борьбы.

Он встал и отворил дверь. Двое охранников пригвоздили одного из Благородных Северян к покатой стенке НЛО-трейлера своими дубинками, собираясь, если потребуется, пустить их в ход.

– Что здесь происходит? – требовательно спросил Банион.

– Мистер Банион, – взмолился «северянин», – мне правда очень, очень надо срочно с вами поговорить.

– Твое счастье, если это окажется чем-то действительно важным, – сказал Банион, жестом приказав отпустить пленного.

Они остались одни.

– Ну?

Скраббс сорвал с лица маску с миндалевидными прорезями.

– Я один из тех, кто вас похитил.

– Что вы несете? – раздраженно спросил Банион.

– Поле для гольфа. Ваше выступление в Палм-Спрингс. Это был я. То есть мы. Я работаю на правительственную организацию под названием МД-12. Это секретная программа, разработанная с целью стимуляции интереса к НЛО и, соответственно, пополнения бюджетов военного и аэрокосмического комплексов.

Банион ошарашенно уставился на него. Скраббс вдруг почувствовал себя неловко в своем нелепом серебристом трико.

– Убирайтесь, – отрезал Банион. Он снова вернулся к докладу.

– Вы обязаны мне поверить.

– Знаете что? Идите-ка лучше петь, а? Там, снаружи, три миллиона людей. Спуститесь на землю. Мне сейчас не до шуток.

– «Хочешь попасть на мое шоу?»

Банион застыл как вкопанный.

– Вы сказали эти слова, когда оказались на борту летающей тарелки в Палм-Спрингс. Только там были не пришельцы, мистер Банион, а летающая тарелка была не более настоящей, чем ваш трейлер.

Банион побелел. Он никогда никому не рассказывал о своей попытке умилостивить пришельцев, пригласив их в эфир «Воскресенья». Это было унизительно, шаг отчаявшегося человека. Кем бы ни был этот человек, он, несомненно, знал больше других.

– Значит, это была не летающая тарелка?

– Нет, сэр. Всего лишь модель. Точно как эта. Я вижу, вы взяли ее на вооружение.

– И там были не пришельцы?

– Люди в костюмах. Вроде того, который сейчас на мне. Эти ребята работают на меня. Мы называем их бригадой захвата. Это они вас похищали. Дважды. Мне очень жаль.

– Жаль?

– Да. Видите ли, у меня не было на это разрешения. Я организовал ваше похищение, как бы это сказать… по собственной инициативе. Вижу, у вас в программке значится Кэти Карр. Ее мы тоже похищали… Вы в порядке, сэр? Может, принести вам водички или чего-нибудь покрепче?

Банион промычал нечто нечленораздельное. Скраббс решил, что пока тот находится в состоянии шока, самое время выложить ему всю правду.

– МД-12, Маджестик-12, Великолепная Дюжина. Я не очень-то много знаю об этой организации: дело в том, что мы работаем совершенно изолированно друг от друга – в целях безопасности, разумеется. Она была создана во время холодной войны, чтобы убедить русских в том, что мы владеем инопланетными технологиями. Спустя некоторое время это стало катализатором пополнения бюджетов – я имею в виду военный и аэрокосмический сектор… ну и так далее. Летающие тарелки в ночном небе, похищения людей – все это наших рук дело. Существует компьютер, который определяет имена тех, кого следует похитить. Ясное дело, мы никогда не трогали людей выдающихся – как вы, например. Вас я выбрал, можно сказать, на свой страх и риск. Это был своего рода протест. Не очень красиво получилось, верно? Как бы то ни было, в МД-12 были недовольны моим шагом. Они предприняли попытку, как бы это сказать… в общем, убрать меня. При этом они заявили, что это дело рук какой-то другой секретной правительственной организации. Разумеется, их словам нельзя верить. Чушь собачья, и больше ничего. Сказать по правде, я и сам не знаю, кто на самом деле пытался меня убить. Кому-то я помешал, это точно. Но я не просто так все это рассказываю. Дело в том, что… Вы меня слушаете, мистер Банион?

Банион смотрел на Скраббса остановившимся взглядом.

– …в том, что вам угрожает опасность, – Скраббс издал сдавленный смешок. – Хочу сказать вам, сэр, вы парень что надо, и я вами горжусь. Три миллиона последователей! Это не шутки. Но сейчас, по-моему, все зашло слишком далеко. Так что если вы немедленно не дадите делу обратный ход, они вас уничтожат. Я чувствовал, что обязан вас предупредить. Могу ли я чем-нибудь вам помочь? Мистер Банион? Сэр?

Откуда-то издалека он услышал голос. Голос звал его обратно на землю.

– Мистер Банион? Ну же, очнитесь. Вот так. Дышите в пакет. Глубоко-глубоко… Вот так…

Банион отпихнул бумажный пакет, который Скраббс поднес к его рту.

– Что…

– Вас слегка тошнит. Не смущайтесь, ничего страшного. На вашем месте я бы тоже грохнулся в обморок.

Банион лежал на полу. Напряженно мигая, он уставился в потолок, мало-помалу приходя в себя. Затем сел, и, пошатываясь, добрел до стула.

– Эта… нелепая история, которую вы мне рассказали… – начал он. – Это правда?

– Боюсь, что да.

– Вы пустили мою жизнь под откос. И у вас даже не было на это разрешения?

– У меня была черная полоса. Сказать по правде…

– А теперь эта… эта ваша организация пытается убрать меня?

В дверь постучали. В комнату просунулась голова помощника режиссера.

– Пятнадцать минут, мистер Банион.

– И вы решили рассказать мне об этом… именно в такой момент?

– Согласен, момент слегка неподходящий. Но к вам не так-то просто пробиться. Я бы мог позвонить, но не был уверен, что у меня получится. К тому же, я решил, что это не телефонный разговор.

Банион таращился в пространство, словно душевнобольной, напичканный транквилизаторами. Мысли вихрем проносились у него в голове.

– Три миллиона людей ждут моего выступления.

– Не слабо. Я так полагаю, вы побили все рекорды. Бьюсь об заклад, вы славно потрудились.

– Не нужны мне ваши комплименты. Что я им скажу? Что их надули? Что тот, кому они верили, самый обыкновенный мошенник?

– Что-то вроде того, когда узнаешь правду о Санта Клаусе, верно?

– Ошибаетесь, это совсем не вроде того, когда узнаешь правду о долбаном Санта Клаусе! Это разочарование, несопоставимое с тем, которое наступает, когда узнаешь правду о долбаном Санта Клаусе!!!

– Может, вам не следует так кричать сразу после обморока? Давайте лучше сосредоточимся на практических вопросах, а уж потом поговорим о ваших чувствах, которые вполне объяснимы.

Банион почувствовал, что вот-вот снова потеряет сознание. Он засунул голову между колен и принялся глубоко дышать.

– Я вас разоблачу, – задыхаясь, просипел он. – Я расскажу им всю правду о вас. Вы отправитесь за решетку. Вы…

– Хорошо, давайте поговорим об этом. Разумеется, вы можете выйти и сказать: «Ладно, ребята, вся эта история с НЛО – одно сплошное надувательство. Во всем виновато правительство». Очень хорошо. Но, во-первых, вы рискуете получить три миллиона разъяренных людей, а их гнев может легко перекинуться на вас. Во-вторых, как вы собираетесь это доказать? Указав на меня? Когда я был в бегах, меня арестовали за попытку сбежать из гостиницы, не заплатив по счету. Видели бы вы эту гостиницу… Настоящий клоповник. МД-12 будет утверждать, что знать меня не знает. Шансы, что мне поверят, равны нулю. И в-третьих, вы так много работали ради этой минуты. Три миллиона людей! И вы решитесь сказать им: «Проехали, ребята, отправляйтесь по домам!» Неужели вы не понимаете? Это игра с огнем под боком у правительства. Три миллиона людей могут запросто превратиться в опасную стихию.

– Моя голова… Надеюсь, они до вас доберутся. Я им все расскажу.

– Понимаю ваши чувства, сэр, но лучше забудьте об этом. Если вздумаете трепаться, они вас тут же запихнут в психушку, где будут накачивать транквилизаторами, пока не превратят в идиота. МД-12 – самая засекреченная организация в нашей славной столице. Эти люди не оставляют следов, можете мне поверить. Я не знаю имени ни одного из своих коллег. А если вы будете и дальше мозолить им глаза с этим маршем протеста и настаивать на проведении слушаний в Сенате, они избавятся от вас, причем обстряпают это так, словно это был несчастный случай. Они что-то говорили о закупорке кровеносного сосуда. Я полагаю, у них есть доступ ко всему – даже в сфере биохимии.

– Господи…

– Понимаю, как вы сейчас подавлены, учитывая сложившуюся ситуацию…

– Пять минут, мистер Банион! – крикнул из-за двери помощник режиссера.

– Я полагаю, нам лучше действовать заодно, – промолвил Скраббс, – объединить силы, так сказать…

Банион услыхал рев толпы, доносившийся снаружи. Еще полчаса назад он был триумфатором, готовящимся выступить впереди своей армии. А теперь чувствовал себя идиотом, которого обвели вокруг пальца.

– Итак, – сказал Скраббс, – может, нам стоит подумать о вашем докладе?

Глава 16

– Вы только что прослушали доклад мистера Джона Оливера Баниона, лидера многомиллионного марша протеста «Человек двадцать первого века». А теперь перенесемся в Молл, чтобы послушать репортаж нашего корреспондента Анны Комптон. Анна, каковы новости на этот час? Какова реакция людей на выступление их лидера?

– Питер, у меня создалось впечатление, что, в общем и целом, люди довольны сегодняшним выступлением Джона Оливера Баниона. Однако мне оно показалось слегка вялым, почти безжизненным. Собравшиеся настроены очень решительно – если бы он приказал им отправляться пешком в Калифорнию, они двинули бы туда, ни секунды не раздумывая. Банион, напротив, говорил очень взвешенно. Временами казалось, что на него находила какая-то оторопь. Но это, что ни говорите, самое массовое выступление за всю историю США, так что, вполне возможно, Банион и сам слегка ошарашен его масштабами. Он то и дело повторял: «Это великолепно». Безусловно, в этом есть какое-то великолепие – все эти люди, которые съехались из самых отдаленных уголков нашей страны… Мы надеемся, что позже нам удастся взять у Баниона интервью. А пока с нами будет говорить доктор Дантон Фалопьян, его ведущий научный консультант по вопросам уфологии…

Банион и Скраббс смотрели телевизор, сидя в НЛО-трейлере. Голова Баниона была обмотана мокрым полотенцем. В руке он сжимал большой стакан, до краев наполненный виски.

– Вы были бесподобны, – сказал Скраббс, – что, спрашивается, она от вас хотела? Чтобы вы сорвали с себя одежду и устроили публичное самосожжение? Чертовы телевизионщики! С ума от них можно сойти!

Из-под полотенца донесся жалобный стон.

– Но, как бы там ни было, она услышала наш завуалированный сигнал. А уж если она догадалась, то они и подавно, не сомневайтесь. Теперь им известно, что вы о них знаете. Это поможет нам выиграть время.

Дверь трейлера содрогнулась от яростного стука. Кто-то требовал, чтобы его немедленно впустили. Это была Элспет.

– Она говорит, что Том Брокау хочет взять у вас интервью, – сказал Скраббс. – Может, вам следует с ним побеседовать?

Банион отхлебнул глоток виски.

– Неужели вы собираетесь выпить все это в один присест?

– Да. А потом налью еще. А потом еще. А потом… я тебя убью. И суд меня оправдает, потому что я был пьян.

– Именно так у меня все и началось. В одно воскресное утро я методично накачивался «кровавой Мэри». Я был страшно зол из-за того, что они отклонили мое прошение о переводе из Отдела похищений. Так что не уверен, что спиртное – это оптимальный выход.

– Ты погубил мою жизнь потому, что напился одним воскресным утром?

– По-моему, вам уже пора идти к Тому Брокау. Эй, глядите, а вот и ваш приятель, сенатор Граклисен.

Банион приподнял полотенце. Граклисен давал интервью компании Си-эн-эн, стараясь изо всех сил демонстрировать энтузиазм по поводу того, что его комитет дал согласие провести слушания по вопросу похищений людей инопланетянами.

– Лично я не совсем уверен, что эти организмы… существа, или как вы их там называете, замешаны в действиях, которые им инкриминируют. Вместе с тем должен признать, я поражен энергией и неподдельным энтузиазмом людей, приехавших в Вашингтон для участия в этом марше. Спасибо, большое вам спасибо…

Банион сдвинул полотенце на глаза. Скраббс что-то протянул ему.

– Что это? Яд?

– Мятный холодок. От вас разит как от винной бочки. Что подумает Том Брокау? Ну же, соберитесь, настало время для второго броска.

– Здравствуйте, мистер Банион. Благодарю вас за то, что вы к нам присоединились.

– Искр-ренне р-рад, – икнул Банион.

– Сенатор Граклисен наконец согласился провести слушания по вопросу массовых похищений людей инопланетянами. Именно за этим пришли сюда все эти люди, не так ли? И вот вы этого добились. И сейчас, наверно, прекрасно себя чувствуете.

– Хм… сейчас гораздо лучше.

– Вас не удивила масштабность этого мероприятия?

– А? – переспросил Банион.

– Вас не удивило, что в столице собралось три миллиона людей?

– А, да. Конечно. Просто класс.

Режиссер шепнул ведущему:

– Боже, да он пьян как сапожник.

Откуда-то из дальнего угла Скраббс подавал Баниону тайные знаки. Ну же, соберись! Помни о главном!

– Вы, должно быть, сейчас очень взволнованы.

– Не то слово, Том, не то слово. Я сейчас просто вне себя от волнения. Это был очень… странный год. Но, тем не менее, мы здесь. Все три миллиона. Это велико… – Банион закашлялся, – просто великолепно.

– И каков же следующий пункт в планах Человека двадцать первого века?

– Выживание.

– Простите?

– Борьба за жизнь.

– В каком смысле?

– Борьба со смертью. Это значится первым пунктом в моих планах на данный момент.

– Вы хотите сказать, что вашей жизни угрожает опасность?

– Не хочу показаться вам параноиком, но когда ты суешь нос куда не следует, никогда не знаешь, что из этого получится.

– Точно, он нализался, – сказал режиссер в ухо Тома Брокау.

– Скажем так, – продолжал Банион, – в случае, если меня переедет машина, или я заболею какой-нибудь страшной неизлечимой болезнью, или поскользнусь и сломаю себе шею в ванной, или у меня произойдет запукорка… закупорка кровеносного сосуда, ваша журналистская братия наверняка захочет рассле… расследовать обстоятельства моей смерти.

– Почему вы решили, что правительство хочет от вас избавиться?

– Знаете, Том, я, равно как и еще восемьдесят процентов американцев, пришел к выводу, что наше правительство знает об НЛО больше, чем мы можем себе представить. Я убежден, что они великолепно осведомлены о летающих тарелках. Но возвращаясь к вопросу моей безопассости… безопасности, я уже предпринял кое-какие меры предосторожности. Спрятал в надежном месте кое-какие документы; если со мной что-нибудь случится – даже такая банальная вещь, как простуда, они будут тотчас же обнародованы. За моей спиной – три миллиона моих последователей. Они сильно огорчатся, если с их лидером случится что-нибудь нехорошее. Бог знает, на что они будут в таком случае способны.

– Вы хотите сказать, что они могут стать агрессивными?

– Ну, в общем и целом они достаточно разумные люди…

В этот момент оператор перевел камеру на одного из митингующих – на его плакате было написано:

– …и вам остается только гадать, будет ли следующее выступление таким же мирным…

– Джон Оливер Банион, спасибо за то, что вы были с нами.

– До встречи.

– Я боялся, вы свалитесь со стула, – сказал Скраббс, когда они, наконец, вернулись в «тарелку» Баниона. – Но думаю, у нас теперь есть страховка.

Банион осушил свой стакан с виски и легонько рыгнул.

– У меня – да. А у тебя нет ни черта. Так что не возникай. Думаешь, они пошли бы за тобой? Ха.

– Сейчас не время ссориться. Мы должны действовать сообща.

– Да-а? С какой это стати?

– Потому что мы нужны друг другу.

– У меня было все прекрасно, пока не появился ты. У меня была жена, карьера, синдицированная колонка, суперпопулярное ток-шоу. Ко мне на обед приходил сам президент США. Я вел теледебаты. У меня были миллионы добропорядочных читателей и зрителей по всей стране. А теперь? Посмотри на меня. Я – Моисей, предводитель племени свихнувшихся полудурков…

– Ну и что? Сколько из этих ваших так называемых добропорядочных читателей и зрителей пошли бы за вами в Вашингтон?

– Какое это имеет отношение к тому, что я сейчас сказал?

– Я уверен, что они почитали вас за ваши манеры, интеллект и остроумие. Но разве могли бы вы изменить их жизнь? Благодаря мне вы стали человеком-символом! Неужели вы снова хотите вести нудные разговоры о реформе системы социального страхования и расширении НАТО на восток?

– Дело не в этом. У меня была полнокровная жизнь…

– А у меня – нет.

– А мне что за печаль?

– Позвольте мне кое-что вам сказать. До вас мы в основном похищали домохозяек. Скукотища, да и только. А вот с вами все пошло по-другому; появился кураж.

– Весьма польщен. Отрадно, что мое похищение скрасило ваши, так сказать, трудовые будни.

– Если бы вы не раздули всю эту шумиху, в вашей жизни не произошло бы особых перемен. Мы, знаете ли, похищали сотни людей, и никто из них не трубил об этом на всю страну. Одна дама из Кентукки – так мы трижды ее похищали, прежде чем она заикнулась об этом, и то своему исповеднику. А вы… вы устроили черт знает что.

– Ну да, конечно. Какая несдержанность с моей стороны – упомянуть о том, что меня сцапали инопланетяне и, как бы между прочим, надругались надо мной. Что, кстати, тоже не в вашу пользу. Гнусные извращенцы!

– Эй, не надо на меня так смотреть. Зондирование – не моя идея.

– Но я-то точно об этом не просил!

– Между прочим, первыми о зондировании начали говорить сами жертвы.

– Господи, как же вы все отвратительны… – простонал Банион. – Как мне теперь вернуться обратно, в свой круг?

– Сейчас не время раскисать. Соберитесь.

– Ох, да заткнись же ты наконец! – Банион встал, подошел к окну и окинул взглядом стайку папарацци. – Роз… Она тоже из ваших?

– Не знаю. Возможно, она и работает в одном из наших отделов, в том, где занимаются порчей коров и прочей живности. Я как-то видел ее по телевизору. Ничего себе дамочка. Вы о ней что-нибудь слышали?

– Она мне звонила. Чтобы извиниться. Как и ты. Должен признать, для таких отъявленных мошенников, которых пригрела ваша организация, вы все чрезвычайно вежливы. Это что, входит в программу подготовки кадров?

В дверь постучали. На пороге, лучезарно улыбаясь, выросли доктор Фалопьян и полковник Мерфлетит. Они недоуменно уставились на Скраббса. Тот по-прежнему был в серебристом костюме, правда, уже без маски.

Банион переглянулся со Скраббсом. Вот самый подходящий момент выдать его, отдать на растерзание толпе. Одно только слово – и на него набросится эскадрон полковника Мерфлетита, вооруженный дубинками.

– Это мистер Дик, – сказал Банион, – он будет нам помогать.

Оба представителя мозгового центра синхронно нахмурили брови. Не успели избавиться от одного помощника, как, откуда ни возьмись, появился другой. По крайней мере, этот был похож на человека, с которым можно вести дела, не то что та вертихвостка.

Они доложили о первых результатах опросов телезрителей. Поддерживают! В подавляющем большинстве! Более восьмидесяти процентов телезрителей одобряют марш протеста! Особенно меры, направленные на снижение налоговых ставок для жертв инопланетян.

Фалопьян и Мерфлетит удалились на интервью.

– Мистер Дик? – спросил Скраббс.

– Как раз для тебя.

– Я не собираюсь это читать, – раздраженно сказал президент. – Мне плевать, сколько телеграмм мы получаем в поддержку этих йо-йо.[88] Я на это ни за что не пойду.

– Там только и написано, что…

– Я прекрасно знаю, что там написано. Читал. Там написано, что я их поддерживаю. Ни черта подобного! Хэнк Граклисен будет выглядеть круглым идиотом, когда все это наконец закончится. Слушания о похищениях! Ему ни под каким видом не следовало это обещать! Лично я умываю руки. Я не собираюсь становиться первым президентом в истории, который публично высказывает свою позицию по вопросу о летающих тарелках.

– Вы ведь согласились поприветствовать их.

– Твоя гениальная идея. И что мы за это получили? Одни оскорбления.

– У людей возникло много вопросов.

– Я приветствую вопросы. Я отвечу им, что обеспокоен более важными проблемами, угрожающими Америке в грядущем тысячелетии, нежели летающие тарелки.

– Вы не можете сказать «более важными», – заявил руководитель кампании.

– Почему?

– Восемьдесят процентов американцев считает, что эта проблема и есть самая важная.

– У восьмидесяти процентов американцев тараканы в головах, – отозвался президент.

– И вы так прямо им и заявите накануне собственных выборов?

– Вчера вечером мне звонил Бледников. Пьяный в стельку, впрочем, трезвым он не бывает. Так вот, он жаловался, что больше не в состоянии контролировать собственную армию. Ничего удивительного, говорю я ему, ты уже год не платил им зарплату. А он отвечает, они, дескать, могут взбунтоваться и захватить власть в свои руки. Что ему тогда делать? И в такой взрывоопасной ситуации моего председателя Верховного Суда арестовывают за вождение в нетрезвом состоянии. Сукин сын! Бюджетное управление Конгресса обвиняет меня в экономическом спаде, Международный валютный фонд грозится, что если к следующему вторнику мы не вышлем в Мексику очередные сорок миллиардов долларов, эти придурки взорвут все к чертовой матери, Фликери пожинает плоды моих трудов в штатах, где я в поте лица готовил почву… У меня и так забот полон рот, не хватало только ваших летающих тарелок!

– Бледников верит в НЛО, – заметил глава президентского штаба. – Это сведения из его досье, составленного в ЦРУ.

– У вашего Бледникова тоже тараканы в голове.

Глава президентского штаба подмигнул руководителю избирательной кампании, который протянул президенту результаты опроса, проведенного среди еще не определившихся избирателей.

– Свыше семидесяти процентов избирателей уверены, что правительство – то есть мы – скрывает от них правду об НЛО, они поддерживают Баниона и участников его марша.

– И как мы только это допустили? – президент покачал головой. – Неужели среди них нет людей с воображением, способных не верить в эту дребедень?

– Никто не говорит, что нам надо бросаться к ним с распростертыми объятиями, – сказал глава президентского штаба. – Всего-то навсего коротенькое заявление в поддержку открытого правительства. Вы могли бы изложить его в контексте гражданских прав.

– Гражданских прав? Да их всех надо до конца жизни запереть в психушке. Нет, нет и нет. Поступим разумно, в кои-то веки раз – проигнорируем их, и точка. Что еще у вас есть для меня?

Когда совещание закончилось, пресс-секретарь прошептал на ухо руководителю президентской кампании:

– Позвольте, я этим займусь.

– Спасибо, губернатор. Господин президент, у вас ровно одна минута на ответ.

– Благодарю, Джим. Мое беспокойство по поводу случаев массовых похищений американских граждан этими… как вы их там называете… связано с обнародованием данных об этом явлении. Учитывая то, что губернатор искажает факты, боюсь, вы не узнаете правды. Когда я был в Конгрессе, то неоднократно обращался к сенаторам с требованием обнародовать правительственные документы, те самые, о которых идет речь. А теперь, если губернатор желает поговорить со мной об освоении космоса, я с удовольствием предоставлю ему такую возможность. Я всегда поддерживал проект «Селесты» – с момента моего вступления на пост президента четыре года назад. Я горжусь тем, что это историческое событие произойдет до истечения срока моих полномочий, это свершится, невзирая на постоянную критику таких людей, как губернатор Фликери, который скорее потратит деньги на строительство никому не нужных автомагистралей, чем отважится вложить их в будущее страны. Тем не менее, к моему величайшему сожалению, я не смогу присутствовать при запуске, поскольку мой оппонент осмелился поставить под сомнение…

– Ваше время истекло, господин президент.

– …искренность моих намерений, обвиняя меня в том, что я якобы использую этот проект в личных политических целях. Мне искренне жаль, что у него хватило духу на подобное заявление.

Банион с измученным видом слушал, как доктор Фалопьян, полковник Мерфлетит, глава Международного конгресса жертв инопланетян, глава Мирового уфологического конгресса и председатель Ассоциации паранормальных организаций ожесточенно спорят о том, кому выпадет честь зачитать вступительный доклад на слушаниях в Сенате. На них расширенными глазами взирала слегка обалдевшая троица помощников Граклисена, изо всех сил пытаясь сохранять присутствие духа.

Банион тоже пытался делать вид, что ему интересно, но у него это плохо получалось. Он чувствовал, что вконец запутался. Назад пути не было, но что же делать дальше? Глава МУК и Фалопьян с пеной у рта что-то доказывали друг другу. Очевидно, внутри уфологического сообщества произошел раскол: самые упертые доказывали, что жертвы инопланетян – ненормальные, и что во время слушаний надо в первую очередь попытаться заставить правительство обнародовать данные об инопланетных технологиях. Банион с неудовольствием обнаружил, что вынужден изображать посредника между воинствующими маньяками. Он с трудом сдерживался, хотелось орать и топать ногами.

Мало-помалу спор приобретал уродливые формы. Ведущий группы психологической поддержки анонимных жертв инопланетян обозвал вице-президента исследовательской ассоциации «Зона 51» ослом. Это напомнило Баниону трибунал времен Великой французской революции. Не хватало только гильотины. Кто-то заявил, что за ними шпионят. В их ряды пробрались агенты правительства!

Глупые бараны, подумал Банион, жалкие ничтожные создания, томящиеся в Платоновой пещере и тупо бьющиеся лбом о стену… Если бы вы только знали… Когда разноголосый гул начал нарастать, ему захотелось крикнуть им: ребята, шли бы вы лучше по домам! Ступайте! Обнимите детей, пропустите стаканчик, перекиньтесь в картишки… Займитесь маркетри, вязанием, разгадыванием кроссвордов, нетрадиционным сексом, шахматами, чем угодно. Наслаждайтесь жизнью! Но шоу должно было продолжаться. Игра развивалась по правилам, которых никто толком не понимал. У Скраббса не было никаких идей. Голова Баниона гудела, как чугунный котел.

Никто не заметил, как он встал. Они были увлечены собственными разборками и воплями. Помощники Граклисена проводили его встревоженными взглядами: вы ведь не оставите нас одних… наедине с этими? Банион равнодушно пожал плечами: развлекайтесь, мол, ребята, – и ушел.

У дверей Джорджтаунского офиса его поджидали репортеры, алчущие интервью. Пусть с ними разбирается Элспет. В приемной Ренира болтала по телефону с мисс Делмар – бедняжка горько жаловалась на то, что ей приходится делить трейлер с Кэти Карр. Не переставая поддакивать в трубку, Ренира протянула ему толстую пачку записок с телефонными номерами. Банион, вяло, словно сомнамбула, побрел к себе в кабинет, проглядывая их на ходу и бросая одну за другой на пол, будто ромашковые лепестки.

Войдя в кабинет, он плотно затворил за собой дверь и собрался было плюхнуться на кушетку и, может быть, почему бы и нет, – дать волю слезам, – как вдруг увидел, что на ней разлегся Скраббс. Его лицо было накрыто газетой, напоминающей погребальный саван.

– В другой комнате тоже есть кушетка, знаешь ли, – раздраженно проговорил Банион. – Это мой кабинет, а не спальня.

Скраббс потянулся.

– Она не такая удобная. Ну, как прошло совещание?

– Жертвы перегрызлись с умниками. Так сказать, выясняли отношения. Ты бы хоть ботинки снял. Черт…

– От вашего полковника им никакого толку, – заметил Скраббс, снова утыкаясь в газету.

– То есть?

– Ему гораздо больше нравится рассуждать об обломках Росвеллской катастрофы, нежели о космических изнасилованиях.

– Боже мой, – вздохнул Банион, – еще совсем недавно я вел президентские дебаты, а теперь освещаю взаимные нападки параноиков и психопатов, – он взглянул на Скраббса. – Бог за что-то на меня прогневался. В этом все дело. Здесь задействованы высшие силы.

– А я-то думал, мы уже перестали себя жалеть.

Банион вздохнул.

– Я слишком устал, чтобы злиться. У меня хватает сил только на то, чтобы пожалеть себя.

Зазвонил телефон.

– Вэл Далхаузи, – объявила Ренира по коммутатору с такой помпой, словно представляла саму английскую королеву.

– Это еще кто? – спросил Скраббс.

Банион переключил телефон на громкую связь.

– Привет, Вэл.

– Дорогой мой мальчик, что же ты наделал? Мы все так переживаем. У меня просто нет слов. Как ты? Я знаю, у тебя полно работы, так что не буду задерживать. Какие планы на эту субботу? У меня намечается абсолютно неофициальный завтрак. Будут все твои старые знакомые: Генри и Нэнси, Полли и Ллойд, супруги Галилей, супруги Берт, Органгорферы, Хинда и Такер, Ила Доммаж, Нэтч и Пенни Вемисс, Николай и Света Романовы – я ее просто обожаю, один из ее предков описан в дантовом «Аду»: он вроде как совершил ужасный грех – съел кого-то из своих родственников… Но, согласись, это ведь шикарно – иметь предка, которого описал сам великий Данте…

– Что это за ерунда? – спросил Скраббс, когда Банион повесил трубку.

– Похоже, – Банион вздохнул, – меня снова готовы принять в круг избранных.

– Что-то незаметно, чтобы вас это сильно радовало.

Замечание Скраббса заставило Баниона задуматься. И правда, ему было абсолютно безразлично, что его опять допустили в высший свет. Еще несколько месяцев назад он чуть не заболел от расстройства по поводу своего изгнания. А теперь ему было наплевать…

Банион размышлял над произошедшими в нем переменами. Он даже и не заметил, как это случилось. А главное – почему? Ответа на этот вопрос он не знал. Сказалась ли обида на бывших друзей, вышвырнувших его из своего круга? Или просто то, что окружало его прежде – лавровые венки, похвалы и овации, приглашения на обед к монаршим персонам, – все казалось теперь пресным в сравнении с теми драматическими событиями, в которые он так неожиданно оказался вовлечен? Что за радость разглядывать напыщенных павлинов, когда стоишь во главе трехмиллионного войска?

Он разговаривал по телефону с редактором журнала «Ньюсуик», собиравшегося напечатать о нем статью, когда Скраббс вдруг вскочил с кушетки и протянул ему газету, тыча пальцем в заголовок:

– Извините, – Банион прикрыл ладонью трубку. – Что такое?

– Вот.

Банион пробежал глазами заметку.

– В Вашингтоне такое случается каждый день.

– Заканчивайте разговор. Настало время позвонить в контору.

Рассказ Скраббса о Брэдли поверг Баниона в уныние. Не хватало только этой напасти. Загадочные федералы, обозначенные в газете как сотрудники Администрации по контролю за соблюдением законов о наркотиках (Скраббс заверил его, что на самом деле эти ребята – самозванцы) выбрали неподходящее время, чтобы нанести визит наркоторговцу Бернарду, но, с другой стороны, какое время можно считать подходящим для того, чтобы стучаться в дверь к наркоторговцу? Офицер муниципальной полиции назвал встретившую их автоматную очередь «впечатляющей».

Скраббс набрал номер и включил громкую связь.

– Вы позвонили в компанию «Творческий подход». Чем могу вам помочь?

– Это Скраббс. – Он шепнул Баниону: – «Творческий подход»! Неплохо, а?

– Привет, Натан, – приветствовал его знакомый голос, как всегда мрачный, усталый и деловитый. – А я думал, когда же ты, наконец, позвонишь…

– Я был занят.

– Вижу, ты звонишь не из автомата, как обычно. Ты в кабинете, да? Мистер Банион с тобой?

– Он здесь.

– Можно, я с ним поговорю?

– Он не хочет с тобой разговаривать. Он, как бы это сказать… слегка расстроен.

– Ничего удивительного.

– Вы получили его послание? Из доклада?

– «Это великолепно»? Да, я все понял. Он повторил это раз двадцать. Передай ему, пусть больше не повторяет это в своих публичных выступлениях. Мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что происходит.

– Итак, мы квиты?

– Едва ли. Ты не выполнил своего обещания. Нынешняя ситуация для нас абсолютно неприемлема. Все зашло слишком далеко, одним словом, ситуация отнюдь не блестящая. Ты сам подписал себе смертный приговор.

– О чем ты болтаешь?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я болтаю. Убиты два офицера из службы контроля, еще один тяжело ранен.

– Офицеры из службы контроля? Иди ты к черту. Убийцы.

– Нам все известно о твоем дружке Брэдли. И мы его найдем.

Банион увидел, как Скраббс побледнел.

– Это я послал их в дом Бернарда, – сказал он.

– Не думаю. Ты не соответствуешь описанию, которое нам дал раненый офицер. Если ты, конечно, не шестидесятилетний афроамериканец.

– Что вам нужно?

– Сам знаешь. Нам нужен ты. А твой друг должен немедленно прекратить свою бурную деятельность. Он может сделать публичное заявление о том, что… ну, не мне его учить. Язык у него подвешен. Заблуждения могут быть результатом самых различных факторов: лекарства, алкоголь, нарушения мозговой деятельности. В этом нет ничего постыдного. Но он должен объявить об этом недвусмысленно и безотлагательно – признать свою неправоту и покончить со всем, чем он в последнее время занимался. Сейчас не время шутить. Слишком многое поставлено на карту. Если этого не произойдет, завтра, а может быть, и раньше мы разделаемся с твоим дружком Брэдли.

Теперь пришел черед Баниона поинтересоваться у Скраббса:

– Ты что, собираешься выпить все это за один присест?

Скраббс, сгорбившись, сидел на краю кушетки; он уже выпил столько, что даже любой русский давно бы отключился. Наконец он сказал:

– Черт.

– Чрезвычайно глубокомысленное заявление.

– Да пошел ты…

– Не надо на меня бросаться.

– Я должен сделать то, что он сказал.

– А я? Обо мне ты подумал?

– С тобой все будет в порядке.

– Спасибо. Ты меня утешил.

– Просто сделай то, что он сказал. Скажи, что свихнулся из-за лекарств или что-нибудь в этом роде. Распусти митингующих. Тут только одна проблема. Если ты их отпустишь, то лишишься своей основной поддержки. И они смогут сделать с тобой все, что захотят.

– В таком случае глупо объявлять о том, что это был результат кризиса среднего возраста.

– Ты прав. Думаю, я тоже держался бы за свою армию. О черт…

Скраббс потянулся к телефону.

– Что ты делаешь? – спросил Банион.

– Собираюсь позвонить ему и сказать, что сдаюсь.

– Но зачем?!

– Из-за Брэдли. Он спас мне жизнь. Дважды. Они его найдут. Не могу я этого допустить.

– Погоди, – сказал Банион.

– Но я должен…

– А мне что делать?

– С тобой все будет в порядке.

– До тех пор пока я остаюсь предводителем трехмиллионного войска свихнувшихся идиотов? И так до конца моих дней? Одинокий мессия? Нет уж, благодарю покорно.

– Да когда же ты, наконец, перестанешь себя жалеть? Я, между прочим, собираюсь отдать себя на заклание!

– И он еще рассуждает о жалости к себе! Слушай, приятель, здесь тебе не Франция, и ты не Жанна д`Арк, так что можешь взять свои причитания и засунуть их знаешь куда!..

– А у тебя есть идея получше? Придурок!

– Да, как это ни странно, – отозвался Банион и протянул руку к телефону.

– Кому ты собрался звонить?

– Правило номер один: начинай сверху, а оттуда поднимайся еще выше.

– Вы позвонили в Белый дом, – ответил голос оператора.

Глава 17

– Привет, Берт.

– Его величество Джек Оливер Банион! Как поживаешь? Надеюсь, мы увидим тебя у Вэл?

– Вряд ли. Но мне нужна твоя помощь.

– Все, что угодно.

– Организуй мне встречу с президентом.

– Ух! Ничего себе! А что случилось?

– Думаю, тебе лучше об этом не знать.

– Хоть намекни.

– Зеленые человечки, Берт. Все дело в них.

Берт Галилей от души расхохотался.

– А ты не сдаешься, Джек. Восхищен твоим упорством. Но тут такая загвоздка, Джек: президент сейчас чертовски занят. Предвыборная кампания, Россия, а теперь он еще решил ехать на космодром. Читал сегодняшние газеты? Так что после выборов, может, нам и удастся…

– Нет, нет, мне надо увидеться с ним сегодня.

– Джек, он как-никак президент. Знаю, ты сейчас паришь в несколько иных сферах, но старик по-прежнему играет по старым правилам.

– Берт, ты меня знаешь.

– Давай начистоту, Джек. В твоей жизни произошли ощутимые перемены…

– Я когда-нибудь отнимал у тебя время даром?

– Для того, кто верит в летающие тарелки, ты рассуждаешь достаточно разумно. Но я не могу сделать то, о чем ты меня просишь.

– Ты хочешь, чтобы президента избрали на второй срок?

– Ладно тебе, Джек. Не мели ерунды.

– Если ты не организуешь для меня эту встречу, обещаю тебе: его фото на космодроме будет началом длинной вереницы кошмаров.

Бертон Галилей нажал кнопку записи на корпусе телефона.

– Джек, если я тебя правильно понял, ты угрожаешь Президенту Соединенных Штатов?

– Так ты, значит, записываешь? Сейчас проверим: раз, раз, раз, два, три… Понял меня или нет? Говорю тебе, если не хочешь неприятностей, организуй для меня эту встречу. Кстати, неплохой ход с женщиной-астронавтом. «Ах, ох, как я хочу, чтобы наш родной президент был там!»

– Ты хочешь, чтобы я пошел в Белый дом и заявил им, что Джек Банион пригрозил сорвать запуск «Селесты», если президент его не примет? Ну и как, по-твоему, это будет выглядеть?

– Убедительно. Для твоего же блага.

– Это еще почему?

– Фликери грозится покончить с практикой лоббирования в Вашингтоне. Если он придет к власти, ты будешь иметь жалкий вид.

Берт снова рассмеялся и нажал кнопку паузы.

– Они все так говорят, когда баллотируются. Но едва придя к власти, он войдет во вкус, и мы станем лучшими друзьями.

– Да, да, конечно, только ему может потребоваться год или два, чтобы это понять. А ты тем временем окажешься не у дел. Забавно, правда? Ведь тебе всеми правдами и неправдами надо удержать статус-кво. Очень неплохой статус-кво. Ты, как-никак, Первый Друг. Вход через Западное крыло, торжественные обеды, ночевки в спальне Линкольна, гольф в «Неопалимой Купине», клиенты, выстраивающиеся в очередь у дверей твоего офиса, потому что у тебя на телефоне записан личный номер президента. Ты что, действительно хочешь рискнуть всем этим, отказав мне в десятиминутной встрече в Овальном кабинете? Подумай об этом, Берт. Жду твоего звонка через час.

Звонок последовал через сорок пять минут. Звонил глава президентского штаба из Белого дома. Он процедил ледяным тоном:

– Мне позвонил Берт Галилей. Сказал, что вы разговаривали по телефону и ты ему угрожал. Очень неразумно с твоей стороны, если не сказать, преступно. Что ты хочешь?

– Встретиться сегодня днем с твоим боссом.

– Об этом не может быть и речи.

– Ну и кто из нас неразумен? Ты даже не знаешь, о чем пойдет разговор.

– Полагаю, о летающих тарелках. Мы пытались пойти на компромисс. Ты повел себя безрассудно, мало того, продемонстрировал черную неблагодарность. Так что позволь мне кое-что прояснить. Знаешь, тебе крупно повезло. Ты выбил из Граклисена эти чертовы слушания. Если ты ищешь острых ощущений, можешь и дальше отыгрываться на сенаторах. А это Белый дом. Здесь подобные номера не проходят.

– А ты видел, как выглядят три миллиона человек, собравшиеся на Молле? – спросил Банион. – А теперь представь их на мысе Канаверал скандирующими: «Президент повинен в конце света!»

– Ты псих.

– Не совсем, но это к делу не относится. Именно так они и поступят, если я скажу им, что запуск «Селесты» спровоцирует вторжение инопланетян на территорию США.

– Тебе нужен психиатр, а не президент.

– Полагаю, ты записываешь мои слова? Что ж, почему бы и нет, всем нам нужен психиатр. Ладно, давай заключим сделку…

Банион взглянул на Скраббса. Тот поднял большие пальцы обеих рук в знак одобрения.

– Мы тут получили послание от инопланетян…

– У меня нет на это времени, мистер Банион.

– Всего две минуты. Видишь ли, им известно, что один из модулей «Селесты» – это… – и тут Банион вдруг запнулся.

– Установка «Плазменный луч», – прошептал Скраббс.

– …установка «Плазменный луч», разработанная как секретное оружие против инопланетян.

– Ты просто больной.

– Согласен, это немного притянуто за уши. Но уверяю тебя, они восприняли все очень серьезно. И велели передать вам через меня, своего, если угодно, посла на Земле, что, как только «Селеста» будет выведена на орбиту, они немедленно нападут на Соединенные Штаты. Так вот, я расскажу об этом своим людям, а они окончательно слетят с тормозов и сделают все, чтобы помешать запуску.

– Если твои люди хоть пальцем тронут объект федеральной собственности, их тут же арестуют и посадят в тюрьму. И тебя вместе с ними. Ты получишь двадцать лет за…

– Хочешь сделать из меня Ганди двадцать первого века? Пожалуйста, ради бога. А ты уверен, что в тюрьме хватит места для трех миллионов человек? И что станется с вашей блестящей предвыборной фотографией на фоне космического центра? В голову приходит только одно слово: катастрофа. Ведь именно за это фото ты боролся не на жизнь, а на смерть накануне выборов?

– Все, хватит. Я кладу трубку.

– Билл, если ты сомневаешься в моих организаторских способностях, вспомни сцену, которую ты увидел из своего окна в прошлый уик-энд.

Молчание. Вот ты и попался, голубчик.

– Все, что мне нужно – это десять минут президентского внимания. Что такое десять минут по сравнению с тем адом кромешным, который уготован вам накануне выборов?

– О чем ты хочешь с ним поговорить?

– Вряд ли тебе это будет интересно.

– Да уж, это точно. Черт бы тебя побрал…

– Ладно, – Банион откашлялся. – Я знаю, как остановить пришельцев. У меня есть план.

– Ради всего святого…

– Три миллиона людей, Билл. Три миллиона не совсем уравновешенных людей, распевающих «Мы преодолеем».[89] Ничего себе зрелище, а?

– Хорошо, хорошо, черт с тобой. Половина пятого. Но только десять минут.

– Половина пятого мне не подходит. Может, лучше половина третьего?

Банион уже больше года не был в Овальном кабинете. Сотрудники Секретной службы обыскали его с ног до головы металлодетекторами и даже забрали шариковую ручку. Скраббс никогда раньше не бывал в Белом доме, не говоря уж об Овальном кабинете. Его допуск был затруднен тем, что он не смог предъявить ни удостоверения личности, ни даже номера социального страхования (данные о сотрудниках МД-12 автоматически стирались из всех официальных реестров). Беднягу едва не арестовали. Пришлось вмешаться – по телефону – главе президентского штаба, который и без того чувствовал себя как на иголках из-за предстоящей встречи. Наконец их препроводили в святилище, и перед ними предстали президент Соединенных Штатов и глава президентского штаба.

– Это мистер Скраббс, – сказал Банион. – Он работает на вас.

Банион изложил президенту суть дела; Скраббс только и мог, что кивать головой, издавая нечленораздельные звуки. (Большинство из тех, кто в первый раз попадает в Овальный кабинет, теряют дар речи.) Президент молча слушал, не без труда удерживаясь от возражений. Его глаза заметно расширились, когда Банион дошел до эпизода с наркоторговцем Бернардом, встретившим агентов МД-12 с автоматом в руках. На рассказ ушло не меньше десяти минут, но глава штаба не осмелился его прерывать.

– Итак, – заключил Банион, – вы должны отозвать этих людей. Причем сделать это нужно прямо сейчас – прежде, чем они доберутся до Брэдли. Этот человек спас Скраббсу жизнь.

Пока президент и глава штаба пережевывали эту морковку, Банион непринужденно продолжал:

– Что касается меня, то, по милости американского правительства, я оказался в настоящем аду, и теперь требую компенсации. Причем значительной. В виде исключения, разумеется. Мне нужна информация об МД-12. Детали, подробности. Особенно о том, кто стоит во главе этой банды мошенников. И, если я надумаю вернуться к прежней жизни, мне понадобится Пулитцеровская премия,[90] как вы считаете? – Банион откинулся на спинку кресла.

Президент вперил глаза в стол, надул губы, взглянул на главу президентского штаба, а потом на своих посетителей. Его лицо было непроницаемым как у сфинкса. Наконец он изрек:

– Хорошо. Мы непременно этим займемся. Спасибо, что зашли.

– Вам спасибо, сэр, – с готовностью отозвался Скраббс. Новичок, подумал Банион.

– Извините, я не расслышал, – сказал он, – вы сказали «займемся»? Что это значит?

– Это значит, – раздраженно проговорил глава президентского штаба, – что мы вам сообщим, как только что-нибудь прояснится.

– К чертям собачьим, – ответил Банион.

– Джек, – испуганно прошипел Скраббс, – это все-таки президент.

– Очевидно, мы друг друга не поняли, – сказал Банион. – Я вам не проситель из ближневосточного халифата, умоляющий продать мне пару военных истребителей, и не деревенщина со свинофермы. Я не клюну на отговорки типа «мы вам сообщим» и на президентскую авторучку в качестве сувенира. Я только что проинформировал вас о существовании мощной тайной организации, которая инсценирует похищения людей и в данный момент планирует убить человека по имени Брэдли, если Скраббс им не сдастся. Бог знает, какие коварные планы они вынашивают в отношении меня, но я, разумеется, не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, пока они до меня доберутся. Так что никаких «мы вам сообщим». Предлагаю: сейчас же позвоните по номеру, который вам дал мистер Скраббс, и прикажите им дать отбой. В противном случае… – Банион выдержал паузу, – мы устроим вавилонское столпотворение на мысе Канаверал.

– Ну все, хватит, – сказал глава президентского штаба. – Разговор окончен.

– Послушай, Джек, – миролюбиво проговорил президент, – если ты все это затеешь, то будешь выглядеть абсолютным кретином.

– Господин президент, – устало отозвался Банион, – я уже выгляжу абсолютным кретином. Я потерял решительно все, чем дорожил. А вам пока есть что терять, и немало.

– По-твоему, я могу проиграть выборы только из-за того, что кучка придурков притащится на космодром? Как это может отразиться на моем имидже? Если, конечно… – президент улыбнулся, – твои инопланетяне не опередят нас и не осуществят там посадку.

Глава президентского штаба невесело хмыкнул.

– Я думаю, – президент решительно встал, – что как-нибудь переживу это твое вавилонское столпотворение. Спасибо, что навестил, Джек. Всех благ, – он вышел из-за стола и протянул руку.

– Ну, – сказал Банион Скраббсу, когда они добрались до Пенсильвания-авеню, – полагаю, наша встреча прошла не впустую…

– Извините, что заставил вас через это пройти, – сказал глава президентского штаба, – но я подумал, что все-таки будет лучше дать ему шанс выговориться. Слишком уж много шума вокруг запуска «Селесты». Зачем давать ему в руки лишние козыри, если есть возможность этого избежать?

Президент задумчиво разглядывал телефонный аппарат.

– Сэр?

– Как ты думаешь, кто теоретически мог бы стоять во главе этой самой МД-12? Если конечно…

– Если что?

– Если она вообще существует.

– Сэр, боюсь показаться банальным, но Джек Банион в последнее время ведет себя не совсем адекватно. Вы же слышали, что сказал Берт Галилей. У парня был нервный срыв. Выражаясь точнее, он просто-напросто спятил.

– Не знаю. На мой взгляд, он рассуждал достаточно здраво.

– Многие сумасшедшие рассуждают здраво. Вспомните того же Перо… Вы ведь не поверили в то, что он сказал?

– Слушай, мне никогда не нравился этот заносчивый сукин сын, но я в жизни не поверю, что все дело, как ты говоришь, в кризисе среднего возраста. Я думаю, с ним что-то случилось. Возможно, какая-то серьезная психологическая травма. Я, конечно, не врач, но такие, как он, – то есть снобы до мозга костей – не станут бросать коту под хвост все, чего добились, и брататься с психами, помешанными на НЛО. Да тут и не пахнет нервным срывом! Я знавал многих, кто пережил нервный срыв, посттравматический стресс, страдал навязчивыми идеями, депрессивным психозом, расстройствами мышления – короче, назови любой диагноз, за который с тебя сдерут не одну сотню долларов, – и я скажу, что, да, видел. Но никто из тех ребяток, ни один из них не смог бы спокойненько сидеть и разглагольствовать, как этот тип. Ладно, может, я неправ, и парень действительно псих. Договорились. Выясни это. Позвони прямо сейчас Джорджу Херрику. Пусть подключится ЦРУ. Или, может, это больше в компетенции АНБ? Даже не представляю, кто смог бы заняться этим гадюшником… Но в любом случае, постарайся это выяснить.

– Господин президент… – глава президентского штаба обращался к нему так только в тех случаях, когда собирался возразить. Как в том историческом высказывании: «Бедняга Айк, – сказал Гарри Трумэн, передавая бразды правления Эйзенхауэру. – Представляю, как он будет сидеть здесь и твердить: „сделайте это, сделайте то“, и все без толку».

– Черт подери, Билл, что это еще за «господин президент»…

– Это всего лишь плод больного воображения.

– Нам надо знать наверняка.

Глава президентского штаба минутку помолчал, а затем заявил:

– Хорошо, давайте на секунду представим, что там действительно происходит нечто странное. Тогда возникает вполне резонный вопрос: вы уверены, что хотите с этим разбираться?

– Разумеется, черт побери. Это моя обязанность.

– Ваша обязанность, если вы мне позволите процитировать слова присяги, заключается в том, чтобы «всеми силами поддерживать, охранять и защищать Конституцию Соединенных Штатов»…

– Представь себе, я помню.

– …а не подносить к ней зажженную спичку.

– Знаешь, я сегодня не услышал ни одной стоящей мысли.

– Допустим, что с 1947 года американское правительство и вправду запускало так называемые летающие тарелочки. Один Бог знает, ради чего – например, чтобы отпугивать русских. И вот, в течение пятидесяти лет эти славные ребята мигали в небе забавными огонечками, выпалывали концентрические круги, похищали людей… Хорошее применение денежкам налогоплательщиков, нечего сказать. Ну и как, по-вашему, это будет выглядеть в вечерних новостях? Да на фоне этого самая жуткая версия убийства Кеннеди покажется сказкой Матушки Гусыни. Дядюшка Сэм[91] навсегда лишится доверия. А кого они обвинят во всех смертных грехах? Того, кто всегда под рукой – то есть вас. Мне уже не терпится приступить к работе над вашим «заявлением из Овального кабинета»: «Подумать только! Я с большим удивлением узнал, что последние полвека наше правительство занимается тем, что запускает летающие тарелочки в небо, выпалывает концентрические круги в кукурузных полях и похищает добропорядочных американских домохозяек. Я случайно не забыл упомянуть об изувеченных коровах?» После этого можете забыть о переизбрании. Давайте сразу перейдем к процедуре импичмента.

– Погоди. Между прочим, я пока еще у руля. Я побуду героем, ладно?

– Ни один человек, – мрачно проговорил глава штаба, – хоть как-то замешанный в махинациях американского правительства, не может претендовать на звание героя. Вы отдаете себе отчет в том, какую сумятицу может вызвать подобное откровение? И это в момент, позвольте вам напомнить, когда мы на грани войны со страной, у которой шесть тысяч восемьсот боеголовок и президент, по сводкам ЦРУ, полощущий рот водкой и приказывающий своим любовницам величать его пенис не иначе как «Петр Первый»! Вы считаете, сейчас самое подходящее время для нанесения правительству подобного удара?

– Возможно, ты прав, не надо горячиться, – сказал президент после минутной паузы. – Возможно, Банион действительно не в себе. И все, что он тут наговорил – полная чушь.

– Именно. Так зачем совать нос в это дело?

– Омерзительно! Чертовски омерзительно. Хочется рвать на себе волосы.

– Вот и я о том же. Если даже это все – правда – хотя наверняка бред! – вы ни под каким видом не можете это признать. Ну а раз вранье – в чем я ни секунды не сомневаюсь – нам тем более нечего суетиться. Если вдуматься – дело выеденного яйца не стоит.

Президент нахмурился.

– И все-таки этот умник может доставить нам кучу неприятностей. Он грозится изгадить весь мыс Канаверал, если я ничего не сделаю.

– Да что он может сделать? Объявить о нападении инопланетян? Кто ему поверит? Пусть объявит: его тут же перестанут воспринимать всерьез.

– А как насчет трех миллионов его последователей, марширующих на Канаверал, чтобы испортить мне праздник? Мой праздник.

– Пусть себе маршируют. Ваша задача – проявить себя как настоящий лидер, устоявший под натиском обезумевших масс. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится подобный сценарий. Возможно, это просто подарок судьбы. Он приведет нас к победе.

– Боюсь, у нас ни черта не получится. Нас ожидает кошмар.

– Нас ожидает успех. Если только… – глава штаба состроил мрачную мину.

– Если только что?

– Инопланетяне не нападут на Землю.

В Овальном кабинете раздался дружный смех.

– Это всего лишь «Треп», – проговорил Скраббс, лежа на диване.

Банион сидел за столом, уставясь на заголовок одного из самых многотиражных таблоидов. Девушка из службы сопровождения, которая якобы «зондировала» его в течение нескольких уик-эндов подряд в расположенном прямо напротив Белого дома отеле «Хэй-Адамс», была весьма привлекательна, но несколько вульгарна. Интересно, подумал Банион, какой правительственный комитет нанял эту штучку. Раскрыв журнал, он увидел четыре страницы, заполненных цветными фото. Те, кому по силам прослушивать телефонные разговоры, запечатлели Баниона в костюме Адама и с марсианской антенной на голове. В век компьютерной графики и цифровых технологий легко состряпать какие угодно фотографии. Сейчас можно без труда заснять мать Терезу в борделе, а Гитлера – в синагоге. Стоит ли вообще опускаться до гневного опровержения? Телефоны в приемной раскалились от беспрерывных звонков. К дверям офиса то и дело подъезжали микроавтобусы: из них, словно солдаты, приехавшие на учения, выпрыгивали бригады телерепортеров.

Вошла Ренира – сообщить, что звонят из «Нью-Йорк таймс», требуя комментария.

– Ты, кажется, сказал, что серьезная пресса не обратит на это внимания, – заметил Банион Скраббсу.

Скраббс пожал плечами.

– Я просто пытался тебя подбодрить.

– Зря старался. – Банион велел Ренире передать, что он перезвонит позже, и снова углубился в журнал. Странно, но он чувствовал, что зачарован этой безумной небылицей, которую про него состряпали.

– Какой же я дурак, – пробормотал он, – возомнил, что достаточно зайти в Овальный кабинет и выдвинуть ультиматум. – Он сокрушенно покачал головой. – Но такой подлости от него я не ожидал. Я думал, он выше этого. – Банион принялся читать вслух:

– Да-а-а… До чего докатилось наше правительство, – Банион покачал головой.

– На улице полно репортеров. Скажи им, что Белый дом хочет сделать из тебя идиота, потому что они тебя боятся.

Банион бросил в его сторону угрюмый взгляд.

– Не уверен, что из тебя получится хороший препаратор.[92]

– А что, разве не так? Если это, конечно, не фокусы МД-12.

– Сейчас не время для разгневанных опровержений. А тем более, для честных. Мы должны играть по их правилам. Если нападаешь на короля, тебе остается только убить его.

– Чего?

– Это Эмерсон.[93] Как бы там ни было, это может оказаться нам на руку.

– Твое свидание в отеле с шлюхой?

– Ничего не поделаешь, издержки популярности. Думаю, у меня сегодня не возникнет особых проблем с вечерним телеэфиром.

– Наш гость сегодня – Джон Оливер Банион. Добро пожаловать на шоу Ларри Кинга.

– Спасибо, Ларри.

– История о вас и этой женщине в журнале «Треп». Ваш комментарий?

– Я бы мог опровергнуть это, Ларри, заявить, что за фальшивкой стоят сильные мира сего, желающие меня дискредитировать. Но зачем? Я уверен, что эта молодая особа – истинная патриотка, она выполняет чей-то приказ, точно как немки во время второй мировой войны. Возможно, малышка даже думает, что ей поручена невероятно важная миссия. Я искренне надеюсь на это. Но я пришел сюда не за тем, чтобы рассуждать об очередной бездарной попытке правительства сделать из меня придурка, объевшегося «Виагры». У меня есть гораздо более важная информация.

– Какая же?

– Я получил послание от высшего руководства инопланетян.

Ларри Кинг поднял брови и закивал:

– Ну да, ну да.

– К своему великому сожалению, я вынужден подчеркнуть, что ситуация очень серьезная. Надеюсь, что наши телезрители услышат меня и сделают соответствующие выводы, поскольку это касается всех – и мужчин, и женщин, и детей.

– Они нас слышат. Можете мне поверить.

– Так вот, Ларри, инопланетяне собираются напасть на Соединенные Штаты, если президент будет по-прежнему настаивать на запуске космической станции «Селеста».

– Серьезный ультиматум. А что, собственно, их не устраивает?

– Видите ли, по их данным, – надо сказать, Ларри, у них очень развитая агентурная сеть у нас на Земле, – но ведь без этого невозможно обойтись, вы согласны? Так вот, по их сведениям, один из модулей на «Селесте» – на самом деле секретное сверхмощное оружие. «Плазменный луч». Это оружие может наголову разбить их… хм, армию. Это удар исподтишка. Кинжал в спину, если хотите.

– С кем вы разговаривали на эту тему?

– С их лидерами. Я работаю только с высшими эшелонами.

– И вы рассказали об этом нашим лидерам?

– Я рассказал об этом президенту, когда несколько дней назад был в Белом доме.

– О черт, – сказал президент. Они с первой леди смотрели шоу Ларри Кинга, лежа в постели.

– И какова была его реакция?

– Не хотелось бы говорить об этом, но это была реакция полного неприятия. Как вы знаете, его рейтинг и так достаточно низок – он вполне может проиграть выборы, которые, кстати, уже не за горами. Он пытается всеми правдами и неправдами привлечь к себе внимание прессы. Ему кажется, что его предвыборная фотография на мысе Канаверал важнее всего на свете, и плевать он хотел на то, что американская нация будет стерта с лица земли армией инопланетян. Плачевная ситуация, Ларри.

– Да уж, это точно.

– Вы наверняка читали в газетах, что он собирается лично нажать кнопку «пуск»?

– Разумеется, читал. Позвольте спросить, не кажется ли вам, что ваше заявление… как бы это сказать… полный бред?

– Боюсь, большинству американцев это не покажется полным бредом. Позвольте напомнить, что восемьдесят процентов граждан считают, что правительство скрывало от них правду об НЛО – на протяжении долгих пятидесяти лет.

– Да, но…

– Тогда с какой стати они поверят ему сейчас, когда столько поставлено на карту? Вот почему я сегодня здесь – чтобы сделать заявление. Если президент не приостановит запуск «Селесты» и не согласится на проведение инспекции ракетных модулей представителями уфологических организаций, у Народной Армии двадцать первого века не останется другого выбора, кроме как своими силами остановить запуск.

– Народной Армии двадцать первого века?

– Именно, Ларри. Силами нашего собственного народного ополчения.

– Соедините меня с генеральным прокурором, – рявкнул президент в телефонную трубку.

Глава 18

До запуска «Селесты» было всего лишь сорок восемь часов, и пресса окончательно забросила тему президентских выборов, до которых осталась всего неделя. В сравнении с грядущим запуском президентская кампания меркла. Призывы Баниона к оружию, энергичная организаторская деятельность доктора Фалопьяна, а также материально-техническая поддержка полковника Мерфлетита позволили собрать полумиллионную армию ополченцев, и число добровольцев неуклонно росло. Движение по всем шоссе на подступах к космическому центру было заблокировано на добрые две сотни миль, вплоть до границы со штатом Джорджия. Подобное случалось только в 1969 году, когда космический корабль «Аполлон-11» доставил американцев на Луну, но тогда зрители прибыли на космодром с мирными целями. Местные и федеральные власти не знали, за что хвататься. Правительство призвало на помощь Национальную гвардию, а затем и регулярные парашютно-десантные войска, отдав приказ о высадке, при необходимости, на территорию противника.

В НЛО-трейлере Баниона, загодя отбуксированном из Вашингтона, царил боевой настрой. Банион с указкой под мышкой прохаживался перед висевшей на стене картой местности. Доктор Фалопьян доложил ему о прибытии добровольческого партизанского отряда. Ребята специализировались на набегах в «Зону 51» в Неваде, где правительство, по их информации, занималось воссозданием захваченного инопланетного космического корабля. Ситуация осложнялась тем, что члены «Группы 51», как они себя называли, были активными сторонниками решительных мер с применением оружия и прибыли на место, волоча огромные, подозрительно раздутые вещмешки.

Банион позвал полковника Мерфлетита и велел ему передать «Группе 51», что никакого бряцания оружием на стартовой площадке быть не должно. Подражая Ганди, он снова и снова твердил о роли гражданского неповиновения и тактике ненасильственной борьбы, призывая к новой сатьяграхе.[94] Необходимо залечь вдоль автомагистралей, перекрыв все подступы к космическому центру; приковать себя наручниками к заборам, воротам, ну и так далее. Национальная гвардия уже арестовала около пяти тысяч ополченцев. Заполнив арестантами все местные тюрьмы в радиусе пятидесяти миль, власти были вынуждены отконвоировать их в федеральную тюрьму, расположенную в болотистой, богом забытой части штата, где по сей день содержится несколько тысяч нелегальных кубинских иммигрантов, на редкость отвратительных типов. Оставалось гадать, что эти отчаявшиеся выйти на свободу кубинцы сделают с новой партией заключенных. Лишь бы не сожрали живьем.

Затем Банион перешел к следующему пункту. Итак, силы Народной Армии имеют четыре одномоторных самолета, девять планеров, два мотодельтаплана, три воздушных шара и одну допотопную конструкцию на основе глиссера, приводимого в движение воздушным винтом и снабженного четырьмя колесами и тормозным парашютом. В соответствии с исходным планом, они должны были патрулировать воздушное пространство над стартовой площадкой. Но американские ВВС, не на шутку встревоженные подобной перспективой, заявили, что будут сбивать все летающие объекты, появляющиеся в зоне запуска. Банион краем уха уловил, как полковник Мерфлетит шепотком ободрял одного из пилотов, внушая, что нет, дескать, высшей славы, чем геройски погибнуть в сражении. Пришлось напомнить полковнику о том, кто на самом деле тут главный. Что касается доктора Фалопьяна, одному Богу известно, какие крамольные мысли роились у него в голове. Он притащил с собой маленького бледного человечка по имени Фидж, который заявил, что может запросто вывести из строя пусковую систему «Селесты» с помощью какого-то загадочного «ультратранзистора».

Банион поставил перед своим штабом вопрос, который показался ему вполне очевидным: разумно ли рисковать жизнями пятисот тысяч людей, на которых может обрушиться махина весом в четыре с половиной миллиона фунтов, начиненная невероятно взрывоопасными веществами? И что станется с экипажем, состоящим из семерых астронавтов? Будет ли это справедливо по отношению к беднягам? Хотя про себя Банион подумал, что генофонд американской нации только улучшится, если одним махом избавится от полумиллиона собственных граждан, составляющих Народную Армию.

– У меня такое чувство, – признался он Скраббсу, когда они на какой-то момент остались одни, – что все это плохо кончится.

Ренира сообщила, что звонит заместитель директора ЦРУ Баргенберфер и что его тон никак нельзя назвать ни приветливым, ни миролюбивым, и уж тем более дружелюбным.

– До нас дошла информация, – сказал он, позабыв про обычное «как поживаешь», – что некоторые из ваших людей вооружены. – Очевидно, он имел в виду «Группу 51». Наверняка ФБР уже позаботилось о том, чтобы внедрить своих агентов в ряды Народной Армии. (Впрочем, их тоже можно понять.) Банион сделал вид, что впервые об этом слышит, но не преминул заметить, что во Флориде законы о хранении оружия славятся своим либерализмом. Буквально на днях законодательные органы штата отменили недолго действовавшее постановление, которое запрещало местным жителям иметь при себе двадцатимиллиметровые пушки. Баргенберфер мрачно предупредил его, что как только они заметят что-нибудь серьезнее рогатки, четыре федеральных апокалиптических всадника[95] устроят им настоящий ад, стерев всех ополченцев с лица земли. И все-таки в его угрозе чувствовалось бессилие. Было ли правительство готово к битве с толпой, которая по численности равнялась трети вооруженных сил страны? И хотя Баниону льстило, что его армия столь многочисленна, при одной мысли о возможных последствиях его бросало в дрожь.

– Секретная служба полагает…

– Я вовсе не прячу голову в песок. Я просто ухожу, и все тут. С меня довольно.

– ФБР считает…

– Здесь кто-нибудь понимает по-английски?

– В НАСА уверены…

– НАСА? Этим йо-йо в жизни не построить космическую станцию, если бы не я. Так что пускай лучше помолчат, вот что я вам скажу.

– Первая леди думает…

– Совещание окончено.

– Мы получили свыше двадцати пяти тысяч писем от детей, умоляющих вас отменить запуск…

– Дети не голосуют.

– Вот это от Кэтлин Грэгг, ей девять лет…

– Не желаю об этом слышать.

– «Дорогой господин президент, пожалуйста, сделайте так, чтобы злые инопланетяне не напали на нашу планету и не убили мою…»

– Я, кажется, сказал, совещание окончено! Вон!

Весьма опечаленный глава президентского штаба отправился к себе в кабинет, чтобы согласовать с Секретной службой и вооруженными силами план по доставке президента на мыс Канаверал и обратно, желательно, живым.

Оставшись один, президент минуту подумал, а затем поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Вы позвонили в компанию «Творческий подход», – отозвался жизнерадостный женский голос, – чем я могу вам помочь?

У ополченцев возникли проблемы с ночным патрулированием. Где раздобыть полмиллиона свечей? Наконец, один нью-йоркский миллиардер, горячий поклонник НЛО, предпочевший скрыть свое имя, объявил, что доставит им на борту личного реактивного самолета несколько тонн стеариновых свечей. Банион как раз разговаривал с ним по телефону, когда Ренира сообщила, что звонит президент Соединенных Штатов.

– Отличный ход с проституткой, – холодно процедил Банион. – Сволочь.

– Я тут ни при чем, – ошарашенно проговорил президент, слегка отвыкший от подобной формы обращения.

– Ой, я тебя умоляю. Что тебе надо? Я занят.

– Это строго между нами. Я позвонил по номеру, который ты мне дал.

– Что ж, для начала недурно.

– Я разговаривал с этим парнем, мистером Маджестик, или как его там.

– И?

– У него телефон с определителем. Он догадался, что это был я. А тем временем мои люди отследили его номер.

– И?

– Я рассказал ему о твоем визите и приказал немедленно прекратить все действия, направленные против этого… как его там… при всем должном уважении… Бартли, друга Скраббса.

– Брэдли.

– Ладно, неважно.

– И?

– Он ответил, что отдавать подобные приказы не в моей компетенции. Я ему: «Подожди-ка минутку, зараза, не клади трубку. С тобой говорит Президент Соединенных Штатов». А потом он сказал, что в соответствии с уставом МД-12, – который, кстати, он не может мне зачитать, потому что этот документ засекречен, – президент не имеет права вмешиваться в их деятельность.

– Так и сказал?

– А потом этот сукин сын повесил трубку.

– И все?!

– В ФБР утверждают, что у них нет каких-либо данных об этом номере. Сейчас они как раз этим занимаются. Ладно. Суть в том, что я сделал все, что от меня зависит. Больше я ничем не могу тебе помочь, по крайней мере, на данный момент. Ну что, теперь ты отзовешь своих психов?

Банион секунду подумал.

– Президент мог бы сделать больше.

– Но они отключили номер! По этому номеру уже никто не отвечает! Они ушли в подполье. Что ты от меня хочешь?

– Ты самый могущественный человек в мире. Сделай что-нибудь.

– А теперь послушай меня. Ты должен остановить это безумие прямо сейчас. Скажи этим людям все, что найдешь нужным. Скажи им, что инопланетяне в конце концов решили, что они наши друзья. Все, что угодно. Прикажи им отправляться по домам. Иначе кому-то придется несладко.

– Звучит, как политическая угроза.

– Мы достанем этого мистера Маджестик и его шайку. Обещаю. Но сейчас нам всем нужно время, чтобы прийти в себя.

– Для начала я бы хотел получить это обещание в письменном виде.

– Черт побери, Джек, я же сказал, что согласен действовать с тобой сообща. А теперь отзови своих придурков. Сделай это немедленно. Позже мы займемся восстановлением твоей репутации.

Сидя напротив Баниона, Скраббс пытался по другому телефону дозвониться до МД-12. Наконец он приложил трубку к его уху, и Банион услышал: «Номер, по которому вы позвонили, больше не обслуживается».

– Моя репутация меня не волнует, – сказал Банион. – У меня-то совесть чиста. Ты президент, тебе и говорить с народом. Но я хочу, чтобы правда об этой гротескной ситуации стала известна всем.

– Послушай, если нам совместными усилиями удастся разрядить обстановку, все от этого только выиграют. Мой рейтинг может подняться аж на десять пунктов, если этот чертов запуск пройдет благополучно, и ни один из твоих псов не тявкнет. А тогда, – обещаю тебе, – мы их из-под земли достанем. Мы восстановим твое доброе имя. Я дам тебе эксклюзивное интервью, прямо здесь, в Овальном. В прямом эфире, как ты любишь…

– Нет, – отрезал Банион. – Будет лучше, если ты сам все им расскажешь, и чтобы я при этом не присутствовал.

И повесил трубку.

– Ты только что упустил шанс взять потрясающее интервью, – сказал Скраббс.

И снова Банион испытал странное чувство: в очередной раз упустив возможность вернуть былые лавры, он не почувствовал ни сожаления, ни угрызений совести, а даже напротив, вздохнул с облегчением. Возможно, как это ни странно, похищения сыграли свою положительную роль.

– Слушайте меня все, – приказал Банион.

Вызвав доктора Фалопьяна и полковника Мерфлетита, он велел им собрать лидеров всех уфологических групп, и теперь около пятидесяти человек сгрудилось под большим тентом, ожидая, когда их предводитель даст команду штурмовать космический центр.

– Я только что беседовал с инопланетянами, – заявил Банион, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более зловеще.

По толпе прокатился приглушенный гул.

– Я рассказал им о своей встрече с президентом Соединенных Штатов. Он заверил меня, что на борту «Селесты» нет никаких военных модулей, способных причинить им зло. Они приняли мои заверения. И забрали назад свои угрозы уничтожить нас. Так пускай же запуск состоится! – торжественно воскликнул он.

Реакция сподвижников была достаточно сдержанной. Должно быть, они переваривали информацию о том, что Соединенные Штаты только что благополучно избежали гибели. Недоумевающе уставясь на Баниона, они оторопело моргали.

– Говорю же вам, – начал он снова, – все в порядке. Нам больше никто и ничто не угрожает! Можете отправляться по домам! Наша миссия выполнена!

И тут за его спиной доктор Фалопьян подмигнул полковнику Мерфлетиту, который, в свою очередь, подал сигнал своим вассалам. Те выдвинулись вперед и окружили Баниона. Доктор Фалопьян забрал у него микрофон и объявил, что освобождает его от полномочий главы Народной Армии – как изменника.

– На связи наш корреспондент Кен Вентли, который ведет свой репортаж с мыса Канаверал. Кен, что там сейчас происходит?

– Том, ситуацию на мысе Канаверал можно охарактеризовать однозначно – полная неразбериха. По нашим сведениям, Джон Банион, лидер Народной Армии, вступил в конфликт с другими членами организации. Одни утверждают, что он все еще у власти, другие – что его отстранили от дел. В данный момент мы затрудняемся сказать, где он находится. На ваших экранах, позади меня – толпа, очень многочисленная – они протестуют против завтрашнего запуска «Селесты». Нам сообщили, что силы сто первой и восемьдесят второй дивизий ВВС приведены в состояние повышенной боевой готовности. Ранее этим утром им удалось сбить воздушный шар, летавший над стартовой площадкой.

– Скажите, а президент все еще планирует приехать на завтрашний запуск?

– Том, по нашей информации, он настроен весьма решительно. Как вам известно, проект «Селеста» с самого начала был его детищем. Детали, касающиеся его визита, держатся в тайне по соображениям безопасности, но мне удалось узнать, что его доставят из Вашингтона на авиабазу Патрик.[96] Завтра, непосредственно перед началом запуска, он прилетит туда на личном вертолете «Марин-1». Я слышал, его будет сопровождать целая эскадрилья военных вертолетов. Ситуация очень напряженная… Том?

– Спасибо. Это был Кен Вентли с мыса Канаверал. Завтра мы будем вести прямой репортаж с места событий – начиная с двух часов утра по восточному времени.

Они заперли Баниона в его НЛО-трейлере, вместе с Ренирой, Скраббсом и Элспет. Доктор Фалопьян сообщил собравшимся, что вероломный Банион заключил сделку с инопланетянами и правительством, намереваясь выслать ополченцев Народной Армии на заброшенные планеты Ноормурия и Антракс-14. Избавившись от ополченцев, пришельцам и американскому правительству уже ничто не помешает превратить население Земли в межпланетный суши-бар и полигон для биологических экспериментов. Банион – предатель! У двери трейлера стояли мрачные клевреты полковника Мерфлетита – им было приказано никого оттуда не выпускать.

– Я с самого начала говорила вам, что от этой парочки добра не жди, – проворчала Ренира, невозмутимо раскладывая пасьянс.

Банион сидел на полу, прислонившись к стене, и, обхватив голову руками, глухо стонал. Скраббс суетился в поисках мобильного телефона, чтобы известить президента о небольших изменениях в программе. Элспет следила за новостями с экрана маленького телевизора: Фалопьян давал интервью белокурой корреспондентке. Он говорил, что поскольку агенты правительства покушались на жизнь Баниона, они были вынуждены запереть его в безопасном месте. Доктор подчеркнул, что эта подленькая, низкая попытка заткнуть рот их лидеру только укрепила в нем стремление во что бы то ни стало воспрепятствовать запуску «Селесты».

– О господи, – простонал Банион.

Жизнерадостная корреспондентка, полная неиссякаемого оптимизма (что свойственно истинным телевизионщикам в любой, даже самой тяжелой ситуации), осведомилась, собирается ли Народная Армия помешать запуску при любых условиях? Доктор Фалопьян не сказал ни «да», ни «нет», но выразил искреннюю надежду, что до экстремальных событий дело не дойдет. Но все-таки, как это ни прискорбно, похоже, наше правительство стоит на пороге межгалактического военного конфликта.

Скраббс, оставив всякую надежду найти телефон, сел рядом с Банионом.

– Думаешь, Фалопьян и Мерфлетит собираются отдать приказ о штурме?

– Нет, вряд ли, – отозвался Банион. – Они не хотят умирать. Они просто хотят побыть главными. Сегодня Фалопьян толкнет сногсшибательную речь, провозгласит себя лидером уфологического движения, а потом, после запуска «Селесты», объявит о моральной победе, смешает меня с грязью и отправится домой – почивать на лаврах да собирать кругленькие гонорары от чтения лекций. Вполне возможно, сейчас он говорит по телефону с президентом – мечтает заключить с ним выгодную сделку.

– А что они сделают с нами?

– Ничего особенного. Продержат нас здесь, пока все не закончится. Послезавтра о нас все позабудут. Это их шоу. И плакала моя договоренность с президентом. Сомневаюсь, что он теперь обратится к нации из Овального кабинета с рассказом об МД-12.

– Я тут подумал… – сказал Скраббс. – Как ты считаешь, Фалопьян мог бы быть МД-1?

– Это приходило мне в голову, – отозвался Банион.

– А Мерф?

– МД-2? Но, знаешь, если эти двое заправляют вашим хозяйством, это не очень хорошо характеризует твою организацию. Удивляюсь, как у вас там вообще что-либо работало. А ведь мы почти вернулись домой.

– Насколько мне помнится, ты говорил, что тебе больше не нужен никакой дом.

– Что ж, – вздохнул Банион, оглядываясь вокруг, – там все-таки лучше, чем здесь.

– Доброе утро, Питер. Рокот, который вы слышите, это моторы вертолетов, сопровождающих президента. Как вы можете видеть, картина довольно-таки впечатляющая – восемь военных вертолетов! На территории космического центра полным-полно агентов Секретной службы, а по периметру патрулируют бесчисленные военные автомобили. Три элитарных дивизиона пехотинцев приведены в состояние боевой готовности. Они дислоцируются неподалеку. Мы также поняли, что парашютно-десантные войска спецназа курсируют над стартовой площадкой на своих С-131[97] – на тот случай, если ситуация потребует быстрого реагирования.

– Брэд, как вы думаете, отважится ли Народная Армия на решительный шаг в подобной ситуации? До запуска осталось всего двадцать минут. Каковы их планы? Что они говорят?

– Питер, вчера вечером доктор Дантон Фалопьян, один из руководителей Армии, произнес речь, в которой призвал всех проявить сдержанность и хладнокровие.

– А что случилось с Джеком Банионом, который, собственно, все и начал?

– По нашим данным, Питер, хотя это и не подтверждено официально, Баниона освободили от должности руководителя – в результате какого-то переворота. Источники, близкие к высшему руководству, сообщили нам, что доктор Фалопьян и полковник Мерфлетит считают, что его подход был чересчур, цитирую, «конфронтационным и поэтому опасным». Сам же Фалопьян является сторонником умеренных мер.

– Я так полагаю, – сказал Банион, глядя на экран, – они заключили сделку с Белым домом.

– Спасибо, Брэд. А теперь давайте отправимся на взлетную площадку перед зданием космического центра Кеннеди. Как видите, охрана не дает нам приблизиться… «Марин-1» снижается. Оттуда выходят президент и первая леди… их встречают администраторы НАСА… окружают агенты Службы безопасности… они быстро проходят в здание. Брэд, при всем драматизме ситуации, я полагаю, президент с нетерпением ждал этого момента. Он так упорно отстаивал этот проект, подвергаясь из-за него постоянной критике, в том числе и по поводу переноса даты запуска… Ну… вы знаете…

– Верно, Питер. Изначально запуск «Селесты» планировался на январь. Но потом его решили сдвинуть.

– Подгадав к президентским выборам?

– В НАСА нам заявили, что изменение даты запуска не имеет никакого отношения к выборам, но это, безусловно, не так, учитывая, что до выборов осталось несколько дней…

– Президент сейчас находится в здании космического центра. Он пожимает руки сотрудникам центра управления… я правильно понял, он будет говорить с астронавтами?

– Правильно, Питер. Разумеется, они уже на борту «Селесты», но он будет говорить с ними по телефону, чтобы пожелать им удачи, а заодно поблагодарить Эмбер Лэм, инструктора по аэробике, которая, как вы помните, убедила президента приехать на космодром в нелегкую для него минуту.

– Брэд, президент по-прежнему намеревается сам нажать пусковую кнопку?

– Да. Разумеется, это его прерогатива. Сейчас мы попытаемся взять крупным планом пусковую кнопку на консоли. Вот она, эта красная кнопочка… Та самая кнопка, которая отправит «Селесту» в историческое путешествие по орбите, знаменующее триумф американского ракетостроения на рубеже двадцать первого века. Осталось всего две минуты до запуска. Питер?

– Президент занял свое место у консоли… он улыбается всем присутствующим… надевает наушники… В центре управления всегда напряженная обстановка, но вы только представьте, каково сейчас астронавтам…

– Итак, наступает ответственный момент…

– Осталось две секунды…

Глава 19

От мощного взрыва, прогремевшего до самой границы со штатом Джорджия, «тарелка» Баниона содрогнулась, не на шутку переполошив своих обитателей. Тогда как Скраббсу было не впервой лететь вверх тормашками от удара взрывной волны, остальные, в том числе и Банион, прежде не испытывали ничего подобного. Ударившись о перегородку, Банион обнаружил, что лежит на полу и озадаченно пялится в потолок. Что же, черт возьми, произошло? С Ренирой, судя по негодующим воплям и регулярно повторяемому «вот чертовщина!», все было в порядке. С Элспет, кажется, тоже. А вот Скраббс, судя по стонам, доносившимся из угла, здорово стукнулся головой, и ему не помешала бы медицинская помощь.

Валявшийся на полу телевизор продолжал передавать репортаж с места событий.

– Питер, только что прогремел мощный взрыв…

Да уж, подумал Банион, мощнее некуда. Повернув голову, – очень осторожно, словно опасаясь, что она отвалится, – он взглянул на экран. Экран показывал… да, огромное черное облако дыма, странным образом напоминающее о взрыве, который когда-то уже прогремел здесь. Ведущий расспрашивал репортеров о состоянии астронавтов. Поскольку на данный момент информации было мало, внимание журналистов сфокусировалось на президенте.

– Давайте посмотрим пленку, – предложил ведущий.

И снова на экране появился сияющий президент в белом комбинезоне и ярко-красной ветровке с надписью «Селеста».

«Десять… девять… восемь…» – камера показала крупным планом его указательный палец, нажимающий на красную кнопку. Секундное замешательство, и… ба-бах. Изображение задергалось, по экрану пошла рябь. Когда картинка восстановилась, выражение президентского лица уже никак нельзя было назвать горделивым. Большинство комментаторов сошлись во мнении, что он буквально «остолбенел». И было отчего: три миллиона фунтов вмиг воспламенившегося ракетного топлива могут запросто повергнуть человека в шок, тем более если он сам устроил этот взрыв.

Изображение вновь начало дергаться, когда сотрудники Секретной службы, подхватив лидера нации под руки и образовав вокруг него защитное кольцо, поволокли его прочь, сшибая по пути технических работников НАСА, словно кегли в кегельбане. Судя по тому, с какой энергией они работали прикладами автоматов, можно было подумать, что взрыв «Селесты» – это всего лишь первая стадия покушения на жизнь президента со стороны сотрудников НАСА. Но, в сущности, могли ли они поступить иначе во всей этой суматохе?

Затем на экране замелькали еще более выразительные кадры: вооруженные до зубов командос десантно-диверсионных войск в спешном порядке окружили президентский вертолет, воздушный винт которого уже бешено вращался, а двигатель оглушительно ревел.

– Астронавты! – закричал ведущий, стуча кулаком по столу. – Что с астронавтами?

– Мы не знаем, – отвечал корреспондент.

– Так узнайте! – он снова застучал по столу.

Банион впился взглядом в экран, но в этот миг в трейлер ворвался военизированный отряд ФБР и, приказав никому не двигаться с места, арестовал его и всех прочих.

Гнуснее всего, – помимо еды, разумеется, если это вообще можно было назвать едой, – была полная изоляция. Ему не приносили газет, не разрешали смотреть телевизор, пользоваться телефоном. Он был вынужден носить дурацкий оранжевый комбинезон, который, похоже, был сшит из бумаги. Они отобрали даже наручные часы: видимо, для того, чтобы он не повесился на ремешке. Банион потерял счет времени, путал день с ночью. Он вдруг вспомнил, что по истечении двадцати четырех часов ему должны предъявить формальное обвинение или отпустить на свободу; по крайней мере, он имеет право сделать телефонный звонок! Одному Богу известно, в чем его обвиняют. В терроризме? В угрозах в адрес президента? Одно было ясно: «Селеста» взорвалась, и с ним обращались так, словно это была его вина.

Погрузившись в нелегкие раздумья, Банион не заметил, как дверь с лязгом отворилась и в камеру вошли несколько мрачных типов; самый мрачный из них представился заместителем директора ФБР Баргенберфером. Он объявил, что Банион обвиняется в подстрекательстве к насильственным действиям, что ему также вменяется в вину умышленное уничтожение объекта федеральной собственности и подстрекательство к совершению убийства с помощью оружия массового уничтожения. И это были еще цветочки. Прошло несколько минут, прежде чем замдиректора смог перечислить все, что ему инкриминируется. К тому моменту, невзирая на тяжесть обвинения, Банион решил послать их куда подальше и связаться с адвокатом.

Адвокат Баниона, Баретт Притиман младший, принес столько газет и журналов, сколько смог дотащить. Банион с энтузиазмом набросился на них. С таким же энтузиазмом он был готов обсуждать то, как помешать правительству отправить его на электрический стул.

На обложке журнала «Тайм» красовалась взрывающаяся «Селеста». На обложке «Ньюсуика» – указательный палец президента, нажимающий на красную кнопку, с недвусмысленным комментарием: «Упс!» Наверняка Фликери сейчас довольно потирает руки. Банион испытал некоторое облегчение оттого, что вторым человеком, которого обвинили во взрыве злополучной космической станции, был, ни много ни мало, сам президент.

В конференц-зале Белого дома давно не видели такого оживления – с того самого дня, когда президент объявил, что не вступал в сексуальную связь с двадцатилетней практиканткой, направленной на работу в Белый дом.

– Это правда, что президент нажал пусковую кнопку раньше положенного срока?

– Разумеется, нет. Президент действовал строго по инструкции. Позвольте мне перефразировать ваш вопрос…

– Есть информация о том, что в НАСА из Белого дома поступил приказ о переносе даты запуска, оттуда якобы велели произвести его накануне президентских выборов.

– Это… это неподтвержденная информация… позвольте мне воздержаться от комментариев.

– Так утверждают источники из Национального управления по аэронавтике.

– Очень может быть, но я по-прежнему воздерживаюсь от комментариев.

– Президент раскаивается в том, что произошло?

– Конечно, нет. Позвольте мне перефразировать ваш вопрос. Разумеется, ему бесконечно жаль тех, кто трагически погиб, и он выражает искренние соболезнования их семьям. Но я бы хотел подчеркнуть, что в случившемся нет его вины. Президент не был причастен к взрыву. Я бы хотел обратить на это ваше внимание. Здесь не должно быть никаких недомолвок…

– У нас есть источник непосредственно в НАСА, который утверждает, что, несмотря на их возражения, связанные с техникой безопасности, Белый дом настоял на том, чтобы перенести запуск, назначив его накануне выборов.

– На вашем месте я не стал бы воспринимать их слова буквально… Позвольте мне воздержаться от комментариев.

– Добрый вечер. Весь день шла ожесточенная борьба между НАСА и Белым домом. Расследование причин взрыва космической станции «Селеста» продолжается, а тем временем обе стороны стараются сохранить лицо, обвиняя друг друга. Вопреки прежним заявлениям, НАСА утверждает, что начиная с лета со стороны Белого дома на них оказывалось постоянное давление и что якобы администрация настаивала на том, чтобы запуск был произведен накануне президентских выборов. Белый дом, однако, категорически все отрицает. Но, как бы то ни было, взрыв «Селесты» отразится на результатах президентской кампании, значительно понизив шансы президента остаться у власти на второй срок. А теперь посмотрим, что творится в Белом доме. На связи наш корреспондент Сэм Дональдсон…

– Питер, на данный момент президента даже не спрашивают, сможет ли он выиграть выборы. Ему сейчас то и дело задают вопрос: собирается ли он подать в отставку до начала выборов…

После того как Баниона перевели в федеральную тюрьму поближе к Вашингтону, кормежка стала немного приличней. Большую часть заключенных составляли «белые воротнички»; с ними было хотя бы интересно поговорить. Теперь Банион мог смотреть телевизор, сколько душе угодно. Каждый день Баретт присылал ворох газет и журналов, чтобы держать его в курсе того, как пресса смешивает Баниона с грязью, обыгрывая так и этак его нынешнее положение. Настроение у Баниона было, как это ни странно, не самое паршивое. Возможно, он настолько привык к ударам судьбы, что уже не замечал подобных нападок. Баретт сказал, чтобы он не волновался насчет смертной казни – дескать, генеральный прокурор просто пускает пыль в глаза. Однако, если верить прессе, страна жаждала крови. Газеты перепечатывали всякий мусор из интернета: некий Пьер Сэлинджер, который когда-то произвел настоящую сенсацию историей о том, что американские ракетные войска сбили пассажирский лайнер авиакомпании «Транс Уорлд Эйрлайнс», теперь утверждал, что правительство якобы заплатило Баниону за провокационные действия, направленные на дискредитацию космической программы и усиление контроля за военным сектором. Слышала бы это Роз… Она бы оценила подобную шуточку.

Баретт докладывал, что каждый день поступает по несколько предложений написать книгу; в последний раз посулили аж семь миллионов. Банион подумал, что этого как раз хватит, чтобы оплатить судебные издержки и услуги Баретта, хотя тот еще и не заикался о деньгах.

Вошел охранник, объявив, что звонит мистер Стимпл из «Эмпл Ампер». Интересно, что ему понадобилось?

– Джек! Ну как ты?

– Я в тюрьме, Билл. Поговаривают о том, чтобы отправить меня на электрический стул. А ты как поживаешь?

– Джек, я хочу, чтобы ты знал: мы все молимся за тебя. Все – начиная с большого босса.

– Спасибо. Теперь мне гораздо легче.

– Джек, до этого еще далеко, и мы искренне надеемся, что этого вообще не произойдет, но тут такое дело… скажу тебе без утайки, они у вас здесь используют наш товар.

– Ваш товар?

– «ХТ-2000».

– Значит, вот для чего он предназначался.

– Если вдруг до этого дойдет, а я надеюсь, что все обойдется, но я хочу, чтобы ты знал: этот стул – настоящее произведение искусства.

– Не сомневаюсь.

– Ничего общего со стандартной моделью, на которой человек мог запросто загореться… Ну, в общем, ты сам об этом писал.

– Угу.

– Наш стул совершенно бесшумный, безболезненный и работает без дыма. Он… Поверь мне на слово, наши инженеры просто превзошли себя.

– Билл, к чему ты мне это рассказываешь? Хочешь меня утешить?

– Позволь мне просто подбросить одну идейку, ладно? Если все-таки до этого дойдет, – извини меня за прямоту, конечно, – но речь идет о семизначной цифре, – ты не мог бы в обмен на существенный вклад на твой банковский счет или пожертвование на имя какого-нибудь родственника по твоему выбору… в общем, тебя бы не затруднило сделать заявление о том, как ты – не рад, конечно, это неудачное слово, – ну, признателен, что ли… за то, что «Эмпл Ампер» обеспечивает… хм… техническую сторону?

– Иными словами, что я благодарю судьбу за то, что меня поджарят на вашем электрическом стуле?

– Джек, до этого не дойдет. Я просто хотел, чтобы ты подумал об этом на досуге. То есть я хотел сказать, лучше поговорить об этом сейчас, чем потом, когда…

– Все полетит кувырком?

– Точно. Хотя я бы сказал, все будет тип-топ!

– Спасибо, Билл. Теперь я чувствую себя гораздо лучше.

– Я старался.

У Баретта были не очень хорошие новости. Он сказал, что федералы действительно собираются, среди прочего, предъявить ему обвинение в подстрекательстве к насильственным действиям.

Банион решил, что пришло время рассказать о МД-12 и обо всем остальном.

Баретт слушал не перебивая, то хмурясь, то кивая головой. Когда Банион закончил, он по-прежнему продолжал кивать, словно был погружен в собственные мысли.

– Ну? – спросил Банион.

– Знаешь, Джек, по-моему, у нас есть шансы на проведение психиатрической экспертизы.

Глава 20 Год спустя

Если бы жизнь Баниона не висела на волоске, целиком и полностью завися от решения суда, он давно бы уже умер со скуки.

Банион из последних сил старался изображать живейшую заинтересованность, в то время как его адвокат, весьма колоритная фигура, выходец с «дикого Запада» Джаспер Джемм методично поливал грязью космических инженеров, многие из которых уже дали показания в суде (из сорока восьми оставалось двадцать три). Иногда Баниону казалось, что лучше уж сразу отдать концы на бесшумном, бездымном, энергосберегающем электрическом стуле компании «Эмпл Ампер», чем изо дня в день подвергаться этой китайской пытке.

Вчера Банион задремал во время нудных и нескончаемых показаний инженера по гидравлике, чем не на шутку рассердил Джемма.

– Мне нужно, чтобы присяжные тебя полюбили, черт возьми, – проворчал он, – а у тебя такой вид, будто тебе все до фонаря. Ты где, по-твоему, находишься, а? В одном из своих принстонских клубов?

Банион поднял голову и заглянул ему в лицо – в своих ковбойских сапогах на высоких каблуках Джемм выглядел весьма внушительно.

– А тебе не кажется, что присяжные уже сыты тобой по горло? – спросил Джемм.

– Это что, твоя стратегия? – парировал Банион. – Нагнать на них такую смертную тоску, чтобы они признали меня невиновным?

Джемм открыл было рот для очередной индейской мудрости, но Банион остановил его движением руки, дав понять, что не в состоянии переварить больше ни одного изречения излюбленного Джеммом шошонского[98] философа, каким бы чертовски мудрым тот ни был. Джемм любил выставлять напоказ свое происхождение, несмотря на то, что в его внешности не было ровным счетом ничего индейского. Вместо обычного галстука он носил ковбойский галстук «боло»[99] с зажимом в виде медвежьей лапы, ковбойскую шляпу и сапоги, сшитые из кожи ящерицы-ядозуба. У себя дома, в Айдахо, он держал пуму-кугуара, а также охотился на лосей в Скалистых горах с луком и стрелами, снабженными кремниевыми наконечниками, собственноручно выточенными его чувственно-неотразимой супругой Блисс. По слухам (которые он, кстати, не опровергал), в тайнике у себя в кабинете Джемм хранил череп самого Кастера.[100] Перед каждым процессом он постился и ходил в выстроенную на заднем дворе индейскую парильню,[101] чтобы как следует подготовиться к предстоящей схватке.

Разумеется, его братья по цеху догадывались, что все эти яркие побрякушки – всего лишь приманка для журналистов, перед которыми Джемм почтительно расшаркивался. И они платили ему той же монетой. И в самом деле, какого адвоката скорее предпочтет пресса – того, кто цитирует судью Брандейса[102] и играет в гольф, или того, кто на досуге убивает из лука огромных рогатых лосей и заявляет, что он – прямой потомок Сидящего Быка?[103] Неотразимое обаяние Джемма и его искрометный юмор позволили ему стать ведущим собственного телешоу, недвусмысленно названного «Лучший защитник», которое, правда, вскоре прекратило свое существование по причине чрезвычайно низкого рейтинга. Однако Джемм не сдавался, мечтая заполучить шоу назад, ведь его все реже останавливали на улице с просьбой дать автограф.

Несмотря на скептические усмешки коллег, Джемм считался одним из лучших адвокатов по уголовным делам. Если в минуту слабости вам, не дай бог, случилось бы замочить свою дражайшую половину, или быть замешанным во многомиллионной растрате, или сбросить в ближайший водоем токсичные отходы, Джаспер Джем стал бы вашим единственным спасением. Он умел находить общий язык с присяжными. Кто, кроме Джемма, смог бы убедить жюри присяжных, что когда его клиент, Трэйси Ли Бодро, взорвал ядерный объект в Джероме, штат Теннесси, действиями того руководило ЦРУ при помощи вживленного в грудь электрокардиостимулятора? Когда речь заходила о правительственных заговорах, Джемм не знал себе равных. То-то он развернулся бы, подвернись ему подобное дело.

Шла восемнадцатая неделя процесса. Джемм произнес пламенную вступительную речь, в которой намекнул, что правительство само взорвало «Селесту», чтобы обеспечить ВПК минимум год бесперебойной работы… «Протестую!» – то и дело истерически выкрикивал обвинитель. В общем, речь Джемма была далека от шедевра; да и сам процесс едва ли напоминал драму. Откуда только берутся все эти душещипательные сюжеты, недоумевал Банион.

Стратегия Джемма, помимо «обычного» превращения присяжных в отупелых зомби, которыми он мог вертеть по своему усмотрению, заключалась в том, чтобы: а) оспаривать все, что говорит обвинитель, включая «доброе утро, дамы и господа»; б) отвергать обвинение в умышленном убийстве; в) посеять в головах присяжных сомнения в том, что его клиент виновен в государственной измене. Последний пункт был самым серьезным из пятидесяти восьми предъявленных обвинений, ибо предусматривал смертную казнь.

НАСА еще предстояло выяснить, что именно послужило причиной взрыва «Селесты». Задачка была не из простых, поскольку станция разлетелась на мелкие куски. На данный момент их интересовал механизм самоуничтожения, который, по идее, должен был сработать в случае серьезной неполадки. Разумеется, он не был запрограммирован на взрыв вследствие того, что президент Соединенных Штатов нажмет на пусковую кнопку.

Взрыв станции повлек за собой радиоактивное загрязнение атмосферы. Проигравший выборы экс-президент оказался втянутым в нескончаемую тяжбу с НАСА, обвинявшим его в том, что он якобы приказал сдвинуть дату запуска. Высшее руководство НАСА с позором отправили в отставку. А теперь настал черед Баниона расплачиваться по счетам.

Изначально ему был предъявлен целый список обвинений: начиная от призывов к насилию и заканчивая подстрекательством к мятежу, уничтожению объекта федеральной собственности, умышленному убийству, и прочее, и прочее. Некий мистер Ньюберт Фигг семидесяти двух лет от роду, пенсионер, бывший работник апельсиновой плантации из близлежащего городка Оналола, отправился на мыс Канаверал, чтобы поглядеть, «из-за чего весь этот шум», рассказывала потом безутешная вдова. Когда «Селеста» взорвалась, у мистера Фигга случился третий и последний в его жизни сердечный приступ. Американское правительство – ибо именно Американское правительство выступало против Джона Оливера Баниона, – жаждало повесить на него решительно все, включая сердечный приступ. Дело в том, что, сформировав Народную Армию, Банион нарушил общественный порядок, что и стало причиной сердечного приступа бедного мистера Фигга, а затем и его смерти.

Джемм ни секунды не сомневался: ему удастся убедить присяжных в том, что Банион не сговаривался с полумиллионной ратью своих сторонников об умерщвлении не в меру любопытного старичка с многолетней историей болезни сердца.

Более серьезную проблему представлял собой бывший мозговой центр Баниона – доктор Фалопьян и полковник Мерфлетит. Ускользнув от правосудия, они подались в Москву, где были приняты как герои. Коварное русское правительство встретило их с распростертыми объятиями, назначив советниками президента по инопланетным делам. На Баниона (а заодно и на Скраббса) все смотрели как на людей, которым не удалось улизнуть. Таким образом, правительству удалось отвести от себя шквал народного негодования. Оно быстренько инкриминировало Баниону государственную измену и пособничество в совершении особо тяжкого преступления, присовокупив эти обвинения к числу прочих.

Несмотря на то, что их дела были переплетены весьма замысловатым образом, предполагалось, что Скраббса будут судить отдельно. Правительство неоднократно предлагало ему дать показания против Баниона, обещая взамен этого ограничиться обвинением в сговоре, цель которого была относительно невинной – парализовать движение на дорогах, но тот храбро отвергал эти недостойные компромиссы. Ладно, как знаешь, сказало правительство. Тогда тебя тоже будут судить за измену.

Джемм обещал, что на этой стадии процесса начнется самое интересное. А пока ему оставалось очернить репутацию еще двадцати трех космических инженеров, убедив присяжных в том, что они – полные придурки, которым нельзя доверить починить текущий бачок; где уж им справиться с космической станцией стоимостью в двадцать один миллиард долларов.

Итак, Банион сидел на скамье подсудимых, пытаясь изо всех сил сохранять на лице сосредоточенное выражение. Джемм строго-настрого запретил ему чиркать во время процесса в блокноте. Какое-то время это занятие было его единственной отрадой: Банион исписывал страницы всем, что удерживалось в его памяти, перечисляя выученные когда-то на спор имена и даты рождения американских президентов, британских монархов, судей Верховного Суда, семисот одиннадцати выживших после гибели «Титаника», а также генеалогию Иисуса Христа вплоть до царя Давида.

– Мистер Круммекар, – дружелюбно проговорил Джемм, непринужденно опираясь на свидетельскую трибуну. – В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, обучаясь в технологическом институте Оклахомы, вы входили в состав студенческого братства,[104] верно?

– Протестую.

– Протест поддержан.

– Прошу прощения, ваша честь. Я перефразирую свой вопрос. Мистер Круммекар, вы когда-нибудь принимали участие в «обряде тоги» в братстве Дельта Каппа…

– Протестую.

– Протест поддержан. Мистер Джемм, я уже говорил с вами на эту тему.

– Ваша честь, в такой области, как аэрокосмическая инженерия, даже малейшая халатность может оказаться фатальной. Я просто пытаюсь установить…

– Заканчивайте с этим, господин адвокат.

К тому времени, когда Джемм, наконец, покончил с последним космическим инженером (шла двадцать седьмая неделя процесса), Банион уже не сомневался в том, что присяжные номер шесть, девять и десять готовы хоть сейчас отправить его на электрический стул, и, мало того, они будут обеими руками голосовать за то, чтобы сделать смерть как можно более мучительной. Однако Джемм был по-прежнему вполне доволен собой: ему удалось-таки установить, что одному из космических инженеров прописали антидепрессанты за две недели до запуска «Селесты». В тот же вечер он появился в семи телепередачах и торжественно объявил:

– Один из сотрудников центра управления принимал наркотики. Это правительство надо судить, а не мистера Баниона!

Полтора месяца суд выслушивал показания восемнадцати кардиологов, пытавшихся определить, виновен ли Банион в смерти мистера Фигга. Джемм тоже не терял времени даром. Он нанял пару омерзительных вашингтонских ищеек, которые пронюхали, что во время запуска «Селесты» в бардачке пикапа мистера Фигга лежал номер порнографического журнала «Джаггз». У Джемма на руках были медицинские выкладки: примерная частота пульса семидесятидвухлетнего пациента в момент эрекции, и он был готов предъявить их в любое время. И хотя Банион не считал себя виновным в кончине бедняги Фигга, он искренне надеялся, что Джемму не придется разыгрывать эту карту.

На каком-то этапе разбирательства Банион вдруг понял, что чаще видит Джемма по ящику в своей камере, – с недавних пор ему было позволено смотреть телевизор, – нежели в зале суда. Банион уже не раз намекал доблестному ковбою, что, коль скоро он платит ему четыреста семьдесят пять долларов в час, ему хотелось бы чаще видеть своего адвоката воочию, а не красующимся на голубом экране.

Однажды утром Джемм явился в зал суда с синяками под глазами. Вид у него был весьма измотанный. Банион поинтересовался, не корпел ли он всю ночь над сборниками правовых актов. Не совсем, зевнул Джемм. Он всю ночь не смыкал глаз, чтобы не опоздать на прямой эфир британской телепередачи «С добрым утречком!».

– Вот, значит, как, – сказал Банион. – Моя жизнь висит на волоске, а ты думаешь о том, как произвести впечатление на остолопов, уплетающих овсянку в Манчестере.

Джемм отвечал, что все под контролем – он, дескать, зорок как орел, парящий над горными вершинами, и тут же принялся клевать носом под монотонное бормотание обвинителя, излагавшего подробности исследования миокарда мистера Фигга.

На следующий день Джемм вообще не явился в суд, предоставив право вести перекрестный допрос эксперта-кардиолога одной из своих ассистенток, эффектной рыжей особе. Похоже, внешность этой особы возбуждала похотливые желания в сердце присяжного номер два, ибо всякий раз, когда она бросала взгляд в его сторону, он начинал неловко ерзать на стуле. Джемм отсутствовал еще три дня. Интересно, куда он запропастился? Банион отчаялся получить вразумительный ответ от его ассистентов, которые твердили одно: мистер Джемм «добывает важные улики».

Как-то утром, сидя в зале суда в ожидании, пока все соберутся, Банион прочел в газете, что Джаспер Джемм только что за кругленькую сумму продал одной голливудской кинокомпании авторские права на свою историю. Банион полюбопытствовал, что тот имел в виду под «своей историей». Дозвонившись до Джемма в отель «Беверли-Хиллс», он потребовал, чтобы тот немедленно возвращался назад.

Банион был не в лучшем расположении духа, когда Джемм явился на следующее утро с воспаленными глазами, жалуясь на бессонную ночь в самолете. Адвокат тут же заверил Баниона, что мистер Пламм, его заместитель, вполне компетентен для того, чтобы провести перекрестный допрос кардиологов, и добавил, что ему позарез надо было смотаться в Калифорнию, так как Уоррен хотел поговорить с ним лично, прежде чем заключить контракт.

– Уоррен?

– Битти. Он будет играть меня в фильме.

– Ага, – сказал Банион. – А кто будет играть меня?

– Именно это я и хотел обсудить после сегодняшнего заседания. Пока меня не очень-то устраивает выбор актеров на твою роль.

– А тебе не кажется, что история скорее моя, а не твоя? Или я чего-то не понимаю?

– Я абсолютно уверен, что ты должен продать им свою историю. Хочешь, я намекну им об этом завтра утром?

– Завтра утром?

– Здесь ничего толком не происходит. Долдонят про сердечную мышцу того старикана, и все… Уоррен устраивает прием. Полагаю, я просто обязан там быть. Ты как считаешь?

Наступал решающий этап процесса, и Баниону, разумеется, было весьма «приятно» узнать, что его адвокат разрывается между судом, пытаясь спасти его от смертного приговора, и Беверли-Хиллс, уламывая Минни Драйвер сыграть роль его жены.

Дела шли все хуже. Обвинение умудрилось представить интервью Баниона с доктором Коколевым и полковником Радиком на уфологическом конгрессе как заговор с целью государственного переворота. Учитывая непрекращающееся противостояние двух стран, попытка Баниона и его приспешников воспрепятствовать запуску ракеты с военным модулем (такова была формулировка обвинения) выглядела крайне антипатриотично. Один из присяжных взял отвод, сославшись на гипертонический криз. Неделю спустя на книжных прилавках появилась книга под названием «Присяжный номер пять: почему Банион заслуживает казни». Присяжный (а именно он был автором этого опуса) доказывал, что Банион в течение многих лет работал на русских, – а заодно и на пришельцев. Счастливого автора свеженького бестселлера тут же пригласили на все вечерние шоу и программы новостей.

В стане сторонников Баниона царили упаднические настроения. У входа во дворец правосудия стояли толпы негодующих граждан с плакатами «ПРЕДАТЕЛЬ!». Банион все чаще представлял, как в один прекрасный день отворится дверь камеры и появится тюремный цирюльник, чтобы выбрить ему контактное место на голове. Он поймал себя на мысли, что все чаще вспоминает последние слова, сказанные всякими знаменитостями, и даже начал репетировать собственную прощальную речь.

Однажды вечером, лежа у себя в камере и предаваясь этим сладостным раздумьям, Банион поднял глаза на экран привинченного к стене телевизора. Начиналось посвященное правовым вопросам телевизионное шоу «Преступник не дремлет», которое вел Джаспер Джемм. Банион понял, что пришло время сменить адвоката.

– Мистер Банион, – сказал судья, – в законе есть неписаное правило, которое гласит…

– «Тот, кто сам защищает свои права – глупец». Да, я помню, ваша честь. Но есть и другое правило.

– Какое?

– «Тот, кто платит себе четыреста семьдесят пять долларов в час, скоро разбогатеет».

– Ну, как знаете, – сказал судья.

Отказавшись от услуг Джемма, Банион сразу же позвонил Роз, чтобы вызвать ее в суд в качестве свидетеля. Но Роз бесследно испарилась. Баниону пришлось самому рассказать суду о том вечере, когда она его предала. После этого газетчики тут же окрестили ее «таинственной макаронницей».

Банион позвонил и экс-президенту. Дозвониться до бывшего главы государства было не так-то просто: тот был весь в хлопотах, связанных с подготовкой к собственной тяжбе, однако явиться в суд не отказался.

– Господин президент, – сказал Банион, – спасибо, что вы нашли время прийти и дать показания.

– Да сколько угодно, – отозвался экс-президент.

– Я знаю, что вы очень заняты, так что если позволите, я перейду прямо к делу. Вам что-нибудь говорит название МД-12, или иначе «Маджестик-12»?

– Это марка смазочного масла? Им смазывают дверные петли…

– Господин президент, позвольте напомнить, как тогда в Овальном кабинете я сообщил вам, что внутри правительства существует тайная структура…

– Ах, это… – экс-президент улыбнулся присяжным. – Та, что запускает в небо тарелочки и похищает людей?

– Она самая. Та, на которую работал мистер Скраббс…

– Протестую.

– Протест поддержан.

– Ваша честь…

– Продолжайте, мистер Банион.

– Что вы предприняли после того, как я вам это сообщил?

– Ничего.

– Не кажется ли вам странным тот факт, что…

– Протестую.

– Протест поддержан.

– Нет, серьезно… Ладно, я поставлю вопрос по-другому. Почему вы ничего не предприняли?

– Ну, во-первых, я решил, что коль скоро я президент, я бы наверняка знал о существовании подобной структуры. Во-вторых, я тогда был уверен, что вы работаете на русских, и вот…

– Протестую, – сказал Банион.

– Протест отклонен.

– Ваша честь…

– Свидетель может отвечать на вопрос.

– Нет, серьезно, ваша честь…

– Мистер Банион, здесь вам не ток-шоу. Это дворец правосудия. Если вы будете и дальше вести допрос свидетеля в подобном духе, я буду вынужден назначить вам адвоката. Продолжайте, господин президент.

– Спасибо. Так вот, я думал, что вы работаете на русских. И разумеется, не мог разглашать государственную тайну.

– А почему вы решили, что я работаю на русских?

Президент улыбнулся.

– Джек, ты же пытался воспрепятствовать запуску американской космической станции, оснащенной военным модулем, предназначенным для укрепления обороноспособности нашей великой страны! А она ведь и по сей день подвергается риску нападения со стороны России. Честно говоря, когда ты заявил, что твоими действиями руководят инопланетяне, я тебе не поверил, – президент обернулся к присяжным. – Хотя я всегда открыт для дискуссии на подобные темы…

– Нет, – вздохнул Банион, – не всегда.

– Протестую.

– Ой, да заткнитесь вы.

– Мистер Банион!

– Хотя должен признать, что понимаю вас, господин президент. У меня больше нет вопросов к свидетелю.

– А сейчас у нас в гостях юрист-консультант Джеффри Тубин. Джеф, что вы можете сказать относительно хода разбирательства?

– Питер, на месте Джека Баниона я серьезно подумал бы о частичном признании вины. Разумеется, если еще не поздно. Думаю, на данном этапе основная задача обвинения – постараться не проявлять излишней самоуверенности.

– Почему мистеру Баниону запретили проинформировать присяжных о том, что бывший президент Соединенных Штатов сам вот-вот предстанет перед судом по обвинению в преступном сговоре, направленном против общественной безопасности?

– Питер, информация подобного рода не относится к делу, и поэтому, в соответствии с американским законодательством, не доводится до сведения присяжных. Это как если бы вас судили, скажем, за убийство: суд нисколько не интересует тот факт, что до того вы убили двадцать человек. Чем меньше присяжные знают, тем лучше. Таковы особенности нашей правовой системы. Это один из ее фундаментальных принципов, или… вопиющих недостатков. Это как посмотреть…

– Спасибо, Джеф Тубин. Мы планируем держать вас в курсе дальнейших событий, сообщая подробности процесса по делу Баниона, который близится к своей завершающей стадии…

Сидя в тюремной библиотеке, Банион работал над заключительным словом, когда охранник сообщил, что к нему пришли.

– Кто?

– Журналистка.

– Я не даю интервью, – сказал Банион.

– Она из журнала «Космополитен».

Банион вскинул голову.

– Может, «Космос-политен»?

– Не знаю. У вас пятнадцать минут.

Женщину, сидевшую напротив него за стеклянной перегородкой, Банион узнал не сразу. Волосы, выкрашенные в жуткий черный цвет, нелепый мешковатый костюм… Одним словом, унылый синий чулок. Сногсшибательная красотка превратилась в бесцветную старую деву – одну из тех, кто часами ждет автобуса на переполненной остановке.

Взяв телефонные трубки, они начали разговор.

– Явилась, чтобы исполнить супружеский долг? – осведомился Банион. – Это будет не так-то просто, учитывая, что между нами стекло.

– Привет, Джек.

– Шикарный прикид. По-моему, тебе следует изменить прическу.

– Ты в порядке?

– О да, конечно. Меня вот-вот признают виновным в государственной измене. А все потому, что я не смог найти главного свидетеля. А ты-то как поживаешь?

– Я хотела помочь тебе, но не могла.

– Я так и понял.

– Мое свидетельство не принесло бы тебе никакой пользы. Они бы просто смешали меня с грязью.

– Так же, как и меня? «Банион может заниматься сексом только в костюме марсианина». Огромное тебе спасибо. Как приятно, когда все вокруг считают тебя извращенцем.

– Я пыталась его остановить.

– Его?

– МД-1.

– Слушай, у нас всего пятнадцать минут. У меня нет времени для двадцати вопросов.

Роз понизила голос:

– Я была МД-8, – это отдел публикаций, – выпускала «Космос». После твоего второго несанкционированного похищения я получила П-1, приказ номер один, с самого верха. Меня срочно вызвали в Вашингтон, чтобы встретиться с МД-1. Мне было поручено приблизиться к тебе. Наблюдать, отвлекать… По крайней мере, контролировать ситуацию. Потом все осложнилось…

– Ты имеешь в виду тот вечер, когда мы чуть было не занялись сексом прямо на полу?

– Джек, это они взорвали «Селесту».

Банион наклонился к стеклу.

– Но почему?

– Вы со Скраббсом отправились к президенту и рассказали ему о «Маджестик-12».

– Как ты об этом узнала?

– Потому что он пытался дозвониться до нас по горячей линии, из Овального кабинета.

– Правда?

– Да. После этого он должен был уйти. Нельзя было допустить, чтобы он, оставшись на второй срок, начал совать нос, куда его не просят. Рано или поздно он бы нас раскусил.

– И тогда вы… взорвали космическую станцию? Чтобы сделать из него козла отпущения?

Роз кивнула:

– И пустили слух, что это он настоял на том, чтобы назначить дату запуска накануне выборов.

– Неужели вам это по силам?

– Разумеется. У нас полно своих людей в НАСА. Как и в любой другой правительственной организации… Пойми, это вынужденная мера, учитывая специфику нашей деятельности…

– Почему ты сейчас мне об этом рассказываешь? Хочешь поднять настроение перед тем, как меня отправят на электрический стул?

– Я стараюсь тебе помочь.

– Плохо стараешься. Назови мне имя МД-1.

– Ты его знаешь. По правде говоря, он твой большой поклонник. Но он никогда не допустит, чтобы личные отношения мешали работе.

– Роз, кто это?

Она протянула скрипучим голосом:

– «Дже-е-ек… заходи как-нибудь проведать старика вместе со своей обворожительной знакомой!..»

– Менталлиус?!

– Что может быть лучше председателя сенатского комитета «Постфактум»? Именно так все и начиналось в сорок седьмом году. Их основной целью было постоянное пополнение фондов. Поставить во главе сенатора, которого все остальные сенаторы будут бояться до смерти. Придет ли им в голову бунтовать, если он пожелает внести поправку к программе по реформированию сельского хозяйства? Не то чтобы он мог наложить вето на все, что ему вздумается, без объективных причин… Менталлиус – всего второй МД-1 за всю историю организации; возглавляет ее больше тридцати лет. И он отличный руководитель. Старик столько сделал для усовершенствования МД-12… Выбил для нас новое оборудование, например. То, на чем они прежде работали… Это просто ужас какой-то. Он разработал программы по похищению людей. «Зона 51» – это его детище. Теперь, когда он уже стар, некоторые наши сотрудники, особенно из МД-2, пытаются от него избавиться. Но его голыми руками не возьмешь. Он любит эту работу. Это смысл всей его жизни.

– Как ты обо всем этом узнала? – подозрительно спросил Банион. – Скраббс утверждает, что вы работаете изолированно друг от друга, чтобы никто не мог узнать лишнего об организации и об остальных сотрудниках.

– Я поставила перед собой цель сблизиться с Менталлиусом.

– Ты спала с этим мерзким старым козлом? Отвратительно.

– Разумеется, я не спала с ним. Этот этап у него давно уже позади; держу пари, у него ничего не получилось бы, заглотни он хоть целую упаковку «Виагры». Просто ему нравится, когда я рядом. – Роз взглянула на него совсем как в старые добрые времена. – И не ему одному, верно?

– Да уж, – грустно вздохнул Банион. – Я об этом не забыл.

Глава 21

Банион читал свое заключительное слово вот уже четвертый день подряд. Его честь был весьма недоволен. Это была самая длинная речь за всю историю судебной практики – случай поистине беспрецедентный. Один из комментаторов предположил, что Банион пытается усыпить всех присутствующих, чтобы затем улизнуть.

Американский народ был очарован, если не сказать потрясен. Банион цитировал Катулла, Робеспьера, Джона Леннона, Диккенса, Оливера Уэнделла Холмса,[105] Оригена,[106] Светония,[107] Джефферсона, Менкена,[108] Бальзака, Гиббона,[109] Данте (три раза), Книгу Иова, Плиния Старшего, Монтеня, Дидро, Томаса Мора, Медвежонка Йоги,[110] Дина Ачесона,[111] Уильяма Дина Хауэллса[112] и Хоги Кармайкла.[113] Иногда он, будучи не в силах устоять перед соблазном, даже цитировал сам себя. «Я, должно быть, покажусь вам нескромным, но позвольте мне зачитать вам то, что я написал в своей колонке восемь лет назад…»

Уже на второй день судья сделался мрачным, как туча. Судя по тому, как он усердно строчил что-то в своем блокноте, его честь занялся составлением мемуаров. Обвинитель и его команда едва сдерживали восторг, поскольку на лицах присяжных было написано, что Банион заплатит сполна за эту пытку, которой напоследок их подверг. Эксперты по вопросам правоприменения сошлись во мнении, что речь Баниона, несмотря на ее несомненные достоинства, обернулась для него необратимым тактическим провалом. Сам того не желая, Банион словно бы внушал присяжным: «Единственный способ заткнуть мне рот – это пропустить через меня тысячу вольт».

– Итак, – вздохнул измученный Банион, пролистывая увесистые папки материалов по собственному делу – всего пятьдесят тысяч страниц, – я хотел бы заострить ваше внимание на страницах № 778 и 36000, где Рудольф Фрибблмайер… ммм… ядерный инженер… признает… цитирую… что… если подвергнуть ядерное топливо нагреву… Монтескье, выдающийся французский философ, однажды сказал: «Ничто так не ранит, как правда». А может, это был Ларошфуко…

Зрители начали один за другим покидать свои с таким трудом добытые места.

Ровно в три часа четвертого дня – последнего, как поклялся судья, – телевизионные каналы прекратили вещание из зала суда.

– Просто ума не приложу, – сидя у себя в Овальном кабинете, сказал новый президент директору Национальной службы воздушной разведки, – почему эти фото всплыли только сейчас. И какой идиот додумался запустить их в прессу? Боже мой, это ведь секретная информация! Так какого черта они красуются на первой полосе «Вашингтон пост»?

На столе были рассыпаны снимки запуска «Селесты», сделанные при помощи аэрофотосъемки. Прямо над «Селестой» нависал объект, похожий налетающую тарелку. Объект был отчетливо виден, так что ошибки быть не могло. Так же отчетливо виден был и тонкий луч света, исходящий из объекта и направленный прямо на космическую станцию.

– Сэр, на данный момент мы не можем сказать ничего определенного. Нам известно только то, что это наши секретные фотографии. Вы можете в этом убедиться по идентификационному номеру, здесь, в углу. Сейчас мы прорабатываем версию участия ЦРУ. Ведь именно они приказали нам проследить за русской подводной лодкой, курсировавшей у берегов Флориды как раз во время запуска. Да, теперь ясно, почему «Аметист» – это кодовое название нашего спутника – в тот момент находился над мысом Канаверал. Совпадение? Возможно. Но оно доказывает, что эти фото – дело рук ЦРУ. А что касается того, почему они всплыли только сейчас, мы… уверяю вас, мы прилагаем все усилия к тому, чтобы это выяснить.

– Иными словами, вы ничего не знаете, – президент раздраженно хмыкнул. – Ладно, что говорят ваши люди? Эта штука… – он показал на летающую тарелку, – что это за чертовщина?

– Сэр, на данный момент мы не в состоянии сделать какие-либо выводы.

– А кто в состоянии, черт побери?

Президент повернулся к генералу, грудь которого украшал иконостас орденов и медалей.

– Что говорят об этом ваши люди? Что отобразили радары?

– Ничего, сэр. Мы просто теряемся в догадках.

Президент еще раз изучил снимки, рассыпанные на блестящей поверхности стола, за которым когда-то сиживал президент Джон Ф. Кеннеди.

– Похоже на НЛО. А что это за луч?

– Мы не знаем, сэр.

– Ваш бюджет составляет двадцать семь миллиардов долларов в год, и вы ни черта не знаете?

– Насколько я могу судить, это луч с большой энергетической плотностью. Что-то вроде лазера. Но это всего лишь гипотеза…

– Ладно. Все вон, – президент посмотрел на генерального прокурора, который сидел на диване, изучая одну из фотографий и посасывая нераскуренную трубку. – Ты останешься.

Когда все адмиралы, генералы и иже с ними удалились, президент хмыкнул:

– Тоже мне эксперты! Не могли даже предупредить меня, что Бразилия собирается взорвать ядерную бомбу. А теперь вот это, – он плюхнулся на диван. – Итак, что же нам теперь делать?

– Ума не приложу, что тут можно сделать. Вынужден признать, что эта штука смахивает на НЛО, хотя я в них и не верю. И, в соответствии с показаниями НАСА, этот луч, или как он там называется, направлен прямо в зону, где расположен механизм самоуничтожения.

– Должно же быть какое-то объяснение, – сказал президент.

– Я бы с радостью вам его предоставил.

– Вопрос в том, к чему это нас приведет.

– Вам решать.

– Мне? Ты же у нас генеральный прокурор.

Мужчины оторопело уставились друг на друга. Наконец президент включил телевизор. Передавали репортаж о демонстрации протеста у стен тюрьмы. Характер плакатов радикально изменился:

Бушующая толпа заполонила все пространство у здания тюрьмы, причем количество митингующих росло и росло.

Генеральный прокурор сказал:

– ФБР утверждает, что участники марша протеста «Человек двадцать первого века» готовятся к следующему маршу.

– О боже, только не это. И куда же они на этот раз отправятся?

– На Белый дом.