Зеленые глаза (пер. Е. Бекетова)

II

— Вы изменились в лице, вы мрачны и печальны, что случилось? С того дня, который я всегда буду считать роковым, с тех пор, как вы пустились к источнику вслед за раненым оленем, точно какая-то ведьма зачаровала вас. Вы больше не ездите в горы с шумной сворой собак, звуки вашего рога не пробуждают эха. Одинокий, за-думчивый, вы берете каждое утро свой самострел, уходите в чащу и остаетесь там, пока не скроется солн-це. А когда сгущается мрак и вы возвращаетесь в замок, бледный и усталый, я напрасно ищу добычу в вашей сумке. Что занимает вас долгими часами вдали от тех, кто вас любит?

Пока Иньиго говорил, Фернандо, погруженный в свои мысли, рассеянно строгал охотничьим ножом чер-ное дерево скамьи.

После долгого молчания, нарушаемого только скри-пом лезвия, скользившего по гладкому дереву, молодой человек обратился к слуге, как будто не слыхал ни одно-го его слова:

— Иньиго, ты уже стар, ты знаешь все тропы горы Монкайо, ты преследовал дичь на ее склонах и по долгу охоты не раз подымался на вершину. Скажи мне, не встречал ли ты женщину, которая живет среди скал?

— Женщину! — с удивлением воскликнул охотник, пристально глядя на хозяина.

— Да, — сказал тот. — Со мной случилась странная история, очень странная… Я думал, что могу вечно хранить тайну, но это невозможно: она переполнила мое сердце, она начертана у меня на лице. Что ж, я тебе ее открою… Ты мне поможешь разгадать загадку этой женщины, которая, кажется, существует лишь для меня, ибо никто ее не знает, никто не видел и никто не может о ней ничего сказать.

Охотник молча придвинул скамью поближе к своему сеньору, с которого не сводил испуганных глаз. Фернан-до собрался с мыслями и продолжал:

— С того дня, как я поскакал к Тополиному источни-ку, несмотря на твои зловещие предсказания, и, переправившись через него, догнал оленя, которого спасло твое суеверие, душа моя преисполнилась жаждой уеди-нения.

Ты не знаешь этого места. Смотри — родник сочится из недр скалы и тоненькой струйкой скользит среди зелени плавающих листьев. Капли, блещущие, как золо-тые точки, и звенящие, как струны, сливаются в траве и журчат, журчат, напоминая жужжание пчел, когда они вьются вокруг цветов; потом ручеек течет по песку, прокладывая русло, преодолевая камешки, заграждаю-щие ему путь; обходя их, извивается, прыгает, то смеясь, то вздыхая, пока не впадет в озеро — с необычайным, неописуемым плеском. Жалобы, песни, слова, чьи-то имена — ах, чего я только не слышал в этом плеске, когда одиноко сидел на утесе, у подножия которого таинственный источник скользит вниз, образуя глубо-кий, почти недвижимый водоем, едва подернутый легкой рябью от вечернего ветерка.

Все величаво вокруг. Уединение, исполненное бес-численных неведомых звуков, живет там и опьяняет неизъяснимой грустью. Всюду: в серебристой листве тополей, в извилинах гор, в водяных струях — с нами словно беседуют невидимые духи природы, узнавшие брата в бессмертном духе человека.

Когда поутру, на рассвете, ты видел, как я беру самострел и отправляюсь в горы, я уходил не для того, чтобы блуждать по склонам и охотиться; я сидел на берегу ручья, искал в его водах… сам не знаю что… В тот день, когда я перепрыгнул ручей на своей Молнии, мне показалось, будто в его глубине блеснуло нечто стран-ное, необыкновенное… женские глаза.

Может, то был лишь солнечный луч, сверкнувший в пене вод; может, цветок, плавающий среди водорослей и похожий на изумруд, — не знаю; мне показалось, что я встретил чей-то взгляд, взгляд, который зажег в моей груди безумное; неведомое желание — встретить жен-щину с такими глазами. Чтобы ее найти, я и ходил туда изо дня в день.

Наконец однажды под вечер… точно во сне… но нет, это правда, я уже говорил с ней много раз, как теперь говорю с тобою… однажды под вечер я нашел на этом месте женщину, чью красоту не берусь описать, женщи-ну в длинных одеждах, которые спускались к самой воде и даже плыли по ней. Ее волосы были точно из золота; ее ресницы сияли, как лучистые нити, а из-под ресниц беспокойно глядели глаза, уже виденные мною… Да, те самые глаза, что врезались мне в память, глаза неверо-ятного цвета…

— Зеленые! — воскликнул Иньиго в глубоком ужа-се и быстро выпрямился.

Фернандо посмотрел на него, как бы удивляясь, что тот досказал его мысль, и спросил беспокойно и все же радостно:

— Ты ее знаешь?

— О нет! — отвечал охотник. — Избави меня гос-подь! Но мои родители, запрещая мне приближаться к этому месту, повторяли тысячу раз, что у духа, призра-ка, демона или женщины — словом, у того, кто обитает в этих водах, зеленые глаза. Заклинаю вас всеми, кого вы любите, не возвращайтесь к источнику! Рано или поздно вас настигнет мщение, и вы заплатите смертью за то, что осмелились возмутить его воды.

— Всеми, кого я люблю! — пробормотал молодой человек, печально улыбаясь.

— Да, — продолжал старик, — ради ваших родите-лей, ради вашего долга, ради слез той, кого небо пред-назначило вам в супруги, и слез старого слуги, который видел, как вы родились…

— Знаешь ли ты, кого я люблю больше всего на свете? Знаешь ли, за что я готов пожертвовать любовью отца, поцелуями матери, ласками всех женщин на зем-ле? За один взгляд, за один взгляд этих глаз!.. Как же я могу не искать их?

Фернандо произнес эти слова таким голосом, что слезы, дрожавшие на ресницах Иньиго, тихо покатились по его щекам, и он мрачно воскликнул:

— Да исполнится воля божья!