Зеленый Змий

XVI

Пятьдесят дней чудного плавания и полной трезвости привели меня в отличный вид. Алкоголь выветрился из моего организма; с первой минуты отъезда я ни разу не знал желания выпить вина; сомневаюсь, вспоминал ли я даже о нем. Конечно, на баке разговор часто вертелся вокруг выпивки; матросы рассказывали о своих более интересных или забавных кутежах, вспоминая о них с большим увлечением, чем о всех других приключениях своей разнообразной жизни.

Старшим на баке был толстый пятидесятилетний Луи. Он был прогоревший шкипер. Зеленый Змий победил его, и он оканчивал карьеру, где начал ее, то есть на баке. Его пример произвел на меня сильное впечатление; оказывается, у Зеленого Змия были разнообразные таланты: он не всегда старался убивать человека. Луи он не убил, а сделал гораздо хуже. Он отнял у него власть, службу и жизненный комфорт; он распял его самолюбие и осудил его на тяжелую жизнь простого матроса, которая должна была тянуться до тех пор, пока выдержит его прекрасное здоровье, — должно быть, очень долго!

Мы оканчивали плавание по Тихому океану, проплыли мимо вулканических вершин поросших джунглями Бонинских островов, прошли среди рифов в глубокую бухту и бросили якорь среди дюжины таких же морских цыган, как и мы сами. Запах неведомой флоры доносился с тропических берегов. Туземцы в курьезных ладьях и японцы на еще более курьезных «сам-панах» плавали по бухте и поднимались к нам на борт. Я впервые видел чужую страну и стремился поехать на берег и проверить истину всего прочитанного мною в книгах.

Виктор и Аксель, швед и норвежец, и я решили держаться вместе (мы так и сделали и в продолжение остального плавания заслужили название «трех скандалистов»).

Сговорившись относительно своих планов, мы поплыли на лодке к берегу через живые коралловые рифы и пошли к белому берегу, покрытому коралловым песком.

Виктор и Аксель заявили, что нам следует выпить перед началом нашей длинной прогулки.

Я совсем не хотел пить, но желал быть славным малым и хорошим товарищем. Даже память о Луи не удержала меня, когда я стал вливать себе крепкую и острую жидкость в горло.

После полудня Виктор уже безумствовал и хотел драться со всеми и каждым. С тех пор мне случалось видеть больных в домах умалишенных, и они ничем не отличались от Виктора, разве только что поведение его было еще безумнее.

Помню оригинальное мнение, высказанное по поводу Виктора прочими матросами, такими же пьяницами, как и он сам. Они неодобрительно качали головой, говоря:

«Такому человеку не следовало бы пить». Надо сказать, что Виктор был ловкий матрос и добрейший товарищ на баке. Он был великолепным типом идеального матроса; товарищи знали ему цену и любили его. Однако Зеленый Змий преображал его в яростного безумца. Матросы знали, что пьянство (а пьянство всегда чрезмерно) делало их безумцами, но безумие их было все же, так сказать, умеренное.

Дикое безумие было нежелательно потому, что оно портило веселье других и часто кончалось трагедией. С их точки зрения, умеренное безумие было вполне допустимо. Но с точки зрения всего человечества, допустимо ли и желательно ли безумие вообще? А есть ли на свете больший подстрекатель к безумию, чем Зеленый Змий?

Рассказаное мною может послужить образчиком остальных десяти дней, проведенных нами на Бонинских островах. Виктор оправился, присоединился к нам с Акселем, и мы стали кутить более осторожно. А все же мы ни разу не поднялись по тропинке среди лавы и цветов! Мы видали всего только город и четырехугольные бутылки.

Тот, кто обжегся огнем, обязан предупреждать других. Если бы я был благоразумным, то я гораздо больше наслаждался бы Бонинскими островами. Но дело не в том, что мы должны были бы делать, а в том, что мы делаем на самом деле. Это непререкаемый и вечный факт. Я же делал то, что делали в то же самое время миллионы людей, разбросанных по всему свету. Я был просто человеческим существом, идущим обычными путями мужчин, — таких мужчин, которыми, заметьте, я восхищался, — полнокровных, сильных, породистых, крупных мужчин, самостоятельных и не скупившихся в растрате жизненных сил.

Пути эти были широко открыты и походили на зияющий колодезь, находящийся среди двора, где играют дети. Как ни говори отважным мальчикам, начинающим неверными шагами знакомиться с жизнью, что не следует подходить к раскрытому колодцу, они все равно будут подходить к нему. Это известно всем родителям. То же самое относится и к Зеленому Змию. Все запреты всего мира не в состоянии удержать мужчин и подражающих им юношей от Зеленого Змия, если он везде доступен и всюду считается спутником мужества, отваги и великодушия.

Единственный и рациональный выход из этого положения для людей двадцатого века состоит в скорейшем закрытии этого колодца; следует оставить девятнадцатому и прочим предшествовавшим, векам их обычаи вроде сожжения ведьм, нетерпимости и разных фетишей и далеко не последнего в числе пережитков варварских веков и самого Зеленого Змия.