17

После струй душа, тоже вроде бы ароматных («Из рецептов Клеопатры», – просветили его), его отвели к жёсткому топчану, покрытому простынёй, и попросили улечься на живот для проведения массажа, дальнейшего профилактического осмотра и втирания благовоний. Руки девушек были сноровистые (видимо, учились у хороших профессионалов), сильные, но порой и нежные. Ну а Вера, похохатывая, умудрилась пощекотать Куропёлкину пятки, чему тот, естественно, не препятствовал. Он блаженствовал. Никакой Люк нигде не существовал.

– А теперь обследуем твои грешные места, – объявила Соня.

– Чего у меня нет, так это грешных мест, – заявил Куропёлкин.

А ведь, и вправду, не было.

– Давай, давай, поворачивайся на спину! – потребовала Соня.

И тут же отыскала грешный предмет. По её представлению. Ладонь её обхватила находку, и та распухла, расцвела, поднялась и раззадорилась.

– Ой! – вскричала Соня. – Да он же опасный!

Сама же ладонь свою не убирала, а сжимала её и продолжала ойкать.

И Вера подскочила к коллеге поглазеть и поучаствовать.

А Куропёлкина сейчас же прожгло желание. И догадка некая явилась к нему. Дерзко-авантюрная. У Екатерины Великой была доверенная дама, фрейлина-испытательница и подруга, Румянцева, что ли (Куропёлкин в последние годы всё же много читал, и часто – лишнее), так вот она опробовала свежих намеченных императрицей фаворитов и определяла, готовы ли они к употреблению. Не для этой ли цели были заведены камеристки Вера и Соня? Так что же тогда терять время? И похоже, что Вера с Соней были готовы к испытанию его резвости и способности к романтическим играм.

И руки Куропёлкина потянулись к бёдрам камеристок, одна – к Вериному, другая – к Сониному…

Но тут явился Трескучий.

Загрузка...