Земля не своя

Глава восьмая Изгнание и бобры

Отца Иоанна в обители опять нет, да он мне сейчас и не нужен. Дела о перевозках мы теперь ведем с Евгением. Прошу Женю помочь найти или сделать какую-нибудь лестницу по доступной цене, чтобы можно было влезть на обрыв, минуя речку со злыми жабами. В привычной средней полосе России это просто было-бы, найди прямые деревца да делай сам. Тут же возле реки хоть и есть густые заросли, но деревья там всё больше искривленные. Женя обещает подумать.

Ночью тихий-тихий стук в дверь, почти-что поскрёбывание.

— Кто там? — спрашиваю с пистолетом наизготовку.

— Впустите пожалуйста, а то меня убьют. — отвечает женский полушёпот.

Женщина лет 28-ми прошмыгивает, закрывает за собой дверь. Среднего роста, широкобедрая, в платке, платье длинное мешком. Из-под платка светлые, почти как у Лены, волосы, глаза только серые, у той голубые.

— Что случилось?

— Казаки перепились, добыли где-то самогона много. Сначала из-за меня передрались, потом помирились, а меня, сказали, убить надо, чтоб такого не было больше.

Наливаю ей остывшего чаю, она пьёт, зубы постукивают о край кружки. Из дальнейших расспросов узнаю, что зовут её Анька, она незамужняя, половую жизнь ведет тут со всеми желающими, кто к ней приходит. Не раз уже была наказана отцом Иоанном за блуд. Но угомониться она никак не может, такой уж человек, да и лезут же к ней сами. Бывала бита и за волосы таскана и женами некоторых мужей обители. Между тем возле гостевого домика слышатся шаги и пьяное бормотание. Наверняка сейчас в окошко заглянут.

— Лезь под одеяло! — командую Аньке. Она ныряет в кровать, как есть, в одежде. Ложусь рядом с краю, прижимаю её к стенке. На улице вблизи моего домика висит керосиновый фонарь, света достаточно, чтобы разглядеть через окошко меня спящего. Лежу так, что Аньку не разглядеть, сквозь веки смотрю на окно. Появляется пьяная морда с подбитым глазом, долго всматривается.

— Нету там блядины! — говорит кому-то рядом морда и исчезает из окошка.

— Не выдавай меня, я тебе пригожусь! — говорит Анька, шебуршась под одеялом. Не успеваю я опомниться, как мой перец оказывается у неё во рту. Занимается она этим очень даже грамотно.

Снаружи всё тихо, видно, пьяные завалились спать. Потихоньку разговариваем.

— Ты деревенская? — спрашиваю. У неё речь явно не городская.

— Я не деревенщина! У нас посёлок городского типа 70 километров от Брянска.

— А сюда как попала?

— Нуу, после школы сначала в Брянске работала, потом в Москве.

— Кем работала?

— Ну как кем… Мне ещё со школы мужики очень нравились.

Вот уж везет мне в этом мире на нимфоманок.

— Да и нету просто у нас другой работы, колхозы все вокруг порушены давно. — продолжает Аня. — Вот в Москве как-то снял меня пьяный, заснул на мне, я из-под него вылезла, деньги взяла, какие нашла. Пьяный тот оказался чиновником не из мелких, пожаловался «своим» ментам, те менты позвонили тем ментам, которые в районе, где я работала, «крыша» у сутеров, сутенеры меня им конечно и сдали. Забрали в отделение, оприходовали по полной. Жопу так порвали, пришлось им меня в больницу свозить, швы наложить. Потом стали дела нераскрытые на меня вешать, я уж на всё соглашалась, лишь бы снова в жопу не драли. В тюрьму меня не отвозили, держали в отделении, будто бы под подпиской о невыезде. На суде можно было бы от прежних показаний отказаться, да я уже не способна была на это. Срок дали громадный. Ну уж в пересылке вербовщик подвалил, сюда помог попасть. Тут в обитель сразу забрали, на сельхозработы и каяться православно. После всего пережитого-как в раю здесь. Хоть и работа тяжелая.

Постепенно мы задремали. А зря.

— Вот она, блядина! — Просыпаюсь от радостного вскрика. В окошке торчит давешняя морда, уже рассвело, на дворе люди и уже вернувшийся отец Иоанн. Как он рискнул ночью по этим местам ехать? Потом узнаю, что ему надо было зачем-то срочно здесь оказаться, и он нанял охранников с одной из баз, они его в закрытом бронетранспортере доставили, какой-то хищник даже заскакивал на него, но сделать ничего не смог. Начинаются разборки, недолгие, впрочем.

— Вы не желаете быть православным, мало того, ещё и блудите здесь? Вам придётся уехать отсюда. И ты, блудница, должна нас покинуть. Тебе был дан шанс, ты им не воспользовалась. — Объявляет своё решение глава общины. Под одобрение большинства собравшихся. Меня многие из охранников-казаков недолюбливают за полученную из-за меня взбучку, после моей незамеченной ими ночной прогулки. А так же за значительно большую, чем у них, свободу действий и хранящиеся в будке богатства. Жены их ещё больше довольны изгнанием Аньки. Та начинает плакать, умолять, но бесполезно.

Затаскиваю будку на свой «джипчик», под насмешливыми взглядами окружающих, закрепляю её. Цепляю полуприцеп. Подходит Женя. На плече у него прекрасаная алюминиевая лестница-трансформер.

— Вот, ты про лестницу спрашивал. — Он передает лестницу мне. — Сочувствую тебе, человек ты хороший, а что неверующий-так и я раньше таким был. А лестница вот моя, я её привез сам из Москвы, вместе со всем прочим барахлом. Прямо скажу-украл со своего завода, будучи маловоцерковлённым тогда, а теперь вот как-бы искупаю проступок, отдаю её тебе. Удачи, надеюсь, ещё увидимся.

Растроганный, принимаю женину ворованную лестницу.

Съезжаю с моста, и вот он уже поднимается за мной. Рядом на сиденье плачет Анька. Отъехав от обители, останавливаюсь подумать, как жить дальше.

— Не прогоняй меня, я тебе пригожусь! — Вскрикивает Анька. И стремительно-профессионально опять оказывается у меня в штанах. Я, впрочем, и не собирался выгонять её из машины здесь, среди зверья, ну да ладно.

Надо пока неспеша поехать поковырять камушков и забить несколько ядожаб ради кож. Мысли в голове успокоятся, что-нибудь соображу, как дальше быть. Возникает шальная мысль в голове: поселиться тут в глуши, где боле-менее спокойно, и жить воровством корнеплодов с полей. Делаю большой крюк вокруг полей и огородов, чтобы следы машины не бросались в глаза. Говорю Ане, чтобы она сидела в будке и не вылезала. Хотя тут и не бывает зверья. В этой местности, возле плато, проросло немало кустиков полыни, которую не любит местная фауна, и сюда эта фауна не ходит, тем более, что жрать тут нечего.

Осматриваю женин подарок, лестницу. Немецкая. Весом меньше двадцати килограммов, а раздвигается аж на восемь метров. Одну секцию можно присоединить так, чтобы образовалась стремянка. Влезаю на «своё» плато. Там по прежнему пустынно. Никого, даже насекомых не видать. Вспоминается история о «патагонском драконе». Французский исследователь Виллинг Ауберт, изучая аргентинские ледники, в Патагонии, задался целью обнаружить там самое крупное животное. Им оказалась букашка, насекомое, способное выживать во льдах, и будучи самым крупным, самым сильным существом в тех краях оно было названо «патагонский дракон».

С другой стороны от обрыва, на который я влез, находится другой обрыв, вернее, небольшой каньон. Его стены приятного, теплого цвета, напоминает водохранилище Пауэлл (Lake Powell) на Колорадо в миниатюре. Обвал преградил путь ручью, получилось длиннющее озеро с медленным, почти незаметным течением, переливающееся через завал небольшим водопадом и впадающее в речку, текущую к обители. Собираюсь поисследовать, что там дальше. Долго сижу, наблюдаю за водой. Никакого зверья не видать. Озеро поворачивает вбок, удаляясь от меня, раздумываю, то ли проплыть по нему на байдарке, то ли только переплыть и постараться влезть на противоположную сторону.

Иду искать байдарку. Будка забита вещами в несколько слоев, где ж мне помнить, куда впопыхах клал байдарку. Копаюсь. Уй, что это?! Что это тут у меня упаковано?!! Та самая надувная кукла с лицом и бюстом Памелы Андерсон!!! Неужели я случайно положил ее на складе на телегу? Или это тот гаденыш Мурзик подложил, что бы выручка больше была? Анька смотрит на куклу понимающим взглядом и с некоторым огорчением, ревниво. Ошарашенный, я сижу и пытаюсь сообразить, то ли доказывать, что она случайно тут оказалась, можно сказать-сама забралась, то ли сделать вид, что это всё естественно. Так ничего и не стал Аньке говорить.

Вобщем, посидев и подумав, решаю не искать байдарку, а использовать эту куклу как плотик, переправить лестницу и арсенал на другую сторону каньона-озера, там всего несколько метров плыть, я бы и так мог вплавь, но на другой стороне без лестницы не влезть вверх. Моя новая лестница может и перекрыть ширину воды, но я по ней не рискну идти всё же, как бы не подломилась. Тащу куклу вверх на плато, втягиваю за собой лестницу. Снизу из будки с пониманием и обидой в глазах смотрит Анька.

В комплекте к кукле прилагается маленький насосик. Прямо слова из песни «Маленьким насосиком я её качал, Ничего подобного раньше не встречал» (Бахыт-компот — Искусственная женщина). Накачиваю. Лестницу опускаю вниз, нахожу упор для неё на выступе стенки каньона. Слезаю вниз, спускаю на воду своё «судно». Держа автомат наготове, осматриваюсь, вроде всё спокойно. Решаю всё же не перевозить лесенку на «плоту». Верхнюю сторону лестницы перекидываю от стены каньона на другую сторону озера, она ложится горизонтально, ширина тут позволяет. Грудью ложусь на куклу, в руках автомат, переплываю на другую сторону. Перетаскиваю к себе лестницу. К счастью, тут тоже есть, где упереть низ лестницы. Влезаю вверх, оказываюсь на очередном плато, оно повыше предыдущего, с него не просматривется. Здесь так же пустынно, ничего нет, кроме редких кустиков. Иду к дальнему краю, посмотреть, что там. Осторожно заглядываю через край.

Хорошо, что не нашел байдарку и не поплыл на ней по длинному озеру. Это длинное озеро длиной в несколько километров, как я позже узнал, огибает плато, на котором я сейчас нахожусь, и соединяется с другим озером, уже не длинным. Из этого озера и вытекает речка, переливаясь через перекат и скрываясь в карстовом тоннеле, чтобы потом выйти на свет уже в каньоне ближе к обители. Хозяева этого озера-бобры. Именно такая ассоциация возникает при первом взгляде на них. Размером примерно с земных, но только бронированные. Бронебобры. Они покрыты костными, или хитиновыми, или может ещё какими, щитками, при взгляде на зубы становится понятно, что они хищники. У них не выступающие впереди резцы, как у земных, а предназначенная для схватывания и убивания добычи пасть, хоть и не очень мощная. В бинокль удаётся разглядеть, что они и водоросли какие-то едят. Они живут коллективом, так что если бы я к ним заплыл, наверное они напали бы на меня как жабы. Ядожабами они, как я вижу, и питаются. Вон на берегах разложены выпотрошенные жабы для засушки, завяливания. Запасы, значит. И не только на берегах запасаются вяленые жабы, но и на крышах хаток. Только хатки эти не из дерева и грязи, как у земных бобров, а из красной местной глины, смешанной с травой. Фактически, саман. Входы, как и положено бобрам, под водой. Купола торчат в разных местах из воды. А посередине озера небольшой конус давно потухшего, к счастью, вулкана.

Бронебобры не кажутся ловкими и быстрыми, скованы своим панцирем, как же они ловят шустрых ядожаб? Тем более, что в озере ядожаб и не заметно. Продолжаю наблюдать. Зрение у них, видать, не очень, а то бы заметили меня, когда я вышел к краю плато. В воде они заметно подвижней, чем на суше, вес панциря в воде не чувствуется, а лопатообразный бронехвост используется для быстрого плавания. На суше же ковыляют медленно. А вот и охотники возвращаются с добычей! Или правильней назвать их рыболовами? На перекате, на стоке из озера показались бобры, вышедшие из сумрака подземелья, в котором течёт речка. Я так понимаю, что там какие-то большие полости под землёй, не просто речной тоннель. Бобры-добытчики тащат добытых ядожаб, но не в зубах или лапах, а какой-то плетёной сети. Становится не по себе. Насколько они разумны? Наблюдаю дальше. Замечаю, что на крыше одной из хаток они не едят водоросли, а плетут из них сеть. Инстинкт это или разум? Никаких других орудий у бобров не наблюдаю.

Становится интересно, а как они отреагируют, если заметят меня? Рискну. В одном месте, где мне легко спуститься, возле самой воды сидит бобёр и ест что-то. Подхожу, он сидит ко мне спиной, мордой к воде, неосторожное поведение, видать, врагов у них тут нет. Если он бросится на меня, я легко убегу от него на суше. Останавливаюсь в нескольких метрах. Тактично кашляю. Он подскакивает и резко оборачивается. Встаёт в боевую стойку, на задних лапах, опираясь на хвост, пальцы с когтями выставлены вперёд, зубы оскалены. Какое-то время стоим неподвижно. А потом-бобёр вдруг начинает кланяться мне, берёт вяленую ядожабу и несёт мне, кладёт возле моих ног.

Бобр стал хлопать хвостом по воде и что-то пищать. Приплыли другие. И каждый старался мне что-нибудь дать, водоросли или ядожабу, как в свежем, так и в вяленом виде. Я так понимаю, что они приняли меня за какое-то высшее существо, за бога, что-ли? Хожу по берегу со свитой. Решаю заглянуть в пещеру, куда устремляется поток стока из озера, но пешком туда не подойти. Спуская на воду своё плавсредство, куклу Памелу, локтями опираюсь на неё, в руках автомат, плыву в окружении ликующих бобров. Спускаюсь осторожно по пологому перекату, да, как я и предположил раньше, тут сбоку от русла речки подземное озеро, противоположного края его мне не видно во тьме. Бобры по мелководью бредут с бреднем, ловят жаб. Дальше я не рискну сейчас обследовать, без доспеха. А это ещё что такое? На стенах вижу наскальную живопись. Вернее, не живопись, а когтями процарапанные на податливых стенках пещеры барельефы. Сцены ловли жаб бреднем в основном. Возвращаюсь восвояси, жестами стараюсь показать своим новым друзьям, чтобы они не шли за мной. Надо же, они меня поняли.

Получается, бронебобры людей за богов принимают. Это некую ответственность накладывает, за тех, кого приручил.

Возвращаюсь к машине. Чем это так волнующе пахнет? Аня всё-таки нарушила запрет выходить из будки, развела костёр и варит из полученных мной в виде оплаты овощей борщ. Однако, я и на Земле давно такого вкусного не ел. Все надобные для борща овощи производятся общиной, надо будет ради интереса посчитать «индекс борща». Существует такой на Украине, также, как «индекс Биг-Мака», то есть стоимость гамбургера в сети Мак-Дональдс. В разных странах стоимость разная, при одинаковом составе гамбургера, сравнивая её с официальным курсом валюты, можно иной раз интересные вещи заметить. Российский рубль, например, примерно вдвое недооценен. Так же и с ингредиентами для борща сравнивают цены по регионам.

Попытаюсь связаться с Леной по радио, пока вечер не начался. При восходе и заходе светила в ионосфере идёт перестройка, связь становится неустойчива, а у меня маловато знаний и опыта, чтобы со всем этим управляться. Устанавливаю антенну. Удается нормально связаться. Как Лене обо всём этом рассказывать? Как она отнесётся к появления такого персонажа, как Анька? Понятия не имею. Решаю пока не вдаваться в подробности, объясняю лишь в общих чертах то, что меня выгнали навсегда из обители, подробности расскажу при встрече.

— Я думаю, ты всегда можешь поступить на военную службу в Русскую Армию-говорит Лена. — Только это значительная потеря личной свободы, сам понимаешь. Только сейчас сюда не приезжай, тут что-то случилось, то ли ждут что-то важное, то ли ещё что, не знаю. Только всех посторонних выгнали с базы, приём новоприбывших приостановлен, даже многих из обслуживающего персонала отправили в краткосрочный отпуск, чтобы уехали с базы. Ебенезера тоже в отпуск, хотя он грамотный доктор, но идейный террорист был в Ольстере, таких в первую очередь, с идеями всякими, удаляют.

Остаток дня, до темноты, ковыряюсь в своей шахте. Спать устраиваемся в будке, поверх заполняющих её вещей, копошимся на мешках с рисом и крупой. Вспоминается анекдот про поручика Ржевского: «Вчера занимался любовью с купчихой на трёх мешках изюма, так я назвал её „изюмительная“».

— Богатырь какой! — хвалит меня Анька. — Ту, резиновую, отлюбил, и на меня силы оставил.

Спим вначале спокойно, но посреди ночи прямо на крышу будки прилетает пилюкан и начинает скрежетать. Ударяю кулаком в потолок, он улетает. Потом похуже. Приснилась свадьба готического доспеха и надувной куклы Памелы.