Земля пребывает вовеки

ГЛАВА ПЕРВАЯ

После того как церемония у камня кончилась и на гладкой поверхности появились четкие цифры 2 и 1, люди пошли по домам. Дети с криками побежали вперед. Они предвкушали радость вечернего костра, которым обычно заканчивалась встреча Нового Года.

Иш шел рядом с Эм, но говорили они мало. Как всегда, после такой церемонии Иш был задумчив. Он размышлял над тем, что ждет их в будущем году. Он слышал крики детей.

— Идем в старый дом, который рухнул… там можно найти сухое дерево… я думаю, что там найдется канистра с бензином… я знаю, где есть туалетная бумага, она очень хорошо горит…

Старики по обычаю собрались в доме Иша и Эм для беседы. Так как был праздник, Иш открыл бутылку портвейна, и все они выпили, даже Джордж, который обычно не пил. Они все согласились, что Год Двадцать Первый был хорошим годом и перспективы на следующий год тоже хорошие.

Все были в хорошем настроении, но Иш почему-то ощущал неудовлетворенность.

— Почему, — думал он, — почему именно я, и я один должен думать о будущем? Почему я должен рассчитывать наперед, на год, на пять лет, на двадцать лет? К тому времени меня уже, может, и не будет в живых. Те, что будут жить после меня, пусть сами решают свои проблемы.

Но он знал, что неправ, он знал, что люди одного поколения создают или решают проблемы для тех людей, которые будут жить после них.

Однако он не знал, как будет жить Племя в грядущие годы. Сразу после катастрофы он был уверен, что те, кто выжил, мало-помалу будут восстанавливать рухнувшую цивилизацию. Он даже мечтал о времени, когда вновь вспыхнут электрические лампы. Но ничего подобного не происходило, и люди все еще зависели от остатков того, что оставила им цивилизация.

Иш посмотрел на тех, кто был с ним. Это были, фигурально выражаясь, кирпичи фундамента новой цивилизации. Вот, например, Эзра. Иш ощутил теплое чувство к этому человеку с доброжелательной улыбкой, хотя она и открывала плохие зубы. Эзра был талантливым человеком, и талант его заключался в том, что он создавал теплую дружественную обстановку в любом обществе. Но он не мог быть тем, кто создает новую цивилизацию. Нет, Эзра был не способен на это.

Рядом с Эзрой сидел Джордж, добрый старый Джордж, тяжелый и грузный, все еще очень сильный, хотя его волосы стали совсем седыми. Он был первоклассным портным, а кроме того, научился выполнять малярные работы и многое другое. Это был очень полезный человек, весьма искусный во многих областях. Но Иш знал, что Джордж глуп как пробка, он не прочел в своей жизни ни одной книги. Нет, Джордж не годится на роль основателя цивилизации.

Затем Эви, полоумная. Молли ухаживала за ней и Эви, светловолосая и стройная, выглядела даже красивой, если, конечно, не обращать внимания на пустоту ее лица. Она сидела, переводя взгляд с одного говорящего на другого. Но Иш знал, что она мало что понимает, может быть, даже вообще ничего. Нет, она не могла быть камнем фундамента для будущего. Только не она.

Затем Молли, старшая жена Эзры. Она была не глупа, но не образованна. Ее нельзя было причислить к интеллектуалам. Кроме того, она всю свою энергию тратила на производство и выращивание детей. Их у нее было уже пятеро. Большего от нее нельзя было требовать. Нет, не Молли.

Затем Эм. Когда Иш взглянул на нее, в нем всколыхнулось так много чувств. Он понял, что не сможет составить о ней справедливое суждение. Ведь она одна решила иметь ребенка и убедила Иша в правильности своего решения. Она одна проявила мужество и уверенность во время Ужасного Года. Именно к ней обращались все в тяжелые времена. Она излучала какое-то могущество, которым делилась со всеми, кто нуждался в нем. Без нее они все были бы ничто. Но ее могущество проявлялось только в действии, в конкретной ситуации, и, хотя она благотворно воздействовала на других, сама она редко думала о будущем. Иш знал, что к ней всегда можно обратиться за помощью в данный момент, но он знал и то, что не может заглянуть вперед. Нет, это не будет предательством, если он признает, что и она не может быть фундаментом будущего.

За Эм возле двери стояли Ральф, Джек и Роджер. Они все еще были мальчиками, хотя все трое были женаты и имели детей. Ральф был сыном Молли и женат на дочери Иша Мэри. Джек и Роджер были сыновьями Иша. Но он чувствовал себя очень далеким от них. Хотя он был старше их на двадцать лет, он ощущал себя старше их на целое столетие. Они не знали Старых Времен и поэтому не могли смотреть в будущее, не знали, что должно быть в их будущем. Нет, мальчики тоже не годятся для создания цивилизации.

Глаза Иша двинулись дальше по кругу и остановились на Джен, младшей жене Эзры. Она родила десять детей, и семь из них были живы. У нее была сильная воля: она доказала это своим отказом вернуться в лоно церкви. Но она не была человеком, готовым к принятию новых идей. Нет, не Джен.

А Маурина, жена Джорджа, даже не пришла сюда. Прямо от камня она пошла домой, где всегда находила тысячи дел по хозяйству. О, она наименее всех подходила для роли строителя нового будущего.

Еще трое не пришли сюда. Это были Мэри, Марта и юная Дженни. Они были женами трех мальчиков. Иш уже понял, что материнство настолько захватило, поглотило их, что они ничего не видят вокруг себя.

И вот всего двенадцать взрослых! Иш понимал, что они не являются резервуаром, из которого может вытечь будущее человечества.

С полдюжины детей вертелись между взрослыми. Вместо того, чтобы готовиться к праздничному костру, они находились со взрослыми. Им было скучно, но они считали, что раз взрослые собрались здесь, значит готовится что-то интересное.

Но вот Иш увидел одного, который не шалил с остальными, а сидел спокойно и слушал, что говорят взрослые, и в глазах его светились понимание и интеллект. Это был Джо.

Как только взгляд Иша остановился на Джо, мальчик сразу же заметил это. На лице его появилась счастливая улыбка девятилетнего мальчика. Повинуясь импульсу, Иш подмигнул ему, и мальчик заулыбался еще шире. Чтобы не смущать Джо, Иш отвел взгляд в сторону.

Между Джорджем, Эзрой и мальчиками шел спор. Это был очень старый спор, и предмет его совсем не интересовал Иша, так что тот не хотел вмешиваться в него.

— Мне кажется, что он весит не больше четырех сотен фунтов, — говорил Джордж.

— Может быть, — ответил Джек. — Но это все равно очень тяжело.

— Да нет, не так уж и тяжело, — сказал Ральф, который гордился своей силой и не упускал случая подчеркнуть ее.

Иш подумал, что этот спор длится уже вечность. Спор о том, стоит ли притащить домой холодильник, работающий на газе. Но спор шел, и ничего не делалось не потому, что задача была трудной или невыполнимой, а потому, что все довольствовались тем, что есть. Лето было довольно холодным, и нужды в холодильнике ни у кого не возникало. И все же этот спор странным образом подействовал на Иша.

Он снова перевел взгляд на Джо. Мальчик был маленьким, даже для своего возраста. Иш радовался, глядя на лицо мальчика, на его быстрые умные глаза, перебегающие с одного говорящего на другого, глаза, не упускающие ничего важного. Иш замечал, что мальчик улавливал, что хочет сказать тот или иной человек еще до того, как тот закончит фразу. Тем более, что члены Племени говорили медленно, с натугой, особенно Джордж. Иш думал, что этот год был особенным для Джо, ведь он был назван его именем: Год, Когда Джо Стал Читать. И никто из детей еще не был удостоен такой чести. Может, такое выделение из всех пойдет ему во вред. Но ведь эта идея возникла среди детей, которые были поражены такой вспышкой интеллекта.

Медленный спор продолжался. Теперь говорил Джордж.

— Нет, подсоединить трубки будет не сложно.

— Но, Джордж, — послышался голос Эзры, горячий, нетерпеливый, с заметным йоркширским акцентом, который гак и не исчез за эти годы. — Хватит ли давления газа в баллонах? Ведь за столько лет…

Голос Эзры вдруг утонул в детских криках: Вестон, двенадцатилетний сын Эзры, сцепился с Бетти, своей двоюродной сестрой.

— Прекрати, Вестон, — рявкнул Эзра. — Прекрати, или я выпорю тебя здесь же!

Эта угроза была чисто риторической, так как Иш знал, что Эзра никогда не наказывает детей. Но тем не менее Вестон решил оправдаться перед отцом:

— А, это Бетти начала!

— Да, но зачем тебе нужен лед? — это сказал Ральф. Самый сильный и безотказный аргумент в этом споре. Мальчики, которые никогда не знали, что такое иметь холодильник, просто не хотели работать, чтобы получить его в дом.

Иш подумал, что Джорджа спрашивали об этом тысячи раз за то время, пока длится этот спор. У него должен был бы быть готов ответ на это, но Джордж думал очень медленно, а говорил еще медленнее. Он облизнул губы, медленно ворочая мозгами, чтобы придумать ответ, а во время этой паузы Иш взглянул на Джо. Глаза мальчика перебегали с Джорджа на Эзру и затем на Джека. Он как будто смотрел, как каждый из них использует возникшую паузу. Затем он посмотрел на отца. Между ними возникло чувство товарищества и понимания друг друга. Джо, казалось, хотел сказать, что он бы нашел ответ быстрее, чем Джордж, и не колебался бы, как он.

И вдруг что-то взорвалось в мозгу у Иша. Он уже не слышал слов, которые стали медленно скатываться с непослушного языка Джорджа.

— Джо! — думал Иш. — Это имя, казалось, пронизывало весь его мозг. — Джо. Вот он! Это он сможет вести за собой людей!

И почти не понимая, как это произошло, Иш обнаружил, что он стоит на ногах, а не сидит. И он говорит. Он произносит речь.

— Люди, — говорил он. — Нам нужно что-то делать. Мы достаточно долго ждали!

Он стоял в своей комнате и говорил перед несколькими собравшимися здесь людьми. Он знал, что их мало, но ему казалось, что он стоит в огромном зале, переполненном людьми, и говорит перед всеми людьми земли.

— Хватит, — сказал он. — Нам пора прекратить жить этой ленивой счастливой жизнью, довольствуясь остатками того, что предоставила нам цивилизация, и не создавая ничего для себя. Ведь это все кончится при нас или при наших детях, внуках. Что случится тогда? Что они будут делать, если они ничего не умеют? Думаю, что пищу они раздобудут — коровы, овцы, кролики… Но как насчет остального, что пока у нас есть? Как они, например, добудут огонь, когда кончатся все спички?

Он помолчал, оглядев всех. Все, казалось, с ним были согласны. Лицо Джо прямо горело от возбуждения.

— Вот холодильник, о котором вы талдычите все время. Это пример. Мы только говорим, но ничего не делаем. Всем нам нравится старая сказка о зачарованном короле, который сидел и все вокруг делалось само собой. Может быть, все мы пострадали от шока после Великой Катастрофы, во всяком случае, в первые дни. Если весь мир разрушился до основания, то трудно сразу же начать новую жизнь. Но ведь прошел двадцать один год. И многие из нас родились за это время.

Нам нужно сделать очень много. Нам нужно одомашнить некоторых животных, не только собак, научиться самим выращивать овощи, а не рыскать по сохранившимся магазинам, мы должны научить детей читать и писать. Мы не можем больше жить как крысы, мы должны двигаться вперед.

Он помолчал, стараясь попонятнее сказать старую истину, которая гласит о том, что если ты не двигаешься вперед, значит ты двигаешься назад. Но тут все зааплодировали, считая, что он кончил речь. Сначала он подумал, что речь его подействовала на них, но затем, обведя их взглядом, он понял, что аплодисменты всего лишь результат спокойной иронии. Они не приняли его всерьез.

— Прекрасная речь, — заметил Роджер. Иш сердито посмотрел на него. Он был вождем.

Племени двадцать один год, и теперь ему совсем не понравилось, что его теперь считают просто старым вздорным чудаком. Но затем Эзра заразительно расхохотался, и все присоединились к нему, атмосфера разрядилась.

— Ну, так что же мы будем делать? — спросил Иш. — Как бы вам не казалось смешным, что я сказал, это, тем не менее, правда.

Он выжидающе молчал. Затем Джек, старший сын Иша, поднялся с пола. Он был выше и мощнее Иша. Он уже сам был отцом.

— Прости, отец, — сказал он. — Но мне нужно идти.

— В чем дело? Куда? — рявкнул Иш вслед ему, немного раздраженный.

— Ничего особенного, но мне нужно кое-что сделать сегодня.

— И это не может ждать?

Джек уже был у двери.

— Вероятно, может, — сказал он, положив руку на ручку двери. — Но я думаю, что мне лучше уйти.

Воцарилась тишина, в которой был слышен только звук открывшейся и закрывшейся двери. Иш чрезвычайно рассердился. Лицо его вспыхнуло гневом.

— Говори дальше, Иш, — услышал он чей-то голос и понял, что это голос Эзры. — Мы хотим знать, что, по твоему мнению, мы должны делать. Да, это говорил Эзра. Он, как всегда, старался разрядить обстановку, успокоить всех. Он успокоил даже Иша.

И Иш расслабился. Почему он должен сердиться на Джека за его независимость? Наоборот, он должен радоваться. Джек уже взрослый человек, а не просто его сын. Краска схлынула с его лица, но он ощущал глубокое беспокойство. Однако нужно было говорить, а этот случай дал ему тему.

— Я как раз и хочу поговорить о том, как ведет себя Джек. Мы живем все эти долгие годы и не делаем ничего, чтобы вернуть цивилизацию. Но цивилизация — это не просто материальные блага, хотя это и очень важно, но это и социальная организация общества, это свод правил, законов, регулирующих отношения между людьми и группами людей. Семья — вот все, что мы оставили себе от этой организации. Это естественно, но этого недостаточно, особенно когда появится большое количество людей. Если ребенок делает что-то неправильное, отец и мать поправят его, накажут, если надо. Но когда ребенок вырастает, кончается родительская власть над ним. У нас нет законов. У нас нет правления: ни монархии, ни демократии… Если кто-нибудь, например, Джек, решил, что ему нужно идти по делу, которое ему кажется важным, никто не может остановить его. Даже если мы решим запретить ему, он не послушает, и у нас нет способа заставить его подчиниться. Разве что осуждение — но это и все.

Иш просто закончил свою речь, не сделав никакого конкретного вывода. Двигали им, конечно, эмоции, раздражение, вызванное непослушанием Джека. Он не был оратором, и к тому же у него не было практики.

И все же, посмотрев на слушателей, он понял, что слова его произвели впечатление. Первым заговорил Эзра.

— Да, ты прав, — сказал он. — Неужели вы не помните те чудесные времена? Я бы многое отдал за возможность включить старый приемник и снова услышать Чарли Мак Карти. Неужели вы не помните его?

Он вынул из кармана старый пенни, который служил ему талисманом и начал перекидывать из ладони в ладонь, как бы оживляя в себе приятные воспоминания.

Эзра достал сигарету и спички и чиркнул спичкой о коробок. Спички не портились со временем, если они лежали в сухом месте. Но если их вдруг не будет, то это катастрофа: никто не знал, как их делать. У Иша возникло странное ощущение, что Эзра думает о цивилизации только как о месте, где показывают кино несмотря на то, что он пользуется спичками и курит сигареты, пользуется продуктами цивилизации.

Следующим заговорил Джордж.

— Если у меня будет пара помощников, то я быстро установлю холодильник и приведу его в действие.

Джордж замолчал и Иш решил, что он кончил, ведь Джордж говорил крайне мало. Но Джордж заговорил снова:

— Теперь насчет тех законов, о которых ты говорил. Я рад, что мы живем там, где нет законов. Теперь мы делаем, что хотим. Можно остановить автомобиль там, где хочется, и никто не потребует штрафа.

Иш собирался что-то сказать, но вновь заговорил Эзра.

— Я предлагаю выпить, — сказал он. — За закон и порядок! — Старшие рассмеялись, услышав эту давно забытую фразу, а для молодых она не означала ничего.

Они выпили.

Иш подумал, что, может быть, не нужно больше давить на них. Все, что он сказал сегодня, даст плоды в будущем. Но он сомневался. Эти люди живут по старой пословице: к чему ремонтировать крышу, если не идет дождь. Они будут ждать, пока не случится что-нибудь, что заставит их действовать, что-то очень серьезное, может, даже угрожающее.

Но он выпил вместе со всеми, едва прислушиваясь к разговору. Но сам он был погружен в собственные мысли. Сегодня был последний день года двадцать первого, начался год двадцать второй. Год предыдущий был назван по имени его сына, и Иш задумался о способностях Джо.

Он снова посмотрел на сына и поймал его быстрый взгляд, в котором светилось восхищение отцом. Да, может быть, он единственный, кто может полностью понять Иша.

Иш укладывался спать, и вдруг резкий звук выстрела заставил его вскочить, насторожиться. Затем еще и еще.

Он почувствовал, как затряслась постель. Эм тихо смеялась. Иш расслабился.

— Старые шуточки, — сказал он.

— На этот раз ты испугался. Они одурачили тебя.

— Я слишком много думал о будущем и немного перенервничал.

Выстрелы все еще продолжались, но он лег и постарался успокоиться. Теперь он понимал, что там происходит. Когда все разошлись, кто-то из мальчиков притащил коробку с патронами и бросил их в пепел. Как только они накалились, началась стрельба. В этом, конечно, был элемент риска, но в это время года пожар не мог бы возникнуть. К тому же все знали об этом и наверняка отошли подальше, чтобы не получить случайную рану.

Ну что же, им удалось одурачить его. Иш почувствовал раздражение, но по гораздо более серьезной причине, чем из-за того, что попался на удочку шутников.

— Ну вот, — сказал он Эм. — Они снова уничтожают патроны, хотя их и так осталось мало. Но никто из них понятия не имеет, как делать патроны. Мы живем в стране, где много горных львов и диких быков. Патроны нужны нам, чтобы обороняться от них и добывать себе пищу.

— Не беспокойся, дорогой, — услышал он голос Эм. — Пора спать.

Он устроился возле нее, положив голову ей на грудь, как бы черпая от нее силу и уверенность.

— Я не очень беспокоюсь, — сказал он. — Может быть я тоже бы наслаждался всем этим, если бы чувствовал уверенность в будущем.

Он лежал, ожидая ее ответа, но его не было, и тогда он снова погрузился в свои мысли, произнося их вслух.

— Ты помнишь, как я однажды сказал, что мы должны производить сами что-нибудь, а не жить остатками. Ведь это очень плохо, даже чисто психологически. Я говорил это не раз и не два. Я говорю об этом постоянно.

— Да, я помню. Ты часто говорил об этом. Но ведь гораздо проще открывать банки с консервами, их ведь так много в магазинах и на складах.

— Но ведь конец когда-нибудь будет! Что тогда будут делать люди?

— Я думаю, что когда придет время, люди сами решат свои проблемы. Я, дорогой, хочу, чтобы ты поменьше думал об этом. Ведь люди совсем непохожи на тебя, который постоянно смотрит вперед. Люди, в основном, похожи на Эзру, Джорджа, меня. Это самые обыкновенные люди. Они не думают о будущем. Дарвин, не помню, как его зовут, говорил, что люди произошли от обезьян. А я уверена, что обезьяны никогда не думали о будущем. Если бы люди произошли от пчел, или муравьев, они бы смотрели вперед. Или хотя бы от белок, которые делают себе запасы пищи на зиму.

— Да, может быть. Но в Старые Времена люди думали о будущем. Посмотри, какую цивилизацию они создали.

— Да, но они создали еще и Дотти, и Чарли Мак Карти, и еще кого-то, о ком говорил Эзра. А что касается того, что мы не создаем ничего, а только ищем пищу и все такое, то пусть тебя это не беспокоит. Разве это не похоже на то, как люди жили всегда? Если тебе сейчас понадобится медь, ты пойдешь на склад и возьмешь медной проволоки, а раньше человек, если ему нужна медь, шел в горы и выкапывал ее там. Правда, не чистую медь, а руду, но разницы никакой. То есть, они тоже все искали, и так было всегда. А насчет пищи? Люди всегда пользовались тем, что давала им земля. А мы берем ту пищу, что дают нам склады. Я не вижу здесь никакой разницы.

Такие аргументы несколько удивили Иша. Затем он пришел в себя. — Да нет, это все не так, — сказал он. — Люди раньше были более производительны, чем мы. Они ведь создали все то, чем мы пользуемся до сих пор. Они думали о будущем.

— Я не уверена в этом. Ты помнишь, как в газетах часто писали о том, что кончаются на земле нефть, каменный уголь и другие полезные ископаемые? А как много говорили о том, что мы полностью истощили землю и она уже не будет родить хлеб?

Иш хорошо знал Эм и понял, что она хочет спать. Поэтому он пожелал ей спокойной ночи и не стал продолжать разговор. Но сам он не мог уснуть. Мысли его бешено кружились в голове. Он ясно вспомнил те первые ужасные дни после катастрофы. Вспомнил, как размышлял о путях, которыми пойдет будущая цивилизация. Вспомнил, как он обнаружил закон равновесия человека с окружающей средой, и как изменения среды заставляют меняться человека. И только выдающийся человек может противостоять этому сильному давлению природы на него.

И когда он подумал о выдающемся человеке, он тут же подумал о Джо, маленьком Джо, его быстром сообразительном взгляде, единственном из всех, кто понял то, что хотел сказать Иш. Он пытался представить себе, каким он будет, когда вырастет, и подумал, что настанет время, когда он сможет поговорить с ним на равных. Он представил, что скажет ему.

— Ты и я, Джо, мы оба похожи. Мы понимаем друг друга. Эзра, Джордж и остальные — все они хорошие люди, и мир не смог бы существовать без них. Но в них нет искры. Только в нас с тобой есть искра!

И затем он перебрал в уме всех остальных, кончая Эви, которая была на самом низу социальной лестницы. Может не нужно было сохранять ей жизнь все эти годы? Ведь есть же такое слово — эвтаназия — убийство из милости. Но кто в его племени может взять на себя эту миссию — убрать Эви? Пусть даже она и сама несчастлива и не приносит счастья никому. Чтобы решиться на такое, нужно иметь гораздо большую власть над людьми, чем просто власть отца над детьми. Гораздо большую, чем сила общественного мнения в их маленьком Племени. Когда-нибудь что-нибудь у них случится и, конечно, не обязательно с Эви, но что-то случится, и тогда им придется организоваться и предпринимать какие-то действия.

Это так сильно подействовало на него, что он дернулся всем телом, как будто ему прямо сейчас приходилось предпринимать контрмеры против чего-то ужасного.

Его движение разбудило Эм, а может она не спала.

— В чем дело, дорогой? — спросила она. — Ты подпрыгнул как щенок, увидевший горного льва.

— Когда-нибудь что-нибудь случится, — сказал он, голосом пророка, предвидящего течение событий.

— Да, я знаю, — сказала она. Она без слов поняла, о чем он думает. — И мы должны быть готовыми, чтобы противостоять этому, создать какую-то организацию.

— Ты знаешь, о чем я думаю?

— Ты же говорил об этом раньше. И довольно часто. Джордж говорил сегодня о холодильнике, а ты, как всегда, о том, что может случиться. Однако пока ничего еще не произошло.

— Но когда-нибудь случится. Время идет! В конце концов я окажусь прав.

— Хорошо, дорогой. Продолжай беспокоиться. Вероятно, ты такой тип человека, который не может чувствовать себя счастливым, если ему не о чем беспокоиться. Я только надеюсь, что это не причинит тебе вреда.

Она больше ничего не сказала, просто обняла и притянула его к себе. Как всегда, прикосновение ее тела внесло успокоение в его душу, и он уснул.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Как и ожидал Иш, они ничего не сделали. Шли недели. Никто, тяжело дыша, не затаскивал холодильник в дом, никто не стучал лопатами, вскапывая сад. Жизнь шла вперед, и даже Иш не ощущал особых тревог. По своей старой студенческой привычке он оставался наблюдателем, а не участником жизни. Он часто думал, что же все-таки их ждет впереди.

К счастью, он имел достаточные знания в философии и в истории, чтобы видеть, что перед ним стоит проблема, которую так и не смогли решить философы, занимающиеся ею с самого сотворения мира. Он стоял перед проблемой динамики человеческого общества. Почему общество видоизменяется? Он оказался в лучшем положении, чем Когелет, Платон, Мальтус, Тойнби. Он находился в обществе, которое сократилось до размера лабораторного эксперимента.

В конце концов Мысли привели его в Городскую Библиотеку за книгами об ученых, которые были и правителями. Судьбы их не были простыми. Марк Аврелий погубил свое тело и душу в кровавой и бесплодной войне на дунайских границах. Томас Мор взошел на эшафот и впоследствии был возведен в ранг великомучеников. Биографы называли и Вильсона жертвой, однако церковь не сделала его Святым Вудро. Нет, ученые, обладавшие властью, не процветали в жизни. Но он, Иш, был поставлен в такие условия, что он мог воздействовать на будущее тридцати шести людей больше, чем какой-нибудь император, канцлер или президент Старых Времен.

Иш проснулся на следующее утро хорошо выспавшимся и отдохнувшим. Было прекрасное солнечное утро. Эм уже давно встала, и он слышал знакомые звуки снизу, означавшие, что завтрак вот-вот будет готов. Он спокойно лежал несколько минут, наслаждаясь жизнью. Сегодня Иш отходил ото сна медленнее, чем обычно. Он понял, что это весьма приятно иметь возможность поваляться в постели подольше не только в воскресное утро, но и в любое другое. В этой жизни, которую они вели теперь, не нужно было то и дело смотреть на часы, чтобы не опоздать куда-нибудь. Эта жизнь была полна свободы, которой люди не имели никогда за всю историю. Возможно, будь у него другой склад характера, он мог быть жить счастливо здесь.

Наконец он проснулся полностью, встал и побрился. Хотя горячей воды не было, его это не очень удручало. Конечно, никто бы не осудил его, если бы он не брился совсем, но он брился, так как любил то ощущение чистоты, которое давало бритье.

Завтрак был накрыт в столовой. Стол выглядел точно также, как в Старые Времена. Иш сидел на одном конце, Эм на противоположном. В доме оставалось всего четверо детей. Роберт, которому было уже шестнадцать и по стандартам Племени считался взрослым, сидел по одну сторону. Рядом с ним сидел Уолт, которому было всего двенадцать лет, но он был очень крупным и живым мальчиком, на другой стороне сидели Джо и Джози. Они сидели возле кухонной двери, так как в их обязанности входило помогать за столом, мыть после завтрака посуду.

Иш сидел и думал, как, в сущности, эта сцена мало отличается от той, что была в Старые Времена.

Но он и не предполагал быть отцом столь многочисленного семейства. Он жил, когда семья была очень важным элементом общества: отец, мать, дети — крепко связанная ячейка общества, связанная не только биологическими узами, но и социальными. Семья — самый крепкий и надежный из всех социальных институтов человечества. Семья предшествовала цивилизации. Семья переживет цивилизацию.

Сегодня у них был обычный завтрак. Если не думать об отсутствии витаминов, то пища была весьма хорошо сбалансирована и по белкам, и по жирам, и по углеводам. Для того, чтобы восполнить недостаток витаминов, они ели свежие фрукты, которые удавалось найти, хотя кролики и насекомые здорово подпортили сады. Фруктовые деревья совсем одичали, но Ишу нравились и кисло-горькие плоды. Покончив с завтраком, Иш расположился в кресле, достал сигарету и закурил. Он слышал разговор в кухне между Эм и близнецами. Они все мучились с водой.

— Нужно покончить с этим, — подумал он. — Сходить к Джорджу и попросить, чтобы он прочистил трубу, или что там еще. — Он встал и вышел.

По пути к Джорджу, Иш остановился у дома Эзры, чтобы позвать его. Не потому, что ему был нужен Эзра в переговорах с Джорджем, а потому, что он всегда любил видеть Эзру. Он постучал. Джен открыла дверь.

— Эзры нет дома, — сказала она. — Эту неделю он у Молли. — У Иша снова возникло то же ощущение, которое он испытывал всегда, сталкиваясь лицом к лицу с практикой двуженства. Он не раз видел, что Джен и Молли, которые всегда были в хороших отношениях, помогали друг другу в случае необходимости. Но в этом была, конечно, исключительно заслуга Эзры, который умел внести мир в отношения между людьми.

Иш собрался уходить, но затем повернулся к Джен. — Скажи, Джен, как у тебя сегодня с водой?

— О, очень плохо. Только струйка воды из крана.

Она закрыла за ним дверь, а он направился к дому Молли. У него вдруг возникло беспокойство.

В доме Молли не было неприятностей с водой, но ее дом стоял ниже остальных, может, это и было причиной.

Иш и Эзра пошли к дому Джорджа, окруженному свежепокрашенным забором. Маурина провела их в гостиную и попросила подождать, пока она позовет Джорджа, который, как всегда, возился где-то по хозяйству.

Вскоре послышались шаги Джорджа, и его массивная фигура заполнила дверной проем. Его рабочий костюм был заляпан краской. Он, конечно, мог бы каждый день переодеваться в новый, но ему, видимо, нравился этот костюм.

— Хэлло, Джордж, — сказал Эзра, который всегда старался начать разговор первым.

— Доброе утро, Джордж, — сказал Иш.

Джордж, казалось, немного пожевал свой язык, обдумывая, чтобы означал их приход. Затем он сказал: «Доброе утро, Иш… Привет, Эзра».

— Скажи, Джордж, — начал Иш. — В доме Джен и в других домах сегодня не было воды. А как у тебя?

Наступила пауза.

— И здесь тоже, — наконец последовал ответ.

— Ну и что же сделал ты?

Джордж молчал, шевеля губами. Иш ощутил раздражение от его тугодумия. Но он сдержал себя. Что же делать, уж такой Джордж уродился. Другим он уже не будет.

— Ну, — повторил он. — Что же ты сделал?

Иш искоса взглянул на Эзру и заметил быструю улыбку, мелькнувшую на его губах. Видимо, Эзра тоже подумал, что, хотя Джордж затратил много времени на обдумывание ответа, он не смог родить шедевр человеческого разума. Это было ясно и без него.

— Ты прав, Джордж, — сказал Иш. — Но что нужно делать?

Джордж снова пожевал воображаемую сигару и затем заговорил: — Я не знаю.

Джордж, видимо, понимал, что это вне его компетенции. Если бы поломка случилась в доме, он смог бы быстро и аккуратно устранить ее. Но он не был механиком, инженером. Значит, как это часто бывало, Ишу предстояло взять управление на себя.

— Откуда все-таки подается вода? — спросил он.

И Эзра, и Джордж молчали. Любопытно. Они двадцать один год пользовались водопроводом и даже не поинтересовались, откуда к ним подается вода. Это был дар прошлого, такой же, как воздух, как банки с консервами и бутылки с соками; которые можно было получить, просто сходив в ближайший магазин.

И вот Иш смотрел на Эзру и на Джорджа и не получал ответа на свой вопрос. Джордж стоял, переминаясь с ноги на ногу. Эзра чуть улыбался, показывая тем самым, что вопрос не относится к его компетенции. Эзра хорошо, знал людей, умел общаться с ними, налаживать контакты. Но когда нужно было принимать решение, Иш был лучше, чем Эзра. Он понял, что должен искать сам ответ на свой вопрос.

— Вода поступает по городской системе водоснабжения, — сказал он. — Должна поступать. Я думаю, что мы должны сходить к резервуарам и посмотреть, есть ли там вода.

— О'кей, — согласился с готовностью Эзра. — Но может быть пошлем туда мальчиков?

— Нет. Они ничего не понимают. Если бы нужно было идти ловить рыбу или охотиться, мы послали бы мальчиков.

Они вышли на улицу, стали звать собак, готовя упряжь и тележку. Резервуар был примерно в миле отсюда, но Иш после нападения на него пумы был плохой ходок, а Джордж уже настолько состарился, что ходил очень медленно.

Они оставили упряжку возле склона последнего холма, а сами полезли вверх, пробираясь через кусты разросшейся черной смородины. Наконец они встали на краю резервуара, и перед ними раскинулось пустое пространство. Кое-где стояли лужицы воды, но конец выходной трубы уже торчал в воздухе. Они смотрели долго, и наконец Эзра произнес: — Ну вот!

Они немного поговорили о причинах отсутствия воды, но без особого интереса. Дождливый сезон уже почти кончился, так что было мало надежды, что дожди заполнят резервуар. Затем они спустились к тележке и поехали домой.

Возле дома их встретил лай собак. Все собрались в доме Иша, чтобы узнать новости. И когда они узнали правду, то старшие расстроились, и это почувствовали и дети. А один из самых младших, который даже не мог осознать размеры постигшей их катастрофы, расплакался. Во время обсуждения стало ясно, что люди не беспокоятся о том, что будет нечего пить. В основном их тревожило то, что не будут работать туалеты. И это будет не один день, не два. Туалеты навсегда перестанут функционировать. Казалось, что вся жизнь сделала шаг назад.

Старики были больше обеспокоены проблемой питьевой воды. Сначала, как типичные городские жители, они хотели найти магазины или склады, где хранится вода в бутылках. Но затем вспомнили, что живут вовсе не в пустыне. Даже в самое засушливое время скот, который водится поблизости, не подыхает от жажды. Значит, здесь есть ручьи и маленькие речки, на которые они раньше не обращали внимания.

И именно здесь выявилось различие между старшим поколением и младшим. Иш, несмотря на то что он был географом, не мог сразу сказать, где могут находиться поблизости ручьи или источники. Молодежь же, напротив, быстро перечислила все места, где в это время года может быть вода. Хотя они не могли назвать улиц, но зато четко и без колебаний рассказывали, как туда пройти. Иш с удивлением обнаружил, что сын его, Уолт, отвел его на Сан-Лупо, где под мостовую нырял довольно бурный ручей.

И вот наступило время бурной деятельности. Мальчики возили на собаках пятигаллонные канистры с водой из ближайших источников, а взрослые копали ямы и строили над ними деревянные будочки.

Энтузиазм длился несколько, часов и за это время была проделана большая работа. Однако люди не привыкли к длительному труду, и к полудню начались жалобы на усталость и голод. Когда они разошлись по домам для ленча, Иш внезапно понял, что никто не придет после этого на работу.

После ленча Иш наслаждался сигаретой. Он не собирался идти копать ямы один. Конечно, это было бы примером благородства для всех остальных, но на самом деле это было бы просто смешно.

Пришел маленький Джо и долго стоял в нерешительности возле него. Наконец он повернулся, чтобы уйти.

— В чем дело, Джо? — спросил Иш.

— Разве мы не идем работать?

— Нет, Джо. Не сегодня.

Джо постоял, смотря по сторонам, затем снова повернулся к отцу.

— Иди, Джо, — мягко сказал Иш. — Все хорошо. Мы сделаем все, что требуется.

Джо ушел, а Иш был тронут тем, что маленький сын понимает его душу, понимает, что он не очень счастлив, хотя нет открытых столкновений между его отцом и остальными членами Племени. Да, Джо — единственный, в ком есть искра!

Закурив следующую сигарету, Иш внезапно рассердился. Сам-то он не проявил столь большого ума: не предусмотрел того, что должно было случиться. Все время он твердил, что что-то должно случиться. Над ним смеялись, как над неудачливым пророком. И вот случилось. Случилось этим утром. Он видел испуганные лица, когда они принесли людям ужасную весть. Тогда было самое время говорить о том, что «я же вас предупреждал», нарисовать жуткую картину будущего.

Однако, возможно потому, что он сам здорово испугался, все восприняли это без особого трагизма, стараясь найти наипростейшее решение проблемы. А через несколько часов почти все вернулись к прежнему беззаботному образу жизни.

Конечно! Но все-таки в душе у них осталась некоторая неуверенность, некоторое чувство вины, так как они занялись более приятными делами — охотой, рыбной ловлей, но забыли о важном деле. Они придут вечером домой усталые, и их будет мучить совесть. Вот тогда и нужно снова собрать их. Если нельзя ковать железо, пока горячо, то нужно снова накалить его.

Затем он скомкал свою сигарету и откинулся на спинку кресла.

— Так хорошо, — думал он. — Так…

— Да, так хорошо, — думал Иш, с наслаждением вытягиваясь в большом кресле… И вдруг он подскочил, услышав на улице рев мотора. Он мгновенно оказался на крыльце перед домом, даже не поняв, как это произошло. Посреди улицы стоял трактор. Большой трактор, выкрашенный в красный цвет с синими полосками. Голубые буквы бежали по его борту: С. Ш. А. Из кабины вышел человек. Хотя он сам вел трактор, он был одет в превосходный костюм и высокую шелковую шляпу. Человек не сказал ничего, но Иш почему-то знал, что это сам губернатор Калифорнии. Его охватило счастливое чувство. Теперь он снова стал один из многих, снова на земле воцарились закон и порядок. Теперь Иш не жалкое человеческое существо, борющееся за свою жизнь в огромном враждебном мире…

И ощущение счастья было таким огромным, таким непереносимым, что он проснулся. Ладони его были влажными, сердце колотилось. Пока он осматривался в недоумении, ощущение счастья растаяло, как дымок, а вместо его в сердце поселилась печаль, такая же огромная и непереносимая.

Иш вернулся в реальный мир. По положению солнца он определил, что проспал не меньше часа. Где-то на улице раздавались выстрелы, и он улыбнулся, так как они напомнили ему рев мотора трактора во сне. Впрочем, пора собирать людей на встречу, которую он наметил на вечер.

Запасы воды были незначительны, но, по крайней мере, никто не страдал днем от жажды. Вечером Иш пригласил всех взрослых, включая Роберта и Ричарда, которым было по шестнадцать лет, в свой дом. Они собрались, и Иш понял, что никто из них не встревожен. Все пришли к единодушному мнению, что лучше всего выкопать возле домов колодец. Это было удобнее, чем переселяться туда, где были источники воды. Однако при этом нужно было соблюсти все правила к санитарии.

Для Иша все то, что произошло, казалось шагом назад и шагом необратимым. Он вскочил на ноги и произнес речь перед девятью людьми, сидевшими перед ним.

— Это не должно было случиться. Мы не должны были допустить этого. Ведь мы могли бы заглядывать в резервуар и следить за уровнем воды. Но никто не додумался до этого. И вот теперь беда обрушилась на нас внезапно, и я не уверен, что нам удастся удовлетворительно решить проблему воды. Мы сделали слишком много ошибок. Мы должны учить детей читать и писать, мы должны послать экспедицию, чтобы узнать, каково положение в других местах. Ведь мы даже не знаем, что происходит за соседними холмами. Мы должны приручить животных, хотя бы куриц, мы должны выращивать овощи…

И тут, как только он набрал скорость, раздались аплодисменты. Иш замолчал, чувствуя себя польщенным, но затем он увидел, что все весело смеются. Аплодисменты были снова всего лишь шуткой. Ему снова не удалось ничего добиться.

Сквозь шум он услышал голос кого-то из мальчиков:

— Старик опять сел на своего конька.

И другой ответил:

— Теперь время для Джорджа с его холодильником.

Иш присоединился к общему смеху. Он на этот раз не рассердился. Ему было только досадно, что он уже в который раз пытается расшевелить их, но все напрасно. И затем заговорил Эзра, добрый старый Эзра, который всегда старался прикрыть чье-нибудь замешательство, вывести человека из неудобного положения.

Иш слушал, и новая мысль родилась в его голове. Его старый сон, который снова сегодня посетил его! Разве они точно знают, что правительства Соединенных Штатов не существует. Оно наверняка уже есть, но пока не может связаться с Западным Побережьем. Они должны сами сделать попытку контакта.

И эта его идея получила полную поддержку! Это было лучшее свидетельство тому, что люди — особенно мужчины — рождаются очень любопытными. У них все время чешутся ноги, им хочется идти куда-то, видеть что-то новое. Идти хотели все, но всем было нельзя. Первым отпал Иш, который был плохим путешественником после памятной схватки с пумой. Джордж был слишком стар. Эзра, несмотря на возражения, тоже был выкинут из числа кандидатов, так как он меньше остальных был способен заботиться о себе. А что касается мальчиков, то все, кроме них самих, согласились, что им нельзя оставлять, жен и детей. В конце концов все сошлись на том, что могут отправиться только Роберт и Ричард, самые молодые, но уже способные позаботиться о себе. Их матери, Молли и Эм, смотрели на это мероприятие с сомнением, но энтузиазм остальных преодолел их возражения. Роберт и Ричард были счастливы.

— Какое приключение! — вырвалось у Иша. — Я многое бы отдал, чтобы самому участвовать в путешествии. Ведь можно увидеть людей. Не отдельных людей, а целые сообщества. Можно посмотреть, как они решают свои проблемы, как приспособились к новой жизни…

К этому моменту свечи догорели. Часы показывали десять часов. Правда, время было приблизительным, так как Иш давно не проверял часов, и большие часы в его гостиной служили стандартом времени для всего Племени. Но, конечно, для людей, живущих без электричества, это было позднее время.

Постепенно все поднялись и разошлись по домам. Иш и Эм отослали Роберта в постель, а сами сели в гостиной.

Иш ощутил приступ ностальгии. Все вокруг так изменилось, но временами ему казалось, что не изменилось ничего. Как будто вернулись Старые Времена и теперь он, а не Роберт, молодой, поднимается в спальню по лестнице. Он, а не Роберт, смотрит сейчас вниз с лестницы и видит, как его отец и мать ходят по гостиной, выбрасывают пепел из пепельниц, поправляют подушки на диване и креслах, наводят в комнате порядок. Это обычное занятие должно было успокоить взбудораженные нервы перед сном.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Когда он проснулся на следующее утро, Эм уже встала. Он долго лежал, наслаждаясь покоем. И затем вдруг его разум снова начал работу, начал строить планы.

А потом пришло раздражение. — Я думаю чересчур много, — решил он.

Почему его разум не даст ему возможности отдохнуть, полежать спокойно, не строить планы на будущее, на следующие двадцать четыре часа или двадцать четыре года? Почему он не может полежать спокойно хотя бы минутку? Нет, что-то внутри его шевелится, ворочается и, хотя тело лежит без движения, внутри его идет непрерывная работа, как будто крутится вечный двигатель, мотор. Мотор! Сегодня же нужно подумать о моторе!

Спокойное состояние между сном и пробуждением оставило его, и он откинул одеяло.

Утро было прекрасное, солнечное. Хотя воздух был свеж, Иш вышел на маленький балкон и встал там, глядя на запад. За эти годы деревья выросли, но все еще можно было видеть верхушки гор, большую часть гавани с двумя громадными мостами.

— История повторяется, — подумал он. — Но всегда с вариациями.

Да, у него была возможность много думать об истории! История с ее повторениями совсем не похожа на тупого ребенка, вновь и вновь повторяющего таблицу умножения. Нет, история — это художник, сохраняющий общий сюжет, но изменяющий детали, она — композитор, украшающий главную тему произведения причудливыми вариациями, переводя мелодию в другую тональность, поднимая ее на октаву выше, подключая нежные скрипки или ворчливые тромбоны…

Но мосты! Он снова посмотрел на мосты, как на луч света во мраке. Он там уже давно не бывал. Ведь это долгое путешествие, даже на собаках. Пришлось было бы даже где-то устраиваться на ночлег. Но он все еще хорошо помнил этот мост, и отсюда его было хорошо видно.

Он вспомнил, каким он был когда-то: шесть рядов бешено мчащихся автомобилей и автобусов, а на нижних уровнях грохотали тракторы, электропоезда. Сейчас же, он знал это, на мосту был лишь один автомобиль, стоящий возле пешеходной дорожки. На желтой регистрационной карточке до сих пор можно было бы прочесть имя Джон С. Робертсон, и цифры, означающие номер одной из улиц Окленда. Шины наверняка уже спущены, а некогда ярко-зеленый автомобиль превратился в тускло-серый.

Наконец Иш вышел из состояния полной отрешенности и пошел бриться. Прикосновение острой стали привело его, как обычно, в бодрое состояние духа. Он уже был снова готов к действиям и начал обдумывать то, что нужно сделать сегодня. Во-первых, туалеты и колодец. Затем подготовка к экспедиции. Нужно посмотреть, что можно сделать с автомобилем. Может быть, можно будет на нем пуститься в дорогу. В дорогу не только в прямом смысле, но и в переносном — в дорогу возрождения цивилизации.

Он закончил бритье. Но ему не хотелось убирать бритву, поэтому он снова намылил лицо и снова стал водить бритвой…

Он размышлял о тех людях, что находились с ним, о тех тридцати с лишним членах его Племени, которые несли в себе зерна будущего. Он быстро перебрал в уме их всех и закончил собой. Насколько же он сам отличается от других… И отличается ли?

Иш и Джордж остались у крыльца дома Эзры. Иш чувствовал, что Джордж собирается сказать что-то. Странно, подумал Иш, обычно человек умолкает после того, как скажет что-то, а Джордж умолкает перед тем, как заговорить.

— Я… — сказал Джордж и снова замолчал. — Я… думаю, что нужно заготовить доски… чтобы обить стены ямы, когда она будет глубокой…

— Прекрасно, — сказал Иш. Он знал, что Джордж сделает работу. Он принес сюда привычку работать из старых времен. Он, видимо, никогда не подменял работу игрой.

Джордж ушел искать доски, а Иш пошел к Дику и Бобу, которые возились с собачьей упряжкой.

Они были возле его дома. Уже были готовы три упряжки. Из тележки высовывалось дуло винтовки. Иш подумал немного. Ведь что-то еще нужно взять. Он чувствовал это.

— О, Боб, — сказал он. — Сбегай, пожалуйста, принеси молоток.

— О, зачем он тебе?

— Да так, вообще. Он может пригодиться, чтобы сбить замок.

— Его можно сбить и кирпичом, — ответил Боб, но пошел.

Иш использовал его отлучку, чтобы взять винтовку и проверить, полон ли магазин. Это была просто предосторожность, но Иш настоял на том, чтобы они взяли винтовку. Иш иногда просыпался ночью от ужаса, когда ему снились собаки, преследующие его.

Боб вернулся и протянул молоток отцу. Иш стиснул рукоять и сразу ощутил удовлетворение, которое вселилось в него вместе с четырьмя фунтами веса. Это был тот самый старый молоток, который был с ним в то далекое время, когда его укусила змея. Ручка уже совсем потрескалась, но еще оставалась крепкой.

И теперь он бросил молоток в кабину и сразу почувствовал себя увереннее.

— Все готово? — спросил он Дика и Боба и тут же увидел маленького мальчика, который сидел в кустах и смотрел на них. Иш узнал эту щуплую фигурку.

— О, Джо! — крикнул он. — Хочешь прокатиться? Джо вышел из кустов, но покачал головой.

— Я должен помогать копать колодец.

— О, чепуха. Они выкопают и без тебя. — А про себя он подумал, что они не выкопают ни с мальчиком, ни без него.

Джо не стал больше сопротивляться. Очевидно, он на это и надеялся. Он подбежал к Ишу и нырнул в кабину, положив молоток себе на колени.

И затем собаки рванулись вперед с яростным лаем. Они всегда так начинали бег. Две другие упряжки бросились вслед, отвечая им столь же свирепым лаем. Отозвались и собаки возле домов. Начался настоящий гвалт. Иш, скорчившись в маленькой кабине и глядя на хвосты шестерых собак, тянущих ее, чувствовал себя смешным.

Первую остановку он сделал там, где раньше была станция обслуживания. Дверь была открыта.

Иш увидел телефонную книгу возле давно умершего телефона. Он взял, открыл ее, и пожелтевшая бумага стала рассыпаться в его пальцах. Осторожно перелистывая книгу, он нашел адрес агентства по прокату автомобилей. Там наверняка найдутся и джипы. Ведь дороги сейчас такие, что только джип и может проехать по ним.

Через полчаса они были на месте. Сердце у Иша забилось, когда он увидел джип, стоящий во дворе агентства.

В гараже за домом стояло еще несколько джипов. Шины у всех были спущены. У одного джипа был поднят капот. Видимо, он был в ремонте. Иш прошел мимо него.

Спидометр одной из машин показывал шесть тысяч, и Иш решил попробовать его.

Мальчики выжидающе смотрели на него, и Иш почувствовал себя, как на экзамене.

Иш проверил рычаг скорости. Он стоял на нейтрали.

— Ну что же, — сказал Иш. — Шины спущены. Масло застыло в подшипниках. Может, и сами подшипники уже стали плоскими после двадцати лет стояния. Ну давайте, толкайте…

Машина вдруг поехала вперед!

Мальчики завопили от восторга, и собаки поддержали их своим лаем. Значит, колеса все-таки могли вертеться.

Теперь Иш включил передачу, и они снова стали толкать. Но, увы, машина стояла на месте.

Заглянув под капот, Иш увидел, что мотор хорошо смазан. Ржавчины снаружи не было. Значит, мало вероятно, что она есть внутри.

Мальчики все смотрели на него. Иш задумался. Может, взять другой, или же привести собак и впрячь их в автомобиль? Затем ему пришла в голову другая идея.

За этим джипом на некотором расстоянии стоял второй. Если разогнать его, не включая скорости, то он врежется в другой джип и, возможно, столкнет его с места. Конечно, при столкновении что-нибудь сломается, но это не важно.

Они втроем стали толкать машину, и она двинулась вперед.

Раздался лязг металла. Они следили за тем, что произойдет, и заметили, что их джип двинулся вперед на три дюйма. После этого они уже сами начали толкать его и им удалось это даже при включенной скорости. Иш был счастлив.

Мальчики радостно кричали что-то. Сам Иш чувствовал себя триумфатором. Он гордился, что был представителем той цивилизации, которая работала так честно и надежно. Ведь машина заработала после двадцати лет забвения!

Однако мотор немного поработал и заглох. Иш проверил карбюратор. Оказывается, туда не подается бензин из бака. Иш снял бензонасос, разобрал его, прочистил и снова поставил на место. После этого мотор стал работать ровно и без перебоев. Значит, осталась одна проблема — и самая сложная: шины.

Усталый, но торжествующий Иш уселся на ящик и тут услышал голос Джо.

— В чем дело, Джо? — спросил Иш недовольно.

— Иди сюда, отец.

— О, Джо, я устал. — Но он все же встал и пошел к нему. Мальчики — за ним.

Джо показал на запасное колесо одного из джипов.

— Посмотри, отец, — сказал он. — Почему бы нам не поставить его?

Иш разразился хохотом.

— Ну, мальчики, — весело сказал он. — На этот раз мы одурачили сами себя.

Запасное колесо находилось в подвешенном состоянии, так что шины там наверняка были лучше, чем где-либо. Им только было нужно накачать их и поставить на свой автомобиль. Им пришлось здорово потрудиться, чтобы размонтировать колесо, так как они не подумали хорошенько, прежде чем взяться за работу.

Затем Иш снова ощутил теплое чувство к своему умному маленькому сыну. Все-таки он не ошибается в нем!

Сейчас было время обеда.

У них были с собой только ложки и ножи для открывания банок. Поэтому они направились в ближайший магазин.

Здесь был настоящий развал. Крысы и мыши здорово поработали здесь. Иш с отвращением смотрел на это, а мальчикам было все равно — они ведь видели магазины только такими. На полу валялись обрывки бумаги, картона, смешанные с мышиным пометом. Даже рулоны туалетной бумаги были разодраны в клочья. Видимо, она пошла на устройство гнезд.

Мальчики хотели сесть прямо здесь, но Иш решил выйти на улицу для еды. Поэтому они все вышли и сели на солнце.

Покончив с едой, он вытерли ложки и спрятали их в карманы. Затем выпили томатного сока. Полупустые банки они просто бросили тут же. На улице валялось столько разного мусора, что несколько банок уже не имели значения.

Иш с радостью заметил, что мальчики торопятся вернуться к работе. Однако чувствовалось, что они слегка отравились выхлопными газами. Он и сам сильно утомился, и тут новая идея пришла ему в голову.

— Скажите, мальчики, — заговорил он. — Я имею в виду Боба и Дика. Могли бы вы сами переставить колеса?

— Конечно, — сказал Дик, хотя и несколько неуверенно.

— Дело в том, что Джо еще мал, а я немного устал. Здесь недалеко Городская Библиотека. Я хочу сводить туда Джо. Хочешь, Джо?

Джо уже стоял на ногах и подпрыгивал от нетерпения. Боб и Дик были счастливы снова вернуться к машине.

Так как Иш решил сохранить Университетскую библиотеку как резерв, он пользовался только этой библиотекой. И вот теперь он открыл тяжелую дверь и гордо вошел со своим младшим сыном.

Они постояли в главном зале и пошли вдоль стеллажей. Джо молчал, но Иш видел, что глаза его жадно скользят по корешкам книг с заглавиями. Вскоре они снова вышли в главный коридор и остановились там. Затем Иш нарушил молчание.

— Что ты думаешь обо всем этом?

— Это все книги, которые есть на свете?

— О, нет. Только небольшая часть.

— Я могу читать их?

— Да, ты можешь, если хочешь. Но обязательно приноси их назад, чтобы они не растерялись.

— Что в книгах?

— О, в них есть все. Если ты прочтешь их, то будешь очень много знать.

— Я прочту все книги!

Иш почувствовал, что счастье его слегка помрачнело.

— О, нет, Джо! Все книги прочесть нельзя. И ты не стремись к этому. Много книг глупых, скучных, смешных и просто плохих. Но я помогу выбирать хорошие. Ну, а теперь нам нужно идти.

Он с радостью увел Джо из библиотеки. Возбуждение, которое охватило хрупкого мальчика при виде такого большого количества книг, могло оказаться вредным для него. Хорошо, что он не водил Джо в Библиотеку Университета. Нужно подождать, пока время придет.

Затем они снова пошли молча. Иш был доволен, что Джо так много взял от него самого, но все же ему было страшно. Джо делал слишком быстрые успехи. Развитие интеллекта не должно опережать развитие человека, как личности. Джо нужно приобрести физические силы и эмоциональную устойчивость. Но как все-таки он уже далеко ушел!

Поток мыслей Иша прервали звуки рвоты. Джо стоял возле стены, и его тошнило.

— Это ленч, — подумал виновато Иш. — Я позволил им съесть слишком много самых разных продуктов. У него так уже бывало раньше. — Затем он подумал, что может в этом повинно перевозбуждение.

Джо стало лучше, и они пошли дальше. Придя в гараж Иш увидел, что мальчики уже поставили колеса и накачали их. При виде автомобиля, готового к путешествию, Иш ощутил старое, давно забытое желание путешествовать, пуститься в дорогу, увидеть неизвестное.

Он сел в машину, завел автомобиль и дал мотору прогреться. Мотор работает хорошо, и шины пока держат. Но ведь есть еще коробка скоростей, тормоза и еще много всяких штук, которые помогают автомобилю двигаться, а он даже не знает, как они называются, где находятся, как выглядят. Даже если где-нибудь забилась система охлаждения, этого уже хватит, чтобы автомобиль вышел из строя. Но это снова попытка заглянуть в будущее!

— Ол райт, — сказал он. — Едем.

Иш остановил джип перед самым домом и с чувством удовлетворения откинулся на спинку кресла. Все-таки он добрался до дома. Затем нажал на кнопку сигнала. И после многих лет тишины раздался торжествующий звук: Бип-Бип-Бип.

Он ждал, что дети и взрослые при этом звуке сбегутся со всех сторон. Но никто не бежал. Только откуда-то донесся лай собак. Затем к этому хору присоединился лай только что прибывших собак. Иш ощутил какую-то пустоту внутри себя. Когда-то, много лет назад, он тоже приезжал в пустой город, подавал сигнал, и тишина была ему ответом. Ему показалось, что произошло нечто ужасное, что снова исчезли эти тридцать с небольшим беззащитных людей. Но гак было только мгновение.

Затем он увидел Мэри с ребенком на руках. Она помахала ему рукой и крикнула:

— Все ушли на охоту за быком!

Мальчики вдруг всполошились. Они быстро выпрягли собак и умчались, даже не спросив разрешения Иша. Даже Джо, полностью оправившись от своей слабости, побежал за ними. Иш внезапно остался покинутый всеми. Его триумф закончился, так и не успев начаться. Никто не оценил того, что он смог вдохнуть жизнь в давно умершую машину. Только Мэри подошла посмотреть на джип. Она смотрела на машину расширившимися глазами, но говорила столько же, сколько ее грудной ребенок, который тоже смотрел круглыми глазами на незнакомый предмет.

Иш вышел из машины, потянулся. Его длинные ноги затекли в темном пространстве.

Охота на быка была довольно опасна, хотя еще никто не был убит или серьезно ранен. Иш не одобрял этого занятия, но все же не видел оснований, чтобы твердо запретить это развлечение. Мальчикам было нужно куда-то тратить энергию, а возможно, и испытывать опасность. Все же жизнь их была слишком спокойна и безопасна.

Вскоре он дошел до небольшой поляны на склоне холма. Это было поблизости от того камня, на котором Иш вырезал цифры. Когда-то здесь был парк. Бык находился в центре поляны, на которой выросла трава в фут высотой и была бы выше, если бы ее не поедали коровы и лоси.

Гарри, пятнадцатилетний сын Молли, дразнил быка, а Уолт, сын Иша, страховал его. Хотя Иш не считал себя экспертом в этой области, он понял, что этот бык был совсем не опасен. Он был почти чистой Херефордской породы, с красной шерстью, белой мордой с черными отметинами. Однако он уже отличался от тех, кто долгие годы жил под защитой человека. Ноги его стали длиннее, тело более поджарым, рога острее. К этому моменту уже уставший бык стоял в нерешительности, а Гаррис пытался его раздразнить.

На краю поляны под деревьями сидели зрители — все члены Племени, включая Дженни и ее ребенка. Здесь они могли легко убежать от быка, если бы он неожиданно решил покинуть поляну. Здесь же сидело несколько собак и Джек, держащий на коленях винтовку. Все было предусмотрено, чтобы исключить несчастный случай.

Маленькая девочка, дочь Джен, Бетти, неожиданно выскочила на поляну и закричала, что она тоже хочет поиграть. Харрис уступил место сестренке. Бык уже устал и не был опасен для девочки. Бетти с помощью Уолта несколько раз проскочила перед самым носом быка. И затем внезапно раздался крик мальчика:

— Я тоже хочу!

Это был Джо. Иш нахмурился. Но он знал, что не сможет запретить этого, хотя Джо было всего девять лет и по правилам Племени он не мог выходить на игру с быком даже для страховки. Старшие мальчики быстро восстановили дисциплину.

— Эй, Джо, — сказал Боб, которому уже было шестнадцать. — Ты еще мал. Тебе придется подождать пару лет.

— Да? — спросил Джо. — Но я сделаю все не хуже Уолта.

Уверенность, с которой он говорил, привела Иша к мысли, что Джо потихоньку уже тренировался в этом. И помогала ему наверняка Джози, его обожаемая сестренка. У Иша прошла дрожь по телу, когда он представил опасность, которой подвергался Джо — его Джо!

После недолгого спора Джо пришлось уступить.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Иш наметил отъезд мальчиков на четвертый день. Между Старыми Временами и теперешним временем существовала огромная разница. Раньше все было так сложно, что следовало планировать свои действия далеко вперед, сейчас же никаких сложностей не было: нужно было только решиться на действие и начать его. Время года было подходящим для путешествия, и Иш боялся, что долгая задержка погасит энтузиазм мальчиков.

Все эти дни он занимался с мальчиками. Он учил их водить джип. Затем съездил с ними в гараж, чтобы взять запчасти: бензонасос и катушку индуктивности. Он показал, как менять детали, и они немного потренировались.

Более всего Иш наслаждался, намечая маршрут путешествия. Он отыскал карты — старые, пожелтевшие, и внимательно изучал их, освежая в памяти всю географию страны. Он пытался представить, как разливы рек, песчаные бури, лесные пожары могли подействовать на дороги.

— Сначала поезжайте на юг, в Лос-Анджелес. Это был раньше прекрасный город. Может там остались люди, группы людей.

Взгляд его следовал по красным линиям на карте, ведущим к Лос-Анджелесу.

— Попытайтесь по 99 шоссе. Может, проедете по нему. Если она блокирована, то сворачивайте на 466 и поезжайте через ущелье Техачапи…

Он помолчал, так как у него вдруг перехватило горло и глаза наполнились слезами. Ностальгия переполнила его. Названия… О, боже, как давно это было. Бурбанк, Голливуд, Пасадена… Ведь раньше там жили люди! И он знал их. Теперь там водятся только койоты, которые гоняются за кроликами… Да, от городов только остались названия на карте.

Он проглотил комок в горле, помигал, отгоняя слезы, чтобы мальчики не заметили его слабости.

Он показал им, как ориентироваться по карте, чтобы не заблудиться в лабиринте дорог. Он считал, что на джипе они смогут проехать почти везде, если только дорога не завалена деревьями или не провалилась под землю. Но во всяком случае они могут всегда с помощью лопат и топоров проложить себе путь. Даже через двадцать один год большие шоссе еще наверняка не уничтожены.

Они ездили на джипе каждый день и выбрасывали спустившие шины, заменяя их новыми. Таким путем они надеялись, что им удастся выбрать наиболее надежные шины, которые смогут выдержать как можно более далекий путь.

И на четвертый день мальчики выехали в дорогу. Багажник автомобиля был завален шинами и другими запчастями. Сами мальчики были счастливы совершить такое путешествие; матери их чуть не плакали, предвидя долгую разлуку, а сам Иш испытывал огромное желание присоединиться к мальчикам.

После того, как мальчики уехали, Племя стало жить спокойной счастливой жизнью, которая могла бы дать основание снова назвать этот год Хорошим Годом. День шел за днем, недели за неделями. Дождливый сезон задержался, но, когда он начался, вся накопившаяся вода очень быстро вылилась с неба, и в наступившие ясные дни с чистым голубым небом величественно сиял свежеотмытый мост Золотые Ворота.

По утрам Иш собирал народ, чтобы поработать на рытье колодца. В первом колодце они уперлись в камень, не достигнув воды. Вторая попытка оказалась удачнее, и они вкопались глубоко в землю, добравшись до водоносных слоев. Они выстроили над колодцем деревянный шатер и поставили ручной насос.

Рыбная ловля была очень удачной. Все хотели ловить рыбу, и остальные дела отошли на второй план.

По вечерам они собирались вместе и пели песни под аккомпанемент аккордеона Иша. Иш предлагал им спеть каждому по отдельности. У Джорджа оказался прекрасный бас. Он понравился всем, однако они решили, что хором петь лучше и проще.

Да, подумал Иш, они не отличаются высокой музыкальной культурой. Много лет назад он пытался приучить их слушать серьезные музыкальные записи, проигрывая пластинки на фонографе. Конечно, качество звучания было недостаточно хорошим, но основные темы можно было уловить и оценить. Но ему никого не удалось заинтересовать.

В качестве эксперимента он пытался проигрывать пластинки с записями джазовой музыки. Дети заинтересовались, но очень ненадолго. Горячий джаз с его причудливыми ритмами, замысловатыми вариациями был недоступен простому примитивному разуму этих людей. С таким же успехом можно было детям читать Джойса или показывать картины Пикассо.

Но больше всего его удивляло то обстоятельство, что дети вообще не любили слушать фонограф. Они предпочитали петь сами. Он решил, что это добрый знак: значит, они скорее участники, чем зрители.

Правда, у них ничего не получалось в сочинении своих слов и музыки. Сам Иш тоже пытался сочинить стишки на какую-нибудь известную им тему, но у него тоже не вышло ничего хорошего.

Частенько Иш думал о двух мальчиках в джипе. Они теперь, должно быть, уже далеко отсюда. Мысли о мальчиках частенько приходили к нему и по ночам, и тогда он просыпался, охваченный ужасом. Он-то знал, какие опасности могут встретиться им в пути.

Но больше всего мысли о других людях заставляли тревожно сжиматься сердце Иша. Какие люди встретятся мальчикам? Ведь могут сложиться самые разные обстоятельства, при которых сложились группы людей. Могут быть такие, где культивируется смертельная ненависть к пришельцам. Могли развиться дикие обычаи — может, даже человеческие жертвы… каннибализм! Может, как сам Одиссей, они встретятся с сиренами… листригонами…

Их племя, может, ведет скучную однообразную непроизводительную жизнь, но зато оно избежало развития каких-либо чудовищных обычаев. Но в том, что и другие группы избежали этого, не было никакой гарантии.

Однако наступало утро и все эти ночные кошмары отлетали прочь. Тогда он думал о мальчиках, которые наслаждаются путешествием, с любопытством осматривают новые для них места, города, встречаются с другими людьми. Даже если их автомобиль сломается, и они не смогут раздобыть другой, они ведь могут вернуться обратно пешком. В пище у них не могло быть недостатка. Двадцать миль в день, сотня в неделю. Даже если они уехали за тысячу миль, они все равно успеют вернуться до наступления зимы. А если машина у них не сломается, то они вернутся гораздо раньше. И когда он думал об этом, его охватывало возбуждение при мысли о том, какие потрясающие новости могут они привезти.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Время шло, и тревожные мысли о мальчиках реже стали посещать Иша. Судя по всему, они уехали очень далеко. Еще рано было ожидать их возвращения из трансконтинентального путешествия, но уже поздно ждать возвращения домой после неудачи. Теперь голову Иша занимали другие проблемы, другие тревоги.

Он занялся снова тем, что считал наиболее существенным — он обучал детей Племени чтению, письму, арифметике, чтобы сохранить то немногое, что осталось от цивилизации. Но молодежь относилась к этому с большой неохотой. Дети вертелись на стульях, болтали, с тоской смотрели в окна на волю. Иш знал, что им хочется туда, хочется бегать, играть, ловить рыбу… Иш старался всячески соблазнить их учением, он применял те приемы, что раньше назывались «прогрессивным образованием».

Вырезание по дереву! К удивлению Иша вырезание по дереву стало главным средством художественного самовыражения. Вероятно, это было наследство старого Джорджа. Хоть он был и глуп, но сумел привить детям страсть к работе по дереву. Сам Иш не проявлял интереса к этому делу. Он считал его чистым ремесленничеством, а не искусством.

Но дело не в этом! Почему бы ему, Ишу, не использовать свое хобби, чтобы возбудить у детей интерес к учению?

И вот, обучая их геометрии, Иш стал показывать им, как с помощью угольника и линейки переводить рисунок на поверхность дерева.

Уловка сработала, и вскоре все с энтузиазмом говорили о кругах, треугольниках, многоугольниках. Большую популярность среди резчиков приобрели геометрические орнаменты, причем каждый изобретал свои. Сам Иш заинтересовался этим. Он даже взял свою старую шкатулку для сигарет и начал украшать ее замысловатым орнаментом.

Однако энтузиазм у детей быстро угас. Вести нож по прямой линии было просто и совсем неинтересно. Вырезать круговую линию немного сложнее, но тоже скучно. И вот все кончилось. Иш должен был признать, что приемы старой школы не действенны в новых условиях.

Детям больше нравилось импровизировать, чем следовать четким линиям рисунка. Это было гораздо интереснее, да и получалось лучше.

Лучшим из детей в этом искусстве, был Уолт, хотя читал он, пожалуй, хуже всех: все еще по складам. Но когда его руки касались дерева, они преображались. Чувствовалось настоящее мастерство, когда он резал. Дети и взрослые восхищались его работой.

Итак, Иш потерпел неудачу в попытке пробудить в детях интерес к учебе, и он снова остался только с маленьким Джо. У Джо не было способности к резьбе по дереву, но он был единственным, кого увлекла вечная наука о геометрических фигурах. Однажды Иш застал его за вырезанием из бумаги треугольников, у которых он обрезал углы и старался выложить из них прямую линию.

Физически все остальные дети намного превосходили Джо и опережали его во всех подвижных играх. Голова Джо казалась очень большой на тщедушном тельце. Иш подумал, что в такой голове должен скрываться большой мозг. Глаза его были большими, быстрыми и умными. Но он страдал животом и не очень четко выговаривал слова. Иш часто думал, не вызваны ли эти болезни его повышенной возбудимостью, но посоветоваться с врачом здесь было негде, и он, вероятно, никогда ничего не узнает об этом. Во всяком случае Джо был слишком тщедушен он очень уставал после игр с детьми.

Сердце Иша оставалось с Джо, который был его надеждой. Иш часто говорил с ним, учил его многому.

Недели мучительно тянулись для людей, которые ожидали возвращения Боба и Дика. Для Иша недели действительно тянулись. Он старался забыться в занятиях с детьми. В это лето он учил, вернее, пытался учить, одиннадцать детей.

Они занимались в его гостиной. Уроки начинались в девять и кончались в двенадцать часов с долгим перерывом между ними. Иш понимал, что ему не следует слишком перегружать учеников.

Теперь, когда он потерпел поражение в попытке подсластить горькую пилюлю геометрии, он начал учить их арифметике. Оказалось, что это очень трудно.

Иш попытался учить детей и географии. Это был его предмет, и он мог дать много знаний. Мальчики с удовольствием рисовали карты окрестностей, но ни мальчиков, ни девочек не интересовала остальная земля в целом. Но разве можно было винить их в этом? Может, когда вернутся Дик и Боб, тогда проснется некоторый интерес. Но пока мир для детей был ограничен линией горизонта. Что для них была Европа с ее полуостровами? Что для них были острова в море?

Более интересными оказались уроки истории, хотя это была не собственно история, а антропология. Он рассказывал им историю человечества, о том, как человек учился властвовать собой, властвовать миром, и через бесконечные ошибки и заблуждения наконец пришел в такому состоянию, которое называлось цивилизацией, и которое так неожиданно окончилось во время Великой Катастрофы. Дети были крайне заинтересованы.

Но большую часть времени Иш тратил на то, чтобы научить их читать и писать, так как он был убежден, что чтение — это ключ ко всему, а письмо — это его неотъемлемая часть.

Несмотря на многочисленные разочарования, Иш пользовался любой возможностью, чтобы пробудить интерес у детей.

Однажды мальчики принесли со своей прогулки по окрестным холмам двух черепах. Они еще никогда не видели чертах и с любопытством рассматривали их. Иш решил разрезать одну из черепах и дать детям урок биологии. Это могло, подтолкнуть детей к собственным экспериментам в этой области.

Иш послал Уолта на улицу за двумя камнями, которыми он хотел расколоть панцирь. Уолт вернулся с двумя кирпичами. В его словаре камень и кирпич означали одно и тоже.

Иш попытался разбить панцирь, но кирпичи не очень подходили для этой цели. Ими можно было скорее размозжить палец, чем расколоть панцирь. Он посмотрел вокруг: не найдется ли что-нибудь другое, и тут взгляд его упал на молоток, стоящий на полке.

— Подай мне молоток, Крис, — попросил он малыша, стоящего рядом.

— Подай молоток, Крис, — повторил Иш, полагая, что мальчик задумался и не расслышал его просьбы.

— Я… я не хочу! — нерешительно ответил Крис.

Поднялся Джо. Он направился к полке. Глаза детей были устремлены на него. В комнате воцарилась мертвая тишина. Только одна из девочек приглушенно пискнула. Джо встал на стул, протянул руку и взял молоток. Поднялся ужасный шум. Джо отошел от полки и протянул молоток Ишу. Затем он вернулся на свое место.

Все дети смотрели на Джо с благоговейным трепетом. Джо сел, и тут Иш нарушил тишину ударами молотка по панцирю. Эти удары, казалось, разбили напряжение, висящее в комнате.

Днем позже Иш сидел в кресле, покуривал сигарету и слушал крики детей, играющих на улице. Теперь он припоминал, сколько суеверий уже возникло в его маленьком племени. Эзра носил в кармане талисман — старый пенни — и дети наверняка относились к нему, как к молотку. Да, пришлось с неохотой признать ему, предрассудки пустили глубокие корни в детских душах. В Старые Времена те суеверия, что существовали внутри семей, быстро рассеивались, когда дети вступали в контакт с широким миром.

А их маленькое Племя потеряло все традиции. В основном потому, что семеро выживших, не могли сохранить и передать их. Некоторые традиции исчезли из-за того, что первые дети были вынуждены общаться только со взрослыми: ведь не было детей старше их, которые могли бы передать традиции. Следовательно, в развитии общества появился разрыв. В этом таились новые возможности, но и опасность.

Опасность заключалась в том, и он содрогнулся при мысли об этом, что в их маленьком обществе восторжествует некая злая сила — демагогия…

Но сейчас нужно подумать о суевериях. Может, они пустили корни потому, что в их обществе не было ни одного по-настоящему религиозного человека. Может, в головах детей образовался некий вакуум, который теперь заполняли разного рода мистические суеверия. Может, они нужны детскому уму, чтобы подсознательно понять смысл самой жизни.

Много лет назад они пытались организовать нечто вроде церковной службы, но прекратили это дело из-за полной бессмысленности. Может, это было ошибкой!

И вот теперь Иш почувствовал, что он может стать основателем новой религии для своего народа. Дети верят тому, что он говорит им в школе. Он может рассказать им, как бог создал мир за шесть дней и решил, что это хорошо. Они поверят. Он может рассказать им, что мир, — это творение Старика-Койота — как гласят индейские легенды. И они поверят.

Но что он может рассказать им, не кривя душой? Пожалуй, с полдюжины космогонических теорий он еще помнит. Возможно, они поверят и этому, хотя сложность теории не сделает их такими привлекательными, как пересказ Ветхого Завета или легенд разных народов.

Впрочем, неважно то, что он расскажет. Все войдет в детские головы и станет основой религии. И снова ему стало противно от мыслей о том, что ему придется лгать отказаться, предать свой скептицизм…

— Лучше, — вспомнил он чьи-то слова, — ничего не знать о Боге, чем иметь плохого Бога.

Он закурил еще одну сигарету и откинулся на спинку кресла. Да, вакуум … Это очень беспокоило его. Если его не заполнить чем-то разумным, то в третьем и четвертом поколении его Племя полностью деградирует, будет выполнять примитивные ритуалы, бояться ведьм и колдунов, верить в вуду, в шаманизм, в табу.

У него возникло острое чувство вины. Да, уже сейчас в Племени возникло что-то близкое к табу и создатель этого табу он сам!

Иш поднялся с кресла и пошел к полке.

Молоток был на месте, ведь он сам положил его. Он не стал просить детей об этом, даже Джо. Ему не хотелось снова вызывать у детей беспокойство и неловкость.

— Самое простое, — подумал он, — это было бы избавиться от молотка. Выкинуть его в море.

Да нет, это значит уничтожить симптом, а не болезнь. Не будет молотка, вакуум в мозгах заполнится чем-нибудь другим. Родится новый предрассудок, может быть, зловещий.

Он подумал о том, чтобы уничтожить молоток на глазах у всех, показать, что он не обладает никаким могуществом. Но тут же вспомнил, что у него нет средства уничтожить его. Ручку, конечно, можно сжечь, но что делать с металлической головкой? Даже если он найдет бутыль с кислотой и растворит ее там, то этим он ничего не докажет детям.

И теперь он смотрел на молоток с новым неожиданным интересом. Оказалось, что он может обладать собственной жизнью и могуществом. Да, молоток обладал всеми качествами, чтобы служить символом добра: единство, мощь, красота. А его фаллическая сущность была неопровержима. — Странно, подумал он, — что он не дал молотку имени. Древние люди всегда давали имена оружию. А молотки были символами добрых богов. Как тот старый франк, который прогнал сарацинов? Чарльз-Молоток? А если Иш-Молоток?

Через несколько недель наблюдений Иш пришел к выводу, что Джо чересчур быстро развивается. Этим летом ему исполнилось девять лет. По возрасту он был младше Уолта и Уэтсона, которым было по двенадцать лет, но старше Криса, которому было восемь лет. Ранее развитие Джо, естественно, заставляло его тянуться к старшим мальчикам и не иметь ничего общего с Крисом. Джо, конечно, было трудно, так как он сильно уступал старшим, бывшим на два года старше и разумеется, сильнее его. Джози, с которой Джо был близнецами, он тоже пренебрегал. Ведь он был как раз в том возрасте, когда мальчики презирают девочек. А Джози не обладала такими блестящими способностями, как он.

Наверное, этим объяснялось то, что Джо всегда старался сделать то, что другим было не под силу. Снова и снова Иш вспоминал случай, когда ни один из детей не осмелился взять молоток, а Джо смело вышел вперед и под благоговейными взглядами детей подал молоток Ишу. Вероятно, они теперь думают, что Джо тоже обладает каким-то могуществом. Иш вспомнил, что он читал, что в древности члены Племени были уверены, что отдельные личности могут обладать таинственным могуществом. Может, дети тоже считают, что Джо один из избранных. Может и сам Джо считает так.

И вот Иш, хотя и знал слабые стороны Джо, все же он больше думал о нем, чем о других детях. Джо был его надеждой. Иш был твердо уверен, что только сила разума привела человечество к цивилизации и только сила разума вернет человечеству цивилизацию. И Джо обладал разумом. А может, он обладал и каким-то могуществом.

Понимает ли это Джо? Много раз Иш задавал себе этот вопрос, но так и не смог найти ответа. Но все больше и больше он чувствовал, что все его надежды на будущее — это Джо.

А затем он превзошел всех детей в разгадывании головоломок, которых было полно в магазинах игрушек. Дети очень увлеклись ими, и Иш наблюдал за их игрой. Сначала Джо не выделялся из остальных. У него, казалось, не хватало пространственного представления. Иногда он пытался сделать то, что было видно каждому, что это сделать невозможно. Остальные дети его осмеяли за это, и Джо обиженно ушел от них.

И потом он разработал свою систему разгадывания головоломок и теперь делал это быстрее остальных детей.

Все были поражены его успехами, но, когда Джо показал свою систему, дети не приняли ее.

Иш видел экспериментальный ум Джо. Он проявился даже в изучении языка. Для него язык был не просто средством общения, но и материалом для размышлений, экспериментов. Джо достиг больших успехов в рифмовании слов. Его очень привлекали старые поговорки, хотя остальных детей это совсем не интересовало.

Однажды Иш услышал, как Джо загадывает детям загадку, которую придумал сам: — Чем человек, бык, рыба и змея похожи друг на друга?

Дети не очень заинтересовались. Они делали разные предложения, одно глупее другого, и в конце концов Джо почувствовал, что еще немного и они разойдутся, совершенно потеряв интерес. Поэтому он сказал им свой ответ: — Они нс могут летать.

Сначала Иш не был особо потрясен, но затем он задумался и понял, что девятилетний мальчик смог вместить в нее сложный принцип отрицательного подобия. И у него сразу всплыло в памяти старое определение: гений это тот, кто видит то, чего нет.

Конечно, это определение гения, как и многие другие, можно было бы раскритиковать хотя бы потому, что под это определение подходил и сумасшедший. Но все же в нем что-то есть. Большие мыслители должны видеть, чувствовать то, чего не видит и не чувствует простой смертный.

Вскоре прошла пора туманов, и наступили первые жаркие дни. — Я снова увидел это, — подумал Иш. — Снова время засухи и смерти. Затем пойдут дожди, холмы покроются свежей зеленью, и однажды утром я взгляну на запад и увижу, что солнце садится на юге. И потом мы пойдем к камню, и я буду вырубать новые цифры. Интересно, как мы назовем этот год?

Уже пора ждать возвращения Боба и Дика из экспедиции. Иш все еще беспокоился о них и чувствовал вину, что отпустил их одних. Но разлука была уже такой долгой, что тревога его притупилась, и ему было теперь легче переносить угрызения совести.

К тому же у него сейчас был и другой повод для угрызений совести, и чувство новой вины вытеснило старую.

Дети! Их суеверия и их мысли о религии! Он считал, что это будет легко рассеять, он сказал себе, что займется этим. Но все лето он провел в колебаниях.

Почему ему ничего не хочется делать с этим? Может, он хочет, чтобы дети считали Джо обладателем могущества? Может, он даже хотел, чтобы дети считали его, Иша, богом? Разве может человек устоять перед сладким дурманом соблазна? Разве не хочет он, чтобы люди считали его богом? Или хотя бы полубогом, носителем какого-то могущества?

И со времени происшествия с его молотком он с любопытством изучал, как дети относятся к нему, и понял, что отношение их непрерывно меняется. Иногда он ощущал благоговение, как это было в случае с молотком. Вероятно, дети были уверены, что он, как и Джо, только в гораздо большей степени, обладает могуществом. Он мог многое делать, знал очень много, понимал тайны цифр, каким-то образом он знал, как выглядит остальной мир, который лежит за чертой горизонта.

Иш понимал, что они всего лишь дети, но дети, знающие намного меньше, чем дети Старых Дней. Каждый из них встречался всего лишь с тремя десятками людей. Но он был уверен, что они живут счастливой жизнью, жизнью простой и постоянной. Они не страдали от внезапных перемен в жизни, как дети прошлого. Причем перемены могли быть и хорошими, и плохими. Эти перемены заставляли детей нервничать, находиться в постоянном ожидании перемен.

В основном дети относились к нему, как к отцу, деду или дяде Ишу, которого они знали всю жизнь и с которым играли с самого рождения. И дети относились к нему, как к любому другому члену Племени. А повзрослев, они уже начинали относиться к нему, как к чудачливому старикашке. Может, в них еще и сохранялся благоговейный Трепет, но они уже ничем не показывали его и даже подшучивали над Ишем.

Всего через неделю после случая с молотком они подложили ему в кресло кнопку — это была самая старая шутка, какую ученики устраивали со своим учителем. А в другой раз, обратив внимание на их хихиканье во время урока, он осмотрел себя и обнаружил тряпку, прицепленную к нему сзади в виде хвоста.

Иш спокойно относился к таким шуткам. Он не старался отыскать виновного и наказать его. Это ему даже нравилось, так как доказывало, что дети считают его одним из своих друзей. Однако эти шутки и огорчали его. С одной стороны, дети вроде бы считают его полубогом, но, с другой стороны, как можно подкладывать кнопки в кресло, или приделывать хвост полубогу? Но после длительных размышлений он пришел к выводу, что в данном случае одно не исключает другого.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Однажды днем Иш болтал с Джо, вернее, продолжал его обучение. Иш сохранил некоторое количество денег и теперь объяснял Джо основы старой экономики. Джо очень понравились блестящие маленькие монетки с изображением какого-то животного. Как любой ребенок, он предпочитал эти веселые монетки совершенно неинтересным бумажным деньгам, на которых был нарисован неизвестный бородач, чем-то смахивающий на дядю Джорджа. Иш старался рассказать попонятнее о роли денег в Прежнем Мире.

И вдруг он услышал странный звук, который был ему знаком, но которого он не слышал целую вечность. Он поднял голову и стал напряженно вслушиваться. И снова раздался звук, теперь уже ближе: Бип-Бип-Бип — сигналы автомобиля.

— Эм! — закричал Иш. — Они вернулись! — Он вскочил, деньги рассыпались по полу.

Он, Эм, дети выскочили на улицу. Поднялся шум, крики, лай собак. На дороге показался джип. Он был грязный, помятый, но он ехал. Иш напряженно ждал. И вот выскочили из машины мальчики, живые и здоровые. И облегчение охватило его. Только теперь он понял, как глубоко в нем сидела тревога, как сильно он беспокоился за них.

Мальчики стояли, окруженные толпой кричащих детей. Иш подошел сзади. Ноги его стали ватными. И вдруг он заметил какое-то движение. В джипе был еще кто-то. Да, человек начал вылезать из машины. Иш ощутил тревогу, недоверие к пришельцу.

Из двери появилась лысая голова и лицо с коричневой бородой, которая была бы даже красивой, если бы она была аккуратно побрита и в ней не запутались бы крошки табака. Человек вылез на дорогу и медленно выпрямился.

Иш, почти в панике, рассматривал его. Большой мужчина — высокий, ширококостный, крепко сложенный. Он был очень сильный, но в его движениях было мало энергии, вероятно, он был чем-то болен, очень болен! Жировые складки на лице превратили его глаза в щелочки.

— Свинячьи глазки! — подумал Иш, все еще охваченный тревогой.

Дети крутились возле человека, который стоял, не двигаясь с места. Он взглянул вокруг, увидел Иша, и их взгляды встретились. Глаза-щелочки были ярко-голубого цвета. Он улыбнулся Ишу.

Иш тоже улыбнулся, усилием воли заставив себя приподнять уголки губ. — Я должен был улыбнуться первым, — подумал он. — Он поймал меня на замешательстве. Я должен был сделать и это. Он очень силен, хотя и зажирел и, может быть, болен.

Напряженность снял Боб, подбежавший к Ишу, чтобы взять его за руку. Но даже в этот момент встречи Иш все еще думал о пришельце. — Примерно моих лет, — подумал он.

Боб представил его.

— Это наш друг Чарли, — просто сказал он, хлопнув Чарли по спине.

— Рад видеть тебя, — попытался сказать Иш, но даже эти старые, ничего не значащие слова с трудом получились у него. Он прямо смотрел на голубые щелочки, и в напряженности его взгляда была открытая неприязнь. Нет, это были не свинячьи глазки… глаза дикого кабана. Сила и свирепость за детской голубизной! И когда они пожали друг другу руки, Иш почувствовал, что его пожатие слабее. Чарли мог бы повредить его руку, если бы захотел.

Теперь Боб увел Чарли, знакомя с остальными. Неприязнь Иша не уменьшалась. Напротив, росла. — Осторожно! — подумал он.

Не такой он представлял себе встречу с мальчиками после их возвращения. С ними оказался Чарли!

Он, без сомнения, довольно приятен на вид. И хороший товарищ — судя по отношению к нему мальчиков. Но…да… он грязен. Может это и вызвало такую неприязнь к нему? Чарли был очень грязен, и Иш почему-то почувствовал, что этот человек грязен и изнутри.

Все наперебой спрашивали мальчиков, далеко ли они ездили, смогли ли добраться до того большого города, как это он называется?

И несмотря на всеобщую радость, Иш изредка бросал косые взгляды на сальную бороду и пиджак в пятнах. Его неприязнь росла с каждой минутой.

— Подумай, — говорил он себе, — ты просто стал очень провинциален, тебе не нравится, что в наше маленькое общество пришел кто-то чужой с другими манерами и идеями. Ты сам говорил, что мы нуждаемся в новых мыслях, а как только появился кто-то свежий, тебе это не понравилось. И ты начал убеждать себя в правоте. Даже его грязь на одежде почему-то убедила тебя в том, что он грязен мыслями. Успокойся, ведь сегодня великий день. — И тем не менее беспокойство его росло.

Во всеобщей неразберихе, Иш заметил взгляды Эзры. И в нем он прочел ощущение опасности. Эзра тоже смотрел на Чарли. Иш сразу понял, что Эзра разделяет его подозрения. А Эзра знал людей, Эзра любил людей. Если уж Эзра что-то почуял, значит в этом Чарли было что-то, чего надо было опасаться. Иш в таких ситуациях Эзре доверял больше, чем себе.

— Ну и что же, — подумал он. — Ты же не знаешь, что думает Эзра. Может он беспокоится потому, что заметил твое беспокойство. А я беспокоюсь только потому, что в наше маленькое общество пришел чужак с новыми идеями, которые он противопоставит моим.

Беседа о путешествии была намечена на послеобеденное время, когда соберутся все. Иш понимал, что ему не следует допрашивать Боба о Чарли, но он не смог преодолеть искушение. Однако Боб не смутился.

— О, Чарли? — сказал он. — Мы встретились с ним дней десять назад возле Лос-Анджелеса, где живет много людей. Одни живут группами, как мы, другие поодиночке. Чарли был один.

— Вы пригласили его ехать с вами или он сам предложил это?

Иш внимательно смотрел. Он видел, что Боб удивлен вопросом, но не обеспокоен.

— О, не помню. Во всяком случае я не звал. Может, Дик?

Иш снова задумался. Может, у Чарли были причины уехать из Лос-Анджелеса? Затем он услышал, что Боб продолжает.

— Он рассказывал нам много интересных историй. Он хороший парень. — Интересные истории.

Можно представить, какого рода. В их маленьком обществе словарь был очень беден. Ругательства и оскорбления, казалось, умерли натуральной смертью. Так же, как умерли слова романтической любви. Но Чарли… он вполне мог рассказывать и грязные истории. И Иш почувствовал, что его неприязнь к Чарли постепенно переросла в открытое негодование, хотя он не слышал о нем ничего плохого. И даже наоборот, мальчики только хвалили его. Иш очень пожалел, что отпустил мальчиков в путешествие и тем самым сам способствовал тому, что у них появился чужак.

После обеда они устроили костер на холме и собрались вокруг него. Дети пели, играли. Это был настоящий праздник.

Иш сидел, глядя и размышляя. Главным результатом было не открытие того, что вся страна превращается в безлюдную пустыню. Это и так все знали. Главное, что мальчики вступили в контакт с двумя другими группами. Впрочем, можно ли это назвать контактом, если и те и другие отнеслись враждебно к пришельцам. Интересно, это инстинкт самосохранения, или же слепая вражда?

Во всяком случае Иш теперь знал, что у Лос-Анджелеса и у Альбукерка живут люди, которые преодолели ужас одиночества.

Две маленькие группы, обнаруженные в одном путешествии! Значит по всей Америке наберется несколько десятков таких групп. Иш вспомнил негров, которых он видел в Арканзасе. В таком богатом штате с мягким климатом наверняка остались еще люди и, может быть, они сплотились, белые и черные, образовали сообщества. Да, существуют группы в разных краях Америки. И все они живут по-разному. Такие различия в образе жизни могут поставить много вопросов о том, что будет в далеком будущем.

Впрочем, сейчас не время для философии. Танцы и песни детей у костра превратились в настоящую вакханалию. К танцам присоединились и женатые юноши. И вдруг Иш замер. Он увидел в кругу и Чарли. Чарли был между Диком и Эви. Дети были в восторге от того, что с ними играет взрослый, и более того, пришелец.

Иш пытался подавить свою тревогу. А почему нет? Почему бы Чарли не выйти в круг? Я, наверное, как эти люди в Лос-Анджелес и Альбукерке не хочу принять пришельца. И все же, если бы не мои предчувствия, я сердечно встретил бы Чарли.

Но как Иш не пытался, он не мог подавить глубоко засевшее ощущение неприязни. Он снова начал обдумывать результаты путешествий. Однако как ни важно было то, что мальчики нашли других людей, более важной и близкой проблемой был Чарли.

Стало уже темно. Матери собрали детей, а старшие пошли к Эм и Ишу, чтобы снова послушать рассказы мальчиков и Чарли.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Когда все разошлись, Иш решил сделать то, чего он не делал все эти годы. Пройдя на кухню, он накинул засов на заднюю дверь. Он помнил, что мать всегда запирала дверь на засов, так как не доверяла обычным замкам. Затем он прошел к передней двери и тоже закрыл ее на засов.

За все эти годы он не чувствовал нужды в таких предосторожностях. Ни одного из членов Племени бояться не приходилось, а чужой вряд ли бы смог пройти не замеченным через кордон собак. А теперь здесь был чужой и ему, возможно, нельзя было доверять. А из собак он уже сделал друзей. Может, он и ласкал их с дальним расчетом.

Когда Иш вернулся в спальню и лег, он начал делиться своими опасениями с Эм. Но она не разделяла их. Иногда Ишу казалось, что она слишком часто соглашается со всем, что происходит вокруг.

— Ну и что такого, что он носит пистолет? Ты и сам иногда ходишь с ним.

— Да, но не скрываю. И я не боюсь снять пиджак с пистолетом и отложить его в сторону.

— Да, но, может быть, ты сам вел себя так, что он ощутил нервозность. Вам не понравился его взгляд, может, ему не понравились ваши. Он ведь один среди чужих.

— Да, — ответил Иш — но мы здесь дома, это он пришел к нам. Он должен приспосабливаться к нам, а не мы к нему.

— Да, ты прав, дорогой. Но не будем больше говорить об этом. Я хочу спать.

Иш не понимал, почему остальные так тянутся к Чарли, но он видел, что это факт. Но фактом было и то, что сам он испытывает к нему только неприязнь, чуть ли не вражду. И он был уверен, что им предстоит борьба. Но какую форму примет она, Иш не знал еще. И он был уверен, что это будет борьба один на один, так как Племя перестало быть сплоченной группой.

А хуже всего, если это будет борьба двух фракций с двумя лидерами. На кого он, Иш, может положиться? Вообще-то по своей натуре он не лидер. Он стал лидером по необходимости: Джордж слишком глуп, а Эзра чересчур легкомысленен. Он, конечно, лидер в интеллектуальном смысле. Но во время борьбы интеллектуальность не причем. Иш вспомнил по-детски голубые глаза, в которых он прочел холод. Такого холода никогда не бывает в темных глазах.

— Кто же пойдет за мной? — спрашивал он себя почти драматически. Даже Эм, кажется, не поддерживала его. Она даже защищала Чарли от его обвинений. И Иш почувствовал себя маленьким ребенком, перепуганным до смерти. Да, только он и Джо могли понять друг друга, только на Джо он мог положиться полностью. А Джо был мальчик, слишком хрупкий для своих девяти лет. Какую помощь может оказать он в борьбе с Чарли? Нет, нет, — снова подумал он. — Не свинячьи глазки. Глазки дикого кабана!

Наконец он сказал себе: — Это у тебя просто ночные кошмары. Они приходят к человеку в темноте, когда ему не спится. — И он постарался забыться и уснуть.

Утро действительно ему показалось не таким мрачным, правда, и не безоблачным. Он с аппетитом позавтракал. И был очень рад снова видеть за столом Боба. Он расспрашивал его о подробностях путешествия.

Но только он почувствовал успокоение, как оно рассеялось, когда заговорил Боб.

— Пожалуй, я схожу к Чарли.

Боб ушел к Чарли, а после того, как закончились занятия, туда же побежали и остальные дети.

— Чего они в нем находят? — спросил Иш у Эм.

— О, не думай об этом. Просто новый человек. Разве это не естественно?

— Нас ждут неприятности.

— Возможно, — и тут Иш понял, что она не исключает такой возможности, а затем она сменила тему. — Но будь осторожен, чтобы не ты начал неприятности.

— Что ты имеешь в виду? — рявкнул он. Он говорил со злостью, хотя очень редко сердился на Эм. — Ты имеешь в виду, что это просто борьба за лидерство?

— Я думаю, что тебе сейчас лучше выйти на улицу и посмотреть, что там делается, — сказала она, не обращая внимания на его последний вопрос.

Совет был хорошим в любом случае. Ему и самому было любопытно. Он пошел на улицу и, выходя из двери, ощутил какую-то неуверенность. Он закрыл за собой дверь и встал на крыльце. Руки его были непривычно пусты. Он должен был что-то взять, чтобы занять их. Иш пошел обратно в дом и взял пистолет. Он не хотел быть беззащитным. Вблизи домов оружие было не нужно, так как собаки заблаговременно предупреждали об опасности, но он успокоил себя тем, что может пойдет прогуляться подальше. Он колебался. Взять пистолет, значило бросить вызов, а кроме того, признаться в своей слабости и неуверенности. Но он не мог пренебрегать средствами защиты.

Он прошел по дому, и взгляд его упал на молоток. — Вот оно, — подумал он раздраженно. — Совсем, как ребенок. — Тем не менее он взял молоток с собой. Вес молотка и его прочность придали ему уверенность. Твердая ручка заполнила пустоту его ладони.

Он до боли в руке стиснул ручку молотка. — Я не могу идти назад, — подумал он. Затем собрал все свое мужество и, с усилием передвигая ноги, пошел вперед.

Как только Иш стал двигаться, он сразу почувствовал себя лучше. Он уже видел их впереди у пепелища костра. Здесь собралась почти вся молодежь и Эзра с ними. Они все столпились вокруг Чарли, который рассказывал им что-то, смеялся, шутил. Все было именно так, как он и ожидал. Где-то в животе у него возник холод, который постепенно распространялся по всему телу, добрался даже до пальцев рук и ног. Правая рука еще сильнее стиснула ручку молотка.

Почти в центре, рядом с Чарли сидела полоумная Эви, и на ее лице было такое выражение, какого Иш никогда у нее не видел.

Иш уже был в десятки шагах от Чарли, когда заметил это. Он остановился. Некоторые дети увидели его, но они были так захвачены рассказом, что никто не обратил на него внимания. Он стоял тут, и как будто его не было.

Он ждал. Казалось, что прошла уйма времени. Но он ощущал удары сердца и насчитал не более десяти ударов.

Иш еще долго стоял на месте, слушая удары своего сердца. Проблема слишком неожиданно открылась ему во всей наготе. Это было тоже особенностью нынешней жизни. В Старые Времена кризисы назревали постепенно. Можно было читать газеты месяцы и даже годы и видеть, как идет подготовка к тому, что вам на голову будут падать бомбы. А когда имеешь дело с небольшим количеством людей, кризис приходит быстро.

Он посмотрел. Эви была в центре группы, хотя обычно она почти не участвовала в жизни, а теперь ее лицо было обращено к Чарли. Казалось, что она упивается его словами, хотя она, конечно, почти ничего не понимала из того, что говорит он. Здесь было что-то помимо ее желания понять его слова. Они сидели совсем рядом.

— Неужели для этого, — подумал с горечью Иш, — они столько лет заботились об Эви. Эзра нашел ее грязную, замызганную. У нее хватало разума только на то, чтобы открывать банки с консервами. Она не разбиралась в том, что ест, она не подогревала пищу, не готовила себе. Может лучше, если бы они подсунули ей муравьиный яд… Они долго заботились о ней, хотя она не представляла для них никакой пользы. Все это было только из соображений старой гуманности.

Он смотрел на людей, и в Эви он вдруг заметил то, что раньше для него не было очевидным. Она столько лет была ему знакома, что Иш не замечал ее индивидуальности. И вот теперь он увидел, что это вполне развившаяся женщина, яркая блондинка и по-своему красивая. Конечно, нельзя было забыть странный блеск в ее глазах и отсутствие выражения на лице. Но для такого, как Чарли, это не имело значения. Да, Эзра прав, говоря, что Чарли знает, чего хочет, а то, чего он хочет, он быстро добивается. Действительно, с какой стати ему выжидать?

Иш стиснул ручку молотка. Он придавал ему уверенность, но Иш сознавал, что это не пистолет.

Внезапно раздался взрыв смеха. Глядя на Эви, Иш увидел, что она тоже хихикает. Так она смеялась всегда. Чарли протянул руку и ущипнул ее за бок. Она по-девчоночьи вскрикнула высоким пронзительным голосом. Иш подошел ближе, и его присутствие теперь заметили все.

Когда Иш подошел совсем близко, Чарли обнял правой рукой плечи Эви и притянул ее к себе. Она была удивлена, но не сопротивлялась. Чарли посмотрел на Иша, и тот понял, что это уже открытый вызов.

Иш принял этот вызов. Он уже был спокоен. Сейчас нельзя было поддаваться гневу. Сейчас наступило время действовать, нужно было иметь чистую голову.

— Вы все расходитесь, — сказал он громко. Не было нужды для извинений и оправданий. Все знали, что-то должно случиться.

— Я хочу несколько минут поговорить с Чарли. Эзра, отведи Эви к Молли. Пусть она причешет ее.

Никто не спорил. Все ушли с такой готовностью, как будто были испуганы. Отправляя Эзру, Иш терял своего союзника, но оставить его, значило признаться в своей слабости и неуверенности перед всеми, в том числе и перед Чарли.

И вот они остались двое: Иш стоял, Чарли все еще сидел. Чарли не сделал движения, чтобы встать, а Иш не изъявил желания сесть. Чарли был в пиджаке, который был расстегнут и свободно висел на его могучих плечах. Между ними было шесть футов расстояния.

Иш не видел причин для церемоний.

— Я хочу сказать, чтобы ты бросил все это с Эви.

Чарли тоже высказался прямо.

— Кто говорит это?

Иш подумал над словами. Можно сказать «мы», но это как-то неопределенно. А если сказать «народ», это будет немного лучше, но Чарли посмеется над этим. Молчать больше было нельзя, и он сказал.

— Я это говорю!

Чарли ничего не сказал в ответ. Затем он подобрал пригоршню камушков и начал лениво перебирать их. Он не мог с большей ясностью показать свое пренебрежение. Наконец он заговорил.

— Есть тысячи старых выражений, которыми можно было бы ответить на твои слова «Я говорю это», но ты и сам их знаешь, так что я говорить ничего не буду. Скажи, почему ты хочешь, чтобы я не трогал Эви? Может, она твоя девушка?

Иш быстро ответил.

— Все это просто. Мы живем здесь небольшой группой. Конечна, среди нас нет умственных гигантов, но мы и не последние тупицы. И мы не хотим, чтобы в нашей группе появились неполноценные дети, которые несомненно будут у Эви.

Только замолчав, он понял, что сделал ошибку, отвечая на вопросы Чарли. Как любой интеллектуал, он был рад не повелевать и приказывать, а объяснять и спорить. А теперь он сам себя поставил на второе место, признал за Чарли право на лидерство.

— Дьявол! — почему ты думаешь, что она не заведет детей с помощью этих мальчишек?

— Мальчики никогда не притрагиваются к Эви. Она выросла с ними, и она для них табу. А кроме того, мы женим мальчиков, как можно раньше.

— Значит, это говоришь ты? — слова Чарли звенели металлом человека, уверенного в себе. — А я скажу тебе, что ты должен быть доволен, что я выбрал именно ее, а не кого-либо из замужних. Что, если бы мне понравилась другая, а? У тебя было бы хорошенькое дельце в руках. Так что лучше радуйся, что я такой сговорчивый.

Иш подумал, что же сказать. Что еще он может сказать? Не угрожать же полицией?

Нет, говорить было больше нечего. Иш повернулся и пошел прочь. Он вспомнил, как сразу после катастрофы, он тоже уходил от одного человека, ожидая пулю в спину. Но он сейчас не боялся, а понимал, что Чарли стрелять не будет, в этом нет необходимости. Ведь Иш покинул поле боя.

И в таком мрачном настроении он перешагнул порог своего дома. Здесь его ждала Эм. Он положил молоток на место, обнял Эм, хотя, может, это она пришла в его объятия. И тут он снова обрел уверенность. Иногда она не соглашалась с ним, как в ту ночь, когда они спорили о Чарли, но Иш знал, что в ней можно всегда почерпнуть поддержку.

Наконец она заговорила.

— Ты не должен был делать так. Тебе следовало взять с собой мальчиков. Он мог застрелить тебя на месте. Ты человек ученый, но с такими людьми ты никогда не встречался и не знаешь, как обращаться с ними.

Затем она начала обдумывать план дальнейших действий.

— Собери всех: Эзру, Джорджа, мальчиков. Нет, я сама пошлю за ними кого-нибудь. Нужно выслушать, что каждый думает об этом деле.

Иш понял, что он ошибался. Для него больше не было Великого Одиночества. Пусть он сам слабый и маленький, но за ним сила Племени, она поддержит, согреет его.

Первым пришел Джордж, за ним Эзра. Иш заметил, что Эзра быстро окинул всех присутствующих взглядом. — Он хочет что-то сказать мне наедине, — подумал Иш. Но Эзра, казалось, не искал возможности уединиться. Он выглядел каким-то смущенным, подавленным.

Иш сказал о том, что нельзя допустить, чтобы Эви имела детей. Но эти его слова подействовали меньше, чем он ожидал. Эви всегда жила рядом с мальчиками, и для них не было ничего особенного, что появятся еще такие же, как она. Они не думали о том, что потомки Эви, несомненно, смешаются с их потомками, и их небольшое Племя постепенно деградирует, опустится до положения низших животных.

И тут, к удивлению всех, выступил Джордж:

— А откуда мы знаем, что она действительно ненормальная? Может, просто это последствия катастрофы, когда она осталась совсем одна и была вынуждена заботиться о себе? Это сведет с ума любого. Может, она ничем не отличается от нас, и дети ее будут вполне нормальными?

Хотя сам Иш не мог вообразить, чтобы Эви имела нормальных детей, но слова Джорджа подействовали на всех, кроме Эзры. Затем Иш заметил, что Эзра хочет что-то сказать.

Эзра встал. Такая формальность была необычна для него. И необычно было то, что он находится в замешательстве. Его цветущее лицо было краснее, чем всегда, он неуверенно осматривался по сторонам, изредка поглядывая на Эм.

— Я хочу сказать вам кое-что. Прошлым вечером я разговаривал с этим Чарли, когда мы пришли домой. Он был пьян и говорил достаточно откровенно. — Он помолчал, и Иш снова заметил взгляд, который Эзра бросил на Эм. — Он очень хвастлив, вы, наверное, заметили, — и Эзра посмотрел на мальчиков, как бы говоря, что они, почти дикари, не могут понять слов цивилизованного человека. — Он много рассказал мне о себе.

Эзра снова помолчал, и Иш подумал, что он никогда не видел Эзру таким.

— Продолжай Эзра, — сказал он. — Расскажи нам все.

И внезапно Эзра взорвался. — Этот Чарли! — рявкнул он. — Он гнилой внутри, как десятидневная рыба! Он же заразит нас всех! Проказа!

Иш увидел, как большое тело Джорджа содрогнулось, как будто он получил удар в грудь. Он увидел, как вспыхнуло лицо Эм. Для мальчиков сообщение Эзры ничего не значило. Они не знали, о чем он говорит.

Эзра не стал объяснять мальчикам, пока Эм не вышла из комнаты, а затем попытался рассказать им о болезни, но это было чрезвычайно трудной задачей.

Иш сидел, и мысли его бешено скакали. Случилось то, что не имело для него прецедентов ни в старой жизни, ни в новой.

Раньше законы запрещали прокаженным находиться среди здоровых. Они жили в колониях. Но сейчас не было законов.

— Пусть мальчики уйдут, — сказал он Эзре. — Это должны решать только мы. — Он считал, что мальчики не могут участвовать в этом: они ведь не имели понятия о том, какие опасности для Племени таит в себе Чарли, и они не имели понятия о том, какими правами обладает общество, желающее защитить себя.

Мальчики вышли. Сейчас они уже действительно были мальчиками, несмотря на свой возраст, рост, на то, что они уже сами стали отцами. — Об этом никому ни слова, — предупредил их Эзра.

Когда мальчики вышли, взрослые сдвинулись в тесный кружок.

— Пусть Эм войдет, — сказал Эзра, и Эм тут же присоединилась к ним. Их было четверо.

Они сидели молча, как будто над ними уже нависла смертельная угроза. В воздухе висело ощущение смерти, но не чистой смерти от старости, а смерти долгой, мучительной.

Как только тишина была нарушена, все оживленно заговорили, обсуждая случившееся. Прежде всего все согласились, что Племя имеет право защищать себя и должно сделать это. И никакой закон не осудит их, так как право самозащиты может применяться не только к человеку, но и к сообществу людей.

Но что такое защита? Что они могут сделать? Просто предупредить, как они все согласились, бессмысленно. У них не было возможности изолировать Чарли, посадить его в тюрьму. Они могли просто прогнать его, а если он вернется — пригрозить смертью.

Смерть! Они все беспокойно зашевелились, когда прозвучало это слово. На земле так давно не было войн и смертных приговоров, что сама мысль об этом показалась им кощунственной.

— Но мы не знаем, действительно ли Чарли болен. У нас нет докторов. Может, он когда-то был болен. Может, он просто болтает.

— Этого хватит, — сказал Эзра. — У нас действительно нет доктора, но зачем же нам рисковать? Кроме того, я уверен, что он болен. Он двигается очень осторожно, как будто что-то беспокоит его.

Время тянулось, но никто не замечал его. Наконец заговорил Эзра.

— Пока мы здесь сидим… Сейчас события происходят быстро. Нам нужно что-то делать. — И затем он добавил, как бы размышляя вслух. — Я видел, как много умирает хороших людей…

— Будем голосовать? — спросил Иш.

— Насчет чего? — спросил Джордж.

Снова наступила пауза.

— Мы можем выгнать его, — сказал Эзра, — или… можем еще посадить его в тюрьму…

Затем Эм сказала прямо.

— Изгнание или смерть.

Эм нашла четыре карандаша, а Иш разрезал лист бумаги на четыре части. Одну оставил себе, остальные раздал присутствующим.

Иш написал на своем листочке большую букву «И» и задумался.

Иш сидел над листком с написанной буквой. И думал, что изгнание не решит проблемы. Чарли вернется, он силен и опасен, он может воспользоваться своим влиянием на молодежь. — Почему? — думал Иш. — Неужели я боюсь, что Чарли будет лидером вместо меня? — Нет, конечно, нет. Иш понимал, что над Племенем нависла страшная угроза самому его существованию. И он понял, что имеет право написать только одно слово, единственное слово, продиктованное любовью к детям и ответственностью перед Племенем. Он зачеркнул букву «И» и написал букву «С». Прав ли он?

Сколько времени они сидят над бумагой? И вдруг он понял, что сидит задумавшись, он один, остальные ждут его. В конце концов, — это голосование. И у него голос не решающий. Все будет так, как решит большинство. Значит, совесть у него будет чиста.

— Давайте ваши листки, — сказал он.

Они протянули ему бумажки, и он положил их перед собой на стол. Четыре раза он пробежал по ним глазами, а затем прочел:

— Смерть… смерть… смерть… смерть…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Они закидали могилу землей и сверху навалили тяжелых камней, чтобы койоты не могли откопать того, кто лежит там. После этого они пустились обратно, оставив под дубом печальный холм.

Они старались держаться ближе друг к другу, как бы черпая поддержку друг у друга. Иш шел среди них, помахивая молотком. Молоток ему был не нужен, но он редко расставался с ним. Ему казалось, что вес молотка помогает ему твердо стоять на земле. Он был с молотком, когда они искали Чарли, и молоток был как бы эмблемой правосудия. Он был с молотком, когда произнес приговор Чарли, и тот безобразно выругался. Он был с молотком, когда раздались выстрелы винтовок мальчиков, и Чарли упал в яму.

Ишу очень не хотелось думать о том, что случилось. Как только у него встала перед глазами эта картина, ему становилось плохо, физически плохо.

И он никогда не привыкнет к этому, в этом Иш был уверен. Это был конец, но это было и начало. Это был конец идиллической жизни в течение двадцати с лишним лет, это был конец жизни в райских кущах. И теперь они познали тревоги, познали смерть. Это был конец, да, но это было и начало: перед ними расстилалась длинная дорога. В прошлом оставалась только маленькая группа людей, большая семья. А впереди их ждало Государство.

Но в этом была своя ирония. Государство — оно, как ласковая мать, заботится и защищает своих детей, обеспечивает им беззаботную жизнь. А первым актом их государства стала смерть. Ну и что? Весьма вероятно, что в далекие смутные времена государство и законность прокладывали себе путь через первобытную анархию с помощью смертей.

— Это было необходимо… это было необходимо, — повторял Иш про себя. Да, этой смертью были добыты счастье и безопасность Племени. Каким бы жестоким ни был этот акт, он предотвратил, во всяком случае Иш на это надеялся, вырождение Племени, появление на свет уродливых детей…

Войдя в свой дом, Иш поставил молоток на полку. Да, это был старый друг, с которым он прожил двадцать два года, и эти годы они действительно жили, как в райских кущах. Но все эти годы у них не было силы, которая смогла бы защитить личность от какой-либо опасности. Иш вспомнил тот первый день, когда он въехал на улицы маленького городка Хатсонвиля, вышел из машины и долго стоял, не решаясь совершить акт незаконный, ужасный. Но затем он все же взял молоток и одним ударом сокрушил дверь почты, чтобы взять последние газеты и прочесть их…

Вошла Эм. Она не была у дуба, это была не женская работа. Но она тоже голосовала и высказалась за смерть, не очень переживая из-за этого. Она была неотделима от природы.

— Не думай об этом. — сказала Эм.

Он взял ее руку, прижал к щеке. Сначала она была холодной, но затем согрелась от его лица. Много лет прошло с тех пор, как он впервые увидел ее в светлом проеме двери и услышал ее голос. Много лет прошло, и он теперь знал, что, что бы не произошло в мире, их отношения не изменятся. У них уже не могло быть детей, но их отношения были теплыми. Она была на десять лет старше его, и можно было бы сказать, что она ему скорее мать, чем жена. Пусть!

— Я не могу избавиться от этого, — сказал он наконец. — Я имею в виду, от мыслей. Я все время пытаюсь взглянуть вперед, что-либо разглядеть в тумане. Мне кажется, что я зря остался жить после катастрофы. Вполне достаточно было таких, как Эзра и Джордж. Они дрейфуют по жизни без мыслей. Новые времена требуют людей, которые могут действовать не слишком размышляя. Может, Чарли был именно таким человеком. Я же только пытаюсь. Но я знаю, что я не Солон и не Ликург. Они создали законы и государства. Если бы я был другим, то, что произошло у нас, было бы совсем по-другому.

Она на мгновение прижалась своей щекой к его щеке.

— Но я не хочу, чтобы ты был другим.

Именно это и должна была сказать жена. Это была лесть, но приятная.

Джордж и Маурина делали отметки дней и месяцев. Но Иш не очень доверял аккуратности Джо, поэтому он сам определил месяц и, сравнив с отметками Джорджа, обнаружил, что они не совпадают с его расчетами на неделю.

Во всяком случае сажать кукурузу уже было поздно. Холода придут раньше, чем созреет кукуруза. Нужно будет отложить эксперимент до будущего года.

Однако в следующие дни Иш стал осматривать окрестности, подыскивая место для будущего посева. Он захватил с собой Джо, и они обсуждали почву, влажность, возможности сохранить посевы от скота. Вскоре Иш понял, что здесь плохие места для выращивания кукурузы. Скорее всего она здесь не приживется. А кроме того, сам он никогда не занимался земледелием и знания у него были только теоретические, которые он почерпнул, занимаясь географией. Хотя он мог отличить подзол от чернозема, если бы увидел их, но это не делало его фермером.

Однажды — прошла уже неделя со времени похорон Чарли — Джо и Иш вернулись домой, найдя подходящее место для посева. Эм вышла на крыльцо встретить их. Иш сразу понял, что случилось что-то.

— В чем дело? — быстро спросил он.

— О, ничего страшного, — ответила она. — Во всяком случае я надеюсь. Кажется, Боб немного заболел.

Иш замер на месте и посмотрел ей в лицо.

— Нет, я думаю не то, — сказала она. — Я не доктор, но я думаю, это не то. Зайди, посмотри на него. Он сказал, что плохо чувствует себя уже несколько дней.

За эти годы Ишу приходилось заниматься лечением. Он приобрел опыт в лечении порезов, вывихов, а однажды даже имел дело со сломанной рукой. Но с остальными болезнями ему сталкиваться не приходилось.

— Может у него просто ангина? — спросил Иш. — Я это могу быстро вылечить.

— Нет, — ответила она. Хотя ему было и так понятно, что она не стала бы так волноваться из-за ангины. Он просто лежит в постели.

— Может сульфадимезин поможет, — сказал Иш. — Пока у нас есть запасы лекарств в аптеках, нам бояться нечего. Если не поможет сульфапрепарат, попробуем пенициллин.

Он быстро прошел в дом. Боб лежал в постели, отвернув лицо от света.

— О, со мной все в порядке, — раздраженно сказал он. — Мать зря волнуется.

Иш оглянулся и увидел Джо, с любопытством заглядывающего в комнату.

— Джо, пошел вон отсюда, — рявкнул он.

— Я хочу посмотреть. Я хочу все знать о болезнях.

— Не суй свой нос сюда. Когда ты будешь старше и сильнее, я покажу тебе все. Но я не хочу, чтобы и ты заболел. Первое, что ты должен усвоить — это то, что болезни могут передаваться от одного человека к другому.

Джо неохотно ушел. Его любопытство было сильнее, чем страх перед болезнью. В Племени болело мало людей, и поэтому дети относились к болезням непочтительно.

Боб жаловался на головную боль, на большую слабость. Он лежал в постели почти не двигаясь, как бы в прострации. Иш измерил температуру. Сто один градус. Температура не нормальная, но и не высокая. Затем он дал Бобу две таблетки и стакан воды. Боб с трудом проглотил их: он не привык к таблеткам.

Посоветовав Бобу поспать, Иш вышел и закрыл за собой дверь.

— Ну что? — спросила Эм.

Он пожал плечами. — Думаю, что сульфапрепарат поможет.

— Но мне очень это не нравится. Так скоро…

— Да. Но может это просто совпадение.

— Я знаю. Но ведь ты будешь переживать больше всех.

— Я буду давать ему таблетки каждые четыре часа и даже ночью.

— Дай бог, чтобы это помогло — сказала она и ушла.

И Иш понимал, что ее сомнения имеют под собой почву. Конечно, он будет переживать. Даже в старые времена, когда люди жили под защитой докторов, болезни причиняли людям много зла. А теперь!

Через неделю эпидемия разразилась. Дик, товарищ Боба по путешествию, оказался следующим. А теперь уже Эзра и пятеро детей лежали больными. Удар по Племени был сокрушительным. Иш был уверен, что это тиф.

Некоторое из взрослых получили прививку в Старые Времена, но их иммунитет уже давно кончился. А дети прививок не получали. С тифом даже в Старые времена боролись лишь профилактикой, но если болезнь появилась, то не оставалось ничего, как довериться силам организма.

Во всяком случае, теперь они стали заботиться о санитарии. Кипятили питьевую воду, засыпали ДДТ и хлоркой все свалки и отхожие места, чтобы не летали мухи. Но все было поздно. Вероятно, уже каждый из них получил возможность заразиться.

Дни шли за днями, и люди заболевали один за другим. Боб, болеющий вторую неделю, метался в горячке. Все могли видеть, какова болезнь, которая рано или поздно ждет каждого из них. Те, что еще оставались на ногах, падали от усталости, ухаживая за больными.

— Мы почти в панике, — думал Иш, когда проснулся как-то утром. Он лежал и ощущал сильную слабость. Однако он заставил себя подняться, стараясь уклониться от расспросов Эм. Бобу было очень плохо, и Эм все время занималась с ним. Иш ухаживал за Джо и Джози, которые только что заболели. Уолта отослали помогать соседям.

В полдень, наклонившись над постелью Джо, Иш почувствовал, что теряет сознание. Он с трудом добрался до своей кровати и повалился на нее.

Через несколько часов он пришел в себя. Рядом с ним была Эм. Она уже раздела его и уложила в постель.

Иш целую неделю лежал в полной прострации. Временами жизнь чуть не покидала его тело. Но он не думал об этом. Только когда он видел над собой лицо Эм, он ощущал силу и мужество, которые она испускала. И тогда Иш крепко сжимал губы, как бы удерживая жизнь в себе. Ему казалось, что если он разожмет губы, жизнь, как бабочка, выпорхнет из него. Но он смотрел на Эм и знал, что пока она с ним, у них обоих хватит сил сопротивляться смерти, хватит сил удержать жизнь.

Теперь Иш кое-что понимал. Смерть пришла к ним. Но он не знал, сколько умерло, и кто. А спрашивать он боялся.

Иш теперь понял, что идет по дороге выздоровления. Он посмотрел на Эм улыбнулся. Эм, несмотря на усталость, улыбнулась ему в ответ.

— Скажи мне все, — сказал он. — Я уже достаточно силен. — А мысли все еще бешено скакали в его голове. Не может быть, чтобы Он. Он не силен, но слабые гораздо более успешно борются с болезнями, чем сильные. Нет, нет, не Он!

— Пятеро в Племени умерли.

— Кто? — спросил он, беря себя в руки.

— Все дети.

— А наши? — он уже понял, что она оберегает его, но страх уже схватил его сердце железной рукой.

— Да, пять дней назад.

И когда он увидел, как губы ее складываются, чтобы произнести имя, он уже знал его: Джо!

Есть ли в мире справедливость? Это он подумал и не спросил ничего больше. Избранный! Он, единственный, кто мог идти впереди с факелом! Затем Иш закрыл глаза и лежал молча.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Недели выздоровления тянулись очень медленно. Постепенно его силы возвращались к нему. Разглядывая себя в зеркало, Иш заметил, что в его волосах уже появились седые пряди. — Неужели я уже состарился? — подумал он. — Да нет, еще нет. — Но он знал, что юношеского мужества и уверенности в себе у него уже осталось очень мало.

— Джо умер. Тень Чарли нависла над ними. Смерть пришла к ним. Все, что он пытался делать, не получалось у него. Отчаяние охватывало Иша, и он погружался в мир фантазии.

Когда он мог думать более спокойно, его поразила мрачная ирония стечения всех обстоятельств. Все то, к чему они готовились, не произошло, но чего совершенно не ждали и не предполагали, то внезапно обрушилось на них.

— Да, — подумал он. — Джо умер. Он не вернется. Но будущее остается. Пусть я поседел, но есть еще Эм, есть другие — я еще могу быть счастлив. Пусть то будущее, которое я планировал для Джо, не свершится, но я сделаю, что смогу.

Он снова ощутил себя маленьким и слабым. Он чувствовал, как огромный мир обрушился на него всей тяжестью, на него, единственного человека, который мог обдумывать и планировать будущее. Да, это была трудная задача, даже когда был жив Джо. А теперь он должен стать более изощренным, более хитрым, более осторожным. Он должен планировать только то, что жизненно необходимо Племени, он должен стать лисой, а не львом.

Но сначала нужно восстановить физические силы. Это займет две или три недели. Во всяком случае, к концу года он уже сможет кое-что делать.

Во время эпидемии те немногие, что оставались на ногах, имели мало времени, чтобы устраивать настоящие похороны. И когда выздоровевшие уже встали на ноги, Джордж, Маурина и Молли подняли вопрос о погребальной службе.

По общему согласию для проведения службы был выбран Эзра. Он решил начать церемонию рано утром.

Все оставшиеся в живых были здесь: маленькие дети на руках матерей, а старшие держались за руки отцов. Они расположились полукругом возле могил. Каждая семья сгруппировалась вместе. Иш стоял в центре. Он посмотрел направо и налево. Джордж был одет в темно-серый старомодный костюм. Маурина стояла возле него во всем черном и даже с вуалью. Да, пока эти двое живы, старые традиции тоже будут жить. Остальные были одеты, как обычно: мальчики и мужчины в голубых джинсах и спортивных куртках, поверх которых были накинуты легкие плащи, защищающие от утреннего ветра. Девочек можно было отличить от мальчиков только по длинным волосам, зато женщины и девушки были в платьях или юбках, а также с красными, голубыми или зелеными платочками и шарфами.

Когда Эзра начал говорить, Иш испугался. Ведь это был такой случай, когда говорить трудно, можно сфальшивить. Но Эзра начал хорошо. Он не придерживался старых обычаев, не бубнил традиционных слов, не говорил о блаженстве загробной жизни. Из всех, кто стоял тут, только Джордж, Маурина и, возможно, Молли, нашли бы успокоение в таких словах. Но эти слова звучали бы смешно теперь, когда все старые традиции остались позади за черной границей Великой Катастрофы.

И поэтому Эзра, который хорошо знал людей, рассказал немного о каждом из умерших детей. Он вспомнил о каждом какую-нибудь историю, которую было приятно вспомнить всем.

Последний, о ком он говорил, был Джо, и Иш вдруг почувствовал сильную слабость. Но Эзра не говорил о замечательных способностях Джо, он даже не упомянул, что его именем назван год. Нет, он рассказал самый обычный эпизод, как и о любом из детей.

Когда Эзра кончил говорить о Джо, он заговорил обо всех. Почему он не останавливается? Иш почувствовал что-то не то. Не может же церемония тянуться до бесконечности?

И вдруг Эзра неожиданно закончил говорить, и в этот самый момент над грядой холмов появилось солнце. Весь мир вспыхнул золотым светом.

Иш сначала не мог понять, негодовать ему или радоваться. — Неплохо задумано, — думал он. — Но это всего лишь эффектный трюк. — Посмотрев вокруг, он увидел, что все остальные довольны. И тогда он тоже успокоился, хотя и сознавал, что это ловкий трюк.

Возвращение солнца! Символ, древний, как мир! Эзра был слишком честен, чтобы обещать бессмертие, но он правильно выбрал время, да и с погодой ему повезло.

После церемонии все пошли по домам в лучах яркого утреннего солнца. Ишу хотелось остаться одному, но он понимал, что нельзя оставлять Эм. Но она поняла его чувства и сама проявила инициативу.

— Иди, — сказала она. — Тебе сейчас лучше пройтись одному.

Он решил идти. Как он и опасался, погребальная церемония глубоко подействовала на него. Некоторые во время горя ищут общества, но он был из тех, кто должен остаться один. Об Эм он не беспокоился, она была сильнее, чем он.

Иш шел по широкой улице, ведущей к Университету. Он не был там очень много времени. Он шел, и печаль его была с ним, но не поглощала его целиком, как будто его решение относительно молотка внесло перемену в его состояние.

И как раньше он с интересом огляделся вокруг, чтобы увидеть те изменения, которые принесли с собой прошедшие годы. Это отвлекло его горе. Эта часть города сильно пострадала от землетрясения. Глубокие трещины зияли в асфальте и бетонных плитах и разросшиеся кусты выбивались из любой щели. Взмахнув молотком, чтобы придать себе инерцию, Иш перепрыгнул через четырехфутовую трещину и с радостью отметил, что ноги его не подвели. Они не ослабли, несмотря на болезнь.

Дома вдоль улицы превратились в развалины, обвитые виноградной лозой, заросшие высокими деревьями.

Иш пошел к зданию Библиотеки. Оно было наполовину закрыто растительностью. Одно из окон выдавлено суком дерева. Это случилось уже после того, как он был здесь в последний раз. Иш сохранял Библиотеку, как резерв для будущего, он даже приучил детей с почтением относиться к ней. Он опасался даже, что сотворил для них очередное табу. Он ведь всегда стремился вселить в детей почти мистическое почтение к книгам. Сжигание книг — это самое худшее, что делало человечество за всю свою историю.

Иш обогнул Библиотеку, не находя прохода в густых кустах. Насколько он мог видеть, здание находилось в приличном состоянии. Наконец он нашел окно, которое сам заколотил досками много лет назад. Пробравшись к нему, он начал отдирать доски, стараясь не сломать их, чтобы можно было поставить их на место. Он теперь понял, что не зря тащил с собой молоток и чувствовал, что от него будет практическая польза. Значит, мистика здесь не причем.

Отодрав доску, он влез в здание. Теперь Иш вспомнил, когда впервые попал сюда. Это было в год, когда Эм ждала ребенка и он решил найти книги по акушерству. И все, что казалось ему чрезвычайно трудной проблемой, решилось само собой очень просто. Почему он так и не может научиться жить проще, без проблем? Ведь проблемы большей частью разрешаются сами собой.

Внезапно Иш понял, что он стар. По возрасту ему всего лишь лет сорок с небольшим, но он моложе всех остальных взрослых. А между ним и самым старшим из следующего поколения лежит пропасть. Это пропасть не только во времени, но и в традициях, в культуре. Такой пропасти еще никогда не существовало между людьми одного Племени — и никогда не будет существовать.

— Да, — думал Иш. — Как леопард не может изменить свои пятна, так и я не смогу изменить характер. Я всегда беспокоился. Я всегда смотрел вперед и оглядывался назад. Но теперь нужно успокоиться. Я потерпел поражение в том, что пытался сделать — я должен это признать. Но я уверен, что не прекращу свои попытки. Но если я не буду ставить сверхбольших, глобальных задач, может, я чего-нибудь и достигну.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

К тому времени, когда он завершил долгий путь домой, в голове у него уже сформировались планы, и теперь нужно было только дождаться утра, чтобы начать их реализовывать.

Однако ночью началась осенняя буря, и он проснулся в мире низко висящих туч и проливного дождя.

Трехдневного дождя вполне хватило, чтобы Иш полностью обдумал свои планы. Наконец утром небо оказалось голубым, хотя с севера дул холодный ветер. Солнце ушло, растительность умирала. Настало время.

Он пошел по заросшим садам. В этой местности цитрусовые не выращивали в коммерческих целях, но для себя кое-кто выращивал лимоны. Лимонное дерево, как он помнил, подходило для его цели. Конечно, он мог бы уточнить по книгам, но теперь Иш не хотел этого делать. Он хотел все сделать сам.

За два квартала вниз по улице в большом саду он нашел лимонное дерево. Оно еще не погибло, хотя уже выглядело совсем зачахшим. Кроме того, оно сильно пострадало от холодных зим в прошлые годы.

Иш выбрал длинный сук толщиной с его палец и срезал сук ножом. Лимонное дерево было твердым, как кость. Иш с силой согнул его в дугу, а когда отпустил, он резко выпрямился.

— Да, — подумал он с некоторой горечью. — Это мне подойдет.

Иш принес сук домой, обрезал кривую часть, после чего осталась прямая палка в четыре фута длиной.

Затем он начал обрабатывать палку, снял кору и мелкие сучки.

Работа шла очень медленно, так как нож тупился моментально, и его все время приходилось затачивать.

После полудня Иш счел работу законченной. Четырехфутовая палка симметрично утоньшалась к концам. Он согнул палку, отпустил ее, и она резко выпрямилась. Удовлетворенный Иш прорезал канавки у концов и с радостью отложил нож в сторону.

На следующее утро он продолжил работу. Тетиву можно было бы сделать из нейлоновой рыболовной лески, но Иш решил, что он использует только подручный материал.

Иш посмотрел на лук с удовольствием. Производительные силы снова вернулись в мир вместе с этим луком. Он ведь мог бы пойти в любой магазин спортивных товаров и выбрать там прекрасный лук. Но он не пошел, а сам сделал лук с помощью одного ножа.

Иш натянул и отпустил тетиву. Она издала звенящий звук и завибрировала. Иш посмотрел и решил, что на сегодня хватит.

На следующий день он срезал прямой сук для стрелы. Чтобы изготовить стрелу, ему понадобилось всего полчаса, потому что дерево было мягким и хорошо обрабатывалось. Закончив, он подозвал детей. Пришли Уолт, Джози и с ними Уэстон.

— Посмотрим, как он работает, — сказал Иш.

Он натянул тетиву, и неоперенная стрела взвилась в воздух. Направленная под большим углом, она описала дугу и воткнулась в землю в пятидесяти ярдах от них.

Иш сразу понял, что выиграл. Эти трое увидели такое впервые в жизни и долго стояли с широко раскрытыми глазами. Затем с дикими криками они пустились бежать за стрелой. Иш стрелял и стрелял для них.

И наконец он услышал то, чего ждал.

— Дай мне попробовать, отец, — сказал Уолт.

И затем все дети Племени были заняты изготовлением луков для себя.

Время шло. Ранние дожди вызвали рост травы, и теперь все холмы зазеленели. Солнце теперь садилось за холмами к югу от Золотых Ворот.

Уолт и Уэтсон, двенадцатилетние, все время о чем-то шушукались. Они все время работали над своими луками и стрелами, доводя их до совершенства. Иногда они пропадали на весь день.

Однажды вечером Иш услышал возбужденные крики мальчиков и топот бегущих ног. В комнату вбежали Уолт и Уэтсон.

— Посмотри, отец, — воскликнул Уолт и показал Ишу тело кролика, пронзенного стрелой.

— Посмотри! — кричал Уолт. — Я спрятался за кустами и ждал, когда кролик подойдет ко мне поближе. Тогда я выстрелил и попал в него.

Иш смотрел на кролика и ему было жаль несчастное животное, но он знал, что это его победа, это именно то, чего он добивался. — Очень плохо, — подумал он, — что даже созидание должно приносить смерть.

— Прекрасно! — сказал он. — Прекрасно, Уолт! Великолепный выстрел.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Дни шли за днями. Солнце все больше склонялось к югу. Держалась хорошая погода. Иш планировал еще один эксперимент, но не торопился с его осуществлением. После того, как они сделали лук, он должен научить людей с его помощью добывать огонь. Это поможет людям, когда исчезнут спички.

Иш уже слышал разговоры о том, как назвать год минувший. Самые младшие предлагали Год Лука и Стрелы. Более старшие, в памяти которых оставался весь год, настаивали на названии Год Путешествия. Но самые старшие думали о другом, и хотя они молчали, Иш знал, о чем они думают — о Чарли и о других смертях. Сам же Иш, в первую очередь, думал о Джо и затем об изменениях в своем мироощущении, которые прошли за этот год.

И наконец заговорил Эзра, вечный добрый помощник, который хорошо знал людей:

— Слишком много произошло за этот год, и как бы мы его не назвали, он будет напоминать нам о многом печальном. Пусть этот год будет без названия. Запомним этот год просто, как Год Двадцать Второй.

БЫСТРЫЕ ГОДЫ

Снова годы побежали быстро и теперь он уже не сопротивлялся, не боролся, а спокойно плыл по течению времени.

За эти годы они вырастили немного кукурузы. Совсем немного, но достаточно, чтобы собрать урожай и сохранить зерна для будущих посадок. Каждую осень — как будто наступающий сезон дождей давал им сигнал — дети начинали играть с луками и стрелами и играли до тех пор, пока их не отвлекало что-нибудь новое. Теперь все взрослые постоянно собирались на встречу, во время которой учреждались какие-либо правила, обязательные для всех членов Племени.

— Хоть это, — думал Иш, — я оставлю для будущего. — На этих собраниях все чаще и чаще стали выступать молодые. Выступать и предлагать действия. Иш председательствовал на собраниях. Он сидел перед остальными, и те, кто хотел выступить, вставали и почтительно просили его разрешения. Он сидел, держа молоток перед собой. Когда спор между выступающими становился чересчур горячим, Иш постукивал молотком, и это мгновенно успокаивало пылких спорщиков. Но если выступал сам Иш, его слушали не прерывая, но чаще всего его идеи оставались не реализованными.

И так текли годы: Год 23 — Год Бешеного Волка. Год 24 — Год Вишен. Год 25- Год Долгих Дождей.

Затем пришел Год 26, и старый Джордж покинул их. Он что-то красил, стоя на лестнице. То ли его сердце остановилось, то ли он упал случайно и разбился — этого уже никто не узнает. Но он умер, и посте его смерти уже стало некому ремонтировать крыши, подкрашивать стены… Маурина еще немного пожила в доме, где висели негорящие люстры, где стояли неработающие приемники. Но она тоже была стара и умерла еще до окончания года. И они назвали этот год Годом, Когда Умерли Джордж и Маурина.

И так шли эти годы: 27, 28, 29, 30. Трудно было припомнить их названия. Год Хорошей Кукурузы был перед Годом Красного Заката или посте? А когда был Год, Когда Умерла Эви?

Бедная Эви! Они похоронили ее рядом с остальными и, по крайней мере, в этом она ничем не отличалась от других. Все годы она жила с ними и была ли она счастлива, никто не знал. И никто не знал, хорошо ли они сделали, что сохранили жизнь ей. И вот теперь ее не стало. Молодежь почти не заметила этого, а для взрослых она была еще одной оборванной связью со Старыми Временами.

Теперь осталось только пять человек из Старого Мира. Джен и Иш были самыми молодыми из этой пятерки, и годы меньше всего сказались на них, хотя Иш все больше хромал от полученной раны. Молли постоянно жаловалась на недомогания и часто плакала. Эзру изводил сухой кашель. Даже Эм уже не ходила с прежней грацией и легкостью. Однако все они были удивительно крепки для своего возраста и их нынешние недомогания объяснялись только возрастом.

Год 34 — очень важный год! Они узнали о существовании другой группы людей к северу от гавани и в этом году к Ишу пришел посланец с предложением объединиться. Иш выслушал посланца, держа его на почтительном расстоянии — он не хотел повторения случая с Чарли — и, получив всю информацию, собрал заседание.

Он сидел со своим молотком — это ведь было важное государственное мероприятие. Произошел горячий спор. С одной стороны, страх перед болезнями настраивал всех против пришельцев, но, с другой стороны, любопытство было сильнее страха. Кроме того, требовалось увеличить число членов Племени и по возможности получить жен. В последние годы рождалось больше мальчиков, чем девочек, и дальше это могло грозить серьезной катастрофой. Для Иша кроме всего прочего было ясно, что дальнейшее продолжение жизни Племени в таком составе грозит вырождением — и так уже браки на кузенах и кузинах стали обычным явлением у них.

Но тем не менее Иш и Эзра протестовали против объединения. Они боялись повторения болезни. Джек, Ральф, Роджер, помнившие Год 22, поддержали их. Самые младшие, особенно неженатые, требовали союза, и Иш видел, что мысли о девушках другого Племени возбуждают их.

Затем выступила Эм, совсем уже седая. Ее спокойный голос остановил шум. — Я уже говорила раньше, что жизнь не должна отрицать жизнь. Нашим сынам и внукам нужны жены. Может, к нам придет и смерть, но мы должны смело смотреть ей в лицо.

И хотя сказала она немного, но мужество, которое она излучала, наполнило всех, и они проголосовали за объединение.

Им повезло, так как с другими пришла лишь небольшая эпидемия кори, но все закончилось благополучно.

В следующем году Иш заметил, что Эм уже сильно сдала. Он видел странные морщины на ее лице — не морщины возраста, а морщины боли. Лицо ее стало пепельного цвета. И тут он ощутил щемящий страх: он понял, что конец близок.

Иногда в следующие печальные месяцы он думал: может это аппендицит? Боль у нее именно в том месте. Почему бы мне не сделать операцию? Я могу прочитать то, что надо, узнать, как это делается. Самое худшее, что может случиться, только избавит ее от страданий.

Но он понимал, что это невозможно: руки его уже не молоды и не тверды, а мужества у него не хватит, чтобы своими руками вонзить нож в живот той, кого любит. И он знал, что скоро ему придется смотреть в будущее одному.

Но потом Иш понял, что это не аппендицит. Солнце постепенно склонялось к югу, а Эм совсем ослабела и уже не могла ходить. Он поискал в соседних аптеках, нашел болеутоляющие лекарства, наркотики — по крайней мере, он мог избавить ее от страданий. И она лежала, напичканная наркотиками и спала, а если не спала, то счастливо улыбалась. Но затем боли вернулись, наркотики уже не помогали, и Иш подумал, не дать ли ей большую дозу и покончить с ее мучениями.

Но он не сделал этого, так как знал, что Эм всегда тянулась к жизни, и мужество никогда не оставляло ее.

Он сидел долгие часы возле ее постели, держа ее за руку и разговаривая с ней.

И как это было всю жизнь — именно она вселяла в него мужество и уверенность, хотя именно она лежала, страдая от боли и ожидая смерти. Да, она всегда была для него скорее матерью, чем женой.

— Не беспокойся, — говорила она, — за детей, за внуков. И за тех, кто будет после них. Я думаю, они будут счастливы. Не думай о цивилизации. Они проживут счастливо и без нее!

Значит, она все знала? Значит, она знала, что он пытался и у него не получилось? Может потому, что она женщина и в ней течет другая кровь? И снова он задумался, что же делает человека великим…

В доме теперь хозяйничала Джози, и как ее мать, Джози, сама уже мать, стройная, с высокой грудью, ходила с величественной грацией. Она во многом походила на Эм.

К постели больной приходили и другие: высокие сыновья, сильные дочери, внуки и внучки.

Глядя на них, Иш понимал, что Эм права. — Они проживут! — думал он. — Они простые, но сильные люди. Они проживут!

И вот однажды он сидел, как обычно держа ее за руку. Она уже совсем ослабела, и Иш почувствовал где-то рядом дыхание смерти. Она ничего не сказала, но он успел ощутить слабый трепет ее пальцев в его руке.

И вот пришла Смерть и встала между ними. Он сидел, опустив голову. Глаза его были сухи. Все кончено. Они похоронят ее, и на месте захоронения не будет памятника. Таков их обычай.

И годы текли дальше. Солнце перемещалось от северных гор к Южным Золотым Воротам, возвращалось обратно, новые цифры высекались на камне.

Однажды весной от разрыва сердца внезапно умерла Молли. В этот же год внезапно заболела Джен. У нее появилась опухоль, и никто не знал, как помочь ей. А когда она сама покончила с собой, не выдержав мучений, никто не осуждал ее.

— Мы уходим, мы уходим, — думал Иш. — Мы, американцы, состарились и падаем на землю, как желтые листья осенью. — И ему становилось очень грустно. Но когда он видел играющих детей, спорящих юношей, матерей, держащих на руках детей, грусть его уходила и оставалась только радость.

Однажды пришел к нему Эзра и сказал, что Ишу нужно взять другую жену. Иш вопросительно посмотрел на него. — Нет, — сказал Эзра. — Я слишком стар. Ты молод. У Других есть молодая незамужняя женщина. У тебя еще могут быть дети.

У Иша не было любви к этой женщине, но он взял ее. Она давала ему забвение долгими ночами — ведь он еще оставался мужчиной. Она родила ему детей и Ишу было странно их видеть — ведь это были его дети, но не дети Эм.

Еще цифры были вырублены на камне. Все американцы уже умерли, кроме Иша и Эзры, но Эзра превратился в вечно кашляющего иссохшего старика. Да и сам Иш уже совсем поседел. Хотя он не был грузным, но ходить ему было тяжело, так как ноги его совсем высохли, да и болел бок, куда его ранила пума много лет назад. Поэтому он ходил уже совсем мало. Но его молодая жена родила ему в 42 Году, родила еще ребенка. Иш не очень заинтересовался им, ведь у него уже было много внуков и правнуков.

Когда кончился Год 43, Иш почувствовал, что не сможет дойти до камня, чтобы вырубить цифры, а Эзра был слишком хрупок. Поэтому они решили поручить это молодежи. Однако уже на следующий год оказалось, что идти к камню никто не хочет: одни собрались ловить рыбу, другие на охоту… На следующий год день был очень дождливый, еще через год было холодно. И постепенно все уже забыли, сколько лет прошло, но никого это не заботило.

Молодая жена Иша перестала рожать ему детей, и вот однажды она пришла к нему с молодым человеком и попросила, чтобы Иш отдал ее этому парню.

И так Иш понял, что теперь он подошел вплотную к концу всего. Все чаще и чаще они с Эзрой сидели на крыльце, как два старика.

Шли годы, и эти два старика, сидящие на солнце, все чаще стали говорить о том, что произошло много лет назад. Некоторые прошедшие годы были названы хорошими, некоторые плохими, но по сути они мало отличались друг от друга. И эти два старика говорили о прошлом. Иш понимал, что Эзра еще мудр и хорошо знает жизнь.

— Племя, как ребенок, — сказал он своим тонким стариковским голосом и зашелся в мучительном кашле. Когда он немного отошел, то продолжил: — Племя как ребенок. Его можно учить, как жить и сначала даже руководить им, но, когда оно вырастает, оно идет своим путем.

— Да, — сказал Эзра как-то в другой раз. — Время делает все ясным и простым. То, что я однажды пережил, я теперь могу объяснить, я все вижу теперь лучше, чем тогда, когда все происходило.

Часто они говорили о других американцах, которых уже не было с ними. Они смеялись, вспоминая старого Джорджа и Маурину и их прекрасный приемник, который никогда не работал.

— Да, — сказал Эзра. — Почему мы все пережили Великую Катастрофу, я до сих пор не знаю. Но я могу сказать, почему все мы не пострадали от шока, который погубил всех остальных выживших. Джордж, Маурина и, возможно, Молли выжили и не сошли с ума потому, что были глупы и не имели воображения. Джен выжила потому, что была мужественна и боролась за жизнь. Я, наверное, потому, что не стал жить для себя, а посвятил свою жизнь другим. А ты и Эм…

Здесь Эзра замолчал, и Иш сам мог сказать.

— Да, ты прав. Я думаю… Я выжил, потому что стоял в стороне и наблюдал за тем, что происходило. А что касается Эм…

И он замолчал, а заговорил Эзра.

— Да, мы были, и Племя будет. Конечно, они не гении, но и мы не были ими. Может, гениям не было суждено выжить… Но что касается Эм, то объяснять тут нечего. Мы знаем, что она была сильнейшая из ничего. Да, мы нуждались во многих. Мы нуждались в твоем предвидении: может, и я сделал что-нибудь полезное, налаживая отношения в Племени. Но больше всех нам нужна была Эм. Она давала нам мужество, а без мужества мы медленно погибли бы.

Вскоре пришло время, когда даже разговаривать стало тяжким трудом. Теперь Иш просто сидел на солнце, а рядом с ним сидел старик, который все кашлял и становился все меньше и меньше. Было даже трудно понять, как проходили дни, еще труднее было сообразить, как они складывались в недели, месяцы. И годы текли мимо них, не откладываясь в их сознании. Но Эзра оставался, и иногда Иш думал про себя: — Хотя он кашляет и сохнет, но он переживет меня.

Теперь, когда стало трудно разговаривать, Иш, в основном, думал о жизни. Собственно, какая разница, была для него катастрофа, или нет? Даже если бы ее не было, он, Иш, сейчас был бы глубоким стариком. Может, он был бы профессором, провел бы несколько исследований, написал бы несколько книг, и студенты почтительно говорили бы о нем: — Это профессор Вильямс — великий ученый в прошлом. Мы им гордимся.

В эти годы начали происходить странные вещи. Раньше молодежь приходила к Ишу просить совета, но теперь они приходили совсем с другими целями. Теперь, когда он сидел на солнце или, во время дождя, тумана, находился дома, они приходили к нему с маленькими подарками: то горсть зрелых вишен, то яркий камушек, цветное стекло… Ишу были безразличны стекла и камни, хотя это иногда оказывались сапфиры или изумруды из ювелирных лавок, но он принимал эти подарки для того, чтобы доставить удовольствие молодежи.

Вручив ему подарок, они немного беседовали с ним на незначительные темы, а он сидел со своим молотком. Иногда они спрашивали его о погоде, и тогда Иш с удовольствием объяснял им. У него еще работал отцовский барометр, и Иш мог предсказывать, когда пойдут дожди, начнутся ветры, выглянет солнышко…

Иногда они задавали ему и другие вопросы, например, куда идти им на охоту. Тогда Иш отказывался от ответа, так как в этих вопросах он не считал себя экспертом. Однако молодые люди были этим недовольны, так что Иш в конце концов решил отвечать. Он говорил: — Идите на юг! — или: — Идите за холмы! — И молодежь довольная уходила. Иш иногда боялся, что они вернутся без добычи и придут ругать его, но этого никогда не случалось.

За эти годы бывали дни, когда мозг у него работал ясно и четко, но иногда, как будто плотный туман заполнял весь его мозг, даже самые отдаленные уголки. Однажды, когда он был в ясном уме, к нему снова пришли с вопросами, и он понял, что Иш должен стать богом или, по крайней мере, оракулом, устами которого говорит бог. И тогда Иш вспомнил, как много лет назад дети, которые боялись взять молоток, понимающе кивнули, когда он сказал им, что он американец. Нет, он все-таки не хотел стать богом.

Однажды Иш сидел на своем обычном месте и, посмотрев налево, не увидел возле себя никого. И он понял, что Эзра, добрый друг и помощник, тоже покинул его, и больше он никогда не сядет рядом с ним. При этих мыслях Иш стиснул ручку молотка, который стал уже слишком тяжелым для него, так что его приходилось носить двумя руками.

— Это одноручный молоток, — думал он. — Однако он слишком тяжел, чтобы пользоваться им одной рукой. Но этот молоток стал символом бога для Племени, и он все еще со мною, хотя все остальные, даже Эзра, ушли от меня.

Осознание того факта, что Эзры больше нет, заставило его с тревогой осмотреться вокруг, и он заметил, что вместо садика, где он сидел годами, его окружают разросшиеся кусты, деревья, высокая трава, а невдалеке стоит почти полностью разрушившийся дом.

Затем Иш взглянул на солнце и увидел, что оно находится на востоке, а не на западе, как он предполагал. Причем оно клонилось к северу, а значит, это было начало весны. Значит, он совсем потерял течение времени, смену времен года. Для него все это уже потеряло смысл. Эта мысль заставила его почувствовать себя очень старым и очень опечалила его.

Может, эта печаль вернула его и к другим печалям. Он подумал:

— Да, ушла Эм, и Джо, и даже Эзра, мой друг и помощник. Ушли все.

Он вспомнил все, что произошло, вспомнил грядущее одиночество и заплакал. Он был старик и не мог управлять собой. Он думал про себя:

— Да, они ушли все! И теперь я последний американец!