Земля соленых скал

Глава II

– Подожди здесь, – сказал Овасес, когда мы остановились перед небольшим кожаным типи.

Он напоминал палатки в нашем селении над озером, но на нем было меньше украшений и рисунков. Это было типи селения Молодых Волков.

Я вошел внутрь. Тепло и уютно. Охапки волчьих шкур разостланы у стен для сна. Я сел на них. Овасес ушел, было тихо, только издалека доносился тихий шум чащи и лай собак.

Я ждал брата. Я еще никогда не видел его, ведь он ушел в лагерь Молодых Волков за четыре года до моего рождения. Правда, мать часто вспоминала Танто, рассказывала о нем, когда мы были одни. Я тогда мечтал, что когда-нибудь она и обо мне будет рассказывать с таким же блеском в глазах, с такой же гордостью и радостью. И хотя я ничего не знал о том, как мой брат охотится, как он получил имя, но я был уверен, что он самый храбрый, самый ловкий из Молодых Волков.

Я ждал долго. Звезды, наверное, уже показывали полночь.

Брат подошел такими тихими шагами, что я не заметил, когда он стал перед входом в типи.

Только когда он вступил в круг, освещенный пламенем уже угасающего костра, я впервые увидел брата таким, каким он и поныне остался в моей памяти.

Он был высоким и красивым. На нем была куртка из волчьих шкур, вышитая понизу цветными бусами, меховые штаны, невысокие мокасины. Смазанные жиром волосы блестели в свете огня, как мех тюленя, вынырнувшего из воды.

Так вот какой мой старший брат! Сердце у меня билось, я молча ждал, пока он первым начнет говорить. Но он стоял у костра неподвижно и молча смотрел на меня. Я робко указал ему рукой место около огня, он так же молча сел, не отрывая от меня глаз.

Присмотревшись ко мне, он коснулся рукой моей груди и сказал:

– Ты ути, сын моей матери, мой брат?

– Да.

Он подбросил в огонь несколько веточек и спросил немного тише:

– Как чувствует себя мать?

Я хотел быть зрелым и невозмутимым воином, хотел сохранить спокойствие, равнодушный взгляд, равнодушное лицо. Но ведь я только вчера попрощался с матерью, еще вчера слышал ее голос – и глаза мои наполнились слезами. Отвернувшись от огня, я начал говорить о матери, о том, что она рассказывала мне о нем, как прощалась со мной, как она выглядела, веселая ли она, какие поет песни, какие голубые у нее глаза и светлые волосы. Я боялся: голос мой выдаст, что я еще маленький мальчик, которому тяжело без матери, и поспешил произнести слова, которые она столько раз повторяла:

– Ты живешь в ее сердце. Она всегда думает о тебе.

Я не видел лица Танто: костер снова немного угас. Брат ничего не отвечал. Немного спустя он протянул руку над огнем, и маленькие красные язычки пламени начали виться между его пальцами, обволакивая ладонь. Он медленно отвел руку, откинул волосы со лба и заговорил:

– Ути, мы с тобой одной крови. Ты мой брат и сейчас делаешь первые шаги на тропе мужчины. Я тоже был ути, когда меня привез сюда Овасес. Но много Больших Солнц прошло с тех пор, как меня в последний раз назвали ути. Теперь у меня есть имя.

– Я знаю. Тебя зовут Танто – Железный Глаз.

– Да! – Танто важно вскинул голову. – Меня зовут так, потому что никто еще не сумел уйти от моей стрелы. Мои стрелы – стрелы смерти. Чаща для меня то, чем был для тебя еще вчера типи нашей матери. Перед тем как я сюда пришел, я, как и ты, ничего не знал. Не знал даже, что есть добрые и злые ветры, которые могут пригнать и отогнать дичь, стереть ее следы и вовремя предупредить ее об охотнике. А сейчас ветер – мой друг, и я радуюсь, когда веет кей-вей-кеен – северо-западный охотничий ветер. Я умею рогом из березовой коры подманить лося, когда лось откликается на голос своей крови…

Я слушал все, о чем говорил старший брат, и старался запомнить каждое слово. Я сделал первый шаг на тропе мужчины. Мой старший брат разговаривал со мной, как равный с равным, положив руку на мое плечо. Огонь постепенно угасал, порой голос брата становился тише, и я не знал, правда ли все это, или я вижу сон в типи моей матери над озером.

Я вздрогнул. Шкура у входа в типи неожиданно заколебалась, и я увидел голову Тауги. Большой пес, пес-друг одним прыжком бросился к моим ногам. Брат рассмеялся.

– Отыскал. Видно, беспокоится за тебя? Ты говорил ему, что боишься путешествия в селение Волков?

Я тоже смеялся. Брат не подшучивал надо мной. Его смех был таким же добродушным и веселым, как радость Тауги. Я был счастлив, счастлив тем, что не один здесь, что рядом со мной брат, что Тауга, добрый, старый, умный пес, нашел меня.

Быстро, очень быстро бегут дни в лагере Молодых Волков. Трудно уловить мгновение, когда с ветвей падает пушистая шапка снега, сброшенная первым весенним ветром, когда набухает первая весенняя почка и когда она лопается, чтобы открыть цветок.

Время проходило среди тренировок, походов в чаще, охоты. И, как с течением лет шкура бизона покрывается рисунками, изображающими историю племени, так рос наш опыт. Каждый поход, каждая охотничья тропа учили чему-то новому, выявляли глупость или прибавляли разума.

Нас было много таких, как я, только что взятых из материнских типи. Но каждый мечтал быть взрослым мужчиной и знаменитым воином, каждый хотел командовать другими, а поэтому стремился показать, что он разумнее, сильнее и ловчее остальных. Больше всех я полюбил мальчика из рода Совы, который был немного старше меня. Я называл его Куку-куру-тоо – Прыгающей Совой, потому что он прыгал дальше и выше всех нас.

Мы стали настоящими друзьями, но дружба наша началась довольно странно.

Когда я впервые появился в лагере, Сова был уже вожаком самых младших Волков. Высокий, с длинными крепкими ногами, он был сильнее и выносливее многих других. Никогда не стриженные волосы обрамляли его голову густым венком, и временами трудно было заметить блеск острых глаз под черной прядью.

На следующий день после прибытия, разыскивая брата, я вышел на рассвете к Месту Большого Костра, вокруг которого стояли типи лагеря. Там я встретил нескольких мальчиков. Они, не говоря ни слова, быстро окружили меня и стали разглядывать мою голову. Я не понимал, в чем дело, и, чувствуя, что все мальчики не отрываясь смотрят на мои волосы, стоял молча, злой и встревоженный. Отовсюду подходили новые ути, держа луки в руках. Наконец самый высокий из них – а это и был Прыгающая Сова – выступил вперед и сказал пронзительно высоким голосом:

– Ути, смой краску со своих волос. Ты выглядишь, как старик. Если хочешь остаться с нами, у тебя должны быть такие же волосы, как у нас. – И он провел рукой по своим черным, блестящим от медвежьего жира волосам.

До сих пор мои светлые волосы ни у кого в селении не вызывали удивления. Все знали, что моя мать чужестранка, что она не индейского рода. Прыгающая Сова и другие подумали, что я покрасил волосы, чтобы быть похожим на старых, опытных воинов, у которых волосы с годами приобретают цвет березовой коры. Но я решил ничего не объяснять. Презрительные усмешки мальчиков вызывали у меня гнев. Глядя в глаза Прыгающей Сове, я сказал:

– Если хочешь, сам вымой свои волосы. Я своих не смою.

– Не смоешь?

– Нет.

И тогда по знаку Прыгающей Совы мальчики бросились на меня. Я вырывался, отбивался, даже кусался, стараясь освободиться. Но десятки рук схватили меня и потащили на берег полузамерзшей речки. Я ничего не мог сделать. Через минуту моя голова оказалась в воде, а Прыгающая Сова и другие принялись ее скрести, натирать песком. Я захлебывался водой, а слезы от ярости и боли наполняли мои глаза.

Наконец меня отпустили.

Исцарапанная кожа горела, из разбитого лба текла кровь. Смешиваясь с водой, она начинала тут же замерзать. Только теперь я ощутил холод. Куртка висела на мне лохмотьями, открывая исцарапанную грудь и руки, я был весь мокрый. Я взглянул на стоящих вокруг меня мальчиков, и, хотя меня душила злость, мне вдруг захотелось смеяться – такое разочарование было написано на их лицах. Они поняли, что я не красил волос.

Но злость была сильнее желания засмеяться. А боль еще усиливала ее. Я не мог простить насилия над собой, если хотел сохранить свое достоинство. Они обидели меня, и теперь один из них должен был за это поплатиться – тот, из-за которого все это случилось. Тем более, что Прыгающая Сова стоял прямо передо мной, а его растерянный вид и бесконечно удивленные глаза еще больше злили меня. Стиснув кулаки, но спокойным голосом я сказал ему:

– Ути из рода Совы! Ты оскорбил меня, не поверив моим словам. Пусть твои уши хорошо слушают, что скажет тебе сын Высокого Орла.

Он поднял руку в знак того, что внимательно слушает.

– В присутствии этих Молодых Волков, – продолжал я, – я буду драться с тобой. Если я тебя одолею, ты извинишься передо мной.

Он снова поднял руку в знак согласия.

Один из мальчиков побежал за медвежьим жиром, мы же разделись до пояса, готовясь к борьбе. Мороз был такой, что от каждого шага раздавался треск, будто мы ступали по сухому хворосту. Я еще не согрелся после вынужденного купания и был уверен, что кровь моя превратилась в лед. Минуты тянулись бесконечно, как зимняя ночь во время похода.

Наконец одеревенелыми руками я натер куском жира грудь и руки. То же сделал и мой противник, но с такой же неловкостью, как и я. Видно, мороз не щадил и его.

Среди наступившей тишины мы начали кружиться друг против друга. Первым нанес удар Прыгающая Сова, он плохо рассчитал прыжок, поскользнулся и, падая, подбил меня под ноги. Мы оба повалились в снег. Трудно сказать, кто из нас брал верх. Прыгающая Сова был, правда, выше и сильнее, но он боролся, чувствуя свою вину, а мне гнев придавал силы.

Но все же наступила минута, когда я стал сдавать. Мое поражение казалось неминуемым, но тут я внезапно почувствовал, как кто-то поднимает меня и отрывает от противника. И вот мы оба очутились под мышками у Овасеса.

Вскоре я сидел на шкурах внутри типи и потихоньку растирал плечи. Это же самое делал и Прыгающая Сова, сидевший напротив меня. Мы смотрели друг на друга исподлобья, как недавние враги, но уже без злости, а, скорее, с оттенком сочувствия, потому что как на моей, так и на его спине отчетливо выступали следы кожаного ремня Овасеса.

Я первым нарушил молчание:

– Скажу тебе, что там, над речкой, я уже думал, что не выдержу от холода, и хотел сдаваться.

Сова внимательно посмотрел на меня. Я говорил спокойно, без злости.

Он встал и подошел ко мне.

– И я тоже, – робко ответил он, протягивая мне руку.

С этих пор началась наша дружба.

Сквозь отверстие типи видно розовеющее небо над верхушками елей. Уже пришел месяц Лопающихся Почек. Пора вставать: во время восхода солнца можно добыть больше дичи, чем за весь остаток дня.

Поэтому я быстро вскочил на ноги и побежал к речке.

Ночью меня мучил Нанабун – Дух снов: я лежал связанный в пещере, а на меня надвигался с ревом, скаля клыки, черный медведь, с полыхающим из пасти огнем. Это был очень плохой сон. Вечером у меня горело все тело и болела голова. Овасес сказал, что меня укусила маленькая муха кеовакес – ее жало вызывает горячку, дурные сны.

Сейчас я бежал к речке, как и каждое утро, но был еще слаб. Ноги подламывались, будто земля была покрыта мягким пухом диких гусей. Голова была пустая и разбухшая, казалось, что в ней переливается тяжелая вода. А тело мое за ночь постарело на много Больших Солнц. Я должен был избавиться от слабости, прежде чем выходить в чащу. Самое лучшее лекарство от слабости – искупаться в прохладной реке.

Я прыгнул в воду. Тело укололи тысячи острых иголок. Речка в месяц Лопающихся Почек несет много зимнего льда.

Тепло цветущих лугов и зеленеющей чащи пока не достигло сюда. Даже лось, когда плавает, еще не выходит на широкое течение, а держится ближе к берегу.

Мои руки спокойно рассекают утреннюю поверхность реки, вода освежает мне лицо, холодит лоб. С каждым движением я становлюсь все здоровее и сильнее. Обратная дорога к типи уже гладка и тверда. Тауга, который бежит за мной, скулит, скулит немного жалобно: дескать, я слишком быстро бегу. Он опять пропадал в лесу, бока у него запали, в густой лохматой шерсти запуталась прошлогодняя хвоя. Его ночная охота, вероятно, была не очень удачной, и сейчас у него нет желания бегать наперегонки.

Когда первые лучи восходящего солнца пробивают верхушки елей, мы, вооруженные ножами и луками, уходим в чащу. За высокой, слегка сгорбленной фигурой Овасеса следуют четверо мальчиков – Прыгающая Сова и, кроме меня, еще двое ути без имени. Я среди них самый низенький и иду сзади всех. Нам приходится хорошенько вытягивать ноги, чтобы ступать в следы Овасеса. Ведь мы должны ходить, как воины, и оставлять на тропах только один след.

Мы вышли на широкую поляну, окруженную с трех сторон изгибом реки. От чащи ее отгораживали поросшие кустарником скалы. Здесь Овасес остановился.

– Посмотрите на эту скалу, – сказал он. – Когда солнце осветит ее, вы должны быть на поляне. А сейчас идите на охоту в чащу на ту сторону реки.

Конечно, мы побежали вдвоем с Прыгающей Совой. Мы решили переправиться на другой берег там, где река делала крутой поворот. Это было самое узкое место. Одежду мы связали ремнями и прикрепили на головах, луки и колчаны повесили за спину. Сова первый приготовился и прыгнул с берега в воду. Течение подхватило его, и он скрылся за поворотом. Я прыгнул за ним.

На этот раз я не ощущал холода. Все внимание я сосредоточил на том, чтобы не замочить одежду и не дать течению слишком далеко отнести меня вниз. Течение было сильное. Вода с шумом разбивалась о торчащие из нее скалы, образуя густую белую пену. Нужно было плыть осторожно, чтобы не наткнуться на скалы. Плохо прикрепленная одежда все больше мешала мне, и течение сносило меня вниз. Кроме того, я еще был довольно слаб, и меня унесло бы далеко вниз, если бы Прыгающая Сова не протянул мне с берега длинную ветку. Но тут наши дороги должны были разойтись. Охотиться нам было приказано поодиночке.

К назначенному месту я явился первым, но с пустыми руками. Чувствовал я себя довольно неуверенно, Но, увидев двух других ути, немного успокоился. Им повезло не больше, чем мне. Количество стрел в их колчанах не уменьшилось. Нелегко неопытному ути подойти к зверю. Нана-бошо – Дух животных в сговоре с верхним ветром часто успевает предупредить оленя об охотнике раньше, чем засвистит тетива лука.

Овасес неподвижно сидел на скале, глядя па ее подножие. Мы расселись вокруг, не нарушая молчания.

– Смотрите внимательно! – наконец произнес Овасес.

Мы посмотрели туда, куда указывала его рука, и увидели на противоположном берегу Прыгающую Сову. Он шел согнувшись и нес что-то па плечах.

– Смотрите внимательно, ути, – повторил Овасес, – ваш брат убил горную козу. Нужно иметь зоркий глаз и длинные ноги, чтобы повесить череп козы в своем типи.

По знаку Овасеса мы вскочили и побежали к реке, сбрасывая по дороге одежду. Через минуту мы уже помогали Сове переправиться через реку вместе с его добычей – красивой и большой козой. Ей было не меньше двух лет. В ее левом боку около сердца виднелись следы от двух стрел так близко один от другого, что можно было подумать, будто из лука стрелял меткий и опытный охотник. Прыгающая Сова был серьезен и равнодушен. Так же серьезен и равнодушен, как Овасес, который даже не похвалил его ни единым словом. Но глаза у моего друга блестели. Он был горд. Даже мы трое, хотя нам и не повезло, тоже были горды.

Солнце опускалось уже на вторую половину своего пути, когда мы подходили к лагерю. На этот раз первым шел Сова, неся на плечах свою добычу.

Это была первая убитая им коза, а старый обычай велит, чтобы мальчик, который впервые убил козу, сам принес ее в лагерь, сам выпотрошил и пригласил друзей на вечерний пир.

После возвращения с охоты мы собираемся на поляне неподалеку от лагеря. Когда все были в сборе, приехал на коне Овасес, а за ним бежал неоседланный мустанг. Ведь каждый из Молодых Волков должен уметь ездить верхом и владеть оружием так же свободно, как дышит, говорит, ходит и ест. Нелегкая это наука, но она должна стать для нас такой же естественной и привычной, как дыхание и речь. Мне она дается тяжело, так как у меня еще не зажило бедро после первого падения с коня и деревенеют руки, утомленные вчерашней тренировкой в метании томагавка.

По знаку Овасеса я прыгаю на мустанга. Теперь я должен мчаться так, чтобы Овасес не догнал меня. Я знаю: если он меня догонит, на спину придется не один удар кожаного ремня. А рука у Овасеса тяжелая. Но, если мне посчастливится проехать вокруг поляны, не получив ни единого удара, я выйду из испытания победителем.

Подбегая к коню, я хватаюсь руками за кожаный ремень, опоясывающий его, и припадаю к вытянутой шее.

Я мчусь прямо вперед, конь сам обходит редко разбросанные на поляне деревья. Сзади раздается стук копыт коня Овасеса. Оглядываюсь. Между нами расстояние всего лишь в два конских корпуса. Овасес уже отводит назад руку с ремнем. Я чувствую, что еще минута, и мне не миновать жгучей награды за плохую езду. Я еще больше пригибаюсь к шее Моего мустанга и бью его пятками по ребрам. Половина дороги уже позади. Овасес немного отстал, но вскоре начинает опасно, очень опасно приближаться. Шумное дыхание его коня я уже слышу прямо над ухом, а до группы мальчиков, стоящих на краю поляны, остается еще целый полет стрелы.

Я уже слышу над собой пронзительный свист ремня, но тут мне удается так дернуть коня за гриву, что он отскакивает в сторону, а я, держась за кожаную опояску, соскальзываю под брюхо лошади. Разогнавшийся конь Овасеса пробегает мимо меня.

Прежде чем Овасес повернул коня, я уже был возле мальчиков. Я впервые выиграл.

После верховой езды начинаются испытания ловкости в обращении с оружием. Вот Прыгающая Сова мчится галопом по направлению к дереву, на котором нарисован круг величиной с человеческую голову. Ветер обвевает лицо моего друга, отбрасывает с высокого лба волосы, заплетенные в мелкие косички. Глаза его впились в круг. В поднятой руке он держит нож. Минуя дерево, Сова выпрямляется и быстрым движением бросает нож в цель. Перья, украшающие рукоятку ножа, издают тихий свист, острие ножа глухо ударяется в кору. Сова оглядывается, и его лицо мрачнеет: нож вонзился за пределами круга. Овасес выдергивает нож и дает другому. Я не знаю, печалиться ли мне из-за неудачи друга, или гордиться тем, что только я один сумел сегодня трижды попасть точно в цель.

Когда мы возвращаемся в лагерь, тени наши длинны, как высокие буки, а чаща затаилась в вечерней тишине. Мы утомлены, но веселы. Рука болит от упражнений с ножом и томагавком, ноги дрожат от стискивания лошадиных боков. И хотя у некоторых из нас следы ремня на плечах после верховой езды, и хотя только мне удалось трижды попасть ножом в цель, мы знаем, что Овасес доволен своими учениками. Ему приходится сейчас прилагать значительно больше усилий, чтобы догнать кого-нибудь из нас во время верховой езды, чем это было три месяца назад. И никто даже из его младших учеников не метнул нож мимо дерева, не «дырявил» ножом и томагавком испуганный воздух.

Сегодня Овасес первый раз за много дней не бранил никого из нас, а это у него равносильно большой похвале.

Когда небо на западе темнеет, а луна светит в полную силу, мы садимся вокруг костра. Над костром, в холодном дыму, коптится мясо лося и осетра. Прыгающая Сова подает Овасесу сердце убитой козы, а учитель делит его на четыре части и говорит нам:

– Ешьте, ути, сердце белой козы и просите ее духа, чтобы не гневался на вас. Когда станете воинами, желаю, чтобы вы чаще ели медвежьи сердца, а их черепа украшали бы ваши палатки.

Небо высоко, запах дыма горек, а сердце козы – лучшее лакомство. Пир наш – самый веселый пир за много месяцев, хоть мы и сидим вокруг костра молчаливые и важные. Каждый из нас смотрит в будущие годы и видит себя великим охотником, о подвигах которого будут петь песни у костров. Молчит Овасес, молчим и мы.

А я пою в душе песню о том, что буду когда-нибудь, как Непемус, и лицо у меня будет такое же суровое и отмеченное шрамами от медвежьих когтей. Как Непемус, я буду бороться врукопашную с серым медведем и выйду победителем. Это будет прекрасная борьба. Против меня станет большой серый медведь, свирепый, с большими клыками и когтями, а у меня будут мое мужество и мой нож. Лезвие ножа слабее любого из медвежьих когтей. Лезвие ножа можно сломать даже о ветку дерева, а медведь своими когтями может разломать и скалу. Но я одолею его и поставлю ему ногу на горло. Я возьму себе его имя, и меня уже будут называть не ути, мальчик без имени, а Серым Медведем, Длинным Клыком или Острым Когтем.