Зенит Левиафана. Книга 2

Глава 3. Жребий каинитов — Потерянная колония — Вящий Навь

Мидас открыл глаза, почувствовав под ногами твердую землю. Биологические часы говорили ему, что с того момента, как они покинули Храм Световита в Арконе, прошло несколько мгновений. Но фригийский царь знал, что все должно быть иначе. На деле, если Вегвизир сработал так, как говорил Один, они переместились в прошлое на пятьсот с лишним лет.

Что ж, локация определенно сменилась. Мидас видел вокруг огромные дубы, раскидистые ясени, несколько лип и ольху, смешанный лиственный лес, густой, разбегавшийся в стороны насколько хватало глаз. И ветер — легкий, ласкающий кроны по самым вершинам, такого не бывает на севере. Это определенно не побережье Моря балтов, это много дальше на юго-восток.

Фригийский царь узнал этот величественный край, он проходил через земли русов во время оно и сразу вспомнил свои первые ощущения — бесконечное чувство свободы и предвечной глубинной мощи, что накатывает волной лазурного воздуха, исполненного мириадами самых простых и удивительных запахов. Здесь люди не жили в гармонии с природой. Здесь люди и были природой.

Непередаваемая гамма эмоций вновь захлестнула его и древний бог не сопротивлялся. Он бы понял, где они оказались, даже не будь у него глаз. Тем не менее, они могли находиться в землях вятичей, родимичей, кривичей — кого угодно, в своих путешествиях он так и не добрался до легендарного Радогоста, а после религиозных войн, охвативших земли русов в позднем средневековье, все сведения об этом городе попросту исчезли. Мидас не сомневался — были вымараны целенаправленно. И с недавнего времени он хорошо себе представлял — кем именно.

— Ты понимаешь, где мы оказались? — спросил он, продолжая осматриваться. Время года тоже изменилось, было гораздо теплее, но листва на деревьях еще не взбухла в полную силу. Значит разгар весны.

— Там, где должны, — пожал плечами Карн. Он вдыхал теплый, переполненный лесными ароматами воздух и с каждым вдохом странное ощущение все отчетливее заполняло его грудь. Парень не сразу понял, что чувствует, а когда осознание пришло к нему, с его губ сорвался переливчатый смех.

— Мы вернулись, мой друг. Я вернулся, — проговорил он, отсмеявшись. Если бы слезные железы его глаз не были повреждены, по щекам парня неминуемо побежали бы солоноватые ручейки.

Древний бог криво глянул на него, не совсем понимая, что происходит, но не стал вдаваться в подробности. Мало ли, они ведь только что переместились на полтысячи лет назад, а такие заигрывания со временем, надо думать, могут иметь последствия. В том числе — для психического здоровья.

— Короче, где бы мы ни были, шороху наделали — будь здоров, — Мидас присвистнул, только сейчас осознав, что они стоят в самом центре неглубокого кратера, вся площадь которого представляет собой черную корку обуглившейся земли, покрытую плотным слоем древесного пепла. Он нагнулся и поднес руку к поверхности, ощутив исходящий от нее жар.

— Это точно, — кивнул Карн. Вдоволь нарадовавшись возвращению в условно-родные пенаты, он откинул голову и развел руки в стороны, пытаясь уловить доминирующие энергетические токи. — Я чувствую отголоски колоссального всплеска, которым сопровождалось наше пришествие.

Бог богатства фыркнул. «Пришествие». В голову тут же полезли дурные аналогии.

— То есть свалить все на лесной пожар не получится, — хмуро констатировал фригийский царь. Он взял парня за руку и положил его ладонь на свое плечо. — Тогда давай выбираться отсюда. Я знаю русов, и не все из них столь же… радушны, как Стражи рассвета.

— Ты не знаешь русов, — покачал головой Карн. Он старался не отставать, ибо для него с недавних пор движение по пересеченной местности стало настоящим испытанием. Внутренним зрением он ощущал ауры зверей, деревьев и даже камней, но это не помогало, элементарно потому, что он не видел землю под своими ногами, мелкий кустарник и отдельные ветки крупных растений.

— Мне достаточно того, что некоторые из них сначала сносят тебе голову с плеч, а уже потом интересуются, чего тебе собственно надо в их земле, — пробурчал Мидас, вспоминая знакомство со словенским князем Гостомыслом. Они долго искали взаимопонимание, зато потом вместе с лютичами весело ходили на франков.

— Ну да, особенно если твой приход знаменуется такой феерией, — хмыкнул Карн. — Думаю, это было видно издалека. А если тут есть провидцы вроде Акамира, то они почувствовали нас на гораздо большем расстоянии.

— И кто знает, за кого они нас примут, — согласился Мидас, выбравшись, наконец, из картера, который получился довольно большим, метров триста в поперечнике. — А вот, кстати. Если бы нас выбросило в населенном пункте? Могла быть беда.

— Неа, — покачал головой Карн. — Мы не могли оказаться в городе. Где-то здесь было капище, я чувствую остаточную энергию.

— Русы ставят капища и в городах, — парировал Мидас.

— Не такие, — Карн сосредоточился на ускользающих ощущениях. Их прибытие наполнило гармоничный рисунок эфира беспорядочными всплесками, которые теперь нескоро стабилизируются. Все же Вегвизир был не самым деликатным способом путешествия во времени. Хотя, может статься, деликатного способа здесь не предусмотрено, только стоп-кран.

— Эти похожи на нордманские рунные камни, — продолжил парень, настойчиво выуживая обрывки сумеречных образов из окружающего пространства. — Не могу точно сказать, для чего…

— Молчи! — шикнул на него Мидас и Карн повиновался, ощутив в ауре своего спутника мгновенную перемену. Бог насторожился, почуяв опасность. Парень тут же расширил свой внутренний взор, если к ним приближается что-то живое — он его непременно увидит.

— Но здесь никого нет, — медленно проговорил он. — Я не могу ошибиться. Я вижу ауры всех существ, даже тварей Лимба.

— Значит, это что-то другое, — процедил Мидас. Карн почувствовал, как бог плавно снимает его руку со своего плеча и отводит ее к земле, мол, пригнись. Затем парень услышал короткий едва уловимый звук — его трудно описать, это звук, с которым полированная сталь покидает деревянные ножны, отделанные изнутри плотным сукном. Древний бог извлек прощальный подарок Яромара — легкий неширокий клинок, подобный тем, что в ходу у нордманов.

Карна старший арконской дружины вооружил двумя секирами, будто знал, что именно таким оружием парень сражался в землях притенов. Только эти секиры имели укороченные древки со стальными навершиями для корректировки баланса. Они не подходили для проламывания щитов и вскрытия вражеской защиты в строевом бою, зато были идеальны в скоростной схватке на минимальной дистанции, а метать их было одним удовольствием. Карну они напомнили камы, висевшие в тренировочном зале Эрры. Бог войны как-то показывал ему пару приемов с этим необычным оружием.

Парень тряхнул головой, отгоняя воспоминания, мешавшие концентрации. Он не спешил тянуться к секирам, закрепленным на нешироком поясе с латунными накладками. Теперь у него было и другое оружие, которым он намеревался овладеть в той же степени, что и стальным. Проблема заключалась в том, что на данный момент кроме Мидаса он не ощущал рядом ни единой живой души. Исключая казавшиеся бесконечными ряды древесных стволов, которые представали перед ним теплыми изумрудными столбами. Еще были птицы, несколько мелких грызунов, молодой волк где-то вдалеке, но ничего крупнее.

Фригийский царь придерживался иного мнения. Его прищуренный взгляд планомерно сканировал пространство вокруг. Он отступил на полшага назад, возвращаясь к кромке кратера. Цокнул языком, призывая Карна последовать за ним. Парень понял замысел бога — густой лес создает много проблем, если ты не охотник, а дичь, поэтому разумнее оставить вокруг себя как можно больше пустого пространства, хотя бы за спиной.

Мидас в этот момент обдумывал вариант, при котором у врага есть лук, но внезапно уловил движение боковым зрением. С молодой березки опало несколько желтых листков, чудом переживших осень и зиму, чтобы теперь их сорвало невесомое движение неуловимого существа, которое, как понимал фригийский царь, перемещается со скоростью, многократно превосходящей человеческую. Особую пикантность моменту придавал тот факт, что Карн существа не видит.

— Ты прав, — прошептал парень и все же потянулся за секирами. Он не видел врага внутренним взором, но улавливал его обостренным слухом. Существо старалось двигаться в унисон с шелестом ветра, будто сливаясь с ним, чтобы у противника не осталось и шанса подготовиться к атаке. Вероятно, это работало со смертными, но едва ли могло сработать против бога и Левиафана, пусть и растерявших львиную долю своей силы.

Существо атаковало внезапно и сокрушительно. Мидас, несмотря на весь свой опыт, слишком поздно ощутил приближение опасности. Карну это удалось мгновением раньше — он услышал, как листки ясеня впереди легко затрепетали почти у самой земли, в то время как поток ветра двигался по вершине кроны. Парень вскинул секиры, приняв боевую стойку. Враг не удостоил это движение даже мыслью.

Мидаса отбросило назад от мощного удара в грудь, он пролетел не меньше пяти метров и грузно рухнул на землю. Карн опрокинулся навзничь, получив подсечку, тут же вскочил, но неведомый противник ударил его в лоб, так что голова парня запрокинулась, как у тряпичной куклы, и он кубарем покатился по склону кратера, зарываясь в пепел.

Древний бог уже стоял на ногах, выставив перед собой клинок. Он зарычал и двинулся на врага, которого теперь хорошо видел. Это был высокий крепкий мужчина, его лицо скрывалось за блестящим шлемом с маской, каких русы отродясь не носили. Он держал по короткому мечу в каждой руке и Мидас с удивлением узнал в этих клинках оружие римских легионеров.

Темно-синий до черноты широкий шерстяной плащ был перехвачен на груди мужчины неброской латунной фибулой. Под плащом воин носил короткую кольчугу, надетую поверх темно-зеленой рубахи, тоже шерстяной. По талии кольчугу опоясывал кожаный ремень с редкими бронзовыми накладками и фигурным хвостовиком. На его ногах были льняные штаны серого цвета, перетянутые сыромятными шнурками в районе голеней, и невысокие видавшие виды сапоги из коричневой кожи.

Мидас примерно так мог представить себе воина русов этой эпохи, старшего дружины, не меньше. Да только два гладиуса типа Майнц и посеребренный шлем римского эквита вносили в общий образ изрядную долю диссонанса.

Неведомый воин вновь атаковал. Он закрутил классическую восьмерку, затем резко прервал эффектный, но предсказуемый, а потому бесполезный прием, и нанес колющие удары обеими клинками, целясь в грудь и живот фригийского царя. Первый меч Мидас сбил нисходящим ударом собственного клинка, от второго уклонился в сторону, но воин молниеносно сблизился с ним, ударил на подшаге шлемом в лицо, заставляя отступить, и снова уколол одновременно с обеих рук. В клинче длинный меч всегда уступает короткому, Мидас едва успел свести первый клинок врага в сторону и попытался уйти от второго пируэтом, но не успел.

К этому моменту Карн уже хорошо понимал, где находится враг. Он больше не мог воспринимать его на слух, так как древний бог в бою издавал гораздо больше шума. Зато парень видел ауру своего друга и понял, что может вычислить противника по ней. Точнее — по пустоте перед ней. Туда он и метнул одну из своих секир.

Бросок вышел довольно метким, но слишком медленным для существа, обладающего удесятеренной реакцией смертного. Воин в шлеме с маской лениво пригнулся, легко уходя от брошенного в него оружия. Но это потребовало мгновения, которого недоставало древнему богу.

Мидас уже неплохо справлялся со своей однорукостью, привыкая к новому балансу тела, начисто лишенного одной конечности. Фригийский царь отпрыгнул, разрывая дистанцию, напружинился и вновь бросился на врага. Он нанес рубящий удар в голову, но противник сместился назад и вправо, на точно рассчитанное расстояние — так, что закаленная сталь мелькнула в пальце от его шлема. Бог попытался достать его колющим в плечо и в это мгновение Карн метнул вторую секиру.

От меча Мидаса воин ушел чисто, а вот секира Карна разорвала ему плащ на правом плече, звякнув по кольчуге. Удар пришелся вскользь, но оказался достаточно сильным, чтобы несколько стальных колец упали в пепел у ног неведомого существа. Фригийский царь тут же атаковал двойкой в голову, а Карн метнулся к упавшей неподалеку секире. К счастью, парень отлично видел свое оружие в энергетическом спектре, как и клинок Мидаса, выкованный для Стражей рассвета, оно отливало слепящим серебром.

Парень быстро нашел секиру, а когда вскочил на ноги, Мидасу как раз удалось разорвать противнику штаны на левом бедре, прочертив в податливой плоти борозду глубиной в добрый палец. Но успех оказался мимолетным, воин тут же перехватил инициативу, контратаковал серией быстрых размашистых ударов и двинулся на фригийского царя, заставляя того неминуемо отступать — слишком быстры были его клинки. Вероятно, Мидас с обеими руками мог бы сразиться с ним на равных, но у Мидаса с одной рукой в этом бою не было шансов.

Бог запоздало отметил, что штанина воина, которого он только что ранил, отчего-то не торопится менять цвет с серого на бордовый. Но какое это имело значение, если жить ему оставалось не больше мгновения! Карн попытался спасти друга — он вновь метнул секиру, но враг, напоминавший скорее заводной механизм, чем живое существо, не глядя выбросил в его сторону руку с клинком и перерубил оружие пополам. Больше оно не годилось для боя.

И тут парень понял свою ошибку. Их противник не излучал энергию, вообще. Он представлял собой энергетический вакуум, поэтому его невозможно было увидеть в ментальном спектре. Но пустота — абсолютная пустота — сама по себе могла стать ориентиром, аномалией, которую можно отследить, если концентрироваться не на энергетических потоках, а на их отсутствии.

Ему потребовалась всего пара мгновений, чтобы перефокусироваться и вычленить бесцветное пятно на фоне бесконечного разнообразия красок энергетического пространства. Теперь Карн видел противника также четко, как мог бы видеть его физическим зрением. Это как картинка, скрытая в повторяющемся узоре, — увидел ее один раз и уже не упустишь. Без лишних раздумий парень бросился на врага, хотя понимал, что одолеть его голыми руками едва ли получиться. Но это лучше, чем стоять на месте, пока он полосует Мидаса на лоскуты.

В этот момент фригийский царь попытался контратаковать, но лишь получил широкий порез на левом предплечье и неглубокую колотую рану в правом плече. Он с шипением отступил, затем пригнулся, уходя от продольного удара, и вскинул меч, занимая классическую «кварту».

Однако вместо атаки клинком враг неожиданно ударил его по руке ногой, удар вышел нечеловечески быстрым и столь же сильным. Древний бог сжал зубы от боли, но не выпустил бы меч из руки, если бы в него с другой стороны тут же не врезался один из гладиусов. Сталь протяжно зазвенела и оружие Стража рассвета отлетело в сторону. Мидас с яростью воззрился на противника, но не двинулся с места — если ему суждено умереть, то он примет смерть лицом к лицу, стоя на ногах.

Но смерти не последовало, ибо противник развернулся, чтобы встретить атакующего Карна. Фригийский царь тут же попытался ухватить воина за правое запястье — пусть он получит другим клинком в бок или в шею, но сумеет вырвать этот меч у него из руки, облегчив другу задачу. Парень в этот момент выбросил левую руку вперед, обозначая атаку в голову, но тут же пригнулся, стремясь выполнить проход в ноги и повалить врага.

В итоге, Мидасу действительно удалось вырвать меч из руки воина, а Карн успешно поднырнул под замах противника и обхватил его бедра. Но потом неведомое существо просто крутанулось вдоль собственной оси. Фригийский царь получил удар мечом плашмя в затылок и на мгновение потерял равновесие, рухнув, словно сосенка, которую умелый лесоруб смахнул единственным ударом колуна. Тут же Карн, так и не сумевший оторвать врага от земли, почувствовал, как в его нос вонзается вражеское колено. Лицо залила кровь и нестерпимая боль, он зарычал и упал на спину.

Воин безупречным движением поддел оброненный гладиус носком сапога и подбросил его в воздух, ловко ухватив рукой, когда тот взлетел на уровень груди. Затем он сделал несколько неспешных шагов назад, оказавшись в тени раскидистого ясеня. Мидас пришел в себя, но не торопился подниматься, осознавая, что враг не атакует, хотя это отличный момент, чтобы прикончить их обоих.

Воин коротко взмахнул клинками, так что острие каждого описало полный круг, и с щелчком вогнал их в деревянные ножны на поясе. Он поднял руки к лицу и медленно снял шлем с посеребренной полумаской. Мидас увидел некогда красивое лицо с точеными надбровными дугами, резко очерченными скулами и узким подбородком. Воин носил усы, гармонично перетекавшие в короткую бороду, по его плечами расплескался каскад чуть вьющихся волос.

Он определенно был красив — при жизни. Но теперь его волосы стали седыми, точно отражение луны в лесном озере, а кожа обрела мертвенно-бледный оттенок. Живое существо просто не могло выглядеть так!

Хотя глаза, пусть и неестественно-стеклянистые, таили в себе что-то подвижное, не жизнь, но будто ее отражение, ночную тень, промелькнувшую за мутным стеклом. Когда-то они были цвета распускающихся васильков, теперь в них стоял темный лед подземных пещер, в которые никогда не приходит солнце.

— Вообще-то, я не собирался драться, — сказал воин. Его голос был высоким и сильным, с легкой хрипотцой.

— Именно поэтому ты нас атаковал? — усмехнулся Мидас, медленно поднимаясь. Краем глаза он уже заметил, где в груде древесного пепла поблескивает сталь его клинка. Меч лежал подле Карна, который все еще корчился, держась за сломанный нос. Но едва фригийский царь сделал шаг в том направлении, воин тихонько поцокал языком и покачал головой.

— Не глупи, — произнес он и его губы тронула странная улыбка. Вроде бы вполне доброжелательная, но в тоже время недвусмысленно передающая простое сообщение — еще шаг и я снесу тебе голову одним ударом. — Если бы я хотел убить вас, я бы это сделал. Ты должен понимать.

— Тогда почему ты бросился на нас? — Карн все же сумел подняться самостоятельно. Он сильно гундосил, из-под руки, прикрывающей нос, сочилась кровь. — Мы не проявляли агрессии.

— Вы оба воины, и очень сильные, я не встречал здесь таких, — проговорил незнакомец, оставаясь в тени дерева, снятый шлем он держал у бедра. — А все, что не принадлежит этим землям, стремится им навредить. Так уж устроен мир.

— Мы исключение, — отрезал Мидас, мельком поглядывая в сторону своего меча.

— Теперь я это вижу, — неожиданно легко согласился незнакомец. — Воин может узнать другого воина лишь в бою, и ныне мне ясно, что вы не таите зла. Но что важнее — вы не из земли дивов.

— Из земли кого? — переспросил Мидас. Он уже понял, что перед ним не тот воин, внимание которого можно притупить беседой. Да и преодолеть пять метров одним броском он не сумеет. Оставалось всеми силами тянуть время в поисках выхода, которого не могло не быть.

— Он имеет ввиду Лимб, — прошептал Карн, которому слова таинственного незнакомца сказали гораздо больше, чем Мидасу.

Неожиданно парень сделал шаг навстречу неведомому воину. Фригийский царь поспешно схватил его за предплечье, но тот сбросил его руку и подошел вплотную к тому, с кем мгновение назад кружился в танце смерти. Воин не шелохнулся.

— Он охотится на чудовищ, преодолевших Завесу, — констатировал Карн. Они с воином были одного роста, и если бы его незрячие глаза не скрывала льняная тряпица, их взгляды находились бы точно на одной линии.

— Полагаю, можно сказать и так, — на лице воина не дрогнул ни единый мускул, но взгляд определенно потеплел, в нем холодное любопытство сменилось искренним интересом. — И скоро они придут сюда, существа из земли дивов, за которых я вас принял. Спускаются сумерки, это их время.

— Ты знаешь, где безопасно? — прямо спросил Карн. Он все еще пытался почувствовать собеседника энергетическим взглядом, но аномальная пустота не отзывалась ни на одно воздействие. — Отведешь нас в Радогост?

— До Радогоста не успеем, — отрезал воин, не обратив внимания на осведомленность Карна. С другой стороны, на его лице в принципе было непросто прочесть хоть какие-то эмоции, так что внешнее спокойствие могло быть лишь видимостью. — Но есть место, где можно переждать ночь. Я уже отвел туда нескольких путников, отведу и вас. Если захотите.

Он перевел взгляд на Мидаса.

— Ему можно верить, — кивнул парень, не оборачиваясь.

— С чего ты взял? — резонно поинтересовался фригийский царь, не спуская с воина подозрительного взгляда. — Ты его даже не видишь!

— В этом все и дело, — Карн пожал плечами. — Именно потому, что я не вижу его, я должен был сразу понять, кто он. Таких как он принято бояться и ненавидеть, истреблять при первой возможности. Но он говорит с нами и предлагает помощь. А значит — он другой.

— И поэтому ему можно верить? — всплеснул руками фригийский царь, делая вроде бы случайный шаг в направлении своего меча. — Потому что он — другой?

— Именно поэтому, — кивнул Карн. — И я думаю, даже если меч будет лежать у твоих ног, он все равно быстрее рассечет тебе горло, чем ты поднимешь оружие.

— А я все же попытаюсь! — зарычал Мидас и бросился к клинку. Он выполнил перекат, ловко подхватывая меч, тут же поднялся на ноги и занял оборонительную стойку, готовясь отразить молниеносное нападение. Но никакого нападения не было. Незнакомец просто развернулся и не спеша двинулся вглубь чащи.

— Он действительно мог нас убить, — с легким укором проговорил Карн, подбирая с земли обломки секиры и направляясь в сторону деревьев, где, как он ощущал, лежит вторая. — А теперь действительно не хочет. Не будь ты калекой, а я слепцом, мы бы смогли его одолеть, но это ни к чему. Пойдем с ним.

— Но зачем? — воскликнул Мидас, опуская меч.

— Потому что он знает о Лимбе, знает о Радогосте, знает, что мы не простые смертные, — парень поднял вторую секиру, заткнул ее за пояс и нетвердой походкой двинулся вслед за незнакомцем. Он старался идти медленно, и все равно оступался, едва не падал на неровной земле, изрезанной корнями вековых деревьев, иссеченной вдоль и поперек звериными тропами.

Мидас тихо рыкнул себе под нос, звучно вогнал меч в ножны и поспешил догнать парня. Он взял его руку и положил себе на плечо, а потом двинулся вслед за мелькавшим меж стволами темно-синим плащом.

— Ты прав, — наконец проговорил фригийский царь. — Похоже, он действительно не желает нам зла и даже может помочь. Но есть что-то неправильное в этом… существе. Ты не видишь его, а я могу видеть — хотя бы физически. И то, что я вижу — не человек.

— Я знаю, — согласился парень. — Ты еще не понял? В нашем времени их именуют вампирами. Но сами себя они зовут…

— Каинитами, — презрительно выплюнул Мидас. — Я никогда не сталкивался с ними напрямую, не видел их лиц. Но должен был понять!

— У тебя с его родом личные счеты? — хмыкнул Карн.

— Пожалуй, что так, — жестоко ухмыльнулся бог богатства. — Можно сказать, бизнес не поделили.

— Думаю, ты изменишь к ним свое отношение, — уверенно заявил парень и улыбнулся своим мыслям.

— Ты теперь еще и провидец? — огрызнулся Мидас, впрочем — беззлобно, так он давал выход своей ярости.

— Не надо быть провидцем, чтобы понять, — вампир, который не стремиться выпить тебя до дна — не враг тебе, — философски изрек Карн.

— Вот только это не делает его твоим другом, — парировал Мидас. — Но если он действительно охотится на тварей Лимба, я готов потерпеть его.

— У вас еще будет время меня обсудить, — донеслось из-за древесных стволов впереди. — А сейчас не отставайте и будьте внимательны, дальше нужно двигаться след в след, иначе не пройти.

Мидас и Карн мысленно переглянулись и ускорили шаг.

***

Каинит вывел их к глубокому оврагу и уверенно двинулся вниз по пологому склону, под сень древних раскидистых осин, растущих меж серых валунов, покрытых разводами изумрудного мха. Ночь еще только заволакивала горизонт, но здесь, на дне оврага, уже властвовала тьма, она клубилась вокруг них, скрадывая привычные очертания предметов.

Мидас то и дело терял вампира из виду, хотя тот шел всего на пять шагов впереди. Но когда бог притормаживал, силясь разобрать меж деревьев и кустов темный силуэт их странного провожатого, Карн неожиданно подталкивал его в нужном направлении.

— Ты же вроде его не видишь, — с недоверием проговорил фригийский царь, в очередной раз ступая туда, куда указал ему парень.

— Научился, — абсолютно серьезно ответил Карн и чуть сильнее сжал плечо Мидаса, заставив его остановиться. Затем махнул рукой вправо, ощутив аномальную пустоту в том направлении.

Вскоре они начали подниматься, но вопреки надеждам Мидаса так и не увидели закатных небес. Один овраг плавно перешел в другой, валунов стало больше, осины — еще выше, их кроны едва не касались друг друга макушками, сходясь наподобие треугольных ворот. Здесь не было слышно птичьего гомона и шелеста ветра, зато фригийский царь уловил отдаленный запах подгнившей воды. Они шли к болоту.

А потом, когда бог вновь упустил спину каинита, Карн сильно сжал его плечо, но не указал новое направление. Мидас обернулся и прочитал на лице парня замешательство. Люди не отдают себе в этом отчета, но львиную долю информации о состоянии своих собеседников черпают из зрительного контакта. Но когда не видишь глаз человека, становится сложно определить, что он на самом деле ощущает. Мидас не стразу подстроился под особенности мимики своего друга.

— Что случилось? — спросил он, пошарив глазами вокруг. Каинита нигде не было. Бог непроизвольно сжал ладонь на рукоятке клинка, но тут же расслабился — слишком хитрый план, если бы хотел убить — мог бы сделать это уже тысячу раз. Если только…

— Я потерял его, — прошептал Карн и взволнованный тон парня заставил Мидаса вновь напрячься. — Теперь все, все вокруг такое же… как он.

— В смысле? — не понял фригийский царь, скользя ладонью по черной коже, которой была обмотана рукоять подарка Яромара.

— Без смысла, — донеслось из темноты. Мидас с легким шелестом выхватил клинок, оборачиваясь на голос, и инстинктивно занял позицию между Карном и потенциальным противником. — То есть так и есть. Он больше ничего не видит.

— Какого хрена, мать твою! — прорычал Мидас. — Решил поиграть с нами, треклятый упырь?

— Прости, — каинит вышел в тревожный сумрак из черной тьмы, будто кусок реальности по прихоти неведомых сил решил обрести подобие плоти. Но обращался вовсе он не к Мидасу. — Мне было любопытно, насколько хорошо это убежище.

— Насколько хорошо оно против тех, кто может видеть не глазами? — Карн хмыкнул и Мидас с удивлением отметил, что в голосе парня нет и намека на обиду. — Можешь не сомневаться, я бы его никогда не нашел.

— А теперь действительно — шаг в шаг, — с этими словами каинит протянул руку Мидасу. Тот глухо рыкнул, вогнал клинок в ножны и посмотрел на него с недовольным прищуром.

— Это действительно необходимо? — он пытался разобрать в темноте глаза вампира, но их невозможно было различить на бледном лице, они будто сливались с темнотой вокруг.

— Поверь, мне это также неприятно, как и тебе, — отозвался каинит и Мидас нехотя вложил свою руку в его ладонь. Сказать, что она была ледяной — значит ничего не сказать. Древний бог тут же подумал, что все эти истории о соитии вежду людьми и бессмертными детьми Каина — несусветная чушь. Такой союз едва ли принесет обоим хоть что-то кроме непереносимой боли и страданий.

Под ногами захлюпало, запах тухлой воды все глубже забивался в нос. Они двинулись в самое сердце болотистой низины, что притаилась в глубине широкого оврага, в который даже днем не попадает ни единого солнечного луча.

До этого момента Мидас с горем пополам еще ориентировался, и по его прикидкам, в последние полчаса каинит вел их на северо-восток. Однако теперь чувство направления исчезло. Не было видно даже осин над головой, зрение будто отключилось. Из звуков остались только равномерные шлепки по вонючей водянистой каше, да и те, казалось, не разносятся эхом вокруг, а проглатывают сами себя.

— Не я возвел это место, я лишь нашел его, давно заброшенным, — внезапно проговорил каинит. — Но его построил кто-то из подобных мне. Кто-то из Сол Инвиктус.

— Впервые слышу, — Карн удивленно пожал плечами, он давно уже не встречал названий, которые хотя бы мельком не отражались от сводов его памяти. — Это какой-то Орден? Тайное общество?

— Можно и так сказать, — ответил вампир после короткой паузы. В отличие от легко читаемых невербальных знаков Карна, тон и мимика каинита оставались для Мидаса пустой страницей.

— А вот мне знакомы эти слова, — процедил древний бог. В нем боролась зародившаяся много веков назад подозрительность к роду Каина и доверие к Карну, который, похоже, чуял в каините союзника. — Я слышал о Сол Инвиктус, очень давно, в Риме.

— Верно, — каинит внезапно сменил направление на противоположное, загнув резкий поворот. Хлюпающая жижа под ногами уже доходила им до колен. — Но об этом позже. Мы пришли.

Мидас оторвался от созерцания влажной темноты у себя под ногами и сначала ничего не увидел. Но вскоре его чуткие глаза уловили приглушенное желто-оранжевое свечение, такое мог дать закопченный масляный фонарь или неяркий костер. Свечение постепенно набирало силу и на миг вспыхнуло полуденным солнцем, когда каинит скользнул в шелестящее мельтешение впереди, тут же сокрывшись в нем.

Мидас не сразу понял, в чем дело. В дрожащем сумраке было непросто сообразить, что они уперлись в стену побегов дикого винограда, которые многослойным водопадом свисали с окутанного мхом гранитного валуна. Валун располагался на высоте примерно двух метров и образовывал с двумя вертикальными глыбами известняка подобие ворот. Слишком ровных для причуды матери природы.

Фригийский царь двинулся вперед, пробираясь через виноград, которому, казалось, не будет конца. Но внезапно шуршащая завеса отступила, а его ноги коснулись твердой почвы. Сначала он подумал, что это обыкновенная пещера, карстовое образование, которое кто-то обустроил под временное убежище. Но затем глаза древнего бога привыкли к пламени костра и он признал свою ошибку — это место создал человек. Или тот, кто когда-то был человеком.

Первое, что бросалось в глаза, — стены. Сложенные из массивных известняковых блоков они были усеяны строками, в которых странным образом переплетались символы минускульного письма, свойственного римским артефактам начала эры, и рубленые рунические знаки, но не такие, что использовали на севере.

— Мидас, — тихо позвал Карн. Бог обернулся и увидел на лице парня фанатичное благоговение — он застыл на месте, и лишь голова медленно вращалась из стороны в сторону. — Я могу их видеть, могу прочесть. Это смесь древнеримского и рунники русов. Те самые «черты и резы», о которых в нашем с тобой времени столько споров!

— Это долгая история, — Карн повернулся на голос. Каинит повесил шлем и перевязь с мечами на простую оружейную стойку, откинул капюшон и снял плащ. Он больше не таился, хотя вокруг костра в центре помещения сидело шесть человек. Две женщины, седоусый старик, двое детей лет четырех-пяти и паренек, на вид оставивший за спиной порядка тринадцати зим. Все — в льняной и шерстяной одежде, едва отличимой от той, что Мидас видел у нордманов. Бог не удивился этому факту, прикинув, что вплоть до средних веков культуры этих регионов вряд ли имели принципиальные отличия.

— Подходите к огню и поешьте, здесь безопасно, — вновь подал голос каинит. Сам он опустился на землю подле деревянной стойки и уставился прямо перед собой, застыв, точно изваяние. — Я привел сюда всех, кого успел найти в округе. Теперь над землей властвует ночь и смертным опасно быть вне укрепленных крепостей и особых убежищ.

— Неужели в вашем времени Завеса так тонка? — с этими словами Карн медленно двинулся к огню. Мидас не касался парня, но держался рядом, на полшага позади, если тот вдруг оступится. Он еще не знал, что заговоры древних защищают убежище лишь снаружи, но внутри к Карну вернулось истинное зрение. Парень не только ощущал тепло костра, он отчетливо видел его вечно пляшущую суть в энергетическом спектре.

Душа огня завораживала в своем великолепии. В подобных местах даже пламя маленькой свечки обретает небывалую мощь, рождая прекрасных существ, которых смертным, увы, не дано узреть. Но век этих существ столь же мимолетен, сколь прекрасны их искрящие тела, сотканные из первозданных нитей Вселенной.

— Я отвечу на все вопросы, — вампир плавно повернул голову к Карну и Мидасу. Его глаза больше не терялись в сумраке капюшона, и было хорошо видно, как по покрытой льдом поверхности подземного озера то и дело проскальзывают игривые всполохи костра. Фригийский царь отметил, что люди явно не боятся каинита, зато на вновь прибывших косятся с нескрываемым подозрением.

— Теперь, когда мы в безопасности, — продолжил сын Каина. — Справедливо нам с вами познакомиться, ведь похоже, что бьемся мы на одной стороне. Я Арминиус, сын Сегимера.

Мидас посмотрел на Карна, тот инстинктивно отзеркалил его движение. Они без труда уловили замешательство друг друга, ведь в истории этой планеты был лишь один Арминиус, лишь один сын Сегимера. Вождь германского племени херусков, который в 9 году нашей эры нанес Риму величайшее поражение, истребив в Тевтобургском лесу три полных легиона.

Так все и сошлось — гладиусы типа Майнц и шлем римского кавалериста с посеребренной маской. Да только на дворе стоял пятый век, а Арминиуса после разгрома римлян в течение пары месяцев убили свои же. То есть произошло это лет пятьсот назад.

У Карна голова пошла кругом и он опустился на теплую землю у костра, потеряв уверенность в твердости своих ног. Люди, молча сидевшие у согревающего пламени и жевавшие, судя по запаху, свежеподжаренную оленину, инстинктивно отодвинулись от него, но не так быстро, чтобы их поведение можно было трактовать как скрытую агрессию. Мидас примостился рядом и от его глаз не укрылось, как седовласый старик и молодой парень синхронно положили ладони на рукоятки засапожных ножей.

А потом ребенок, мальчик лет пяти, неожиданно подполз к Карну и протянул ему кусок мяса. Его чистая тонкая аура лучилась теплом, в ней не было и тени зла, а намерения читались так же просто, как букварь. Парень слепо ткнулся руками перед собой, но ребенок проворно ухватил его за ладонь и вложил в нее нехитрую снедь.

— Спасибо, — рассеянно уронил Карн, тронутый непосредственностью мальчика.

— Не спасибо, а благо дарю, — поправил его малыш с удивительно серьезным видом. — Так у нас говорят. А спасать нас не надо. Да и какой ж бог тебя спасать будет, коли ты сам дурак!

Люди у костра тихонько засмеялись, а когда увидели на лице Карна улыбку, захохотали уже в полный голос. Так пятилетний ребенок одной короткой фразой разрядил обстановку, из которой всего мгновение назад можно было вырабатывать электричество, достаточное для освещения немаленького городка.

Мидас принял из рук крепкого старика с пышными седыми усами и наголо бритой головой ломоть мягкой лепешки и увесистый шмат мяса. Уважительно кивнул ему в ответ, а затем поднялся и двинулся в сторону каинита, который все это время сидел с непроницаемой миной. Вот только от древнего бога не укрылся тот факт, что вампир скорее хочет казаться непробиваемым, чем является таким.

Здесь, в ярком пламени весело стрекочущего костра, Мидас мог лучше рассмотреть нового знакомца, вычленив мельчайшие изменения в мимике и взгляде. А изменения эти действительно были, хотя увидеть их мог лишь тот, кто больше трех тысяч лет пестовал в себе не одно лишь умение рубить мечом все, что подворачивается под руку.

— Ну давай знакомиться, — проговорил фригийский царь, усаживаясь рядом. Земля здесь была на удивление теплой даже в стороне от огня. Вероятно, горячие источники, а может близость магматических потоков. — Я Мидас.

— Тот самый? — вампир заинтересованно повернул к нему голову.

— Тот самый, — кивнул древний бог, краем глаза отмечая, что у Карна с людьми у костра уже завязался полноценный разговор. Ну, как разговор — парень что-то им увлеченно рассказывал, а те глядели на него, разинув рты и не моргая.

— Собственно, как и ты, — Мидас отщипнул немного мяса и положил на язык. Пожевал, потом отхватил кусок побольше.

— Не понял? — хрипловатый голос Арминиуса звучал тихо, ровно так, чтобы их не слышали у костра.

— Ты тоже тот самый, — пожал плечами бог, не переставая усиленно жевать. Мясо было хорошо прожарено, но жестковато.

Они посмотрели друг на друга в упор, уголки губ каинита дрогнули и будто нехотя скользнули вверх. Это обнадеживало и фригийский царь подумал, что, возможно, в эту ночь ему не придется спать с открытыми глазами, держа ладонь на рукоятке меча.

***

Каинит многое рассказал им. Не то, чтобы открыл вселенские тайны, но кое-что из услышанного этой ночью заставило Карна глубоко призадуматься. Мидаса тоже, хотя он (безусловно — из гордости) не спешил это признавать.

Арминиус, обладая обостренным энергетическим чутьем, свойственным всем детям Каина, еще в кратере уловил божественную сущность фригийского царя, а в парне почуял нечто, чего не смог объяснить.

Сначала его смутила явная связь Карна с Лимбом, которую он назвал Печатью Дивов. Однако вампир не увидел в парне зла, а позже ощутил, что он в не меньшей степени связан с Явью и Навью, так русы именовали Ра и Дуат. Каинит не мог объяснить этих связей, потому что прежде не видел ничего подобного. Карн и Мидас мысленно прикинули, что хотя это помогло бы вампиру собрать паззл, пока не стоило рассказывать ему о Левиафане. К счастью, Арминиус не допытывался.

Зато, как и обещал, сам ответил на все вопросы, едва люди, которых он привел в убежище этим вечером, улеглись спать на теплой земле по другую сторону костра. Каинит стал иначе смотреть на Карна с Мидасом после того как они сказали, что идут в Радогост, чтобы помочь в проведении Ритуала восстановления. Разумеется, вампир знал об этом ритуале. Он вообще знал о происходящем много того, чего, как понял Карн, не знали даже в Ордене Ка-Дас. По крайней мере, не в этом времени.

— Насколько я помню из уроков истории, тебя убили свои же, — Карн сидел, подложив под себя руки, и смотрел в огонь. Он сыт, ему тепло, рядом — верный друг. С недавних пор парень научился ценить такие моменты.

— Ну, они попытались, когда поняли, кем я стал, — Арминиус хотел улыбнуться, но вышло что-то вроде сдержанного оскала. Похоже, сын Каина давно не практиковался в проявлении эмоций.

— И когда ж ты был… обращен? Ведь Вара ты разбил человеком? — спросил Мидас, не особенно отвлекаясь от обгладывания оленьей ноги.

— Через двенадцать лет после битвы в Тевтобургском лесу, — кивнул вампир и с прищуром посмотрел сначала на Карна, потом на Мидаса. — А вы неплохо знаете историю своей цивилизации. Это редкость.

— Жизнь заставила, — хмыкнул Мидас и Карн прыснул, уронив голову на грудь. Арминиус пропустил непонятную шутку мимо ушей.

— Мой сир научил меня скрывать от людей свою суть, — продолжил он. — Но миссионер с юга распознал меня. До сих пор не пойму — как, но это для многих из моего рода стало проблемой. Этот новый культ, новый бог.

— Ты даже не представляешь, какой проблемой это стало для нашего рода, — покачала головой Карн, отгоняя неуместные воспоминания. — Так тебя не убили?

— Поймали, — ответил Арминиус. — Обманом, ясное дело

— Ясное дело, — Мидас ехидно покосился на вампира, все еще не отрываясь от оленьей ноги.

— Если это так важно для твоей гордости, то я признаю — будь ты в полной силе и с обеими руками, я бы едва ли смог тебя одолеть, — каинит уставился на бога в упор. — Теперь я могу продолжить? Или ты так и будешь перебивать меня дурными замечаниями?

— Молчу-молчу, — Мидас примирительно поднял вымазанную в жире руку. Карн улыбнулся, ощутив, как по золотистой ауре бога разбегаются волны удовлетворения. Парень и не думал, что схватка с вампиром так глубоко задела фригийского царя. Оказалось, что за тысячи лет он привык ко многому, почти ко всему, но не к поражениям. Поражений Мидас отродясь не знал.

— Они сковали меня серебряными цепями, на которых вырезали неведомые мне заклинания своего мерзкого культа, вбили серебряную спицу в позвоночный столб — тоже заговоренную, и бросили тело в колодец, обрушив на него скалу, — Арминиус рассказал это так, будто все произошло вовсе не с ним, на лице каинита не дрогнул ни единый мускул.

— И это помогло? — Карн читал об этом ритуале. Но насколько он помнил, так надлежало уничтожать вовсе не вампиров.

— Не убило, но… создало трудности, — Арминиус вновь попытался улыбнуться, и в этот раз вышло лучше.

— А кто обратил тебя? И когда? И откуда вообще идет твой род? А то версий то много, — Карн, как и любой человек из его времени, слышал массу легенд о вампирах. В детстве он читал Стокера, потом тащился от Соммерхольдера (ага, от него не только девочки тащились). Интересно было услышать правду.

— Я точно не знаю, — каинит вновь уставился прямо перед собой, но не на противоположную стену, как раньше, а в пламя костра. Мидас насторожился, почуяв, что этот вопрос действительно взволновал вампира. Монстр оказался вовсе не бессердечным. Фигурально.

— Никто точно не знает, даже мой сир, — продолжил Арминиус. — Мне известно, что первым был Каин, отец проклятых. Они с Авелем были первыми смертными нынешнего витка. Откуда они пришли на эту землю — не могу сказать, явно не создавал их никакой бог, как об этом толкуют южные культисты. Вам ли не знать, что нет у богов таких сил.

Он хитро посмотрел на Мидаса и тот сдержано хмыкнул. Вампир быстро наверстывал упущенное, возвращая себе социальные навыки.

— Мой сир рассказывал мне, что Каин и Авель нашли ЛИЛИТ. Как же он сказал… — на миг Арминиус прищурил глаза, вспоминая. — Точно! Он назвал это аббревиатурой, Лимбический Инвертор Лифмо-Интермедиальных Торсионов. Сказал, что это осталось с прошлого витка, наследие, которому стоило сгинуть вместе с его создателями. Что-то вроде тюрьмы.

— Тюрьмы? — Мидас поднял на него взгляд, полный недоверия. — Но для кого?

— Для чего, — невозмутимо поправил его каинит, даже не взглянувший на собеседника. — Для зла, проклятия, какой-то болезни. Мне сложно рассуждать об этом, я не ученый и знания мои ограничены этим временем. Мой сир говорил что-то об измененном геноме, о нехватке аминокислот. Я лишь помню суть мифа — Авель отказался прикасаться к машине древних и хотел уничтожить ЛИЛИТ, но Каин не позволил. Они сразились и Каин ранил брата, а его кровь, попав на машину, сняла сдерживающие заклятья. Каин принял вырвавшееся зло в себя, но уступил ему в борьбе за собственную душу. Он выпил брата досуха, а когда понял, что натворил — захотел умереть. Но не смог, не было в мире силы, способной уничтожить его. Тогда он ушел, поклявшись никогда не показываться людям и солнцу, навеки сокрыв свое проклятие от мира.

— Оригинальная интерпретация, — проговорил Мидас после некоторого молчания. У него не было причин сомневаться в словах Арминиуса, однако все это подозрительно напоминало постапокалиптическое фэнтези с научно-фантастическим подтекстом.

— Ты часто говоришь «мой сир», — Карн, как обычно, обратил внимание совсем не на те вещи, что заинтересовали Мидаса. — И произносишь это с почтением. Так ты зовешь того, кто обратил тебя?

— Да, — коротко кивнул каинит и повернулся к парню. — Его звали Аврелиан. Вы, вероятно, знаете его, как одного из императоров Рима из рода Августов. Но пришел он из глубин времени гораздо более темных, чем могли бы себе представить античные историки.

— Один момент, — Мидас отложил наконец оленью ногу, лишившуюся его стараниями всяких признаков мяса и костяного мозга. — Аврелиан жил через триста лет после тебя, ну примерно. Как он мог тебя обратить? Даже если допустить, что он был вам… каинитом.

— Был, не сомневайся, — Арминиус перевел взгляд на древнего бога. — Ты удивишься сколь много детей Каина среди отцов человеческой истории. Но сейчас не об этом. Аврелиан, как я сначала думал, был великим колдуном. Лишь спустя годы я понял — то была вовсе не магия, а технология, оставшаяся, видимо, от тех же существ, что создали ЛИЛИТ.

— Он мог путешествовать во времени? — если бы брови Карна не скрывались за льняной повязкой вместе с ослепшими глазами, каинит увидел бы, как они поднимаются.

— Мог и делал это, — кивнул Арминиус и поспешил продолжить, заметив на лице Мидаса готовность тут же возразить. — Я знаю, как это звучит и знаю, что совсем немногие из богов способны на такое, не говоря уже о смертных. Тем не менее, это так. Он обратил меня в моем времени и забрал в свое, чтобы обучать как Сол Инвиктус. Затем вернул.

— Сол Инвиктус. Я уже слышал эти слова, — Мидас глубоко вздохнул и привалился спиной к теплой каменной стене. — Еще один орден?

— Армия, — покачал головой Карн, который толи догадался, толи просто вспомнил, почерпнув знания из памяти Левиафана. — Он собирал лучших воинов из разных эпох, обращал и делал из них армию. Чтобы они помогали ему истреблять тварей, пересекающих Завесу. Так?

— В общем, так, — теперь настала очередь каинита удивляться. Впрочем, он довольно быстро справился с разбушевавшейся мимикой, вновь превратив свое лицо в бесстрастную гранитную маску. — Дело в том, что дети Каина неспособны владеть магией, мы мертвы, а потому не можем манипулировать жизненной энергией. А Ордену Ка-Дас нужны были воины. Я не знаю, как Аврелиан вступил в Орден, он Патриарх — один из древнейших каинитов. Однако он фанатично предан человечеству и всегда желал как можно скорее восстановить Завесу. Он рассказал мне все и я согласился.

— А сам Аврелиан еще жив? — Мидас внимательно посмотрел на каинита, мимика которого вновь оживала. — Или если он погибнет, то и ты…

— Нет, — перебил его Арминиус, покачав головой. — Это миф. Но если его настигнет окончательная смерть — я почувствую. Уверен, он жив, но я не видел его больше трехсот лет. Как и остальных Сол Инвиктус.

— И много вас было? — Карн не чувствовал ауру вампира, потому что у него ее не было. Однако парень ощущал что-то другое, будто пустота, которую он видел на месте Арминиуса, вовсе не была пустотой в полном смысле этого слова. Он мог бы поклясться, что улавливает отголоски далеких эмоций — печали и нестерпимой тоски. Эмоции эти будто пробивались к нему через многометровую толщу воды, он едва различал их, точно призрачный шепот в бесконечном хаосе эфирного стрекота.

— Три дюжины, — ответил каинит, вновь уставившись в пляшущее пламя. — Имена многих вам известны. Ахилл, Верценгеторинг, Конан, Спартак, Гильгамеш, Святослав Храбрый, Харальд Косматый…

— …Хорус Луперкаль, — продолжил Мидас, но шутка не была оценена по достоинству ни каинитом, ни Карном.

— Это… несколько переворачивает привычный взгляд на историю человечества, — признался парень. Прозвучавшие имена что-то всколыхнули в его памяти, что-то далекое и грозное. Он знал, что Арминиус говорит правду, Левиафан в нем подтверждал это.

— Каждый второй правитель, воспетый в легендах, каждый третий деятель искусства, создавший бессмертный шедевр, каждый первый… — начал было каинит, но Мидас замотал головой и вскинул руку.

— Я не хочу этого знать, правда, — довольно резко бросил он, поднимаясь. — Я пересекался с твоим родом, и у меня остались не лучшие впечатления. Пойми меня правильно.

Фригийский царь двинулся к выходу из убежища, очевидно — по нужде. Арминиус пожал плечами и вопросительно посмотрел на Карна.

— Нет, — покачал головой парень. Он понимал — стоит ему попросить и каинит назовет десятки, сотни имен. — Мне это тоже не нужно.

— Справедливо, — кивнул Арминиус. — На самом деле я не должен был всего этого говорить. Но Закон касается лишь смертных, вы — не смертные.

— Закон? — переспросил Карн.

— Свод правил, установленный Патриархами в незапамятные времена. Он строго регламентирует жизнь детей Каина, чтобы смертные не узнали о нас. Нарушающих Закон ждет окончательная смерть.

— Вы боитесь людей? — удивился парень. Теперь он хорошо себе представлял, на что способны вампиры, поэтому его удивление можно было понять.

— Если люди узнают о нас — мы будем уничтожены, — покачал головой каинит. — Ты недооцениваешь смертных. Аврелиан был в будущем, он рассказывал об… инквизиции, которая едва не истребила нас. А ведь это были просто фанатики с факелами и кольями.

— А Закон разрешает влиять на ход людской истории? — Карн боялся ответа, но не мог не спросить.

— Не напрямую, ни в коем случае. Мы лишь подстраиваемся и развиваем только то, что люди уже доступно, — ответил вампир, и от него не укрылся вздох облегчения, сорвавшийся с губ парня.

— И все строго соблюдают Закон? — на смену облегчению тут же пришло удивление. Карн подумал о том, что все вампиры раньше были людьми, так неужели их общество настолько сплоченнее человеческого?

— Более или менее, — Арминиус позволил себе мимолетную улыбку. Вышло вполне естественно, хотя бы уже не оскал. — Большинство детей Каина поддерживают Закон, мы называем себя Кровниками. Меньшая часть сообщества каинитов — бунтари и свободолюбивцы, считающие Закон излишне консервативным. Тем не менее, они хотя бы согласны с тем, что смертным не стоит знать о нашем существовании. Мы зовем их Аркадийцами, по имени первого, кто решил, что Закон нужно переписать. Но есть и те, кто считает себя выше любого Закона. Им претит жить втайне от окружающего мира, для них люди — лишь корм, а и людское общество — ошибка, которую нужно устранить, провозгласив на земле власть детей Каина.

— Полагаю, с этими выродками я и встречался, — прохрипел вернувшийся Мидас. Похоже, нахлынувшие воспоминания действительно были не из лучших, фригийский царь аж побагровел, на лбу вздулась одинокая вена.

— Вероятно, — кивнул Арминиус. — Им неведомы мораль и сочувствие. Они сознательно отказались от своей человечности в пользу зверя. Мне жаль, но большинство из тех, кто знает о нас, строят свое мнение именно на основании знакомства с последователями Эреба. Как говорят, он был первым каинитом, отказавшимся от Закона Патриархов. Его казнили, но семена раздора, посеянные им тысячи лет назад, до сих пор дают всходы.

— Вам бы больше времени уделять кадровой политике, — усмехнулся Мидас. — Тогда, глядишь, боги пересмотрели бы свое к вам отношение.

— Это непросто, — покачал головой Арминиус, внимательно посмотрев на Мидаса. — Ты правитель, ты должен знать, что всегда есть недовольные и никогда нет вполне довольных. С Аркадийцами можно договариваться, они ставят человечность выше зверя. С Сынами Эреба все иначе, их нельзя контролировать, мы истребляем их целыми ковенами, но они не чтут Закон, запрещающий обращать смертных по своему желанию.

— Но ты, как я понял, давно не с братьями. В смысле, у тебя теперь другие цели, — Карн пытался осмыслить полученную информацию, но вопросов, как обычно, становилось все больше.

— Верно, Сол Инвиктус не участвуют в делах Кровников, наша задача — помогать Ордену Ка-Дас, — каинит вернулся к созерцанию костра. — Мы не можем сплетать свой дух с людскими эгрегорами и свои создавать тоже не можем, это наше проклятье. Но мы в десять раз сильнее, быстрее и выносливее. Наши органы чувств совершеннее. Мы потенциально бессмертны, хотя и уязвимы.

— Идеальные воины, — нехотя признал Мидас, процедив слова сквозь едва разомкнутые губы.

— Идеальные защитники, — восхищенно добавил Карн. — Трудно переоценить вашу жертву.

— У нас один мир на всех, — ответил каинит. И не было в его словах ни пафоса, ни патетики. Лишь констатация факта. — Монстры, что приходят из земли Дивов, угрожают нам так же, как и вам. Мы не способны принять участие в восстановлении Завесы, но помогаем по мере сил.

— Прям герои клыкастые, — широко зевнул Мидас. Он уже забыл, когда в последний раз спал и коли выдалась такая возможность, намеревался использовать ее, тем более, что по ощущениям до рассвета оставалась всего пара-тройка часов.

Фригийский царь невзначай подумал, что у каинита можно многое вызвать о подобных ему. Ведь однажды все это безумие закончится, он вернется в свое время и продолжить управлять одной из крупнейших финансовых империй на планете. И тогда знания о вампирах, их обычаях, иерархии, слабостях могут пригодиться, ведь теперь он не сомневался, что львиная доля его конкурентов — Дети Каина.

Но сейчас перед ним была совсем другая цель, и ее он ставил превыше всего. Он должен попасть в Хельхейм и вернуть Фавну, и ближайший шаг к осуществлению этой задачи — Радогост, оплот Ордена Ка-Дас в этом временном отрезке. Кто знает, что ждет их на пути к городу, так что ему жизненно важно поспасть, хотя бы несколько часов.

Мидас устроился в углу убежища возле стойки с оружием. Меч он положил рядом на расстоянии ладони. Карн почувствовал изменения в ауре друга и нехотя согласился с тем фактом, что ему стоит последовать примеру фригийского царя. Он готов был беседовать с каинитом всю ночь, а потом еще одну и еще. Ведь это уникальный пласт знаний, который даже не всем богам доступен, что уж говорить о смертных! Да только Мидас прав — сейчас у них другие приоритеты. К тому же, путь до Радогоста тоже нужно будет чем-то занять.

— Что ж, таков ваш жребий, — проговорил Карн, повернувшись в ту сторону, где на фоне древних заклинаний, избороздивших серебряными строчками глухой монолит серого известняка, раскинулась непроглядная пустота каинита. — Да только едва ли кто-то сумеет оценить эту жертву по достоинству.

Арминиус не ответил. Парень осторожно прошел к стойке с оружием и распластался на теплой земле неподалеку от Мидаса. Не то, чтобы он не доверял вампиру, но ему было спокойнее, когда он ощущал ауру фригийского царя в непосредственной близости. Обе секиры — сломанную и чудом уцелевшую — он положил рядом, искренне надеясь, что не прикоснется к ним до утра.

А потом Карн провалился в тяжелый и короткий сон без сновидений, не успев подумать о том, нужно ли спать каиниту. Позже он узнает, что Детям Каина даже дышать не нужно. Зато им нужно чувствовать. И любить. Как и всем существам — живым и неживым, что ходят под Солнцем или Луной — не важно.

***

Они проснулись одновременно. Мидас первым делом, еще даже не открыв глаза, выбросил руку в сторону. Пальцы, коснувшись обтянутой кожей рукояти, инстинктивно сжались. Меч был на месте. Лишь после этого фригийский царь размежил веки и приподнялся на локте, затем сел, осматриваясь.

У другого голова шла бы кругом от столь непродолжительного сна и внезапного пробуждения, но Мидас давно ходил по этой земле и скопил в своих архивах немало полезных навыков. Да и в конце концов, он был богом! Хотя даже богу нужно спать, как это ни парадоксально звучит для большинства из нас.

Карн чувствовал себя еще более усталым, чем до того, как уснул. Он, в отличие от Мидаса, скитался меж временами и пространствами не так давно, а потому не успел обзавестись базовым набором попаданских талантов. Посмотрев на бога, который выглядел так, будто проспал часов двенадцать, парень отметил, что на досуге обязательно нужно будет перенять у старшего товарища эту мудрость. Хотя кто тут старший — это еще вопрос.

А потом его сознание отметило сразу два факта. Первый — в помещении нет каинита. Второй — рядом с ним только одна секира, та, что не сломалась в бою. Парень повернулся к Мидасу, тот почувствовал его взгляд и, обернувшись, тут же понял, в чем дело.

Фригийский царь повертел головой. Люди, спасенные Арминиусом, зевая собирались у тлеющего костра, подкладывали в него дрова и доставали пищу. Деревянная стойка с оружием — единственный предмет мебели во всем убежище — пустовала, то есть вместе с вампиром пропала и его оружие.

Мидас уже собирался дать волю ярости, которая в последние пару тысяч лет зиждилась у него под сердцем и не позволяла богу богатства оставаться в одиночестве ни на миг, но тут водопад виноградной лозы у входа заколыхался и в помещение вошел каинит. В руке он держал секиру Карна, целую, с новым древком.

— Кажется это твое, — вампир подошел к парню и протянул ему оружие. — Сломал ты ее по моей вине, так что вот. Баланс даже лучше стал.

Карн поднялся и принял секиру. Он с удивлением обнаружил, что новое древко имеет точно такую же величину и форму, как и древко первой секиры, буквально — один в один. Баланс действительно сместился к оголовью, но, подкинув оружие в воздух несколько раз и ловко поймав его, он понял, что так, без сомнения, лучше — секира будет стабильнее в полете.

Парень благодарно кивнул ментальной пустоте перед собой, а Мидас наконец разжал пальцы на рукоятке клинка. Они быстро позавтракали и покинули убежище. Вампир повел их обратно через болота.

— Точно шаг в шаг, — напомнил он. Несмотря на жару, каинит накинул на голову капюшон шерстяного плаща, пряча лицо от солнечных лучей. Шлем Арминиус пристегнул к поясу. — Сойдете на ладонь влево или вправо — и ухните в черную бездну, никто моргнуть не успеет.

Люди сзади согласно загомонили, закивали головами и послушно взялись за руки. Мидасу вновь выпала честь держаться за ледяную пятерню вампира, чему он был не особенно рад, однако спорить не стал.

Карн в это время отметил, что спасенные вампиром — определенно местные жители, которые, по всей видимости, хорошо осведомлены о том, что Арминиус — не человек. Вели они себя естественно, без страха, хотя и старались без причины не обращаться к своему спасителю.

— Они ведь знают, кто ты? — решил уточнить парень, ступая вслед за Мидасом.

— Знают, — донеслось спереди. — Это нарушает Закона, но у нас не было выбора.

— У нас? — уточнил бог богатства. — То есть ты тут такой не один?

— Двое, — ответил Арминиус. — Но второго сейчас нет, он ушел дальше на восток, — вампир понизил голос, чтобы остальные не слышали его слов. — К каждому оплоту Ордена приставлено по два Сол Инвиктус.

— Сейчас это Радогост, — не спросил, констатировал Карн. — Мы пришли из времени, где оплотом стала Аркона. Но там мы не видели таких, как ты. Там у Ка-Дас были свои воины, которые успешно справлялись с порождениями Лимба, и могли закрывать Разрывы.

— Полагаю, это относительно далекое будущее, — вампир тряхнул головой, резко сворачивая в сторону. Еще несколько шагов и, пробравшись под низкими ветвями искривленной сосны, они вышли на склон оврага. — Я ничего не могу сказать о Сол Инвиктус в иных пластах времени. У нас нет связи между собой. Но я знаю, что уже сейчас в Радогосте Орден занимается подготовкой особой воинской касты. Воины-маги. Я их тренирую.

— Стражи рассвета, — прошептал Карн. Вот значит как.

— Маги? — переспросил фригийский царь, оглядываясь вслед за каинитом, который окинул взором людей, проверяя, никого ли они не потеряли в топи.

— «Маг» от «могу», — кивнул Арминиус и двинулся вверх по склону. Мидас отметил, что вампир свободно говорит на ходу и не сбивает дыхание. А потом бог понял, что вообще не слышит дыхания каинита. — Магами русы зовут своих… колдунов, шаманов, как-то так.

Выбравшись из оврага, они двинулись сквозь чащу на север. Далеко впереди, на самой границе доступного ему спектра, Карн ощущал золотистые блики, легкие неуловимые отсветы, которые могли исходить только от Места Силы — большого скопления людей, мощного энергетического центра, древнего храма. Не приходилось сомневаться, что это и есть легендарный Радогост.

Мидас спросил про убежище, которое они недавно покинули, и Арминиус поведал, что их Аврелиан возводил вместе с первыми Сол Инвиктус недалеко от оплотов Ордена. Сам он участвовал в строительстве лишь одного убежища — в другом временном пласте, тысячи лет назад. Вампир назвал то место Аркаим. Мидас хмыкнул, но ничего не ответил. Карн мысленно согласился, что не стоит грузить вампира лишней информацией об их путешествии по Спирали Дискордии.

— Так почему мы не могли пойти к Радогосту ночью? — вопросил фригийский царь после некоторого молчания. Они только что вошли в молодой березняк. Яркое солнце наполняло воздух весенним теплом и древний бог стянул с себя друидскую тунику, оставшись в рубахе и штанах, сотканных из невесомого льна. Карн еще раньше снял шерстяную одежду, он связал плащ и тунику между собой и перекинул через плечо.

— Ты видел нас в бою, с дюжину тварей мы бы как пить дать ушатали, — продолжил бог, вдыхая полной грудью свежий лесной воздух. От Карна не укрылось наслаждение, пробежавшее по ауре Мидаса, который был родом из иных краев, но давно жил в этой полосе и не просто привык к ее природе. Он научился любить ее.

— Здесь два дня назад случился Разрыв, существа из земли Дивов пробились в несметном числе, — пояснил каинит. Он не выдал себя ни движением, ни голосом, но Мидас ощутил, как вампир напрягся, возможно — почуял опасность или лишь ее отголосок. — Я не успел истребить всех, некоторые скрылись. Теперь едва спускается тьма, они выходят на охоту, понимают, что люди в это время слабее. Минувшей ночью вырезали село на юге, выживших я привел в убежище.

— Ну эти ладно, — Мидас ткнул пальцем через плечо, указав на русов. — Их ты поберег, но мог нам указать направление. Кто здесь шныряет? Химеры? Мантикоры?

— Мне не знакомы эти определения, — отрезал Арминиус и замер на полушаге. Люди за его спиной, мгновением раньше мирно переговаривавшиеся между собой, сразу замолчали. Карн почувствовал, как пелена страха медленно заволакивает их маленький совместный эгрегор. — В этот раз границу пересекли опасные существа. Очень опасные. Там, откуда я родом, их звали гарпиями.

— Гарпии, — машинально повторил Мидас, внимательно наблюдая за поведением каинита. Его ладонь уже сжимала рукоять клинка. — Так мы обычно баб называли…

— Тихо! — Арминиус резко выхватил один из своих гладиусов. Мидас тоже достал меч. Карн, услышав лязг оружия, схватился за секиры.

Каинит по-собачьи наклонил голову, прислушался, потом махнул Мидасу рукой. Фригийский царь плавно двинулся следом, остальные молча пошли за ними на некотором удалении.

Прошло не больше минуты, как они вышли к высокому раскидистому дубу, росшему на самой границе березняка. Дерево было очень старым, но не дряхлым. Настоящий патриарх, хотя и уступавший размерами тому, что они видели в Храме Световита.

Меж корней дуба зияла отверстая пасть пещеры, довольно большой — взрослый мужчина мог бы без труда пройти по ней лишь слегка пригнувшись. Арминиус застыл возле пещеры и указал на нее клином. Мидас придвинулся ближе, походя коснувшись рукой предплечья Карна и легонько сжав его, мол, оставайся на месте. Парень хорошо видел дерево внутренним зрением, видел он и пещеру под ним, но что таилось в темноте — распознать не мог. Нечто злобное и черное, как сама ночь.

Подойдя к пещере, Мидас почуял изливающийся из нее смрад, смесь гнилой плоти и… мокрых перьев? Там определенно кто-то жил, лишь теперь фригийский царь услышал тихий скрежет, будто в глубине непроглядной темноты кто-то точил нож. Карн тоже обратил внимание на звук, который обостренный слух вампира уловил гораздо раньше.

— Они там, — Арминиус вновь указал гладиусом на пещеру под дубом. — Гарпии. Три.

— Уверен? — спрашивать у охотника на чудовищ, откуда он знает, что за чудовища перед ним, было глупо. Но Мидас не мог понять, как вампир узнал о количестве противников.

— Они всегда действуют по трое, — пояснил каинит. — Если одна из трикветра погибает, две другие разрывают себе грудь над ее телом. Но лишь после того, как убьют сразившего их сестру.

— Прям боевое братство, — хмыкнул Мидас, внешне сохранявший беззаботный вид, но изнутри превратившийся в сжатую до предела пружину. — Они — твоя работа, я понимаю. И помогу, ведь ты помогаешь нам, — он обернулся и посмотрел на Карна, который, как всегда, безошибочно поймал его взгляд. — А тебе лучше остаться здесь, прикрывать людей.

— Я встану перед входом, — кивнул парень, который хорошо понимал, что в пещере и для двоих места будет маловато. Да и не много от него толку в бою против порождений Лимба, ведь он не может их контролировать. Хотя… с чего это он взял?..

Арминиус расстегнул фибулу на плече и плащ соскользнул на землю, шлем он бросил рядом. В тени огромного дуба почти не оставалось места для прямых солнечных лучей, так что вампиру нечего было опасаться. Он извлек второй меч и подошел к Карну.

— Ты ведь видишь Радогост, так? — спросил каинит, внимательно посмотрев на парня. — Уже должен видеть.

— Вижу, — согласился тот. Золотистые блики у северного горизонта стали ясно различимы, так что он уже не потеряет их из виду. — Я отведу людей в безопасность, если ты не вернешься.

Вампир кивнул, затем посмотрел на русов, застывших позади Карна. Среди них не было воинов, дети жались к материям, изо всех сил старавшихся не выказывать страха. Седовласый старик кряхтел себе под нос, и только молодой паренек глядел на него прямо, с вызовом.

Они все слышали и все понимали, не было нужды в словах. Арминиус кивнул и вернулся к пещере.

— Двигайся за мной на расстоянии двух шагов, — бросил он фригийскому царю, ступая в темноту. — Бей в лица и шеи, атаковать другие места бессмысленно, гарпии не чувствуют боли, а восстанавливаются быстрее, чем ты моргаешь.

Мидас ничего не ответил, внешняя небрежность и задиристость улетучились, бог стал молчалив и сосредоточен. Он мог посмеиваться над вампиром во многих вопросах, но не стал бы сомневаться в оценке, которую он дает противнику. Арминиус охотится на тварей Лимба не первый год и если он сказал, что гарпии опасны — значит так и есть.

Вонь в пещере стояла невыносимая, так что Мидас едва сумел подавить стремление собственного желудка очиститься от всяких признаков завтрака. Глаза быстро привыкли к темноте и он удивился, насколько большим оказалось импровизированное логово монстров. Оно уходило вниз под острым наклоном метров на пять, потом стало плавно заворачивать влево. Миновав поворот, они лишились света солнца, но его место заняло фосфоресцирующее гнилостное свечение, окружившее их со всех сторон. Фригийский царь не хотел даже думать, кто жил в этой пещере до гарпий. В любом случае этот кто-то уже мертв.

В следующее мгновение каинит выкрикнул «Сзади!», а сам молниеносно нырнул вперед, низко пригнув голову. Над ним промелькнула черная тень, в которой Мидас узнал крыло с грязно-серебристым оперением и кривыми блестяшками птичьих когтей. Бог развернулся, одновременно отводя клинок для удара, и тут же отпрянул назад, пропуская в ладони от своего лица точно такие же бело-желтоватые когти, которые в тусклом свете гнилушек отливали мертвенной синевой.

Отскок дал ему необходимый импульс, он оттолкнулся левой ногой и с коротким подшагом выбросил клинок вперед, вкладывая в удар инерцию тела. Тварь не успела увернуться, она была довольно велика, лишь на голову ниже Мидаса и гораздо уже в плечах, но у нее были огромные орлиные крылья, стеснявшие движения в замкнутом пространстве.

Меч насквозь прошил гарпии плечо, фригийский царь тут же вырвал свое оружие, пригнулся, уходя он взмаха когтистого крыла, и снова нанес колющий удар. В этот раз тварь успела среагировать и повернулась боком, пропуская лезвие перед собой. Когда она вернулась в атакующую позицию, Мидас обнаружил, что раны на ее плече больше нет, лишь смазанное кровавое пятно поверх бледной кожи.

Он отбросил эту мысль, прикинув, что при плохом освещении ему могло показаться. Мозг просто отказывался верить в то, что монстр регенерирует с такой скоростью, но слова каинита оказались вовсе не метафорой.

Мидас отскочил в сторону, прижимаясь к стене. Гарпия вновь атаковала крылом, затем подпрыгнула, пригнувшись у самого потолка, и попыталась достать его нижними конечностями, которые начинались как человеческие ноги, но ниже колен переходили в цепкие птичьи лапы. Фригийский царь сместился в сторону, снова уколол, на этот раз метя в лицо. Монстр отпрыгнул и заклекотал, за его спиной бог увидел еще один крылатый силуэт.

В этот момент сознание Мидаса окончательно сформировало образ гарпии, выловив его по отдельным фрагментам из зеленоватого полумрака пещеры. Ростом это согбенное существо уступало среднему человеку, вместо рук — два больших крыла, ноги ниже колен — птичьи. Гарпия имела женский торс и человеческое лицо, но с клювом вместо рта и большими круглыми глазами навыкате, как у совы. Фригийский царь сознательно избегал смотреть ей в район паха, существо и без того выглядело отвратительно.

Он замахнулся, имитируя верхнюю атаку, затем сделал короткий рывок вперед. Монстр сначала ушел в сторону, затем отскочил, но бог так и не нанес удар. Существо разразилось досадливым клекотом и само бросилось в атаку, чего Мидас и добивался.

Он отпрыгнул, еще больше разрывая дистанцию, перехватил меч за лезвие повыше гарды и метнул его навстречу гарпии. Та не ожидала столь дилетантского маневра и клинок пробил ей грудь, показавшись из спины меж крыльев. Существо вскрикнуло (как показалось Мидасу — удивленно) и рухнуло на землю.

Бог подскочил к трепыхавшейся гарпии и что было сил саданул ее ногой по морде, затем встал одним сапогом на крыло, другим — на живот. Он вырвал меч из груди существа, которое все никак не собиралось умирать, и занес руку для удара.

Меч неотвратимо двигался к шее поверженного противника, но гарпия внезапно дернулась, так что Мидас услышал отчетливый хруст. Она порвала себе ключицу, повредив кости и сухожилья, и благодаря этому сместилась в сторону, а клинок вонзился в землю рядом с ее головой. В следующее мгновение монстр взбрыкнул, стряхивая с себя Мидаса, ударил его ногами и отбросил прочь.

Бог хотя бы успел ухватиться за рукоять клинка, так что когда чудовище бросилось на него сверху, ему было, чем отбиваться. Гарпия неистово клекотала и била его попеременно обеими крыльями. Он наносил удары в ответ, вырывая из ее тела целые куски отвратительно пахнущей плоти, но в каждое следующее мгновение порождение Лимба вновь оказывалось целым и невредимым.

А вот предплечья и грудь фригийского царя избороздили длинные царапины, к счастью — не слишком глубокие, но крайне болезненные. Такими темпами гарпия просто нарежет его на лоскуты, и это если исключить тот факт, что ее когти могут быть отравлены!

Мидас увернулся от очередного броска в голову, попытался встать, получил мощный удар в грудь когтистой лапой, откатился в сторону, попробовал замахнуться мечом, но пришлось тут же опустить его, чтобы сбить атаку смертоносным крылом. Древний бог скрипнул зубами и уже в который раз подумал о том, что зря не ценил то время, когда у него были обе руки.

А потом он решился на отчаянный шаг. Тварь замахнулась крылом для следующей атаки и он ткнул ее мечом в живот, который существо даже не намеревалось прикрывать. Гарпия не остановилась, но крыло дрогнуло и удар вышел не таким сильным, как она рассчитывала. Фригийский царь выпустил меч и ухватился за один из когтей, притягивая крыло к себе. Монстр качнулся вперед и получил удар локтем в клюв, который при этом хрустнул и раскололся.

Мидас отпустил крыло и обхватил существо за шею, плотно прижимая к себе. Он обвил мерзкое тело ногами, не давая врагу возможности вырваться из захвата. В других обстоятельствах фригийский царь даже не подумал бы, что этот прием можно провести одной рукой, однако с учетом его нечеловеческой силы это могло сработать. Гарпия отчаянно молотила крыльями и ногами, дико стрекотала, но Мидас обнял ее, точно любовницу, и она не могла причинить ему вреда.

Он с силой вдавил морду гарпии себе в плечо, так что шея монстра оказалась зажата в его локтевом суставе. Бог зарычал от напряжения и прогнулся, еще сильнее прижимая к себе голову противника и сдавливая его шею. Наконец, что-то щелкнуло у него под ухом, гарпия тут же умолкла и обмякла. Воин шумно выпустил воздух из легких.

Арминиус сказал, что шея — уязвимое место этих существ и Мидас прикинул, что речь, вероятно, идет о позвонках, которые не обязательно перерубать. Их можно просто сломать.

Он выбрался из-под тела гарпии, перевернул ее на бок и вырвал свой клинок из груди монстра. На этот раз оставленная им рана не затягивалась. Бог осмотрелся.

В нескольких шагах от него в глубине пещеры стоял Арминиус, его кольчуга была пробита в нескольких местах, но стальное полотно сделало свое дело, погасив силу пропущенных ударов и не допустив смертоносные когти к плоти каинита. У его ног валялось искромсанное, обезглавленное тело.

У Мидаса оставалось немало вопросов, например — каким образом гарпии оказались у них за спиной, ведь у пещеры не было ответвлений, но все это не имело значения, потому что перед ним лежало лишь два трупа. Видимо, Арминиус пришел к тем же выводам, и в следующее мгновение его силуэт промелькнул мимо фригийского царя, обдав того теплым потоком потревоженного воздуха. Древний бог сплюнул и бросился за вампиром к выходу из пещеры.

Схватка в фосфоресцирующем полумраке продлилась всего полминуты. Карн не видел ее, но точно знал, что происходит, улавливая изменения в ауре Мидаса. Он сумел различить и гарпий, их черные, как смоль, рваные ауры, с которых постоянно капал болезненно-желтоватый ихор — квинтэссенция животной ненависти. В этих существах была лишь злоба, неустанно питающая желание искупаться в горячей человеческой крови, которая могла хотя бы на время погасить пламя боли, выжигающее их бездушные тела изнутри.

Однако парень тоже не понял, как две гарпии оказались за спиной у Мидаса. Одна из них атаковала бога, вторая чуть помедлила, а потом бросилась к выходу из пещеры, почуяв, что на поверхности есть еще люди.

— Отойдите дальше! — выкрикнул Карн, отводя руку с секирой для броска. Парень не стал говорить русам, что делать, если он погибнет. Такой вариант он принять не мог, ведь если гарпия убьет его — остальные станут для нее закуской. Позже он не раз вспоминал этот эпизод, но так и не смог понять, о чем тогда переживал больше — о жизнях людей или о том, какая это будет глупая смерть, учитывая, сколько они с Мидасом прошли и пережили.

Энергетическое зрение позволяло видеть существо лишь в самых общих чертах и парень отлично понимал, что его шансы поразить врага в голову или шею совсем невысоки. Но когда гарпия выскочила из пещеры и попыталась взмыть вверх, к шелестящей кроне дуба, который даже не догадывался, что за зло ютилось в его корнях, Карн на выдохе метнул секиру и тут же замахнулся следующей, не давая монстру опомниться.

Первая секира угодила гарпии точно в грудь на два пальца ниже шеи, чудовище тут же инстинктивно прикрылось крылом и вторая секира вспорола его, ранив порождение Лимба в плечо. Тварь тяжело рухнула на землю, яростно заклекотав, а потом медленно, будто бы демонстративно поднялась. Гарпия словно поняла, что перед ней слепец, да еще и безоружный. Ее клекот стал тише и протяжнее, она плавно двинулась к обреченной жертве.

Карн сделал единственное, что ему оставалось. Его внутренний взор рванулся к гарпии и сходу нырнул в ее черную ауру, тут же увязнув в ней так, что мир вокруг мгновенно померк. Он конвульсивно дернулся от омерзения и почти непреодолимого желания как можно скорее отделаться от этой липкой противной субстанции. Но парень усилием воли подавил инстинкт самосохранения и ввинтился в неосязаемую черноту, пульсирующую алыми и желтыми отсветами.

Существа Лимба не были похожи на людей. То, что сотворило их, руководствовалось законами, столь же далекими от людской логики, сколь далека церковь от духовности. Карн осознал это в полной мере, судорожно пытаясь найти в энергетическом теле гарпии что-то, напоминающее мозг или иной центр деятельности. Он чувствовал, что такой центр точно есть, где-то в глубине вязкой черноты, мгновение за мгновением выпивавщей из него все силы. Он устремился к этому бледному отсвету, коснулся его и вздрогнул от всепоглощающей боли.

Его захлестнули эмоции, которые парень не мог описать, тело сковало параличом, он перестал дышать. Невидимые щупальца, порожденные его сознанием, обвились вокруг того, что управляло гарпией, и сдавили черно-серое нечто, собрав воедино остатки ментальных и физических сил.

Парень упал на колени, прижав ладони к вискам, которые, казалось, выламываются наружу и из них вот-вот фонтаном хлынет кипящее мозговое вещество. И все же он не ослаблял хватку, лишь сильнее сжимая суть химеры в тисках своей воли.

Пока длилось это противоборство, дальние грани сознания Карна что-то уловили в сущности гарпии, но не сразу смогли идентифицировать. То была крупица древнего знания, ее мощь казалась невероятной и тянулась вглубь тысячелетий, едва ли не к тому самому моменту, когда Творец создавал Ра. Карн мог бы углубиться в эту часть извращенного сознания монстра, проследить за нитью, ведущей к безымянным тайнам, но тогда пришлось бы ослабить контроль и гарпия вырвалась бы на свободу.

Тварь замерла в шаге от Карна. Она уже отвела крылья назад, чтобы взмахнуть ими и в прыжке ударить противника ногами. Но так и не сделала этого. Неистовый клекот прекратился, черные глаза, в которых отражалась мировая бездна, остекленели. Существо не двигалось, но продолжало громко и резко дышать, будто боролось с чем-то внутри себя. А потом в воздухе мелькнула серая молния, вслед за ней раздался короткий свист и голова гарпии отделилась от тела.

Ее сущность тут же скукожилась до бесформенной точки и осыпалась незримым прахом. Карн со стоном завалился на бок. Мидас подбежал к парню, перевернул его на спину, подложил под голову скомканный плащ.

Арминиус тем временем поискал взглядом голову гарпии и двинулся к ней, но прежде, чем его гладиус, описав в воздухе короткую дугу, пригвоздил ее к земле, клюв существа успел издать несколько щелчков, услышав которые, Мидас инстинктивно вспомнил азбуку Морзе. Никто из них в тот момент не знал, что сделала гарпия, но невольная аналогия, пришедшая на ум фригийскому царю, оказалась ближе к истине, чем хотелось бы.

— Она что-то сказала? — Мидас встревожено посмотрел на каинита. Карн, кряхтя, поднялся и сел, обхватив голову руками. Дыхание парня постепенно выравнивалось, чувство реальности возвращалось к нему.

— Боюсь, что да, — вампир оскалился, и это было чересчур явное проявление эмоций, чего раньше за Арминиусом не наблюдалось. Мидас тут же прикинул, что ничего хорошего это не сулит.

— Я мало знаю о гарпиях, — продолжил каинит. — Но они отличаются от большинства тех, кто живет в Землях Дивов. Они владеют древним колдовством, хотя скорее просто повторяют формулы, передающиеся в их кланах из уст в уста, но это не делает их менее… эффективными.

— И что, твою мать, она наделала? Что это за… колдовство? — Мидас, который мгновение назад подумал, что все закончилось, неожиданно почувствовал сгущающееся напряжение.

Похоже, все только начиналось.

— Я не знаю, — всего на миг лицо каинита показалось растерянным, но бессмертный воин быстро взял себя в руки. Он вырвал секиры Карна из тела гарпии и бросил их Мидасу. Тот поймал оружие и протянул его парню.

— Ты как? — фригийский царь заглянул другу в лицо. — Похоже, ты и с Лимбом можешь совладать, не только с людишками.

— Похоже, — выдохнул Карн, принимая оружие. Он выпрямился, внезапно его шатнуло, однако парень устоял, широко расставив ноги. — Но повторить это я бы не рискнул. Не сейчас.

— Боюсь, придется, — прошептал Арминиус и посмотрел на сбившихся в кучу людей, по лицам которых пробежала рябь неподдельного ужаса. Лишь в глазах двенадцатилетнего мальчишки вампир прочел что-то кроме страха. Он увидел в нем решимость и желание броситься в бой, защищая родичей. Однако мальчишка понимал, что в этой битве толку от него будет немного, поэтому сдерживал себя и лишь крепче обнимал малыша, того самого, который учил Карна говорить «благодарю» вместо «спасибо».

— Может, пусть бегут? — спросил Мидас, проследив за взглядом каинита. Мир дрогнул и сдвинулся с места. Фригийский царь не понимал, как гарпии это удалось, но спорить с фактами не имело смысла.

— Не успеют, — вздохнул Карн, который тоже понял, что происходит. В энергетическом спектре пространство вокруг подернулось ослепительными трещинами, будто лед, который оказался недостаточно прочен, чтобы выдержать вес вставшего на него человека. Трещины с каждым мгновением разбегались все дальше, их становилось больше, они углублялись в ткани реальности, прогрызая ее насквозь.

— Держитесь ближе, — бросил Арминиус и надел шлем с посеребренной маской. Люди послушно подошли к нему.

— А что происходит? — спросил мальчишка, он крутил головой из стороны в сторону, пытаясь осознать происходящее. — Мы разве не победили?

Ему никто не ответил, потому что никто не знал, как объяснить ребенку, что чертова гарпия каким-то неведомым образом создала локальный Разрыв и их затягивает в Лимб. Мидас лишь подумал про себя, что зря надеялся на спокойное путешествие хотя бы в этом времени.

Сол Инвиктус скрипнул зубами, а мир перевернулся с ног на голову. Карн увидел, как пространство вокруг, к этому моменту испещренное трещинами вдоль и поперек, разлетается на мириады осколков и в тот же миг собирается вновь, но уже — наоборот.

Мидас медленно поднял голову — над ними простерлось багровое небо со стремительно убегающими вдаль облаками. Все залил серебристый полумрак, женщины заплакали, старик вновь что-то забубнил себе под нос.

Из смертных только молодой паренек сохранил самообладание. Карн внутренним зрением увидел, как Мидас подошел к нему и протянул мальчишке свой скрамасакс. Тот молча принял оружие и коротко кивнул однорукому воину, истории о котором он будет рассказывать своим детям и внукам. Если, конечно, выберется отсюда живым.

— Нужно уходить, — раздалось из-под посеребренной маски Арминиуса. — Гарпии. И не только.

Он махнул клинком в ту сторону, где почерневший и точно обглоданный исполинскими паразитами лес расступался, освобождая пространство широкому каменистому полю, покрытому от горизонта до горизонта скрипучей белесой трухой.

Карн сразу увидел гарпий — они летели к ним по трое на разной высоте, не меньше пятнадцати в непосредственной близости и еще десятка три чуть подальше. А по равнине бежали огромные клыкастые существа с красной кожей, покрытой гниющими язвами, по земле за ними волочились длинные сегментированные хвосты, как у ящериц.

Карн повернулся к Мидасу.

— Они идут с нами? — спросил он, мотнув головой в сторону смертных. Вопрос поставил бога в тупик, но лишь на мгновение.

— А ты хочешь оставить их здесь? — фригийский царь изогнув бровь.

Карн потупился и лишь теперь осознал смысл собственных слов, которые вырвались у него помимо воли. Конечно, смертные задержат их, с женщинами и детьми они будут двигаться гораздо медленнее, чем могли бы. Группа потеряет мобильность и шансы оторваться упадут, и все же… Они ведь не могут их просто бросить, правда? Это неправильно!

Парень даже не осознавал, что в то короткое мгновение в нем боролась его собственная человечность и сверхъестественное стремление во что бы то ни стало добраться до Хельхейма и вырвать Ниссу из лап смерти. Защищая этих людей, он рисковал своим шансом найти возлюбленную, но, бросив их, не сумел бы себя простить. Карн зарычал, поняв, что не прошел эту проверку уже потому, что позволил ей возникнуть. Его ужаснула сама эта мысль, но корить себя за ничтожность он станет потом.

— Веди нас, — бросил он Арминиусу. Затем обернулся к Мидасу. — А ты будешь замыкать. Вперед!

Больше не прозвучало ни слова. Каинит шел впереди, Карн — за ним, держась за плечо вампира, чтобы не отставать. Затем двигались женщины, взявшие на руки маленьких детей, и седой старик. В авангарде шел Мидас, рядом с которым вприпрыжку бежал паренек, сжимавший в руках широкий скрамасакс.

Лимб раскрыл перед ними свои гостеприимные объятия, которые больше напоминали вонючую клыкастую пасть. Никто из смертных не надеялся выбраться из этого безумия. Никто, кроме двенадцатилетнего мальчишки по имени Пересвет, которого в Радогосте ждала девчонка Рада. Влюбленность или любовь — сейчас это не важно, ведь он намеревался вернуться к ней, несмотря ни на что. И этого было достаточно.

***

Они бежали. Так быстро, как только могли. Их подгонял страх. Тот самый страх, который заставляет ноги двигаться быстрее, чем разум отдает соответствующие команды. Который дает силы идти, когда сил уже нет.

Каинит увел их вглубь леса, так было проще оторваться от гарпий, да и гончие здесь двигались медленнее, чем на открытой местности. Гончие — так Арминиус назвал волкоподобных монстров с огромными загнутыми наподобие кукри клыками и красной изъязвленной шкурой, что была тверже камня.

Насчет шкуры вампир оповестил их заранее, но честь удостовериться в сем факте лично представилась Мидасу. Бог дважды обрушивал горящий синим пламенем клинок на морду зверя и дважды меч оставлял на ней лишь неглубокие борозды.

Сразить догнавшее их чудовище удалось лишь когда Карн сплел свое сознание с его пораженным безумием мозгом и заставил замереть на несколько мгновений, которых каиниту хватило, чтобы поднырнуть под гончую и вскрыть ей брюхо — одно из двух уязвимых мест на теле существа. Оставив его на съедение сородичам, охочим до каннибализма, группа двинулась дальше, уходя в неизвестном направлении.

Карн быстро понял, что способен видеть порождения Лимба на довольно большом расстоянии. Его внутренний взор без труда вычленял из серого хаотичного фона их липкие черные ауры, которые словно кипели, подвергаясь непрекращающимся метаморфозам. Он корректировал Арминиуса, который возглавлял отряд.

Они потеряли счет времени и пройденным шагам.

Помимо короткой схватки с гончей группа дважды сталкивалась с химерами. Оказалось, что Карн не видит их, когда создания зарываются в землю. Вскоре он понял, что земля в Лимбе экранирует все энергетические частоты. Строго говоря, это и не земля вовсе, скорее она образует с окружающим пространством — воздухом, небом, выжженными изнутри растениями — единый организм, мертвый с точки зрения законов естественного мира. Но Карн знал, что это лишь видимость. Лимб живет собственной жизнью, хаотичной, извращенной, чуждой всему, что пришло извне.

Женщины с детьми на руках закономерно выдохлись первыми. Одного ребенка забрал Мидас, другого — каинит. Карн с радостью помог бы, но со своей слепотой он и так спотыкался через шаг. В итоге, трикветр самых резвых гарпий все же нагнал их на плешивой прогалине.

Чудовища рухнули с рваных небес, исходя протяженным клекотом. Карн тут же впился в одно из них щупальцами внутреннего взора. Во второй раз получилось легче и быстрее, но так же отвратительно и не менее болезненно.

— Как конфетку у ребенка, — буркнул он, пытаясь себя подбодрить.

— Самовнушение, оно такое, — хмыкнул Мидас, отогнавший гарпию широким взмахом клинка. Малыша он передал матери, едва парень указал на приближение монстров. — Поверишь в себя — глядь, и вправду полегче станет.

Но легче не стало. Карн упал на колени, над верхней губой сгустилось алое озерцо. Подобные трюки изматывали, ему требовался отдых. Но здесь негде было отдохнуть, ведь сам Лимб охотился на них.

Тем не менее, как и в прошлый раз, ему удалось сковать волю гарпии. Вот только рядом не оказалось того, кто сумел бы закончить работу. Арминиус бился с другим чудовищем, Мидас едва управлялся со своим.

Парень заскрипел зубами и поднялся. Он шагнул навстречу противнику, стараясь не потерять концентрацию и изо всех сил борясь с желанием просто лечь и умереть. Затем вытащил одну из секир, замахнулся и ударил.

Короткого мгновения, пока Карн прикидывал, куда лучше направить удар, гарпии хватило с избытком. Она не смогла полностью высвободить сознание, но сумела отвернуть голову в сторону, так что секира с глухим чавкающим звуком вонзилась ей в плечо. Тварь сдавленно клекотнула и взмахнула крылом — не слишком сильно и совсем не быстро, но парень не успел среагировать. Зазубренные когти, поселившиеся на кромке крыла, чиркнули по лицу и он упал навзничь.

В это время Мидас отпрыгнул, уворачиваясь от стремительной атаки в грудь и лицо. На птичьих лапах у гарпий тоже были когти и гораздо крупнее, чем на крыльях, хотя они скорее напоминали ржавые крючья, развешенные под потолком заброшенной скотобойне.

Фригийский царь ушел от первого удара крылом, нырнул под второй и ударил навершием клинка в челюсть монстра, отбрасывая его назад. Затем рубанул сверху вниз, рассекая обнаженный торс, а потом в обратном направлении — отсекая монстру обе ноги.

Бог заметил, что хотя чудовища действительно регенерируют с ошеломительной скоростью, сразу несколько ран они заживляют медленнее, и при этом у них ощутимо падает реакция. Он легко увернулся он выброшенного в его сторону крыла и тут же обрубил его у основания, пустив клинок по короткой дуге резким движением запястья. Гарпия упала на землю, крыло тут же начало отрастать, но у Мидаса была еще пара мгновений. Пара мгновений — королевское преимущество, даже для однорукого!

Где-то слева Арминиус вытанцовывал вокруг своего противника — гладиусы выписывали молниеносные восьмерки по всей верхней полусфере. Воин стремился отогнать гарпию как можно дальше от людей, а когда это удалось, перекатился вперед, заставляя чудовище подлететь на несколько метров вверх, мощно ударив крыльями по воздуху.

Гарпии обладали невероятной скоростью, но не могли сравниться с Сыном Каина. Оказавшись за спиной противника, Арминиус нанес серию колющих ударов в область позвоночника и уже замахнулся для очередной атаки, метя в нижнюю часть шеи. Но дальнейшие события смешали карты им всем.

Гончая вылетела из рощи справа от Мидаса. Карн, занятый ментальным самбо, просто не увидел ее, а потому не успел никого предупредить. Волкоподобная тварь ударила древнего бога в плечо, отбрасывая его на несколько метров. Тот покатился по каменистой земле, разрывая одежду и плоть, но чудом не сломал ни одной кости. Зато сбил с ног Арминиуса и тот упал прямо под ноги гарпии, которую уже должен был сразить. Монстр развернулся, но не успел возликовать, так как гончая не смогла вовремя затормозить и насадила крылатую мерзость на могучие клыки.

Две оставшиеся гарпии оглушительно закричали. Но крик чудовища, которое не добил Мидас, был неожиданно прерван и обратился рваным бульканьем, которое почти сразу оборвалось.

Пересвет, решивший, что настало время помочь могучим героям, подобрался к твари со спины и в прыжке вогнал скрамасакс Мидаса точно ей в затылок. Это было первое существо, которого он убил. Кроме сраженных во время охоты с отцом, но охоту русы не считали за убийство, ибо не имели привычки охотиться по любой другой причине, кроме как для пропитания.

Арминиус с Мидасом вскочили одновременно. Они даже не посмотрели друг на друга, но каждый знал, что нужно делать. Это бывает в схватке, когда воины сражаются за правое дело и между ними возникает незримая связь. Такая связь, которую не смог бы отследить даже Карн. Которая давно уже связала его самого с фригийским царем.

Каинит проткнул гарпию, рывком сорвавшую себя с клыков гончей, и взмахом второго гладиуса отделил ее голову от тела. В тот же миг Мидас вскочил на гончую верхом, перехватив клинок обратным хватом — так, как в бою делают разве что герои блокбастеров. Но в данном случае это было оправдано — фригийский царь ударил пониже шеи, под костяной нарост на черепе. Это было второе уязвимое место на теле гончей. Меч пробил шею насквозь, сломав позвонки, но не вышел снизу, уткнувшись в плоть монстра, которая изнутри оказалась столь же прочной, как и снаружи.

Древний бог обернулся, намереваясь броситься на помощь Карну, но увидел, что в этом нет необходимости. Парню удалось. Он полностью подчинил порождение Лимба своей воле! Пока Мидас и вампир убивали гарпию с гончей, он поднялся на ноги и, собрав воедино всю свою ярость, вновь оплел сознание врага незримыми энергетическими щупальцами. Он ощутил ее боль, которая насквозь прошила черную ауру красно-оранжевыми молниями. То была боль от потери сестер из ее трикветра. Оказалось, что между гарпиями действительно существовала сильная связь, сильнее, чем можно было ожидать от рожденных в Лимбе.

Внезапно Карн подумал, что, быть может, это вовсе не их родной мир. Ведь, как он помнил из лекций Тота, не все существа, населяющие Лимб, родились в этой жуткой реальности. Некоторые пришли добровольно, другие — случайно, третьи — по ошибке (чаще всего — из нездорового любопытства).

Теория была любопытной, но неуместной. После гибели сестер гарпия стала уязвима, ее самоконтроль ослаб и Карн сокрушил сознание монстра. Он заставил ее опуститься на землю, прижаться к ней всем телом и забиться в конвульсивных судорогах.

Кровь уже не просто сочилась у него из носа, а текла двумя обильными ручьями, он ощущал ее вкус на своих губах, но чувство абсолютного контроля, тотального подавления чужой личности опьянило его, развеяв дурноту и изгнав слабость из тела. Он встал над поверженным врагом, широко расставив ноги. Криво улыбнулся, а затем взмахнул рукой и опустил лезвие секиры на голову гарпии. Раздался треск ломаемой кости, вслед за ним — хлюпанье разрываемого мозга. И наступила тишина, тварь даже не клекотнула напоследок, Карн заблокировал ее речевые центры.

— Да ты жестокий тип, — бросил Мидас, проходя мимо. Ему передались чувства Карна, поэтому, в отличие от окружающих, он хорошо понимал, что только что произошло. Но Карн — большой мальчик, он в состоянии решить свои проблемы. А вот Пересвет…

Древний бог подошел к пареньку, который все еще стоял над поверженной гарпией с окровавленным скрамасаксом в руках. Он прерывисто дышал и смотрел в одну точку прямо перед собой. Но едва фригийский царь появился в поле его зрения, мальчишка тут же взял себя в руки. Он глубоко вздохнул и нагнулся к трупу, чтобы вытереть лезвие боевого ножа о перья на крыле.

Когда он выпрямился и поднял взгляд на Мидаса, бог мысленно покачал головой. Он положил руку на плечо мальчика и кивнул ему. Тот кивнул в ответ, ни один мускул не дрогнул на его лице, карие глаза, чуть прищуренные, с расширенным от адреналинового всплеска зрачком, смотрели открыто и честно, без страха и сомнений.

— Пора двигаться, — коротко бросил фригийский царь, звучно вогнав меч в ножны и подхватив одного из малышей. Женщина, мгновением раньше прижимавшая мальчонку к своей груди, не успела ничего сказать, лишь широко раскрыла онемевший рот. В ее глазах стояли слезы. Зато ребенок, лучезарно улыбнувшись, обхватил ручонками шею Мидаса и что есть силы прижался к его плечу.

Древний бог не заметил этого. Он думал о том, что увидел в глазах Пересвета. Это были глаза воина, безупречного убийцы. Глаза двенадцатилетнего мужчины, который не остановится ни перед чем, если его роду будет грозить опасность. И потом фригийский царь возблагодарил небеса за то, что никогда в бою не сталкивался с русами и не вел свои армии против них. Нужно быть конченым безумцем, чтобы решиться на такое.

***

Группа двигалась плотным строем. Арминиус вел, Карн корректировал путь, Мидас с Пересветом замыкали. С каждым пройденным километром они замедлялись все сильнее. Женщины едва переставляли ноги, а старик, которого звали Вячко, дважды просил бросить его, однако Мидас оба раза в довольно грубой форме отказал седовласому, так что тот кряхтя и потея поспевал за авангардом.

К счастью, преследователи тоже сбавили скорость. Карн едва ощущал их на дальней границе своего энергетического зрения, в паре километров позади. Он тоже уставал, битва с гарпией выпила из него слишком много сил, но парень не выказывал слабости, он уверенно сжимал плечо Арминиуса и старался как можно раньше предупреждать его о появлявшихся впереди сигнатурах порождений Лимба. Это забирало остатки сил и радиус действия ментального локатора постоянно снижался. Он сообщил об этом каиниту, тот молча принял к сведению.

— А ты вообще устаешь? — спросил у него Карн, который не ощущал ауру вампира и не слышал его дыхания. Хотя даже если бы при нем оставалось физическое зрение, оно едва ли помогло бы парню — лицо Арминиуса по-прежнему скрывалось за посеребренной маской римского шлема. Вампир был буквально непроницаем.

— Да, — коротко ответил каинит. Карн подумал, что на этом вопрос исчерпан, но после недолгого молчания Арминиус снизошел до пояснения. — Ресурсы моего тела тоже ограничены, хотя они на порядок превосходят возможности смертного организма.

— А ведь они как раз на исходе, эти возможности, — Карну не нужно было оборачиваться, чтобы указать вампиру на тех, о ком он говорит. Их ауры, даже аура Пересвета, неумолимо наполнялись желтоватой дымкой измождения, и эту проблему нужно было решать.

— Я понимаю, — на этот раз каинит позволил себе полноценный кивок, которого собеседник, разумеется, не увидел. — Выход есть, но он тебе не понравится. Он никому не понравится.

— Говори, — бросил Карн и на миг отвлекся от разговора, ощутив где-то впереди энергетические всплески черных аур. На этот раз — химеры. Парень проследил за их курсом — чудовища двигались параллельным курсом и вскоре скрылись из виду.

— Тауматургия, — прошептал каинит, увлекая Карна за собой в ложбину меж двух рощ, заполненных мертвыми деревьями с вывернутыми наизнанку стволами. — Магия крови. Дисциплина моего клана.

— О подробностях после, — Карн усилием воли подавил неуместно желание расспросить вампира об этой… тауматургии. — Что тебе нужно?

— Кровь, — Арминиус немного помедлил, прежде чем продолжить. — Я редко питаюсь людьми, в основном — теми, кто преступил родовой закон, но таких среди русов немного. В последние месяцы были только животные, а для ритуала мне нужна людская кровь. Бегущая по моим собственным венам.

— Спасибо за предложение, но ты был прав, — Мидас вперил мрачный взор в спину вампира. — Эта идея никому не понравится. Особенно мне.

— Не имеет значения, — внезапно заговорила одна из женщин. Кажется, ее звали Дара. Карн видел ее ауру, объятую непоколебимой решимостью, однако в голосе женщины отчетливо звучал страх. — Если это спасет моего сына, если поможет спастись остальным, возьми мою кровь…

— Сколько нужно? — перебил Мидас. Древнему богу эта идея нравилась меньше, чем любому другому из их группы, однако он подавил свой гнев, справедливо рассудив, что альтернативы все равно нет.

— Твоя не подойдет, — отрезал вампир, в очередной раз сменивший направление по указанию парня. Теперь они двигались вверх по склону, поросшему редким колючим кустарником. — И кровь Карна тоже. Нужен чистый источник, не замутненный влиянием Навьих миров.

— Так сколько? — женщина нагнала Арминиуса и ухватила за плечо. Ее прикосновение едва ли могло остановить каинита, но он тут же развернулся и в упор посмотрел на нее. Под взглядом его бездонных глаз, обрамленных в матовое серебро боевой маски, Дара съежилась, но не отступила.

Карн видел, насколько непросто ей дался этот шаг. Но материнская любовь возобладала над страхом. И над главным человеческим инстинктом она возобладала тоже.

— Вся, — вампир снял шлем и сурово посмотрел на фригийского царя, потом перевел взгляд на Карна и снова на женщину. Дара не отвела глаз. Она кивнула и сделала шаг к Мидасу, который держал на руках ее ребенка. Женщина коснулась щеки своего чада, из последних сил сдерживая рыдания.

Карн остро почувствовал неправильность происходящего. Аура Мидаса отдалась эхом его собственных эмоций, но… что делать? Они не могут бежать вечно. И драться они тоже не могут — это верная гибель для всех.

— Да ты что, мать! — Вячко выступил вперед, становясь между молодой женщиной и вампиром. — Ты еще в соку самом, тебе мужика своего любить надобно, да детей славных рожать. Негоже так! Слышь, кровавый, а моя сгодится?

— Кровь руса не ослабевает с возрастом, — ответил Арминиус, как показалось Мидасу — с толикой уважения в голосе.

— Они приближаются, — походя отметил Карн. — Времени мало.

— Дед Вячко, — жалобно позвал малыш, которого Мидас держал подмышкой.

— Молчи, сынок. Так надо, — старик нежно коснулся его щеки, бросил короткий взгляд на Дару, которая больше не могла сдерживать слезы, и уверенно шагнул к каиниту. — Хорош воду в ступе толочь. Давай, кровавый.

— Отвернитесь все! — рявкнул Мидас, отдавая ребенка Даре и разворачивая ее спиной к каиниту. Вторая женщина забрала своего малыша у вампира и тоже отвернулась. Пересвет посмотрел на фригийского царя, тот кивнул и они последовали примеру остальных.

Не отвернулся лишь Карн.

Арминиус не стал задавать старику глупых вопросов, утоняя степень его готовности. Тем более, что рус вполне мог принять это за оскорбление. Вампир сблизился с Вячко и быстрым, но осторожным движением отвел его голову в сторону.

Неуловимое взглядом мгновение потребовалось клыкам каинита, чтобы добраться до яремной вены на обнаженной шее смертного. Вячко тяжело вздохнул, но промолчал, а потом мимолетная боль исчезла, уступив место сонному теплу, вливавшемуся в его тело через два аккуратных прокуса на коже.

— Нет, нет, нет, — бормотала Дара себе под нос, ежесекундно порываясь обернуться. Но Мидас крепко держал ее за плечо. Другой рукой бог прижимал к себе Пересвета.

Вторая женщина, Уйка, перестала сдерживать рыдания. Она медленно опустилась на колени, вжимая себе в грудь маленькую головку сына, который едва ли осознавал происходящее. Пройдет много лет, пока странные воспоминания оформятся в нечто осознанное. И лишь тогда малыш, уже ставший молодым мужчиной, поймет, что сделал его седовласый родич, которому он обязан своей жизнью…

Карн видел все. И он многое отдал бы, чтобы это забыть. Лишь в этот момент парень осознал, что у его новых способностей есть и оборотная сторона.

Его вывернуло наизнанку, он рефлекторно согнулся пополам, желудок попытался извергнуть из себя хоть что-то, но от завтрака давно не осталось и следа. На белесую землю Лимба с губ парня сорвалось несколько капель прозрачной желчи, перемешанной с вязкой слюной. Иссушенная иными законами твердь мгновенно все впитала. Только что не облизнулась.

Это было жестоко. Противоестественно. Жизненная сила Вячко перетекала в каинита и каждая ее частица оглушительно кричала во всех диапазонах энергетического спектра. Она рвалась на свободу, сотрясаясь в конвульсиях непередаваемого ужаса, абсолютное бессилие раскатывалось во все стороны исполинскими волнами и разбивалось на мириады брызг невыносимого страдания. К счастью, все это не коснулось души старика и Карн вздохнул с облегчением, увидев, как она скользнула в глубины подпространства, уносясь прочь и навеки сливаясь с бескрайними просторами Дуата.

Арминиус осушил Вячко в несколько мощных глотков. Затем он осторожно уложил его тело на землю и провел рукой по старческому лицу, смыкая его веки.

— Этого достаточно, — тихо сказал каинит, облизнув увлажненные алым губы, и повернулся к Карну. — Сколько у нас времени?

— Они вот-вот нагонят нас, — парень вновь сфокусировался на периферических ощущениях. Ближайшая группа гарпий находилась всего в полукилометре от них и расстояние быстро сокращалось.

— Тогда я сделаю это прямо здесь, — каинит бросил оба меча в ножны и достал из-за голенища широкий короткий нож с лезвием матовой полировки. Он полоснул себя по запястью, умело вскрыв сразу несколько артерий. Из глубокого разреза ударил фонтан темной крови.

Позже Карн узнает, что у вампиров в отличие от смертных даже артериальная кровь — темная. Это объясняется недостатком кислорода, ведь он не поступает в них естественным образом через, дыхание. Для этого у Детей Каина есть иные механизмы. Надо сказать — весьма специфические.

Арминиус обронил нож. Мидас, который все-таки не удержался и вполоборота смотрел на происходящее, подумал, что вампир резанул слишком глубоко, повредив сухожилия. Однако бог тут же признал свою ошибку — столь точны и рассчитаны были движения каинита, он просто не мог сделать что-то не так. Фригийский царь сделал выводы и ужаснулся, осознав, что каждое из увиденных им действий оттачивалось сотнями, если не тысячами проведенных ритуалов. Ритуалов, для которых требовалась людская кровь!

Каинит зашептал слова, которые фригийский царь не понимал, а внутренний взор Карна воспринимал как хаотичные обрывки мусорного кода. Парень постарался закрыть свой разум, ощутив потенциальную опасность. И правильно сделал. Есть силы, с которыми лучше не соприкасаться. Кем бы ты ни был.

Когда Арминиус убрал руку с запястья, вместо резаной раны там остался лишь тонкий шрам. Зато на его левой ладони, которой он зажимал порез, бугрился и вскипал полупрозрачными пузырями отвратительный алый сгусток. Он производил впечатление чего-то живого и ярко светился.

Сын Каина продолжил шептать заклинание и от звуков его голоса люди невольно попятились, даже Мидас сделал шаг назад. Затем Арминиус двинулся по широкому кругу, стараясь захватить как можно больше пространства. Люди инстинктивно сбились вместе и это облегчило каиниту задачу.

Все это время с ладони вампира капала кровь и там, где алые капли касались белесой тверди, та громко шипела и испарялась в багряном тумане, а на ее месте формировался переливающийся всеми оттенками красного оттиск. Когда каинит закончил, люди оказались в центре круга, диаметр которого составлял около семи метров. Затем он сам шагнул в круг и посмотрел на Мидаса. В его темных глазах древних бог увидел пляшущие языки карминового пламени, впрочем — стремительно угасающего.

— Это все, — Арминиус тяжело опустился на землю. Фригийский царь попытался найти в его лице признаки усталости, но ничего не вышло. Тем не менее, это отчетливо ощущалось — ритуал действительно отнял у вампира немало сил. — Не знаю, каков будет эффект в мире Дивов. Здесь никто никогда не применял тауматургическую дисциплину.

— Ты скрыл нас? — полюбопытствовал Карн, который хорошо видел кровавый круг, начертанный каинитом. В энергетическом спектре это была целая конструкция, тончайший математически выверенный узор, вытравленный на самой ткани Лимба в несколько слоев. Удивительно, как Арминиус сумел возвести ее в столь короткое время!

Но вслед за восхищением пришел ужас. В этом элегантном, даже шедевральном узоре парень видел жизненную силу, ранее принадлежавшую старику Вячке. И это было жестоко, ненормально, даже по меркам Лимба.

— Именно так, — каинит не шевелился, по своему обыкновению уставившись прямо перед собой. — Нас не увидит никто, кроме Сына Каина из моего же клана. Но сейчас это… маловероятно.

— Если твоя магия подвела… — процедил Мидас, до хруста стискивая зубы. Он отстранился от Пересвета и выставил перед собой клинок, ощущая приближение врагов.

— Прежде чем подумать плохо, подумай хорошо, — мягко прервал его Арминиус, за которым раньше не водилось тяги к философствованию. А потом из-за деревьев показались гарпии и фригийский царь проглотил язвительный ответ.

Крылатые существа, не переставая клекотать, полетели над ними и устремились дальше. В их аурах Карн ощутил непонимание и ярость. Волна облегчения прокатилась по его телу и он непроизвольно рассмеялся.

— Получилось! — радостно выкрикнул Пересвет, но тут же, ойкнув, зажал себе рот руками.

— Не бойся, они не услышат, — успокоил его Карн, присев рядом с Арминиусом. — Колдовство каинита полностью экранирует нас от внешнего пространства.

— Экра… что? — переспросил мальчишка, но Мидас перебил его.

— Сколько он продержится? — фригийский царь впился в замершего вампира и лишь теперь понял, что тот смотрит вовсе не в пустоту, как это бывало раньше. Арминиус не отрывал взгляда от тела Вячко, которое осталось за пределами круга.

— Достаточно, чтобы вы могли восстановить силы, — проговорил каинит. — Понятия времени в землях Дивов не существует.

— Это мы знаем, — огрызнулся Мидас, который, хотя и понимал, что они поступили верно, не мог отделаться от мысли, что можно было попытаться найти другой выход. Ведь за свое спасение они отдали жизнь славного воина, пусть и едва способного держать в руках оружие. Вячко еще мог послужить своему народу, передать опыт и знания молодым, научить их.

Но гнев Мидаса рассеялся также внезапно, как и пришел. Бог глубоко вздохнул и перестал юлить перед самим собой. Он ведь злится вовсе не на Арминиуса. Если бы хотел помешать ритуалу — сделал бы это, ведь так? Но не сделал, а значит принял этот вариант развития событий. А вампир…он, по сути, уже в который раз спас их жизни.

— Прости, — фригийский царь тоже сел, широко раскинув ноги и наклонившись вперед так, что хрустнули затекшие позвонки.

Вампир не ответил.

— Нужно придумать, как выбраться отсюда, — Карн попытался разрядить обстановку, переведя разговор в насущное русло. — Мы не можем бежать вечно. У нас почти нет еды. Насколько я понимаю — кое-что осталось в переметных сумках Рады и Уйки, но этого едва хватит детям. Здесь нас ждет только смерть.

— Будь мы в Ра, нашли бы Место Силы и использовали Вегвизир, — Мидас достал магический артефакт и с укоризной посмотрел на него. — Но Всеотец сразу предупредил, что в Лимбе его магия иссякает.

— А нет у тебя еще ритуала? Такого, чтоб вернул нас? — Уйка подняла взгляд на вампира и шмыгнула носом. На вид ей было лет двадцать, не больше. Белокурая, с круглым лицом и медовыми глазами. — Если нужна еще кровь… — она всхлипнула, не сдержавшись. — Только спаси Хорта и Рада, деток наших! Ты ведь охотник, скиталец, ты должен уметь! Я слышала, что говорят про тебя воины в Радогосте…

Каинит взглянул на женщину. Она сразу опустила глаза и тихо заплакала. Ее маленький сын, Хорт, научивший Карна, как принято благодарить у русов, посапывал на руках матери. Он спал легко и безмятежно, будто не находился по ту сторону реальности и будто его жизнь не висела на нитке, истончавшейся с каждым мгновением.

Вампир не ответил, но его взгляд был красноречивее любых слов, и Мидас в очередной раз убедился, насколько ошибочным было его мнение о роде Каина. Арминиус сожалел. В его взгляде фригийский царь читал вину. Вину за то, что он оказался в тупике и не мог больше исполнять свое призвание — помогать людям. Это ранило каинита, как могло бы ранить существо, обладающее душой.

— Никто из нас не знает, как пересечь порог Яви, — медленно проговорил Пересвет. Мальчишка сдвинул брови к переносице и сощурил глаза, демонстрируя активную мыслительную деятельность. Он поджал губы, сосредотачиваясь. — Значит, надо найти того, кто знает.

— А кто знает? — спросил у него маленький Рад, сидевший на руках у Дары. Едва ли малыш понимал, о чем идет речь, но вопрос был правильным.

— Думаю знает тот… кто привел нас сюда! — брови Пересвета взметнулись к короткой русой челке. Его глаза засияли, а рот приоткрылся в немом восторге. Он забегал глазами по лицам сидевших рядом мужчин и женщин, понимая, что больше не нужно ничего говорить. Он уже все сказал. Он нашел выход!

— Что там насчет уст младенца? — Мидас изогнул бровь и посмотрел на Карна, потом на Арминиуса.

— Это невероятно, — покачал головой вампир. — Мальчик прав.

— Я уже не мальчик! — Пересвет вздернул подбородок и Мидас увидел, что каинит улыбается. По-настоящему, как это делают люди. Не только губами, но и глазами.

— Тогда немного передохнем, и попробуем изловить гарпию, — констатировал Карн, вытягиваясь прямо на голой земле. Поверхность казалась холодной, но парень понимал, что последнее, чего ему сейчас стоит опасаться — это застудить почки. Гораздо важнее дать телу хоть немного отдыха.

— А ты сумеешь? — Мидас серьезно посмотрел на друга. В его голосе не было и тени сомнения, но ему нужно было знать, что об этом думает сам Карн.

— Не сомневайся во мне, — ответил парень, широко улыбнувшись. — А не то я сочту это за оскорбление. Ты ведь не хочешь оскорбить Левиафана, а?

Каинит бросил короткий взгляд на парня, потом уставился на Мидаса, молчаливо требуя пояснений.

— Долгая история, — отмахнулся фригийский царь. — Как-нибудь позже.

— Если выживем, — невозмутимо добавил Пересвет, ковыряя землю скрамасаксом.

***

Трудно сказать, сколько времени они провели внутри Кровавого круга. Мидас даже успел вздремнуть, взяв пример с малюток Хорта и Рада, которым, казалось, все нипочем.

Стареет, подумал Карн, глядя на мерно вздымающуюся грудь фригийского царя, распластавшегося на голой земле. Сам он, несмотря на усталость, заснуть не сумел. Так и лежал, уставившись невидящими глазами в призрачную глубину пронизанных алыми отсветами небес. Чужих небес.

А когда парень почувствовал, что, возможно, готов окунуться в объятия Морфея, как по команде проснулся Мидас. Каинит ощутил его пробуждение и поднялся на ноги. Он, само собой, не спал и вообще не двигался с места все это время.

Женщины, сидевшие на земле с малышами на руках, встрепенулись и заскользили тревожными взглядами по лицам воинов. В их заплаканных и раскрасневшихся глазах читалась надежда. Последнее, что им оставалось.

— Они ведь где-то рядом? — спросил фригийский царь, водя головой из стороны в сторону. Серую безжизненную прогалину, на которой они прятались от погони в Кровавом круге, со всех сторон обступали пологие холмы, покрытые плотным строем вывернутого наизнанку леса.

— Да, — кивнул Карн. Он сидел, скрестив ноги, и фокусировался, расширяя до предела свой ментальный локатор. — Они на удивление умны. Знают, что мы не могли просто исчезнуть, поэтому не уходят. Летают взад-вперед. Но это гарпии, гончих я не вижу.

— Надо выманить один трикветр, — каинит озвучил очевидное. — Я могу поддерживать Кровавый круг на расстоянии. Так что можно на время покинуть его, чтобы привлечь внимание.

— Я скажу, когда рядом будет лишь одна группа, — Карн отключил все физические рецепторы, сосредотачиваясь на ментальных ощущениях, чтобы не упустить ни единой детали. У него нет времени на ошибку, так что рисковать нельзя. — Большая часть гарпий отдалилась, здесь они оставили что-то вроде дозорных отрядов. Шанс есть.

Ждать пришлось недолго. Вскоре хаотичные маршруты дюжины трикветров сложились таким образом, что один из них прошел в непосредственной близости от Кровавого круга, тогда как другие разошлись в стороны от него.

— Пора, — проговорил Карн, ощущая приближение исполненных злобы созданий. Парень с облегчением вернул себе физическое восприятие.

Каинит тут же шагнул за пределы круга. Посеребренная маска уставилась в небо.

— Не чуют, — тут же доложил Карн.

— Делай что-нибудь, — развел руками Мидас. — Привлеки их. А то мимо пройдут.

Посеребренная маска повернулась к фригийскому царю. Каинит повел рукой, предлагая Мидасу сделать все самому. Древний бог цокнул языком и вышел из Кровавого круга.

— Выродки пернатые! — заорал он изо всех сил. Женщины в испуге дернулись, Паресвет ухмыльнулся. — Ну! Кто еще хочет комиссарского тела!?

— Сработало, — улыбнулся Карн. Он увидел, как ближайший трикветр изменил траекторию движения и вскоре должен появиться за деревьями. — Только больше не ори, привлечешь других. И у нас мало времени.

— Вот так это делается, — Мидас деловито задрал подбородок и оттопырил нижнюю губу, глядя на Арминиуса. Тот вместо ответа неуловимым для взгляда движением извлек на свет оба гладиуса. Бог фыркнул и нарочито медленно достал клинок Стража рассвета.

— Оставайся здесь, — бросил Карн Пересвету, ощущая в ауре парнишки натуральную жажду крови. — Защищай женщин, если что-то пойдет не так.

На самом деле едва ли что-то могло пойти не так, ведь Кровавый круг был надежной защитой и в крайнем случае они могли отступить под его тенета. Но не имело смысла рисковать пареньком, а переубедить Пересвета мог лишь более достойный мотив, чем слепое желание убивать. Карн дал ему такой.

Гарпии появились над верхушками деревьев и синхронно издали негромкий клекот, в котором Мидас почувствовал удивление, а Карн буквально увидел его в аурах монстров. Существа не понимали, откуда появились их враги, поэтому не налетали всем скопом, как обычно, а приближались осторожно, обходя воинов с разных сторон. На миг парень подумал, что у них хватит мозгов позвать подкрепление, но даже если подобные мысли и вспыхивали в непостижимых умах порождений Лимба, то жажда человеческой крови оказалась сильнее, в зачатке подавив любые проявления осмысленности.

Но атаковали они одновременно, для этого решения им хватило одного лишь инстинкта. Карн по уже отработанной схеме бросил энергетические щупальца в сторону гарпии, что двигалась прямо на него. Это существо казалось крупнее других и производило впечатление лидера.

Внутренний взор парня столкнулся со слабым сопротивлением и почти сразу подавил его. Незримые щупальца на миг будто уперлись в стеклянную стену, подернутую серой дымкой, в глубине которой кружились черные вихри. Гарпия не умела защитить свой разум от вторжения, это было нечто инстинктивное, что для Карна послужило очередным подтверждением — перед ним вовсе не воплощение людских эмоций. Скорее деградировавший потомок древней расы, и эта конкретная особь, похоже, сохранила чуть больше, чем остальные.

Пока парень отключал двигательные функции противника и подавлял ее личность силой своей воли, Мидас и каинит схлестнулись с двумя оставшимися гарпиями. В их планы не входило пленение всего трикветра.

Фригийский царь, приноровившись к технике боя крылатых чудовищ, ловко ушел от пикирующей атаки и ударил наотмашь, начисто обрубая гарпии половину крыла. Та рухнула на землю, прокатилась несколько метров, но тут же, недовольно заклекотав, вскочила на когтистые ноги. Крыло уже было почти целым, но Мидас не собирался останавливаться на достигнутом. Он атаковал монстра несколькими размашистыми ударами, затем отпрыгнул назад, уходя от встречной атаки, — недостаточно быстро, желтоватые когти разорвали рубаху на груди, впрочем — не коснувшись тела.

Древний бог зашипел и ударил гарпию в грудь, та подалась вперед, четко осознавая, что пусть даже лезвие меча пробьет ее насквозь, она едва ли ощутит урон. Мидас ожидал этого, так что выпустил рукоять клинка и перехватил его за середину лезвия. Затем с силой дернул оружие вверх, разрывая верхнюю часть груди существа вместе с гортанью.

Гарпия поперхнулась и стала оседать, но Мидас не освободил меч, наоборот — надавил на него, вгоняя еще глубже, и продолжил поднимать, буквально отрывая голову своему противнику. Брызнула горячая кровь, раздался хруст ломаемых позвонков и раскалывающихся костей.

А где-то справа каинит завершал расправу над второй гарпией. Вампир отпрыгнул в сторону от яростной атаки, потом перекатился в обратном направлении, уходя от удара ногами. Воин закрутил восьмерку, двинувшись на врага и заставляя его отступить, затем резко остановил стремительное вращение клинков и выбросил один вперед, целя гарпии в лицо. Та клекотнула, мол, дилетантская атака, и даже не стала уворачиваться, лишь наклонила голову в сторону. Клинок прочертил глубокую борозду по искаженному яростью лицу. Гарпия ударила по воздуху крыльями и рванулась вперед, но что-то мелькнуло снизу серебряной молнией и острие второго гладиуса вышло из ее макушки, войдя мгновением раньше в подбородок.

Когда Арминиус обернулся, Мидас увидел, что наполированную до матового мерцания маску испоганил мелкий, но хорошо заметный порез в районе лба. Это удивляло, ибо он знал, с какой скоростью мог двигаться вампир и здесь не было черных осклизлых стен пещеры, которые сковывали его маневренность. А потом бог понял, в чем дело. Кровавый круг. На его поддержание каинит тратил силы и похоже, гораздо больше, чем предполагал.

Карн в этот момент буквально уложил своего врага на обе лопатки и сам удивился тому, насколько легко это получилось. С другой стороны, не было в этом ничего сверхъестественного — он уже знал алгоритм победы и просто применил его.

Существо конвульсивно подергивалось у его ног, уже не клекоча, скорее жалобно поскуливая. Парень полностью контролировал гарпию, но понимал, что долго так не сможет. Голова начинала кружиться, нос забивался — из него вот-вот снова потечет кровь.

— Можешь заставить ее говорить? — Мидас подошел к гарпии и заглянул ей в лицо с нескрываемым отвращением. — Ведь она может не только клекотать. Это мы точно знаем.

— Я уже пробовал, но ее разум устроен иначе, — парень покачал головой. Он плотно стиснул зубы, стараясь говорить тише, но так, чтобы его услышали. Слова отвлекали, сбивали концентрацию. — Я быстро нашел моторные и нервные отделы, но не представляю, где у нее когнитивный центр.

— То есть ни память, ни речь… — начал Мидас.

— Нет, — Карн ожесточенно мотнул головой, от чего перед глазами поплыли алые круги. Он тут же взял себя в руки и отметил на ментальном сканере приближение еще двух трикветров. — Кстати, ее подруги что-то почуяли. У нас не остается времени.

— Второго шанса может не быть! — рыкнул Мидас. Фригийский царь встал над гарпией, затем опустился на колени — одно уперлось ей в грудь, другое — в правое крыло. Он низко склонился над существом и прижал лезвие клинка к его дрожащей шее. — Говори, мразь. Читай свое треклятое заклинание, возвращай нас обратно! А не то я буду резать тебя на лоскуты до тех пор, пока мы не доберемся до предела твоих регенеративных способностей!

— Не думаю, что это поможет, — покачал головой Арминиус.

— А что поможет? — Мидас метнул на него полный ярости взгляд. — Есть у тебя еще какой-то трюк в кармане?

— Вообще-то есть, — спокойно ответил каинит, приближаясь к распростертому на земле монстру. — Я не думаю, что он сработает, но у нас нет выбора. Отойди.

Последнее слово он произнес тихо, почти не слышно, но прозвучало в нем что-то глубокое и повелительное, так что древний бог нехотя подчинился. Он встал и отошел в сторону, даже клинок спрятал обратно в ножны, не отрывая взгляда от посеребренной маски каинита.

— Тауматургия, — прошептал Карн. — Я чувствую, как ты вновь концентрируешь в себе эту страшную силу. Не все Дети Каина так могут?

— Очень надеюсь, что не все, — мрачно заметил Мидас, который в глубине души был восхищен способностями Арминиуса. Он никогда бы в этом не признался, а Карн, который отлично ощущал это в своем друге, никогда бы не произнес вслух.

— Только те, что из моего клана, — изрек вампир, снимая шлем и отбрасывая его в сторону. Он опустился на колени возле головы гарпии, затем извлек тот самый нож, который использовал при начертании Кровавого круга.

Арминиус резанул себя, в этот раз — прямо по запястью, глубоко и сильно. Но алая влага, вырвавшаяся из его бледной плоти, не разбежалась в стороны, как следовало бы. Повинуясь словам языка, что в силах произнести лишь губы Детей Каина, кровь на ладони вампира заплясала, будто огонь костра. Она была темной, но стремительно наливалась ярким багрянцем и Карн ощущал, что каинит усилием воли фокусирует в ней жизненную силу, взятую из тела Вячко. Парень по-прежнему не видел ауру вампира, но его манипуляции с кровью улавливал точно отраженные сигналы, короткие блипы на самой периферии энергетического зрения.

Каинит быстрым движением нанес легкий порез на шею гарпии и тут же, пока рана не затянулась, приложил к ней свою ладонь, наполненную пляшущей кровью. Все это время он не переставал шептать странное, жуткое, сводящее с ума заклинание и даже Пересвет заметил, что голос каинита дрожит. Все же были пределы его силам и он неумолимо приближался к ним.

Гарпия выгнулась дугой, когда в нее хлынуло ледяное пламя крови каинита, щедро приправленной древней магией нерожденных. Карн инстинктивно сделал несколько шагов назад, тут же теряя контроль над разумом создания. Его энергетические щупальца отпрянули, будто испуганные змеи, уступая место другим — холодным и мрачно гремящим, словно кандалы заключенного. Парень не видел эти чужие щупальца, но ощущал, как они создают хаотичный резонанс в эфире. Он прижал руки к вискам, скривившись от боли. То, что делал каинит, нарушало законы мироздания. И все же — он это делал.

А потом гарпия заговорила. Не заклекотала, не защелкала, как та, что перебросила их в Лимб. Она говорила на человеческом языке. На языке русов.

— Черная тьма выпьет душу мира, так предрекал Отец всех, и так случилось, потому что Древние не устояли, ибо не могут ветви древа устоять против собственных корней, когда те, вопреки природе, стремятся к свету, — она говорила низким вибрирующим голосом. Так мог бы говорить скиталец, многие годы проведший вне людского мира и отвыкший общаться с себе подобными. — Кровь и тлен смешались во имя избавления, которое сулят лишь тем, кто способен прозреть в час безумства и ярости, рожденных за пределами космической тьмы, за Черным солнцем, на изнанке темной материи, хохочущей в вечной агонии Истинных Богов…

Гарпия захрипела и закашлялась кровью, когда Арминиус сдавил ее горло своей ладонью. Каинит рывком повернул монстра к себе лицом, их взгляды встретились и пламень, вновь разгоревшийся в глазах вампира, на миг отразился в обезумевших буркалах гарпии.

На мгновение мир погрузился в тишину, а потом существо закричало — громко, пронзительно, совсем по-человечески. Карн отметил, что ее голос привлек внимание других гарпий и сразу несколько трикветров сменили курс, направившись в их сторону.

— Невозможно, ни поодиночке, ни двое, ни трое, только один, — прохрипела гарпия. Ее глаза закатились, но прежде птичий клюв выдавил из себя череду коротких и длинных щелчков. Карн тут же уловил изменения в окружающем мире, а через несколько секунд их почувствовали и Арминиус с Мидасом.

Каинит тяжело поднялся на ноги. Фригийский царь с прищуром посмотрел на него, а потом окинул взглядом Кровавый круг — магический багрянец по его контуру стремительно терял силу, еще полминуты и он совсем иссякнет.

Мидас подошел к вампиру и коснулся его плеча.

— Ты смог, — его тон казался сдержанным, но Карн с удивлением отметил в нем изрядную толику уважения. — И похоже уже в третий раз спас наши жизни.

— Решил наконец поблагодарить? — каинит подобрал с земли свой шлем и посмотрел прямо в глаза древнего бога. Тот выдержал взгляд темных прозрачных глаз, в глубине которых все еще поблескивали карминовые искорки.

— Лучше верну должок, — криво усмехнулся Мидас и протянул вампиру руку. Тот коротко пожал предплечье фригийского царя.

— Возвращаемся, — констатировал Карн. Он четко видел приближающихся гарпий, но не волновался на их счет — они вернуться в Ра раньше, чем твари доберутся до них. — Вот только нас опять ждет лотерея.

— Плевать, — мотнул головой фригийский царь, настроение которого заметно поднялось. Впрочем, они все приободрились. — Дальше в любом случае будет проще. Останется лишь найти Место Силы и Вегвизир поможет. Должен помочь.

Окружающий мир всколыхнулся, будто озерная гладь от упавшей в воду капли. Затем на одну волну наложилась другая, а через мгновение нескончаемая рябь заполнила все пространство вокруг. Деревья затрещали, выламываясь изнутри и принимая свой естественный вид, а белесая труха под ногами постепенно сменялась изумрудным саваном лесного разнотравья, под которым проглядывали бугорки черной земли. Небо схлопнулось в черную точку, а потом раскинулось в стороны бесконечным океаном лазури с редкими вкраплениями пушистых кучевых облаков.

Они вернулись в Ра и легкий ветерок донес до них звуки топора. На лицах людей появились непроизвольные улыбки, даже каинит что-то облегченно буркнул себе под нос. А вот Карн не мог разделить всеобщего веселья, потому что ощущал вокруг незнакомые энергетические потоки. Это была не его родная земля. Они вернулись совсем не туда, откуда уходили.

Мидас осмотрелся. Вокруг глухой стеной стояли лиственницы вперемешку с соснами и… красными кленами. Он не был профессиональным дендрологом, но много путешествовал и смутно припоминал, что такие растут только в одном регионе. На востоке Северной Америки.

Больше книг на сайте - Knigoed.net

Они пошли на стук топора, к которому вскоре прибавились людские голоса. Карн прислушался — говорили на английском. Но не на том английском, на котором в его времени говорят в Англии или США. Сила Левиафана позволяла без труда все понимать, однако он улавливал нетипичные речевые обороты, которые его мозг определял как архаичные.

Мидас посмотрел на парня и они молча решили, что нет смысла скрываться, поэтому вышли из леса, не таясь. Перед ними предстал деревянный форт с высокими бревенчатыми стенами и тяжелыми воротами, которые, впрочем, были распахнуты настежь. Из ворот выбегала узкая, но хорошо вытоптанная тропа, она уходила на восток, где виднелась зеленая полоска воды, за ней — неширокий лоскут суши, а дальше — снова вода, синяя и уже до самого горизонта.

Первыми их увидели мужчины, рубившие поваленное дерево чуть в стороне от ворот. Они были одеты в узкие обтягивающие штаны и свободные рубахи с широкими вырезами. На некоторых были дублеты со съемными рукавами, которые крепились к проймам толстыми кожаными шнурками. У одного на голове покоилась высокая угловатая шляпа с узкими полями.

— И где ж мы оказались, — прошептал каинит. Его слова подразумевали вопрос, но интонация не требовала комментариев.

— Думаю, скоро узнаем, — сухо заметил Мидас и двинулся к людям. Те ошарашено смотрели на пришельцев, но не двинулись с места, лишь поудобнее перехватили свои исполинские колуны.

— Они не воины, — бросил Карн фригийскому царю, последовательно коснувшись ауры каждого из мужчин. Они были теплыми, без всполохов агрессии, но с весомой толикой удивления, а заднем фоне — серые облака усталости.

— Не хотят драться, — заключил парень. — Так что не напирай.

Древний бог коротко кивнул и продолжил движение, остальные шли за ним на расстоянии нескольких шагов. Подойдя ближе, Мидас вытянул вперед свою единственную руку, демонстрируя пустую ладонь.

— Приветствуем вас, добрые люди, и благодарим за то, что не торопитесь принять нас за врагов! — начал он и Карн сразу ощутил изменения в ауре фригийского царя. Медовые глаза бога наполнялись глубоким успокаивающим сиянием, а гипнотизирующая улыбка заставляла мысли течь медленнее.

— Мы лишь путники, идущие своей дорогой, — голос Мидаса журчал, будто весенний ручей. Каинит не сразу, но понял, что происходит. — И мы были бы признательны за временный кров, ибо давно странствуем и с нами дети.

Мужчины с колунами переглянулись, затем вперед выступил тот, чью голову покрывала узкополая шляпа. У него была короткая заостренная борода и пышные усы. На вид — лет тридцать пять, взгляд суровый, даже подозрительный. Взгляд человека, который повидал гораздо больше, чем планировал.

— Меня зовут Ральф Лейн, — мужчина остановился в пяти шагах от Мидаса и коротко кивнул ему, обведя цепким взглядом остальных. Фригийский царь инстинктивно отметил, что мужик высокий и жилистый, довольно силен, но едва ли достаточно быстр. Не воин. Скорее лесоруб или, может, плотник.

— Разрешите приветствовать вас от лица свободных граждан королевской колонии Роанок, — продолжил Лейн. Он говорил громко и властно, но чувствовалось, что патетика громких слов давно уже не трогает его сердце. — Вы ступили на землю, что находится под высочайшей юрисдикцией ее величества Королевы Англии и Ирландии Елизаветы из венценосной династии Тюдоров.

Мидас не сдержал нервного смешка. Карн невольно улыбнулся. Женщины и дети за их спинами лишь удивленно переглядывались, не разобрав ни слова на незнакомом языке. Арминиус, если что-то и понял, виду не подал. Лицо вампира скрывалось от дневного солнца под сталью шлема с посеребренной маской.

— Что вас так насмешило? — Ральф с недоверием посмотрел на фригийского царя. Праведный гнев рассеял чары. — Быть может, вы беглецы от закона? Пираты или агенты испанцев? Говорите на чистом английском, но одеты странно и при вас оружие. Кто вы, отвечайте!

Мидас заметил над частоколом с дюжину человек, и эти были вооружены отнюдь не колунами — в их руках он увидел длинные английские луки. Те самые, что пробивают латный доспех с сотни шагов. Бог прикинул, что если лучники достаточно опытны, то рванувшись к лесу в сию же секунду, его отряд рискует полечь здесь в полном составе. Разве что каинит выживет, да ему самому повезет получить стрелу в ногу или плечо.

— Благородный Ральф, — Мидас взял себя в руки и его глаза вновь наполнились чарующим блеском. Карн ощущал, что сила фригийского царя все еще далека от пиковых значений, но того, что он успел восстановить, было достаточно, чтобы убедить этого человека. Его одного, а вот остальные… с ними тоже нужно что-то делать.

Парень расширил мысленный взор и энергетические щупальца потянулись ко всем, кто попал в его поле зрения. Он беспрепятственно проник в голову каждого и легонько коснулся соответствующих областей мозга — миндалины и зрительной коры. Воздействие было мимолетным, переданный импульс находился на самой границе восприятия, но англичане, мгновение назад смотревшие на пришельцев с откровенным недоверием, почувствовали себя спокойнее и странники уже не казались им опасными, скорее — интересными.

— Мы не пираты и не изменники короны, — продолжил фригийский царь. От взгляда бога не укрылось, как рука Ральфа, сжимающая колун, расслабляется, вторя его словам, а набухшие желваки под скулами мужчины теряют гранитную твердость и разглаживаются. — Мы путешественники, что многие годы провели далеко на востоке, а затем, возвращаясь к берегам возлюбленной Англии, попали в шторм и…

Внезапно он умолк, тряхнув головой. Карн не сразу ощутил его тревогу, потому что подавил внешнее восприятие ради фокусировки на аурах людей. Каинит повернулся к форту спиной и уставился в сумерки меж древесных стволов, из-под которых они совсем недавно вышли под солнечный лик.

— А почему этот человек не снимет шлема? — Ральф Лейн, плотно окутанный магией Мидаса, каким-то удивительным образом почуял инаковость Арминиуса, хотя и не мог объяснить своих ощущений. — Пусть не таится, коли он не враг нам…

— Закрой рот! — рявкнул бог, оборачиваясь к лесу вслед за каинитом. — Шутки кончились.

Ральф мигом пришел в себя, перехватил колун обеими руками и попятился к своим людям. Однако воздействие Карна все еще имело силу и в лицах товарищей Лейн не прочел поддержки.

А затем мир дрогнул. Что-то зашелестело в глубине леса, будто там поднялся сильный ветер. Деревья затрещали, стаи птиц рванулись прочь во все стороны. Потом раздался оглушительный хлопок и налетел ураганный ветер. А в глубине чащобы, под ничего не подозревающими кленами, соснами и лиственницами, вздыбилась серая мгла. И из этой мглы с ревом и клекотом стали выбираться порождения Лимба.

— Эти суки нашли нас! — прокричал Мидас. — И пришли за нами в Ра!

— Но этого… этого не может быть, — каинит мотнул головой, молниеносно извлекая клинки из ножен.

— Им кто-то помог, — процедил Карн. Он сказал это тихо, почти шепотом, так что никто услышал его слов. Что ж, сейчас это и не важно. — Пересвет, веди женщин к форту!

Он обернулся и сделал несколько шагов к Ральфу Лейну, выбросив перед собой свитое в тугой канат энергетическое щупальце. Когда оно впилось в мозг Ральфа, мужчина дернулся и застонал. Карн понимал, что вряд ли когда-нибудь сможет гордиться этим поступком, но у него не было времени на убеждение.

— Из форта есть другой выход? — рявкнул он, подходя к мужчине в упор.

— Д-да! — заикаясь, произнес Ральф, когда его лобные доли оказались в стальной хватке Карна. Лейн в данный момент просто не имел собственной воли. — На западе, там у нас лесопилка и…

— Собирай людей, всех, кто есть в Роаноке, и веди их прочь из города, — проговорил он, впиваясь в мужчину невидящими глазами. — Ты понял?

— Д-да, но, — Ральф судорожно сглотнул. — Это ведь остров, там три мили по воде до материка… Правда у нас есть пинас и пара лодок…

— Так действуй, Ральф! — проревел потерявший терпение Карн. — Спасай подданных короны! Скорее!

Лейн кивнул и со всех ног бросился к форту, что-то крича на ходу своим людям. Мужчины с топорами чуть помедлили, а затем побежали за ним. Лучники тоже покинули вершину частокола.

— Пересвет! — зычно позвал Мидас. Его крик настиг парнишку у ворот, тот, как и было велено, отвел женщин с детьми к форту, но сам намеревался вернуться.

— Не сейчас, — тихо сказал фригийский царь и покачал головой. Он знал, что мальчуган прочтет по губам. — Иди с ними, мы догоним.

Мальчишка замер. Горячая кровь народа, в котором каждый был воином с рождения, сошлась в противоборстве с его основным инстинктом, который говорил, что главное — защитить своих людей, спасти женщин, не дать погибнуть детям. Наконец, чувство долга перед родом взяло верх, паренек оскалился и побежал прочь, подгоняя Дару и Уйку, прижимавших к себе малышей.

— Будем стоять насмерть, — холодно проговорил древний бог. — Твари здесь из-за нас и я не позволю никому из этих людей погибнуть.

— Выиграем для них время, чтобы успели покинуть остров, — кивнул каинит, поправляя шлем.

— А потом сами отступим, — закончил Карн. — Если выживем.

— Ты меня недооцениваешь, — неожиданно прозвучало из под посеребренной маски и Мидас хмыкнул, разобрав в голосе Арминиуса нотку бахвальства. — У меня еще есть, чем удивить наших преследователей.

Ветер взвыл и ударил по лицу и груди точно бичом. Вслед за ним из леса вырвались гончие, позади которых вприпрыжку бежали мантикоры, а над трепещущими кронами замерцали черные силуэты гарпий. Мидас сжал меч, так что побелели костяшки, а каинит звучно рассек воздух перед собой, вычертив гладиусами восьмерку. Карн лишь глубоко вздохнул и потянулся вперед щупальцами внутреннего взора. В прошлом бою он дошел до предела своих возможностей. Что ж, пора было его перешагнуть.

***

И они снова выжили. Все трое получили серьезные раны, даже каинит — его кольчуга превратилась в рваные звенящие лохмотья, поэтому он сбросил ее, словно змея — старую кожу. От шлема он тоже избавился, потому что посеребренная маска, ни одно десятилетие скрывавшая его проклятый лик от глаз смертных, треснула ровно посредине и от нее откололась вся нижняя часть, когда обезумевшая гончая с разбегу врезалась в вампира и угодила ему в лицо одним из своих огромных клыков. Клык, само собой, тоже раскололся, а потом и его обладательница нашла свою гибель от гладиусов бессмертного воина.

Но в короткий промежуток, пока Арминиус сбрасывал изуродованный шлем и накидывал просторный капюшон плаща, солнце успело лизнуть его. Каинит зашипел, серая плоть на лице пошла белыми волдырями, вспухла и задымилась.

— Сюрприз от папаши? — хмыкнул Мидас, ловко уходя от смертоносного жала и начисто срезая маникоре морду быстрым восходящим ударом.

Вампир не ответил, лишь сплюнул на землю густую матово-белую жидкость с алыми прожилками.

Отбив три волны, они отступили через Роанок, проверяя — все ли колонисты покинули форт, а потом, выскочив из западных ворот, кинулись в лес, но на пороге изумрудного полога каинит обернулся и застыл, точно вкопанный.

— Обезумел? — рявкнул Мидас. — Бегом в лес!

— Задержите их, — Арминиус будто не услышал слов древнего бога. — Дайте мне время.

Фригийский царь метнул шальной взгляд на Карна, тот кивнул и развернулся к преследователям. Парень выбросил вперед две пары энергетических щупалец, целя в двух мантикор. Оказалось, что эти монстры, как доисторические трицератопсы, имеют два мозга — один в голове, другой — уж, извините — в заднице. Соответственно чтобы остановить такое чудовище, нужно было взять под контроль оба мозга.

Карн в мгновение ока добрался до моторных центров, потом переключил внимание на когнитивные области. Мантикоры были гораздо глупее гарпий, поэтому подчинять их было проще простого. И все же парень чувствовал, как силы стремительно покидают его. Кровь шла из носа, сочилась из глаз и ушей. Он попросту убивал себя, высасывая последние резервы из физического тела.

Мантикоры-ренегаты развернулись вокруг своей оси и бросились на бежавших позади гончих, а в это время Мидас схватился с трикветром гарпий. Фригийский царь отступил в узкий коридор меж двух раскидистых кленов, чтобы нивелировать численное превосходство врагов. Он рубил, уворачивался и снова рубил. Древний бог, как и его слепой друг, действовал на пределе возможного. Связки зудели, мышцы обратились в камень, рубаха и штаны сменили цвет от обильно впитываемого пота. Местами — от крови.

Арминиус тем временем извлек ритуальный нож, но прежде, чем полоснуть себя по руке, вонзил его в столб частокола и стал что-то вырезать. Мидас, сумевший украсть у кровавой рубки мгновение отдыха, бросил взгляд через плечо каинита и прочел «CROATOAN». Ему это ни о чем не говорило, но вампир вновь зашептал странные заклинания и потянулся острием короткого клинка к своей ладони.

На этот раз рана была неглубокой, Арминиус тут же спрятал нож за голенище сапога и макнул указательный палец свободной руки в алую лужицу, образовавшуюся на ладони. Он провел окровавленным пальцем по вырезанным буквам и что-то выкрикнул, запрокинув голову к небу. Звук резанул Мидаса по ушам, так что он скривился и зарычал. Карн в тот же момент потерял контроль над мантикорами и схватился руками за голову. Сам каинит рухнул на колени у столба.

Затем он развернулся и, не поднимаясь с колен, дополз до ближайшей сосны. Снова достал ритуальный нож и в точности повторил свои действия, только в этот раз вырезал всего три буквы — «CRO». Произнеся последние строки заклинания едва шевелящимися губами, он выронил нож и упал прямо на дерево, звучно ударившись о него лицом.

— Прочь, — прошептал он севшим голосом.

Карн с Мидасом подхватили его под руки и повели в лес, не сразу сообразив, что их никто не преследует. Что бы ни сделал Арминиус, но это спасло их — твари вернулись в форт и стали слепо рыскать по нему, будто искали сами не зная что.

Воины спустились с холма в сумрак лесного массива и почти сразу выскочили на песчаный берег, у которого стояла небольшая лодка. Впереди за широкой полосой зеленоватой воды они увидели каменистую плоть материка, у скального отрога покачивался трехмачтовый пинас с невысокими бортами и несколько лодок. С такого расстояния невозможно было различить людей, но не приходилось сомневаться в том, что именно на этих судах колонисты ушли с острова.

— Удивительно, что одну догадались оставить, — проворчал Мидас, усаживая каинита на киле. Бог спрыгнул в мелководье и помог Карну оттолкнуть судно от берега. Затем они оба забрались в лодку и взялись за весла. Гребли слаженно и довольно быстро, несмотря на нечеловеческую усталость.

— Это Пересвет, — бросил Карн между гребками.

— Ага, — согласился фригийский царь. Он обернулся через плечо на поникшего каинита. Вампир в принципе не дышал и вообще не был склонен к лишним телодвижениям, так что было непросто определить, жив ли он. — Ты там как? Гляди не помри, а то долги кому отдавать буду?

— Пустое, — глухо ответил каинит. Лицо его скрывалось в сумраке широкого капюшона, лишь глаза едва заметно поблескивали мутными отсветами Черного солнца. — У нас с вами один путь. Так что — пустое.

— Кстати, а что ты сделал? — полюбопытствовал Карн. — Я почувствовал всплеск незнакомой энергии, и ты истратил последние крупицы крови Вячко.

— Кроатон, — проговорил фригийский царь. — Знакомое слово. А на дереве — кро. Что это?

— Не произноси этих слов, — донеслось из-под капюшона. — И пореже вспоминай о них. Это не для смертных.

— Странная магия, ни на что не похожа, — покачал головой Карн. Они приближались к противоположному берегу и он уже различал людей. Многие просто сидели прямо на песке или слепо бродили из стороны в сторону. Некоторые плакали, другие ругались и кричали.

— И не должна быть, — парировал каинит. — Это из другого витка. Из того, где была создана Лилит. Аврелиан называл это квантовым сверхплотным кодированием. Говорил, что Творцы обучили этому первых Аггелов, помогавших им строить мир. Но затем стерли все из их памяти, дабы сохранить целостность…

— Творцы? — перебил его Мидас. — Ты сказал — творцы, не творец?

— Сохранить целостность? — почти одновременно спросил Карн. — Целостность чего?

— Я до сих пор помню его речи, слово в слово. Но так и не постиг их смысла, — каинит тяжело опустил голову на грудь и замер. А затем их лодка зашуршала днищем по песку и они причалили.

Навстречу им вышел Ральф Лейн, в ауре которого мешались гнев, непонимание и грубое отрицание увиденного. Прежде, чем он успел заговорить, Карн восстановил контроль над его разумом. Мужчину тряхнуло, будто от удара током, а парень скривился и глубоко вздохнул, борясь с нахлынувшим головокружением. Из-за усталости ему не сразу удалось нащупать уже знакомые рычаги в сознании Ральфа.

— Нужно уходить дальше, — прохрипел каинит, выбираясь из лодки. Он покачнулся и рухнул бы в воду, если бы Мидас не поддержал его. — У меня почти не оставалось крови, так что якорь получился слабым. Надолго их не удержать.

— Уводи людей вглубь материка, — фригийский царь сурово посмотрел на Лейна. — Они напуганы и ничего не понимают, но мы все объясним. Только позже. Сейчас нужно спасаться.

Мужчина молча кивнул и побежал к своим людям. Плач, крики и ругань обрушились на него со всех сторон, но Лейн парой зычных окликов мгновенно заткнул больше сотни глоток. Карн, у которого перед глазами все плыло, порадовался тому чудесному стечению обстоятельств, которое столкнуло их именно с Ральфом Лейном. Этот человек был прирожденным лидером.

Вскоре люди организовались и побрели прочь от берега, в неизвестность. Лейн вел их, подгоняя всем подряд — увещеваниями, обещаниями, проклятиями. Карн, Мидас и каинит замыкали группу. К ним подбежал Пересвет, отрапортовавший, что Дара и Уйка в безопасности, они идут вместе с остальными. Мальчишка отметил, что на них, конечно, косятся, но тут все в одинаковом положении.

Карн кивнул, приняв рапорт, и прикинул расклад. Каинит выиграл для них немного времени, они уйдут как можно дальше и попытаются отдохнуть, разбив временный лагерь. Во сне парень не сможет контролировать разум Ральфа, так что потребуется помощь Мидаса. До этого момента все осуществимо, но что дальше?

Парень вспомнил свои ощущения, когда они бились с порождениями Лимба у самого разрыва. Он казался огромным, они даже не видели, как он закрывался и не знали — закрылся ли вообще. Монстры вырывались из мерцающего мрака нескончаемым потоком, они нагонят людей — это вопрос времени. Выследят, нагонят и нападут. Сценарий очевиден, но его нужно избежать. Мидас сказал бы — любой ценой. Но в последнее время цены в этом гипермаркете отборного безумия стали чересчур высоки, и Карн всерьез опасался, что к вечеру они вырастут вдвое.

***

Когда солнце достигло зенита и жара стала нестерпимой, они вышли к берегу широкого залива, но вместо привала Мидас скомандовал Лейну двигаться дальше и тот повел измотанных и злых людей вдоль искристой кромки прозрачной воды, застывшей, точно по мановению руки колдуна. Ветер умер, под сенью раскидистых дубов, перемежающихся соснами и пихтами, зависло тягучее марево, изредка прорезаемое криками лесных птиц.

Англичане были подавлены. Шок уступил место злости, беспорядочной и бесконтрольной, однако Ральф пользовался здесь непререкаемым авторитетом, а у Карна еще оставались силы, чтобы контролировать его волю. Лейн знал эти места, с отрядом следопытом он ходил еще дальше на юг, там, по его словам, залив изгибался к западу и терялся в темных непроходимых лесах, где корни вековых исполинов вгрызались не в черную каменистую землю, а в заболоченные топи, полные неведомых опасностей.

Вскоре слева меж древесных стволов стали проскальзывать блики озерной глади, но Райльф Лейн увел людей в другую сторону, чтобы не упустить знакомые ориентиры.

— Здесь большое озеро, мы пока не дали ему имя, — пояснил он Мидасу, который переместился в авангард отряда. — Через милю будет еще одно, поменьше, а потом самое крупное из всех, что я здесь видел. Дальше земли аборигенов.

— Что ты знаешь об этих племенах? — фригийский царь интересовался не из праздного любопытства. Их единственный шанс вернуться в нужное время — задействовать Вегвизир. Это не шаг по Спирали Дискордии, так что много энергии не нужно. И хотя истинные Места Силы встречаются гораздо реже, чем принято считать, какой-нибудь старый племенной алтарь мог бы сгодиться.

— Им известно железо, — с готовностью ответил Лейн. — В смысле — у них боевые топоры вовсе не из кости или камня. Лезвия весьма странной формы, я таких не видел никогда. Мы не смогли понять — кочевые они или нет, но в том месте, где залив изгибается к западу, у них поселение. Вроде бы временное. У нас не было возможности его рассмотреть.

— Ты сражался с ними? — спросил Мидас, взглянув на Ральфа. Этот англичанин с вытянутым усталым лицом производил впечатление сильного, волевого человека. Однако ж его воли не хватило, чтобы противостоять чарам Карна.

— Они напали первыми, — ответил Лейн, опустив голову. Фригийский царь мгновенно почувствовал в его словах ложь, точнее — желание что-то скрыть.

— Но вы спровоцировали их, так? — он еще пристальнее всмотрелся в лицо Лейна, но тот не поднял глаз.

— Я не горжусь тем, что произошло в тот день, — мотнул головой англичанин. Его ладони инстинктивно сжались в кулаки. — Да только не на все воля человека.

— Это точно, — хмыкнул древний бог. — Но мне плевать, я не собираюсь осуждать тебя и твоих следопытов. Это вообще не мое дело. Лучше скажи, ты что-то знаешь об их верованиях? О богах, которым они молятся или, может, приносят жертвы? Как они себя называют?

— Дусгэйовэх, — самоназвание племени Ральф произнес с нескрываемым презрением. — Я видел среди них мужчин, расписанных татуировками с ног до головы. Когда мы пришли в это их поселение, там был один… не знаю, колдун. У него в руках был зазубренный костяной нож и он исчез, как только мы появились. Там везде была кровь, я думаю — мы прервали ритуал.

Мидас непроизвольно улыбнулся. Кровавые жертвоприношения — то, что нужно! Было бы неплохо найди здесь что-то вроде майянских зиккуратов, в них должно быть достаточно энергии, чтобы активировать Вегвизир.

От Лейна не укрылась хищная улыбка на лице спутника, но задавать вопросов он не стал, просто сделал выводы.

— Я понимаю, что это еще не повод расправляться с ними, у каждого народа на этой земле свой путь, однако… — Ральф запнулся и замолчал. Его желваки напряглись, он погрузился в свои воспоминания.

— Повторюсь — мне плевать на все, что здесь произошло, — успокоил его Мидас. — Мы хотим лишь увести вас подальше от… того ужаса, который вы не должны были видеть.

— Я много чего видел в Старом Свете, — Лейн посмотрел на фригийского царя и его карие глаза как-то странно блеснули. Мидас прочитал там давно скрываемую боль.

— Думаю, ты уже понял, что меня едва ли можно назвать добрым пуританином. В отличие от них, — англичанин мотнул головой себе за спину. — Поэтому они и не любят меня. И поэтому, как мне кажется, мы все еще живы.

Мидаса все это мало интересовало, поэтому он сменил тему, велев Лейну двигаться к тому месту, где он видел поселение дусгэйовэх. Они вышли к нему уже в сумерках, остановившись за полкилометра от узкой струйки дыма, поднимающейся над вершинами деревьев. По всему выходило, что источник огня там лишь один и это не предвещало ничего хорошего, ведь жилое поселение просто не может обойтись одним костром.

Карн, Мидас и вампир взяли с собой Лейна и двух его следопытов, которые хотя и не были воинами, отлично ориентировались в лесу и двигались почти бесшумно. Они скользили от тени к тени, точно дикие парды, приближавшиеся к жертве, но когда деревья расступились перед ними, их взорам предстало неожиданное зрелище.

Это действительно было поселение аборигенов, но именно что — было. От деревянных построек почти ничего не осталось, только горы пепла и фрагменты каркасов. Везде валялась битая деревянная и керамическая посуда, обломки стрел и копий. Каинит поднял несколько — почти у всех наконечники их камня, но нашлась и железная.

Продвинувшись к центру поселения, они увидели кровавые лужи, еще не успевшие впитаться в землю, и части тел. Целых мертвецов не было, судя по следам, их уволокли выжившие. И они, несомненно, бежали — многие предметы быта вроде рыболовных снастей оказались брошены.

Кровь была повсюду, даже на окрестных деревьях. Карн ощущал в окружающем пространстве остаточные эманации боли и страха. Везде вокруг парень видел ярко-алые энергетические отпечатки — места, где гибли люди. Две дюжины человек нашли здесь свою смерть, причем совсем недавно, часов десять назад.

Мидас, глядя на последствия чудовищной бойни, подумал о том, что они вполне могли спровоцировать множественные разрывы в Завесе, и если так — все эти жизни на их совести. Он скрипнул зубами и попытался отогнать жестокие мысли. Карн в тот момент пришел к тем же выводам, фригийский царь понял это по выражению лица парня.

— Пресвятая Дева Мария, кто мог сотворить подобное?! — воскликнул один из следопытов. Его голос дрожал, он звучно сглотнул и начал истово креститься

— Может звери? — выпалил второй, прочем — без особой надежды в голосе.

— Это не звери, — покачал головой Лейн, подходя к кровавому пятну, по периметру которого в свете нарастающей луны поблескивали ошметки разорванный плоти и осколки костей.

Следопыты проследили за его взглядом. Разумеется, звери на такое не способны.

— Полагаю, разрыв в Роаноке не единственный, — нарушил тишину Арминиус. Вампир посмотрел на Мидаса и тот кивнул.

— Они бились достойно, — тихо проговорил Карн. — Даже сумели одолеть нескольких.

Парень стоял на одном колене, прижав руку к изуродованной земле. Перед его внутренним взором мелькали смазанные беспорядочные образы, звуки и цвета сливались в единый вибрирующий поток информации, из которого он понимал в лучшем случае треть.

— Что ж, это делает им честь, — пожал плечами фригийский царь. — Но кто конкретно напал на них?

— Не могу понять, — покачал головой парень. — Мог бы, но не сейчас, сил не хватает. Думаю, химеры.

— А куда они двинулись после? — каинит подошел к нему и присел рядом. — Можешь проследить?

Карн опустил на землю вторую руку, поморщился и покачал головой.

— Нет, — устало уронил он. — Они замели следы.

— В смысле? — не понял Мидас. — Кто, индейцы?

— Ага, — кивнул Карн, тяжело поднимаясь. — Среди них был колдун. Примитивная, но довольно сильная магия. Энергия стихий и что-то еще. Возможно — божественная искра.

— ИХ БОГ? — глаза Мидаса забегали. Он всматривался в бледное лицо парня и его губы то растягивались в безумной улыбке, то приподнимались в животном оскале. — Он был здесь?!

— Нет, но он им определенно помог, — Карн глубоко вздохнул и повертел головой, будто осматриваясь. — Я могу отследить их путь по отголоскам его энергии. Но не сейчас.

— Тогда покинем это проклятое место, — вставил один из следопытов. — От него у меня мурашки по коже.

— Отойдем чуть дальше, к заливу, — покивал Лейн. — Я видел там отличное место для лагеря…

Карн медленно покачал головой.

— Но… — Ральф запнулся, подбирая слова для веского возражения. Из-за усталости парень терял над ним контроль. — Мы не можем вести людей через лес ночью! У нас там сто двадцать человек, женщины и дети, они не могут…

— Заткнись! — рыкнул на него Мидас. — Мы никуда не пойдем ночью, успокойся. Но лагерь разобьем здесь.

Лейн вскинул брови, его следопыты побелели и цветом лица теперь едва отличались от каинита. Мужчины вновь начали креститься, что-то бормоча в полголоса, надо думать — свои бесполезные молитвы.

— Если кто-то из напавших на это поселение выжил — они уже не придут обратно, потому что знают — люди отсюда ушли, — спокойно пояснил каинит. — И другие будут знать, что тут нечем поживиться. Они почуют.

— Не обязательно оставаться прямо в поселении, но приведи людей к его границам, — Карн пристально посмотрел на Лейна. — Пусть все ложатся спать. Если у охотников еще есть силы — прикажи расставить силки, с рассветом отправь рыболовов к заливу. Мы уйдем рано, — он глубоко вздохнул и отвернулся. — Ты и сам знаешь, что делать. Иди.

Ральф кивнул своим парням и они исчезли в темноте. Вскоре меж стволов замелькали огни костров и зазвучали голоса, среди которых почти не было недовольных, лишь усталые. Лейн разбил лагерь всего в полусотне метров от поселения, но никому не позволил приблизиться к нему, расставив по периметру доверенных людей.

Арминиус тихо растворился, не сказав ни слова. Да и не нужны были никакие слова. Вампир видит в темноте также хорошо, как и при дневном свете, а его скорость и реакция делают его идеальным следопытом. Очевидно, что каинит отправился прочесывать периметр и если что — он сообщит. Либо разберется на месте, что вероятнее.

— Ты ведь понимаешь, что моя власть над ним слабеет, — проговорил Карн, отослав прочь Лейна, отчитавшегося, что силки расставлены, а люди ложатся спать. — Когда я усну, а это произойдет очень скоро, Ральф придет в себя.

— Понимаю, — фригийский царь разжег небольшой костер и уже успел натаскать валежника на пару с Пересветом. Они решили расположиться в стороне от англичан, на полпути к разоренному поселению аборигенов.

Дара и Уйка с детьми на руках не отрываясь смотрели в потрескивающее пламя. Пересвет стоял рядом, прислонившись спиной к дереву, и обводил прищуренным взглядом темноту за пределами рваного кольца света, отбрасываемого огнем костра.

— Не переживай, теперь вступит в дело моя магия, — Мидас игриво улыбнулся, глядя на Карна. — У меня получится не так быстро, как вышло у тебя, зато с гарантией, что Лейн будет доверять нам безоговорочно. И никому не придется тратить силы на поддержание чар.

— Силы возвращаются? — спросил парень, широко зевнув и укладываясь на валежник. Он подстелил под себя шерстяную друидскую тунику и накрылся плащом.

— В целом? — уточнил Мидас. — Трудно сказать. Я сильнее, чем был, пока шлялся по землям нордманов. Всеотец будто пробудил меня, я хорошо почувствовал это…

Он хотел что-то добавить, но Карн уже спал. Едва оказавшись в горизонтальном положении, он провалился в умиротворяющую черноту, точно в звероловную яму. Его дыхание замедлилось, тело обмякло.

Фригийский царь хмыкнул и посмотрел на русов.

— Вы тоже ложитесь, — бросил он.

Женщины с готовностью закивали и начали укладываться, будто ждали его команды. Пересвет не двинулся с места, продолжая осматривать окрестности. Разумеется, он ничего не видел из-за костра. Мальчишке еще предстоит узнать, что ночью дозорных расставляют вдали от костров и только спиной к огню.

— Ты тоже отдохни, юный воин, — Мидас коснулся его плеча. — Сейчас есть, кому бдеть. А завтра ты нужен мне полным сил.

Паренек немного помялся, но потом кивнул с самым серьезным видом и принялся поудобнее раскладывать валежник. Фригийский царь отдал ему свою тунику, и мальчик забрался в нее целиком, так что она одновременно играла роль и подстилки и одеяла. Он с благодарностью посмотрел на Мидаса, тот кивнул ему и бесшумно растворился в темноте. Пересвет повертел головой, даже не заметив, в какой момент воин шагнул в ночь, исчезнув из поля зрения. Звучно почесал в затылке, пожал плечами и свернулся в кольцо, а через мгновение уснул.

Мидас же двинулся в ту сторону, где во мраке, напоенном стрекотом насекомых и редкими окриками ночных птиц, желтыми пятнами вспухали костры. Их было немного, не больше двух десятков. Люди расположились вокруг них и многие, вымотавшись за день, уже спали. Некоторые тихо переговаривались, готовясь ко сну, другие молча глядели в огонь, обнимая детей, жен, братьев. Фригийский царь проплывал меж ними призрачной тенью и никто не обращал на него внимания.

Ральфа Лейна он нашел по другую сторону лагеря, на берегу залива, вместе с теми же следопытами, которые были с ним в разоренном поселении. Фригийский царь немного послушал, прежде чем приблизиться и начать разговор. Лейн приходил в себя и вслух удивлялся, почему безоговорочно поверил незнакомцам. Кто-то из его людей возразил, мол, странники действительно пытались спасти их. Другой парировал, что эти люди, судя по всему, сами же и накликали беду на Роанок.

Мидас вышел к ним и взглядом пригласил Лейна пройтись вдоль берега. Тот согласился, не раздумывая, но глядел жестко и настороженно. Уходя, он сделал знак своим людям, чтоб были на стороже и следовали за ними, но не попадались на глаза. Бог сделал вид, что не заметил этого.

Они проговорили не больше получаса, и когда вернулись, англичанин уже не сомневался в мотивах незнакомцев.

Фригийский царь многое рассказал ему, в том числе — о порождениях Лимба. К счастью, Лейн и сам однажды сталкивался с подобным, еще в детстве, когда гостил у бабки в Крю, что под Честером. Так что в эту часть истории он поверил без лишних вопросов.

Само собой, Мидас не упоминал о путешествиях во времени, но намекнул, что они попали сюда не на корабле. Ему на руку играл тот факт, что Лейн, воспитываясь в семье радикальных протестантов, с детства преисполнился жестокого отрицания ко всем традиционным религиями. Фригийский царь прикинул, что если бы этот человек не стал авантюристом и первооткрывателем, из него мог бы получиться дерзкий теолог.

Теперь Ральф Лейн был убежден, что его новые знакомцы действительно спасают жителей Роанока, хотя от кого именно — он все еще сомневался, и тут Мидас предоставил возможность живому и острому уму самому подыскать подходящие ответы. Англичанин согласился, что без фригийского царя (представившегося Дареном) и его спутников колонистам не выжить, поэтому он принял необходимость безоговорочно следовать их указаниям. При этом Ральф оставался главой колонистов и полномочным представителем Ее Величества в Новом Свете. Мидаса это требование позабавило, но виду он не подал.

— Ты ведь понимаешь, как я рискую, доверяя тебе? — спросил Лейн, пристально глядя в медовые глаза своего собеседника. В них можно было смотреть бесконечно…

— Я рискую не меньше, — парировал фригийский царь и отвел взгляд, создавая иллюзию неуверенности. — У тебя сто тридцать человек, и пусть вы не воины, но как минимум две трети из вас — крепкие здоровые мужчины. И этой ночью мы собираемся спать рядом с вами.

— Не воины, уж это точно, — покачал головой Ральф, вглядываясь в матово-черные воды залива. Луна скрылась за стремительно набежавшими облаками, стало темнее. — Плотники, лесорубы, фермеры, рыболовы… Мы бежали из Старого Света, чтобы забыть о его лжи. О зле, что таится в каждом переулке, глядит пьяными глазами вонючих шлюх на мостовой, отвратительными бельмами раздувшихся трупов в придорожных канавах, черными буркалами хромых плешивых собак, что однажды уже отведали людской плоти и не прочь попробовать еще.

Он замолчал, переводя дыхание. Мидас не торопил его, мужчина обнажал перед ним свою душу и это стоило оценить. Именно в такие моменты рождается доверие.

— Здесь было тяжело, не буду лгать. Мы многих потеряли в первой экспедиции, — Лейн поджал губы, потом сплюнул в траву. — Но мы смогли приспособиться, адаптироваться. Мы стали свободными! Три месяца назад родился ребенок. Первый ребенок в Новом Свете, Дарен! Ее называли Вирджиния, в честь нашей Королевы, да хранит ее…

Он криво усмехнулся и посмотрел на Мидаса. Ральф уже дал понять, что упоминание Его имени — всуе или нет — вызывает у него лишь инстинктивное отторжение.

— А ты ведь нашел здесь свой рай, — фригийский царь поймал взгляд Лейна и в этот раз не собирался его отпускать.

— Что ты имеешь ввиду? — удивился тот. И прежде, чем удивление сменилось подозрением, бог продолжил.

— Некоторые из вас бежали от долгов, кто-то — от закона, многие — от бедности и бесправного положения, — голос древнего бога звучал низко, почти угрожающе. — От безысходности, так или иначе. Но не ты, Ральф Лейн. Ты бежал от мира, который не признавал тебя.

Мидас повысил голос, зная, что следопыты Лейна рядом и они слышат его слова. Лейн тоже это знал, поэтому смутился и даже непроизвольно отступил от собеседника. Фригийский царь умело закреплял за собой инициативу.

— И здесь ты стал тем, кем всегда мечтал стать, — резюмировал бог. — Ты стал лидером. Лидером, которого могут бояться, ненавидеть или даже презирать за его взгляды. Но с которым всегда будут считаться и за которым всегда будут идти. Потому что он прав.

Ральф молчал. Наконец, он медленно поднял взгляд и посмотрел на человека, с которым был знаком меньше суток, но о котором знал гораздо больше, чем нужно было, чтобы простить такой тон. Бедняга и не заметил, как Мидас умело опутал его тонкой паутиной своего колдовства, в тенетах которого древняя магия сплеталась с практикой нейролингвистического программирования в чарующем танце слов, знаков, пассов и мыслеобразов.

— И я хочу помочь тебе оставаться правым в этой непростой ситуации, — Мидас подошел к Лейну и коснулся его плеча. Англичанин вздрогнул, но не сбросил его руку. Это был важный момент, тактильный контакт закреплял налаженную связь.

— Я хочу помочь спасти твоих людей, — продолжил бог. — Потому что виноват перед ними.

— Это вы привели тех существ? — Ральф попытался заглянуть в лицо Мидаса, но тот отвернулся. Ему не нужно было играть человека, раздавленного виной. Он действительно ощущал ее, хотя раньше, каких-то пару месяцев назад, наплевал бы на все и пошел дальше, схватив за шиворот слепого Карна.

Проклятые земли нордманов изменили его, а в светлых землях русов эти метаморфозы укоренились, разрастаясь в исковерканной душе с каждым днем. Он не понимал — к лучшему ли это, трактовал перемены в себе то как изъян, то как давно забытый дар, которым каждый обладает с рождения, но с годами забывает, для чего он и как им пользоваться.

— Мы, — кивнул Мидас, окончательно обрушив щит инстинктивного недоверия, который между ними возвел Лейн. Он сказал правду, теперь нужна была искренность. Бог напрягся и сам удивился тому, как легко по его щеке скользнула скупая слеза.

— Глупо отрицать, — бог тяжело вздохнул. — И никак не исправить.

— Неправда, — англичанин взял Мидаса за плечи. — Поклянись, что не дашь никому из моих людей умереть! И уже этим ты все исправишь.

— Я клянусь, — он протянул Ральфу руку и тот крепко пожал ее.

Трудно сказать, сколько было наигранного в его тоне, а сколько — настоящего. Фригийский царь веками оттачивал мастерство соблазнения, убеждения и запугивания, пока, наконец, не обнаружил, что перестал различать в наслоениях блистательной фальши собственные чувства. Теперь он учился этому заново…

Мидас взглянул на темную воду и подумал, что навсегда останется в долгу у одного молодого шамана, который напомнил ему — он бог лишь наполовину.

***

Наутро, восстановив силы шестичасовым сном и завтраком из свежепойманного осетра с необычной формой тупого и чуть загнутого кверху носа, Карн без труда отследил энергетические потоки, которые использовал шаман аборигенов, чтобы обратиться к своему богу.

Энергия казалось грубой и разрушительной, она неприятно кололась, будто наэлектризованный кошачий хвост. То была энергия стихий, ковавших мироздание. Точнее — ее замутненные осколки, ничтожные крупицы, которые невозможно даже огранить, но их оказалось достаточно, чтобы придать зримое воплощение людским страхам и надеждам. Насколько понимал Карн — в большей степени страхам.

Теперь уже он вел людей, двигаясь с Ральфом Лейном в авангарде. Мидас с каинитом замыкали группу. Пересвет сдружился с кем-то из местных мальчишек и затерялся в толпе, периодически подбегая к Дара и Уйке, чтобы узнать — все ли у них в порядке.

Дважды их атаковали гарпии, один раз — вместе с гончими. В обоих случаях Карн заранее знал о нападении, и у них было достаточно времени на подготовку. Схватки были короткими и жестокими, но каждый раз порождений Лимба оказывалось слишком мало, чтобы создать ощутимую опасность.

Парень не мог сказать, много ли монстров бродило по окрестностям. Он периодически ощущал небольшие отряды на самой границе энергетического зрения, и вскоре понял, что чудовища рыщут отнюдь не хаотично. Порождения Лимба всегда были где-то рядом, будто кто-то подсказывал им, куда нужно двигаться, чтобы обнаружить убегающих людей.

А потом они неожиданно вышли к Ахтэхкэкупу, городу-храму, название которого в переводе со скаруре означает «звездное одеяло». Разумеется, на тот момент они ничего не знали об этом месте, но Карн почувствовал его за несколько километров.

Ахтэхкэкупу пульсировал на горизонте рваной лиловой сферой, сочащейся черными искристыми молниями, которые напоминали кровоточащие раны, нанесенные искривленным клинком. Его переполняли эманации боли и ужаса, они рвались к голубым небесам неиссякаемым фонтаном необузданной мощи.

О нет, еще как обузданной!..

Лейн скомандовал привал за полкилометра от города и разместил по периметру лагеря следопытов. Он намеревался присоединиться к Карну, Мидасу и Арминиусу в их разведывательной вылазке. Пересвет горел аналогичным желанием, но его насилу уговорили остаться. Причем уговорил вовсе не Мидас, а Карн. Парень видел в мальчишке непоколебимую решимость и кипучую жажду действия, что присущи всем русам, но брать его с собой было слишком опасно. Они попросту не знали, что их ждет в городе аборигенов.

— Обернись, — сказал он Пересвету, встав перед ним на одно колено и положив руку ему на плечо. — Что ты видишь?

— Людей, — неуверенно ответил мальчишка, за его спиной англичане обустраивали временный лагерь. Лейн, увидев, как молодой мужчина собирается развести костер, подскочил к нему, словно дикий кот, и зарядил звучную оплеуху, тут же отрядив пройтись по остальным и предупредить всех — никаких костров и говорить вполголоса.

— Я не о тех, кого мы вывели из форта, — терпеливо уточнил Карн. — Я о тех, кто пришел сюда с нами.

Пересвет вновь обернулся через плечо, его глаза забегали по толпе, но вскоре остановились, когда он увидел Дару и Уйку с детишками. Женщины не знали языка англичан, но у беды есть одно важное свойство — когда она общая, то любые границы — условны. Они выглядели уставшими, как и все вокруг, но искренне улыбались, обмениваясь с женщинами из Роанока какими-то знаками. Карн не видел этого, но знал, что это видит Пересвет.

— Это не просто люди, — он взял мальчика за второе плечо и развернул к себе. — Это твои люди, Пересвет. Понимаешь?

— Понимаю, — серьезно кивнул тот. — Это мой род.

— И ты единственный мужчина среди них, — голос Карна стал глубже, проникновеннее. Похоже, он кое-чему научился у Мидаса, сам того не зная.

— Мне двенадцать, — качнул головой Пересвет. — Еще два года…

— Не важно, — перебил его Карн. Он видел, что пареньку не нравится признавать себя ребенком, однако традиции родного народа были для него незыблемы. Карну подумалось, что в его времени молодым людям не хватает именно этого.

— Сейчас ты — мужчина, несмотря на возраст, — продолжил он. — Ты вынужден стать им раньше срока. Я знаю, что ты чувствуешь. Мне тоже пришлось стать мужчиной раньше, чем я того хотел, как раз в твоем возрасте. В моем мире все устроено иначе, но… это тоже было непросто.

Он замолчал, ненароком воскресив воспоминания, что навсегда останутся для него самыми черными, самыми страшными и ненавистными мгновениями его жизни.

Мальчик не посмел нарушить тишину, почувствовав смятение Карна. Между ними устанавливалась связь, тонкая, но ослепительно яркая нить, которая протянулась меж двух аур. Благодаря этой связи Пересвет успокаивался, его сердечный ритм замедлялся, возбуждение от осознания близости битвы проходило.

— Разница в том, что я тогда остался один, — Карн не совсем понимал, почему говорит это. Он собирался сказать Пересвету совсем другое, но уже не мог остановиться. — А у тебя есть те, о ком ты должен позаботиться. И чего бы ты ни хотел, куда бы ни шел, ты не должен забывать о них. Не должен оставлять их, понимаешь? Потому что никто не защитит их, если рядом не будет тебя.

Пересвет вновь обернулся и внезапно Карн увидел то, что должен был увидеть давным-давно. Слова мальчишки насчет рода следовало трактовать буквально — он был сыном Дары. Карн не понял этого сразу, потому что их отношения… Дара проявляла к нему нежность и заботу, но не было и намека на сюсюканье, какое он привык видеть по отношению к двенадцатилетним детям в своем времени. У женщины на руках был маленький ребенок и львиную долю материнского тепла она отдавала ему, справедливо полагая, что ее старший сын уже достаточно взрослый. Пересвет же принимал это как данность.

Карн никогда не видел подобного между родителями и детьми. Их любовь, их связь была настолько прочной и инстинктивной, что не требовала никакого внешнего проявления. Теперь он отчетливо это понимал. А еще понимал, что Уйка тоже приходится родственницей Даре, но — дальней, на уровне троюродной сестры.

— Я понял, — сказал, наконец, Пересвет. Его тон изменился, он был по-прежнему твердый и резкий, но в нем уже не было той решительности, что двигала мальчишкой минуту назад. — Но если я не пойду на врага, враг придет ко мне, и тогда мы будем сражаться уже на моей земле, а значит род может пострадать. Так… так говорил отец.

— Он верно говорил, — Карн коснулся щеки мальчика и невольно улыбнулся, ощутив как по пальцам и запястью заструилось легкое тепло. Детская наивность в нем мешалась с совсем не детской мудростью. — Но сейчас есть, кому сражаться. А вот успокоить твою мать и младшего брата — некому.

На мгновение глаза Пересвета расширились. Он не помнил, чтобы говорил Карну, кем ему приходится Дара. Но на смену удивлению тут же пришло восхищение. Мальчишка видел перед собой слепого воина, который поражал страшных чудовищ одним движением руки и знал все об окружающих. Разве мог он не поверить такому герою?

Пересвет кивнул и сделал то, чего Карн никак не ожидал. Мальчишка порывисто и крепко обнял его, а потом отступил и, бросив короткий взгляд на Мидаса, побежал к остальным.

Фригийский царь не стал ничего спрашивать, он слышал лишь обрывки разговора, но у него не было времени уточнять, что именно Карн сказал мальчишке.

Вместе с каинитом и Лейном они двинулись вверх по пологому склону, на вершине которого над переплетенными кронами поднимался дым. Горело не меньше дюжины костров, тугие сизые колонные странным образом переплетались между собой, образуя причудливые пластичные фигуры, которые просто не могли сформироваться сами по себе.

К их удивлению, город дусгэйовэх окружала высокая — не меньше трех метров — каменная стена, выложенная из идеально подогнанных плит песчаника. Все плиты имели разный размер, но Мидас уже видел такую кладку. Древние народы Земли использовали ее в местах с повышенной тектонической активностью, так стены получались устойчивее, чем если выложить их из одинаковых блоков.

По верхнему краю стены тянулись ряды вписанных в равносторонние квадраты символов, напоминавших иероглифы майя. Мидас знал письменный язык всех мезоамериканских цивилизаций, но эти знаки были схожи с майянскими лишь общей стилистикой — логограммы имели силлабический тип. В сумме они складывались в бессмысленную тарабарщину, возможно — какой-то диалект. А может — целенаправленное искажение.

Но что действительно удивило фригийского царя, так это отсутствие дозорных. Входная арка даже не имела ворот, через нее можно было рассмотреть большой квадратный двор и низкие каменные постройки без окон. У противоположной стены, по ту сторону двора, располагалось высокое ярусное строение наподобие зиккурата, однако его верхняя часть была совершенно плоской. На ней стоял исполинский трон из черного гранита, а на троне восседал человек могучего сложения.

Они медленно двинулись к входной арке, вошли в нее. Теперь удалось рассмотреть новые детали. На площади перед зиккуратом в огромных каменных чашах полыхали костры, действительно — двенадцать. По периметру каждой чаши размещались четыре вертикальные плиты. К плитам ржавыми цепями были прикованы обнаженные люди — мужчины, женщины и даже дети. Все они были мертвы, их тела изобиловали резаными и рваными ранами, у некоторых были раздроблены конечности и черепа, кому-то вырвали глаза и языки.

Вокруг жертвенников (а как иначе назвать этот кошмар?) сидели люди, причем в строгом порядке — образовывая пересекающиеся спирали и концентрические круги. Они раскачивались из стороны в сторону, обхватив друг друга за руки и плечи, их головы были запрокинуты к небу, глаза широко открыты.

По сторонам от зиккурата на плоских возвышениях стояли исполинские барабаны. Голые загорелые мужчины с перекатывающимися от напряжения мускулами, измазанные кровью и нечистотами, били в них все подряд — руками, ногами и головами. Их действия казались хаотичными, однако звуки сплетались в едва уловимую мелодию. Зловещую, не предвещавшую ничего, кроме боли и страданий.

Каинит склонил голову на бок. Лейн подумал о том же и сделал два шага назад, выходя за ворота. Постоял мгновение за пределами города и вернулся обратно. Он мотнул головой, переводя взгляд с вампира на Мидаса. Что ж, вот вам еще одна загадка — внутри барабаны звучали довольно громко, но за пределами каменных стен их вообще не было слышно.

Карн улавливал отголоски мыслей своих спутников, но и без того отчетливо видел, что город накрыт багряным энергетическим куполом, который экранирует его от внешнего мира. Однако, судя по структуре купола, экранирование — своего рода побочный эффект. Первоочередная задача барьера — не выпускать за пределы каменных стен накапливаемую энергию.

А внутри слепая, дикая мощь закручивалась в вихри, вздымалась океанскими волнами, бурлила, точно закипающая кровь. Карна начало мутить, когда он проследил источник этого безумия.

Людей, прикованных к каменным плитам, не просто убивали. Их пытали перед смертью, агония обреченных длилась часами и даже днями. Умелые экзекуторы истязали тело и душу, обращали разум против собственной плоти и умерщвляли ее самыми ужасными и бесчеловечными методами.

Но предсмертные муки этих людей и животный ужас, слепящее чувство безысходности, беспросветная ненависть к окружающему миру и к самим себе никуда не уходили. Они оставались здесь, в переделах города-храма, чтобы утолять бесконечный голод кровавого бога дусгэйовэх.

Карн видел его черную ауру, увенчанную короной багрового пламени, иссеченную мириадами уродливых шрамов, что повергали в истерику саму ткань мироздания. Фигуру окутывали отвратительные фосфоресцирующие миазмы, в которых не было ни единой людской эмоции. Существо постоянно меняло форму, но его суть оставалась неизменной. Карн всмотрелся в нее и тут же отпрянул, будто его обдало кипятком.

Существо без сомнения было богом. Извращенным, лишенным сострадания деспотом, для которого окружающий мир служил лишь сосудом, который надлежало осушить. Людская боль дарила ему наивысшее наслаждение, человеческий страх наполнял его экстатической радостью, а чувство обреченности, которое испытывали жертвы, питало его волю к жизни.

Но ужаснее всего было то, что этот бог не родился сам собой, не возник по прихоти Вселенной, подчинив себе этот буйный клочок пока еще неизведанного материка. Его создали люди, племя дусгэйовэх, которое покинуло родные земли многие века назад, отправившись на север в поисках дара богов, сказания о котором передавались от шамана к шаману с начала времен.

Но никакого дара они не нашли, а потому прокляли окружающий мир и все свое разочарование, всю свою ненависть и злобу вложили в этот жестокий бесчеловечный образ, который не преминул обрести плоть и стать их кровожадным покровителем.

Карн собирал эту историю по крупицам — касаясь аур ослепленных ритуальным трансом людей и выщербленного камнях городских стен, ловя беззвучные крики и стоны сотен и сотен жестоко умерщвленных жертв, чья кровь навеки впиталась в черную землю, сохранив о себе лишь наполненное ужасом эхо.

Вроде бы все понятно, но его не покидала отчетливая мысль — он что-то упускает, есть у этой истории и другая грань, оборотная сторона. Кто-то вмешался в естественный ход вещей, кто-то посеял ложь в душу и разум этого племени. Но у Карна не хватало навыка, чтобы глубже проникнуть в эгрегор дусгэйовэх и узнать больше.

Мидас в этот момент буквально впился глазами в фигуру, восседающую на вершине зиккурата. Фригийский царь не видел его ауры, но ощущал источаемый им энергетический смрад, волнами стекающий по каменным ступеням уродливого храма. Он видел перед собой невиданную силу и осознавал всю ее противоестественность. Но не мог отрицать, что они похожи — в них обоих билось сердце Дуата.

Бог дусгэйовэх был высок и исполнен хищной красоты, точно парящий в небе кондор. Его угольно-черные прямые волосы свободно ниспадали на плечи и грудь, доходя до самого живота. Его бицепсы и запястья были перехвачены лентами из человеческой кожи, такие же ленты обвивали лодыжки и щиколотки. На груди и животе воплощенного бога жертвенной кровью были выведены отвратительные знаки — кровь запеклась и потрескалась, но не отпадала от тела, став его частью. Глаза существа пылали белым огнем с темно-алой окантовкой.

Никто из аборигенов не обратил на вторженцев внимания, все были поглощены ритуальным трансом. Но бог, несомненно, почуял их. Его губы разошлись гораздо шире, чем могла бы позволить человеческая анатомия, обнажая ряды длинных треугольных зубов. Затем показался раздвоенный змеиный язык, медленно заскользивший по зубам, которые ранили его до крови. Густая черно-алая влага стала заполнять рот бога, но его это нисколько не волновало.

Он клацнул зубами, смыкая челюсти, и рывком встал. Сначала Мидас подумал, что крылья у него за спиной — декоративный элемент каменного трона, но оказалось… оказалось, что это его собственные крылья! Огромные, по форме напоминают орлиные, а перья в них переливаются всеми оттенками красного, матово отражая солнечные блики. Фригийский царь мог ошибаться, но с такого расстояния казалось, что размах крыльев у него — метров семь.

Существо имело могучий торс и атлетичное сложение. Пальцы ног и рук, вполне человеческие, оканчивались крючьями птичьих когтей, черных, словно сама ночь. Бог запрокинул голову и издал высокий неприятный звук, перекрывая бой барабанов.

Индейцы тут же сбросили с себя оковы транса. Они вскочили со своих мест, инстинктивно похватались за копья и топоры, хлопая глазами, будто спросонья.

— Похоже, мы нашли, что искали, — констатировал Арминиус, медленно извлекая гладиусы из ножен. — Источник энергии. Его хватит, чтобы задействовать ваш артефакт?

— Должно хватить, — кивнул Карн. Его руки метнулись к поясу за секирами. Движение чисто инстинктивное, ведь если начнется бой, сражаться он будет вовсе не руками, а разумом.

— Уж точно хватит, если мы порешим эту мразь, — в голосе Мидаса звучала неприкрытая угроза. У него были свои счеты с богами, особенно с теми, проводником для которых стали людские эмоции.

Фригийский царь обернулся через плечо и взглядом указал Лейну на ворота, мол, уходи. Тот мотнул головой и гордо выпрямился, поудобнее перехватывая свой колун. Что ж, прикинул Мидас, мужик крепкий, глядишь, пару аборигенов осилит.

Вообще, стоит отдать Ральфу должное — он стоически перенес увиденное и даже не блеванул. Вероятно, этот человек действительно через многое прошел и Мидас дал себе обещание, что на досуге обязательно порасспрашивает его. Потом, когда все это закончится.

— Что за дивные твари почтили нас своим присутствием! — прокричал бог дусгэйовэх. Именно что прокричал — голос у него был человеческий, но чересчур громкий с резкими визгливыми интонациями. Так обычно кричат птицы. — Вижу ничтожество, вижу подобного себе, оу, впрочем — тоже ничтожество. Вижу… лишенного души, уже интереснее. А это… оу, это нечто экзотическое! Настоящий деликатес, неведомый мне, а потому — оу, вдвойне желанный!

Мидас зарычал и направился к зиккурату, обнажая меч. Аборигены зашипели на него, точно змеи, прильнули к земле, подняв над головами свое примитивное оружие, но расступились, не рискнув атаковать. Карн двинулся по правую руку от фригийского царя, прислушиваясь к его шагам и дыханию, и ориентируясь по аномальной пустоте каинита, что шел слева от него. Лейн двигался позади, он прерывисто и глубоко дышал, до белизны в костяшках сжимая колун.

— Отдай нам силу, что успел накопить, и мы не тронем тебя и твоих людей! — выдвинул условия Карн. Он знал, отчетливо видел, что это бесполезно, но не мог не попытаться. — Мы уйдем прочь и ты нас…

— Уйдете прочь?! — пронзительно вскричал кровавый бог, спускаясь на несколько ступеней по широкой лестнице, сбегавшей с вершины зиккурата по его фасаду до самой земли, щедро обагренной кровью невинных. — Никуда вы не уйдете от меня, глупцы! И те, что ждут вас за стенами, тоже никуда не уйдут! И те создания, что преследуют вас, — я и их заберу! Вы все — мои! Я — Кагаги-Погок, даритель мук, отбиратель смерти, решитель…

«Начали!» подумал Мидас и бросился к ступеням. Карн, на задворках сознания фиксируя информацию об удивительной осведомленности аборигенского бога, уловил мысль друга, и тут же развернулся лицом к неустанно шипящим индейцам. Каинит сделал тоже самое, но — в противоположном направлении. Они прикрыли оба фланга, дав фигийскому царю возможность сразиться с жестоким чудовищем один на один. Лишь Ральф Лейн застыл между ними в нерешительности. Он понимал, что вот-вот начнется битва, но не знал, какую позицию лучше занять.

— Пусть так, — Какаги-Погок внезапно прервал перечисление своих громких титулов. Он повернул голову боком к взбирающемся по ступеням Мидасу, как иногда делают птицы. Его губы вновь разошлись в нечеловеческом оскале.

— Разорвите их! — оглушительный крик кровавого бога перешел в низкое давящее на уши шипение в инфра-диапазоне. Он пригнулся, сгибая ноги в коленях и прижимая крылья ближе к телу, а затем прыгнул, выставив когтистые руки прямо перед собой. Какаги-Погок буквально врезался в Мидаса под острым углом, и два бога покатились по каменным ступеням, что давно потеряли свой истинный цвет, год за годом окрашиваясь нескончаемыми потоками человеческой крови.

Аборигены, следуя повелению кровожадного идола, неистово заорали, точно полоумные, и бросились на Карна и Арминиуса. Лейн в этот момент громко выдохнул и парень почувствовал, что англичанин не надеется выжить. Что ж, пора ему показать, что надежде везде найдется место!

Карн широко расставил ноги и развел в стороны руки с зажатыми в них секирами. Он схлопнул свой энергетический взгляд до упругой сферы, расположив ее на уровне физических глаз, а затем трансформировал сферу в три тугих жгута, рванувшихся навстречу атакующим аборигенам.

Парень не был уверен, что сможет контролировать сразу три объекта, но справедливо прикинул, что раз культура дусгэйовэх так примитивна, едва ли стоит ждать от ее носителей исключительного интеллекта и высоких волевых качеств.

Он не ошибся — его ментальные щупальца не ощутили преграды, пройдя сквозь ауры аборигенов, точно клинок сквозь незащищенную доспехом плоть. Теперь он уже не тратил время на обнаружение необходимых зон мозга, мгновенно взяв под контроль лобные доли и моторную область.

Три индейца, секунду назад бежавшие к нему со вскинутыми кривыми топорами, замерли, точно истуканы. Затем развернулись и атаковали своих соплеменников. Тех сковал ужас и несколько мгновений ренегаты успешно кромсали тела бывших товарищей, не встречая сопротивления.

Когда аборигены пришли в себя, Карн в полной мере осознал масштабность своей затеи. Ведь он управлял сразу тремя воинами и каждому из них нужно было не только атаковать, но и защищаться. А когда первый из ренегатов сполз на землю с изуродованным лицом, а другой завалился на спину, фонтанируя алыми струями из разорванного горла, парень, не теряя времени, переключился на новых жертв и тут же подчинил их своей воле.

К черту, подумал парень, будем давить количеством!

Это было жестоко и бесчеловечно, но у него не оставалось выбора. Как только один из его марионеток падала со смертельной раной, он тут же брал под контроль другого воина. Карн понимал, что его силы не беспредельны, но надеялся, что их у него больше, чем фанатиков у Какаги-Погока.

А потом оказалось, что аборигены очень даже сносно метают свои топоры.

Все внимание Карна было сосредоточено на подконтрольных ему воинах, из окружающей обстановки он воспринимал лишь небольшой пятачок пространства вокруг себя, не больше трех метров в диаметре. Еще где-то на самой границе ощущений он видел Мидаса, а позади инстинктивно отмечал аномальную пустоту каинита. Парень думал, что этого достаточно, но отсутствие физического зрения все же дало о себе знать. Иначе он заранее увидел бы летящий к нему топор и сумел бы уклониться.

К счастью, метатель пошатнулся в момент броска, так как был атакован ренегатом, и топор прошел чуть правее — всего в ладони от головы Карна. Тем не менее, острое миндалевидное лезвие отведало его плоти, вспоров правую трапецию. Он зарычал, стиснув зубы, и упал на колено. На мгновение контроль над двумя из трех воинов был утерян и аборигены, немедленно сразив предателей, бросились к раненному Карну, которого теперь прикрывал лишь один боец.

Парень сделал усилие и блокировал работу постцентральной извилины. Боль тут же исчезла. Освободившиеся щупальца устремились к новым целям, но парень понимал, что не успевает. Он взял под контроль первого попавшегося воина — тот будто врезался в невидимую стену, а в следующее мгновение развернулся на месте, проводя размашистую атаку и всаживая вытянутое лезвие топора в грудь своего товарища. Почти одновременно парень подавил волю другого бойца, заставив его нанести сильный и резкий удар в шею ближайшего теперь-уже-врага.

Но к этому моменту абориген, оставшийся с прошлой «партии» ренегатов, рухнул замертво и Карн почувствовал, что один из врагов стоит прямо перед ним. Он вскинул руки с секирами, хотя знал, что не в состоянии проследить направление удара, а потом… Потом раздался хруст и что-то чавкнуло. Карна с ног до головы окатило фонтаном горячей крови, а индеец, который должен был стать его убийцей, безвольным кулем рухнул ему под ноги.

Это был Лейн. Англичанин подоспел в самый последний момент, всадив колун точно в голову аборигену, который уже готов был располосовать Карна от плеча до бедра. Ральф тут же отскочил назад, а Карн, у которого даже не было времени поблагодарить своего спасителя, тут же подчинил себе еще одного воина и восстановил строй.

Он не видел, с каким ожесточением позади него сражается каинит. Арминиус был подобен самому Вотану, в которого верил при жизни и чьим именем приносил клятвы. Хотя его нынешняя не-жизнь отличалась крайне низкой степенью религиозности, так что подобное сравнение показалось бы вампиру в лучшем случае забавным.

Арминиус выбросил вперед правый гладиус, пронзая шею атакующего противника, и сделал шаг в сторону, уходя от слишком медленного и неточного удара следующего врага. Развернулся, перерубил ему позвоночник, пригнулся, продолжая движение, и обрубил другому обе ноги.

Вскочив, он поднял клинок, чтобы блокировать и свести в сторону топор, направленный ему в голову. В это время другой клинок, описав короткую дугу, отсек очередному противнику руку. И прежде, чем обрубок коснулся земли, еще две жизни были безвозвратно утеряны.

Дважды за этот бой примитивные кривые топоры дусгэйовэх полоснули вампира по груди. Оба раза вражеская сталь не справилась с кольчужным полотном, и все же это было неприятно. Арминиус отскочил назад, позволяя инерции атакующих толкнуть их тела точно на его клинки, затем сам ринулся в атаку, врубаясь в гущу врагов, словно не ведающий страха берсерк.

Минуло несколько коротких мгновений прежде, чем он получил ощутимый удар в правое плечо, который разорвал кольчугу, осыпавшуюся на окровавленную землю стальным дождем. Разломанные и скрюченные кольца с оторванными клепками смешивались с ярко-алой влагой, противно хлюпающей под десятками босых ног. Союз железа и крови, столь поэтичный на страницах исторических романов, в реальности представлял собой жуткое зрелище, способное свести с ума нормального человека. Хотя… кто из нас рискнет назвать себя нормальным?..

Следующий удар каинит пропустил в область ключицы, этот тоже разорвал кольчугу и даже коснулся его ледяной плоти. А потом топор чересчур быстрого аборигена, зашедшего справа, врезался ему в колено и повредил переднюю крестовидную связку. Арминиус не издал ни звука, но правая нога тут же подогнулась и он упал на раненое колено. Усилием воли вампир погнал кровь в пораженную область, чтобы ускорить регенерацию.

Минувшей ночью в лесу он наткнулся на одного из дусгэйовэх, молодой парень с изрисованным сажей лицом охотился, но сам стал добычей. Арминиус выпил его до суха. При иных обстоятельствах это обошлось бы ему дорого — увесистой крупицей его человечности. Но сейчас от этого завесило выживание, и не только его собственное. Поэтому каинит не испытывал угрызений совести, напротив — он теперь не сомневался, что все сделал правильно, иначе сейчас ему не откуда было бы взять силы для экстренного восстановления.

И все же врагов было слишком много, ему не хватало скорости на всех…

Он вскинул оба клинка, уколов одного аборигена в грудь, другого — в промежность. Отклонился назад и пригнулся, уходя сразу от двух атак. Ему расцарапало шею, еще один удар пришелся по затылку и едва не снял ему скальп.

Аборигены умирали один за другим, но на смену погибшему тут же вставали двое новых. Они давили массой и хотя у них не было оружия, способного подарить Сыну Каина Последнюю Смерть, эти безумные фанатики могли разорвать его на части, буквально. И это было бы не менее действенно, чем, скажем, серебряный кол в ледяное сердце.

Вампир завалился на спину, удары посыпались со всех сторон. Связка почти восстановилась, но подняться он не мог — тела мертвых аборигенов придавили его к земле. Чтобы сбросить их, пришлось бы ослабить защиту, что в его ситуации казалось верной гибелью. Поэтому Арминиус оставил попытки освободиться и легким ударом с полузамаха (а другого из лежачей позиции не нанести) перерубил чью-то ногу, затем прикрылся локтем от удара в голову, почувствовав, как вражеский топор вспарывает кожу и мышцы на плече.

А потом кто-то сдернул одного из мертвых аборигенов с Арминиуса. Спустя мгновение исчезло второе тело, а один из атакующих жутко завопил и рухнул на землю с развороченной спиной. Над ним возвышался Ральф Лейн, который после спасения Карна инстинктивно переключился на фланг каинита, и не ошибся в выборе тактики.

Вампир не преминул воспользоваться возможностью и вскочил на ноги, всаживая один клинок в подбородок ближайшего аборигена, а второй выбрасывая влево — в сторону воина, который пытался атаковать англичанина. Он завертел восьмерку с ужасающей скоростью, превращая пространство перед собой в стремительное мельтешение закаленной стали. Во все стороны полетели отрубленные конечности и адские крики нестерпимой боли наводнили окружающий мир. Арминиус заставил приливную волну аборигенов откатиться, а Лейн отскочил ему за спину.

Англичанина трясло, его зубы стучали, а глаза полнились слезами. И все же он не собирался сдаваться, а потом неожиданно почувствовал нарастающую боль в левом боку. Он опустил глаза и увидел аборигенский топор, торчащий у него из-под ребер. Лейн даже не заметил, когда получил этот удар. Он плавно опустился на землю, чувствуя, как силы покидают его тело вместе с кровью, вытекающей из глубокой раны.

Ральф видел, что Арминиус и Карн на грани гибели, но все еще держатся. Благодаря ему. Он не чувствовал за это особой гордости, просто делал, что должен был. Ему было жаль другого — теперь он не сумеет помочь однорукому воину, что сражается с крылатым чудовищем на окровавленных ступенях мерзкого храма. Но чудо, повеление судьбы или чья-то воля, а может все они вместе взятые не оставили Мидаса в беде…

В этот момент фригийский царь в тысячный раз со всей теплотой и нежностью, на какую только был способен, вспомнил свою правую руку. Ныне отсутствующую. Ту, что не только скрашивала ему минуты одиночества, но и с завидной регулярностью отнимала жизни его врагов, работая в безупречном тандеме с левой. Да только с недавнего времени все изменилось.

Он отступил назад, парируя вражеский выпад — черные когти встретились с металлом клинка, высекая снопы багровых искр. Его противник наносил быстрые и сильные удары обеими руками, никаких размашистых движений — только короткие продуманные комбинации. Мидас нехотя признал, что тварь умеет сражаться, но это лишь подогрело его боевой азарт.

Какаги-Погок обнажил клыки и двинулся вперед, развивая атаку. Он сражался голыми руками, но его когти были тверже стали и с легкостью резали камень — Мидас убедился в этом, когда сбил очередной удар и когтистая пятерня по инерции врезалась в ступени храма.

Кровавый бог подпрыгнул и взлетел над землей, взмахнув могучими крыльями. Он издал атакующий вопль, от которого потемнело в глазах, и спикировал на Мидаса. Тот уклонился вправо, но недостаточно быстро — черный коготь полоснул по плечу. Однако фригийский царь тоже имел некоторый опыт сражений. Веков эдак тридцать. С небольшим.

Заваливаясь на бок, он взмахнул клинком снизу-вверх и отсек противнику край левого крыла. Тот обиженно вскрикнул и хотел броситься на обидчика, но Мидас уже сам атаковал, целя колющим в лицо. Какаги-Погок легко ушел от смертоносного лезвия, но тут же напоролся на тычок яблоком в грудь и был вынужден сойти на ступень ниже.

Мидас метнулся вправо, затем влево, крутанул меч над головой, сбивая врага с толку. Потом уронил клинок, пригибаясь к земле, и рванулся вперед, метя в область паха. Существо подпрыгнуло, вновь попытавшись подняться над землей за счет крыльев. Но одно из них было повреждено и если Какаги-Погок мог его регенерировать, то явно не спешил.

Его завернуло вправо, кровавый бог не сумел вовремя сориентироваться, а вот Мидас просчитал такой поворот. Он нырнул под уходящего по широкой спирали монстра и рубанул его по ноге, начисто отсекая все пальцы вместе с жуткими когтями.

Какаги-Погок вновь заорал, в этот раз — от боли. Белое пламя в его глазах разгорелось с новой силой и он комом рухнул на Мидаса, сложив перед собой крылья наподобие щита. Фригийский царь успел нанести два быстрых удара, во все стороны полетели перья и росчерки черной смолянистой крови. Удары были болезненными, но не нанесли критических повреждений.

Какаги-Погок схватил его за плечи и сунул свое острое колено в живот древнего бога, а затем обрушил сцепленные руки ему на голову. Мидас зашатался, глаза заволокло кровавой пеленой. Он попытался отмахнуться клинком, но кровавый бог легко сбил удар и ухватил врага за глотку. Фригийский царь вновь замахнулся, но его запястье оказалось зажато меж мощных пальцев Какаги-Погока. Бог дусгэйовэх обладал невероятной силой, он попросту душил Мидаса.

И это было унизительно. Одно дело — погибнуть в честной схватке от верной стали. На худой конец — от клыков или когтей ужасного чудовища. Но быть задушенным — это ведь так мерзко!

Он брыкался изо всех сил, бил кровавого бога ногами и коленями, но тот лишь смеялся — визгливо, отрывисто. А потом что-то мелькнуло в воздухе и птичий смех Какаги-Погока прервался. Он ослабил хватку и фригийский царь тут же высвободил руку с клинком, ударив гардой по лапе, сжимавшей его шею.

Враг отпустил его, сделав неуверенный шаг назад. Мидас c хрипом втянул воздух и замотал головой. Когда зрение вернулось к нему, он поднялся на ноги и увидел, что Какаги-Погок вытаскивает из глаза нож. Длинный широкий нож, который он не мог не узнать.

Мидас обернулся и да — на ступенях храма стоял Пересвет! Кровавый бог не мог не заметить мальчишку, но в своей гордыне посчитал его незначительным. Это стало для него роковой ошибкой. Как и для многих других, кому хватило безумия недооценить руса.

Фригийский царь леопардом подскочил к своему кровавому собрату и вогнал клинок ему под ребра, затем выдернул оружие, увернулся от выброшенной вперед когтистой руки и размашистым ударом сверху вниз начисто отсек чудовищу правое крыло. Черная кровь залила его с ног до головы, Какаги-Погок заорал и теперь в его голосе слышалась не только боль, но и страх — чувство, которое это мерзкое создание никогда доселе не испытывало.

Монстр получил колющий удар в бедро и осел на правую ногу. Он попытался достать Мидаса серией быстрых выпадов, но тот вклинился между его руками и опустил навершие клинка на голову противника. Череп Какаги-Погока треснул, кровавый бог застонал. Фригийский царь подпрыгнул и ударил коленом в грудь врага, опрокидывая его на спину. Ну Тони Джа, ни дать ни взять! Его клинок застыл в пальце от шеи поверженного чудовища.

— Могу поклясться, что собственная боль стала для тебя открытием! — прошипел бог богатства, плотоядно облизнув губы. — Но у меня для тебя еще один сюрприз. Наслаждайся, выродок, это называется — смерть!

— Нет! — могучий окрик раскатился по городу-храму, многократно усиленный эхом, отразившимся от его каменных стен. Мидас краем глаза отметил, что аборигены прекратили безумную атаку и отступили от Карна и Арминиуса, опустив кривые топоры.

— Нет, — повторил парень тише. — Ты не должен его убивать.

— При всем уважении, — процедил Мидас сквозь зубы. — Но не тебе говорить мне, чего я не должен делать! Эта мразь веками впитывала людские страдания и страхи. Это не бог! Это…

— Это бог, — покачал головой Карн. Он сделал жест рукой, обводя стушевавшихся индейцев. — Это ИХ бог. Бог, который был им нужен, когда они стояли одной ногой в бездне отчаяния, из которой не возвращаются. Это бог, благодаря которому они выжили.

— Тогда они не лучше него! — прорычал Мидас. Он посмотрел в глаза Какаги-Погока и увидел в них ужас. Боль, мучения, страх, обреченность, злоба — столько чувств сплеталось в белом пламени его нечеловеческой души! Они накатывали на фригийского царя волнами и он впитывал их, словно песок — воду прибоя. Оставалось лишь надавить на клинок и вспороть ублюдку шею…

— Не лучше, — согласился Карн. — Даже хуже. Но не ты. Ты не такой, ведь так? А теперь взгляни на себя. Сейчас ты его отражение.

— Что ты несешь, мальчишка! — Мидаса обдало ледяным ливнем ярости, а потом он внезапно осознал, что Карн прав. Он наслаждался муками поверженного врага, и хотел убить это чудовище вовсе не потому, что иначе Какаги-Погок убьет их всех. Ведь кровавый бог уже повержен, а его воины разбиты.

О нет! На самом деле эта смерть нужна Мидасу, чтобы вспомнить то великое время, когда он сам упивался кровью тех, кого фанатичные глупцы приносили на каменные алтари в его честь. Ведь с годами, с веками все изменилось. Теперь ему несли больше, много больше, но никто не вскрывал горло ближнему своему в надежде получить благословение недосягаемого существа.

Он тряхнул головой, сбрасывая порочную вуаль прошлого. Древний бог вновь посмотрел на Какаги-Погок, но теперь — с жалостью.

— Ты прав, мой друг, — проговорил он, остывая. — И все же нам нужна его жизнь. Нам нужна накопленная им энергия, чтобы активировать Вегвизир.

— Я отдам ее! — визгливо пролепетал кровавый идол. От былого величия и кровожадности не осталось и следа, теперь он напоминал не гордого ворона, а скорее мокрую ворону. — Всю отдам, сколько захотите! Только не отбирайте мою жизнь!

Мидас криво усмехнулся и посмотрел на Карна. Тот кивнул.

— Ты ведь знаешь, что нас преследуют создания из другого мира, — обратился парень к побежденному богу. Он хотел подойти к нему, но представил, как будет вслепую подниматься по ступеням каменного храма, и отбросил эту идею. — Если отдашь нам накопленную силу, ты сможешь с ними справиться? Сможешь защитить своих людей?

— Конечно! Конечно смогу! — Какаги-Погок попытался кивнуть, но лезвие клинка Мидаса больно впилось ему в подбородок. — Я уже встречался с этими существами, я могу им противостоять. Но…

— Договаривай, тварь, — процедил Мидас, вплотную прижимая клинок к шее кровавого бога. Лезвие разорвало смуглую кожу и по ней заструилась черная кровь. Какаги-Погок дернулся и скривился от боли.

— Те люди, что стоят за стенами, — быстро проговорил он. — Их я не буду защищать. Просто не смогу!

Карн обдумал слова бога и на эти короткие мгновения весь город-храм погрузился в густую тишину.

— Что ж, тогда прикажи своим скрыться в домах, и чтоб не выходили, пока мы не уйдем! — распорядился парень и, потеряв к поверженному врагу всякий интерес, обернулся к Пересвету. Мальчишка оторопел, когда слепец уставился прямо на него. — А ты беги к нашим людям и приведи их сюда. Всех. Прямо сейчас!

Мальчишка кивнул и умчался прочь, а Карн переключил внимание на Лейна. Англичанин сидел на нижней ступени храма и прижимал обе руки к широкой ране в боку, его окровавленный колун лежал рядом. К Ральфу подошел каинит.

— Как ты? — спросил Арминиус. Он тут же потупился, впервые за много лет проявив участие.

— Сдюжу, — прохрипел Лейн, натянуто улыбнувшись. Карн видел, что его рана серьезна и здесь, в полевых условиях, ему не помочь. Но англичанин выживет, если в ближайшее время доставить его к лекарю русов.

— Твои люди, — парень медленно подковылял к Лейну и присел рядом на теплый камень. — Тебе решать. Мы уходим, потому что другого шанса может не представиться. Дусгэйовэх вас не тронут, а существа, которые пришли за нами, скорее всего уйдут, когда мы исчезнем. Но гарантий… их, как ты понимаешь, нет. Так что вам лучше тоже уйти, вглубь материка, подальше от этих мест. Или…

— Или пойти с вами, в неизвестность, — закончил за него Ральф. — Но там, по крайней мере, я могу надеяться встретить хороших людей, не так ли?

Он улыбнулся, глядя на Карна. Потом перевел взгляд на каинита и наконец на Мидаса. Его слова тронули всех троих, но никто из воинов не смог найти подходящих слов. Так что они просто смущенно промолчали.

— Им решать, — сглотнув, проговорил Ральф. — Не мне. Я расскажу им все, и если они решат остаться — я останусь с ними.

Карн кивнул.

— А теперь отдай свою силу. Всю, что успел накопить, — обратился он к Какаги-Погоку. Мидас мотнул головой, подзывая к себе каинита. Арминиус понял его без слов, он подошел к распластавшемуся на каменных ступенях кровавому богу и приставил гладиус к его шее.

Фригийский царь убрал свой меч в ножны и извлек из переметной сумки Вегвизир. Он положил его на ладонь и протянул Какаги-Погоку.

— Не томи, — прошептал он. — Терпение — не мой конек.

— Я почувствую, если ты схитришь, — пообещал Карн. — И тогда мой друг сделает с тобой… все, что захочет.

Бог дусгэйовэх затравленно кивнул и протянул когтистую руку, кладя ее поверх Вегвизира. Мидаса будто прошибло током. Его шатнуло и он опустился на колено. Вегвизир в его руке стал тяжелеть и наполняться теплом.

Карн опасался, что Какаги-Погок выкинет какой-нибудь финт, но бог честно отдал всю накопленную силу, до последней капли. Парень видел, как она перетекает из его тела в артефакт Всеотца. Затем аура существа потускнела, сменившись с черной на темно-серую, пламенная корона исчезла, багровый ореол стал едва различим.

Фригийский царь с кряхтением распрямился, отошел на несколько шагов и положил Вегвизир на ступень. Его ладонь покрылась волдырями ожогов, но Мидас лишь фыркнул и требовательно посмотрел на Карна.

— Он отдал все, — кивнул парень.

В этот момент к входной арке города приблизились люди, которых привел Пересвет. Они с опаской озирались, следуя за мальчишкой, и вскоре заняли всю главную площадь перед храмом.

Ни один абориген не казал носа из глухих каменных домов без окон. Какаги-Погок держал свое слово, надо думать — вовсе не из чести. Просто выродок очень хотел жить.

Ральф Лейн посмотрел на фригийского царя и тот помог ему подняться. Тяжело хромая англичанин вышел к своим людям и встал перед ними, гордо распрямившись. Мидас обратил внимание на его рану и в который раз подивился мужеству этого простого человека.

Лейн кратко рассказал о том, что произошло и что теперь ждет колонистов. Никто не перебивал. Большинство смотрело исподлобья, они все еще не доверяли чужакам, но не могли не прислушаться к словам своего лидера, которого хорошо знали.

— Мы пришли сюда за свободой, — проговорил Ральф после недолгой паузы. — Пришли строить Новую Англию, где не будет предрассудков и лжи, где мы будем сами устанавливать законы и сами — следить за их исполнением. Но мир устроен сложнее, чем мы думали. Теперь я не уверен, что эта земля может стать для нас домом. Но они, — он указал на Мидаса, Карна и Арминиуса. Затем посмотрел на Пересвета, который стоял рядом с Дарой и Уйкой, маленькие Рад и Хорт цеплялись за подолы матерей. — Они пришли из другой земли. Быть может, еще более суровой, но… Это честные люди. А значит и земля их — честная. И там, я верю в это, мы сможем обрести дом. Дом, ради которого стоит жить. И за который не страшно умереть.

Как только Лейн замолчал, люди начали яростно перешептываться. Смотрели они в основном на русов, а вовсе не на слепого воина, фригийского царя или вампира. За те два дня, что они провели вместе, многие заметили, как отважен и добр мальчишка со странным для них именем Пересвет. Они видели, как нежны к своим детям женщины чужаков и как они сильны духом. И это сыграло решающую роль.

Вперед выступил высокий мужчина с внушительной сединой. У него были серые выцветшие глаза, лицо пересекал старый кривой шрам.

— Мало кто из нас любит тебя, Ральф Лейн, — проговорил мужчина. Голос у него был низкий и грубый. — Но мы не дураки и понимаем, что если б не ты — мы бы не выжили здесь. А еще мы понимаем, что ты умеешь разбираться в людях. И если ты доверяешь им, — он бросил короткий взгляд на Карна и остальных. — То я им тоже поверю. Мы все поверим.

— Мы не хотим жить на одной земле с этим! — выкрикнула невысокая женщина с копной непричесанных каштановых волос. Ее полный омерзения взгляд был направлен на Какаги-Погока, который так и остался лежать на ступенях храма в луже своей черной крови. Он был обессилен, выжат досуха и пройдет еще немало времени, пока он восстановится в достаточной степени, чтобы заставить своих людей выйти на охоту и привести ему новых жертв из соседних племен.

— Тогда решено, — резюмировал Карн и повернулся к Мидасу. Тот подхватил Вегвизир с каменной ступени и подошел к другу. Фригийский царь выставил перед собой артефакт, а парень положил сверху свою ладонь.

Мидас прикрыл глаза, готовясь почувствовать первые изменения. Как только они начнутся — Карн прокричит остальным, чтобы все взялись за руки и они вместе совершат пространственно-временной прыжок, возвращаясь (как он надеялся) к Радогосту. Но за первой секундой скользнула вторая, а потом третья, и ничего не произошло. Фригийский царь недовольно хмыкнул и открыл глаза.

— Не хватает, — он сокрушенно покачал головой. — Энергии не хватает.

Мидас молниеносно развернулся к кровавому богу, но Карн успел свхватить его за плечо.

— Ни в нем дело, он отдал все, — быстро проговорил парень, успокаивая фригийского царя. — Но нужно еще. Совсем немного.

— Одной жизни хватит? — внезапно спросил Лейн. Лицо Ральфа бледнело на глазах, он все еще стоял только лишь потому, что каинит едва не держал его на руках.

— Должно, — кивнул Карн. — Но мы не будем…

— Хватит, парень, — Лейн попытался сделать шаг и чуть не упал, но вампир вовремя подхватил его. — Хватит слов. Я устал и едва ли выживу, ты должен это понимать.

— Там, куда мы идем, тебе помогут… — начал Мидас, но Ральф прервал его, мотнув головой.

— Я правда устал, — проговорил он и посмотрел на Карна так, будто видит его физические глаза. — Я сделал все для этих людей. Все, что хотел. Все, что было нужно. А теперь… позвольте мне уйти… героем, — он улыбнулся и перевел подернутый стеклянистым туманом взгляд на фригийского царя. — Я никогда не верил в богов, но наша встреча показала мне, что я ошибался. Спасибо вам за это.

С этими словами Ральф оттолкнул Арминиуса (откуда только силы взялись!), выхватил из-за пояса нож и ударил им себя точно в солнечное сплетение.

Мидас и каинит подхватили оседающее тело, и древний бог увидел, что из груди англичанина торчит его скрамасакс. Тот самый, который он отдал Пересвету и которым мальчишка ранил Какаги-Погока. Никто и не заметил, когда Лейн успел подобрать его.

— Я служил своим людям в жизни… послужу им и в смерти, — Лейн улыбнулся, чисто, искренне, и медленно закрыл свои голубые глаза. Мидас вырвал нож у него из груди и приложил к ране Вегвизир. Артефакт впитал в себя последний вздох англичанина, а вместе с ним — его жизненную силу. Фригийский царь прочувствовал это и ошалело посмотрел на Карна.

— Все возьмитесь за руки! — выкрикнул парень. — Быстрее!

Правой рукой он взял Вегивизир, зажав его между своей ладонью и ладонью Мидаса, а левую протянул каиниту. Арминиус ухватил его руку, продолжая другой прижимать к себе обмякшее тело Ральфа Лейна. Тут же подскочил Пересвет и вцепился вампиру в бок, не выпуская руки Дары. Люди в мгновение ока образовали вокруг них живую цепь, а потом мир сжался до предела и расцвет мириадами тысячелетий, спрессованных в один удар сердца.

Мидас подумал о Фавне, а Карн — о Ниссе, и они вновь оказались в четвертом веке нашей эры недалеко от Радогоста, что в самом сердце земли русов. Причем их перенесло туда же, куда артефакт Одина привел их в прошлый раз. То есть в большую концентрическую котловину, образовавшуюся в их первое прибытие.

Теперь котловина стала вдвое глубже, она была буквально забита людьми. Колонисты Роанока с опаской озирались по сторонам, в округлившихся глазах читалась гремучая смесь страха, удивления и… надежды! Той самой, которую Карн хотел показать Лейну. Той самой, о которой Лейн, как оказалось, знал больше, чем любой из них.

***

Они разбили лагерь в сосняке неподалеку. До Радогоста было рукой подать, но людям, измотанным и уставшим, требовался отдых перед финальным рывком. Да и тело Лейна нуждалось в погребении. Отчего-то его решили именно похоронить, а не сжечь.

Храбрый англичанин нашел последний приют под сенью раскидистого дуба у котловины, что спустя полторы тысячи лет станет небольшим, но глубоким озером. Над ним не поставили креста. Рафль Лейн не верил в богов, хотя и сражался рука об руку с одним из них.

Люди шли к нему вереницей, оставляя на продолговатом холмике разные вещи — пуговицы, лоскуты кожи, шляпы, птичьи перья. Они говорили о нем добрые слова и признавали, что относились к нему совсем не так, как следовало. Ведь он верил в каждого из них, и за каждого из них он отдал свою жизнь. Карн печально улыбнулся, ловя отголоски их эмоций. Они будут помнить его, как героя. Жаль, что для этого ему пришлось умереть.

К полудню люди достаточно отдохнули и даже успели перекусить, — следопыты Лейна в очередной раз показали себя умелыми охотниками. Мидас дал команду выступать и они двинулись в сторону Радогоста. Их снова вел каинит, и они снова шли тем же путем, разве что не завернули в Убежище среди болот. Это походило на странный повторяющийся сон, когда ты проживаешь один и тот же день снова и снова, пока не сделаешь что-то по-настоящему значимое, разорвав порочный круг.

— Слушай, мне вот интересно, — Мидас пробирался сквозь ивняк вслед за Арминиусу и решил не терять времени даром. — Ты можешь кормиться людьми и животными. Люди, понятное дело, покалорийней, это мы видели уже. А как насчет тварей Лимба? Ну, ты называешь их пришедшими из земли Дивов.

— Мог и не пояснять, — прошелестел каинит. Он вновь прятал лицо под капюшоном плаща, от которого после минувших приключений остались лишь маловразумительные лохмотья, перепачканные грязью Нового Света и запекшейся кровью. — Аврелиан звал их также, как и ты. Но я давно среди русов и привык использовать их слова.

Мидас ничего не ответил, лишь пристально посмотрел на вампира. Ему эти пояснения были ни к чему, он ожидал ответа на другой вопрос.

— Ты ведь не отстанешь, да? — Арминиусповернулся в его сторону и изобразил подобие вымученной улыбки.

— Я веками ненавидел твой род, — пояснил фригийский царь. — Но встретил тебя и… многое изменилось. Ты уж прости мое любопытство.

— Прощу, — пообещал каинит, ловко перепрыгивая через поваленное дерево. Мидас так не смог, ему пришлось вскарабкаться на огромный ствол, а затем скатиться с него буквально на заднице. — А что до твоего вопроса — я могу осушить монстра. Силы я не получу, потому что их кровь пуста, в ней нет ни капли жизненной энергии. Но он умрет.

— И? — Мидас изогнул бровь. Он нутром чуял, что есть тут какой-то подвох.

— И это чревато для меня, — выдавил вампир. Прозвучало так, будто он признавался в каком-то отвратительном грешке. — Меня вместе с иссушенным телом выбросит в зем… Лимб. Собственно, это произойдет с первым глотком.

— О как! — присвистнул древний бог. — Короче, билет в один конец. Я так понимаю, были прецеденты?

— И не мало, — глухо ответил каинит. — Выбрасывает прочь не только ту тварь, которой покормится Дитя Каина, но и всех, что будут рядом.

— А отчего так? Кто-нибудь пытался понять? — Мидасом в данный момент руководил сугубый практицизм. Ведь если получится смоделировать ситуацию кормления без самого кормления…

— Аврелиан, — кивнул каинит. — Он веками пытался осмыслить, как это работает, но не нашел ответа.

Они некоторое время шли молча, а потом их нагнал Карн. В отсутствие Мидаса он нашел себе нового провожатого, им стал Пересвет. Мальчишка буквально сиял от гордости.

— Мы близко, — проговорил парень с благоговением в голосе. — Я чувствуют его мощь.

— Чью… мощь? — не понял фригийский царь.

— Радогоста, — едва не пропел Карн. Впереди, на пределе доступного ему энергетического диапазона, он видел огромную золотую сферу, вздымавшуюся до самых небес. Сфера пульсировала, будто сердце исполина, по ней то и дело пробегали языки белого пламени и во все стороны расходились ритмичные круги, приносящие с собой эманации тягучего умиротворения. Подобную энергетику мог бы иметь дуб, что рост на земле от начала времен. Пресловутый Иггдрасиль, если б он только существовал.

— Он сильнее, чем Аркона, — добавил парень чуть слышно. Он с удивлением обнаружил, что даже при всем желании не смог бы защититься от энергии, что излучал мистический город. Она проходила сквозь все вокруг и казалось, что нет в этом мире преград, которые она не смогла бы преодолеть.

Вскоре они вышли на неширокий лесной тракт и первым, что увидел фригийский царь, были купола Храма Радогоста. Он был точь-в-точь как Храм Световита в Арконе! Те же круглые башни, спиральные галереи, арочные переходы и висячие сады, на которых что-то искрилось. Сначала Мидас подумал, что это солнечные блики на серебряной отделке, но когда они подошли ближе, древний бог понял, что это фонтаны. Их были десятки, они заполняли весь нижний и средний ярусы Храма.

Но если центральный купол Храма Световита в Арконе составлял порядка пятидесяти метров в диаметре, то купол этого эпического строения был шире, как минимум, на четверть. При этом бревенчатая стена, расположенная на вершине высокого земляного вала, явно уступалав размахе укреплениям Арконы. Здесь не было здоровенныхбашен с метательными машинами, их заменяли высокие и узкие башенки лучников, от которых к небу тянулись жидкие струйки дыма. Надо думать — жаровни для зажигательных стрел.

У резных ворот города, распахнутых настежь, их встретили два высоких воина в матовых клепано-сеченых кольчугах. Чем-то они напоминали Стражей рассвета, но на вопрос Мидаса Карн лишь покачал головой. Нет, это были другие воины. Столь же могучие и бесконечно преданные родной земле, а физиологически даже выше и шире в плечах. Но они не владели тайными искусствами и вряд ли смогли бы закрыть разрыв в Завесе.

Каинит перебросился с ними парой фраз и те, синхронно кивнув, расступились, впрочем — ни на мгновение не ослабляя хватку на древках двуручных секир, напоминавших те, что были в ходу у данов. Они смотрели на Карна и Мидаса с удивлением, но — добродушно. Будто догадывались — кто перед ними и что на уме у незнакомцев. Прошло еще несколько секунд и неожиданно парень нашел этому объяснение.

Да, их никто не обучал колдовству, но их кровь, их дух… он не знал, как это выразить. Их ауры были сильнее, чище. Они на уровне инстинкта воспринимали окружающий мир в отголосках энергетического спектра. И поэтому не проявляли агрессии, сходу определив, что перед ними не простые смертные, которые, однако, не представляют опасности для города.

Миновав стражей, они вышли на широкую площадь, чтобы поймать на себе еще несколько десятков удивленных взглядов. А потом перед ними будто из воздуха возник высокий статный мужчина, седой, точно айсберг. У него были пышные длинные волосы, собранные на уровне шеи в конский хвост, и плотная борода, доходившая до середины груди. Глаза у мужчины поблескивали матовой синевой, они так и лучились энергией! В первое мгновение Мидас даже подумал, что перед ними бог. Но Карн, уловив его невысказанный вопрос, покачал головой.

Каинит подошел к мужчине и хотел что-то сказать, но тот качнул головой и протянул руку к лицу вампира, который тут же застыл на месте. Мужчина коснулся виска Арминиуса мощной жилистой рукой, унизанной серебряными и железными кольцами с рунической гравировкой. На мгновение он прикрыл глаза, а потом широко распахнул их и с нескрываемым восторгом посмотрел через плечо вампира.

Взгляд мужчины остановился на Карне, потом перепрыгнул на Мидаса, и оба почувствовали его. Точнее — про-чувствовали. Их будто накрыло океанической волной, звуки окружающего мира стали глуше, цвета потускнели. Фригийский царь чуял силу, что не могла сравниться с мощью бога, но была удивительно близка к ней. А Карн на эти короткие мгновения попросту ослеп в энергетическом спектре, хотя даже не ощутил прикосновения к своей ауре. Потом синеглазый мужчина моргнул и мир вернул себе прежние черты. Волна откатилась восвояси.

— Иди к Горану, обеспечьте этих людей кровом, мы примем их, — голос седобородого был низким и властным, и одновременно — мягким и приятным. Странное сочетание, удивившее даже Мидаса. — Пусть Дара и Уйка помогут. Они, кажется, уже обзавелись там знакомцами.

Вампир кивнул и поманил к себе женщин.

Мидас, все еще пытавшийся интерпретировать пережитые ощущения, не сразу понял, что кто-то дергает его за подол рубахи, он неохотно оторвал взгляд от синеглазого мужчины. Это был Пересвет, мальчишка протягивал фригийскому царю его боевой нож.

— Он добро послужил мне, — заявил юный рус. — Для меня было честью держать в руках оружие такого воина.

— Такого воина? — улыбнулся фригийский царь, поражаясь искренности собственного голоса. Он встал на колено перед мальчиком, внимательно посмотрел на протянутый скрамасакс, но не коснулся его. — Да в твоих землях полноребят, что вмиг уложат меня на обе лопатки! — он гулко рассмеялся, внезапно осознав, что ему жаль прощаться с этим отважным пареньком. — Оставь его себе, теперь он по праву твой.

— Благодарю, — кивнул Пересвет и вместо ножа протянул Мидасу руку. Древний бог крепко пожал тонкое предплечье, после чего паренек шагнул к Карну.

— Не печалься, — сказал тот, невольно читая ауру Пересвета, который просто думал слишком громко. — Мы не расстаемся. Мы будем жить в памяти друг друга.

— Ты… — мальчик запнулся. На миг Карну показалось, что он расплачется, но рус сумел справиться с нахлынувшими эмоциями. — Таких как ты… нет.

Карн приоткрыл рот от удивления и медленно протянул Пересвету руку, но тот отбросил ее и крепко обнял парня. Тут же отстранился, шмыгнул носом ине оборачиваясь побежал к матери, которая стояла поодаль вместе с Уйкой и каинитом.

Дара помахала англичанам рукой и те последовали за ней вглубь города. На лицах экс-колонистов Мидас прочел крайнюю степень изумления. Многие крестились, некоторые — со слезами на глазах. Ну ничего, подумал древний бог, тут из вас вся эта дурь быстро выйдет. Креститься они вздумали! В святом то месте!..

— Я рад приветствовать вас в Радогосте, — синеглазый мужчина вновь непостижимым образом переместился в пространстве, оказавшись прямо перед ошарашенными Карном и Мидасом.

На нем была молочно-белая льняная рубаха, закатанная по локти, и неширокие штаны, заправленные в кожаные полусапожки довольно простого кроя. Одеждой он едва ли отличался от других жителей Радогоста, но его пальцы были унизаны множеством разномастных колец, а на запястьях седобородого Мидас разглядел массивные браслеты со свастичными символами. На шее мужчины висела толстая серебряная цепочка, напоминавшая скорее перевитый шнурок, чем сцепленные между собой кольца. Это и отличало его от остальных — ни у кого из окружающих фригийский царь не заметил никакой бижутерии, хоть завалящего латунного колечка.

— Меня зовут Огнеслав, я верховный маг Храма, — он почтительно поклонился и Мидас инстинктивно поклонился в ответ. Карн, который не мог видеть этого движения, так и стоял, ожидая продолжения беседы. Фригийский царь бросил на него короткий взгляд и улыбнулся, переведя глаза на Огнеслава. Тот улыбнулся в ответ и кивнул.

— Ваши имена я знаю, — продолжил он. — Арминиус любезно показал мне все, что в последние дни видели его не-мертвые глаза. Кто вы такие — я догадываюсь. Один из бардов прошлого, он тоже состоял в Ордене Ка-Дас, оставил после себя внушительное поэтическое наследие. Мы долгое время полагали, что это лишь предмет искусства, не более. К тому же, его стихи передавались изустно, как было принято у нашего Ордена многие тысячи лет назад, а потому — время нещадно исказило их. Но теперь я вижу, что в этих текстах было нечто большее. Например, история о двух странниках, над которыми не властны пространство и время. Один — слепец, другой — однорук… Совпадение? Не думаю.

Огнеслав пригласил их в свой дом, высокое бревенчатое строение с пологой двускатной крышей, приютившееся на невысоком холме в тени величественного храма. Когда они пересекли порог, Карну вспомнилось его путешествие по Дороге Одина. Тогда, после возвращения из Лимба они вновь оказались в Ра, но — толи в другом времени, толи в другом месте, парень так ничего и не понял. Но там один из русов тоже пригласил их к себе, и изнутри его дом выглядел почти полной копией жилища Огнеслава.

И хотя теперь Карн не мог видеть физическим зрением, воспоминание пришло в ответ на энергетические ощущения. А вот Мидас все отлично видел и был поражен удивительной простой и гармоничностью дома, который принадлежал ни кому-нибудь, а, на минуточку, верховному магу. Ему никогда не доводилось бывать в домах русов и ближайшая аналогия, которую он мог бы привести — это вилы древнеримских военачальников времен Империи. Там тоже все было просто и со вкусом.

Их встретило одно большое помещение, игравшее одновременно роль прихожей, гостиной и кухни. Высокие потолки, множество широких окон с резными рамами, распахнутые настежь. Посреди комнаты — длинный стол с лавками, справа — каменные печь, он которой распространялся ни с чем не сравнимый аромат свежего хлеба. Настоящего хлеба, без дрожжей и прочих «благ цивилизации». Такого хлеба, который даже в герметичном пакете к вечеру затвердеет.

У печи хлопотала женщина средних лет, которую Огнеслав представил как Деяну. Маг не стал уточнять, кем ему приходится эта высокая и стройная представительница прекрасного пола с тугой косой пшеничных волос, спускавшейся ниже пояса, и добрыми глазами цвета бескрайней степи. Карн и тем более Мидас плохо разбирались в традициях русов, а потому не ведали одной простой истины — если мужчина приглашает тебя в дом и у плиты, то есть — у печи, ты видишь женщину, то она может быть только женой хозяина дома.

То есть технически она могла быть и дочерью, однако дочь, буде таковая имеется, прибывающий в здравом уме рус не покажет в первую встречу малознакомым людям, как бы доброжелательно он к ним не относился. Это тоже часть традиции.

Под крутой лестницей, уводившей на верхний этаж, располагалось несколько бочек с водой, над ними на деревянных крючках висели плотные льняные тряпицы, надо думать — местный аналог полотенец. Там воины умылись и Мидас продолжил осматривать помещение, приметив у дальней стены несколько высоких стеллажей с бумажными книгами. Вот чего он точно не ожидал здесь увидеть, так это бумажных книг!

А потом его взгляд упал в угол под стеллажами и если бы это увидел Карн, то острое ощущение дежавю прострелило бы его насквозь. Куб со стороной сантиметров тридцать, выполненный из матово-зеленого оникса с оранжевыми прожилками, напоминавшими разряды молний. Сфера диаметром не больше двадцати сантиметров, судя по всему — из горного хрусталя. Пирамида из голубокого аквамарина с зеленоватым оттенком… Все эти предметы парень уже видел, точно такие же и лежащие в том же порядке. В доме волхва из Рода Серого Барса. Того, который ждал их четыреста лет.

Мидас выжидательно посмотрел на Карна, но тот не обратил внимания на странные предметы. Фригийский царь удивленно изогнул бровь, но решил оставить эту загадку до лучших времен, ведь на его взгляд эти вещи были ни чем иным, как колдовскими артефактами. Карна этот вопрос не заботил, в энергетическом спектре он попросту не видел их.

От раздумий древнего бога отвлек голос Огнеслава, приглашавшего гостей к столу. Карн без труда отличил по запаху борщ и жареную курицу, поданную с овощным гарниром. Порции были поистине богатырские, но парень опасался другого. Он уже и забыл, когда в последний раз ел за столом. Более того — обычно еду ему подавал Мидас, и еда эта была простой, вроде куска хлеба и куриной ноги. Тут же надлежало пользоваться столовыми предметами.

Но оказалось, что он вполне способен справиться с этой задачей. Кажется, это удивило только их с Мидасом, Огнеслав с Деяной либо не подали виду, либо действительно не сомневались в его способностях. Сами русы почти не ели, Карн этого не видел, а фригийского царя подобным было не смутить. Так что они оба умяли свои порции в считанные минуты.

«На запить» Деяна поставила перед каждым из них по высокой деревянной кружке с жидкостью белого цвета и пряным сладковатым запахом. По вкусу ни Мидас, ни Карн не смогли точно сказать, что это, никто из них не пробовал подобного. В питье определенно были молоко, мед и какие-то травы, но во-первых, абсолютно непонятно — какие именно. А во-вторых, были определенно и другие ингредиенты, но смешивались они настолько гармонично, что вычленить их по отдельности казалось невозможным.

После трапезы Огнеслав кивнул Деяне и та удалилась. Как только дверь в соседнее помещение бесшумно притворилась за женщиной, маг сразу спросил, откуда они знаю про Орден Ка-Дас. Воины переглянулись и кратко рассказали свою историю с того момента, как оказались в IX веке. Кое-что они опустили, например — конечную цель своего путешествия. Огнеслав слушал, не перебивая, а когда они закончили — лишь кивнул и не стал ничего уточнять.

Маг отлично владел своими эмоциями, но каким бы сильным колдуном он не был, его глаза все равно оставались глазами человека, а потому — в них ничего нельзя было скрыть от взгляда, перед которым за тысячи лет прошли мириады и мириады людских лиц. Мидас видел это, тонкую тень сомнения, прокрадывающуюся на самой границе других эмоций. Он посмотрел на Карна, тот будто невзначай качнул головой. Для фригийского царя это был знак расслабиться и Мидас безоговорочно поверил другу.

Что касается Карна, то он без труда читал ауру Огнеслава. Тот ничего не скрывал, хотя парень полагал, что колдун мог бы попробовать это сделать. Карн и сам не скрывался, ощущая, как чужой энергетический взгляд мельком касается его собственной ауры, но — лишь самой ее границы, сохраняя уважительную дистанцию. Это походило на увлекательную и чертовски непростую игру, когда ты пытаешься собрать пазл из вспыхивающих на мгновение и тут же гаснущих осколков информации, но не смеешь сделать шаг вперед, чтобы получше все разглядеть, ибо это нарушит правила. Поэтому ты просто напрягаешь зрение изо всех сил, пытаясь уличить максимум деталей.

Затем Огнеслав рассказал о ритуале, который намеревается провести сегодня вечером. Маг заметил, что это «удачное совпадение», ведь они оказались тут строго в нужный день, не позже, но и не раньше. Карн понимающе улыбнулся, в его жизни с некоторых пор совпадения стали заурядностью.

А потом верховный маг Храма замолчал и в помещение бесшумно просочилась Деяна. Карн так и не понял, что она сделала, но вскоре аура женщины начала удаляться, а затем боковая дверь глухо захлопнулась за ее спиной. Парень повернулся к Мидасу и развел руками в вопросительном жесте. Оказалось, что Огнеслав не мог допустить, чтобы его гости расхаживали по священному городу в заляпанных кровью лохмотьях.

Карн аж покраснел, только сейчас подумав о том, как он, должно быть выглядит. Мидас, со времен своего правления в Келенах привыкший ходить в одной лишь тоге, загрубевшей от многих литров пролитого вина, жировых водопадов с курино-свиных ног и еще кой-чего непотребного, пожал плечами, но все же поблагодарил Огнеслава за заботу. Маг сдержано принял благодарность и провел воинов через заднюю дверь во двор с колодцем, возле которого они могли вымыться перед облачением в новую одежду.

Закончив нехитрый туалет, Мидас с удивлением обнаружил, что выглядят они не сказать чтоб кардинально иначе. Например, на нем была темно-синяя льняная рубаха с широким подолом и клиньями по бокам, длинный прямой разрез посредине ворота был застегнут на простую латунную фибулу, на оголовьях которой были вырезаны разнонаправленные свастики. По подолу, рукавам и вороту шла узкая шерстяная тесьма с рублеными узорами. На Карне рубаха была такая же, но — серая и несколько уже в талии. И фибула у него была другой, с оголовьями, стилизованными под волчьи морды.

Штаны у обоих были серые, тоже изо льна. Мидас отметил одну особенность кроя — широкую ластовицу на причинном месте. А потом заметил кое-что поинтересней — лен у русов был совсем не таким, как у нордманов или притенов. У народов далекого севера он представлял собой плотный и грубый материал, местами даже колючий. Льняная одежда русов отличалась невероятной мягкостью, фригийский царь прикинул, что на ощупь ее реально спутать с шелком. Он тут же эксперимента ради попробовал подол на разрыв — впечатление оказалось обманчивым, легкий и нежный материал к тому же отличался удивительной прочностью.

Из обуви Мидасу достались низкие ботинки. Кожа мягкая, тоненькая, лишь на подошве — плотный чепрак. У Карна были невысокие полусапожки, тоже коричневые, и тоже провощенные. В принципе, примерное такие ж носят на севере.

А вот обмотки отличались от тех, что использовали нордманы. Тоже из шерсти, но плетение не саржевое, и, само собой, не полотняное. Мидас никогда не видел такого, редкий перехлест нитей основы и утка добавлял ровной и гладкой поверхности обмоток едва заметный перелив.

Худов русы этой эпохи, похоже, не носили, зато им дали по шерстяном плащу, цветом — почти один в один как друидские туники притенов, ныне обратившиеся грудой искромсанных лоскутов. Плащевые фибулы были больше рубашечных, но проще в исполнении.

Когда воины вернулись в дом, Огнеслав широко улыбнулся, демонстрируя полное удовлетворение происшедшими метаморфозами. Они вновь сели за стол. По словам колдуна, до ритуала оставалось не больше двух часов, но когда Мидас резонно спросил, не стоит ли ему начинать подготовку, тот лишь фыркнул.

— Хорош был бы из меня верховный маг, если бы я лишь сегодня стал готовиться к ритуалу, к которому мои предки готовились больше четырех с половиной тысячелетий, — он поскреб в бороде, с лукавым прищуром глядя на фригийского царя. — Все уже готово, друг мой. Давно. И перепроверено. Вам ведь нужно в храме оказаться до завершения, верно?

— Как можно ближе к финалу, — кивнул Мидас. — Один заострил на этом внимание.

— Один! — протянул Огнеслав. Получилось забавно, но не скажешь, что неуважительно. — Отец Всех! Если уж он на чем-то заостряет внимание, то лучше впитывать его словам с великим тщанием.

— Это уж точно, — кивнул Карн. — Мы как-то шли его Дорогой, и я имел честь убедиться, что Высокий не допускает двусмысленностей. А если тебе кажется, что допустил, то это сугубо твоя проблема.

Огнеслав понимающе улыбнулся, а потом поймал пристальный взгляд Мидаса.

— Чего смотришь так? — обратился он к фригийскому царю. — Знаю я, что это за чудо такое — Дорога Одина. Белозар ее стерег во время оно…

— Как ты сказал? — встрепенулся Карн. — Белозар? Волхв из Рода Серого Барса?

— Ну, если ты и вправду Дорогой Одина прошел, то нечего мне удивляться, что ты Белозара знаешь, — развел руками Огнеслав. — Верно, тогда нашего брата волхвом называли. И Род мой — Серого Барса Род.

— Твой? — переспросил Карн.

— Парень, ну я шепелявлю нешто, или иной какой дефект речи у меня? — рассмеялся Огнеслав. — Ты вот удивляешься, а я вот вижу, что в соответствии с силой своей удивляться ты таким вещам не должен. Верно, Белозар — пращур мой. И встречался ты с ним здесь же, четыреста с лишним лет назад. Я о том не ведал, но теперь все сошлось. Длинный же ты путь прошел…

Огнеслав задумчиво покачал головой и Мидас вновь увидел в его глазах отблеск сомнения. Но потом понял — маг сомневается не в них. Он сомневается в том, верно ли сам понимает, кто эти двое, что сидят перед ним.

— Карн рассказывал мне эту историю, но не помню, чтоб он упоминал Храм Радогоста. Если бы они побывали здесь, согласись — такую деталь он вряд ли бы упустил, — Мидас попытался плавно увести разговор в другую сторону.

— Кстати, да, — парень тут же поддержал друга. — Никакого храма не было!

— Не было, — подтвердил Огнеслав. — Храм построили позже, когда сюда пришел Орден.

— А насчет названия, — Мидас не просто продолжал уводить разговор, он зацепился за тему, которая действительно была ему интересна. — Храм ваш зовется Храмом Радогоста. Я думал, что город по нему назван.

— Не совсем так, — покачал головой маг. — Но я понимаю, к чему ты клонишь.

Мидас напрягся, подумав, что Огнеслав разгадал его не особо изящный маневр, но колдун продолжил говорить и фригийский царь расслабился. А вот Карн прочел в ауре мага, что тот все отлично понял, однако парень решил опустить этот момент, справедливо прикинув, что на его век и без того хватает тайн.

— Радогост — не бог, как полагают в иных землях, — заявил Огнеслав. Он поднял глаза к бревенчатому потолку и глубоко вздохнул. — И Световит — не бог.

— Ага, это принцип, — перебил его фригийский царь. — Уже слышали.

— Это на самом деле непросто объяснить представителю не-нордической расы, — Огнеслав внимательно посмотрел на Мидаса. — Да, ты был человеком, и во многом остаешься им до сих пор. Но ты ибер по крови, — он перевел взгляд на Карна. — А вот он может понять, но — со временем. Дело в том, что мы, русы, не создаем богов, не в том смысле, как это делают другие народы. Наши боги — это наши люди. Герои пятой расы, что обессмертили не только свои имена, но и свою суть.

Он немного помолчал, подыскивая правильные слова.

— В тебя верят, — продолжил маг, вновь обратившись к Мидасу. — И это дает тебе силы. Наших богов питает не вера. Их питает память. Память расы, которая…

А затем входная дверь внезапно распахнулась, но мгновением раньше Карн почуял неладное. Он должен был ощутить ее раньше — темноту, сгустившуюся у самого горизонта. Преддверие опасности, неприкрытого зла.

В помещение ворвался воин в короткой кольчуге поверх кожаной рубахи. Он звучно вытолкнул воздух из легких, выравнивая сбитое дыхание. Мидас рефлекторно отметил, что его высокие сапоги из темно-коричневый кожи по середину голени в дорожной пыли.

— Беда, отец, — пророкотал воин. — Я был в дозоре на западе. Твари из земли Дивов идут. К сумеркам будут здесь.

— К самому ритуалу, — процедил Огнеслав, медленно поднимаясь из-за стола. Фригийский царь тут же метнул взгляд к деревянной стойке справа от входной двери, на которой маг попросил его оставить меч прежде, чем пройти в дом.

— Сколько их, Дый? — колдун подошел к воину, взял его за плечи, заглянул в лицо. — Что это за дивьи люди? Конкретнее, сын!

— Три дюжины витаров, столько же — ярчуков, — быстро ответил Дый. — Лихо числом не менее двух дюжин, мелькали быстро, мог не разобрать.

Витары, ярчуки, лихо — ни Карн, ни Мидас раньше не слышали этих слов. Но парень прочел ауру молодого воина, это было несложно — по ее внешнему эмоциональному слою, словно блики по воде, скользили всплывающие из недавних воспоминаний образы.

На самом деле, при желании Карн мог проникнуть в разум парня, добраться до миндалины и в считанные мгновения найти там подробные отпечатки недавних событий, которым Дый стал свидетелем. Но это было неправильно, и он дал себе слово, что не посмеет касаться разума тех, кто ему не угрожает. Он слишком хорошо помнил ощущение безграничной власти, которое впервые испытал, подавив волю гарпии. Затем, в городе-храме дусгэйовэх, он брал под контроль аборигенов и с каждым разом ему было все легче направлять клинки изогнутых топоров в сердца тех, кого безвольные кожаные куклы в его руках мгновение назад называли братьями. Карн упивался чувством обреченности, которое билось в их черепных коробках, точно вольная птица, посаженная в стальную клетку без надежды на свободу. Это пьянило и парень даже Мидасу боялся признаться в том, что получал невиданное наслаждение, когда контролировал жизнь другого.

Но сейчас это не имело значения. Он узнал, что витарами русы называют гарпий, ярчуками — гончих, лихами — химер. Карн непроизвольно улыбнулся, вспоминая, сколько воинов видел на стенах Радогоста. Потребуется гораздо больше иномировых чудовищ, чтобы хотя бы создать опасность прорыва городских ворот. Но почему тогда в ауре Дыя он ощущает отголоски страха?..

Мидас встревожено посмотрел на друга, тот качнул головой.

— И? — Огнеслав тем временем испытующе глядел на воина, которого назвал сыном. — Ты бы не пришел в мой дом, если бы это было все, что ты увидел.

Дый кивнул.

— С ними Вящий Навь, — тихо, почти шепотом проговорил он и лицо мага к немалому удивлению Мидаса мгновенно обратилось гипсовой маской. Он жестом отпустил сына и посмотрел на гостей.

— Я не знаю, зачем они пришли, — Огнеслав говорил жестко и отрывисто. По всей видимости, даже для него это была чрезвычайная ситуация. — Дивьи люди никогда не нападали на наши крепости, это просто немыслимо! И причины может быть лишь две. Либо они знают о ритуале, либо…

— …они пришли за нами, — закончил за него Карн. — Думаю, оба предположения верны.

— Я не могу отказаться от ритуала, — проговорил Огнеслав после короткой паузы. Кровь не спешила вновь возвращаться к его лицу, так что выглядел маг довольно жутко. Под глазами появились глубокие впадины, скулы и челюсть обрели резкие угловатые очертания. — Но мне понадобятся все маги храма. А без них воины не выстоят.

— Выстоят, — Мидас гордо задрал подбородок и шагнул к колдуну. Огнеслав посмотрел на него с удивлением, будто впервые увидел. — Выстоят, потому что мы будем с ними. И у нас есть Арминиус, а этого парня не стоит сбрасывать со счетов при любом раскладе.

— Мы отобьем атаку, — Карн сфокусировался на ауре мага и попробовал подкрепить свои слова направленным импульсом уверенности. Это было нетрудно, ведь он действительно верил в то, что говорил. Иначе и быть не могло.

— А потом придем в Храм к завершению ритуала, — заключил парень. — Так что делай, что должен.

— И вы… — Огнеслав запнулся. Было удивительно видеть неуверенность этого человека. — Вы сумеете?

— Возможно, это одна из причин, по которой мы здесь, — пожал плечами Карн. — Да и нет у нас выбора, — неожиданно он повернулся к Мидасу. — Мы ведь отказались от всякого выбора в ночь битвы за Арброт.

Фригийский царь кивнул и повернулся к Огнеславу, лицо которого больше не напоминало застывший оттиск. Седобородый вернул себе самообладание и вновь стал спокойным и властным. Верховным магом Храма Радогоста.

— Пусть так, — он положил одну руку на плечо Мидаса, другой взял Карна за предплечье. Его прикосновение обжигало неописуемой мощью, и все же они только что видели — он лишь человек.

Огнеслав кивнул — скорее своим мыслям, чем гостям, и направился к выходу. Карн и Мидас поспешили за ними, забрав свое оружие со стойки у входа.

На улице было тепло и влажно, пахло нарождающимся дождем. Солнце трепетало где-то пониже кромки леса у западного горизонта, его ставшие такими короткими пурпурно-желтые лучи едва покрывали треть небосвода, и с каждым мгновением стремительно надвигающийся иссиня-черный саван ночи все увереннее отвоевывал у дневного владыки прозрачный купол мироздания. На востоке уже виднелись звезды, яркие и колючие, странно-недружелюбные в преддверии большой беды.

Мидас звучно втянул ноздрями воздух и оскалился, положив ладонь на рукоять клинка. Карн взял его за плечо и поспешил ответить на невысказанный вопрос.

— Тот, кого они зовут Вящий Навь. Тот, кого они… опасаются. Я уже видел подобное, — парень говорил и Мидас внимал его речам на ходу, они спешили в сторону городских ворот. — Ты никогда не спрашивал меня, как армии Древних удалось попасть за стены Гелиополиса. Так вот — это было именно такое создание. Оно открыло нам путь внутрь неприступного города, но погибло до твоего прихода. В нашем времени воспоминания о нем сохранили лишь…

— Японцы, — оборвал его фригийский царь. — Я тоже, знаешь ли, не пальцем деланный, многое повидал. Не сразу — но понял. Гашадокуро, они так называют гашадокуро.

Карн не ответил, не было нужды. Гарпии, гончие и химеры, даже исчисляемые сотнями, едва ли могли представлять опасность для дружины Радогоста. Но гашадокуро мог в одиночку стереть город до основания, а потом возвести его снова — из черепов и костей своих врагов. Маги стали бы отличным подспорьем в борьбе с этим чудовищем, но тогда им придется ждать еще почти пять тысяч лет, чтобы провести Ритуал восстановления Завесы.

Размышления Карна прервал тяжелый грохот закрывающихся ворот, а потом липкую предгрозовую тишину нарушила серия зычных отрывистых команд. Дружина Радогоста споро выстраивалась на вершине западной стены, на фоне темно-пурпурных небес с редкими вкраплениями золотистых отблесков.

Контрастные силуэты высоких воинов в остроконечных шлемах с обнаженными клинками и длинными копьями напомнили парню исполненные примитивного пафоса картинки из детской книжки русских сказок, которые (кажется, целую вечность назад) наполняли его грудь жарким трепещущим чувством. Тридцать три богатыря, все дела… Вот и сейчас он смотрел на них и думал, что нет силы, которая способна сломить их.

Сломить — нет. А вот убить — некоторым это по силам. И один из этих «некоторых» — гашадокуро. Вящий Навь. О том, как это невероятное существо оказалось в одной упряжке с порождениями Лимба, им предстояло выяснить позже. Для начала было бы неплохо прожить до утра.

***

Гарпии атаковали вместе с гончими, первые пикировали трикветрами на стены и башни, вторые безуспешно пытались пробить ворота, раз за разом врезаясь в них литыми лбами. Что примечательно — гончие действовали синхронно, будто ими кто-то командовал. Тем не менее, пятиметровые створки из дубовых бревен, что были тверже стали за счет особых смоляных пропиток, готовы были выдержать и не такое.

Треть гарпий срезал первый же залп лучников, которые могли дать сто очков форы Легаласу. Шутку придумал Мидас, само собой! Карн лишь дернул губами, чтобы тот, не дай бог, не обиделся, а сам лихорадочно прикидывал, чем можно помочь защитником города. Выходило, что ничем. Стрелы били без промаха — точно в глаза и шеи, к тому же они были заговорены, парень видел это энергетическим зрением — их наконечники выглядели для него, как серебристые конусы с желтоватым отливом.

Короче, от гарпий проблем не ожидалось, ведь их не станет через несколько мгновений. А вот гончих так просто не взять — у них по всей спине сверху толстый костяной нарост, никаким стрелам его не пробить. Вот здесь уже Карн мог разыграть собственные карты! Он сфокусировался на одном из монстров и легко взял под контроль его крошечное сознание — черный липкий комок, сотканный из базовых инстинктов.

Гончая, которую парень выбрал целью, тут же развернулась и ударила загнутыми клыками в бок ближайшего товарища. Русы на стенах разразились возгласами удивления, Мидас лишь хмыкнул и деловито ткнул пальцем в Карна, который стоял без всякого движения.

Вскоре на сторону гончей-предательницы перешла вторая и у остальных появилась проблема посущественнее, чем непробиваемые ворота. Фригийский царь и вампир переглянулись, а потом уставились в горизонт, где над вековыми дубами и тисами в сумрачной мгле поднималось что-то огромное и чудовищное.

Гашадокуро двигался удивительно быстро для своих габаритов, он буквально вырастал из темноты, ужасая своими размерами. Аморфный лишь относительно человеческий скелет с непропорционально большой головой и невероятным числом конечностей самого разного размера и назначения. Ростом он был точно как тот монстр, что помогал Карну и Древним богам штурмовать Гелиополис.

Защитники Радогоста выдохнули в унисон, но, к их чести, не дрогнули. Внешне никто не проявил и тени страха, хотя Карн ощущал звучные отголоски этой эмоции в аурах воинов. Выдержка русов поражала. Вот это самоконтроль!

Судя по скорости движения, гашадокуро должен был всего через несколько минут подойти к стенам города, но работа для мечей Мидаса и Арминиуса обнаружилась гораздо раньше. Химеры. Оказалось, что для этих тварей преодолеть пятиметровую стену — не такая уж проблема. Русы среагировали незамедлительно.

— Щит! — зычно рявкнул Дый. Он стоял на галерее над воротами вместе с остальными — Карном, Мидасом и Арминиусом. По его команде воины сделали шаг вперед и вскинули каплевидные щиты, такие же, как были у Стражей рассвета, но не красные, а черные, и меньше размером, скорее подходящие для поединка, чем для строевого боя.

Русы застыли у стрельчатых окон галереи, а Мидас с каинитом были вынуждены отступить, так как без щитов в плотном строю делать нечего. Химеры бросались на воинов через высокие проемы, но те умело парировали их атаки и били в ответ короткими выпадами. Монстры рычали, скатываясь со стен, и шумно плюхались на землю, где их добивали стрелами. К этому моменту лучники уже почти закончили с гарпиями.

Но одной из химер все же удалось прорваться. Она не убила руса, заслонившего ей путь, просто врезалась в него всей массой и оттолкнула в сторону. Воин был молод и, возможно, не так опытен, как его боевые братья, поэтому и не смог устоять. Тварь оглушительно закричала, но в следующее мгновение ее голова распалась на две половинки. Мидас полным отвращения взглядом провел по клинку, с которого стекала черная маслянистая кровь.

Вслед за первой химерой на галерею влетела вторая, а потом сразу два монстра появились за спинами воинов, скорее всего прокравшись по крыше. О том, почему их не заметили лучники на башнях, можно было только гадать, да и причин нашлось бы немало. Это не битва людей с людьми. Здесь человеку противостоит нечто более зловещее и опасное, так что неудивительно, что даже самая отлаженная тактика может дать осечку.

Арминиус закрутил восьмерку, отгоняя от себя химеру, намеревавшуюся сократить дистанцию с добычей. Чудовище проворно отпрыгнуло, вампир двинулся следом, выбросил один клинок вперед, целя в вытянутую морду, вторым отмахнулся от хвоста с ядовитым жалом. Каинит продолжил укреплять инициативу, нанес несколько рубящих ударов, заставляя химеру отступить, а затем будто бы замешкался. Тварь не сумела распознать простой финт и с рыком бросилась на противника. Арминиус с нечеловеческой скоростью сместился в сторону, отсекая чудовищу одну из передних лап резким взмахом гладиуса. Затем он развернулся вокруг своей оси, меняя хват на другом клинке, и вогнал лезвие точно в затылок химеры, которая даже не поняла, каким образом смерть настигла ее, совершенного охотника.

В это время Мидас теснил другого монстра, нанося прячмые вертикальные удары — один за другим. Химера отпрыгивала, уворачивалась, пробовала контратаковать, но каждый раз ее когтистые лапы или клыкастая морда были вынуждены отпрянуть назад, чтобы не отделиться от тела. Бой закончился довольно тривиально — отступая, химера почти в упор подошла к Дыю, который, не задумываясь, перерубил ей позвоночник и продолжил противостояние со своим врагом.

Все время, пока на галерее кипела схватка, Карн неподвижно стоял посреди буйства мерцающей стали, будто происходящее никак его не касалось. Русы уже поняли, что слепой колдун помогает им с гончими, поэтому всеми силами старались его защитить. А парень к этому моменту взял под контроль сразу четырех клыкастых чудовищ и устроил у ворот настоящую бойню. Как только одна из гончих-ренегатов падала замертво, разорванная в клочья своими собратьями, он тут же переключался на другую.

Было достаточно легко контролировать этих примитивных созданий, но Карн не расходился, экономя силы, ведь это далеко не основной противник. Кроме того, он оставлял немного энергии, чтобы не сужать до минимума радиус своего ментального радара. Поэтому когда гашадокуро, внезапно ускорившись, рванулся из темноты к воротам, преодолевая последние метры, парень тут же предупредил об этом Мидаса мысленным сигналом.

— Он снесет ворота! — выкрикнул фригийский царь, пробивая грудную клетку очередной химеры и рывком извлекая измазанное черным оружие. — Просто сметет нас!

— Нет! — прокричал в ответ Дый, превозмогая шум всеобщей свалки, которая, к слову, уже заканчивалась. На галерее лежало девять мертвых химер, столько же — под воротами. Еще пять умирали прямо сейчас. Ни один защитник Радогоста не был ранен.

Мидас не понял ответа молодого военачальника, и подумал было, что парню просто сорвало крышу. Однако в голосе Дыя звучала стальная уверенность, а еще — плохо скрываемая нотка откровенного бахвальства. Это намекало на то, что у защитников города припрятан туз в рукаве. Но когда сорокаметровый скелет, распространяющий вокруг себя омерзительный запах тлена, давя ударами костистых ног чудом выживших гончих, замахнулся на ворота, древний бог непроизвольно сглотнул.

Разумеется, Дый не зря бахвалился! Чудовищная рука гашадокуро с дюжиной пальцев ударилась о незримый доселе энергетический купол, прикрывающий Радогост. Во время удара купол вспыхнул оранжево-розовым цветом, каким бывает летнее небо перед самым рассветом. От места удара во все стороны разбежались синие искристые молнии, по ушам ударил оглушительный треск исполинского статического разряда. Половина пальцев гашадокуро разлетелась костяной трухой.

Монстр провел рукой перед отсутствующими глазами (он же скелет, ну!) и внезапно заревел. Да так, что башни лучников заскрипели, а у нескольких воинов из ушей пошла кровь. А потом Вящий Навь атаковал еще раз, к счастью — с тем же эффектом.

Пока монстр колотил по энергетическому щиту, теряя конечности, Карн попытался коснуться его разума. Он с трудом проник через внешний слой ауры, представлявший собой марево чистой ярости, незамутненной примесями сторонних эмоций. Это будто пытаться плыть сквозь холодный густой мед — на каждое движение уходит прорва сил, да и не особенно приятно.

Парень потерял немало энергии, пока преодолевал это препятствие, но, столкнувшись со вторым слоем ауры гашадокуро, понял, что то были цветочки. Здесь его встретил не просто холод, а замогильный лед. Воображение тут же нарисовало подземную пещеру, в которой стены готовы в любое мгновение сомкнуться и раздавить неосторожного путника в мокрый хрустящий блин.

Парня удивил сам факт наличия второго слоя ауры, ведь это у людей их три, а у созданий Лимба всего один. Но потом он вспомнил, что гашадокуро вовсе не рожден на изнанке реальности, он такой же мифический персонаж, как кентавр или феникс. Или дриада.

Воспоминание пробудило ненависть, а ненависть придала сил.

Парень за доли мгновения преодолел остатки пути и оказался один на один с обнаженной сущностью монстра. А вот это уже интересно — тот был гораздо ближе к человеческим существам, чем могло бы показаться. У него даже было некое образование вроде мозга, но на энергетическом уровне.

Потом Карн отследил отражение этой структуры в материальном мире и понял, что у гашадокуро действительно есть мозг, просто он — костный, и равномерно распределен по всему телу. Но проблема заключалась в другом. У этого мозга не было отдельных областей, отвечающих за те или иные функции, все его элементы были взаимозаменяемы и если погибала одна зона, нагрузка с нее тут же перераспределялась между остальными.

Карн обратил внимание на зеленоватые блики, пронизывающие энергетическое тело гашадокуро. Он уже видел такие — у гарпий, это говорило о повышенной регенеративной способности. Парень собрался с силами и попробовал коснуться мозга существа, но тут же отдернул энергетические щупальца. Он не ощутил боли, но это мимолетное прикосновение забрало у него почти четверть оставшихся сил. Пять секунд прямого контакта — и монстр выпьет его досуха.

И все же Карн предпринял вторую попытку, потому что не мог поступить иначе, слишком многое стояло на кону. Один… два… все! Он на пределе возможностей вырвался из испепеляющих объятий ледяного сознания, так и не поняв, как его одолеть. Зато он понял кое-что другое. Но чтобы озвучить полученное знание, нужно было сперва придти в себя и вновь обрести способность говорить.

— Мы никогда раньше не сталкивались с Вящей Навью, только слышали о нем, — Дый подошел к Мидасу и Арминиусу, которые застыли подле одного из стрельчатых окон с круто задранными головами. Гашадокуро продолжал неистовствовать, кроша свои конечности об энергетический купол и вновь восстанавливая их. Синие молнии с каждым ударом становились все длиннее и разлапистее, а купол на глазах терял яркость.

— Маги могли бы помочь, — продолжил военачальник, пожимая плечами. Он умолк, когда гашадокуро вновь атаковал, на миг погружая окружающий мир в нестерпимый громовой треск. — А может и нет, защиту возводили много поколений назад, я не знаю, как она работает. Возможно, мой отец…

— Его все равно здесь нет, — прервал Мидас. Вышло чуть резче, чем он хотел. — Твой отец занят гораздо более важным делом, и наша задача — дать ему это дело сделать. Ни больше, ни меньше.

Дый коротко кивнул. Слова фригийского царя стеганули его точно хлыстом, произведя отрезвляющий эффект. Воин собрался и задышал размереннее.

— Отставить стрелы! — выкрикнул он, видя, что заговоренная сталь не наносит Вящей Нави осмысленного урона. Лучники мгновенно прекратили стрельбу. Дый высунулся в окно, вскинул голову.

— Ударов пять, не больше, — задумчиво проговорил молодой воин. Он посмотрел на Мидаса, потом на Арминиуса, и остановил взгляд на Карне. — Забирайте его, — внезапно скомандовал он, а затем повысил голос до крика. — Всем прочь со стены! Башни с первой по четвертую поджечь! Добавить в огонь буса!

Воины ринулись исполнять распоряжения командира, и Мидас машинально отметил, что не видит и намека на суету, буквально — ни одного лишнего шага. Никто никого не толкает, даже щитами не соприкасаются, настолько выверены их маневры. Древний бог прикинул, что даже во времена своего расцвета фригийское войско не могло похвастаться такой дисциплиной. Это уязвляло. Самую чуточку. Зато Эрра, будь он здесь, пришел бы в неописуемый восторг.

— Ты там далеко? — Мидас заглянул в лицо Карну. Галерея уже опустела, остались только они вдвоем и вампир.

— Я здесь, — парень кивнул, а потом как-то внезапно весь съежился, поник, ноги его подломились. Мидас и каинит подхватили его под руки и повели вниз.

— Простите, — прошептал Карн. — Я не смогу его контролировать…

Не нужно было быть верховным магом Храма, чтобы понять — парень сделал все, что мог. Его кожа посерела, щеки ввалились, он дышал глубоко и часто.

— Да чего уж там, — фыркнул Мидас. — Ты его размеры видел? Настоящий крейсер, мать его!

— Не в этом дело, — Карн хотел покачать головой, но решил не тратить силы на это, в общем-то, бесполезное действие. — Моих возможностей хватило бы. Вот только… его уже контролируют.

Разумеется, он не знал — кто именно (было бы слишком просто, да?), но в своих выводах не сомневался. Проникнув в его суть, парень столкнулся с трансчеловеческим разумом страшного, но вовсе не злобного существа, и разум этот был в огне. Огонь пожирал мысли, иссушал волю и диктовал свою. Это было совсем не то, что делал сам Карн, который лишь корректировал биохимию тела, а на уровне энергий перенаправлял их течение из одних областей в другие.

Тот, кто подчинил себе гашадокуро, бесцеремонно смял его личность, будто скомкал лист бумаги. Но рука, сделавшее это, никуда не делась, она с каждым мгновением ужесточала хватку, заставляя сознание Вящей Нави биться в агонизирующих конвульсиях бессилия. Это было жестоко и бесчеловечно. Карн не сомневался — одному существу не по силам сотворить подобное.

Но кто вообще способен на такое? Парень не мог отследить источник влияния, его будто не существовало — никаких следов, только последствия, перманентно продолжающие свое разрушительное действие. На ум пришел образ — бездушный механизм, который работает по строго определенной программе, полностью игнорируя вторичные факторы и специфику цели. Живые так не могут, не должны…

Когда они спустились со стены и подошли к сомкнутому строю защитников Радогоста, по две башни в каждую сторону от ворот уже пылали вовсю. Фригийский царь утробно хмыкнул и пообещал себе при случае поинтересоваться у Дыя, как они это сделали. Ведь дерево вспыхнуло в считанные секунды по всей площади, причем оно было пропитано огнеупорными составами.

А потом, после очередной атаки Вящей Нави, энергетический купол раскололся на мириады неосязаемых частиц. В этот раз не было ни статического треска, ни громоподобных раскатов. Над городом разнесся резанувший по ушам звон разбитого стекла, купол вспыхнул в последний раз — бледно и прозрачно, всю его фронтальную часть покрыла мелкая паутина синих молний — тоже едва различимых, а потом он моргнул и исчез без следа.

Гашадокуро шагнул прямо на ворота, которые едва достигали его исполинских колен. В тот же миг горящие башни расцвели алыми фейерверками, раздался грохот синхронного взрыва и все четыре конструкции завалились точно на ворота, через которые проходило чудовище. В небо ударил скрежещущий рев и в нем ощущалась боль. Дый улыбнулся, а Мидас понял, что такое бус, который командир дружины приказал добавить в огонь.

— Копьеметы! — взревел военачальник, вскидывая над головой прямой широкий клинок. Своей формой он напоминал тот, что держал в руке Мидас, но был несколько короче и гарда с яблоком менее вычурные.

— Бей! — разнеслось перед застывшим навытяжку строем воинов. Клинок Дыя рухнул к земле одновременно с произнесенным словом. Мидас обернулся, не вполне понимая, о чем идет речь. Оказалось, что русы уже успели откуда-то выкатить десяток метательных машин, по виду напоминавших античные баллисты.

Раздалось десять глухих щелчков, слившихся в один трескучий звук. Копья длиной по два с половиной метра понеслись в сторону исполинского пожара, в который превратились ворота. Они ударили точно в голову гашадокуро, когда тот мгновение спустя вышел из пламени. Дый удивительно точно рассчитал момент для первого залпа.

Монстр зарычал, пошатнувшись. В тех местах, куда попали копья, от его костяной головы отлетели огромные куски, каждый — размером со скутум, хорошо знакомый Арминиусу. Вящий Навь восстанавливался, но не так быстро, как гарпии, и если следующий залп будет произведен прямо…

— Бей! — и еще десяток копий с заговоренными наконечниками устремились в сторону костяного гиганта. Карн и Мидас не знали об этом, но копья дополнительно были смазаны особыми настоями, что-то вроде яда, но действующего на энергетическом уровне. Секрет его изготовления знал лишь Огнеслав да пара приближенных магов высших ступеней.

— Прости нас, — прошептал Карн, ощутив боль гашадокуро. Да, ему действительно было жаль это существо, ведь он единственный из всех видел, что Вящий Навь здесь не по своей воле. Однако сделать он ничего не мог, и от этого парень лишь сильнее стискивал зубы, стараясь ничем не выдать своих эмоций. Мидас их конечно заметил. И все понял, а потому просто промолчал.

После третьего залпа гашадокуро завалился вперед и упал на несколько своих коленей — фригийский царь насчитал у него восемь нижних конечностей. Но это условно — монстр с легкостью отращивал новые, по необходимости переводя их из категории «средство передвижения» в категорию «средство нападения» и наоборот.

Вящий Навь издал низкий клокочущий звук, а потом рванулся вперед, вкладывая в этот рывок всю свою ярость. Исполин не собирался недооценивать «кожаных букашек», которые такими темпами имели все шансы сокрушить его. Монстр пришел к закономерному выводу, что оставаться на месте или попытаться отступить — не более, чем изощренное самоубийство.

— В рассыпную! — запоздало крикнул Дый, не ожидавший такого маневра. Да что там, его не ожидал даже Мидас — пертый мастер войны! Фригийский царь едва успел отпрыгнуть в сторону, увлекая за собой Карна, в то время как вампир метнулся в противоположном направлении.

Некоторые воины по фалангам сумели отбежать, но участь большинства из первой и второй линии была незавидной. Огромная рука гашадокуро с десятью пальцами с размаху накрыла их, справа и слева от нее опустилось еще несколько таких же, но поменьше. Они сминали тела людей с мерзкими противоестественными шлепками, обращая плоть, кости и сталь доспехов в неразличимое хлюпающее месиво. Никто даже вскрикнуть не успел.

Дружина, так успешно начавшая оборону и не потерявшая ни единого воина за минувшие полчаса, в одно мгновение лишилась пятидесяти бойцов. Одна пятая всего воинского контингента, присутствующего на данный момент в городе, прикинул Мидас. Он не интересовался целенаправленно, но имел обыкновение использовать свои уши по прямому назначению.

— Копьеметы, бей без команды! — прокричал Дый, выбираясь из-под груды исковерканных тел. Это было чудом, что он вообще выжил! Шлема на нем не было, как и половины волос вместе со скальпом. Левая рука повисла плетью, он подволакивал правую ногу, и все же — не собирался сдаваться. У него был долг перед своей расой. Перед своим родом. Перед своим отцом.

— Мечи в ножны, луки в колчаны! — молодой военачальник продолжал раздавать приказы, одновременно стараясь отбежать как можно дальше от поднимающегося гашадокуро. — Всем метать сулицы! Метить… — он на мгновение запнулся. — Метить в голову или в суставы! Не собираться в группы! За праотцев и правнуков!

— За праотцев и правнуков! — донеслось со всех концов превратной площади. Карн и Мидас впервые слышали боевой клич русов и обоих до глубины души тронкула его безупречная простота. Ведь и правда, за что еще стоит сражаться? За что еще стоит умереть?..

Мидас отвел Карна подальше, нашел взглядом каинита и лишь затем осмотрелся внимательнее. Оказывается, защитники Радогоста заранее подготовили запасные позиции — по периметру площади через каждые пять шагов лежали ровные ряды сулиц. А подле сулиц точно по числу воинов в землю были воткнуты боевые копья в два с половиной роста. Фригийский царь уважительно кивнул и повел парня еще дальше, к ближайшим строениям.

Копьеметы успели ударить еще трижды, и каждый раз гашадокуро падал после их слаженного залпа, дополненного меткими бросками сулиц. И все же ему удавалось продвигаться вперед, так что вскоре монстр достиг позиций метательных машин.

Сразу четыре руки взметнулись к черным небесам. Дый, натужно зарычав, метнул заговоренную сулицу и сбил палец с одной из них. Нескольким воинам повезло повторить его маневр, но это не спасло копьеметы.

Восемь из десяти машин были уничтожены сразу. Расчеты двух оставшихся не покинули своих мест и успели выстрелить еще раз прежде, чем Вящий Навь сравнял их с землей. Но ему перебили две ноги одновременно и он вновь завалился вперед, зарычал, попытался отмахнуться рукой, что больше напоминала огромную костяную косу, которая могла бы принадлежать первосортному божеству смерти. Его небрежное движение зацепило дюжину бойцов, и Карн почувствовал, что семь из них погибли на месте, а двое получили повреждения, от которых умрут в ближайшие минуты.

Монстр поднялся, тут же атаковав рассредоточенные группы защитников Радогоста. Из глубины города подтягивали еще десять копьеметов — последний резерв. Но прежде, чем они заняли удобные позиции между зданиями за площадью, погибло два полных круга — тридцать два воина.

Карн запоздало подумал, что Дый был прав — маги смогли бы переломить ход битвы. Но все они были нужны для ритуала. Тот, кто направил сюда гашадокуро, выбрал идеальный момент. Парень аж зарычал от злости и Мидас понимал его чувства, потому что сам приходил в ярость от осознания абсолютного бессилия перед обстоятельствами, которые подтасовала чья-то умелая рука.

Фригийский царь оставил друга у стены кузни и двинулся по периметру площади. На ходу он подхватывал с земли сулицы, все чаще — не заранее подготовленные, а оставшиеся от убитых воинов, и метал их в чудовищное создание. Каинит вскоре присоединился к нему, но без копьеметов все потуги поредевшей дружины казались напрасными. А когда боевые машины, наконец, ударили, стало ясно, что гашадокуро не намерен повторять ошибки прошлого.

Монстр грузно припал к земле и двинулся меж домов, часто перебирая многочисленными конечностями, точно паук из кошмара арахнофоба. В этот момент Карн почувствовал, что тьма за пределами рухнувших ворот оживает. Он потерял немало сил, так что диапазон его ментального локатора был ограничен, но его хватило, чтобы почувствовать, как городу приближается несколько десятков порождений Лимба. В основном — химеры и мантикоры.

— Я к воротам, — выдохнул он и устремился через площадь. Мидас на бегу перехватил его, но парень вырвал свое предплечье из ладони бога.

— Там еще монстры! — крикнул он. — Я сдюжу! Разберитесь с Навью!

Фригийский царь кивнул, понимая, что его друг прав. В бою с исполинским скелетом Карн не помощник, но если к воротам движется вторая волна — там его сила придется кстати, ведь Дый приказал воинам покинуть стены и башни, не подозревая о следующем эшелоне атаки.

Парень четко видел гашадокуро в энергетическом спектре, поэтому без труда обогнул его по широкой дуге. А вот неровности земли, трупы и обломки оружия — этого он видеть не мог, так что через шаг оступался, дважды падал, взрывая носом землю. Но, к счастью, добрался до ворот невредимым, и как раз вовремя — по другую сторону стремительно опадающей стены пламени уже поблескивали хищные силуэты химер, из-за спин которых раздался противный стрекот.

Первую же химеру, выскочившую из огня, он перехватил еще в полете. Тварь перевернулась в воздухе и приземлилась уже лицом к сородичам. Те пока не понимали, что произошло и этим стоило воспользоваться.

Химера-ренегат атаковала черный силуэт, который вынырнул из огня вслед за ней, а следующий монстр, на миг остолбеневший от увиденного, тут же сам превратился в предателя. За ним на сторону защитников города перешел еще один, а потом Карну удалось взять под контроль двух мантикор.

Теперь у него было целых пять кошмарных созданий, чью волю ему удалось сломить в считанные мгновения и развернуть против своих же собратьев. Быть может, со свежими силами он сумел бы подчинить еще три-четыре разума, но не сейчас. Парень и без того рухнул на колени, голова безвольно упала на грудь, из ноздрей тут же выскользнули два алых ручейка, устремившихся вниз по губам и подбородку. Сведенные конвульсией руки с растопыренными пальцами он развел в стороны, будто фанатичный культист, переживающий миг экстатического безумия.

И все же он контролировал их, держал в стальной узде собственной воли, не давая ни единого шанса освободиться. Атака тут же захлебнулась и с каждой оборванной жизнью приближалась к неминуемому фиаско. Ведь когда один монстр погибал, Карн тут же перехватывал другого, — парень гнал их обратно, сквозь огонь, их тела воспламенялись, но он отключал им болевые рецепторы и чудовища дрались точно берсерки. Кроваво, жестоко. Кромсая тела противников острыми когтями, похожими на ржавые боевые ножи нордманов. Вгрызаясь в них желтыми зубами, напоминавшими иглы исполинских швейных машин. Били хвостами, толкали, топтали. Это был кровавый хаос, которого не видел ни один из живущих.

Но у Карна даже не было сил поддаться этому восхитительному чувству абсолютной власти. Ведь он в одиночку удержал ворота! Почти сотню порождений Лимба он держал на этом небольшом пятачке опаленной земли. Такую битву любо воспеть в легендах!

А вот у Мидаса все складывалось иначе. Он несколько раз метнул в гашадокуро подобранные сулицы. Первое копье угодило в пустую глазницу вечно оскаленного черепа, во второй раз он прицелился в ногу и сумел перебить сустав. Вящий Навь споткнулся, но тут же выровнялся и продолжил натиск, стремясь к копьеметам и попросту игнорируя летящие в него копья.

Монстр разворотил четыре дома, на обломках одного из них занялся пожар. Фригийский царь, оказавшийся прямо на пути исполина, чудом не попал под его костяные ноги, постоянно лавируя, уворачиваясь и перекатываясь из стороны в сторону.

А затем Вящий Навь достиг линии боевых машин и с протяжным воем нанес удар сразу несколькими руками.

За мгновение до гибели копьеметы выстрели в ответ, их снаряды отрывали огромные куски от черепа гашадокуро, дробили его грудную клетку, ломали конечности. Но этого не хватило. Семь машин разлетелись в щепу, еще две обдало костяной шрапнелью от раздробленных рук и ног монстра. Ни один расчет не уцелел.

Но десятый копьемет, занявший позицию в центре построения на пологом склоне, остался невредим. Мидас присмотрелся и увидел, что им командует сам Дый.

Молодой воин приказал зарядить следующее копьем, а затем неистово заорал на своих воинов, которые отказались покидать пост перед лицом неминуемой гибели. Дый ударил одного из них кулаком в грудь, отбрасывая в сторону, второго схватил за ворот и тоже отшвырнул прочь. Затем он ухватился за рукоятки системы наведения и прицелился.

Они сделали это одновременно — гашадокуро обрушил на последний копьемет свой исполинский кулак, а Дый выпустил в ответ заговоренное копье. Старший дружины целился не в голову и не в шею, в этом уже не было смысла, ведь всего один снаряд не смог бы нанести значимого ущерба. Воин выстрелил в неприметную точку под ребрами монстра, где к основному позвоночному столбу крепился дополнительный, удерживающий сразу несколько пар ходовых конечностей.

Дый увидел это уязвимое место буквально в то самое мгновение, когда отбросил от себя других воинов расчета. Он стрелял скорее по наитию, пожалуй, впервые в жизни не отдавая полного отчета своим действиям. Но молодой военачальник хотел верить, что его выстрел не пропадет зря, и эта вера наполнила летящее копье ослепительной искрящейся силой. Так сказал бы Карн, если бы в этот момент нашел время обернуться и посмотреть на происходящее.

Но сыну Огнеслава не суждено было узнать — насколько удачным стал его выстрел, ибо прежде, чем копье достигло цели, на боевую машину обрушился кулак гашадокуро. Копьемет, а вместе с ним и молодой воин, за долю секунды опустился ниже уровня земли, превратившись в расплюснутое ничто.

И все же выстрел Дыя сделал свое дело. Копье ударило в сочленение позвонков и начисто выбило один из них. Мгновение ничего не происходило, а потом сразу четыре ноги Вящей Нави отделились от уродливого тела и стали разваливаться на части, лишившись связи с центральным позвоночным столбом. Монстр, явно не понимая, что происходит, наклонился на бок, а потом с пронзительным ревом рухнул плашмя на жилые постройки, люди из которых были предусмотрительно эвакуированы.

Мидас понял — это его шанс! Он взбежал на ближайший дом по обломкам и точно заправский паркурщик рванулся по развалившейся крыше, затем перепрыгнул на соседнее здание, которое распалось надвое, когда на него рухнуло плечо Вящей Нави. Мгновение фригийский царь балансировал на треснувшем бревне, наконец он поймал равновесие и перепрыгнул на ключицу чудовища.

Монстр зашевелился, пытаясь подняться, но его регенеративные способности тоже имели свои пределы — восстановление потерянных конечностей требовало времени. К тому же, защитники Радогоста не сидели без дела — некоторые продолжали метать сулицы, нанося накапливающий урон, другие взяли пример с Мидаса и попытались взобраться на чудовище.

Древний бог полез к шее гашадокуро, где надеялся отделить его уродливую голову от тела. И когда он оказался на месте, то с приятным удивлением обнаружил, что компанию ему составляет каинит, о котором он как-то даже и забыл в суматохе боя. Они встретились глазами и принялись кромсать широкие и мощные шейные позвонки Вящей Нави своими мечами. Арминиус молотил с немыслимой скоростью, так что Мидас различал лишь каждый второй удар. Сам он поднимал и опускал клинок размеренно, четко сочетая движения с дыханием. Удары выходили резкими и мощными, он вкладывал в них не только физическую силу, но и свою ярость, вскипевшую в нем в тот миг, когда он понял, что все происходящее — не случайность, а чей-то коварный план.

Пока гашадокуро барахтался на земле, пытаясь принять вертикальное положение, Мидас и Арминиус крушили его шею и древний бог понял, что победа близка, когда из под его ног, упиравшихся в сочленения скелета, раздался гулкий хруст, опустившийся вниз по центральному позвоночному столбу. Один из шейных позвонков сдвинулся с места, другой накренился в противоположную сторону. Но потом монстр внезапно взбрыкнул, резко поднимаясь, и фригийский царь кубарем скатился по его ребрам, рухнув на деревянные обломки дома.

Мидас ушиб спину и обе ноги, шею защемило. Он с рычанием поднялся, вскинул голову и обнаружил, что Вящий Навь уставился прямо на него. Сомнений быть не могло — огромный скелет стоял в полный рост на заново отращенных ногах и, по-собачьи склонив череп на бок, смотрел на древнего бога. Затем монстр издал короткий низкий рев и нанес быстрый удар одной из второстепенных рук.

Фригийский царь прыгнул в сторону, уходя от сокрушительной атаки. Перекатившись по деревянным обломкам, он почувствовал, как что-то ужалило его в бок, бросил взгляд вниз — из-под ребра торчал обломок сулицы. Мидас лишь сплюнул, решив не тратить силы на такую мелочь. Ведь чтобы достать обломок, придется отбросить меч. Чертова однорукость!

Гашадокуро снова атаковал. Мидас опять кувыркнулся, до хруста сжав зубы, когда обломок сулицы шевельнулся в боку. На глаза непроизвольно навернулись слезы. Монстр ударил еще раз, а потом еще и еще — сразу несколькими конечностями. Бог побежал прочь, лавируя между развалинами, ныряя в дверные проемы и окна. Пару раз он попытался отмахнуться клинком и лишил Ващую Навь нескольких пальцев, хотя монстр едва ли это почувствовал.

А потом Мидас завернул в какой-то проулок и уперся в тупик — здесь стены трех бревенчатых строений сходились вместе, образуя карман, из которого не было выхода. Самая низкая стена составляла около трех метров в высоту — непреодолимая преграда для задыхающегося однорукого воина с копьем под ребрами. Пусть даже этот воин — бог.

Фригийский царь в ярости закричал и развернулся лицом к врагу. Гашадокуро помедлил, будто наслаждаясь бессилием загнанного противника, затем не спеша замахнулся самой большой из своих рук и нанес удар. Мидас вскинул клинок, четко осознавая полную бесполезность этого действия, но когда костяной кулак врезался в сталь, та не дрогнула. Каким-то неведомым образом меч Стража рассвета поглотил львиную долю ударного импульса и Мидаса лишь отбросило на стену.

Монстр снова атаковал. Фригийский царь выставил меч перед собой и его кости хрустнули, а сухожилия затрещали, когда клинок соприкоснулся с кулаком гашадокуро. Вящий Навь не отвел руку для нового удара, он продолжил давить, наваливаясь на врага всем телом. Древний бог почувствовал, как бревна под его спиной захрустели. Или это были его собственные позвонки?..

Он перестал чувствовать руку до самой ключицы, и тем не менее она все еще сжимала меч, который все еще сдерживал натиск Вящей Нави. В глазах потемнело, кровь, обильно бежавшая из разбитого рта, заливала ворот рубахи, подол которой и без того был пропитан багряной влагой. Мидас понимал, что силы вот-вот покинут его, но не видел выхода.

Зато каинит видел. В тот момент, когда гашадокуро стряхнул с себя Мидаса, Арминиус вогнал в шейные позвонки чудовища оба гладиуса и тем самым сумел удержаться. Теперь же, когда монстр перестал двигаться, вампир смог снова взобраться ему на ключицу.

Сын Каина метнул один из своих гладиусов, раздробив гашадокуро лучевую кость руки, которой монстр пытался раздавить Мидаса. Рука хрустнула и надломилась в предплечье. Чудовище отпрянуло от фригийского бога, пытаясь понять, откуда исходит опасность.

— Ты теперь трижды мой должник! — выкрикнул каинит. — Уплати долг — пройди свой путь до конца!

И прежде, чем Мидас осознал его намерения, вампир обнажил клыки и вонзил их в костяную плоть гашадокуро. В теле древнего чудовища не текла кровь, однако Дети Каина пьют не ее, точнее — не только ее. Они пьют саму суть, жизненную силу, которая есть в каждом, какому бы миру ты не принадлежал.

Монстр взвыл, но вовсе не от боли. В последние мгновения он все же понял, что с ним случилось. Он заметался из стороны в сторону, завертелся волчок, разнося на куски ближайшие строения и растаптывая воинов, которые не успели убраться с его дороги. А потом вдруг замер, дернулся, точно в конвульсии, запрокинул голову к черным небесам и разразился оглушительным криком. Вместе со звуком из него изливалось нечто, материя иного мира, рябь Лимба. Эта рябь взметнулась вверх, точно вода из фонтана, она исказила пространство и перспективу, но тут же опала, мгновенно облепив голову, тело и конечности гашадокуро.

Вящий Навь продолжал кричать, а рябь изливалась из него нескончаемым потоком и убегала в сторону ворот, будто живая, влекомая неведомым непостижимым разумом. Она свободно пересекала строения, даже проходила сквозь воинов, не нанося им никакого вреда. Но там, у ворот, где пламя давно опало и Карн, едва не теряя сознание, продолжал контролировать нескольких химер, рябь набросилась на полсотни выживших монстров. Она облепила их тела, как мгновением раньше растеклась по всей поверхности костяной плоти гашадокуро. Чудовища оцепенели, а потом неистово закричать, выбрасывая в окружающий мир эманации непереносимой боли и бесконечного отчаяния, которые Карн улавливал опаленными рецепторами увядающего сознания.

А потом все закончилось. Гашадокуро и порождения Лимба, захваченные изнанкой реальности, сначала стали полупрозрачными, а потом просто растворились, будто их никогда и не было. Выжившие воины — менее половины городской дружины — тут же стали подбирать тела боевых братьев и относить их — бездыханные на площадь перед воротами, а те, в которых еще теплилась жизнь, — к дому целителя, что стоял чуть в стороне от Храма Радогоста. Из дальних домов появились мирные жители, почуявшие, что опасность минула. И действительно, не нужно было быть магом, чтобы ощутить спавшее напряжение. Где-то в темной вышине раскатился гром, стал накрапывать мелкий теплый дождь.

Карн поднялся с колен. Физические силы давно иссякли, им двигала одна лишь воля. Но времени на отдых не было. Освободившись от необходимости контролировать разумы врагов, он сразу почувствовал, что Ритуал Восстановления Завесы вот-вот завершится — у них оставались считанные минуты, чтобы задействовать Вегвизир.

Он заковылял к Мидасу, обнаружив его по ауре, которая в настоящий момент едва тлела, но все равно горела ярче, чем аура любого из смертных. Парень несколько раз чуть не упал, какой-то воин помог ему преодолеть остаток пути. Карн поблагодарил витязя и склонился над древним богом.

— Пойдем, — прошептал он, поднимая фригийского царя и морщась от колкой боли, пронизывающей все тело и особенно голову.

Мидас закряхтел в ответ. Кто-то уже вытащил обломок сулицы из его бока и даже присыпал рану каким-то порошком. Но фригийский царь, на несколько мгновений провалившийся в беспамятство, едва ли мог припомнить, кто же его спаситель.

— Ты видел? — выдавил он, наконец. — Видел, что сделал каинит?

— Нет, — Карн качнул головой, тяжело ступая по развалинам. Он отчетливо видел Храм Радогоста и шел к нему. Забавно, но теперь он вел Мидаса, тот едва переставлял ноги. — Но я догадываюсь, что произошло.

— А ублюдок хорош, — Мидас попытался фыркнуть, но вместо этого из его рта вырвался кровавый кашель. Они едва не завалились, но парень чудом сумел удержать два тела — свое и, мать его, божественно — в вертикальном положении. Мгновение, чтобы собраться с силами, и воины продолжили путь.

Они взошли по широким ступеням Храма Радогоста, и парень ощутил дежавю, родившееся из семантической идентичности двух Центров Силы — этого и другого, что стоял (точнее — будет стоять спустя несколько веков) в Арконе.

Разумеется, маги ждали их. Ворота Храма были распахнуты настежь. Здесь, посреди огромного пространства, освященного сотнями и тысячами восковых свечек, тоже стояло дерево. Но не дуб, как в Арконе, а исполинская, просто немыслимых размеров береза. Крона ее терялась в высоте многометрового зала, испещренного именами защитников города, павших за минувшие годы. Что ж, эта ночь прибавила резчикам работы — им придется нанести на стены еще сто сорок четыре имени.

Листья на ветвях березы трепетали, хотя в Храме не было сквозняка, да и на улице стоял полный штиль. Карн и Мидас подковыляли к магам, застывшим через равные промежутки друг от друга по периметру невысокого каменного парапета, ограждавшего земляной холм, из которого росло Родовое древо. Парень полез в переметную сумку фригийского царя и достал оттуда Вегвизир. Он вложил его в ослабшую ладонь друга и прижал своей рукой, вспоминая о Ниссе.

Мидас, находясь на самой границе собственного сознания, титаническим усилием воли заставил себя воспроизвести в памяти образ Фавны. Неясный, обрывочный, трепещущий, но этого оказалось достаточно. Воинов будто прошибло электрическим разрядом, все мысли вылетели из головы, а окружающий мир утонул в сероватой дымке. Они устремились сквозь время, не думая о том, что Мидас, вероятно, серьезно ранен и неизвестно, насколько удачно будет их прибытие к следующей вехе. Будут ли рядом люди? Найдут ли они помощь?..

Сейчас это не имело значения, потому что выбора у них не было. Зато была цель, ради которой стоило шагнуть в неизвестность, находясь на грани смерти. И они сделали это, сделали следующий шаг по Спирали Дискордии.

Их ждал Аркаим. Пятое тысячелетие до нашей эры. Мир принципиально иной, но бесконечно похожий на этот и на любой другой, где живут люди. Люди, которые умеют любить и которые готовы на все ради своей любви.

На все?

Очень скоро они узнают ответ на этот вопрос.