Зенитные залпы

9. Орудия стреляют с крыш

Внимательно смотрит Ершов на испещренную синими и красными пометками оперативную карту. Докладывает начальник штаба майор Парицкий.

— На тракторном все три батареи продолжают бой. Самолеты противника к объекту не допущены. Потерь нет. Запас снарядов на крыши доставлен… Батареи, прикрывающие «Красный Октябрь», сбили сегодня три пикировщика…

— А как дела в дивизионе Зиновея? — При этом Ершов посмотрел на квадрат карты, на котором было написано «Баррикады».

— Зиновей сообщил, что сегодня его батареи сбили четыре вражеских самолета, — доложил начштаба. — Но положение у него сложное. Уж очень яростно обрушивается противник на корпуса завода.

— Значит, тяжело приходится на крышах «Баррикад?» — приподнял густые брови Ершов.

— Особенно пятой и второй батареям. …Раскаты боя, гремевшего за северными окраинами

Сталинграда, гулким эхом разносились по окрестностям города. С тревогой вслушивались в доносившуюся канонаду бойцы-зенитчики, стоявшие на охране завода «Баррикады». Огневая позиция у них своеобразная — крыша корпуса, в котором расположены несколько цехов. На кровле сооружена деревянная площадка. И хотя здание невысокое, но здесь всегда чувствовалось дуновение ветерка и, казалось, солнце печет куда жарче, чем внизу, на земле. И от такого солнцепека лица бойцов стали бронзовыми.

Отсюда и Волга шире открывает свои просторы и красоту своих живописных берегов. А каменные громады — дома, кварталы с этой вышки уподобляются огромнейшему ковру, расцвеченному пестрыми красками, и всюду — дымящиеся трубы заводов.

— Красивый вид, не правда ли? — произнес командир орудия Федор Быковский, называвший себя потомком запорожских казаков.

— Город — богатырь! — высказал свои чувства стереоскопист ефрейтор Любочко.

Но еще с большей гордостью в душе глядели на панораму города те, кто здесь родился, вырос. А таких на батарее было немало. И среди них худощавый, необыкновенно ловкий в движениях боец — Николай Банников. Он с отличием окончил десятилетку и тогда же, в сорок первом, подал заявление в военно-медицинскую академию. Но грянула война, Николаю выслали справку о том, что ему предоставляется академический отпуск. Документ он положил в карман, а сам пошел в армию. Товарищи по службе, которым он поведал всю эту историю со своей учебой, говорили: «Береги справку, кончится война, кончится отпуск — и ты в академии». А Банникова с тех пор стали именовать Коля-отпускник.

В зенитном полку, где стал служить Николай, выяснилось, что у него хорошее зрение — глаза способны быстро воспринимать глубину пространства. «Будет отменный дальномерщик», — сказал о нем командир. И не ошибся. Николай уверенно овладевал дальномером — прибором для определения расстояния. Ему присвоили звание сержанта, доверили отделение. А ефрейтор Любочко, влюбленный в свою специальность, стал первым помощником сержанта-волжанина.

Еще утром в этот день, когда безоблачное небо было напоено тишиной, Николай, пользуясь прибором, окидывал взглядом город, начинавший свой трудовой день. Но через несколько часов в воздухе стали появляться одиночные вражеские самолеты. За последнее время батарея уже не раз вела огонь по воздушным пиратам, и вот ныне звучит сигнал о приближении к городу вражеских бомбардировщиков.

— К орудиям! — это голос заместителя командира батареи лейтенанта Бочкова. Он пришел в полк с боевым опытом: управлял огнем зенитных орудий в августе сорок первого года в сражении под Смоленском, приняв там боевое крещение. Затем оборонял Москву. В тех боях появились на его счету сбитые вражеские самолеты и уничтоженные зенитками танки.

Услышав команду, бойцы заняли свои места у пушек, названных в отличие от среднекалиберных орудий — «малютками».

— Заговорят наши «малютки», — фашистам тошно станет, — промолвил Быковский, любивший короткой фразой, шуткой передать свое доброе настроение другим.

За первыми группами самолетов шли все новые и новые эскадры, Будто все боевые машины четвертого воздушного флота гитлеровской армии, действующего на этом участке фронта, поднялись в воздух и направлялись на одну цель.

На дальних подступах к городу воздушного противника встретили наши «ястребки». Но их связали боем фашистские истребители. Вели огонь батареи среднекалиберных зенитных орудий. Белые облачка разрывов встали в небе сплошной стеной. Нарушился боевой порядок бомбардировщиков. Некоторые из них падали, сраженные снарядами. Другие же лезли выше, прорывались вперед. И мрачная тень «юнкерсов» уже легла над городскими кварталами. Падают бомбы, гремят взрывы. Горят жилые дома, школы, больницы…

Эскадры бомбардировщиков устремляются к заводам, что в северной части города. Вот клинья «юнкерсов» берут курс на «Красный Октябрь». Чтобы точнее поразить цель, самолеты снижаются. Идут уже на высоте до четырех тысяч метров. Вступают с ними в бой орудия, расположенные на крышах цехов завода.

Командир батареи старший лейтенант Валентин Сегень, умевший ценить каждую секунду драгоценного времени и при обучении зенитчиков и при ведении боя, вовремя подал сигнал открыть огонь. Слаженные расчеты били точно. Три самолета один за другим рухнули на волжскую землю. Гитлеровцы намеревались сбросить бомбы на цехи завода, но разбросали их куда попало.

Зенитчики отбивали атаки «юнкерсов» над «Красным Октябрем», а над «Баррикадами» в это время было спокойно.

Самолеты обошли «Баррикады» стороной.

Две группы бомбардировщиков пересекли Волгу, развернулись там, приняли боевой порядок и пошли в обратном направлении. Вот теперь-то они и решили атаковать «Баррикады».

Алексей Бочков наблюдал за воздушной обстановкой. Разведчики доложили, что бомбардировщики тремя группами идут курсом на завод. Каждому орудию определена цель. Сосредоточенны наводчики орудийных расчетов, наготове заряжающие. У дальномера действуют стереоскописты. Наконец Банников докладывает:

— Есть дальность!

Это, значит, первая цель вошла в зону поражаемости.

— Уточнить входные данные! — требует Бочков. Командир дальномерщиков считывает:

— Сорок… тридцать восемь…

И звучит повелительная команда:

— Короткими, огонь!

Выплеснуло снаряды орудие Федора Быковского. И тут же наметанным глазом он определил, что трасса легла точно по курсу впереди цели. Значит, неплохо прицелились, и теперь следует сигнал:

— Длинными!

Длинные очереди довершили успех огня: головной самолет с отрубленным крылом судорожно отвернул в сторону и, беспорядочно падая, погрузился в Волгу.

— «Баррикады» — не жилой вам дом, ползучие гады! — скороговоркой произнес Банников.

А в этот момент орудие ефрейтора Теслицкого поразило ведущего другой группы самолетов. «Юнкерс», входивший в пикирование, разлетелся на куски.

Но самолетов было много, и они с остервенением лезли вперед. Несколько фугасных бомб упало на территории завода. На крышу же, где стояли зенитчики, посыпались «зажигалки». То в одном, то в другом месте возникали очаги пожаров.

Орудийные расчеты продолжали вести бой. Другие же бойцы — разведчики, связисты, дальномерщики укрощали «зажигалки».

— Ребята, сбрасывай чертовые светильники, на землю. Воду, песок — в дело! — призывал политрук Солуянов и сам, взяв специальные клещи, захватывал ими зажигательные бомбы и сбрасывал их вниз. Клещами, изготовленными заранее, орудовали и Николай Банников, и боец из дальномерного отделения Николай Глазков. Обжигая руки, задыхаясь от жары, они подбегали к шипящим, изрыгающим пламя «светильникам» и унимали их.

Кое-где загорелась крыша. Огонь мог быстро распространиться. То в одном, то в другом месте появлялся Бочков, давал указания, распоряжения, как укротить «зажигалки».

— Песком засыпайте! — требовал от одних. — Воду берите, ведра! — приказывал другим. — Сбивайте пламя, заливайте огонь!

На одном из бойцов загорелась гимнастерка, и он влез в бочку и окунулся в воду. Теперь бойцы стали смачивать обмундирование, обматывать головы мокрыми тряпками, и действовать среди огня и дыма стало легче. Большие языки пламени подбирались к месту, где лежали боеприпасы. Два дюжих бойца схватили бочку и выплеснули остаток воды на угрожающий снарядам огонь. Вода смыла опасное пламя.

А по соседству, с широкой крыши другого цеха вела бой батарея Сегита Гимранова.

— Бельцов! Не промахнись, бей точнее! — кричал Гимранов командиру орудия, который сел на место наводчика по углу возвышения. Александр Бельцов, зенитчик с боевым опытом, теперь в трудную минуту решил подменить молодого наводчика. Что ж, умение и навыки сыграли свою роль. Трасса снарядов угодила в пикировщик, и тот рухнул на поросший бурьяном пустырь. А вскоре еще один бомбардировщик задымил от снарядных осколков и, клюнув носом, пошел с резким снижением к земле.

В этот сектор территории завода также посыпались фугасные и зажигательные бомбы с прорвавшихся самолетов. И надо же такому случиться: крупная бомба разрушила угол цеха в том месте, где стояла пушка. Один боец убит, двое ранены. Орудие оказалось на самом краю обрубленной крыши, как над пропастью. Казалось, вот-вот свалится на землю.

— Спасти пушку! — крикнул Гимранов и первым бросился к зенитке. Бойцы дружно схватили за станину и сильным рывком оттащили орудие от края крыши. Расчет занял свои места, и пушка продолжала вести огонь.

Но «юнкерсы» не унимались. Одни входили в пикирование, другие, сбросив бомбы, набирали высоту, чтобы снова пойти в атаку. На крышу цеха, где стояли батарейцы Гимранова, посыпались «зажигалки». Их тотчас же сбрасывали на землю, не давая воспламениться сухому дереву. Но кое-где крыша начала тлеть, загорелась лестница, которая вела вниз. Бойцы, используя воду, песок, все, что было под руками, самоотверженно боролись с огнем.

У расчетов кончились боеприпасы. А снаряды нужно доставить снизу. Между тем ход был завален. Но возле цеха оказался капитан Зиновей. Он всегда появлялся там, где было труднее, опаснее. Бойцы часто видели его на огневых, когда шел бой. Сейчас Зиновей немедленно разыскал такелажников, и те с помощью лебедки быстро подняли вверх ящики со снарядами, которых так ждали орудийные расчеты.

В воздухе стоял несмолкаемый грохот. Невдалеке от завода от бомб загорелись бензиновые баки. Дым огромными валами, надвигался на территорию завода. А тут и без того на огневых позициях зенитчиков было полно дыма. На крышах то гасли, то вновь появлялись огненные языки. Бойцы выбивались из сил, но не позволяли распространяться пожарам. С крыш цехов не прекращалась пальба зениток.

Первое орудие батареи, стоявшее на крыше ремесленного училища завода «Баррикады», погибло. Пушка, разворачиваясь на триста шестьдесят градусов, стреляла без перерыва, записав на свой счет три сбитых самолета. Из раскаленного ствола вылетали снаряды, уже не имевшие силы.

Стой! Заменить ствол! — подал команду командир расчета ефрейтор Очередко. Тракторист по специальности, отлично знающий технику, Очередко подскочил к пушке и стал снимать пышущий жаром ствол. Обжигая руки, ему помогали другие бойцы. И вот пушка с новым стволом готова к действию.

— Над третьим! — давал команду неугомонный Очередко. — По фашистским стервятникам!…

Но спикировавший самолет успел сбросить бомбы на здание училища, с которого долгое время вела огонь пушка. Проломившаяся крыша вспыхнула как спичка. Бойцы заливали огонь, но это не помогало, к тому же вода в бочке кончилась. Пушка оказалась в огненном кольце.

— Спускайтесь вниз! — крикнул зенитчикам сорокалетний подносчик снарядов Шаронов. — А я попробую погасить…

— Всем вниз! — махнул красной от ожога рукой огорченный Очередко. — Не задерживайтесь, — крикнул он Шаронову.

С четвертого этажа спускались по веревке. А когда собрались внизу, стали ждать Шаронова. Но он не появлялся. Непоседливый, старательный, постоянно хлопотавший возле снарядов и пушки, — и вдруг нет его.

— Где Шаронов? — забеспокоились бойцы. — Неужели не успел?…

Чердак и верхний этаж здания были охвачены бушующим, раздуваемым ветром пламенем. Покалывало в глазах от едкого дыма. «Надо добраться к Шаронову», — решил Очередко. Лестничная клетка была завалена, взобраться на крышу можно было только по веревке, по которой только что спускались вниз. Схватился за березку, стал подтягиваться, но она перегорела вверху и тут же оборвалась.

…Здание штаба полка, находившееся в верхнем рабочем поселке, дрожало от взрывов бомб. Было видно море огня: горели тракторный, «Баррикады», жилые кварталы.

О боевой работе батарей здесь узнавали из сообщений по телефону, по радиосвязи, которая поддерживалась с дивизионами. Но вот уже несколько часов не поступали доклады из второго дивизиона, батареи которого находились на крышах крупных зданий в центральной части города.

— Как дела во втором? Что передают из второго? — спрашивал Ершов у начальника связи и услышал в ответ:

— Телефон молчит. Вызвать по радио не можем…

КП второго дивизиона размещался на четвертом этаже большого дома на углу улиц Коммунистической и Киевской. На крыше этого дома была оборудована позиция двух пушек-«малюток». В небольшом удалении на крышах высоких зданий стояли другие батареи.

С крыши можно было наблюдать за городскими улицами. И Клава Струначева, неся службу разведчика, часто всматривалась в торопливо идущих людей, задерживала взгляд на площадке во дворе дома, где всегда в песке играли дети.

А днем 23 августа, сменившись с дежурства, Клава с двумя подругами, получив разрешение, вышла на улицу. В центре города застала их воздушная тревога. Долго подавали голос заводские и паровозные гудки. Затем воздух наполнился нарастающим гулом, в который вплелись раскаты взрывов бомб.

Враг обрушил бомбовый удар на заводы, железнодорожную станцию. Бомбы сыпались на жилые кварталы. Клава в замешательстве подумала, что здесь на улице она и погибнет под осколками, не добежит до дома, где размещены штаб дивизиона, батарея. Так и кончится ее жизнь… А ведь как рвалась она на фронт, чтобы мстить врагу! В голове промелькнули проводы двадцати пяти девчат из приволжского местечка Быково. Слезы матерей и напутствия: «Воюйте, девушки, как полагается». На память пришли слова стихотворения, которые она тогда записала в свой блокнот:

Приехали они в Сталинград, и всех направили в полк малокалиберной зенитной артиллерии. Только успели овладеть специальностями разведчиц, связисток, дальномерщиц — и вот началось…

Подруги торопились в свой дивизион, к батарее, — и разве могли не видеть то, что творилось вокруг? Посреди улицьГ разбитый трамвай. За ним — вереница других вагонов. Пассажиры с трамваев, женщины, дети, выскочившие из квартир, мечутся в поисках убежищ. А самолеты с крестами на крыльях, снижаясь почти до самых крыш, бьют из пушек, пулеметов вдоль улиц. Кровь, крики, стоны… От падающих бомб рушатся дома. Среди развалин обломки мебели, домашняя утварь…

Вот и угловой дом. Девушки поднялись на четвертый этаж, влезли на крышу, на огневую позицию. И тут же стали подносить снаряды к орудиям. Зенитки били без умолку. Рвались бомбы, и дом содрогался. Казалось, что и орудия с расчетами сбросит с крыши. Но бойцы уверенно вели огонь, оборвав полет нескольким стервятникам.

— Вот так им и надо! — приговаривал пожилой артиллерист-наводчик, когда длинной очередью подрубили еще один «юнкерс».

— Девочки, видели бы вы, что творится на улицах, — говорила Клава Струначева, когда девчата перетаскивали снаряды с нижних этажей на крышу. И сама брала ящики тяжелее себя, несла их, обливаясь потом…

А грохот боя над городом не утихал. Разрозненные пожары, возникшие сначала в разных местах, сливались в сплошное море огня.

Командному пункту полка удалось установить связь со вторым дивизионом. Оттуда донесли:

— «Музыканты» наседают. Атаки отбиваем…

В полк позвонили из штаба корпусного района. Слушал Ершов. Требуют экономить боеприпасы. Заявку на снаряды полностью удовлетворить не смогут. Затруднена их доставка с левого берега.

— Это плохо, — с досадой промолвил командир полка, положив на место телефонную трубку. — Надо самим организовать доставку снарядов. Вот Герман сообразил. Гоняет туда-сюда лодки и подбрасывает боеприпасы потихоньку. Может, и мы что-то сумеем сделать? Как, начштаба?

— Направим начальника боепитания за опытом в полк к Герману, — ответил начальник штаба. — Почин перенимать надо…

— Да, нам необходимо крепить взаимодействие с Германом, — заметил Ершов. — Его батареи стоят у тракторного. И наших там четыре. Наладить с ним надежную связь. Да и мне с Германом надо чаще встречаться. Сейчас позвоним ему. — Вновь в руках Ершова телефонная трубка:

— Вызовите мне Германа!