Зеркала. Темная сторона

De Profundis

Я пришла в себя, когда голоса, эхо которых плыло где-то в моих грезах замысловатыми диалогами, вдруг стали громче и приобрели весьма явные призвуки начавшегося спора.

– Не хотелось бы рисковать своей шкурой, но, Кондор, мать твоя… достойная женщина, здесь не я клювом прощелкал.

Это совершенно точно был Ренар.

Потому что кто еще осмелится на такое?

– Твоя задача была очень проста, – огрызнулись в ответ. – И заключалась в том, чтобы развлекать девушку. А не оставлять ее одну в толпе!

В последней фразе было столько гнева, что даже произнесенная не слишком громко, она отозвалась в моей голове приступом острой боли.

– Во-первых, не в толпе, – не в пример спокойнее ответил Ренар. – Во-вторых, так было нужно. В тот момент. Кто же знал?

Кондор вздохнул и ответил уже мягче, с каким-то оттенком раскаяния:

– Да никто не знал. И знать не мог.

Он резко замолчал, словно почувствовал, что я их слушаю. Я попыталась моргнуть. Это удалось с трудом: от крошечного движения жесткий обруч боли сдавил мою голову еще сильнее. Притворяться, что я все еще не в сознании, не хотелось, хотелось пить. Страшно. Такой жажды у меня не было никогда – рот словно высох, губы потрескались и болели.

Я попыталась повернуться набок, но не смогла. Головы была тяжелая, тело не слушалось, оно было обессилено до предела. Я шевельнула рукой, дернула ею судорожно, неловко, и мне показалось, что рука прошла сквозь толщу чего-то вязкого, тяжелого, мешающего двигаться. Я издала какой-то полувсхлип, полукрик, и теплые ласковые пальцы легли мне на затылок, помогая приподнять голову.

– Тихо, все хорошо, – сказал Ренар.

Он попытался усадить меня рядом, но я бессильно привалилась к его плечу, сгорая от стыда и беспомощности.

– Теперь-то да, все хорошо, – голос Кондора звучал сухо.

Я услышала плеск воды, звон стекла, потом меня заставили запрокинуть голову и влили в рот что-то. Отвратительное. Невероятно кислое. Холодное.

Я попыталась дернуться, но руки Ренара крепко держали меня, да и сил сопротивляться просто не было. Сделать глоток удалось с большим трудом, горло отозвалось саднящей болью.

– Потерпи, милая, – мягко сказал Кондор. – Сейчас будет лучше.

Он говорил что-то еще, совершеннейшую ерунду, вроде той, которую твердят детям, когда дают горькое, но эффективное лекарство. Я не понимала и половины слов, меня ломало и выкручивало, трясло, как при ознобе, и тогда Ренар прижимал меня к себе, словно я могла вырваться и упасть.

Наконец, я смогла открыть глаза. Мир ослеплял меня, он был слишком резким, болезненно-ярким. Я смотрела вокруг, щурясь и чуть не плача от боли, шока и собственной беспомощности, пыталась понять, сколько сейчас времени, и тот ли это вообще день, и что же, черт возьми, произошло?

– Пей. – Кондор протянул мне стакан с чем-то, и я отпрянула, не решаясь взять его, потому что ждала очередного подвоха. – Это просто вода, – сказал Кондор. – Самая обыкновенная. И если ты не выпьешь, я волью ее в тебя насильно.

Моя рука дрожала так, что я чуть не расплескала содержимое стакана, оказавшегося сейчас слишком тяжелым. Зубы стукнулись о стекло. Вода. Действительно, просто вода, потрясающе вкусная, холодная, самая обыкновенная вода.

– Еще. – Я вытерла губы ладонью. – Пожалуйста.

Кондор понимающе хмыкнул.

После второго стакана я сообразила, что сижу на диване в кабинете, одетая в ту же рубашку, которую маг любезно одолжил мне ночью. Голым ногам было прохладно, я смутилась и поджала их, неловко пытаясь натянуть подол рубашки на колени.

– Оставь, котеночек, все, что нужно, мы уже видели, – фыркнул Ренар, и я только зубами скрипнула. – Твоя одежда была вся в крови, – добавил он, словно пытался оправдаться, и покосился на Кондора.

Понятно, в чьей крови.

Меня все еще трясло, но не от холода или озноба, а от страха. Мой мир успел дважды разбиться вдребезги за эту ночь и утро, и я уже не знала, что думать и на что надеяться. Голые колени сейчас действительно были наименее важной из всех моих проблем.

Я затравленно посмотрела на Ренара – на его губах была хитрая улыбка, но глаза стали непривычно серьезными, внимательными, как никогда – и перевела взгляд на Кондора, бледного, как смерть, с заострившимися чертами лица, настолько усталого на вид, что, казалось, он сейчас упадет. Опять.

– Что? – неожиданно иронично спросил маг.

– Синяки, – сказала я, – удивительно подчеркивают цвет глаз.

Он сдержанно рассмеялся и сел на стол.

«Знает ли Кондор о том, что было, пока он валялся в отключке?» – подумала я. Сложное и неблагодарное занятие – гадать об этом. Ахо поблизости тоже не наблюдалось, и, наверное, оно было к лучшему. Я тяжело вздохнула, как перед прыжком в холодную воду, и спросила прямо:

– Что я опять натворила?

Кондор приподнял одну бровь и криво усмехнулся.

– Какой интересный вопрос, – сказал он. – Не что случилось и не в чем дело, а что ты опять натворила. С чего бы начать?

Он дотронулся пальцем до подбородка, словно задумался, перебирая в голове варианты ответа.

Ренар ласково погладил меня по плечу.

– У тебя магическое истощение, – сказал он. Кондор бросил на нас внимательный взгляд, но не стал мешать. – Очень серьезное. Такое случается, знаешь, когда волшебники долго действуют на пределе своих сил…

– Или лезут, куда не следует, – закончил за него Кондор. – А вы, леди Лидделл, так хотели спасти меня, что каким-то немыслимым образом догадались влить в меня весь резерв, который у вас был. – Он покачал головой, рассматривая меня, как ребенка, который совершил серьезный проступок, сам того не зная. – Все было бы не так страшно, если бы ты не сделала это так… резко и быстро…

– И заодно выморозила весь кабинет изнутри, – сказал Ренар и посмотрел на меня сверху вниз. – Не помнишь?

Я помотала головой.

Но поверила ему. Потому что хорошо помнила иней на всех стеклах и пар, вырывающийся изо рта.

– Твой волшебный кавалер, милая, по всей видимости, решил сделать тебе поистине королевский подарок, – сказал Кондор, и я покраснела. – Он использовал тебя как сосуд для энергии. – Кондор наклонил голову набок. – Я читал о таком, но никогда не встречал.

Ренар присвистнул. Он выглядел удивленным, видимо, тем, что Кондор чего-то такого не встречал.

– Это, конечно, стоило бы заметить сразу, но прогулки по Изнанке в любом случае оставляют след, поэтому я не заметил. – Кондор выждал паузу, дав мне откашляться. Вроде бы без ощущения, что во рту появилась ледяная вода. – Сейчас тебя мучает абсолютно закономерный и справедливый откат. Он неприятный, но уже ничем тебе не угрожает. Кроме головной боли и общей слабости. Но это можно поправить.

Он замолчал, видимо, ожидая, как я себя поведу после всего, что узнала.

Я же повела себя никак. Я ничего не могла.

Ни радоваться. Ни бояться. Ни переживать по этому поводу.

Мне было так плохо, что все, на что я была способна, это сидеть, прижавшись к Ренару, теплому, как кот, и изредка вздрагивать.

– Где… пикси? – спросила я.

Кондор дернул головой, словно не расслышал фразу достаточно четко.

– Ахо? – переспросил он. – Наказан.

– М-м, – только и смогла ответить я.

– Только не начинай его оправдывать, – добавил Кондор.

– Я и не собиралась, – выдохнула я, думая, а все ли он знает.

И если знает, то что мне делать?

«Впрочем, – подумала я, – это сейчас не так уж важно».

И, кажется, за всем этим я пропустила какую-то сказанную мне фразу.

Ренар осторожно потрепал меня по плечу, возвращая в реальность. Кондор осуждающе покачал головой.

– Если все дальше пойдет так же, как сейчас, Мари, я с тобой поседею раньше времени. – Он ловко спрыгнул со стола, налил воды в стакан и протянул мне. Очень кстати, потому что жажда меня все еще мучила. – Когда в следующий раз решишь спасти мою жизнь, пожалуйста, постарайся не потерять свою.

Я чуть не поперхнулась водой.

– В смысле спасать твою жизнь?

С очень спокойной улыбкой волшебник забрал у меня стакан, поставил его на стол и отошел в сторону одного из шкафов, витражные дверцы которого были плотно закрыты.

– Моей жизни ничего не угрожало, – сказал он, на что Ренар как-то скептически хмыкнул, но промолчал. – Я перенапрягся немного, но… такое бывает. Иногда, – добавил Кондор и получил еще одно скептическое хмыканье в свой адрес.

«Конечно, – подумала я, – магическое истощение, вот как это называется. То, что было с тобой. Если я, конечно, все правильно сейчас поняла».

Вспышка – и шкаф открылся. Разглядеть, что в нем, было сложновато, но я видела какие-то книги и склянки разных размеров, закрытые коробки и ящички. Видимо, что-то ценное, раз Кондор открывал замок магией, а не ключом.

– Сейф для подозрительных зелий?

Я попыталась встать, опираясь на руку Ренара.

Но тот не позволил.

– Ты уверена, милая? – спросил он хитро, и я поняла, что не уверена.

Все куда сложнее, чем я думала: ноги дрожали, каждое движение давалось неимоверным усилием. Ренар осторожно усадил меня назад. Я ткнулась ему в плечо, позволяя привлечь меня ближе и обнять.

– Не только подозрительных и не только зелий, – отозвался Кондор, поворачиваясь в нашу сторону.

В его руке был небольшой флакон из темного стекла, совершенно неприметный в отличие от изящного, сияющего гранями пузырька с моим «снотворным». Я вздрогнула, когда маг, вытащив зубами пробку, вытряхнул на ладонь что-то и кинул это что-то в тот самый стакан, из которого я пила.

– Это последнее, что тебе сегодня не понравится, обещаю, – сказал он. – Нет, не настолько не понравится, – добавил он, заметив мой испуг. – Это не больно, просто невкусно.

Стоило плеснуть в стакан воды, как она зашипела и окрасилась в багряный цвет, стала похожа на густой вишневый сироп. Я закусила нижнюю губу, понимая, что, видимо, мне придется это выпить несмотря ни на что. Ренар крепко держал меня за плечи, готовый не давать мне вырваться, если я вдруг вздумаю сопротивляться. Я сделала глубокий вдох, с невероятной болью и обреченностью глядя на изящную руку Кондора, протягивающую мне стакан.

– Зачем? – прошептала я, пытаясь оттянуть время перед прыжком в неизвестность.

– Быстро восстановит силы. Не только в физическом плане, – ответил волшебник. – Иначе, боюсь, ты проведешь три-четыре дня в постели, добираясь в уборную вдоль стеночки.

Я вздохнула и взяла стакан из его рук. Зелье не пахло ничем, только пузырьки щекотали нос, как если бы в стакане была газировка. Зажмурившись, я сделала первый глоток.

Оно было безвкусным до отвращения. Мне казалось, что я глотаю пустоту, только под конец язык царапнули какие-то песчинки осадка. Отсутствие послевкусия оказалось мерзостным, и я сидела, ошарашенная, не зная, к чему готовиться и чего ждать.

А потом под кожей стало щекотно. Кончики пальцев знакомо покалывало, и я от испуга и неожиданности чуть не уронила стакан, который все еще держала.

– Все, началось, – Кондор забрал стакан у меня и кивнул Ренару.

Тот помог мне встать – ноги все еще дрожали, я едва могла сохранять вертикальное положение, не падая и не заваливаясь набок.

– Можно я тут посижу? – взмолилась я.

Пространство вокруг казалось неустойчивым, а я сама – очень легкой, стоит взмахнуть руками – и взлечу. Скорее всего – вниз. Ренар подхватил меня на руки, я аж ойкнула от неожиданности и вцепилась в его плечи, притихнув и стараясь не шевелиться, пока он будет меня нести.

– Нет. У меня большие планы на этот диван. – Кондор открыл двери кабинета, пропуская нас. – Я планирую на нем как следует выспаться.

Погода испортилась окончательно.

Ветер выл за окнами, бился в стекла так, что они дрожали. От густого снегопада сумерки наступили раньше, и там, снаружи, казалось, все заволокло белесым туманом. Силуэты гор спрятались, лес медленно заметало.

Было это просто шалостью погоды или следствием чего-то иного – кое-чьего нового знакомства, например, или вмешательства чужой потусторонней воли – не скажешь наверняка. Но сквозняки, гуляющие по замку, стали неприятными.

Любой замок полон сквозняков, конечно. Они гуляют по длинным темным коридорам на правах хозяев, шевелят портьеры, пугая слишком впечатлительных гостей, касаются босых ног, если зазеваться, гасят огни свечей.

Если долго жить в замке вроде этого, к таким вещам привыкаешь.

Но сейчас все было немного… не так.

Ренар сидел на кухне напротив очага, огонь в котором сейчас тоже горел как-то не так. Он казался тусклым, пламя пожирало дрова нехотя, словно они отсырели. В самом темном углу, сбоку, куда свет очага не попадал, было пусто – Хогаро, боггарт, который облюбовал себе кухню и заботился о ней и двух ее обитательницах, двух девушках, попавших в замок из окрестных деревень, куда-то ушел.

Не было его уже давно.

Не то чтобы это было неправильно, нет. Боггарты могли перемещаться по замку свободно, но каждый привязывался к своему любимому углу и часто дремал в нем днем. День еще не закончился – а Хогаро куда-то пропал. Сидеть в одиночестве было скучновато.

Дверь открылась с легким скрипом, дерево ударилось о камень. Ренар обернулся.

Ива, одна из служанок, тихо проскользнула на кухню. Она, кажется, не сразу поняла, кто здесь, поэтому двигалась осторожно, словно боялась. Но стоило ей разглядеть Ренара, как девушка улыбнулась.

– Ах, это вы, господин…

Она была маленькой и все еще очень худой, словно в доме, где она выросла, ее плохо кормили, и это было уже не исправить. Длинные золотистые волосы прятались под темным чепцом, и потому лицо Ивы казалось еще более детским.

– Ага, всего лишь я. – Ренар улыбнулся в ответ. – А ты ожидала клыкастое чудовище?

Она смутилась и поплотнее запахнула на груди теплую шаль.

А потом подошла ближе и тоже села напротив очага, покосившись на металлическую решетку, на которой стояла сковородка с будущим обедом Ренара и медный чайник.

Чтобы поставить эту решетку в очаг, нужно было дождаться, когда дрова превратятся в угли. А дрова тем временем горели очень, очень лениво.

Ива это отлично знала.

Фэйри не умеют готовить. Человеческая еда в их руках превращается в нечто странное – и не всегда безопасное. Дело редко было в злом умысле, куда чаще – в фейском представлении о природе еды. Поэтому в замке имелась Ива. И еще одна, вторая девушка – Линд, чуть менее застенчивая, чуть более колючая, со злыми темными глазами. Они обе однажды заблудились в лесу, попали не на ту тропу, по которой должны были идти, и встретили на этой тропе женщину в темном плаще до самой земли, женщину, которая держала фонарь, словно вышла из дома в поисках пропавшей козочки.

Ренар старался не задумываться о том, было это жестокостью со стороны Сильвии или проявлением своеобразного милосердия: обе девушки шли в город, где их ждала не самая приятная судьба, но…

– Составишь мне компанию, Ива? – мягко спросил Ренар.

Она посмотрела на него исподлобья почти испуганно и скромно отвела взгляд.

– С большим удовольствием, господин, – тихо сказала Ива.

Он поморщился и напомнил ей, что называть его господином не стоит, и они оба уставились в огонь. Тот, наконец, разгорелся бойчее.

Когда в очаге остались лишь тлеющие угли, когда содержимое сковородки – три крупные форели с припасенными с осени овощами – были уничтожены, а чай с травами выпит, Ренар потянулся к трубке, оставшейся в кармане сюртука.

И к самому сюртуку.

Потому что что-то действительно было не так.

– Тебе не кажется, что стало холоднее? – спросил он растерянно, сжав ткань в руке.

Ива так же рассеянно кивнула.

– Не кажется, – ответила она. – Так и есть. Госпожа Сильвия сказала, что…

Она не успела договорить: темнота в том углу за очагом, куда свет от огня никогда не попадал, сгустилась, став плотной и живой.

Хогаро объявился.

Он скрывался в тенях, можно было разглядеть лишь силуэт, похожий на силуэт не то ребенка, не то очень маленького, согнутого старостью взрослого, замотанного в лохмотья. Хогаро молчал, но странное напряжение, повисшее в воздухе, нечто такое, похожее на предчувствие беды, почему-то заставляло думать, что если бы боггарт мог – он бы заговорил. Что-то мешало ему.

Ренар сделал Иве знак, чтобы она вышла в коридор. Девушка послушалась: она выскользнула за дверь быстро и тихо, как тень, не задавая лишних вопросов, не демонстрируя наигранной обиды. Она не станет подслушивать под дверью, Ренар знал это совершенно точно, скорее – убежит искать, что бы такого сделать, чтобы быть полезной.

Напряжение исчезло.

Хогаро вздохнул – если о фэйри можно было бы это сказать – абсолютно по-человечески. Он выбрался из угла, отряхнулся, как большая собака, поежился и поднял на Ренара лицо.

Почти человеческое – и потому все еще жуткое. Куда более жуткое, чем могла бы быть оскаленная хищная морда или голый череп с провалами глазниц.

– Гость, – сказал Хогаро. Голос его звучал как голос человека, которому сложно говорить: хрипло, резко, сдавленно. Человеческий язык был Хогаро непривычен – и он бросался короткими, рваными фразами. – Гость у входа. Пришел из города. Человек. Стоит у ворот. Холодно.

Он замолчал, словно устал говорить, остался на месте, тяжело дыша и глядя на Ренара исподлобья, настороженно, будто бы ждал какого-то решения.

Чувство, что что-то не так, снова нахлынуло.

Это были чары боггартов – безобидных, в принципе, созданий, которые не любили, когда на них смотрят посторонние. Чары могли вызывать кошмары, внушить, что в темноте скрывается что-то недоброе, голодное и опасное, придавить случайного свидетеля необъяснимым ужасом к полу. Боггарты не питались чувствами, в отличие от многих других фэйри, куда больше им по нраву была миска свежих сливок, но они умели эти чувства внушать. Страх был самым простым.

Даже когда всего-то и нужно было заставить собеседника набросить на плечи сюртук и выйти навстречу к незваному гостю.

– Сильвия знает? – на всякий случай уточнил Ренар, не сомневаясь, впрочем, что уж Сильвия-то точно знает.

Хогаро кивнул – и медленно, с явной усталостью отполз в свой угол.

Метель и правда разгулялась. Пока Ренар дошел от входа в замок до ворот, кутаясь в старый шерстяной плащ, на капюшоне успела собраться горка снега. Снег пытался налипнуть и на фонарь, который Ренар нес в руках, но внутри фонаря были три свечи, и снег таял, капли воды оседали на стеклах и падали вниз.

Выходить вот так – одному, с фонарем, в белесых зимних сумерках, в непогоду – к незнакомцу за воротами было, наверное, неосмотрительно, но Ренар отлично знал, что произошло бы с кем-то, явившимся в замок с недобрыми намерениями. Если Хогаро сказал, что там человек, значит, там был человек. Один. Совершенно беззащитный и перед зимней бурей, и перед тем, что стояло у Ренара за спиной. Метафорически, конечно, но лишь до поры.

Поэтому Ренар постарался придать себе беспечный вид и без страха распахнул калитку в воротах.

И поднял фонарь повыше, разглядывая человека в форме стражника Йарны. По всей видимости, важного человека, потому что далеко не каждый из стражников имел честь носить не просто знак отличия, но форменную куртку.

– Доброго вечера, господин Кайрен, – сказал Ренар, когда понял, кто перед ним, и отошел в сторону, чтобы вечерний гость смог шагнуть во внутренний двор замка. – Не скажу, что рад вас видеть, но, признаюсь, изрядно удивлен…

Начальник городской стражи Ульрих Кайрен бросил на Ренара раздраженный взгляд. Ему не нравилось здесь находиться, он был… не зол, скорее, недоволен всем этим: и погодой, и слишком веселым тоном Ренара, и тем, что оказался не в городе, у камина в собственной гостиной, а в замке, затерянном в лесах, куда попал, конечно же…

– Герхард провел вас через портал? – уточнил Ренар, хотя других вариантов не было.

Идти в тепло он не торопился. Не из вредности – из странного желания проверить пределы терпения столь важной шишки, как начальник стражи.

– Мастер Оденберт воспользовался ключом, – сказал господин Кайрен. Метель постепенно превращала его в снеговика. – И просил меня…

Его рука нырнула в карман форменной куртки, но Ренар решил, что с бедняги хватит.

– Просил вас показать нам некий амулет, – кивнул он и махнул рукой в сторону дома. – Покажете его волшебнику, если он не спит, или госпоже Сильвии. А пока, прошу, пойдемте в тепло. Болтать на морозе – не лучшая идея.

Ива встретила их почти сразу за дверью черного хода. Она сторожила вход – на всякий случай – и была готова бежать и звать кого угодно, если потребуется. Ренар кивнул гостю на вешалку, ряд металлических крючков, торчащих из стены.

– Можете оставить куртку и шляпу здесь, господин Кайрен, – сказал он все с той же беспечностью. – Ива, будь так добра, передай, что нам нужен очень горячий чай и отличный огонь в Зеленой зале, а еще… – Он посмотрел на девушку внимательно, словно пытался понять, под силу ли ей еще одно поручение, и сказал, понизив голос, чтобы чужак не расслышал: – А еще нужно, чтобы или ты, или Линд отвлекли нашего господина мага от столь важного дела, как отдых. Пожалуйста, – добавил он, видя, как Ива поменялась в лице.

Она очень боялась Кондора – каким-то почти суеверным страхом, который за несколько лет так никуда и не делся. Заставлять ее идти проверять, проснулся ли он, было почти жестоко, и Ренар чувствовал что-то вроде угрызений совести. И был готов в случае чего придумывать другой план.

Но Ива покорно кивнула и исчезла, прихватив с собой еще один фонарь.

Господина Кайрена Ренар видел всего пару раз. Они были знакомы – представлены друг другу, потому что когда-то давно Кондор об этом позаботился, но Ренар старался держаться подальше от любого из стражников и тем более от их начальства. Себе дороже с такими связываться, рассуждал он и старался не связываться.

Господин Кайрен казался со стороны взрослым, матерым хищником, умным и сильным. Было в нем, правда, что-то доброе, но Ренар не сомневался, что эта доброта имеет свои пределы и на кого-то вроде него в случае чего не распространится.

Но сейчас они были не в городе, а значит, правила игры менялись.

Ульрих Кайрен выглядел почти смущенным. Совсем не начальственным. Темные, с еле заметной пока проседью волосы промокли от снега, на лице застыло выражение хмурой сосредоточенности, которое делало его суровее. Господин Кайрен, наверное, не знал, к чему готовиться, кого он встретит здесь, и как его примут, поэтому боялся – но страха не выдавал.

– На самом деле, – сказал он, когда Ива ушла, оставив их одних. – Я должен лишь передать Мастеру дель Эйве письмо и пару фраз. Это, скажем так, очень важно.

«Конечно, важно, – подумал Ренар. – Раз уж ты пришел сюда под вечер. Раз уж Герхард отправил тебя к нам, у него должно быть очень веское основание».

– Пока мы идем в гостиную, вы расскажете мне, что случилось, – сказал Ренар чуть серьезнее, чем говорил до этого.

– Боюсь, это дело к волшебнику, – ответил господин Кайрен почти резко.

– Мастер дель Эйве сейчас занят. – Ренар улыбнулся. – Так что вам придется либо довольствоваться моим обществом, либо подождать. Но я в любом случае не прощу себе, если не дам вам возможность согреться, поэтому прошу. – Он чуть поклонился и указал рукой в ту сторону, куда им нужно было идти. – Чашка горячего чая и живое пламя в камине – то, что нужно после прогулки в метель. Пусть даже короткой. Поверьте, я знаю, как крута лестница, ведущая от портала, и как темен лес вокруг нее.

Взгляд господина Кайрена все еще был полон недоверия, но Ренар не сомневался, что тот согласится и на чай, и на беседу.

– Случилось нечто… необычное, – сказал господин Кайрен уже в Зеленой зале. – Что-то, что заставило Мастера Герхарда просить вашей помощи.

Он сидел в кресле почти на самом краю, как застенчивая девица, и беспокойно озирался по сторонам. Озирался он и по дороге сюда: все коридоры и лестницы они прошли молча, потому что начальнику городской стражи было неуютно. Ренар чувствовал своеобразное злорадство, когда господин Кайрен хмурился, пряча за суровостью испуг. Не каждый день такое увидишь.

Впрочем, Ренару хватило и ума, и такта не выдать свое злорадство и не начать подначивать беднягу.

И сейчас он сидел в кресле напротив господина Кайрена, спокойный и настолько серьезный, насколько мог, и внимательно слушал.

– Не знаю, имею ли я право говорить это вам, господин…

Стражник замялся, и Ренар понял, что так и не назвал ему свое имя.

А тот и не торопился спрашивать, пока не приперли к стенке.

Ренар усмехнулся и представился, извинившись за то, что не сделал этого раньше. За долгие годы он привык, что кто-то вроде него, в определенных обстоятельствах, конечно, не входил в планы и не брался в расчет, когда нужно было решать серьезные вопросы. Иногда это раздражало, даже обижало, иногда – как сейчас, было почти все равно.

Скорее всего, господин Кайрен решил, что слуга волшебника из замка проводит его до самого волшебника и исчезнет, но ишь ты – теперь этот самый слуга сидит перед ним с вполне хозяйским видом и ждет объяснений.

Пока сам волшебник спит.

И если бы Ренару пришлось решать, он бы заставил его проспать еще сутки. И никаких стражников, никаких Герхардов с их проблемами.

– Случилось нечто необычное, – продолжил господин Кайрен. Он устроился в кресле поудобнее, словно теперь, когда знал условное имя собеседника, ему стало не так страшно. – Один юноша, сын весьма уважаемого горожанина, заколдован. Весьма жестоким способом. Он, скажем так, потерял способность говорить, и наш Мастер пока не смог снять с него это заклятие. Поэтому он…

– Отправил вас к нам, я понял, – Ренар кивнул.

– Он передал через меня письмо для Мастера дель Эйве. – Господин Кайрен вытащил из поясной сумки небольшой конверт и положил его на стол рядом с подносом, на котором уже почти остыл чай. К чаю господин Кайрен так и не притронулся, и это Ренар тоже находил забавным. – Сказал, что описал там проблему так, чтобы господин волшебник понял, с чем имеет дело. Поэтому…

– Поэтому вам нужен наш волшебник, я понял. – Ренар снова кивнул. – Я отправил служанку за ним. Но волшебники, знаете ли, очень занятые существа, поэтому пейте чай, господин начальник стражи, в любом случае придется ждать.

– В таком случае, – господин Кайрен расправил плечи, – вы не будете против, если я закурю?

– О, я с удовольствием составлю вам компанию!

Кондор появился еще до того, как Ренар начал беспокоиться и думать, как бы еще задурить голову незваного гостя. Господин Кайрен уже начал задавать вопросы, неудобные вопросы о замке, например, о том, кто в нем работает, кто живет здесь, кому он принадлежит. Что ему отвечать – было неясно, потому что Ренар не знал до конца всю ту ложь, которую в свое время скормили градоначальнику Йарны, а тот, в свою очередь, своим подчиненным. Поэтому Ренар ускользал от ответов, болтал о погоде, о разыгравшейся метели, о празднике, который прошел и которого господин Кайрен, конечно же, толком не застал.

– Много работы, – отговорился он и нахмурился. – Должен же кто-то следить за порядком.

Он замолчал буквально на пару мгновений, а потом открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, что, кажется, давно зрело и хотело быть высказанным, и Ренар уже приготовился уводить тему в сторону, как дверь, ведущая в зал, открылась, и появился волшебник.

То, что еще четверть часа назад он, скорее всего, спал, не замечая ничего происходящего, выдавала лишь странная рассеянность, которая бросалась в глаза тем, кто хорошо знал Кондора. Он был одет так, словно его не с дивана стащили, а поймали на выходе из замка куда-нибудь по тем таинственным делам, которыми он занимался. Но движения были осторожными и плавными, а взгляд – не таким острым, как обычно.

Вряд ли господин Кайрен заметит эту странность.

Он не заметил.

Он резко вскочил, совершенно довольный тем, что ожидание, наконец, закончилось, а значит, можно выполнить задание и со спокойной душой уйти из этого странного места. Письмо, которое только что лежало на столе, и из-за которого Ренар чувствовал приступ жгучего, невыносимого любопытства, было подхвачено и вручено адресату быстрее, чем тот успел поздороваться с гостем.

Кондор рассеянно моргнул и остановился, не дойдя пару шагов до свободного кресла.

Он медленно вытащил письмо из конверта, развернул его и уставился на написанное, краем глаза следя за господином Кайреном, который что-то говорил.

То же самое, что недавно говорил Ренару.

С небольшими дополнениями.

Ренар стал слушать внимательнее, чтобы понять, к чему быть готовым. Он заметил, что в дверях мелькнуло бледное личико Ивы: девушка поймала его взгляд, кивнула и снова исчезла, сбежала куда-то по своим делам. Шаль на ее плечах была плотно запахнута, и Ренар вспомнил, что так и не получил ответа на свой вопрос.

А в замке и правда стало холоднее. Дерево на фреске над камином, обычно застывшее в ранней осени, сейчас казалось потрепанным, потерявшим часть своих листьев.

Ренар на всякий случай моргнул, чтобы проверить, не было ли это наваждением, игрой теней и света.

Не было. Дерево засыпало, листья с его веток падали вниз, к полу. Птицы и белки меняли свое положение, куда-то исчезали, прятались… Значит, что-то шло не так.

– В мои планы на вечер не входили деловые визиты, тем более что погода отвратительна, – раздался голос Кондора, такой же холодный, как возникший откуда-то сквозняк. – Но Мастер Оденберг весьма убедителен в своих аргументах, поэтому я пойду с вами, господин Ульрих. Посмотрим, смогу ли я чем-то помочь.

Он перехватил удивленный взгляд Ренара, подошел ближе, протянул письмо – и снова обернулся к стражнику:

– Я проведу вас через Дверь, конечно, – сказал волшебник. Он бесцеремонно утащил с подноса чью-то чашку и сейчас методично один за другим кидал в нее куски сахара. – Так что ключ вам не понадобится. Дайте мне только собраться и… Ты прочитал? – резко спросил он у Ренара.

– Нет, конечно, – почти огрызнулся тот. – Думал, ты мне его подержать дал.

Кондор демонстративно посмотрел на потолок.

Господин Кайрен, кажется, пришел в смятение.

Ренар развернул листок и встретился с понятным знакомым почерком Герхарда Оденберга. Письмо начиналось, конечно, с формальной вежливости, обращенной к Мастеру дель Эйве.

– Когда прочитаешь, поймешь, что делать. – Кондор выпил чай быстро, словно мучился жаждой. – А я прогуляюсь до Йарны с нашим гостем. Плохое решение, знаю, но я надеюсь вернуться через пару часов, – добавил он мягче. Прозвучало это почти как извинение. Он поставил чашку на поднос и кивнул стражнику: – Пойдемте, господин Кайрен. Не будем заставлять Мастера ждать еще дольше.

Ренар к тому моменту добрался до сути проблемы, спрятанной за витиеватым, полным скрытой злобы описанием событий, которые привели к нынешнему положению дел.

– Если все так, – сказал он Кондору. – То не проще ли подождать до утра, когда…

– Вот и проверю, – волшебник перебил его, не дав договорить про то самое «когда».

Потому что, наверное, господину Кайрену, навострившему уши, не стоило об этом знать. Иначе у них у всех – у всех троих – могли начаться проблемы.

Что бы ни было в том стакане, который меня заставили выпить, после этой штуки я спала как убитая. И выспалась так, как не высыпалась, наверное, с детства.

Кто-то распахнул портьеры, но небо за окнами еще только начинало светлеть. Чужая спальня тонула в холодных сумерках, и холоден был не только свет, но и воздух. Я, кажется, даже проснулась потому, что начала мерзнуть, и мир за пределами одеяла был неприятным. Вылезать в него не хотелось.

Хотелось закопаться поглубже и спать еще и еще.

Подушка все еще пахла травами и лимоном, и этот запах почему-то успокаивал меня.

Я зажмурилась и зевнула, намереваясь снова исчезнуть под одеялом, но перед глазами скользнула чья-то тень.

– Тс-с… – Кондор приложил палец к губам. – Это всего лишь я.

Он сидел на краю кровати, и я больше угадывала, чем видела черты его лица.

Я поднялась на локтях и попыталась стряхнуть с себя остатки сна.

– Что ты тут делаешь? – спросила я рассеянно, и получила в ответ смешок.

Конечно. Что он делает в своей спальне? Какой глупый вопрос.

– Собирался тебя разбудить, – ответил Кондор спокойно. – Прости, если напугал.

– М-м-м… – Я моргнула. Голова все еще была тяжелая. – Я почти не испугалась.

– Вот и славно, милая. – Он мягко, беззвучно встал. – Твое платье лежит на кресле. Тебе хватит четверти часа, чтобы собраться?

– Куда? – все так же сонно спросила я, сообразив, что если уж они принесли мне платье, значит, пойдем мы куда-то, где мне нужно изображать из себя местную жительницу.

То есть – не к своим.

– Что-то случилось? – спросила я прежде, чем Кондор ответил на предыдущий вопрос.

Он застыл буквально на несколько секунд, словно обдумывал то, что собирался мне сказать.

– Случилось, – наконец выдохнул Кондор. Его спокойный до этого голос чуть дрогнул, и все сонное благодушие с меня тоже слетело. – В последние дни, если ты не заметила, постоянно что-то случается. Тебе нужно позавтракать, милая, а потом мы поговорим обо всем, что… случилось.

– Скажи сейчас, – не то приказала, не то попросила я.

Потому что еще немного напряженного ожидания, еще немного недоговорок, скрывающих неприятные тайны, и я начну реветь по малейшему поводу. И начну прямо сейчас.

Кондор пожал плечами и снова сел на кровать – на краешек, подальше от меня.

– Я не хотел портить тебе аппетит.

– Он уже испорчен, поверь мне. – Я тоже села, выпрямилась, но ноги из-под одеяла высовывать не торопилась. – Что-то серьезное?

Он помолчал. Мне казалось, что он смотрит на меня, но действительно ли это было так – не знаю. Кондор не торопился зажигать кристаллы, словно эти странные сумерки сейчас нравились ему больше, чем волшебный оранжевый свет, а я, конечно, считала, что на чужой территории действуют те правила, которые устанавливает ее хозяин, и не своевольничала.

– Как тебе сказать, милая, – наконец протянул волшебник. – Некий юноша из Йарны вчера утром проснулся, скажем, немым, – вкрадчиво сказал Кондор. – Его друг признался, что ночью несчастный имел неосторожность сказать несколько обидных слов в сторону некой девушки, к которой они решили пристать на улице рядом с одной таверной. Девушка пообещала, что у парня отсохнет язык…

– Если он еще раз посмеет открыть пасть в ее сторону, – закончила я, нервно сглотнула и уставилась на Кондора огромными от ужаса глазами. – Я…

– Ты. – Даже в сумерках было видно, что Кондор улыбнулся – нет, оскалился. – А я их запомнил и довольно хорошо. Потому что, кажется, именно я их спугнул. У тебя и правда талант находить неприятности. – Он чуть наклонился в мою сторону. – И, как видишь, еще много других талантов.

– То есть, – осторожно уточнила я. – У него правда… отсох язык?

Господи.

– Ну, похоже на то. Ты же не уточняла, как это должно выглядеть?

В голосе Кондора звучало что-то, похожее на иронию. С него станется найти все это забавным, конечно, но мне стало не до смеха.

Я замотала головой, прикрыв лицо ладонями, словно вот так, спрятавшись и сделав вид, что не верю, смогу изменить случившееся. Фантазия уже рисовала суд, разбирательство и костер инквизиции – или как у них тут наказывают магов, нанесших вред простому человеку, пусть даже случайно?

То есть, получается, я маг?

– А у тебя остались сомнения в этом?

Видимо, я произнесла последнюю фразу вслух – и получила прямой ответ.

Я посмотрела на Кондора, все еще закрывая рот рукой, словно боялась, что мое неосторожное слово вызовет апокалипсис.

– Я… я правда это сказала, – всхлипнула я и добавила, оправдываясь: – Но я не хотела…

– Т-с-с… – Кондор, как и в самом начале, прижал палец к губам, призывая меня успокоиться. – Тебя никто и не обвиняет. Стража не знает. Пока. Только не плачь, пожалуйста, у меня и без этого голова болит, – сказал он тихо и с таким отчаянием, что я быстренько собралась и постаралась не реветь. – Ничего непоправимого пока не произошло, поэтому одевайся, ешь – и будем придумывать, как нам выкрутиться из всего этого.

Утро выдалось промозглым и отвратительным во всех отношениях.

Затянутое тучами небо висело низко, воздух был перенасыщен влагой и холодом – казалось, достаточно выйти за дверь, как ты покрывался тонким слоем ледяной воды. Она пропитывала одежду и волосы, коварно пробираясь к коже. Снег налипал на сапоги. В рассветных сумерках лес казался неуютным и злым, и, пока мы спускались к порталу по импровизированной лестнице из старых камней, я едва не упала, поскользнувшись на слое льда, скрытого рыхлым снегом. Ренар молча перехватил меня, даже не улыбнувшись.

Я чувствовала себя преступницей, которую вели на казнь, и тоже не улыбалась.

Только Кондор не выглядел мрачной тучкой. Он был сосредоточен и, кажется, зол, но страшные тени под глазами исчезли. Видимо, диван в кабинете действительно оказался удобным, и волшебник все-таки выспался и был сейчас готов думать и действовать.

Короткий завтрак не прошел в молчании, он был полон колючих, неудобных вопросов и разговоров о лжи. О той лжи, которой нужно было накормить городскую стражу, если она заинтересуется случившимся чуть больше, чем уже заинтересовалась. И, возможно, Герхарда.

Хотя как раз он все уже понял.

Герхард написал письмо и передал его через стражника, которого в детали истории, конечно же, не посвятили. Видимо, в Йарне было не так много рыжих красавчиков. И еще меньше – тех, рядом с которыми можно было заметить девицу со слишком короткими волосами. Все так сошлось, все так совпало, что я привлекла внимание двух наглецов – и случайно для себя прокляла одного из них. Кондор мог бы снять это проклятие сам, но ему зачем-то понадобилось мое присутствие, поэтому я спускалась по ледяным ступеням к арке портала.

Мастер Оденберг встретил нас едва ли не на выходе из арки, нахмуренный, собранный и полный подозрения и странного любопытства, словно я была чем-то удивительным, но смотреть на меня, по крайней мере – явно и пристально, запрещалось. Герхард поприветствовал Кондора коротким сухим кивком, сделал вид, что не заметил Ренара, и уставился на меня.

– Доброго утра, миледи, – холодно и тихо сказал он. – Как ваше здоровье? Мне сказали, что вчера вы дурно себя чувствовали, поэтому не смогли лично прийти и исправить то, что натворили.

Конечно, вчера вечером я спала, не помня себя, потому что до того чуть не умерла.

Я разозлилась.

Я знала, что была под надежной защитой, поэтому не стала ни сутулиться, пытаясь спрятаться от осуждения, ни опускать взгляд в пол в покорном смирении с еще неведомой мне участью. Наоборот, я заставила себя задрать голову и смотреть прямо в глаза Мастера Герхарда, пусть мне сейчас было страшно от неизвестности и хотелось провалиться сквозь землю.

Мне строго-настрого было приказано молчать. Поэтому я молчала.

Когда рука Кондора легла на мое плечо, я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Осторожнее, Герхард, – насмешливо сказал Кондор. – Как бы она и вас не прокляла ненароком. Вы же знаете, слабый контроль силы, эмоциональность, тем более – женская, это так… опасно и непредсказуемо. Одно неверное движение – и ты жаба!

Продолжая говорить, он утянул удивленного Герхарда прочь из неуютной, безликой комнаты, предназначавшейся для выходящих из портала гостей. Я пыталась справиться с дрожью в коленках и затормозила, но унылый, какой-то слишком уж тихий Ренар подхватил меня под ручку и повел следом.

– Ты чего такой странный? – шепотом спросила я, втайне боясь услышать, что именно я стала причиной дурного настроения.

– М-м-м… – Он медленно, почти лениво моргнул, осторожно поворачивая голову в мою сторону. – Слишком много брендивайна, золотце. И чего-то еще. Я порядочно ограбил вчера Птицу.

В прошлый раз мы были только в гостиной, предназначенной для тех, кто пользовался порталом. Сегодня меня повели вверх, на второй этаж. Ступени лестницы чуть скрипели под ногами. Мне было стыдно за такое бессовестное вторжение в чистый, пусть и немного холодный и одинокий чужой дом. Ботинки оставляли мокрые следы на ковровых дорожках, и это заставляло меня чувствовать себя еще более виноватой.

– Тогда зачем ты пошел с нами?

Я прислонилась к стене напротив двери, в которую зашли господа волшебники, и исподлобья уставилась на Ренара.

Тот покосился на дверь, словно прислушиваясь к тому, что происходило за нею, а потом приложил палец к губам, призывая к тишине, и, наклонившись к моему уху, прошептал:

– Из-за тебя пострадал человек. Нет, не дергайся, Мари, все не так… плохо, как могло бы быть. Герхарду невыгодно выдавать тебя. Он насторожен, но не зол, и раздражен он больше тем, что сам не смог снять с парня твое проклятие… или что ты там с ним сделала. Но… – Он приобнял меня за плечи. – Но. Если вдруг возникнут проблемы, лучше, если с тобой окажутся двое взрослых мужчин, чем один маг, который вчера едва не падал от усталости. Ну, не трясись ты так, глупая! Подумаешь, наказала нахала. Что, никогда не била по морде слишком прытких поклонников?

Я замотала головой, истерически хихикая, потому что от самой ситуации хотелось плакать, но Ренару как-то удавалось… переключить меня.

– Н-нет, не била.

– Иногда полезно.

Он хотел сказать что-то еще, но дверь в этот момент открылась, и Кондор бесцеремонно втащил меня в комнату – узкую, темноватую, скудно обставленную, словно тот, кто выбирал для нее мебель, совершенно не думал об уюте. Пахло здесь пылью и затхлостью. У единственного окна стоял небольшой столик с подсвечником, а на кровати рядом с ним – односпальной, с выцветшим и потертым узором на деревянной спинке – сидел тот самый парень, с которым мы столкнулись на крыльце таверны.

– Ой, – беззвучно сказала я, прижимая руку ко рту.

Он смотрел на меня огромными от ужаса глазами и ничего не говорил, только невнятно замычал, когда понял, что я его узнала. На бледном, осунувшемся лице уже не сияла нахальная улыбка, бескровные губы, обкусанные и потрескавшиеся, были плотно сжаты, словно парень пытался справиться с болью.

С минуту мы просто разглядывали друг друга, и я не решилась бы утверждать, кто из нас был больше напуган происходящим, а потом мой обидчик, ставший моей жертвой, попытался что-то сказать, но не смог – и заплакал.

То есть – в самом что ни на есть прямом смысле заплакал. Молча.

Меня бросило в жар, потому что вместо языка в открывшемся рту мелькнуло что-то… в общем, что-то совсем не то, что должно быть. Я понимала, что лучше не смотреть в ту сторону, но какое-то мазохистское стремление вынуждало меня додумывать картину в голове и раз за разом возвращаться к ней.

Мой собственный язык стал вдруг тяжелым, и я чувствовала его, как что-то чужое.

Отвратительно.

Я прижала руку к животу.

– Этот? – донеслось до меня. – Мари, это тот самый?

Я обернулась к Кондору и кивнула, пытаясь не разреветься от страха и отвращения.

Тот нахмурился еще сильнее.

– Вот как, юная леди… – Герхард сделал шаг вперед. – Признаете свою вину?

Парень мычал.

Я нервно сглотнула.

Я была в ловушке.

От страха очень кружилась голова.

– Боюсь, Мастер, леди Лидделл не виновата.

Единственное окно в комнате вдруг с резким щелчком задвижки распахнулось, и дышать стало немного легче.

Кондор коротко улыбнулся и подмигнул мне, а потом снова сделал серьезное лицо и обернулся к пострадавшему парню. Тот запаниковал, как на приеме стоматолога, испугавшись Кондора намного больше, чем даже моего появления, и, когда волшебник положил ладонь ему на голову, затих, всхлипывая.

– Спокойно, – посоветовал ему Кондор. – Скажи спасибо, что меня там не было, потому что это ты еще легко отделался. – Он обернулся к Герхарду. – Вы думали, я оставлю девушку без защиты на тот случай, если она привлечет к себе лишнее внимание со стороны таких, как этот молодой господин? Это действительно обычное проклятие, Герхард, и оно честно заслужено. Моя подопечная все мне рассказала. Я уберу физические последствия, но оставлю след на ауре.

Кондор разыгрывал тот спектакль, о котором мы договорились в замке.

– Милорд, – вкрадчиво ответил Герхард. – Не делайте из меня дурака. Если бы эти чары были вашей работой, вы бы расправились с ними еще вчера.

– М-м-м… – Кондор с ленивой улыбкой наблюдал, как сияющие нити магии с его пальцев втекают в рот к моей жертве. Парень не дергался, только смотрел на своего мучителя так, словно тот его живьем есть собрался, и это – первый этап подготовки. – Мог бы. Но не стал. Мне бы хотелось, чтобы юноша усвоил один урок. Хамить магу или его подопечному – это очень, очень неправильный ход, если хочешь жить долго и счастливо и, самое главное, сохраняя важные и нужные части тела в рабочем состоянии. Я надеюсь, что господин Франц… – Кондор вопросительно посмотрел на Герхарда. – Я правильно запомнил, как его зовут?

Герхард кивнул, вздохнув при этом очень тяжело.

– …господин Франц найдет в себе силы принести леди Лидделл самые искренние извинения.

Господин Франц кивнул и, когда Кондор убрал руку с его темной растрепанной макушки, сначала схватился рукой за рот и уставился абсолютно безумным взглядом в пространство, а потом согнулся пополам. Его широкие плечи слегка подрагивали. Кондор отошел на шаг в сторону, глядя на несчастного с таким презрением и холодом, что и ад бы замерз.

– Милорд, – напомнил о себе Герхард. – Снимите проклятие с юноши раз и навсегда. Или хотя бы позвольте мне это сделать.

Он все еще говорил таким тоном, словно пытался быть вежливым из последних сил, и, была бы на то его воля, он бы заставил Кондора сделать то, о чем его просят.

– Я не уверен, что юноша не попытается сказать что-то… плохое о девушке, которая находится под моей опекой. – Кондор посмотрел сначала на Герхарда, потом перевел взгляд на меня. – Жестокие уроки обычно очень хорошо запоминаются, – добавил он.

И я поняла, почему я оказалась здесь, а не продолжала отсыпаться в одной из комнат замка.

И чуть не вспыхнула от обиды и возмущения, потому что вот так мы не договаривались. Или я что-то не так поняла.

Значит, он так импровизирует, зараза, решив вдруг ткнуть меня в мою ошибку, как нашкодившего котенка? Словно мало мне было уроков за последнюю пару суток!

Но Кондор на меня уже не смотрел.

– Его семья будет недовольна, милорд. – Герхард поежился и закрыл окно, не магией – руками. – И, скорее всего, недовольны будут не только они. Нет, я ни в коем случае не пытаюсь сказать, что я не на вашей стороне в данной ситуации. – Он начал говорить быстро, словно оправдываясь под тяжелым прямым взглядом Кондора. – Но вы же знаете, милорд, здесь есть люди, которым будет выгодно обвинить вас в злоупотреблении…

– Пусть попробуют. Я сейчас в своем праве. Абсолютно.

Я бы с удовольствием сейчас очутилась в коридоре рядом с Ренаром, но, увы, господа маги решили, что мое присутствие здесь необходимо.

Франц вдруг выпрямился и посмотрел прямо на меня.

Я замерла и попыталась вжаться в стенку, потому что не знала, чего ожидать: слишком уж бешеным был этот взгляд. С чем там сравнивают такое? Со взглядом загнанного зверя, который готов броситься на противника со всей решительностью и отчаянием?

Конечно, вряд ли Франц попытался бы причинить мне вред в присутствии двух магов, но выглядел он сейчас почти устрашающе и одновременно жалко: бледный, с растрепанными и немного влажными волосами, едва не плачущий мальчишка с горящими глазами. Он стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и бухнулся передо мной на колени прежде, чем кто-то вообще успел что-то сделать.

– Смилуйтесь, госпожа! – едва ли не истерически вскрикнул он. – Простите меня!

Я бросила взгляд на Кондора. Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня с видом, мол, решай, леди Лидделл, твоя очередь что-то делать.

– Франц, я приняла ваши извинения и… – Я нервно сглотнула. – И больше не держу обид.

«Только встань с колен, пожалуйста», – добавила я мысленно.

Кондор одобрительно улыбнулся мне.

– Леди сказала свое слово, Франц. Прекратите открывать рот, как удивленная рыба, и встаньте, наконец, с колен. Вот видите, Герхард, – добавил Кондор уже в другую сторону. – Стороны примирились. Но след пока останется, чтобы…

Дверь открылась резко и неожиданно для всех.

– Прошу прощения, если помешал вам… в несомненно важном и таинственном деле. – Ренар обвел нас всех взглядом и остановился на Герхарде. – Но, Мастер Оденберг, в вашу дверь уже пару минут настойчиво стучат.

На лице Герхарда сначала появилась неприязнь. Видимо, его покоробило, что Ренар, на которого он старательно не обращал внимания, вдруг набрался наглости и заговорил с ним напрямую. Потом смысл сказанного дошел до Герхарда, и волшебник, поджав губы, кивнул.

– Если это то, о чем я думаю, – сказал он холодно. – То, Мастер Юлиан, вашей подопечной лучше побыть здесь.

Кондор удивленно посмотрел на него.

– Отец юноши. Он обещал зайти, как вы помните. Я говорил вам вчера, что это возможно, – пояснил Герхард снисходительно. Я заметила, как во взгляде Кондора мелькнуло неприятное удивление, а уголок губ дернулся вверх. Кондор почти начал злиться, но его коллега демонстративно это игнорировал. – И еще я говорил, что он – не последний человек в городе, Мастер Юлиан, поэтому в интересах юной леди сидеть тихо.

Юная леди с удовольствием бы провалилась сквозь землю.

– Пойдем, Франц. – Герхард позвал мальчишку совсем другим тоном. Более… тепло? Словно пытался подчеркнуть свое к нему отношение. – Или ты хочешь остаться здесь?

Здесь оставаться Франц не захотел. Он покорно вышел за дверь, которую для него любезно придержали, бросив на меня затравленный взгляд.

А потом дверь закрылась за Мастером Оденбергом, и мы остались втроем.

– Он такой… недовольный, – сказала я в пространство.

– Еще бы ему быть довольным, – Кондор подошел и снова открыл окно, впуская в комнату свежий, очень холодный воздух. – И я его отлично понимаю. Пока что будь еще тише, чем ты ведешь себя, когда не злишься, милая, и постарайся не делать резких движений. Сколько там человек, Ренар?

Ренар покосился куда-то в сторону двери и сощурился.

– Я чувствую четверых, – ответил он после короткой паузы. – От одного несет злобой, и очень хорошо.

Я посмотрела на него, понимая, что он сказал нечто странное. Ренар перехватил мой взгляд и тонко улыбнулся, чуть задрав голову, словно пытался покрасоваться.

– Стоило догадаться, – тихим шепотом сказал он. – Что отец этого бедняги подсуетится и прибежит сюда сам со всем разбираться. Ну что? – Он посмотрел на Кондора, который стоял у окна, запрокинув голову, словно пытался найти на потолке подсказки. – Выйдем посмотреть спектакль или оставим Герхарда одного разбираться с этим всем?

Кондор перевел взгляд на него, потом на меня, потом вздохнул и оторвался от стены.

– Мне не нравится сидеть здесь и ждать, пока они что-то решают, – сказал волшебник, недобро хмурясь. – Выйдем. Под мороком. – Он снова покосился на меня. – Нам нужно не выдать себя.

Я неуверенно кивнула в знак того, что поняла его. И постараюсь не выдать себя.

– Тогда пойдем.

Он не делал никаких пассов руками, не произносил заклинаний – как и в прошлый раз, тогда, в Лорна-Тир, где я просто обнаружила, что мое отражение изменилось. Даже воздух не искрил. Кондор взял меня за руку и утянул за собой в коридор. Ренар шел за нами.

Мы остановились у спуска лестницы, и я осторожно высунулась из-за стены, чтобы посмотреть вниз.

Ренар положил руку мне на плечо, словно боялся, что я высунусь больше, чем следует, и упаду – или меня заметят.

Там внизу очень смущенный мужчина в куртке, напоминающей форменную, высокий и крепкий, что-то объяснял Герхарду, виновато разводя руками. Он то и дело показывал в сторону другого человека, чуть ниже ростом, с сединой в коротких волосах, в совсем другой одежде. Даже мне, еще не слишком опытной в тонкостях и вопросах взаимоотношений этого мира, было ясно, что этот господин, за спиной которого сейчас прятался Франц, был не беден. И, возможно, влиятелен.

И очень неприятен.

Отец Франца, кажется, занимал все пространство. Он был зол и хмур, стоял, скрестив на груди руки, и почти с ненавистью поглядывал на всех остальных – кроме сына. На Герхарда, который пытался сохранять достоинство. На того, кого я считала стражником. На второго мальчишку, тоже мне знакомого, он сейчас жался к стене и совершенно точно хотел оказаться не здесь.

И на последнего героя этой сцены – тихую тонкую девушку в сером пальто.

Я не сразу поняла, почему она кажется мне знакомой, но она обернулась – и посмотрела точно в мою сторону, задержала взгляд. Отрешенное лицо сразу стало сосредоточенным, губы растянулись в улыбке, и я вспомнила, где ее видела.

Видимо, я вздрогнула так, что это можно было заметить, потому что рука Ренара крепче сжала мое плечо.

– Что такое? – прошептал он.

Я все еще молча кивком головы указала на девушку и тоже прошептала:

– Мы встречались.

Кондор помрачнел еще больше.

– Сидите здесь, – сказал он и, старательно изображая благодушие, спустился вниз по лестнице.

Люди почему-то иногда твердо уверены, что им все должны, особенно – вышестоящие и власть имущие, потому что раз уж ты обладаешь силой, будь добр заботиться о том, кто слабее тебя.

Понятное дело, отцу мальчишки не понравилось, что Герхард не решил проблему его бедового сына сразу, одним движением руки. Господин Феррано хорошо разбирался в деньгах и способах сделать их из ничего, в магии он не разбирался почти никак, поэтому свято верил, что каждый волшебник – сразу и врачеватель, и страж порталов, и предсказатель, и еще Неблагой знает кто. Он и в проблеме сына видел болезнь и первым делом потащил того к лекарю, конечно.

И уже потом – к Герхарду.

Герхард занимался лекарством, но неохотно. Чтобы лечить магией, нужно чуть больше, чем просто усилие Воли, направляющее Поток, здесь еще смотреть нужно правильно и знать кое-что, чем Герхард в студенческие времена пренебрегал. Нельзя же объять необъятное, правда? Нельзя вмешиваться в системы, которые ты не понимаешь до конца, а с анатомией у Герхарда, увы, не задалось.

Но, к счастью, у него было к кому обратиться, и когда второй мальчишка пришел, воровато оглядываясь, чтобы рассказать, что именно случилось, Герхард без труда сложил в голове картину и понял, что произошло поздним вечером у одной таверны. И понял, что об этом лучше молчать, чтобы не получить еще больше проблем.

Герхард знал, что происходит в замке в лесах, знал, чем занимается Мастер дель Эйве, знал, что у того есть покровители куда более могущественные и зубастые, чем господин Феррано способен себе представить. И как бы ни хотелось Герхарду использовать случившееся, чтобы поставить молодого волшебника на место, сотрудничать было куда более выгодно для всех. Ну, или делать вид, что сотрудничаешь.

Правда, Герхард и не думал, что отпрыск семьи дель Эйве явится по первому зову, чтобы помочь какому-то горожанину. По мнению Герхарда, кто-то вроде дель Эйве мог с чистой совестью решить, что не его это дело, и либо не помогать, либо сделать вид, что никто из них здесь не замешан. Ни он сам, ни его слуга, ни девица, которую он приволок, не то чтобы она опознала обидчика, не то чтобы ей самой показать, на что способна магия вне контроля.

В том, что это ее рук дело, а не чары, призванные защитить девичью честь, Герхард был более чем уверен. Что бы там дель Эйве ни врал. Но свое дело он сделал, пусть и намеренно оставил на мальчишке след проклятия, а в вопросы лжи и политики вдаваться не хотелось. Себе дороже.

И если быть честным, то к мальчишке Герхард не испытывал ни жалости, ни сочувствия, даже наоборот – считал, что тот получил по заслугам. Хорошо, что все разрешилось с наименьшими потерями для всех.

Плохо, что господин Феррано решил не просто все проконтролировать, но проявить самостоятельность, и сейчас посреди прихожей Герхарда стоял Ульрих Кайрен, начальник стражи, и Хёльда.

Которая, конечно, была совершенно ни при чем.

И которая, Герхард знал, вполне могла предугадать все это.

Недаром она его предупреждала несколько дней назад.

– Так кого мне арестовывать? – с усталой усмешкой спросил господин Кайрен, посматривая то на Герхарда, то на Феррано. – Или, может быть, стороны уже пришли к согласию и никого арестовывать не надо? Доброго дня, Мастер Юлиан! – добавил он приветливо.

Герхард обернулся.

Мастер Юлиан спускался по лестнице к ним, почти беспечный, с доброй улыбкой, словно не веяло от него еще десять минут назад страшным холодом и презрением.

– И вам доброго дня, Ульрих, – сказал он и откинул со лба непослушную прядь волос. – Боюсь, вы лишь зря потратили время. Проблема решена. – Он бросил взгляд в сторону Франца. – И у пострадавшей стороны, насколько я понял, нет ни к кому претензий.

Франц испуганно кивнул под острым, неприятным взглядом желтых глаз и тут же посмотрел на отца, словно пытался понять, чьего гнева он боится больше. Герхард мог поспорить, что скорее все реки выйдут из берегов, чем господин Феррано признает вину собственного сына. Скажи Франц сейчас то же, что говорил наверху, ситуация осложнилась бы еще сильнее, но, к счастью, у мальчишки хватило ума молчать о том, что случилось.

И у его друга – тоже.

– Пап, – слабо сказал Франц, дергая отца за рукав. – Я в порядке. И… – Он нервно запнулся, явно что-то обдумывая и решая для самого себя. Мастер дель Эйве продолжал на него смотреть. – Спасибо вам, Мастер, я усвоил урок, – выпалил он на одном дыхании, глядя то на одного, то на другого волшебника, словно ждал их одобрения или просил подсказки.

– Какой урок?

Глаза господина Феррано злобно сощурились.

– Что не следует в ночи излома в пьяном виде шляться, где не следует, – спокойно ответил Мастер Юлиан. – Простите мне мою прямоту, господин Феррано.

Того словно бы ледяной водой из окна облили, настолько удивленным он сейчас выглядел. Он точно хотел сказать что-то в ответ на дерзость, но не до конца понимал, с кем имеет дело.

Ульрих вмешался вовремя:

– Я думаю, господин Феррано, вам следует извиниться перед госпожой Хёльдой, – сказал он строго. – Раз уж вы заставили ее прийти сюда из другого конца города. И после этого мы все разойдемся. Раз у пострадавшего лица нет никаких претензий ни к кому из присутствующих.

Хёльда стояла, улыбаясь, и нервно теребила пальцами тонкую, похожую на блестящую черную змейку косу. Когда о ней заговорили, Хёльда подняла взгляд от пола и посмотрела на присутствующих так, словно только что поняла, где находится. Она казалась отрешенной, сонной и чуть грустной. Как всегда.

Когда господин Феррано, таща за рукав сына, прошел мимо нее, бросив сквозь зубы извинения, Хёльда лишь пожала плечами и улыбнулась шире.

– Ну что вы, почтенный, – ответила она. – Вы лишь помогли мне оказаться в нужное время и в нужном месте.

Ее взгляд, ставший вдруг острым, устремился куда-то наверх, туда, где заканчивались ступени лестницы.

К счастью, никто, кроме Герхарда, не придал этому значения.

Я ничего не понимала.

События развивались так стремительно, что я не могла отследить связи между ними.

Вот я стою на лестнице, на самом верху, скрытая сетью морока, и наблюдаю, как назревает буря.

Вот Кондор спускается вниз, говорит пару фраз – и буря стихает, не успев начаться. Кто-то уходит, кто-то остается, и по тому, как смотрит на меня Герхард, я понимаю, что морок снят.

Я снова видима, хотя, кажется, невидимой я была только для тех, кто только что ушел.

Вот меня тоже ведут вниз – в личную гостиную господина Герхарда, почти уютную, почти теплую, сажают в кресло, и через какое-то время служанка приносит нам травяной чай.

Утром я чувствовала себя защищенной, сейчас это чувство исчезло, погребенное под виной, страхом, настороженностью и тревогой. И холодом, потому что все вокруг вдруг стали такими серьезными, такими отстраненными, словно чужими, и от этого я чувствовала себя еще более виноватой.

Чашка в моих руках дрожала.

Мастер Оденберг стоял, заложив руки за спину, за креслом девушки, которую мне представили как Хёльду. С самого начала мне было ясно, что ему не нравлюсь я – или все те события, которые со мной связаны, но Герхард сдерживает эту неприязнь – из вежливости или из опасения вызвать недовольство Кондора. Сейчас же Герхард смотрел на мир – и на меня – почти враждебно, словно и я, и мои спутники, оба два, были источником угрозы.

Не для него.

Для той, которую он защищал.

Если честно, я его понимала.

Ренар стоял у окна, и я могла поспорить, что беспечная улыбка на его губах была абсолютно лживой. Когда я смотрела на него, и он это замечал, его взгляд теплел, но стоило ему переключиться на что-то другое в комнате, как это тепло сменялось чем-то другим. Недобрым. Не злым – тоже, но такому Ренару я бы себя не доверила.

Кондор сидел в соседнем со мной кресле и был подчеркнуто вежлив.

Он не злился, нет, мне кажется, он сейчас просто был чем-то сильно недоволен. Возможно – тем, что контроль над миром от него ускользал в который раз за последние двое суток? И причиной этому была я.

Я подумала, что ни за что в жизни не хочу испытать на себе его гнев.

– Леди Лидделл не сказала мне, что вы с ней встречались, – Кондор сказал это, даже не повернувшись в мою сторону.

Он смотрел на Хёльду прямо и пристально, а та под этим его взглядом ни капли не менялась. Она была все такой же слегка отстраненной и тихо улыбалась каким-то своим мыслям, словно не было ей дела ни до Кондора, ни до холода в его взгляде и голосе.

– Я не успела… – попыталась оправдаться я, но Кондор сделал мне рукой знак помолчать.

Поздно.

Взгляд светло-серых, словно выцветших глаз Хёльды сфокусировался на мне.

– Ты не была осторожна, – сказала она строго, и это было сказано очень уверенно. Я в ответ только моргнула. – Нужно слушать то, что тебе говорят, иначе опять попадешь в беду.

Прежде, чем я успела что-то ответить, Хёльда повернулась к Ренару и сощурилась, разглядывая его. Я заметила, как на лице Герхарда, который стоял за ее спиной, появился отблеск внутреннего торжества. Он наблюдал за тем, как Ренар под взглядом Хёльды резко собрался и попытался очаровательно улыбнуться. Хёльду это не впечатлило.

– Бедный мальчик. – Она покачала головой. Улыбка стала печальной. – Я часто вижу тебя здесь, но ты избегаешь меня. Не хочешь, чтобы в тебя смотрели? – Она наклонила голову и стала улыбаться иначе. Хитрее. – А мне было интересно, чей рыжий хвост мелькает за углом. – Хёльда странно хихикнула, на что Ренар ответил плотно сжатыми губами и непроницаемым выражением, застывшим на лице. – Видеть суть людей и явлений – это тяжелое бремя. – Светлые, словно выцветшие глаза снова были направлены на меня. – Мой разум не всегда справляется, и я говорю чушь. – Уголок ее губ нервно дернулся. – Болтаю лишнее. Простите. Я здесь не за тем, чтобы разбалтывать чужие тайны. Мне нужно было что-то сделать, но я уже забыла, что именно.

Она виновато посмотрела на Герхарда.

Тот, кажется, смутился.

– Ничего, – сказал он сухо, так, словно боялся, что голос дрогнет. – Господа не торопятся.

Я бы с ним поспорила, потому что мне больше всего на свете хотелось оказаться где-то не здесь. Сидеть в замке, к примеру, и пытаться понять, что со мной произошло, а не торчать тут.

В доме человека, который не скрывал свою ко мне неприязнь.

В компании с безумной женщиной, которой было от меня что-то нужно.

Я бросила взгляд на Кондора, втайне надеясь, что он сейчас встанет, нацепит на лицо самое снобское выражение, на которое способен, и выскажет Герхарду все, что думает, но нет.

Волшебник сидел, почти расслабившись, и смотрел на Хёльду, а та смотрела на него, чуть касаясь кончиком пальца своих губ – очень детский жест, полный смущения и кокетства. «Она что-то задумала, – поняла я. – Задумала и пытается… получить разрешение?»

Кондор коротко фыркнул и откинулся на спинку кресла, словно был у себя дома.

Выражение лица Хёльды медленно менялось, ее постоянная рассеянная отстраненность сменилась испугом, затем – недоумением, а потом…

– Посмотрела? – добродушно поинтересовался Кондор.

Она кивнула, чуть приоткрыв рот, и мне стало очень интересно, что же такое она там увидела.

– Себя. – Хёльда снова обернулась ко мне – и прежней почти детской, блаженной рассеянности на ее лице уже не было. – Я увидела саму себя, искаженную чужими представлениями о том, что я есть. Милорд тактично молчит о том, что он думает обо мне, но он позволил это увидеть.

Герхард попытался что-то сказать, но Кондор остановил его едва заметным жестом:

– Потом поговорим на эту тему. Мне интересно, что Видящая желает нам поведать.

Сарказм он даже не пытался скрыть.

– Но вы же мне не поверите, – отозвалась она.

Тоже с сарказмом.

– Я не привык доверять ничему, что погранично, это слишком зыбкий путь, милая, – ответил Кондор почти ласково. – Шаг в сторону – и ты уже не владеешь ничем, в том числе – самим собой.

– Это ваш страх.

– Да. – Кондор говорил с ней как с кем-то равным. Не как с маленькой девочкой. – Один из моих страхов. Хочешь увидеть остальные?

Ее глаза стали огромными от удивления и ужаса.

– Вот и не надо пытаться, милая.

Я осторожно поставила чашку на блюдце, фарфор звякнул, и этот звук в повисшей тишине был настолько громким, что я сама чуть не вздрогнула.

– Я должна поговорить с нездешней леди. – Хёльда кивнула на меня и рассеянно расправила на коленях грубую ткань клетчатой юбки. – Вот зачем меня привели сюда. Да. Просто вы все слишком интересны. Меня тянет смотреть в вас, как бы вам ни хотелось закрыться от меня.

Она снова посмотрела в сторону Ренара и улыбнулась ему. Тот, кажется, едва удержался, чтобы не закатить глаза. Хёльда повернулась к Кондору.

– У вас есть еще кто-то рядом, ведь так, милорд? Я вижу след, и нити этой судьбы уходят недалеко. Что-то закончится, поворот уже сделан.

От этих ее слов внутри появилось неприятное, холодное чувство. Мне захотелось встать и уйти, чтобы не соприкасаться с чужим безумием – а в том, что Хёльда безумна, я сейчас была уверена. Как бы они ее ни называли, чем бы она ни была в этом мире магии – она была не в себе.

Что-то мне подсказывало, что Кондор это мнение разделял. Именно поэтому проявлял такое вот недоверие.

Я выдохнула.

– Вы меня простите, – сказала я и вскочила с места. – Но мне это все надоело.

Они все повернулись ко мне, и все, кроме Кондора, были удивлены.

Кондор смотрел на меня с ленивой усмешкой и, кажется, был согласен. Но, тем не менее, он схватил меня за рукав, и его пальцы были куда менее мягкими, чем его взгляд.

– Оставьте нас, – попросила Хёльда, глядя на Герхарда. – Пожалуйста, Мастер, оставьте меня наедине с…

– Но… Нет! – твердо сказала я, пытаясь освободить запястье из хватки Кондора. – Я не хочу! Я вообще не понимаю, какого черта здесь происходит, и… Да дайте мне уже хоть слово сказать! – огрызнулась я в сторону Герхарда, который попытался меня перебить.

На лице Кондора появилось сочувствие.

– Если Видящая хочет поговорить с леди Лидделл, то она может сделать это. Но в моем присутствии.

– Да! – вытянулась я, нахмурившись на Хёльду.

Та снова растерянно улыбнулась и пожала плечами, мол, раз уж иначе не получается, то пусть хотя бы так.

– Если леди из ниотсюда доверяет своему магу, то можно и так, – покорно сказала она.

Наши взгляды встретились, и мне на миг показалось, что из блеклых глаз Хёльды на меня смотрит нечто холодное, расчетливое и видящее куда дальше и глубже, чем я думаю.

– Не переживай, милая, – с какой-то слишком уж нежной улыбкой сказал Кондор в сторону Хёльды, когда Герхард и Ренар вышли из гостиной. – Я буду молчать, словно меня здесь нет.

Видящая очень хотела казаться неопытной и тихой, но на самом деле, конечно, это была тонко сыгранная ложь. Сколько ей? Двадцать два? Двадцать пять? Герхард точно говорил про нее пару лет назад, рассказывал, как она впервые пришла к нему, точнее – как ее привели родители, бледную, потерянную где-то в глубине собственного сознания.

Отличный пример того, как вовремя не распознанный дар изъедает человека и подводит его к зыбкой границе, за которой лежит бездна и все то, что в этой бездне живет.

Кондору она не нравилась.

Не только потому, что ему было неуютно от ее дара – способности смотреть через тьму и видеть в ней знаки будущего и отсветы прошлого. Здесь любому станет достаточно неуютно, стоит лишь осознать, что вся твоя жизнь, от колыбели и до могилы, вдруг может открыться чужим глазам.

Кондору не нравилась сама Хёльда.

От нее веяло границей, близостью безумия, всем тем, что привлекало Изнанку и ее обитателей. Будь его воля, он предпочел бы держаться от Хёльды подальше и тем более не подпускать ее к леди Лидделл. Но если уж все так сложилось, если Хёльда была в тот вечер рядом – почему бы не послушать, что она скажет?

В отсутствие других ответов на важные вопросы даже такой ответ мог оказаться полезным.

Мари, впрочем, не была заинтригована. Неудивительно, она не деревенская дурочка, которой хочется узнать, когда ей замуж и сколько будет детей. Ей, понятно, совсем не нравилось находиться здесь, и ее протест против того, чтобы остаться один на один со странной девушкой, говорящей странные вещи, был Кондору понятен.

Вполне возможно, что она тоже уловила отвратительное ощущение близости границы, близости потери контроля над силой. Еще один неприятный урок, который может спасти ее в будущем.

Когда Хёльда попросила ее снять с шеи цепочку с кристаллом, Мари бросила на Кондора прямой взгляд, словно спрашивала разрешения, и расстегнула замочек только после кивка волшебника.

От Видящей, кажется, это не ускользнуло.

Кондор подумал, что она удивительно талантлива в том, чтобы скрывать свою наблюдательность за рассеянностью.

– Зачем вам это? – спросила Мари Хёльду. Она почти по-детски хмурилась и была очень серьезна. – Если уж серьезно, то я бы не хотела знать будущее, и…

– Неужели тебе неинтересно узнать, что ты такое? – Хёльда улыбнулась ей и подалась вперед. – И что тебе предстоит испытать…

– Может быть, интересно, – ответила Мари, хмурясь еще больше. – Но я предпочту не знать, чтобы не испортить сюрприз. Особенно, если это будет очередной плохой сюрприз.

Кондор едва удержался, чтобы не хмыкнуть.

На лице Хёльды появилось сочувствие.

– Пророчества туманны, – сказала она. – Они не дают четкой картины будущего, лишь показывают варианты его развития и предостерегают от ошибок…

– Ага, – ответила Мари. – Я знаю.

Ее голос звучал твердо, едва не насмешливо, но руки, сжавшие подлокотники кресла, были очень бледными. Леди Лидделл боялась. Ничего удивительно – после всего, что с ней произошло за последние сутки, она имела полное право бояться.

Правда, боялась она совершенно по-своему.

Как тогда, стоя с канделябром на пороге его кабинета.

– На тебе печать той стороны, – сказала Хёльда.

Мари хмыкнула: еще бы, уж что-что, а это она хорошо знала.

– Та сторона так просто не отпускает, девочка, и теперь тебе нужно быть еще более осторожной с любыми границами, – Хёльда провела рукой перед лицом девушки.

На взгляд Кондора это было ровно то же, что цветные искорки магии. Действие, чтобы впечатлить. Видящая и без этого все хорошо считывала, уж щиты Ренара она пробивала отлично – особенно для самоучки.

Хёльда замялась.

Она смотрела в лицо леди Лидделл, как в зеркало. Она, кажется, пыталась дышать, как леди Лидделл, моргать, когда та моргала, повторять каждое ее мелкое движение.

– Но Сила, которая стала твоим проводником, которой ты нужна, – сказала Хёльда тише. – Я видела темных духов вокруг тебя, когда мы встретились впервые, и этот волшебник их тоже заметил. Ты так интересна, милое дитя, они тянутся к тебе. Все тянутся к тебе. И тот, чья воля привела тебя сюда. – Тут Хёльда повернулась в сторону Кондора, и, к его искреннему изумлению, её глаза вдруг закатились. – И те, против чьей воли ты восстанешь.

Хёльда вошла в транс. Настоящий транс – не игра на публику, к которой часто прибегают такие же, как она, чтобы произвести впечатление на кого-то, кто им не верит.

Нет: руки Хёльды дрожали, она то напрягала кисти так, что пальцы изгибались, как птичья лапа, то наоборот – распрямляла ладонь, пыталась скрести воздух, хватать что-то невидимое. Венки на лице вздулись, веки судорожно дергались – такое сложно сыграть.