Зеркало

ЗЕРКАЛО

Я разгадал загадку бытия,

и мир вокруг стал приторным и пресным.

Я знаю всё. И лишь одно, кто я,

мне до сих пор всё так же не известно.

1

Эти люди в прорезиненных фартуках со шлангами в руках всегда выходят на сцену

последними. Все улики уже собраны, место тщательно осмотрено, свидетели опрошены.

Остаётся только смыть с асфальта кровь, чтобы засохшие бурые пятна не будоражили

воображение обывателей, и снять жёлтые ленточки ограждения. После этого мне будет

позволено уйти.

Я жду, отмечая про себя, что испытываю непозволительное нетерпение и даже

желание самому схватиться за работу, чтобы поскорее убраться отсюда. Нельзя. Нам не

разрешено вмешиваться. Вербальные контакты допускаются, но не поощряются. Да и толку

от них, собственно, никакого, поскольку можно говорить лишь на отвлечённые темы. Любые

советы, замечания и даже обобщения, относящиеся к делу, рассматриваются, как грубейшее

нарушение, за которым следует неизбежное и строгое наказание. Могут поставить читать

проповеди в церкви или отправить на какую-нибудь киностудию в качестве сценариста. И

получить прощение будет далеко не просто. Поэтому мы терпим и молчим, наблюдая и

добросовестно строча наверх подробные, но бесполезные отчёты. И ждём следующего

случая.

Почему это происходит, никто не знает, и, следовательно, делать исправления в схеме

бессмысленно. Эксперименты, конечно, периодически проводятся, и учёные лбы выдвигают

новые теории регулярно. Бывают даже моменты, когда мы начинаем думать, будто нам

удалось нащупать верный путь, угадать. А потом снова появляются люди со шлангами в

руках. И летят чьи-то головы, и в высоких кабинетах делаются перестановки. Не в моих

правилах обсуждать действия начальства, но я бы на их месте, ей богу, уже давно бы смешал

фигуры на шахматной доске и начал бы другую партию. Надеюсь, им там виднее, что

правильно, а что нет.

- Закурить не будет?

- Не курю.

- Бросил?

- И не начинал.

- А хамить-то не надо бы, папаша.

«В случае проявления агрессии со стороны объекта наблюдения необходимо

уклониться от дальнейшего контакта одним из следующих способов»...

Я выбираю четвёртый из зазубренносго наизусть обширного списка.

Убедившись, что тело мягко и без повреждений легло на землю, я осматриваюсь и иду

по тропинке, ведущей через парк к ближайшей станции метро.

2

Почему-то сигареты всегда заканчиваются неожиданно. Сколько их ни покупай, как

ни следи за состоянием последней пачки — бац, и нету больше в ней ничего. И нужно

одеваться, и спускаться в вонючем лифте на первый этаж, и плестись потом до

круглосуточного киоска. И хорошо ещё, если без приключений. В прошлый раз, например,

без которых не обошлось.

Стас поморщился от совсем свежих ещё воспоминаний и, выходя из прихожей в

подъезд, положил во внутренний карман паспорт, мирно лежавший на полке рядом с

телефонным аппаратом.

Захлопнув за собой дверь лифта, он на ходу, по мере продвижения к выходу из

подъезда, застегнул пуговицы пальто и надел перчатки. Меры необходимые, так как на улице

было что-то около минуса двадцати с хорошим ветерком. И пяти минут хватит, чтобы

обледенеть.

Фонарь светил тусклым жёлтым светом, и окна в соседних домах явно

свидетельствовали о том, что время уже совсем не детское. Нужно побыстрее заканчивать эту

вынужденную прогулку и возвращаться в тёплую прокуренную квартиру, к экрану монитора,

где только и кипела ещё разумная жизнь. Пару бутылок пива, впрочем, прихватить будет не

грех.

Стас просунул купюры в амбразуру киоска и получил взамен заказанный товар в

пластиковом пакете и мелочь сдачи.

- Конец света уже наступил, - послышалось над самым его ухом.

Обернувшись, он сразу признал в говорившем того типа, который торчал целыми

сутками возле метро, смущая граждан различными религиозными небылицами и

пророчествами. Стас высыпал в его послушную в рваной вязаной перчатке ладонь мелочь.

- На вот. Купи себе чего-нибудь сладкого. Или солёного.

Мужчина принял деньги с охотой, но отступать от намеченного плана не собирался.

- Ангелы мертвы. И Бог покинул нас. А мы продолжаем делать вид, что ничего не

случилось.

- Да ладно, - отмахнулся Стас. - Бог умер две тысячи лет назад, чтобы воскреснуть и

истребить всех наших врагов. В умных книжках про это написано.

- Сказки! - не смутился мужчина. - Для дураков.

- Ты что-то конкретное знаешь или просто треплешься?

- Дьявол выиграл эту битву. Но положение ещё можно спасти.

- Ну, уж если сам Бог не справился, то нам-то куда? «Калашей» он по-твоему

испугается? Или «Стингеров»?

- Истина — вот наше оружие. Только она способна победить. Слово сильнее пули.

- Какое слово?

Стас начал злиться на себя за то, что ввязался в этот бессмысленный разговор. Нужно

просто повернуться и уйти.

- Какое слово? Которое? Их в русском языке — более ста тысяч.

- Освободиться от морока лжи, от наваждения. С чистого листа. Незамутнённым

взглядом.

Человечек зачастил рубленными фразами, как из пулемёта.

- Ты бредишь. Готов поделиться с тобой пивом. Только отъебись.

Стас вытащил из пакета одну из двух купленных бутылок. Тип жадно схватил её,

открыл зубами и опрокинул, вставив себе в рот. Как пионер-горнист. Однако, едва жидкость

перекочевала в его желудок, он вернулся к прерванному занятию.

- Заповеди — ложь. Моисей служил на побегушках у дьявола. Был его шестёркой.

- Эк тебя плющит, - посочувствовал Стас. - У тебя дом-то есть? Родственники какие-

нибудь?

- И Авраам не приносил в жертву своего сына. Он его всего-навсего хотел прикончить.

- Слушай, а пойдём ко мне? - Эта безумная идея вдруг показалась Стасу забавной. -

Выпьем, закусим, а? Расскажешь мне подробнее о наших общих проблемах. Помоешься в

душе. Хотя, от тебя вроде даже и не воняет.

- Пойдём, - согласился тип.

- Водки возьмём? - спросил Стас.

- Пожалуй, с неё и начнём. А для кульминации у меня есть кое-что поинтереснее.

Мужчина впервые за всю их беседу отвлёкся от проповеди на что-то бытовое, более

привычное для обывательского мозга. Это что ли и было его целью — навязать себя для

выпивки? Как бы потом не пришлось пожалеть, мелькнула запоздалая мысль.

При свете коридорной лампочки и без пальто мужчина окончательно превратился из

бомжа в нормального интеллигентного человека. Разве что потрёпанного слегка долгой

тернистой дорогой по лабиринту бытия.

- Тапочки дать?

- Если это не трудно.

Стас только усмехнулся.

- У тебя имя есть?

- Есть, но лучше меня называть «Номер Три». И своего имени мне, пожалуйста, не

говори.

- Буду «Номером Четыре»?

- Нет. Ты для этого ещё не созрел. Я буду называть тебя Добрым Самаритянином.

- Да хоть гастербайтером из Семипалатинска. Только давай сразу договоримся: тупо

бухаем и закусываем полчаса, и обсуждаем баб. И лишь потом, если у тебя ещё останутся

силы, перейдём, так сказать, к основной повестке дня.

- Годится.

Чтобы не дать «Номеру Три» ни единого шанса, Стас достал из шкафа

двухсотграммовые бабушкины стаканы и наполнил их до краёв. Поставил на стол банку с

маринованными огурцами, положил две вилки.

- Ну, за знакомство.

«Номер Три» лихо опрокинул содержимое сосуда внутрь и захрустел огурцом, явно не

собираясь отлынивать.

- Была у меня в девяносто первом одна баба, - начал он, словно добросовестно

выполняя договорённости. - Мы жили нелегально в общаге. Нерасписанные, непрописанные.

В стране бардак, жрать нечего. Ни работы, ни зарплаты. На улице уголовники, во власти —

они же. Бухал я тогда по-чёрному. Пропивал фамильное золото и книги. Прихожу вечером

домой... Это я, чтоб тебе понятнее было, то место «домом» называю. Короче, прихожу домой,

еле ноги передвигаю. В грязи весь. Или в говне. А она мне: суп будешь вчерашний? И потом

— резко в койку. Такая затейница в этом деле была! Но главное не это...

Стас налил по второй. По половинке, так как теперь, видя несгибаемость

собутыльника, боялся себе более навредить. Выпили без тоста, как на поминках. Покряхтели.

«Номер Три» опять разжился огурцом и продолжил:

- Чуть ли не каждый день она со мной один и тот же разговор заводила: давай, мол,

ребёночка сотворим. Я ей: не время щас, дура окаянная! Она — мигом в слёзы, а завтра — с

теми же подъездами ко мне снова.

- Ну, правильно, - откликнулся Стас. - Остепенить тебя хотела. Они, бабы, все так

думают: понесу от него, а он за ум возьмётся, зарабатывать больше станет. Нормальная

женская логика.

«Номер Три» одобрительно на него посмотрел.

- Вот ты сейчас известную формулу повторил. Про логику. В общем-то верную. А ты

когда-нибудь задумывался над тем, почему у самок рода человеческого она должна быть

какой-то особенной?

- А чего тут думать? Природа обо всём позаботилась. Женщина — мать, она —

ответственная за потомство. А нам, кобелям, это всё по барабану. Отсюда и разница в

отношении к половым функциям.

- Ты дарвинист? - осторожно уточнил «Номер Три».

- Чего? А, это... Не, я придерживаюсь инопланетной теории происхождения нашего

разума.

- Тогда у тебя неувязочка получается.

- Где?

- Вот ты бы, если бы ваял своими руками чужой мир, стал бы создавать для

совместной жизни существа, у которых нет ничего общего, кроме скелета? Да и то, лишь при

самом поверхностном взгляде.

Стас прислушался к шуму в голове, как бы оценивая свои умственные способности

для поддержания столь высоконаучной беседы.

- Ты к чему клонишь? Что бабы — инопланетянки?

- Нет. Что твоя теория не выдерживаем никакой критики.

- Ну, ладно. Я за неё на эшафот всё равно не собирался. Давай заслушаем твою

версию.

- А у меня нет версий, - вздохнул «Номер Три».

- Как же так? А как же истина?

- Полчаса разве прошло? - бомж-интеллигент театрально постучал по циферблату

несуществующих часов на запястье.

- Валяй, - благодушно разрешил Стас.

- Версий у меня нет, потому что они не нужны. Потому что ни одна из них не будет

верной. Потому что именно этого от нас и добивается дьявол: чтобы мы отвлекали себя

разными глупостями насчёт нашего происхождения от основного вопроса. Тратили силы на

споры и драки.

Стас поспешно налил ещё по половине, играя перепуганного до крайней степени

человека.

- И ты мне сейчас скажешь, какого?

- Тупица. Я уже об этом тебе сказал. Так что до «Номера Четыре» тебе ещё расти и

расти. К тому же, это число уже давно занято. Загадай для себя другое. Не факт, что

получишь, но надежда согреет тебя.

Стас в тоске опустил стакан. Он вдруг так же спонтанно разочаровался в их

знакомстве, как ранее распахнул для него ворота. Импровизатор хренов.

- Брателло, давай поскорее завершим эту унылую попойку и разойдёмся по домам.

Он вдруг отчётливо понял, что веселья не будет, и это ненужное знакомство — плод

его скуки и одиночества. Интернет — его единственный верный друг, и пусть все остальные

убираются туда, откуда пришли.

- Конечно, - легко согласился «Номер Три», выпивая. - Так и сделаем. Кто ты, и кто я?

Что нам выяснять и делить? Только позволь мне сначала выполнить своё обещание.

Он достал из кармашка грязной рубахи белую таблетку.

- Без меня, - покачал головой Стас. - Глотай её и проваливай к чертям собачьим.

- Глотай? - усмехнулся бомж.

Он сильно сжал таблетку в пальцах, будто желая раскрошить её, но она не поддалась.

А потом вдруг спружинила и увеличилась в размерах. Теперь она лежала на его ладони,

более напоминающая приплюснутый бейсбольный мяч. Он снова попытался сжать её.

Таблетка (или что там было) исчезла, а вместе с ней исчезли и бомж, и стены, и пол, и

лампочка под потолком.

- Какого хрена! - сказал Стас и не услышал своего голоса.

3

Первую любовь Катя познала в четырнадцать лет. Только она не поняла, почему это

называется словом, от которого приходят в восторг её подружки. От которого за километр

веет романтикой, рыцарскими турнирами, походами за тридевять морей, битвами с

драконами. Одноклассник Витя стащил с неё нижнюю часть одежды и сам оголил свой

волшебный предмет, который умел превращаться из маленького в большой и обратно. Он

кряхтел и мучился, истыкал всю её промежность до синяков, демонстрируя глубинное

незнание женской анатомии, пока древние инстинкты не проснулись в нём и не довершили

начатое. Катя коротко вскрикнула от боли, но тут же стиснула зубы и попыталась

сосредоточится на ощущениях, среди которых проскальзывали и приятные.

В книжках всё описывалось совсем не так.

Витя наскучил ей через неделю. Главным образом потому, что не разнообразил

процесс и относился к нему, как кролик, перемалывающий морковку. Насытившись, исчезал.

Проголодавшись, появлялся снова. После того, как Катя сказала ему твёрдое «нет», он ещё

некоторое время ошивался возле неё в надежде на перемену погоды, ныл и скандалил, а

потом неожиданно отстал — то ли нашёл себе другую, то ли вернулся к онанизму.

На освободившееся место хлынули кандидаты, и тут Катя поняла, что конкуренция,

проклинаемая социалистами — это благо. Они наперегонки сыпали ей обещания и несли

дары, опустошая карманы и родительские запасы. Тщательно взвесив все за и против, Катя

выбрала себе Андрейку из параллельного класса и, как выяснилось чуть позже, не прогадала.

Он выгодно отличался от Вити тем, что раздевал её полностью, отвлекая поцелуями и теребя

пальцами соски. По завершении трудов рассказывал какой-нибудь анекдот или последнюю

сплетню из школьной жизни. В общем, не халтурил.

Сломался он на новости о том, что его любимая забеременела. Куда-то исчез или даже

переехал в другой город. Помыкавшись, она призналась во всём родителям — инстинкт

подсказал ей, что когда они увидят произошедшее сами, то будет поздно что-либо

предпринимать. В наказание ей прописали женского доктора и месяц домашнего ареста.

Однако и эта крайняя мера не помогла. Выйдя в первый же раз из заточения, она

немедленно попала на вечеринку в квартире подруги. Без повода, но ради общения и забавы.

Веселье развивалось пристойно, пока двое смутно знакомых парней, закончивших школу в

прошлом году, не сделали ей предложение, от которого она отказалась и стала поспешно

собираться домой.

- Ты куда? - спросил один из них.

- Не твоё дело, хорёк.

- Как это невежливо!

Её бесцеремонно задержали, раздели под гаденькое хихиканье подружек, тут же, в

гостиной, где шла попойка. И пустили по кругу. За малейшее сопротивление били по лицу

кулаком, без скидок на общепризнанную слабость пола, к которому она принадлежала. На

прощание по старинному обычаю предупредили, чтобы держала язык за зубами. Как будто с

её теперешней репутацией ей кто-нибудь поверит.

Она до полуночи каталась на метро. Потом вышла на улицу на своей станции и села

на бетонный парапет. Идти домой, чтобы выслушивать ругань, она не собиралась. Лучше

замерзнуть прямо здесь. Благо стоял полноценный мороз, а на ней красовалось

легкомысленное не по сезону одеяние, и то порванное.

Возле неё остановилась женщина. Или, скорее, дама. Лет на пятнадцать старше её.

Откровенно, не стесняясь, разглядывала её, жалкую и беспомощную.

- Сигаретки не найдётся? - спросила Катя, перейдя в наступление.

- Тебе сейчас не сигаретку нужно, а тёплого молочка и мягкую постель. И чтобы мама

гладила тебя по волосам.

Незнакомка села на корточки и показала, как должна поступать настоящая мать с

плачущей потерянной дочерью. Катя брезгливо отстранилась — что-то неприятное

померещилось ей в прикосновениях.

- Я не лесбиянка! - закричала она, словно призывая свидетелей.

- Вижу. Твои половые предпочтения нарисованы у тебя на лице. Не в настроении была

давать?

- Давалка сломалась.

- А мальчик оказался настойчивый?

- Вам-то что?

- Алиса, - протянула незнакомка руку в перчатке.

Лицо женщины было спокойным. Не приветливым, нет. Не сострадающим. Опытным,

скорее. И знающим наверняка, что делать.

- Катя, - буркнула школьница, не смея почему-то отмалчиваться.

- Пойдём.

- Куда?

- Не к тебе, это точно. Вон мой дом. - Она кивнула в сторону светящейся высотки. -

Могу предъявить паспорт и характеристику с места работы.

- Не нужно.

- Ну, и прекрасно.

Под горячими струями душа Катя окончательно размякла. Разглядывала синяки и

ссадины на теле, поражаясь, что кроме усталости и желания добраться до кровати, не

чувствует ничего. Однако, от неё, наверное, ожидают чего-нибудь другого. В конце концов,

какая разница — девочка или мальчик?

- Я готова, - произнесла она, выйдя из ванной, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

- К чему?

Алиса лишь усмехнулась и отвела гостью за руку, как маленькую девочку, в

приготовленную постель. Потерявшись среди холмов из подушек, одеял и плюшевых

котиков, Катя боролась со сном не долго, успев лишь отметить некую живопись на стенах и

позолоту ночного светильника. Неудачный день, завершившийся приглашением в сказку,

провалился в темноту и растаял в прошлом навсегда.

А утром они пили кофе на кухне самой роскошной квартиры, которую видела в своей

жизни Катя. О назначении некоторых агрегатов и приборов приходилось только

догадываться. Повсюду светились цифры, что-то жужжало, блестели хром и мрамор. И кофе

оказался очень вкусным, и омлет — нежным, без единого намёка на неполезность. Катя и

сама не заметила, как начала в мельчайших подробностях рассказывать о своих

неприятностях, которые, впрочем, теперь казались ей какими-то совершенными пустяками.

Алиса слушала внимательно, не перебивая. Катю немного удивляло и отчасти

радовало, что она даже не пытается изображать сочувствие — никаких охов и приговорок о

том, что всё будет хорошо. А когда рассказывать стало больше нечего, Алиса очень обыденно

спросила:

- Что ты собираешься делать?

- Пойду домой. Предки уже морги обзванивают, наверное. Как они любят

выражаться...

- Это понятно. Но я про другое.

Катя непонимающе уставилась на свою новую подругу, и неловкость от осознания

собственной наивности захлестнула её.

- А что я могу сделать? В милицию пойти?

- Умные люди советуют не браться за то, что первым приходит в голову — в итоге

получится банальность. Да и не факт, что получится, раз у всех одни и те же примитивные

мысли на уме.

- Тогда что?

- У тебя будет время подумать обо всём под следующим домашним арестом. Сейчас я

просто хочу, чтобы ты знала: ты можешь рассчитывать на мою помощь.

Предложение звучало как-то пугающе и, видимо, страх отразился в Катиных глазах.

- Не заморачивайся сейчас, - улыбнулась Алиса. - Копи силы. Тебе предстоит участие

в воспитательных сценах.

- Ага, - поморщилась в предвкушении неизбежного Катя.

- Я поеду с тобой и всё улажу. Насколько это в моих силах.

Катя встала из-за стола, начав, было, собирать посуду.

- Оставь. Я потом здесь наведу порядок.

Алиса позвонила куда-то, и через минут десять они вышли из подъезда, чтобы сесть в

разогретую машину. Не самого высшего класса, но очень приличную. И с шофёром. А

точнее, с молоденькой девушкой в этом качестве за рулём.

По дороге Катя старалась не думать о том, что ждет её дома, благо ей в том помогали

попутчицы. Девушка-шофёр пустилась в рассказы о проведённой ночи, и они оказались в

высшей степени интересными, хотя и не наполненными любовными приключениями.

Выходило, что она всю ночь каталась по городу в поисках пассажиров. Правда, Катя так и не

поняла, для чего. Вряд ли чтобы «бомбить» — на такой тачке и в таком приличном вечернем

туалете. И отношения между ней и Алисой остались для неё загадкой в то утро. Вроде и

дружеские, а если присмотреться внимательнее, так, пожалуй, и деловые.

Дверь открыла мама. Предсказуемо заплаканная и злая от собственной

беспомощности. Отец серой тенью маячил где-то сзади неё, готовый вмешаться, если

потребуется, с орудиями физического насилия наготове. Но всё обошлось, и причиной тому

была Алиса. Само её присутствие уже сбило родителей с толку, а потом, когда она стала

говорить, уверенно и высокомерно, пропали и всякие намёки на возможный скандал:

- Меня зовут Алиса, - сказала она. - Я новая подруга вашей дочери, и эту ночь она

провела у меня по моему настоятельному требованию. У нас возникла проблемная ситуация,

и если вы сейчас готовы её обсудить, без криков и истерик, то давайте так и сделаем. Если

нет, то Катя ещё некоторое время поживёт у меня.

Полчаса ей хватило, чтобы на кухне, под чай и конфеты, навести на родителей гипноз

обаяния и страха. Катя плохо вникала в суть их разговора. Что-то про молодую неокрепшую

личность, которой требуется опора и уважение, а не постоянные окрики. Лишь однажды,

когда Алиса заявила, что является руководителем модельного агентства, мама

запротестовала, но была тут же успокоена. В довольно-таки резкой форме:

- Мы не шлюхи. И рекламируем мы не голое тело, а одежду на нём. А со стереотипами

я бы вам посоветовала обращаться осторожнее, - почти ласково закончила она.

Слова Алисы многое объясняли из того, чему Катя стала свидетелем сегодня. Значит, в

ней разглядели стройную фигуру, и даже синяки не смогли скрыть приятных черт лица.

Расставаясь, мама уж совсем откровенно заискивала перед гостьей и робела, а папа

явно находился в состоянии, свойственном мужской половине населения при встрече с

ослепляющей женской красотой. Уже в дверях они обменялись номерами телефонов и

обещаниями поддерживать плотный контакт.

4

Убитый мужчина был солидного опрятного вида. Портили его только многочисленные

дыры в теле, сделанные пулями, выпущенными чьей-то неопытной рукой. Пошарив в его

карманах, Шабанов обнаружил плотный бумажник и документы. Похоже, убийца —

альтруист. И дилетант. Найти его будет просто. Сложнее — убедить в необходимости

следующего шага. Но на то мы здесь и поставлены, чтобы убеждать.

- Кому? - спросил у оперативников Шабанов, держа в руках пачку купюр, более не

нужных несчастной жертве.

Они замялись, опустили глаза. Если бы с глазу на глаз с покойником, тогда бы другое

дело, но чтобы вот так, в открытую…

- Я сдам этот хлам в хранилище.

Угроза не подействовала, и тогда Шабанов вплотную приблизился к одному из

оперативников.

- Здесь десять твоих зарплат, придурок. Если ты не возьмёшь эти деньги, они

достанутся тому, кто тебя послал патрулировать улицу в такой мороз.

Оперативник тупо смотрел в землю.

- А, понимаю. Смущает форма предложения.

- Перегибаешь палку, начальник, - буркнул криминалист Гена.

- Знаю. Но у меня есть оправдание: я сам такой же, как вы. Зато, в отличие от вас, не

вижу смысла стесняться свой сути. Если ты честный, то будь им. А если нет, то не изображай

из себя святого. Тем самым ты проявляешь неуважение ко мне, падшему, не считающему

приличным падение своё скрывать. На! Разделишь на всех поровну.

Шабанов практически затолкал деньги в Генину руку, но даже после такой постыдной

капитуляции тот продолжал упрямствовать.

- Предпочитаю по ошибке считать себя порядочным человеком, чем соглашаться с

тем, что козёл.

- Браво! Но есть и другой путь к совершенству: пересмотреть свои представления о

порядочности. Тогда и заблуждаться необходимость отпадёт.

Гена вздохнул:

- Правду глаголишь, капитан. Только за неё тебя ненавидеть будут.

- Ну да. А то ваша любовь даст мне прибытка! Не смеши. С врагами проще: больше

ясности, меньше иллюзий. Инстинкты не притупляются.

- Мы что, волки?

- А ты сомневался? Этот парень, - Шабанов кивнул на убитого. - Тоже, наверное, сюда

на встречу с другом пришёл. Хочешь поменяться с ним местами?.

Гена сопел, не находя аргументов.

- Так хочешь или нет?

- Нет.

- Тогда бери свою долю и заткнись.

Гена демонстративно отслюнил от пачки несколько купюр и затолкал их в свой

бумажник. Остальные он передал товарищам, не глядя на них.

- Ну, вот и ладно, - оттаял Шабанов. - За послушание объявляю тебе благодарность от

лица МВД. А за то, что дерзил начальству, поручаю написать протокол и рапорт. К утру. Не

сомневаюсь, ты справишься. Только один нюанс есть: нужно оформить самоубийство.

Гена опешил в очередной раз.

- Ты шутишь? Тут столько отверстий...

- Тебе не обязательно считать их. Ты же заканчивал юридический, а не финансовую

академию.

- Кто эту галиматью примет?

- Будет не просто, но я тебе помогу быть убедительным. Можешь считать, что

Михалыч уже в курсе. И потом, ты же первый будешь ныть, что дело тухлое, что висяк, и

прочую жалобную муть нести. А я тебя освобождаю от нудной, ни разу неполезной работы,

одним росчерком пера.

- Не влетело бы. За такие фокусы статья предусмотрена.

Последние остатки Гениной решимости улетучивались на глазах.

- Знаю, брат. Все под богом ходим. Но ты держи язык за зубами, и сам удивишься, как

всё, оказывается, просто.

Оделил он наставительным взглядом и остальных.

- Сворачивайтесь поживей.

Труп без суеты погрузили в карету, и вскоре место опустело. Шабанов же вернулся к

изучению паспорта: исправный документ, не просроченный. Печати на месте, указан адрес

проживания — всего-то в двух кварталах отсюда. Если покойный соблюдал законы, то

появляется возможность нанести визит сиротам и вдовам, не откладывая в долгий ящик.

Дверь открыла женщина лет тридцати пяти, и Шабанов сразу понял, что адрес

настоящий. У такого ухоженного покойника и вдова должна быть соответствующей. Одетая

не в домашний наряд, а, скорее, в вечерний, для «выхода в свет», она произвела на Шабанова

самое благоприятное впечатление. И только маленькая заноза вонзилась в сердце — Шабанов

не хотел, чтобы она оказалась причастной к убийству, как это иногда случается в порядочных

семьях.

Шабанов показал «корочки». Повторно. Первый раз он это сделал через глазок.

Смотрите, мол, сколько душе угодно — у нас без обмана.

- Я могу войти?

Женщина заметалась, пропуская его. Они прошли в просторный зал и остановились

посередине.

- Ваше имя? - спросил Шабанов, раскрывая паспорт убитого.

- Светлана, - сказала женщина. - Белковская.

- У меня для вас новость. Хорошая или плохая, вы потом решите для себя сами. Ваш

муж, Евгений, застрелился сегодня вечером. Вот адрес морга, где находится тело.

Протягивая ей листок бумаги, Шабанов внимательно следил за её глазами, стараясь не

пропустить ничего из букета получившихся реакций. Там было много чего, но главное, то,

чего он боялся, отсутствовало, и он облегченно вздохнул.

- Застрелился? - переспросила она и осела на ковёр.

Шабанов стоял над ней истуканом, намеренно не помогая. Насмотрелся он подобных

сцен, но так и не понял, что на пользу идёт, а что во вред. За первым шоком последовали

слёзы. Много слёз, среди которых он признал и те, что льются от вины и запоздалого

раскаяния. Потом он перешёл в атаку.

- Желаете что-нибудь сообщить по поводу случившегося?

- Не может этого быть, - тихо произнесла она. - Он бы не решился. Струсил бы.

- Даже если бы догадался?

Глаза её вспыхнули. И тотчас погасли.

- А вам-то откуда известно?

- Положено по статусу. Завещание есть?

- Не знаю.

Так, ещё один плюс в пользу её невиновности.

- Чем пробавлялся в жизни покойный?

- Бизнес.

- Живые партнёры остались?

Этот заурядный вопрос поверг её в панику.

- Вы сказали, что это было самоубийство.

- Первоначальные выводы следствия иногда бывают ошибочными.

Говоря последнюю фразу, он подумал, что, пожалуй, он-то как раз и ошибся, записав в

убийцы выжившего из ума недотёпу с идеями. Тут вырисовываются банальные счёты между

конкурентами. Ладно, повременим с новыми гипотезами.

- Как зовут партнёра и где его найти?

Он подал, наконец, ей руку, и она с некоторым сомнением приняла его помощь,

поднимаясь.

- Мне нужно что-нибудь выпить, - попросила она.

- Валерьянки? Ладно-ладно, - отмахнулся он под напором испепеляющего взгляда. -

Если предложите и мне, я не откажусь. Где у вас закрома?

Бар оказался под стать всему остальному: и выбор, и объёмы. Шабанов угостился

французским коньяком и помог соорудить хозяйке убойную смесь из водки, ликера и

«Мартини». Они опустились в кресла друг напротив друга, будто только сейчас обнаружив в

комнате мебель и признав удобство пользования ею.

- Будет правильным, если я первым оповещу бывшего партнёра вашего мужа, -

произнёс Шабанов после долгой паузы. - И друга семьи, не так ли?

Она протянула ему мобильный, выбрав предварительно из записной книжки нужный

контакт. Шабанов набрал предложенный номер на своём телефоне и стал сосредоточенно

слушать гудки. Наконец, ему ответили.

- Здравствуйте, Дмитрий, - ровным голосом поприветствовал собеседника он. - Вас

беспокоит следователь Шабанов Виктор Андреевич. Уголовный розыск.

Он подождал ответной реакции, убедился, что она именно такая, какую он и

предполагал, и добавил:

- Я понимаю, что вы, возможно, не рассчитывали на мой звонок так скоро. Тем не

менее, спешу вам сообщить, что основной версией следствия на данный момент является

самоубийство. То есть как кого? Вашего партнёра и друга. Да. Поэтому... Или вопреки

этому… Убедительно прошу вас из города не уезжать, недвижимость не продавать, ну, и не

совершать никаких других опрометчивых действий, из-за которых может сложиться о вас

неправильное впечатление. Договорились? Давайте встретимся с вами завтра, на свежую

голову. Часиков в одиннадцать. Выбор места встречи оставляю за вами. Я позвоню. До

свидания!

Вдова Светлана смотрела куда-то в стену, прихлёбывая из бокала и роняя слёзы.

- И вам я тоже настоятельно рекомендую больше не пить и лечь спать. Вам завтра

предстоит тяжёлый день.

Он отправился к выходу из квартиры, не ожидая, что она сподобится его провожать,

но она встала с кресла и пошла за ним.

- Дети есть? - спросил он уже в прихожей.

- Сын. Десять лет.

- Спит?

- Да.

- Для него это станет большим ударом, но он справится. У меня... Впрочем, зачем вам

эти истории на ночь?

- Мы справимся.

- И если нужна помощь, то не стесняйтесь обращаться. Вот вам мои координаты.

Он протянул ей свою понтовую визитку.

- С чего бы я стала обращаться за помощью к вам? Вы не производите впечатление

такого человека.

- Потому что вы мне понравились. Как женщина, я имею в виду.

Она горько усмехнулась.

- Для следователя вы слишком откровенны.

- Есть такой недостаток. И ещё у меня напрочь отсутствует тактичность. Ведь можно

было и подождать хотя бы дней сорок, пока его душа бродит по просторам околоземного

сумрака. Но я открою вам секрет: всё это враки. Поповские сказки, по меткому выражению

одного из человеческих сынов.

- Такое ощущение, что вы пытаетесь меня чем-то удивить.

- Более того, у меня прекрасно получается. Спокойной ночи!

Он вышел на лестничную площадку и нарочито плотно затворил за собой дверь.

5

Стас посмотрел на светящееся табло часов и понял, что начинать какую-либо работу

сегодня уже бесполезно. В удалённом офисе если кто и остался, то только уборщица. С ней

не обсудишь дизайн пользовательского интерфейса. Интересно, кто-нибудь заметил его

полное отсутствие в течение целого дня, за который ему, кстати, полагалось денежное

вознаграждение? Вряд ли. А даже если и заметил, то чихать он хотел. Гораздо сильнее его

беспокоило другое: повторится ли снова прошедшая ночь? И вообще, она действительно с

ним приключилась? Нет ничего проще, чем встать сейчас с дивана, пойти к метро и

посмотреть в притворно сумасшедшие глаза «Номера Три». Собственно, этим он и занимался

весь день: заставлял себя подняться. И почему-то не мог.

Заурчал жалобно желудок, в сотый раз напоминая о себе. Потерпишь, попрошайка. И

тут Стас вдруг вспомнил, что не выкурил ни одной сигареты с того самого момента, как ноги

его утонули в упругом «ничто», выползшем из простого бейсбольного мяча, возникшего, в

свою очередь, из таблетки. Он поддразнил себя, представив сладкую затяжку, как делал это

неоднократно в дни вынужденных воздержаний. Никакого эффекта.

Вырвал его из полудрёмы заелозивший по столику мобильный. Звонила Лена. Её

цветной портрет засветился на экране, приглашая к разговору. Ёкараный бабай! Они же идут

сегодня вечером в театр. Точнее, собирались...

Не успев ничего придумать в своё оправдание, Стас нажал кнопку и произнёс

нарочито больным голосом, на всякий пожарный случай:

- Алло!

- Ты где? - раздалось в трубке.

- Я это...

А впрочем, какая разница?

- Дома я. Лежу в постели.

- Заболел? - Её голос выражал готовность примчаться к нему и взвалить на себя все

хлопоты: менять памперсы и ставить градусник, подносить горячий чай, поправлять

подушку.

- Нет. Просто дурака валяю.

- Ты что? Обиделся?

- За что?

- Так и я думаю: вроде не за что.

- А чего тогда спрашиваешь?

Лена запнулась.

- Слушай, ты поссориться со мной собрался?

- Просто хочу начистоту.

- И?

- Мне всё равно.

- Что именно всё равно?

- Всё всё равно.

- И давно это с тобой?

- Какая разница? Это здесь и сейчас — вот что главное. Остальное не важно. И не

нужно ко мне приезжать, - неожиданно для себя прибавил он, поймав волну дерзкого

вдохновения. - Ты — фригидная дура. И мама твоя — застывший осколок бесславной эпохи.

Живёте и молитесь своему богу слабоумия — авось пристроит твой мохнатый детородный

орган в хорошие руки.

Послышались короткие гудки, и Стас бросил мобильник обратно на стол. Отлично

поговорили. Чисто теоретически: возможно ли после таких гадостей примирение? Если

«Номер Три» не врёт, то легко. Вот заодно и проверим. Однако, что на него нашло?

С Леной они были близко знакомы больше двух лет, если вести отсчёт от первого

соития. А так — и все три года получится. Просто тогда она была ещё не с ним, а с его

друганом. Обычная баба. С придурью и гонором, но ласковая, когда требуется. Замуж не

торопила. В душу не лезла. Чего он взбеленился?

Ладно, завтра же нужно набрать и извиниться: мол, испортили настроение на работе.

Зарплату задерживают. Не ценят. Соседи сверху затопили... Да мало ли что может вывести

современного человека, окружённого стрессами, из равновесия? А то и нанести

неожиданный визит.

Стас, наконец-то, поднялся с дивана и побрёл на кухню. Стоя возле открытого

холодильника он убедился, что инстинкт пищеварения никуда не исчез — жрать захотелось

зверски. Он вытащил увесистый кусок варёной колбасы, порезанный на полоски сыр и

горчицу. Сгородил из них стопку на ломте ржаного хлеба и мгновенно проглотил, не запивая.

Поставил чайник и стал ждать, пока тот закипит.

Может, прогуляться всё-таки к метро? Или закатиться в кабак? Снять группу красивых

девчонок в количестве двух штук и выше? Бабло есть. И ещё некоторое время будет, пока...

Пока что? Неужто он и в самом деле решится принять это дурацкое предложение. Да и

предложения, собственно, никакого не поступало. В общепринятом смысле слова. Ему

показали краешек тоннеля, и даже света в конце его никто не обещал. И условий никаких.

Туманные намёки на нечто лучшее. Более интересное. Более осмысленное.

Чайник зашумел паром. Плеснув в стакан кипятка, Стас разбавил его вчерашней

заваркой и развернул открытую пачку печенья. Можно будет стать толстым и

непривлекательным. Носить рваньё или гусарский мундир. Перестать мыться. Показывать

ментам вместо паспорта голую грязную жопу. Срать в лифте, наконец, не считая это

предосудительным. Или он что-то не так понял со слов «Номера Три»? Упростил как бы,

чтобы не потерять суть.

У метро толпился народ, под ногами хлюпала серая неаппетитная жижа. Бабка

продавала пучки замёрзшего укропа. Опухшее лицо продавщицы цветов едва проглядывало

через затуманенное стекло павильона. У ограждения подземного перехода на коврике сидел

безногий инвалид с шапкой мелочи перед ним и другой шапкой — поверх головы. Стас кинул

ему пятьсот рублей и понаблюдал за реакцией: тот испуганно посмотрел по сторонам и стал

вслух молиться, крестясь и охая. Слов разобрать было невозможно.

«Номер Три» похлопал его сзади по плечу.

- Ну, как ты? Развлекаешься, я гляжу. Не съехал за ночь с катушек?

- Да вроде нет. Хотя, смотря что считать «съезжанием».

- Дело обычное. В первые дни многие сомневаются, копаются в себе. Ищут малейшие

зацепки, чтобы всё оставить, как прежде. Старые привычки, как и вещи, имеют

удивительную притягательную силу. Выбросить на помойку бабушкин патефон — этот

поступок сравним, разве что, с подвигом Матросова.

- Кто такой Матросов?

- Ах, да! Ты ж из другого поколения! Тогда это всё равно, что собрать в Фейсбуке

десять тысяч лайков.

- Собирал и больше. Чо делать-то дальше? В помощники к тебе идти?

«Номер Три» захохотал, как опереточный Сатана, распугивая прохожих.

- Надо же, - сказал он, наконец, отсмеявшись и вытирая слёзы. - Пришёл за приказом к

командиру. Как это трогательно и мило! Но я поспешу тебя огорчить: нету у меня ничего.

Миг твой собственный — сам и распоряжайся им. Вижу-вижу, сейчас спросишь, какой миг.

«Между прошлым и будущим», строитель капитализма хренов.

На Стаса навалилось желание съездить глумящемуся над ним собеседнику по морде.

- И ни в чём себе не отказывай, - подначил его «Номер Три», будто прочитав мысли. -

Ну, а если серьёзно... Если допустить хоть на минуту, на секунду, что само слово «серьёзно»

имеет соответствующий ему житейский смысл, то иди домой и продолжай заниматься тем

же, чем и раньше. По пути можешь изнасиловать старушку в лифте... Шучу-шучу. Впрочем,

заболтались мы с тобой. У меня куча работы — столько, что тебе и не снилось. А когда

созреешь, ты сам это поймёшь. Вот тогда и разыщешь меня.

«Номер Три» порывисто поцеловал опешившего Стаса в губы.

- Вот так, - миролюбиво прибавил он. - Ступай.

И перекрестил, продолжая забавляться.

Поднимаясь на свой этаж в лифте, Стас неприязненно оглядел пожилую женщину с

пакетами из супермаркета в руках и машинально вытер шарфом губы. Старушку

изнасиловать. Обойдёшься.

Ночь он провёл без сна, и спать ему совершенно не хотелось. Компьютер шуршал в

темноте вентилятором процессора, выполняя поставленные задачи, но экран был по-

прежнему мёртв. Вот уже вторые сутки. Открытая пачка сигарет, купленная вчера в киоске,

сиротливо лежала на столе. Стас хотел швырнуть её в помойное ведро, но передумал: ему

незачем бояться соблазнов. Они более не имеют над ним власти.

6

Шабанов лукавил, когда отводил Дмитрию Николаевичу времени до утра. Едва он

вышел от Светланы Белковской, новоиспеченной вдовы, как отдал по телефону кому-то

распоряжения, и сел в своё авто ждать ответа. Примерно через час ему перезвонили.

- Объект вышел из дома и взял такси.

- Умный. Следить за ним и ни во что не вмешиваться.

- А если на вокзал поедет?

- Не поедет.

- Ладно.

Дав отбой звонившему, Шабанов поехал домой, где, несмотря на поздний час,

основательно поужинал вчерашней запечённой курицей и бокалом белого вина. Ему снова

позвонили.

- Объект в укрытии. Адрес шлю «эсэмэской».

- Хорошо. Не выпускайте из виду. Проверьте чёрный ход.

- Где тут чёрные ходы в «хрущёвках»?

- Значит, балкон.

- Обижаешь, начальник. Что же мы, салаги неопытные?

- Маме своей будешь обиды высказывать.

Он оделся легко, но подстраховался пуленепробиваемым жилетом, накинув его поверх

майки. Сел в неостывшую ещё до абсолютного нуля машину и поехал по адресу,

высветившемуся в навигаторе. Район знакомый, рабочий, в меру пакостный.

У дома его встретили наблюдатели.

- Всё в порядке, - доложил один из них.

- Ещё бы. Было бы не в порядке, ты бы уже в бегах находился. Или на столе у доброго

доктора.

- Кабы вы, начальник, не разрешали вам хамить в ответ, и дня бы на вас не

проработал.

- А куда б ты делся?

- Застрелился бы.

- Успеешь ещё. Номер квартиры?

- Шестнадцать. Пятый этаж. Помощь нужна?

- Да. Приготовьте большой мешок для говна.

Он поднялся вверх по разваливающейся лестнице в самый её конец, упиравшийся в

четыре одинаковых двери, обитых дермантином, и позвонил в ту, за которой от него

прятались. Звенящая тишина сменилась лёгким шуршанием шагов, производимых ногами,

обутыми в мягкие тапочки. Дождавшись повторной тишины, Шабанов снова позвонил,

приведя в замешательство существо, отделённое от него тонким слоем дерева, не способного

защитить ни от пули, ни от слова.

- Димон! - позвал он зловещим полушёпотом. - Открывай, а то дверь вынесу гранатой.

На той стороне колебались недолго. Отчаянье безнадёжности слышалось в каждом

звуке отпираемых засовов. Шабанов предусмотрительно навёл яркий фонарик в район

потенциального расположения глаз добычи, а сам сделал полшага в сторону, избегая мелких

неожиданностей.

- Не стреляйте! - послышалось в проёме распахнутой двери.

- Ты сам дурак, и нас за дураков держишь.

Шабанов шагнул внутрь, попутно увлекая за локоть дрожащее тело.

- Веди в хоромы, хозяин.

При свете тусклой лампочки Димон выглядел попавшей под проливной холодный

дождь курицей.

- Ну что, Дмитрий Николаевич. Не выдержали нервы, или вы уже во время нашей

последней беседы наверняка знали, что попытаетесь таким неуклюжим способом уйти от...

э... правосудия?

- Нервы, - ответил Димон, сглотнув слюну. - А насчёт правосудия — тут какая-то

ошибка.

- Неужели?

Шабанов картинно осмотрелся кругом.

- Мать честная! Да тут сесть некуда — триппер от одного взгляда на диван подхватить

можно. Так что, не ты, Родион, старушку топором расчленил? А? Не ты, безнравственная

сволочь, трахал, теперь уже вдову, безвременно ушедшего от нас титулярного советника

Белковского Е.?

- Доказательства, - потребовал Димон, но звука не произошло — шевелились одни

лишь его губы.

- Водички? - участливо осведомился Шабанов и правым хуком положил жертву на

дощатый пол, покрашенный когда-то в прошлом веке тёмно-коричневой краской.

Димон приходил в себя долго, и Шабанов его не торопил, изучая скудную утварь

квартиры.

- От маменьки в наследство сарай-то достался? - продолжил издевательства он, когда

клиент стал проявлять признаки жизни. - Впрочем, я — тупица. Квартира должна быть

девственно чистой во всех смыслах. Пожалуй, что и убил-таки чужую старушку. За квартиру.

А? Мерзавец?

- Адвоката, - опять, скорее, догадался, чем услышал Шабанов, и без раздумий врезал

тупым носком ботинка в район переносицы упрямца.

Теперь у него появилось гораздо больше времени для ознакомления с помещением, и

он не преминул воспользоваться этой возможностью.

Мебельное убранство говорило о том, что бывший владелец квартиры не испытывал

материальных затруднений в 80-е годы прошлого столетия, а потом его фортуна резко

закатилась, и настали трудные времена. Вообще меблировкой это нагромождение фанерных

ящиков было назвать трудно, и шкафы содержали в себе сомнительные по нынешним

временам вещи: военные награды, паспорта царского периода, фотографии с пышноусыми

мужчинами, рулоны старых неиспользованных обоев. Сколько таких квартир стояло по

Москве, ожидая бесцеремонных наследников, которым не дороги будут ни платяные шкафы,

обклеенные липкой лентой «под орех», ни буфеты без стёкол и дверей, ни даже люстры с

единственным работающим плафоном? Всё отправится на помойку на следующий после

похорон день. А может, и раньше. Пока обречённый на естественную смерть будет доживать

свой век в бесплатной муниципальной больнице.

- Ну, что, очухался? - обратился он миролюбиво к Димону, когда тот повторно пришёл

в себя. - Ты пойми: мне твоего чистосердечного не нужно, и протокол соблюдать я не

намерен. Не услышу от тебя, что хочу, пристрелю прямо здесь и оставлю лежать до прихода

настоящей полиции.

- Кто вы?

- Твой новый начальник. Такой ответ тебя устроит?

Шабанов с хрустом оторвал кусок материи от скатерти на столе. Та легко поддалась по

причине ветхости.

- На вот. Вытри кровь с лица. Противно смотреть.

Димон медленно выполнил распоряжение палача.

- А ты мне нравишься, ей богу! Прелюбодей, убийца, а выдержка — Штирлиц бы

позавидовал. У тебя родители, часом, в разведке не служили?

- Чего вы хотите от меня?

- Означает ли эта твоя фраза полное признание и раскаяние? Да или нет?

Допрашиваемый умудрился безнаказанно поразмыслить в течение секунд десяти.

- Да.

- Ну вот, и славно. Один вопрос: почему собственноручно выполнял миссию? Почему

спецов не нанял?

- Сэкономить хотел.

Шабанов расхохотался и не утихал с минуту, вызывая спонтанные гримасы боли и

ненависти на лице Димона.

- Ты, брат — полное собрание сочинений человеческих пороков. Я тебя искал всю

сознательную жизнь.

Шабанов придвинул своё лицо вплотную к лицу убийцы.

- Понравилось?

- Что?

- Проливать кровушку?

- Нет.

- Врёшь.

- Вру.

- Молодец.

Шабанов поднялся с корточек во весь свой не маленький рост и стал вдруг обречённо

серьёзным.

- Короче так. Езжай домой и попытайся вернуться к своим обычным делам. Слежки не

будет. Но я тебя найду, куда бы ты ни сбежал. Веришь? Правильно делаешь. Я очень старался

до тебя донести эту нехитрую мысль. Когда понадобишься, я тебе сообщу. В качестве бонуса

хочу тебя обнадёжить: ты даже не представляешь, как тебе повезло встретиться со мной.

Твоя жизнь ещё никогда не была так близка к совершенству. К идеалу, нарисованному тобой,

в непорочных юношеских снах. Скоро, очень скоро осуществятся твои самые смелые мечты.

Ну, бывай.

Шабанов насильно пожал вялую, мокрую от пота руку Димона и вышел вон.

7

Сегодня я работаю переводчиком. Идеальная профессия для того, чтобы принимать

непосредственное участие в процессе, ни на что не влияя, и, следовательно, не нарушая

инструкций. Встречаются два высокопоставленных политика. С глазу на глаз. Возможно, за

то, о чём они будут договариваться, меня следует сжечь на костре сразу же после окончания

рандеву. Так и есть: речь идёт о количестве трупов и цене за каждую голову. Улыбаются они

друг другу вполне искренне. Это миф, что политикам приходится притворяться. Вжившись в

роль, вкусив прелестей ощущений от повелевания судьбами, они не испытывают ничего,

кроме удовольствия.

- Наши восточные друзья будут недовольны, - говорит толстяк.

- Они всегда чем-нибудь недовольны, - парирует долговязый.

- Да, но в этот раз мы не отделаемся простым закрыванием глаз на их проказы.

Придется раскошелиться.

- Что ж, оно того стоит. Как поделим расходы?

Начинается торг, в котором толстяк, как мне кажется, получает для себя более

выгодные условия: на территории вверенного ему государства умрёт людей на тысяч десять

меньше, чем планировалось. Прижизненный памятник ему за это обеспечен. Но долговязый

получает экономические выгоды, что несомненно благоприятно скажется на настроении его

беспокойного электората.

Стою безмозглым столбом, подавляю эмоции и улыбку, запоминаю цифры и даты — в

отчётах это ценится более всего. Они искоса поглядывают на меня. Без жалости. Как на всё

ещё живого барана, которого предстоит съесть на ужин. И то не от жестокости, а по суровой

жизненной необходимости.

Разговор подходит к концу. Мы выходим к прессе. Они жмут друг другу руки, подолгу

застывая в одной позе, чтобы резкость фотоснимков удовлетворяла международным

стандартам качества. Потом расходятся в разные стороны, забывая про меня, и я жду, когда

опустеет зал с колоннами, чтобы выйти чёрным ходом и сесть в ожидающей меня автомобиль

марки «Бентли».

На заднем сиденье меня ждёт кукла. Внешне она походит на человека весьма условно,

чтобы ни у кого не возникало соблазнительных сомнений не её счёт. Её остекленевшие глаза

смотрят в одну точку, куда-то по направлению нашего движения. Руки аккуратно сложены на

коленях. Осанка прямая. Я начинаю пересказывать увиденное и услышанное, стараясь по

тексту быть близким к оригиналу. Добавляю при этом свои собственные соображения.

- Будет большая заварушка, - говорю я. - На этот раз с участием тяжёлой техники.

Считаю необходимым активизировать работу агентства «Доброта». Привлечь

дополнительные силы и технические средства.

Кукла, понятное дело, молчит. Но слова мои записываются и транслируются. Со

стороны выглядит ужасно смешно, но не мы виноваты в этой глупой конспирации. Мне

вообще начинает казаться, что виноватых здесь нет и не предвидится — одни сплошные

жертвы.

8

Похороны крупного промышленника и предпринимателя Белковского Е. назначили на

четверг. К тому времени должна была успеть с прибытием сестра погибшего из Сан

Франциско, Юля. И она не обманула ожиданий тех, кто вынужденно откладывал

мероприятие по её настоятельной просьбе. Ровно за час до начала панихиды она появилась в

«выставочном зале» ритуального бюро. Перво-наперво она остановилась у гроба с телом, не

проронив и намёка на слёзы, но держа в руке носовой платок. Отыскала глазами вдову и

подошла к ней.

- Вот что, голубушка, - выговорила вместо приветствия она. - Теперь, когда нас

больше не разделяют условности, я хочу вам официально заявить, что ненавижу вас и

поддерживать с вами какие-либо отношения не намерена. Ну, кроме, разумеется, судебных.

Вещала она громко, не стесняясь присутствия посторонних.

- Всё вышесказанное относится и к Дмитрию Николаевичу. Но я его здесь почему-то

не вижу, поэтому передайте ему мои слова, как сами поняли. Надеюсь, хоть в этом вам можно

доверять.

Ответные упрёки и возражения её, по-видимому, не интересовали, так как она тут же

покинула здание, сев в ожидавший её снаружи чёрный начищенный до блеска лимузин

американского производства.

Светлану Белковскую появление бывшей родственницы не расстроило. Она молча

выслушала откровения, о которых догадывалась и раньше, глядя честно и прямо в Юлины

глаза. Виноватой перед ней она себя не считала, иллюстрируя извечный женский парадокс:

чем больше женщины похожи между собой, и особенно в части представлений о добре и зле,

тем меньше шансов им стать подругами. Юля в точности повторила её собственную судьбу,

вступив в брак по расчёту, отработав на два любовных фронта и родив мужу обязательного

наследника, поэтому презирала соперницу и была презираема.

Что же касается послания, переданного Юлей для друга семьи и любовника, то

Светлана не выполнила его по весьма уважительной причине: он отсутствовал. Этот факт

удивил и обеспокоил её поначалу. Она даже пыталась ему безуспешно звонить. Автоответчик

сообщил, что абонента такого нет и, возможно, не было никогда. Она не знала, да и не могла

знать, что Шабанов категорически запретил ему появляться не только на похоронах, но и

вообще на всех дальнейших мероприятиях, имеющих отношение к госпоже Белковской. Её

мнения на этот счёт он не спрашивал, и неизбежные вопросы, которые возникнут у нёё в

скором времени, его не заботили. Он сумеет быть убедительным, что бы ни пришлось

объяснять.

В это утро он почти всё время находился если не возле неё, то в поле её видимости.

Одетый в чёрный, подобающий случаю костюм, он одним из первых принёс соболезнования

вдове и по-старинному дворянскому обычаю поцеловал её руку, задержавшись, правда, на

выполнении этого упражнения намного дольше, чем того требовали приличия..

- Надеюсь, инспектор, вы не прямо сейчас начнёте ухаживать за мной, - не совсем

весело пошутила она.

- Спасибо, что назвали меня этим заграничным нафталиновым словом, - парировал

тот. - Но вынужден вас огорчить: я присутствую здесь исключительно с целью осады

неприступной крепости в вашем лице. Господина Белковского я не знал, и не могу

испытывать к нему никаких сентиментальных чувств. Кроме того, я вижу покойников

каждый день, благодаря своей профессии. Резюмирую: я не нахожу причин откладывать

предприятие в долгий ящик. Тем более, что вокруг полно конкурентов.

- А вы не допускаете, что ваши слова оскорбляют меня?

- Не буду лукавить: вполне допускаю. Но вы простите мне потом всё, что бы я сегодня

ни делал, когда вам станет ясна общая картина.

- Почему бы вам не внести эту ясность прямо сейчас?

- Потому что мне не кажется это целесообразным. Увидимся за траурным столом.

Проследив от начала до конца выходку Юли, Шабанов отдал распоряжения по

телефону навести о сестре убитого справки, а про себя подумал, что упустил из виду

существенный факт, грозящий обернуться серьёзными осложнениями. Полную распечатку на

неё он ожидал в течение двух-трёх часов. Пока, по крайней мере, она не предприняла

никаких шагов, и то хорошо. Покойника отпели точно по расписанию и гроб его увезли,

чтобы прогнать через очищающее пламя.

Для печального ужина выбрали ресторан средней руки. То ли от экономии в виду

непрозрачности финансового будущего, то ли для куражу. Шабанов сел в дальнем от вдовы

углу стола и не подходил к ней весь вечер, изображая агента секретной службы. Лишь в

самом конце банкета он напомнил о себе улыбкой на расстоянии и жестом, красноречиво

говорящем, что обязательно позвонит. Возможно, даже завтра. Однако, он выполнил своё

обещание только через неделю.

- Командир, у нас ЧП, - доложил подошедший к Шабанову на улице верзила по имени

Урфин Джус. - Клиент избежал огня.

- Если я правильно понимаю то, что ты сейчас говоришь, - зашипел на него Шабанов.

- Не предусмотрели. И вы, в том числе. Подъехала бригада спецов во главе с

генералом. Отбить никакой возможности не было.

- Куда его повезли?

- Место известное и уважаемое, но хорошо охраняемое.

Шабанов злился и не скрывал своего разочарования. И в голову лезли всякие пошлые

глупости.

- Сколько мы сможем поднять людей?

- Чистой воды авантюра.

- Где Юля?

- С генералом. В кабаке.

- Они кто вообще друг другу?

- Нереализованные сексуальные фантазии престарелого служаки, с одной стороны. И

типичные сучьи игры — с другой.

- А прах, который передали вдове?

- Насыпали чего-то.

- Значит, их усилия носят неофициальный характер.

- Выходит, что так. Для нас это не обязательно хуже.

- Посмотрим.

На таких мелочах рушатся все глобальные проекты — Шабанов знал об этом из

серьёзной детективной литературы. И учебников истории. Кто мог предположить о

существовании какой-то Юли, которая решится противостоять его планам? И тем более, о

том, что у неё имеется такой нерядовой постельный приятель.

- Какие соображения? Идеи?

- Раз нет возможности взять из здания то, что нам нужно, - сказал, быстро размышляя

на ходу, Урфин Джус, - можно попробовать уничтожить само здание. Допустим, посредством

пожара.

- Полагаешь, это реалистичнее штурма?

- Да, полагаю. К забору подъедут два грузовика: один — со взрывчаткой, другой — с

ГСМ. Первый рванёт, второй заедет во двор поглубже и самоуничтожится там минутой

позже.

- Щас придумал?

- Ага.

- План принят. У тебя есть добровольцы?

- Да полная клетка!

Шабанов усмехнулся. Оптимизму и задору этого парня, в первую очередь. И своей

проницательности, во вторую — откопал он этот неогранённый алмаз буквально на эшафоте.

У палача с топора снял.

- Сделать нужно сегодня ночью, пока добропорядочная гражданка Юля отрабатывает

генеральскую услугу.

- Козе понятно.

Часов около четырёх утра Шабанова экстренно вызвали на место происшествия.

Горело впечатляюще. Не совсем ясно было, для чего он здесь. Но потом, когда он увидел и

своего шефа, и шефа его шефа, и кое-кого повыше, то смекнул, что сзывали в панике всех

подряд. Что и говорить, скандальный пожар получился. Это вам не рынок и не Манеж.

Следующим утром Шабанова вызвали «на ковёр», не дав отоспаться после ночных

бдений.

- Где был прошлой ночью?

- Где и все. Наблюдал пламя. И вас, Николай Алексеевич.

- Гм, - шеф на секунду смутился, но быстро справился с конфузом. - Зачем?

- У дежурного спросите. Он вызывал.

Видно было, что шеф отрабатывает задание сверху. Сам он нисколько не верил в

донесённую ему версию, что какой-то там капитанишка оказался способным на подобного

рода диверсии. И, главное, ради чего?

- Что там с этим самоубийцей?

- Похоронили.

Проверял, старый лис. Не положено было Шабанову знать, где находился в ту ночь

труп.

- Дело закрыто?

- Сегодня собирался.

- Не тяни.

- Слушаюсь, товарищ полковник. Могу идти?

- Иди.

Но проверки на этом не закончились. Вызывали его в разные кабинеты и разными

намёками пытались выяснить его личную заинтересованность в деле. Криминалист Гена,

судя по всему, тоже выдержал все испытания с честью. Как и оперативники. Правильно тогда

Шабанов им деньги всучил. Повязал друг на друге. При первой же возможности полагалось

их отблагодарить дополнительно, чтобы знали и помнили, что имеют дело с порядочным

человеком. За этим не заржавеет.

Игра шла по-крупному, но она стоила усилий и трат. В конце полосы препятствий его

ждала роскошная вдова.

9

- Алиса звонит! - шёпотом произнесла мама и протянула дочери трубку.

Новый ритуал. Ведь у Кати есть свой телефон. Но дополнительные реверансы в

сторону родителей творят чудеса: они оба обожают теперь грозную покровительницу их

дочери. Всегда всё вовремя. Как обещано. Строго, пристойно, по-деловому разумно и кратко.

Никакое это, конечно, не модельное агентство, но и не подпольный публичный дом.

Вчера Кате доверили отогнать фуру в Брянск. Не за рулём, естественно, а в качестве

экспедитора. Пожилой усатый дядька-шофёр косился на неё всю дорогу, оценивал коленки,

профиль. Скорее всего, не для себя — староват он уже рассчитывать на взаимность от

молодости. Может, для сына старается. Или внука. Пару раз он пытался заговорить о

высоком, но безуспешно — Катя вежливо дала ему понять, что нет такой темы, которую бы

ей было интересно поддержать в разговоре с ним. Инструкции ей дали на этот счёт самые

подробные. Дядька обиделся и отстал.

Фуру разгрузили. Коробки какие-то картонные. Ящики. Катя подписала бумажку и

отправилась в обратный путь. Но не на пустой фуре, а в СВ вагоне поезда. Проводница

производила такое впечатление, будто её предупредили о важности Катиной персоны.

Хлопотала, постоянно спрашивала, не угодно ли чего. На столе стояло шампанское в ведёрке

со льдом, в любой момент готовы были принести шашлык или запечённую сёмгу.

- Если пожелаете мужчину, то принесу каталог.

Это предложение показалось Кате несколько бестактным, хотя и не лишённым

основания: мало ли кто здесь ездит.

- Не сегодня, - ответила жеманно она, быстро привыкая к хорошему сервису.

За неделю до этого были походы по дорогим магазинам с девчонками из «агентства».

Оплачивала покупки фирма. Суммы не ограничивались. Подозрения родителей насчёт

занятий «моделей» поначалу всплыли в Катиной памяти, но ей чётко дали понять, что она

ошибается, не дожидаясь вопросов:

- Это не то, чем оно кажется на первый взгляд.

- А что это?

- Придёт время, узнаешь.

- Мы — секретная феминистская служба?

- Типа того.

Три дня назад её взяли на какую-то пресс-конференцию, где они задавали докладчику

острые вопросы и вступали с ним в полемику, изображая журналистов. Впрочем, кто их знает

— удостоверения вроде были настоящими. Докладчик этот мелькал по телевизору, но

фамилия его не отложилась в Катиной памяти. Кончилось скандалом и выдворением

«девичника» на свежий воздух. Поджидавшим их ментам руководитель «группы», Оксана,

прошептала что-то на ухо, и те мгновенно расслабились и откозыряли. Вот бы знать это

волшебное слово.

За все телодвижения щедро платили. Какие-то совершенно разные и разномастные

суммы: то в рублях, то в валюте. То одну бумажку, то пачку. Катя понимала, что всё это лишь

авансы, и с нетерпением ожидала неминуемого разговора об её обязанностях. Так оно в конце

концов и произошло.

Как-то днём за ней заехала Алиса и предложила прокатиться по городу. Была она за

рулём сама, что сразу дало Кате понять — разговор состоится именно сегодня. Ехали они не

долго. Остановились возле здания новой постройки, недалеко от начала пути.

- Знаешь этот дом? - спросила Алиса.

- Знаю. Тут одна моя подруга живёт.

- А ещё кто?

- Ну, он... Один из двух который.

- Знаешь, почему мы здесь?

- Отомстить?

- Нет. Добиться справедливости. Мстить глупо. Нужно смотреть на проблему шире.

Ты как? Достаточно мотивирована для самостоятельных поступков?

Нечто подобное Катя себе и представляла. Не в том смысле, чтобы наказать Романа, а

что ей предложат участие в чём-то серьёзном, и что ей придётся над этим думать, как

взрослой, и принимать нелёгкие решения.

- А это законно?

- Ты, неверное, никогда не смотрела телевизора и не видела эти лица, которые

принимают законы.

- Что с ним будет?

- Глупая. Он твой. Что захочешь. Можешь даже выйти за него за муж. Или сразу за

обоих.

Алиса не шутила и не паясничала. Катя, убедившись в этом, опустила глаза.

- Я хочу, чтобы он умер.

Они ехали в машине молча. Куда, Катя не знала. Но не домой. Остановились возле

какого-то офисного здания. Алиса своим ключом открыла стеклянную дверь. Пискнула и

замолкла сигнализация. Они вызвали лифт, но спустились на нём на два этажа вниз,

оказавшись в длинном глухом коридоре.

- Тир? - удивилась Катя.

- А ты чего ожидала увидеть? Розовую комнату с куклами?

Они подошли к стеклянным шкафам, где, словно в витрине, красовались

смертоносные железки, которые до сих пор в бутафорском виде Катя лицезрела лишь в кино.

- Выбирай.

- Как?

- Бери каждый. Трогай. Ощущай.

- Это имеет значение?

- Всё имеет значение.

Катя взяла в руки первый слева пистолет. По порядку буду, решила она. Примерила

его с помощью Алисы себе в руку.

- Кажется, хороший, - сказала растерянно она.

- Ну, и забирай. Будем считать это любовью с первого касания. Иди за мной.

Они двинулись вдоль узкого тоннеля, остановившись у стойки, перегородившей путь.

Алиса выдвинула ящик из стены и извлекла оттуда плотную коробку. Тут принципиально

ничего не запиралось на замок. Видимо, дошедший до сего места автоматически считался

своим, прошедшим все возможные проверки.

- Патроны, - пояснила Алиса, показывая глазами на коробку. - Твой ствол

шестизарядный, полуавтоматический. Понимаешь? Это означает, что из него можно завалить

шестерых подонков, не меняя магазина, если не делать промахов. Передёргивать после

каждого выстрела не надо. Смотри.

Она показала процесс зарядки магазина и подготовки оружия к ведению огня, делая

замечания и отвечая на вопросы. Потом встала наизготовку напротив мишеней и произвела

выстрел. Катя машинально прижала руки к ушам.

- Привыкай. Первое наставление: выстрела не жди. Плавно спускай крючок. Смотри

на прицел, а не на мишень. Она должна быть мутным пятном вдалеке. Правую руку расслабь.

Она должна опускаться и подниматься свободно. Дрожи не бойся — она не помеха для

опытного стрелка. Качай слегка руку вверх-вниз. Замри, задержи дыхание.

Выстрел.

- Теперь ты.

Первые шесть пуль ушли в «молоко» или ещё куда-то. В кисель, наверное. В стену за

мишенями. Видя измученное лицо курсантки, Алиса погладила её по щеке.

- Не переживай. Это не самое сложное. Попасть легко. Выстрелить намного сложнее.

- Тебе часто приходится это делать?

- Приходится? - Алиса улыбнулась своей ослепляющей белозубой улыбкой. - Я

смотрю на мир несколько иначе и, надеюсь, ты скоро примешь мою точку зрения.

- А как на это смотрит Библия?

- Не знаю. В наше время в школах учили другому: равенству и братству,

пролетарскому интернационализму, любви к Родине. Представляешь. Как это — любить

Родину?

Их тела неожиданно сблизились, и губы соприкоснулись.

- И ещё одно, последнее на сегодня: никому ни слова. Ты слепа, глуха и не

любопытна. Второй лекции на эту тему не будет.

Пальцы Алисы стали расстёгивать Катины джинсы. Она хотела сказать стандартное

«не надо», но побоялась, а потом забыла, зачем собиралась сделать подобную глупость.

10

Посовещавшись накоротке с Космосом, Стас выпил утренний кофе и стал одеваться.

Задача предстояла не из тривиальных. Ведь ему нужно было не просто появиться в офисе

работодателя для получения зарплаты, но выполнить возложенную на него миссию. Поэтому

от привычных джинсов, меховой куртки и ботинок он сразу отказался и стал рыться в шкафу

в поисках чего-нибудь более подходящего случаю. И ему повезло. Серое пальто, которое он

последний раз надевал лет пять назад, чтобы вынести мусор, испачканное мелом и лесным

мусором, отыскалось в отделении для вещей на выброс — хорошо, что он забыл тогда

привести в исполнение приговор. Со штанами возникли трудности, и он решил обойтись

вообще без них, оставшись в пижаме. Тем более, что он не снимал её уже вторую неделю. А

кроссовки с удобными дырками для больших пальцев ног, грязно-белые и без шнурков,

подошли очень кстати. Ещё он взял с собой клеёнчатую хозяйственную сумку. Для наличных.

Воспитанная и привычная ко всему московская публика в метро косилась на него, но

замечаний не делала. Он устроился на сиденье в самом конце вагона и стал размышлять.

Чтобы скоротать время, и вообще.

Если раньше траектория его жизни петляла, как заячья тропа в снегу, то теперь она

выпрямилась, и, благодаря этому факту, стало до оскомины отчётливо понятно, где начало и

где завершение. Почему этот странный и неприятный тип «Номер Три» не повстречался ему

раньше? Двадцать пять земных лет — коту под хвост. Тысячи и миллионы сказанных в

пустоту слов. Горы облаков бесполезно израсходованных эмоций. И всё это только ради

соблюдения приличий, придуманных кем-то посторонним, навязанных извне, в высшей

степени сомнительных.

- Ты пораскинь мозгами, - сказал «Номер Три». - Всего-то десять правил, а за тысячи

лет существования человечества их так и не научились выполнять. Девяносто девять

процентов населения их даже и не помнит наизусть. Сотни религий, талдычащих о них на

каждом углу, государства с их репрессивными функциями, механизмы самоконтроля

общества, уголовный кодекс и кодекс строителя коммунизма, наконец — все усилия

провалились, как в бездну. А почему? Ответ прост, как капля утренней росы: эти правила для

нас чужие. Наше человеческое естество отторгает их, как вирус. К сожалению, не всегда

болезнь удаётся победить. Но это скоро закончится, поверь. Мы с тобой и такие, как мы,

вернём мировоззрение человека к его корням, к его истинной сути.

- А в чём она заключается, эта истинная суть?

- Мы всё ещё в поиске точных ответов, но мы найдем их. Путём проб и ошибок.

Путём жертв, в том числе и невинных. Путём самоотречения и тяжёлой кропотливой работы.

- До нас ведь уже пытались другие.

- У них не было Знания. Только смутные догадки. Поэтому систему они не смогли

построить. А у нас всё это есть. И ещё кое-что, что ты видел.

«Номер Три» молодец, но и он не всегда бывает прав. Например, объяснение,

касающееся его образа жизни, не выдерживает никакой критики.

- Почему ты, обладая такой силой, торчишь у метро, неся эту средневековую чушь про

Конец Света? От тебя шарахаются приличные люди. Ты бы мог...

- Шарахаются те, кто в принципе не способен к... Назовём, это хотя бы инициацией.

Тебя же зацепило. Значит, подход работает.

- А что делать с остальными, не способными?

- Вариантов много. Вплоть до тех, что уже успешно опробованы поколениями наших

предков. Толщина культурного слоя, возделанного ими, поражает воображение. И содержит

он не один только мусор. Покопаться — там такое можно найти!

- Новый ГУЛАГ?

- А чего он тебя так пугает? Ты был там?

- Как-то мерзко, что ли. Или нет... Мелко. Мы вроде бы как носители истины,

«суперпиплы», в некотором роде, а сами занимаемся погребением жертв чумы, допросами и

пытками, строительством казарм. Солдаты — это что, вершина мироздания?

- Придумай что-нибудь своё. Попадёшь в историю.

- И придумаю!

Вообще, всё становится на свои места, когда Космос разговаривает с тобой с глазу на

глаз, откровенно и без посредников.

Стас выбрался из метро наверх и остолбенел: на улице стоял глубокий вечер. Чёрное

небо над головой, слепящие фонари. Он же выходил из дома никак не позже десяти утра. Что

за чёрт! Неужели мысли так увлекли его, что он провёл целый день под землёй, даже не

понимая, где находится? А, собственно, почему это кажется ему странным? Или, тем более,

не приемлемым? Он же не век в подземке провёл, а всего лишь день.

Он отбросил все эти вздорные придирки себя к себе и зашагал по направлению к

офису. Пять минут по заснеженной тропинке, через парк с уснувшими на зиму клёнами.

Охранник пропустил его без вопросов, едва ознакомившись с пропуском, но на втором

этаже, уже войдя в просторный зал с множеством компьютеризированных ячеек для работы,

Стас замер вторично, поразившись своей рассеянности. Ну да, здесь никого не было. И свет

горел лишь дежурный. А чего он ожидал? Идиот! Но тогда зачем же он шёл сюда? За

зарплатой в дешёвом бумажном конвертике? Да не может этого быть! Для того, чтобы кинуть

начальству парочку подхалимских комплиментов в надежде на повышение? Чушь! Он здесь

один и в такое неподобающее время, чтобы отправить им послание. «Мессидж», как сейчас

модно говорить в деловых кругах.

Постоянного рабочего места у Стаса здесь не было — ведь он сидел «на удалёнке».

Были терминалы общего пользования для таких же, как он. Были кабинеты высоких

начальников, которым не полагалось отсутствовать в рабочие часы. Столовая с кофе-

машиной и автоматом для выдачи чипсов. Конференц-зал на двести посадочных мест с

проектором. Десяток комнат за стеклянными дверями для проведения краткосрочных

рабочих совещаний.

Стас зашёл в кабинет своего непосредственного босса. Впервые без робкого стука.

Взял листок бумаги и зелёный фломастер и написал крупными печатными буквами:

«ЧАС ПРОБИЛ. ТРЕПЕЩИТЕ, ПРИДУРКИ»

Положив этот «мессидж» на стол он вышел обратно в коридор, но потом,

спохватившись, вернулся и уронил огромный плоский монитор на пол, убедившись, что ему

причинён необратимый ущерб. Довольный первыми результатами, сорвал со стены портрет

Президента и с удовольствием помочился на него. Потом он прошёлся быстрым шагом по

тропинке вдоль рабочих мест, роняя на своем пути всё, что попадалось под руку. У стенда

первой пожарной помощи разбил стекло, вытащил топор и порубил им на мелкие куски

массивный принтер — чудо японских технологий. Досталось и помещению безропотной

столовой.

Когда разрушать больше стало нечего, Стас прикрепил свой, не нужный более,

пропуск на стену в развёрнутом виде, использовав в качестве клея жвачку. Такие дела не

делаются анонимно или с опасливой оглядкой.

На проходной он остановился возле охранника.

- Брателло, - сказал он. - Мне кажется, на втором этаже какой-то не совсем обычный

порядок вещей.

- Что ты имеешь в виду?

- Мебель переставлена.

- А, это! Так вроде переставляли.

- Ну, ладно. Просто я давно здесь не был. Пока.

Свежий морозный воздух вдыхался лёгко и радостно. Как после первого свидания.

Домой Стас добрался уже без всяких размышлений, а потому — за нормальный промежуток

времени.

В лифте с ним опять оказалась та же женщина, что и тогда. И, кажется, с теми же

самыми пакетами из супермаркета.

«Вот же привязалась! - злобно подумал Стас, но потом его окатила свежая струя

мыслей. - Это моё подсознание шутит шутки надо мной. Издевается. Нужно с этим

беспределом кончать. И немедленно».

Он посмотрел на женщину, как мартовский кот в человечьем облике. Или наоборот.

- Поиграем?

Пальцем ткнул кнопку «Стоп». Распахнув пальто, стал развязывать на пижаме

тесёмки. Женщина истерично завизжала.

- Чо ты орёшь, дура? - успел рявкнуть Стас, но в следующий момент получил в глаза

струёй из газового баллончика и носком острой туфли в пах.

11

Шабанов не любил людей. Общение с ними вызывало у него досаду и скуку, а

собственная принадлежность к человеческому роду — жгучий стыд. Причины тому были

банальны, не совсем обычной была лишь реакция на них. Он пытался справиться со своей

мизантропией, уйдя добровольцем на войну, но и там не сыскал желанного покоя. Чужая

смерть не приносила ни боли, ни радости, а своя шарахалась от него, будто боясь заразиться.

На гражданке его без раздумий прибрали к рукам «органы», ориентируясь на безупречный

послужной список, стойкий характер и отсутствие квалификации для мирного труда.

Так он стал следователем.

Звёзд с неба на погоны не хватал, скрупулезно вёл дела, от явных висяков не

отказывался, начальству не перечил. То есть по всем показателям являлся типичной рабочей

лошадкой — таких берегут и держат возле себя, не позволяя упорхнуть к вершинам

иерархии. С коллегами вёл себя ровно, не подпуская ближе проведённой им самим черты,

однако многие почему-то считали себя его друзьями. С подчинёнными не церемонился. Слыл

в уголовной среде компетентным и опасным, могущим ради озорства довести дело до суда и

решётки без скидок на лица. Убрать его пытались только один раз, после чего решили, что

себе дороже связываться с непредсказуемым, лишённым страха человеком.

Покойников, как ни странно, Шабанов тоже не любил — они доставляли ему массу

хлопот в виде бумажной канители: протоколов, рапортов и прочей бюрократии. Хоровод

свидетелей, патологоанатомов, зевак, криминалистов, безутешных родственников действовал

ему на нервы. Деваться от них было совершенно некуда, а бросить работу означало скатиться

в кювет бытия. Так он и плыл по течению серых будней, пока не случилось с ним одно

интересное событие, покончившее с душевными метаниями.

Погряз он по уши в очередном убийстве. Не в том смысле, что улик не хватало, или

желания дойти до финиша, а попался ему подозреваемый, которого он не желал отдавать на

растерзание отечественной Фемиде. Парень замочил четверых своих врагов. Действовал

хладнокровно, продуманно и осознанно, хотя и не профессионально. Другого выбора судьба

ему не оставила. Вопрос стоял так: либо они, либо он. Ему корячилось пожизненное, но

такой расклад почему-то не устраивал Шабанова. Сплошь и рядом ему попадались дела, где

виновный оказывался недосягаемым, и с невозможностью его наказать приходилось

мириться, а тут как бы всё получалось навыворот — преступника никто не отмажет, но

видеть его на скамье подсудимых кажется не логичным и противоестественным. И тогда

Шабанов озарился идеей примерить на себя судейские одежды. Причём, сделать это он

додумался, сведя вместе два противоположных конца. Сложить плюс и минус, чтобы в

результате получился ноль.

Парню он предъявил улики, но предложил не зону, а сделку: услуги — в обмен на

свободу. И дал первое задание: убрать одного из «неприкасаемых». Обещал прикрытие со

своей стороны и некоторую помощь практического характера: оружие и получение полезных

боевых навыков. Парень, на удивление, легко согласился. Так у жизни следователя Шабанова

образовалось второе дно.

Его тайными агентами становились люди с различной мотивацией. Объединял их

лишь один общий признак — преступление, совершённое во имя какой-либо идеи, не

связанной с наживой и выгодой. В коллекции были благородные мстители и отважные

защитники, герои не случившихся войн, юродивые и просто маньяки. Всем нашлась у

Шабанова работа, и даже какой-то оптимизм вселился в него. А потом к нему пришли ЭТИ.

В своём отношении к НИМ Шабанов до сих пор не определился. Да это и не важно на

самом деле, кто они такие. Важнее другое: кто такой Шабанов? Как единица и как часть

целого. ОНИ не то чтобы помогли ему понять это, но по крайней мере убедили в том, что его

неприятие себя в качестве послушного и безмолвного представителя рода человеческого

имеет научное обоснование. И что фундаментальные «истины» ещё более не очевидны, чем

даже казалось его скептическому уму. Ответы на вопросы где-то есть, но они никому не

нужны. Солнце встаёт на «востоке», но тот, от кого это зависит, скрывает свои намерения. И

душа человеческая — это ещё большие потёмки, такие, что и сам дьявол в них не разберётся.

От Шабанова ничего не требовали, не угрожали, не пытались купить. Ему просто

показали «таблетку», легко превращающуюся в бейсбольный мяч. И ушли, оставив

«реквизит». Шабанов получил возможности, лежащие за гранью понимания, но они стали

надёжной защитой от кого бы то ни было из плоти и крови. Благодаря этому он поставил

дело на поток, и машина по складыванию плюсов и минусов заработала на полную

мощность.

Вдруг ни с того ни с сего пропала так мешавшая ему ненависть к начальству, к

политикам, к нудной рутинной работе, к хамоватым тупым коллегам, к трусам и

проходимцам, к карьеристам и подлецам. Шабанов перестал чувствовать себя разведчиком во

вражеском тылу, но трансформировался, скорее, в пасечника, заботливо присматривающего

за пчелами: следил за состоянием ульев, подкармливал, держал под контролем роение. И

кусали его иногда подопечные, умирая от потери жала.

Лишь поначалу его смущал один неприятный факт: выходило так, будто едва он обрёл

свободу, как тут же нашёлся новый хозяин его воли, к которому он поступил на службу.

Однако Шабанов убедил себя в том, что выполняет свою миссию, как и раньше — не беда,

что с кем-то ему оказалось по пути. И что он так же в любой момент сможет сказать «нет»,

если их дороги разойдутся, или ему просто наскучит. Пребывал ли он в иллюзиях, проверять

пока не было необходимости, и волшебный клубок ниток катился по лесу, разматываясь.

Шабанов не служил в разведке и свои сведения о конспирации черпал из

художественной литературы. Поэтому ему показалось правильным построить свою

деятельность так, чтобы большинство участников банды даже не подозревало о

существовании друг друга. Они могли догадываться, но наверняка не знали ничего, а

проявление любопытства Шабанов гасил всеми доступными способами, вплоть до

уничтожения материала.

Однако, к своему стыду, он не смог удержаться от соблазна (придумал видимость

необходимости) и завёл себе оруженосца, которому доверился во многих своих делах. Он

поручил ему «оперативную работу», включающую обыкновенный рэкет, устранение проблем

и затруднений, сбор информации и т.п. Его же он поставил во главе ударного отряда бойцов,

набранных из людей, не задающих лишних вопросов. Какой же император без гвардии?

В типичной ситуации подобная организация провалилась бы на второй день

существования, но у Шабанова была «таблетка». Весьма занятная штучка. Она в нужный

момент становилась и «куполом», и источником неведомой силы, и, наверное, ещё чем-

нибудь, до чего элементарно не дотягивалась фантазия Шабанова.

Урфин Джус, правая рука и придворный шут в одном флаконе, отыскался среди

старых («диаматных») выпускников филфака, напичканных представлениями о материи, как

о чём-то таком, с чем нужно непременно бороться. Вынужденные теоретизировать,

лишённые всяческих полигонов и перспектив, они чаще всего находили себя на дне стакана,

с Гегелем в качестве собеседника. Однако попадались и такие экземпляры, как Урфин. За

свои спорные убеждения он отрезал немало голов, поучаствовав в нескольких войнах на

разных континентах. То на стороне оппозиции, то в лагере их противников, а то и сам за себя.

Счастья не нашёл и готов был самоуничтожиться, когда ему преложили повременить.

Шабанов доверял ему по той простой причине, что не может быть предателем

человек, который уже давно умер для самого себя. Парализованному пытки не страшны.

Мёртвого нельзя напугать, угрожая взведённым пистолетом. Так они и сошлись, и работали

«душа в душу», увеличивая население московских кладбищ.

По месту основных занятий (т.е. где ему платили зарплату) Шабанов тоже не

халтурил. Но хитрил. У него имелось достаточно посторонних глаз и рук, чтобы облегчить

себе ношу. Из любого честного соревнования его бы дисквалифицировали, но начальству

нравилась его расторопность, источник же её никого не интересовал. Трудный характер

компенсировался высокими показателями. Компромата нарыть не получалось. И карьера его

не интересовала, что тоже являлось положительным свойством — не подсидит. Из должности

капитана он принципиально не вылезал многие годы и от повышения категорически

отказывался. Чудак, в общем. Но, скорее, полезный, чем вредный.

Шабанов обычно встречался с Урфином в обед. Неплохой ресторанчик в центре, с

кабинками для частных бесед. Без прослушки. Этот факт Шабанов знал наверняка. Урфин

докладывал последние сводки с фронтов, добавляя по ходу ценные комментарии от себя.

Шабанов соглашался с ними или отклонял.

- Мы избавились от проблем?

- От тела — да, а от генерала и его пассии — не уверен. Дамочка деятельная и

зловредная.

- Чего она хочет? Моей скоропостижной смерти?

- Скорее всего. Медленной и мучительной. Я бы рекомендовал ей прописать

автомобильную катастрофу, но, боюсь, генерал будет недоволен. Вызвать к бедному мужу в

США компроматом тоже проблематично — у них в семье процветают современные нравы.

- Пока оставь их. Просто будь в курсе их замыслов и потуг. То, что они предпримут,

может повернуться к нам благоприятной стороной.

Урфин Джус не скрывал своего восхищения подобным решением.

- Я не знаю, как вы это делаете, шеф. Видимо, дьявол, которому вы продали душу,

заплатил слишком дорого за сделку. Как бы ему не пришлось пожалеть.

- Он уже жалеет, но договор дороже денег.

Шабанов, между тем, уже думал о чём-то другом.

- Вот, познакомься, - протянул он Урфину клочок бумаги с именем и адресом. -

Новичок. Будет работать один. Из трусливых, что отменяет необходимость запугивания.

Натаскай его на что-нибудь простенькое. Потом обкатай. Если не справится, поставь ему

«таймер».

Урфин Джус покивал головой.

- Юля на него зуб имеет.

- Знаю. И это может сыграть нам на руку. При определённых обстоятельствах,

конечно.

Аудиенция закончилась. Они распрощались, не пожимая рук, и Шабанов набрал

какой-то номер на телефоне.

- Мне нужен товар с доставкой, - произнёс в трубку он. - По вашему каталогу —

артикул «33». Да, сегодня. За срочность доплачу. Оплата кредиткой. Розы белого цвета.

Запишите адрес.

12

Если бы Роману сказали, что он в этот день умрёт, он, возможно, спланировал бы его

как-то иначе. Но сказать было некому. А сказали бы, так ведь и не поверил бы. Поэтому и

день получился обычным, ничем не знаменательным.

С самого раннего утра он поехал на занятия в институт. На метро. Машину в эти часы

гонять невыгодно, да и парковаться там негде. Потолкаться пришлось локтями — будем

считать это утренней спортивной зарядкой.

Учился он всего лишь на первом курсе, закончив школу в прошлом году. Институт —

это так, для утешения родителей. В их годы это считалось престижным и перспективным.

Сейчас же образование не решает ничего, если нет связей, а если они есть, то дипломные

корочки тебе доставят на дом на бархатной подушечке. Ромкины предки солидными связями

не располагали, поэтому он искал возможности, рассчитывая лишь на собственные силы. И,

кажется, у него начало что-то вырисовываться. Он близко сошёлся с одним из однокурсников,

старшая сестра которого удачно вышла замуж пару лет назад. У мужа имелся оптовый склад

на окраине Москвы и кое-какие товары, пользующиеся спросом у населения мегаполиса.

Мечтал он о рознице, но в городе с этим автоматически возникала куча проблем не его

уровня компетенции, и он оправдано опасался непредвиденных последствий. Шустрые

молодые пацаны предложили ему схему: продажа и доставка через Интернет. Обсудили

нюансы, поделили будущую прибыль, сделали удобный и яркий сайт-магазин, и колесо

фортуны закрутилось.

Лекции Роман с другом посещали по очереди. Когда один корпел над конспектом,

другой доставлял товар на старенькой «Газели», выкупленной у банка уже на второй месяц

плодотворной деятельности. Заказы шли прямо на мобильник, и обрабатывать их можно

было, не выходя из аудитории. Ещё через три месяца они окончательно оперились, наняли

телефонистку-секретаря и пару грузчиков, отчего дел только прибавилось. Но выросли и

доходы. Планировалось дальнейшее расширение и реорганизация. Честно заработанные

деньги просаживались в клубах и на обслуживание дорогих авто. Девки липли стаями.

Постоянных отношений с женщинами он остерегался, посчитав на калькуляторе, что

они обходятся элементарно дороже платных шлюх. И кровь они пить мастера, и выедать

кусками мозг. Взамен — иллюзия обладания чем-то постоянным и полезным. Нет, институт

семьи, как таковой, он не отвергал, но был убеждён, что обзаводиться женой и наследниками

следует в позднем возрасте, когда всё уже опробовано и изучено, и, главное, получен

достаточный опыт, без которого брак — это петля на шее.

Роман отсидел с утра две пары на математике и философии, сверстал график доставки

заказов на вечер и послал его партнёру. На лабораторные решил не ходить, а вместо них

прошвырнулся по бутикам, подыскивая себе маечку и туфли. Вечером же он запланировал

покутить в одном заведении, где ни разу ещё не был, но которое очень хвалили

многочисленные фейсбучные друзья. По пути заехал на автомойку — вдруг приключится

съём капризной светской барышни. Ударять в грязь лицом (в буквальном смысле слова) ему

теперь, в его нынешнем положении, никак нельзя. Нужно поддерживать фасон и марку.

Прилежный узбек (или таджик) получил от него щедрую сотню сверху, и в заведение Роман

прибыл в самый раз: ещё зияли призывной пустотой свободные места, но уже совершенно не

чувствовалось скуки раннего, не разогретого публикой вечера.

Встретились кое-какие знакомые. С ними Роман и объединил усилия в плане

потребления спиртного. По сторонам стрелял глазами усердно и вскоре труд его был

вознаграждён. Наметилась добыча в виде двадцатилетней особы, не плохо оснащённой,

пребывающей в многозначительном одиночестве и целомудренной грусти. Угостил её Рома

коктейлем, какой она пожелала, узнал подробности вымышленной автобиографии и как бы

ненароком сообщил, что располагает средствами, достаточными для ночи в гостинице или

дома у неё — на выбор. Сам он сказался семейным. Для солидности. И кольцо фальшивое,

специально носимое для таких случаев на безымянном пальце, показал. Девчонка по имени

Оля не отшила его сходу, но принялась втирать, что ищет настоящую большую любовь.

- Здесь? - удивился Роман.

- А что?

- Да так. Я бы лучше по музеям шлялся с такой благородной целью.

- Не знаю, - отозвалась с лёгкой обидой в голосе Оля. - Я здесь новенькая. Мне ваши

порядки не известны.

«Да уж, новенькая, - усмехнулся про себя Роман. - Ловко как меня на крючок цепляет.

С дальним прицелом. А у нас в планах — блиц-крик с неправильным номером телефона для

обратной связи».

В танцах Оля проявила себя тоже виртуозно, выставив всё самое лучшее на витрину.

Аппетитных частей в ней имелось великое множество, и молодая кровь в жилах Романа

начала закипать уже после двух-трёх туров. Уходить из клуба она явно не спешила.

Пришлось помочь ей коктейлями, но очень осторожно, чтобы не переборщить с градусом,

как это неоднократно случалось в его богатой практике. В конце концов, Оля созрела для

продолжения банкета в другом месте и согласилась на гостиницу. Теперь оставалось только

подогнать к дверям тачку, пока девушка будет ждать его внутри, у входа, не потеряв ни капли

манящего тепла.

Он в течение пары минут разогревал двигатель и стряхивал снег с лобового стекла.

Минус пять — это не мороз, но лучше перебдеть, чем потом тратиться на обслуживание. Да

оно и комфортнее в салоне, когда по-домашнему жарко. Закончив все эти технические

приготовления, малопонятные дамам, он подрулил к дверям клуба и выскочил из машины,

оставив мотор работать.

Его поход прервался на полпути.

- Привет! - послышалось где-то в стороне.

Женский силуэт вычерчивался в темноте, едва скрашиваемой уличными фонарями.

- Кто это? - удивился Роман, не признав голоса.

Девушка послушно вышла на свет, и он, натурально, обалдел от неожиданности.

- Катюха? Ты что здесь делаешь?

- Тебя хотела видеть.

- Меня?

Он завертел головой по сторонам, почуяв подвох. Но никого, представляющего для

него опасность, вокруг не увидел. Смешно сказать, недавно он вспоминал о ней. Нет, не в

порыве раскаяния. Просто воспоминания о том, как она тогда кричала и вырывалась,

придавали ему дополнительной мужской силы. Особенно во времена вынужденных сеансов с

откровенными «брёвнами».

- Слушай, Кать. Мне сейчас некогда. Давай завтра пересёчемся где-нибудь, а?

- Завтра ты не сможешь, - грустно сказала Катя.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю.

Вот ведь незадача! В другое время он бы не отказался с ней покутить, но сейчас его

ждала нежная, заправленная доверху коктейлями Оля. Уже как бы инвестиции произведены,

и наступило время дивидентов.

- Тебе понравилось в прошлый раз? - сказал он, надеясь, что дерзкая глупость отобьёт

у Кати дальнейшую охоту общаться с ним сегодня.

Но Катя всего лишь покорно улыбнулась:

- Кто же откажется от такого мужчины?

Блин! А что если групповуха, родилась в его пьяной голове новая идея? Он не знал

ещё, как отнесётся к этому Оля, да и у Кати хорошо бы спросить об этом конкретно, но сама

мысль о сладком запретном грехе взбудоражила его и ослепила.

- Слушай, я тут не один. Присоединяйся, а?

- Мальчик или девочка?

- Ты что? Я же не педик какой.

- Да, ты не педик. Ты просто мерзкий пассивный пидарас.

Возникший в её руках ствол он поначалу почему-то принял за фаллическую игрушку

из эротического магазина — наверное, ни о чём другом уже думать не мог. В глазах его

вспыхнул яркий свет, и живот пронзила невыносимо резкая боль. Его опрокинуло выстрелом,

повалив на спину. Пока ещё свет в его глазах не померк, он успел заметить искажённое

страхом Олино лицо, перевёрнутое «вверх ногами». Потом он перестал что-либо ощущать

абсолютно, медленно проваливаясь в бесконечную пропасть.

Катя выпустила в него всю обойму. До мёртвого пустого щелчка. Заметила в дверях

испуганных охранников и какую-то остолбеневшую девицу. Достала из кармана шубы новую

обойму, умело вставила её и сделала несколько неопасных выстрелов поверх их голов —

чтобы спрятались и не навлекали на себя беды. Полетели осколки. Одна пуля попала в окно

соседнего дома. Одно слово — дура.

Старенький «Жигуль» с запорошенными снегом номерами притормозил возле неё,

услужливо распахнув дверь.

- Чао, сволочи! - напоследок произнесла Катя, отпуская этот неблаговидный эпитет по

адресу обширной группы лиц с размытыми границами, виновных в том, кем она стала.

13

Первая мартовская оттепель не может никого обмануть. Сколько бы ни тужилось

солнце, сколько бы ни било себя кулаком в грудь, ни обещало лета, люди знают, что черед

день-два зима снова вернёт себе своё законное право безнаказанно морозить щёки граждан и

сыпать в их глаза ледяную крошку. И всё равно, каждый раз, когда сосульки начинают

присматривать себе место, на чью бы лысину капнуть или, хуже того, обрушиться, нет-нет да

подумается: а вдруг? А стоит только оттепели затянуться на день-другой, как кто-то уже

гуляет в легкомысленной ветровке и футболке на голое тело. Или хуже того — в развратной

мини-юбке с колготками из тончайшей ткани. Раньше положенного просыпаются тогда в

сонных мужчинах дремучие инстинкты, заставляя совершать глупости, которые по

расписанию положено делать в мае. Кривая преступности на сексуальной почве рвётся вверх,

страдают брошенные жёны, процент девственниц резко сокращается...

Школьники за партами и студенты вузов совсем перестают слушать речи педагогов.

Глаза сами так и тянутся к солнцу, а уши распознают лишь чириканье воробьев, которые

сходят с ума, купаясь в многочисленных водоёмах. Учителя понимают, что ничего с этим

поделать нельзя — нужно просто подождать смены погоды. Охранники у входа даже

становятся более благодушными, и уборщицы посылают меньше проклятий по адресу

носителей грязной обуви.

Бомжи собираются кучками, мысленно пересчитывая друг друга, а вялая милиция

смотрит сквозь пальцы на их асоциальное поведение. Щедрее подают нищим, и водители

московских машин начинают вдруг прощать ошибки, совершаемые пешеходами и коллегами

по асфальту. Тормозят перед особенно глубокими лужами, памятуя о том, что грязные брызги

могут стать причиной чьего-то плохого настроения.

Именно так, или почти так, развивались события в этот удивительный год.

Оттепель продолжалась чуть ли не неделю. Днём температура доходила до пятнадцати

градусов, поэтому даже придорожные сугробы метровой высоты превратились в грязную

кашу, а газоны кое-где подсохли до полной готовности к летнему сезону трав. Дворники

радовались нежданной помощи от природы и «точили» мётлы. Оттаяли и помойки, заставляя

прохожих зажимать пальцами нос, если приходилось идти мимо.

Огромная куча хлама на несанкционированном пустыре в Сокольниках тоже просела,

бесстыдно оголив то, что пряталось внутри неё всю зиму. Старая ржавая ванна заблестела в

тех своих местах, где эмаль ещё оставалась не сбита. Рулон драного ковра сполз с вершины

холма. И если бы поблизости оказался кто-нибудь глазастый и наблюдательной, то он бы

обязательно разглядел в этой бесформенной куче чей-то остекленевший глаз,

принадлежавший когда-то человеку, а теперь мёртвый и неподвижный. Но никого не было

вокруг, кроме серых ворон, слишком сытых к тому моменту, чтобы их мог заинтересовать

бесхозный покойник.

14

Из дверей лучшего Смоленского ресторана выкатились двое роскошно одетых мужчин

— форма их ухоженных тел как бы и не предполагала другого способа передвижения по

поверхности. Они степенно добрались до охраняемой платной автостоянки, обмениваясь

малозначительными репликами, где упали в чёрный «Мерин» с московскими блатными

номерами.

- Ну, что, Игорь Борисович, - произнёс тот, кто сел за руль. - Тронулись?

- Давай, Андрей Геннадьевич, - согласился пассажир, пристёгиваясь. - С Богом!

- До темноты бы успеть.

- Вряд ли. Как раз под самые пробки попадём. Мигалку бы тебе раздобыть для таких

случаев.

- Знаю, но сейчас с этим трудно стало. Разве что ты подсобишь.

Тот, к кому обращалась последняя реплика, сделал важное многозначительное лицо,

но промолчал, не спеша транжирить обещания. Машина, преодолев несколько перекрёстков с

раздражающими своей тупостью светофорами, вышла на трассу и набрала крейсерскую

скорость.

- Не напрасно съездили, как считаешь? - осведомился пассажир по имени Игорь

Борисович.

- Видно будет, - откликнулся Андрей Геннадьевич. - Но звёзды пока группируются

верно. Рисунок просматривается классический.

- Губер бы не стал чинить препятствий...

- Есть такое опасение. Но и противоядие против него имеется, если что. На всякий

болтик найдётся своя гаечка.

Философский взгляд на мир Андрея Геннадьевича не ускользнул от его внимательного

собеседника и, по совместительству, попутчика.

- Не слышал эту фразу ни в каком другом контексте, кроме сексуального, - усомнился

тот.

- Так и я в том же смысле. Кстати, глянь: тёлки голосуют. Возьмём?

- Малолетние.

- С чего ты взял? Сейчас под школьниц наряжаются самые отъявленные проститутки.

Это возбуждает клиентов. Жми на тормоз.

Машина совершила лихой манёвр, вырулив на обочину. Игорь Борисович опустил

стекло со своей стороны и ласково спросил:

- Куда вам, девочки?

- До Москвы! - весело откликнулась одна, и сразу стало понятно, что они в состоянии,

пригодном для приятной беседы.

- Залезайте.

Девчонки плюхнулись на заднее сиденье, немедленно принявшись хохотать. Лет им

было по семнадцать, не больше. Обе длинноногие, в коротких юбках, выглядывающих из-под

модных курточек. Спелые и аппетитные, как первая вишня.

- Что празднуем? - спросил Игорь Борисович на правах того, кому не нужно было

следить за дорогой.

- Первый миллион обмывали, - хихикнула та, что была потемнее волосами.

Они обе были светленькие, но если одна более подходила под категорию натуральной

блондинки, то другая квалифицировалось, скорее, как «светлорусая».

- А чего на трассе одни? Без присмотра? Эпоха наша не спокойная и жестокая.

Этим ёмким замечанием Игорь Борисович убивал сразу двух зайцев: во-первых,

проявлял заботу о пассажирках (вернее, демонстрировал её) и, во-вторых, выказывал

жизненный опыт, что тоже немаловажно для образа, создаваемого в чужих глазах. Особенно

женских.

- А мы такие отчаянные, что присматривать за нами не нужно, - охотно пояснила

блондинка.

- Сами за кем хочешь присмотрим, - прибавила её подруга.

Игорь Борисович по-отечески улыбнулся, рассматривая их.

- Это заметно. Ну, давайте знакомиться, красавицы? Меня зовут Игорь.

Девчонки снова прыснули мелким смехом, и трудно было сказать, почему. Видать,

настроение такое игривое их посетило.

- У меня никогда ещё не было Игоря, - заявила блондинка.

- И у меня, - вторила ей русая.

Мужчины обменялись взглядами. Игорь Борисович, как бы приглашая друга принять

участие в назревающем флирте, Андрей Геннадьевич — с сомнением и опаской.

- И всё-таки? У нас с Андреем получится узнать ваши имена?

- «Моё имя — стёршийся иероглиф. Мои одежды заплатаны ветром»! - заорали

проказницы дуэтом, не сговариваясь.

И снова принялись хохотать.

- Кокаин подешевел? - спросил Андрей Геннадьевич, глядя в зеркало заднего вида.

Ему этот разговор не понравился с самого начала, и негативное впечатление от него

только прогрессировало. Он уже десять раз пожалел о своём необдуманном решении

подобрать неспокойных попутчиц.

- Не, мы на «крокодиле».

Похоже, девчонок смутить было совершенно нечем. И, несмотря на возраст, они всё

больше производили впечатление отпетых шлюх. И песни пели не своего поколения.

- Чего ты надулся? - одёрнул шофёра-приятеля Игорь Борисович. - Не хотят

расшифровываться — не надо. Может, им мамы не разрешают. Зато в них чувствуется

здоровый этакий оптимизм, свойственный молодости. И обещание приятного вечера.

Он даже, кажется, гаденько им подмигнул.

- Слышь, подруга, - сказала блондинка. - Похоже, эти два борова замыслили нас

выебать.

- Я своего согласия не давала! - обиделась тут же русая и капризно оттопырила губу.

Водитель выругался себе под нос и, повернувшись к пассажиру, громко, не таясь,

произнёс:

- Надеюсь, теперь тебе очевидно, что мы сделали глупость?

- Да ладно тебе. Ну, хамки. Ну, обдолбанные. Во всём остальном они — бабы. Значит,

пригодные к использованию по прямому своему назначению.

- Не согласен. У тебя, брат, инстинкты слабо развиты. С мозгами всё в порядке, а вот

жопа — ничего не чувствует.

- Они о нас в третьем лице говорят, - снова послышалось с заднего сиденья.

- Это плохая примета.

- К покойнику, наверное.

- Не иначе.

- Я высаживаю их, - нервно крикнул Андрей Геннадьевич и стал круто тормозить,

сползая на обочину.

Когда машина остановилась, он в бешенстве повернулся к обнаглевшим пассажиркам,

с такой пафосной небрежностью посмевших отвергнуть их бескорыстную доброту.

- Выметайтесь, шалавы!

- Фу! Как невежливо! - оскорбилась блондинка и откуда-то, чуть ли не из трусов,

вытащила на свет увесистую воронёную «пушку».

Водитель среагировал мгновенно: раскрыл дверь и кубарем вылетел из машины, явно

обнаруживая в себе навыки былых времён, когда ещё приходилось соревноваться с врагами в

скорости. Блондинку его манёвр нисколько не смутил, и она альтернативно выстрелила в

беспечный рот Игоря Борисовича, неприлично широко распахнутый от удивления. Кровь

нещадно забрызгала всё вокруг, включая самих преступных девчонок.

- Ну, ты и дура, Ленка! - послышался упрёк от русой.

- Зато меткая! - не обиделась блондинка.

Она вышла из машины и стала в стойку, держа пистолет двумя руками.

- Драпает, как заяц.

Раздался одиночный выстрел. За ним — сразу два подряд. Удаляющаяся фигура

Андрея Геннадьевича словно споткнулась, и он исчез в прошлогодней пожелтевшей траве.

- Бинго! - обрадовалась Ленка и по-ковбойски дунула на якобы дымящийся ствол.

Проезжающие по шоссе машины увеличивали скорость и петляли, увидев что-то

непонятное, происходившее на обочине.

- Сматываемся в лес, - предложила русая. - Сугробов на наше счастье, вроде, нет.

- Да, Катюша. Заодно проверим подбитую тушку.

Андрей Геннадьевич истекал кровью, но был ещё жив. Одна пуля застряла у него

между лопаток, две другие, видимо, просвистели мимо.

- Не гуманно его оставлять так, - пошутила Ленка.

- Не паясничай. Надоело. И двойка тебе по стрельбе.

Катя точным и хлестким выстрелом разнесла мужчине черепушку, и в это время со

стороны шоссе послышались сирены.

- Доигрались.

- Уйдём, - не расстроилась Ленка.

Менты не погнались за ними через чащу, а лишь постреляли для острастки издалека.

Своя шкура дороже. Лишь прибывшие позже спецы с собаками попытались найти их след,

изучив близлежащие окрестности. Но умные тренированные девчонки максимально

усложнили преследователям задачу: они не стали прятаться в первой же деревне, а плутали

несколько часов вдоль просёлочных дорог, прежде чем постучались в обветшалую избу,

одиноко стоявшую на самом краю поселения.

На крыльцо выползла древняя старуха в старомодных одеяниях. Такая старая, что и

сама она не боялась уже ничего, и другим не внушала опасения.

- Бабка, спрячь нас, - попросила Ленка. - Менты за нами гонятся.

Та осмотрела беглянок, увидела порванные колготки и стволы в их руках. Бешеные

молодые глаза.

- От немцев партизан прятала, было дело. Не думала, что снова придётся прятать от

своих.

- Менты, бабуся, для нас хуже немцев.

- Давайте в избу.

- Лет-то вам сколько, бабушка?

- Много, милая. Много.

15

Планы Стаса, пугавшие его поначалу своей размытостью, не конкретностью,

потихоньку стали приобретать плоть и, в буквальном смысле, кровь. Выйдя из пространства

теоретизирования и создания концепций, он наконец-то перенёс свои усилия на бумагу.

Компьютер с его «Вордом» для этих целей не годился. Во-первых, его могли взломать

недоброжелатели. А, во-вторых... Да что там, во-вторых. Он валялся куском искорёженной

пластмассы в углу. Простой хозяйственный молоток поработал над ним добросовестно.

Стас чертил схемы, писал списки того, что и когда сделать, в какой

последовательности. Густо сыпал пометками «на полях», чтобы в последствии упростить

себе процесс чтения и понимания. Выделял маркером особые места, разработав по ходу

цветовую легенду: жёлтый — важно, зелёный — очень важно, красный — охренеть как

важно.

Единственным логическим затыком, который он до сих пор не преодолел, оставалось

определение масштабов предстоящей деятельности. Его проекты то казались ему слишком

мелкими, то наоборот — слишком сложными и громоздкими. Боялся не справиться. Да и

вовлечение большого количества исполнителей (посторонних, как правило, людей)

привносило дополнительные риски.

После череды многочисленных ревизий и переделок, после борьбы с сомнениями

остались у Стаса два проекта, которые удовлетворяли целиком его требованиям: отравление

воды в городском водопроводе (не в Москве, это слишком масштабно) и распространение

нового смертельного вируса (опять же и по той же причине за пределами столицы). Он

решил проработать в деталях оба варианта. На тот случай, если один почему-либо окажется

невыполнимым.

Мысли ложились на бумагу ровно, прерываемые лишь иногда спонтанными

реминисценциями разговоров с «Номером Три». Он будто присутствовал здесь, незримый.

- В этой жизни от тебя не зависит ровным счетом НИЧЕГО. Ничего, понимаешь?

Ноль. Я уже даже не говорю о двух самых значительных событиях человеческой жизни —

рождении и смерти. Самому распоследнему идиоту понятно, что мы не имеем никакого

влияния на эти две сакральные даты. Но давай возьмём и другие аспекты нашей так

называемой жизни, чтобы намеренно усложнить нашу умственную задачу. Казалось бы, если

ты не являешься творцом своей собственной сути, то это право должно принадлежать

родителям. Так ведь нет же! Ни одной самой глупой и никчемной молекулы не будет в

ребёнке, как того пожелают «производители». Ни цвета глаз, ни формы подбородка, ни

добродетелей, ни пороков. Получится то, что получится. И даже пол они выбрать не в

состоянии. Комплект болезней, врождённых дефектов, уродств — до кучи. А знаешь, как это

на самом деле происходит? Ты ж программист? Что такое генератор случайных чисел, значит,

знаешь. Своеобразный лототрон: есть набор исходных параметров, и есть случай. На выходе