5

— Садитесь, Снелл, — дружески предложил майор Риддл. — Мне очень о многом надо порасспросить вас. Думаю, что все случившееся явилось для вас сильным потрясением.

— Еще бы, сэр. Благодарю вас, сэр, — и Снелл опустился на стул с таким сдержанным выражением лица, словно все еще продолжал стоять.

— Вы ведь здесь очень давно?

— Шестнадцать лет. С тех самых пор, как сэр Жерваз… э-э… так сказать, осел здесь.

— Ах да, ведь ваш хозяин в свое время любил попутешествовать.

— Да, сэр. Он и на Северном полюсе побывал, и во всяких других интересных местах.

— А теперь, Снелл, скажите мне, когда вы сегодня вечером видели хозяина в последний раз?

— Я был в столовой, сэр, проверял, все ли готово к ужину. Дверь в холл была открыта, и я видел, как сэр Жерваз спустился вниз, прошел через холл и пошел по коридору к кабинету.

— В котором часу это было?

— Почти в восемь. До восьми оставалось минут пять.

— Тогда вы и видели его в последний раз?

— Да, сэр.

— Вы слышали выстрел?

— Да, сэр, конечно. Но, разумеется, тогда у меня и мысли не было… Как я мог подумать?..

— А что вы подумали?

— Что это машина, сэр. Дорога ведь прямо за оградой парка. Или это мог быть выстрел в лесу — скажем, браконьер. Я и не представлял себе…

Майор Риддл перебил его:

— Когда это было?

— Ровно в восемь минут девятого, сэр.

— Как это вы так точно помните время?

— Очень просто, сэр. Я только-только дал первый гонг.

— Первый гонг?

— Сэр Жерваз распорядился, чтобы за семь минут до гонга на ужин всегда давали еще один гонг. Он всегда требовал, чтобы ко второму гонгу все уже собирались в гостиной. Я давал второй гонг, шел в гостиную, объявлял, что ужин готов, и все шли в столовую.

— Теперь я начинаю понимать, — сказал Эркюль Пуаро, — почему вы казались таким удивленным сегодня, когда звали ужинать. Сэр Жерваз обычно уже был к этому времени в гостиной?

— Я не припомню случая, чтобы его там не было, сэр. Я был потрясен. Я подумал…

И снова майор Риддл резко перебил его:

— А все остальные в это время тоже обычно уже находились там?

Снелл вздохнул:

— Того, кто опоздал к столу, сэр, никогда больше не приглашали в дом.

— Гм… довольно сурово.

— Сэр Жерваз нанял повара, который раньше служил у императора Моравии. Тот любил повторять, сэр, что обед священен, как религиозный обряд.

— А как к этому относились члены семьи?

— Леди Шевени-Гор всегда очень старалась не огорчать мужа, сэр, и даже мисс Руфь не осмеливалась опаздывать к столу.

— Любопытно, — пробормотал Эркюль Пуаро.

— Ясно, — прокомментировал Риддл. — Значит, если ужинают в четверть девятого, вы дали первый гонг в восемь минут девятого?

— Именно так, сэр… но не совсем как обычно. Ужин всегда бывает ровно в восемь. Сэр Жерваз приказал, чтобы сегодня ужин подали в четверть девятого, потому что ждал джентльмена, который должен был приехать последним поездом. — С этими словами Снелл слегка поклонился Пуаро.

— Когда ваш хозяин шел к себе в кабинет, не выглядел ли он чем-то расстроенным или озабоченным? — продолжал начальник полиции.

— Не могу сказать, сэр. Я был слишком далеко, чтобы судить о выражении его лица. Просто я видел, как он шел, вот и все.

— Он прошел в кабинет один?

— Да, сэр.

— А потом кто-нибудь еще входил туда?

— Не могу сказать, сэр. Я сразу пошел в буфетную и оставался там до тех пор, пока не подал первый гонг в восемь минут девятого.

— И тут вы услышали выстрел?

— Да, сэр.

Пуаро ненавязчиво вставил свой вопрос:

— Другие тоже, наверное, слышали выстрел?

— Да, сэр. Мистер Хьюго и мисс Кардуэлл. И мисс Лингард.

— Они тоже были в холле?

— Мисс Лингард вышла из гостиной, а мисс Кардуэлл и мистер Хьюго как раз спускались вниз.

— И что, этот звук обсуждали? — поинтересовался Пуаро.

— Да, сэр, мистер Хьюго спросил, будет ли к ужину шампанское. Я ответил, что поданы шерри, рейнвейн и бургундское.

— Он решил, что это пробка от шампанского?

— Да, сэр.

— Никто не принял это всерьез?

— Нет, сэр. Все вошли в гостиную, разговаривая и смеясь.

— А где были остальные домочадцы?

— Не могу сказать, сэр.

— Вы что-нибудь знаете об этом пистолете? — Майор Риддл достал его и держал на ладони.

— Он принадлежал сэру Жервазу. Сэр Жерваз всегда хранил его здесь, в ящике стола.

— Обычно он был заряжен?

— Не могу сказать, сэр.

Майор Риддл положил пистолет и прочистил горло.

— Теперь, Снелл, я задам очень важный вопрос. Надеюсь, вы ответите мне предельно честно. Известна ли вам какая-нибудь причина, которая могла заставить сэра Жерваза покончить с собой?

— Нет, сэр. Мне ничего не известно.

— Последнее время сэр Жерваз не казался вам странным? Подавленным? Расстроенным?

Снелл смутился:

— Простите, что говорю это, но сэр Жерваз всегда вел себя так, что постороннему человеку он мог показаться странным. Он был очень необычный джентльмен, сэр.

— Да-да, я знаю.

— Посторонние не всегда понимали сэра Жерваза. — Снелл произнес это слово «с большой буквы».

— Знаю, знаю. Но не было ли чего-то, что вы назвали бы необычным?

Дворецкий колебался.

— Я думаю, что сэр Жерваз был чем-то обеспокоен, — наконец вымолвил он.

— Обеспокоен или подавлен?

— Не могу сказать «подавлен», сэр. Обеспокоен — да.

— У вас есть какие-либо предположения насчет причины его беспокойства?

— Никаких, сэр.

— Было ли оно связано, ну, скажем, с каким-то определенным человеком?

— Ничего не могу сказать, сэр. В любом случае это только мое впечатление.

И снова заговорил Пуаро:

— Вас удивило его самоубийство?

— Очень удивило, сэр. Это страшное потрясение. Никогда даже не представлял себе, что такое может случиться.

Пуаро задумчиво кивнул.

Риддл взглянул на него и снова обратился к дворецкому:

— Что ж, Снелл, пожалуй, это все, о чем мы хотели вас спросить. Вы совершенно уверены, что вам больше нечего нам рассказать, — к примеру, какой-нибудь необычный случай, который произошел в последние несколько дней?

Дворецкий покачал головой, вставая:

— Нечего, сэр, совсем нечего.

— Тогда можете идти.

— Благодарю вас, сэр.

Подойдя к двери, Снелл попятился и посторонился: в кабинет вплыла леди Шевени-Гор. На ней было плотно облегающее восточное одеяние из лилового и оранжевого шелка. Лицо ее выглядело спокойным, она казалась хладнокровной и уравновешенной.

— Леди Шевени-Гор… — Майор Риддл вскочил со стула.

— Мне передали, что вы хотели поговорить со мной.

— Пройдем в другую комнату? Здесь вам, должно быть, очень тяжело оставаться?

Леди Шевени-Гор покачала головой, села на один из стульев чиппендейл и прошептала:

— Ах нет, не все ли равно?

— Очень хорошо, что вы сумели собраться с духом. Я понимаю, такое страшное потрясение и…

Она прервала майора.

— Сначала это было потрясением, — согласилась она. Ее голос звучал легко и непринужденно. — Но ведь Смерти не существует, понимаете? Есть только перерождение. — И прибавила: — На самом-то деле Жерваз стоит сейчас за вашим левым плечом. Я отчетливо вижу его.

Левое плечо майора Риддла слегка вздрогнуло. Он с некоторым сомнением посмотрел на леди Шевени-Гор.

Она улыбнулась ему счастливой рассеянной улыбкой:

— Конечно же, вы мне не верите! Мало кто мне поверит. Для меня мир духов так же реален, как и этот мир. Но, пожалуйста, спрашивайте меня, о чем хотите, и не бойтесь причинить мне боль. Я совсем не страдаю. Понимаете, это все — Судьба. Нельзя избежать своей кармы. Все совпадает — зеркало… все…

— Зеркало, мадам? — переспросил Пуаро.

Она рассеянно кивнула:

— Да. Оно треснуло, вы же видите. Это Знак! Помните, у Теннисона? Я читала его еще девчонкой, но тогда, конечно, не поняла тайного смысла этих слов: «„Зеркало треснуло. Ко мне идет проклятье!“ — воскликнула леди Шелотт». Именно так случилось с Жервазом. К нему внезапно пришло Проклятье. Вы, конечно, знаете, что почти у каждого знатного рода есть свое проклятье… Зеркало треснуло. Он знал, что обречен! Пришло Проклятье!

— Но, мадам, зеркало треснуло не от проклятья, а от пули!

Леди Шевени-Гор продолжала все так же рассеянно:

— Это одно и то же, правда-правда… Это Судьба…

— Но ваш муж застрелился.

Леди Шевени-Гор снисходительно улыбнулась:

— Ему, безусловно, не следовало этого делать. Но Жерваз всегда был нетерпелив. Никогда не мог подождать. Его час настал — и он пошел навстречу. Это же так просто.

Майор Риддл прокашлялся и сердито спросил:

— Так вы не были удивлены тем, что ваш муж покончил с собой? Вы ждали, что это произойдет?

— О нет, — ее глаза расширились. — Невозможно всегда предвидеть будущее. Жерваз, конечно, был очень странным, очень необычным человеком. Ни на кого не похожим. Он был одним из Великих, родившихся вновь. В какой-то момент я это поняла. Думаю, он и сам знал об этом. Ему оказалось очень трудно приспосабливаться к глупым, пустяшным нормам вашего мира. — Глядя через плечо майора Риддла, она добавила: — Сейчас он улыбается. И думает о том, до чего же мы все глупы. Мы и правда глупые. Как дети. Притворяемся, что жизнь реальна, что она имеет смысл… А жизнь — всего лишь одна из Великих Иллюзий.

Чувствуя, что в этом сражении ему не победить, майор Риддл, отчаявшись, спросил:

— Вы совсем не можете помочь нам разобраться, почему ваш муж покончил с собой?

Она пожала худыми плечами:

— Нами движут силы… движут нами… Вам не понять. Вы-то перемещаетесь лишь в материальной плоскости.

Пуаро кашлянул:

— Кстати о материальном, мадам. Вы догадываетесь, как именно ваш муж распорядился своими деньгами?

— Деньгами? — Она уставилась на него. — Я никогда не думаю о деньгах.

Тон был пренебрежительный. И Пуаро переменил тему:

— А сколько было времени, когда вы сегодня спустились к ужину?

— Времени? Что такое Время? Бесконечность — вот ответ. Время — это бесконечность.

Пуаро пробормотал:

— Но ваш муж, мадам, был очень щепетилен в том, что касалось времени, и в особенности, как мне сказали, времени обеда.

— Милый Жерваз, — леди снисходительно улыбнулась. — Какой же он был дурачок. Но это делало его счастливым. Вот мы и не опаздывали.

— Мадам, когда дали первый гонг, вы были в гостиной?

— Нет, я была в своей комнате.

— А не припомните ли, кто был в гостиной, когда вы туда спустились?

— Да все, по-моему, — рассеянно промолвила леди Шевени-Гор. — Разве это имеет значение?

— Может, и не имеет, — согласился Пуаро. — И вот еще что: ваш муж когда-нибудь говорил вам, что подозревает, будто его грабят?

Леди Шевени-Гор этот вопрос явно не заинтересовал:

— Грабят? Нет, не думаю.

— Грабят, выманивают деньги, как-то иначе обманывают?..

— Нет-нет… не думаю… Жерваз бы страшно разозлился, если бы кто-нибудь осмелился на что-либо подобное.

— Во всяком случае, вам он ничего такого не говорил?

— Нет-нет, — леди покачала головой по-прежнему без особого интереса. — Я бы запомнила…

— Когда вы последний раз видели мужа живым?

— Как обычно, он заглянул ко мне, когда перед ужином шел вниз. Со мной находилась горничная. Он просто сказал, что спускается.

— А о чем он чаще всего говорил в последние дни?

— О, об истории семьи. В этом деле у него все шло очень хорошо. Он нашел эту забавную старушку, мисс Лингард, совершенно бесценную. Она разыскивала для него в Британском музее всякие разные материалы. Знаете, она ведь работала с лордом Малкастером над его книгой. Она вела себя очень тактично. Я имею в виду, не совала нос, куда не надо. В конце концов, в каждой семье есть предки, о которых не хочется упоминать. А Жерваз так щепетилен. Она и мне помогала. Разыскала очень много данных о Хатшепсут.[3] Видите ли, я ведь — перерожденная Хатшепсут. — Леди Шевени-Гор сообщила об этом очень спокойно. — А до того, — продолжала она, — я была жрицей в Атлантиде.

Майор Риддл заерзал на стуле.

— Э-э… о-о… очень интересно, — пробормотал он. — Ну, что ж, леди Шевени-Гор, я думаю, это все, о чем мы хотели вас расспросить. Вы очень любезны.

Леди поднялась, запахнув плотнее свои восточные одежды.

— Доброй ночи, — пожелала она. А потом сказала, обращаясь к чему-то за спиной майора Риддла: — Жерваз, дорогой, доброй ночи. Я бы хотела, чтобы ты пришел ко мне, но знаю, ты должен побыть здесь. — И пояснила: — По крайней мере сутки ты должен оставаться там, куда ушел. Только потом ты сможешь свободно перемещаться и вступать в общение. — И леди удалилась.

Майор Риддл отер пот со лба.

— Уф-ф, — выдохнул он. — Она намного более сумасшедшая, чем я думал. Неужели она верит во всю эту чепуху?

Пуаро задумчиво покачал головой.

— Может быть, это ей помогает, — предположил он. — Сейчас, чтобы спастись от леденящей душу реальности — смерти мужа, ей нужно создать для себя мир иллюзий.

— Мне она показалась почти безумной, — возразил майор Риддл. — Несет полную околесицу, ни одного разумного слова.

— Нет-нет, друг мой. Самое интересное здесь то, о чем случайно обмолвился мистер Хьюго Трент: полный туман иногда неожиданно рассеивается до полной ясности. Она продемонстрировала это своим замечанием, что тактичная мисс Лингард не упоминала нежелательных предков. Поверьте мне, леди Шевени-Гор — в своем уме.

Пуаро поднялся и стал ходить по комнате.

— Кое-что в этом деле мне не нравится. Да-да, очень не нравится.

Риддл с любопытством взглянул на него:

— Вы имеете в виду причину его самоубийства?

— Самоубийство! Самоубийство! Неверно это, говорю я вам. Психологически неверно. Что Шевени-Гор думал о себе? Колосс, персона чрезвычайной важности, центр мироздания! Станет ли такой человек уничтожать себя? Безусловно, нет. Скорее уж он уничтожит другого — какую-нибудь несчастную, жалкую букашку, осмелившуюся докучать ему… Если потребуется, он осуществит возмездие. Но уничтожить себя? Уничтожить такого Себя?

— Это прекрасно, Пуаро. Но ведь все совершенно очевидно. Дверь на замке, ключ у него в кармане. Окна закрыты и заперты. Я знаю, такие вещи случаются в книжках, но чтобы на самом деле, — не слыхал. Что-нибудь еще?

— Да, есть еще кое-что. — Пуаро сел в кресло. — Вот я. Я — Шевени-Гор. Сижу за своим столом. Я решился на самоубийство, потому что… ну, предположим, сделал открытие, страшно порочащее родовое имя. Не очень убедительно, но вполне допустимо. Eh bien[4], и что же я делаю? Нацарапываю на листочке «ПРОСТИТЕ». Да, это вполне возможно. Потом выдвигаю ящик стола, достаю пистолет, который там хранится, заряжаю его, если он не заряжен, и — что, наконец, стреляюсь? Нет, я сперва поворачиваю свое кресло — вот так, и только потом — потом — приставляю пистолет к виску и стреляю. — Пуаро вскочил на ноги, обернулся к Риддлу и спросил: — Это что, логично, я вас спрашиваю? Зачем поворачивать кресло? Если бы, к примеру, здесь на стене висела картина — ну, тогда было бы объяснение. Какой-нибудь портрет, который умирающий хотел видеть перед смертью, но оконная штора — ah non[5], это чепуха.

— Может, он хотел взглянуть в окно. В последний раз посмотреть на поместье.

— Мой дорогой друг, не можете же вы говорить это серьезно. Вы ведь знаете, что это ерунда. В восемь минут девятого уже темно. К тому же в любом случае шторы были опущены. Нет, должно быть какое-то иное объяснение…

— Только одно, насколько я могу судить. Жерваз Шевени-Гор был сумасшедшим.

Пуаро неудовлетворенно покачал головой.

Майор Риддл встал.

— Пойдемте в гостиную, — сказал он. — Пора поговорить с остальными. Может, что-нибудь нащупаем.

Загрузка...