Зеркало, зеркало

Глава 12

Лайфорд-Кэй связывала с остальной частью острова Новый Провиденс гладкая лента шоссе. Побережье, известное под названием Нассау, когда-то служило пастбищем для скота. Холмистая земля, заросшая травой, была тучной и плодородной, но сейчас большую часть территории занимали частные владения. Тропические растения почти скрывали виллы, поэтому некоторые подъездные аллеи, ведущие к окруженным пальмами домам, не были видны с дороги.

Необитаемая вилла Нордонья редко привлекала внимание жителей. Лишь немногие из тех, кто владел домами на побережье и пользовался привилегиями членов клуба, жили в Нассау больше нескольких месяцев в году. Они проводили здесь зимний сезон, приезжали поиграть в гольф, а иногда и просто наведывались на недельку-другую, чтобы отдохнуть в тишине, а затем уехать в шумные места, где жизнь бьет ключом, или вернуться к делам. Тогда их дома запирали, окна наглухо закрывали ставнями, а мебель зачехляли — как в доме, построенном для жены Карло Нордоньи.

Только одна соседка живо интересовалась положением дел во владении Нордонья. С верхнего этажа своего особняка леди Джейн Хиллфорд прекрасно видела дом с его дымовыми трубами и широкой верандой, обращенной к морю. А в бинокль она могла даже наблюдать за тем, как день за днем становится выше трава, а на северной стороне дома разрастаются мох и плющ. Любое движение на подъездной аллее, подходившей к дому и затем сворачивающей к бунгало на пляже, частично скрытому от ее взгляда темными густыми кипарисами, сразу же привлекало внимание леди Джейн. То, что дом пустует, ее не особенно волновало. Времени у леди Джейн было полным полно, она могла и подождать. Ночь за ночью эта дама подходила к окну спальни дочери и проверяла, не светятся ли в доме соседей огни, как обязательно сделала бы Сибилла, будь она жива. За усадьбой Нордонья простиралось бескрайнее море.

На последней неделе октября леди Джейн заметила, что в пляжном бунгало появился гость, но большой дом по-прежнему пустовал. Казалось, особняк страдает от невосполнимой потери — такой же, какая выпала на долю леди Джейн.

— Господи, как же я по тебе соскучилась! — Марианна еще раз обняла дочь.

Наступил сезон ураганов, и небо было таким же свинцово-серым, как и море, но жара все еще не спала. В доме было прохладно, его бежевые и бледно-зеленые стены пахли сосной. После каменного палаццо домик показался Жози очень уютным. Девушка заметила, что Марианна похудела, от чего янтарные глаза матери казались еще больше. Улыбка же осталась теплой и ласковой.

— Что случилось, мама? — тревожно воскликнула Жози.

— Ничего, я просто устала одна содержать дом в порядке.

Девушка вышла с матерью в сад, пестревший яркими тропическими цветами. Темно-зеленая трава отливала синевой. Пальмы раскачивались на ветру, словно размахивая огромными ажурными зонтиками. Жози дышала полной грудью, упиваясь чистым воздухом тропического леса. Предгрозовая погода бодрила ее после всего пережитого в последнее время. Девушка чувствовала, что эта темная земля и напоенный ароматами воздух вливают в нее новые силы.

Марианна погладила дочь по голове. Ее тревожили перемены в Жози. Теперь она редко слышала ее звонкий смех. У дочери явно появился цинизм.

— Ты писала мне такие веселые письма, так радовалась урокам пения, — заметила Марианна. — Но сейчас я вижу в твоих глазах несвойственную тебе прежде грусть. По-моему, ты что-то скрываешь, Жозефина, не желая меня волновать. — Мать села на садовую скамейку. Девушка устроилась рядом с ней. — Ты вернулась домой раньше, чем я ожидала, и без Франчески. Не убеждай меня, будто покинула Миреллу Варчи и бросила уроки пения по собственному желанию.

Жози отвернулась, но Марианна коснулась ее щеки и посмотрела в глаза дочери.

— Граф плохо с тобой обращался?

— Да, как с горничной Франчески. Заставил питаться на кухне со слугами, никогда со мной не разговаривал, даже не смотрел в мою сторону.

Марианна молчала, проникнувшись ее болью.

— Мама, я знаю, что он мой отец.

Марианна застыла.

— Кто тебе рассказал?

— Один из слуг в палаццо. Там все знают. Они называли меня bastarda — чаще за спиной, а иногда и в лицо.

— Ты не была груба с Карло?

— Ах, мама, конечно, нет. Я вообще редко его видела. Если тебя только это и беспокоит, то мне больше нечего сказать.

Марианна смягчилась:

— Оглянись вокруг, детка, посмотри, как мы живем. У нас есть все, что нужно, — прекрасный дом, частная школа, красивая одежда, белый дантист, лучший врач в Нассау всегда к нашим услугам. А поездка в Венецию! А уроки пения у знаменитой оперной певицы!

Жози молчала.

— Когда мне было пятнадцать, я бросила школу и перебралась с Гаити на этот остров, — сказала Марианна. — До того как меня нанял Карло, я мыла полы и работала горничной в одном из отелей в центре города. Мне представилась возможность поступить в прекрасный дом к доброму человеку, и я очень благодарна ему. Мое мнение о нем не изменилось. Ты, Жози, не знаешь другой жизни. Дитя мое, я не осуждаю твой гнев, но подумай: если бы Карло вышвырнул меня, как поступили бы многие на его месте, какая жизнь ждала бы тебя?

— Мама, почему ты не сказала мне правду?

— Я не хотела, чтобы это стало известно. Моя бабушка и отец умерли, так и не узнав, что я родила тебя, не выйдя замуж. День твоего рождения был самым счастливым в моей жизни, но я очень боялась, что они все обнаружат. Родить внебрачного ребенка считается на Гаити самым тяжким грехом. К незаконнорожденным детям здесь относятся как к изгоям.

— Значит, ты меня обманывала.

— Я всех обманывала. Как по-твоему, могла бы я возить тебя в гости к родным, если бы рассказала правду? Не обвиняй Карло, дорогая. Он защищал нас обеих и, уверена, никому ничего не рассказывал. Не представляю, откуда узнали слуги.

Жози молчала, и это задело Марианну.

— Франческа знает?

— Нет.

— Но вы же с ней лучшие подруги, раньше ты ей обо всем рассказывала.

— Мы больше не подруги, мама. Я — ее сестра.

Марианна увела Жози в дом: пошел дождь.

— Я очень устала, мама. Пойду распакую вещи.

Когда Жози вышла, Марианна долго стояла, уставившись в окно невидящим взглядом. У дочери теперь свои проблемы. Как она может рассказать ей ужасную новость? Остается только похоронить ее в своей душе.

Марианна закрыла глаза и начала молиться: «Господи, очисть от горечи душу дочери и верни любовь в ее сердце! Дай мне немного времени!»

Через маленькое окошко в верхнем этаже леди Джейн следила за молодой женщиной с золотисто-рыжими волосами, появившейся здесь три дня назад.

Леди Джейн не сомневалась, что это дочка Сюзанны. Тринадцать лет заточения в продуваемом всеми ветрами доме мужа в сельской глуши Англии не притупили у нее ни чувств, ни памяти. Эта девушка была выше и стройнее Сюзанны, но с такими же волосами, той же гордой осанкой и любовью к цветам.

Леди Джейн отложила бинокль и удовлетворенно улыбнулась. События разворачивались самым лучшим для нее образом. Франческа Нордонья не могла бы выбрать более подходящего момента для возвращения из Венеции. Леди Джейн и сама появилась здесь два месяца назад, после смерти мужа. Да, у нее ушло немало времени, чтобы обрести право на свободу. Все эти годы муж держал ее в заточении, однако леди Джейн все же удалось убедить родственников Сирила, что она более чем разумна для безутешной вдовы. Впрочем, леди Джейн всегда считала себя нормальной, а сумасшедшим — покойного мужа. И вот ее отпустили на этот населенный призраками остров, в проклятое Богом место, где все когда-то и началось.

Леди Джейн отметила, что негритянка и девушка куда-то исчезли, но не стала над этим раздумывать. Какая разница, если здесь молодая дама, действительно интересующая ее.

Франческа вышла из бунгало около девяти утра. На рассвете прошел ливень, и сад благоухал ароматами тропических цветов. Но даже это не смягчало ее одиночества и отчаяния. Не отвлекали и разнообразные занятия.

Франческа подошла к скамейке, стоявшей там, где некогда пышно цвели розы Сюзанны. Девушка помнила, как мать в широкополой соломенной шляпе что-то постоянно подрезала или выпалывала сорняки. После ее смерти сад перекопали и засеяли травой, осталась лишь каменная скамейка, обращенная к морю.

Мечтая о работе, которая заставила бы ее забыть о Джеке и не думать о беспросветном будущем, Франческа накануне разыскала старого садовника, Джо Монро, и попросила его помочь восстановить розарий Сюзанны. Девушка улыбнулась, вспомнив, как обрадовался старик. Он тут же поспешил в давно заброшенную теплицу и вскоре вернулся с выцветшими и пожелтевшими листами. То были схемы, составленные Сюзанной перед тем, как она занялась своей клумбой. Садовник и Франческа сделали соответствующие приготовления и вместе копали землю, пока не спустились сумерки и усталость не заставила их разойтись. Обрабатывая своими руками эту плодородную почву, девушка чувствовала, как в нее вливаются новые силы. Слава Богу, наконец она дома, вдали от предательства и вероломства венецианской жизни.

Франческа поднялась со скамейки, завидев Джо с большим прекрасным белым цветком. Девушка улыбнулась и протянула руку к растению.

— Отец подарил мне необыкновенное жемчужное ожерелье, и кулон на нем точно такой же, как этот цветок. Может, он послужил моделью для ювелира?

— Думаю, да. Это любимый цветок вашей матери. В давние времена их на острове было видимо-невидимо, а теперь они встречаются редко.

Франческа понюхала цветок и сразу вспомнила ту ночь, когда Сюзанна поцеловала ее на прощание. Тогда в волосы матери были вплетены эти белые цветы. Ими же пахли и духи матери, привезенные Франческой из Венеции, — «Роза Лайфорда».

— Джо, как называются эти цветы? «Роза Лайфорда»?

— Так их называла хозяйка. — Садовник указал на участок земли в середине розария. — Давайте посадим его здесь, где он рос при вашей матери! Потом вы отдохнете, а я тем временем разобью еще несколько клумб. У вас сегодня усталый вид.

Франческа посадила «Розу Лайфорда» в свежевскопанную землю. Вдыхая аромат цветка, она словно ощущала рядом присутствие матери. Утрамбовав землю, девушка огляделась. Благодаря ее усилиям сад Сюзанны начал возрождаться.

На следующее утро Франческа отправилась прогуляться в дальний конец владения. Неожиданно у нее закружилась голова, она попыталась ухватиться за ветку, но тут же упала на землю и потеряла сознание. Придя в себя, она ощутила запах сырой травы. Незнакомая служанка помогла ей подняться.

— Что со мной?

— Обморок, мисс.

— Спасибо, что помогли. — Франческа все еще чувствовала слабость. — Но кто вы?

— Я работаю у леди Джейн Хиллфорд, это она послала меня помочь вам. — Молодая мулатка указала на поместье Хиллфордов. На небольшом пригорке за живой изгородью чуть виднелась его терраса.

Девушка никогда не встречалась ни с леди Хиллфорд, ни с другими соседями, возможно, дружившими когда-то с матерью. Одноклассницы Франчески принадлежали к среднему классу и так же мало знали о землевладельцах Лайфорд-Кэй, как и она сама.

Служанка, поддерживая девушку, провела ее сквозь живую изгородь к дому Хиллфордов.

— Куда мы идем? — спросила Франческа.

— К леди Джейн. Она вам поможет.

Франческа вдруг снова покачнулась от головокружения и тошноты.

— Прошу вас, мисс, пойдемте.

Казалось, они добирались целую вечность. Франческа была благодарна за помощь: до бунгало она не смогла бы дойти сама. Сейчас ей очень хотелось поскорее прилечь.

Навстречу им выбежала невысокая седая коренастая дама, одетая, как и Франческа, для работы в саду. Она помогла служанке, и они вместе дотащили девушку до террасы.

— Прилягте здесь, — распорядилась дама, подвинув шезлонг. Франческа опустилась в него и снова впала в забытье. Когда она открыла глаза, пожилая дама стояла перед ней со стаканом томатного сока.

— Вы бледны как полотно. Нужно вызвать врача.

— Нет, уже все хорошо, правда. Не понимаю, что со Мной в последнее время творится. — Девушка попыталась подняться. — Спасибо за помощь.

— Нет-нет, лежите. — Дама протянула Франческе руку. — Я — леди Джейн Хиллфорд.

— А меня зовут Франческа Нордонья. Жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах, но я очень признательна вам за помощь.

Пожилая дама очень понравилась девушке. Она не скрывала свой возраст, смотрела на Франческу прямодушно, проницательно и сердечно. Одинокая девушка сразу потянулась к ней.

— Я уже вполне оправилась и смогу добраться домой, — сказала она.

— Чепуха! Я отвезу вас на машине. Должно быть, вы дочка Сюзанны Нордонья, — тепло проговорила леди Джейн. — Я хорошо знала вашу мать. Вы удивительно похожи на нее. Помню вас совсем крошкой, играющей на лужайке.

— Вы знали мою мать?

— Конечно. Мы все ее знали. Она всегда была в центре внимания. А вам сейчас, вероятно… дайте-ка подумать… девятнадцать? Двадцать?

— Восемнадцать.

— Восемнадцать! Но какая вы взрослая! Уже настоящая леди! Нужно непременно познакомить вас с другими друзьями Сюзанны.

Франческа поблагодарила ее и пригубила томатный сок.

— Вам действительно лучше?

— Да, гораздо лучше. Думаю, голова у меня закружилась из-за работы в саду. Мне каждое утро не по себе — будто заболеваю. Может, виной тому какое-то растение? Как по-вашему?

Леди Джейн села напротив Франчески.

— Вообще это бывает. Расскажите, какие у вас симптомы?

— Тошнота и головокружение.

— И долго ли это продолжается?

— С тех пор как я начала работать в саду. Две недели назад.

— Что ж, значит, так и есть. — Леди Джейн решительно поднялась. — Я не стану утруждать врача. А садом пусть займется кто-нибудь другой. Судя по симптомам, это похоже на аллергию, и, если вы будете держаться подальше от растения, которое ее вызывает, болезнь, надеюсь, пройдет сама собой. А еще, дорогая, по-моему, вы плохо едите. Я же вижу: худенькая, а под глазами — темные круги. Может, позавтракаете у меня?

— Нет, спасибо. Вы очень добры. — Франческа только сейчас поняла, как изголодалась по дружескому общению, а особенно — по материнской заботе.

— Мне это совсем не трудно. Ручаюсь, сегодня утром вы еще не ели.

Франческа смущенно покачала головой.

— Граф ведь здесь не живет? За вами кто-нибудь присматривает?

— Экономка с дочерью уехали на Гаити навестить родственников.

— А, так вы одна! Тогда решено. Что скажете насчет омлета?

Стол накрыли на террасе. Воздух после дождя был свеж и чист, тучи разошлись, а небо сияло голубизной. От террасы к океану шла аллея, обсаженная розами и цветущими бугенвиллями, и их вид наполнил душу Франчески спокойствием и радостью бытия, пожалуй, уже ставшими привычными за время пребывания в Нассау.

— Леди Хиллфорд, какой у вас очаровательный цветник! — воскликнула девушка.

Дама улыбнулась:

— Прошу вас, дорогая, называйте меня леди Джейн, а то я чувствую себя еще старше, чем на самом деле.

Она начала осторожно расспрашивать Франческу и за дружеской трапезой ухитрилась узнать о жизни девушки в Нассау и о ее поездке в Венецию почти все, кроме связи с Джеком.

Когда Франческа ушла, было уже слишком жарко, чтобы работать в саду, но возбужденной леди Джейн не сиделось дома. Встреча с дочерью Сюзанны всколыхнула воспоминания, и пожилая дама не находила себе места.

В этот час в доме было тихо как на кладбище. Леди Джейн опустилась в глубокое кресло и закурила сигарету. Эта привычка раздражала ее. Порой она звонила горничной и приказывала вынести грязную пепельницу, но через минуту снова требовала ее.

Внезапно на лестнице послышались тяжелые шаги.

— Легок на помине, — сухо заметила леди Джейн. — Я только что о тебе думала.

— Надеюсь, только хорошее, — произнес веселый голос с ирландским акцентом.

— Ты рано поднялся, Майкл.

В комнату вошел молодой парень, босой и без рубашки. Сластолюбивой даме доставляло удовольствие созерцание обнаженного мужского торса с хорошо развитой мускулатурой и плоским животом, но вместе с тем ей претила бесцеремонность Майкла.

— Полагаю, наивно ожидать, что ты соизволишь одеться до полудня, — проговорила она. — В самом деле. Майкл, это же неприлично. Ты не на корабле, а в моем доме.

Майкл поцеловал ее в лоб.

— Простите, тетя, я вот уже неделю не видел женщин, отвык. — Через минуту он отправился на кухню готовить себе кофе.

Леди Джейн улыбнулась: он неисправим. Майкл был сыном младшего брата покойного лорда Хиллфорда, который женился на благовоспитанной ирландской девушке и обосновался в небольшом поместье в Ирландии. Майкл не имел ни наследства, ни титула, и ему пришлось зарабатывать себе на жизнь, но к работе у него не было никакого призвания. Он любил только море и, бросив Тринити-колледж, несколько лет прослужил в Королевском военно-морском флоте. Там он приобрел определенный лоск и приучился к дисциплине, однако по-прежнему и слышать не хотел о гражданской должности.

Узнав, что Майкл отбыл на Багамы, леди Джейн вскоре после своего возвращения на остров навестила его. Он зарабатывал тем, что на день-два, а то и на неделю нанимался капитаном к туристам, бравшим напрокат лодку. Со временем он пристрастился к виски. Сейчас Майклу было уже под тридцать, а он все еще жил как студент колледжа во время летних каникул, не зная, куда девать нерастраченные силы. В море он был хорош, а на берегу пьянствовал в барах и сорил деньгами, когда они у него заводились.

Увидев племянника в матросской одежде, болтающегося в порту, леди Джейн не сразу оправилась от изумления, однако по зрелом размышлении не усмотрела в этом ничего предосудительного. Кем был бы ее покойный муж, не имей он титула? Майкл хотя бы способен завязать морской узел и знает толк в парусах, а к тому же неотразимо обаятелен. Последнее он унаследовал явно не от Хиллфордов.

Леди Джейн привезла племянника к себе, и с тех пор он время от времени жил в ее усадьбе. Майкл частенько шокировал тетку, но искупал это тем, что сопровождал ее в клуб на светские мероприятия. Его спортивная фигура, волевой подбородок и живые глаза всегда производили самое благоприятное впечатление.

Ирландская дерзость Майкла и грубоватые манеры на свой лад волновали женщин, и вскоре леди Джейн убедилась, что ей завидуют. Да, она заключила неплохую сделку, а теперь близился час, когда ее доброта к племяннику должна была принести плоды.

Дама улыбнулась. Перед такой красавицей, как Франческа Нордонья, ее беспутный племянник не устоит и наверняка влюбится в девушку. А если леди Джейн правильно поняла симптомы, маленькой графине срочно нужен муж.

Леди Джейн мысленно возблагодарила судьбу за щедрый подарок. Как хорошо все складывается! Удачное стечение обстоятельств облегчит ее задачу. Об этом она и не мечтала. Дочка Сюзанны окажется не просто у нее под боком, а в лоне семьи. Если все пойдет так, как задумано, осуществится заветное желание леди Джейн: лихой Майкл пустит по ветру состояние Франчески, а когда через год она ему надоест, то своей слабостью к спиртному и женщинам погубит ее репутацию и жизнь. Это проще простого. Детская игра, да и только!

— Майкл, дорогой, — крикнула леди Джейн, — неси свой кофе сюда и посиди немного со мной!

Молодой человек, такой же растрепанный и без рубашки, появился с чашкой кофе, сигаретой и утренней газетой.

— Вы звали, тетушка?

— Пожалуйста, не устрой пожар. Ты роняешь пепел на ковер.

Майкл спокойно уставился на тетку:

— Что толку в коврах, если нельзя стряхнуть на них пепел разок-другой?

— Стряхивай лучше сюда. — Леди Джейн протянула ему пепельницу. — Майкл, я хочу тебя познакомить с очень милой девушкой, настоящей красавицей. Она живет здесь совсем одна.

— Снова пытаетесь меня сосватать! Надеюсь, это не одна из тех чопорных местных девиц, которые взвизгивают всякий раз, как к ним прикоснешься, и ждут, что их угостят пятидесятидолларовыми обедами.

— О нет, Майкл, она совсем другая.

— Тоска!

— Девушка очень богата. Ты же не можешь вечно жить так, как сейчас.

— То есть злоупотреблять вашей щедростью? Я оскорблен! — Майкл одарил тетку ослепительной улыбкой. — Завтра же уеду.

— Я вовсе не это имела в виду, а только хотела сказать, что нельзя всю жизнь быть матросом. У меня и в мыслях не было, я ведь тебя люблю.

— Что ж, тогда подкиньте немного деньжат. Сегодня я собираюсь в город.

— К обеду вернешься?

— Возможно, но не обещаю.

— Позвони мне до четырех и сообщи.

Однако Майкл уже исчез.

Угощение оказалось превосходным, и Франческа съела вдвое больше обычного. Она даже попросила добавку земляничного мусса. Леди Джейн извинилась за своего «ужасного племянника», не явившегося к обеду, и проводила ее в гостиную.

Как ни радовалась девушка, что у нее наконец появилась собеседница, со временем она почувствовала в леди Джейн какую-то фальшь. Теперь пожилая дама рассказывала Франческе о. своих детских годах, проведенных в Англии. Слушая ее, та окинула взглядом гостиную и подумала, что здесь на редкость неуютно. Этот дом словно перенесли сюда из Англии в первозданном виде, и не поразмыслив о том, впишется ли он в новый ландшафт.

Изначальное убранство дома, видимо, было уютным и непретенциозным. Однако с годами что-то изменилось. Гостиная выглядела слишком чопорной, в ней не осталось ни следа того милого беспорядка, который и придает особую прелесть загородным домам. Со стен не смотрели заботливо развешанные семейные фотографии в добротных рамках, нигде не валялось забытое вышивание, не лежали зачитанные книги. У Франчески появилось ощущение, что в этом доме никогда не было любви.

— А вот и он наконец — этот ужасный тип. — Леди Джейн отставила чашку, заслышав в коридоре шаги. — Франческа, позвольте представить вам моего племянника из Ирландии Майкла Хиллфорда. Майкл, это Франческа Нордонья, наша соседка. Ты наверняка помнишь, я рассказывала тебе об ее отце, графе Нордонье.

Майкл протянул девушке большую сильную руку. Она кивнула, но руку быстро отняла, ибо теперь боялась красивых мужчин.

— Тетя Джейн, я уже пообедал, но с удовольствием присоединюсь к вам за десертом. — Майкл быстро и непринужденно включился в игру леди Джейн. Он уже произвел благоприятное впечатление, но дальнейшая задача представлялась ему более трудной. Майкл не знал, почему эта хрупкая девушка так важна для леди Джейн. Его ничуть не интересовали ее приятельницы по клубу Лайфорд-Кэй, и вкусу тетки он не доверял. Но эта застенчивая девушка — просто прелесть.

Сначала Франческу отпугнули бьющая через край энергия и жизнерадостность Майкла. Но молодой человек так старался очаровать девушку и расположить ее к себе, что она успокоилась. Его удивленные светло-карие глаза смотрели на Франческу с тем же простодушием, что и на пожилую морщинистую тетку, а в веселом голосе не слышалось ничего угрожающего.

— Майкл, я оставлю вас ненадолго, мне нужно позвонить. Надеюсь, вы простите меня. — С этими словами леди Джейн удалилась, вполне довольная собой.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь звоном посуды, доносившимся из кухни. Майкл взглянул на Франческу и вдруг рассмеялся. Чем больше смущалась девушка, тем громче он хохотал. Наконец, хлопнув себя по бедрам, Майкл молча ткнул пальцем в потолок. Это, несомненно, имело отношение к леди Джейн, которая ушла наверх звонить. Через несколько минут он угомонился и вытер слезы.

— Ну тетушка, ну хитра старушка! Прямо настоящая сваха! — Майкл бросил взгляд на потолок и погрозил пальцем.

Тут Франческа сообразила, что он, вероятно, навеселе. Увидев ее замешательство, Майкл решительно поднялся.

— Пошли, детка, я провожу вас до дома. В такую прекрасную ночь грех сидеть в этом мавзолее.

Они вышли. Майкл дружески, даже покровительственно взял ее под руку.

— Тетушка говорила, что вы живете по соседству. Странно, что я ни разу вас не видел… хотя в основном я провожу время в море. А вы, как я слышал, были в отъезде.

— Да… я ездила к отцу в Венецию.

Майкл оживился:

— О, Венеция! Венецианцы — великие мореходы. Вам нравится плавать по морю? Много вы плавали в здешних краях?

— Нет, всего несколько раз на папиной яхте, и только в Европе.

— Тогда я должен взять вас на борт. — Энтузиазм Майкла заставил Франческу улыбнуться. — Решено, завтра я зайду за вами рано утром. А вы расскажете мне про Венецию.

Майкл хорошо знал звезды, и пока они шли через широкую лужайку к дому Нордонья, показывал Франческе созвездия.

Когда они остановились, он сделал широкий жест рукой.

— Необыкновенный дом! Ни один другой на этих островах с ним не сравнится. Кажется, будто он сам здесь вырос. Поразительно!

Его искреннее восхищение тронуло девушку.

— Я жила здесь в детстве. Потом дом пустовал почти тринадцать лет, и открывали его только на Рождество, когда приезжал отец, но за комнатами следила экономка, а садовник присматривал за цветами. У меня вошло в привычку каждый день наведываться в дом. Там мне вспоминаются разные мелочи, связанные с детством и родителями… — Франческа замолчала, смутившись оттого, что рассказала ему так много.

А Майкл, восхищенно осматриваясь, последовал за ней в вестибюль, а затем в центральный зал, залитый лунным светом.

— Здесь есть привидения, — убежденно заявил он. — В Ирландии много старых домов, где живут духи, они никогда не покидают их. В вашем доме тревожная атмосфера, я чувствую.

— Чепуха! Кое-что действительно случилось, но не здесь. Моя мать уехала отсюда в Венецию, в гости, и там умерла. После этого меня переселили в бунгало на пляже.

Майкл в темноте пытался уловить на ощупь вибрации воздуха. Франческа вдруг поняла, что в нем очень сильны ирландские корни. Быть может, целые поколения ирландцев, вот так же касаясь стен, надеялись обнаружить жителей иного, нездешнего мира, обитающих в старых домах. Хотя во мраке узкого коридора он казался исполином, девушка подумала, что в нем самом есть нечто от существа из мира духов.

Наконец Майкл авторитетно заключил:

— Здесь чувствуется чье-то постороннее присутствие, чья-то злая воля. Пожалуй, включите свет.

Люстра в коридоре вспыхнула огнями, засверкали маленькие стеклянные призмочки, и призраки тотчас рассеялись. Франческа провела Майкла по комнатам, сдергивая с мебели пыльные чехлы.

— Видите? Здесь никого нет.

Мебель, подобранная по вкусу ее матери, выглядела современно, словно Сюзанна предвкушала дух вольности, характерный для нынешнего десятилетия.

Майкл задержался возле одной из фотографий.

— Это вы? Какая красивая девочка!

Франческа рассмеялась и пошла проводить его. Они медленно брели по траве, обдуваемые прохладным бризом. Майкл расстался с девушкой у двери бунгало, и она внезапно почувствовала, что у нее полегчало на сердце. Майкл удивительно приободрил Франческу. Целых два часа она не вспоминала о Джеке! А заговорив о духах в доме матери, он попал в точку, словно понял, что девушку одолевает одиночество. Может, ее печальная доля и есть тот дух, чье присутствие почувствовал Майкл? Да, она с удовольствием отправится с ним завтра на лодке.

Кто знает, возможно, встреча с Майклом — счастливый знак, такой же, как найти на пляже морскую звезду? Море от многого исцеляет.

Прошла неделя. Время, которое раньше тянулось бесконечно долго, теперь пролетало незаметно.

К полудню, почувствовав себя гораздо лучше, Франческа поднялась с постели. Тошнота прошла, и девушка не послушалась внутреннего голоса, убеждавшего ее полежать весь день. Она постояла обнаженная перед зеркалом, рассматривая свою стройную фигуру. Располнела талия или это только кажется? А грудь стала чуть пышнее или это плод воображения? В сентябре у Франчески не было месячных, и в октябре задержка составляла уже почти неделю. Сомнений нет, она носит ребенка Джека.

Девушка прижала ладони к животу.

Разве могла такая бурная страсть кончиться иначе? Внутри нее растет новая жизнь, которая не позволит забыть о любви к Джеку. Пора перестать горько сетовать на неверность возлюбленного, надо строить планы на будущее.

— Франческа! Ленивица! Как ты? Надеюсь, встала? — донесся из сада голос Майкла.

Девушка накинула халат и подошла к окну. Как приятно увидеть его ласковую улыбку!

— Только не это, Майкл! Не надо делать из меня моряка.

Майкл показал ей корзинку для пикника.

— Вчера ленч готовила ты, позавчера — тоже. Сегодня моя очередь. Картофельный салат, бутерброды с ветчиной и гигантская папайя. Поторопись.

— Сейчас приду.

Франческа быстро оделась, радуясь, что Майкл снова отвлечет ее от грустных размышлений.

Рядом с ним ее не пьянила страсть — не то что с Джеком Уэстманом. Хотя Франческа и подозревала, что у Майкла немалый опыт с женщинами, он держал дистанцию и вел себя с ней как друг. Во время морских прогулок они часто касались друг друга — Майкл непринужденно обнимал ее за плечи, иногда целовал в лоб, а прощаясь, заключал в свои медвежьи объятия. Но Франческа никогда не опасалась, что он перейдет грань дружеских отношений. Девушке было с ним хорошо, спокойно, и Майкл действовал на нее ободряюще. В его присутствии она чувствовала себя увереннее и испытывала к нему искреннюю симпатию.

Весь день они провели на борту его небольшой яхты. Стоял почти полный штиль. Потягивая белое вино, Франческа слушала забавные рассказы Майкла о детстве. Он говорил о смешном с удивительно серьезным видом.

— Пожалуй, нам пора двигаться к берегу.

Только услышав эти слова, девушка заметила, что солнце уже над самым горизонтом и на островах сгущаются лиловые тени. С самого утра она ни разу не вспомнила о своих проблемах.

Они поплыли к берегу. Море, освещенное лучами заходящего солнца, стало темно-красным. Когда они пришвартовались и выгрузили на берег снаряжение, все уже окутала густая тьма.

Чуть позже Майкл и Франческа отправились в Нассау на танцы, а потом, прихватив с собой остатки шампанского, покинули шумный и душный ночной клуб и в машине с откинутым верхом поехали на пляж.

Там они включили в машине радио и — уже под луной — закружились в неистовом танце. Так много, как в этот вечер, Франческа не пила еще никогда, но зато напряжение, не отпускавшее ее уже несколько недель, ослабло.

Мелодия сменилась. Майкл привлек девушку к себе и начал целовать ее — сначала едва касаясь губами, потом все более страстно.

Они стояли у кромки воды. Франческа чуть отстранилась.

— Давай окунемся, — прошептала она, сбросила платье, с разбегу нырнула, а потом поплыла в глубокое место. Майкл все время держался рядом с ней.

Наконец они направились к берегу. Майкл нащупал ногами дно и встал. Он был немного выше Франчески. Майкл обнял ее, и она ощутила, как тверда его возбужденная плоть. Когда девушка побежала купаться, на ней остались лишь трусики, но сейчас Майкл стянул и их. Вспомнив Адриатику, она посмотрела на небо, усыпанное звездами. Здесь оно было гораздо темнее, а воздух благоухал ароматами тропических растений. Франческа растворилась в объятиях Майкла, но когда он вошел в нее, едва удержалась, чтобы не выкрикнуть имя Джека. Однако кульминация превзошла ожидания Франчески и стерла память о пережитых страданиях. Майкл поднял ее на руки и понес к машине, и теперь она уже самозабвенно целовала его.

Этой лунной ночью Франческа впервые преодолела свой девичий стыд и стала такой, какой прежде лишь воображала себя, грезя о Джеке. Она только принимала его любовь, а сама едва осмеливалась одарить его лаской. И вот, по иронии судьбы, именно с Майклом, которого Франческа не любила, она обрела свободу, позволявшую ей обвить его ногами, смело двигаться ему навстречу, громко смеяться и стонать от наслаждения под огромным звездным небом. Теперь она не испытывала никакого смущения. Напротив, наслаждалась пришедшей к ней чувственностью.

Девушка вышла из кабинета врача и побрела по улицам Нассау. Шел мелкий дождик, но Франческе он казался туманом.

«Но я совсем не расстроена», — удивилась она, хотя, сидя в очереди, ловила на себе любопытные взгляды негритянок. Те вмиг догадались, почему эта девушка оказалась в приемной врача-акушера здесь, «за холмом». Но как ни странно, идя по улице и подставляя лицо теплому ветру, Франческа чувствовала себя в приподнятом настроении.

Утром она проснулась в объятиях Майкла, спокойная и словно огражденная им от всех бед. Однако вскоре после его ухода у нее начались привычные спазмы в желудке. Тошнота вскоре прошла, но девушку охватил безумный страх перед будущим. Она опять постояла перед зеркалом, на этот раз уже точно зная, что пополневшая талия — не плод ее воображения.

Прошлой ночью, с Майклом, ее уже не преследовали мысли о Джеке, но ведь она носила в себе его ребенка.

Испуганная Франческа бросилась к врачу, но теперь, когда подозрения подтвердились, ужас сменился необъяснимой безмятежностью. Конечно, Джек потерян навсегда, но он оставил ей дар любви, и Франческа не сомневалась, что будет относиться к этому дару нежно и трепетно.

Пока она добиралась до Лайфорд-Кэй, тучи рассеялись и выглянуло солнце. Девушка решила трезво обдумать сложившуюся ситуацию. Кого ей попросить о помощи? Марианна на Гаити, а отношения с Жози почти порваны. Та прислала лишь одну открытку, сообщив, что задерживается из-за болезни. Телефона у родственников Марианны нет, а адрес их неизвестен.

Может, родить ребенка в Нассау, а потом сказать всем, что он приемный? Нет, Карло узнает правду, а значит, и другие тоже. Скрыть это от отца нельзя. Ребенок важнее, чем фамильная честь семейства Нордонья. Карло предотвратит скандал… если захочет. Но сделает ли он это ради ребенка Джека Уэстмана? Или устроит так, чтобы она разрешилась от бремени тайком, а потом отдаст ребенка на усыновление?

Неразрешимые проблемы обступали ее со всех сторон. Только одного человека на свете она рискнула бы попросить о помощи, но боялась отпугнуть его. Майкл слишком горд, чтобы жениться на женщине, беременной от другого. В этом Франческа не сомневалась. Однако она была почти уверена, что он остался бы ее другом. Да, она расскажет Майклу Хиллфорду всю правду и вверит ему свою судьбу.

Свернув на подъездную аллею, Франческа заметила, что к бунгало направляется Майкл. Наверное, он пришел поговорить или пригласить ее на очередную прогулку под парусом. С тех пор как неделю назад Франческа встретилась с Майклом, этот день был первым, который они провели врозь. Майкл помахал ей рукой:

— Франческа, я пришел пригласить тебя на обед. Тетя сегодня не поскупилась. Надеюсь, у тебя нет других планов?

— Нет, Майкл, я слоняюсь без дела.

«Интересно, скоро ли леди Джейн и другие заметят, что я беременна?»

Франческа пошла к дому, и Майкл молча последовал за ней. Девушка понимала, что эти новые отношения совсем не похожи на те, что были у нее с Джеком. Тогда, рядом с Уэстманом, она чувствовала себя хрупкой, ранимой. Майкл казался сильным и независимым, но что-то в нем подсказывало Франческе, что именно он нуждается в защите.

Перед домом Майкл опустился на траву.

— Подожди, не уходи пока. Я по тебе соскучился. Где ты пропадала все утро?

Франческа растянулась рядом с ним, закрыла глаза и подставила лицо солнцу.

— Я подумывала о том, чтобы немного попутешествовать.

— Неужели ты хочешь бросить меня здесь? Может, отправимся вместе. Я ведь тоже вольная птица.

— Прекрасная мысль! Куда же?

— Я отвезу тебя в Ирландию и представлю отцу. Ему понравится такая хорошенькая девушка. Увидишь места, где я вырос, — леса, ручей, в котором много форели. В Нассау, конечно, тоже красиво, но по-другому.

— Что же тебя здесь держит?

— Этот климат больше подходит для парусного спорта. К тому же я надеюсь открыть здесь собственный бизнес и добиться успеха, фрахтуя роскошные яхты. Дома я этим заняться не мог. Ирландцам приходится покидать родные места, чтобы зарабатывать на жизнь, а умирать они возвращаются домой. Скажи, что поедешь со мной!

— О, Майкл… я, право, не знаю. Когда ты думаешь отправиться?

— Возможно, на следующей неделе. Я узнаю расписание самолетов.

— И мы вот так сразу и полетим?

— Конечно, но сначала поженимся. В ближайший уик-энд, согласна?

Предложение ошеломило Франческу, открыв перед ней весьма соблазнительные перспективы. Да уж не шутит ли Майкл, как обычно. Она беззаботно ответила:

— В эти выходные не получится, Майкл. Я пообещала прийти на благотворительный церковный базар, к тому же в саду накопилось много работы. Ты можешь подождать?

— Нет.

— Тогда тебе придется жениться на ком-то другом.

— И взять в Ирландию постороннюю женщину? С какой стати мне так поступать, если мое сердце принадлежит тебе? — так же беззаботно возразил он.

— Но я не могу выйти за тебя так скоро.

Майкл взял ее за руку и привлек к себе. Его лицо выражало решимость, а в карих глазах застыла печаль. Франческа поняла, что он боится настаивать. Если она откажет ему, то их дружбе конец. Она смущенно улыбнулась, зная, что должна сказать: «Ты встретишь другую женщину, и она полюбит тебя по-настоящему. Я же не стою тебя и ношу ребенка от другого мужчины…» Но с языка ее слетели совсем иные слова:

— Майкл, я с удовольствием пообедаю у вас. Передай леди Джейн, что я принимаю приглашение. А позже мы обсудим с тобой поездку в Ирландию.

Он стиснул Франческу в объятиях и страстно прижался к ее губам. Она наслаждалась его поцелуями и радовалась, чувствуя себя любимой. Майкл никогда не причинит ей такой боли, как Джек, и не окажется в постели другой женщины при первых трудностях.

Проводив взглядом Майкла, Франческа ушла в дом. Нет, она не скажет ему правды, ибо выбор у нее невелик: или родить ребенка и воспитывать его одной, оказавшись при этом в полной зависимости от отца, или умолчать о беременности и выйти замуж за Майкла.

Она долго сидела в уютной кухне, пила чай, смотрела в окно и любовалась цветами в саду Марианны. Ее удручала мысль о том, что придется обмануть Майкла. Он презирал бы ее, узнав, что она по-прежнему любит другого мужчину. Но ребенку нужен отец, который защитит его и даст ему имя.

В лучах заходящего солнца море походило на огромное зеркало, разбивающееся в полосе прибоя на сотни мелких осколков. Порывы ветра раскачивали прибрежные пальмы. Франческа положила руку на живот. Там, внутри нее, билось крошечное сердечко и зарождалась новая жизнь. Она защитит эту жизнь, чего бы это ей ни стоило.

Антония спала в палаццо Нордонья, прильнув к Карло, и согревала дыханием его грудь. Стараясь не разбудить ее, Карло выбрался из постели и накинул халат. Сквозь открытые балконные двери в комнату лился яркий лунный свет, и граф видел распечатанное письмо, лежащее на столе. Ему незачем было перечитывать его. Он все слишком хорошо запомнил.

«Папа, пожелай мне счастья и прости, что не возвращаюсь в Венецию. Мы с Майклом не хотим устраивать пышную церемонию и решили скромно обвенчаться в местной церкви. Свадьба состоится в следующую субботу».

«В следующую субботу». Эти слова задели Карло. Письмо он получил утром, а суббота — завтра. Может, дочь нарочно не известила его заранее, чтобы он не успел приехать на церемонию? Неужели она совсем разлюбила его?

Граф вышел на балкон и уставился невидящим взглядом на темную воду канала. Карло не верил, что дочь встретила наконец своего избранника. Он видел Франческу и ее любовника-американца в постели и почти не сомневался, что у дочери есть причины для столь поспешного замужества. Сверкающие огни Венеции расплылись перед его глазами.

Если бы он только мог объяснить дочери, почему всегда так внимательно следил за ней, почему боялся, что рано или поздно она покинет его так же, как и ее мать, и обрушит на его голову новый скандал! Но Карло не смел рассказать дочери правду о Сюзанне. Своим молчанием он оттолкнул Франческу, возможно, навсегда.

«Я хотела бы, чтобы ты был с нами, папа», — писала дочь. Граф горько усмехнулся. Пустая любезность, одна из тех, которым он сам научил ее.

— Ты проводишь с Сибиллой больше времени, чем со мной, — однажды заметил Карло. В этот день Сюзанна и ее юная английская подруга несколько часов совершали верховую прогулку по зеленым холмам острова.

Смущенная Сюзанна сидела за туалетным столиком и расчесывала перед зеркалом волосы. Она каялась и обещала впредь уделять больше внимания мужу и меньше — Сибилле, которую, по ее мнению, Карло недолюбливал.

— Сибилла в конце концов превратится в одну из тех эксцентрических особ, что курят сигары и живут в одной квартире с компаньонкой женского пола и сорока кошками. Вроде Гертруды Стайн.

— Бог с тобой, Карло! Как бы я ни восхищалась Гертрудой Стайн, для Сибиллы такое сравнение оскорбительно. Она привлекательная девушка, у нее такой изысканный вкус…

— Господи, да ты уже говоришь совсем как она! Наверняка вы сидите и рассуждаете о Фрэнсисе Бэконе или… скажем, о Шопенгауэре — кажется, именно о нем она вчера вечером прочла нам целую лекцию?

— Карло, неужели ты забыл? Сибилла удивительно хорошо изложила теорию о духе насилия в двадцатом веке. В современном искусстве это очень важная тема.

Карло изобразил раскаяние:

— Да, как же я мог забыть самый скучный обед в моей жизни?

— Ты просто невозможен, Карло! Почему ты ревнуешь меня к ней?

— Я не ревную, дорогая, — возразил Карло, глядя, как плавно двигается рука жены и как струятся по плечам ее мягкие рыжие волосы. — Но я бы предпочел, чтобы у тебя была менее претенциозная подруга. — Раздраженный своей глупой ревностью и необъяснимой симпатией жены к Сибилле, граф пошутил: — Вот уж никогда не думал, что буду страдать от ностальгии по Бонни Биддлу и кузинам Дюпон. Но те хоть не разглагольствуют об искусстве.

— Сибилла еще очень молода, Карло, но она серьезная и талантливая девушка. У нее самые высокие устремления. Она надеется стать такой же известной художницей, как Кассатт. Я ею восхищаюсь. Ты очень несправедлив. У Сибиллы нет ничего, кроме одаренности и смелости.

— Ничего? — усмехнулся Карло. — У нее есть ты.

Сюзанна удивленно посмотрела на него. Ее бравада исчезла. Сейчас она походила на ребенка, заблудившегося ночью в лесу. Карло отказывался верить своей ужасной догадке. Но взгляд Сюзанны и ее молчание объяснили ему все — долгие отлучки, странную вялость в постели, попытки доставить ему удовольствие другими способами. Увидев в глазах жены подтверждение своим подозрениям, Карло подумал о том, многие ли догадываются об истинной природе ее дружбы с Сибиллой.

Сюзанна снова начала расчесывать волосы, и они закрыли ее лицо.

— Прости, дорогой, я причинила тебе боль. — Голос сладкий как мед. — Если тебе так неприятна Сибилла, я не буду ее приглашать. Да, она мне нравится, с ней интересно говорить, поэтому я прощаю ей упрямство и эгоцентризм. Я не хотела тебя огорчать. Не хмурься, дорогой.

Сюзанна подошла к нему. Карло очень хотелось ей верить. Руки жены ласкали его, губы пьянили сладкой ложью поцелуев.

Стоя у выходящего на море окна застекленной веранды клуба Лайфорд-Кэй, Карло вдруг понял, что больше не может притворяться.

Далеко, почти на горизонте, виднелись огоньки яхт. В другом конце веранды леди Джейн и писатель Конверс Арчер устроили прием для узкого круга членов клуба — богатых европейцев и американцев, каждую зиму прилетавших сюда играть в гольф.

Сегодня чествовали Арчера в связи с недавним выходом в свет его нового романа. Арчер, как и Сюзанна, был американцем, южанином. Он не скрывал своих гомосексуальных наклонностей. В последнем романе он откровенно описал жестокие гонения, которым подвергся со стороны консервативного Юга. Арчер вышел из рабочей семьи, но ум и неуемная энергия помогли ему пробиться наверх. Его изящный, яркий стиль и рано проявившийся талант привлекли внимание редакторов нью-йоркских журналов. Он усвоил манеры поведения джентльмена времен начала Гражданской войны и носил только белые костюмы. Романы Арчера, адресованные определенной аудитории, пользовались успехом.

Сюзанна и Сибилла, стройные и загорелые, обе в черных платьях, привлекали к себе взгляды присутствующих. Они казались особенными и слишком живыми собравшимся здесь людям. Уверенные в себе и счастливые, эти женщины держались в стороне от других. Обернувшись, Карло обратил внимание на то, что Сибилла интимно поглаживает локоть Сюзанны. Граф почти физически ощутил, как эта ласка наэлектризовала мужчин. Беседа прервалась.

Но потом снова зазвенели стаканы, разговор возобновился, и Карло понял, что это никого не удивило, а только смутило. Все, конечно, и раньше заметили близость этих женщин и наверняка судачили об этом за спиной Карло, щадя его чувства. Но они знали все. Лишь он не догадывался об истинных отношениях своей жены и ее подруги.

Сибилла поцеловала Сюзанну в щеку.

— Почему ты так серьезна, дорогая? — Те, кто стоял поблизости, невольно отвели взгляды. Интимный тон молодой женщины вызывал смущение. Поняв, что на них обратили внимание, Сибилла нарочито громко прошептала: — Пожалуй, дорогая, пора увести тебя отсюда. Бедняжка, как ты только выносишь эту скуку?

На Карло никто не смотрел. Сюзанна отдернула руку и потупила взгляд. Конверса заинтересовала эта сцена.

— О чем вы тут шепчетесь, девочки? — спросил он, погрозив пальцем Сюзанне. Ему весь вечер хотелось поговорить с ней. — Что у вас за тайные планы?

Сюзанна чуть откинула голову. Карло казалось, что она побледнела и осунулась. Он догадался, что скажет жена: она собиралась снова уехать.

— Мне бы хотелось завтра отвезти Сибиллу в Венецию. Она там никогда не бывала.

В комнате воцарилась гнетущая тишина, и все взгляды обратились на Карло. Его подозрения подтвердились: они давно знают его тайну, а теперь ждут, что он собирается предпринять. Граф беспомощно смотрел на жену, вместо того чтобы сказать: «Прекрасная мысль, мы все поедем». Но он словно потерял дар речи.

— Везет вам, девочки, — поспешно проговорил Конверс. — На следующей неделе я устраиваю вечеринку в «Гритти-Палас». Надеюсь, вы примете мое приглашение? А вам, Сибилла, я покажу такую Венецию, какой не знает даже Сюзанна. Восхитительный декаданс! — Он щелкнул пальцами.

Карло не выносил Конверса, коротышку с большой, как у гнома, головой и тонким ртом, похожим на щель. Когда Конверс улыбнулся, его губы отвратительно изогнулись. Граф решил уйти. Направившись к стойке бара, чтобы поставить пустой стакан, он обернулся. Жена исчезла. Карло вышел на залитую лунным светом террасу и увидел ее там. Сюзанна стояла спиной к нему, облокотившись на перила. Она заметила мужа, и он сразу понял, что она ждала не его. Лицо ее вытянулось.

— А, это ты… — протянула она.

— Хорошую сцену устроили вы с Сибиллой!

Сюзанна посмотрела на море.

— Ты вообразил то, чего нет, потому что всегда был к ней несправедлив.

Карло расслышал в ее словах отчаяние. Вид у нее был унылый и подавленный. Но графа это не тронуло. Он слишком много выстрадал из-за нее.

— Эта женщина всех шокирует.

— Оставь ее в покое, Карло, она еще ребенок.

— Ребенок? Так ты возьмешь ее с собой?

Сюзанна накинула плащ.

— Да.

— Но мы же договорились — только не в нашем доме.

— Тебя и Франчески там не будет. Кроме того, вечеринка в «Гритти-Палас» — светское мероприятие, и Сибилла рвется туда всей душой.

Сюзанна бросила на него быстрый взгляд и тотчас скрылась на веранде. Карло в одиночестве смотрел на залитую лунным светом воду.

Однако оказалось, что их слышали. Скрытая темнотой, в шезлонге сидела леди Джейн. Теперь она поднялась и направилась к графу. В свои сорок с небольшим она одевалась тщательно и с шиком. Сейчас на ней было темно-розовое платье; грудь украшало тяжелое ожерелье из нефрита. Карло недоумевал, как это у столь практичной, даже приземленной женщины такая экстравагантная дочь, как Сибилла.

— Леди Джейн, — любезно начал он, но тут же понял, что эта дама не расположена к светской беседе.

— Вы не имеете права их отпускать, обязаны остановить ее и положить конец этому безобразию!

— Остановить — кого? Сюзанну?

— Да прекратите же эту нелепую игру, Карло! Вы не хуже меня видите, что происходит. Только не утверждайте, что узнали обо всем последним — для этого вы слишком сообразительны. Сюзанна губит жизнь моей дочери, она ее развращает, ваша жена — сущий дьявол… — Леди Джейн говорила так горячо, что граф опасался, как бы ее не услышали в доме.

— Сюзанна? — прошептал он. — Если кто и развратен, так именно Сибилла. Это она тащит за собой Сюзанну. Я запретил вашей дочери переступать порог моего дома.

— О, Карло, неужели вы так слепы в отношении жены! Она на несколько лет старше Сибиллы, и, пока они не встретились, с моей девочкой все было в порядке.

— Она старше ее лишь на три года, леди Джейн. И вряд ли нужно упоминать о репутации вашей дочери.

— Остановите их! Я требую, чтобы вы положили этому конец! — Она удалилась в дом.

Карло в смятении смотрел ей вслед. Дикий, постыдный разговор! Как он допустил, чтобы его втянули в него! Может, леди Джейн и не понимает, кто виноват в этом позоре, но она права: необходимо что-то предпринять. Не потому ли он так рьяно защищал честь Сюзанны, а значит, и свою собственную, что уже не может наставить жену на путь истинный? Граф вперил взгляд в море, бессильно опустив руки. Казалось, даже звезды подмигивают, насмехаясь над ним.

Когда Карло вернулся за Сюзанной, веранда опустела. В баре все еще сидели гости, и Конверс Арчер по-прежнему разглагольствовал. Но единственного слушателя, который имел для него значение, уже не было: Сюзанна ушла. Карло молча удалился.

На стоянке, освещенной огнями, Сибилла курила сигарету, небрежно прислонившись к своему «мерседесу». Гибкая, как змея, она рано научилась принимать эффектные позы.

На блестящих, темных, коротко стриженных волосах играли блики огней. В воздухе мелькнули ее длинные тонкие пальцы — Сибилла поднесла ко рту сигарету. Карло охватила такая ярость, что он сейчас с радостью придушил бы эту девицу.

— Ciao, Карло. — Сибилла бросила сигарету.

— Где Сюзанна?

— Уехала домой упаковывать вещи. — Большие глаза смотрели понимающе: она заметила гнев Карло. Сибилла умела так понизить тембр голоса, что он становился глубоким, грудным и напоминал урчание сытой кошки. Говоря таким голосом, она словно намекала на то, что знает тайны Карло, и это вызывало у него особое отвращение.

Он вдруг четко и ясно понял, что следует сделать. Глядя ей в глаза, граф сказал:

— Прощайте.

Он был уверен, что больше никогда ее не увидит.

На широкой кровати в их общей спальне стояли раскрытые чемоданы, сверху валялась спортивная одежда, а рядом аккуратно разложено серебристое вечернее платье. В выдержанной в светло-бежевых тонах комнате, обычно такой спокойной, царил беспорядок.

Сюзанна в атласном халате сидела перед зеркалом и снимала с лица макияж. Карло с неодобрением посмотрел на все это, и жена повернулась к нему. Ее лицо блестело от кольд-крема. Смущенно отведя взгляд, она вынула шпильки, и рыжие волосы каскадом рассыпались по спине.

— У тебя больной вид, — тихо заметил Карло.

— Я неважно себя чувствую, — призналась она.

— Вызвать врача?

— Не нужно. Я просто не выспалась. Мне необходимо уехать.

— Об этом я и хотел с тобой поговорить.

— Ах, Карло, прошу тебя, оставь, я знаю все, что ты собираешься сказать. — Сюзанна закрыла лицо руками.

Граф видел, что она обезумела от горя, но что-то мешало ему к ней приблизиться.

— Ты знаешь, что тебе следует сделать, — холодно проговорил он.

— Да, и Сибилла тоже знает. Я ей сказала, что пора кончать. Я просто разрываюсь на части. Неужели ты полагаешь, что мне хочется продолжать в том же духе?

— Не понимаю твоих стремлений.

Под тонкой тканью халата явственно обозначались контуры ее тела, и в Карло шевельнулось желание. Однако, взглянув на Сюзанну, он вдруг подумал, что, вероятно, Сибилла смотрела на нее с таким же вожделением.

— Скажу тебе одно: если поедешь в Венецию, назад не возвращайся.

— Что? — Она встревожилась. Лицо ее вспыхнуло, а глаза, блестящие от слез, стали похожи на изумруды. Губы Сюзанны дрожали.

Карло подавил жалость. Как ни странно, произнести эти слова оказалось легче, чем он предполагал. Для этого нужно было только представить себе Сибиллу.

— Ты слышала.

Сюзанна привстала.

— Я не могу все оборвать в один момент. Ты должен понять…

— Это единственный выход, Сюзанна. Ты должна решить сейчас.

— Почему? — с вызовом спросила она.

— Потому что это позор. Сегодня все были шокированы. Хватит вечеринок и сплетен. Если не можешь пощадить меня и спасти свою честь, подумай хотя бы о нашей дочери.

— А если я все-таки уеду?

— Тогда уедешь навсегда.

— Если мы расстанемся, я возьму с собой Франческу.

Карло промолчал. Сюзанна догадалась, что значит это молчание.

— Ты не посмеешь удерживать дочь, Карло! Не хочешь же ты причинить ей боль!

— Подумай, какая жизнь ждет ее с тобой!

Сюзанна, с трудом превозмогая отчаяние, тихо проговорила:

— Дело не только во Франческе. Я люблю тебя, Карло. Я не могу потерять дочь, но и с тобой не хочу расставаться. Почему ты меня вынуждаешь к этому?

Лицо Карло было непроницаемым.

— О, тебя я уже потеряла! — воскликнула Сюзанна. — Неужели ты отнимешь у меня и дочь? Неужели я никогда ее не увижу?

Карло отошел к двери и, не глядя на жену, сказал:

— Я не могу допустить такого растления в своей семье, а уж тем более на глазах у дочери.

Сюзанна подбежала к нему и схватила его за руки. Карло не двинулся, но она потянула мужа к себе.

— Дай мне только одну неделю, последнюю! Я порву с Сибиллой. Она пойдет своей дорогой, а я посвящу тебе всю оставшуюся жизнь. Франческа этого заслуживает, да и мы с тобой — тоже. Клянусь, больше никогда я не навлеку на тебя бесчестья… — исступленно бормотала она.

Карло отстранил ее. Видеть Сюзанну в таком безысходном горе было выше его сил.

— Когда ты вернешься ко мне, мы начнем все сначала. Я не хочу ни лжи, ни компромиссов.

— Только одна неделя в Венеции, и я вернусь к тебе навсегда! — Она снова вцепилась в него. Взглянув на ее смуглые сильные руки, Карло вспомнил, как она скакала на лошадях, с какой одержимостью добивалась того, чего хотела.

Он уступил.

— Поверь, именно этого я и хочу — покончить со всем и любить тебя одного.

Сюзанна стала упаковывать вещи, стараясь сдержать слезы, и Карло подумал, что очень редко видел ее плачущей.

Рано утром по гравиевой аллее зашуршали колеса «мерседеса» Сибиллы. Слуга леди Джейн бойко выскочил из машины и погрузил вещи Сюзанны. Конверс Арчер помог Сибилле выбраться с заднего сиденья. В темных очках и безукоризненно-белом костюме он походил на официанта.

— Сюзанна! Как у вас мало вещей! Надеюсь, вы едете не на одну ночь? — воскликнул Арчер.

Сюзанна направлялась к ним через широкую веранду особняка.

— Все, что мне нужно, уже в Венеции. Там мой дом, а сюда я только приезжаю. — В бодром голосе не чувствовалось ни малейшего напряжения, никаких угрызений совести. Но когда жена подошла к Карло, чтобы поцеловать его на прощание, он увидел в ее глазах страдание.

— Верь мне, — прошептала Сюзанна. — Я знаю, что причинила тебе боль, но прошу тебя, верь.

Сибилла свернула за угол дома, где пятилетняя Франческа играла с экономкой и ее дочерью.

— Кто это? Мы с тобой уже встречались? — весело проговорила Сибилла и взяла девочку на руки.

— Я тебя знаю, — ответила Франческа. — Ты — Сибби.

Когда Сибилла подняла девочку над головой, Франческа заметила, что в багажник «мерседеса» загружают вещи матери. Вскоре показалась и сама Сюзанна в элегантном костюме. Она направилась к дочери.

— Мама! — Франческа потянулась к ней.

Сюзанна взяла дочь на руки и крепко обняла ее. Карло пристально наблюдал за ними с веранды, потягивая бурбон. Малышка слишком часто видела, как мать уезжает. Оставалось надеяться, что на этот раз она выполнит свои обещания.

Сейчас Сюзанна и Сибилла старались держаться на расстоянии. Жена Карло подошла к двери веранды.

— Спасибо, что поверил мне.

Едва заработал мотор «мерседеса», граф ушел в дом. Он видел из окна, как Франческа и Жози бежали по лужайке вслед за удаляющимся автомобилем. Потом девочки, смеясь, скакали по траве, раскинув руки и изображая самолет, который вскоре должен был унести Сюзанну и Сибиллу за океан, в Венецию.

На второй день после отъезда Сюзанны Карло к ужину напился так, что не мог подняться с шезлонга, стоявшего на пляже. Взошла луна, и море заблестело серебром. На берегу шелестели от легкого ветерка пальмы. Вскоре появился слуга с подсвечником и подносом и молча сервировал ужин здесь же, на низеньком столике, но позже унес нетронутую еду в дом. Марианна заварила крепкий кофе и сама подала его Карло. Отхлебнув его, он поднял глаза на Марианну и благодарно улыбнулся.

Марианна опустилась рядом с шезлонгом, покусывая длинную травинку. С тех пор как Карло женился, они ни разу так не сидели. И он, и она молчали, понимая друг друга без слов. Марианна инстинктивно чувствовала, когда ему нужна и зачем. Они стали любовниками давно, едва выйдя из детского возраста.

Марианна тогда работала в доме родителей Карло на Хог-Айленде. Хотя она отдалась ему, а потом предоставила полную свободу, для нее самой не существовало никого, кроме Карло. Вместе с тем Марианна ни на что не рассчитывала. Карло, его ребенок, животные, даже жена — обо всех Марианне позволяли заботиться, словно считая это ее единственным предназначением. Сама она никогда не подвергала сомнению навязанную ей роль и с годами стала воплощением благоразумия.

Карло сам налил себе вторую чашку кофе и выпил его. От Марианны пахло жасмином и свежевыглаженным льном. Это умиротворяло и возбуждало его, навевало давно забытые воспоминания. Не поворачивая головы, он мог представить себе ее нежные черты в мягком пламени свечей. Марианна смотрела на море, играя травинкой. Вспомнив ее грудь, Карло с удивлением почувствовал, что в нем пробуждается желание. Из уважения к Сюзанне он месяцами укрощал зов плоти, но сейчас, повернув к себе лицо Марианны, всмотрелся в темные глаза и прочел в них то, на что не смел надеяться.

Он осторожно привлек ее к себе, и, когда рот женщины приоткрылся и Карло ощутил прикосновение ее языка, его словно пронзило током.

Через мгновение он почти протрезвел и был возбужден, как шестнадцатилетний подросток. Карло рассмеялся, встал с шезлонга и обнял Марианну.

Держась за руки, они быстро пошли к пляжной кабинке, и как только оказались внутри, Марианна сняла передник и распустила волосы. Карло разделся, лег на топчан и протянул к ней руки.

— Ma jolie, ma belle… — шептал он, улыбаясь и заново открывая для себя, как необыкновенно красива эта женщина. Расстегнув платье, Карло уткнулся лицом в ложбинку между ее грудями, и блестящие мягкие волосы рассыпались, накрыв их темным покрывалом. Марианна опустилась на него, живо откликаясь на каждое прикосновение. Карло впервые подумал: возможно, вовсе не его вина, что Сюзанна — единственная женщина, с которой он потерпел неудачу.

Карло и Марианна всегда подходили друг другу, но сейчас страсть захватила его полностью, как никогда прежде. Он быстро достиг экстаза, застонал от наслаждения и, задыхаясь, прошептал:

— Прости меня, я был…

Марианна любовно коснулась пальцами его губ и мягко сказала:

— Не надо. У нас с тобой вся ночь впереди.

Они уснули обнявшись. Голова Марианны покоилась на его плече.

Марианна проснулась внезапно. Что-то случилось. Что же ее разбудило? Она прислушалась. Да, в большом доме звонил телефон. Обычно его здесь не слышно, вот только ветер… Она быстро встала и включила в розетку параллельный аппарат. Судя по атмосферным помехам, звонили издалека. Обернувшись полотенцем, она принесла аппарат Карло. Ему передалось ее волнение.

— Да, да, это я, — пробормотал он и перешел на итальянский. Марианна наблюдала за ним, и на душе у нее становилось все тревожнее.

Карло положил трубку дрожащей рукой и потянулся за сигаретой.

— Произошел несчастный случай.

— Сюзанна?

— Сибилла, — ответил он. — Сибилла умерла.

Под балконом тихо скользила по каналу лодка. Карло допил остатки бренди и заставил себя вернуться к настоящему. Зачем думать о том, что могло быть, если бы?.. Он поступил именно так, а не иначе и потерял Сюзанну. А теперь еще и дочь.

Карло вспомнил одну строчку из письма Франчески, огорчившую его больше, чем все прочее. Дочь собралась замуж за Майкла Хиллфорда, племянника леди Джейн.

«По-моему, тетушка Майкла, — писала Франческа, — в восторге от нашего решения».

Глава 13

Жози и Августина поднимались в гору. Их путь лежал мимо убогих лачуг. Во дворах не было ни травинки. Там хрюкали тощие черные, почти одичавшие свиньи. Казалось, мухи здесь особенно назойливы, а жара — совершенно нестерпима. Августина, старая, но еще не дряхлая, остановилась передохнуть. Ее седые волосы, заплетенные в косы, были уложены вокруг головы. В сумке она несла травы, собранные в лесу, и надеялась излечить ими свою дочь Марианну. Августина слыла колдуньей, и о ней ходили легенды. Бывало, своими настойками и заклинаниями она поднимала людей, уже стоящих одной ногой в могиле. Но на этот раз травы и коренья, свечи и курильницы, молитвы и заклинания не помогали, и Марианне с каждым днем становилось все хуже.

Августина родилась в одной из самых почитаемых семей на Гаити. Муж ее был замешан в неудавшейся попытке свержения местного диктатора, и ему пришлось уехать отсюда. Жози как-то спросила, почему Августина не отправилась к мужу в Чили или к своим братьям в Америку.

Старушка указала на жалкие лачуги.

— Муж не мог оплатить мне поездку по морю. К тому же мое колдовство и магия нужны здесь. Вот Марианна — другое дело, она всегда хотела уехать.

— Почему?

— Надеялась заработать в Нассау и перебраться к отцу в Чили. Но вместо этого в один прекрасный день вернулась домой, держа тебя на руках.

Жози размышляла о том, что знает Августина об обстоятельствах ее рождения. По словам Марианны, самый страшный грех на Гаити — рождение ребенка вне брака. Чего бы ни достиг впоследствии этот несчастный, от клейма бастарда ему не избавиться никогда. Семья Лапуаре гордилась своими древними корнями, но Жози, не имевшая отца и наполовину белая, стала для всех позором. Теперь, увидев, из какого ада сбежала мать, Жози почувствовала к ней сострадание.

Едва они прибыли на Гаити, она сама испытала непреодолимое желание немедленно уехать. Вопиющая нищета причиняла Жози почти физическую боль, а после роскоши Венеции казалась нереальной. Но Марианна умирала и не собиралась покидать родной дом. Ее не удавалось убедить в том, что медицинская помощь на острове крайне примитивна. Она смирилась со своей участью, ибо верила в судьбу, и хотела лишь одного — избавиться от боли.

Августина, относившаяся к врачам с подозрением, обрадовалась, что дочь отказалась от них. Старуха дорожила своей репутацией самой всесильной колдуньи на острове и не желала видеть в своем доме людей, которых считала шарлатанами. Но несмотря на все ее усилия, Марианна худела день ото дня все больше, временами стонала от боли и уже едва ли сознавала, что мать пытается ей помочь. Старуха произносила заклинания, поила дочь отварами из трав, но боль притуплял только морфий. Врачи прописали его, поняв, что Марианна безнадежна.

Изнуренные жарой, Августина и Жози медленно поднимались по склону холма. Дом из дерева и камня скрывала от глаз зеленая ширма бугенвиллей. Дом Августины был гораздо меньше бунгало в поместье Нордонья, но по сравнению с другими в округе казался весьма внушительным. На дорожке, ведущей к нему, собрались жители деревни, но, завидев Августину, они почтительно расступились. Жози заметила, что люди отводят глаза. Многих из них она уже видела прежде. Они смущенно предлагали Августине подарки — в награду за заклинание или проклятие. Девушку крайне удивило, что старуха представила местным жителям ее, получившую образование в привилегированной монастырской школе для белых, как свое собственное дитя, рожденное при помощи колдовства и заклинаний. Этот обман почему-то привел Жози в ужас, хотя, в сущности, на Гаити все напоминало кошмар наяву. Августина связывала с девушкой большие надежды, полагая, что та поможет ей осуществить какое-то особое колдовство ради укрепления чести семьи.

Жози и старуха вошли в дом. Благодаря закрытым ставням в комнате было прохладно. Марианна лежала на кушетке и тихо стонала. Августина поспешила в свою странную, напоминающую сарай кухню готовить питье из трав.

Марианна открыла глаза:

— Жози? Мне явилась Пресвятая Дева и велела предостеречь тебя.

Девушка склонилась над матерью, стараясь понять ее невнятную речь. У Марианны теперь часто бывали галлюцинации — то от боли, то от наркотиков.

— Пообещай, что, когда все кончится, ты вернешься в Нассау.

— Конечно, вернусь, мама.

— Августина хочет, чтобы ты осталась и обучилась колдовству. От меня ожидали того же, но я сбежала. Не позволяй ей уговорить тебя. — Потом ее речь стала бессвязной.

Вскоре вернулась старуха. Встав на колени возле кровати, она положила одну руку на колено дочери, другую — на ее лоб. Это была поза Богоматери, склонившейся над телом Христа. Жози не раз поражалась, что ритуалы Августины напоминают католические обряды.

Марианна дотянулась до руки дочери и еле слышно пробормотала:

— Позвони Карло.

— Я ему позвонила. Он уже в пути. — Жози было отвратительно лгать, но сейчас она считала необходимым утешить мать. — Ему непросто добраться сюда от аэропорта. Ты же знаешь, между поселком и городом плохое сообщение.

— Он обязательно приедет, — прошептала Марианна и вновь погрузилась в забытье.

Жози сжала руку матери, словно пытаясь удержать ее на этом свете. Ей так хотелось хоть чем-нибудь помочь Марианне, что, когда та впервые попросила связаться с Карло, девушка обрадовалась и помчалась на почту, к ближайшему телефону. Сначала она позвонила в палаццо, но там сказали, что Карло в Лайфорд-Кэй. Дозвонившись туда, Жози услышала, что граф не появлялся там почти два года. Сначала она пришла в отчаяние, а потом поняла, что Карло все равно не поехал бы на Гаити проститься со своей чернокожей экономкой. Лучше забыть о нем и утешить мать спасительной ложью.

Жози закрыла глаза, чувствуя невыразимую горечь. А ведь она и без того уже вынесла слишком много ударов судьбы!

Целую неделю она почти не отходила от матери, а та тихо говорила с ней в минуты просветления. Держа Марианну за руку, Жози почувствовала ее предсмертную дрожь и с ужасом увидела, как жизнь покидает единственного любившего ее человека. Девушка уронила голову на руки и беззвучно рыдала, пока Августина не оттащила ее от тела матери.

В маленькой жалкой церкви пел хор, словно стараясь облегчить страдания Жози. Новшества Экуменического совета еще не достигли этой глухой гаитянской деревушки, и священник, торжественный и красивый в своем черном облачении, совершал заупокойную службу на латыни. Сами по себе молитвы почти ничего не значили для Жози, но знакомый ритуал действовал на нее умиротворяюще. Женщины всхлипывали, но у Жози больше не осталось слез.

Перед заупокойной службой она снова ходила на почту и пыталась позвонить Франческе в бунгало. Незнакомый женский голос ответил, что та уехала за границу в свадебное путешествие.

Новость сразила Жози. Значит, ее золотоволосая сестренка соединилась со своим принцем, и отныне они будут жить долго и счастливо. Франческа рождена для того, чтобы все любили ее. Она же сама вообще неизвестно зачем появилась на свет.

Слушая молитвы, Жози пыталась понять, что означает смерть Марианны. Мать жила как хозяйка большого поместья, но умерла она как простая гаитянка — без надлежащего медицинского ухода и даже не в больнице. Девушка утешала себя тем, что мать больше не страдает от боли и никто уже не причинит ей зла. Между тем Жози постигают бесчисленные несчастья. У нее было мало денег, а теперь, после смерти матери, она лишилась и дома. От Франчески ждать помощи нечего, они больше не подруги.

Жози вспомнила Венецию, уроки пения, восторженные возгласы гостей на балу… Как много было надежд, и как быстро все они обратились в прах… Вдруг девушка подумала о Лукасе. Возможно, если Жози вернется в Нассау, Лукас приютит ее, пока она не найдет способ зарабатывать на жизнь.

Августина, коснувшись локтя внучки, прервала ее размышления. Панихида заканчивалась. Жози встала и вместе с бабкой вернулась домой. Они поужинали рыбой, фруктами и вином.

Вечером девушка тихо вышла из комнаты, взяла деньги матери, завернула их в носовой платок и сунула в карман. Девушке казалось, будто Августина видит все, что она делает. Старуха утверждала, что она ясновидящая.

Стараясь держаться непринужденно, Жози вернулась к гостям, беседовала с ними и принимала соболезнования, пока не почувствовала на плече руку Августины.

— Нам нужно поговорить, ma petite, — твердо проговорила старуха. — Пойдем на кухню.

Она увела внучку от гостей и усадила за стол.

— Я наблюдала за тобой, Жозефина, — начала бабка. — Ты преисполнена гнева. Он гложет тебя изнутри и парализует, как яд, которым паук отравляет своих жертв. Верно я говорю?

Девушка промолчала.

— Я научу тебя одной уловке, которая должна помочь. Это очень простое колдовство. Я буду говорить, а ты повторяй за мной.

Рифмованное заклинание, произнесенное старухой на странной смеси французского и какого-то африканского диалекта, заворожило Жози. Она повторяла его за Августиной, пока не затвердила наизусть. Потом старуха начертила золой у нее на лбу небольшой крест.

— Когда пользуешься этим колдовством, зажигай свечу. Твои беды перейдут на того, кто их вызывает. Это замечательное заклинание вершит справедливость.

Тут Жози вдруг поняла, что многие благочестивые гаитяне, посещающие церковь и регулярно принимающие причастие, ходят к ее бабке за тем, чего им не в силах дать священник: за справедливостью.

Вслед за бабкой Жози вернулась в комнату, собираясь выскользнуть из дома в первый же подходящий момент. Однако ее ужасно пугала колдовская сила Августины. Жози казалось, что, даже если она благополучно доберется до аэропорта, старухе стоит лишь произнести заклинание, и самолет рухнет в океан или взорвется при посадке. Она знала, что бабка догадалась о ее намерениях. Вероятно, старуха уже предвидит момент, когда Жози бросится к двери. Но чему быть, того не миновать, и девушка решила попытаться удрать. Оставив всех, она вышла из дома.

— Хочу подышать свежим воздухом, — сказала она людям, стоявшим на крыльце.

Они расступились перед ней так, словно она заслуживала особого обхождения. И в самом деле: ведь только что похоронили ее мать. Направляясь к аэропорту, Жози едва дышала, охваченная предчувствием, что идет навстречу смерти.

Даже спустя несколько часов, когда самолет взмыл над сияющей ширью океана, девушке все еще казалось, что заклинания бабки остановят ее сердце. Но ничего не случилось. Она благополучно прибыла в Нассау, полной грудью вдохнула пряные ароматы острова, и наконец ее покинул страх перед бабкой. «Хорошо бы не сталкиваться с Франческой, — подумала Жози, — а впрочем, какая разница».

Доехав на такси до бунгало, она сразу пошла в комнату, всю жизнь принадлежавшую ей, вынула все из письменного стола и упаковала одежду в чемоданы. Постельное белье девушка сунула в корзину, сняла с окон занавески, свернула их и положила на верхнюю полку шкафа в коридоре. Покончив со всем этим, она огляделась. Ей бросились в глаза фотографии на стенах. Девушка собрала их и бросила в камин. Потом еще раз оглядела комнату и удовлетворенно вздохнула: ничто больше не напоминало о том, что она когда-то жила здесь благодаря покровительству Карло Нордоньи.

Жози решила сохранить коралловое ожерелье, любимую голубую шелковую блузку матери и зонтик от солнца, который она подарила Марианне на первые заработанные деньги. Все остальное девушка упаковала в плотную коричневую бумагу и надписала адрес Августины, чтобы завтра же отослать из Нассау посылку на Гаити.

Разбирая бумаги матери, Жози нашла имя ее адвоката и решила попросить его поместить некролог в местной газете. Адвокат также позаботится о завещании Марианны — мать упоминала о нем перед отъездом на Гаити. Впрочем, что она могла завешать? Денег у нее не было.

Комнату матери Жози оставила такой же пустой, как и свою. Пусть ничто не напоминает Нордонье о Марианне Лапуаре.

Жози заказала такси, потом печатными буквами написала на листе бумаги: «Марианна Лапуаре умерла от рака на Гаити». Подумав, добавила дату смерти, поставила свою подпись и оставила листок в кухне, где мать проводила большую часть времени.

Таксист помог ей погрузить чемоданы в автомобиль. Девушка забралась на заднее сиденье и назвала водителю адрес Лукаса Касуэлла в Нассау.

Жози успела допеть первую песню только до половины, когда слушатели умолкли. Их заинтересованное молчание придало ей смелости, и девушка полностью отдалась музыке. В зале стало еще тише. Перестали звякать стаканы, никто не покашливал и даже официанты застыли, подобравшись поближе к крошечной сцене.

Сзади послышался шепот Лукаса:

— Достань их, детка! Я начну без перерыва следующую песню.

Едва она взяла последнюю ноту, Лукас плавно перешел в другую тональность и переключился с блюза на современный мотив. Эту песню он написал перед самым отъездом Жози в Венецию.

Аудитория издала нечто похожее на протяжный восхищенный вздох, потом снова умолкла. Жози заигрывала со слушателями, завлекая их скабрезными песнями, провоцируя на смех и свист. Когда она дошла до припева, Лукас присоединился к ней, и вместе они так околдовали слушателей, что те неистовствовали.

После первого отделения их не хотели отпускать. Жози и Лукас исполнили еще три песни. Потом поклонились и ушли со сцены, причем девушка посылала слушателям воздушные поцелуи. Тут Лукас сделал вид, будто ругает ее за фривольное поведение. Громкий смех и аплодисменты провожали их до самой гримерной, и Жози поняла, что действительно вернулась домой.

Лукас был вне себя от радости.

— Знаешь, Жози, ты все-таки владеешь колдовством! Без тебя я — потрясный парень, а с тобой — просто динамит. Проходи, садись, пусть твои голосовые связки отдохнут. А я пойду принесу чего-нибудь выпить.

Девушка закрылась в комнатушке и посмотрела на себя в зеркало. Янтарные глаза сияли, даже смуглая кожа, казалось, блестела от возбуждения. Прежняя беспечная экспансивность Жози сменилась уверенностью в себе, и девушка сказала своему двойнику в зеркале:

— Погоди, детка, ты еще станешь звездой более знаменитой, чем Билли Холидей, Лена Хорн и Жозефина Бейкер!

Окинув взглядом свой наряд, она осталась довольна его эксцентрической прелестью. В выборе платья Лукас не ошибся. Жози хотела надеть то красное, в котором пела на балу в честь Франчески, но это подходило для маленького клуба в Нассау гораздо больше. Девушка тихо рассмеялась: это одеяние не имело ничего общего с платьем — так, несколько кусков шифона, огненно-красного, оранжевого, розового, пришитых к бикини.

Она закружилась. Шелковые вихри поднялись вокруг ее упругого тела, обвили его, а потом плавно легли на место. Черт, Лукас прав!

В ушах Жози сверкали огромные золотые кольца, на запястьях позвякивали обручи, а каблуки босоножек были такими высокими, что она стала почти такого же роста, как Лукас. Густые волосы, стоило ей качнуть головой, падали на лоб и шею.

— Ты необыкновенно экзотическое существо, — сказала себе Жози. — К тому же умна. Значит, далеко пойдешь.

Лукас вошел и подал Жози стакан лимонада.

— Выпей это. Ну, ну, не залпом. Да, детка, ты просто высший класс!

— Как и ты. Спасибо, что выступил со мной.

— Все еще жалеешь, что согласилась петь сегодня бесплатно?

— Да. — Жози изобразила неудовольствие. — Скряга!

— Да ты же живешь в моем замке задаром.

— Да уж, замок еще тот! Разбитые ступени, облупившаяся краска, пол с выбоинами. А в моей спальне, пока я ею не занялась, только и было что четыре грязных стены, тараканы и рваный матрац на полу. Брр! — Она ткнула в Лукаса пальцем. — С этого момента ты будешь мне платить. Я же высший класс по твоим словам.

— Ладно, поговорю с хозяином. Может, он согласится. — Лукас пошел к двери. — Кстати, часть денег я должен выделить моим музыкантам. А теперь закрой глаза и расслабься. До следующего отделения двадцать минут.

У стены стоял обшарпанный диван. Вздохнув, Жози вытянулась на нем. Хорошо, что Лукас оказался настоящим другом. За время ее отсутствия он добился здесь успеха и почти постоянно работал в отелях на Бэй-стрит. Сегодняшнее выступление в клубе, обслуживающем состоятельных жителей Нассау и богатых заезжих туристов, было уже вторым. За последний месяц Лукас заработал денег больше, чем коренные островитяне за год, но они у него не задерживались.

Жози улыбнулась, подумав о том, какой дом он себе купил — настоящая развалюха на самой границе негритянского квартала, или, как здесь говорили, «за холмом». Последние две недели она потратила на то, что целыми днями чистила, мыла и красила его. Жози работала с таким остервенением, словно отскребала грязь со своей души и изгоняла демонов из своего сердца. Яростно орудуя наждачной бумагой, девушка давала выход своей страсти. К концу дня она так изматывалась, что, упав на кровать, тут же забывалась глубоким сном, и ночные кошмары прошедшего месяца не терзали ее.

Работа шла к концу. Дом сиял чистотой и выглядел почти респектабельно, хотя кое-что следовало еще покрасить.

Лукас, благодарный Жози за старания, однажды предложил ей спеть с его ансамблем. Он также позволил девушке жить в свободной комнате сколько угодно и ничего не потребовал взамен. Во всяком случае, пока.

Что делать, когда он предложит ей разделить с ним постель, Жози не знала, но решила не волноваться раньше времени. Пока она довольствовалась тем, что у нее есть пристанище, а возможно, и работа — если Лукасу удастся убедить хозяина клуба платить Жози.

Девушка открыла глаза. Теперь она хотя бы знает, что Франческа вышла замуж не за Джека Уэстмана. Лукас видел в местной газете объявление о помолвке. Так что Джек свободен. Его брак с Надей Болдини не в счет, это не смущало Жози. Джек женился на ней только потому, что потерпел неудачу с Франческой, развод не заставит себя ждать. Значит, пора взять у судьбы то, что причитается ей по праву.

Девушка встала и критически осмотрела в зеркале свой костюм. Заработав деньги, она сразу улетит в Европу и разыщет Чарльза. Он выступает в основном в Венеции, Париже и Риме. Там не слишком много американских музыкантов, поэтому найти Чарльза не составит труда. Приобретя на Багамах опыт работы в ночных клубах, она попросит его помочь найти работу в Европе. Джек Уэстман теперь там, в основном в Париже. При мысли о Джеке Жози улыбнулась. Найти его еще легче, чем Чарльза.

В комнату заглянул Лукас:

— Эй, Жози, там объявилась твоя подружка. Должно быть, только что вернулась из свадебного путешествия.

Жози опешила:

— Франческа? Она пришла послушать мое выступление?

— Нет, если только ты сама не сказала ей, что будешь петь. Ты приглашала ее?

Жози покачала головой:

— Я не видела ее несколько месяцев.

— Тогда откуда она знает, что ты здесь? Твое имя нигде не указано, тебя включили в программу за час до первого отделения. Видимо, это просто совпадение. — Лукас удивленно взглянул на нее. — Что с тобой, Жози? Ты побледнела. Франческа ведь твоя подруга, верно?

— Нет, Лукас, мы больше не подруги.

Он вздохнул:

— Самое подходящее время для конфликта! Рубен говорит, что она пришла с парнем, похожим на кинозвезду. Да что с тобой? Богатая подружка может быть тебе полезной.

Жози кивнула и последовала за Лукасом.

Он вместе со своей командой вышел на сцену раньше. Они исполнили три номера в стиле калипсо, чтобы разогреть аудиторию. Услышав, как объявили ее выход, Жози гордо подняла голову и устремилась вперед.

Она уверенно начала первую песню, отыскивая взглядом Франческу. Наконец Жози увидела подругу. Огромные глаза не мигая смотрели на нее, и Жози с ужасом почувствовала, что ее голос лишается силы, становится вялым и безжизненным. Она попыталась взять себя в руки, но, сорвавшись на высокой ноте, сделала знак Лукасу и покинула сцену. Необходимо поскорее убраться отсюда. Встреча с Франческой ей совсем ни к чему. Схватив в гримерной сумочку, девушка бросилась к запасному выходу. Но Франческа уже ждала ее у двери.

— Жози!

— Оставь меня в покое!

Франческа попятилась. Если она и надеялась на примирение, то в этот миг поняла, что у нее ничего не выйдет.

— Ладно, я тоже не желаю иметь с тобой ничего общего, — холодно заметила она. — Но я хочу знать, где Марианна…

Жози замерла.

— Здесь ее нет, иначе она мне позвонила бы, — продолжала Франческа. — Марианна все еще на Гаити?

— Да, она на Гаити, — с горечью ответила Жози и бросилась прочь. Если сказать правду, Франческа наверняка расплачется, а, несмотря на ненависть к сестре, девушка знала, что это не оставит ее равнодушной. Нет, Жози не хотела делить горе с сестрой.

Франческа направилась к противоположному входу, где ее ждал Майкл, и они сели в «мерседес». Заметив, что жена огорчена, он ободряюще обнял ее. Укрывшись в тени, Жози проводила их взглядом, потом побрела в сторону моря. Так вот кто заменил Джека Уэстмана! Франческа все-таки одержала победу, несмотря на происки Жози.

Жози вдруг ясно осознала, как убого ее существование в сравнении с жизнью единокровной сестры. Чем она может похвастаться? Старым, полуразвалившимся домом, несколькими полунищими друзьями, пытающимися выбиться в люди, убогой карьерой певицы в местном джазовом ансамбле, о котором почти никто в Нассау и не слышал.

Вода в лунном свете отливала серебром. Спокойная морская гладь неудержимо манила Жози. Может, море поможет ей избавиться от бед? Девушка вдруг заговорила с ним негромко и ритмично, на африканском наречии. Охваченная отчаянием, она шептала слова магического проклятия, желая уничтожить сестру. «Ну, теперь я пропала, — подумала Жози, — произнеся бабкины заклинания».

Но позже, в своей спальне в доме Лукаса, она все-таки зажгла свечу, чтобы закрепить проклятие. Пусть же ей достанется доля Франчески, а ту пусть преследует судьба Жози.

Лимузин довез Карло из аэропорта до большого дома. Граф не мог до конца разобраться в своих чувствах. Дождавшись, пока у Франчески и Майкла кончится медовый месяц, который они провели в Ирландии, он решил нанести им неожиданный визит.

На что рассчитывал Карло, пытаясь застать зятя врасплох? Судя по тому, что ему удалось выяснить, Майкл вряд ли из тех, кто охотится за приданым, хотя у него нет ни гроша. Он имел репутацию гуляки, но при этом был честным парнем и хорошим моряком, к сожалению, лишенным честолюбия.

Лимузин свернул на подъездную аллею, и вскоре граф увидел красивый особняк. Карло порадовался, что велел дочери поселиться в доме. Он оплатит расходы, пока муж Франчески налаживает свой чартерный бизнес. Хотя, пожалуй, стоило ограничиться менее роскошным свадебным подарком, подумал Карло, заметив возле дома новый «мерседес». Деньги на исходе, и с этим печальным обстоятельством уже нельзя не считаться. Отсюда ему придется вернуться в Италию и предпринять решительные меры, иначе он потеряет палаццо. Однако на ближайшие несколько дней план его действий определился.

Дверь открыла незнакомая служанка и сообщила, что Франческа и Майкл ушли на ленч к леди Джейн. Карло спросил о Марианне, но женщина ответила, что она здесь недавно и не знает ее. Охваченный смутным предчувствием, граф оставил свой багаж, снял пиджак и в рубашке с короткими рукавами направился через лужайку. Марианна наверняка в бунгало, нужно воспользоваться случаем и поговорить с ней — уж она-то расскажет ему все. Более всего Карло беспокоила леди Джейн, спятившая с ума еще до смерти Сибиллы. Граф слышал, что муж запер ее в своем доме в Англии и следил за тем, чтобы она никогда не покидала пределы поместья. Те тринадцать лет обеспечили относительный покой, но теперь лорд Хиллфорд мертв, леди Джейн вернулась на Багамы и вцепилась во Франческу. Карло считал необходимым избавить дочь от этой опасной женщины.

Дом на пляже пустовал. Войдя в приветливую, светлую гостиную, граф задумался. Где же Марианна и Жози? После долгой дороги ему захотелось пить, и он прошел в кухню.

Он сразу увидел записку:

«Марианна Лапуаре умерла от рака на Гаити».

У него стиснуло сердце. Страшный смысл этих слов постепенно доходил до Карло. Взглянув на дату, он понял, что в это время инспектировал свои виноградники и, вероятно, с ним не удалось связаться. Однако рак не возникает внезапно. Почему Марианна не обратилась к нему за помощью? Он позаботился бы о ней, нашел бы лучших врачей, хорошую больницу в Европе. Но она предпочла уехать на Гаити к своей матери-знахарке! Карло взглянул на подпись Жози и ощутил острую горечь. Неужели она так возненавидела его, что не стала просить о помощи и даже не сообщила ему о смерти матери?

Сжав записку в руке, Карло с трудом добрел до кресла, рухнул в него и обхватил руками раскалывающуюся от боли голову.

— Папа? — На крыльце послышались шага Франчески. — Папа, ты здесь?

Карло ухватился за подлокотник. Он пытался ответить, но не мог. Франческа открыла дверь и направилась в кухню.

— Джо сообщил о твоем приезде. — Франческа улыбалась, но в голосе ее не было радости. — Какой приятный сюрприз, папа.

«Ложь», — подумал Карло.

Вид дочери ошеломил его. Франческа стояла в дверях кухни, залитая солнцем. Ее блестящие волосы напоминали нимб. Лицо преобразилось, озаренное новым внутренним светом. Дочь гордо держала голову, от прежней робости не осталось и следа. В ней ощущалось царственное спокойствие, она была прекрасна и стала даже красивее, чем мать.

Карло затаил дыхание.

— Папа, ты неважно выглядишь. Что-нибудь случилось?

Молча протянув дочери записку, он наблюдал за ней. Карло тотчас понял, что до этой минуты Франческа не знала о смерти Марианны. С недоумением взглянув на отца, она растерянно проговорила:

— Вчера вечером я видела Жози, и она ничего мне не сказала! Никто даже не знал, что она вернулась.

Потрясение было настолько сильным, что Франческа даже не заплакала. Она побрела в комнату Марианны, словно надеясь обнаружить там доказательства того, что записка лжет. Франческа вернулась бледная и поникшая, с потухшим взглядом.

— Папа, обе комнаты совсем пустые — и Марианны, и Жози. Там нет даже фотографий! — Она смотрела на отца, словно ища у него объяснений. — Если бы мне сообщили, что Марианна умирает, я бы бросила все и отправилась на Гаити. Ты же знаешь, я бы ее не оставила, она заменила мне мать.

— Возможно, поэтому она и не известила тебя. Марианна не хотела омрачать твой медовый месяц.

Франческа покачала головой:

— Она не знала о нашей свадьбе. Когда я прилетела в Лайфорд-Кэй, здесь не было ни Марианны, ни Жози. Но в комнатах оставались их одежда и вещи. — Франческа ничего не понимала. — Что это значит, папа?

Карло вздохнул:

— По-моему, только одно: случилось то, чего нельзя изменить. Полагаю, Жози решила таким образом показать, что не желает иметь с нами ничего общего. — Карло посмотрел на дочь и спросил себя: отвернется ли и она от него? Граф понял, что это так. Да, ему следовало проявить больше внимания и такта. Его поведение в Венеции оказалось катастрофической ошибкой. Тем не менее следует позаботиться о благополучии дочери и избавить ее от леди Джейн.

— Почему, ну почему она не сообщила мне, что Марианна серьезно больна? — всхлипывала Франческа.

Карло обнял дочь.

— Вероятно, было уже поздно.

Испытывая сострадание к Франческе, Карло погладил ее по голове. Рассказала ли Марианна перед смертью Жози, что он ее отец? Вряд ли. Иначе та поделилась бы этим открытием с Франческой. Вот и еще один повод для беспокойства.

— Пожалуй, я должен что-то сделать для Жози, — пробормотал Карло.

Франческа отпрянула от отца и сердито воскликнула:

— Зачем? Я ненавижу ее!

— Это необходимо, Франческа, так будет справедливо. Девушке придется нелегко. Марианна не оставила ей денег, ибо никогда не принимала от меня ничего, кроме минимального жалованья.

Франческа вытерла глаза.

— Пойдем в большой дом, папа. Я приготовлю тебе комнату. Ты плохо выглядишь.

Однако в голосе дочери не слышалось подлинного участия, и Карло понял, что она никогда не будет тосковать по нему так сильно, как по Марианне.

— Нет, я бы предпочел остаться здесь, — возразил он.

— Что ж, тогда… я попрошу горничную перенести сюда твои чемоданы. Увидимся позже. — С этими словами Франческа вышла из дома. До Карло доносились ее рыдания — она по-детски горько оплакивала Марианну.

Граф рад был остаться один в бунгало. Здесь жили воспоминания о Марианне, не столь болезненные, как те, что в тиши ночей пробудил бы в нем особняк.

Карло пришел в дом к обеду. Франческа почувствовала, что от него пахнет бренди. После перемены блюд он велел открыть вторую бутылку вина. Франческа, извинившись, вышла из-за стола. Хотя отец рассуждал здраво и язык у него не заплетался, она не желала наблюдать, как он напивается. Очевидно, так Карло оплакивает Марианну, но ей это не нравилось.

Майкл посмотрел на графа:

— Сэр, еще раз благодарю за предложение, но я намерен начать чартерный бизнес с малого, чтобы с годами видеть, как он растет. У меня большой опыт по части работы с туристами. Я чувствую спрос и знаю, как его удовлетворить. А денег для начала у меня достаточно. — Майкл улыбнулся. — Вам не о чем беспокоиться, граф Нордонья. Я позабочусь, чтобы ваша дочь жила в достатке.

Карло кивнул, поняв, что чертов ирландец одержал над ним верх. Франческа ушла из-за стола час назад, и за это время Майкл не уступил ни по одному пункту. Он не желал принять ни цента от тестя.

Утомленный спором, граф вынужден был отдать должное Хиллфорду: парень явно любит Франческу, не лишен обаяния, прям и честен, хотя несколько грубоват.

— Пообещайте, что, если попадете в беду, обратитесь ко мне за помощью! Поймите меня правильно, я предлагаю вам не милостыню, а помощь.

Майкл улыбнулся, не хуже тестя осознавая свою победу:

— Обязательно, граф, можно я буду звать вас по имени? Если буря разрушит мой флот, вы обо мне услышите, не сомневайтесь.

Карло испытал облегчение. Теперь у него есть время, чтобы попытаться вернуть утраченное. Хорошо, что Майкл такой независимый парень. Если бы он согласился принять помощь, Карло оказался бы в чертовски затруднительном положении.

— У вас хорошая кухарка. Франческа неплохо управляет хозяйством. — Граф откинулся на спинку стула и встретил пристальный взгляд Майкла. — Ну что, мой мальчик, выпьем еще?

— А почему бы и нет?

Да, этот парень умеет пить, не пьянея. Карло наполнил стакан Майкла и немного плеснул себе. Свечи уже догорали, дом погрузился в тишину… Муж, столь поспешно выбранный Франческой, пришелся Карло по душе. Подавшись вперед, он похлопал Майкла по плечу:

— Хватит о делах. Поговорим лучше о море. Давненько я не плавал в здешних краях.

Поздно ночью Франческа слышала, что мужчины все еще смеются. Что ж, подумала она с некоторой долей цинизма, смерть Марианны сослужила им неплохую службу. На трезвую голову отец никогда бы так быстро не подружился со своим зятем.

На следующее утро, когда Франческа спустилась в гостиную, Карло был уже на ногах. Он сидел у окна с чашечкой кофе и свежей газетой — чисто выбритый и безупречно одетый. Воздух наполнился знакомым запахом сигарет «Голуаз», и Франческа невольно почувствовала нежность к отцу.

— А, это ты, piccola. — Карло поднялся и поцеловал ее. — Не прогуляться ли нам? Погода прекрасная, настал новый день. Не надо больше слез, Марианна этого не одобрила бы.

— Ты прав.

Как обычно, в его поведении ничто не напоминало о ночных возлияниях.

Франческа последовала за отцом в сад.

По дороге к морю Карло непринужденно беседовал с ней, желая выяснить, почему дочь вышла замуж так поспешно. Если его подозрения беспочвенны, он проведет здесь несколько дней, а потом оставит Франческу с молодым мужем. Если же догадки верны, придется заняться кое-какими делами. Он хотел обсудить это с дочерью. Карло решил разобраться во всем спокойно. Гнев не должен руководить его поступками.

Когда они достигли холма, откуда ветерок доносил аромат из розария Сюзанны, Карло остановился.

Франческа поспешно подыскала тему, не имеющую отношения к ее замужеству.

— Папа, как поживает Антония?

— Прекрасно. — Не для того он проделал долгий путь на Багамы, чтобы беседовать о любовнице. — Досадно, cara, что ты не пригласила меня на свадьбу.

— Прости, папа, просто не было времени. Решение возникло внезапно, Майкл сделал предложение, и через неделю мы поженились. Все произошло очень тихо — пригласили только леди Джейн и нескольких друзей.

— Да, помню, — отозвался Карло, — ты упоминала леди Джейн в письме. А какова ее роль во всем этом?

— Она только познакомила меня с Майклом, вот и все.

Франческа вкратце рассказала отцу, как леди Джейн пригласила ее к чаю, про обед, закончившийся знакомством с Майклом, про морские прогулки с ним.

Карло взял дочь за руки и с удовольствием отметил, что она не отняла их.

— Дорогая, прими мое благословение и самые добрые пожелания.

— Спасибо, папа.

— Но у меня есть несколько вопросов. Порадуй отца, ответь на них. — Франческа кивнула. — Ты еще очень молода, в таком возрасте привязанности быстро меняются. Совсем недавно ты была по уши влюблена в актера и…

— Папа, Джек женился на другой.

— Да, на Наде Болдини, я слышал. Но, дорогая, какое это имеет отношение к твоему браку с Майклом?

— Самое прямое. Я любила Джека. Если бы ты его не прогнал, я вышла бы замуж за него. — Голос Франчески звенел от возмущения.

Карло уже не в первый раз пожалел, что не избавился от Уэстмана более деликатным способом.

— Да, я его действительно прогнал, — мягко подтвердил он. — Но я же не посылал его к Наде Болдини.

Франческа опустила глаза.

— Я знаю. Он заинтересовался другой женщиной, поняв, что я создаю ему трудности, возможно, даже порчу его имидж. — Карло понял, чего ей стоило осознать это. — Да, папа, он поверхностный и ненадежный человек, но я его любила, и он меня тоже. Если бы не ты, мы были бы счастливы.

Наступила мертвая тишина.

— Но при чем тут Майкл Хиллфорд?

— Я хотела выйти замуж.

— Но ты же еще девочка! Тебе следует ходить на танцы, встречаться с людьми… Прежде чем связать себя узами брака, следовало насладиться свободой и беззаботностью. К чему такая спешка, cara?

На этот раз молчание было не только неловким, но и взрывоопасным. Пауза затянулась, и Карло прервал ее, решив смириться с тем, что американец подмешал свою кровь к крови клана Нордонья.

— Ты так поступила явно не назло мне, ибо выбрала в мужья прекрасного человека из хорошей семьи. Против него я не стал бы возражать. — Он взглянул на ее волосы, сияющие в лучах солнца. — Прости, Франческа, но я не в силах поверить, что ты вышла за Майкла, одержимая такой же страстью, какую якобы питала к Уэстману. Невозможно на протяжении нескольких недель сменить одно безрассудное увлечение на другое.

— Оставь меня в покое, папа. Ты и так задал слишком много вопросов.

Франческа обхватила себя руками за талию, и этот импульсивный жест подтвердил подозрения Карло.

Он запретил себе поддаваться эмоциям и вспоминать о сцене в бывшей детской, но гнев захлестнул его так, что у Карло задрожали руки, а голова заболела еще сильнее, чем прежде. Голос графа звучал напряженно:

— Ты вышла за Майкла Хиллфорда, потому что тебе нужен отец для ублюдка Уэстмана. — Лицо Франчески исказила боль. — Ты спала с ним в моем доме, за моей спиной!

— Лицемер! — воскликнула Франческа. — Думаешь, я не знала о тебе и твоей «ассистентке»? Или у Антонии больше прав иметь любовника, чем у меня?

— Франческа, ты моя единственная дочь, а поэтому должна выйти замуж за достойного человека и произвести на свет прекрасного наследника рода Нордонья. Тебе следует быть примером для других.

— Примером?! А знаешь, с кого брала пример я? С тебя самого! Ты тайком спал с Антонией, и я не видела, почему бы мне не делать то же самое с Джеком. Ну и что? Я вышла замуж удачно и собираюсь произвести на свет наследника. Ты должен мной гордиться, папа, я — истинная Нордонья!

— Ты — Ингрэм до мозга костей, как твоя мать, поэтому думаешь лишь о том, как бы воплотить в жизнь свои эротические фантазии…

— Не пытайся обвинять маму в моих грехах! Да, я уже не прежняя покорная, бессловесная девчонка. Но спроси себя почему. Всем, что во мне есть, я обязана тебе.

Франческа повернулась и пошла к дому, оставив отца в саду. Карло, потрясенный до глубины души, пошатываясь, добрел до бунгало и упал в кресло.

Кончится ли когда-нибудь этот позор?

Несмываемое пятно появилось на имени Нордонья, когда расползлись слухи о похождениях Сюзанны. А после смерти Сибиллы к нему прибавились новые пятна. Граф объявил прессе, что это сердечный приступ. Одному Богу известно, сколько взяток раздал он тогда правительственным чиновникам, сколько лгал друзьям и знакомым. Почти все качали головами, выражали сочувствие, а потом за его спиной — Карло не сомневался в этом — обменивались догадками о том, что произошло в действительности.

Сорное зерно упало в почву, проросло, созрело и принесло плоды. Оно воплотилось в дочери, и ее роман с американцем стал достоянием бульварной прессы. Карло подозревал, что все в Венеции знали, чем она занималась. Все, кроме родного отца. А теперь кем-то — без сомнения, леди Хиллфорд — разосланы сообщения о свадьбе Франчески во все крупные газеты Европы и Северной Америки. Легко вообразить, как будут усмехаться в Италии, когда графиня Нордонья родит на свет ребенка через шесть, а то и через пять месяцев после венчания! Разумеется, леди Джейн позаботится, чтобы об этом узнали все. Ни одна живая душа в Италии не усомнится, кто отец этого младенца! Карло предстоит подмазать чиновников, регистрирующих в Нассау новорожденных, и немедленно остановить леди Джейн.

Черт бы ее побрал! Она так же безумна, как тринадцать лет назад, в ту ночь, когда Карло позвонил ей из Венеции. Тогда леди Джейн заявила, что не остановится до тех пор, пока не лишит его того же, чего лишил ее он. Жизнь за жизнь. Дочь за дочь.

При воспоминании об этой угрозе гнев Карло сменился леденящим душу страхом. Он вдруг понял: Джейн Хиллфорд, одержимая манией, осуществит свою угрозу, и его охватила паника.

Граф с трудом поднялся. Зря он позволил Франческе уйти. Ей опасно ходить одной по окрестностям. Необходимо предупредить дочь, предостеречь Майкла, удалить леди Джейн. Нельзя терять ни минуты!

Пошатываясь, Карло дошел до двери и направился к особняку. Граф был уже возле двери, когда у него потемнело в глазах. Выкрикнув имя Франчески, он рухнул на землю.

С тех пор как с Карло случился удар, прошло три недели. Теперь он уже дышал без помощи аппарата для вентиляции легких. Иногда граф на несколько минут приходил в сознание, но не мог ни говорить, ни двигаться. Врачи считали, что у Карло Нордоньи сильная воля и при хорошем уходе у него частично восстановятся двигательные функции. Им заинтересовался доктор Эдуард Патинэ — блестящий хирург-косметолог, основатель клиники. Он проводил с графом все время, свободное от других пациентов, и проявлял исключительную доброту к Франческе.

В первый раз он обратил на нее внимание в солярии, куда молодая женщина выходила в перерывах между дежурствами у постели отца. На врача произвела впечатление удивительная доброжелательность Франчески к больным, и он попросил ее заходить в палату, где лежали дети, пострадавшие от ожогов. Они особенно нуждались в утешении и участии. Франческа с радостью согласилась, обрадовавшись возможности принести пользу.

Как-то днем Патинэ увидел, что она молча смотрит на неподвижного отца.

— Поговорите с ним, — посоветовал врач.

— Думаете, он услышит?

— Не знаю, но это не повредит. Если вы будете сидеть тут с печальным и виноватым видом, он точно не услышит вас.

— Виноватым? — Ее поразило, что врач употребил именно это слово. Патинэ погладил ее по голове так, словно успокаивал ребенка, хотя ему самому было немногим больше тридцати.

— Да, Франческа, вы чувствуете себя виноватой, как, впрочем, и все, с чьими родителями случается удар. — Эдуард присел у кровати Карло. — В подобных обстоятельствах мы оглядываемся назад, вспоминая, что сказали или сделали, и говорим себе: «Ах, если бы я тогда сдержался!» или «Если бы я тогда поступил, как он хотел, этого бы не произошло». Но мы, разумеется, заблуждаемся. Поймите, Франческа, не в нашей власти вызвать что-нибудь подобное.

Она взглянула в добрые серые глаза и осознала, что врач говорит правду, а не просто пытается избавить ее от угрызений совести.

— Я верю вам, доктор, но понимаете, в день, когда это случилось, я…

Патинэ жестом остановил ее:

— Меня зовут Эдуард. Не надо рассказывать мне о тех ужасных поступках, которые, по вашему мнению, вы совершили. Что бы вы ни сделали, не ваше поведение стало причиной болезни графа. Вы не виноваты, Франческа. Я читал его медицинскую карту. Ваш отец давно страдал гипертонией. Будь вы даже образцовой дочерью, с ним все равно мог случиться удар, понимаете, Франческа?

Она понурила голову. Ей очень хотелось верить этому, но Франческа никак не могла простить себя за вспышку гнева на отца.

Эдуард взял ее руки в свои.

— Простите себя, Франческа. Сейчас не время заниматься самобичеванием. Ребенку нужна счастливая мать.

Она удивленно уставилась на Эдуарда. Пока о ее беременности не знал никто, кроме Карло.

Эдуард рассмеялся:

— Я же врач, вы забыли? У меня на такие вещи глаз наметан, и я поздравляю вас и вашего милого мужа.

Он отправился на утренний обход, оставив Франческу у постели отца. Граф осунулся и похудел. Лицо, лишенное выражения, не одухотворенное взглядом темных глаз, казалось, говорило о том, что Карло ушел в себя и мечтает о смерти.

— Прости меня, папа. — Франческа склонилась над отцом и стала шептать, стараясь, чтобы слова проникли в сознание отца: — Я вышла из себя. Мне не стоило говорить такие ужасные вещи. — Она взяла безжизненную руку Карло и крепко сжала ее. — Мы найдем с тобой общий язык, обещаю, я буду очень стараться. Ты только поправляйся, папа, очень тебя прошу.

Франческа почувствовала, как пальцы его напряглись: он пытался ответить на ее пожатие. Потом, почти сразу, рука его вновь расслабилась. Движение было таким слабым и недолгим, что сначала Франческа не поверила себе. Она затаила дыхание, но это не повторилось.

— Папа, ты пожал мне руку! Ты слышишь меня? Ты поправишься, я знаю!

За это время у Карло появились новые морщины. Даже во сне у него был изможденный и измученный вид. Казалось, пока он неподвижно лежал, ко всему безучастный, в нем совершалась тяжелая внутренняя борьба.

Франческа прислушалась к его слабому дыханию. Сейчас оно стало более затрудненным, словно усилие, затраченное на слабое движение руки, стоило ему всех сил.

Франческа вышла из больницы преображенная. Впервые за несколько дней она заметила, что погода стоит прекрасная, а территория вокруг больницы хорошо ухожена.

Воздух был напоен густым ароматом цветов «Трубы ангела». Высокие кусты, усеянные ими, окаймляли подъездную аллею. Эти крупные белоснежные цветы наполняли сердце Франчески надеждой.

Отец пошевелил пальцами! Она улыбнулась, выезжая на шоссе.

Домой она добралась поздно и нашла мужа на кухне.

Майкл в фартуке помешивал деревянной ложкой в кастрюле, где кипело какое-то варево. В воздухе пахло сыром и шерри. На разделочной доске лежали орехи и ломтики яблока.

Франческа поцеловала мужа в щеку.

— Ого, а тут полным ходом готовится обед! Значит, мы сегодня все-таки поедим. Что это ты стряпаешь?

Майкл обнял жену и потерся щекой об ее волосы.

Франческа подавила внезапный страх. Что бы Майкл ни делал, он отдавался всему с энергией и настойчивостью подростка. Иногда Франческе казалось, что его любовь подавляет ее. Однако то была не его вина. Когда муж, как сейчас, сгребал ее в медвежьи объятия и награждал крепким поцелуем, перед глазами Франчески всплывало лицо Джека. Он больше удовлетворял ее как любовник, был опытнее, деликатнее и нежнее. Хотя многие женщины наверняка предпочли бы грубоватые манеры Майкла, его крепкие объятия и настойчивые поцелуи. Недостаток умелости и тонкости он с лихвой компенсировал страстью. Ласки Майкла заслуживали ответной любви, и Франческа недоумевала, почему ее тело до сих пор хранит верность Джеку. Необходимость изображать пылкую страсть изматывала, а чувство вины вызывало у Франчески безотчетное стремление вырваться из объятий Майкла, бежать из его постели. Странно, но сопротивление жены, причинявшее ей столько мук, Майкла лишь возбуждало. Ему нравилось завоевывать ее.

Она высвободилась из объятий мужа, сказав, что проголодалась как волк.

— Суп из моллюсков и гренки с сыром, — объявил Майкл. — Позвольте вас обслужить.

За едой Франческа рассказала о попытке отца пожать ей руку. Радость мужа тронула ее.

Потом Майкл озабоченно поведал жене о том, что ему трудно найти клиентов, и она пробормотала слова ободрения.

— Ну вот, я все о себе да о себе. Прости, Франческа. Можно подумать, будто я первый человек, у которого возникли проблемы с бизнесом. Ты такая грустная, что у меня просто сердце кровью обливается. Что случилось?

— Ничего.

— Нет, ты расскажи, а я тогда шепну тебе, что у нас на десерт.

— Майкл, ничего не случилось. Просто в последнее время меня немного поташнивает, вот и все.

Он внимательно присмотрелся к жене.

— Ты не заболела?

— Нет.

Его взгляд был полон участия. Нет, несправедливо заставлять мужа волноваться. Пожалуй, пора рассказать.

— Это из-за отца?

— Нет, Майкл. Наверное, я беременна.

Ошеломленный новостью, он схватил жену за плечи, потом запрокинул голову и расхохотался. Подняв Франческу, Майкл закружился с ней по комнате.

— Ребенок! Наследник! Мой старик раздуется от гордости, когда услышит! Какая же ты замечательная жена, Франческа! — Внезапно он перестал танцевать и проводил ее к стулу. — Должно быть, мы сотворили ребенка в самую первую ночь, когда занимались любовью на пляже. Ах, Франческа, лучшей новости ты не могла мне сообщить!

Ночью, когда Майкл спал, громко посапывая, Франческа придумывала ребенку имя. Она почти ничего не знала о настоящем счастье, в сущности, не изведав ни его, ни любви. Пожалуй, после смерти матери она не была по-настоящему счастлива. С Джеком Франческа забыла о прошлом, но его любовь обернулась предательством. Когда он бросил ее, Франческа чувствовала себя еще более беспомощной, чем в детстве. Ей не удавалось изгнать Джека из памяти, ибо тело хранило верность ему. Она никогда не сможет полюбить Майкла так, как он того заслуживает. Однако сейчас вопреки всему Франческа была счастлива и уверена в своем счастье.

Конечно, любовь Джека была прекрасной и волнующей, но это чувство не стало бы опорой ни ей, ни ребенку. Только материнство принесет ей настоящую радость. Если родится девочка, ее назовут Сюзанной.

Глава 14

Карло приходил в сознание все чаще, и эти периоды становились продолжительнее, но выздоровление шло медленно. Франческе казалось, что он оживает так же, как растет внутри нее ребенок, — незаметно для глаз, но неотвратимо. Каждый день она снова и снова говорила отцу, как сожалеет о том, что расстроила его. Пожатием руки Карло давал знать, что понял, и на сердце у нее становилось легче. Теперь он меньше спал, но смотрел на дочь безучастно. Сидя у постели отца, Франческа сообщала ему новости, услышанные по телефону от Эмилио, или рассказывала ему о новом предприятии Майкла. Многое ли из этого Карло понимал, она не знала.

С наступлением туристического сезона Майкл начал укреплять репутацию своей едва оперившейся компании. Это было нелегко, а реклама стоила весьма дорого. Однако, если хочешь заманить туристов и убедить их свернуть с проторенной дорожки, без нее не обойтись. Леди Джейн могла бы легко помочь делу, ознакомив с начинанием Майкла своих влиятельных друзей, но она избегала молодоженов после приезда Карло. Это удивляло Франческу. Пока не появился граф, леди Джейн буквально увивалась вокруг нее. Наверное, пожилая дама очень одинока, бродит по своему пустому дому или копается в саду, который никто не видит и не может оценить ее усилий.

На Карло любое упоминание о леди Джейн действовало странным образом. Слыша ее имя, он неестественно напрягался. Вот и сегодня пальцы отца подрагивали, а губы нервно подергивались. Франческа догадалась, что он пытается заговорить.

Карло вцепился в ее руку, и Франческа поняла: он хочет, чтобы она склонилась над ним. Молодая женщина приблизила ухо к его губам, но так ничего и не разобрала.

Порывшись в сумочке, Франческа извлекла карандаш, вложила его в пальцы отца и подала ему листок бумаги.

— Папа, попробуй написать то, что хочешь сказать.

Карло вывел на бумаге какую-то загогулину, карандаш выпал из его пальцев, и он закрыл глаза. Франческа взглянула на листок — там была нацарапана заглавная буква «Д».

Убедившись, что отец уснул, Франческа отыскала Эдуарда Патинэ и показала ему листок.

— Вероятно, Карло хотел сообщить что-то об этой самой леди Джейн. Думаю, для него это важно. — Эдуард вернул ей листок. — Лучше пока не упоминать ее. Судя по всему, то, что хотел сказать ваш отец, очень его волнует. Карло нельзя сейчас тревожить.

Франческа кивнула, снова заметив ясный взгляд серых глаз Эдуарда.

— Тогда пойдемте, — сказал врач. — Я прячу тут еще одну прекрасную даму, ее палата чуть дальше по коридору. Я сделал, что мог, теперь она чувствует себя неплохо в физическом смысле, но ее нужно немного приободрить.

Эдуард распахнул перед Франческой дверь в отдельную палату. На кровати лежала привлекательная женщина лет сорока. Эдуард протянул пациентке руку:

— Ma chère Аполлония, позвольте представить: всемирно известный доктор Франческа Нордонья Хиллфорд, она же — веселая графиня из Италии.

Он, улыбаясь, взглянул на пациентку и обратился к Франческе:

— А это Аполлония де Тион, печальная герцогиня из Франции. Подойдите ближе, я прослежу, чтобы она вас не укусила.

Пациентка пренебрежительно махнула рукой, но Эдуард, не обращая на это внимания, подвел Франческу к кровати, покровительственно обнимая ее и словно защищая от опасности.

— Аполлония — настоящий кошмар для хирурга-косметолога. — Он очертил указательным пальцем контуры опущенных губ пациентки. — Вот, видите? Не стану утомлять вас медицинскими терминами, но на повседневном языке это называется постной физиономией. — Он отпустил Франческу и скрестил руки на груди. — К сожалению, случай неоперабельный. Поэтому я и решил вызвать вас на консультацию, доктор Хиллфорд. — Он похлопал Аполлонию по плечу. — Не падайте духом, герцогиня, помощь близка.

— Вы несносны, Эдуард. — Уголки губ пациентки чуть заметно поползли вверх. — И ужасно дорого берете, — добавила она. Задержав взгляд на Франческе, герцогиня перевела его на врача. — А к тому же ужасный ловелас.

— Да, — шутливо вздохнув, согласился врач.

— Ступайте, Эдуард. Мы с Франческой не отказались бы выпить чаю, если, конечно, вам удастся расшевелить ленивых медсестер.

— Ну, видите теперь, какая она свирепая? — усмехнулся Эдуард и шутливо предостерег: — Будьте начеку, ни за что не рискуйте. При малейшей угрозе насилия спасайтесь бегством! — Он наклонился и поцеловал Аполлонию в лоб. — Между прочим, у вас есть кое-что общее. У Франчески такой прекрасный сад, о котором говорят все в Лайфорд-Кэй. А Аполлония — ботаник, причем, пожалуй, самый знаменитый в Европе. — Он погрозил герцогине пальцем. — Я покидаю вас, Аполлония, но учтите: никакого нытья и жалоб! Франческе ни к чему выслушивать грустную историю о вашем неверном любовнике.

Врач вышел, оставив женщин вдвоем. Франческа присела возле кровати.

— Может, посоветуете мне что-нибудь насчет сада?

— О, я обожаю давать советы. Как обидно оказаться в Нассау и не иметь возможности поработать, а ведь я люблю тропическую растительность! Пожалуй, задержусь здесь немного дольше, восстановлю силы.

— Если так, вы обязательно должны зайти ко мне в гости. Я живу неподалеку от клиники.

Так, слово за слово, Франческа втянула женщину в беседу об особенностях садоводства в условиях острова. Увлекшись разговором на интересную ей тему, Аполлония, казалось, забыла о своих печалях, голос ее зазвучал живее. Она рассказала, как приезжала в Нассау много лет назад, и вскоре выяснилось, что она знала родителей Франчески.

— Меня не привлекала светская суета, я была тогда слишком занята научной карьерой. Однако вашу мать я помню, да и как можно ее забыть? Это была необыкновенная женщина — очаровательная, чистосердечная, по-американски прямая. Парижские газеты пестрели ее фотографиями, когда она возвращалась на континент. Кстати, я слышала о ней одну историю… кажется, лет пятнадцать назад… — Аполлония вдруг умолкла.

— Что за историю? — спросила Франческа.

— Нет, больше я ничего не помню, совсем ничего. Тогда вы были еще совсем ребенком, теперь это не важно. — Она махнула рукой. — Так что привело вас в клинику Эдуарда?

— Здесь лежит мой отец, у него был удар, но, надеюсь, он поправляется.

— О, бедняжка, мне очень жаль! Когда граф почувствует себя лучше, я его обязательно навещу. — Тут женщина снова погрузилась в уныние. — Он увидит, как я отвратительно постарела за эти годы…

— Чепуха! Вы прекрасно выглядите и сами это знаете, — бодро возразила Франческа. — Не напрашивайтесь на комплименты.

Герцогиня улыбнулась и в сердцах стукнула по подушке кулаком.

— Ненавижу это место! Тут мне ни минуты не дают насладиться жалостью к себе! Только соберешься поплакать, как откуда ни возьмись появляется добрая душа и принимается меня утешать. Просто ужас!

Франческа улыбнулась:

— Мой отец болеет уже очень долго. Я и сама не прочь, чтобы меня кто-то приободрил. Что ж, выбирайте любую тему, и мы поболтаем. Жизнеутверждающую тему.

Аполлония проворно села в кровати, потом доверительно наклонилась к Франческе:

— Давайте поговорим о мужчинах.

— Отлично. — Но при этом у Франчески так вытянулось лицо, что герцогиня расхохоталась.

— О Господи, дорогая…

Спустя час Франческа все еще слушала увлекательный, полный юмора рассказ Аполлонии о мужчинах в ее жизни.

— …неужели акробат? — воскликнула Франческа.

— Представьте себе, дорогая. Он был умопомрачительно красив. Не могу припомнить ни слова из того, что он говорил, но тело, какое тело!

Франческа придвинулась поближе, словно желая перенять у Аполлонии способность быстро залечивать сердечные раны. Сама она рассказывала новой знакомой мало — с энтузиазмом отозвалась о Майкле и лишь вскользь упомянула о романе с американцем в Венеции. Франческе не хотелось портить Аполлонии настроение исповедью о Джеке.

Позже Франческа еще раз ненадолго заглянула в палату к отцу. Увидев, что Карло крепко спит, она поцеловала его и отправилась домой, радуясь, что у нее появилась собеседница.

Карло пролежал в клинике всю зиму, обычно находясь в полузабытьи. Временами казалось, что он пришел в сознание, но потом глаза его темнели от боли, и Франческа со страхом думала, что отец больше не хочет жить. В такие минуты она задумывалась, милосердно ли удерживать Карло в этом мире, но получить ответ на этот вопрос не могла, поскольку речь у него так и не восстанавливалась. Франческа упрашивала Эдуарда, чтобы он разрешил перевезти отца домой, но врач отказал ей. После удара больные долго не оправляются, объяснил он. Граф выжил, но очень слаб, поэтому может погибнуть от какого-нибудь вторичного заболевания.

Франческе страстно хотелось поделиться с отцом своей радостью. Во время беременности она чувствовала себя так, будто заново родилась, а ангел-хранитель распростер над ней крылья, защищая от зла и бед. Теперь Франческа не испытывала никаких недомоганий, напротив, у нее появились новые силы, и она была счастлива, когда ребенок давал знать о себе.

У Майкла дела тоже шли хорошо. Став бизнесменом, он первое время тосковал по беззаботной и вольной жизни, о прогулках под парусом по бирюзовым водам вдоль берегов архипелага. Однако появление клиентов и двух подчиненных воодушевило его. В январе новая компания принесла первую реальную прибыль, и Майкл высоко поднял голову. Но курортный сезон закончился, туристы схлынули, а затраты на ремонт лодок и арендная плата за офис быстро съели прибыль. Чтобы зарабатывать, Майклу пришлось бы купить по меньшей мере еще пару лодок, иначе компания не удержалась бы на плаву. Он наконец решил обратиться за помощью к тетке. Леди Джейн могла бы заинтересовать его бизнесом кого-нибудь из друзей, а имея инвестора, Майкл добился бы, чтобы его молодая компания приносила круглый год стабильную прибыль.

В разгар сезона тетка однажды позвонила Майклу и попросила сопровождать ее на торжественный прием в клубе Лайфорд-Кэй. Однако племянник отказался, деликатно объяснив, что не может оставить Франческу.

— О, Франческа — настоящий ангел, она не будет возражать, — самоуверенно возразила та.

Но Майкл твердо сказал, что не оставит жену в ее положении одну. Положив трубку, он со вздохом повернулся к Франческе:

— Похоже, тетушка потеряла рассудок. Ее тон наводит на мысль, что она пристрастилась к спиртному.

Перестав зависеть от тетки, Майкл совершенно изменился. Теперь он редко пил и не посещал некогда любимые им злачные местечки на Бэй-стрит.

— Тебе стоило бы пойти, думаю, леди Джейн очень одиноко, — заметила Франческа. — Обо мне не беспокойся, со мной ничего не случится.

Франческа догадывалась, что леди Джейн чувствует себя покинутой, ибо светские знакомые не заменяют семью. Она, конечно, понимала стремление мужа к независимости, но столь резкое охлаждение к бывшей благодетельнице настораживало Франческу. Она со страхом ждала дня, когда ради спасения компании Майклу придется обратиться к леди Джейн. И такой день наступил.

После того как муж отправился к тетке, Франческа достала альбом с фотографиями и устроилась в своем любимом кресле. С ранних снимков на нее смотрела радостно улыбающаяся круглолицая девочка, сидящая на руках у матери. Когда-то красивого и полного сил отца теперь невозможно было видеть без слез. Дальше шли снимки подросткового периода. На некоторых четырнадцатилетняя Франческа стояла, обнявшись с Жози, почти такая же загорелая, как и ее подруга-мулатка. Здесь же Франческа нашла и снимки самой Жози — в платье с глубоким вырезом и не по размеру большом, позаимствованном у Марианны. В альбоме лежали и фотографии, сделанные на разных вечеринках — в честь Рождества, Пасхи, дней рождения, а также на пикниках и лодочных прогулках. Куда все ушло, что сталось со всеми ними… Глаза Франчески затуманились от слез. Марианна уехала на Гаити, чтобы умереть среди своего народа. Жози. С ней они теперь живут в разных мирах, и вряд ли когда-нибудь их пути пересекутся.

Мысли Франчески вернулись к осенней ночи, когда она увидела Жози на сцене ночного клуба в одеянии из разноцветных шарфов. В тот момент, охваченная яростью, Франческа думала только о словах отца: «Можешь поблагодарить свою подругу Жозефину, это она рассказала мне о твоих свиданиях с американцем».

Она снова опустила взгляд на фотографии, где обе они радостно улыбались, и вспомнила ответ Жози: «Он меня заставил, могла бы догадаться».

Неужели он действительно вынудил ее выдать место тайных встреч? Франческа покачала головой. Какая разница? Все равно Карло рано или поздно узнал бы правду, и ее роман с Джеком закончился бы так же.

Наконец она достала конверт, лежавший в кармашке альбома. Открыв его, Франческа взглянула в голубые глаза Джека Уэстмана, пробежала пальцами по загорелому лицу, словно касалась не глянцевой бумаги фотокарточки, а теплой кожи. Ей живо вспомнился чистый запах его рубашек, и она будто наяву услышала его голос, произносящий ее имя…

Франческа оторвала глаза от фотографий, убеждая себя бросить их в горящий камин, где они превратятся в пепел вместе с воспоминаниями, похороненными в ее сердце. Но она была не в силах уничтожить карточку Джека — так же, как и забыть его.

Франческа закрыла альбом и засунула его на верхнюю полку книжного шкафа.

Прошел час-другой. Она сочла это хорошим признаком, подумав, что леди Джейн решила угостить Майкла ужином. Пока Франческа пришивала оборку к желтому детскому одеяльцу, минул еще один час. Забеспокоившись, она поднялась наверх и посмотрела в окно. Дом леди Джейн казался в лунном свете холодным и суровым. Три окна светились. Позади дома блестела серебристая гладь моря, и на его фоне темное здание напоминало корабль. Франческа инстинктивно прикрыла рукой живот, словно защищая будущего ребенка. Возможно, не стоило отпускать мужа одного просить одолжения у тетки. Им и нужно-то всего ничего: чтобы она порекомендовала компанию Майкла своим знакомым. Теперь Франческа почти не сомневалась, что леди Джейн только и ждала этого визита.

Около полуночи Франческа, направляясь в спальню, услышала нетвердые шаги мужа. Майкл был пьян.

Вздохнув, она пошла к двери. Майкл что-то тихо напевал, прислонившись к стене дома. Увидев жену, он нахмурился.

— Франческа, этот ключ не подходит.

Она взяла его за руку и ввела в дом.

— Конечно, не подходит, ведь это ключ от бунгало. Ты бы не перепутал, если бы не забыл о своем обещании держаться подальше от «Бушмиллз».

— Я выпил всего лишь пару стаканчиков, чтобы доставить удовольствие любимой тетушке. Тебе не о чем волноваться, любовь моя. Завтра я как обычно буду на боевом посту. А теперь помоги-ка мне лечь в постель, без тебя я не справлюсь. — Майкл оперся на Франческу, и она проводила его в спальню.

— Она обещала помочь?

— Да, сказала, что завтра утром у меня за дверью выстроится целая очередь клиентов.

Франческа пожалела, что сомневалась в этой женщине.

— Мне бы хотелось, чтобы она не доводила тебя до такого состояния. Сможешь ли ты работать завтра утром?

— Не волнуйся, ты будешь еще досматривать последний сон, а я уже приготовлю завтрак.

Но это обещание Майкл, разумеется, не сдержал. Франческа разбудила его в девять и начала приводить в нормальное состояние при помощи аспирина и кофе, а потом с большим опозданием отправила на работу. Майкл искренне раскаивался в своем вчерашнем поведении. Однако выяснилось, что его опоздание в офис не имело никакого значения. Друзья леди Джейн так и не постучались в его дверь. А телефон в их доме вообще перестал звонить. Теперь молодоженов избегала не только леди Джейн, но и все ее знакомые.

Впрочем, Франческу это не задевало. Теперь, готовясь стать матерью, она чувствовала себя неуязвимой. Все больше времени молодая женщина проводила дома, обставляя обращенную к морю комнату, предназначенную для детской. Когда внутри нее шевелился ребенок, Франческа со смущением и радостью думала, что это малыш Джека, и ей казалось, будто он возвращается. Даже нарастающее отчаяние Майкла не нарушало ее счастья.

Глава 15

В тот год весна наступила рано. Из-за живой изгороди леди Джейн пристально наблюдала за развитием беременности Франчески. Пожилая дама утратила вкус к развлечениям, и, когда те, кто приезжал на остров лишь на зиму, заперли свои дома и разъехались, леди Джейн с облегчением вздохнула. Остров почему-то стал ей противен. Она подглядывала за Франческой, когда та прогуливалась по саду, то останавливаясь понюхать цветок, то срывая созревший плод. Походка у нее стала тяжелая, но при этом Франческа держалась так, будто вынашивала ребенка от самого Господа Бога.

Леди Джейн понимала, что счастье Франчески — дело ее рук. Она подсунула молодую женщину своему кретину-племяннику как наживку, но Майкл вместо того, чтобы испортить ей жизнь кутежами и распутством, вдруг преобразился. Его преданность жене бесила леди Джейн. Конечно, Майкла, как и прежде, можно было без труда напоить допьяна его любимым «Бушмиллз», что старуха время от времени и делала, но, даже презирая самого себя, он не переставал восхищаться Франческой и хвастаться будущим ребенком, которого, видимо, считал своим.

Майкл рассказал тетке, что у Карло, судя по всему, восстанавливается умственная деятельность. Даже если к нему не вернется речь, теперь уже не за горами день, когда они перевезут графа домой, и тогда у них будет настоящая полная семья. Майкла восхищала возможность иметь не только жену и ребенка, но и отца — гораздо более солидного, чем родной. Но ничего, эта идиллия долго не продлится, уж об этом-то леди Джейн позаботится, когда наступит подходящий момент.

«Какая несправедливость, — размышляла она, стоя в своем розарии, — семья графа Нордоньи процветает и увеличивается, тогда как мой род столь бесславно закончился. Если бы не жена Карло, Сибилла жила бы и по сей день, и у меня были бы и муж, и дочь».

Между тем дочь Сюзанны ничуть не пострадала от этой трагедии и теперь смело шествовала по жизни — точь-в-точь как ее мать — любя, кого хочется, и обманывая самых близких людей.

Солнце поднялось высоко, птицы попрятались от полуденной жары, и в саду все стихло. Леди Джейн никак не удавалось избавиться от мыслей о Франческе, которая прогуливалась с таким видом, будто в нее вселилась душа Сюзанны — грязная, бесчестная, эгоистичная! Однако, глядя на счастливую Франческу, можно было подумать, что ее благословил сам Всевышний. Теперь леди Джейн лишилась и Майкла. Нордонья отняли у нее племянника.

Она отряхнула платье. Какой милый садик, жаль, что никто его не видит. Год за годом леди Джейн подрезала кустарники, окапывала деревья, выращивала цветы, но ее одиночество становилось все более невыносимым. У Карло есть утешение — дочь, а вот о ней самой в старости никто не позаботится.

Поливать сад было уже слишком поздно — солнце спалит листья. Леди Джейн ушла в дом и приготовила себе коктейль «Том Коллинз». В спальне она сняла рабочую одежду и облачилась в прохладное шелковое платье. Гулкую тишину в доме нарушал лишь ход часов. Леди Джейн могла позволить себе только горничную, приходящую два-три раза в неделю. Сейчас в доме не было даже прислуги. А ведь прежде она считалась в Лайфорд-Кэй лучшей хозяйкой светского салона. До того как появилась Сюзанна и затмила ее красотой и обаянием, до того как эта женщина соблазнила Сибиллу и увезла ее в Венецию.

Леди Джейн придирчиво оглядела себя в зеркале. Следы, оставленные на ее лице безжалостным временем, уже нельзя скрыть никаким макияжем. Черты стали асимметричными, один глаз немного запал, отчего приобрел печальное выражение, а рот от долгого молчания словно цинично ухмылялся. На ее лице запечатлелся немой укор, и леди Джейн была готова предстать перед Карло Нордоньей в своей поруганной красе без всякого смущения. Именно его жена превратила ее в то, чем она стала.

Леди Джейн надела солнечные очки и широкополую соломенную шляпу и решительной походкой вышла из дома. Преодолев короткое расстояние до клиники, она быстро нашла палату Карло. Мысленно леди Джейн десятки раз проделывала этот путь — каждую ночь, с тех пор как узнала, что ее враг приехал на остров и лежит смертельно больной, но добраться до него не так просто.

По палате ходила сиделка. У леди Джейн помутилось в глазах, гнев не позволял ей увидеть реальность в истинном свете. Однако она все же разглядела неподвижную фигуру Карло Нордоньи, лежащую, словно каменное изваяние на крышке гробницы.

Старуху отделяла от ее врага сиделка, вставшая на пути к осуществлению ее жгучего желания. И леди Джейн сконцентрировала все свои внутренние силы на устранении этого препятствия. Подавляя страх, она с холодной уверенностью выпроводила сиделку из палаты. Теперь уже ничто — ни собственное малодушие, ни постороннее вмешательство — не могло помешать свершению правосудия.

— О, Карло, как жаль, что приходится навещать тебя в столь невеселом месте, — сказала леди Джейн, не вполне уверенная, что больной в сознании.

Граф пошевелился. Лишь в темных глазах его еще теплилась жизнь, и он обратил их на нее. Слабость врага придала старухе храбрости. Видеть Карло в столь жалком состоянии было необычайно приятно. Ее сердце находило утешение в явственных признаках отчаяния и боли, оставивших след на лице Карло. Леди Джейн вдруг поняла, что возмездие уже занесло меч над семьей Нордонья. Что бы она ни сказала и ни сделала, граф никому не расскажет — не сможет. Наконец-то она приступит к осуществлению плана, зародившегося в ее голове еще в тот день, когда она впервые увидела Франческу в саду матери.

Она молча сидела у постели Карло, наслаждаясь страхом, появившимся в его глазах. Он, несомненно, узнал ее и, конечно, поймет все, что она скажет.

— Ты знаешь, что мой муж все эти годы заставлял меня молчать. Он запер меня в семейном поместье и сказал всем, что я не в себе. — Леди Джейн расхохоталась. — О, Сирил был редкостным трусом. Представь, он заявил, будто прячет меня потому, что мы с Сибиллой слишком много выстрадали и пора забыть о прошлом. Но от меня не укрылась истинная причина! Он боялся скандала, который повредил бы репутации его дражайшей семьи. Точь-в-точь как ты, Карло, правда?

Она помолчала, наслаждаясь ужасом Карло.

— Сирил здорово облегчил тебе жизнь. Его трусость помогла твоей жене избежать наказания. О, как он походил на тебя! Лорд Хиллфорд и граф Нордонья — два ничтожества, скроенные из одного и того же материала, больше заботились о чести семьи, чем о справедливости!

Леди Джейн подалась вперед и зашептала в самое ухо Карло:

— Но меня-то волнует именно справедливость! И я прослежу, чтобы возмездие свершилось!

Удовлетворенная произведенным эффектом, она откинулась на спинку стула.

— Тебе повезло: твоя дочь обеспечила тебя всем этим.

Леди Джейн обвела рукой комнату, уставленную цветами из сада Нордонья.

— Что ж, возможно, участие, которое она проявила в эти трудные дни, заставит тебя простить ее за роман с американским актером.

В темных глазах Карло отразилась боль, и старуха рассмеялась. Какое наслаждение видеть его неподвижным и беспомощным!

— В конце концов, твоя дочь такая же, как ее мать. Это должно тебя радовать, правда, Карло?

Рука Карло дернулась. Из груди его вырвался хриплый звук, словно он пытался заговорить.

Леди Джейн снова склонилась над ним, заговорив тихим, вкрадчивым, глухим от ненависти голосом:

— Твоя жена убила мою дочь, Нордонья, и Франческа за это заплатит.

Словно со стороны старуха услышала свой безумный хохот.

После ее последних слов, Карло приподнял голову и издал лающий звук, а по телу его прошла судорога.

— Боже, что вы натворили!

Леди Джейн обернулась. В дверях стояла потрясенная Франческа.

— Как вы посмели его расстроить! Вы что, не видите, в каком состоянии отец?

Франческа выскочила в коридор и позвала на помощь. В палату вбежала медсестра, а вслед за ней появился Эдуард. Проходя мимо Франчески, он ободряюще стиснул ее руку. Увидев, что леди Джейн уже в конце коридора, Франческа бросилась к ней.

— Что вы сказали отцу? Почему он в таком состоянии? — встревоженно воскликнула Франческа.

Старуха обернулась:

— Все эти годы я мечтала отомстить за смерть Сибиллы, но муж не давал мне раскрыть рта, боясь скандала и позора. Карло это оказалось на руку. А твоя мать умерла, так и не понеся наказания за то, что сделала с моей Сибиллой. Теперь за все расплатишься ты. Дурная кровь Сюзанны течет в жилах ребенка, которого ты так гордо носишь. Майкл с интересом узнает, что это не его дитя. Ведь не его — правда, Франческа? — злорадно крикнула леди Джейн и метнулась к выходу.

Франческа схватила ее за руку:

— О чем вы говорите? В чем провинилась моя мать?

Леди Джейн грубо выдернула руку и открыла дверь.

— Ты получишь лишь то, чего заслуживаешь, — ответила она, направляясь к машине.

Франческа застыла, не решаясь последовать за старухой, пока отец в опасности. Идя по больничному коридору, она заметила, что у нее дрожат колени.

По пути домой леди Джейн испытывала радостное возбуждение. Наконец-то ей удалось нанести Карло удар, возможно, даже смертельный! Но пока она шла от машины к двери, яростный порыв ветра задрал ее юбку. Леди Джейн, с трудом преодолевая ветер, добралась до двери, та распахнулась и ударила ее.

Наконец она оказалась в темном холле. От напряжения сердце гулко стучало. Снаружи неистово завывал ветер, сотрясая дом. Сверкнула молния и оглушительно загремел гром.

Леди Джейн казалось, что ярость бушующей стихии направлена именно против нее. На мгновение она ужаснулась тому, что совершила, но потом потрогала саднящую рану на шее и вспомнила, как приподнимала край простыни, прикрывавшей лицо мертвой дочери. Тогда леди Джейн рыдала так, словно ее стенания могли разбудить мертвую.

Она содрогнулась от горя, пошатываясь, дошла до дивана, упала на него и затряслась от рыданий.

Бесцельно ходя по больнице, Франческа забрела в солярий, совсем пустой в этот час. Бледно-желтые обои на стенах и белая мебель почему-то напоминали ей кукольный домик. Что за чудовищная угроза нависла над ее ребенком? Какой поступок ее матери породил столь ужасную месть? Ах, если бы только к отцу вернулась речь, он бы наверняка объяснил бы все это. Франческе очень хотелось оправдать мать, чья любовь когда-то так много значила для нее. Леди Джейн сыграла жестокую шутку, подорвав веру Франчески в мать и угрожая ее нерожденному ребенку.

Глубоко задумавшись, она не слышала, как подошла медсестра.

— Ваш отец спит. Все необходимое сделано, можете идти домой.

— Он поправится?

— Ему обеспечен прекрасный уход. За его состоянием постоянно наблюдают.

Франческа направилась к выходу. В глазах ее стояли слезы. Когда она выехала на дорогу, начался ливень. Ветер трепал верхушки могучих пальм, раскачивая их, словно легкий тростник. Неожиданно Франческа почувствовала такую острую боль, что с ее губ сорвался стон. Но боль быстро прошла, и молодая женщина нажала на педаль акселератора. Через несколько минут она уже подъезжала к дому. Ветер настолько усилился, что вскипевшее море, казалось, готово поглотить остров. Дом почти скрыла пелена дождя. Войдя, Франческа с облегчением увидела, что Майкла нет, и с трудом поднялась по лестнице. Ее клонило в сон, но по-прежнему одолевали мысли о матери. Она легла и попыталась успокоиться. За окном бушевал ураган, стекла дребезжали, но усталость взяла свое, и Франческа забылась тревожным сном. Ее мучили кошмары: смеющаяся молодая женщина вонзала нож ей в живот. Пронзенная острой болью, Франческа проснулась от собственного крика и, едва придя в себя, вспомнила, что лицо этой женщины видела на фотографии. Так вот почему она явилась ей! Между тем боль не оставляла ее, и Франческа поняла, что начались роды. Внезапно зажегся свет, и она услышала ласковый голос Майкла. Когда же он вернулся? И который теперь час?

— Что с тобой, любовь моя? — Майкл внимательно вглядывался в лицо жены. — Наверное, тебе из-за бури приснился страшный сон?

У Франчески перехватило дыхание: началась очередная схватка.

— Я… — Майкл, мне нужно в больницу.

Муж положил ей на лоб прохладную ладонь.

— Ты вспотела. Дорогая, может, это просто испуг… ну из-за шторма? Ребенку еще слишком рано появляться на свет, осталось не меньше двух месяцев.

Франческа вскрикнула и вцепилась в руку мужа.

— В больницу, Майкл! Мне нужно в больницу!

Побледнев, он бросился к телефону.

— Нет гудка! Должно быть, ветер оборвал провода. — Поспешно одевшись, Майкл протянул жене халат. — Я подгоню машину к самой двери, а потом на руках снесу тебя вниз. — Он склонился над Франческой и поцеловал ее. — Не бойся, радость моя, я сам слишком перепуган. Но, черт возьми, и рад тоже — этот малыш знает, как мы его ждем, вот и решил явиться на свет чуточку раньше.

Последние слова донеслись уже с лестницы.

Франческа с трудом накинула халат. Чемоданчик с вещами она упаковала уже давно, и он стоял у дверей спальни. Майкл вскоре вернулся.

— Я не могу везти тебя в такой ураган. Слишком опасно. Потерпишь, пока я съезжу за врачом?

— Ох, Майкл, поторопись. Если поспешишь, со мной будет все хорошо.

После ухода мужа Франческа слышала только завывания ветра и барабанную дробь дождя. Схватки участились. Франческе казалось, что ее тело уступает натиску бури, а шторм выпускает на свободу созревшую в ней новую жизнь.

Майкла все не было, и у Франчески помутилось сознание. Вой ветра отдавался в ушах, неподалеку ревел океан. Лучше, что она одна, мелькнуло у нее в голове. Сейчас никто не в состоянии ей помочь. Но потом Франческа почувствовала, что кто-то вытирает пот у нее со лба.

— Это я, Эдуард.

Она открыла глаза и сквозь пелену боли увидела двух насквозь промокших мужчин.

— Прости, что так долго заставил тебя ждать, дорогая. — Голос Майкла дрожал от волнения. — Но зато я привез самого лучшего врача.

— Единственного, которого удалось найти, — уточнил Эдуард, улыбаясь Франческе.

Она почувствовала себя увереннее. Теперь все будет хорошо.

— Я знаю, о чем вы думаете, Франческа. — Эдуард чуть сжал ее руку. — «Господи Боже, мне нужна хорошая акушерка, а не специалист по исправлению носов!» Но, уверяю вас, мне и раньше случалось принимать роды.

Она засмеялась, но тут же вскрикнула от боли.

Эдуард ощупал ее живот.

— Все хорошо, девочка, продолжай тужиться. Теперь уже недолго осталось. Ты же справишься, правда?

Боль затмила все, и Франческа перестала противиться ей. Еще одна схватка лишила ее последних сил.

В глазах Эдуарда мелькнул страх.

— Что случилось? — закричала Франческа.

Врач показал ей крошечное красное тельце и несколько раз шлепнул младенца по попке. Молчание ребенка заставило всех замереть, но потом личико его сморщилось, и он наконец закричал. Сквозь слезы Франческа смотрела на малыша, похожего на неоперившегося голодного птенца.

Эдуард передал ребенка матери, розовые губки уткнулись в грудь Франчески, а веки с голубоватыми прожилками сомкнулись. Майкл склонился над женой и протянул руки к ребенку.

— Твой сын, — прошептала она. — Я хочу назвать его Майкл Кристофер Хиллфорд.

Взгляд мужа выразил глубокое облегчение. Решив, что по этому случаю грех не выпить, он принес снизу стаканы. Мужчины произнесли тост за здоровье Франчески, и Эдуард положил ей на лоб прохладную сильную руку.

— Как только утихнет буря, мы отвезем вас в больницу.

Франческа пыталась уловить в нем признаки тревоги, но глаза Эдуарда смеялись.

Майкл нахмурился:

— В больницу? Что-то не так?

Эдуард покачал головой:

— Все хорошо, но, я думаю, их лучше подержать под наблюдением врачей.

— Вероятно, вы правы, Эдуард. — Майкл сжал руку жены. — Ни о чем не беспокойся. Я навещу графа и почитаю ему газеты.

— Господи, отец! За все это время я о нем даже и не вспомнила!

— Ваш отец в надежных руках, — поспешно заверил ее Эдуард. — Когда я в последний раз видел Карло, он крепко спал.

— Спал или был без сознания?

Эдуард промолчал.

— Признайтесь, ведь у него был еще один удар? — разволновалась Франческа. — И это случилось после визита леди Джейн.

Эдуард сосредоточенно рылся в своем чемоданчике.

— Франческа, вам нужно отдохнуть и подумать о себе и малыше. Мы с Майклом побудем здесь.

Она смутно ощутила укол и прикосновение теплой руки Майкла, утирающей ей слезы. Эдуард улыбнулся: Франческа уснула, прижимая к себе ребенка.

Глава 16

Майкл стоял у окна палаты для новорожденных и смотрел на ребенка. Младенцев держали в застекленном помещении, уставленном сложным медицинским оборудованием, сияющим хромированной сталью. Майкл надеялся, что его сыну это никогда не понадобится. Медсестра подняла на руках малыша, завернутого в белое одеяльце. У младенца было красное личико и темно-синие глаза.

Майкл побарабанил пальцем по стеклу, пытаясь привлечь внимание ребенка. В это время за спиной его прозвучал холодный голос:

— Несомненное фамильное сходство.

— Что? — Майкл обернулся и увидел тетку. Седые волосы отливали металлическим блеском, словно их покрыли тонким слоем серебряной краски.

Майкл знал от Эдуарда, что накануне леди Джейн чем-то вывела из себя Карло, но решил сейчас не говорить с ней об этом.

— Ну, тетя, как вам нравится мой замечательный горланящий сын? Разве не богатырь?

— Тебя можно поздравить, Майкл, — вкрадчиво ответила она. — Прекрасный ребенок. Надеюсь, твоя жена хорошо себя чувствует?

Майкл кивнул и снова повернулся к окну.

— Спасибо, Франческа в порядке и, конечно, невероятно гордится Кристофером.

— Кристофером? — удивилась леди Джейн. — А я думала, его назовут Майкл-младший.

— К чему нам два Майкла? Его будут звать вторым именем, и, прошу заметить, полным — Кристофер, а не Крис.

— Разумеется, дорогой. — Подойдя к окну, леди Джейн тихо обронила: — А я полагала, что ребенок недоношенный.

— Да, он родился на два с половиной месяца раньше срока и, признаться, порядком меня напугал, но врачи утверждают, что он отличный здоровый парень.

— Однако он очень крупный. — Леди Джейн одарила племянника невинной улыбкой. — Родись ребенок в положенный срок, он был бы просто гигантом. — Старуха с удовлетворением отметила изумление племянника. — Все-таки поразительно, что малыш такой большой, уму непостижимо.

Майкл молчал, по-прежнему гордо улыбаясь. Старуха сделала вид, что размышляет:

— Вы с Франческой поженились… дай-ка вспомнить… когда это было?

Майкл понял: тетка что-то замышляет.

— Неужели не помните, вы же были на нашей свадьбе!

Не замечая его иронии, леди Джейн начала загибать пальцы:

— …пять, шесть… до семи не доходит. Ты прав, он родился на два с половиной месяца раньше. — Она многозначительно покачала головой: — Но, дорогой, вы же познакомились с Франческой только за две недели до свадьбы!

Майкла захлестнул гнев:

— Перестаньте, тетя Джейн!

Майкл знал: тетка только и ждет, чтобы он вышел из себя. Она уже не впервые пыталась поссорить его с женой. Овладев собой, он тихо сказал:

— Вам лучше отправиться домой, тетя. Я не имею отношения к вашим проблемам.

— Так ты позволил этой женщине навязать тебе ребенка от другого мужчины? У тебя нет гордости!

Майкл бросил на тетку такой взгляд, что леди Джейн поспешно ретировалась. Однако старуха права. Ребенка зачали не раньше чем шесть с половиной месяцев назад, а он почти соответствовал норме доношенного младенца.

На третье утро после рождения Кристофера Майкл едва передвигал ноги от слабости. Он съел на завтрак стейк и яйцо, а потом поехал в больницу забирать жену и ребенка. За два дня, проведенные Франческой в больнице, Майкл больше не навестил ее. Ночи он проводил в барах на Бэй-стрит, а днем отсыпался на диване в большом доме. Вставал поздно, около полудня принимал душ, одевался и снова отправлялся на Бэй-стрит напиваться. Большей частью Майкл сидел где-нибудь один и молча размышлял о себе, Франческе и о ребенке, родившемся не от него.

Слова тетки, что у Майкла нет гордости, больно ранили его, ибо он знал, что старуха права. Любовь к Франческе ошеломила его, Майкл и не догадывался, что способен на такое глубокое чувство. Он хотел этого ребенка, растущего во чреве его жены, думал о нем постоянно на протяжении всех этих месяцев, с нетерпением предвкушая день, когда они будут вместе ходить под парусом. Что ж, хотя бы в этом смысле ребенок действительно принадлежит ему, и Майкл не откажется от сына во имя бессмысленного, даже опасного качества, именуемого теткой гордостью. Одно Майкл знал твердо: с тех пор как они встретились, Франческа ему не изменяла. Он отчаянно ухватился за это, утешаясь тем, что такое никогда не произойдет.

Войдя в палату, Майкл увидел, что Франческа кормит ребенка.

— Майкл! Где ты пропадал? Я беспокоилась!

Он сел. В нем крепла решимость высказать жене хоть часть правды.

— Я был в последнем в своей жизни загуле, постарался сделать его грандиозным. Сначала я выпил все виски в Нассау, потом взялся за славный ирландский грог, а закончил тем, что рухнул без сознания в гостиной. Полчаса назад, когда я наконец проснулся, по комнате маршировал отряд баварских гномов. Ну и зрелище было, доложу тебе!

В ответ на укоризненный взгляд жены Майкл развел руками.

— Это случилось в последний раз, любовь моя! Я теперь человек семейный и должен думать о сыне.

Франческа подставила ему щеку для поцелуя.

— Не зарекайся. Ты никогда не станешь настоящим пьяницей, но и от виски не откажешься до конца дней своих. Вот, возьми своего сына, да не дыши ему в лицо винными парами!

При взгляде на ребенка в душе у Майкла все перевернулось. «Это мой сын, — решил он, — что бы ни говорила тетка. Старуха считает на пальцах, исходя из биологических законов, но у любви свои законы».

— Смотри-ка, Франческа, какой красивый парень, правда? Вылитый я!

— Да, Майкл, такой же красивый. И почти такой же шумный. Он затихает, только когда спит.

— Так и должно быть, дорогая. Нам в семье не нужны робкие тихони.

Франческа коснулась руки мужа:

— Майкл, давай отвезем нашего сына домой.

Первый день дома Франческа провела счастливо и безмятежно. Она кормила и баюкала ребенка, а пока малыш спал, отдыхала в саду. Глаза Кристофера сияли чистой голубизной и напоминали о Джеке Уэстмане. Малыш всецело завладел вниманием Франчески, но она все-таки возвращалась к словам леди Джейн о ее матери.

Убедив себя, что все это бред сумасшедшей, Франческа решила, что, потребовав от старухи объяснений, услышит лишь новую ложь. Рассказать правду мог только отец.

Стараясь не думать, насколько обоснованы обвинения леди Джейн, Франческа похоронила их в душе, но страшная тайна все сильнее угнетала ее. Даже первые невинные улыбки младенца ненадолго приносили облегчение.

Как-то утром, когда Франческа сидела на солнышке, а малыш, посапывая, спал в колыбели, сделанной для него Майклом, на подъездной аллее остановился «мерседес». Из него вышел муж и с мрачным видом направился к ней. Она устремилась к нему навстречу.

— Дорогой, что привело тебя домой в такой ранний час?

Майкл подвел ее к креслу.

— Присядь, пожалуйста, Франческа.

Его тон испугал ее.

— Что случилось, Майкл?

Он сел напротив жены и взял ее за руки.

— Мне в офис только что позвонил Эдуард. Час назад умер твой отец.

Сердце Франчески болезненно сжалось.

— Мне следовало быть рядом с ним, — глухо сказала она.

— Дорогая, Карло не знал бы об этом. Ночью он потерял сознание и больше не очнулся.

Франческа с отчаянием подумала, что теперь отец уже не расскажет ей правду. Рана, нанесенная ей леди Джейн, не затянется и будет причинять боль до тех пор, пока Франческа сама не найдет ответа на свои вопросы.

— Любовь моя, ты сделала все, что могла. И врачи тоже.

Она склонила голову на широкую грудь мужа, радуясь, что Майкл рядом и старается утешить ее.

— Он так и не увидел внука, — прошептала она.

— Франческа, дорогая, Карло не понял бы, что у него появился внук. Знаю, как тебе тяжело, но поверь, несмотря на краткое знакомство с ним, я уверен: граф не хотел бы продлевать свои мучения. — Майкл указал жене на колыбельку: — Вот существо, которому ты сейчас нужна, детка. Один человек покинул этот мир, другой родился. — Он погладил младенца своей огромной рукой. — Карло признал бы справедливость этого.

Франческа склонилась над сыном. Кристофер открыл глазки и заворочался. Она провела пальцем по мягкой пухлой щечке.

— Майкл, нужно организовать похороны. Ты поможешь?

Он кивнул, положил руки на плечи жены и посмотрел ей в глаза.

— Я должен тебе кое-что сказать. Моя тетка имеет какое-то отношение к смерти твоего отца.

— Майкл, но ты тут ни при чем. Прошу тебя, не думай, будто ты виноват.

— Как бы то ни было, дорогая, она мне больше не друг.

— Но Майкл, она же твоя единственная родственница в этой части света.

— Тетка мне не кровная родня, — твердо возразил он. — Джейн была замужем за братом моего отца, вот и все.

Франческа поняла, что муж изо всех сил старается облегчить ее жизнь. Она взяла ребенка на руки и направилась к двери.

— Мы с тобой теперь одиноки, Майкл. Нам нужно держаться вместе.

Широкая улыбка озарила лицо Майкла.

— Думаю, это не составит труда, детка.

Было решено, что в Нассау отслужат заупокойную службу по графу, а в Венеции состоятся торжественные похороны, и тело графа будет покоиться в фамильном склепе.

В церкви пахло ладаном и восковыми свечами. От этого запаха и от монотонного голоса священника Франческа впала в состояние, близкое к трансу. Почему здесь нет Жози и Марианны и они не утешают ее? Она чувствовала себя растерянной и беспомощной как ребенок и хотела, чтобы священник поскорее закончил. Нужно доставить тело отца в Венецию, на его родину, а все остальное уже не имеет значения.

Эдуард едва слышал слова священника. Взгляд врача скользнул от украшенного цветами гроба к бледному лицу и печальным глазам дочери Карло Нордоньи. Скорбь сделала ее недоступной.

Едва окрепнув после родов, Франческа попросила Эдуарда, чтобы он разрешил показать сына графу. Ей хотелось, чтобы дед благословил ее дитя. Эдуард отказал, объяснив, что такой визит опасен для младенца, а Карло все равно не отреагирует на внука.

Франческа пришла к отцу одна, села у кровати, взяла Карло за руку и стала рассказывать ему о малыше.

Страстное стремление Франчески порадовать отца вызывало у Эдуарда недоумение. Он уже слышал о ее одиноком детстве: о рано умершей красавице матери, о властном, холодном отце, отославшем дочь за океан. Почему же она так скорбит о нем?

Священник произнес заключительные слова, и Эдуард увидел, как Майкл обнимает жену и смотрит на нее с любовью и состраданием.

«Хороший человек, — подумал Эдуард, чувствуя щемящую грусть. — Любящий муж и заботливый отец. Известно, что Майкл питает пристрастие к спиртному, но любовь к семье излечит его от этой слабости. Мне незачем спасать Франческу от несчастливого брака». Эдуард отогнал эту мысль и огляделся.

Женщина в черном, стоящая в стороне, судя по всему, искренне наслаждалась происходящим. Эдуард пристально вгляделся в нее, пытаясь уловить признаки безумия, навязчивой идеи, заставившей эту даму явиться к больному Карло и сказать ему то, что привело его к смерти.

Выразив соболезнования Франческе, Эдуард отправился в клинику. Его томило ощущение утраты, не имевшее никакого отношения к кончине графа.

Франческа Хиллфорд произвела на него неизгладимое впечатление. Ее нежность к сыну затронула в душе Эдуарда доселе дремавшие струны. У него почти не оставалось времени для дружеских отношений, да и личной жизни за пределами клиники у него, в сущности, не было. Многие из его пациентов, обезображенные в результате несчастного случая, страдали от эмоциональных травм. Но появление в коридорах клиники Франчески, красивой и ласковой, напоминало дуновение свежего ветра. Теперь ей незачем приходить. Эдуард ощущал пустоту. Ничего не поделаешь. Он должен ее отпустить.

В тот же день гроб с телом Карло отправили на самолете в Европу. Заботы, связанные с похоронами, взял на себя Эмилио. Франческа испытывала облегчение: теперь крылатый лев доставит душу отца на небеса. Почему эти сказки, услышанные в детстве, так успокаивают? Она прижалась к Майклу и дала волю слезам, направляясь с ним к машине.

Только через две недели Эдуард повернул автомобиль на длинную подъездную аллею.

Маленькая семья собралась на лужайке, где все дышало весной. В поместье зеленела трава, цветы благоухали. Малыш мирно спал на руках у отца. Франческа оторвалась от вязания и помахала Эдуарду рукой, что-то беззвучно произнеся одними губами. Он приблизился к ним, чувствуя удовольствие и смущение, ибо надеялся застать Франческу одну. Но ведь сегодня воскресенье — следовало догадаться, что Майкл дома.

— Рад вас видеть, Эдуард. Садитесь. — Майкл лежал на спине, придерживая ребенка.

— Вот ехал мимо и решил посмотреть на малыша. Как он? — непринужденно проговорил Эдуард.

— Этот маленький человечек — просто чудо, — сказал Майкл.

Эдуард присел на траву и несколько минут поговорил с Майклом, восхищаясь младенцем, которому уже исполнился месяц. Майкл наслаждался комплиментами, считая Кристофера самым совершенным созданием в этом мире.

«Счастливчик», — думал Эдуард, наблюдая, как Майкл баюкает сына. Он посмотрел на Франческу и встретил ее дружелюбную улыбку.

— А как вы, Франческа? У вас прекрасный вид.

— Хорошо, Эдуард. — Она поднялась. — Не хотите ли пойти со мной в сад? Я хотела бы кое-что обсудить с вами.

Он взглянул на Майкла.

— А вы?

Тот покачал головой.

— Я — пас. Цветы — это страсть жены, я от них только чихаю. А вы идите, если не боитесь. Не успеете оглянуться, как будете с ног до головы перепачканы землей и удобрениями.

Франческа и Эдуард направились к розарию.

— Мне надо кое о чем вас спросить. — Она сорвала белый цветок и протянула его Эдуарду. — Понюхайте.

— Да, аромат действительно приятный. И очень необычный.

— Цветок называют «Розой Лайфорда». По словам Аполлонии, это местная разновидность барвинка.

Франческа рассказала, что у ее матери были когда-то духи, приготовленные на основе аромата «Розы Лайфорда».

— Я нашла флакончик этих духов в маминой спальне в Венеции. Сейчас духи почти испарились. Я боюсь израсходовать их до конца, поэтому никогда ими не пользуюсь, а аромат мне очень нравится, с ним связано множество воспоминаний о маме.

Эдуард слушал, наблюдая за игрой света и тени на ее нежном лице, и недоумевал: почему она рассказывает все это именно ему?

— Аполлония говорила, что ваша семья живет на юге Франции, где много парфюмерных фабрик, и я…

— Конечно, Франческа. Я все понял. — Эдуард был счастлив, что она попросила его об этой услуге. — Я постараюсь, чтобы для вас воспроизвели эти духи.

— Если вас не слишком затруднит…

— Чепуха, это совсем нетрудно. Для парфюмеров воспроизвести запах духов ничего не стоит. Вот почему они постоянно ищут тайные экзотические ингредиенты. Дайте мне на время флакон с остатками духов, и я займусь этим сегодня же.

Глаза Франчески засветились такой радостью, что у Эдуарда сжалось сердце. Но когда она начала благодарить его, он поднял руку:

— Поверьте, Франческа, после того как вы провели столько времени с моими пациентами, убеждая их, что жизнь прекрасна и надо уметь ею дорожить, я счастлив сделать для вас такую малость.

Она отвернулась и начала обрывать с розового куста увядшие листья.

— Может, если духи окажутся удачными, а их производство не слишком дорогим… это позволит заработать дополнительные средства, — проговорила она, опустив глаза.

Эдуард окинул взглядом роскошное имение. Для молодой семьи дом был явно великоват. Вероятно, по ночам в безлюдных элегантных комнатах гуляет эхо. Эдуард не представлял себе, что люди, живущие в такой роскоши, могут нуждаться в деньгах. Однако голос Франчески выдавал смятение:

— Адвокаты отца только что улетели в Италию. Они провели здесь три дня и привезли плохие новости. Наши дела пришли в упадок.

— Граф долго болел.

— Проблема возникла задолго до его болезни. Очевидно, отец годами не обращал внимания на состояние финансов. Наши фамильные виноградники требуют модернизации, а для этого нужны деньги. Отца предупреждали, что необходимо изъять часть средств, вложенных в итальянские предприятия, и вложить их за границей… Но отец отказался это сделать и решил оставить на родине большую часть капитала.

— Неужели все так серьезно?

— Адвокаты советуют мне продать палаццо. Ремонт последний раз делали почти двадцать лет назад — по желанию матери. Вскоре придется заняться крышей, водопроводом и канализацией.

Франческа говорила спокойно, но Эдуард видел, что она очень встревожена.

— Я попросила адвокатов немедленно сдать палаццо в аренду, но подписать арендный договор только на год. Кроме того, я уполномочила их продать папину яхту, основную часть картин и два виноградника. Это позволит мне выиграть время, чтобы выпустить на рынок духи или придумать какой-то другой способ увеличить капитал.

— Франческа, — осторожно начал Эдуард, — у меня есть другое предложение. Я вынашиваю эту мысль уже несколько месяцев, но никогда и не мечтал, что она когда-нибудь воплотится в жизнь. — Он взял Франческу за руку, удивляясь ее хрупкости. — Вы, вероятно, догадываетесь, что мне необходимы хорошее помещение большого размера и дополнительный источник дохода, чтобы иметь возможность оперировать небогатых пациентов. Моя мечта — основать роскошный лечебно-оздоровительный курорт, который привлечет богатых клиентов из Европы и Америки, желающих сделать пластическую операцию, сбросить вес, прийти в себя после чрезмерной перегрузки, изменить режим тренировок или просто на время вырваться из-под гнета повседневной жизни. Доход от такого предприятия позволит мне оказать помощь изуродованным больным, не имеющим средств на лечение.

Франческа с интересом смотрела на него.

— Я накопил деньги и вскоре смогу купить участок земли и выстроить небольшое здание, — продолжал Эдуард, — но это оторвало бы меня от моей основной деятельности, причем именно сейчас, когда я работаю над коренными изменениями в методике удаления шрамов. А вот приобретя это поместье или, скажем, выкупив какую-то долю собственности… Этот огромный особняк можно превратить в фешенебельный санаторий, к тому же он недалеко от моей клиники.

— А мы с Майклом и Кристофером поселимся в бунгало. В этом и состоит ваше предложение?

— Именно так, Франческа, всего лишь предложение. Мне очень трудно просить вас оставить дом. Я никогда и не заикнулся бы об этом, если бы вы не упомянули о финансовых трудностях.

Франческа молчала так долго, что Эдуард испугался, не оскорбил ли ее. Но она ответила ему без малейших признаков обиды:

— Позвольте мне обсудить этот вопрос с Майклом. По-моему, ваша мысль удачна, полагаю, Майкл не будет возражать. Он всегда говорил, что дом слишком велик и находится далеко от пляжа. — Франческа понизила голос: — А еще муж упорно твердит, что в доме водятся призраки. Майкл утверждает, что привидения обитают в винном погребе и всякий раз, когда он уходит из дома, садятся в его любимое кресло.

Эдуард снисходительно рассмеялся, хотя ощутил укол ревности: Франческа говорила о муже с огромной нежностью.

Она снова умолкла. Эдуард предполагал, что ей не хватает решимости высказаться до конца, и терпеливо ждал.

— Эдуард, вы упомянули, что готовы войти в долю. Значит ли это, что я останусь совладелицей поместья?

— Ну конечно, Франческа! Это ваш дом, вы обязательно сохраните над ним контроль.

— И вы позволите мне заниматься с пациентами? Ведь по вашим словам, у меня неплохо получалось, а мне это нравилось, я чувствовала себя такой…

Эдуард улыбнулся ее энтузиазму.

— Франческа, считайте, что вы приняты на работу. — Он протянул руку. — Ну, так мы — партнеры?

Она ответила ему крепким рукопожатием.

— Партнеры.

Глава 17

Жози подняла руки высоко над головой и закружилась так, что бледно-голубая шифоновая юбка взметнулась выше колен, обнажив ее длинные стройные ноги. Потом она повернулась к зрителям, улыбнулась, отвесила прощальный поклон и удалилась со сцены.

Оказавшись в полутемном коридоре, ведущем к ее гримерной, девушка закрыла глаза и устало прислонилась к стене. Концерт прошел хорошо, и аудитория принимала ее восторженно, но было уже поздно, и Жози совсем вымоталась. Сегодня она уснет и без пилюль Лукаса.

— Жози?

Она открыла глаза и увидела хорошо одетого незнакомца. Он протянул ей руку.

— Меня зовут Рэд Лойтнер. Менеджер прислал мне вашу демонстрационную пленку.

Девушка пожала Лойтнеру руку и с интересом присмотрелась к нему. Его имя ей ни о чем не говорило, но если Лукас послал ему кассету, значит, он важная персона.

— Я из нью-йоркской фирмы «Эмбасси рекордс». Приехал в отпуск в Нассау и решил взглянуть на вас. Пленка ужасного качества, но ваш голос произвел на меня впечатление. — Он кивнул на дверь. — Может, выпьете со мной?

Жози последовала за ним в зал, и они сели за столик на двоих. Лойтнер заказал напитки, но и Жози, и он за время разговора сделали лишь несколько глотков. Казалось, Лойтнер так увлекся вопросами, что забыл про спиртное. Он интересовался, где выступала Жози, не хочет ли временно петь в хоре, пока компания грамзаписи не убедится в ее таланте. Когда она сможет приехать на прослушивание в Нью-Йорк?

Девушка, не зная, стоит ли доверять этому холеному, уверенному в себе человеку, отвечала ему честно и не старалась угодить. Лойтнер явно выказывал участие, но Жози решила не делать поспешных выводов и не тешить себя преждевременной надеждой. Легко ничто не дается. Лойтнер сообщил, что собирается выпустить альбом новой рок-группы.

— Пока это чисто местная группа, но я намерен сделать их знаменитыми на всем побережье, — сказал он.

Сейчас Лойтнер подыскивал для них бэк-вокалистов и считал, что для Жози это замечательный шанс прорваться в музыкальный мир Нью-Йорка.

— Давайте смотреть правде в глаза, Жози. Нассау — захолустье. Здесь вы никогда ничего не достигнете, а вам нужно расти, учиться. Если вы попадете в Нью-Йорк и поработаете в студиях звукозаписи, там сделают для вас новую демонстрационную запись — на этот раз профессионального качества.

Глаза Лойтнера заблестели. Жози решила, что если в следующую минуту он прикоснется к ней, значит, его предложение — обман. Она замерла в ожидании другого, менее почетного предложения. Но этого не произошло. Лойтнер усадил ее в такси и отправил домой, попросив на следующий день позвонить ему в отель.

Оказавшись в своей комнате, Жози в нарядном шифоновом платье бросилась на кровать и, дав волю воображению, унеслась мыслями в Нью-Йорк. Тесная студия звукозаписи станет лишь первой ступенькой на пути к роскошным клубам, золотым дискам… может, даже — чем черт не шутит — к бродвейской сцене. Лукас просто сдохнет, услышав об этом. После нескольких ее выступлений на Бэй-стрит Лукас догадался, что напал на золотую жилу. Оставив свою мечту стать звездой, он быстро превратился из солиста Лукаса Касуэлла в ее менеджера и аккомпаниатора. Чего бы Жози ни добилась, все пойдет ему на пользу и поможет набить карманы.

А главное, пополнить запас коки, порошка и разноцветных пилюль. Лукаса уже один раз арестовывали за продажу наркотиков туристам, но прыти у него ничуть не убавилось, и он с готовностью предлагал искусственный кайф всякому, кто проявлял к этому интерес. Сама Жози крайне редко пользовалась его «чудодейственными препаратами».

Лукас не отправится с ней в Нью-Йорк, его-то туда не приглашают. Придется как-то объяснить свой отъезд и при этом не задеть его самолюбие.

Девушка закрыла глаза и торжественно пообещала себе не прибегать впредь к наркотикам. То, что ей предстоит, требует трезвой головы и ясного ума. В воображении снова замелькали студии и засияли огнями фешенебельные клубы, и Жози, так и не раздевшись, крепко заснула.

Когда она проснулась, солнце стояло уже высоко. Едва открыв глаза, девушка бросилась к телефону.

— Будьте добры Рэда Лойтнера. Говорит Жози Лапуаре.

— Самолет отправляется в Нью-Йорк завтра в три, — сообщил Лойтнер. — Встретимся в два в вестибюле отеля. Я заказал вам номер в «Шерри Недерланд».

— Спасибо, Рэд. — Жози старалась говорить спокойно. — Тогда до завтра.

Повесив трубку, она издала ликующий возглас и запрыгала от радости.

Войдя в огромную двухэтажную гостиную, Аполлония де Тион сразу заметила Майкла Хиллфорда, присматривающего за бригадой рабочих. У него был такой лихой вид, что он запросто дал бы сто очков вперед любому капитану пиратского судна из голливудского приключенческого фильма.

Аполлония стояла в дверях, полагая, что ярко-зеленое шелковое платье и пышная корона светлых волос привлекут его внимание.

— Аполлония, ты вернулась! — Майкл шагнул ей навстречу и протянул руки. — Ну-ка, красавица, обними меня скорее! Без тебя это место напоминало пустыню. — Он сгреб ее в охапку и закружил в воздухе.

— Ах ты льстец! — Она слегка стукнула его в грудь. — Повтори еще раз, а потом я хочу услышать обо всем, что случилось за последние шесть недель.

— Без тебя здесь все опустело, — повторил Майкл. — У нас забронированы все места на ближайшие двести лет, и это благодаря твоей бурной рекламной деятельности в Европе. Наш курорт становится одним из самых знаменитых в мире!

— Ну, Майкл, ты тоже немало для этого сделал! В жизни не встречала человека, которому так хорошо удается заставить рабочих пошевеливаться.

— Не правда ли, они напоминают трудяг-бобров?

Майкл обнял Аполлонию и помог ей пробраться между нагромождениями стульев.

— Клянусь, Полли, мне ужасно тебя не хватало! Будь я на несколько лет моложе, бросил бы и Франческу, и ребенка и ездил бы повсюду за тобой.

Эту лесть Аполлония проигнорировала, не сомневаясь, что Майкл просто старается порадовать ее.

— К пресс-конференции все готовы? Где Франческа?

— В коттедже для постояльцев. Проводит собеседование с желающими наняться на работу. — Он подвел Аполлонию к окну. — Вон там, под пальмами.

— А где Кристофер?

— Думаю, играет с деревянным поездом под письменным столом Франчески. Он постоянно с кем-то из нас. Ума не приложу, чего ради мы платим такие бешеные деньги этой багамской няньке. Пойдем, я покажу, чем мы тут занимались, пока ты в Европе разбивала сердца. — Майкл повел собеседницу на второй этаж.

Аполлония осмотрела критическим взором каждую деталь нового оздоровительного комплекса. По предложению Эдуарда, она стала третьим партнером в их предприятии. Именно ей принадлежали идеи выстроить поближе к пляжу несколько отдельных коттеджей для постояльцев и сохранить в особняке в неизменном виде гостиную и величественную столовую, чтобы там собирались те, кто стремится к общению. Сочтя ее предложения на редкость удачными, их приняли.

Она же высказала мысль, что Майклу следует присматривать за рабочими. Решительность и организаторские способности сделали из него отличного подрядчика. Он умел заинтересовать рабочих и командовать ими, не задевая их самолюбие. Майкл проводил на строительной площадке почти каждый день, советуясь с архитектором и наблюдая за ходом ремонта. Вся семья уже переселилась в бунгало, и это Майкла вполне устраивало. Однажды он признался Аполлонии, что в большом доме чувствовал себя неспокойно.

Сейчас она с удовольствием отметила, что Майкл оживился и повеселел, хотя его собственная компания по фрахту яхт прозябала. «Эта работа на ветру и под солнцем подходит ему больше. Не каждому дано стать бизнесменом», — подумала Аполлония.

Майкл привел ее в просторную комнату, заставленную новым оборудованием для спортивных занятий.

— Не сомневайся, — гордо заявил он, — на тысячи миль вокруг у нас самое лучшее помещение и оборудование — как для пациентов клиники, так и для гостей оздоровительного комплекса.

Закончив экскурсию, он снова привел Аполлонию в гостиную, где рабочие уже расставили столы и стулья, а теперь вносили огромные букеты свежих цветов.

— Что ж, Майкл, не хочу тебе мешать. Комната уже прекрасно смотрится. Уверена, пресс-конференция станет сенсацией.

— Конечно, раз ты здесь, успех нам обеспечен!

Аполлония рассмеялась и поцеловала его в щеку.

— Пойду поздороваюсь с Франческой и Кристофером.

Она направилась к коттеджу, то и дело останавливаясь и приветствуя гостей, многие из которых приехали сюда по ее рекомендации. Аполлония с удовольствием отметила, что в саду ведет съемки телевизионная группа.

Франческа в коттедже для гостей беседовала с очередным претендентом на какую-то должность. Она буквально светилась изнутри. От Аполлонии не укрылась уверенность ее тона. Глаза молодой женщины весело блестели. Ответственность, которую она взяла на себя, занявшись оздоровительным комплексом, преобразила ее. Работа и заботы о маленьком ребенке не оставляли Франческе времени для мрачных размышлений.

— О, Аполлония! Как я рада тебя видеть!

Из-под стола послышался смех Кристофера. Аполлония вытащила мальчонку, взяла на руки и обняла.

— У меня хорошие новости, Франческа. Похоже, европейские кинозвезды уже выстраиваются в очередь, чтобы попасть на курорт «Роза Лайфорда». Нас с вами собираются фотографировать для журнала «Вог», и знаешь кто — ни больше ни меньше как сам Ричард Эллерби! А журналы по декоративному искусству дерутся за право поместить на развороте снимки наших комнат. — Она присела на краешек стола, лаская Кристофера. — А еще, дорогая, у меня новый любовник!

Франческа рассмеялась:

— Уверена, ему не более двадцати пяти.

— Ему сорок три, но я готова смириться с этим.

Аполлония начала с воодушевлением рассказывать о красавце автогонщике, потом заговорила о клиентах, которых сама нашла во Франции.

— У нас получилась восхитительная комбинация: мои знакомства в свете, репутация Эдуарда и магия имени Нордонья. При таком раскладе любое дело можно считать беспроигрышным. Европейские киношники уже расталкивают друг друга локтями, пытаясь попасть к нам. — Аполлония заметила, что Франческа насторожилась. — Надеюсь, вы ничего не имеете против кинозвезд?

— Нет, конечно. У нас и сейчас есть несколько таких клиентов.

— К нам собирался Фридрих Болнер, немецкий актер, он сильно сбросил вес и теперь хочет как следует отдохнуть, а еще — режиссер из Парижа Жан-Люк Бернард. Кстати, чуть не забыла самое главное — приезжает Надя Болдини, та самая красотка и итальянская звезда, что с завидной регулярностью предпринимает попытки самоубийства.

— Надя Болдини, — тихо повторила Франческа.

Аполлония поспешила добавить:

— Бедняжка недавно рассталась с красавцем мужем, известным американским актером, поэтому снова попыталась покончить с собой. Однако она никогда не принимает смертельную дозу таблеток. Тем не менее пресса от нее в восторге, и каждое неудавшееся самоубийство создает ей отличную рекламу. Честно говоря, последний брак Нади продлился дольше, чем следовало ожидать.

Франческа побледнела как полотно.

— Боже, дорогая, что с тобой? Я задела какую-то больную тему?

— Нет, нет, все в порядке, честное слово. Я просто немного устала. Пойдем со мной в бунгало. Оставим Кристофера на попечение няни и подготовимся к пресс-конференции.

Рэд Лойтнер не преувеличивал, рассказывая Жози, где она будет жить. Номер в роскошном отеле выходил на Центральный парк. С тех пор как она уехала из палаццо, Жози впервые оказалась в столь роскошной обстановке.

Нью-йоркский воздух поразил девушку резким, раздражающим запахом, который вызывал у нее бессонницу. Далеко внизу Пятая авеню была запружена легковыми автомобилями, такси, лимузинами, сверху напоминающими сложенные гирлянды.

Лойтнер обещал позвонить сегодня и сообщить график работы в студии. На туалетном столике лежала пачка банкнот, вдобавок от него она получила аванс в сотню долларов. Услышав робкий стук в дверь, Жози отошла от окна.

В коридоре стоял посыльный в красной униформе с букетом алых роз. Когда она осторожно положила цветы на столик, из них выпала визитная карточка. На обратной стороне было написано: «Добро пожаловать!» — и стояла подпись Лойтнера.

Жози поставила вазу с цветами перед зеркалом и залюбовалась ими. Она увидела в зеркале свое лицо, утопающее в розах. Это было красиво и зловеще и казалось ей знаком свыше, сулящим грядущие перемены. Теперь на территории Рэда Лойтнера придется принять его правила игры. Интересно, стал бы он так стараться ради хористки? Покупать билет на самолет, платить за роскошный номер в отеле и посылать цветы женщине, на которую не имеет никаких видов?

— У него есть планы, связанные с тобой, дорогуша, — сказала Жози своему отражению. — Он намерен сделать из тебя звезду. Ему нравится твой голос — и это все. Пора привыкать к самому лучшему, ибо именно этого ты и заслуживаешь.

Но ее монологу недоставало убежденности. Казалось, розы смеются над Жози, а двойник смотрел на нее из зеркала совершенно равнодушно.

— Твоя проблема в том, что ты не привыкла получать то, чего хочешь. Франческа на твоем месте и не ждала бы меньшего, а приняла бы как должное. Да если даже допустить, что Рэд тобой заинтересовался, в этом нет ничего дурного.

Но убедить двойника в зеркале так и не удалось.

Жози заказала завтрак в номер — омлет и клубнику. Поев, она устроилась на диване с чашечкой кофе и «Нью-Йорк таймс». В разделе театральной жизни ее внимание привлекла реклама пьесы. Со страницы на нее смотрел призрачный лик Джека Уэстмана, напечатанный серой краской как фон для текста. Актера, видимо, пригласили в Нью-Йорк на главную роль в бродвейском спектакле. В объявлении указывалось название театра и время спектаклей. Ошеломленная, Жози не отрывала глаз от газеты: она находилась в пятнадцати минутах езды от театра, где сегодня вечером будет играть Джек Уэстман.

Девушка позвонила в бюро обслуживания и попросила доставить ей билет на завтрашний вечерний спектакль.

До второй половины дня она прочитала все газеты и журналы, доставленные ей посыльным. Две статьи были посвящены лечебно-оздоровительному курорту «Роза Лайфорда», а журналы в глянцевых обложках пестрели фотографиями Франчески. Ее сестра выглядела счастливой и такой уверенной в себе, словно наконец получила причитающуюся ей долю фамильной власти и гордости. Когда связь между сестрами оборвалась, судьба улыбнулась Франческе и отвернулась от Жози, словно счастья не хватило бы на обеих. Сейчас, когда судьба стала благосклоннее к Жози, она пристально всмотрелась в лицо сестры, пытаясь обнаружить в нем признаки грядущего упадка.

Услышав телефонный звонок, девушка взяла трубку.

— Жози, привет, малышка! Надеюсь, ты не сердишься и не думаешь, что я тебя бросил?

— Рэд! Спасибо за прекрасные цветы.

— Отлично, я знал, что у тебя все в порядке.

Жози заметила, что Рэд обычно не отвечает на ее реплики, будто не слыша их. При встречах же он всегда отводил глаза, словно опасаясь встретиться с ней взглядом.

— Я посылаю за тобой лимузин, он доставит тебя в студию. Запись начинается в семь, но тебе нужно еще ознакомиться с нотами. Закончив работу, заедем куда-нибудь перекусить.

— Еще один лимузин? — удивилась Жози.

Рэд рассмеялся:

— Ладно, голубка, я должен ответить по другому телефону. Скоро увидимся.

Выйдя из отеля, Жози увидела сверкающий и неправдоподобно длинный лимузин. Водитель распахнул дверцу, но больше не обращал на девушку внимания, и она решила, что так принято в Нью-Йорке. Жози расположилась на мягком сиденье и стала смотреть в окно на проносившийся мимо город. Нью-Йорк казался ей грязным и неприветливым, а его суровость пугала. Девушка порадовалась, что автомобиль надежно защищает ее от кричащих, навязчивых афиш, развешанных в театральном квартале. Она высматривала имя Джека Уэстмана или название пьесы, в которой он играл, но за окном было слишком много неоновой рекламы.

Музыканты оказались людьми, ведущими ночной образ жизни. Жози догадалась, что большинство участников ансамбля только что поднялись с постели. Вежливость воспитанной в монастыре девушки пришлась здесь не к месту, а красивого платья никто не заметил. Все музыканты были в рваных джинсах и грязных футболках, а после того, как они немного выпили, в маленькой студии запахло спиртным. Однако это никого не смущало. Жози поняла, что они почти всегда навеселе. Рэд обращался с ними, как с детьми. Находясь по другую сторону стеклянной стены, он то и дело повторял в микрофон: «Отлично, детка» или «Эй, это впечатляет», — но девушка подозревала, что он не в восторге. Рэд предлагал им повторить ту или иную фразу до тех пор, пока не добивался безупречного исполнения. Видя, что он подавляет раздражение, Жози размышляла, срывается ли когда-нибудь Рэд.

Девушка радовалась, что наконец поет профессионально. Ее имя напечатают, пусть и мелким шрифтом, на обложке альбома, и она когда-нибудь добьется известности. В конце концов члены группы — настоящие артисты, снискавшие популярность в музыкальном мире, но она быстро поняла, что как музыканты они не идут в сравнение с теми любителями, с которыми она работала в Нассау. За ужином в маленьком и очень дорогом французском ресторанчике недалеко от студии она спросила Рэда об исполнителях:

— Чем они отличаются от других музыкантов?

— Умением контактировать с аудиторией. Удачливостью. Готовностью вывернуться наизнанку. Это самое главное. Если ты увидишь их на сцене, они понравятся тебе гораздо больше. Ребята не ленятся, они выкладываются полностью.

— Но, по-моему, они не самые лучшие музыканты…

— Если собираешься исполнять классику, заказывай «Карнеги-холл». Но если хочешь стать знаменитостью, держись за меня.

Рэд обмакнул устрицу в соус и отправил ее в рот.

Жози выжала сок из ломтика лимона на копченую форель.

— Я научу тебя, как добраться до вершины, — продолжал Рэд. — Пока ты здесь, мы запишем новую демонстрационную кассету. В нашем распоряжении лучшие аккомпаниаторы и звукооператоры. Это я тебе обещаю. Конечно, тебе придется долго и упорно трудиться, прежде чем твое имя узнают, но потом, когда наступит подходящий момент, мы запишем целый альбом.

Жози не верилось, что все это происходит па самом деле, но душа ее ликовала. Рэд пододвигался все ближе к ней, и теперь их колени соприкоснулись. Девушка понимала, что он ждет от нее какого-то проявления симпатии, но держалась напряженно.

Рэд рассказывал о звездах, которым помог сделать карьеру. Для одной молодой женщины он добился небольшой роли в мюзикле на Бродвее, и она, отлично справившись с ней, привлекла внимание публики.

Другая певица выступала в клубах в центре города, а чтобы платить за квартиру, подрабатывала пением в рекламных роликах на телевидении. Но потом «Эмбасси» выпустила ее сольную пластинку, и она пошла в гору. К тому же выяснилось, что эта дама фотогенична, и высокие славянские скулы оценили не меньше, чем голос.

— В этом смысле тебе тоже повезло, — продолжал Рэд. — Ты красивая. В тебе есть что-то экзотическое и загадочное — не черная и не белая. Мы состряпаем какую-нибудь романтическую историю о твоем происхождении: отец — из высшего света, мать — жительница острова… Как, неплохо звучит?

Изумленная, Жози уставилась на него.

— По-моему, слишком надуманно, — небрежно заметила она.

— Десерт будешь? — спросил Рэд.

— Нет, спасибо.

— Тогда поехали в отель.

Лимузин понес их назад по темным душным улицам. Рэд держал Жози за руку и поглаживал ее запястье подушечкой большого пальца, словно рисуя на нем вопрос. Нет сомнения, он хочет ее. Самолет, цветы, лимузин… все это было прелюдией к безмолвной поездке по пустынным ночным улицам. Нью-Йорк угнетал девушку. То, к чему с рождения привыкли жители островов — свежий воздух, чистая вода, буйная растительность, — здесь, под дымным городским небом, не продержалось бы и дня. Более всего Жози удивляло, что над Нью-Йорком нет звезд. Где же они? Отвесные стены из стекла и бетона, вздымающиеся по обеим сторонам улиц, исчезают в вышине, растворяясь в густой серой хмари.

— Что-то не так, Жози?

Рэд угадал ее настроение, она это признавала. Конечно, он не чудовище, но и не волшебный принц. Просто человек, склонный к скользким разговорам и преувеличениям, и довольно бессердечный, но все же не дьявол.

— Думаю, у меня ностальгия.

Рэд обнял ее, и Жози ощутила симпатию к нему.

Они остановились возле «Шерри Недерланд».

— Давай выпьем. Тебе станет лучше.

Шофер открыл дверцу, и Рэд помог девушке выйти из лимузина. Он взял ее под руку, и Жози приняла это как проявление той же доброты, какую Рэд проявлял к капризным музыкантам. Да, Рэд привык добиваться своего, но тонко, умело. А сейчас он намеревался обвести ее вокруг пальца.

Мимо них проходили женщины в вечерних туалетах и мужчины в темных костюмах. У входа в отель Жози подняла голову.

— Рэд, простите меня, — начала она, понимая, что сопротивляться бесполезно и он все равно победит. — Я неважно себя чувствую. Все произошло слишком быстро. Поймите, даже одна рюмка свалит меня с ног.

Жози боялась, что если произнесет вслух слово «нет», то город, отель, сам Рэд и все, что он обещал, вмиг исчезнет, и она вновь попадет из мечты в реальность, как Золушка с боем часов.

Он отпустил ее только тогда, когда она пообещала провести с ним послезавтрашнюю ночь. По графику Рэда днем ей предстояла запись на пленку, а на следующий день — репетиция в студии с группой музыкантов. Узнав, что в ближайший вечер Жози не сможет с ним встретиться, Рэд был разочарован, а вместе с тем заинтригован.

— Ты меня мучаешь, — сказал он, прощаясь с Жози у двери ее номера и целуя в щеку.

В номере девушка напустила полную ванну горячей воды и расслабилась в ароматной пене. Ее смуглая кожа покрылась какой-то грязью и копотью, не желавшими отмываться.

«Если меня примут за белую, то мир Франчески по-настоящему станет моим. Между нами не будет совсем никакой разницы».

Утром Жози разбудил посыльный, на сей раз явившийся с букетом желтых роз. Печально вздохнув, она поставила их к вчерашним. Рэд со своей щедростью стал слишком самонадеян. Яркие полураскрывшиеся цветы таили в себе надежды и обещания. Девушка смутилась. Розы, наверное, очень дорогие, да и ей они обойдутся недешево.

День был полностью отдан работе. Рэд не появлялся, хотя лимузин стоял на месте. Скучающий шофер в синей фуражке повез Жози, не спрашивая, куда ехать. Позже, когда группа устроила перерыв на ленч, Жози увидела, что он стоит возле автомобиля, занимающего, кажется, целый квартал. Шофер сделал вид, что не узнал ее. Девушка чувствовала свою общность с ним — оба они теперь состояли в штате Рэда и по его приказу являлись по указанным адресам. Она знала, что если ляжет с Лойтнером в постель, не испытывая к нему ни любви, ни желания, то вскоре и в ее глазах появится то же мертвое, апатичное выражение. Безжизненный шофер выглядел так, словно был всего лишь частью машины.

Музыканты в студии встретили ее дружелюбно. Они все стремились помочь, прослушали присланную Рэду пленку, давали советы, наперебой предлагали песни для исполнения, подсказывали, каким джазовым или блюзовым звездам следует подражать. Это были настоящие профессионалы, они зарабатывали на жизнь студийными записями, и притом весьма неплохо. Они помогали Жози оттачивать мастерство, говорили, какие клубы стоит посетить, кого послушать. Девушка долго и с удовольствием беседовала с ними, но в шесть попрощалась и уехала, собираясь отправиться в театр.

На регистрационной стойке отеля ее дожидалось несколько телефонных сообщений от Рэда, а в тихом номере стояли уже увядающие розы. Жози надела привезенное из Венеции платье и зачесала волосы наверх. Драгоценностей у нее не было, но девушка знала, что своей эффектностью затмит блеск любого камня. Взглянув в зеркало, она осталась довольна собой. Щеки ее разрумянились от предвкушения встречи.

Она не просто прекрасна, но восхитительна, как артистка, которой всегда мечтала стать. Подумав немного, Жози воткнула в волосы розовый бутон. Живот сводило от волнения, и у нее даже мелькнула мысль, не принять ли таблетку транквилизатора, положенную Лукасом в ее сумку. Но потом Жози увидела в зеркале свои глаза, сияющие от радости. Нет, ей не нужны транквилизаторы. Именно так она и должна себя чувствовать. Это просто возбуждение. Жози инстинктивно боялась попасть в зависимость от таблеток, дающих ощущение спокойной уверенности.

Глава 18

Жози отправилась в театральный квартал. Ближе к ночи эта часть Манхэттена странным и восхитительным образом преображалась. Фонари освещали все неестественным красно-оранжевым светом. Магазины грампластинок широко распахивали свои двери, сверкающие неоновыми огнями, и на улицу неслась громкая музыка. Нарядная публика, хорошо одетые театралы соседствовали здесь с темными субъектами, толкущимися возле порнографических кинотеатров, пьяными и неблагополучными подростками.

Жози, привыкшей к мягкой, естественной прелести тропиков, где таинственная ночная жизнь чем-то напоминала утонченную игру, кричащие краски и суета этого района были совершенно чужды. Однако она без труда отыскала театр на Западной Сорок шестой улице, и вскоре ей уже передалось радостное возбуждение толпы, заполнявшей вестибюль.

Вскоре девушка оказалась в элегантном зале, свет погас, и публика затихла.

Жози не считала себя знатоком театра, однако у нее сложилось впечатление, что пьеса «Неполное затмение» — обычный детектив без особых загадок. С того момента, как на сцене появился Джек Уэстман, играющий роль молодого мужа юной и прекрасной наследницы миллионного состояния, стало ясно, что все улики против него, но в конце выяснится, что он не виновен. Но Жози получала наслаждение от одного его вида.

Девушке не верилось, что мужчина, находящийся всего в нескольких футах от нее, и есть Джек Уэстман. Она прекрасно видела его в свете прожекторов — копна золотых волос, темное от загара лицо. Он похудел и осунулся. Партнерша Джека не шла ни в какое сравнение с ним и была столь бесцветна, что, казалось, сливалась с декорациями. Бездарная пьеса довольно скоро надоела зрителям, и всем хотелось узнать только одно: как герой Уэстмана, обвиняемый в убийстве, выпутается из затруднительного положения. Зал с облегчением вздохнул, услышав признание главного героя, сделанное в последнюю минуту.

Публика начала вставать, едва опустился занавес, но Жози сидела — ей не хотелось уходить и казалось несправедливым, что все так быстро забыли о пьесе и поспешили к такси, думая о том, как бы побыстрее занять столик в ресторане. А может, она сама приехала в Нью-Йорк лишь затем, чтобы посмотреть Джека Уэстмана на сцене? Все собственные приключения были забыты: и Рэд с его лимузином, и «Шерри Недерланд», и музыканты, и запись ее кассеты… Разве это могло сравниться с Джеком! Жози испытывала сейчас такой же трепет, как в тот момент, когда застала его в бывшей детской на верхнем этаже палаццо.

— Решили переночевать? — сухо поинтересовалась капельдинерша.

Жози поднялась:

— Простите. Вы уже закрываете театр?

— Нет, актеры еще за кулисами.

— Актеры еще здесь? — переспросила девушка.

— Конечно, все в гримерных. Можете посмотреть, как они будут выходить. Служебный выход — направо, сразу за углом. — Женщина оглядела Жози. — Вы впервые в Нью-Йорке, детка?

— Да. И в театре тоже.

— Жаль. Спектакли бывают и получше, но все же…

Но Жози уже исчезла.

За углом она увидела двери, ведущие в служебные помещения театра. Оттуда выходили актеры, ничем не примечательные без грима. Все они торопились, видимо, стараясь избежать встреч с докучливыми поклонниками.

Наконец вышел и Джек. Собравшись с духом, Жози преградила ему путь.

— Джек! — Она протянула к нему руку. — Помнишь меня? Я Жози, подруга Франчески.

Ей не верилось, что она наяву касается его руки. Большая часть лица была в тени, но волевой подбородок вырисовывался отчетливо. Он остановился и замер от удивления.

— Подруга Франчески? — Он повернул девушку к свету. — Жози, это в самом деле ты! Что занесло тебя в Нью-Йорк?

— Я приехала записать демонстрационную кассету и принять участие в записи альбома как бэк-вокалист.

— О, так ты теперь профессиональная певица? Хорошая новость! Ты здесь одна? — спросил Джек.

— Да.

— Труппа торопится на вечеринку — этот спектакль был последним. Мне тоже нужно ненадолго там показаться, а потом мы обязательно с тобой где-нибудь выпьем и поговорим о былых временах. Давай встретимся… скажем, через час, идет?

— Конечно.

— Где ты остановилась?

— В «Шерри Недерланд».

— Тогда увидимся в баре в половине двенадцатого.

— С удовольствием, Джек. Буду тебя ждать.

Он поймал для Жози такси.

— Ответь мне только на один вопрос, — сказал он, помогая ей сесть в машину. — Франческа в Нью-Йорке?

— Нет.

Она назвала таксисту адрес и загадочно улыбнулась. Если Джек хочет узнать о Франческе и что-то еще, ему придется прийти в отель.

Когда Джек Уэстман вошел в роскошный бар, все головы как по команде повернулись к нему. Жози наблюдала за ним, сидя за маленьким столиком в дальнем углу. Издали он походил на древнего бога солнца, но вблизи она увидела морщины, скрытые прежде гримом. Джек поцеловал ее в щеку. От него пахло спиртным. Усевшись, он подозвал официанта и заказал себе виски, а ей — бокал шампанского.

— Я не слышал о вас с Франческой с тех пор, как прочел в газетах о ее свадьбе. — У Джека слегка заплетался язык. — Это известие меня сломило.

— Но, Джек, ты же сам был в ту пору женат!

— Одно ее слово, и я был бы свободен. Ну ладно, хватит об этом. Как поживает Франческа?

У Жози кружилась голова. Понимая, что придется ответить на его вопросы о Франческе, она решила покончить с этим как можно скорее.

— Прекрасно. Стала деловой женщиной. Ты слышал, что Карло умер? Франческа превратила отцовский особняк в Нассау в лечебно-оздоровительный центр. Затея оказалась невероятно успешной.

— А как ее муж?

Официант принес напитки.

— Ах да, Майкл Хиллфорд. Он моряк, один из тех парней, которые лучше чувствуют себя на море, чем на суше, но любящий отец.

— У них есть дети? — Лицо Джека исказила боль.

— Сын, Кристофер.

Джек сделал большой глоток виски.

— Мы должны выпить. — Он поднял бокал. — За твою карьеру, Жози! Прости, из-за этой ужасной пьесы, которую ты сегодня видела, я совсем выдохся. «Неполное затмение». Ха! Должно быть, на меня самого нашло затмение, причем полное. Мне хотелось сыграть что-нибудь в театре, и я был в долгу перед режиссером-постановщиком. Отзывы прессы убийственные. Мне так стыдно, что я хожу по улицам, надвинув на глаза шляпу. — Он рассмеялся, и постепенно его глаза ожили. — Один маститый критик пишет, что в этой пьесе я похож на кита, выброшенного на берег и судорожно глотающего воздух.

Жози удивленно смотрела на него.

— Честно говоря, странно, что мы продержались целых шесть недель. С превеликой радостью уеду завтра из города. Самое лучшее, что случилось со мной с того дня, как я приехал на восток, — это сегодняшняя встреча с тобой.

Девушка покраснела от удовольствия.

— Не верю.

От шампанского она слегка захмелела.

— Почему? Сама знаешь, ты роскошная женщина, и голос у тебя прекрасный. Тебя ждет большой успех, Жози, если только выживешь в схватке с акулами бизнеса.

— Все это напоминает увлекательное приключение, да вот только боюсь, что Рэд вдруг предложит мне убираться в Нассау.

— Кто такой Рэд?

— Музыкальный продюсер.

— Но почему? С какой стати любой мало-мальски уважающий себя мужчина может отослать тебя отсюда?

— Э… — Жози замялась, — именно потому, что он себя уважает, а я могу задеть его гордость.

— Понятно. Значит, он имеет на тебя виды.

— Полагаю, да.

— Ничего, Жози, держись! Не иди на компромиссы. Это не имеет никакого отношения к делу, чертов ублюдок тебя не стоит.

Она засмеялась:

— Как подумаю, на что претендует это чудовище… Да, легко смеяться, когда сидишь рядом с тобой. Между тем моя судьба всецело зависит от него.

— Я спасу тебя. Если этот тип позволит себе хоть что-то лишнее, я вызову его на дуэль и буду защищать твою честь.

— О, ты успокоил меня! И что бы я делала без своей чести?

Джек серьезно посмотрел на нее.

— Мне нужно познакомить тебя кое с кем из моих друзей, имеющих влияние в мире музыкального бизнеса. Когда сделаешь запись, пришли мне копию. Слушай, а может, отправишься со мной в Калифорнию? Там я могу тебя представить…

От этого предложения у Жози захватило дух. Джек наклонился ближе и, словно все уже было решено, заговорил о своих планах подробнее — когда улетает самолет и где они встретятся…

— У тебя есть ручка? — Он написал на салфетке свой номер телефона.

— Не верится, что все это на самом деле, — прошептала Жози. — Завтра мне нужно закончить запись альбома, но послезавтра я бы, наверное, могла.

— Обещаешь? Я должен вырвать тебя из клешней этого гнусного типа.

Джек быстро поцеловал ее.

— Где я остановлюсь?

— О, в моем доме в Лос-Анджелесе полно места. Ты слышала о каньоне Бенедикта? Он на том склоне горы, что обращен в сторону долины, как раз над Голливудом. Будешь жить там сколько захочешь. На следующей неделе мне, возможно, придется уехать, но я оставлю тебе мой «БМВ».

— Ты уедешь? — разочарованно протянула Жози. — И я буду в твоем доме совсем одна?

— Для подруги Франчески я готов на все. Я знаю, вы с ней как сестры.

Лицо Жози вытянулось. Она допила шампанское. Значит, она вовсе не интересует Джека. Он просто хочет сохранить ниточку, связывающую его с Франческой.

— Я слышал о смерти Карло Нордоньи, — сказал Джек. — Франческа, наверное, очень горевала?

— Когда это случилось, меня там не было. — Жози вертела в руках бокал, думая, как заставить Джека забыть Франческу.

— По-моему, смерть этого деспота облегчит ее существование, — заметил он. — Если бы не Карло, мы с Франческой были бы вместе. Хотя, признаться, я понял, что слишком стар для нее. Франческе будет без меня лучше.

Жози вспомнила написанное от имени Франчески письмо и почувствовала отвращение к себе. Впрочем, Джек не узнает, что это она, а не Карло положила конец их отношениям.

— Джек, — тихо заговорила она, — не лучше ли тебе забыть о ней?

— Я пытался.

— Но ты окружен красивыми женщинами.

Он допил виски и невесело улыбнулся:

— Я никогда никого не любил, кроме Франчески. — Он снова склонился к Жози: — Однако это ничему не мешает. Я люблю самых разных женщин. Хочешь еще выпить?

Жози коснулась его бедром.

— Не понимаю, почему она тебя не дождалась? Уж мне бы на ее месте хватило терпения!

Осознав смысл этих слов, Джек обнял Жози за плечи так, словно хотел предостеречь ее.

— Ты всегда была очень милой, — прошептал он и дружески коснулся губами ее волос.

Ну нет, Жози не позволит ему так легко отделаться от себя! Улыбнувшись, она прошептала ему в самое ухо:

— Разрешаю тебе сделать это еще раз.

— Что — это?

Когда он начал целовать ее по-настоящему, Жози закрыла глаза и погрузилась в бархатную темноту, желая забыть обо всем, кроме этих поцелуев с привкусом виски.

— Такой нежной кожи, как у тебя, я еще никогда не касался, — шепнул Джек и осторожно убрал с ее лба волосы. Потом снова прижался к ее губам.

Жози казалось, что в этот момент она вручила Джеку свою жизнь, ибо он, конечно же, прочел в ее глазах желание. Джек поднес к губам стакан, а Жози смущенно поправила прическу. К счастью, в этот поздний час бар был почти пуст, лишь два-три человека сидели к ним спиной и интересовались только своими стаканами.

— Мне не хочется от тебя уходить, — сказал Джек.

— Ну и не уходи, — ответила Жози, понимая, что ее слова смахивают на мольбу.

— Такая красивая девушка — и одна, ночью, в этом ужасном городе. Нет, я не могу тебя оставить!

— Не оставляй, что мне без тебя делать? — Жози непринужденно улыбнулась.

Они вышли из бара и направились к лифту.

Желтая комната раскрылась перед ними, словно цветок, — светлая и напоенная ароматом роз.

Жози словно перенеслась в прошлое — в Нассау, когда Марианна была еще жива, а сама она еще не побывала в Венеции и не узнала о своем происхождении. Гордость заставила ее покинуть палаццо Нордонья, после чего она осталась почти нищей. Теперь Жози своими силами завоевала достойное положение в этом мире. Джек заказал в номер бутылку шампанского, сел на кровать и снял ботинки.

Жози смущенно стояла возле него. Ей никогда еще не случалось заниматься любовью с белым мужчиной, да и вообще она была близка только с Лукасом и Чарльзом. Ей хотелось сказать Джеку, что она любит его и мечтала о нем много лет. Но Жози знала: делать этого не следует, иначе Джек уйдет, боясь причинить ей такую же боль, как Франческе.

Джек привлек девушку к себе. Обхватив голову Жози, он приник к ее губам. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Теперь ей уже незачем признаваться ему в любви: об этом говорило ее тело.

Они оторвались друг от друга, когда в дверь постучал официант. Он принес бутылку шампанского в ведерке со льдом. Жози удалилась в ванную и там сбросила с себя одежду. Она дрожала и ощущала легкое головокружение. Девушка посмотрела в зеркало: в глазах ее светились желание и страх. При мысли о том, на что она решилась, Жози почувствовала гордость. Сбрызнув тело духами, она запела тихо, но так, чтобы слышал Джек, потом накинула бледно-розовый пеньюар, расчесала волосы и вошла в комнату.

— Джек?

Жози в ужасе огляделась. Часы и ботинки Джека исчезли. Только открытая, но не тронутая бутылка шампанского напоминала о том, что он здесь был.

Девушка налила себе вина, выключила свет, села у окна и пила до тех пор, пока голова не затуманилась настолько, что она перестала ощущать боль. Потом приняла таблетку Лукаса.

Джек Уэстман не позвонит ни завтра, ни послезавтра. Если бы она полетела с ним в Калифорнию, он был бы к ней добр и внимателен, как сегодня, но никогда бы не лег с ней в постель, потому что для него она только подруга Франчески Нордонья.

Несмотря на полное изнеможение, в Жози снова вспыхнула ненависть к Франческе. Но наконец она погрузилась в тяжелый сон.

Ее разбудил яркий солнечный свет, лившийся через окно. Однако душа девушки погрузилась во мрак.

После вина и таблеток Лукаса она провела всю ночь в нелепом, фантастическом мире, населенном странными подобиями Джека Уэстмана, Франчески и Карло Нордоньи. Их искаженные лица мелькали перед ней, не оставляя ни на минуту в покое. Сон не принес облегчения, и Жози чувствовала себя разбитой и подавленной.

Не помог и холодный душ, от кофе и омлета тоже не стало лучше. Девушка, пошатываясь, пошла в ванную и, прежде чем голос разума успел остановить ее, выпила таблетку, надеясь, что почувствует себя счастливой. Эта таблетка подействовала быстро.

Когда зазвонил телефон, она сидела на кровати, уставившись на букет роз. Наверное, это Джек! Он объяснит свое исчезновение! Но звонил шофер — он дожидался внизу, чтобы отвезти ее в студию звукозаписи. Жози опаздывала на встречу с Рэдом Лойтнером.

Девушка положила трубку. Неужели Джек покинул Нью-Йорк, даже не позвонив ей? Но сейчас уже три часа дня, и его самолет уже где-то над Чикаго. Какая же она дура! Прошлая ночь ничего для него не значила. Полупьяный, он предложил Жози помощь, надеясь поразить ее великодушием, но, выйдя за дверь, забыл о своих обещаниях, да и о ней тоже. Осознание горькой правды доконало Жози, и она снова нырнула в постель.

Окна в номере были задернуты шторами, и девушка, не глядя на часы, видела только, что на улице смеркается. Тишину снова нарушил телефонный звонок.

— Жози, детка, ты меня до смерти напугала. Что случилось? — скороговоркой пробормотал Лойтнер. Она догадалась, что Рэд борется с собой, пытаясь обуздать гнев и выказать заботу и участие. — Мы тут все тебя ждем…

— Прости, Рэд, но я плохо себя чувствую.

— Может, послать за врачом?

— Не нужно.

— Что с тобой произошло прошлой ночью?

«Не догадывается ли он о наркотиках?» — подумала Жози.

— Ничего.

— Послушай, детка, сегодня тот день, которого ты так ждала. Приезжай, стоит тебе вернуться к работе, как ты почувствуешь себя лучше. Мой шофер ждет тебя у входа, прошу тебя, приезжай и спой нам, дорогуша.

Жози подавила отвращение. Сегодня Рэд предпримет на нее атаку. Однако незачем беспокоиться об этом сейчас. Важнее всего демонстрационная кассета. Накануне почти весь день ушел на репетиции, поэтому сегодня, хочешь не хочешь, нужно закончить запись. Когда этот этап останется позади, она подумает об отношениях с Лойтнером.

— Сейчас приеду. Прости, что опоздала.

Жози быстро вышла из отеля, и шофер помчал ее к студии звукозаписи.

Рэд с распростертыми объятиями направился ей навстречу. Но даже этот невинный жест разозлил ее. Она не желала, чтобы к ней прикасались.

Рэд обхватил девушку за плечи, но она вывернулась и прошла к микрофону.

В этот день Жози пела как никогда раньше. В ее голосе появились глубина и выразительность. Музыканты переходили от одной песни к другой. Рэд, отделенный от них стеклянной стеной, следил за индикаторами, и глаза его горели.

Жози чувствовала себя по-прежнему плохо, но понимала, что поет прекрасно. Отчаяние словно отделило ее от мира, вселило в Жози странное безразличие ко всему. Будь она в обычном состоянии, ей хватило бы поводов для волнений, однако сейчас девушку не радовала даже первая в жизни возможность сделать запись на профессиональном уровне.

Когда Рэд закончил сеанс звукозаписи, Жози ощутила облегчение. Вскоре она освободится от пристального наблюдения продюсера, вернется в отель и сможет выплакаться.

— Пойдем куда-нибудь пообедаем, — предложил Рэд, обнимая ее за плечи. — Я хочу отпраздновать это событие. Все прошло без сучка без задоринки, ты и не представляешь, какая это редкость.

— Прости, Рэд, я и в самом деле неважно себя чувствую. Мне лучше сразу вернуться в отель.

— Что случилось, дорогуша? — Он крепче обнял ее и коснулся губами волос.

Жози попыталась высвободиться.

— Прошу тебя, постарайся понять…

Однако Рэд привлек ее к себе.

— Не отталкивай меня, детка, позволь помочь тебе. — Казалось, руки Рэда были везде: гладили спину, сжимали ребра, грудь. Ростом Рэд был чуть выше Жози, но отличался железной хваткой.

Она оттолкнула его:

— Нет!

— Эй, детка, это же я, твой друг Рэд!

— Нет! — Голос Жози срывался.

— О, мне нравятся девочки с норовом. — Он рванул ее к себе и впился в губы поцелуем.

Жози укусила его. Рэд вскрикнул и отпустил ее.

— Почему ты не сказала, что я тебе не интересен?

Рэд прижал пальцем ранку на губе, бросил на девушку свирепый взгляд, потом посмотрел на палец, запачканный кровью, и с такой силой влепил Жози пощечину, что она отлетела к стене. Девушка покачнулась и схватилась за щеку.

— Как по-твоему, за каким дьяволом я потащил тебя в Нью-Йорк? — От ярости его голос дрожал. — Неужели ты полагаешь, что все это… подарок? Я ошибся в тебе. Ты не обладаешь тем, что нужно певице. Я только напрасно трачу на тебя время. Думаю, тебе пора возвращаться в Нассау.

Жози смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Чтобы к завтрашнему дню и духу твоего здесь не было!

Он вышел из студии, громко хлопнув дверью.

Кроме Жози, в комнате оставался только звукооператор, склонившийся в наушниках над пультом управления. Когда парень поднял голову, девушка поняла, что он слышал слова Рэда.

Смутившись, она пошла к двери, но звукооператор окликнул ее:

— Мисс Лапуаре, если вам нужна копия этой пленки, я подготовлю ее к завтрашнему дню.

Жози обернулась:

— Неужели вы сделаете это для меня?

— Почему бы и нет? Жалко выбрасывать хороший материал. Если хотите, могу еще и смикшировать. Я все равно представлю Рэду счет за эту работу, только не говорите ему, что я дал вам пленку.

Жози улыбнулась:

— Конечно, не скажу. Я вообще больше не увижу его.

— Тогда заходите за пленкой к часу дня.

Выйдя на улицу, Жози не увидела лимузина и медленно побрела к отелю.

У регистрационной стойки она взяла ключи и спросила, нет ли для нее сообщений. В номере ничего не изменилось, только исчез поднос с завтраком и горничная постелила свежее белье.

Ночью Жози выпила еще одну таблетку, чтобы избавиться от тревожных мыслей и забыть обо всем. Проснувшись на рассвете, она встала и быстро оделась. В мозгу звучали слова Рэда Лойтнера: «Ты не обладаешь тем, что нужно певице…»

Выйдя из отеля, она бесцельно побрела по улицам. К часу она зашла в студию за пленкой, поблагодарила звукооператора и слабо улыбнулась ему на прощание.

Потом выписалась из отеля и взяла такси до аэропорта. Внутренний голос то и дело напоминал Жози, что она упустила целых два шанса оседлать удачу. Первый раз — в Венеции, на балу у Франчески, второй, когда Рэд Лойтнер предложил раскрутить ее в Нью-Йорке. В обоих случаях Жози лишь беспомощно наблюдала, как сверкающий приз выпадает у нее из рук. Теперь ее отправляют в Нассау. Через несколько часов она снова вернется к тому, с чего начинала.

Бармен взмахнул посудным полотенцем, стирая пыль с бутылки виски.

— Видели сегодняшние газеты? — спросил он.

— Нет, — буркнул Майкл.

Бармен бросил газету на полированную стойку бара, решив оставить Майкла в покое. Когда Хиллфорд был мрачен, уныние, казалось, заволакивало всю комнату.

Майкл пробежал глазами газету, потягивая пиво. Пить было еще рано, но в последнее время его все меньше смущало, что он делает это при всем честном народе. Увидев заголовок на первой странице, он вскипел. Эллерби договорился с Франческой, что сделает репортаж, и появление на острове знаменитого фотографа произвело на местных журналистов столь сильное впечатление, что они написали об этом событии на первой полосе газеты.

«Эллерби решил поместить на обложку фотографию графини Нордонья» — гласил заголовок. Далее подробно сообщали о достоинствах лечебно-оздоровительного центра и последних достижениях Франчески. Эллерби вознамерился также украсить изображением жены Майкла обложку своей последней книги о женской красоте. Франческа уже говорила мужу об этой книге, полагая, что это станет неплохой рекламой оздоровительному комплексу. В газетной статье о книге сообщали более подробно.

Книга, где будут собраны фотографии самых красивых женщин мира, конечно же, станет бестселлером. Заказы от клубов любителей книги уже поступили со всех концов света, поэтому ждали огромного тиража. Франческа — воплощение изящества, здоровья и жизненной силы — полностью соответствовала представлению Эллерби об идеале женской красоты. Майкл пробежал глазами длинный список самых красивых кинозвезд и театральных примадонн, которых он уже встречал в лечебно-оздоровительном комплексе. Отложив газету, Майкл велел бармену принести еще выпивки.

— «Бушмиллз». Неразбавленный.

— Хм, должно быть, здорово иметь под одной крышей столько красоток! — заметил тот, поставив перед ним полный стакан.

— Признаться, с тех пор как закончены строительные работы, мне там и делать нечего. Моя прекрасная жена при поддержке герцогини и доктора Патинэ замечательно управляется со всем хозяйством. Я им больше не нужен.

Бармен отошел к стойке, и Майкл взглянул на часы. Он ждал даму, но она, как всегда, опаздывала.

Наконец появилась молодая женщина с пышными черными волосами в бледно-зеленом платье. Бармен посмотрел на вошедшую и опустил глаза.

— Николь! — радостно воскликнул Майкл.

Дама застенчиво улыбнулась, поправила на плече большую кожаную сумку и грациозно опустилась на табурет рядом с Майклом.

— Выпьешь что-нибудь? — Он заметно размяк после первого стакана.

— Нет, пока не хочу. Давай уйдем отсюда.

— А я хочу сегодня выпить что-нибудь холодное, вроде ромового коктейля.

Бармен молча бросил в высокий стакан со льдом ломтик лайма, плеснул туда рома и подвинул коктейль Майклу.

— Однако уже поздно. Я даже опасался, что ты не придешь.

Его смуглой собеседнице на вид было лет двадцать пять-двадцать шесть. В ней ощущалась какая-то тайная гордость. Бармен уже замечал это у женщин-островитянок, которым посчастливилось вступить в связь с богатым белым мужчиной. Однако потом гордость исчезла.

— Давай подождем несколько минут. С тобой хочет встретиться моя подруга.

Жози постояла в дверях, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Бармен просиял.

— Жози! — воскликнула Николь. — Мы тебя ждем. Это тот самый Майкл Хиллфорд, муж твоей старой подруги Франчески.

Жози одарила Майкла самой очаровательной улыбкой, протянула ему руку, и он поднес ее к губам. От него пахло виски.

— Хотите выпить? — спросил Майкл.

— Только имбирное пиво, Гарри. — Жози кивнула бармену.

— Выпейте что-нибудь покрепче, — посоветовал Майкл.

— Нет, я никогда не пью перед выступлением.

— Значит, вы и есть та самая Жози, о которой жена постоянно твердит.

— Да, мы вместе выросли.

Майкл растерялся, внезапно поняв, что перед ним возникла непредвиденная проблема.

— Но вы же не разговаривали с ней больше года, верно?

— Да. Боюсь, после поездки в Венецию наши отношения прекратились. Но я все про нее знаю. — Жози указала на газету. — Франческа стала настоящей знаменитостью.

Голос Жози звучал непринужденно, в нем не слышалось ни намека на зависть.

Убедившись, что Жози не питает недобрых чувств к его жене, Майкл немного приободрился.

— Часто вы бываете в этом клубе? — спросил он.

— Да.

— Она скромничает, — вставила Николь. — Жози выступает здесь несколько раз в неделю. Если бы ты не уходил всегда так рано, то давно бы услышал ее пение.

— Да, Франческа рассказывала, что у вас необыкновенный голос.

Николь рассмеялась:

— Жози, жаль, что твой менеджер не Майкл, а Лукас. Держись подальше от этого парня, подруга. Он — опасный тип, музыкальные успехи вскружили ему голову, а наркотики для него — свет в окошке. Лукас уверен, что ни один уважающий себя мужчина не обходится без них. Его даже забирали за попытку продать порошок туристам, и он осужден условно.

— Скажите, — спросил Майкл, — а что это за порошок?

— Не слишком хорошая штука, вроде кокаина, — пояснила Жози. — У Лукаса есть наркотики и получше. Впрочем, меня это ничуть не интересует, — поспешно добавила она и снова заговорила о Франческе.

— Хотите, чтобы я рассказал ей о нашей встрече?

— Нет, — ответила Жози. Огонь в ее глазах погас. — Пожалуй, не хочу.

— Может, привести ее послушать вас? — предложил Майкл.

— Не нужно.

— А мне вы разрешите прийти?

Она улыбнулась:

— Буду рада.

Когда Николь и Майкл удалились, Жози все еще загадочно улыбалась. Бармен перехватил ее взгляд в зеркале над баром. «Девушка похожа на кошку, только что сожравшую канарейку», — подумал он.

Когда Майкл вернулся домой, Франческа принимала ванну. После целого дня съемок она валилась с ног от усталости, но восхищение фотографа окрыляло ее. С той давней ночи, когда отец дал бал в ее честь и гости восторгались дочерью графа Нордоньи, Франческа не задумывалась о том, что красота дает власть над людьми. Отношения с Джеком Уэстманом перевернули ее жизнь. И только теперь, когда дому и семье Франчески ничего не угрожало, она осмелилась снова прислушаться к лестным словам. «Прекрасная!» — все еще звучало в ее ушах. Сюзанна считалась когда-то красавицей, но Эллерби утверждал, что Франческа затмила мать.

Майкл вошел и прислонился к косяку. Он словно угадал мысли жены.

— Купающаяся Венера.

— Привет, дорогой. — Франческа потянулась за полотенцем. — Как прошел день?

Он промолчал, но жена заметила, что губы его мрачно поджаты.

— Мы тебя ждали, дорогой. Эллерби хотел поговорить насчет проката яхты. Он решил воспользоваться приездом в Нассау и устроить небольшой отпуск. Но в офисе тебя не видели уже несколько дней.

— Я там не был.

— Дорогой, я тебя не упрекаю, а просто пытаюсь помочь.

— Просто пытаюсь помочь! Ах да, конечно, ты всегда пытаешься всем помочь, верно, дорогая? Что бы с нами было без нашего маленького работника службы социального обеспечения Лайфорд-Кэй? «Ангел из "Розы Лайфорда"», — кажется, так назвал свою фотографию Эллерби?

— Ты пьян.

— А что в этом плохого? — Майкл покраснел, чувствуя, что слишком распустил язык.

— Но ты обещал, что не будешь больше пить!

— Однако ведь и ты кое-что обещала, — язвительно заметил он.

— Я выполняю свои обещания. — Франческа надела купальный халат и начала расчесывать волосы.

— Неужели? Интересно узнать, какую часть своего драгоценного времени ты посвящаешь семье?

Горечь этих слов испугала Франческу. Она бросила на мужа настороженный взгляд.

— Так сколько же? Изредка по пять минут, когда не занята своими богатыми гостями!

Она старалась унять гнев. — По крайней мере, Майкл, ты всегда знаешь, где я и что делаю. Пока ты шатаешься по барам, я провожу время с гостями или с твоим сыном.

Франческа встретила тяжелый взгляд мужа, и ее рука замерла в воздухе. В глазах Майкла застыла боль.

— С моим сыном? — язвительно переспросил он. — Кристофер не мой сын. Я знал это с самого начала.

Франческа побледнела.

— Ты потому и вышла за меня, что носила ребенка от другого мужчины.

Она покачала головой:

— Нет, Майкл. Я хотела выйти за тебя замуж! Я люблю тебя, и ты это знаешь. — Не в силах вынести его обвиняющего взгляда, Франческа отвернулась. — Ты также знаешь, что я никогда тебе не изменяла. — Она закрыла лицо руками и почти физически ощутила, как счастье и уверенность ускользают от нее. — Прости меня, Майкл! Я хотела во всем признаться, но боялась, что, узнав про ребенка, ты бросишь меня.

Он молчал. Франческа отняла руки от лица и увидела, что муж смотрит на нее в упор.

— Эдуард Патинэ влюблен в тебя.

Она кивнула:

— Да.

— Он отец Кристофера?

— Нет, не он. Я познакомилась с Эдуардом, когда заболел отец. Но у меня с ним ничего не было. — Она крепко сжала руку мужа. — Отец Кристофера — американец. В Венеции он вскружил мне голову, и у нас был недолгий роман. Поверь, Майкл, я очень жалею, что все так случилось. Я не видела его два года и не думала…

Майкл вырвал руку, повернулся спиной к жене и издал какой-то гортанный звук. Потом он одним движением сгреб все, что стояло на полочке у раковины, и смахнул на пол. Маленькое зеркальце разбилось вдребезги.

— Будь ты проклята! Все будь проклято! — крикнул он, выбегая из комнаты.

К утру Майкл не вернулся.

«Возможно, теперь он исчезнет на несколько дней, — думала Франческа. — Но потом все равно придет, пристыженный, и будет молить о прощении. Надо было признаться раньше, — упрекнула себя она. — Майкл прав, я ему изменила. Пусть не телом, но сердцем. Он видит меня насквозь! Если бы только его бизнес не потерпел крах! Тогда ему было бы легче смириться с моим успехом. И конечно, следует уделять ему больше времени. Семья важнее работы, а Майкл — моя семья. Я лишилась родителей, любимого, потеряла самую близкую подругу и не могу потерять еще и мужа».

Глава 19

Жози сидела у стойки бара в прохладном ночном клубе и потягивала имбирное пиво. Взглянув на часы, она нахмурилась. Майкл запаздывал, возможно, решил сегодня не приходить. Хотя вряд ли — с тех пор как она четыре месяца назад вернулась в Нассау, он заглядывал сюда почти каждый вечер. Жози уже привыкла к ежедневным беседам с мужем Франчески и знала: Майкл тоже рассчитывает, что она составит ему компанию, пока он будет пить свои обычные два стакана виски.

Теперь никто не подумал бы, что Жози несчастлива. Она нашла лекарство от бед — таблетки Лукаса. Ему самому хватало ума не принимать их, но они сделали его богатым. Находясь под их воздействием, Жози верила, что стала великой певицей. Она чувствовала себя Мэйбл Мерсер и Билли Холидеем одновременно. И видимо, слушатели клевали на эту удочку — яркость и глубина исполнения, порожденные амфетаминами, производили на них сильное впечатление. Таблетки заменяли Жози вдохновение, а ее душевное состояние не позволяло рассчитывать на большее. Только так она могла забыть о прошлом и без страха смотреть в лицо будущему. Иногда сквозь дурман вдруг с болезненной ясностью пробивались ее истинные чувства, но всякий раз, ослепленная гневом и отчаянием, она обращалась к Лукасу, и он спасал ее своими отупляющими снадобьями.

Жози не случайно разыскала Майкла. Он знал, что у нее порваны отношения с Франческой, но никогда не спрашивал почему. Свои встречи с Жози, так же как и существование Николь, Майкл скрывал от жены. Ему нравилось вести двойную жизнь. Сам того не подозревая, он служил Жози утешением, отчасти компенсируя ей утрату Джека Уэстмана. Его мужской шарм, глубокий голос, живые глаза действовали на Жози как стимулятор. Они подружились, и их связало нечто более важное, чем секс. Майкл то сходился, то расходился с Николь, но каждый вечер приходил в этот кабачок и садился рядом с Жози на высокий табурет у стойки бара. Она не желала делить постель с мужчинами и хотя по-прежнему жила у Лукаса, но очень редко занималась с ним любовью. Жози зависела от Лукаса, его таблетки стали для нее жизненно необходимы. Выступали они тоже вместе. Публика собиралась, чтобы послушать ее, и Лукас с этим смирился, возможно, потому, что крепко привязал к себе Жози. Никто не мог аккомпанировать ей так хорошо, как он. Лукаса, видимо, устраивало, что успех Жози сделал известным и его.

Однако ему не дано было понять ее так, как человеку из мира Франчески. Жози догадывалась, что Майклу тоже довелось испытать страдания, так хорошо знакомые ей самой. Она частенько боролась с искушением рассказать ему о Джеке Уэстмане, виновном в их неудачах. Тогда Жози приобрела бы союзника. Но что-то мешало ей поведать ему правду, какая-то сила не позволяла словам сорваться с языка.

Наконец вошел Майкл. Крепкий, широкоплечий, он казался высоким. Жози снова отметила, что он красив и наивен.

— Ты уже здесь, детка! И, как вижу, уже успела выпить.

— Ничего, ты меня быстро догонишь.

Майкл заказал себе пиво «Гиннес», и между ними завязался непринужденный дружеский разговор. Он вздохнул, словно покорившись судьбе, и сообщил с мрачным юмором:

— Ну, сегодня я прикрыл свою контору. — Он уже несколько недель собирался сделать этот шаг.

— Но как же, Майкл, ведь это означает ликвидацию твоей компании!

— Верно. К чему притворяться? Клиенты не ломятся к нам.

— Как дела у Франчески и Эдуарда? Что нового на побережье?

— О, они мне не скажут, я всегда обо всем узнаю последним.

Жози услышала горечь в его словах.

— Странно. Не могу представить себе Франческу рядом с таким серьезным мужчиной, как Эдуард. В ее вкусе кинозвезды. — Она помолчала. Майкл сосредоточенно уставился в стакан, но Жози знала, что он внимательно слушает. — Они с Джеком Уэстманом были неразлучны.

— С кем?

— Неужели ты не видел фильмов с Джеком Уэстманом? Они популярны даже в Ирландии.

— Видел. Как она с ним познакомилась?

— В Венеции — летом того года, когда вы с ней поженились. Вот почему свадьба Франчески всех удивила. Она и Джек вели себя так, будто именно они изобрели любовь. — Майкл стал мрачнее тучи. — Но Уэстман бросил ее и женился на актрисе Наде Болдини, не знаю, куда она потом девалась.

— Интересно, — язвительно заметил Майкл. — Скажи, это было серьезное увлечение?

— Да, поэтому-то Карло и отослал ее в Нассау. Ситуация вышла из-под контроля. Джек намного старше Франчески, она была совершенно неопытна. Он разбил ей сердце.

Майкл допил пиво, поднялся и бросил на стойку горсть мелочи.

— Ладно, детка, мне пора. Желаю тебе удачного выступления.

Первое отделение концерта Жози продержалась без таблетки, поэтому не верила в свои силы. Она выдохлась, а злобное торжество сменилось гнетущим чувством вины. Красный «ангел»[15] Лукаса подействовал безотказно. Жози воспарила над залом и пела во втором отделении с невероятным подъемом, ни разу не вспомнив ни о Франческе, ни о Майкле. Она пела так, словно в зале был Джек Уэстман, и старалась вложить в голос всю энергию и страсть, чтобы заставить и слушателей увидеть его.

Около полуночи Майкл вел машину по извилистой дороге, тихо напевая знакомую с детства песенку:

Дальше он не помнил. Дорога вилась между соснами, автомобиль скользил плавно, как лодка по воде. Ветер крепчал, донося запах океана, на небе клубились темные тучи. «Счастлив познакомиться с вами, Джек Уэстман, наконец-то я выяснил, кто отец ребенка моей жены».

«Он милый белокурый мальчуган, можешь гордиться, Джек Уэстман». Машину вдруг занесло, и она врезалась в ствол большой пальмы. Майкл наблюдал за происходящим словно со стороны, как если бы сидел в зрительном зале кинотеатра и видел автокатастрофу на экране. Капот вздыбился, ветровое стекло треснуло по всей ширине. Ошарашенный Майкл смотрел вперед сквозь паутину трещин. Лишь через несколько мгновений до него дошло, что он не вписался в один из последних поворотов. Хорошо еще, что ехал так медленно. Впрочем, ему всегда чертовски везло. Майкл пошевелил ногами: вроде бы все цело. Он выбрался из машины. Бедняга «мерседес», как он покорежен! Впрочем, Майкл криво усмехнулся, Франческа купит ему новый.

— Держись, парень! — сказал он себе. — Лучше бы тебе протрезветь.

До «Розы Лайфорда» оставалось около четверти мили, и Майкл, пошатываясь, побрел по дороге.

В доме было темно. Майкл тихо прошел по посыпанной гравием подъездной аллее, чтобы не беспокоить богатых дамочек, и благополучно миновал особняк. Между деревьями показалось бунгало. Ни одно окно не светилось. Видимо, Франческе надоело его ждать, и она уснула. Майкл вошел в дом и вдруг отчаянно захотел выпить еще. Он слишком трезв, чтобы предстать перед женой, а Франческа проснется, стоит ему только переступить порог спальни.

Однако на этот раз Майклу удалось выиграть битву с собой: вместо того чтобы открыть бар, он разделся. Пожалуй, стоит пойти поплавать, купание в океане прояснит ему мозги. А вернувшись, он позвонит в полицию и сообщит об аварии. Франческа огорчится, конечно, но не стоит усугублять свою вину, пытаясь избежать ответственности.

Майкл побежал к берегу. Песок шуршал под ногами, вода была теплая. Нырнув, Майкл почувствовал, что возрождается к жизни. Море словно вымыло горький осадок со дна его души, унесло все печали. При всем том, еще не протрезвев окончательно, он заплыл далеко и увидел, как сильный ветер гонит барашки волн. Пожалуй, лучше держаться поближе к берегу, да и возвращаться пора. Майкл повернул назад. С западной стороны острова пальмы гнулись от ветра, но ближе к бунгало деревья пока стояли спокойно, залитые лунным светом. Волны стали выше, одна накрыла Майкла с головой; от морской воды во рту появился противный привкус.

Вынырнув, Майкл увидел над домом какой-то странный свет и принял его сначала за молнию. Шторм разыгрывался всерьез, и Майкл поплыл быстрее. Бросив еще один взгляд в сторону дома, он увидел, как над черной кровлей взметнулись красные языки пламени, а через минуту вспыхнуло все.

Выбравшись наконец на берег, Майкл, задыхаясь, бросился вперед, думая только о Франческе и Кристофере.

От дома отбежала какая-то фигура, и, оказавшись возле бунгало, Майкл с удивлением заметил сидящую на лужайке женщину. Но, тут же забыв о ней, он кинулся в адское пекло. Не размышляя о том, выдержит ли его горящая лестница, Майкл взбежал на второй этаж.

Франческа молотила кулаками в дверь спальни. Поскольку Майкл не вернулся домой ночевать, она решила, что муж снова пьет в каком-нибудь баре, и, опасаясь его пьяных выходок, заперла дверь. Проснулась она от едкого запаха дыма. Свет включить не удалось. В темноте Франческа попыталась найти на полу ключ, вероятно, выпавший, когда она в первый раз дернула дверь, но не смогла. От густого дыма началось удушье. Франческа закричала. Кристофер спал внизу, в детской.

Майкл вышиб дверь и вытащил жену из комнаты.

— Кристофер! — крикнула Франческа, и они вместе бросились вниз. Все было объято пламенем, сверху падали куски горящего дерева. Головня упала на Франческу, но она не почувствовала боли, думая только о том, как пробиться к ребенку. Рухнувшая балка ударила Майкла по спине, но это не остановило его. Дверь в комнату Кристофера заблокировал огонь.

— Я попробую проникнуть отсюда, а ты попытайся со двора! — крикнул Майкл.

Франческа выскочила на воздух. Легкие жгло, глаза щипало. Она бросилась за угол, куда выходили раздвижные стеклянные двери детской. Они были заперты. Франческа ударила по стеклу кулаком и тут увидела Майкла почти рядом с кроваткой Кристофера. На ее глазах у него вспыхнули борода и волосы, он хромал. Через секунду его свалила на пол еще одна рухнувшая балка.

— Вставай! Вставай! — кричала Франческа.

Майкл катался по ковру, сбивая пламя с головы и плеч. Наконец он встал на ноги. Рубашка на нем обуглилась. Потянувшись к кроватке, Майкл схватил вопящего малыша.

Когда муж отодвинул стеклянную створку двери, у Франчески появилась надежда, что все они вырвутся из этого ада, но в этот миг в детскую ворвался ветер, и Майкл вспыхнул как факел. Издав страшный предсмертный вопль, он бросил ребенка жене.

Глава 20

Франческа понимала, что не имеет права оставаться наедине со своим горем. Кристофер получил несколько травм, и она не может сидеть взаперти перед зеркалом, с ужасом глядя на себя. Теперь Франческа стала пациенткой своей клиники, но полностью восстановить ее лицо оказалось не под силу даже Эдуарду. Поздно поднимаясь с постели, она каждый день подходила к зеркалу в палате для тяжелобольных и всякий раз вздрагивала, увидев себя. Левая щека была обезображена красным рубцом, словно клеймом вины. Правая сторона лица не пострадала.

Франческа вышла прогуляться по ухоженной территории «Розы Лайфорда». Голова ее была забинтована. В сумерках трава казалась почти голубой. На клумбах, бордюрах и кустарниках вокруг дома цвели любимые цветы Сюзанны. Но один участок владения зиял, как черная дыра. Подойдя ближе, Франческа увидела руины бунгало. Сразу было установлено, что причиной пожара стал поджог. Кого же толкнула на это ненависть к ней? Принимая это во внимание, Франческе не следовало бы гулять одной, однако она ничего не боялась, пока Кристофер находился в безопасности. Молодая женщина приблизилась к пепелищу. Развалины напоминали гигантский обгоревший куст, часть ветвей которого чудом уцелела. Тут и там возвышались остатки стен, покрытые разводами от воды. Истлевшие обои скручивались, как папиросная бумага. Франческа вдруг поняла, что всякий раз, когда она вспоминала пожар или видела его в кошмарах, ей представлялось, что огонь сразу объял весь дом, словно какая-то неведомая сила решила спалить его в наказание за смертный грех хозяйки. Но сила эта, свершив возмездие, не уничтожила следы пребывания здесь Франчески, по сей день открытые ветрам, дождю и солнцу. Обгоревшие и залитые водой, ее пожитки валялись повсюду, будто нарочно разбросанные чьей-то бездушной рукой. Ничто не уцелело после огня и воды. Мебель обуглилась и заплесневела, одежда почернела, бумаги раскисли от воды. Но ужаснее всего была зияющая черная дыра там, где прежде находилась детская. Франческа подняла обгоревшую дощечку с поблекшим бордюром из сердечек и цветов — это нарисовал Майкл на стенках колыбели. От дощечки на пальцах Франчески остался жирный черный след.

Развалины гнали Франческу прочь, как таинственная сила. Казалось, это уже не ее владения, даже сама земля, похожая на кладбище, принадлежит теперь незримым существам из потустороннего мира. Она вторглась на чужую территорию и должна уйти. Ощущение тревоги не покидало Франческу, как и тени прошлого. Почти каждую ночь ей снилась Сюзанна, и она видела имение прежним, как до пожара. Хотя Франческа жила в бунгало с Жози и Марианной, в кошмарах они не появлялись, лишь смутно ощущалось их успокаивающее присутствие. Обычно ей снилось одно и то же — к дому со стороны моря приближается прекрасная незнакомая женщина с развевающимися на ветру рыжими волосами. Франческа вдруг понимала, что это ее мать. Однако Сюзанна не входила в дом, а заглядывала в окна, будто высматривая кого-то. Всякий раз, когда она видела дочь, в глазах Сюзанны застывал страх. Франческа бросалась к матери, барабанила кулаками по стеклу, но на нее смотрело лишь собственное лицо, обезображенное шрамом.

Франческа просыпалась в холодном поту. Несколько мгновений после этого она все еще находилась во власти кошмара, ей чудился огонь — языки пламени лизали ноги, спину… Потом наваждение рассеивалось, и ее охватывали гнетущая пустота и ужас перед жизнью. Она разгадала смысл этих снов: она была приговорена к ним за гибель Майкла. Франческа обрекла его на смерть в ту ночь, когда он сделал ей предложение, а она не открыла ему правду. Оглядываясь назад, Франческа понимала, что каждый поступок приближал ее к пожару. Но именно Майкл, всегда желавший жене только добра, стал искупительной жертвой.

Сначала Франческа решила, что она так же виновна, как Сюзанна, но потом стала сознавать, что должна взять на себя ответственность и за нее.

Эдуард несколько раз пытался вызвать Франческу на откровенность, но она стыдилась рассказывать о своей жизни, состоящей лишь из утрат и разлук. Все, кого любила Франческа, покинули ее — мать, Джек, Жози, Майкл. Она боялась, что, услышав об ее кошмарах, Эдуард догадается: рубец на щеке лишь внешнее проявление душевных изъянов — и отвернется от нее.

Врач же, считая причиной затянувшейся депрессии Франчески уродливый рубец, решил пойти на риск и выполнить тонкую пластическую операцию по пересадке тканей. Он считал, что, улучшив внешность Франчески, поднимет ей дух. Однако Эдуард не обнадеживал ее, а она сама не слишком верила в чудо. Тем не менее Франческа согласилась на операцию с радостью, полагая, что наркоз дарует ей на время блаженное забытье. От всего прочего она не ждала ничего путного. Шрам отныне символизировал ее вину. Что толку избавляться от внешнего проявления, если внутри все остается прежним? Просыпаясь после наркоза, замотанная в бинты Франческа звала Майкла. Ей привиделось, что он жив.

Через несколько дней Эдуард снял бинты. Он казался подавленным, и его взгляд выражал профессиональное любопытство. Франческа поняла, что врач потерпел поражение. Простому смертному не дано исцелить ее.

В больнице до Франчески дошли слухи, что леди Джейн созналась в преднамеренном поджоге и заключена под стражу. Франческа воспрянула духом. Садовник Джо видел, как кто-то пытался открыть снаружи стеклянную дверь детской еще до Франчески. Очевидно, леди Джейн собиралась спасти Кристофера. Решив, что Майкла нет дома, поскольку его машины не было в гараже, она вознамерилась погубить только Франческу.

Погребальный колокольный звон, гудевший в голове Франчески с похорон Майкла, наконец смолк. Юность ее закончилась. Теперь она будет свободна, если удастся избавиться от воспоминаний и горького осадка в душе.

На период восстановления молодая женщина поселилась в большом уединенном коттедже на самом краю владений. Коттедж стоял в отдалении от других домиков для гостей, и небольшая рощица апельсиновых деревьев скрывала его от посторонних глаз. У Кристофера была собственная комната, но играл он в гостиной. Франческа наблюдала, как мальчик строит замки из деревянных кубиков или пускает поезд по маленькой железной дороге, и на сердце у нее становилось легче. Она надеялась, что чистота и невинность ребенка, его детские радости исцелят ее израненную душу. Но, уложив сына в кроватку и укрыв его одеяльцем, Франческа оставалась наедине со своими горькими мыслями. Каждый день секретарша приносила ей папки с санаторной документацией, но она не могла сосредоточиться. Франческа подписывала бумаги, пыталась записывать на диктофон письма, но мысли ее все время уносились в темное прошлое. Ей не хватало духу посылать клиентам, как прежде, теплые приветственные записки. Планы нововведений или рекламных мероприятий она одобряла, не прочитывая. Несколько раз Франческа задумывалась о том, что ее вклад в их общее с Эдуардом предприятие слишком мал, и врач, вероятно, разочарован, поскольку она не уделяет делам прежнего внимания. Увы, к ней никогда уже не вернутся силы, а заменить Франческу было некому.

Однажды в комнату вошла взволнованная Аполлония.

— Дорогая, вы видели газеты? Да что я спрашиваю, конечно, нет! Сидите тут в одиночестве и даже не знаете, что творится на белом свете!

Франческа подняла глаза от вышивания и посмотрела на гостью.

Аполлония опустила глаза, едва увидев ярко-алый шрам. Эдуарду удалось значительно уменьшить его, и теперь на щеке осталась лишь неровная полоска, протянувшаяся от уха до ямочки на щеке. Она напоминала след от удара плетью. Однако ожог затронул слишком глубокие слои тканей, поэтому темный пигмент не позволял шраму принять цвет здоровой кожи.

Эдуард предупреждал Франческу, что рубец, вероятно, будет всегда походить на свежую рану.

«Как жаль, — думала герцогиня, — у Франчески прекрасное лицо, но справа она настоящий ангел с полотен Джотто, а на левую щеку невозможно смотреть без дрожи. Неудивительно, что Франческа прячется от людей. Этот шрам пугает, подобно колокольчику прокаженного».

Стараясь не выказывать сострадания, Аполлония бодро сообщила:

— Суд окончен. Леди Джейн вынесли приговор.

— Бедная женщина! — вздохнула Франческа. — Должно быть, она ужасно страдает оттого, что убила Майкла.

Аполлония не верила своим ушам. Отрешенность Франчески ужаснула ее.

— Вы сочувствуете ей, несмотря на то что она сделала? Впрочем, судья тоже проявил к ней милосердие. Иного и ждать не приходилось — ведь ее защищали лучшие адвокаты Нассау!

— Каков приговор?

— Поскольку она сделала добровольное признание, суд принял прошение о помиловании, приняв во внимание невменяемость леди Джейн.

— Но она же и вправду безумна, Аполлония! Это вполне справедливо.

Франческу преследовало чувство, что это преступление связало ее с теткой Майкла неразрывными узами. Когда молодая женщина пыталась представить себе, как леди Джейн поливает керосином дом, ей казалось, что она сама подготовила почву для пожара.

— Предположим, что это так. Она и в самом деле несла какой-то бред о том, что в доме графа Нордоньи убили ее дочь. Говорят, на первых допросах Джейн только об этом и твердила. Но не помнить, как подожгла дом? Очень странно! И на редкость удобно, не так ли?

— Что же с ней будет?

— Кому, как не вам, дорогая, обвинять леди Джейн во всех несчастьях? Дайте же выход гневу, и вам станет легче, — осторожно предложила Аполлония. — Только чудо и самопожертвование Майкла спасли вашего сына. А этой злодейке нечего опасаться правосудия. В худшем случае она проведет несколько лет в какой-нибудь психиатрической клинике в Англии. А если она внезапно придет в себя и сумеет убедить врачей, что находится в здравом уме, то и того меньше. Думаю, они легко ей поверят.

— Вы полагаете, она могла натворить такое, будучи в своем уме? — удивилась Франческа.

— Не знаю. Я твердо уверена в одном: был убит прекрасный человек и чудесный отец. Эта женщина слишком опасна, чтобы через семь лет выпустить ее на свободу. Господи, а что она с вами сделала! — воскликнула Аполлония.

Франческа покачала головой:

— Слишком много было горя и страданий. Леди Джейн по-своему любила Майкла, теперь я поняла это. Она не могла простить, что я отняла его у нее. Кроме того, она ненавидела меня за то, что сделала моя мать.

— Франческа, ваша мать была необыкновенной женщиной. Разумеется, мелкие душонки ей завидовали. Если что и свело леди Джейн с ума, так это зависть.

Франческа снова склонилась над вышиванием. Ее утомила горячность Аполлонии, а к глазам почему-то подступили слезы. Возможно, все дело в том, что речь зашла о ее матери. Прежде Франческе казалось, что она похожа на Сюзанну. Внешнее сходство — все, что унаследовано ею от матери. Однако теперь не осталось и этого.

— Послушайте, дорогая, с какой стати я распаляюсь из-за того, что происходит? Это вы должны негодовать, поскольку и полиция, и газеты покрывают злодейку! Подумайте, во что вы превратитесь, запершись здесь со своими воспоминаниями? Может, махнем осенью во Францию? Перемена обстановки пойдет вам на пользу.

— Неужели вы так скоро уезжаете?

— Да. Я получила письмо от Марио. Он собирается в Нассау, но вернуться хочет вместе со мной.

Франческа улыбнулась: вот почему возбуждена Аполлония. Марио — ненадежный любовник.

— Приезжает сюда? А не лучше ли поостеречься этого Марио? Он уже причинил вам немало боли.

— Он пишет, что не может больше ждать и появится в Нассау на следующей неделе. Что мне делать? Дорогая, как я брошу вас здесь одну, изнемогающую под грузом прошлого? Вы должны отправиться со мной во Францию — если не ради себя, то хотя бы ради меня, иначе я с ума сойду от тревоги за вас.

Перед обаянием Аполлонии не устояла даже подавленная Франческа.

— Но кто позаботится о санатории?

— Как кто, конечно, Эдуард! Все равно, пока вы окончательно не поправитесь, от вас мало проку. Иногда мне даже кажется, что вы мешаете Эдуарду.

Однако Франческа еще не уступила.

— Дело не только в «Розе Лайфорда», Аполлония. Как бы высоко я ни ценила вашу заботу, у меня есть серьезные причины отказаться. Я волнуюсь за Кристофера. Мальчик пережил ужасное потрясение, потеряв разом и дом, и отца. Не знаю, что он помнит о той ночи, но боюсь, в чужой стране Кристофер почувствует себя еще более неуверенно.

— Чепуха! Ребенок очень чутко реагирует на настроения матери. Если она счастлива, то и он счастлив. Если расстроена и подавлена, то и он тоже. Лучшее, что вы можете сделать для бедного малыша, — это успокоиться и обрести душевное равновесие. Вам необходимо сменить обстановку.

Аполлония так настаивала, что Франческа смутилась.

— Хорошо, Аполлония, я подумаю.

— Простите, если я говорила слишком резко, но я забочусь о вас. Ну кто еще на белом свете за вами присмотрит?

Франческа невесело улыбнулась:

— Да, если бы не вы с Эдуардом, я была бы совсем одинока.

— Что ж, тогда относитесь ко мне как к матери.

Поцеловав Франческу, Аполлония удалилась, надеясь, что ее усилия не пропали даром. Однако едва она скрылась за дверью, как улыбка Франчески угасла. Ей не хватало духу спасать себя, и она понимала, что поездка не поможет — в Париже ей будет так же одиноко, как и в Лайфорд-Кэй. И уж конечно, Франческа не могла относиться к Аполлонии как к матери, особенно теперь, когда Сюзанна снилась ей каждую ночь. Молодая женщина подсознательно стремилась последовать за матерью в бесплотный мир теней, в царство вечной ночи.

Внезапно Франческа услышала шорох, доносившийся снаружи. Может, кто-то прячется поблизости и наблюдает за ней? Кристофер заснул на ковре. Взглянув на светловолосого малыша с нежным личиком и большими глазами, Франческа вздрогнула, испугавшись за сына. Заметив какое-то движение за окном, она быстро встала и открыла дверь.

— Кто здесь? — крикнула она, выходя в сад.

Молчание.

— Я знаю, что здесь кто-то есть. Выходите!

Сзади донесся какой-то звук. Франческа быстро обернулась и застыла: из дома, прижавшись к стеклу с внутренней стороны, на нее смотрело темное лицо. О Боже, да ведь там Кристофер! Франческа бросилась в дом.

Она увидела молодую женщину, попятившуюся к дивану. Руки ее дрожали, в темных глазах застыл страх. Кристофер не проснулся.

— Жози! — выдохнула Франческа, не сразу узнав подругу в болезненно худой женщине с запавшими глазами, резко обозначившимися скулами и мрачным выражением лица. — Что ты здесь делаешь? — Франческа пыталась говорить доброжелательно, но вопрос прозвучал враждебно.

— Мне не следовало приходить, — глухо пробормотала Жози. Ее зеленые глаза утратили блеск, а белки почему-то покраснели.

Ее болезненный вид встревожил Франческу.

— Ты не должна была бросать меня. Почему ты так поступила?

Казалось, Жози не слышала ее.

— Франческа, ко мне приходила полиция и спрашивала про Майкла. Я сказала им, что не видела его с тех пор, как он ушел из бара в ту последнюю ночь. Ты мне веришь?

— Конечно, верю. Я и не думала, что ты в этом замешана.

— Иногда я вижу огонь, дом, охваченный пламенем.

— Прошу тебя, Жози, сядь. Я налью тебе чай.

Та неожиданно улыбнулась. Но в этой смущенной улыбке не было почти ничего от прежней теплоты. Радость, некогда светившаяся на ее лице, исчезла бесследно. Франческа заметила, что подруга постарела.

— Я очень рада, что ты пришла, — сказала она. — С нами многое произошло. Пойдем на кухню поговорим.

Жози покорно последовала за ней. Кухня сияла чистотой, но казалось, здесь ни к чему не притрагивались.

— Я теперь редко готовлю, — объяснила Франческа. — Только для Кристофера.

— Это твой сын?

— Да.

— Майкл мне о нем рассказывал. Он ужасно гордился мальчиком.

Франческа поставила на плиту чайник и обернулась.

— Откуда ты знаешь Майкла?

— Однажды он зашел в бар, где я выступала. — Жози прикусила губу. — Но дело не только в этом. Я с самого начала знала, что он твой муж. Майклу просто хотелось с кем-то выпить, а я стремилась к большему.

Франческа смотрела на Жози с возрастающей тревогой, боясь ее откровений. Да, хорошо бы вернуть подругу — ту, какой была Жози до поездки в Венецию. Но эта девушка с расширенными зрачками казалась ей почти незнакомой.

— Но я бы не стала устраивать пожар, — внезапно проговорила Жози.

— Разумеется, ты бы этого не сделала.

Жози хрипло и зловеще расхохоталась.

— «Разумеется»? Откуда тебе это известно, p'tite soeur? Что ты вообще об этом знаешь?

— Жози, о чем ты?

При ярком освещении смуглое лицо девушки выглядело неестественно бледным. «Наверное, она голодает и у нее полуобморочное состояние», — подумала Франческа. Слишком слабая, Жози явно не представляла опасности.

— Уверена, на самом деле ты не думаешь того, что говоришь, — чуть слышно промолвила Франческа.

— Это я разожгла огонь!

— Не может быть! Полиция уже арестовала женщину, сделавшую это. Леди Джейн. Разве ты не читала в газетах?

— Да, я слышала, — пробормотала Жози, — но это сделала я. При помощи заклинания. Я наложила на тебя проклятие.

— Проклятие? Но почему? За что?

— Потому что ты — моя сестра.

— О, дорогая, ты всегда была мне сестрой. Поэтому я так страдала, потеряв тебя.

Жози долго смотрела на нее.

— Ты не поняла, Франческа. Моим отцом тоже был Карло Нордонья. Я узнала об этом в Венеции. А когда вернулась домой, мама все подтвердила. — Она нервно рассмеялась. — Всю жизнь я думала, что мой отец умер, а он, оказывается, был жив. Только стыдился меня.

У Франчески сжалось сердце.

«Жози — моя сестра, дочь моего отца? Неудивительно, что между нами всегда существовала такая прочная связь и мы даже умели читать мысли друг друга».

Франческа представила себе отца так ярко, словно он и сейчас стоял перед ней — отчужденный, величественный, гордый. Ох уж эта гордость! Именно из-за нее она провела большую часть жизни вдали от Карло, по другую сторону океана. Гордость не позволила ему признать Жози дочерью. Интересно, что еще? Может, и ее мать пала жертвой гордости Карло Нордоньи?

— Это заставило меня произнести заклинание, — продолжала Жози.

— Даже после того как Джек тебя бросил, ты все равно ухитрилась стать счастливой! Встретила Майкла, вы поженились. У тебя было все: муж, ребенок, процветающий бизнес. Твои фотографии печатали все журналы. Тебе все в жизни давалось легко, все тебя любили.

До Франчески постепенно начинал доходить смысл этих слов.

— Ошибаешься. Такое ли великое счастье — любовь моих родителей? Думаю, тебе досталось от одной Марианны больше любви, чем мне — от них двоих. А уж что я унаследовала от матери, одному Богу известно. Иногда мне кажется, что на мне лежит печать смерти. И уж конечно, я больше виновата в смерти Майкла, чем ты. Ты любила его?

Жози покачала головой:

— Нет, мы были едва знакомы. А ты?

Франческа с трудом сдержала слезы.

— Я никогда не была справедлива к Майклу!

— Жизнь вообще несправедлива, — с горечью заметила Жози.

Тут в кухне появился растрепанный Кристофер.

— Мама, кто это? — спросил он и уткнулся в колени Франчески. Потом с опаской посмотрел на гостью.

— Кристофер, это Жози, моя подруга. Может, поздороваешься с ней?

Ошеломленная, Жози пожала ручонку Кристофера. Ребенок был копией Джека, но цветом глаз и волос он пошел в мать. Франческа уже давно считала, что никто не знает настоящего отца ребенка, но реакция Жози ее встревожила.

Кристофер снова уткнулся в ее колени. Засмеявшись, Франческа протянула Жози чашку чая, и та, потянувшись за ней, быстро сунула в рот пилюлю, что не укрылось от внимания ее подруги.

— Мы с Жози росли вместе и часто играли с ней, когда были такими маленькими, как ты.

— Я не маленький, — смущенно возразил Кристофер.

— Да ты просто великан! — Жози улыбнулась. — Можно я возьму тебя на руки?

Она едва удержала мальчугана.

«До чего же ослабла Жози, — подумала Франческа. — Живая, энергичная, веселая, она излучала прежде жизненную силу. Что же с ней случилось?»

— Беги в гостиную, Кристофер, поиграй с поездом, — сказала Франческа. Но мальчик, не желая уходить, возился возле матери.

Когда наконец Кристофер ушел, она обратилась к Жози:

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Я видела, как ты принимала таблетку, — осторожно заметила Франческа.

— Это всего лишь антигистамин, я простужена.

Пока они пили чай, воцарилось неловкое молчание. Их прежнее взаимопонимание исчезло. «Как бы много страданий ни выпало мне, — размышляла Франческа, — Жози, видимо, пережила не меньше». Она почти не поднимала глаз, но ее внутреннее беспокойство давало о себе знать так же явственно, как красный шрам на щеке Франчески.

— Можно мне прийти послушать тебя?

Жози улыбнулась, но взгляд был таким же подавленным.

— Это доставит мне удовольствие. Я чувствую себя хорошо, только когда пою. Клуб, где я выступаю, самый лучший «за холмом».

Жози рассказала подруге об ансамбле и немного о себе. Франческа отметила в ней странную перемену: она говорила возбужденно, быстро и при этом нервно смеялась. Теперь Жози казалась еще более напряженной.

— Я рассказывала тебе про Лукаса?

— Упоминала.

— О чем именно?

— Говорила, что живешь в красивом доме недалеко от клуба «Сисо».

— Да, это так.

Снова взрыв нервного смеха.

— У меня иногда путаница в голове.

Франческа не на шутку встревожилась. Зрачки у Жози сильно расширились, на лбу выступил пот.

— Послушай, я в таком напряжении, не найдется ли у тебя чего-нибудь выпить?

— Конечно, если тебе нужно расслабиться, я дам тебе что-нибудь покрепче, чем чай.

Открыв дверцу бара, Франческа усомнилась, стоит ли потчевать Жози спиртным.

— Увы, мои запасы невелики, только немного вина.

Та окинула взглядом бутылки:

— Смотри-ка!

Жози заметила нераспечатанный «Бушмиллз».

— Это осталось от Майкла?

— Нет, но это его любимый напиток.

Жози налила виски в стакан. Франческа удивленно смотрела на нее, ибо еще не видела, чтобы подруга пила.

— Составишь мне компанию?

Франческа покачала головой:

— Нет, но пусть это тебя не смущает.

Жози не пришлось уговаривать. Она выпила стакан до дна и тут же налила себе еще.

— Это за сестер! — провозгласила она.

— Мама, поезд куда-то уехал. — В дверях стоял перепачканный Кристофер. Только сейчас Франческа поняла, что надолго оставила его одного.

— Что ж, сейчас мы его найдем, — бодро отозвалась она и, взяв его за ручку, пошла в гостиную. Помогая мальчику поставить рельсы и собрать поезд, Франческа размышляла о гостье. Она боялась снова потерять Жози и хотела, чтобы та осталась жить с ней и Кристофером, но вместе с тем видела: с подругой происходит нечто такое, с чем ей не справиться. Возможно, Жози нужна помощь специалиста. Франческа испугалась, как бы подруга не напилась, пока она возится с Кристофером.

Услышав звон разбитого стекла, Франческа бросилась в кухню. Жози лежала на полу с расширенными от страха глазами.

— Что случилось? Тебе плохо? — Опустившись на колени, она осторожно приподняла голову девушки.

Та возбужденно забормотала:

— Ты простишь меня? Я и не думала, что проклятие подействует. Умоляю тебя, не рассказывай Марианне! Она меня предостерегала! Мама потому и увезла меня, что знала, какие чувства обуревают меня после Венеции.

Франческа помогла безумолчно тараторящей девушке подняться, проводила ее в спальню, уложила и позвонила Эдуарду.

— Ко мне пришла подруга, она в беде. Видимо, проблемы с наркотиками, боюсь, дело серьезное. Можете приехать сейчас же?

— Сам не могу, но пришлю машину «скорой помощи», и мы немедленно ею займемся. Кто она?

— Это Жози Лапуаре, моя… — сказать «сестра» Франческа не могла, — …моя давняя подруга.

До прибытия «скорой помощи» Франческа вызвала из особняка горничную и попросила увести Кристофера. В клинику она поехала вместе с Жози и объяснила врачу в приемном покое, что та смешала спиртное и наркотики.

— Полагаю, следует положить мисс Лапуаре на обследование в «Розу Лайфорда», — сказал врач. — Но больше всего ей сейчас нужен отдых. Я свяжусь с вами утром.

Франческа возвращалась домой пешком. Стоял ясный тихий вечер. Море стало темно-фиолетовым — таким его особенно любил Майкл. В такие вечера он бросался в спокойную, гладкую как зеркало воду, заплывал на полмили от берега и лежал на спине, оглядывая берег, где на фоне золотистого закатного неба вырисовывались стройные пальмы.

Погруженная в размышления, Франческа миновала особняк, прошла мимо новых коттеджей. В парке все стихло, цветы закрылись, но воздух был напоен их ароматом. Ноги сами несли ее к обрыву, туда, где стоял когда-то ее дом.

Любовь к Кристоферу вселяла в нее жизненные силы, но даже он не отвлекал Франческу от тяжких дум. Что осталось от радостных надежд и мечтаний? Она потеряла мужчин, которых любила. Сюзанна умерла. Карло оставил ей в наследство свою внебрачную дочь. Марианна, заменившая Франческе мать, скончалась вдали от нее. Но Жози, хоть и тяжело больная, все-таки вернулась! Успокоение, какого она не знала после пожара, вдруг снизошло на нее. Теперь она не будет так одинока, ибо Жози — ее сестра. Неудивительно, что в Венеции Жози от нее отдалилась. Все, что досталось Франческе: титул, палаццо, первый бал, — все должно было по праву достаться Жози как старшей дочери. А ее отослали к слугам и бросили подачку — уроки пения. Понятно, что Жози возненавидела сестру.

«Даже сама земля, на которой я сейчас стою, принадлежит ей, — подумала Франческа. — Интересно, любил ли Карло Марианну? И если да, то какие чувства питал к моей матери?» Жози он презирал. «Со слугами не обедают за одним столом», — вспомнила Франческа его слова. Следует ли ей отныне делиться всем с Жози, ей, считавшей себя единственной наследницей Карло Нордоньи?

«Боже милостивый, не знаю, хватит ли у меня сил принять этот дар. Я люблю ее, но все получается совсем не так, как хотелось».

Франческа незаметно добрела до развалин бунгало. Когда рухнувшие балки преградили ей путь, она очнулась и поняла, что стоит возле обуглившейся лестницы, ведущей теперь в пустоту. Именно здесь упала балка, которая ранила Майкла и оставила шрам на ее щеке. Из сада сквозь почерневшую оконную раму проник стебель вьющегося растения. Из зеленых листьев на нее смотрела «Роза Лайфорда». Бархатистая поверхность одного из лепестков была испачкана сажей. Франческа попыталась стереть ее, но цветок оторвался и остался у нее в руках.

Она пристально разглядывала его в сгущающихся сумерках. Потом смяла и выбросила, но пальцы сохранили его аромат.