Зеркало, зеркало

Глава 30

Леди Джейн стала настоящей звездой закрытой клиники. Здесь среди бледных и немощных параноиков и истеричек она чувствовала себя в своей стихии. Действуя с умом, она стала опекать пациентов, они же, мечтая вернуть чувство собственного достоинства, утраченное в тот момент, когда за ними закрылись ворота психиатрической лечебницы, жадно внимали каждому ее слову. Когда-то леди Хиллфорд наслаждалась ролью внимательной и радушной хозяйки, но муж запер ее в деревне, боясь, как бы она не осуществила свои безумные угрозы. Теперь леди Джейн вновь осознала, что вполне способна помочь людям чувствовать себя непринужденно.

Каждый день в свободное время леди Джейн собирала вокруг себя пациентов и пускала в ход приемы светской дамы. Получив разрешение устраивать чаепития, она приглашала знакомых больных, другим посылала записки. Леди Джейн понимала, что врачи считают это проявлением милосердия, однако делала лишь то, что выгодно ей самой. Старуха получала удовольствие от чаепитий, благотворно влиявших на больных. К тому же в такие моменты леди Джейн почти забывала, что она в больнице.

Каждый день старуха ходила на сеанс к психотерапевту. Она не скрывала свои прегрешения, мрачные фантазии и даже не утаивала терзающую ее жажду мести. День за днем в течение нескольких месяцев они говорили только о Сюзанне и ее дочери. Леди Джейн призналась, что завидовала молодости и красоте Сюзанны. Рассказала, какую ярость испытала, узнав, что Франческа не погибла в огне. Психотерапевт стал осторожно расспрашивать ее о детстве, и она с готовностью поведала ему все, сообщив без утайки и о своих мечтах.

Врачу нравилась ее искренность, а также забота о других больных. Он полагал, что пациентка переосмыслила трагедии прошлого и смирилась с ними. Ее упорный труд и углубленный самоанализ удостоились щедрых похвал.

Наконец настал час, когда леди Джейн с трепетом и радостным волнением, всегда сопутствующими победе, услышала от врача, что она вполне здорова и может покинуть больницу.

— Однако вам следует продолжать лечение амбулаторно, — предупредил психиатр. — Иначе возможен рецидив.

— Неужели вы действительно позволите мне покинуть клинику, доктор? — смиренно спросила она.

Врач кивнул, искренне веря, что вернул рассудок еще одной пациентке, и, конечно, не подозревая, как презирает его леди Джейн.

Консультативный совет врачей одобрил и подписал решение. Леди Джейн тут же поспешила в Лайфорд-Кэй, желая поскорее приступить к выполнению поставленной задачи. Она не осмеливалась покидать территорию своего поместья, дабы не привлекать к себе внимания. Покупки для нее делала горничная. Иногда продукты доставляли на дом. Хотя начался светский сезон и многие из ее знакомых вернулись на остров, леди Джейн не появлялась в клубе, поэтому никто не знал, что она снова здесь.

Старуха извлекла на свет Божий свой старый бинокль. Теперь она по нескольку раз в день подходила к окну в мансарде и обшаривала глазами территорию соседнего владения. Ей нравилось наблюдать за маленьким санаторием Франчески — он заметно разросся, появились новые здания.

В первый месяц старухе не удавалось обнаружить никаких следов пребывания Франчески, но однажды утром она заметила знакомую копну светлых волос.

Присмотревшись внимательнее, леди Джейн вздрогнула. Ей казалось, что она теряет рассудок. Не может быть! Старуха закрыла глаза. Нет, это ей не привиделось! Перед леди Джейн была не Франческа, а ее мать! Когда она снова посмотрела в бинокль, Сюзанна стояла на том же месте, живая и прекрасная, как прежде.

— Я же говорила Сирилу, что она жива! — пробормотала старуха. — Еще двадцать лет назад я утверждала это, но он считал меня безумной. — Джейн тихо засмеялась, но вскоре смех перешел в безудержный дикий хохот. Ну и шутку сыграли с ней Нордонья! И она допустила это! Они думали, что все сойдет им с рук! Вообразили, что будут жить вечно!

Если прежде леди Джейн обдумывала свой следующий выпад против Франчески, то теперь решение пришло к ней сразу.

Она порылась в сундуках и наконец нашла то, что хотела.

Окровавленный нож, завернутый в папиросную бумагу, а сверху — в старую, пожелтевшую от времени газету. Страшное орудие убийства осталось нетронутым. Развернув его, старуха вздрогнула — как и в тот момент, когда увидела кинжал впервые.

В то утро она собрала в палаццо вещи Сибиллы, почти ослепнув от слез, и сунула все в саквояж. Только дома, в Англии, леди Джейн заставила себя разобрать эти вещи. Тогда-то кинжал и выпал из одежды Сибиллы. Джейн в ту же секунду поняла, что это значит. Она восприняла это как знак свыше, как мольбу Сибиллы об отмщении. Леди Джейн бросилась к Сирилу со страшной уликой, призывая его отомстить за дочь. Но муж отказался. Она понимала бесплодность попыток столкнуть лбами кланы Нордонья и Хиллфорд и спрятала оружие у себя. Оно лежало, дожидаясь своего часа. И вот этот час настал. Наконец она поразит им убийцу Сибиллы, как это следовало сделать еще много лет назад. Нож, покрытый засохшей кровью, тускло поблескивал. И как только эти умники Нордонья упустили из виду такую опасную улику? Вероятно, они считали, что кинжал покоится на дне канала в Венеции.

Интересно, сохранились ли отпечатки пальцев Сюзанны? Возможно, и нет. Однако и через девятнадцать лет следствие безошибочно установит след от кинжала, проведя эксгумацию Сибиллы. Доказать, что ее убили, проще простого. Улик хватает и без отпечатков пальцев. Тогда все узнают, что Сюзанна убила ее дочь.

Старуха тщательно завернула кинжал и сунула на дно сундука. Пусть лежит в надежном месте, пока не придет время извлечь его. Оставив бинокль на подоконнике, она спустилась в гостиную, размышляя о том, что предстоит сделать в ближайшие несколько дней.

Открыв гардероб, леди Джейн нашла все необходимое для того, чтобы появиться в суде. Придется подстричь волосы. За время заточения они сильно отросли и поблекли, а прическа потеряла форму.

Но прежде всего следует сделать несколько телефонных звонков. Без этого не упрятать Сюзанну Нордонья за тюремную решетку.

Сначала она позвонила своему биржевому брокеру и сообщила, что желает продать часть облигаций. Для осуществления задуманного плана потребуется большая сумма наличными.

Потом набрала номер своего адвоката и изложила ему план.

— Пошлите кого-нибудь в Италию, — нетерпеливо сказала она. — Пусть свяжутся с властями в Венеции и предупредят, что я намерена выдвинуть против Сюзанны Нордонья обвинение в убийстве моей дочери.

Ошеломленный адвокат на мгновение лишился дара речи, но, придя в себя, осторожно возразил:

— Мадам, ваша дочь умерла естественной смертью почти двадцать лет назад. И графини Нордонья тоже нет в живых.

— Ничего подобного. Графиня здесь, в Лайфорд-Кэй. Сюзанна Нордонья убила мою дочь ударом кинжала! — воскликнула леди Джейн. — Этот кинжал у меня. Все эти годы он хранился в надежном месте.

— Тогда это следовало сделать много лет назад.

— Мой муж боялся скандала, — объяснила старуха. — Потом Карло Нордонья распустил слух, что его жена погибла. Между тем она жива. Скандал не пугает меня. Огласка мне даже на руку — она поможет восстановить мое доброе имя. Я хочу своими глазами видеть торжество справедливости.

— Леди Джейн, о справедливости вы думаете или о мести?

— Убийца не понесла наказания, — бросила она. — Если вы не желаете помочь мне, я найду другого поверенного.

Адвокат вздохнул и пообещал дать делу ход.

Покончив со звонками, леди Джейн поднялась в спальню и достала с полки кипу старых журналов. Где-то здесь, как она помнила, была статья о судебном эксперте, работающем с эксгумированными трупами. Она читала о нем лет десять назад и на всякий случай сохранила статью.

— Вот! — Леди Джейн вытянула из стопки журнал. Быстро пролистав страницы, она нашла то, что нужно. Эксперт обслуживал несколько полицейских управлений в Европе. Джейн переписала телефон.

Эдуард предложил отправиться под парусом на остров неподалеку от побережья Нассау и обсудить деловые вопросы на тихом, пустынном пляже. Он стоял у руля. Кристофер сидел на коленях у матери. Мальчик взял с собой целую флотилию игрушечных лодок и, играя с ними, подражал движениям Эдуарда.

Ветер быстро гнал лодку через залив. Франческа погрузила ладонь в воду. Рядом со старым другом ей было хорошо и спокойно, и она предалась размышлениям.

Эдуард снял рубашку. Широкополая соломенная шляпа защищала его от палящего солнца.

— В этой шляпе вы похожи на Гека Финна, — заметила Франческа. — Она дырявая, как решето. Боюсь, вы обгорите.

Светлокожий Эдуард был худощав и мускулист, высок и строен. Да, тело у него гибкое и крепкое — такое же, как его ум. Вообще-то Франческа никогда не позволяла себе думать об Эдуарде как о мужчине, но теперь это удивляло ее.

— Мама, смотри, медузы! — Кристофер указал на мелководье, где качался под водой прозрачный голубоватый зонтик. Франческа покрепче обхватила сына, чтобы он не нырнул за борт, забыв об осторожности.

Вскоре Эдуард уже подтягивал лодку к берегу. Франческа взяла Кристофера на руки, поставила на песок сына, потом корзину с провизией для пикника. Наконец они отправились осматривать окрестности. За полосой песчаного пляжа была роща. Неподалеку поднимался холм.

— Эдуард, взгляните!

Кристофер побежал вперед, помахивая прутиком. Эдуард закатал штанины брюк до колен, подхватил корзину и последовал за ним.

Франческа смотрела на них, прикрыв глаза рукой от солнца, и ей казалось, что они выглядят сейчас как отец и сын. Потом они подошли ближе — загорелый светловолосый Кристофер и по-галльски темноволосый Эдуард, суровый и сосредоточенный. Нет, они совсем не похожи.

Франческа расстелила плед, достала бутерброды, сыр и фрукты. Кристофер тут же набросился на еду. Пока взрослые рассуждали о бюджете и плане рекламной кампании, мальчик съел бутерброд, выпил стакан лимонада и был таков. Сначала он бегал по пляжу за перевозчиками[17], потом собирал высохших морских звезд и перламутровые раковины.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — заметил Эдуард. — Почему вы мрачны в такой прекрасный день?

— Что ж, прежде всего, в «Розе Лайфорда» накопилось очень много работы. Хотя вы и писали мне, я все же не представляла, насколько плохи дела. Мне ужасно стыдно, тем более что начало было многообещающим. Боюсь, я из тех, кто не способен довести дело до конца.

— Но вы же знали о положении санатория уже несколько месяцев! Теперь, когда вы вернулись, все легко поправить. Сегодня мы решили множество вопросов. Полагаю, дело не в этом. Вас тревожит что-то другое.

Франческа посмотрела вдаль, где по другую сторону залива виднелись холмы Нассау. Париж казался сейчас страшно далеким, почти нереальным. Джек давал ей все, кроме независимости. А именно этого она хотела больше всего. Теперь Франческа точно знала, что любит «Розу Лайфорда» — изумрудную зелень и сверкающий песок, коттеджи, построенные по ее проекту. Франческе нравилось делить свой дом с людьми и помогать им восстанавливать здоровье. Удовлетворение от хорошо выполненной работы дает почти такое же счастье, как любовь, и столь же необходимо. В сравнении с тем, что она делала в «Розе Лайфорда», праздное существование в Париже казалось ей скучным, пустым и бессмысленным. Она смущенно вспоминала о том, как они с Джеком искали рекламу и гонялись за популярностью. Парикмахер был прав, Франческа ничем не заслужила такого внимания. Вот уж действительно Клейменая графиня!

— Эдуард, мне безумно хотелось вернуться сюда.

— Знаю. Я видел, какой образ жизни вели вы с Джеком. Поначалу вся эта мишура, возможно, и возбуждает, но она ничего не дает ни уму ни сердцу.

— Когда Аполлония показала вам фотографии в «Вог», я чуть не умерла от стыда.

Эдуард пожал плечами:

— Вы особенная, Франческа, ravissante[18], как редкостный бриллиант. Неудивительно, что общество охотно приняло вас. Вам удалось обыграть даже ваш шрам. Возможно, в вас жила внутренняя потребность доказать миру, что вы по-прежнему прекрасны.

— Не исключено, но, вернувшись сюда, я ни разу и не вспомнила о шраме, будто его нет и никогда не было. Я почти излечилась, хотя по лицу это незаметно.

Эдуард улыбнулся:

— Заметно. Но вас что-то тревожит.

— Вы, как всегда, правы и, по-моему, умеете читать мои мысли. Конечно, дело в Джеке. Его удручает, что мы расстались, хотя и ненадолго.

— Но он же понимает, что вы нужны матери.

— Да, но я думаю, я нужна ему еще больше. В Париже пошли слухи, что мы расстались. Его это угнетает. Он боится, что я не вернусь.

Эдуард молча смотрел в сторону Нассау.

— Ах, Эдуард, если бы я могла говорить с ним так же легко, как с вами! Ну почему так трудно стать другом любимому человеку? Почему нам приходится всегда подвергать анализу близких людей и свои эмоции?

— Не знаю, Франческа, — тихо откликнулся Эдуард. — У меня это не так. Я могу любить друга. Равного себе полюбить легче.

Что-то в голосе Эдуарда заставило Франческу взглянуть на него внимательнее. Она вдруг задумалась о жизни Эдуарда в Нассау. Постоянная работа, настоящих друзей мало, влюбиться особенно не в кого. Никто не знал, связан ли он с какой-нибудь женщиной. Его жена и сын погибли в авиакатастрофе за год до того, как Франческа познакомилась с ним. Он лишь однажды упомянул о трагедии и дал понять, что предпочитает не касаться этой темы. У него нет времени на романы, но если в жизни Эдуарда появится женщина, его отношения с Франческой утратят прежнюю непринужденность. Это причинило бы ей боль. Как много она пережила вместе с Эдуардом: смерть отца, рождение ребенка, трудности с Майклом, строительство «Розы Лайфорда» и, наконец, пожар, смерть Майкла и ее травму. Эдуард помогал ей преодолевать все беды, как старший брат или внимательный, любящий отец, какого у нее никогда не было.

— Вы в кого-нибудь влюблены? — осторожно спросила Франческа.

Плечи его поникли.

— Простите, но это секрет фирмы. Я не могу его разгласить.

— Значит, так и есть! — Франческа старалась выразить радость. Но внутри у нее что-то оборвалось. Она напряженно улыбнулась.

— Я всего лишь человек. — Эдуард поднялся и стряхнул с себя песок. — Где Кристофер? — встревоженно спросил он и огляделся.

Франческа испугалась. Пляж был пуст. Перевозчики топтались у воды.

— Вот его кучка морских звезд. Куда же он делся?

Они быстро пошли вдоль пляжа, но не найдя Кристофера и за поворотом песчаной косы, начали громко звать его.

Эдуард побежал вперед и вскоре скрылся из виду. Франческа повернула в глубь острова и, миновав заросшую травой лужайку, вошла в рощу, все время окликая сына. Вскоре Эдуард, тяжело дыша, подбежал к ней. Франческу охватила паника, сердце ее неистово забилось от тревожных предчувствий.

— Я пробежал почти милю, но Кристофера нигде не видно, — сказал он. — Не мог же мальчик уйти так далеко за столь короткий промежуток времени. Наверное, он где-то здесь, в роще. Может, заблудился.

Франческа громко звала сына. Они с Эдуардом, держась на расстоянии нескольких ярдов, долго прочесывали рощу, пока не вышли к небольшому ручью.

— Кристофер любит смотреть новые места. Может, он направился вдоль ручья?

— Пожалуй, стоит проверить. — Эдуард указал в глубь острова. — Пойдемте туда. Возможно, мальчик решил посмотреть, откуда берет начало ручей. — Эдуард перебрался на другой берег, и они стали пробираться вдоль ручья, раздвигая подлесок и заглядывая в заросли высокой травы. Они прошли уже около мили, когда Эдуард крикнул:

— Франческа! Взгляните наверх, туда, где водопад. Кажется, возле воды мелькнуло что-то красное.

— Точно! Должно быть, это рубашка Кристофера. — Она бросилась вперед. — Кристофер, Кристофер! — кричала Франческа, хотя мальчик был слишком далеко и не мог услышать ее. Наконец она добралась до небольшого, но громко ревущего водопада. Кристофер уже заметил ее. Франческа не слышала его голоса, но видела, как шевелятся его губы, произнося слово «мама». Через мгновение он побежал к ней, радостно размахивая руками.

— Осторожнее, Кристофер! — крикнул Эдуард. — Не беги, это опасно!

Но тут Франческа с ужасом увидела, как ее сын споткнулся и сорвался в поток.

Когда они добежали до Кристофера, он лежал на камнях. Голова его была в воде.

С воплем отчаяния Франческа подняла сына. Эдуард сразу же взял Кристофера у нее из рук.

— Я сделаю ему искусственное дыхание.

— Это я во всем виновата, — рыдала Франческа. — Нужно было за ним следить.

Эдуард молчал, делая равномерные и энергичные движения. Изо рта мальчика вытекло немного воды. Франческа видела, что Эдуард начинает уставать.

— Позвольте мне, а вы отдохните. — Франческа опустилась на колени. — Я начну на счет «три». — И она начала считать вслух.

Как только Эдуард поднял голову, Франческа сменила его. Она не ожидала, что это так трудно, и через несколько минут выбилась из сил. Эдуард, заметив это, снова занял свое место.

Глядя, как он пытается вернуть к жизни Кристофера, Франческа напряженно думала, сколько времени мальчик был без сознания. Когда Кристофер упал, они находились ярдах в пятидесяти от него, а камни не позволяли им бежать быстро.

Франческа закрыла глаза и стала молиться.

И снова сменила Эдуарда, потом они опять поменялись местами. Прошли три минуты. Франческа поняла, что потеряла сына.

Вдруг Эдуард застыл, приподняв голову.

— Ну давай же! — тихо сказал он. — Давай, парень! — Его темные глаза осветились радостью. — Он дышит!

Франческа протянула руки к сыну, но Эдуард не позволил ей обнять ребенка.

— Франческа, необходимо доставить его в больницу. Я понесу Кристофера, а вы идите вперед.

— Почему он не открывает глаза?

— Он откроет, обязательно откроет, мальчик вне опасности, клянусь. Кристофер будет жить.

Франческа схватила руку Эдуарда. Она не находила слов, чтобы выразить благодарность, да и удастся ли ей когда-нибудь отблагодарить его? Он спас жизнь ее сыну. Она сама не смогла бы так долго делать искусственное дыхание. Так ничего и не сказав, Франческа пошла вперед.

Остаток дня и всю ночь она провела как в тумане. Ее терзало состояние неопределенности. Жизни Кристофера уже ничто не угрожало, но мальчик долго не дышал, и Франческу мучили страшные предчувствия, которыми она не решалась поделиться. Что, если от недостатка кислорода пострадал мозг Кристофера?

Франческа сидела в солярии, а Эдуард то и дело заходил туда, заставлял ее говорить, есть и пить. Потом он привез в больницу Сюзанну и Аполлонию, чтобы они побыли с ней.

Около пяти утра пришел невропатолог и заверил их, что Кристофер вне опасности.

— У мальчика нет мозговых нарушений. В ближайшие несколько дней он будет немного рассеян, но это обычное последствие травмы. Не подавайте виду, что замечаете.

Он отвел Франческу в палату Кристофера. Она молча смотрела на спящего сына и не могла насмотреться. Руки и ноги дрожали от усталости и перенапряжения.

Перед рассветом Эдуард и Франческа вышли из больницы. Страшная, тревожная ночь сблизила их. Кристофер остался на попечении сиделки. Эдуард посадил Франческу в свою машину. Верх был откинут, и машина бесшумно скользила по пустынным улицам острова. В воздухе еще чувствовалась ночная прохлада, кусты и деревья казались серыми в предрассветной дымке, повсюду уже слышался птичий гомон. Эдуард повел автомобиль к прибрежному холму.

— Давайте посмотрим восход солнца.

Франческа кивнула. Когда Эдуард коснулся ее рукой, она не отстранилась. Розовая полоса на горизонте делила мир на две части: снизу — темное море, сверху — светлеющее небо. И тут же первые лучи солнца окрасили небо в розовый цвет.

Эдуард поцеловал Франческу, нежно, но требовательно. Она закрыла глаза, и сказочная картина восхода показалась ей прелюдией к поцелую. Ее губы раскрылись под натиском его языка, но Франческа не чувствовала угрызений совести. Эдуард отстранился и напряженно всмотрелся в нее.

Море стало золотым. Горизонтальные лучи солнца касались гребней волн.

— Доброе утро, — прошептала Франческа. Эдуард снова поцеловал ее.

— Ты прячешься от меня, — заметил он.

— Прости, я не хотела. — Франческа заглянула в его глаза, спрашивая себя, сможет ли полюбить его больше, чем друга. Разум подсказывал ей, что более подходящего мужчины она не встретит. Его жизнь посвящена серьезной цели. И Эдуард всегда будет рядом — он не уедет на съемки в Испанию или на переговоры с театральным продюсером в Нью-Йорк.

Эдуард улыбнулся.

— Я слишком эгоистичен. Не стану давить на тебя в такой тяжелый день. — Он положил руки на руль. — Поехали домой. Нам обоим нужно хоть немного поспать.

Глава 31

— Жози! Давненько мы вас не видели! Где вы пропадали целый год? — крикнул один из посетителей. — Вам пытались найти замену, да не смогли.

— Спасибо. — Жози улыбнулась туристу в яркой одежде, направлявшемуся к длинной изогнутой стойке бара. — С Новым годом! Надеюсь, шоу вам понравится.

— Понравится, если петь будете вы, — ответил другой мужчина.

Жози охватило возбуждение. Здесь, в этом клубе, ее вера в себя возродилась, а ведь ни концерты, ни сеансы звукозаписи в Париже не помогли ей. На этой сцене она пела когда-то в первый раз. Для нее, так много страдавшей, не было ничего желаннее, чем вернуться сюда уже признанной певицей. С тех пор как Жози в наркотическом тумане пела на этой сцене под аккомпанемент Лукаса, она сбросила не одну кожу.

И вот она снова здесь и на этот раз сама пробила себе дорогу — без помощи Карло, Лукаса, Бенора. Сейчас Жози была удовлетворена как никогда прежде. Она не только владела голосом, но исполняла песни со страстью и эмоциональной глубиной. Музыка словно вырывалась из самой души. Жози не боялась тяжких воспоминаний, несущих с собой боль утрат и горечь стыда, ибо знала — теперь она способна совладать с ними. Ничто уже не омрачит ее радость.

«Вот разве только злость Лукаса», — подумала она, проходя через зал к маленькой гримерной. Бывший друг обвинил ее во всех неудачах, которые обрушились на него после возвращения из Парижа. Клуб «Сисо» отказался принять Лукаса на прежнюю работу. Управляющий сказал Жози, что ему больше не доверяют, поскольку его арестовывали за торговлю наркотиками. Когда Жози случайно встретила Лукаса на улице в день возвращения, он заявил:

— Это ты меня оклеветала, чтобы получить мое место в клубе.

Она предложила ему выступать с ней и аккомпанировать песням в стиле калипсо, но он наотрез отказался:

— Ты для меня слишком белая, я с такими больше не работаю!

Жози пожала плечами:

— Вернувшись на остров, ты, возможно, стал расистом.

— Ты стыдишься своей темной кожи! — не унимался Лукас. — Только и делаешь, что угождаешь белым.

Жози дала Лукасу пощечину и больше не видела его. Что ж, если он навсегда исчезнет из ее жизни, это даже к лучшему. Однако она все еще помнила прежние времена. Именно Лукас в трудные месяцы после смерти Марианны приютил Жози и пригласил работать с его ансамблем. Ладно, перед тем как отправиться на гастроли в Италию, она позвонит ему и попытается восстановить дружеские отношения.

Пробираясь сквозь нарядную толпу, собравшуюся по случаю Нового года, Жози крепко прижимала к себе дамскую сумку. В бумажнике лежало письмо от компании по производству грампластинок, намеревавшейся выпустить диск с ее записями. Компания просила Жози дать письменное согласие. В тот же день она позвонила президенту компании и пообещала встретиться с ним в Риме.

— У меня есть предложение, — сказала Жози. — Если первый альбом будет принят хорошо, возможно, вас заинтересуют магнитофонные записи моих выступлений в клубе «Ше Ля Луна» на Монмартре.

— Заманчиво, — ответил он. — Пластинку так и назовем: «Концерт Жози Лапуаре в клубе «Ше Ля Луна» на Монмартре». Аплодисменты стирать не будем.

Теперь Жози мечтала поскорее улететь с Багам и приступить к серьезной работе в Европе.

— Сегодня у нас полно народу, — заметил бармен, когда Жози проходила мимо него. — Удачи тебе!

Жози улыбнулась и поблагодарила. Она знала, что многие пришли сюда послушать ее, другие же собирались здесь, чтобы отметить канун Нового года. Это стало в Нассау традицией.

Местные жители высыпали из домов. Позже они наденут огромные маски, сделанные из раскрашенных картонных коробок, и пройдут маршем по улицам. Город напоминал карнавал, повсюду радостно кричали взрослые и дети, тут и там звучали местные оркестры ударных инструментов. Туристам, таким же пьяным, как местные жители, не терпелось присоединиться к всеобщему веселью, и они заблаговременно запаслись конфетти и вооружились фотоаппаратами.

Жози с опаской покосилась на публику у входа в клуб. В этом году толпа раскрашенных гуляк казалась агрессивной, чего прежде она не замечала. Люди вопили истошно, с надрывом, а глаза в прорезях масок сверкали устрашающе.

— Слишком много тут болтается всякого сброда, — заметил управляющий, впуская Жози. — Я решил держать двери на замке, чтобы не вошли подозрительные типы. Не доверяю я этим пьяным психам.

Направляясь к служебным помещениям, Жози посмотрела на бармена. Тот озабоченно нахмурился:

— Что-то мне не по себе. По-моему, попахивает политической разборкой.

— Да, некоторые из этих ребят ведут себя так, будто собираются на кого-нибудь напасть.

Бармен бросил взгляд на дверь.

— Пожалуй, попрошу-ка я двух официантов подежурить у входа. Да ты не волнуйся, иди переоденься к выступлению. У нас все под контролем.

Жози пошла в свою гримерную, охваченная неприятным предчувствием. За свою жизнь она много раз видела новогодние карнавалы в Нассау, но ни разу еще веселящаяся толпа не была столь неистовой, как сегодня. Девушка включила свет на туалетном столике, села перед зеркалом и начала накладывать грим. Потом надела длинное облегающее золотистое платье, в котором собиралась выступить в первом отделении.

Она уже застегивала сандалии, как в дверь неожиданно постучал бармен:

— Жози, открой! Мы отменили концерт.

Она распахнула дверь. Дрожащий бармен смотрел на нее расширенными от страха глазами.

— Что случилось?

— Нет времени на расспросы, малышка. Иди отсюда, да поскорее. Фил уже выпускает посетителей через черный ход. Уличная толпа совсем распоясалась, никакого сладу нет. Если им вздумается вломиться к нам через большое окно, мы здорово влипнем. Не переодевайся, беги так.

— Но они же все тут переломают!

— Это мы еще посмотрим! У Фила есть дробовик. Первый багамец, который рискнет влезть в окно, может считать себя покойником. Уходи быстрее отсюда. — Он бросился в зал.

Жози увидела в открытую дверь, что посетители спешат к черному ходу.

Схватив сумочку, она последовала за ними и выскользнула в темный переулок. Вдруг чья-то сильная рука обхватила ее сзади за талию, куда-то потащила и втолкнула в темную каморку.

— Куда это ты торопишься, детка?

— Лукас! Отпусти сейчас же!

— Позволь угостить тебя выпивкой, дорогая. Как-никак Новый год!

От Лукаса пахло спиртным. Язык у него заплетался. Жози догадалась, что он пьян в стельку. Она попятилась к двери, но Лукас схватил ее руку, притянул к себе и поднес к ее губам бутылку рома.

— Выпей! Отличная штука. Знаешь, сделав так, чтобы я не мог выступать в Нассау, ты мне даже помогла. Когда меня отовсюду выгоняли, я стал искать новый способ зарабатывать на жизнь. Я больше не играю, но зато теперь работаю головой и получаю гораздо больше, чем раньше руками.

— Не рассказывай мне, чем ты зарабатываешь, Лукас! Предпочитаю этого не знать. Но сомневаюсь, что мозгами.

Лукас спустил с ее плеча бретельку платья. Жози посмотрела на него — прищуренные глаза, плотно сжатые губы… Она вдруг поняла, что это вовсе не случайная встреча. Лукас мечтал выместить на ней злобу и поджидал в переулке.

Жози снова попятилась, но Лукас ударил ее кулаком в челюсть.

В глазах у Жози потемнело. Очнулась она на полу у ног Лукаса.

— Это первый должок, который я хотел тебе вернуть, сука! — прошипел Лукас. — Но далеко не последний. Вставай!

Он грубо схватил ее за плечи и рывком поставил на ноги. Потом облапил и попытался поцеловать. Собрав все силы, девушка стукнула его по шее. Лукас онемел от неожиданности, потом ударил ее по лицу. У Жози поплыли перед глазами круги, и она почувствовала тупую пульсирующую боль в голове.

— Не вздумай попытаться еще раз, дрянь! — Лукас бросил на нее злобный взгляд.

Несколько мгновений она стояла неподвижно, надеясь, что прояснится голова. И тут потные руки поползли по ее телу, задрали узкую юбку блестящего платья… Жози передернуло от отвращения. Как она ни старалась его оттолкнуть, ей это не удалось — Лукас чуть отступил и, удерживая юбку на уровне талии, обшаривал глазами нижнюю часть ее тела. С трудом преодолевая ярость, Жози не двигалась, пока Лукас не перевел похотливый взгляд на ее лицо и не подошел ближе. Тогда она изо всех сил пнула его коленом в пах.

Лукас завопил, выпустил добычу из рук и скорчился, разразившись непристойной бранью. Жози выскочила в переулок и бросилась бежать. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, в ушах у Жози шумело. Она задыхалась, но не останавливалась ни на секунду, хотя у одной из босоножек подломился каблук. Ее гнал вперед страх, ибо она прочла в глазах Лукаса жгучую ненависть и готовность к насилию. Свернув за угол, она поняла, что попала в тупик.

Сзади послышались быстрые шаги. Это Лукас! Жози спряталась за грудой ящиков, присела на корточки, прижавшись к сырой стене, и затаила дыхание. Возле поворота в тупик шаги смолкли.

Жози боялась открыть глаза, ожидая, что Лукас вот-вот схватит ее за волосы и вытащит из укрытия. До чего же обидно так попасться! Она едва не заплакала. Но было по-прежнему тихо. Проведя еще несколько минут в напряженном ожидании, Жози осторожно выглянула из-за ящиков. Вход в тупик был пуст.

Девушка осторожно прокралась к выходу в переулок и выглянула. Никого! Она двинулась вперед по заваленной хламом улочке. Увидев впереди праздничную толпу, запрудившую поперечную улицу, Жози вздохнула свободнее и вскоре смешалась с гущей людей, увлекающих ее вперед.

Не сразу поняв, где находится, она тревожно огляделась. Неподалеку Жози увидела наглухо закрытый клуб, откуда она сбежала несколько минут назад. У входа стоял Лукас и, прищурясь, всматривался в толпу. Людской поток нес Жози прямо на него. Девушка стала пробираться к противоположной стороне улицы, прячась за спинами.

Толпа понесла ее дальше. Вдоль тротуаров, на балконах, в окнах — повсюду она видела сотни людей, наблюдающих за шумным спектаклем. В воздухе пахло потом и винными испарениями, от криков звенело в ушах. Вдруг все поплыло у Жози перед глазами, запестрело и замелькало, как в кошмарном сне, со всех сторон протянулись похожие на змей руки. В гротескных движениях танцующих Жози чудилось что-то зловещее, напоминающее пляску смерти.

Она украдкой поглядывала на Лукаса, пока не убедилась, что благополучно миновала его. Безотчетный страх перед толпой заставил ее сделать отчаянное усилие. Работая локтями, Жози добралась до переулка и бросилась в свой отель. Она была в таком возбуждении, что не остановилась даже в холле, влетела в лифт, потом выскочила из него и помчалась по коридору верхнего этажа. Оказавшись в своем номере, Жози заперлась и наконец перевела дух. Постепенно шум в ушах стих, сердце забилось ровнее. Девушка с трудом дошла до кровати и рухнула на нее.

С улицы слышался отдаленный шум карнавала. От этого комната ее казалась еще более изолированной от внешнего мира. Нассау больше не был ее домом. Жози сняла трубку и назвала оператору номер Франчески.

К телефону подошел Джек, что ее крайне удивило. Сделав вид, будто не узнала его, она попросила передать Франческе, что уезжает и не сможет с ней встретиться.

О том, что Жози в Нассау, Франческа узнала из газет. Она позвонила сестре и предложила встретить Новый год с ними. Нет, Жози это уже ни к чему. Зачем дожидаться, когда сестричка соизволит ее признать. Приведя Франческу к Сюзанне, она сполна искупила то, что натворила в Венеции.

Не теряя времени, Жози позвонила в аэропорт и заказала билет на утренний рейс. Новый год она начнет в новом для себя месте… в Риме.

Глава 32

Было уже за полночь. Небо освещали разноцветные огни фейерверка. Несколько часов назад началось костюмированное шествие, но к этому времени толпа словно выдохлась — люди отупели от вина, но уже не могли остановиться. Женщины были не трезвее мужчин. Все бродили по улицам, пошатываясь и встречая каждую вспышку фейерверка громким смехом и пьяными выкриками. Звуки уличных оркестров и музыка «регги», несущаяся из транзисторов, заглушались криками толпы и хлопками фейерверка.

Франческа привезла Аполлонию в аэропорт.

— Вот я и возвращаюсь домой, — сказала герцогиня. Она закончила курс химиотерапии. — Хочу пожить немного в своем особняке, пока не потеряла способность наслаждаться его красотой. Приедете ко мне?

— Обязательно, еще до весны, — ответила Франческа.

Когда объявили посадку, Аполлония крепко обняла ее.

— Моя девочка, вы так много помогаете людям! Я очень хочу, чтобы вы были счастливы.

Франческа поцеловала подругу и смотрела ей вслед до тех пор, пока самолет не начал выруливать на взлетную полосу.

Осторожно продвигаясь по дороге, на которой еще попадались группы пьяных гуляк, Франческа свернула к побережью. Ночь выдалась теплая, и Франческа опустила откидной верх автомобиля. Тишина на пляже ошеломляла после шума карнавала. Слышался лишь рокот волн и тихий шелест травы, серебрившейся в лунном свете.

«Жаль, что рядом нет Джека, он оценил бы красоту этой ночи». К удивлению Франчески, Джек приехал не к Рождеству, как обещал, а на неделю раньше. При этом ей и не снилось, что в Нассау он будет интересоваться судьбой «Розы Лайфорда» и проявлять терпение к Сюзанне… Если Джек играл роль, это была лучшая актерская работа всей его жизни.

Прежде он настойчиво вовлекал Франческу в свою жизнь, а теперь признал за ней право на выбор. Более того, Джек старался приспособиться к Франческе, угадывал ее желания.

Она уже не избегала разговоров о браке, и они с Джеком начали подыскивать участок под строительство дома в другой части острова, там, где ничто не будет напоминать о прежней жизни.

Внезапно Франческа вздрогнула от смутного предчувствия, по спине пробежал холодок. В чем же дело, ведь здесь, на берегу океана, залитого лунным светом, ей ничто не угрожает? Может, опасность кроется в ней самой, в ее сердце? Губы Франчески сложились в беззвучное «нет». Она всегда любила по-настоящему только одного мужчину. Но откуда этот страх, это гнетущее ощущение?

В коттедже не горело ни одно окно. Франческа тихо открыла дверь и на цыпочках прошла в комнату Кристофера. Джек водил его посмотреть праздничное шествие, и мальчик так перевозбудился и устал, что сразу же крепко заснул. Франческа поправила на нем одеяло и пошла к себе. Часть спальни освещала луна, другая была темной. Франческа разделась, стараясь не разбудить Джека, приблизилась к кровати и застыла от изумления. Кровать была пуста. Нетронутые подушки лежали поверх одеяла.

Она зажгла свет и посмотрела, нет ли записки. Неужели Джек ушел и оставил Кристофера одного в доме? Кухня сияла чистотой. О вчерашнем новогоднем ужине ничто не напоминало.

На стойке бара стояла пустая бутылка из-под шотландского виски, а рядом рюмка. Франческу охватил страх. Так бывало всякий раз, когда Майкл поддавался своей слабости к алкоголю. С Джеком это случалось крайне редко, ибо он никогда не давал себе поблажки, считая, что должен владеть собой. Если уж он напился, значит, что-то неладно.

— Франческа, это ты?

В дверях показалась Сюзанна и запахнула халат.

— Я уснула на твоем диване, но услышала, как ты вошла. Что случилось? У тебя испуганный вид.

— Мне пришлось заглянуть в «Розу Лайфорда» — там праздновали Новый год. А потом отвозила в аэропорт Аполлонию. Когда я уезжала, Джек был с Кристофером. Не знаешь, где он? — Франческа указала на пустую бутылку из-под виски. — Боюсь, он напился.

— Не волнуйся. Я послала его к одному моему знакомому, звонившему, пока тебя не было. Джек просил меня посидеть с ребенком. Конечно, он немножко выпил, но не думаю, что это могло повредить. Иначе я не позволила бы ему сесть за руль.

— Но чего ради он куда-то поехал в такой час?

— Давай присядем, и я все расскажу.

Они прошли в гостиную и сели. Сюзанна явно волновалась.

— Я должна обсудить с тобой один вопрос. Мне позвонили из Италии и предупредили, что леди Джейн намерена подать на меня в суд.

— Мама, ради Бога, о чем ты говоришь? В суд? На тебя? И это после всего, что она натворила?

— Да, она хочет затеять судебный процесс в Венеции. Леди Джейн обвиняет меня в убийстве ее дочери и отправила в Италию своих адвокатов, чтобы те возбудили дело. В Англии должны эксгумировать труп Сибиллы.

— Господи… но ведь прошло столько лет…

— На дела об убийствах установлен срок давности в двадцать лет. — Сюзанна встала и начала беспокойно ходить по комнате. — Мне придется вернуться в Венецию и восстановить свое доброе имя. Я не собираюсь скрываться. Думаю, для вас с Кристофером так будет лучше.

— О Господи, — снова прошептала Франческа. Так вот почему ее мучили мрачные предчувствия. — Нет, мама, для меня и Кристофера ничего хуже не придумаешь, не говоря о том, что это означает для тебя. — Голос Франчески дрожал. — В таком состоянии как сейчас, ты не можешь вернуться в Венецию. Леди Джейн хочет устроить охоту на ведьм. Подумай, какую шумиху поднимут газеты, какой разразится скандал!

— А ты подумай, что будет, если я не поеду. Все решат, что я виновна в убийстве. Но это не так, ты знаешь, я любила Сибиллу.

Франческа тяжело вздохнула:

— Я знаю, мама, но за это тебя обольют грязью.

Взгляд Сюзанны выражал тоску и решимость.

— Дорогая, я понимаю, что нам всем предстоит пережить настоящий кошмар, но рано или поздно это должно было случиться. Думаю, уже в тот день, когда ты пришла ко мне в Париже, тебе было ясно, что нам угрожает серьезная опасность.

— Но зачем ворошить прошлое? К чему выставлять нашу жизнь на потеху публике?

— У тех, кто, как мы, живет на виду, нет другого выхода. Я много лет пряталась, а теперь понимаю, что лучшие годы жизни прошли впустую. Я лишила себя возможности наблюдать, как ты растешь, не была на твоей свадьбе, не знала своего замечательного внука. Нет, нельзя скрываться от жизни.

— Мы найдем достойный выход из положения.

Сюзанна продолжала, словно не слыша возражений дочери:

— Кроме того, это свело с ума леди Джейн. Она копила в себе гнев, он зрел внутри, как гнойник, и в конце концов отравил мозг. Старуха явно гордится, что столько лет как бесценную реликвию хранила у себя орудие убийства — вернее, то, что она называет орудием убийства. Боже праведный, мне просто не верится, что кинжал все это время был у нее. Я никогда не задумывалась, где он. Видимо, Карло считал, что об этом позаботилась Рената, а та считала, что это сделал Карло. Говорят, на нем сохранились кровь Сибиллы и мои отпечатки пальцев.

— Эта женщина — сущий дьявол. И она тебя люто ненавидит. Помоги нам всем Бог!

Сюзанна устало улыбнулась:

— Что ж, теперь у меня есть ты, и это главное. Джек поехал посоветоваться с моим старым другом, адвокатом Энсоном Прескоттом. Энсон боится меня расстраивать, поэтому предпочел изложить дело кому-нибудь из членов семьи и объяснить, что меня ждет.

— Да, теперь я понимаю, почему Джек решил выпить.

Лицо Сюзанны выражало непреклонность.

— Уверена, в конце концов окажется, что все это к лучшему.

— Сомневаюсь. А что мы скажем пятилетнему мальчику?

— Не нужно ничего говорить. Скажи Кристоферу лишь то, что считаешь необходимым. Но я должна вернуть себе доброе имя ради его же блага.

Сюзанна вернулась в свой коттедж, а Франческа все сидела, парализованная страхом. Джек застал ее на том же месте. Она ухватилась за него, видя в нем единственную опору в своем рушащемся мире.

— Ах, Джек, все так неожиданно! Кажется, будто у меня отбирают все, что мне дорого, — проговорила Франческа, потом добавила: — Маме нельзя ехать в Венецию.

Они сели за стол в кухне. Джек сварил кофе и изложил ей все обстоятельства дела, одно другого хуже:

— Боюсь, дорогая, твоя мать не вполне осознает серьезность положения. Расследование, если его проведут, начнется не раньше чем через несколько недель. За оставшееся до этого время нам необходимо как следует ее спрятать.

— Это не так-то легко.

— Понимаю. — Он взял Франческу за руку. — Признаться, сейчас я гораздо больше беспокоюсь о вас с Кристофером, чем о твоей матери.

— Почему?

— Дорогая, по-моему, здесь ты не в безопасности. Подумай, что эта женщина сделала с тобой четыре года назад. А теперь она, должно быть, совсем спятила. Одному Богу известно, что может взбрести ей в голову. Не надо искушать судьбу. Вам с Кристофером надо уехать отсюда, прежде чем эта безумная измыслит еще какой-нибудь чудовищный способ отомстить тебе.

— По-моему, она вполне удовлетворится возбуждением уголовного дела.

— Прескотт сомневается, что это пройдет. Его не слишком интересует, виновна ли твоя мать, или нет. Но расследование может выявить коррумпированность итальянской полиции и городских официальных властей. Леди Джейн утверждает, что граф подкупил многих высокопоставленных лиц. Даже свидетельство о смерти было фальсифицировано. Прескотт считает, что нам не следует тревожиться. Скорее всего итальянцы спустят все на тормозах или возведут такие бюрократические препоны, что леди Джейн ничего не добьется.

— Джек, беда в том, что мама хочет лететь в Венецию. По-моему, это чудовищная ошибка. Положение лишь ухудшится. Но мама считает, что это единственный способ вернуть себе доброе имя.

Джек покачал головой:

— Скверная затея. Полагаю, нам надо вывезти ее из Лайфорд-Кэй, и чем скорее, тем лучше. В Венеции ей не место. Кто знает, как откликнется на это итальянская пресса, не говоря уже о том, во что это обойдется всем нам.

— Оставь в покое прессу! Ты понимаешь, что мою мать обвиняют в убийстве? Ее могут посадить в тюрьму, а ты беспокоишься из-за каких-то ничтожных статей в бульварных газетах! — рассердилась Франческа.

— Дорогая, в реальном мире пресса имеет большую власть. И ты должна знать это не хуже меня. — Он добавил в кофе молока. — Давай-ка определим наши задачи. Сначала нам всем надо уехать подальше от Лайфорд-Кэй, ибо леди Джейн — все та же мстительная психопатка, как и прежде.

— Джек, но ведь у нас есть охрана и система безопасности…

— Дорогая, прошу тебя, не спорь со мной хотя бы сейчас! Тебе угрожает смертельная опасность. Старуха мечтает разделаться с тобой. Франческа, умоляю тебя, уезжай из Лайфорд-Кэй — не ради меня, а ради спасения собственной жизни и жизни моего сына!

Он поднялся и вышел, предоставив Франческе размышлять над его словами.

Задумавшись, она долго сидела за столом, встала, налила себе виски, выпила противную на вкус обжигающую жидкость, и вскоре по ее телу разлилось приятное тепло.

Франческа услышала, как открылась дверь.

— Почему ты не рассказала мне про Кристофера? — тихо спросил Джек.

— Сначала вы не слишком ладили. Вспомни, когда мы все поселились в Париже, ты держался с Кристофером так, будто он встал тебе поперек дороги. Я собиралась сказать тебе правду, как только вы научитесь понимать друг друга. — «Но Джек и Кристофер подружились уже несколько месяцев назад, — подумала Франческа. — Почему же мне было так трудно признаться? Может, я не хочу делить сына ни с кем, даже с родным отцом? Или я боялась, что после такого признания мне придется выйти замуж за Джека?» — Прости, я даже не могу объяснить, почему так себя вела.

— Я бы предпочел знать об этом с самого начала.

— Но как? Когда я поняла, что беременна, ты был уже женат на Наде.

— Ты хотела безраздельно владеть Кристофером, боялась утратить даже крупицу его любви.

— Нет!

Франческа почувствовала полное смятение, поняв, что Джек прав. Кристофер казался ей даром небес, она надеялась получить от сына ту любовь, которую недодали родители и Джек. Мальчик принадлежал ей, и это наполнило жизнь Франчески новым смыслом. Она впервые призналась в этом себе.

— Ты прав. Я боялась, что ты отнимешь у меня часть его любви, — прошептала она. — Кристофер — все, что у меня есть, Джек.

— Нет, Франческа, не только он, но и я, полюбивший тебя с первого взгляда, с той минуты, как увидел перед церковью Санта-Мария делла Салуте. Почему ты не хочешь принять мою любовь? — Поскольку Франческа молчала, Джек добавил: — Все дело в том, что ты не любишь и не можешь любить меня так, как я тебя.

— Нет, Джек, пожалуйста, не говори так! Ты сам знаешь, что я никогда никого не любила, как тебя.

— А Эдуард Патинэ? Ты его весьма высоко ценишь, Франческа. — Джек держался спокойно, но было видно, чего ему это стоило. — Тебе достаточно слово сказать, и ты сможешь на всю жизнь остаться на своем маленьком острове, удаленном от опасностей большого мира. Что ж, дорогая, если таково твое желание, не стану мешать тебе. Но поскольку Кристофер мой сын, я больше не позволю скрывать это ни от него, ни от всех прочих.

— Давно ты догадался об этом?

— С первой весны, которую мы провели в Париже. Помнишь, ты праздновала его день рождения в марте? — Джек невесело усмехнулся. — Представь, я пока не разучился считать.

— Почему же ты ничего мне не сказал?

Джек огляделся:

— Здесь эхо, или мне чудится? Разве это не моя реплика?

Франческа закрыла лицо руками.

— Ах, Джек, я так ужасно себя чувствую!

— Так же, как и я, Франческа, причем уже очень, очень давно. С тех самых пор как я понял, что ты по-настоящему мне не доверяешь. А недели две назад мне стало еще хуже, когда до меня вдруг дошло, что я могу тебя потерять, уступить мужчине, для которого ты никогда не будешь значить столько, сколько для меня.

Охваченная отчаянием, Франческа с трудом сдерживала слезы. Нет, плакать сейчас никак нельзя, не то Джек решит, будто она хочет сочувствия. А ведь на самом деле нуждался в сочувствии именно он.

— Пойдем спать, Франческа. Сегодня на мою долю выпало слишком много трудных проблем.

Он отвел ее в спальню, уложил в постель и лег рядом. Франческа думала, что он повернется к ней спиной, но Джек привлек ее к себе и держал в объятиях, пока она не уснула.

Глава 33

— Франческа, где ты?

— В кабинете! — ответила она. — Ну как, успешно? — спросила она, когда Джек опустился в кресло.

— Кажется, да. Но чертовски устал!

— Наверное, играл так, словно хотел получить «Оскара»? — улыбнулась Франческа.

— Нет, совсем не играл. — Джек запустил пальцы в волосы. — Признаюсь, дорогая, твоя мать — на редкость трудный клиент. Вчера я весь день пугал Сюзанну всевозможными ужасами, которые ждут ее, тебя и Кристофера, если она отправится в Венецию. И знаешь, что я услышал?

— Большое спасибо за заботу, но я все равно сделаю по-своему?

Джек кивнул:

— Это было вчера. Сегодня я решил действовать жестче и деликатно намекнул Сюзанне, что двадцатилетнее или пожизненное заключение в итальянской тюрьме ничуть не похоже на званые обеды и прогулки по цветущему саду.

— Молодец, Джек! Но почему ты сразу не начал с этого довода?

Джек пожал плечами:

— Полагал, что это ей и без меня известно. Но, кажется, Сюзанне вообще не приходило в голову, что ее ждет, если она проиграет дело.

Тут позвонила Жози:

— Я из Рима, только что приехала. У меня плохие новости. Итальянские газеты взахлеб печатают вранье леди Джейн насчет твоей матери.

Франческа сделала знак Джеку, чтобы он взял трубку параллельного аппарата. Услышав щелчок, она сказала:

— Продолжай, Жози, Джек тоже слушает тебя.

— Все выглядит так, будто твою мать уже осудили. Это ужасно. Фотографии Сюзанны и Сибиллы двадцатилетней давности на первых полосах газет. И Карло тоже.

— Жози, — вставил Джек, — боюсь, как бы тебя не связали с Франческой. Этого нельзя допустить. Ты на пути к славе, мы не имеем права впутывать тебя в это дело.

— А если понадобится моя помощь?

— Нет. Держись подальше от этого дерьма. И никому не говори, что ты знаешь Франческу. В случае чего звони ей только из автомата. Я слишком хорошо знаю эту журналистскую братию. Чтобы состряпать скандальную статью, они готовы на все. Так что, прошу тебя, будь осмотрительна.

— Слушайся Джека, пожалуйста! Обещаешь? — спросила Франческа.

Помолчав, Жози согласилась.

— Ладно, теперь расскажи подробности.

— Леди Джейн передала итальянским журналистам отчет о результатах эксгумации Сибиллы. Она разыскала судебного эксперта, и тот этим занимался. Но, как и предсказывали адвокаты леди Джейн, это ни к чему не привело. У итальянской полиции слишком много проблем с преступностью, чтобы расследовать дела двадцатилетней давности. Чтобы привлечь внимание властей, старуха собрала в Лондоне пресс-конференцию и рассказала все журналистам.

Судя по газетам, это произошло вчера, — продолжала Жози. — Только спустя сутки это дошло до Италии. Вы только послушайте, какие заголовки! «Знаменитая исчезнувшая графиня оказалась убийцей», «Подозреваемая в убийстве возвращается через девятнадцать лет». А Сибиллу-то как восхваляют: «Красивая и многообещающая юная художница стала жертвой разнузданной похоти старшей подруги». Сюзанну описывают, как в романах ужасов: избалованная дама из высшего света обезумела от наркотиков, впала в буйство и бегала с кинжалом в руках по своему роскошному венецианскому палаццо. Ты и сама знаешь, Франческа, что предстоит расследование, но я звоню по другому поводу: вам всем нужно немедленно бежать из Лайфорд-Кэй, пока не слетелись эти стервятники.

Франческа побледнела.

— Жози, в газетах упоминают меня или Джека?

— Да, они раскопали все, что писали о вас и о «Розе Лайфорда».

Франческа и Джек поблагодарили Жози.

— Им нужно время, чтобы до нас добраться. Полагаю, у нас в запасе двенадцать часов, — сказал Джек. — К полуночи санаторий будет осажден репортерами. Собирай вещи, мы уезжаем. Нравится тебе это или нет, но я забираю вас всех в Калифорнию. Позже, когда все это закончится, ты можешь вернуться и мирно жить здесь и дальше, но сейчас поедешь со мной в Лос-Анджелес. — Направившись к двери, он добавил: — Пойду поищу Кристофера и твою мать.

Франческа пошла в спальню и начала собирать вещи. Как жить дальше, она еще успеет подумать. Сейчас же приходится признать, что Джек прав и Калифорния для них самое безопасное место.

Не успела она упаковать чемоданы, как появились первые репортеры. Джек ошибся в расчетах на девять часов. Они проникли в дом, несмотря на систему сигнализации, но Франческа не стала размышлять об их методах, решив не тратить на это драгоценное время.

Услышав телефонный звонок, она схватила трубку.

— Они до нас добрались, — оторопело сообщил Джек. — Я в особняке, со мной Кристофер и Сюзанна. Ты можешь незаметно присоединиться к нам?

— Попробую проскользнуть черным ходом.

Положив трубку, Франческа повязала платком голову и выскользнула из коттеджа, стараясь идти неторопливо. У главного входа в особняк толпились репортеры. Франческа вошла в дом через гараж. Джек провел ее в пустой гимнастический зал на втором этаже.

— Твоя мать намерена вернуться в Венецию для судебного расследования, — сказал он, плотно закрыв за собой дверь. — Я пытался втолковать ей, что Прескотт мог бы придумать, как обойти соглашение о выдаче преступников, но она и слышать ничего не хочет.

Франческа даже не удивилась.

— Тогда я поеду с ней, Джек.

Джек посмотрел на нее с состраданием.

— Ты ей не нужна. Тебе, конечно, трудно с этим смириться, поскольку ты действительно хочешь ей помочь, но не заблуждайся. Сюзанна справится сама.

— Но я не могу без нее обойтись. Неужели мне отсиживаться в Калифорнии, пока мою мать судят за убийство?

— У нас нет выбора. Нельзя же увезти Сюзанну насильно!

— Тогда я поеду с ней, — упрямо повторила Франческа, — и не допущу, чтобы мать отправилась в Венецию и одна прошла через этот кошмар. Сейчас я нужна ей больше, чем когда бы то ни было.

Джек устало опустился на гимнастическую скамейку и усадил Франческу рядом с собой.

— Подумай хорошенько, дорогая, как это отразится на твоей жизни, на Кристофере, на мне, на делах санатория, если уж на то пошло. Если ты окажешься втянутой в это дело, твое имя будут трепать на страницах бульварных газетенок по всей Европе, а то и в Америке. Мы все пострадаем.

Франческу охватило странное оцепенение. Вот оно, последнее испытание — она знала, что им с Джеком придется рано или поздно пройти через него, и боялась этого.

— Я переживу скандал — так же, как и мама. А Кристофер… когда он повзрослеет настолько, чтобы понять эту историю, все уже забудется. Конечно, «Розе Лайфорда» придется трудно, пока наши имена будут трепать газеты, но у нас и раньше возникали проблемы, однако мы с ними справлялись.

Франческа поднялась, боясь увидеть выражение лица Джека, когда он услышит ее вопрос:

— Скажи, Джек, какой именно смысл ты вложил в слова: «мы все пострадаем»? Ты имел в виду себя, да? Ты беспокоишься за свой имидж?

— Франческа, ты несправедлива. Я никогда не скрывал, что дорожу репутацией рыцаря без страха и упрека. Это дает мне хлеб насущный, и скандал был бы для меня катастрофой.

— Значит, имидж для тебя дороже, чем я и Кристофер!

— Неправда.

— Тогда поезжай со мной в Венецию. — Франческа затаила дыхание, понимая, что не услышит того, о чем мечтала.

— Я не могу, Франческа. — Он подошел к ней. — Выслушай меня, любимая, и пойми: отправившись в Венецию, ты сломаешь жизнь нам обоим, но ничем не поможешь матери. Напротив, она будет тревожиться о том, как отразится судебное разбирательство на тебе и Кристофере.

— Хватит, Джек! Ты думаешь вовсе не о нас.

— Франческа…

— Ты предлагаешь маме пройти через все испытания одной лишь потому, что боишься, как бы тебе не повредила дурная реклама. — Франческа сознавала, что ступает по тонкому льду, но уже не могла сдерживаться. — Ты всегда так рассуждал, верно, Джек? Твоя репутация превыше всего, о ней ты и думаешь в первую очередь. Тебе плевать на Кристофера и на меня!

— Перестань! — Джек схватил ее за плечи и встряхнул. — Это чушь, и ты отлично знаешь, как я отношусь к вам! — Несмотря на сопротивление Франчески, он крепко обнял ее. — Радость моя, мне очень жаль, но Сюзанна не опровергнет обвинений леди Джейн, особенно когда на нее набросились все газеты. Расследование — лишь ступень в долгом судебном разбирательстве по делу об убийстве, и все это еще годы продержится на первых полосах газет. Достаточно одного упоминания моего имени в связи с убийством лесбиянки, и как актер я перестану существовать. — Он посмотрел в глаза Франчески. — Конечно, ты считаешь мои слова эгоистичными, а доводы неубедительными. Но попытайся войти в мое положение. Как бы я сейчас ни поступил, мне конец. Если ты уедешь в Венецию без меня, я потеряю тебя, а это равносильно смерти. Поехав с тобой, я буду втянут в этот скандал и останусь без работы. Что же тогда мне делать? Жить за твой счет, как последнему альфонсу? Ведь я не умею ничего — только сниматься и снимать, а никчемному бездельнику не стоит и мечтать о твоей любви. Хотя оба эти варианта одинаково мучительны, думаю, все же лучше тебя отпустить. Но, ради Бога, Франческа, не заставляй меня делать выбор!

Франческа вдруг вспомнила Эдуарда. Скандал наверняка повредит репутации санатория, а если здесь возникнут финансовые проблемы, Эдуарду будет не на что содержать свою хирургическую клинику. Однако она знала, что его опасность не испугает. Стоит ей попросить Эдуарда отправиться с ней в Венецию, он поедет без колебаний.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Джек.

Интересно, почему он не добавил, что безвестному пластическому хирургу из захолустья скандал не так страшен, как кинозвезде мировой величины?

Франческу преследовала мысль, что если бы Джек действительно любил ее, то пошел бы на такую жертву. Даже поняв, что сама оттолкнула Джека, она все еще не могла признаться себе, что ожидала от него слишком многого. Франческа поступила так же, как и после пожара, — чтобы не выказывать чувств, замкнулась в себе. По опыту она уже знала: единственный способ преодолеть невыносимое — это полностью сосредоточиться на решении повседневных задач.

— Перед отъездом в Венецию мне нужно еще многое сделать, — холодно проговорила Франческа.

Система защиты сработала хорошо: ей не хотелось плакать ни сейчас, ни поздно вечером, когда Джек поцеловал на прощание сына и скрылся за дверью.

Всю ночь Франческа просидела без сна, глядя в темноту и проклиная Джека, заставившего ее делать непосильный выбор между ним и матерью.

Утром Эдуард проводил Франческу, Сюзанну и Кристофера в аэропорт. С тех пор как в Нассау приехал Джек, Эдуард впервые оказался наедине с Франческой. Они ехали вдвоем в его машине, а бабушка и внук — в такси. Эдуард держался несколько отчужденно, хотя явно принимал происходящее близко к сердцу. Отъезд Джека его очень удивил, но он ни о чем не спрашивал.

— Не возражаешь, если я как-нибудь приеду в Венецию на несколько дней? Я не бывал там со студенческих лет. — Он говорил так неуверенно, словно не было той ночи, когда тревога за жизнь Кристофера объединила их.

— Всегда рада тебя видеть. — Повинуясь импульсу, она быстро поцеловала Эдуарда. Он прижал ее к себе.

— Надеюсь, с тобой все будет в порядке.

Уже в самолете Франческа посмотрела в иллюминатор. Эдуард стоял в стороне от других провожающих. Сейчас она испытывала к нему такое же теплое чувство, как и в ночь после беды с Кристофером. Промчавшись с ревом по взлетной полосе, самолет поднялся в воздух.