Злой

ЭПИЛОГ

— Итак, — сделал вывод поручик Дзярский, — большинство уже арестовано. Лёва Зильберштейн, спортивный деятель, сам сдался милиции. Альберта Вильгу и Ежи Метеора нашли в одной из варшавских больниц. Мы ещё займёмся ими. Роберта Крушину арестовали благодаря Мериносу, который охотно выдаёт своих подчинённых и сообщников.

— Но вы же сказали, пан поручик, — заметил Юлиуш Калодонт, — что операция ещё продолжается?

— Да, — кивнул Дзярский, — мы ещё не всех арестовали. Например, Шаевского, шефа «гвардии» Мериноса. Меринос назвал нам фамилии, но этого мало. Точнее проинформировать нас о Шаевском мог бы Крушина, но он молчит, словно воды в рот набрал. Сознаётся, что был адъютантом Мериноса, и готов понести наказание за то, в чём принимал участие. Вот и всё.

— Почему же он не приходит? — вздохнула Марта, поглядывая на часы? — Почему опаздывает?

— И в самом деле, — нетерпеливо проговорил Калодонт, — что с ним случилось?

С улицы донёсся шум, похожий на пыхтение маленького старого локомотива, но никто не обратил на него внимания.

— Извините за опоздание, — отозвался через минуту голос, носовой, скрипучий, но с оттенком какой-то спокойной весёлости.

— Отпуск у меня уже закончился, и я был вынужден просить, чтобы отпустили с работы.

— Наконец-то, — первая откликнулась Марта. — Мы с нетерпением вас ждём.

— Да, — горячо подтвердил Гальский, — только вы можете нам объяснить некоторые вещи.

Дзярский недовольно взглянул на Гальского, но ничего не сказал.

— Мои дорогие, — сердечно обратился к собравшимся Дробняк, — это похоже на так называемый бенефис… Что вас интересует?

— Собственно, — сказал Колянко, — мы хотим знать всё.

— Хорошо, — кивнул Дробняк. — Расскажу. Началось всё с того, что мне предоставили двухмесячный отпуск. Месяц за прошлый год и месяц за этот. И я решил разыскать ЗЛОГО.

Все опустили головы, услышав это слово, будто до сих пор не решались его произнести.

— Я бросился его искать и попал на Кудлатого.

Все облегчённо вздохнули.

— Видите ли, мои дорогие, большой город всегда полон неожиданностей, тайных следов. Когда я шёл в отпуск, в Варшаве начиналась эпопея ЗЛОГО. Я не мог не заинтересоваться ею. Всё остальное — дело случая. Я расскажу сейчас то, чего не знает даже поручик Дзярский, — тут Йонаш Дробняк смущённо поклонился поручику. Потом закурил сигарету и заговорил:

— Вы уже знаете, что настоящее имя Филиппа Мериноса — Владислав Бухович, не правда ли? И знаете также, чем он занимался сразу же после войны. Но вам неизвестно, что было с ним до войны, во время войны и после неудачного покушения на Генрика Новака. Итак, слушайте. Владислав Бухович был сыном мелкого чиновника магистрата, но телосложением он пошёл, видимо, в свою мать, могучую дебелую женщину, которая была на полголовы выше мужа. Эти тихие честные люди старались воспитать своего единственного сына порядочным человеком и дать ему образование.

Сначала у них были основания радоваться, потому что Владек проявлял незаурядные способности. Наука давалась ему легко, учился он хорошо. Но, успешно занимаясь, Владек в то же время вырабатывал своеобразную жизненную философию: он уже тогда вбил себе в голову, что честный трудовой путь — неимоверно длинный, тяжкий и слишком медленно ведёт к счастью, если вообще к нему ведёт.

Ещё в средней школе он пришёл к решению, которое потом осуществлял на протяжении всей своей жизни. Всё началось с бильярда и дешёвого покера, но вскоре Владек стал посещать хмурые, полные дыма кофеенки на Злотой, Зелёной и Велькой, где собирались профессиональные игроки в пирамидку и карамболь, шулера, скупщики краденых вещей, различные аферисты и известные преступники. Быстро нашлись и женщины лёгкого поведения. Бузювич начал пить, не раз принимал участие в пьяных оргиях… И вот он неожиданно бросил школу перед экзаменами на аттестат зрелости; не сказав ни слова на прощание, покинул родной дом.

Не прихватив с собой даже запасных носков, Владек переселился к одной из своих любовниц, которая жила на Шлизкой улице. Эта дама, старше Владека лет на пятнадцать, грубо говоря, положила начало его опытности в отношениях с женщинами. Прожив с ней месяца два, Бухович избил её и вышвырнул из квартиры, а ещё через два месяца поставил во главе небольшого заведения, которое обслуживали несколько девушек. Он основал его, воспользовавшись ценными советами своей бывшей подруги и разделив с достойной удивления находчивостью две её комнаты на десять отдельных кабин.

Через год молодой, респектабельный, элегантный Бухович стал популярным человеком в преступном мире Варшавы. На Желязной и в её окрестностях он был известен как Владек Бугай, или Владек Ляля. Но ему мало было одних только денег. Он жаждал чего-то большего и значительного — как говорится, славы в мировом масштабе. В нём проснулся огромный, неведомый раньше талант организатора. Целыми днями он лежал на топчане в одной из кабин, лихорадочно что-то обдумывал и мечтал. Эти размышления прервала война. Конечно, Владек Бухович избежал мобилизации. Во время осады Варшавы, спасаясь от бомбардировок, он совершенно случайно попал в Секерки и там остался. Не вернулся в центр города. Нашёл свою «землю обетованную».

Йонаш Дробняк на минуту умолк. На него не отрываясь смотрели исполненные жгучего любопытства глаза слушателей.

— Секерки никогда не пользовались в Варшаве доброй славой, — продолжал Дробняк. — Эта окраина была населена специфической смесью мелкого мещанства и люмпен-пролетариата. Людей здесь кормили профессии, связанные с физическим трудом или со всякого рода нечестными делами. Сезонные каменщики и специалисты по квашению капусты обитали там в небольших полусельских домиках рядом с мелкими ворами и проститутками; возчики песка, рыбаки, перевозчики через Вислу жили по соседству со взломщиками.

Между кривыми заборами редко застроенных улочек, на камнях сырых мостовых, в тёмные ночи здесь происходили тёмные дела, но матери, жёны и сёстры Секерок, чистя картофель или пришивая пуговицы, почти никогда не отрывались от своей работы, даже когда слышались револьверные выстрелы или отчаянный крик человека, которого добивали ножами.

Как же Буховичу удалось укорениться в такой замкнутой среде? На то было несколько причин. Во-первых, его организаторский талант. Как раз в это время в Секерках развился большой промысел: тут стали нелегально гнать самогон. В условиях оккупации это давало огромную прибыль. Бухович необычайно быстро сориентировался в открывшихся неограниченных возможностях, навёл порядок и внедрил организованность в дикие отношения самогонщиков, которые действовали независимо друг от друга, конкурируя между собой. Он создал некое подобие монополии, картеля, распространив своё влияние на ближайшие районы — Чернякув, весь нижний Мокотув, Садыбу, Вилянув. Конечно, сначала было тяжело. Секерки только со временем по-настоящему оценили деятельность Буховича.

Именно тогда во Владека Буховича без памяти влюбилась женщина, которую называли «Королева Секерок». Звали её Анелей; это была дебелая, очень привлекательная женщина лёгкого поведения, властная и решительная. Она имела большое влияние в своей округе.

Когда Бухович прибыл в Секерки, Анеле перевалило за тридцать и она уже трижды побывала замужем. Последним её мужем был известный своим диким нравом и физической силой бандит Ян Хаберек, ещё перед войной осуждённый на пожизненное заключение. Во время сентябрьских беспорядков Хаберек удрал из тюрьмы, на короткое время посетил Секерки, в чисто педагогических целях избил до бессознательного состояния Анелю и, оставив ей немалую сумму неизвестно как добытых денег, лет на пять куда-то исчез.

Тогда-то и появился Бухович. Анеля по уши в него влюбилась, но чем сильнее любила, тем больше отталкивала его от себя. Она прикинулась холодной и неприступной: издавна известно, что это один из самых верных способов привлечь к себе внимание понравившегося мужчины. Однако Бухович с проницательностью опытного сутенёра сразу оценил ситуацию, смекнул, что Анеля окажет ему в тысячу раз больше услуг как сообщница, и потому наладил с ней связь в плане денежно-воровских интересов.

Это был на редкость хитрый шаг: Бухович использовал деньги и влияние «Королевы Секерок», между тем как гордая женщина, не знавшая до сих пор поражения, пылала дикой затаённой страстью. Так продолжалось года два, в течение которых Бухович нисколько не интересовался Анелей как женщиной. Дебелая «Королева Секерок» внезапно открыла для себя удивительный мир тяжких и сложных чувств; впервые в жизни она узнала любовные мучения, утопала в сладких мечтах о желанном счастье.

А Бухович только усмехался, пересчитывая пачки банкнотов, плывших в его карман благодаря этому союзу. Однажды вечером подвыпивший Бухович обратил внимание на безумно влюблённую в него женщину, но на следующее утро он так избил «Королеву Секерок», что она недели две отлёживалась в больнице. Оттуда Анеля вернулась его послушной рабыней и привязалась к нему на всю жизнь с глухим упорством простых и беспокойных сердец, которые слепо идут за своими кумирами, покоряясь любой участи, соглашаясь на любые условия. Но Буховичу она уже мешала. Теперь он сам стал божком Секерок, Анеля утратила для него значение как союзница. Она стала его служанкой — была ею, пока его не арестовали.

После войны, когда закончились золотые времена торговли самогоном, Секерки пришли в упадок. Они стали чересчур малы и тесны для Буховича. Он перебрался в Прагу. Чем он там занимался, нам известно из рассказа Новака. Конечно, Новак многого не знал. Например, того, что Бухович целыми ночами мечтал. Его мучила удивительная, ненасытная жажда власти — он стремился править, любой ценой диктовать свою волю. Лёжа на грязном топчане и время от времени протягивая руку к стоявшей на полу бутылке водки, он думал над тем, как зажать в железные тиски, организовать и упорядочить преступный мир Варшавы.

Он знал, что среди отвратительных свалок столицы с когда-то миллионным населением блестит золотая жила, которую кто-то должен выгрести из мусора и грязи, прибрать к рукам. Бухович чувствовал, что способен это сделать. Он строил невероятные планы, обдумывал их до малейших деталей.

И наконец произошёл случай, словно бы всё прояснивший, подсказавший ему, как надо действовать. В одном из пражских закоулков, в гнусной норе, среди заплесневевших запасов продуктовой лавчонки, где посетители выпивали, сидя на мешках с гнилой крупой, Бухович встретил Яна Хаберека. Тот стал уже тогда настоящим выродком, безнадёжным алкоголиком; у него было прострелено небо, и из горла вырывалось только хриплое бессмысленное бормотание.

Бухович долго и задумчиво смотрел на Хаберека: в его голове зарождался грандиозный план, настолько искусный и смелый, что перед ним бледнели все предыдущие махинации. Он вытащил Хаберека за волосы из норы, перевёз его в надёжное место, в Рембертов, а вскоре и сам бесследно исчез из Праги.

Через несколько месяцев в Варшаве, на улице Хмельной, открылся галантерейный магазин. Хозяина его звали Филиппом Мериносом. Это был высокий крепкого телосложения человек со смуглым мясистым лицом, тёмными глазами и волосами. Одевался изысканно, вёл себя деликатно, с подчёркнутой сдержанностью послевоенных варшавских бизнесменов.

Вскоре он проявил себя как способный коммерсант. Дела его шли успешно. Магазин на Хмельной пополнял свои запасы продукцией небольшой фабрики на улице Пружной, где стали изготовлять нейлоновые сумки, пояса, галантерею из пластмассы. Прошло немного времени, и Филипп Меринос буквально засыпал Варшаву небольшими сумочками собственного производства, так называемыми «косметичками». Почти каждая варшавянка желала приобрести такую сумочку, и Меринос стал пользоваться большой популярностью в кругах специалистов — его называли «королём сумочек». Он нажил на этой моде большие деньги.

Повсюду говорили о его финансовых успехах; такие слухи, умело распространяемые, скорее затемняют, чем проясняют суть дела. А дела Филиппа Мериноса стали ещё более загадочными, когда он неожиданно преобразовал своё предприятие в производственный кооператив «Торбинка». Многие тогда говорили, что Меринос слишком поторопился, поскольку мог бы ещё спокойно работать с хорошей прибылью вместо того, чтобы довольствоваться зарплатой председателя кооператива.

Всё это была глупая болтовня: Филипп Меринос хорошо знал, что делает. Дураки, распространявшие сплетни, не понимали, что кооперативу «Торбинка» легче было проводить по бухгалтерскому учёту миллионный оборот, который осуществлялся в его магазинах на улице Багно, прокладывать специальные телефонные линии, раскапывать собственными силами участок вокруг бывшей Центральной телефонной станции и делать подвижную стену в подвале, строить тайники и шахты на неотремонтированном этаже одного из старых каменных домов. Такой кооператив мог, не вызывая ни малейших подозрений, пропускать через свою бухгалтерию счета так называемого транспортного отдела, который на самом деле был отдельным предприятием с миллионной прибылью. За фирменной вывеской скрывалась другая бухгалтерия кооператива Филиппа Мериноса, где фигурировали такие отделы, как «отдел билетов», «отдел витаминов», «отдел торговли кирпичом», «отдел экскурсий и отдыха», «отдел раздевания».

Йонаш Дробняк ненадолго замолчал и закурил. Улыбнулся, увидев обращённые на него со всех сторон любопытные взгляды. Стояла глубокая тишина.

— Да, да, — закивал головой пан Дробняк, — это была большая банда, организованная с вызывающим удивление мастерством. В основе её лежал детальный анализ социальных условий того времени, когда перед общественностью поднимающейся из руин Варшавы встала грозная проблема борьбы с хулиганством.

Владислав Бухович, он же Филипп Меринос, почувствовал в хулиганстве идеальную почву для преступной деятельности. И он попал прямо в цель. Приспособил преступность к требованиям дня, так сказать, осовременил её. До войны никто не нажил бы капитал на подделке билетов на спортивные соревнования, на шантажировании уличных торговцев овощами.

Филипп Меринос увидел эти новые возможности и вводил в действие свои «отделы». На плохо освещённых улицах в начале восстановления процветали такие преступления, как раздевание запоздалых прохожих. Созданный Мериносом «отдел раздевания» упорядочил хаотические отношения в этом прибыльном деле: с тех пор груды точно оценённой одежды заполняли магазин кооператива «Торбинка», а возглас: «Раздевайся, пан!», не раз звучавший в хмурых закоулках разрушенных улиц, стал скорее рабочей формулой, чем грозным окриком грабителя.

Известно было, что на обширных просторах Мазурских озёр, этой чарующей местности, куда приезжали туристы и где проводило свой отпуск множество людей, несли службу примерно с десяток милиционеров. Таким образом, создавались прекрасные условия для деятельности небольшой группы сильных и наделённых фантазией служащих отдела «экскурсий и отдыха» кооператива «Торбинка».

После каждой служебной командировки в этот район, переполненный снующими поодиночке байдарками и ищущими одиночества на лоне природы влюблёнными парочками, группа возвращалась на базу в Варшаве, нагружённая сотнями фотоаппаратов, часов, различными ценностями и деньгами, добытыми с помощью таких простых орудий, как кусок кабеля, железная труба или деревянная дубинка.

Чтобы успешно развивать своё предприятие и расширять сеть отделов, Мериносу требовались две вещи: во-первых, процветание хулиганства; во-вторых, символ, который был бы острасткой, грозой и одновременно непререкаемым авторитетом для варшавских мошенников и хулиганов. Так возник миф о гражданине Кудлатом. Умело придуманный и тщательно взвешенный слух распространился по всей Варшаве.

Когда он оброс уличными сагами и легендами, настало время действовать. Как-то глухой ночью Меринос и Роберт Крушина перевезли находившегося в полубессознательном состоянии выродка Яна Хаберека из Рембертова на улицу Багно. Через несколько дней после этого произошла большая воровская разборка в одном из бараков на Корольковой улице. Авторитет гражданина Кудлатого среди преступников был уже настолько высок, что когда кто-то из людей Мериноса предложил передать гражданину Кудлатому осуждённого за нелояльность вора, все с энтузиазмом согласились. Подсудимого доставили ночью на улицу Багно, откуда его труп был вывезен перед рассветом и брошен на лугах, на окраине города за Западным вокзалом.

После этого возник настоящий культ гражданина Кудлатого. Таинственная бесплотность жуткой фигуры увеличивала веру в её могущество, а суеверие превращало её в какую-то сверхъестественную силу. Нужно признать, что Филипп Меринос гениально поставил этот кровавый спектакль. Хаберека в роли Кудлатого не видел никто, кроме обречённых на смерть и Роберта Крушины, испытывавшего перед ним невыразимый страх. Людей, которых собирались отдать Кудлатому, принимал сам Меринос. Он так долго играл свою роль, что под конец уже и сам толком не знал, кто из них гражданин Кудлатый, кто бандит и палач Хаберек, а кто Филипп Меринос, председатель кооператива «Торбинка».

Одно можно сказать с уверенностью: Бухович, то есть Меринос, переживал лучшие дни в своей жизни — он самовластно управлял, преступным миром Варшавы, используя мастерски созданную легенду. Он осуществил свои давние мечты о могуществе и удовлетворил жажду таинственной лихой славы. Деньги и материальные блага были для него лишь средством, а не целью — его настоящей целью стала реализация безграничного стремления возвыситься над людьми своей среды, стремления, которое не давало ему покоя с ранней молодости.

И вот, когда Филипп Меринос достиг вершины славы и могущества, на горизонте появился Генрик Новак по кличке ЗЛОЙ. Появился неведомо откуда, вынырнул из водоворота большого города и сразу же ударил по устоям созданной Мериносом империи, объявил неумолимую войну силам, которые являлись оплотом его власти.

Понятно, что Меринос не мог проигнорировать этот смелый вызов. Он выступил на борьбу под знаменем гражданина Кудлатого. Этапы борьбы: захват Сюпки и провокация с его показаниями, целью которой было обвинить ЗЛОГО в убийстве Мехцинского; случай на базаре, где ЗЛОГО собирались убить или обезвредить; убийство Якуба Вируса и попытка взвалить вину за него опять-таки на ЗЛОГО; всеобщая мобилизация варшавских уголовников на расправу со ЗЛЫМ перед стадионом. Всё это вам известно.

Йонаш Дробняк замолчал, наступила глухая тишина. На мгновение все затаили дыхание. Каждый чувствовал, что ясный и чёткий рассказ этого необычного человека становится в головах слушателей какой-то беспорядочной смесью впечатлений, хаотичным переплетением мыслей.

И вдруг все заговорили, перебивая друг друга.

— Откуда вам это известно? — выделился из общего шума голос Витольда Гальского, и снова стало тихо.

Лицо Йонаша Дробняка осветилось улыбкой, его длинный нос с забавной важностью поднялся кверху.

— Откуда известно? — повторил он. — Признаюсь, мне трудно ответить на такой вопрос. Известно, во-первых, потому, что я по профессии бухгалтер и умею расшифровывать спрятанные в документах, даже самым искусным образом, секреты предприятий. Во-вторых… — Йонаш Дробняк потупился и покраснел; по его желтоватому худому лицу пробежала тень застенчивости, как у человека, только что раскрывшего свою сокровенную тайну. — Во-вторых, — повторил он, — потому, что я детектив-любитель. — Он медленно, осторожно поднял голову, ожидая взрыва смеха. Но слушатели молчали. — Чтобы разузнать о давних событиях в Секерках, я вынужден был провести там некоторое время. Меня интересовала атмосфера этого места; я изучал криминалистику и искал контакта с преступным миром.

Со ЗЛЫМ было иначе: он сам навязал нам контакт с собой. Внешняя таинственность словно бы вездесущего Новака — ЗЛОГО проистекает из абсолютно реального явления — распространённости хулиганства в Варшаве. Здесь происходит много скандалов: на каждом шагу скандал — от ссор в очередях за молоком и вечной войны пассажиров с обслуживающим персоналом на транспорте до кровавых пьянок в кабаках. Посторонние свидетели, как правило, не вмешиваются в эти скандалы, а ЗЛОЙ — наоборот, на каждом шагу вмешивался. Отсюда всё и пошло…

Все задумались. Через минуту заговорил редактор Эдвин Колянко:

— Вы неоценимый человек, Дробняк!

— Не нужно было сразу арестовывать ЗЛОГО, — довольно агрессивно заявил Калодонт, обращаясь к Дзярскому, — и сажать его в тюрьму.

— Правда… — подтвердил Генек Шмигло.

— Граждане, — спокойно и решительно сказал Дзярский, — я среди вас представляю государство и закон. Генрик Новак арестован именем закона.

Йонаш Дробняк, немного помолчав, поддержал его:

— Я думаю, поручик Дзярский прав. Генрик Новак должен отбыть наказание. Единственный путь к нам проходит через зал суда и тюремную камеру. Другого пути нет.

Тут он приветливо всем поклонился и исчез так же быстро и неожиданно, как появился. Все сидели, окаменев от удивления. Потом, как по команде, бросились к окнам. Внизу Дробняк садился в смешной автомобиль «кабриолет-лодочка», стоявший у тротуара. Старательно закрыл за собой дверцу, поставил между колен зонтик, посмотрел вверх, прощальным жестом приподнял свой допотопный котелок, улыбнулся с сердечной приязнью, помахал рукой и послал несколько воздушных поцелуев. Потом завёл мотор. Диковинная машина вздрогнула, качнулась и внезапно двинулась вперёд, оставляя за собой клубы дыма.

Все отошли от окон. Каждый ощутил в эту минуту потребность побыть в одиночестве. Только поручик Михал Дзярский, занятый своими мыслями, не поддался общему настроению:

— Я должен арестовать Шаевского! — сказал он через несколько минут старшему сержанту Мацеяку, когда они вышли на улицу.